На следующее утро, на рассвете, отряд коронера был уже на пляже. Поев горячей каши и запив ее холодным пивом в доме старосты, они прошагали небольшое расстояние через поросший скудной травой луг к морю, где на небольшом возвышении над верхней точкой прилива стояли три жалкие рыбацкие лачуги. Аэльфрик размашистым шагом шел впереди, в конце береговой черты свернув налево, туда, где местность повышалась к подножию скалистых утесов.

Ураган миновал, но сильный юго-восточный ветер по-прежнему срывал пенные барашки с увенчанных белыми шапками волн, которые накатывались на берег и разбивались на полпути к утесам. Наступил отлив, оставляя после себя гладкую полосу песка, на которой пока еще не было ничьих следов.

Когда они шагали к цели, за ними пристроились несколько любопытных деревенских жителей. Староста нагнулся, зачерпнув с верхней отметки прилива горсть песка.

— Видите? Здесь повсюду фрукты. — Он протянул руку, и Джон увидел у него на ладони перепачканные песком ягоды сушеного винограда и инжира.

Помня о том, что потихоньку поведал ему Томас о бочонках с вином, коронер спросил как бы невзначай:

Но вы не нашли никаких ящиков или бочек с грузом?

Аэльфрик яростно затряс головой.

— Ни одного, сэр. Только щепу и разбитые доски, которые помогут таким беднякам, как мы, починить свои дома и которые будут кормить наши очаги нынешней зимой. «Твоя бедная деревня станет еще беднее, после того как я наложу на тебя штраф», — мрачно подумал Джон, но пока сумел удержать язык за зубами.

Они дошли до места, находившегося примерно в сотне ярдов от начала первой гряды невысоких скал. Прямо перед ними, слева, местность начинала повышаться, заканчиваясь очередной грядой более высоких скал, которые прорезала неширокая долина. Береговая линия на противоположной стороне ущелья была намного выше, она изгибалась вправо, так что глазам их открывались многочисленные утесы, которые заканчивались тупым выступом мыса Торпойнт.

Аэльфрик остановился и жестом подозвал к себе двух деревенских жителей. В руках они держали деревянные лопаты. Не говоря ни слова, они подошли к тому месту над верхней точкой прилива, где в покрытый галькой и уже слегка подсохший песок были воткнуты три грубых деревянных креста, скрепленных обрывками веревок.

Джон и Гвин стояли рядом в одежде для верховой езды, повернувшись спиной к порывистому ветру, и наблюдали, как копают мужчины. Буквально через несколько минут они углубились в песок на добрых два фута, и показалось первое тело. Один из крестьян отбросил лопату в сторону и опустился на колени, чтобы отгребать песок руками. Как только обнажились рука и нога трупа, они с товарищем ухватились за них и вытащили тело на поверхность. Затем перешли к двум другим могилам, чтобы повторить ту же операцию, а коронер со своим помощником наклонились над первым телом, чтобы осмотреть его.

Томас держался поодаль, истово крестясь в присутствии покойника. Странно, но для человека, твердо верившего в воскресение души и последующую вечную жизнь, он панически боялся смерти, особенно своей собственной. Несмотря на физическое увечье, которое усугублялось застарелой болезнью, он испытывал сильную привязанность к жизни. Живое воображение Томаса доставляло ему немало хлопот, рисуя картины собственной кончины. Иногда, особенно после того, как он стал работать на коронера и ему пришлось ежедневно сталкиваться с мертвыми телами, Томас вдруг замирал, уставившись на свою руку. Ему представлялась его гниющая и разлагающаяся плоть в деревянном ящике, засыпанном сырой землей. И теперь он пытался отогнать от себя эти мрачные мысли, пока его товарищи с очевидным безразличием занимались своим делом.

— Молодой мужчина, на вид лет двадцати, — заметил Гвин, стирая песок с лица умершего.

Тело, пролежавшее в песке два холодных декабрьских дня, осталось не тронутым разложением. На лице сохранилось умиротворенное выражение, глаза были закрыты, губы сомкнуты. Когда Джон приподнял веко покойника, то обнаружил, что белок только-только начал мутнеть. Мужчина был одет в типично матросский наряд — перепоясанная туника поверх толстых саржевых панталон до колен, ниже которых виднелись голые ноги с загрубелыми подошвами.

Коронер перенес свое внимание на рот погибшего и оттянул нижнюю губу, чтобы осмотреть зубы, стиснутые в результате трупного окоченения.

Гвин, бывший рыбак, намного чаще имел дело с утопленниками, чем сэр Джон, которому приходилось видеть смерть главным образом на поле брани.

— Если ты ищешь пену на губах, то она высыхает вскоре после того, как тело оказывается вытащенным из воды — пузырьки лопаются и исчезают в течение нескольких часов.

