1

Северная Луизиана, март, сорок третий год правления куриан

Зеленый массив, известный когда-то как лес Кисачи, ныне превратился в жаркие, влажные джунгли. Годами его наполнял спертый, мертвый воздух, вонючие испарения с болот медленно, но неуклонно поглощали все созданное людьми.

Ветви кипариса, закутанные в саван из лишайников, переплетаются наподобие навеса и создают такой сумрак, что свет не пробивается туда даже днем.

В этой полутьме по обеим сторонам старой дороги оседают руины домов. Дорога пока еще сдерживает наступление зарослей, словно ждет возвращения легковых машин, автобусов и тяжелых тягачей. Но они не вернутся.

Длинная цепочка людей движется среди замшелых деревьев, и застигнутые врасплох птицы взмывают в воздух с испуганным криком. В голове и хвосте колонны идут воины, одетые в оленью кожу. Лица путников загорели и обветрились до того же самого оттенка, что и их кожаная одежда. Они несут с собой винтовки и готовы при первом же признаке опасности пустить их в ход, защищая пять идущих в середине колонны семей. Люди в центре одеты в мешковатые комбинезоны лимонного цвета. Пятна более яркого цвета под мышками и на внутренней поверхности бедер говорят, что комбинезоны когда-то светились яркой, фосфоресцирующей желтизной, но постепенно износились и поблекли. Группа подростков, одетых так же, как и старшие воины, идет позади всех, подгоняя вереницу из пяти вьючных мулов.

Во главе колонны, за двумя молчаливыми проводниками, шагает молодой человек. В нем еще угадывается угловатость юноши, но в глазах таится пугающая глубина.

Его длинные, до плеч, волосы, туго стянутые ремешком на затылке, блестят, как вороново крыло, даже в полумраке леса. С такой загорелой кожей и в одежде из оленьих шкур три века назад он мог бы сойти за коренного жителя этих земель, за сына французского траппера и девушки из племени ирокезов.

Его длинные изящные пальцы бродят по тяжелому ремню, от пистолета в кобуре до бинокля, дотрагиваются до рукояти паранга с широким лезвием, затем передвигаются к фляге, что висит на поясе. Поцарапанный и видавший виды компас в футляре болтается на черном нейлоновом шнурке на груди, а толстый кожаный планшет с картой перекинут через плечо и стучит по спине. В отличие от остальных, молодой человек идет с непокрытой головой. То и дело он оборачивается на своих солдат и вглядывается в лица людей в желтом, будто прикидывая, сколько еще его подопечные смогут пройти. Но он не отрывает надолго беспокойного взгляда от дороги.

Если они придут, то сегодня.

Лейтенант Дэвид Валентайн снова подумал об этом, когда солнце скрылось за горизонтом. Он надеялся до темноты увести людей немного севернее от трассы, но сегодня, на четвертый день пути от брода через Ред-Ривер, их продвижение замедлилось. Валентайн и его Волки прикрывали живым щитом двадцать семь мужчин, женщин и детей, которые отважились на побег.

Семьи уже привыкли к трудностям пути и хорошо слушались приказов. Да и неудивительно — эти люди выросли в мире, где неповиновение означало смерть, так что их покорность была вполне объяснима.

Если бы отряд Волков шел сам по себе, то давно уже оказался бы на Свободной Территории. Но Валентайн должен был доставить беглых на север в целости и сохранности. Четыре часа назад они пересекли последнюю преграду — шоссе и линию железной дороги, соединяющую Даллас с Миссисипи близ Виксберга.

Затем Валентайн вел их еще несколько миль. У путников почти уже не осталось сил.

Лейтенанту с трудом удавалось сдерживать беспокойные мысли о своей первой самостоятельной вылазке в курианскую зону. А спокойствие и самоконтроль в этих землях оказывались в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. Волк должен был соблюдать не только физическую, но и умственную дисциплину, поскольку Жнецы чувствовали активность человеческого мозга, особенно когда человек боялся или нервничал.

Каждый Волк умел управлять своим сознанием, низводя его до примитивно-животного уровня. Но отягощенный новыми обязанностями и обеспокоенный темнотой, окутавшей лес, Валентайн изо всех сил боролся с волнением и мыслями, прорастающими сквозь его защиту, как ядовитые сорняки.

Жнецы лучше распознают жизненную энергию по ночам. Однако подопечные Валентайна выделяли ее столько, что, несмотря на все заросли, прочесть их можно было за мили. Если учитывать еще и специфическую ауру Волков, Жнецы должны слететься сюда, как мотыльки на свет костра.

Резкий крик впереди ворвался в тревожные размышления Валентайна. Он поднял руку, приказывая колонне остановиться. Гарнет, один из разведчиков, жестом подозвал его.

— Сэр, вон там, в расщелине, вода, — доложил разведчик, когда Валентайн подошел. — Место кажется безопасным.

— Хорошо, отдохнем часок, — сказал Валентайн достаточно громко, чтобы его услышали люди. — Но не больше. Мы слишком близко к дороге, чтобы разбивать лагерь.

Люди напились из ручейка, тонкой струйкой пробивающегося из узкой расщелины, и лица фермеров просветлели, контрастируя со сгущающейся тьмой ночи. Некоторые сняли обувь и растирали ноющие ноги. Дожидаясь, пока беглецы и его люди напьются, Валентайн отвинтил крышку пластиковой фляги.

Когда приглушенный звук, похожий на лай лисицы, раздался с юга, Волки немедленно бросились за деревья. Одетые в желтые комбинезоны работники лая не слышали и испуганно сбились в кучку.

Рядом с Валентайном появился старший сержант Патель.

— Собаки? Не повезло нам, сэр. Или…

Валентайн, все еще погруженный в свои мысли, едва расслышал слова Пателя. Работники испуганно зашептались.

— Тихо! — резко бросил Валентайн внезапно осипшим от непривычной жесткости голосом. — Сержант, кто лучше всех знает местность?

Взгляд Пателя ни на секунду не отрывался от леса на юге.

— Думаю, Барж, сэр. Или разведчики. Барж здесь много патрулировала, ее семья живет к западу отсюда.

— Приведешь ее?

Патель привел Барж, испытанного воина, чье тело, гибкое и тонкое, никак не подходило к ее имени. Ее руки с побелевшими костяшками сжимали винтовку.

— Сэр? — спросила она.

— Барж, нам, похоже, придется пострелять сегодня, — очень тихо ответил Валентайн, так чтобы излишне не волновать фермеров, — где бы найти хорошее местечко?

Женщина в задумчивости подняла глаза к небу.

— Есть тут один старый амбар, мы его использовали, когда патрулировали. На запад отсюда, даже на северо-запад, мне кажется. Там цементный фундамент и сеновал в приличном состоянии.

— Сколько туда добираться?

— Меньше часа, сэр, даже с ними, — сказала она, дернув подбородком в сторону сгрудившихся в кучку работников.

Их желтые комбинезоны в сумраке казались голубоватыми.

Валентайн кивнул, показывая, что внимательно ждет продолжения.

— Прочный фундамент, — повторила Барж, — и большая бочка. Мы ее наполняли дождевой водой.

Нужно принять решение.

— Там нам помощи не дождаться. Мэллоу восточнее, но придется идти, — сказал Валентайн.

Мэллоу, старший лейтенант бригады Зулу, оставался на границе с запасом провианта, чтобы помочь отряду Дэвида на обратном пути на Свободную Территорию Озарк.

Валентайн снова задумался.

— Думаешь, сможешь встретиться с ними ночью?

— На все Божья воля, сэр, — ответила Барж после минутного размышления.

— Бери еще флягу и беги. Пусть Мэллоу приходит со всем, что у него есть.

— Да, сэр. Только вот винтовка мне совсем не нужна. А вам каждая пуля дорога, — сказала она, снимая с плеча оружие.

Валентайн кивнул.

— Давай не терять времени. Расскажи Пателю, как добраться до амбара, и беги со всех ног.

Барж отдала винтовку старшему из подростков и, коротко переговорив с Пателем и разведчиками, исчезла в темноте. Валентайн напряженно прислушивался к ее удаляющимся шагам, быстрым, как биение его сердца.

Пожалуйста, Мэллоу, забудь про запасы, просто приди.

Пока его люди присыпали землю вокруг ручейка молотым красным перцем, Валентайн подошел к испуганным беглецам.

— Нас выследили? — спросил Фред Брюген, самый старший из фермеров.

Валентайн заставил себя улыбнуться, глядя на их грязные, усталые лица.

— Мы слышали посторонний звук. Может быть, нас выследили, а может, это дикий пес схватил скунса.

Но, как я говорил, лучше перестраховаться и найти хорошее место для ночлега. Прошу прощения, что привал получился таким коротким.

Беглецы сжали губы, но промолчали. Те кто жаловался, обычно исчезали по ночам в курианской зоне.

— Хорошие новости заключаются в том, что мы уже близко от места, где сможем отдохнуть и поесть, причем не лепешек и вяленого мяса, от которых меня уже тошнит, а нормальной еды. — Валентайн присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с детьми, и с энтузиазмом в голосе добавил:

— Ну, кто хочет оладушки завтра на завтрак?

Детские лица засияли, как светлячки, ребятишки закивали.

— Хорошо, — сказал Валентайн, наполняя свою флягу водой и стараясь при этом двигаться непринужденно, как ни в чем ни бывало, — все делают еще по глотку воды, и мы идем.

Помощникам чудом удалось заставить вьючных мулов шагать дальше, и колонна с трудом двинулась вперед, в темноту. Приглушенные проклятия раздавались каждый раз, когда кто-нибудь от усталости спотыкался в темноте о корень, но колонна все же продолжала путь на север. Валентайн шел впереди. Веревка, завязанная вокруг его пояса, тянулась вдоль всей колонны к поясу старшего сержанта Пателя. Дэвид приказал беглецам держаться за нее, чтобы никто не потерялся в темноте.

Один разведчик показывал дорогу, второй прикрывал тыл. Фосфорные свечи были наготове. Если Жнецы так близко, что слышно их собак, нападения надо ожидать в любой момент.

Валентайн думал о том, что ему придется заставить себя отдать приказ об отступлении на север и бросить беглецов. Даже несколько Волков для Свободной Территории ценнее, чем две дюжины фермеров.

Продолжая размышлять на эту мрачную тему, лейтенант пришел к выводу, что если бы он был одним из бывалых ветеранов, о которых рассказывают у костров, то принес бы фермеров в жертву Жнецам, как овец крадущемуся тигру. Затем напал бы из засады на тех, кто клюнет на наживку. Смерть беззащитной овцы стоила того, чтобы поймать тигра. Генералы старого мира, те, что побеждали любой ценой, как он читал в книгах, не изменили бы решения, слыша, как за спиной сонные голоса продолжают спрашивать: «Еще долго идти, мам?»

— Соберитесь. Плотнее. Двигайтесь, — бросил Валентайн через плечо, подгоняя колонну. Волки взяли на руки уставших детей и несли их с той же легкостью, что и свое оружие.

Ферма была точно такой, как описала Барж. Ее волчий взгляд на местность и детальная память поразили бы любого, кто ничего не знал о братстве.

Амбар показался Валентайну слишком большим — у лейтенанта было только двадцать два ствола.

Но когда Жнецы сидят на хвосте, привередничать некогда.

Любое место, где нет деревьев и есть стены вокруг, подойдет.

Под прикрытием охотничьих луков и винтовок своих товарищей Гарнет с обнаженным клинком вошел внутрь. Паранг блестел в туманном лунном свете.

Несколько летучих мышей, отвлеченных от преследования насекомых среди балок и стропил старого амбара, выпорхнули наружу. Затем разведчик появился в проеме чердачной двери и помахал рукой, показывая, что можно идти.

Валентайн завел остальных внутрь, борясь с тревожными предчувствиями. Возможно, так проявлялась его индейская кровь: он ощущал нечто за порогом сознания. Молодой человек провел достаточно много времени на границе курианской зоны, чтобы научиться доверять шестому чувству. Опасность была слишком близко, но пока лейтенант не мог определить ее источник.

В конце концов он отбросил назойливые мысли, списав их на нервное перенапряжение.

Валентайн осмотрел крепкий старый амбар. Бочка была полна воды, и это ему понравилось, а еще внутри имелись фонари и масло, что было еще лучше.

Патель расставил людей у окон и дверей: щели в стенах обветшалого строения образовали удобные амбразуры. Когда изможденные беглецы свалились на пол в углу, Валентайн подошел к приставной лестнице, ведущей на сеновал, и начал подниматься по ней, заметив между делом, что кто-то починил несколько ступенек.

Наверху пахло мышами. Оттуда было видно, что второй разведчик, Гонсалес, пятится в амбар, нацелив винтовку в темноту.

— Гонзо их унюхал, сэр, — сказал Гарнет из своего чердачного укрытия, — он вечно глаза таращит, когда они рядом.

Еще трое Волков поднялись наверх и заняли круговую оборону. Валентайн бросил взгляд вниз, туда, где в тусклом свете фонаря Патель о чем-то тихо говорил с Гонсалесом. Оба они подняли головы, и Гонсалес немедленно полез вверх по лестнице.

— Сэр, сержант хотел, чтобы я показал вам это, — сказал он, вынимая из кармана грязный и вонючий кусок тряпки.

Валентайн протянул руку, чтобы взять тряпку, но в эту секунду целый хор воплей раздался снизу, из-под холма, со стороны старой дороги. Разведчик повернулся и побежал к широкой двери сеновала.

Гарнет выругался:

— Одержимые, чтоб их!

От диких воплей, раздающихся из ночного тумана, по спине Валентайна побежали мурашки. Они здесь!

Он наклонился к проему в полу и крикнул Волкам:

— Стоять на местах, смотреть вперед! Одержимые могут быть только наживкой! Жнецы наверняка уже на холме!

Лейтенант подбежал к лестнице и почти не касаясь ступенек, съехал на поручнях, засадив занозу в палец.

Сморщившись от боли, он вытащил револьвер и расстегнул ножны паранга.

— Давайте огневые шашки! — выкрикнул он, но сержанту Пателю не нужно было приказывать. Бывалый воин уже стоял в проеме южной двери, поджигая фитиль.

Визгливые вопли становились ближе.

Огонь вспыхнул, наполнив амбар голубым светом и резкими черными тенями. Патель размахнулся и бросил горящий сверток вниз по склону холма, по которому они только что поднялись. Еще до того, как шашка упала, Патель зажег еще одну и тоже бросил ее в темноту. Остальные Волки мгновенно присоединились к нему.

Валентайн смотрел на склон холма, в ужасе понимая, кто приближается к ним. Одержимые бежали к амбару, размахивая руками так, словно пытались плыть по воздуху. Их вой парализовывал, сковывал волю. Внешне они еще оставались почти людьми, но их разум выжгло безумие. Зомби были бледны и костлявы, как трупы, и покрыты редкими клочками свалявшихся волос. Мало на ком сохранились обрывки одежды, большинство бежало голышом, поэтому в фосфорическом свете огней они казались еще бледнее.

— Не подпускайте их близко! Валите их, черт подери! — заорал Патель.

Выстрелы раздались из нижнего яруса амбара. Одержимые падали. Один встал и сделал еще пару шагов, хотя кровь хлестала фонтаном из шеи, но упал опять, в этот раз без движения.

Пуля пробила плечо женщины, и она задергалась, как марионетка, у которой запутались веревочки. Но, несмотря на это, она смогла восстановить равновесие и понеслась вперед, не переставая кричать.

То, что выглядело худощавым мальчиком лет десяти, не моргнув глазом, наступило на одну из пылающих шашек.

Валентайн смотрел, как надвигается волна человеческих тел, дергающихся каждый раз, когда пули Волков достигали цели. Он понимал, что одержимые служат лишь прикрытием для кого-то, и, хотя лейтенант не видел противника, он чувствовал, как Жнец крадется к его разуму, приближаясь из темноты.

Наконец Жнец появился. Невероятно быстрая и мощная фигура в плаще бросилась на свет, казалось, чудовище летит над землей.

— Капюшонник! — закричал Волк, сделав выстрел и взводя затвор винтовки. Фигура, закутанная в плащ с капюшоном, сделала прыжок и с грохотом приземлилась на фронтон старого амбара.

Жнец опирался на четыре конечности, расставив руки и ноги в стороны, как паук. До того как кто-нибудь успел повернуть в его направлении ружье, монстр кинулся на ближайшего Волка, бородатого мужчину, по имени Селби. Чудовище оказалось верхом на человеке прежде, чем тот успел передернуть затвор.

Рот капюшонника, похожий на горловину мешка, распахнулся, и оттуда выдвинулись длинные зубы цвета слоновой кости. Огромные, нечеловеческие челюсти сомкнулись на руке Селби, которой он тщетно пытался прикрыться, когда чудовище открыло пасть.

Крик Волка на миг заглушил вопли снаружи.

Фермеры в панике бросились бежать. Волкам, стоящим у дверей, пришлось, теряя драгоценные секунды, удерживать работников силой, вместо того чтобы заряжать ружья.

Один из Волков безостановочно палил из винтовки в Жнеца, который расправлялся с телом Селби на полу. Жнец питался, не обращая внимания на пули, впивающиеся в его тяжелые одеяния.

Валентайн схватил одну из оставшихся у Пателя шашек, бросил ее в фонарь и подождал, пока разгорится огонь. Казалось, что прошла вечность. Затем лейтенант побежал к капюшоннику.

Тварь подняла выпачканное кровью лицо над своей еще вздрагивающей жертвой только для того, чтобы получить удар в глаз горящим факелом.

Упырь завыл от боли, но со скоростью дикого зверя выдернул шашку из рук Валентайна.

Горящая палка упала на пол, Жнец выпрямился и его гигантская зловещая тень заполнила собой амбар. Смерть протянула свои лапы к молодому человеку.

Пуля ударила кровопийцу в подмышку, и он скорчился.

Тем временем один из Волков бросился на спину капюшонника. Под этой тяжестью тварь упала. Сержант Патель, используя всю свою массу, умудрился повалить и удержать чудовище на полу, пока Валентайн не подоспел и не ударил мачете по шее твари.

Клинок глубоко ушел в плоть, но голову не отрезал.

Маслянистая, черная, как чернила, кровь вытекала из раны, но Жнец встал, одним движением стряхнув с себя Пателя. Сержант продолжал бороться, он вцепился в другую руку, не обращая внимания на распахивающиеся смертоносные челюсти. Валентайн снова полоснул Жнеца мачете по горлу. Голова упыря слетела и с глухим стуком приземлилась рядом с безжизненным телом Селби.

— Господи, они здесь, здесь! — закричал кто-то.

Несколько одержимых, чьи бледные тела блестели в белом свете вспышек, ворвались в сарай через пролом в стене, проделанный теперь уже обезглавленным Жнецом. Валентайн перебросил паранг в левую руку, чтобы вытащить пистолет. Но вспомнил, что уронил оружие, подбирая факел. Другие Волки были вооружены и залпом выстрелили в визжащую толпу зомби.

Вопли стали еще громче: одержимая напала на одного из фермеров. Валентайн бросился на крик и увидел, как ее прижали к стене вилами, — когда начался бой, у одного из беглецов хватило сообразительности вооружиться старыми вилами. Одержимая костлявыми руками взялась за черенок и пыталась выдернуть лезвие из своего живота, когда Валентайн подбежал и ударил ее несколько раз парангом, пока наконец она безвольно не опустилась на пол.

Крики снаружи почти прекратились. Волки открыли мешки с амуницией и перезарядили оружие. Последняя пара пуль прекратила мучения еще нескольких ползущих, изуродованных одержимых. Люди, которые прятались на чердаке, зашумели и забеспокоились, но Валентайн их не слушал. Он с грустью посмотрел на одну из женщин, которую все-таки успели покалечить зомби, и перевел взгляд на Пателя. Здоровенный сержант уже стоял на ногах, одна рука его безжизненно болталась, но в другой он держал пистолет Валентайна.

Патель отдал пистолет лейтенанту.

— А ну замолчите! И не зевать! — крикнул сержант в сторону чердака. Он прижал раненую руку к боку с гримасой боли. — Думаю, ключица сломана, — сказал он, — может, еще и плечевой сустав вывихнут. У вас все в порядке, сэр?

— Черт, Патель, хватит уже. Сейчас скажешь: «Надеюсь, вам понравилось?» Давай-ка шину наложим.

Валентайн подозвал одного из воинов и велел ему помочь сержанту. Краем глаза он заметил, что другой из его солдат накладывает повязку на рану укушенной одержимыми женщины, в то время как ее встревоженная семья собралась вокруг.

— У нас есть вдовец, но он об этом пока не знает, — пробормотал Валентайн себе под нос.

Сержант кивнул с грустным пониманием, и Валентайн подумал о семье Пателя. Пять лет назад его родные тоже стали одержимыми.

Лейтенант прошел через потрепанный боем отряд, проверяя людей, и остановился в углу, где дрожали беглецы. Он бросил многозначительный взгляд на Волка, помогающего женщине, человек намек понял и кивнул.

— Кровотечение почти остановилось, сэр.

— Быстро сработано, Мозли. Возьми кого-нибудь и вытащите это, — он показал на тело одержимого, — вон отсюда.

Шашки снаружи гасли одна за одной. Валентайн подошел к лестнице, собираясь проверить, как там Гонсалес, когда пол вдруг качнулся под его ногами. Упав, он увидел белоснежную руку, поднимающую тяжелый люк, фонтан грязи, сухих листьев и веток.

В амбаре был погреб.

Жнец уже наполовину вылез из люка, когда пули засвистели у Валентайна над головой. Его Волки, все еще возбужденные боем, среагировали мгновенно и теперь безостановочно палили в желтоглазую тварь.

Под перекрестным огнем тварь в черном плаще дико задергалась и упала обратно в подвал.

— Гранаты! — выкрикнул Валентайн.

Трое его людей собрались у люка, теперь стреляя из пистолетов вниз. Чиркая спичками, двое Волков зажгли фитили гранат и швырнули их в квадратную яму на полу. Валентайн схватил крышку и захлопнул люк. Ржавые петли жалобно заскрипели.

Первый взрыв выбил крышку люка, а второй грохнул так, что заложило уши. Из квадратной дыры поднялся гриб дыма. Как зловещее наваждение из отверстия появился Жнец. От его рук остались только черные обрубки, а голова была костлявой маской ужаса.

Его лицо было изуродовано взрывом, но он держался на ногах и, казалось, улыбался людям кривой ухмылкой с корявыми зубами. Ружья снова загремели, но существо в изодранном и тлеющем плаще бежало к двери, на ходу отбросив Пателя, когда тот попробовал встать на пути. Жнец исчез в темноте.

Дети кричали от страха и боли. Валентайн попытался стряхнуть внезапно накатившую слабость, но ничего не получалось. Едкий воздух в амбаре был слишком тяжел, чтобы дышать. На шатающихся ногах лейтенант подошел к косяку двери, и его вырвало.

Через час, когда из амбара вынесли все тела, кроме несчастного Селби, который лежал на своем пончо в пустой темноте взорванного погреба, Гонсалес поделился с Валентайном своей находкой. Попросив разрешения поговорить с ним с глазу на глаз на чердаке, разведчик передал лейтенанту грязный кусок тряпки.

Усталыми глазами Валентайн рассмотрел заляпанный экскрементами обрывок желтой ткани.

— Дядюшка что-то унюхал, сэр. Он посоветовал мне очень внимательно проверить то место, где мы услышали ищеек. После того как все ушли, я нашел это в кустах, где люди с Ред-Ривер… э-э-э… опорожнялись, сэр, — выпалил Гонсалес почти шепотом.

В свете фонаря Валентайн прочел безграмотные письмена:

— С+З, амбар, прим. 20 руж, искр. ваш.

Предательство. Это кое-что объясняет. Но кто же этот «искр. ваш»? Валентайн вспомнил, что парочка работников поспешила в кусты, когда они направлялись к амбару. Он тогда ничего не заподозрил: у него самого от страха началась медвежья болезнь.

Лейтенант подозвал трех воинов и объяснил им, что они должны сделать, когда взойдет солнце.

Мэллоу и его резервный взвод подошли к амбару чуть раньше первых лучей солнца. Валентайн подавил в себе желание обнять тяжело дышащую Барж, которая выглядела такой же усталой, каким ощущал себя сам Валентайн.

Старший лейтенант, выслушав рапорт Валентайна, присвистнул.

— Один в подвале, да? Вот уж не повезло тебе, салага. Но могло быть и хуже. Хорошо, что курианин не умеет управлять двумя Жрецами одновременно.

Мэллоу подал руку Валентайну, а затем в качестве награды предложил младшему лейтенанту большой глоток из своей серебряной фляги. Валентайн с благодарностью отпил, хотя и помнил предупреждения матери о людях, которые пьют до полудня. Что ж, солнце еще не совсем взошло, так что можно сказать, что еще и не утро.

— Курианам помогли, сэр. Кто-то посылал капюшонникам любовные записки. Они знали, что мы идем в этот амбар. Они притащили одержимых и хорошо приготовились.

— О Господи, — простонал Мэллоу, — какой-то идиот решил, что получит вознаграждение?

— Похоже на то.

— Ну вот и добро пожаловать на Свободную Территорию. Нет уж, пусть разбираются с этим в форте.

— Я потерял Волка, сэр. Мои люди хотят справедливости. — Валентайн надеялся, что можно будет устроить официальный суд. Но выражение лиц подчиненных заставило его засомневаться в такой возможности.

Мэллоу помрачнел.

— Они не посмеют ослушаться, Валентайн, или сами дождутся скорой расправы. Отдавай приказ.

— Да, сэр.

Мэллоу направился в амбар. Небо на востоке начало розоветь, самая длинная ночь в жизни Валентайна подходила к концу. Он подал знак своим Волкам, чтобы те начинали будить сонных фермеров и проверять их карманы и мешки.

Виновный раскрыл себя сам. Шестнадцатилетний мальчишка, тот, чью мать укусили ночью, бросился со всех ног в проем южной двери. Двое из Волков Мэллоу преградили ему путь и схватили его. В вещах мальчишки Валентайн нашел угольный карандаш, завернутый в обрывки материи, и маленький компас.

— Парень, что ты понимаешь?.. — вздохнул один из мужчин. Пара других смачно выругались.

Мальчишка сломался, он выкрикивал угрозы и проклятия вперемежку с рыданиями и всхлипами. Его отец с посеревшим лицом обнимал плачущую жену. Она уже дрожала от слабости и начавшейся болезни, которая унесет ее жизнь. Два-три дня, потом ее нужно будет пристрелить как бешеную собаку. Мэллоу и Патель не обращали внимания на убитых горем родителей и продолжали допрашивать парня.

— Кто тебя в это втравил, парень? — спрашивал Мэллоу, наклоняясь так, чтобы заглянуть в опущенные глаза мальчишки. — Что они тебе пообещали?

Если бы этот мужик все решал, он бы тебе шею свернул прямо сейчас, одной здоровой рукой. Я тебе не смогу помочь, если ты будешь молчать. Вот что я тебе скажу. Ты отправишь еще записку, но напишешь в ней то, что я тебе скажу. Тогда тебя не повесят.

Больше ничего не обещаю, но висеть не будешь.

Страх парня взорвался гневом.

— Вы не понимаете, да?! У них власть, а не у вас. Они устанавливают законы. Они всем правят. А когда они от вас устанут, то высосут всю вашу кровь, а остатки отдадут грогам! Те, кто не хочет умирать, должны подчиняться!

Валентайн, усталый до изнеможения, вышел наружу, чтобы взглянуть на восход. Он смотрел, как желтовато-рыжее солнце разгоралось в утренней дымке, и думал о том, в какое пакостное время его угораздило родиться.

 

2

Северная Миннесота, тридцать девятый год правления куриан

Он вырос среди пасторальных пейзажей озерного края Верхней Миннесоты. Дэвид Стюарт Валентайн родился в одну из бесконечно долгих зим в прочном кирпичном доме на берегу озера Карвер. Поселения, беспорядочно разбросанные в этой местности, уцелели не потому, что активно сопротивлялись нашествию, а потому, что в эти места трудно было добраться. Куриане недолюбливают холод и потому доверяют патрулирование своим полицаям.

Сами Жнецы появляются только летом, как когда-то рыбаки и туристы, приезжавшие на озера с мая по сентябрь.

В первые годы после Поражения миллиарды беженцев пытались найти убежище среди озер и лесов в местности, известной как Пограничные Воды. Они уничтожили здесь одержимых, но будущим партизанам поселенцы в помощи отказали — большинство из них уже сталкивались с упырями и теперь не хотели ничего, кроме покоя.

Пограничными Водами управляла только погода.

Каждую осень поселенцы судорожно собирали урожай и запасали продукты впрок, а затем выпадал снег, и семьи устраивались на зимовку. Летом они уходили в леса, подальше от дорог, и возвращались в дома только после того, как Жнецы снова были вынуждены отступить на юг из-за холода.

Семья маленького Дэвида была из тех, кто пришел в эти места в поисках убежища. В его жилах текла кровь скандинавов, индейцев и даже азиатов, а следы предков можно было отыскать на территории от самого Квебека до Сан-Франциско. Мать Валентайна была красивой и сильной индианкой сиу из Манитобы, а отец — бывшим морским летчиком.

Благодаря рассказам отца мальчик знал о мире больше, чем его сверстники. В то время как другие ребята мечтали о том, чтобы стать пиратами или построить плот и спуститься по Миссисипи, он хотел перелететь на самолете через Тихий океан.

Его детству пришел конец в одиннадцать лет, холодным сентябрьским днем, когда появился первый иней ранней северной осени и семья только вернулась с летней стоянки домой. Один или два патруля продолжали ошиваться поблизости. Судя по следам, найденным Дэвидом позднее, у дома останавливались два грузовика — неповоротливые, воняющие соляркой, которую предпочитали деревенские патрули. Вероятно, от незваных гостей несло еще и алкоголем.

Члены патруля опустошили кладовку, а потом провели остаток утра, насилуя мать Дэвида. Его отец, услышавший с берега озера шум моторов подъехавших грузовиков, был расстрелян на пороге дома, во дворе. Дэвид услышал выстрелы, когда собирал дикую кукурузу. Он поспешил домой с нарастающей страшной уверенностью, что стреляли именно у них.

Парнишка осмотрел подозрительно тихий дом. Все комнаты наполнял запах помидор, которые мать тушила на кухне. Валентайн нашел ее первой, над телом надругались, у женщины было перерезано горло. По злобе или просто по привычке захватчики убили и его маленького брата, который совсем недавно научился писать свое имя, и совсем крошечную сестренку. Дэвид не плакал, отец говорил, что одиннадцатилетние мужчины не плачут. Он обошел дом и нашел отца, лежащего на заднем дворе. Ворона сидела на плече бывшего пилота, и клевала мозги, вытекшие из дыры размером с бейсбольный мяч.

Валентайн пошел к дому падре. Переставлять ноги, шаг за шагом, было трудно, почему-то хотелось просто лечь и уснуть. Затем он увидел знакомую тропинку к дому, служившему для местного населения школой, церковью и публичной библиотекой. Валентайн рассказал священнику о том, что он слышал и видел, а затем предложил проводить туда падре. Священник уложил мальчика в постель в подвале своего дома. Эта комната на несколько лет стала домом Дэвида.

