Первыми, подхватив оставшиеся оружие вылетели из погреба бойцы, затем они втащили Капезовича, и последним, спустя минуту с брошенными рюкзами появился Трофим. Зона встретила их сгущающимися сумерками с запахом канифоли и едва уловимого сгоревшего масла. Такие запахи оставались после выброса всего на пару часов. Оглядев друг друга в лучах фонаря, отряд принял разумное решение ночевать в деревне. Детектор хоть и не показывал собак, но делать привал за пределами деревеньки было крайне неразумно. Облегченно выдохнув, отряд собрал дров для костра, выбрав одну из изб, от которой осталось всего три стены. Бойцы уже не воспринимали отдельно стоящих мертвецов как угрозу, но стащив несколько старых деревянных изгородей соорудили ограждение. Наконец все было готово ко сну. Продуктов не осталось. Автомат Якова, единственный оставшийся у отряда пришел в негодность, когда боец упал на него вместе с рухнувшей лестницей. Яков внимательно осмотрел его, пару раз постарался передернуть затвор, но сокрушенно покачав головой отложил в сторону. Ученые нажали тревожные кнопки сразу после выхода из погреба, но в любом случае ожидать помощи на ночь глядя было наивно. Дальность сигнала бедствия в пределах Зоны достигала полутора километров. Зона вообще с трудом соглашалась на какие-то электромагнитные вмешательства из вне, являясь и в этом не познанным феноменом. Тем не менее тревожная кнопка, входящая во все комплекты комбинезона «Эколог», разработанная на Янтаре, с успехом перекочевала на другие защитные костюмы сотрудников Янтаря и работала одновременно в нескольких режимах. Устройство постоянно меняло частоту и интенсивность сигнала бедствия. Согласно экспериментальных исследований иногда сильный сигнал гасился прямо на выходе из источника, в то время как слабый мог достигнуть предельной для него дальности, но все было непредсказуемо, поэтому был принят определенный алгоритм, чередующий за свой цикл все частоты, на которых возможно было запеленговать их стандартным ПДА сталкера.

Капезович, усевшись на деревянном полу избы изучал показания камеры, которая при переключении показывала картинку в инфракрасном и ультрафиолетовом спектре. Трофим, так и не принявший обезболивающего сидел в некотором оцепенении перед костром. Яков и Сагитай, негромко переговариваясь, перебирали рюкзаки, которые наспех скидал Трофим. Тяжелое ощущение неотвратимой беды оставило людей, и если бы не ощущение голода и необходимость сидеть в огороженном от мертвецов и других желающих вольере, то можно было бы окончательно расслабиться. Тем временем, Капезович, увлеченно колдующий над видео, отображенном на сенсорном экране камеры вдруг подсел к Трофиму.

— Трофим Аристархович, тут наблюдается одна интересная вещь, — он расположил камеру так, чтобы видно было обоим.

От нечего делать бойцы, также присели позади ученых, заглядывая в экран камеры через плечо.

— Вот тут, видите, объекты стоят вроде как группами, — на картинке появилось видео стоящих в погребе мертвецов.

— Ой ё… хорошо, что я этого не видел, — с чувством, не сдержавшись вставил Яков.

— Я думал, показалось, потом прикинул нет не показалось. Я правильно посчитал, двенадцать первой категории и три второй. Вот на каждых четверых первой категории, приходится по одному второй категории. Видите? — Капезович увеличил изображение, растянув пальцами экран.

Когда дело касалось профессиональных моментов, оба сотрудника переходили на Вы и становились излишне галантными для местного окружения. Нередко сталкеры посмеивались над этой их привычкой, но вряд ли это хоть как то влияло на кадровых сотрудников Янтаря.

— Вижу, — ответил Трофим. — Ценное наблюдение, но к чему оно?

— А вот к чему, правда это не объясняет, но дает картинку в другом свете, — Капезович переключил съемку на инфракрасный режим, — видите?

Объекты второй категории светились оранжевым цветом, по сравнению с зеленеющими объектами первой категории. Сравнив по прилагающейся рядом шкале температур цвета, Трофим определил оранжевых температурой в двадцать-двадцать два градуса, а зеленоватых в семнадцать. Стоящие на расстоянии до полуметра зеленоватые объекты имели темно красные пятна повышающейся температуры, на частях тела, приближенных к объектам второй категории. Прокрутив несколько секунд видео, Капезович находил снимки, где такие картины были виднее всего.