Прочитав столь необычно длинную для него лекцию, Гвин, как человек дела, а не слова, опустился на колени, положил свою массивную длань на грудь покойника и с силой надавил. Молодой моряк издал свой последний на этой земле звук, когда из легких его вышел воздух — и вместе с этим жутким выдохом из ноздрей его хлынула белая пена, заливая губы. Корнуоллец выпрямился и отряхнул песок с коленей.

— Эта штука иногда срабатывает через день-другой, хотя у тех, кто утонул в реке или в пруду, пены больше, если сравнивать с утопленниками, наглотавшимися соленой воды. — Голос его звучал удовлетворенно, ведь ему удалось в кои-то веки превзойти своего господина в определении причин смерти.

Остальные две жертвы были откопаны так же быстро и подверглись беглому осмотру коронером и его помощником. Один из утопленников оказался худым седовласым мужчиной, на вид ему было никак не меньше пятидесяти, тогда как другой выглядел крепышом неопределенного возраста, с густой шевелюрой промокших соломенных волос. Он провалил примененный Гвином тест с нажимом на грудь, зато у второго изо рта потекла окрашенная кровью пена.

По команде Джона его стражник расстегнул на утопленниках пояса и перевернул их на живот. Он задрал туники и нижние рубашки, чтобы, осмотреть спину каждого, но там не на что было смотреть- их спины представляли собой сплошной кровоподтек, образовавшийся в результате прилива крови после смерти.

— Частенько видел таких вот ярко-розовых, когда они побывают в холодной воде. — Гигант-корнуоллец, кажется, и не думал скрывать свое превосходство в вопросах утопления.

Они осмотрели переднюю часть каждого тела, изучили грудь и живот в поисках ран и повреждений, но, если не считать нескольких царапин на руках и голенях, никаких признаков насилия не заметили.

— Эти ссадины возникли после того, как прибой протащил их через рифы, — они там были как в камнедробилке, — негромко заметил Аэльфрик.

Джон и Гвин выпрямились одновременно и принялись отряхивать песок с рук и одежды.

— Совершенно очевидно, что они утонули, но тогда о чем лепетал этот чертов отшельник? — пробормотал себе под нос телохранитель коронера.

— От всей этой истории дурно пахнет, — отозвался Джон шепотом, чтобы его не услышал староста. — После того что нам рассказал вчера Томас, мы должны докопаться до истины.

Сейчас, когда тела лежали в ряд на песке, Аэльфрик и его люди встревожено смотрели на Джона де Вулфа.

— Теперь, когда вы осмотрели трупы, коронер, можно нам похоронить их снова?

— Нет, еще нет! Их следует должным образом опознать и установить принадлежность к английской нации, если это возможно.

Староста тупо взглянул на королевского коронера. Слова для него ничего не значили.

Джон, который никогда не отличался долготерпением, пустился в объяснения.

— Согласно новому закону, кто-то должен представить мне доказательства того, что эти мертвые люди — саксонцы. В противном случае будет сочтено, что они — норманны, и тогда на вашу деревню будет наложен штраф за совершение убийства неизвестным лицом или лицами. — Он не обратил внимания на стон, который испустил Аэльфрик, и продолжал дальше. — Вы и так уже вляпались в неприятности и должны заплатить штраф за то, что похоронили тела до того, как я успел осмотреть их, и пока мы не установим их имена, нет никакой надежды доказать, что они- англичане или хотя бы выходцы из Западного Уэльса.

Староста перевел взгляд на своих людей и в ужасе закатил глаза, предвкушая двойной штраф, когда они наконец предстанут перед правосудием.

— Но откуда нам знать, кто они, сэр? Обычные тела, вынесенные морем на сушу, и они не имеют к нашей деревне никакого отношения!

Джон молча пожал плечами — его работа заключалась в том, чтобы новые законы соблюдались, а вовсе не в том, чтобы подвергать их сомнению.

Гвин, человек незнатного происхождения, в некотором смысле недалеко ушел от простых обитателей Торра, поэтому испытывал к ним нечто вроде симпатии и даже попытался помочь. Он обвел взглядом береговую линию, его нечесаные волосы трепал ветер.

— Неужели не осталось ничего, что могло бы нам помочь определить, чей это был корабль? Одежда этих мужчин очень похожа на местную, а не на бретонскую или французскую.

Аэльфрик крикнул что-то одному из своих соотечественников, который вскарабкался вверх по откосу, поросшему жесткой травой, и вскоре вернулся с четырехфутовым обломком доски, на обеих концах которого виднелись свежие сколы.

— На ней что-то написано, но никто из нас не умеет читать. — Деревенский житель протянул доску, и Джон принялся с умным видом изучать ее, словно она могла что-то поведать ему, хотя на самом деле слова не имели для него никакого смысла- его кафедральный наставник обучал его только латинской грамматике.

