Пробудился я только под вечер. Вот это даванул на «массу»! Придется оставаться здесь и на ночь, утро вечера веселее. Я немного перекусил, чем Бог послал, и опять заполз на свою лежку. Теперь уже было не заснуть, и я долго ворочался. В голову лезла всякая дурь, вообще что-то непонятное, но, в конце концов, я забылся в тяжелом сне.

Да, утро принесло облегчение. Я чувствовал себя хорошо отдохнувшим и готовым к новым «свершениям». И я опять подался на восток и шел так довольно долго без всяких приключений. Сплошного лесного массива здесь уже не было, и открытые участки мне приходилось преодолевать очень осторожно.

И вот только здесь начали встречаться следы боев — окопы, воронки, разбитая техника, но, ни тел убитых, ни оружия почему-то видно не было. Немцы своих, наверное, подобрали и увезли. Ну, а наших, вероятно, местные жители похоронили, потому что невдалеке я заметил какой-то населенный пункт, довольно большой. Я решил понаблюдать за обстановкой. Это была не большая деревня, а средних размеров село, потому что я заметил маковку церкви. Хотя, скорее всего, там находился склад какой-нибудь или клуб. А сейчас, при немцах, там может быть все, что угодно. Немецких солдат не видно, но по улицам, то и дело сновали полицаи.

Наверное, я, все-таки, потерял осторожность. Потому что, когда услышал хруст ветки за спиной и обернулся, то на меня в упор смотрел ствол трехлинейки. Держал эту винтовку бородатый дядька в цивильной одежде, но держал как-то неуверенно. Видно, что опыта обращения с оружием у него маловато. Но голос у него был твердый:

— Поднимайся! И не бузи.

Я оставил автомат лежать на земле, поднялся с поднятыми руками и хотел уже обезоружить мужика, тем более что он находился близко от меня. Но тут я заметил второго. Он держал меня на мушке. Пришлось менять тактику. Я схватил винтовку за ствол, дернул на себя, перевернул мужика спиной к себе и обхватил одной рукой его шею. А во второй руке у меня уже была финка, и держал я ее у горла захваченного. А второму сказал:

— Опусти винтарь!

Он подчинился, но вдруг посмотрел куда-то мне за спину. Этот трюк мне был хорошо знаком, и я на него не повелся. А зря, между прочим! Потому что, в то же мгновение сильный удар по затылку заставил меня рухнуть на землю.

Очнулся я от неудобного положения и вкусного запаха какого-то варева. Открыл глаза — я находился, вероятно, в лесном лагере. Повсюду сновали разномастно одетые вооруженные люди, а на костре в большом котле готовилась пища. Я хотел пошевелиться, но не смог. Спиной я был прижат к стволу дерева, а руки мои были связаны за этим стволом. Надо обдумать создавшееся положение, и я снова прикрыл глаза. Мне нужно решить, как вести себя с этими людьми. Скорее всего, это были партизаны, но это могли быть и люди, просто сбежавшие от войны и спасающие здесь свою шкуру… Ладно, когда будут допрашивать, тогда и пойму, что почем? А в том, что допрос состоится, я нисколько не сомневаюсь. Мешок мой, конечно, они уже перешерстили, поэтому его и не видно рядом, а лежит только одна фуражка. А в моем «сидоре» были еще и полицайские причиндалы. И что на уме у этих лесных жителей, неизвестно. Я скосил глаза на карман гимнастерки, он был расстегнут. Значит, мои личные документы тоже забрали, и они должны убедиться, что я свой человек. Но не факт, далеко не факт!

Ладно, пора «просыпаться». Я застонал и замотал головой из стороны в сторону. Это заметили, и ко мне подошел все тот же бородатый дядька:

— Ишь ты, очухался, болезный!