Убитых похоронили вместе. Дэвид бросил первый ком земли в могилу. После похорон, когда разошлись небольшие группки соседей, Дэвид, на плече которого успокаивающе лежала ладонь падре, наконец решился спросить:

— Отец Макс, а их души съели?

Каждый день в школе дети должны были заучивать стих из Библии, пословицу или поговорку. Им даже казалось, что они слишком много записывают и заучивают. Иногда строчки были как-то связаны с уроком, иногда нет. Цитата, выбранная для последнего дождливого дня занятий, имела особенное значение для старших учеников. Этот особый урок можно было бы озаглавить «Факты о смерти». Падре надеялся исправить неверное представление, которое его ученики составили из слухов и легенд, затем заполнить пробелы в знаниях о том, что произошло после Поражения, когда Homo sapiens потерял свое положение во главе пищевой цепочки. Для некоторых младших учеников материал был слишком мрачен, а родители других были против того, чтобы их детям вообще об этом рассказывали, поэтому в последнюю школьную неделю посещаемость была не на высоте.

Падре снова указал на цитату, начиная урок.

Отец Максимилиан Арген был красив. У него были длинные точеные руки и мускулистые плечи. Несмотря на то что за спиной падре были шестьдесят три прожитых года и многие мили пути прочь от Пуэрто-Рико, родины священника, его волосы только начали приобретать оттенок соли, смешанной с перцем.

Этот человек был стеной, за которой могла укрыться небольшая община, и, когда он говорил на собраниях, жители слушали его сильный, мелодичный голос и безукоризненное произношение с тем же вниманием, что и ученики на уроке.

На классной доске было выведено двенадцать слов.

Аккуратным почерком отца Макса с геометрической четкостью было написано: «Чем дальше ты смотришь назад, тем больше ты видишь впереди. Уинстон Черчилль».

Обычно Валентайн слушал с интересом, он любил историю. Но сегодня его взгляд был устремлен в окно, за которым по-прежнему лил дождь и не было никаких признаков того, что он прекратится. Валентайн даже передвинул свою парту под предлогом того, что на него капает, влево, так, чтобы она прижималась к стене прямо под окном. Щербатый белый таз, который стоял теперь на месте его парты, был уже почти полон, и капли, падающие с крыши, звонко булькали, словно расставляя знаки препинания в лекции падре. Валентайн всматривался в дождевые тучи, надеясь разглядеть просвет. Был последний день Полевых Игр, и это значило, что должен состояться забег по пересеченной местности. Если совет отменит Игры из-за непогоды, Валентайн останется там же, где был по прошлым итогам, — на третьем месте.

Молодежь собиралась каждую весну со всех Пограничных Вод, чтобы принять участие в соревнованиях. По традиции их проводили в честь окончания зимовки и начала сезона летнего укрытия.

В этом году Валентайн намеревался получить первый приз. Третье и второе места обеспечивали победителям рукопожатие и возможность поближе рассмотреть трофей того, кто занял первое. Призом для юношей от шестнадцати до восемнадцати были настоящее ружье и пятьдесят патронов для охоты на птиц.

Хорошее ружье значило обильный охотничий сезон. Падре и Дэвиду это бы очень помогло. Падре преподавал практически даром, и Валентайн зарабатывал не больше — он рубил и складывал бесконечные поленницы дров для соседей. Если Валентайн выиграет, они с падре будут есть гусей, уток и фазанов до самого снега.

— Мистер Валентайн, — сказал отец Макс, прервав мысленный пир Дэвида, — пожалуйста, вернитесь к классу. Мы говорим на очень важную тему… о вашем наследии.

— Странно, — прошептал Дойл с задней парты, — что-то я не припомню, чтобы падре говорил тебе, какой ты тупой сукин сын.

Бульк, добавил тазик.

Суставы пальцев мозолистых рук падре хрустнули, когда тот сжал кулаки. Грубые шутки Дойла были так же всем привычны, как вода, капающая с крыши классной комнаты в дождь. Падре, очевидно, твердо решил не обращать внимания ни на то, ни на другое.

Он смотрел только на Дэвида.

— Простите, отец, — сказал Валентайн, придав своему голосу столько раскаяния, сколько может семнадцатилетний юноша.

— Вы можете загладить вину перед классом, рассказав нам то, что вы знаете о пре-сущих.

— Ну, это тебе не долго вещать, — снова раздался шепот сзади.

Падре посмотрел на Дойла.

— Благодарю вас за то, что посвятили два часа своего драгоценного времени, латая школьную крышу, мистер Дойл. Крыша и я безмерно благодарны. Ваше резюме, мистер Валентайн.

Бульк.

Валентайн слышал, как Дойл елозит на стуле.

— Они жили до динозавров, отец. Они создали Врата, которые соединяют планеты. Межзвездное Древо. Куриане так сюда и попали, правда?

Отец Макс поднял правую руку. На ней не хватало большого пальца, а остальные были неправильной формы. Это всегда напоминало Валентайну о корнях дерева, которые не могут решить, в какую сторону расти.

— Вы торопитесь, мистер Валентайн. Вы забрались примерно на шестьдесят пять миллионов лет вперед.

Падре присел на краешек своего стола и окинул взглядом восьмерых старших учеников. В классе должно было быть около сорока человек, если бы на уроки приходили все подростки округи. Но образование, как и выживание, было делом добровольным в неорганизованном мире Пограничных Вод.

Валентайн приготовился слушать долгий рассказ, как обычно, когда падре таким образом усаживался. Остальные ученики не разделяли привилегии жить в одном доме с падре и не знали, что эту манеру он перенял у собственной учительницы. Монахиня из Сан-Хосе сумела разжечь жажду знаний в курящем марихуану подростке, в роли которого Валентайну было так трудно представить падре. Но мысли Валентайна все норовили ускользнуть к играм.

— Мы очень мало знаем об монстрах, о пре-сущих, кроме того, что они появились на Земле раньше, чем все живое, — начал падре. — Я вчера рассказывал вам о Вратах. Нет, мистер Дойл, не о рок-группе из старого мира. Я знаю, мы все думаем о них как о чудовищном проклятии, причине всех наших бед. Все сложилось бы по-другому, если бы они никогда не были открыты. Они были чудесным изобретением, соединяющим планеты Млечного Пути так же легко, как эта дверь соединяет нас с библиотекой.

Мы называем создателей Межзвездного Древа пре-сущими, ибо мы даже не уверены в том, что у них были тела. Вот в чем дело. Они, возможно, и не нуждались в физической оболочке. Но если они имели тела, то большие, судя по тому, что некоторые Врата были не меньше амбара. — Мы знаем, что пре-сущие действительно жили, потому что они оставили Межзвездное Древо и Камни Прикосновения. Камень Прикосновения — это как книга, которую можно читать, просто положив на нее руку. Они не всегда правильно взаимодействуют с мозгом, к сожалению, бывает, что человек сходит с ума от впечатлений, и я этому верю.

Но человек с правильными мыслями, прикоснувшись к такому Камню, способен испытать нечто, что мы можем назвать откровением. Как загрузка информации, про которую я вам рассказывал, говоря о компьютерных технологиях старого мира.

Падре посмотрел в пол и покачал головой. Валентайн знал, что он и любит прошлое, и ненавидит его.

Выпив, падре начинал проклинать несправедливости старого мира, который мог накормить и одеть всех своих детей, но предпочел этого не делать. Далее могли последовать горькие слезы ностальгии по тому, что называлось картошкой из «Макдоналдса», которую нужно было макать в шоколадный коктейль, или о непомерно дорогих сувенирных футболках.

— Пре-сущие жили за счет поглощения энергии, особенной энергии, той, которую производят живые существа. Растения вырабатывают ее в очень малом количестве. Животные, мы в том числе, в большем.

Эта энергия, которую мы называем «жизненной силой», или «аурой жизни», определяется двумя свойствами нашего организма: размером и интеллектом.

Последний преобладает. Корова, несмотря на размер, выделяет меньше жизненной силы, чем обезьяна. Обезьяна «ярче» из них двоих, она «светится», если понимаете.

Вверх поднялась ученическая рука, и падре остановился.

— Вы нам об этом уже говорили, но я так и не поняла, является ли эта самая аура душой или нет? Это и есть душа? — спросила Элейн Ковел. Ей было всего тринадцать, но она была такой умницей, что всегда оставалась на уроках для старших.

— Хороший вопрос, мисс Ковел, — с улыбкой ответил падре, — я хотел бы, чтобы у меня был однозначный ответ. Согласно моим внутренним ощущениям, аура жизни — это не душа. Я думаю, что душа — это то, что принадлежит тебе и Богу, и больше никто не может в это вмешаться. Я знаю, некоторые люди говорят, что это нашими душами кормятся, но мы не знаем точно и не сможем никогда узнать. Я думаю, что аура жизни — это другой, особый, вид энергии, которую мы выделяем, так же как мы выделяем тепло и электромагнитное поле.

Взгляд Элейн застыл, и Валентайн посочувствовал ей. Она тоже была сиротой, Жнецы забрали ее родителей пять лет назад в Висконсине. Элейн теперь жила с теткой, которая едва сводила концы с концами, ткала пледы и чинила пальто. Все ученики замерли.

Как только падре заговаривал о смерти, их обычная оживленность куда-то испарялась.

— Так почему же их больше нет? — спросил другой ученик. — Я думал, что именно эта энергия делает куриан бессмертными.

— Очевидно, наш Создатель решил, что ни одна раса не может существовать бесконечно, вне зависимости от того, насколько продвинуты их технологии.

Когда пре-сущие начали умирать, среди них поднялась паника. Им нужно было все больше и больше жизненной силы, чтобы выжить, и они изничтожили целые планеты, пытаясь помешать неизбежному свершиться. Возможно, именно они поглотили всех динозавров. Эти два события, кажется, совпадают по времени. В конце концов, пре-сущие начали поедать друг друга, но все было бесполезно. Они все равно умерли.

Когда не осталось никого, чтобы поддерживать в порядке Врата, порталы начали закрываться. И так продолжалось тысячи лет. Но осколки знаний пре-сущих и само Межзвездное Древо сохранились, и их нашел новый разум.

Снаружи прокатились раскаты грома, и дождь сильнее застучал по крыше.

— Значит, мы теперь называем пре-сущих курианами? — спросила девушка.

— Нет. Куриане происходят из расы, известной как Ткачи жизни. Они нашли остатки цивилизации пре-сущих и использовали все, что смогли понять. Как варвары, которые захватили Рим. Название — Ткачи жизни — относится к тем представителям расы, которые путешествуют по другим мирам и поселяются там на завоеванных землях, так же как человек, который берет с собой свой скот, зерно и саженцы деревьев, когда переезжает, но готов принять новое, если оно лучше, и Ткачи поступали так же, колонизируя Межзвездное Древо. Они живут долго, очень долго… многие тысячи лет. Есть мнение, что их создали пре-сущие как строителей, но кажется странным, что существа с такой сильной аурой, как у них, могли выжить в период умирания пре-сущих.

Ткачи вновь открыли Врата на нашу Землю примерно тогда, когда человечество выяснило, что еда вкуснее, если ее сначала приготовить. Наши предки боготворили их. Большинство Ткачей довольствовались ролью учителей, но некоторым этого было мало.

Ткач жизни может появиться перед нами в обличье мужчины или женщины, слона или черепахи, если за хочет, поэтому они должны были показаться нашим бедным предкам богами. Им так же легко менять свою форму, как нам переодеваться. Я думаю, они послужили прообразами героев многих старых мифов и легенд.

Ткачи в каком-то смысле усыновили нас. Когда мы стали более образованными, они взяли некоторых в иные миры. Мне говорили, что люди живут на других планетах и сейчас. Если так, я надеюсь, их судьба лучше нашей. Ткачи жизни могли все что угодно вытворять с ДНК. Они могли создавать полезных существ себе на потребу или изменять существующие виды в зависимости от своих запросов. Мы знаем, что им нравилось создавать прекрасных птиц и рыб для украшения своих жилищ. Некоторые до сих пор живут на нашей планете.

Падре улыбнулся.

— Когда-нибудь видели попугая? — спросил он. — Я думаю, они над ним неплохо поработали.

Он помолчал, обдумывая мысль.

Валентайн видел фотографию попугая. Но сейчас единственными птицами, о которых он мог думать, были фазаны, нежные, молодые фазанчики, которые взлетают, бешено хлопая крыльями. Он видел их сквозь прицел своего нового, только что выигранного ружья. Он слышал, что у соседских пойнтеров снова появились щенки, может, ему удастся получить одного.

Падре продолжал говорить.

Дойл, в кои-то веки серьезный, поднял руку:

— Сэр, зачем вы нам об этом рассказываете? Мы о вампирах и всем таком с детства знаем. Может, лучше про то, чего мы не понимаем? Ну какая разница, как это все началось? Нам все равно надо каждое лето прятаться в лесах. И каждую осень пара-тройка семей не возвращается.

Падре нахмурился, и Валентайну показалось, что он стал на десять лет старше.

— Никакой, никакой разницы. Я каждый день думаю о том, что это могло бы изменить. Мистер Дойл, класс, вы молоды, вы всю свою жизнь с этим живете, и это не так давит на вас. Но я помню другой мир. Люди были недовольны им, но сейчас, оглядываясь назад, я вспоминаю о нем как о рае. Почему сейчас я говорю об этом? Посмотрите на цитату на доске. Черчилль был прав. Глядя назад, мы часто можем увидеть будущее. Я рассказываю вам об этом потому, что ничто не вечно, даже те, кто готов на все, чтобы стать бессмертными. Они не бессмертны. Куриане в конце концов погибнут, как погибли пре-сущие.

Однажды старый правитель заплатил за то, чтобы в камне высекли такое изречение, которое останется справедливым навсегда. Мудрейший велел ему высечь слова: «И это пройдет». Но кто исчезнет первыми — мы или они?

Мы не доживем до этого дня, но однажды куриан не станет и Земля снова будет чистой. Если даже больше ничего не запомните, я хочу, чтобы вы унесли с собой это знание и не забывали об этом, куда бы вы ни шли.

Дождь прекратился вскоре после того, как разошлись одноклассники Валентайна. Он быстро вылил дождевую воду из армии тазиков и ведерок, выстроившихся хаотично под дырявой крышей, и направился на кухню.

Отец Макс сидел за изъеденным временем деревянным столом, уставившись на дно пустого стакана.

— Дэвид, когда я об этом рассказываю, мне потом надо выпить. Но одна стопка тянет за собой вторую, а то ей одиноко. Я не должен этого делать. По крайней мере не так часто.

Он поставил кувшин на его привычное место на полке.

— Это отрава, отец. Я бы не стал ею даже крыс травить, слишком жестоко.

Священник поднял голову и посмотрел на Дэвида, который налил себе молока, надоенного утром.

— Разве забег не сегодня? — спросил он.

Валентайн, теперь одетый в линялые джинсовые шорты и кожаную жилетку, проглотил кусок хлеба и запил его большим глотком молока.

— Ага, в четыре или вроде того. Хорошо, что дождь кончился. На самом деле мне пора, если я хочу еще разок пройтись по трассе до гонки.

— Ты по этой трассе с апреля бегаешь, ты ее уже наизусть знаешь.

— Дожди шли, земля теперь другая, опоры не будет. А по холму вверх и вовсе грязь одна.

Отец Макс глубокомысленно кивнул:

— Дэвид, я говорил тебе когда-нибудь, что твои родители гордились бы тобой?

Валентайн промолчал, зашнуривая высокие мокасины.

— Да. В основном после стопки этой вашей отравы. Она вас размягчает.

— В тебе есть все лучшее от них обоих. У тебя быстрый ум и верность отца, а красотой и чувством юмора ты в мать. Она всегда умела сглаживать острые углы. Я хотел бы, чтобы они могли видеть тебя сегодня. Ты знаешь, что мы называли последний школьный день выпускным балом?

— Ага. Я видел фотографии. Дурацкая шляпа и лист бумаги, на котором написано, что ты все знаешь.

Было бы здорово, но я хочу достать для нас то ружье.

Он направился к двери, но обернулся на пороге.

— Вы будете в главной палатке?

— Как же, буду благословлять еду и смотреть как ты получаешь первый приз. Удачи, Дэвид.

Молодой человек открыл скрипучую, в заплатах, дверь-ширму и вдруг увидел двух бородатых мужчин, идущих к дому по тропинке от дороги. Они выглядели так, словно всю свою сознательную жизнь провели в армии. На них была одежда из оленьей кожи и широкополые поношенные шляпы из фетра. Люди несли с собой винтовки в кожаных футлярах, но вид у них был вовсе не жульнический и не задиристый, как у патрульных солдат. В отличие от патрулей, которым куриане доверили поддерживать порядок в Пограничных Водах, эти люди двигались осторожно и тихо.

В их глазах было что-то, заставляющее вспомнить настороженных диких зверей.

— Отец Макс, — позвал Валентайн, не отрывая глаз от странных гостей, — чужие.

Бородачи остановились, обнажив в улыбках желтые от табака зубы. Тот, что был повыше, заговорил:

— Пусть ружья тебя не пугают, парень. Я знал твоих.

Отец Макс шагнул с крыльца на влажную дорожку, протягивая руки к незнакомцам.

— Пол Сэмюэлс, — почти выкрикнул он, обнимая высокого бородача, — ты сюда сто лет не забредал! Кто это с тобой?

— Я Джесс Финнер, сэр. Наслышан о вас, сэр.

Падре улыбнулся:

— Уж не знаю, хорошо это или плохо, мистер Финнер. Знакомьтесь с моим подопечным. Это сын Ли Валентайна и Хелен Сен-Кру.

— Я знал твоего отца, Дэвид, — сказал тот, которого звали Сэмюэлс. Валентайн видел, как воспоминания промелькнули в карих колодцах под морщинистыми бровями. — Весь этот ужас в тот день у вас дома. Я видел тебя после похорон. Мы рыскали четыре месяца, но взяли тех, кто…

— Давай не будем ворошить старое, — прервал его падре.

Валентайн заметил, как они переглянулись, и внезапно потерял всякий интерес как к гонке, так и к ружью.

Падре потрепал его по плечу.

— Мы потом поговорим, Дэвид, честное слово. Иди!

Передай мои извинения собранию в главной палатке и возвращайся как можно скорее. Мы, пожалуй, откупорим одну из бутылок в поленнице, и тебе, возможно, придется укладывать меня в постель.

— Вряд ли! — хохотнул Сэмюэлс.

Падре смерил Дэвида очень серьезным взором, и Валентайн направился вниз по дороге. У него все еще было время пробежать дистанцию в две мили, если он поторопится. Позади трое мужчин какое-то время смотрели ему вслед, затем отвернулись и пошли в дом.

Лагерь встретил его ароматами готовящейся еды.

Общая палатка, стоящая на шести столбах громадина, в которой проходили венчания, крещения, торги и собрания общины в начале каждого лета, была спрятана в небольшой лощинке, окруженной озерами и холмами, во многих милях от ближайшей дороги и подальше от глаз любых патрулей на машинах. Праздник Летнего Укрытия включал в себя игры и соревнования для детей и подростков. Пора свадеб тоже обычно добавляла торжественности.

Взрослые изучали ремесла, соревновались в верховой езде, стрельбе из ружей и луков, а затем каждый вечер жарили шашлыки. Семьи приносили свои, особые, блюда и наслаждались общением, которого были лишены в течение всего года. Когда фестиваль подойдет к концу, люди рассеются по лесам и холмам, чтобы маленькими группами пережидать летнюю жару, в надежде что Жнецы будут прочесывать какую-нибудь другую часть Пограничных Вод в поисках добычи.

К тому времени когда Валентайн подошел к собравшимся, состязание уже казалось ему утомительной обязанностью. Обычно люди, лошади, фургоны и лотки торговцев интересовали его, но сейчас он никак не мог отвлечься от мыслей о двух незнакомцах.

Ленточка и ружье, которое Валентайн мог получить на глазах аплодирующей толпы, представлялись несущественными после встречи с человеком, знавшим его отца.

Валентайн настроился на то, чтобы все-таки пробежать дистанцию. Трасса огибала Березовое озеро.

Обычно грязное и заболоченное к середине мая, в этом году Березовое наполнилось дождевой водой и разлилось почти до поляны, где стояла палатка.

Валентайн кивнул Дойлу и еще паре знакомых из школы. У него было много приятелей, но ни одного близкого друга. Живя вместе с падре, он выполнял массу поручений по дому и школе, которые не оставляли времени для общения. К тому же Валентайн предпочитал книгу шумной компании сверстников и часто чувствовал себя чужаком.

Юноша направился в лес и пошел вдоль двухмильной трассы. Ему нужно было время, чтобы побыть одному и подумать. Валентайн правильно угадал: земля на большом холме на западной стороне озера была скользкой от глинистой грязи.

Он стоял на холме и смотрел поверх дрожащей поверхности воды на общую палатку. Неожиданная мысль появилась в таинственном саду его мозга, там, где росли самые лучшие мысли.

В гонке участвовали пятнадцать мальчиков, хотя далеко не все набрали достаточное количество очков в предыдущих играх, чтобы у них был шанс получить приз. Они были одеты кто во что горазд — от комбинезонов до кожаных набедренных повязок, все юноши были высокие и худощавые, с растрепанными волосами и сильными мышцами.

— На счет «один» готовься, — начал отсчет сенатор Гэфли, внимательно глядя на дрожащих от нетерпения мальчишек, — «два» — на старт, и… вперед!

Через сотню ярдов несколько мальчиков едва не замерли на месте, когда Валентайн, резко свернув вправо, направился к озеру. Он пробежал по длинной косе и с размаху бросился в воду.

Валентайн плыл мощными, жадными рывками, нацелившись на высокий дуб на другом берегу. Изгиб озера в этом месте был около 150 ярдов в ширину, и Дэвид вычислил, что присоединится к остальным как раз тогда, когда они соскользнут с покрытого слоем грязи холма.

И он оказался прав. Вынырнув из воды насквозь мокрым, он оказался впереди Бобби Ройса, который бежал первым и только что показался из леса. На финише под смешанный аккомпанемент приветствий и свистков Дэвид разорвал импровизированную ленту испачканной в грязи грудью. Больше всех свистели, конечно, те семьи, чьи дети принимали участие в гонке. Хмурый сенатор буквально вырвал у него из рук финишную ленту, так, как будто это была оскверняемая священная икона, а не кусок жалкой бечевки.

Остальные мальчики добрались до финиша через две минуты, и начался спор. Некоторые убежденно доказывали, что главное было добраться из пункта А в пункт Б с максимально возможной скоростью, а каким именно путем, по земле или по воде, не имело значения. Большинство выражало мнение, что гонка задумывалась как две мили бега по пересеченной местности, а не заплыв, что сделало бы это совсем другим спортом. Каждая сторона кричала все громче и громче, уверенная в том, что выиграет спор тот, кто всех перекричит. Два старичка, находившие весь скандал чудовищно уморительным, похлопав Дэвида по спине, втиснули в его руку бутылку пива, объявив бесспорнным чемпионом в доселе неведомом виде спорта: доведении сенатора Гэфли до состояния взъерошенной курицы.

В спешке составленная из трех сенаторов комиссия дисквалифицировала Валентайна, но заявила, что ему полагается специальный приз за «инициативность и оригинальность». Валентайн посмотрел, как Бобби Ройс получил ружье и патроны, и вышел из палатки.

Запах шашлыков снова заставил его вспомнить о голоде. Он взял жестяной поднос и положил на него все, что мог унести. Домашнее пиво на вкус оказалось мерзким. Было ли пиво таким же плохим в старом мире?

Но каким-то образом оно подчеркивало вкус пахнущего дымком мяса. Валентайн отыскал сухое местечко под ближайшим деревом, уселся и занялся едой.

К нему подошел один из стариков, хлопавших его по плечу. В руках старик нес лакированный деревянный ящик, а в хорошо натренированных пальцах сжимал две бутылки пива.

— Эй, привет, парень! Не прогонишь?

Валентайн улыбнулся и пожал плечами.

Старик прислонился к стволу дерева.

— Есть уже не больно хочется, сынок. Когда был, как ты, веришь или нет, мог полбычка уговорить. А вот пиво по-прежнему хорошо идет, — сказал он, сделав глоток из бутылки и протягивая другую Валентайну. — Слушай, сынок, ты на них наплюй. Гэфли и все остальные — по-своему хорошие мужики, им просто неожиданности не по нутру. Мы, видишь ли, слишком много неожиданного повидали на своем веку, так что больше не хочется.

Валентайн тоже отхлебнул свежего пива и только кивнул: рот его был занят едой.

— Меня зовут Квинси. Мы когда-то были соседями. Ты тогда такой резвый шкет был. Твоя мама к нам заходила, особенно когда моя Дон последний раз болела.

Цепкая память Валентайна встрепенулась, приходя ему на помощь.

— Я вас помню, мистер Квинси. У вас велосипед был. Вы мне еще давали покататься.

— Да, и у тебя неплохо получалось, особенно учитывая, что у него не было шин! Я его отдал, когда Дон не стало. Переехал к зятю. Но я помню твою мать, она сидела с ней. Говорила с ней. Шутила. Заставляла ее есть. Знаешь, я думаю, что я так и не сказал ей спасибо, даже когда мы ее хоронили…

Старик сделал большой глоток.

— Но это все вода под мостом, как мы раньше говорили. Когда-нибудь видел настоящий мост? А, ну видел, конечно. На старом шоссе. Тот еще стоит. — Старик помолчал, а потом добавил: — Я пришел, чтобы кое-что тебе отдать. Я как увидел тебя, с мокрыми, блестящими волосами, так сразу о твоей матери подумал. И раз эти старые дураки не хотят вручать тебе заслуженный приз, я решил дать тебе его сам.

Он повозился с зеленоватой защелкой на ящике и поднял крышку. Внутри, в специальном углублении из синего бархата, лежал сверкающий пистолет.

Валентайн задохнулся от изумления:

— Ух ты! Вы шутите? Да за него такую цену дадут…

Старик покачал головой:

— Это мой. У твоего отца тоже мог быть такой. Это пистолет старого американского образца. Я его всегда чистил и смазывал. Патронов нет, но девятимиллиметровые найти нетрудно. Я хотел отдать его зятю, но он ничтожество. Продаст за банку пойла.

Так что я принес его сюда, думал поменять на книги или еще что. И вдруг понял, что надо отдать тебе, тебе-то он пригодится. Для охоты не совсем подходит, но для спокойствия на пустынной дороге — как раз. На одиноком пути.

— Вы о чем, мистер Квинси?

— Послушай, сынок. Я стар и состарился потому, что хорошо разбираюсь в людях. У тебя такой вид, будто ты жаждешь чего-то большего, чем глоток пива. Твой отец был таким же. Ты знаешь, что он служил на флоте и обошел весь мир? Ему это подходило. Потом, когда началось это дерьмо, он занимался другими вещами. Он сражался за правое дело, как и падре. Делал то, о чем, может, и матушке твоей не рассказывал. Ты похож на него, тебя надо только подтолкнуть немного. А что тебя подтолкнет, я не знаю.

Валентайн подумал о том, что, может быть, его уже подтолкнули. Он хотел поговорить с Полом Сэмюэлсом, поговорить наедине. Он готов был признаться себе в том, что хочет уйти с ними, когда они соберутся покинуть дом падре.

— Этот мир настолько загажен, что иногда не могу поверить, что все еще в нем живу. Когда что-то идет коту под хвост, можно сделать только две вещи — исправить или смириться. Мы все здесь, в Пограничных Водах, пытаемся смириться, да что там, просто спрятаться от этого кошмара. У нас хорошо получается. Может, не стоило к этому привыкать, не знаю.

Но ведь у нас есть дети, которых надо одевать и кормить. Казалось, что ради них лучше спрятаться и не раскачивать лодку. Но это я, не ты. Ты смышленый парень, твоя выходка на озере доказательство тому.

Тем, у кого есть реальная власть, плевать на нас. А ты живешь у падре и, может быть, понимаешь, что это только вопрос времени. Они обязательно отыщут нас.

И неважно, как далеко мы заберемся в леса. Это война на выживание — или мы, или они. Но воевать — на такое способны немногие.

Дэвид заставил себя проглотить застрявший в горле ком, но справиться с волнением это не помогло. Может ли он просто уйти?

Его тайный план — жить на берегу озера в маленьком домике с книгами и удочками — больше не казался привлекательным и никуда не годился. И все с тех пор, как Сэмюэлс и Финнер рассказали о том, как отомстили патрульным, которые превратили его жизнь в груду искромсанного мяса. Странно, что старый сосед беседовал с ним так, словно был посвящен в его потаенные, еще не сформировавшиеся до конца мысли.

— Вы говорите, что мне нужно уйти, присоединиться к Сопротивлению, бороться за правое дело?

— Пара-тройка мальчишек уходят каждый год. Народ про это помалкивает. Если слух дойдет до патрулей, быть беде. В таких случаях обычно говорят, что «Джо женился и теперь с семьей жены живет около Брейнерда» или что-то подобное. Сенаторы этого не поощряют, но у Гэфли самого дочка убежала два года назад. Письма каждый год приходят, только он их никому не показывает.

Из духа противоречия всем своим видом показывая Квинси, что тот не так уж хорошо разбирается в людях, как ему кажется, Дэвид пожал плечами и сказал:

— Не знаю, что я буду делать, мистер Квинси. Я думал отправиться на Лесное озеро, построить лодку… мне нравится рыбачить. И говорят, там почти никто не живет.

— Конечно, сынок. А лет через двадцать мимо проедет патруль, так же как…

— Эй, — покраснел Валентайн, — это не… несправедливо.

— Но это постоянно происходит. Вот этой весной, на Больших Водопадах. Восемь человек. Как я слышал, на юге еще хуже. Особенно в городах, где спрятаться негде.

Валентайн собирался было сказать, что ему нет до этого дела, но сдержался. Тем сентябрьским днем падре тоже не было никакого дела до одиннадцатилетнего сироты, но он решился взять на себя эту ответственность, поступил так, как поступают порядочные люди.

Вечером встревоженный молодой человек знакомыми тропами спешил к дому падре. В холщовом мешке он нес остатки пиршества и старый незаряженный пистолет, а в голове его проносился вихрь мыслей. Лица людей, животные у общей палатки, берега, холмы и деревья — все наполняло его чувством безопасности. Леса прекрасны, темны, глубоки… Он прошел сразу на задний двор, проверил скот и начал колоть дрова. Это занятие всегда помогало ему привести мысли в порядок, хотя он покрывался липким потом и уставал до дрожи в суставах. С тех пор как жизнь занесла его сюда пять лет назад, он колол дрова не только для падре, но и для нескольких соседей в обмен на сахар или муку. Тяжесть топорища в руке, звук вонзающегося в сухую плоть дерева лезвия помогали ему успокоиться и привести мысли в порядок.

Он сложил дрова в поленницу и вошел в дом. В заполненной табачным дымом библиотеке вокруг пустой бутылки и наполовину пустого кувшина сидели трое мужчин. Небольшой мешочек, полный писем, включая письмо от юной леди по фамилии Гэфли, лежал на исцарапанном столе падре, а гораздо большая кипа писем лежала в мешке одного из гостей, готового к долгому пути на юг. Тот, кого звали Финнер, восхищенно листал замызганное издание под названием «Обнаженные модели через фотообъектив».

