Темное подземелье сочилось влагой и духотой. На глубине вдоль стен одного из заброшенных тоннелей, словно трупы лежали десятки людей, чьи лица и тела медленно, но верно покрывались проявляющейся коричневой сетью кровеносных сосудов, несущих больную кровь вместе с поселившимся в ней вирусом. Еще с десяток человеческих фигур находилось и двигалось тут же в темноте, разбиваемой всего двумя горящими толстыми свечами с коротким фитилем. Кожаные одежды, либо голые до пояса они не чувствовали холода и сырости, не нуждались в большем освещении, даже не дышали. Они следили за людьми, обращающимися в новую религию, становящимися в ней теми существами, о которых можно было только читать. Но сейчас эта новая религия обрела тело… человеческое тело, с четкими, словно прорисованными линиями вен на всем теле, за исключением верхней части лица. И один за другим перерожденные, слабые и почти беспомощные отводились по проходу налево, под руки, к шумевшему позади громоздкого сколоченного деревянного трона, водопаду из нечистот, где вернувшиеся обретали силу, отбирая ее у бактерий и микроорганизмов бесконечного потока, питаемого большим городом.

Трон был пуст. Лука и его спутница Лилит после того как обратили жаждущих перейти черту братьев; Ворона, Креста, Буера, Свина, Шакса и Воланда, стали часто выходить на поверхность ночью. Первых шестерых обращенных, Лилит нарекла Первыми Демонами, остальные готы, не входившие в первый круг Лилит, нарекались Сумраками, сейчас их было по двадцать существ на каждого демона, а Сумраки плодили всех остальных. Они уже создали первых червей на бесконечных свалках вокруг Москвы. Червями становились почти все, легко и без всякой проверки на приверженность готическому течению и настроям. Бомжи, алкоголики, наркоманы, бездомные, нищие, калеки, попрошайки… За те несколько дней, которые были отпущены Луке и Лилит, Первым Демонам и Сумракам, Лука с трудом, но без всякой жалости учил их отдавать жизнь, восстанавливая другую, иссушая друг друга до полусмерти и восстанавливаться, пользуясь поддержкой окружающих их демонов. Забирать же жизнь они умели с первой секунды своего второго рождения. Этому их научил поразивший большую часть их клеток вирус. И теперь откровение, переданное Лукой демонам и дальше, сыграло свою роль. Сумракам нужно было лишь исцелить двух-трех бомжей на свалке, используя огромные биологические потенциалы миллиардов микроорганизмов в гниющих отходав под ногами, как к ним потянулись люди за избавлением от страданий, болезней, голода… Они честно предупреждали, что переродиться сможет не каждый, часть погибнет, но… человек доведенный до отчаяния, сломленный жизнью, разрушающий себя дешевым спиртом, иглой, газами с отчаянной радостью хватался за шанс хоть как-то изменить свое существование. И теперь на Московских свалках лежали сотни перевоплощающихся, часть из которых никогда не оживет, разрушившись окончательно под силой колонии захватившего их вируса, но другая часть, почти половина перерождалась, покрываясь зловещим рисунком, получая статус червя. Переродившиеся высосав жизнь из многометровых слоев помоев под ними, радостно смеялись, впервые за долгое время перестав ощущать боль внутренних органов, циррозов, ломок, опухолей и пораженных конечностей. Болезни и зависимости больше не властвовали над ними, теперь они сами могли убить любую болезнь, вместе с носителем, теперь они сами были болезнью для всего живого. Легион Нечистого воскресал и прорастал из отверженных и сломленных. Нечистый, имя которого было Лука, становился Богом на этих свалках, в этих сколоченных из мусора домах. Его имя произносилось шепотом, будущие черви сами ползли к своему спасителю, о котором говорили Сумраки, дарящие его силу и знание, поскольку он был единственным, кто действительно принес им избавление от страданий, от боли, холода, болезней, он объединил их некоей целью, которую они не могли еще знать, но точно чувствовали ее существование.

Десятки страшного вида бомжей, долго стояли на кучах мусора неподвижно, вглядываясь в приезжающие мусоровозы, в топчущие и ровняющие мусор бульдозера, под дождем и солнцем, днем и ночью и каждую ночь их становилось больше. Демоны открывали глаза.