Я промолчал и снова прикрыл глаза. Вспомнил, как обмишурился при захвате, надо было все-таки повернуться. Но в таком случае меня бы продырявили, это точно! И, остался бы я жив, еще неизвестно. Нет, я все правильно сделал, живой остался. А если человек живой, то он найдет, что ему делать! Я открыл глаза, и боль стала сильнее пульсировать в затылке, а когда закрыл, снова стало легче. Будем иметь ввиду. Я снова открыл глаза, бородатый куда-то испарился, а ко мне шагал человек в кожаной тужурке и в кожаной же кепке с красной звездой. Мне сразу же подумалось: «Надо же! Вылитый Щорс!». Николай Щорс был героем гражданской войны, командиром полка, и я его никогда не видел в жизни. Не видел даже его портрета, но почему-то именно он пришел мне на ум. А когда человек подошел ближе, и я увидел, что у него через плечо висит «маузер» в деревянной кобуре, то восторгу моему не было предела. Этот пистолет тоже был героем гражданской войны. И я спросил его владельца:

— Стрельнуть дашь хоть разок?

— Что-что? Я не понял?

— Говорю, пальнуть дашь из маузера своего?

«Щорс» непонимающе посмотрел на меня, ему казалось, что здесь вопросы должен задавать он. Но, почти мгновенно, он собрался и строго произнес:

— Кто такой?

— А почему я должен тебе все докладывать? Ты-то сам, кто есть такой? Из чьих будешь?

Я решил прикинуться недалеким пареньком, нельзя сразу раскрывать себя. Человек представился:

— Командир партизанского отряда Медведь.

— Прикажите развязать, я командир!

Он кликнул бородатого:

— Петрович, развяжи его.

— Командир, а он того? Больно уж ловкий!

— Ничего, развязывай. Свой это, скорее всего.

— Да как же свой-то?

И Петрович этот чиркнул ногтем себе по горлу, явно вспоминая недавнее происшествие.

— Делай, что говорят!

Медведь уже начинал сердиться. И внешне он напоминал своего тезку. Такой же кряжистый, широкий и, видать, недюжинной силы мужик. Недовольно что-то бормоча про себя, Петрович все же освободил меня и очень резво отскочил в сторону. Я надел свою фуражку и медленно поднялся, держась за ствол дерева. Голова сильно закружилась, но я устоял и, отдав честь, доложил:

— Лейтенант Герасимов! Заместитель начальника Н-ской заставы.

Медведь тоже мне козырнул и предложил:

— Садись, давай, лейтенант Герасимов. Вижу, трудно тебе стоять.

— Да, крепко меня приложили ваши орлы.

— Ничего, заживет.

И тут он неожиданно спросил:

— А ты женатый?

Я даже растерялся:

— Нет еще.

И тут Медведь подмигнул мне:

— Я и говорю, до свадьбы заживет!

Мы рассмеялись, и Медведь подал мне руку. Вот так и состоялось наше знакомство, а вскоре он собрался уходить:

— Посиди пока, осмотрись. Сейчас тобой займутся, а серьезно поговорим позже. Медведь ушел куда-то по своим делам, а я стал осматриваться. Лагерь был хорош. Понятно, что все сделано в спешке, но сделано с умом. Деревья вырублены выборочно, а из этих бревен, наверное, сделаны срубы в землянках. И землянки построены в окружность с выходом в центр, чтобы выбегавшие люди не попадали сразу под обстрел. Между землянками вырыты ходы сообщения, а вокруг лагеря сделана еще одна, внешняя, линия обороны. Видно, знающие люди занимались всем этим. Вот взять, хотя бы, Медведя. Он, явно, участник гражданской войны, и боевой опыт у него имеется.

За этими размышлениями я не заметил, как ко мне подошла молоденькая девушка, даже скорее девочка, с санитарной сумкой через плечо:

— Можно я осмотрю вашу голову?

Я даже приосанился:

— Конечно, можно! Даже нужно!

Она начала осмотр и действовала так осторожно, что я ничего не замечал. И мне стало интересно:

— Что там творится? Мозги не выскочили наружу?

— Да нет, ничего страшного.

А я, с усмешкой, продолжил:

— Хотя, скорее всего, там нет никаких мозгов! Если бы были, то точно выскочили. Но, если с другой стороны посмотреть, то голова — это кость, а кость болеть не может. Но у меня что-то болит, а это значит, что мозги у меня все-таки есть!

Мне удалось ее рассмешить, а то она делала из себя строго врача. Ей бы в куклы играть, да их лечить, а не взрослых дядек тут перебинтовывать. Девушка закончила смеяться и сказала:

— У вас тут небольшая рана и огромная шишка!