— Дэвид, ты пропустил всего лишь скучный обмен последними новостями. И еще более скучное распитие спиртных напитков, — сказал отец Макс, не вставая с облезлого стула. — Ты выиграл гонку?

— Типа того. Не важно.

Он рассказал, как все было. Когда Валентайн дошел до рассказа о дисквалификации, Финнер пренебрежительно фыркнул.

— Расскажите, как вы познакомились с моим отцом, мистер Сэмюэлс.

Сэмюэлс взглянул на падре.

— Просто Пол. Когда я был примерно, как ты, плюс-минус год-два, мы с твоим отцом частенько приезжали сюда с юга, как сейчас с Джессом. Нам нравилось поддерживать отношения со здешними ребятами и с этим старым плутом. Хорошо смоченные занятия философией. Вот как можно это назвать.

Валентайн начал раздачу добычи, принесенной из общей палатки. Гости налегли на еду с энтузиазмом людей, которые провели долгие дни в дороге на подножном корму.

— Вы с ними сражаетесь? С курианами, со Жнецами, с теми штуками, которые они делают? И с патрулями, да?

— Патрулями мы здесь называем полицаев, — вмешался падре.

— Ну, не все сразу, сынок, — ответил Сэмюэлс, — на самом деле мы больше времени проводим, в страхе прячась от них, чем открыто сражаясь. Мы можем нанести пару-другую ударов, там, где у нас поменьше шансов получить сдачи. А в остальное время мы просто пытаемся не умереть с голоду. Приходилось тебе запивать горсть муравьев водой прямо с земли, из следа, оставленного копытом? Спал ли ты когда-нибудь на улице без палатки, под дождем? Носил одну рубашку, не снимая, месяц? Грязно и воняет. Я не только рубашку имею в виду.

Валентайн выпрямился во весь рост, вытянувшись так, чтобы добавить себе еще пару дюймов к своим шести футам:

— Я хочу к вам присоединиться, сэр.

Отец Макс рассмеялся пьяным смехом:

— Я знал, что вы его уговорите!

Через неделю, теплым солнечным днем, падре провожал всю компанию. Он дал Дэвиду старый, пахнущий плесенью гамак. Его можно было использовать не только для отдыха, падре показал, как обмотать вокруг него одежду и повесить через плечо.

Когда остальные новобранцы, собравшиеся со всей округи за последние несколько дней, стали закидывать за спины свой багаж — большинство несло рюкзаки, набитые едой, — Валентайн обнаружил, что ему очень многое нужно сказать падре. Но уже не было ни времени, ни возможности поговорить наедине.

— Да хранит тебя Господь, — сказал священник, в его глазах блестели слезы.

— Я буду писать. Не волнуйтесь обо мне. Джейкоб Кристенсен сказал, что будет помогать вам здесь. Он хочет учить малышню, так что вам не придется…

Падре протянул руку.

— Хорошо, Дэвид, у меня все будет в порядке. Тебе скоро придется думать о более важных вещах, чем о том, как подоить корову или накормить цыплят. Но день, когда я прекращу учить детей читать, наступит, только если я буду лежать в земле.

Сэмюэлс и Финнер тоже подошли пожать руку падре. Как они умудрялись оставаться такими бодрыми, было загадкой для Дэвида. Они все ночи проводили за выпивкой и разговорами, а днем ходили по торговым палаткам и соседним домам. Дэвид по едва заметным лесным тропинкам водил их к семьям, чьи имена стояли на конвертах.

Один из таких визитов особенно запомнился молодому человеку: Сэмюэлс тогда пришел передать пожилой женщине несколько личных вещей ее погибшего сына, который был ему другом. Она, должно быть, предчувствовала беду и не показалась ни удивленной, ни убитой горем и даже не собиралась уходить из дому на лето. В ту ночь в библиотеке они больше пили и меньше смеялись.

Посвящение Валентайна началось в первый же день пути на юг. Сначала он узнал, насколько сильно могут уставать ноги. Ему не раз приходилось проводить целый день шагая, но никогда еще он не нес на своей спине больше сорока фунтов продуктов, воды и вещей да еще и со скоростью, установленной требовательным сержантом.

К ним присоединились другие волонтеры. Одну из них Валентайн знал. Гэбриэлла Чо несколько лет ходила в школу к падре. Густые черные волосы девушки причиняли Валентайну немало страданий, завораживая его, когда он входил в неуклюжую пору полового созревания. В пятнадцать лет из-за работы по дому ей пришлось бросить школу. С тех пор как Валентайн видел ее в последний раз, два года назад, она успела расцвести и превратиться в прекрасную женщину.

— Гэбби, так и ты с нами, — сказал Валентайн, с облегчением осознав, что он наконец-то стал выше ростом, чем девушка с оленьими глазами.

Она посмотрела на него один раз, другой.

— Да, я тоже отправляюсь в долгий путь.

— Мы скучали по тебе. Отцу Максу пришлось задавать свои каверзные вопросы другим. Все изменилось, когда ты ушла.

— Да, все изменилось, — ответила она.

На прочие вопросы Гэбриэлла отвечала так же односложно и опустив глаза. Валентайну пришлось закончить разговор.

В первый вечер они остановились на заросшем травой перекрестке больше чем в дюжине миль на юг от дома падре. Члены отряда разбили лагерь и весь следующий день провели в разговорах. Пока спутники отдыхали, появился солдат, ведя за собой еще четверых новобранцев: двое светловолосых парней были близнецами и отличались гигантским ростом. Валентайну даже показалось странным, что звали их Кайл и Пит, а не Тор и Один.

Дальше на юг и на запад отряд продвигался простыми этапами, простыми с точки зрения людей, которые не назывались Волками. Для Валентайна каждый следующий день оказывался сложнее предыдущего. К тому времени как они добрались до окрестностей Миннеаполиса, группа разрослась до тридцати солдат и больше сотни юношей и девушек.

Лейтенант Скеллен встретил их у лодки, на которой люди партиями должны были переправиться через Миссисипи. На глазу у него была повязка, такая широкая, что ее скорее можно было бы назвать шарфом. Она прикрывала шрам в форме полумесяца. С лейтенантом было еще несколько дюжин рекрутов, таких же подростков с широко распахнутыми глазами, как и люди сержанта. Им было так же неуютно в незнакомых местах и среди незнакомых лиц. После переправы путешественники сделали крюк вокруг Городов Близнецов и направились в пустынные земли, заросшие степной травой. По пути им встретилось стоголовое стадо каких-то животных, каждое из которых напоминало гору меха и кожи. Волки сказали Валентайну, что это бизоны.

— Никакая погода нипочем таким косматым, — объяснил Финнер своим подопечным из Пограничных Вод, — когда начинается метель, бизоны не прячутся в лесу, а встают в круг и пережидают.

Валентайн еще многое узнал по пути на юг. Он научился делать компас, натирая старое двустороннее лезвие бритвы о свою руку. Когда лезвие заряжалось статическим электричеством, он подвешивал его на ниточку в банке из-под консервов, чтобы защитить от ветра. Проболтавшись туда-сюда, маленький кусочек металла находил север, как собака. Новобранцы научились тому, как и где разводить костры, выстраивать защитные барьеры из поленьев, чтобы спрятать огонь и направить тепло в лагерь. Ему рассказали об окопных кострах на большом ветру и о том, как жарить дичь на вертеле не над огнем, а рядом с ним, подставив внизу сковородку, чтобы поймать каждую каплю ценного жира. Валентайн научился делать муку не только из пшеницы, но и из рогоза, и даже из древесной коры. Он толок кору в кастрюле с водой, отделял жилки и оставлял ее отстояться, затем сливал воду и поджаривал мясистый крахмал на палке.

Даже с солью на вкус он был не очень, но Валентайн понял, что может есть практически все что угодно.

Что еще более невероятно — он прибавил в весе, хотя и был голоден от заката до рассвета.

Когда мешки новобранцев пустели, люди останавливались на одиноких фермах и в мелких поселениях, и жители кормили их.

— Нет, сэр, я не могу с ними сражаться, но я могу накормить тех, кто это делает, — объяснил один фермер с козлиной бородкой, передавая мешки бобов и кукурузной муки доброй сотне людей, вставших лагерем на берегу его ручья.

Валентайн учился обращаться с пистолетом. Волки пустили шапку по кругу и собрали около двух дюжин пуль с тех членов отряда, чьи боеприпасы подходили к его пистолету. Некоторые Волки носили по три кобуры с оружием, чтобы иметь больше шансов использовать пули, добытые в бою у погибших. Дэвид сбивал старые банки из-под краски и обветшалые, облезлые дорожные знаки. Во время одного из таких уроков стрельбы Валентайн попытался поговорить с сержантом Сэмюэлсом. Он только что сбил подряд целый ряд алюминиевых банок и очень гордился собой.

— Надо бы тебе попробовать левой рукой, — предложил ветеран.

Эта мысль стерла самодовольную ухмылку с лица Валентайна.

— Почему, сержант?

— Что, если тебя ранят в правую, парень? Если ее тебе только что оторвало? Я знаю, большинство инструкторов говорят, что это потеря времени. А я думаю, что хорошо бы уметь пользоваться и другой рукой. Заставляет и тело, и мозги работать по-другому, не так, как всегда.

Валентайн поставил одну из банок на место, резкий запах бездымного пороха защекотал его ноздри.

Он неловко поднял пистолет на уровень глаз, расставил ноги на ширину плеч. Валентайн сбил банку со второго выстрела.

— Можно? — спросил Сэмюэлс.

Валентайн протянул ему пистолет. Сержант внимательно, профессионально осмотрел его.

— Это твоего отца?

— Нет, сержант. Мне отдал его сосед моих родителей.

Сэмюэлс присвистнул:

— Такое оружие? Оно в отличном состоянии. Этот сосед, должно быть, много думал о тебе, — сказал он, возвращая пистолет Валентайну.

— Скорее, он много думал о моих родителях, — задумчиво сказал Валентайн. Он помолчал, не зная, как сформулировать вопрос: — Вы, кажется, тоже много думали о моем отце. Я ничего не знаю о его жизни до того, когда он встретил маму. Он говорил только, что путешествовал.

Сэмюэлс выглянул из дверного проема сарая. Лагерь был практически пуст. Патруль ушел под руководством лейтенанта, а новобранцы, воспользовавшись свободным временем, стирали и купались в ближайшей речке.

— Да, Дэвид. Я знал его. Мы познакомились не так уж давно, уже после того как небо наполнилось пеплом. Мы встретились в Мичигане вскоре после того как началось все это дерьмо. Я тогда был моложе, чем ты сейчас, мне было лет пятнадцать. Твой отец и я были в таком же отряде: сражались, когда могли, а чаще прятались. Полицейские, военные, несколько ребят из береговой охраны озера Мичиган.

Мы даже форму придумали — к шляпе пришивали, как придется, кусок камуфляжного материала. Господи, какая это была голодная и жалкая банда! — Он покачал головой и продолжил: — Даже когда нам удавалось взрывать грогов, мы не могли в это поверить. Все было как в кино, в научно-фантастическом. Никто ни фига не знал о том, что происходит. Я плакал, кажется, каждую проклятую ночь. Когда взорвалась ядерная бомба, мои родители были в Детройте. Тогда-то я и понял: от слез тебе лучше, да только это ничего не меняет. Слезы высохнут, а ты по-прежнему голоден. И тебе по-прежнему одиноко.

Двое мужчин, обветренный годами взрослый и еще совсем мальчишка, вышли из сарая и смотрели, как садится солнце. Сэмюэлс кивнул Волкам, несущим дежурство по лагерю, и присел на останки зеленого трактора. Пространство под капотом, где когда-то находился мотор, было пусто, только болтались провода.

— Значит, вы оба были Волками? — спросил Валентайн, опустив обязательное «сэр», когда они оба сели.

— Это было потом. Господи Боже, мы не знали, что думать. Какие слухи до нас доходили… Что-то про эксперименты правительства. Что это был апокалипсис и сатана ходил по земле. Людей собирали в лагеря, как в фильмах про фашистов. Существа из космоса. Оказалось, что правда была еще более странной, чем слухи.

Кажется мне, мы пытались добраться до горы Омега. Говорили, что там находились вице-президент с теми, кто остался от правительства и военных начальников. Только вот беда, никто не знал, где эта гора Омега. И тут мы встретили падре.

Падре работал на кого-то по имени Ро. Нет, он не то чтобы бросил Святую Церковь. Он сказал, что Ро — особенный, он посоветует нам, как бороться с этой нечистью. Нам было неинтересно. Он сказал о том, как Ро сидит в безопасном месте с едой, выпивкой, женщинами.

В общем, не помню уж, что он нам наобещал. Никто из нас не заинтересовался. Незадолго до этого нас уже почти заманили в ловушку и чуть не убили такими обещаниями. Но когда падре заявил, что этот Ро знает, что происходит, это нас зацепило. Особенно твоего отца. Некоторые из ребят говорили, что это очередная ловушка, но я пошел с твоим отцом, потому что доверял ему.

Оказалось, что этот Ро — Ткач жизни. Он выглядел как врач из телевизора, такой весь умный и все такое. Думаю, ты знаешь, кто такие Ткачи жизни, ты у падре жил. Он рассказал нам о дверях в другие планеты, о вампирах и жизненной ауре и о том, что гроги были существами, выведенными в лаборатории.

Мы на это не купились. Помню, некоторые наши ребята начали распевать: «Ро, Ро, Ро, кати свою телегу», ну, типа, смеялись над ним. Мы думали, он и падре — парочка полных психов, понимаешь? Он что-то сказал падре, а потом, клянусь Господом, превратился в огромного золотого орла, а вместо крыльев у него горело пламя. Да никто из нас не знал, кричать или в штаны наложить. Я тебе говорю. Твой отец велел нам всем заткнуться и успокоиться, и орел снова превратился в человека.

Поверь мне, после этого мы слушали. Он рассказал нам о группе Ткачей жизни на планете Кур. С помощью Камней Прикосновения они узнали секрет того, как жить, питаясь жизненной аурой. Существам, которые жили около тысячи лет, возможность прожить миллионы, должно быть, показалась соблазнительной, слишком соблазнительной. Они нарушили закон Ткачей жизни, свой моральный кодекс, и начали поглощать ауру. Они пытались стать бессмертными. В интересах науки, прогресса. Согласно тому, что сказал Ро, единственное, чего они достигли, — это превратили свой мир в кошмар. Они стали тем, что мы называем вампирами, существами, которые кажутся нам бессмертными. Они забирают чужие жизни. Эти мерзавцы Ткачи, куриане, стали смертельными врагами всех остальных в своей расе.

Куриане разбили общество Ткачей. Из исследователей и ученых они превратились в нечто холодное и жестокое. Они использовали свои способности для подавления любого сопротивления. Ошеломленные Ткачи могли только закрыть порталы в Кур. Я думаю, это была попытка остановить эпидемию. Но оказалось слишком поздно. Несколько куриан уже сбежали и воспользовались Межзвездным Древом, чтобы атаковать всю цивилизацию Ткачей. Врата закрывались, но это только отрезало Ткачей от мира и помешало им организовать эффективное сопротивление. Они вели себя как люди, которые прячутся в доме от банды убийц, закрывшись каждый в своей комнате, вместо того чтобы сражаться вместе.

Стук копыт несущейся галопом лошади прервал его рассказ.

— Сержант, — отрывисто бросил всадник, влетая в лагерь, — лейтенант говорит, что на востоке отсюда колонна грогов. Направляются сюда. На червоногах. Четыре червонога, двадцать грогов. Не то чтоб прямо за нами идут, но ищут. Ты должен всех собрать и отвести к мосту на трассе сорок один. Если лейтенант не появится до завтра, ты отведешь всех к Круглому роднику.

— Понял, Ваг. Ты теперь поезжай к реке и подними детей. Только потише, не пугай их, как меня.

Курьер молча развернул лошадь и шагом направил ее к реке.

— Черт, но гроги далеко забрались от Омахи. Может, нас кто-то видел у Де-Мойна. Там сейчас живет много полицаев.

Сержант собрал шестерых Волков, которые оставались в лагере, раздал приказания, а потом поманил Валентайна.

— Да, сержант?

Сэмюэлс потянул себя за бороду.

— Валентайн, мы выступаем сегодня вечером. Нам надо держаться старой дороги, потому что я хочу отойти на пару миль южнее грогов, но это значит, что мне нужны разведчики и охрана в арьергарде. У меня мало людей, лейтенант и его группа ушли. Стало быть, ты получаешь, как говорится, повышение на поле боя. Я назначаю тебя главным за арьергард нашей колонны рекрутов. Твое дело следить, чтобы никто не отстал. Сегодня будет темнее из-за туч, так что придется нелегко. К счастью для нас, мы все утро бездельничали. Справишься?

Валентайн выпятил грудь и бодро выпалил:

— Так точно, сэр! — Но нервный пот уже побежал по его спине.

Несколько рекрутов возвращались к старому сараю, обернув вокруг тел мокрые полотенца. Они свернули в лагерь. Обычно крики и проклятия Волков, которые пытались заставить своих зеленых призывников шевелиться, раздавались, скорее, по привычке, но на этот раз все было по-настоящему.

Выступили в сгущающейся темноте. Они были на марше ночью всего лишь один раз, когда огибали Де-Мойн: гроги из Восточной Небраски патрулировали этот район. Хищники могли идти по следу и днем и ночью, они хорошо видели, слышали и прекрасно ориентировались по запаху.

Новобранцы двигались очень быстро. Валентайн прикрывал хвост. Отряд шел пятьдесят минут, потом десять отдыхал. Сержант поддерживал скорость, подходящую разве что для наказания.

Жалобы начались после четвертой остановки на отдых. К шестой было уже плохо. Одна из девушек, по имени Уинслоу, не могла встать на ноги.

— Мои ноги, Вал, — простонала она, сморщившись от боли, — судорога…

— Пить надо было меньше, Уинслоу. Сержант тебя предупреждал. Не ной у меня!

Колонна начала движение. Гэбби Чо, которая держалась неподалеку от Валентайна, задумчиво на него посмотрела. Валентайн махнул ей рукой:

— Иди, мы догоним.

Он начал растирать икры Уинслоу, попытался выпрямить одну ее ногу, но девушка застонала и что-то невнятно выкрикнула.

В ночном воздухе жужжали насекомые.

— Оставь меня, Вал. Когда пройдет, я побегу и догоню вас.

— Не могу, Уинслоу.

Он услышал, как подошли трое Волков из охраны арьергарда. Теперь или никогда.

— Вставай, Уинслоу. Не можешь идти нормально, передвигайся хоть как-нибудь. Я тебе помогу. Это… приказ, — он протянул руку, взял ее за локоть и попытался поднять, — я тебя не понесу. Будешь идти так, как сможешь.

Волки, с винтовками в руках, смотрели на Валентайна, приподняв в изумлении брови. Им ситуация казалась смешной: рекрут, пораженный судорогой, и будущий офицер, пытающийся отдавать приказы хриплым от волнения голосом.

— Что происходит? — спросил Финнер, который тоже был среди этих троих. — Вы двое нашли самое подходящее времечко подержаться за руки при лунном свете.

— Она хочет, чтобы мы ее оставили, — объяснил Валентайн.

— Ну нет, она не хочет, — возразил один из Волков.

— О’кей, Уинслоу, — сказал Валентайн, вытаскивая пистолет, — я отдал тебе приказ.

Слова прозвучали как-то странно.

— А ты не подчиняешься. Я не оставлю тебя. Чтобы тебя нашли… и заставили рассказать о нас и о том, куда мы направляемся?

Что, люди так и в самом деле говорят?!

— Поэтому, я думаю, что должен пристрелить тебя. — Он снял пистолет с предохранителя и зарядил.

— Вал, ты шутишь.

Он посмотрел на Финнера, но тот пожал плечами.

С трудом девушка встала на четвереньки.

— Финнер, смотри, я едва могу ползти!

Пуля Валентайна ударила в грязь в одном футе от ее уха, взметнув мелкие камешки ей в лицо. Девушка моментально вскочила и побежала, а он припустил за ней, оставив позади в темноте трех хохочущих Волков.

В хвосте колонны их встретил Сэмюэлс.

— Господи, сержант, он пытался убить меня, — сказала Уинслоу, рассказывая о произошедшем. Сержант пнул ее в костлявый зад.

— Учти это в следующий раз, Уинслоу. Валентайн! — рявкнул он, со всей силы ударив кулаком о ладонь.

Они дождались, пока все прошли мимо.

— Никогда не стреляй, только в крайнем случае, когда пистолет — это последнее, что у тебя есть против врага. Не потому, что я об этой облажавшейся девке беспокоюсь, а потому, что у грогов слух, как у летучих мышей. Ты меня понял?

— Простите, сержант. Я только подумал, что смогу заставить ее встать. Она сказала, у нее ноги свело.

— В другой раз пинай их в зад, а если не поможет, зови меня.

— Я думал, что согласно вашему приказу я отвечаю за то, чтобы они шли, сэр.

Сержант Сэмюэлс задумался, а затем вернулся к старому, проверенному способу:

— Заткнись, умник. Я тебе не разрешал палить, в кого попало. Давай обратно в колонну. Смотри, чтобы шевелились.

Поравнявшись с арьергардом, Финнер переговорил с сержантом, и Сэмюэлс вернулся в начало колонны.

— Эй, Валентайн, — окликнул его Финнер, подбежав ближе. — Не переживай. Ты пытался сам заставить ее встать, в то время как другой сразу же обратился бы к нам. Не позволяй деду распекать тебя из-за одного выстрела. Когда выстрел один, издалека трудно распознать, откуда он. Да к тому же эта штука не так уж громко стреляет.

— Что он сказал?

— Сказал, чтобы я поменьше думал. Это для парней вроде меня опасно. И кое-что про мою мать прибавил.

Облако в форме гигантской улитки с невероятно огромной ракушкой начало наползать на луну.

— Все равно, я думаю, он за тебя пулю примет, Джесс.

— Да уж точно.

Лейтенант в условленное место не явился. Усталые новобранцы и неутомимые Волки отдыхали четыре часа. На рассвете сержант послал Вага верхом на лошади и трех Волков на разведку на другую сторону двухрядного металлического моста над Миссури. За крутым берегом начинались покрытые лесом холмы.

Все чисто.

Наконец один из Волков арьергарда замахал желтым платком в рощице в миле от дороги.

Сэмюэлс хлопнул Валентайна по спине:

— Пойдем, сынок, тебе стоит посмотреть на это. Все остальные — переходите мост.

Сержант побежал на север, вдоль разрушенной дороги, Валентайн держался рядом.

Они добрались до рощицы. Один из Волков установил подзорную трубу в развилке молодого дуба и направил на дорогу. Валентайн мог рассмотреть какие-то фигуры вдали, но не хотел верить в то, что видел.

Сэмюэлс посмотрел в трубу.

— Должно быть, унюхали нас прошлой ночью. Они не знают точно, сколько нас, поэтому не спешат обратно с докладом. Глянь-ка на это шоу уродов, Валентайн.

Валентайн наклонился к трубе.

Враг.

Обезьяноподобные фигуры сидели верхом на длинном карандаше из плоти. Существо было похоже на сверкающую многоножку с кожей слизняка. Сотни крошечных ног двигались слишком быстро для того, чтобы их можно было разглядеть. Валентайн почему-то подумал о пальцах, бегающих по клавишам пианино. У всадников, которых было всего пятеро, кожа напоминала серую броню, вроде кожи носорога. У них были широкие плечи, как две рукояти топора, сложенные вместе. Свои ружья, старые, добрые кентуккийские винтовки, они держали дулом кверху. Издалека они походили на покачивающиеся антенны. Валентайн задумался о том, смог бы он прицелиться из такого, шести футов в длину, оружия или нет.

— Спереди они еще уродливее. У них однозарядное орудие пятидесятого калибра. Заряжается с казенной части. И они умеют им пользоваться, — уточнил Финнер, — они могут тебе голову снести с расстояния в тысячу ярдов, если ты настолько глуп, что тебя видно и ты не двигаешься.

— Это гроги? — спросил Валентайн, не в силах оторваться от трубы.

Сержант отобрал у него трубу.

— Червоногов тоже забавно валить. Мозг где-то в заднице, почти как у Финнера. Впереди ни черта нет, думаю, кроме рта и пары вкусовых рецепторов. Да вроде тоже, как у Финнера, если задуматься. Ничто, кроме пушки, пожалуй, не остановит червонога, если он на тебя прет. Хорошо, что они немного заторможенные.

— Мы стараемся валить всадников, но у того, кто впереди, обычно большой щит, толстый, как танковая броня, — сказал другой Волк, — надо с боков брать. Вот что точно врагу не пожелаешь увидеть, это как они прут на тебя штук пятьдесят в ряд.

— Что и получилось в битве при Кленовом Холме, — вмешался сержант. — Мы проиграли.

Отряд пересек Миссури в воскресенье и присоединился к сержанту в благодарственной молитве о том, что их долгое путешествие наконец-то почти завершилось.

В следующие несколько дней они совершали короткие перебежки, стараясь держаться в стороне от дорог.

Патрули грогов в свою очередь держались подальше от холмов. Этот пограничный регион и тем и другим был не по душе. Однажды ночью у костра Сэмюэлс рассказал Валентайну еще немного об отце, о том как Ткач жизни по имени Ро создал специальное подразделение для борьбы со Жнецами и их союзниками — Охотников.

— Он сказал нам, что эти твари уже приходили на нашу планету и что его земляки уже учили людей сражаться с ними. Только мы все позабыли. Разве что в легендах что-то осталось.

Ткачи брали определенных людей и делали из них достойных противников тем, кого им предстояло встретить. Ро сказал, что он и сейчас может это сделать, если мы согласимся на сделку. Но это навсегда изменит нас, мы уже никогда не сможем стать такими, как прежде. Твой отец согласился. И убедил нас всех. Это явилось началом многих трудных лет, сынок. Но когда доберемся до Озарка, сам увидишь, что это того стоило.

Лейтенант ждал их у Круглого родника. Офицеры, ответственные за тренировку новобранцев на Свободной Территории Озарк, приветствовали уставшую от долгого пути группу.

Пиршественный стол по случаю их прибытия накрыли тут же, под деревьями. Шестинедельный переход сделал этот пир еще более желанным. Там был свежий хлеб, арбузы размером со свиную голову, мясо откормленных бычков, свиней и кур. Валентайн впервые в жизни съел целый вишневый пирог за один присест. Еще одна группка будущих солдат прибыла на место на день раньше. И теперь молодежь обменивалась историями о своих приключениях с видом настоящих ветеранов.

Гэбби Чо сидела под соснами, с Валентайном. Свежий, чистый аромат напомнил Валентайну Рождество перед гибелью его семьи. Он пробовал одуванчиковый чай со льдом, сладкий, как сироп. Чай, лед — это летом-то — и очевидное изобилие сахара — все было ему в новинку.

— Мы добрались, Дэйви, — сказала Чо.

Обрезав свои длинные черные локоны на второй день марша от Пограничных Вод, сейчас она выглядела старше.

— Я вот думаю, а что дальше? Ты говорил с этими Волками. Знаешь, что будет?

— Да нет, Гэб. И думать могу только о том, чтобы выспаться.

Гэбби казалась неуверенной.

— Почему ты записался?

Валентайн вопросительно посмотрел на нее. На протяжении всего пути на юг Чо уклонялась от личных разговоров. Она вежливо, но решительно отвергала попытки других рекрутов поближе с ней познакомиться.

Дэвид погремел кусочками льда в глиняной кружке, наслаждаясь звуком и тем, как приятно держать в ладонях влажную холодную кружку.

— Ты, наверное, думаешь, что из мести, потому что вся моя семья… Ты знаешь, что случилось, да ведь?

— Да, Дэвид. От ребят в классе. Я однажды спросила падре, но он велел спросить у тебя самого, а я не хотела.

— Дело не в этом.

«Ты уверен?» — промелькнуло в его сознании.

— Я знаю, что отец был с этими Волками. Может, он хотел, чтобы я тоже это делал. Он, должно быть, считал свое занятие важным. Он много лет посвятил этой войне, — Валентайн замолчал, услышав шорох сверху. Белки, привлеченные едой, так активно гонялись друг за другом по веткам, что из-под их коготков летели щепки.

— Я хочу что-то изменить, Гэб. Ясно ж, что все неправильно. Помнишь, как мы читали Джефферсона? Про то, что Создатель дал всем нам неотъемлемые права? Так эти права у нас отняли, даже право на жизнь. Надо что-то с этим делать.

— Так просто?

— Так просто, Гэбби, — он залпом допил холодный чай. — А ты?

— Знаешь, что у меня был ребенок? — выпалила она.

Валентайн проглотил новость в неуклюжей тишине, затем прокашлялся.

— Нет, ты просто исчезла из школы. Я думал, уехала на север с семьей.

— Мы помалкивали об этом. Отец ребенка был патрульным… — она всмотрелась в лицо Валентайна. — Нет, это не то, что ты думаешь. Я знала его. Его звали Ларс. Ларс Йоргенсен, — выдавила из себя девушка, и ему показалось, что она давно не произносила этого имени вслух.

— Он дарил мне подарки. Красивую одежду, обувь.

Мне даже не хотелось спрашивать, откуда он это берет. Догадывалась, что мародерствует в магазинах в Дулуте. Однажды привез мне часы, настоящие, работающие часы. Я заметила, что на них гравировка, хотя он, видимо, пытался ее стереть. Я тогда велела ему больше ничего мне не дарить. А исчез он, когда я сказала ему, что будет ребенок.

— С кем он остался? У твоей мамы или?…

— Скарлатина. Прошлой зимой. Помнишь эпидемию? Вас там тоже задело. Всего… — ее голос сорвался.

— Господи, Гэбби. Прости.

Она вытерла слезы.

— Я слишком много об этом думаю. Говорила с падре. Может быть, я плохо заботилась о ней. Падре свел все к тому, что в округе нет квалифицированных врачей. Или, если врач хороший, у него нет ни оборудования, ни лекарств.

Она вдохнула чистый воздух Озарка.

— Падре сказал, что очень многие люди, которых он знал, смогли пережить такое, помогая другим. Он мне целую лекцию прочитал о том, как нужны сильные тела и здоровый дух, стал говорить о правом деле. Ну, сам знаешь его.

— Не уверен, что знаю. Со мной он так не говорил.

— Я думаю, он знал, что ты уйдешь на юг, когда наступит время, — сказала она с той самой оставшейся со школьной поры улыбкой отличницы, у которой всегда есть правильный ответ. — Мне почему-то хотелось тебе об этом рассказать. Думаю, хоть кто-то здесь должен знать настоящую меня.

К рекрутам обратился капитан Фултон по прозвищу Пароход. Он собрал всех на склоне в кольце деревьев. В этом естественном амфитеатре он объявил рекрутам из Миссури, Южной и Северной Дакоты, что теперь они представляют собой запасной полк. Им выдадут форму. Их вооружат и научат с этим оружием обращаться. Им будут платить. Но пока их основной обязанностью станет выполнение различных работ по всей Свободной Территории. Они будут помогать населению со сбором урожая, ремонтом дорог. И еще они должны учиться порядкам Свободной Территории. Чем лучше они поработают, тем больше будет еды на зиму.