***

Утро следующего дня Трофим вышел из своей квартиры в глубокой задумчивости. Вчерашний разговор с Владимиром заставил его задуматься о возможном месте положении Луки Псараса с учетом всех биологических и известных психологических особенностей существа. Раздумья над этим не давали ему покоя до середины ночи, только после разговора с женой, которая устроилась в незнакомом ей городе, он смог отвлечься от мыслей, успокоиться и уснуть. Очевидно, что времени было не много, вариантов было всего несколько. Либо Псарас погиб и именно этим объясняется отсутствие инфицированных в Москве, либо он собирает, множит и копит силы, но для этого ему нужно место, где достаточно много носителей той самой энергии, которую так легко отбирают у живых существ мутировавшие клетки носителя. Облеты близлежащих зеленых насаждений, постоянное прочесывание и наблюдение за рекой не выказывали подозрительных явлений. Черных пятен не было, рыба не всплывала кверху брюхом, вода не меняла цвет. Химические и бактериологические анализы на разных отметках по течению реки не показывали отличия от привычного фона загрязнения. Подозрительные притоны, подворотни, куда полиция старалась не заходить, потому что местные обитатели наркоманы и бомжи не были нужны никому, даже бесплатной рабочей силой в тюрьму, просматривались по нескольку раз на день специальными сотрудниками. Ничего не было видно. Лука, это страшный ходячий, по сути мертвец, который давно должен был бы умереть еще в подземельях Зоны, который организовал беспрецедентное побоище, объединившее силы всех сталкеров Зоны, возможно сгинул здесь в Москве… Трофим грустно хмыкнул. Было бы хорошо если вдруг так оно и произошло, но пока не доказано обратное, нужно считать его живым.

Ученый свернул на неширокую, но длинную привычную улочку где располагался ряд магазинов, стояли бабки с цветами, околачивались попрошайки играя на гармошке или просто грустили перед коробкой в которой валялась рублевая мелочь. Трофим почувствовал что ему нужно сесть. Осмотревшись он выбрал свободную скамейку, у ножки которой заглядываясь на прохожих топталось два голубя. Сентябрьское солнце здесь в Москве по-другому грело и даже обжигало кожу. Трофим расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и глубоко вздохнул, наслаждаясь движением протекающих потоков людей, отдаленным звуками машин, которым проезд по этой улочке был закрыт, и чириканьем воробьев. Справа от него сидело несколько бабок с корзинами цветов, напротив доброжелательно распахнул двери продуктовый магазин, у которого сидел подвыпивший бомж с гармошкой за спиной и битой алюминиевой тарелкой перед ним, слева располагалась несколько почти пустых скамеек на которых из-за чего-то дрались воробьи, да пара газетных киосков, в которых не было видно продавщиц, очевидно сидящих ниже прилавков со своим вечным вязанием непонятных вещичек. Мимо протекал люд. Кого здесь только не было. И юные девочки абитуриентки, и работяги и приличные матроны с габаритами от ста пятидесяти. Громко переговариваясь прошла группа музыкантов с гитарами в чехлах, длинными волосами в пучке, кожаных куртках с железными клепками и яркими рисунками черепов на банданах и футболках. Еще и еще пестрый, разномастный люд со своими делами, заботами, разговорами. Из магазина вышел еще один музыкант выше среднего роста, в широкополой шляпе, зеркальных очках, черной кожаной одежде и, несмотря на жару, в перчатках. Его рот закрывал шейный платок, отчего он немного напоминал сталкеров. Не заметно для себя Трофим засмотрелся на него, в конце концов такой новый стиль в молодежном движении был для него новинкой. Музыкант присел на корточки рядом с бомжом, что-то сказал ему, бросил монетку, потрепал по плечу и ушел.