— Они что греются? — предположил Сагитай.

— Вряд ли, — сказал Трофим, — это не термический обмен, это отображение химических реакций. Очень любопытно. Процессы взаимодействия и синхронизации или что?

— Понятия не имею, но это еще не все, смотрите, — продолжил Капезович. — Вот ультрафиолетовый спектр.

Он переключил режим и на практически черном фоне с неясными очертаниями силуэтов вдруг стали проявляться фиолетовые линии, пятна, меняющие форму и направления, соединяющие объекты друг с другом, вдруг прерывающиеся и возникающие уже в других местах.

— Ого! — не удержался Сагитай, — что это Док?

— Это ультрафиолетовый спектр, Сагитай, электромагнитное излучение в диапазоне между видимым и рентгеновским. Мы никогда не наблюдали подобного между группами на Янтаре, — Трофим посмотрел в сторону, вспоминая что-то. — Нет, никогда, — уверенно подтвердил он. — Здесь я могу только гадать. Очевидно что тоже идет какой-то обмен, я бы сказал передача информации… может быть вот это и есть та частота, на которой они синхронизируются, а Берик Капезович? Как вы думаете?

— Трудно сказать. Я думаю, что мы никогда не отмечали подобных картин, потому что мы снимали в других условиях, а здесь, э-э-э… там в погребе, практически идеальные лабораторные условия, естественная экранизация, время на фиксацию излучения, неподвижность объектов.

— Да, да, да…, — задумчиво потер подбородок Трофим, — очень любопытно. Но у нас нет оборудования чтобы расшифровать эти излучения и привязать их к конкретным процессам.

— Но это еще не все, вот смотрите, — значимо подняв указательный палец вверх сказал Капезович, — вот наш сто пятьдесят шестой.

Камера показала картину из-за плеча Трофима. Трофим был отображен оранжевым температурным фоном, приблизительно двадцать градусов, как и температура окружающей среды, поскольку комбинезон полностью блокировал тепловое излучение, а вот стоящий перед ним объект светился ярко желтыми тридцатью градусов.

— Этот вообще горячий, — сказал Яков. — Тридцать градусов? У мертвеца?

— И это еще не все, — Берик, отмотал назад замедлил скорость и повысил чувствительность камеры, видите?

На многократно замедленном воспроизведении было видно, как лицо мертвеца медленно пронизывает сетка вен, прорисованная более ярким цветом и постепенно темнеющим. Зрелище было жутковатым, для тех кто не знал возможности этой камеры, но ученые знали о чем идет речь.

— Вот так значит?! — не сдержал изумления Трофим. — Это пульс, он запустил сердце… осознанно!

— Да, — в тон ему ответил Берик, — я посчитал пульс, это примерно сто двадцать ударов в минуту.

Не в силах сдержать возбуждения, Трофим вскочил и начал ходить по нескольким метрам деревянного пола избы. Затем, видимо взяв себя в руки, он отпил несколько больших глотков воды из фляги и сел на место.

— Понимаете, — Трофим обратился к нависшим позади него бойца, — неделю назад мы не были уверены в том что вирус научился синтезировать белок в естественных для него условиях, теперь мы не только видим самостоятельное деление и преобразование вируса, но и наблюдаем как он использует организм носителя! Это просто…, — ученый захлебнулся эмоцией, не в силах подобрать верное выражение.

— Но и это не все! — переходя в такую же степень возбуждения продолжил Берик.

— Ну-ка, ну-ка, что ж там еще?! — Трофим обратился в сплошное внимание.

— Вот, наш объект перед прыжком.

На экране появилась картина сидящих на земле, спиной к камерам бойцов, Яков светился засвечено ярким желтым светом. Капезович сбавил чувствительность, пока силуэты человека не приняли приемлемые очертания, где оголенная шея бойца показывала тридцать шесть и пять десятых градуса. Сто пятьдесят шестой стоял перед ними запрокинув голову вверх, готовясь к прыжку. Берик замедлил воспроизведение и навел фокус на ноги мертвеца. В замедленной съемке ноги, которые защищали только ранее камуфляжного цвета штаны, к моменту съемок из-за грязи уже потерявшие начальный цвет и имевшие несколько прорех на своей поверхности вдруг сверкнули ярко желтым цветом. Ярко желтый цвет в отверстиях штанов по шкале подходил к сорока градусам. Еще десяток секунд замедленного воспроизведения и объект в стремительном прыжке, прижимая к животу автомат вылетел из ракурса камеры.