— Томас, что ты об этом думаешь? — требовательно поинтересовался он, как будто давая секретарю возможность подтвердить мнение своего господина.

Томас бросил быстрый взгляд на буквы, глубоко вырезанные на дубовой доске, которая явно когда-то крепилась в носовой части корабля. На ней значилось: «МОР-…ЭРИ», а ниже виднелись буквы «…ТОП…».

— Итак, как он назывался? — пожелал узнать Джон.

— Слова неполные, не хватает окончаний, но я подозреваю, что название звучало как «Морская Мэри», из Топшема. — Это был небольшой порт на восточном берегу реки Экс, в месте ее впадения в море, на несколько миль ниже по течению от Эксетера.

— Мне знаком этот корабль, — воскликнул Гвин, который с молоком матери впитал интерес ко всему, связанному с морем. — Он принадлежит Джозефу из Топшема, владельцу нескольких кораблей, которые перевозят шерсть в Бретань и Нормандию. На обратном пути его суда часто берут с собой французские товары, вино и фрукты.

Джон кивнул, потому что корабли Джозефа частенько перевозили его собственную шерсть через Ла-Манш для последующей продажи во Франции. Коронеру принадлежала доля в шерстяном бизнесе на паях с мэром одного из городов в Эксетере. Он благоразумно вложил большую часть средств, заработанных во время многочисленных войн, в это дело, которое вместе с его фамильными землями в Стоуке-на-Тайнхеде приносило ему внушительный доход.

— Ага! Тогда нам придется просить Джозефа опознать этих бедняг, если они в самом деле были его моряками. Никто больше не может знать их?

У Томаса, чье любопытство сделало его поистине кладезем всех сплетен в Эксетере, возникло предложение.

— Раз на борту есть вино, тогда здесь явно не обошлось без Эрика Пико. Он основной импортер вина для Эксетера и снабжает им большинство знатных горожан и таверн. Собственно говоря, я даже думаю, что ему могла принадлежать доля в корабельном бизнесе Джозефа.

Джон обернулся к старосте.

— Пошли человека к приставу твоего поместья, пусть тот передаст лорду Уильяму, что коронер короля обращается к нему с просьбой немедленно отрядить гонца в Эксетер и дать ему лучшую лошадь из конюшни. Он должен также передать шерифу- или в случае его отсутствия констеблю замка, — что следует отправить послание Джозефу из Топшема и Эрику Пико в Уотергейте. Он должен сказать им, что судно «Морская Мэри» потерпело крушение в Торбее и что экипаж и весь груз погибли. Джозефу и Эрику Пико нужно прибыть сюда немедленно, чтобы опознать тела, а я завтра буду в Эксетере, там и поговорю с обоими. — Потребовалось повторить поручение несколько раз, чтобы посланец сумел-таки его запомнить.

Когда тот удалился, коронер снова повернулся к Аэльфрику, готовясь нанести ему сокрушительный удар, рассказав о том, что втайне хранится в церковном амбаре. Но это удовольствие пришлось отложить, поскольку Томас неожиданно дернул своего господина за рукав накидки из волчьей шкуры.

Зоркие глазки секретаря, хотя и страдающего косоглазием, разглядели нечто интересное дальше по берегу.

— Взгляните вон туда, коронер, где начинаются скалы! — прошипел он. Джон посмотрел в ту сторону, куда указывал острый указательный палец Томаса, и увидел гладкий полукруг намытого приливом песка, куда приливные волны выбросили кучу мусора и морских водорослей, валявшихся у подножия береговых скал. Поблизости виднелись три небольшие впадины, откуда волны вымыли недавно потревоженный песок.

В предыдущие дни уровень приливу был невысоким, и вода едва достигала приливной отметки. Но сегодня волны перехлестывали через нее, и из одной такой впадины показалась нога грязно-белого цвета. Де Вулф локтем подтолкнул Гвина, махнув рукой в ту сторону. Издав громкий удивленный возглас, корнуоллец широкими шагами направился к тому месту; его потрепанная накидка развевалась у него за плечами под порывами ветра. Джон и его секретарь поспешили следом, увязая в чисто вымытом приливом песке.

Достигнув того места, откуда торчала нога мертвеца, Гвин наклонился и одним рывком освободил ее из песка. Зарычав от натуги, он вознамерился было вытащить все тело, но оно слишком глубоко ушло в песок.

Джон обернулся и заорал на Аэльфрика, в ужасе застывшего рядом с первыми тремя трупами:

— Принеси лопату, староста! И вам придется кое-что объяснить. — Он заметил, как один из мужчин изо всех сил бросился прочь, направляясь к деревне.