Трофим проводил его взглядом и снова уставился на поток проходящих людей, коротких юбок, стальных брюк, подолов, джинс, туфлей и кроссовок. Захотелось пить. Он уже собирался было встать, чтобы зайти в магазин, как вдруг его взгляд упал на бомжа. От увиденного пить ему перехотелось совершенно. Бомж был мертв. Он сидел, уронив голову на грудь и как будто бы спал, но иссохшие руки, потемневшая и будто истонченная кожа лица, обожгла Трофима холодом понимания. Он видел примерно такие же тела… там в Зоне… именно так и убивали зомби истощая и превращая в мумию. Судорожными движениями он полез в карман брюк, где лежали ключи от дома, к которым был привязан брелок. Особый брелок из магазина. Трофим нажал на кнопочку посередине, включая тревожную сигнализацию и теперь все агенты спец служб, направленные на поимку Луки, устремились к нему. Именно сейчас Владимир, сидевший за монитором ноутбука в сувенирном магазине подпрыгнул на метр, едва не ударившись головой о низко расположенную лампу, именно сейчас на выделенных каналах планировалось оцепление района, вылетали из гаражей бронированные джипы полные бойцов с хмурым взглядом, с артефактами на груди, именно сейчас несколько беспилотников застыв на разных высотах взяли в объектив Трофима и близлежащие окрестности. Ученый вспомнил что-то и достал из грудного кармана наушник, замаскированный под дешевый слуховой аппарат.

– Док, Док, это Владимир! Что случилось? – раздался задыхающийся от волнения голос. Трофим задумался на мгновенье. – Если не можешь говорить покажи, я вижу сверху!

– Они среди нас, Володя…

Гробовое молчание в эфире.

– Как ты вычислил, Док?

– Напротив меня у дверей магазина труп. Видишь? – не двигаясь ответил Трофим.

– Ты уверен Док?! Может это приступ?

– Это не приступ. Это не Лука… это кто-то из его свиты, – медленно и негромко сказал ученый, понимая весь ужас ситуации.

Надежда на то, что все обойдется, что Лука Псарас все-таки не выжил не оправдалась и теперь счет идет на дни. Возможно нужно будет эвакуировать весь город и бомбить Москву тактическими ядерными зарядами. Правительство то давно снялось с города, а залы со сценами заседаний и совещаний можно поставить и в бункере. А население… пока еще ни о чем не подозревает, они-то и станут первыми зомби в этом городе. Холодной волной поднималась злость. Миллионы невинных… огромный мирный город… в огонь, если только они не вырежут эту заразу подчистую.

– Высокий, одет в черную кожаную одежду, шляпа, очки и платок на лице, перчатки. Ушел налево от меня минуты три назад. Проверьте морги, ищите тела с признаками истощения. Откуда прибыли, друзья, знакомые, ищите, – негромко диктовал Трофим.

– Уже. Уходи оттуда Док, наши скоро будут, тебе лучше не светиться при таких событиях.

Трофим поднялся. Вдалеке уже слышался вой сирен, рядом с трупом бомжа как бы невзначай появился крепкий мужчина в шортах, футболке и кепке, сжимающий свернутую газету в руке. Он загородил тело от потока лишь на секунду встретившись взглядом с ученым. Трофим пошел и больше не оборачивался.

***

На следующее утро, которое норовило зарядить мелким унылым дождиком в окна автомобилей, он уже был в сувенирной лавке, оборотная табличка за стеклом которой гласила "Закрыто". Теперь он зашел далеко за прилавок, в ожидаемо приличных размеров помещение, с большим столом посередине на тумбах, с выдвижными ящиками, на котором проецировалась карта города, несколькими мониторами и оружейными шкафами под старину, но само собой стариной внутри и не пахло. Даже не заглядывая можно было уверенно предположить, что там находятся те самые экспериментальные пушки, которые заходят и на прилавок Сидоровичу и другим торговцам для испытаний в самой жесткой и не прощающей среде – Зоне. Да еще и сталкеров вынуждают тратить на это свои кровные… ничего не скажешь, бизнес. В помещении также находилось пара простых письменных столов, несколько стульев, книжный шкаф без дверец, стойка-вешалка и складные ширмы возле дивана.

На проецируемой из нескольких проекторов сверху карте виднелись яркие красные пятна. Пятна располагались большей частью ближе к западной части города, хотя было несколько и с восточной.

– Красным отмечены места, где были найдены характерные трупы, – пояснил Владимир, когда Трофим был готов к разговору. – Всего восемьдесят шесть человек.

Владимир был одет в серый в вертикальную полоску костюм и светло-голубую рубаху. Трофим же явился в синих джинсах, красной футболке и в джинсовой жилетке с множеством карманов, которые были забиты всякой всячиной.

– Значит гнездо где-то здесь, – сделал очевидный вывод Трофим. – Это что Можайский район?