— Видите? — возбужденно тыча в экран чуть ли не крикнул Капезович, — он произвольно повышает энергозатраты. Тут не меньше сорока одного градуса! Это же совершенно новое управление носителем!

Трофим протянул руку Берику.

— Поздравляю вас коллега, это просто прорыв, это блестяще! Третья категория качественно превосходит наши самые смелые предположения!

Ученые обменялись вдохновленными рукопожатиями.

— Док, а вы уверенны, что это хорошо? — мрачно осведомился Сагитай.

— Что именно? То что вирус прогрессирует такими темпами и носитель обретает качественно иной уровень? — спросил Трофим. — Безусловно, это очень важно для науки, я думаю для человечества в целом. У него уже даже название есть, вирус бессмертия! — совершенно потеряв от восторга голову доложил Трофим.

— Да фигня это все, Док, как ты его не назови. Ты что ничего не заметил?

— Я? — опешил Трофим. — О чем вы, Сагитай?

— Маска то у него, на морде… Санькина. Саня Клише, Док… помнишь?

Ученые пришли в себя. Оба. Суровая реальность Зоны вернула их в этот мир, там где каждый начатый день не гарантирует того, что он будет закончен. Они сидели в развалинах старого бревенчатого дома имеющего всего две стены, на Пепелище. Остальная часть была огорожена деревянным, связанным друг с другом проволокой штакетником, который не выдержит удара сапогом. Где-то в темноте бродили и стояли мертвецы, среди которых должен был быть сто пятьдесят шестой, с автоматом. Определенно это не то место, где нужно радоваться за успехи вируса, так умело распоряжающегося человеческим организмом, научившимся использовать его воспоминания, его мозг, прошедший миллионы лет эволюции.

— Вы знаете Сагитай, не поймите меня неправильно, — задумчиво сказал Трофим, — возможно я скажу крамольную для человека вещь, но происхождение вируса не выяснено до сих пор. Одно ясно точно, что вирус это то что возникло намного раньше самых первых бактерий.

— И что? Нам теперь кланяться ему что-ли? — раздраженно спросил Сагитай.

— Я в самых смелых своих теориях могу предположить, что не вирус появился на нашей планете, а мы появились на его планете. Понимаете? — осторожно спросил Трофим. — Я хочу сказать, что этот микроорганизм пережил все что не пережили другие формы жизни. Возможно он пережил и цивилизации возникшие раньше человечества, возможно он и был причиной гибели предыдущего населения Земли.

Сагитай усмехнулся.

— Нет оснований смеяться над этим Сагитай, существует множество доказательств, которые мы не склонны рассматривать в априори, а между тем крупные институты по всему миру всерьез изучают это направление, — Трофим выдохнул и замолчал.

— Не знаю, я бы выжег к чертям собачьим весь этот ваш питомник… что с ними цацкаться?

— Я вас понимаю Сагитай. Но вы же всерьез не думаете, что уничтожение объектов, пусть даже всех остановит этот самый вирус? Он останется в земле, в воде, вылезет через десять, двадцать, сто лет, когда нас с вами уже не будет, это для него не срок, — Трофим отодвинул камеру, — поберегите батарейки, Берик Капезович. Если это форма жизни представляет угрозу человечеству, мы обязаны изучить ее настолько, насколько это возможно, понимаете? И личная неприязнь к конкретному объекту не конструктивна. Это Зона, здесь вообще с неприязнью поосторожнее надо.

— Это ты к чему, Док?! — нехорошо спросил Сагитай.

— Классная у вас камера, — вмешался Яков, разбавляя неуместно накаляющуюся атмосферу, — инфракрасный вообще огонь! Дай посмотреть, — попросил он у Капезовича. — А ночное есть?

— Конечно, — подтвердил Берик, — вот тут включается, вот тут настраивается.

Он указал пальцем на кнопки. Яков перехватив камеру поудобнее обошел костер, так чтобы он оказался за спиной и глядя в повернутый к нему экран принялся осматривать окружающую их ночь. Он медленно просматривал на увеличении и кладбище и отдельно стоящих мертвецов, затем переключив на инфракрасный режим присвистнул.

— Смотри-ка Капезыч, как жарки светятся.