Настроенные на кровавые расправы с врагом рекруты издали недовольный стон. Но Валентайн перекинулся улыбкой с Гэбби. Оружие, форма и нечто, о чем он слышал, но никогда не видел: зарплата. Ему не терпелось начать.

 

3

Плато Озарк, сороковой год правления куриан

Озарк с его разрозненными поселениями и одинокими фермами — это островок разума в море безумия и смерти. Это цивилизация в осаде. Он защищен со всех сторон: с юга — руинами Литл-Рок, с запада — грядой, тянущейся от гор Уошито и Форт-Скотта до Спрингфилда, штат Миссури, с севера — лесом Марка Твена, а с востока — рекой Святого Франциска.

Свободная Территория Озарк, известная как Южный округ, предоставляет убежище трем четвертям миллиона выживших. В основном это фермеры, связанные между собой сетью плохих дорог и опасных, стремительных рек, текущих через стертые ветром останки старейших гор Америки.

Фрагменты фельзита и риолита, напоминающие шрамы на поверхности гор, символизируют, пожалуй, прочность характера, скрытую под неказистым внешним видом жителей этих мест.

Новые земледельческие районы появились на месте старых. Поселения, вероятно построенные людьми, чей девиз был: «Строить ради безопасности, не ради комфорта», окружены стенами, которые защищают дома от внешнего мира. Каменные стены с узкими бойницами смотрят на мир, а двери, окна и крылечки — на соседей. Амбары и хижины в центре кольца из домов укрывают скот и технику от непогоды и воров.

В некоторых районах есть даже электричество. Довольно много людей пользуется газом. Связь поддерживается через любительское радио. Телефоны снова работают, хотя и ненадежно.

Подозрительно настроенные и несговорчивые поселенцы не любят чужаков и спят с винтовками или обрезами под рукой. Торговцы со своим товаром разъезжают по окрестностям верхом на мулах или в весело раскрашенных фургонах, доставляя самое необходимое и чуть-чуть лишнего. И то и другое оплачивается по бартеру, но иногда и «зелеными».

Возможно, отчасти успех и процветание жителей этого края, который когда-то назывался Южным Миссури и Арканзасом, состоял в том, что они не отказались от бумажных денег. Но, так как золотые монеты можно обменять по две и более тысяч за унцию, пожалуй, ценность бумажных денег стала несколько меньшей, чем прежде.

Гражданский суд, состоящий из постоянного генерального судьи-адвоката, ездит по кругу, следя за соблюдением закона и поддерживая относительный порядок.

На территории сохранились несколько городов. В них живут ремесленники и механики. В Брэнсоне по-прежнему поют, а на борту пароходика, бороздящего Уайт-Ривер, все еще действует казино, которое выплачивает выигрыши по сложной системе, запутанной, как китайская грамота.

Губернатор живет в Арканзасе и пытается на мизерный бюджет поддерживать на должном уровне состояние дорог и работу почтовых служб.

Солдаты, как их называют поселенцы, в основном находятся в горах Уошито на юге и севере. Они непрестанно кружат по району, собирая информацию и беженцев со всех сторон. Сильные кавалерийские резервы регулярно тренируются в центре этого островка независимой жизни и в любой момент готовы направиться к границе, чтобы остановить вторжение или отразить нападение.

Свободная Территория Озарк безопасна только относительно, и маленькие поселения в пограничных районах ощущают это на собственной шкуре.

Материал, из которого была сшита форма новобранцев, сочетал в себе комфортность мешковины и прочность марли. То, каким образом можно было превратить вполне невинный хлопок в такие колючие и провисающие во всех местах лохмотья, очень удивляло Валентайна.

Винтовку надо было перезаряжать после каждого выстрела, а пустая гильза выскакивала, как только открывался отсек для зарядки нового патрона. И горе тому рекруту, который не собрал горячие медные наперстки после стрельбы!

По крайней мере так было в теории.

На практике нескольких выстрелов было достаточно для того, чтобы расплавить тонкую медь, в которой была заключена пуля, поэтому Валентайн больше прочищал затворы, чем стрелял. При отдаче винтовка лягалась, как мул, а точность наводки у нее была не лучше, чем у стальной лопаты. Но все же в ней имелись некие движущиеся части и ее производство было по силам промышленности Озарка.

Зарплата явилась самой большой шуткой. Рекруты получили разноцветные сертификаты, отоварить которые оказалось возможным только в военных магазинах Южного округа. Однако эти немногочисленные лавки были разбросаны так, что их днем с огнем не сыщешь. Правда, кое-что можно было раздобыть у нескольких разъезжих торговцев. Доведенные до отчаяния, новички обменивали сертификаты на товар, который не привлек других покупателей.

Фултон прогнал рекрутов через шесть мучительных недель муштры. Несколько новобранцев рассвирепели от такой дисциплины и сдались по прошествии первой недели, некоторые пытались проделать опасный путь домой, другие пробовали найти работу на фермах и ранчо Свободной Территории. Большинство же все-таки завершило тренировки под руководством вечно орущих сержантов. Они бегали и заучивали наизусть правила, которым должны подчиняться все живущие на Территории. Они бегали и слушали лекции по новейшей истории Соединенных Штатов, им рассказывали о других островках сопротивления в Орегоне, Аризоне, в Аппалачах и Новой Англии. Они бегали и стреляли из винтовок и простейших пушек, произведенных на какой-то немыслимой фабрике. Они бегали и учились жизни в лагере: как дубить кожу, сушить и коптить мясо, сажать овощи, заготавливать фураж, где искать целебные травы. Они бегали и узнавали о том, как бегать.

Рядовой трудового отряда Валентайн научился распознавать подразделения Южного округа. Их было три: Охрана, Народное ополчение и Охотники. Самым большим отрядом профессиональных солдат была Охрана.

Они представляли собой основную защиту Свободной Территории Озарк. Иногда сержанты и офицеры были ветеранами-Охотниками, натренированными под руководством Ткачей жизни. Охрана помогала Народному ополчению, которое было первой линией обороны для общин. Почти все крепкие телом взрослые, особенно на пограничных территориях, состояли в этом подразделении. Они тренировались вместе с Охраной один день в месяц и всегда были наготове, чтобы подняться по сигналу барабана, свистка или сирены.

Охотники несли свою службу в курианской зоне.

Их тоже тренировали Ткачи жизни, и они подразделялись на касты: Волков, Медведей и Котов.

У каждой из каст были свои обязанности перед Правым Делом. Валентайн узнал, что Волки несут службу в дальних патрулях и поддерживают связь между округами Северной Америки. Коты, которых редко можно было увидеть на Территории, занимались шпионажем и саботажем по всей стране, зачастую ведя двойную жизнь где-то в глубинах курианской зоны. Медведи сражались в ударных частях Правого Дела и были самыми бесстрашными и опытными врагами Жнецов.

Охотник обычно начинал Волком, а некоторые из лучших так и оставались Волками вместо того, чтобы переходить в другую касту. Было мало людей, которые познали все три искусства, как здесь называли учения Ткачей жизни. Но все сражались вместе и посвящали себя борьбе за возвращение человечеству его места под солнцем.

Валентайн на собственной шкуре прочувствовал, какие непростые отношения сложились между военными и гражданскими, когда трудовой полк был рассредоточен по окрестным фермам для сбора урожая. Военные не понимали, почему гражданские скупятся на кусок хлеба для тех, кто готов отдать жизнь, защищая их. Гражданские никак не могли взять в толк, почему львиная доля того, что они вырастили тяжким трудом, того, чего едва хватало, чтобы прокормить общину в удачный год, уходит на военных, которые зачастую оказываются не в состоянии их защитить.

Настало время сбора урожая, работали от зари до зари. Валентайн, возглавивший группу из восьми рекрутов, в которую входила и Гэбби Чо, помогал дюжине семей на участке рядом с границей Арканзаса и Миссури. Они строили и ремонтировали дома и амбары, помогали собирать зерновые, а затем забивали и заготавливали нагулявший за лето жир скот.

Большая часть зерна и кукурузы заполнила две силосные башни в центре небольшого защитного кольца домов в местечке под названием Вининг. Резервный запас спрятали в цепочке выложенных глиной ям, расположенных между амбарами. Ямы закрыли брезентом и закидали землей, надеясь, что деревенские кошки и собаки защитят съедобный клад от разбойников и грызунов.

После недель тяжелого труда наконец-то настал праздник нового урожая. Три дня подряд рекруты участвовали в соревнованиях, а затем присоединялись к длинным фермерским столам, уставленным блюдами с ветчиной, жареной индейкой, курицей, гарнирами и всевозможными десертами. Валентайн сидел рядом с Гэбби и наедался до отвала, а затем шел в бараки над деревенскими конюшнями, чтобы принять участие в ночных состязаниях по пусканию газов.

После того как с урожаем было покончено, наступил короткий период ремонтных работ, когда поселенцы и их помощники старались залатать дома и амбары, чтобы зимой в них было тепло. Тем временем дубы и орешник в окрестных лесах окрасились в золото. Еще немного, и сухой ветер сдует с них листья, оставив ветки голыми и безжизненными.

Пошли слухи о том, что команду Валентайна скоро отзовут на зимовку в горный лагерь. Трудовые команды в других деревнях либо уже уехали, либо готовились к отъезду. Щедрость фермеров начала иссякать, как только последний погреб был заполнен и последний бочонок соленой свинины накрепко забит гвоздями. Семья по фамилии Росс дала Валентайну пальто на гусином пуху, пропитанное водоотталкивающим составом. Валентайн этой осенью провел немало часов своего свободного времени, обучая детей Россов грамоте в так хорошо запомнившейся ему манере отца Макса: сначала он читал детям вслух из одолженных у кого-то книг, а затем уже дети вслух читали отрывки ему.

Вининг граничил с Блэк-Ривер — потоком, воды которого, то и дело нарываясь на каменистые отмели, бурлили под сводом нависающих над рекой дубов и берез. Каждый вечер, даже когда стало заметно холодать, Валентайн заходил в реку и купался. Он еще немного подрос за год служения Правому Делу, и его тело с длинными руками и ногами утратило мальчишескую щуплость. На руках появились упругие мускулы, и он стал шире в плечах. Черты его квадратного лица, обрамленного блестящими черными локонами, стали тверже, а бронзовая кожа темнее, чем когда бы то ни было, но глаза по-прежнему блестели по-мальчишески. Жизнь на Свободной Территории подходила ему: работа с людьми из Вининга приносила удовлетворение. Нравилось ему вспоминать и детей Росс, раздувающих щеки от гордости, когда они читали сложные слова перед ним и родителями.

Он был счастлив.

Одним ноябрьским вечером, когда морозный воздух предвещал еще более холодный рассвет, Дэвид вошел в ледяной, сковывающий тело, поток. Пара лягушек начала квакать, но Валентайну было не до них. Когда же он решительно погрузился в воду, стоящая как страж на коряге посреди речки цапля бросила на молодого человека подозрительный взгляд. Валентайн вынырнул с воплем, помимо воли вырвавшимся из легких.

— Вал, я надеюсь, к Рождеству ты прекратишь эту глупость! — выкрикнула Гэбриэлла Чо из-под прядей речной ивы. — Мне нравятся мужчины, которые моются, но не в реке и не при такой температуре.

Он рассмеялся, глубоко дыша в холодной воде.

— Не могу упустить шанса выкупаться в ноябре. У нас в Пограничных Водах такой возможности нет. Попробуй.

Девушка вышла на приглушенный лунный свет, в руках у нее была плетеная корзинка для белья.

— Спасибо, я ограничусь мытьем в тазике. Двухстороннее воспаление легких я не переживу. Короче, псих, у меня для тебя сюрприз.

Валентайн вышел из воды, наслаждаясь тем, как пальцы ног утопают в ледяном песке. Он не чувствовал никакого смущения оттого, что стоял голым перед Гэбби, они разделили слишком много трудностей в дороге и походных лагерях, чтобы думать о скромности. Девушка присела на корточки, разматывая один из свертков в своей корзинке, а затем снова встала с видом фокусника, достающего из шляпы белого кролика, и набросила на плечи Валентайна разогретое на раскаленных кирпичах, восхитительно согревающее полотенце.

— Спасибо, Гэбби, это здорово! Чем я обязан такому королевскому обхождению?

Он начал вытираться, и его покрывшаяся гусиной кожей спина с благодарностью стала впитывать жар ткани.

Гэбби вытащила еще одно полотенце, подошла к Валентайну сзади и нежно вытерла его волосы.

— Скоро зимовка. Я слышала, они собираются разделить нас на что-то вроде подмастерьев или учеников там, в лагере, — сказала девушка, растирая ему спину сильными движениями.

— Так говорят, — согласился Валентайн, и согласился бы со всем, лишь бы девушка не останавливалась.

— Ты немного раздался, Дэйви, — заметила Гэбби, — такой скелет был. Сидел там взаперти, в библиотеке у отца Макса.

Валентайн почувствовал, как искра пробежала по телу.

Туда ли ты клонишь, куда я думаю? Вопрос касался не только направления разговора, но и направления ее рук, растирающих теплым полотенцем его тело. Осознавая, как близко она стоит за его спиной, вдыхая ее запах — глубокий аромат женщины, он подумал, с некоторым страхом, о том, как легко было бы повернуться и обнять…

Вопль, раздавшийся из строения за деревьями, разбил это мгновение, как кирпич, запущенный в окно.

— Огонь! — раздался еще один, более отчетливый крик.

К тому времени как Валентайн натянул брюки и надел сапоги, уже вовсю был слышен — динь-динь-динь — звон металлической трубы в сторожевой башне над воротами, служивший в Вининге сигналом тревоги.

— Смотри, вспышки, Вал… Господи, что это?!

Нечто с шумом метнулось в ночном небе над рекой, кто-то крылатый, больше грифа, приземлился на миг лишь для того, чтобы сделать еще один прыжок над кольцом деревьев.

Двое друзей бросились бегом к узкой улочке между домами, которая была вторым входом в деревню. Гэбби бежала в трех шагах впереди Валентайна, поскольку молодой человек все еще возился с поясом.

Выстрел вспыхнул в одном из узких прямоугольных окошек прямо под крышей дома, выходящего на Речной проход.

Девушка пошатнулась. Грохот оглушил Валентайна, он увидел, как нога Гэбби подвернулась, будто кто-то поставил ей подножку.

Валентайн замахал руками над головой.

— Не стреляйте! Это мы!

Второй выстрел просвистел рядом с его ухом. Он бросился на землю и подполз к Гэбби. Она скорчилась в траве, сжимая покалеченную левую ногу.

Проклятия и ругань извергались из ее перекошенного рта.

— Вал, — выдохнула она, — Вал, у меня нога сломана, кажется… Помоги мне, о Господи, кровь…

— Не стреляйте! — крикнул Валентайн враждебной темноте. Он снял пояс и затянул его на бедре девушки на манер жгута. — Пришлите нам помощь, черт вас дери, вы ее подстрелили!

Раздались еще выстрелы, но на этот раз целились уже не в них. Валентайн попытался приподнять Гэбби, но его остановил крик боли.

Из темноты раздался испуганный голос:

— Это вы, мистер Валентайн?

Он хотел было ответить так, чтобы у стражей завяли уши, но осекся.

— Мне нужна помощь. Дориан Хельм, да?

— Да, сэр. Я прошу прощения, но когда вы бежали так…

— Ладно. Иди сюда. Я хочу, чтобы ты присмотрел за ней, а заодно и полюбовался на то, что получается, когда стреляешь, не разбирая в кого.

— Скажи, чтобы принес воды, — простонала Гэбби. — Дэвид, кровотечение стало слабее. Господи, пожалуйста, пусть у них будет хлороформ или что-нибудь еще.

— И воду, Хельм. Фляжку, что угодно! — выкрикнул Валентайн, но ответа не получил и снова повернулся к девушке.

— Надеюсь, он меня слышал. Ты держись, вы вдвоем останетесь под деревьями. Эти летучие твари заняты поджогом.

— Сбей парочку за меня, Вал. Что за идиотский способ… — сказала она, не открывая глаз. На ее губе выступила кровь. Должно быть, Гэбби закусила ее от боли.

— Держись. Скоро вернусь.

Трясущийся от страха мальчишка по имени Хельм, лет шестнадцати самое большее, провел его через высокие железные ворота, которые закрывали вход в деревню с запада.

— Мистер Валентайн, я бы никогда… — начал он, но у Валентайна не было на него времени. Он только заметил, что мальчишка достаточно собрался с мыслями, чтобы догадаться принести одеяло для раненой.

Валентайн добрался до центра Вининга. Дым поднимался с крыши одной из силосных башен, двое людей забирались туда по наружной лестнице, набросив на плечи одеяла. Языки пламени лизали боковую стенку главного амбара, самого большого строения в центре кольца домов.

Двое товарищей Валентайна стояли у сарая, где хранились винтовки. Они палили почти в упор в кружащих над головой монстров, похожих на летучих мышей.

Молодой человек бросился к сараю, втянув голову в плечи, каждую секунду ожидая, что ему в спину вонзятся когти. Он вытащил свою винтовку и сунул горсть патронов в карман штанов без пояса, которые могли свалиться в любой момент.

— Я думаю, они швыряют «коктейль Молотова», Вал, — предупредил Поллак, один из будущих солдат отряда Валентайна.

— Сколько их? — спросил Валентайн, осматривая небо. В тридцати футах от них несколько жителей поселка разматывали шланг, присоединенный к насосу, и направляли тонкую струю воды на огонь, угрожающий амбару.

На другом конце деревни огромный фермер, седоволосый Тэнк Бурн, держал автоматическую винтовку наготове, стоя на крыльце своего дома. Оружие казалось игрушечным рядом с его массивным плечом.

Бурн прицелился в тварь: кружась над амбаром, она пошла на снижение. Выбрав жертву среди тушащих пожар, она расставила короткие когтистые лапы, как у орла, охотящегося на рыбу. Ружья Валентайна и его товарищей прогремели почти в ту же секунду. Залп выстрелов сбросил налетчика на землю.

Другая крылатая тварь появилась на покатой крыше дома Бурна. Цепляясь лапами, она поползла по кровельной дранке по направлению к Бурну. Валентайн зарядил патрон, прицелился и выстрелил. Бурн услышал то ли приближение твари, то ли выстрел в свою сторону, вышел из-под навеса крыльца и выпустил несколько пуль в омерзительное существо. Оно перевернулось и скатилось с крыши.

— Два в нашу пользу, — сказал Валентайн, чувствуя, как кровь стучит в висках.

— Главный сеновал горит! — послышался голос около насоса.

На фоне разгорающегося рыжевато-желтым пламенем сарая показалась нескладная фигура. Существо покачивалось на дрожащих коротких полусогнутых ногах, напоминая паукообразную обезьяну. Два треугольных уха торчали, как два острых рога.

Тэнк Бурн стоял на одном колене, заряжая новую обойму в винтовку. Валентайн и резервисты выстрелили, но, судя по всему, промахнулись: похожая на летучую мышь тварь взмыла в воздух. Громко хлопая крыльями, будто развешенное на веревке белье на ветру, существо исчезло в дыму.

Бурн махнул рукой в сторону горящего сарая:

— Надо скот оттуда выгнать!

Огонь теперь уже угрожал не только центральным зданиям Вининга, но и животным. Бурн, Валентайн и еще горстка людей бросились внутрь сарая, распахнув настежь двери. Люди толкали и уговаривали впавший в ступор скот. Нескольким деревенским лошадям не требовалось уговоров, но они только добавили сумятицы в этот Ноев ковчег, когда, пританцовывая и сталкиваясь с другими, рванулись к дверям. Когда наконец людям удалось заставить нескольких коров двигаться, остальные поняли и пошли вслед за лошадьми, оглашая ночной воздух паническим ревом.

Те двое, что осмелились забраться по лестнице под прикрытием всех имеющихся в наличии ружей, боролись с огнем на втором этаже. Валентайн молился только о том, чтобы не было взрыва.

Охрана сбила еще двух летучих тварей, когда те пытались утащить людей, ныряя с высоты. Угроза пожара была устранена. Кашляющие смельчаки сумели сбить пламя мокрыми одеялами.

Когда перестрелка утихла, женщины и дети вышли из убежища, чтобы помочь тушить огонь: они выстроились цепочкой, передавая друг другу ведра с водой.

Большой сарай было уже не спасти, но строения поменьше, вроде курятников и небольших загончиков для скота, уцелели.

Бурн, держа винтовку наготове, все еще смотрел в небо.

— Этих гарпий здесь давно не видели, — сказал он Валентайну. — Когда я был Медведем, мы поймали пару сотен при дневном свете. Выкурили их со старой насыпи, где они ночевали. Днем-то мы их легко перестреляли. Эти твари большие и медлительные. Хорошая мишень. Куда лучше, чем утка.

— Медлительные? — удивился Валентайн.

— Да, гарпии лучше планируют, чем летают. Особенно если нагружены гранатами. Они довольно сообразительные, по крайней мере для того, чтобы понять, когда нападать, а когда лучше смыться.

— Они летают днем?

— Редко, слишком много шансов, что их заметят.

Валентайн почувствовал, как участился его пульс.

— Они напали на нас где-то на закате. Как далеко они могли улететь за час, мистер Бурн?

Тэнк посмотрел на него с интересом, приподняв кустистые брови.

— Я вижу, куда ты клонишь, сынок. М-м-м, они летят с востока против ветра. Не думаю, что они сейчас дальше чем в пятнадцати милях. Может, даже десяти.

Валентайн с запозданием вспомнил о Гэбби.

— У меня раненая у западных ворот. Можете помочь принести ее? Потом я хочу выяснить, куда направились эти твари.

— В том сарайчике, где вы храните винтовки, есть носилки. Я помогу тебе, но врача нигде поблизости нет.

Они нашли молодого Хельма у дерева. Его пустые глаза смотрели в никуда, в шее зияла дыра прямо под адамовым яблоком. Рана выглядела так, словно кто-то просверлил горло гигантской дрелью.

Девушки не было.

Что бы ни случилось у западных ворот, это произошло так быстро, что парнишка не успел сделать ни одного выстрела из своего карабина, половинки которого лежали по обеим сторонам его тела.

— Капюшонник поблизости, — холодно сказал Бурн. — Бедный малый, он умер до того, как успел понять, в чем дело.

— Есть ли шанс, что Гэбби еще жива?

— Возможно. Он насытился Дорианом. Сломал ему шею, когда за кровью полез. Прожевал дырку в горле и засунул язык прямо в сердце. Видел когда-нибудь язык Жнеца? Заостренный на кончике, как большой резиновый шприц.

Вина резкими, сильными ударами колотила в сердце Валентайна. Ты бросил раненую на улице, за ней присматривал мальчишка, которому нельзя было поручить даже амбразуру защищать. Ты вытащил парня из дома и оставил, чтобы его сердце проткнул язык Жнеца. Двое погибли лишь потому, что ты не решился поднять подругу, побоялся сделать ей больно. Отлично, Валентайн. Курианам бы еще парочку таких, как ты, приказы отдавать.

Они еще пожалеют, что посмели тронуть моих друзей.

В сторожевой башне над главными воротами трое фермеров потягивали напиток из поджаренных орехов, называемый кофе, за неимением более подходящего наименования. Валентайн спросил, куда, по их мнению, могли направиться гарпии, и получил три почти одинаковых ответа. Фермеры сошлись на том, что гарпии полетели на восток, чуть забирая в северном направлении.

Большинство поселенцев продолжали бороться с пожаром. Только семья Хельм не принимала в этом участия. Отец принес тело сына, а мать сидела на крыльце дома, обняв за плечи двух других детей и невидящими глазами уставившись на огонь. Валентайн спустился с башни. Бурн и еще восемь резервистов стояли у сарая. Два больших ящика были только что выкопаны из земли. Бурн осторожно осмотрел содержимое одного из них.

— Ну как, Тэнк? — спросил Валентайн.

— Все еще пригодно. Мы в прошлом году взрывали новую осушительную канаву. Да и пни корчевать — лучше не придумаешь.

— Если я пообещаю не спрашивать, где ты это берешь, поделишься со мной? — спросил Валентайн. Он подозревал, что динамит украден из пещеры — арсенала Южного округа, возможно, при помощи небольшой взятки сторожу.

— Если ты о том, чтобы отплатить гарпиям их же монетой, я бы связал парочку упаковок по пять штук и подпалил скорее, чем ты произнесешь «нитроглицерин». Но меня волнует, сынок, что ты собрался в путь прямо сейчас. Бродить в темноте и искать то, чего ты себе не представляешь, когда поблизости ошивается капюшонник… Знаешь, это все равно, что в жмурки играть в комнате, где полно электропил.

Валентайн присел на корточки и посмотрел на динамит.

— Я хочу нанести удар, пока они думают, что мы все еще заняты пожаром.

— Ладно, понял. Одно хорошо: где бы эти твари ни прятались, ты их точно найдешь — по вони. Там, где они, воняет, как будто сотня скунсов сдохла. Они гадят, как голуби, очень крупные голуби. И жрут как безумные, а те, кто ими управляет, не очень-то заботятся об кормежке.

Вся команда Валентайна вызвалась идти в бой, но, поразмыслив, он взял двоих. Еще двоим он велел позаимствовать у фермеров лошадей и скакать к ближайшему посту округа. Все прочие должны были остаться на тот случай, если гарпии решат вернуться, чтобы завершить начатое. Валентайн только молился о том, чтобы не вернулся Жнец.

Он взял с собой Джила Дельвечио и Стива Орана.

Стив, рыжеватый молодой человек, которому нравилась охота, много раз ходил в приграничные земли к востоку от Вининга в поисках дичи. Он прекрасно знал местность и отлично видел. Однажды Охотник дошел аж до реки Святого Франциска, которая отделяла незаселенную местность от Свободной Территории Озарк.

Джил был крупным фермерским сыном из долины Миссури в Дакоте. Он излучал силу и, глядя на него, можно было не сомневаться, что он не потеряет голову от страха.

Дельвечио был одним из тех двоих, которые забрались на горящий сеновал, поэтому он был все еще перепачкан сажей.

Трое молодых людей наскоро поели и сложили в рюкзаки запас еды на три дня. С оружием, динамитом и почти без походного снаряжения они могли продвигаться быстро даже по пересеченной местности. Валентайн взял свой пистолет, в котором осталось шесть пуль, и самые лучшие компас и карту, какие только смог предоставить ему Бурн.

Они вышли из главных ворот через несколько минут после наступления полуночи, отклонив предложение другого мальчика из семьи Хельмов проводить их немного и показать дорогу. Валентайн сказал ему, что парень больше поможет своей семье, если останется тушить пожар, угрожающий их дому. А про себя добавил, что, возможно, убийца его брата уже далеко и наносит новый удар в суматохе атаки гарпий, но все же Валентайн не мог ставить под угрозу жизнь второго сына Хельмов.

Валентайн все думал о Жнеце, пока они втроем продвигались на юг. Оран выбирал путь, Валентайн шел следом, а Дельвечио шагал позади с винтовкой наготове. Капюшонник явно работал вместе с гарпиями, но решит ли он, что Гэбби достаточно важная шишка, чтобы взять ее с собой для допроса? Ее форма мало чем отличалась от одежды поселенцев, и у нее не было оружия. Ее схватили, чтобы позднее сожрать, потому что девушка была неспособна оказать сопротивление.

Валентайн молился о том, чтобы она потеряла сознание от боли и шока. Он не мог вынести мысли о том, что Гэбби, его самый лучший друг, кричала и молила о пощаде, а ее тащили навстречу ужасной смерти.

К трем утра группа добралась до реки Святого Франциска.

Несколько полуразрушенных, чудом уцелевших зданий виднелись по берегам. Валентайн всмотрелся в глубь пустого, похожего на череп кирпичного строения. Внутри не было ничего, кроме гор мусора, обвалившейся крыши и воспоминаний о том, каким был мир. Пятьдесят лет назад небольшие прогулочные лодки и рыбацкие шлюпки, должно быть, плавали вниз и вверх по реке, люди контролировали берега, поддерживали порядок. Но человек ушел и жил теперь в других местах, а природа тем временем взяла свое.

На привале Валентайн почему-то усомнился в успехе своей охоты. Гарпии могли быть где угодно.

— Вал, на реке свет, — доложил Оран.

Трое забрались повыше и посмотрели на север, на далекую точку на воде. Она была ближе к западному берегу реки, но шел ли свет с берега или с лодки, отсюда видно не было.

У кого хватило глупости зажечь огонь прямо на границе?

«Маяк для возвращающихся летунов?» — вдруг с надеждой подумал Валентайн.

Они решили проверить. Валентайн и Оран приготовили винтовки и пошли на север, стараясь держаться под прикрытием. Подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть, что свет действительно идет с лодки, они остановились на минуту передохнуть, а затем поползли дальше.

— Это небольшая баржа и буксир, — глядя в бинокль, сказал Оран. Он лучше всех видел в темноте. Они залегли в небольшой яме, всматриваясь в реку из-за поваленного дерева, — вроде бы человек пять. У одного ружье. На барже никого. Она почти пустая. Свет электрический, не фонарь.

Буксир был пришвартован к одной из полуразрушенных свай, выступающих над водой. Возможно, это были остатки пристани.

Оран направил бинокль на баржу.

— Она на якорях спереди и сзади. Если там кто и есть, то они прячутся.

Порыв ветра с реки заставил их сморщить носы. Мужчины переглянулись.

— Я думаю, мы нашли их гнездо, — сказал Валентайн.

На скорую руку придумали план. Валентайн возьмет связку динамитных шашек и подплывет к барже.

Остальные двое используют другую связку динамита.

Джил сказал, что сможет бросить ее на те тридцать футов, которые отделяют буксир от берега.

— Вот, Вал, — сказал Дельвечио, снимая топорик с пояса, — тебе может пригодиться. Кто знает, что там, в трюме?

Оружие было нетяжелое и удобно ложилось в руку. Скорее военный томагавк, чем инструмент.

— Спасибо. Встретимся здесь, — приказал Валентайн. — Если будет погоня, просто дуйте отсюда на запад, не ждите меня.

— Надеюсь, тебя там не стошнит, — сказал Оран, но на его лице читалось беспокойство.

— Хватит терять время. Надо с этим завязывать к рассвету. Может, тот капюшонник в трюме спит.

Валентайн прокрался мимо фигур на буксире. Если пять человек не спали и стерегли в такой час, там, внизу, могло быть еще десять. Или они отправились на охоту вместе с гарпиями? Когда корпус баржи оказался между ним и буксиром, Валентайн подполз к воде. Динамит, спички и пистолет были у него на спине, в мешке, который, если повезет, мог спасти взрывчатку от влаги. Валентайн снял сапоги и погрузился в ледяную воду, сразу вспомнив про свое купание, про Гэбби, про то, как она согревала его полотенцем. Он сжал деревянную рукоять топорика и поплыл к барже, двигаясь, как крокодил: только глаза и ноздри были над поверхностью воды. Валентайн чувствовал себя таким бодрым и готовым ко всему, как будто только что пробудился после крепкого сна, а не провел восемнадцать часов на ногах.

Хорошо, что он давно не ел.

Когда Валентайн подплыл поближе, в нос ему ударила ужасная вонь баржи: мускусный запах, смешанный с чем-то более резким, похожим на скипидар.