Немного помолчала и добавила:

— А мозгов совсем не видно.

И вот здесь пришла моя очередь рассмеяться. Но мне было больно, и я хохотал, молча, обхватив голову руками. В конце концов, мы успокоились, и она смазала мне ранку йодом. Желая продолжить приятное общение, я спросил:

— А зовут тебя как, спасительница моя?

— Людмила, Люся!

— А меня Виктор.

— Хорошо, а я вам сейчас еще что-то принесу!

И она убежала. Очень скоро вернулась и протянула мне жестяную банку с горячей водой, кусочек мыла и опасную бритву:

— Вот, командир прислал, чтобы привели себя в порядок. А то вы совсем на военного не похожи, как бродяга какой-то!

Действительно, брился я, наверное, неделю тому назад, да и одежда моя представляла жалкое зрелище:

— Послушай, Люсенька! Называй меня на «ты». Ведь я еще не такой и старый! Вот побреюсь, помоюсь и стану знатным кавалером!

Она рассмеялась:

— Да, конечно! Вам уже и баньку топят.

— А у вас, что, и баня здесь имеется?

— Имеется!

Она махнула рукой, и я увидел, что в одном месте из-под земли действительно вился дымок. Тут я уж духом воспрял и произнес:

— А может мне не ходить в баню, а? Недельки две еще подожду, и грязь сама отвалится!

Люся шутки не поняла:

— Да как, же так?

— А вот так! Моется тот, кому чесаться лень!

Она помолчала, нахмурив брови, потом засмеялась и махнула рукой:

— Все шуточки у тебя! А есть хочешь?

— Да нет, спасибо, я позже перекушу.

— Ну, тогда я побежала!

Люся исчезла, а я прикрыл глаза. Да, голова-то побаливала. Со всей силы, видимо, ломанули меня по затылку! И хорошо, что свои, а то валялся бы сейчас в каком-нибудь амбаре, без всякой надежды. Тут ко мне как-то осторожно подобрался бородатый Петрович. Опасливо глядя на меня, он спросил:

— В баню пойдешь, командир?

— А как же! Послушай, Петрович, а где мой вещмешок? У меня там бельишко сменное есть.

Действительно, Ольга при расставании положила мне в мешок сверток с бельем.

— Так, у командира в землянке! Сейчас притащу!

— И автомат мой захвати!

Он подозрительно посмотрел на меня:

— А зачем тебе в бане автомат, командир, а?

— Привычка у меня, понял?

Петрович мотнул головой и быстро пошел к землянкам, но скоро вернулся, неся мои пожитки и оружие. А еще он держал какой-то сверток подмышкой. Протянул мне только автомат, а остальное оставил себе и буркнул:

— Пошли, все готово.

И повел меня к бане. Но мне было интересно:

— Петрович. А это что у тебя такое?

— Сейчас увидишь.

Мы спустились в предбанник, и он развернул сверток. Это оказалась солдатская форма, чисто новенькая, муха не сидела. Я удивился:

— Откуда это у вас?

— Да есть у нас несколько комплектов. Когда закладывали эту базу, вот и оставили.

— А чего же не носите?

— Так у нас все гражданские, почитай, к своему привыкли! Да и сподручнее как-то. Если что, то можно сойти и за мирного человека.

— Ага, если оружие вовремя скинуть!

Петрович тут же заторопил меня:

— Иди, иди!

А сам вышел на улицу. Я с удовольствием помылся, хоть и крохотная была банька, а все равно хорошо! Вышел, оделся в предбаннике. Было приятно — сам чистый, и одежда чистая! И новая форма на мне сидела удивительно ладно и только местами топорщилась. И фуражку свою многострадальную я тоже почистил в бане, так что боец был, хоть куда! Я вышел наружу, там мялся Петрович. Он хмуро произнес:

— Ну вот. Теперь на человека похож. Айда к командиру, на разговор.

И пошел вперед. Мы зашли в командирскую землянку, там Люська уже заканчивала накрывать стол. А там была такая вкуснятина! Вареная картошка исходила паром, соленое сало, тушенка — в общем, райский пир! Тем временем Люся закончила все приготовления:

— Садись, Витя, за стол!