Берик подошел к бойцу и уставился на экран. Яков, увлеченно несколько раз переключил с одного режима на другой. На экране то исчезали, то вновь появлялись разбросанные на обозреваемой территории жарки, видимые в инфракрасном режиме, зато при переключении на ночной режим картина становилась контрастно бесцветной, а вдалеке угадывались очертания мертвецов, да еще один стоял неподалеку метрах в двадцати, прямо за жаркой, исчезая из видимости засвеченный ее ярким фоном при смене режима с ночного на инфракрасный.

— А этот смотри как спрятался, жуть, — негромко сказал Яков, — даже детектор не видит, сливается с жаркой.

Заинтересовавшись подошел Сагитай, раздраженный непониманием возникшим между ним и Доком, особенно равнодушным отношением ученого к смерти сталкера. Он был бы рад выпустить пар, но в действительности здесь, на Пепелище ничего сделать не мог. Разглядев направление, где стоит мертвец, Сагитай направил туда луч фонаря. Из темноты на людей блеснул зеленый свет глаз.

— Это не объект, — почти в один голос сказали Берик и Трофим.

— Почему? — спросил Яков, неотрывно наблюдая за стоящим силуэтом.

— У человека сетчатка отражается красным, — ответил Берик.

— У объекта — белым, — добавил Трофим.

— Но это же… человек или это ваш объект, — растерянно сказал Яков, — вон и одежда на нем есть, — сказал он глядя на неотрывно следящие за освещенными со спины людьми, расширенными немигающими глазами.

— Знаете что, — сказал Трофим, — давайте отойдем от заборчика, подальше от этого.

Отряд синхронно отступил назад, сев позади костра, полукругом к жутковатому пришельцу, спрятавшемуся за жаркой и неотрывно наблюдающим за ними. Было крайне неуютно сидеть у костра, окруженными ночной Зоной с пониманием того что кто-то наблюдает за тобой в паре десятков метров из темноты. Несколько минут прошло в тягостном молчании.

— Оно все еще там? — спросил Берик, делая вид что поеживается от холода.

Сагитай встал, обошел костер и посмотрел в ту сторону, фонарь не добивал на такое расстояние чтобы осветить пришельца полностью, но зеленый отблеск глаз был виден отчетливо. Неотступно следящие глаза за людьми из темноты Пепелища. Боец вернулся обратно. Снова наступила боязливая тишина, подчеркиваемая негромким потрескиванием костра.

— Если это не мертвец, то местные за него не вступятся, так Док? — вдруг спросил Сагитай.

— Наверняка, — ответил Трофим.

— То есть если я его подстрелю, и эти ваши объекты не полезут нас харчить, то вот это хотя бы убежит?

— Я не знаю, — ответил Трофим, — сталкеры ничего похожего не рассказывали. Я вообще удивляюсь как они ночуют под открытым небом. Но вряд ли они лезут ко всем существам из тех кого увидят ночью.

— Мда… ребята еще те, эти ваши сталкеры, — задумчиво произнес боец. — Так как же нам спать теперь, пока оно там на нас пялится? Так никаких нервов не хватит.

Люди опять приумолкли, тревожно прислушиваясь к ночным звукам. Вдалеке хрипло лаяли собаки, тихо потрескивал костерок, который лишь слегка освещал окружающих его людей, ветра не было, но в отдалении что-то противно и раздражающе поскрипывало, будто кто-то время от времени пытался оторвать половицу от пола, но дойдя до половины процесса укладывал ее обратно. Часы показывали два ночи. В животе у Якова от голода бурлило так, что это было слышно остальным.

— И есть хочется, — грустно сказал Яков, — вон живот песни поет уже. Хоть бы галету какую-нибудь пожевать или ягоду.

Трофим вдруг что-то вспомнил.

— У меня тут есть немного, я забыл, — он достал из кармана маленький смятый кулек карамели, — ну если не хотите…

— Док, ты все-таки нас накормишь этой своей зомби-пайкой! — хохотнул Сагитай, — давай выкладывай, тут не до жиру, быть бы живу!

Компания оживилась, хоть небольшой но своевременный десерт из карамелек, приподнял настроение. Для четырех голодных мужчин, толком не евшим весь день это было совершенно не существенно, но гораздо более важно, что это хоть чуть-чуть отвлекло их от мрачных мыслей, погасив на время тревогу. Но только на время.

— Мужики, угостите сталкера, — раздался слабый голос из-за заборчика.

Бойцы мгновенно развернулись на звук, встав на одно колено, готовые как выхватить пистолеты, так и кувырком уйти с линии атаки. В паре метров от заборчика стоял невысокий человек в плаще с капюшоном. В руке посох, нижняя часть лица прикрыта тканевой маской.