Тусклый лунный свет обнажил детали древней баржи, ржавчину, облезлую краску, кустарную сварку, номер — М 33, — нарисованный на боку. Валентайн взял томагавк в зубы и поплыл брассом. Легкое течение подхватило его.

Молодой человек добрался до каната и, благодаря судьбу за его толщину, ухватился за него и подтянулся к краю борта, все еще держа топорик в зубах, как собака огромную кость.

Палуба баржи оказалась так же потрепана временем, как и борта. В ней имелся единственный люк, и он был открыт. Фонарь, а на самом деле фара от грузовика, работающая от автомобильного генератора, смотрел в небо, при этом заливая всю палубу бесстыжим, ничего не скрывающим светом. Валентайн пожалел о том, что не приказал Орану и Дельвечио открывать огонь, как только те увидят, что он на палубе. Надо бы придумать что-нибудь, чтобы привлечь внимание людей на берегу. Все еще болтаясь на канате, он осторожно положил топорик на палубу. Теперь или никогда.

Валентайн перебрался через борт и подполз к люку. Ожидая выстрела в любую секунду, он заглянул в вонючую дыру. Валентайн практически ничего не мог рассмотреть в темноте, но казалось, что пол примерно в шести футах внизу.

Валентайн прыгнул и приземлился босыми ногами в липкую грязь, с топором наготове. В трюме воняло, как на живодерне, и Дэвиду приходилось бороться с приступами тошноты, стоя в тесном маленьком помещении. В трюме было пусто.

Нет. Когда глаза привыкли к темноте, Валентайн осознал, что прислонившаяся к стене фигура — это гарпия, которая тяжело дышала, завернувшись в свои крылья, как в кожаный кокон. Струйка крови текла из ее тела. Гарпия была ранена, возможно, умирала. Среди мусора на полу валялись кости. Горка человеческих черепов украшала металлическую колонну — часть проржавевшего скелета баржи. Черепа были похожи на желтоватую связку кокосов. Впереди виднелась дверь.

У основания лестницы лежало тело, бледное, обнаженное и обезглавленное. И все же узнаваемое.

Валентайн нашел Гэбби.

Его охватила ярость. Валентайну было уже наплевать на вонь. Скользя по грязному полу, он подошел к спящей гарпии и увидел щелки ноздрей, кошачьи усики и огромные зубы. Гарпия часто, со свистом, дышала, и из ее рта капала слюна. Валентайн поднял топор и со всей силы опустил его на голову твари.

Гарпия рухнула на бок, не успев осознать, что произошло. Валентайн вскочил на нее, снова и снова погружая топор в кашу из крови и мозгов. Горячие брызги попали ему на лицо.

Со стороны люка донесся знакомый звук хлопающих крыльев, и свет от фонаря на палубе заслонила крылатая тень. Валентайн пересек трюм по направлению к двери, стараясь держаться подальше от люка.

Он может засесть там, поджечь динамит и взорвать еще пару гарпий к чертям собачьим.

Снаружи раздались выстрелы. Дельвечио и Оран, должно быть, запаниковали, увидев возвращающихся гарпий, и попытались остановить их до того, как они заберутся на баржу.

Валентайн, каким-то образом переборов себя, не смотрел на тело Гэбриэллы. Он вытащил пистолет и бросил рюкзак на ступеньки. Гарпия с раненым крылом влетела в люк.

— Добро пожаловать домой, сукин сын! — выкрикнул Валентайн, всадив пулю в живот твари. Гильза с грохотом отскочила от железной стены.

Гарпия издала жуткий, леденящий кровь, вой. В ответ послышались вопли снаружи. Валентайн знал, что сейчас призывает на свою голову всю нечисть как с неба, так и с буксира, но он хотел, чтобы тело девушки было далеко не единственным, что пойдет на корм ракам. Он услышал, впервые в жизни, грохот пулеметной очереди. У команды на буксире, вероятно, было достаточно оружия. Он наделся, что у Дельвечио и Орана хватит ума отступить и бежать на запад.

Он постучал по крыше трюма, пыль и грязь посыпались на голову:

— Эй! Обед! Идите жрать!

Раненая гарпия подтянулась к нему, открыв пасть. Другие крылатые спустились в люк.

Валентайн сделал два шага назад к двери, нащупал сверток с динамитом и жестяную коробку спичек. Он схватил несколько спичек и зажег их, чиркнув о шершавую поверхность трапа. Сырое помещение осветилось. Валентайн поджег фитиль, бросил спички на пол и поднял пистолет. Он выстрелил в смутные фигуры, сгрудившиеся в трюме, положил динамит на первую ступеньку и толкнул люк.

Заперто.

Он ударил в люк плечом, прикрыв глаза в ожидании взрыва, который разнесет его на тысячи кровавых кусков, но ржавый замок поддался. Валентайн распахнул дверь, вырвался на палубу и нырнул в воду. Он почувствовал, как пуля ударила рядом, прошла через рубашку под мышкой.

Когда раздался взрыв, он был под водой и почти не слышал грохота, но удар взрывной волны все равно едва не убил его. Валентайн вынырнул, жадно хватая ртом воздух.

Развороченная взрывом баржа перевернулась вверх дном, а осколки днища разбросало по воде. Буксир горел, пулемет замолчал. Зажигательные снаряды гарпий наверняка хранились на буксире наготове для новых атак. Валентайн пришел в себя и, снова погрузившись в воду, поплыл к берегу. Без сомнения, пара-тройка очень злых гарпий еще кружила в небе.

Когда Валентайн снова обрел способность думать, он понял, что невооружен. Пистолет лежал на дне реки Святого Франциска, а томагавк, скорее всего, шел на посадку где-то в Миссури. Он собрался с духом и выбежал из воды на берег. Схватив по гладкому камешку в каждую руку, Валентайн поспешил под прикрытие деревьев, но там почувствовал себя беззащитным, как кролик, над которым кружит хищник.

Пылающие остатки буксира уносило вниз по течению.

Валентайн подполз к тому месту, где оставил товарищей, и тихонько свистнул.

В ответ раздался такой же свист.

— Ну и представление, Вал! — похвалил Оран, возвращая ему винтовку. Дельвечио положил оставшуюся связку динамита в рюкзак. Бурну она пригодится корчевать пни, а может быть, он обменяет ее на рифленое железо, чтобы построить новый амбар.

Приятно было снова почувствовать в руках настоящее оружие, а не камни.

— Оран, тебе надо отдохнуть. Я пойду первым. Ты следи, чтобы мы не сбились с курса, а ты, Джил, прикрывай.

— О’кей, босс.

Свет от горящего буксира постепенно скрылся, когда они отошли от реки. Не зная, насколько хорошо гарпии видят, слышат и как у них с обонянием, мужчины старались держаться под прикрытием деревьев.

Но ничто не кружило в небе. Позже путники потихоньку затянули песню, шагая по тенистому лесу, как юные атлеты, возвращающиеся домой после удачного соревнования. Под покровом ветвей Валентайн чувствовал себя в безопасности. Но деревья оказались только на руку атакующему Жнецу.

Тварь выступила из-за ствола дерева, выдернула ружье из рук Дельвечио и отбросила в сторону. Другой рукой Жнец схватил Джила за рюкзак и поднял высоченного юношу на вытянутой руке, как испачканную пеленку.

Валентайн и Оран развернулись, снимая ружья с предохранителей, в ответ Жнец выставил отчаянно бьющегося Дельвечио перед собой как щит.

— Брось его! — это все, что Валентайну пришло в голову.

— Нет! Подождите! Нет! — кричал Дельвечио. — Не давайте ему… не стреляйте.

— Можете стрелять, вы, еда, — прошипел Жнец зловещим шепотом. — Вы все трое будете мертвы, как только я до вас доберусь.

— Господи, пусти меня! — бормотал Дельвечио. — Вал, сними меня с него!

Валентайн подумал, что его сердце вот-вот вырвется из груди, — так часто оно билось. Во рту пересохло, а перед глазами все поплыло. Он чудом не упал в обморок. Валентайн махнул рукой Стиву Орану, показывая, что надо разойтись. Жнец не мог прикрываться Дельвечио с двух сторон одновременно. Оран, чей взгляд был прикован к гипнотизирующим желтым глазам бледного, одетого в черное существа, никак не отреагировал. Валентайн шагнул назад, держа винтовку наготове.

Тварь повернулась к Валентайну, и Стив вышел из транса, но, увидев, что Валентайн шагает назад, Оран повернулся и побежал в ночь, бросив оружие и рюкзак.

— Беги, я поймаю тебя, — выдохнул Жнец ему вслед, — прячься, я найду тебя.

Монстр повернулся к Валентайну.

— Стреляй, я оторву тебе ноги, по одной, как ты отрываешь крылья у мухи.

Валентайн продолжал отступать, чуть опустив ствол ружья. Он спрятался за толстый ствол дерева и прицелился.

Увидев это, Жнец зашелся странным смехом, похожим на фырканье разгневанного кота:

— Пффф. — Бесполезно.

Чудовище посмотрело на Джила, который дрожал в его руке.

— Ты в одном прав, жертва, — сказал хищник в ухо Дельвечио, крепче притягивая его к себе, — я — бог!

Когда Жнец развернул молодого человека и острые зубы впились в его шею, Дельвечио закричал.

— Прости, Джил. Надеюсь, ты сделал бы это для меня, — пробормотал Валентайн, взводя винтовку и нажимая на курок.

Пуля сорок пятого калибра вошла в рюкзак. Динамит взорвался розово-желтым светом, волна свалила Валентайна на спину. В ушах зазвенело, он увидел вспышку света и провалился в беспамятство.

Подходило время обеда, когда усталые жители Вининга услышали крик со сторожевой башни:

— Кто-то идет! — затем повисла пауза, пока часовые настраивали старую подзорную трубу. — Это Валентайн. Один.

Взглядам поселенцев, за спинами которых все еще тлели остатки амбара, предстала странная картина: босой, в изорванных штанах и рубашке, бледный от усталости Дэвид Валентайн вошел в Вининг. В одной руке он держал винтовку, в другой — рюкзак. Он обвел взглядом толпу в поисках одного лица.

— Мистер Хельм, — сказал он охрипшим голосом, засовывая руку в рюкзак, — мы убили тварь, которая погубила вашего сына. И Гэбби. И Джила. Про Стива я ничего не знаю.

Он вытащил из рюкзака череп, покрытый липкой черной сажей от костра, в котором он сжег кожу и волосы. Череп был похож на человеческий, но со слишком широким лбом и необычно длинной челюстью. К тому же обуглившаяся кость была иссиня-черной, как будто вырезанная из куска оникса.

Рэнделл Хельм от подарка отказался, вместо этого он обнял за плечи изможденного восемнадцатилетнего юношу и отвел его к себе домой.

В тот вечер Бурн открыл кувшин самодельного виски, и они с Валентайном и Хельмом по очереди стамеской высекали имена на отполированном черепе Жнеца, все еще теплом после нескольких часов, проведенных в кастрюле с кипятком: Джилман Дельвечио, Гэбриэлла Чо и Дориан Хельм. К тому времени, как кувшин был закрыт пробкой, череп водрузили, немного набекрень — действие алкоголя, — на главные деревенские ворота.

Он до сих пор там висит.

 

4

Горы Уошито, февраль сорок первого года правления куриан

Снег уже отступает с истертых непогодой скалистых холмов предгорья Уошито, но в Арканзасе еще вовсю лютует зима. В узкой долине между двумя горными грядами вытянутыми пальцами к руинам Литл-Рок, несколько домов образуют форт Кандела. Фортом он только называется, его гарнизон разбросан по территории в двенадцать квадратных миль. Электричество там бывает довольно часто, свежие продукты — иногда, но тепло и дружеское общение у очагов этих хижин можно найти всегда.

Военные действия, по счастью, обходят эти места стороной. Люди здесь заняты производством и ремонтом оборудования, кройкой и шитьем формы, едой, выпивкой, игрой в азартные игры и торговлей. Но самое главное — обучением. Этой зимой, как и всеми предыдущими зимами в течение последних двадцати с чем-то лет, рекрутов определяют в напарники к ветеранам, чтобы зеленые юнцы научились тому, что знают и умеют «старики». Специалисты и ремесленники путешествуют, дают уроки и иногда берут постоянных учеников, если рекрут обнаруживает талант в какому-нибудь ремесле, в ветеринарном или кожевенном деле.

Офицеры форта Кандела принимают решения и воплощают их в жизнь. У одного рекрута безнадежно плохое зрение, та пьет, другой никак не может осилить тренировки. Отбракованным предлагают вспомогательные роли — почетную службу в оплачиваемых трудовых частях. Другой вариант — возвращение к гражданской жизни. Тех, кто не пытается добраться до дома, поглощают жадные до рабочих рук фермы и поселения Свободной Территории Озарк.

И все же некоторые такие «дефективные» начинают бродяжничать и неизбежно становятся угрозой порядку.

Для остальных проблема заключается в том, чтобы выбрать между Охраной и Охотой. Семеро из десяти идут в Охрану — военное подразделение, отвечающее за оборону Озарка.

Служба в Охране благодарная: солдаты получают лучшую форму, какую только может сшить Южный округ, достойное вооружение для тренировок, развлекаются на вечеринках, выезжают на шашлыки и соревнуются в верховой езде. У солдат Охраны полно возможностей пообщаться с гражданскими. Никакой новогодний бал не проходит без подразделения молодых охранников в начищенных до блеска сапогах и отутюженных угольно-серых формах. Охрана — хорошо организованное, дисциплинированное подразделение Южного округа, они могут сражаться и сражаются, отдают свои жизни, защищая гражданское население.

Остальных — тех мужчин и женщин, которые станут Охотниками с холодными глазами, Охотниками, которые будут бродить вдали от дружелюбных поселений Озарка и убивать курианских прислужников и полицаев, — их приводят к Ткачам жизни.

Черный, с блестящей шерстью кот по имени Матрос держал дом в железных лапах. Шесть человек делили барак, устроенный в расщелине горы Фурш, но никто из них не смел оспаривать кошачье право на самое теплое место у очага или самый лакомый кусочек телячьей туши, подвешенной в подвале.

Внушительного размера кот, у которого в роду явно была рысь, отлично смотрелся бы рядом с какой-нибудь ведьмой. Он обходил дом на сильных, мускулистых лапах, был диковат и исполнен чувства собственного достоинства.

Матрос заявлял о своих правах оглушительным воем и с легкостью мог бы броситься в драку, если у кого-нибудь хватило бы глупости проигнорировать первое предупреждение. Он получил свое имя, когда один из Волков произнес:

— Если бы этот тип говорил по-английски, клянусь, он матерился бы, как матрос.

Люди терпели вздорного кота и указывали рекрутам на него как на пример упорства, достойный подражания. Зимой выживание зависело от запасов провизии, а Матрос успешно боролся с набегами голодных мышей, крыс, белок и даже кроликов, проявляя воистину самурайскую стойкость духа.

Владения зверя состояли из двухкомнатного закопченного королевства, битком забитого кроватями и прочей мебелью, такой же грубо сколоченной, как и люди, которые ею пользовались. Камин, сложенный из обточенных водой камней, занимал целую стену в так называемой гостиной. Спальню — наполненное мускусным запахом перенаселенное помещение с койками, завешенное для иллюзии уединения одеялами, — обогревала круглая печка, которой исполнилось лет двести, а она все была как новенькая.

В доме жили четверо ветеранов Волков и два рекрута. Панков, Гэвинью, Большой Сит и Имаи присматривали за тем, чтобы ни Дэвиду Валентайну, ни Маркесу не приходилось скучать без дела. Каждый раз, когда они не были снаружи — в лесах или на уроке, являющемся частью тренировки их касты, — четверо старших Волков делали все возможное, чтобы будущие Охотники не имели свободной минутки для отдыха. И не только с помощью тренировок.

Маркес отвечал за дрова и общее содержание дома. Заготовка дров могла бы показаться не слишком трудным делом для человека, живущего в самой чаще леса, но Волки настаивали на том, чтобы он валил деревья, а потом, соответственно, таскал на себе дрова издалека. Если только рекрут осмеливался бросить взгляд на пушистые сосны рядом с домом, учителя немедленно обвиняли его в желании сделать их временное пристанище уязвимым для врага.

Все остальное Волки свалили на Валентайна. Все остальное включало в себя приготовление пищи, мытье посуды, стирку, содержание продуктов в кладовой, починку одежды и выбрасывание пойманных Матросом грызунов, а также заваривание утреннего эрзац-кофе.

Волки прощали отдельные недочеты в работе, кроме одного. Неважно, что Валентайн вернулся ни свет ни заря, изнемогая от усталости после ночного ориентирования на местности, если кофе не дымился и не был готов к обычному времени подъема, в 6.00, Дэвида осыпали ругательствами и наказывали. Наказание включало в себя пробежку вверх на Лысую Макушку — безлесый холм с наклоном градусов в сорок пять — под осуждающими взглядами оставшихся без кофе Волков.

Валентайн учился у всех четверых, но его главным наставником был Иван Панков. Сын представителя штата Огайо в Конгрессе, Панков в возрасте семи лет увидел, как его привилегированный мир разрушился за несколько безумных недель, когда вирус Одержимого Бреда пронесся по Соединенным Штатам. Малыш оказался одним из немногих людей, у которых был иммунитет. Хоть это и спасло его от вируса, унесшего жизни больше чем двух третей населения страны, гены не могли защитить мальчика от кошмара войны, который последовал за эпидемией. С потоком беженцев он отправился в тихую заводь штата Виргиния, где впервые вкусил то, что называется курианским порядком. Иван видел, как человек с белесой кожей и желтыми глазами, тихим голосом называющий себя «владыкой хаоса», убил целую семью в номере отеля. Мальчика, с тех пор избегавшего Жнецов, увезла на юго-запад женщина, которая тоже видела «владыку хаоса» в действии. Панков потерял родителей, женщина — сына, поэтому вдвоем они стали настоящей семьей.

Джеми Костос прежде работала журналисткой и написала одни из первых статей о курианском порядке.

Именно эти ранние статьи, точные в фактах, но «ошибочные» в суждениях, привлекли к ней внимание Ткачей жизни. Через нее Иван стал их учеником и Волком.

В свои двадцать Панков помогал основать Южный округ. Теперь ему было пятьдесят: лицо изрезано морщинами, а в глазах застыли мудрость и печаль, напоминавшие Валентайну портрет Эрнеста Хемингуэя, виденный им в одной из книг падре. Теперь Панков посвящал себя тренировке нового поколения Охотников, которые будут продолжать борьбу.

Однажды поздним февральским вечером, когда снег укрыл землю вокруг лесного дома, Панков устроил своему ученику лекцию, как бы странно это ни звучало, о чае.

— Когда ты в походе, слишком просто есть кроликов и тому подобное, — сказал Панков, проводя ладонью без перчатки по нежным иголкам молодой ели. — Особенно если холодно. Ты хочешь мяса и жира и забываешь обо всем остальном. Но тебе нужно есть зелень. Ты знаешь, что такое витамины?

— Да, знаю, сэр. Это такие буквы. А, В, С и так далее, — ответил Дэвид.

— Ну да, когда я был совсем малышом, мы их ели вместе с хлопьями на завтрак, такие маленькие цветные горошинки, да почти на всех пачках было написано: «Витаминизировано». Теперь все не так просто, особенно сейчас, зимой. Весной почки довольно вкусные, можно их пожевать. Но если взять немного таких иголок и заварить из них чай, получишь столько же витамина С, как в апельсине. Когда-нибудь ел апельсин?

Валентайн покачал головой.

— Плохо. Он сладкий и сочный, как арбуз, но и кисленький в то же время. Ну ладно, зелень не проблема летом, каждый дурак может сорвать одуванчик, сжевать листья, поджарить корень. А зимой совсем другое дело.

Если не хватает витаминов, начинают выпадать зубы, болеешь. Подцепишь какой-нибудь вирус и помрешь, если раньше тебя цинга не съест. Трапперы в Канаде от этого умирали. Их болезнь кроличьей лихорадкой называли. Они умирали от голода, каждый день набивая животы свежим мясом. Так что никогда не ешь одно только мясо в походе или дома. Если хочешь сохранить зрение и зубы, ешь овощи.

— Надо просто побольше продуктов у куриан отбирать, — предложил Валентайн.

Панков нахмурился:

— Это не так легко. Но для того чтобы сражаться, ты должен быть здоров телом и духом. Я знаю, то, что мы тут заставляем тебя делать, кажется трудным, но скоро твое тело будет как совершенно новый механизм. Мы пытаемся сделать тебя как можно сильнее, так, чтобы тебя ничего не могло свалить, когда ты встанешь на Путь Волка.

— Когда это будет?

— Не мне решать. Не тебе и не капитану. Об этом знает только старый Маг. Может, он смотрит на тебя сейчас, а может быть, советует что-то губернатору в Монтане. Одно я скажу тебе точно: от него никто не уходит таким, каким пришел.

Дома, как будто Ткач жизни был демоном, появляющимся на звук собственного имени, лежало послание от него в виде небольшого напечатанного списка.

В комнате никого не было, кроме Сита и Матроса, которые мирно дремали около печки.

— Аму трубит призыв, — объяснил Большой Сит, не вставая со своей импровизированной койки. Дополнительно укрепленные деревянные стойки поддерживали ее каркас длиной в шесть футов шесть дюймов и матрас. — Начиная с воскресенья и всю неделю.

Сто пятнадцать новеньких Волков, слава Богу.

— Приятно видеть, как растет список. Летом у нас было меньше, чем в прошлом году. Дай-ка посмотреть, — сказал Панков, протягивая руку за листком.

— Маркес попал. Плохие новости, Валентайн, — добавил он, глядя, как вытягивается лицо Валентайна, — ты тоже попал. Вообще-то ты последний в списке.

Валентайну шутка Панкова не понравилась, но все же немного гордости звучало в его голосе, когда он сказал:

— Я все-таки попал, даже если я самый последний.

— Да не переживай ты так, сынок, — вмешался в разговор Большой Сит, — это не плохо и не хорошо — быть последним. Просто, может быть, они хотят побольше времени.

— На что? Татуировки будут делать? Мозги прочищать?

Панков рассмеялся:

— Черт, Валентайн, откуда ты это взял? Это еще до твоего рождения было, и уж сорок лет как не повторялось.

— Мой отец любил читать фантастику. Человек, который меня вырастил, после того как он погиб, научил меня читать отцовские книги. Что это за трансформация такая, на которую вы все намекаете?

Большой Сит и Панков переглянулись. Панков пожал Валентайну руку.

— Просто встретишься с Отцом Волком и все сам увидишь. Магию, сынок, трудно объяснить.

Неделя тянулась медленно. Чтобы как-то скоротать время, Валентайн взялся читать книги, оказавшиеся в доме.

Началась снежная буря, и Волки немного ослабили суровое расписание, установленное для новичков. Валентайн радостно забрался на койку. Панков дал ему брошюру, написанную его приемной матерью. Книжка была напечатана крупным, слегка размазанным шрифтом и неуклюже озаглавлена: «Падшие боги: история, теория и практика курианского правления». На пятидесяти страницах в ней рассказывалась история Ткачей жизни: об их расколе на почве использования жизненной ауры для достижения бессмертия и о том, как куриане захватили Землю.

«Первая попытка куриан захватить Землю провалилась, потому что была плохо организована. К тому же они еще не полностью установили свое правление на родной планете Кур, где все еще наблюдались очаги сопротивления Ткачей жизни. Человечество должно быть благодарно этим отчаянным смельчакам за четырехсотлетнее спокойствие. Человечество в своем примитивном, изолированном состоянии было менее подвержено распространению эпидемии Одержимости, а потому приняло слова и помощь Ткачей жизни.

Мы сражались с ужасами, которые принесли с собой жители Кур, а вырвав с корнем угрозу, успели просто-напросто забыть обо всем всего за две сотни лет до того, как построили Стоунхендж. Вампиры стали слухами, затем преданием, а каста Медведей превратилась в легенду о берсерках в скандинавских мифах.

Без сомнения, пара-другая куриан осталась на Земле, затаившись в уголках, где не ступала нога человека.

А разработанные курианами выродки, теперь известные под общим названием «гроги», а иногда по именам из мифологии, без сомнения, выжили, чтобы снова и снова приносить беды и несчастья человечеству.

Но несмотря на то что Межзвездные Врата были закрыты, куриане в своем подземном мире, затянутом красными облаками, за долгие годы изгнания научились находить новые лазейки. Где и когда открылись самые первые новые Врата, точно неизвестно. Даже Ткачи жизни не могут сказать наверняка. Возможно, в Средние века на Балканах или не раньше, чем в XVIII веке.

Открытие портала потребовало неимоверных затрат жизненной энергии, но когда первый из куриан прошел через новые Врата, человечество, к сожалению, помогло ему.

Человечество сделало первый шаг к своей гибели. В течение веков куриане вербовали союзников из числа людей, возможно, фаустовским путем. Пособники куриан занимали высокие посты в обществе.

Наконец зубы дракона, посеянные в течение последней пары сотен лет истории человечества, были готовы прорасти. В первую неделю июня 2022 года ловушка для жизненной энергии захлопнулась над головами семи миллиардов человек населения Земли».

Дверь бесшумно открылась и появился Гэвинью.

Он прошел к очагу, очевидно не замечая Валентайна, и взял кувшин самогона с полки. Волк тяжело сел на потертый кожаный складной стул у камина, сделал большой глоток и уставился в холодную золу. Матрос воспользовался тем, что нашлись теплые колени, и Гэвинью не глядя почесал кота за ушами. Валентайн подумал о том, что стоит поздороваться, но не хотел прерываться и вернулся к брошюре.

«Переворот

Мир уже представлял собой достаточно жалкое зрелище весной проклятого года. Новая Депрессия была в самом разгаре. Акции упали в цене, работы не было, а потребительский спрос и вовсе испарился, обнажив то, что стареющая технократия была колоссом на глиняных ногах. Финансовые институты недооценили ситуацию, правительство переоценило, а общество, живущее в долг в отношении как времени, так и денег, рухнуло. Тяжелые времена и голод вернулись в западный мир. Поколение, пережившее последний финансовый кризис, уже успело буквально вымереть.

Древняя ненависть медленно тлела и, в конце концов, разгорелась. В Европе разразилась первая за целые поколения война из-за цен на продукты. Китай воспользовался тем, что Штаты были заняты своей экономикой, и захватил Тайвань. Россия и Япония, обе поддерживающие различные фракции в Европе и Тихом океане, развернули военные действия на море, которые удалось остановить, но это была последняя внешнеполитическая акция Штатов.

Гражданские волнения по поводу использования ресурсов США за границей, в то время как они необходимы стольким американским гражданам, переросли в настоящую волну насилия. Парламентские группы пресекали любые экономические, политические и даже расовые жалобы с помощью силы. Несколько идейно противоположных, но одинаково харизматичных лидеров окончательно растерзали на части и так рвущуюся по швам ткань американского общества.

Сама планета добавила свой голос в общий нестройный хор человеческих страданий. По всей земле прокатилась цепочка землетрясений. Извержения вулканов сровняли города с землей, превратив близлежащие территории в покрытые золой пепелища. Изменился климат — курианам он стал больше по вкусу. А потом, как будто тектонических катаклизмов было недостаточно, ко всеобщему хаосу добавилась еще и эпидемия. Сначала болезнь называли «бешенством», но инкубационный период от двадцати четырех до семидесяти двух часов и необратимые повреждения разума, которые она вызывала, показали, что лечить ее скорее работа экзорцистов, чем врачей. Дикие толпы носились по городам в приступах бешеной ярости, уничтожая на своем пути остатки цивилизованного общества.

Тогда никто и не подозревал, что эти события были давно запланированы. Курианские технологии позволили падшим Ткачам жизни использовать Землю. Болезнь, которую мы теперь знаем как «бешеную одержимость», появилась на Земле еще в первую попытку завоевания. Бледные, закутанные в плащи с ног до головы Жнецы показались в ночи.

Жнецы спокойно вошли в этот водоворот, они глотали человеческую кровь и убивали. Они повелевали легионами грогов, генетически модифицированных существ, разведенных специально для того, чтобы сломить сопротивление. Бесстрашные в битве, как полчища муравьев, но куда более хитрые, гроги были самой различной формы и размеров. Наиболее распространенными стали крупные, покрытые носорожьей кожей орангутанги. Эти существа оказались достаточно разумными, чтобы обращаться с различным оружием — от винтовки до бронетранспортера.

Военные и гражданские силы США, уже не справляющиеся с эпидемией и разрухой, пали, когда резервные военные части, вооружение, а в особенности моральный дух окончательно истощились. Организовать это поражение помогли агенты куриан и перебежчики в высших сферах управления. В конце концов, была принята политика выжженной земли и военные базы с их оборудованием уничтожили для того, чтобы не дать им оказаться в руках вампиров. Немного ядерного и химического оружия было использовано в последних судорогах войны, но это только прибавило страдания людям и не остановило куриан.

И вот настал ужасный конец. Президент застрелился, узнав, что его семья во время беспорядков в Квантико подхватила вирус «одержимости», а вице-президент бежала вместе с несколькими ведущими конгрессменами в горы Омега, как только прочитала последний указ президента. В нем, как капитан тонущего корабля, глава государства провозглашал, что отныне пусть каждый спасается сам.

Соединенные Штаты и, насколько мы можем судить, весь мир перешли в руки куриан в течение одного года».

Валентайн понимал, почему Костос к концу своих дней спилась. Ему было легче принять реалии нового правления, он родился гораздо позже курианского вторжения. Его не мучили воспоминания об исчезнувших безопасности и комфорте, дарованных высокими технологиями. Он только томился любопытством. Молодому человеку казалось иногда, что между ним и поколением Панкова, и даже поколением падре, лежит пропасть. Они лелеяли свои воспоминания и сражались за прошлое, за звездно-полосатый флаг, за жизненный уклад, который, скорее всего, никогда не вернется. Валентайн хотел отвоевать свое будущее.

Скрип из гостиной и возмущенное «мяу» Матроса заставили молодого человека поднять глаза от старой брошюры и посмотреть на Гэвинью. Волк поставил кувшин на пол и перебрался на постель, он выглядел усталым и больным.

— Ты в порядке, Дон?

— А, Вал, — пробормотал он, — не заметил тебя.

Панков дал тебе передышку?

— Он сегодня уехал в «Счастливую дорожку», — объяснил Валентайн. Местечко для отдыха под названием «Счастливая дорожка» было салуном, где бармен хорошо относился к Волкам, а девочки еще лучше, если ты добр и даешь хорошую цену. Ценой могло быть что угодно — от пары новых туфель до старой песни, в зависимости от обаяния мужчины. — Я думаю, он дает мне отдохнуть накануне посвящения. Велено всего лишь приготовить ему горячую ванну и заточить бритву. Он сказал мне, чтобы я не ел и не волновался. Не объяснил, правда, почему нельзя есть.

— Валентайн, Маркес мертв. Не знал, как сказать.

Ну, вот так.

Валентайн вскочил:

— Что?

Гэвинью сидел на кровати, через койку от Валентайна. Между ними с веревки свисало постиранное белье.