— А где командир?

— Сейчас заявится, пошел по каким-то своим делам.

И почти сразу же в землянку ввалился Медведь:

— О, ты уже здесь! Спасибо, Люся, можешь идти. И ты иди, Петрович!

Мы остались одни, и Медведь полез куда-то под нары. Немного покопавшись, достал оттуда початую бутылку, поставил на стол и коротко сказал:

— Спирт!

Разлили по кружкам, выпили, молча, закусили. Медведь протянул руку:

— Сергей!

Потом исправился:

— Сергей Анатольевич!

Я пожал его крепкую ладонь:

— А я Виктор! Можно без отчества, молод еще!

— Хорошо! А, вообще-то, у нас сухой закон, но за такое дело можно и выпить по граммульке. Это надо же! От самой границы прорвался!

Он разлил еще по чуть-чуть, а потом спросил:

— А голова-то как? Спирт не вреден тебе?

— Голова нормально, а спирт в таком количестве только полезен.

И я подмигнул ему. Медведь все понял, плеснул еще и произнес:

— Ну, давай, Витя, поведай о своих приключениях.

Я коротко, опуская ненужные подробности, изложил Медведю свою историю. Он только изредка перебивал меня, переспрашивая, где непонятно было.

Теперь пришла моя очередь:

— А как же вы? Я вижу, хорошо подготовились. Неужели еще до войны?

— Да нет! Как раз вот, в первый день войны и начали устраивать лагерь. Люди-то были уже подготовлены, на всякий случай. Ведь все же мы опасались, что произойдет нечто подобное. Но все это было неофициально, сам понимаешь! За пораженческие настроения можно было и на Колыму загреметь. Тогда это делалось просто. Да и сейчас!

Он только горестно махнул рукой и продолжил:

— И люди у нас уже были подобраны для отряда, да и для подпольной работы в райцентре тоже. И место для партизанской базы было уже найдено. Так что, когда из обкома пришло распоряжение об этих мерах. То у нас все уже было на мази!

— А до войны вы кем работали?

— Был я председателем райисполкома. А комиссаром у нас Борисов Иван Петрович. Он до войны был вторым секретарем райкома. А сейчас вот упросился на разведку с ребятами. Пришлось отпустить!

Медведь помолчал немного, а потом стал рассказывать дальше:

— Воевать мы еще и не начинали по-настоящему. Пока ведем только разведку и обучаемся в лагере военному делу. Народа у нас немного, тридцать человек, люди все проверенные. Есть, правда, два окруженца, неделю как прибились к нам.

Увидел мою реакцию и сказал:

— Да ты не обижайся, война все-таки! Вот ты один уже на целый отряд навоевал, а мы все еще раскачиваемся.

— Ничего, и для вас войны хватит!

Вот так мы и разговаривали, а разговор свой разбавляли спиртиком, и тут Сергей Анатольевич неожиданно сказал:

— Вить, а ведь тебя приложил по голове один из этих окруженцев!

— Ну вот, а вы говорите! Тоже теперь проверенный человек!

— Завтра я вас познакомлю, а теперь пошли на воздух.

Я взял автомат, и мы вышли из землянки. Стоял приятный летний вечер, и я вдыхал ароматный лесной воздух полной грудью. И голова у меня кружилась не только от боли. А лагерь уже успокоился, пошли и мы в землянку. Медведь сказал мне:

— Вот здесь переночуешь, на комиссаровом месте.

И указал на покрытый еловыми лапками лежак:

— А завтра определим тебе место в землянке у разведчиков. Хочу поставить тебя у них командиром. Ты ведь останешься у нас? А то я уже распоряжаться начал!

Я покачал головой и ответил:

— Не знаю еще! Подумать надо!

— Ну, ночь у тебя впереди, думай. Нам и ты, и твой опыт нужны.

Потом добавил:

— Вить, а скажи, зачем тебе немецкие документы?

— Да я и сам толком не знаю. Как-то получилось автоматически, а потом в привычку вошло. А когда совсем уже будет тяжело носить, тогда и выброшу.

— Понятно! Все, давай спать!