— Кто ты, дядя? — спросил Яков, повернув лицо так, чтобы оно меньше освещалось костром и не слепило устремленные в темноту глаза.

— Местный я, живу тут недалеко. Сюда никто не заходит почти, я вот вижу огонек, решил заглянуть. — дребезжащий немощный голос казалось принадлежал старику, — Ты бы мне калитку отворил, сынок, я тебе все и расскажу.

Фигура скрытая капюшоном неверно колебалась в отблесках костра. Кто бы мог передвигаться ночью по Зоне? Может действительно местный житель, какой-нибудь хранитель кладбища или странный выживший из ума отшельник? Яков привстал с колена, заметно расслабившись.

— Ну ты даешь, отец. Кто ж ночью то по Зоне ходит?

— Да, ночь это не для каждого, я тут недалеко живу, мне не страшно. Ты бы отворил калитку сынок, я тебе все и расскажу, — дребезжащий голос удерживал просительную интонацию.

Яков добродушно хмыкнул и направился в сторону старика. В душе у Трофима шевельнулся холодок, страшный холодок ужаса присутствия чуждого существа.

— Яков, назад! — не своим голосом заорал он.

В следующую секунду полы плаща старичка разлетелись в едва уловимом движении, и Яков остановивший ход и попятившийся назад был отброшен сильным ударом в грудь. Отлетев на несколько метров он упал на Сагитая и Трофима, повалив их навзничь. Раздался близкий стрекот автоматной очереди. Старичок взвизгнул и метнулся в темноту. Короткая автоматная очередь откуда-то из центра сгоревшей деревушки резанула убегающего и почти растворившегося в ночи в спину. Еще один сдавленный стон.

— Что это за на хрен? — в состоянии шока кашляя розоватой мокротой, хрипя спросил Яков, уже держа один из пистолетов в руке, а второй держась за грудь, но все еще не в силах встать.

Сагитай уже перекатился и стоял с оружием на изготовку у стены. Берик направил камеру в след убегающему существу.

— Это что излом? — приходя в себя и с хрипом втягивая воздух спросил Яков.

— Да, Яков, судя по всему это он… — подтвердил Трофим.

Из темноты раздался страшный крик и низкий гомон нескольких мертвецов.

— Я ему не завидую, — вдруг сказал Берик, — смотрите.

На экране камеры в режиме ночного видения было видно, как несколько мертвецов окружили пытающегося встать излома и распростерли над ним свои руки. Вот скорым шагом с автоматом приблизился еще один мертвец и вытянув руку потянулся к мутанту. Излом взвизгнул и страшным ударом своей гипертрофированной конечности снизу вверх ударил мертвеца. Раздался отчетливый хруст ребер, сто пятьдесят шестой отлетел, обронив автомат. Но к месту сражения спешили уже другие мертвецы, что-то бормоча и спотыкаясь. Излом не мог встать, что-то случилось с его ногами, как только он опирался на них, они подкашивались и он с высоким криком, похожим на визг падал на землю. Один из мертвецов задел жарку. Все осветилось ярким пламенем в котором в слетевшем напрочь плаще был виден сам мутант. Человекообразное существо, без признаков пола, кривлялось и извивалось под протянутыми руками мертвецов, сучило ногами, вздымая пыль. Одна из рук, длинною как и сам мутант раненной змеей извивалась в попытке защититься от воздействия мертвецов. Вот к излому вернулся сто пятьдесят шестой, и ближе всех встал к бьющемуся в мучениях чудовищу. Медленно опуская руку Юрок, словно утихомиривал дикого зверя, тот раскинув руки и ноги, отдавал жизнь и силу нависшим над ним телам, постепенно выгибаясь всем телом и шипя, не в силах сопротивляться. Излом усыхал на глазах, превращаясь в мумию. Еще несколько секунд и вместе с успокоившейся жаркой затих и он. Воцарилась темнота и тишина, которую не нарушал даже лай собак. Капезович открыв рот смотрел на экран камеры. Большая часть мертвецов разошлась. Несколько объектов первой категории с явно выраженными повреждениями тела осталось в полной тьме рядом с телом излома. Батарейки камеры издав прощальный сигнал сели, лишив людей ночного зрения. Из темноты в нескольких десятках метров раздался хруст выворачиваемого сустава и чавканье.