— Это иногда случается, сынок, — сказал Гэвинью. — Он прошел посвящение отлично. Это не какое-нибудь там индейское испытание, — невнятно бормотал Гэвинью, — но он вышел из пещеры и растерялся.

Это странно действует. Помню, когда я вышел… у меня что-то с носом сделалось. Мне везде чудился запах дыма. А Маркес осмотрелся так, словно не понимал, где он, и пустился бежать. Прыгнул прямо с этого чертова обрыва. Я помню, два года назад один паренек после этого перестал есть. Ни к какой еде не притрагивался, говорил, что она зараженная, или грязная, или еще что. Он себя голодом заморил, мы пытались насильно кормить, а у него все обратно выходило.

Обычно те, у кого что-то такое случается, подергаются пару дней, а потом приходят в себя. Плохо вышло с Маркесом. Там кто-то спустился посмотреть, что с телом. Я только с сотни футов сверху видел.

— Господи, почему…

— Эй, Дэвид, даже не думай об этом, — сказал Волк. — У него просто мозги были неправильные, и иногда даже Маг не может этого заранее определить.

У тебя все будет отлично.

Валентайн снова и снова напоминал себе про пьяное предсказание Гэвинью, когда карабкался вверх по склону горы вместе с десятью другими Волчатами, последней группой, которая должна была встретиться с Ткачом жизни, известном как Аму, Маг, или Отец Волк.

Гора Зимовка, пик высотой 2200 футов из камня и снега, с одной стороны казалась похожей на острый акулий зуб, а с другой — на обветшалое индейское типи. У входа в пещеру был луг. Там паслись пять коз, некоторые обгладывали кору с изогнутых горных сосен, другие рыли копытами снег, чтобы найти погребенный там папоротник.

Два тотемных столба охраняли вход в пещеру. Вырезанные волчьи головы с острыми ушами венчали столбы. Ниже были надписи — имена, некоторые с датами. Валентайн решил, что это, наверное, могильные столбы Волков, погибших в битве. Не так уж плохо, около пары сотен имен за двадцать лет войны.

Но как только группа вошла в пещеру, будущий Волк увидел еще одиннадцать столбов, испещренных именами. Они образовывали туннель, в котором столпились рекруты. Помедлив, Валентайн все же провел пальцем по именам на одном из столбов. Прибавится ли его имя к этому длинному списку?

Туннель расширился и привел учеников в пещеру в форме слезы, в конце которой был занавес. Возможно, он был украшен вышивкой, но Валентайн не мог разглядеть столь мелких деталей в тусклом свете, хотя его глаза уже вполне привыкли к полумраку. Двое сопровождавших их Волков жестом приказали рекрутам сесть.

— Сидите тихо и дайте ему возможность разобраться с вами по очереди, — предупредил один из них, — после церемонии вы все будете немного не в себе, так что не дергайтесь, когда другие начнут выходить.

Занавес шевельнулся, и появился черный влажный нос. Собачья голова размером с огромную тыкву приподняла занавес, и Валентайн увидел яркие голубые глаза, которые напомнили ему о лайках из Пограничных Вод. Волк, которого из-за размера вполне можно было принять за пони, шагнул в кольцо учеников, сидящих у стен пещеры. У него был удивительный мех: белый, с черными подпалинами на самых кончиках ворсинок. Волк обнюхал каждого рекрута, переступая на широченных, как подковы, лапах.

— Благодарю вас всех за то, что заслужили свое место в этой пещере, — благородный голос раздался из пасти волка, которая, казалось, не производила никаких движений. Волк задрожал и расплылся, и на его месте рекруты увидели улыбающегося старика.

— Простите за театральное появление, это иллюзия, которая так понравилась вашим предкам. Я продолжаю этим заниматься из любви к традициям. Гхм.

Надеюсь, вы все знаете, кто я.

— Аму, — прошептал кто-то из рекрутов.

— Маг, — сказали другие.

Валентайн просто кивнул.

В облике старика сквозило благородство и сила, но в глубине ледяных голубых глаз читался намек на усталость и легкое помешательство. Валентайн почему-то вспомнил про Дон Кихота Сервантеса.

— Мое имя не так важно, как важен я сам. Это совсем не то, что обычное имя, ибо я буду вашим Отцом. У всех вас есть биологический отец, тот, кто дал вам жизнь. Большинство из вас верят в духовного отца, который призовет вас к себе после смерти.

Я здесь, чтобы быть вашим третьим Отцом. Я дам вам перерождение.

Одиннадцать пар глаз внимательно смотрели на него.

— Пока я говорю загадками. Но загадки покажутся простыми, когда вы услышите разгадку. Я человек занятой и предпочту с каждым из вас побеседовать по отдельности. Майкл Джереми Уолерс, — сказал Маг, остановившись перед смуглым юношей с копной кудрявых волос, — с тобой я поговорю первым.

Будущий Волк мгновенно вскочил на ноги, едва не стукнувшись головой о потолок.

— Как вы?..

— Это не я, — прервал его Маг, приоткрывая занавес и кивая в сторону внутренней пещеры. — Это ты сам.

Валентайн провел четыре становящихся все более мучительными часа, ожидая своей очереди. Ему казалось странным, что через церемонию нужно непременно проходить голодным, замерзшим, испуганным и ничего не понимающим. Он смотрел на то, как каждый из десяти рекрутов по очереди появлялся из-за занавеса и глядел на оставшихся так, словно видел их впервые в жизни. Пит, гигант, похожий на викинга, который пришел из Миннесоты вместе с Валентайном, подозрительно осмотрел оставшихся в пещере учеников, так, словно пятнадцать минут назад не ерзал, как и они, с одной отсиженной ягодицы на другую.

— Пит, ну как? — спросил Валентайн. Блондин отпрыгнул от Валентайна, как конь, испуганный хлопушкой. С громким стуком, как будто уронили арбуз, он ударился головой о потолок пещеры и рухнул без сознания.

— Сказал вам помалкивать. Если он не встанет до того, как разберутся с тобой, ты будешь его выносить, — сказал один из Волков.

Пит начал стонать и поднялся на четвереньки. Он рыгнул, и его вырвало прозрачной жидкостью, растекшейся по полу пещеры.

— Ну вот, приехали, — сказал второй Волк, — теперь оставшихся троих точно вывернет.

Пит с трудом встал на ноги и, пошатываясь, вышел из пещеры, потирая затылок.

И их вывернуло. Когда двое последних вернулись в пещеру, каждый из них добавил по луже блевотины перед тем, как выбраться наружу. Валентайн вспомнил о том, что ему говорили не есть. Теперь все было понятно.

— Вставай, парень, — сказал Волк.

— Вперед, в Зазеркалье, Алиса! — добавил второй.

Валентайн потянул занавес в сторону и шагнул внутрь. Сзади он успел услышать, как один Волк сказал другому:

— Хорошо, что это только два раза в году.

Туннель, извиваясь, спускался вниз, освещенный почти погасшими свечами, установленными по стенам пещеры. Валентайн насчитал двадцать шагов перед тем, как следующий кусок ткани преградил ему путь. Он не знал, отдернуть ли занавес, назваться или постучать. Он прочистил горло.

— Заходи, заходи, Валентайн-младший.

Он вошел, пригнувшись под низкой каменной аркой.

Пещера была теплой и хорошо освещенной. Там был чистый, приятный запах, который Валентайн определил как бальзам. Тепло и свет исходили от шара, который парил в нескольких дюймах под высоким потолком. Сияние было ярким, но почему-то не причиняло глазам боли, даже когда Валентайн смотрел прямо на него.

Отец Волк сидел, скрестив ноги, в центре комнаты, на плетеном коврике. Пол был покрыт толстым слоем сосновых иголок и веточек, сверху были набросаны половички. Пятеро настоящих, на четырех лапах, волков храпели, свернувшись клубком.

— Моя свита, если так можно выразиться, — сказал Аму. — Давным-давно, совсем в другой части этого мира, я путешествовал с двадцатью такими. На местный народ это производило впечатление: они боялись волков. Я к ним привязался. К тому же, если наши враги нас здесь отыщут, я обернусь волком и убегу с ними. Присаживайся.

Валентайн сел и после твердого пола наружной пещеры порадовался тому, что здесь мягкие иголки и коврики.

— Что я должен сделать? — спросил Валентайн.

— Лучше спросить, что ты хочешь сделать. Зачем ты ушел из Миннесоты? Ты же не просто так приехал на юг. Тяга к перемене мест проснулась.

— Я хочу сделать то, что должен.

Маг улыбнулся в ответ на это:

— Просто сказано. Я от всех юношей и девушек слышу примерно одно и то же. Все они хотят защищать свой дом и очаг, освободить плененных собратьев и выставить захватчиков пинком под зад.

Если ты честен с собой, от тебя требуется выпустить свою ненависть. Ненависть делает из нас отличных убийц. Это слово предано анафеме, ваша религия напрямую запрещает ненавидеть: из нее выходит слишком плохой раствор для строительства общества. Но, молодой Валентайн, вашу расу съедают. Вы должны быть поглощены ненавистью, вы должны дышать ею. Каждый ваш шаг должен быть шагом к свержению врага. Ненависть дает силы, целеустремленность и упорство, в этом с ней может сравниться только любовь. Чем больше ты любишь людей, тем ярче должна гореть в твоем сердце ярость. Для вашей культуры характерен образ воина рефлексирующего, размышляющего. Это ваш архетип. Воин, который убивает с сожалением, идет на бой в ужасе, но делает свое дело, а затем проявляет милосердие к врагам. Да, этот воин отстоит Свободную Территорию еще какое-то время. Однако он не выиграет войну. Не с этим врагом.

В тебе живет зверь, которого я помогу тебе освободить. Но только если ты согласен. Вот в чем дело. Я тебя честно предупреждаю, что ты будешь жить только для того, чтобы убивать врагов, до тех пор пока тебя самого не убьют. Немногие из моих воинов выходят в отставку, чтобы жениться, как сделал твой отец. Если ты хочешь создать человеческую семью, я даю тебе возможность сейчас выйти из этой пещеры, спуститься по холму и остаться человеком. Ты сможешь с честью служить в Охране, поддерживать образ благородного крестоносца, а можешь вернуться в леса. Есть много путей, и все они правильные. Останься с нами, и ты станешь тем, кого враг боится в ночи. Добыча превратится в хищника.

Валентайн подумал о том, сколькие отказались от такого предложения. Сколько людей хотели стать убийцами? Он ожидал испытания физического или умственного, но не морального. Он подумал об отце, но не мог соединить звериный облик убийц, нарисованный Магом, с тихим человеком, которого застрелили в его собственном дворе.

— Почему Ткачи жизни не сражаются? Думаю, что с вашей технологией, или магией, как ее называют, вы могли бы разбить куриан.

Маг, казалось, был удивлен:

— Вообще-то обычно я задаю вопросы. Но я постараюсь ответить на твой. У нас это не получается. Это как если бы тебе надо было наложить в штаны. Ты сможешь это сделать, если заставишь себя, но тебе не понравится, и, пока тебе не представится шанс помыться, ты только об этом и будешь думать. Мы слишком давно приучились ходить в туалет. Нас немного. И то, что я могу превратиться в волка, еще не значит, что я могу кусаться, как волк.

Вы, Homo sapiens, почти идеальные убийцы. У вас подвижный ум, вы агрессивны, умны и изобретательны. Мы исследовали формы жизни в двенадцати мирах, и вы, полудикари, с большей легкостью, чем все остальные, возвращаетесь к своей дикарской сути. Поэтому мы помогаем вам в вашей битве, а вы сражаетесь вместо нас. Или я опять говорю загадками?

— Нет, я понял. Недоумение вызывает ваш метод. Вместо того чтобы вооружить нас какой-нибудь крутой техникой, вы превращаете нас в дикарей. Мне кажется, это странный способ выиграть войну.

Маг неожиданно исчез и тут же появился из другого входа в пещеру, неся в руках нечто, похожее на зеркало на подставке.

— Прости, — сказал он испуганно дернувшемуся молодому человеку, — мне нужно было это принести, но я не хотел тебя прерывать, поэтому пришлось оставить тебя разговаривать с образом. Ты сказал, что понял, Дэвид. Ясно, что ты не понял. Я даю тебе самое мощное оружие на планете — самого себя и весь твой потенциал.

— Я думал, у меня есть возможность подумать.

— Ты уже подумал, Дэвид, уже, — сказал Маг, снова садясь напротив Валентайна, — в тот миг, когда ты подумал об отце и его смерти и подумал о том, был ли он таким человеком, каким станешь после перерождения ты сам. Может быть, ты этого не почувствовал, но для меня твоя ярость была белой от накала. Ты можешь спрятать свой гнев от себя самого, но не от меня. Она такая огромная, твоя ненависть, что я не знаю, куда ты прячешь ее, чтобы спокойно спать по ночам.

Вещь, которую маг устроил между собой и Валентайном, была похожа на зеркало размером с тарелку. Она парила на уровне их лиц при помощи той же загадочной силы, что удерживала под потолком светящийся шар. Валентайн видел в поверхности только свое отражение, но оно было расплывчатое, как бы не в фокусе, не похожее на него.

— Что это? — спросил он.

В зеркале появилось лицо Аму. Изображение Мага вздрогнуло и пошло рябью, как будто кожа его была сделана из облаков, плывущих на ветру.

— Можно назвать это скальпелем хирурга, Дэвид. Я буду использовать это, чтобы провести операцию на тебе. Перед тобой чаша. Выпей.

Валентайн посмотрел на плетеный коврик. Деревянная чаша, круглая, как выскобленный кокос, оказалась прямо перед ним. Была ли она здесь все это время? Валентайн с подозрением принюхался.

— Это просто кое-что, чтобы помочь тебе во время церемонии. Оно не имеет вкуса.

Валентайн выпил. За секунду до того, как его сознание померкло, он заглянул в «зеркало». Сначала он увидел свое лицо. Затем лицо Мага, затем волчью морду. Образы молниеносно сменяли друг друга.

Маг, он сам, волк, Маг, он сам, волк, Маг, он сам, волк… Только глаза были все время одни и те же. Но это были не его глаза. И не Аму. Глаза волка. Валентайн понял, что смотрит только в эти глаза, в то время как они меняют обладателя, сохраняя ледяной голубой взгляд.

Молодой Волк проснулся и окунулся в ошеломляющий водоворот запахов и звуков. Сосновые иголки, плетеные коврики, сухой лишайник на стенах и спящие Волки — все это, казалось, переполняло его мозг. Он слышал, как бьются сердца животных, будто взял стетоскоп. Их дыхание звучало для него ураганом.

Это слишком! Слишком!

Он подпрыгнул вверх и рванул прочь от спящей стаи, как снаряд из катапульты, и ударился со всей силы о стену.

Дэвид, успокойся. Твои чувства просто немного обострены, вот и все.

Голос Аму в его голове звучал монотонным, успокаивающим шепотом. Я тебе помогу в первые дни, потом сам будешь справляться. Ты должен научиться переключать свои ощущения между двумя уровнями — «высоким» и «низким». Ты должен научиться слышать сначала мягкими ушами и нюхать сначала мягким носом. Твердый нюх и твердые уши тебе пригодятся потом, чтобы чувствовать на расстоянии.

— Где ты? — спросил Валентайн, и услышал эхо своего голоса во внешней пещере, той самой, где он ждал встречи с Магом вместе со всеми.

Я соединил нас. Я тебя не очень хорошо понимаю. Я не так одарен, как другие, в общении с людскими мыслительными формами. Я просто получаю информацию о твоих эмоциях. Тебе нужно глубоко вдохнуть, наполнить легкие воздухом и расслабиться. Задвинь все мысли в самые тайные уголки твоего разума. Расслабь глаза, пусть зрение будет не четким, расслабь уши, пусть они отдохнут и услышат тишину пустоты, расслабь нос, и пусть он вдохнет жар светящегося клубка.

Валентайн попытался расслабиться, но запах и шум спящих Волков продолжали грохотать в его голове. Он почувствовал, что у него кружится голова.

Ты отлично справляешься. Я думаю, у тебя талант. Попробуй выйти из пещеры тем же путем, что пришел.

От занавеса повеяло чем-то терпким, когда Валентайн отодвинул его и быстро пошел прочь. Его ноги вдруг зашагали слишком быстро, и он рухнул на пол, как заводная кукла, споткнувшаяся о препятствие. Он попытался подняться, но потрескивание пламени свечей отдавалось в ушах, как удары хлыста.

Равновесие! Нет, все еще не так. Дай-ка я помогу.

Валентайн почувствовал, что какофония стихает.

Он добрался до другого занавеса, но, когда открыл его, зловоние заплеванной пещеры ошеломило его.

Внутренности восстали, и Валентайн добавил свою лепту в вонючую лужу на полу.

— Хорошо прошло, — прогрохотал голос одного из Волков. Валентайн в тревоге прыгнул к выходу, но не смог справиться со своим телом и промахнулся. Он отскочил от немилосердного камня, со лба текла кровь.

Жидкость, отдающая медью, просочившись в ноздри, почти лишила его обоняния.

Дыши, дыши, держи равновесие. Попробуй выползти из пещеры. У тебя все идет хорошо.

Молодой Волк чувствовал себя отнюдь не хорошо.

— Черт, Отец Волк, видать, его совсем наизнанку вывернул, — услышал он позади приглушенный шепот одного из Охотников.

Валентайн выполз из пещеры на четвереньках. Он чуял кровавый след, тянущийся за ним.

— Маг думал, что Маркес тоже особенный. Послал его прямиком вниз с обрыва, — пробормотал сзади второй Волк.

Валентайн, вспомнив о том, что случилось вчера вечером, заставил себя выпрямиться. Он с трудом поднялся на ноги. Мир казался почти нормальным.

Хорошо, хорошо. Снаружи может быть трудно. Просто старайся продолжать глубоко дышать. Все встанет на свои места. Ты научишься. Хорошая ищейка контролирует свой нюх, даже не осознавая этого, так же как ты фокусируешь взгляд. Ты скоро тоже так сможешь.

Валентайн вышел на дневной свет. Небо казалось невыносимо голубым. С тех пор, как Землю захватили куриане, такое случалось редко. Снег блестел, но даже на другой стороне долины Валентайн с его новым зрением мог различить практически каждое дерево. Пахло так, словно он находился в центре самой большой в мире козьей фермы, несмотря на то, что три козы стояли в доброй сотне ярдов от него. По ветру.

Валентайн держал равновесие самостоятельно.

Дэвид, попробуй найти козье дерьмо. Этот голос в голове все еще вызывал чувство дискомфорта.

Хотя нос утверждал, что он стоит посреди моря козьего дерьма, новоиспеченному Волку не без труда удалось определить точное его местонахождение и направиться сначала медленно, принюхиваясь, а потом все быстрее и быстрее. Он обнаружил, что владеет ушами не хуже, чем глазами. Валентайн определил, где именно хрустнула ветка, расслышал, как одна из коз вытянула траву из-под снега.

«Ну вот», — подумал он в конце своей пикантной охоты, стоя над вонючим шариком.

Ну, Дэвид, ты просто молодец. Иди по следу коз.

Только не по следу на снегу, а по нюху. Закрой глаза, если сможешь. Слушай, нюхай, иди вниз, спускайся с горы.

Ему пришло в голову, что никто из других Волков не исследовал поляну таким образом. Он бы знал. За последние несколько часов многие выходили из пещеры, но на снегу осталось только несколько цепочек неуверенных следов.

Валентайн глубоко вдохнул, закрыл глаза, начал принюхиваться к следу, оставленному животными, и упал навзничь, зацепившись ногой за корень дерева, скрытый под снегом. Прежде он вполне успевал восстановить равновесие, но его обычные рефлексы ушли в самоволку. Не покидало очень неприятное ощущение, что он находится не в своем теле. Единственное, что приходило в голову в качестве сравнения, — это редкие поездки на рыбалку в Миннесоте, когда, просидев целый день в маленькой лодке на озере, он чувствовал легкое головокружение и не совсем уверенно держался на ногах, ступив, наконец, на твердую почву.

Валентайн встал, снова заставил себя закрыть глаза и направился вперед нетвердой походкой пьяницы, изображающего монстра Франкенштейна. Он обнаружил, что может определить местонахождение дерева по шелесту ветра в ветвях. Почувствовав над головой ветку, он попытался уклониться от нее, но снова упал.

Козы бродили в зарослях колючей ежевики. Больно оцарапав лицо, Валентайн выругался и открыл глаза.

Не подглядывать, — сделал замечание Аму.

Валентайн слизнул кровь с поцарапанной губы, снова глубоко вдохнул и попробовал еще раз. Он наклонился вперед и понял, что так — с вытянутыми руками, почти водя носом по следу, — идти легче. Даже когда он с ходу врезался в дерево и волосы прилипли к сосновой коре, Валентайн все же не открыл глаз. Он понял, что может фокусироваться на следе, оставляя все остальные запахи позади, так читают книги, забывая обо всем на свете, пользуясь только зрением и рассудком.

Запах стал сильнее, и он тявкнул, как гончая, и побежал вприпрыжку, не обращая внимания на царапины и синяки, вниз по склону. Валентайн услышал испуганное блеяние чего-то большого и теплого и прыгнул. Коза рухнула под ним, лягаясь.

Попытки животного освободиться вывели его из транса. Молодой Волк обнаружил, что в рот ему набилась шерсть. Очнувшись от очень яркого сна, он освободил несчастное травоядное.

— Прости, дружок, я увлекся.

Ужасно! — закричал Маг в его голове. — Если бы ты шел с ружьем по следу врага, они подстрелили бы тебя как бешеную собаку. Ты не должен становиться зверем.

Давай заново, только на этот раз попытайся найти одного из своих товарищей Волков. Просто иди за ним, но не позволяй ему себя увидеть. Открывай глаза по мере надобности, но старайся как можно больше полагаться на свои еще дремлющие чувства. Практикуйся, потому что когда все будет по-настоящему, второго шанса не окажется, Дэвид.

Дэвид Валентайн, Волк Южного округа, заставил себя встать на неуклюжие, усталые ноги, закрыл глаза и пошел вперед.

 

5

Дельта реки Язу, лето сорок первого года правления куриан

Полумесяцем вытянутая полоска суши между реками Миссисипи и Язу — одно из самых некомфортных для жизни мест на Земле. Это заросшее тростником болото, вернувшееся к своему первобытному состоянию, вырвалось когда-то из построенных людьми дамб. Воды Язу так медленно катятся через запруды, что и не поймешь, есть ли там хоть какое-то движение. Река так заросла водорослями, что кажется твердью, а земля под густыми сплетениями кипариса, ивы и черного дуба пропиталась влагой, как губка. Здесь, среди мхов и зарослей рогоза, все — от водяных жучков до пумы — ведут образ жизни амфибии. Название этого сырого, заброшенного места происходит от индейского слова «смерть».

Это необитаемое болото как нельзя лучше подходит для учебной базы молодых Волков Свободной Территории Озарк. Отсюда, из дельты Язу, с территории размером с футбольное поле, они могут наблюдать за движением на Миссисипи и делать короткие вылазки в обгоревшие руины Мемфиса на севере и Джексона на юге. Из всех пограничных земель Южного округа эта — самая недоступная и наименее охраняемая. Горстка Волков не сидит здесь подолгу. Зачастую на весь сезон они остаются без поставок пищи и без связи с Территорией Озарк.

Валентайн перебрался сюда вместе с другими новичками, чтобы учиться искусству Охотника под руководством двух не дающих спуску учителей: природы и старого Кота по имени Эвереди. У природы Валентайн научился добывать еду, воду, укрытие и огонь — все то, что можно было назвать четырьмя главными элементами человеческого выживания. От Эвереди, человека, который не принял никакого административного поста в Южном округе лишь потому, что это положило бы конец его личной войне с курианами, так же как его столь ревностно охраняемой независимости, Валентайн узнал, как объединить свои разум, чувства и навыки в единое оружие. Под руководством Эвереди молодые Волки практиковались в своем искусстве, используя в качестве мишени все — от крокодила в воде до забравшегося на дерево енота. Их добыча шла не только в пищу — кожа, кости и сухожилия пригождались для изготовления одежды или инструментов. Некоторые молодые Волки мастерили из своей добычи амулеты. Эвереди, владелец, пожалуй, самого длинного ожерелья из клыков Жнецов на всем Старом Юге, эту практику поощрял.

Один из самых ценных навыков, полученных от Эвереди, состоял в искусстве сокрытия жизненной энергии. Ученики больше времени уделяли тренировке умственной, чем физической, оттачивая навык самогипноза: только так они могли скрывать свою энергетическую ауру от нечеловеческих способностей Жнецов искать добычу. От этого навыка зависело все — будут ли они нападать, либо на них самих будут охотиться, как на ту дичь, что они приносили в лагерь.

Крышей лагерю служили два древних черных дуба.

Тот, у которого на высоте двенадцати футов была обрезана верхушка, имел диковинную форму: его шесть веток росли сначала вбок, а потом вверх, как воздетые руки со множеством растопыренных пальцев. Волки натянули на ветки различные тенты так, что земля под деревом всегда оставалась сухой, по крайней мере пока не было сильного ветра.

Ветер был бы благословением в душном и влажном воздухе болота, полном такого запаха смерти и разрушения, с которым не сравнилось бы и кладбище. Только самые ранние утренние часы приносили прохладу.

Валентайн изнемогал от духоты и жары в коконе противомоскитной сетки. Он плохо спал. Его обычно уютный спальный мешок под воздействием влаги и жары превратился в орудие пытки. Валентайн предпочитал спать не на земле, где любой ползучий гад, привлеченный теплой неподвижностью тела, мог напасть на него. Дэвид устраивал постель в гамаке, а одежду и прочие вещи хранил на ветках.

Этим летом в дельте он отдал бы все за то, чтобы выкупаться в чистом прохладном озере Миннесоты. И все же, даже если бы ему было комфортно физически, он все равно провел бы тяжелую ночь. Старый сон о родном доме снова преследовал его.

Валентайн проснулся до рассвета, услышав, как вернулся Эвереди. Кот ушел на восток, когда пару дней назад они разбивали лагерь. Учитель наказал им ждать и не стрелять на охоте. Эвереди отказался объяснить, было ли это связано с подстерегающей опасностью, или просто со скупостью, вызванной тем, что на складе с оружием он бывал не чаще двух раз в год.

— Подъем! — провозгласил Эвереди, входя в лагерь, согнувшись под тяжестью мешка на плече. Его древний карабин модели М-1 болтался за плечом, рукоять как обычно, с любовью отполированная маслом, блестела. Бертон, который дежурил в третью смену, начал наливать воду в кофейник.

— Брось-ка это пока, Берт, — сказал Кот, — вам завтракать не захочется, когда я покажу, что принес.

Дай-ка мне воды, сынок.

Валентайн протер глаза, пока Эвереди пил. Хотя чернокожий человек был Котом, одним из касты, члены которой работали в одиночку глубоко в тылу контролируемой курианами территории, в нем не было ничего кошачьего. Он был, скорее, похож на седого носорога: такой же упертый, крепкий телом и с такой же дубленой кожей. Эвереди ходил босиком, в изорванных черных штанах, достающих лишь до мощных икр. Верхняя часть его туловища была похожа на бочонок, к которому как будто потом, подумав, добавили руки. Но, несмотря на это, он ползал по деревьям, как обезьяна, плавал, как крокодил, прыгал, как олень, и все это так тихо, что не испугал бы и мыши. Мускулы на его груди рельефно выступали из-под драной майки, сшитой из тяжелой ткани, в которую одевались Жнецы, а на шее болталось ожерелье из клыков убитых им капюшонников. Его голова была лысой, как коленка, но он скрывал это под поношенной бейсболкой с эмблемой клуба «Сейнтс».

Волки никогда не видели, чтобы их наставник ел что-нибудь, кроме пересоленного рагу из дичи и яблок.

Валентайн был уверен, что Эвереди знает, где растет каждая яблоня в трехсотмильной излучине Язу.

Эта эксцентричная диета обеспечивала ветерану живость и сверкающие, белые зубы.

Валентайн потряс головой и сделал глоток из бутылки воды, которую брал с собой в постель, чтобы лишний раз не выбираться из гамака. Он заглянул внутрь мокасин и только после этого обулся. Способность живности дельты Язу залезать на ночлег туда, где их меньше всего ожидаешь, в начале лета уже стоила Валентайну пребольного укуса многоножки.

— Что ты принес нам, Санта? — спросил Алистер, один из Волков.

Волки собрались кружком в центре лагеря, и Эвереди положил на землю испачканный мешок. Сначала Валентайн решил, что ему просто показалось, но мешок действительно дергался.

— Валентайн, доставай нож, — скомандовал Эвереди, и Дэвид вытащил свой паранг — охотничий нож в четырнадцать дюймов шириной, утолщенный в центре, как «беременное» мачете. У него была тяжелая деревянная рукоять с острым выступом на конце, что совмещало остроту ножа с удобством топорика.

Эвереди воспользовался своим маленьким ножом для того, чтобы открыть мешок, который, как с холодным ужасом осознал Валентайн, подпрыгивал сам по себе в центре кружка из молодых Волков. Большой Кот вывернул содержимое мешка на землю.

— Мать вашу… — сказал Бертон, дернув себя за бороду, которую все лето отращивал.

В лучах рассвета на лужайке барахтался гуманоидный торс. На месте рук и ног остались только почерневшие обрубки. Второй мешок, завязанный веревкой вокруг шеи, скрывал голову существа. Бертон издал странный звук — то ли смех, то ли рыганье, — принюхавшись к сладковато-зловонному запаху, от которого Волки отступили на шаг. Шестнадцатилетний Эрнандес, самый младший из них, перекрестился.

— Видали когда-нибудь такое вблизи, а, парни? — спросил Эвереди. Четверо покачали головой, не совсем понимая, испытывают ли они любопытство, или, скорее, отвращение.

— Знаете, ребята, на другом конце света, в Индии, живут такие большие хищные кошки, тиграми зовутся. Большие, рыжие и полосатые. Вы бы и не подумали, что они могут к чему-то подобраться незаметно, если бы не видели по телевизору, как они перемещаются в высокой траве. А мама тигрица учит своего детеныша убивать, оглушая кого-нибудь до полусмерти, чтобы его добил маленький. Ну, это не совсем то, что я делаю с вами, мелюзга, но я хочу, чтобы вы все хорошенько посмотрели на капюшонника вот так, рядом, без одежды, и так, чтобы остаться в живых. Скажите спасибо старому Эвереди.

Тварь перекатилась на спину и что-то пробормотала.

— Э, говорить эта дрянь уже не может, — продолжал Эвереди, засовывая руку в мешок на плече, — я все вытащил.

Кот держал в вытянутой руке мягкий шестнадцатидюймовый язык Жнеца. Волки нерешительно осмотрели его. Валентайну он показался похожим на змею, у него были чешуя и похожий на клюв кончик.

— Вот такой язык он в вас и втыкает. Видите чешуйки? Они входят в человека как шипы, так что не вырваться. Когда эта «прелесть» всадит в вас свой язычок, шансов у вас нет.

— Как… как вы его поймали? — спросил Валентайн.

— Я разведывал один маленький городок у железной дороги на юго-востоке от руин. Холли-Спрингс называется. Из своих источников я узнал, что этот «товарищ» пробрался в город около полуночи, обычный контрольный рейд вместе с полицаями из Коринфа.