– Да, Док. Мы уже вчера начали проверку всего и вся, бросили туда почти всех наших защищенных оперативников. Поймали одного, но это пока ничего нам не дало. Но, Док, я не для этого попросил вас сюда приехать. Физическую работу и дознание, мы оставим нашим парням, а от вас бы я хотел, как от специалиста имевшего дело с этими зомби, объяснить их суть. Если хотите, психологический портрет. Может быть это поможет нам понять их способы охоты, распространения и предугадывать шаги. Вы сможете сделать это?

– Я попробую, – ответил Трофим.

Хозяин помещения указал ему на один из экранов.

– Здесь запись процедуры дознания одного из пораженных. Я бы не хотел показывать вам ее сейчас, но позже, после того как вы составите их портрет и описание. Итак, вы начните, я буду уточнять по мере поступления информации. Наш разговор разумеется записывается и будет прослушан специалистами практически в онлайн режиме, но, – успокаивающе предупредил Владимир, – вы можете говорить все что угодно, материться, плеваться, посылать всех к чертям, все что угодно если это поможет нам лучше понять с чем мы имеем дело. Давайте присядем, если хотите, я приготовлю чай.

– Нет, чаю не надо, – сказал ученый усаживаясь на стул под старину.

– Начинайте. Что вы о них думаете? – спросил "продавец", а если действительно, то специальный сотрудник, садясь напротив, сложа руки вместе и положив их на колени, одновременно слегка наклонившись в сторону некробиолога.

– Вы о Псарасе, или о тех что называют себя Братством и захватили Киев?

– Пока о Псарасе. На наше счастье Братство двигает на Запад, а не на Восток. Мы помогаем в той стороне чем можем, но прежде всего защищаем свои границы. Мы стянули огромные силы к границам, выжгли пояса безопасности – огромные пространства, в десятки километров, на которых еще не скоро объявится что-то живое. Работы продолжаются. То же самое мы делаем и на границе с Китаем. Сейчас вообще все страны жгут и травят свои территории, только в Европе на такое все еще не решились. Они считают что… в общем Бог его знает в действительности что они считают, но принимаемые ими меры явно не достаточны. У них много своих сложностей, плотность населения, протесты, мало свободного места, особенно под обеспечение мертвой полосы, недостаточно решительное управление. Наше положение было бы значительно лучше, если бы не своя угроза в сердце страны, – "продавец" вздохнул, и это получилось довольно искренне.

Трофим покрутил головой, ожидая увидеть глазки камер, но, как и следовало ожидать ничего подобного не увидел.

– Лука Псарас, наверное, уникальный носитель, – начал он. – Я думаю, что он смог в какой-то мере выбраться из-под воздействия вируса. Ночью я изучил все материалы и записи сделанные при его транспортировке, которые вы мне выслали, и должен сказать, что изменения объекта поразительны. Он владеет своим сознанием и отличает его от потребностей зараженного организма. Можно сказать, что психологически он вернулся к нормальному человеческому мышлению. Он способен справляться с приступами голода, способен адекватно разговаривать с людьми на отвлеченные темы, но пищеварительная система очевидно утеряна навсегда, так же как и внешний облик. Его клетки, насколько я понял, в силу продолжительного нахождения на грани голодной смерти полностью захвачены вирусом, клеток самого носителя, которые могли бы служить накопителями энергии утеряны и теперь он, наверное, на девяносто процентов скопированная версия прежнего Луки Псараса, – Трофим наклонился вперед к внимательно слушающему его "продавцу", непроизвольно повторив его позу. – Я склонен считать, что не только его воздействие на жизненные формы сильнее чем у обычного зараженного, но и человеческие, волевые, эмоциональные критерии и установки в разы прочнее чем у остальных, и даже наверняка сильнее чем у нас с вами, чистых людей, не зараженных никаким вирусом, – Трофим вдруг вспомнил о чем-то и осекся, что конечно, не ускользнуло от Владимира, но он не подал виду что заметил это. – У нас, у чистых людей, – задумчиво повторил некробиолог.

– И в связи с этим, считаете ли вы что он представляет большую угрозу, или мы можем не ожидать такой беспрецедентной агрессии со стороны зомби? – спросил Владимир.