Староста и оставшиеся двое мужчин неохотно приблизились. Гвин вырвал у одного из них лопату и принялся яростно копать. Коронер ухватил Аэльфрика за воротник его туники и встряхнул его.

— Это что такое, черт тебя побери? Ты знал, что они лежат там?

Пока староста заплетающимся языком бормотал слова отрицания, Гвин освободил первое тело из песчаного плена и продолжал откапывать другие два.

Джон, чья высокая, напоминавшая ворона фигура нависала над съежившимся старостой, снова встряхнул, его.

— Ну? — требовательно спросил он.

— Я ничего не знаю, сэр! Должно быть, эти люди тоже утонули, и их просто занесло песком.

Коронер в очередной раз так встряхнул старосту, что у того лязгнули зубы.

— Подходящая выдумка! И прибой положил их рядышком, так? Как по ниточке, да еще и зарыл на одной глубине?

Аэльфрик не сделал ни малейшей попытки оправдаться, он просто стоял, опустив голову, и коронер отпустил его.

К этому времени Гвин выкопал из песка второе тело и принялся разрывать третье углубление. Коронер присоединился к нему, и вскоре еще три тела лежали в ряд на берегу. На этот раз картина была совершенно иная. Хотя, как и в первом случае, покойники были в матросской одежде, лица их были покрыты запекшейся кровью, которая натекла из многочисленных ран на голове.

— Должно быть, их закопали перед последним приливом, и сухой песок не смыл кровь, как и утверждал отшельник, — заметил Гвин.

— А потом сегодняшний прилив, уровень которого оказался намного выше вчерашнего, смыл рыхлый песок, обнажив ногу вот этого, — удовлетворенно заключил Джон, хотя в голосе его звучали зловещие нотки.

Он откинул волосы со лба первого трупа. Мертвец невидящими глазами, засыпанными песком, уставился в облачное небо, на лбу у него зияла огромная рваная рана, уходящая к затылку. Она была такой глубокой, что виднелась кость.

— Это от меча? — строго спросил Гвин.

Джон покачал головой.

— Трудно сказать. Даже удар доской или обухом топора может так раскроить череп, — Проведя столько лет на полях сражений в Ирландии, Франции и Святой земле, он полагал себя экспертом по ранам. — Но это явно не море било парня о скалы, особенно если ты внимательно посмотришь вот на это. — Он раздвинул руками волосы на затылке трупа, обнажив еще две раны, расположенные симметрично первой. — Какая скала способна трижды ударить по голове с одинаковой силой и с одной и той же стороны, а? И прибой не смыл кровь!

Он повернулся к другим телам. У первого, еще одного молодого человека, крови в волосах не было, но на шее от левого уха до адамового яблока, шла глубокая царапина. Такие же, только двойные, глубокие царапины были и на левой щеке, длиной примерно четыре дюйма и шириной около дюйма. У последней жертвы, плотного, большого и сильного шатена лет этак тридцати, были глубоко запавшие черные глаза. Когда Джон приподнял припухшее веко, белки глаз оказались в сплошных красных прожилках. При осмотре головы трупа под пальцами коронера захрустели осколки разбитого черепа, и, раздвинув волосы на затылке, он обнаружил запекшуюся кровавую кашу. Ни у одного из мертвецов больше никаких повреждений на теле не обнаружилось, если не считать пустяковых царапин.

Джон обернулся к онемевшему от ужаса старосте.

— Какие бойкие скалы, а, Аэльфрик? Они подпрыгнули и нанесли этим бедным мужчинам удары по голове, потом море похоронило их в аккуратных могилках, причем рядышком друг с другом?

Его сарказм пробудил в старосте всего лишь новое желание все отрицать.

— Я говорю вам, сэр, что нам ничего не известно об этом!

Джон обнажил зубы в ухмылке, став еще больше похожим на хищника.

— И ты точно так же ничего не знаешь о ящиках и бочках в твоем амбаре? И отчего это вдруг один из твоих приспешников только что смазал пятки салом?

У Аэльфрика не нашлось достойного ответа на эти обвинения, он лишь продолжал отрицательно качать головой — дело пахло повешением.

— Отнесите эти тела к амбару, мой стражник пойдет с вами и убедится, что вы не припрячете ворованные товары с разбитого корабля, — приказал коронер. — Через день-другой, когда судовладельцы прибудут сюда на опознание, я проведу дознание, а потом решу, как поступить с вами и вашей деревней.

С этими зловещими словами он повернулся к старосте спиной и зашагал по берегу, намереваясь нанести визит лорду — владельцу поместья. Прежде чем они вернутся в Эксетер, он хотел бы выяснить, не располагает ли Уильям де Брюер-младший какими-нибудь полезными сведениями об этом деле.