Каждый раз, как приходит Жнец, пара-тройка людей пытается очень быстро слинять из города, а эта тварь идет по следу. Как раз светало. Полицаи были слишком заняты в курятниках и хлевах, чтобы что-нибудь заметить. К тому же за голодным Жнецом трудновато угнаться, а может, они не хотели присутствовать на его обеде. Так что вот, эти беженцы направляются к лесу верхом, а желтый глаз прямо за ними. Одного капюшонник поймал как раз, когда взошло солнце, наелся, а тут и я подоспел. Как раз, когда он весь отупел от крови. Утро было довольно солнечное, на диво, так что он видел плоховато. Я выпустил в него всю обойму из моей старушки примерно с десяти футов, — сказал Эвереди, нежно поглаживая приклад карабина, — ногу почти отстрелил, там, где видно было под плащом, а остальное отрезал кавалерийской саблей еще до того, как он осознал, что я его покалечил. Потом подобрался к горлу и выдернул язык, засунул его в мешок, поймал лошадь мертвого бедолаги и рванул на запад.

Эвереди усмехнулся:

— Не хотел бы я оказаться на месте того командира полицаев в Холли-Спрингс. Большой Босс в Коринфе вышлет парочку капюшонников разобраться, в чем дело, со мной и с ними тоже.

— Ты столько миль проделал, — сказал Алистер, — а где же лошадь? Могли бы ее продать.

Эвереди покачал головой.

— Там, у ручья, стоит лагерь этих приграничных полудурков, пару миль на северо-восток отсюда. Я лошади показал, куда бежать, только седло и уздечку снял. Она тут же учуяла своих и ушла. Я седло немного еще протащил на себе, но уж больно тяжелый упырь был, а я не хотел задерживаться, дружки этого парня вот-вот могли нагрянуть.

— Плохо придется этим, у ручья, если Жнецы доберутся до лошади, — предположил Валентайн.

— Они тебе не товарищи, сынок. Я поэтому и предупреждал про этих приграничных. А для вас есть только один закон — закон Свободной Территории. Вы не поверите, какой уклад в курианских городах. У всех идентификационные карточки, разрешения и прочие бумаги, чтобы просто из дома выйти. Но жалеть их не надо: они ограбят тебя и оставят помирать быстрее, чем ты скажешь: «Доброе утро». Так, а теперь займемся делом. Дай-ка мне твой нож, Валентайн. Смотрите.

Эвереди говорил так, словно читал лекцию в классе с блестящими черными столами, а не на мшистой поляне непонятно где, в забытом Богом уголке. Он сделал вертикальный надрез вдоль живота твари.

— Видите, как выступает черное и густое вещество? У них в крови есть какая-то дрянь, которая немедленно залечивает раны. Если вам на руки попадет, немедленно стирайте и делайте, что хотите, но чтобы в рот не попало. Положите каплю на язык собаки и убьете человека, который держит поводок. Но все не так уж плохо: если вы рубите его на куски, эта дрянь повсюду не разлетается, слишком вязкая. Да, и выдергивайте клинок поскорее, на секунду внутри оставите — может приклеиться. Уж поверьте мне на слово, лучше, чтобы с вами такого не приключилось.

Жнец дрожал от боли, и Валентайн прижал его к земле ногой, наступив на грудную клетку. От запаха его чуть не стошнило. Хорошо, что он ничего не ел.

— Сукин сын слишком много дергается. Прикончим его, — решил Эвереди, — только в глазки ему посмотрим на секунду, — сказал он, перерезая веревки, стягивающие шею твари, острым кончиком паранга Валентайна.

Лицо Жнеца было месивом. Две выжженные пулями дырки в щеке и на лбу выделялись на фоне мертвенно-бледной кожи. Черные клыки скалились поверх изрезанной шеи. Его глаза были не розовыми, как можно было бы ожидать от настоящего альбиноса, а черными, со щелками зрачков и желтыми ободками, как у змеи.

Тварь со злостью зашипела на пятерых человек, собравшихся вокруг. Валентайн почувствовал движение под ногой, когда тварь, несмотря на свои раны, все-таки пыталась вырваться. Валентайн посмотрел в глаза капюшонника и почувствовал, что теряется в их черной глубине. Может ли быть что-то чернее, чем эта чернота?

Ему показалось, что он готов поднять ногу с груди твари.

— Эй, спокойно, Дэвид. Ты, кажется, собрался падать в обморок, — услышал он голос, далекий, как северная часть побережья Мексиканского залива.

Валентайн хотел оторвать взгляд от черных щелок-зрачков. Не получалось.

Не сдавайся тьме, — говорил голос внутри его сознания. — Это только черные глаза вороны, клюющей мозги твоего отца.

Он поднял взгляд к светлеющему небу и еще тверже надавил ногой на изуродованный торс.

— Так лучше, Дэвид, — сказал Эвереди, похлопав Валентайна по плечу, — надо следить за этими глазами. На миг ты выглядел как пташка, уставившаяся на змею. Ты видел не капюшонника. Ты смотрел в глаза курианину.

Эвереди наклонился над лицом твари, левой рукой вытаскивая из кармана маленький предмет цилиндрической формы. То была покрытая ржавчиной старая батарейка очень длительного срока действия, вроде тех, изобретенных в 2022 году. На ней все еще был виден рисунок — черный кот, прыгающий через электрическую дугу.

— Вот и снова я, стервец голодный, — с насмешкой произнес Эвереди над злобным лицом, — старому Эвереди надоело твое жужжанье, кровожадная дрянь. Знаю, ты любишь высасывать кровь. А как тебе понравится, если я сделаю вот так?

Он помахал старой батарейкой с рисунком над лицом твари, размахнулся и всадил изогнутый клинок в шею монстра.

Тело под пяткой Валентайна перестало дергаться.

Дэвид осторожно посмотрел вниз, боясь снова наткнуться на взгляд этих зловещих глаз, но ответом ему была новая волна запаха гнили.

Бертона вывернуло, Алистер стоял на коленях, сдерживаясь изо всех сил.

Эвереди воткнул паранг в землю и взял голову твари, осторожно, так, чтобы черный сироп вытек из шеи. Держа за редкие черные волосы, он поднял на вытянутой руке свой трофей, чтобы Волки могли получше его разглядеть.

— Видите, какие зубы черные? Мы эту дрянь «карбонитом» называем. Не то чтоб научный термин. Так. Из кино вроде бы. Прочнее стали. Хорошо пули останавливает. Я видел, как в одного вошла обойма прямо в морду, футов с двух. Тварь всего лишь ослепла, ну, может, еще нюх чуть потеряла, но продолжала на нас двигаться. Да, я про пальцы не сказал. У них такие ногти заостренные, черные, они могут через дверь сейфа пробраться, отдирая железо слой за слоем.

Кот засунул старую батарейку в рот Жнеца и пристроил голову в развилке ближайшего дерева. Глаза твари задергались в глазницах.

— Да дохлый он, пусть это вас не смущает. Просто нервные импульсы или вроде того.

Вернувшись к телу, Эвереди продолжил вскрытие.

Он начал отрывать верхние слои кожи при помощи паранга и разделочного ножа, втыкая маленькие веточки и палочки под кожу так, чтобы порезы не затягивались. Черная смола перестала сочиться после смерти существа, но из трупа вытекло довольно много маслянистой прозрачной жидкости. Алистер по-прежнему стоял на коленях, а Эрнандес вытирал рот тыльной стороной руки. Валентайн подозревал, что никто из них сегодня не будет есть.

— О’кей, слушайте. В человеческом организме есть целая куча всяких приспособлений для переваривания еды. Этим монстрам столько не нужно. Система пищеварения — проще не бывает. Но у них внутри есть большущий пузырь. Видите эту штуку — как медовые соты? — он приоткрыл похожий на губку орган, больший, чем бычья печень. — Эти мелкие мешочки заполняются кровью, как горб верблюда, и, проходя через вот эту штуку, попадают в кровеносную систему. Видите два толстых кабеля, которые спускаются с боков? Это нервные каналы. У него их несколько. У вас он идет по шее, сломать его — и конец. А этому — сломай шею, он только, может, прихрамывать начнет. Потому что у него другие нервные каналы в запасе. Вот откуда их жадные рефлексы и живость. А скелет их гораздо лучше гнется, чем ваш. Как у кошки. И колени у них такие, что могут назад выгибаться, да так, чтобы задействовать каждый мускул в теле для прыжка.

Все тяжелее, чем у нас. Кости, кожа, мускулы. Поэтому они паршивые пловцы. Они могут двигаться по воде, но им нужно активно бить конечностями, так что их издалека слышно, со всем этим плеском. Я этим клоунам на Свободной Территории давно говорю — делайте рвы вокруг всего, что строите, такой ширины, чтобы этим сволочам не перепрыгнуть было. А им лишний раз пошевелиться лень. Я вам говорю, если сотня куриан соберется, они пройдут через Южный округ, как пуля через бумажную мишень.

Валентайн поднял голову. Раз Эвереди высказывался так неожиданно для учителя, ему показалось самым подходящим спросить:

— Тогда почему они этого не делают?

— Не завоевывают нас, ты имеешь в виду? Это одна из загадок для всех. Мы знаем, что каждый курианский босс, принц или хозяин, как они там называются, вырастил себе по тринадцать Жнецов, чтобы кормили его и все такое. Я думаю, им больно, когда убивают их марионеток. Есть какая-то особая связь, позволяющая жизненной силе, которую поглощает Жнец, питать курианина. С годами рассказы о курианах стали запутанными, даже если предположить, что наши предки что-то знали наверняка. Мы соединили два существа — Жнеца и его хозяина — в одну легенду о вампире. Но это «ни о чем не говорит», как любил повторять мой старик. Одно понятно: хозяевам не нравится, когда все их Жнецы в одном месте. Куриане эгоисты. Они не хотят рисковать тем, что на их Жнецах может поживиться другой хозяин. Это заметно по тому, как по-разному организованы их города. Они, может быть, даже дерутся между собой, как мафиозные кланы, если вы слышали, что это такое. Мы можем только надеяться. Они не слишком изобретательны. Они ничего не придумывают. У Ткачей есть на это философский ответ. Они говорят, что куриане деградируют. Становятся как наркоманы, которые ни о чем не думают, кроме следующей дозы. Им ничего не важно, лишь бы энергия поступала. Даже когда они вторглись, у них хорошо пошло вначале. А потом все ухватили по куску земли и начали собирать урожай… с нас. Ну, это все для мыслителей, стратегов и лидеров. Вы, мальчики, — убийцы, и запомните одну вещь: единственное, что может вывести капюшонника из строя раз и навсегда, — это разрушение центральной нервной системы. А это значит, что надо башку снести или взорвать ко всем чертям. Но поскольку эти типы уклоняются быстрее, чем ты качнешься в сторону, не говоря уж о том, чтобы курок нажать, то это нелегко. Надо ловить Жнеца, когда он слегка опьяневший после кормежки или на ярком дневном свете. Если вытащить их на солнце без одежки, им будет так плохо, что можно на куски резать, как пирог. Иногда они впадают в транс, днем или ночью, и это тоже удобный случай, чтобы добраться до них. Моя теория такая: курианский лорд не может контролировать больше одного Жнеца одновременно. А остальные в это время либо на чистом инстинкте бродят, питаются, чем попало, пока не напьются, либо в трансе, пока курианин занимается другим его собратом.

— Сэр, — вмешался Эрнандес, — вы сказали, что другие придут по следу этого. Мы будем с ними драться?

Тень улыбки мелькнула на лице Эвереди.

— Сынок, у тебя яйца больше, чем мозги. Вы еще и не Волки-то по-настоящему. И в последний раз говорю: оставь свое «сэр» тем, кому надо это постоянно слышать, чтобы верить в себя. Я здесь для того, чтобы научить вас скрываться от Жнецов так, чтобы они вас не нашли. Драться со Жнецом — задачка для целой команды Волков. Да и то один к десяти. Я сам не кидаюсь на Жнеца, если этого можно избежать. Я собрал все эти зубы терпением, — сказал он, проводя пальцем по нитке отполированных клыков, висящей на его волосатой груди, — вы должны наносить удар врагу, когда он не ждет, а не когда он вас ищет. Драка — это работа Медведей, но и они погибают быстрее, чем Ткачи могут восстановить их ряды.

Веселенькое у нас получится лето. Но я хочу вернуть вас на тот берег Святого Франциска живыми и здоровыми. Надеюсь, еще чуть более умными. Обучение почти закончилось, мальчики.

Чтобы добраться до реки Святого Франциска, нужно было сначала пересечь Миссисипи. Отец рек, широкий и грязный, со множеством песчаных отмелей, был непростым препятствием. Торговцы, полицаи и речные патрули часто появлялись на воде в ветхих лодках и баржах, которые тянули дизельные буксиры.

В полдень после мрачной лекции над трупом Жнеца они выступили в путь на запад. Кот всячески поощрял их в том, чтобы сконцентрироваться на понижении уровня жизненной энергии. Однако сомнения Валентайна выпирали, как палки, из его с таким трудом выстроенной сублимации. Что, если у него не получится «держать баланс», как говорит Кот, и он привлечет Жнецов на головы своих товарищей, как акул на кровавый след? Остальные, казалось, были уверены в себе, говорили про то, как возьмут своего первого капюшонника, обсуждали засады, перекрестный огонь и тщательно спланированные ловушки, а Валентайн, едва выжив в столкновении c одним Жнецом, до сих пор слышал в голове жуткий крик спокойного, невозмутимого Дельвечио, когда капюшонник, как иглой, прокладывал своим языком путь к сердцу человека.

В изобилии растущий дикий рис и рыба кормили пятерых мужчин по пути к реке, на котором им приходилось пересекать мелкие заводи и болотца. Волки уже так натренировались находить дорогу в зарослях, что, не задумываясь, начинали переходить заводи вброд, по двое или трое. Одна группа всегда прикрывала другую. До большой реки они добрались туманным полднем через два дня.

Увидев величественное течение, Валентайн забыл обо всех сомнениях и страхах, терзавших его. А может, это просто воздух так подействовал, казавшийся свежим и чистым после зловония болот.

— Два пути на выбор, мальчики, — сказал Эвереди, стоя посреди сброшенных в кучу вещей. — Можем построить плот, а можем поискать лодку, которую мы затопили, когда перебрались на этот берег весной. Может, день или два пройдет, пока найдем это место, мы немного южнее пристали. Если строить, значит, надо рубить деревья, а это будет слышно на много миль вокруг. К тому же, если наткнемся на патруль, ничего не останется, кроме как уходить. Если найдем лодку и поднимем ее, будет на чем плыть. Но что-то у меня есть сомнения, что она по-прежнему там, после всех этих месяцев. Тут патрули все время берега прочесывают, и, может, кто-то уже наткнулся на нее, даже если она еще под водой.

Волки решили голосовать, а Эвереди мог принять чью-то сторону. Валентайн был единственным, кто высказался за строительство нового плота: бродить по берегу в поисках старой алюминиевой рыбацкой лодки казалось ему занятием неблагодарным и рискованным. Остальные слишком хорошо помнили лекцию о том, как не хватает запасов, в том числе и гвоздей. Говорилось в ней, в частности, и о том, что возвращаться домой нужно с оружием и амуницией, которая была выдана, под страхом провести весь следующий год в конюшнях или отвечая за содержание скота.

Поэтому они повернули на север.

Путешествие по берегам Миссисипи заставило думать, что хождение по болотам было милой прогулкой. Затопленные и никем не приводимые в порядок берега превратили великую реку в извивающуюся массу излучин и запруд с головастиками. Эвереди шел самыми короткими из известных ему путей и всегда держал ухо востро, посматривая на реку. И хотя они успевали заметить лодку заблаговременно, который раз приходилось прятаться и отсиживаться больше часа, пока патруль прочесывал реку. В первый день это произошло дважды.

Валентайн был какой-то взвинченный. Остальные списали это на то, что он огорчился, проиграв голосование.

— Да здесь нет ничего, за чем этим пугалам стоило бы присматривать, — сказал Эрнандес.

— Да брось ты, Вал, — добавил Алистер, — нас еще ни разу не заметили, не говоря уж о засаде.

Однажды Эвереди что-то заметил, и Волки послушно замерли в ожидании, а Кот пошел посмотреть поближе.

Солнце уже садилось за горизонт. Валентайн подумал о том, каким простым был мир, в котором родились Эвереди и его отец, мир, где закат означал только красивый конец еще одного дня, а не начало восьми часов скрытой угрозы.

Волчьим слухом он попытался прислушаться, пока Эвереди поднимался на гребень маленького холма. Голова Кота виднелась над склоном, там, где он заметил что-то подозрительное. Эвереди шагал уверенно, умудряясь не сломать ни единой ветки. Кот замер, выбрав наиболее выгодную позицию, и стоял минут пятнадцать, неподвижно уставившись на удлиняющиеся тени.

Бертон, успевший выработать умение засыпать при первой возможности, уже тихонько посапывал, к тому времени как вернулся Эвереди. Алистер пинком разбудил его.

— Это то самое место, где мы затопили лодку?

— Что лодка, то это точно, — сказал Эвереди, — но не наша. Большое деревянное каноэ, вытянуто на берег и перевернуто. На нем не видно ни листьев, ни веток, так что, я думаю, оно здесь не больше, чем день-два. И я готов биться об заклад, моя старушка Труди против ваших несчастных ружьишек, что весла лежат под ним.

Волки обменялись усмешками, но Валентайн смог выдавить только гримасу: хорошие лодки не лежат просто так, даже если это деревянное каноэ. Для патруля это непрактично, да и тяжело на веслах идти вверх по реке. Поэтому он знал, не понимая откуда, но знал, что его волнение проистекает из чего-то, связанного с этой лодкой, так же как черный флаг на зачумленном доме связан со смертью. Что-то холодное и страшное щекотало мозг.

— Так пойдем быстрее, пока хозяева не пришли, — сказал Алистер, потирая руки.

— Это риск, но я бы рискнул, чтобы быть на той стороне сегодня ночью, — согласился Бертон. Эрнандес просто кивнул, и все посмотрели на Валентайна.

Эвереди взглянул ему в глаза:

— Это шанс, Дэвид. Рискованно, но, я думаю, все будет о’кей. Ты как вообще? Выглядишь, как будто что-то не то съел.

Вполне в духе Кота, который живет ради и за счет своего желудка, списать тревогу Валентайна на несварение.

— Просто ощущение. Старый падре, тот, кто воспитал меня, назвал это vibe. Они бывают плохие и хорошие. Мне кажется, это плохое. Это плохое место.

Алистер издал непонятный звук.

Эвереди не обратил внимания.

— Сынок, когда у меня еще были волосы на голове, я отступал, если они вставали дыбом. Я вряд ли был бы жив, если бы не доверял той части меня, которая трясется, как желе. Кстати, когда мы все доберемся до Нью-Арканзас-Пост, я кое-что продам мясникам, а вам всем сделаю яблочное желе. Особый рецепт моей матушки, со сладким кремом сверху.

— Ловим тебя на слове, — сказал Валентайн, в его голосе прозвучала почти уверенность, — давайте посмотрим на эту нашу лодку.

С холмика Эвереди все казалось достаточно просто. Каноэ было вытянуто на берег, далеко от реки.

Длинная полоска земли тянулась на запад позади лодки, поднимаясь, а потом резко опускаясь вниз, как профиль сфинкса.

Валентайн, бросив беглый взгляд на перевернутую лодку, смотрел на полоску земли. Что-то волновало в ее зловещей форме. Но если Эвереди, ветеран с тридцатилетним стажем партизанской войны и сражений со Жнецами, считает, что это безопасно, почему он должен ставить под сомнение мудрость того, кто еще ни разу не подставил их под удар?

Позже он корил себя за то, что промолчал. Волки рассредоточились и приготовили оружие. Эвереди вынул карабин из футляра.

— Я пойду гляну поближе. Вы четверо расслабьтесь, но держите баланс, жизненную силу, пониже, дышите глубже. Нам повезло. Когда мы попытаемся переплыть, будет темно и луна еще долго не выйдет. Но я хочу убедиться, на всякий случай. Вдруг у Вала радар работает лучше, чем у меня.

Валентайн кивнул, выдавив из себя улыбку, и попытался применить на практике все то, чему учил Эвереди. Он представил себе, что его тело окружено светящейся, теплой, красной аурой. Он сосредоточился, аура поменяла цвет на голубой. Затем начал представлять себе голубой, буквально избавляясь от него с каждым выдохом. Голубой туман съежился до размера маленького шарика в центре тела. Мир вокруг, казалось, померк.

Эвереди приблизился к лодке двумя большими петлями, сначала к низкому краю полуострова в форме сфинкса, а затем, прежде чем осмотреть лодку поближе, обратно к основанию холма. Он даже засунул дуло винтовки под нее, и, когда последние лучи дневного света растворились в сумраке, жестом подозвал Волков.

Каноэ было шире, чем обычно, и хорошо, аккуратно сделано. Кто-то потратил довольно много времени и усилий на то, чтобы смастерить его. Дерево сияло полированным глянцем. Двое человек могли сидеть плечом к плечу на двух его сиденьях, а под банками еще оставалось место для багажа. Четыре весла из такого же дерева лежали под лодкой.

Решили, что четверо молодых Волков будут грести по двое с обеих сторон, а Эвереди сядет в центре с винтовкой наготове. Пока они осматривали свою находку, тьма сгущалась.

— Ну, давайте-ка в воду поживее, — скомандовал Эвереди. — Если кто начнет стрелять, то дерево достаточно крепкое, чтобы выдержать пулю. Если только не в упор. Тогда прячьтесь на дно, и пусть нас несет река. Я сам буду грести, если понадобится. Эта жилетка Жнеца уже однажды спасла меня от пули в спину. Южный округ по мудрости своей бережет это сокровище для Медведей, когда удается, конечно, заставить наших ребят сдать добычу. Многие старые Волки носят такие под своими кожаными рубашками, так, чтобы не видели офицеры. Хотя, молодые люди, я вам вовсе не советую нарушать правила.

Пока Эвереди стоял на страже, четверо Волков перевернули тяжелую лодку и понемногу, осторожно стащили ее по усыпанному гравием склону. Эрнандес оттолкнул в сторону кусок плавающего дерева, после чего, придерживая лодку за нос, они столкнули свою добычу в воды Миссисипи.

— Эй, вы это видели? — спросил Эрнандес.

Валентайн присмотрелся: было темно, но на деревянном борту каноэ был отчетливо виден высеченный, как шрам, знак, на нежной текстуре дерева — четыре черные изогнутые палки. Что-то в этом рисунке, похожем на паука, всколыхнуло хорошую память Валентайна.

— Это свастика. Только она повернута, — сказал Алистер шепотом.

— У немцев и японцев она была на самолетах во Вторую мировую, да? — неуверенно добавил Бертон.

Его образование, как и у его товарищей, было далеким от полного.

— Только у нацистов, — ответил Валентайн, — но Алистер прав, она повернута.

Эвереди спустился со своего поста:

— В лодку, мальчики. Старайтесь не очень плескать, когда будете грести. Мне не нравится, что мы так близко от берега.

— Эвереди, это что-нибудь значит? — спросил Валентайн, показывая на рисунок размером с ладонь на борту.

Эвереди сощурился, стареющими глазами рассматривая свастику. Он отлично видел вдали, но вблизи предметы уже расплывались. Впервые за все лето большой Кот выглядел испуганным.

— Это значит одно: беда. Давайте не терять времени. Не хотелось бы, чтобы хозяева нас нашли.

Он снял с предохранителя свое древнее ружье. Снова — впервые за лето, и это внушало еще большую тревогу.

Они расселись по местам и отчалили. Лодка, казалось, плыла по морю масла.

— Дышите и гребите, вдох — взмах, — речитативом выводил Эвереди, стоя на коленях в центре каноэ. Валентайн взглянул на него со своего места. Они с Бертоном как наиболее мускулистые из Волков взяли на себя самую тяжелую работу по гребле, а Алистер с Эрнандесом поддерживали их сзади. Эвереди с винтовкой у плеча всматривался в похожий на сфинкса полуостров справа.

Валентайн занятый греблей, немного расслабился. Подавление жизненной силы было чем-то вроде погружения в себя, концентрацией на единственной крошечной точке внутри, как свечка, горящая посреди огромного озера.

Пламя свечки дернулось.

Он почувствовал, как по спине бегут мурашки. Странное состояние. Как будто по нему прошел электрический разряд. Как будто смерть провела пальцем по его позвоночнику. Холодная, жесткая точка появилась в его сознании, ощущение шло от головы сфинкса. Не понимая, что это было, Валентайн почувствовал, что боится.

— Эвереди, — сказал он низким, не своим голосом, — самая верхушка холма. Может быть, у того поваленного ствола… Я думаю, там что-то есть.

Зоркий глаз Кота обыскал вершину холма, в то время как лодка мчалась прочь от берега. Валентайн всадил весло так глубоко, словно пытался выкопать яму в воде и спрятать лодку.

— Вал, я думаю, ты прав. Он там, но не двигается.

Жнец. Ну-ка, волчьи уши, мальчики. Этот звук вам стоит знать.

Ногтями по классной доске. Крик раненого ястреба.

Скрежет металла. Каждый запомнит по-своему этот вопль, громкий и ужасающий, но будет помнить до гробовой доски.

— Madre de Dios! — прошептал Эрнандес, пропустив взмах веслом. — Черт! — добавил он через секунду. — Я уронил весло!

— Греби прикладом! — рявкнул на него Валентайн.

Другие, более отдаленные крики раздались в ответ ужасному воплю.

— Пятеро, — сосчитал Эвереди, — по одному на каждого из нас. Надеюсь, это не план.

Тучи сгустились и опустились к земле, прижав книзу горизонт, так что Охотники видели не более нескольких футов перед собой. Охваченный ужасом Валентайн поднял ладонь к небу, он практически ничего не видел.

— Как… как они это делают? — спросил Бертон, тяжело дыша между взмахами весла.

— Мне бы больше хотелось знать, как они определяют, что мы именно здесь, — сказал Валентайн, продолжая грести.

Даже в данной опасной ситуации Эвереди продолжал читать лекцию:

— Они вмешиваются в ваше сознание. Может, курианин поблизости или командует со своего Места Силы. Я слышал, они могут заставить вас увидеть, как целый город взлетает на воздух в клубах дыма, а то и поджечь дом, просто захотев этого. Они как-то читают нас. Кто-то один из вас или даже больше мог выплеснуть жизненную силу. Если один из них был поблизости, они могли взять след и держаться в стороне, вычисляя, куда мы пойдем. Мы никогда не узнаем. Но хорошо одно — плавать они могут, но у них на это уйдет время. Мы можем успеть переправиться, разделиться и направиться в Нью-Арканзас-Пост, как будто за нами черти гонятся, да так оно и есть, — усмехнулся Кот. — Они погонятся за кем-то одним, и, если нам повезет, остальные смогут добраться до места.

— Господи, это жестоко! — выдохнул Бертон.

— Нормально. Что до меня, то даже правильно, — сказал Алистер.

Валентайн проглотил комок в горле:

— Мы не можем этого сделать, Эвереди. Мы — Волки…

— Я был Волком, сынок, когда тебя еще на свете не было, и…

— Значит, ты должен знать, — тут же перебил его Валентайн. — Мы вместе, двое нас или две сотни. Бросают только мертвых.

— Тот, кто выделяет жизненную силу, уже мертв, Вал, — продолжал спорить Эвереди, всматриваясь в завесу тьмы за бортом, — может быть, не сегодня, но когда-нибудь точно.

— Мы не знаем, как они нас вычислили. Может, и не по жизненной силе. Может, вполне традиционно. Я слышал, у них есть ищейки — гроги.

— Прости, сынок. У меня есть опыт, у тебя нет. Это жизненная сила.

Валентайн снова нарушил мрачную тишину:

— Так, давайте голосовать. Каждый пусть скажет за себя: да или нет. Если мы решим идти вместе, мы высадим тебя на западном берегу. Одного, как тебе хочется, — Валентайн боялся, что он слишком давит на старого Кота.

Может статься, что остальные снова проголосуют против него, но он должен был попытаться.

— Нет, нет, никакого голосования. Не тогда, когда у нас Жнецы на хвосте, — отрезал Эвереди.

— Речь уже не только о тебе, — сказал Бертон, — это нам решать.

— Валяйте. Идиоты. Знайте, если один Жнец вас догонит, только один, вы умрете за двадцать секунд.

По пять на каждого.

— О’кей, перекур, — скомандовал Валентайн, развернувшись на скамье в сторону своих товарищей, — по традиции. Сначала младшие. Эрнандес? Каждый говорит за себя. Да или нет.

Валентайн ожидал, что шестнадцатилетний мальчишка обернется и посмотрит на всех или хотя бы на Алистера в ожидании поддержки. Но он смотрел только в глаза Эвереди. Его героя, того, кого он упрямо называл «сэр», несмотря на все протесты.

— Нет.

Сердце Валентайна подпрыгнуло. Он готов был обнять тощего мальчишку.

— Алистер?

Смуглый юноша, который в течение всего лета считал себя лидером Волков, покачал головой, с полуухмылкой на губах.

— Да.

— Да иди ты к черту, Ал! — выплюнул Бертон. — Нет. И иди ты к черту снова, если первый раз не слышал.

— Нет, — добавил Валентайн, пытаясь подавить улыбку триумфа. — Алистер, можешь сойти с Эвереди, если хочешь.

— Да уж хочу, можешь не сомневаться.

— Мы можем продолжать путь, Валентайн? — спросил Эвереди.

Четверо взялись за весла с новыми силами. Валентайн, почувствовав прилив энергии оттого, что он победил, глубоко зарывал весло в воду. Бертон вымещал свою ярость с другой стороны, и каноэ быстро летело сквозь ночь.

Через пять минут западный берег прорезался из темноты. Алистер набросил на спину рюкзак, и Эвереди выпрыгнул наружу, чтобы придержать каноэ. Эрнандес начал надевать ремни рюкзака.

— Подожди, Эрнандес. Мы остаемся в лодке, — приказал Валентайн.

— Это еще что? — Эвереди не на шутку удивился.

Валентайн поднял весло, положил в лодку и потянулся.

— Бертон, давай поменяемся местами, чтобы у нас разные мышцы работали. Эвереди, ты говоришь, что Жнецы не очень быстро плавают? Мы пойдем вниз по реке, по течению. Мы услышим любую патрульную лодку. Будем грести всю ночь, если понадобится, а на рассвете высадимся на берег.

— Черт, парень, если у тебя созрел план, ты должен был сказать. Но вы к тому же рискуете тем, что у Жнецов может оказаться еще одна лодка.

— Ты сказал, их пять. В этой лодке как раз пять мест. Сможешь одного взять на себя?

Эвереди улыбнулся, его выбеленные яблоками зубы сверкнули в ночи, как маяк надежды.

— Если один все еще будет на моем хвосте к рассвету, до следующей ночи он не доживет.

— Алистер, последний шанс! — выкрикнул Валентайн удаляющейся фигуре.

— Из тебя высосут кровь еще до рассвета, Валентайн, — сказал Алистер. Он обернулся. — Эрнандес, у тебя тоже последний шанс.

Парнишка покачал головой:

— Прости, Ал. Стая останется вместе.