– Наверняка он представляет не меньшую угрозу, в силу того, что он владеет своим сознанием и не склонен совершать ошибки. Судя по тому, что безудержное наступление зараженных еще не началось, у него либо ограниченные возможности к распространению вируса, либо он сознательно не расширяет свою колонию. В конце концов прошло уже больше недели с тех пор как он предоставлен сам себе, а за это время в условиях плотного города он мог бы заразить десятки человек, те через пару дней сделали бы сотни, сотни через пару дней сделали бы тысячи, а тысячи уже не были бы так незаметны, – Трофим вздохнул, задумавшись на секунду. – Думаю, что Лука сейчас стоит на стадии вынужденного сдерживания своей колонии. Возможно он уничтожает некоторых из своих зараженных, чтобы не допустить хаоса в Москве. В конце концов у него же были свои привязанности. Я лично передал ему фотографию его дочери… я думаю это вывело его из полубессознательного состояния и частично активировало участки памяти, что дало дальнейшее восстановление и даже развитие интеллекта.

На минуту оба замолчали.

– Так вы думаете, он не будет уничтожать нас, как это делает Братство на Западе?

– Я не могу сказать за него или взять на себя ответственность утешительного прогноза. В любой момент, любой из зараженных может потерять контроль над собой, нарушить какие-то внушенные ему Псарасом установки и начать разносить инфекцию направо и налево. Я считаю, что картина мира зараженных формируется заново. Я видел, как сталкеры одиночки годами не признающие никакого авторитета над собой, становились просто элементами Братства. Узнавали своих друзей, но не признавали ничьих доводов к осознанию своего положения, кроме внушенных им установок. Даже умирая от голода они призывали перейти сталкеров на их сторону. Действие вируса на мозг крайне мощное, он подавляет все остальные инстинкты, включая инстинкты самосохранения. Единственная цель вируса – найти нового носителя и расширить ареал своего обитания, для этого он использует память и возможности носителя, позволяя ему самому определять, как лучше заражать людей, либо заражающий определяет роль зараженного в его системе. Все служит одной цели. Суть всех вирусов одинакова. Все что они видят перед собой это лишь новые возможности для своего существования, поэтому рано или поздно Москва вспыхнет эпидемией.

– Я вас понял, Трофим Аристархович, – негромко сказал Владимир. – Стоит ли нам повторно вести переговоры с Псарасом или уничтожить его при первой возможности? Ведь он все-таки сдерживает развитие колонии, обезглавив его мы рискуем тем, что размножение зомби станет бесконтрольным.

– Вы должны знать, что оно рано или поздно станет бесконтрольным. Я профильный некробиолог. Я работаю с вирусами, активирующимися при характерных некробиотических изменениях в организме. При жизни человека это не влияет на его поведение. Вирус постепенно заменяет клетки начального тела носителя своими. Он берет на себя часть функций организма, встраиваясь и запоминая последовательность срабатывания нервных импульсов, поскольку становится этим организмом, но при этом он не влияет на сознание. Даже после смерти он не позволит мозгу разрушиться и будет пользоваться воспоминаниями, умениями, инстинктами сохраняя дееспособность оболочки. Он не позволить телу убить себя и его голодом или влезть в аномалию, если кто-то будет покушаться на тело, он будет защищаться теми способами, которые будут в, прежде всего, моторной памяти носителя. Этим и отличается некровирус от разработанного штамма в подземной шестой лаборатории. Вирус из подземной лаборатории берет управление живым организмом на себя полностью. Этот вирус может паразитировать только на живом организме, кроме того его возможности к внедиапазонной частотной синхронизации на порядке мощнее чем у некротических объектов третьей категории. Третья категория колонии в настоящий момент самая развитая из стабильных колоний в Зоне, конечно были зафиксированы и четвертые категории, но они довольно неустойчивы поскольку…

– Трофим Аристархович, – мягко перебил его Владимир, – я понимаю вашу профильную увлеченность эти самыми зомби, но давайте вернемся к нашим баранам. У нас очень мало времени.

– Да, да… я просто… да, конечно. Что вы хотите еще услышать? – пришел в себя Трофим.

– Итак, подытожьте для всех нас пожалуйста. Мы уже поняли, что вспышки не избежать, но какая философия или психология у носителей этой заразы, у этого, как его называют сталкеры – гнуса. Ведь у каждого живого существа есть своя модель поведения. Что мы можем ожидать в первую очередь? Какая политика у этого вируса?

Трофим растерянно моргнул и едва заметно пожал плечами.

– У вируса не может быть политики. Это всего лишь цепочка ДНК, РНК со своими в настоящий момент неразгаданными механизмами заменять собой генетический код клеток хозяина, в основе которого лежат сверхвысокие, вне диапазонные частоты электромагнитной природы. У вируса не может быть политики. Мы все для него лишь незаселенные территории, которые будут служить ему либо питанием, либо почвой для размножения. Не надо считать, что человек зараженный этим вирусом будет иметь собственные желания, и пытаться разглядеть человека в оболочке, он всего лишь ищет возможность выполнить поставленную ему задачу – распространение генома и исключение конкурентов в пищевой и репродуктивной среде.

– М-да… – протянул "продавец". – Выходит война до последнего человека?

– До последнего живого микроорганизма, – поправил его ученый. – Вы знаете что происхождение вирусов до сих пор не выяснено?

– Да, мне про это говорили ваши коллеги, – было видно, что Владимиру не по себе от проведенного разговора. Очень сложно смириться с тем, что ты являешься не более чем "незаселенной территорией".

– Очень может быть, что вирус – это конечная эволюция предыдущих биоценозов, в планетарном масштабе. Он появился еще до того, как возникли первые одноклеточные. Возможно он уже неоднократно уничтожал все живое до нас, – сказал некробиолог и от его прозрачного взгляда сквозь, Владимиру стало не по себе. – Мы просто выкопали его каким-то образом, возродили в пробирке… дали ему мишень, помогли эволюционировать… – некробиолог сокрушенно вздохнул.

Несколько секунд "продавец" смотрел на ученого. Серые волосы на его голове привстали дыбом, воротник светло-голубой рубашки будто подпрыгнул на напряженных плечах, руки до этого просто лежавшие ладонью друг в друге, сжались до побеления, лицо стало неподвижным, словно каменным.

– Ты знаешь, Док, – внезапно перешел на "ты" Владимир. – Я уже лет десять не был в Зоне, но сейчас, клянусь я почувствовал ее позади тебя.

Он нервной рукой расстегнул, практически сорвал верхние пуговицы с рубахи, вскочил и подошел к выдвижным ящикам стола. Он заметно побледнел и казалось тихая истерика била его изнутри. Трофим видел подобное. Это следы Зоны, однажды заглянувшая ему в душу, она навсегда внушила ему страх. Такие сталкеры не могут находиться в ее пределах, не свихнувшись или бессознательно не покончив с собой в аномалии. Владимир громко звякнул стаканом о бутылку, доставая их из ящика. Резко, с хрустом сорвал крышку и трясущейся рукой налил до краев. Не поворачиваясь к Трофиму, негромко выдохнув он в несколько глотков осушил стакан, жадно, словно это была просто вода.

– Как тебя кличут, сталкер? – негромко спросил Трофим.

Владимир вздрогнул, словно его застали врасплох. Голова вжалась в плечи, словно на него навели оружие.

– Моль.

– Я знал одного сталкера по кличке Моль, – усмехнулся Трофим совпадению. – Тот Моль – напарник Якоря.

–Ходит в старом комбинезоне "Сева" ранней модификации? – спросил его "продавец".

– Да. Как ты узнал?

– Это мой комбинезон. Я его продал мужичку, чтобы собрать денег на выход из Зоны. Комбинезон счастливым был, всегда меня из всех неприятностей вытаскивал, я так тому мужичку и сказал… его видать за меня после и приняли, из-за комбинезона. Вот еще на одну моль стало больше, – улыбнулся Владимир и только сейчас повернулся к Трофиму лицом.

Теперь Трофим видел, что это был далеко не парень, это действительно был сталкер, отмеченный Зоной, чью печать, как пулевое ранение нельзя ни стереть, ни замазать, ни залечить окончательно. И тот, кто уже получил подобную печать, всегда увидит ее на другом. Несмотря на этот элегантный серый в полоску костюм, светлую рубаху и лакированные туфли, если закрыть глаза, легко можно было представить его среди серого тумана Зоны, с влажным холодком ужаса и едва слышной дикой пляской легконогих слепых собак, проносящихся мимо схоронившегося от преследования сталкера.

– Еще стакан есть? – спросил некробиолог.