Алистер подтянул ремни рюкзака, умудрившись этим движением выразить презрение.

— Надеюсь, что у вас получится. Буду ждать в Нью-Арканзас-Пост.

Эвереди шагнул ближе к Валентайну.

— Дэвид, дай мне твое ружье.

Валентайн наклонился и поднял со дна лодки свою однозарядную винтовку.

— Зачем?

— Поменяемся. Не знаю уж, чего в тебе больше, мужества или мозгов, но старушка Труди может всадить пять пуль в Жнеца быстрее, чем ты сосчитаешь до пяти. Ты из нее неплохо стрелял этим летом. Она может пригодиться тебе сегодня.

— А ты не боишься, что больше никогда ее не увидишь?

— Только не дай какой-нибудь бабушке полицая снять ее с твоего трупа. Утопи в реке, когда патроны кончатся, понял?

Они обменялись ружьями и патронами.

— Я понял. Увидимся в аду, Кот.

— Буду ждать, Волк.

Эвереди пожал ему руку, а затем странно стиснул его пальцы.

— Дэвид, если доберешься, расскажи своему начальству о том, как ты учуял этого капюшонника. Это уникально. Они захотят узнать об этом побольше, да и ты сам.

— Я сначала доберусь. Держись!

Эвереди, все еще стоя в воде, оттолкнул каноэ и развернул его на юг.

— Беги, Алистер, каждый сам за себя, — сказал Эвереди. — Ты на север или на юг?

Валентайн прислушался волчьими ушами.

— Я думал, мы можем бежать вместе, — сказал озадаченный Алистер.

— Нет уж, ни за что. Мне нужно двигаться быстро и одному, если я хочу взять на себя одного из них. Беги, мальчик. Надеюсь, у тебя получится, но взять тебя с собой не могу.

Отплывая, Валентайн услышал вопли мощной глотки Кота, вполне громкие, чтобы их услышали на той стороне реки:

— Эге-гей, капюшонники, валите сюда! Эвереди в домике, хочет в салочки поиграть! Дуйте сюда! У меня сорок пять ваших зубов вокруг шеи, сукины дети, а я хочу, чтоб было ровно пятьдесят!

Каноэ скользило на юг, подталкиваемое течением и веслами. Валентайн чувствовал, как у него болят от усталости все мышцы, Волки весь день провели в пути и практически ничего не ели. Вода не являлась проблемой, в центре большой грязной реки она была чистой и свежей.

— Эрнандес, отдыхай. Просто расслабься на пару часиков на дне лодке. Берт, ты будешь следующим.

Давай пока на корму. Я в третью смену посплю.

Эрнандес почти упал в центр лодки и уснул через пару секунд, положив голову на свой мешок.

— Эх, даже одеяло не вытащил, — сказал Бертон, заняв место на корме.

— В любом случае мы выделяем меньше энергии во сне. На всякий случай. Вдруг все-таки это он.

— Я думал, это я, — сказал Бертон.

— Ну да, и я тоже, — признался Валентайн.

Оба усмехнулись. Каноэ летело на юг.

Всплеск… Разыгралось воображение?

— Слышал, Берт? — прошептал Валентайн.

— Что слышал?

— Волчьи уши. Слева. Разве Эвереди не говорил, что они очень шумно плавают?

Бертон поднял весло, и они оба прислушались.

Сквозь ветер и шум реки был слышен шумный плеск.

— Черт, Берт. Прости. Я, похоже, ошибся.

— Давай поднажмем, Вал. У нас еще есть шанс.

Сволочь еще далеко. Эрнандес, — сказал он, легонько ткнув спящего носком сапога, — твое время истекло, пора грести.

Эрнандес зевнул, потянулся, вытянув одну руку к небу, а второй протирая глаза.

— Эх, хорошо. Сколько часов я спал?

— Около двух минут. Давай сюда и греби, — приказал Валентайн.

— Что?

Бертон перебросил ему весло.

— За нами плывет Жнец. Только больше не роняй весел.

Подгоняемые ужасом, трое мужчин заставили себя делать взмах каждые две секунды. Валентайн прислушался волчьими ушами, чтобы определить, откуда доносится шум. Сначала он раздавался слева, а затем за кормой.

— Я думаю, мы уходим, — процедил Валентайн сквозь сжатые зубы.

Через пару минут стало ясно, что нет. Валентайн считал взмахи весел. Через двести четырнадцать он понял, что плеск приближается.

— Вот черт, капюшонник! — выругался Бертон, задыхаясь. — С какой скоростью он плывет?

— Быстрее, чем мы, — выдавил Эрнандес.

Валентайн не смог побороть желания бросить быстрый взгляд через левое плечо. Луна была в небе, но ее скрывали высокие тонкие облака. Их гребки стали замедляться. У них не было сил.

Валентайн увидел бледную фигуру, ее руки гребли, как колеса, поднимая тучи брызг.

— Вижу его, — сказал Бертон, смирившись.

Жуткая картина безжалостно пронеслась в мозгу Валентайна: Жнец проплывет под водой последние пару футов, всплывет и перевернет лодку, а затем разорвет их всех на части. Валентайн снова взглянул на уверенно приближающегося пловца, движущегося в воде со скоростью, которой не достигал ни один олимпийский рекордсмен. Его бледная спина виднелась в лунном свете.

Он снял плащ, чтобы двигаться быстрее.

— Отдохните, — сказал Валентайн, беря в руки Труди. В магазине было тридцать патронов. Другой магазин лежал в кожаном мешке сбоку.

— Ты о чем — отдохните? Будем стреляться? — спросил Эрнандес.

— Хочу пробить в нем дырку с помощью Труди, — объяснил Валентайн, — он разделся, чтобы плыть быстрее.

— Господи, помоги тебе попасть! — пробормотал Эрнандес.

Валентайн аккуратно устроился на корме. Он сел, оперся спиной на скамью Бертона. Дэвид поднял винтовку к щеке и установил прицел на сотню ярдов. Два Волка тяжело дышали, в то время как Валентайн пытался успокоить свое дыхание и заставить расслабиться дрожащие от напряжения мышцы.

Это усталость или все-таки страх?

На выдохе он выстрелил три раза, делая секундную паузу между выстрелами. У тридцатого калибра была сильная отдача, но, так как он сидел, прислонившись к скамье и уперев колено в борт лодки, откатом можно было пренебречь.

Жнец плыл вперед, как машина. На таком расстоянии Валентайн не мог рассмотреть через всплески, попал ли он хоть раз. Он подождал, пока дистанция сократится еще на двадцать ярдов, и выстрелил еще три раза.

Жнец нырнул.

Валентайн осмотрел поверхность воды. Сколько он продержится без воздуха?

Деревянный приклад у щеки вызвал чувство уверенности. Он чуть опустил ствол.

Тварь вынырнула из воды еще на двадцать ярдов ближе. Валентайн выстрелил пять раз, но в панике промахнулся. Жнец исчез под водой.

Спокойно, спокойно, — твердил разум его телу, но тело отказывалось повиноваться. Он дрожал, не в силах сдерживать эмоции.

Господи, он близко.

Злобное бледное лицо всплыло в двадцати ярдах от лодки, жадно хватая ртом воздух.

Валентайн выстрелил, пули с плеском ушли в воду в дюйме от головы. Одна оставила черную царапину на щеке. Голова исчезла.

— Теперь гребите, изо всех сил гребите! — закричал Валентайн. Он напрягся, ожидая, что лодка перевернется. Тварь пыталась догнать их под водой.

Каноэ набрало скорость. Едва ли на расстоянии вытянутой руки вынырнул Жнец, наполовину высунувшись из воды, как дельфин. Его рот был открыт.

Черные зубы блестели в адской ярости.

Труди выстрелила так быстро, как Валентайн смог нажать на курок. Черные дыры появились в груди капюшонника, а пустые гильзы рикошетом отскочили от деревянного борта каноэ и упали в воду. Тварь упала на спину, дергаясь уже более слабо. Она перевернулась и легла на воду, лицом вниз.

Валентайн с удивлением посмотрел на дымящийся ствол и беззвучно помолился о безопасности Эвереди. Труди спасла их жизни.

Валентайн направил каноэ к западному берегу с первыми лучами солнца. Днем их мог остановить речной патруль. Отсюда, чтобы добраться до Свободной Территории Озарк, нужно было прошагать пару дней на северо-запад.

Бертон обернулся на реку:

— Ты только глянь. Он еще плывет.

Жнец плыл и плыл, делая боковые гребки. Значит, пули были почти бесполезны. Валентайн подавил в себе желание прижать дуло к собственному подбородку и вышибить себе мозги.

— Давайте на берег, — обреченно сказал он.

Волки взяли по мешку в одну руку и по ружью в другую. Валентайн столкнул каноэ в воду и выбрался на землю. Бертон уже направился к поваленному дереву.

Волки присели за стволом, слишком усталые, чтобы бежать.

Два ружья, которые делают по одному выстрелу, и полный магазин в Труди. Плюс паранги. Хватит?

Жнец подгреб к берегу.

Туман рассеялся. Утро было ясным. Солнце, желтое и яркое, повисло над горизонтом.

Валентайн удивленно посмотрел на небо. Очень редко, разве что зимой, оно бывало таким безоблачным.

Жнец добрался до мелководья. Он тоже поднял голову к солнцу, но скорее от боли, а не от радости.

Черные волосы прилипли к плечам и груди. Дырки от пуль образовывали перевернутый вопросительный знак на его теле, а одна рука безвольно болталась.

Валентайн встал, невольно копируя браваду Эвереди. Жнец склонил голову и сожмурился, чтобы защитить глаза от солнца.

— Ну что, ты за нами? — выкрикнул Валентайн.

Жнец выпрямился. Его уши работали лучше, чем глаза. Он шатался под ударом прямых солнечных лучей.

— Кажется, не сегодня, но однажды ночью, в глухом уголке, тебя возьмут, — прошипел он.

— Но не ты, — сказал Валентайн, поднимая винтовку.

Тварь нырнула назад, исчезнув под водой.

В чем-то это даже лучше, чем если бы я убил его.

Он убежал. Он испугался.

Волчата добрались до Нью-Арканзас-Пост за четыре дня. Маленький деревянный форт на голом холме был построен как декорация к старому вестерну, вплоть до заостренных бревен, служащих крепостными стенами. Это было скорее хранилище запасов и привал, чем настоящий форт. Однако там все же была столовая.

Эвереди ждал их на крыльце, сидя в кресле-качалке, счастливо жуя яблоко. Два новых клыка свисало с его ожерелья. Он пожурил Валентайна за то, что тот не нашел времени хорошенько смазать Труди маслом, после того как ее нежное дерево соприкоснулось с водой.

Леванда Алистера через неделю объявили пропавшим. Его семья получила извещение следующей весной, когда в Айову пришли набирать рекрутов.

 

6

Пайн-Блафф, осень сорок первого года правления куриан

Пайн-Блафф — городок, бурно разросшийся на перекрестке дорог в плодородной, равнинной части Юго-Восточного Арканзаса. У города отличное стратегическое расположение — в центре населенных пограничных земель. Находящийся там постоянный гарнизон охраны часто оказывает гостеприимный прием Волкам, идущим в Луизиану и Миссисипи.

Независимые фермеры из округов, столь дальних, как округ Дрю, приезжают в город для бартерных сделок с агентами Южного округа. В самом городе восемь церквей, школа, есть кузнецы и лодочные мастера, возчики и портные. Охрана размещает своих лошадей на площадке старой выставки скота. Целый полк Охраны, известный как «Скалы», защищает Старый Арсенал, самый большой и, возможно, лучший оружейный завод на Свободной Территории.

Старый Арсенал производит все — от пуль до бомб, и его охраняют лучше, чем какое-либо другое здание в Южном округе.

Издавна существующий в городе завод «Молевар Индастриал Вуд» перестроился на производство крепких фургонов и речных барж. Бесчисленные ремесленники выставляют на продажу свои изделия каждый выходной на рынке на Шестой авеню. Вечером каждого выходного дня театр «Шингер Плайерс» поет, танцует и разыгрывает сцены из старых фильмов и пьес.

Интерьер старого театра, холодный известняк его стен и флорентийский декор напоминают о безоблачном спокойствии старого мира. На афишах иногда появляется имя Шекспира, однако гораздо чаще заплаканная героиня поднимает сжатый кулак к небу на фоне яростно-красных облаков и клянется больше никогда не голодать. Или влюбленная пара заявляет о своей бессмертной привязанности друг к другу, держась за обломки тонущего корабля среди развевающихся простынь, символизирующих ледяное море.

Этому городу присуще чувство стабильности, порядка и постоянства, которых не хватает другим пограничным городам.

Сравнительно пустынные болотистые участки Луизианы и Миссисипи защищают город от набегов, у Охраны есть опыт борьбы с налетчиками с реки. Одежда горожан немного лучше, чем в других поселениях, их еда чуть более разнообразна, а деньги здесь более востребованы, чем в удаленных районах Свободной Территории. В городе выходит постоянная газета, работает почта и даже присутствует некое социальное расслоение, хотя неизвестно, хорошо это или плохо. Местное самодовольное спокойствие — настоящее достижение, но оплачено оно кровью жителей приграничных земель.

Вскоре после своего донесения начальству в Нью-Арканзас-Пост Дэвид Валентайн получил приказ присоединиться к бригаде Зулу в Пайн-Блафф. С подарком в виде дряхлой лошади от командира форта, рюкзаком продуктов от интенданта и мешком яблок на прощание от Эвереди Валентайн поехал на запад по живописному, но местами разрушенному шоссе. Когда-то известная как трасса 65, дорога теперь называлась Арканзасским Речным Путем и была одной из лучших трасс Свободной Территории. Делая небольшие, из уважения к престарелой лошади, переходы, Валентайн добрался до озера Пайн-Блафф.

Валентайн учуял часовых до того, как те заметили его. Запах табака и костра означал, что в землянке находились люди, даже если ничего не было видно в сумраке под верхними бревнами. Пара лошадей, отгоняя хвостами мух, стояла бок о бок в небольшом загончике возле разрушенной дороги. Валентайн снова принюхался и заподозрил некое ослабление дисциплины в местах, которые, по крайней мере Охране, должны казаться глухими.

Покачивая головой и навострив уши, его лошадь ускорила шаг.

Тощая фигура в угольно-серой форме, босиком, с сапогами для верховой езды под мышкой, появилась из блиндажа и помахала рукой. Валентайн развернул коня.

— Утро доброе, незнакомец, — сказал юноша, нежно-голубое кепи и шейный платок выдавали в нем члена полка Охраны. — Что привело в наш город?

Валентайн поднял руку в индейском жесте приветствия. Получилось вполне дружелюбно.

— Доброе утро, — слегка недоуменно ответил он, поскольку в большинстве случаев его утро начиналось с первыми лучами солнца, и ему показалось, что для подобного приветствия поздновато. — Я три дня как из Нью-Арканзас-Пост с приказом явиться к командующему Волку. Где я могу найти капитана Ле Авре?

— Мне нужно видеть приказ, — сказал часовой, протягивая руку.

— Приказ устный. Мы, Волки, не очень-то жалуем бумагу.

— Значит, я тебя не пропущу. Мы можем послать за кем-нибудь из Волков, чтобы тебя проводили, но у меня нет полномочий тебя пропустить.

Больше похоже, что слишком много полномочий и слишком мало мозгов. Валентайн решил проверить свою теорию.

— Неужели? Что же такого есть на дороге, чему человек с однозарядной винтовкой и на старой кляче может причинить вред?

Солдат погладил приклад.

— Может быть, ты шпион, пришел посмотреть на Арсенал. Сосчитать посты с пулеметами, нарисовать карту местности. Может, хочешь подпалить баржу, полную пороха, и все взорвать в доках…

— Ну все, хватит, Джонсон, — суровый женский голос раздался из блиндажа, — если он шпион, то может разворачиваться и ехать обратно. Ты ему уже все рассказал.

Женщина средних лет, в форме, вышла из бункера и подошла к дороге размеренным, уверенным шагом, как ходят все сержанты в мире.

— Мы слышали, что Волк должен прибыть с низовья реки. Я думала, ты будешь пешим. Если старый Грегори решился расстаться с лошадью, значит, она разве что в последний путь годна. Какие-нибудь новости?

— Да ничего особенного. Вы ошибаетесь насчет лошади. Она хороша, только нельзя требовать от нее слишком многого. Во всяком случае, это лучше, чем идти пешком.

— Найдешь Ле Авре впереди по дороге, прямо перед городом. Волки обычно стоят лагерем в лесу у старой гавани, как раз где река заворачивает налево.

Увидишь кирпичные ворота, там раньше была площадка для гольфа. Да почему была, она и есть. Разве что играть некогда. Увидишь ваши маленькие типи вокруг старого здания клуба. Передавай привет капитану от Брит Мэннинг. Мы вместе в Веберс-Фолс были.

— Вы были Волком? — спросил Валентайн, не зная даже, в каком штате искать на карте Веберс-Фолс.

— Нет, но спасибо вашей касте, мы тогда оборонялись от грогов, когда те десантировались рядом с фортом Смит. Ровно десять лет назад, в мае. Мы напали на них из засады с севера, пока они пытались переправиться через реку. Столько грогов нашли свой конец в воде, что, говорят, река была красной. Горячо там было. Две группы застряли на чужой стороне реки, и Волки спасли нас. Можно сказать, я лично поблагодарила капитана потом, — сказала она с хитрой улыбкой, блуждающей на ее обветренном лице.

— Уверен, что он помнит.

— Хочешь кофе, сынок? Цикорий, конечно, но он горячий. Я бы предложила тебе лимонаду, но мои четверо парней все вылакали в первые два дня нашей вахты, а лимонные корки еще недостаточно вымокли, чтобы сделать новую порцию.

— Нет, спасибо, сержант Мэннинг. Учитывая резвость моего коня, мне повезет, если я доберусь до города к обеду.

Валентайн отсалютовал, ему ответили тем же.

— Спасибо, что показали дорогу.

Зеленые глаза капитана Ле Авре смерили Валентайна оценивающим взглядом, от стянутых на затылке волос до заляпанных грязью мокасин. Пальцы капитана стучали по бедру. У Ле Авре был вид занятого человека, который ценит только эффективность.

Капитан и Валентайн стояли в единственной плотно закрывающейся комнате в старом гаванском клубе. Его темные панели говорили о том, что раньше это был офис или маленькая библиотека. Два удобных кресла и стол, заставленный снизу доверху пластиковыми ящиками для молока, практически заполняли маленькую комнату. Черно-белые фотографии висели в грубых рамках.

Смуглый капитан обладал эффектной внешностью и развитой мускулатурой какого-нибудь пирата из приключенческого романа или крутого разбойника из вестерна. Темно-зеленая кожаная одежда, кажущаяся почти черной в тусклом свете комнаты без окон, подчеркивала атлетическое сложение капитана, которое немного портил выступающий живот.

Крепко пожав руку Валентайна у главного входа, Ле Авре пригласил его в «архив». Они оба с удовольствием погрузились в мягкие кресла, осознавая редкость подобного комфорта.

— Это наша берлога, если можно так выразиться, — объяснил Ле Авре, махнув рукой в сторону захламленного стола, — эти бумаги — все, что делает нас похожими на штаб. А в молочных ящиках проще переносить. Всем остальным ведает клерк. Кофе, чай, пиво?

— Пиво было бы очень кстати, сэр, — с благодарностью ответил Валентайн, — лето в этом году долгое.

Ле Авре встал с кресла, не опираясь на подлокотник, почти что взлетел.

— Принесу два холодненьких из подвала, — сказал он.

Валентайн смотрел на фотографии, размышляя о человеке, который принимает зеленого рекрута как почетного гостя. Меньше чем через минуту запыхавшаяся загорелая девочка, лет семи или восьми, фонтан бьющей через край энергии и вьющихся волос, ворвалась в комнату с бутылкой. Вслед за этой динамо-машиной вошел Ле Авре.

— Познакомься, Дэвид, это Джил. Дэвид пришел из Земель десяти тысяч озер. Это какой штат, лягушонок?

— Миннесота, — сказала она с гордой улыбкой, протягивая Валентайну бутылку. — Привет, Дэвид, а ты плавал во всех этих озерах?

— Ну, в некоторых. А ты что, любишь плавать?

— Любит ли она плавать! — вмешался Ле Авре. — Я иногда проверяю ее ноги, не выросли ли там перепонки. Разве не лягушонок?

— Дядя Адам! — возмутилась она.

— Дэвид приехал верхом. Можешь отвести лошадь в загон? Думаю, ее нужно почистить и накормить.

— Так точно, сэр! — сказала Джил. — Я к вашим услугам.

— Услугам, — поправил Ле Авре.

— Взаимно, — ответил Валентайн, пожимая ее руку.

— Услугам, — повторила девочка, нахмурившись, затем торжественно пожала руку Валентайна и шагнула обратно в дверь.

— Это Джил Пул. Ее отец был моим лейтенантом. Погиб в бою около трех лет назад. Я присматриваю за ее матерью, когда мы поблизости. У нее небольшая гостиница на берегу. Отличная женщина: держит в ежовых рукавицах своих постояльцев — лодочников. Мы с ней не то чтобы семья, но Джил мне как дочь. Она ничего не боится. Большинство помнят ее отца и балуют ее. Девочка любит из бисера плести. Почти у всех Волков в бригаде есть браслеты от нее или что-нибудь еще.

Ле Авре открыл свою бутылку.

— За людей, за которых мы сражаемся.

— Прозит, — ответил Валентайн, копируя манеру отца. Холодная пена сразу помогла забыть пыльную дорогу.

— Прошу прощения, Валентайн. Ты, конечно, хочешь разузнать о части, в которую попал служить. Бригада Зулу одна из десяти в Арканзасском полку. Это составляет меньшую часть Волчьей бригады. В Южном округе всего около трех тысяч Волков, считая учеников и резерв, но из Охотников нас больше всех. Сейчас мы в резерве. Но не жди, что будешь часто плясать на балах в полку. Две трети полка собирается вместе, только когда мы зимуем в горах Уошито. Мы не часто сражаемся плечом к плечу. Последний раз такое было, когда остановили грогов у Сент-Луиса. Тогда как раз Пул погиб.

В Зулу четыре взвода по тридцать человек в каждом, по крайней мере на этот месяц. Пятнадцать человек обслуживающего персонала, большинство — старые воины, которые уже не могут пробежать пятьдесят миль в день, семь жен и двое мужей, которые поддерживают лагерь в порядке. Еще четыре транспортные команды по четыре человека, вот и выходит, что я тут отвечаю за полторы сотни жизней. У меня есть двенадцать старших сержантов, но не хватает одного лейтенанта из трех, которых положено иметь. Возьмешься?

Валентайн проглотил пиво.

— Я? Офицер? Сэр, мне нет даже двадцати.

— Наполеон был лейтенантом артиллерии в шестнадцать, Дэвид.

— Ну да, сэр, а Александр Македонский был царем и подавлял восстания в двадцать, — перебил его Валентайн, — но я ни тот ни другой. Я в жизни не прочитал ни одной книги по тактике.

Капитан поставил пиво и пересек комнату к столу.

— Валентайн. У меня тут есть папка на тебя. Здесь то, что мы называем «личным досье», папка Q. Не спрашивай меня, что такое Q, потому что я не знаю. Здесь твой доклад, о том, что случилось на барже, и здесь будет твой рапорт о переправе через Миссисипи, когда придет копия. Здесь еще пара слов от Волков вроде Панкова и Пола Сэмюэлса. А еще я немного знал твоего отца. Тогда я был младше, чем ты сейчас, но полжизни отдал бы за то, чтоб быть таким, как он. Слышал, что его убили, когда ты был еще совсем мальчишкой.

Ле Авре вернулся в кресло.

— Дэвид, от людей, которым доверяю, я знаю, что у тебя есть голова на плечах и силы духа хватает. Ты берешь на себя ответственность, тогда как большинство людей пытаются от нее бежать. Ты проявил инициативу, преследуя врага, и Эвереди сказал, что у тебя хватает сообразительности избежать сражения. Это тоже требует мужества.

Молодой человек слушал, как Ле Авре суммирует его послужной список. Но Ле Авре не знал об ужасе, который Валентайн испытал на барже с гарпиями и который заставил его зажечь бомбу не задумываясь.

Или об идиотском представлении с пистолетом (который покоится теперь на дне мутной реки только потому, что Валентайн не удержал его в руках), когда надо было поставить на ноги рекрута. Или о том, как удачно вылезло солнце, спасшее их на берегу Миссисипи.

— И еще, Дэвид. Наш собственный Маг, Аму, рекомендовал мне тебя. Это немало значит, он читает людей как книги. Не пойми меня неправильно. Быть офицером — задачка не из легких. Ты пьешь последним, ешь последним, спишь последним, а умираешь чаще всего первым. Твоих правильных решений никто не заметит, а результаты неправильных тебе придется хоронить, а потом писать чьим-то родителям, что их сын напоролся на пулю, выполняя твой приказ. О том, чтобы заставить их драться, волноваться не следует: Волки знают свое дело. Но подготовить их к сражению, выбрать, где и когда, а затем привести их живыми обратно — вот для этого нужно быть особенным человеком.

— Сэр, почему вы стали офицером?

Ле Авре вздохнул и допил пиво.

— Долго рассказывать, Дэвид. Я не был даже сержантом, просто присматривал за четырьмя парнишками помладше тебя. Наш взвод ошибся городом. У полицаев там была организована серьезная засада. Они перебили почти всех в местечке, которое мы считали дружелюбным привалом, и посадили туда своих людей, а оставшихся в живых запугали, чтобы они не подали знака об опасности, когда мы пришли. Мы были усталыми и голодными, так что сразу расползлись ужинать и спать. Тут-то они и ударили. Лейтенант и сержанты погибли первыми — казалось, пули летят со всех сторон, разве что не с неба. Мне удалось выбраться и захватить с собой еще несколько живых. На наш след встали собаки, а Жнецы кричали с холмов. Я никогда не был так напуган — ни до, ни после. Ну, бывало похоже, но не так. Мы спаслись. Я всю дорогу нес раненого Волка. Она маленькая была, не весила ничего. Так они сделали меня офицером. Смешно, парня, который три дня удирал со всех ног от врага. Но это было давно. С тех Свободная Территория разрослась: стала вроде очага цивилизации, не то что кучка жалких ферм. У куриан не получается всерьез наступать на нас. Наша группа даже не такая большая, как некоторые на востоке. Я так понимаю, что есть отряд Охотников в Зеленых горах, это в Новой Англии, аж до самой Канады, примерно в два раза больше нас и свободный участок на северо-западе Тихоокеанского побережья побольше нашего.

Но на востоке они занимаются чем-то вроде партизанской войны, им некуда вернуться домой. А на западе, ну, там очень неясная конфедерация. Там до сих пор целуют Конституцию и Билль о Правах и даже думают, что Охотники и Ткачи жизни — часть той же напасти, что и куриане. Думаешь, что дни, когда люди сражались с кем-то еще, кроме полицаев и куриан, закончились? Э, парень, еще нет.

Капитан покачал головой, опустив взгляд.

— Вавилонское проклятие, вот что я думаю. Не можем договориться. Ну, вернемся к «здесь» и «сейчас». Я могу рассчитывать на тебя, Валентайн?

Кто-нибудь когда-нибудь рассчитывал на меня? Он подумал о нескладной маленькой девочке, Джил, и о ее матери, которой он не знал. Могут они рассчитывать на меня? Смогу ли я остановить какого-нибудь монстра с черными клыками, чтобы он не сделал из них пустую оболочку? Он вспомнил, как девочка ответила капитану. Может быть, Ле Авре нравится, когда так отвечают?

— Так точно, сэр, — сказал Валентайн, надеясь, что энтузиазм в его голосе звучит не слишком вымученно.

Капитан предложил выйти на воздух. Жара спала.

На небе скапливались облака. Они темнели, образовывая тучи на горизонте. Палатки на пяти столбиках стояли на лугу — бывшей площадке для игры.

— Бригада Зулу в резерве, Валентайн, — повторил Ле Авре, — прошлой зимой ты был в настоящем зимнем лагере. Четыре бригады на зимовке, четыре в резерве, только две в приграничье. Они рассредоточатся, будут патрулировать и надеяться, что Коты сообщат, если что-то глобальное будет назревать. Если что-то случается или выпадает хороший шанс ударить по капюшонникам, мы выходим из резерва. Но это не значит, что мы здесь штаны просиживаем. С сегодняшнего дня ты — лейтенант, по моему приказу. Полковник подтвердит назначение, когда выполнишь курсовую работу. Мы не Охрана, нам гражданское правительство штампов ставить не должно. Пока я не даю тебе взвод, хотя планочки получишь сразу. Но вернемся к твоим обязанностям. Ты будешь отвечать за персонал поддержки, транспортные команды и рекрутов. Когда не занят этим, будешь носиться в Колледж подготовки офицеров и обратно, у них занятия в здании университета Пайн-Блафф, на западной стороне озера. Если хочешь совет, то почитай китайскую стратегию и про кампании апачей и команчей в восемнадцатом веке, а еще историю Гражданской войны, особенно Бедфорда Форреста и Стоунвала Джексона. Об остальном прочитай ровно столько, чтобы пройти тесты. Знаешь, как сражаться с превосходящим числом противника или когда у тебя гораздо меньше оружия? Когда будешь читать про чирикахуа, старайся не думать о том, что они были на проигравшей стороне. Расписание у тебя будет то еще, но тебе стоит быть за это благодарным. У нас полно офицеров, которые просто получили повышение и назначены в сержанты. Они умеют ладить с людьми, но иногда нехватка образования сказывается.

— Когда начинать, сэр?

— Ты уже начал, когда принял предложение, лейтенант. В военном колледже почти всегда сессия. Еще одно: Эвереди сказал, что у тебя было нечто вроде предвидения. Ты смог почуять Жнецов. Ответь мне честно: это была удачная догадка или ты на самом деле что-то почувствовал?

Валентайн задумался на минуту перед тем, как ответить.

— Не могу сказать точно, сэр. Это ни на чем не основывалось. Я, скорее, почувствовал, словно «В пальцах колет у меня…»

— «Что-то злое где-то рядом»? — закончил за него Ле Авре. — Интересно. Жнецы лошадей и собак с ума сводят. В Пайн-Блафф есть колледж, нечто вроде Центра по изучению куриан. Им будет интересна твоя история. Там около полудюжины людей, изучающих Новый Порядок. Каждый раз, когда мы сталкиваемся со Жнецами, они хотят знать, какой курианин послал какого Жнеца, — как будто мы знаем… Пойдем-ка поселим тебя, а завтра, когда запишешься в колледж, можешь сходить к ним.

На следующий день, проведя восхитительно прохладную ночь в палатке младших офицеров, где он был один, поскольку его сосед ушел в тренировочный патруль, Валентайн проехал через шумный маленький городок к университетскому комплексу. Это были не вызывающие вдохновения крепкие строения образца 1950-х, над которыми возвышалась любопытная башня. Ее украшали часы, восстановленные неким умельцем. Увидев нескольких военных в форме, сидящих на ступеньках одного из кирпичных зданий, Дэвид понял, что это и есть военный колледж.

Валентайн решил, что направится сначала туда. Обменявшись с охраной дружелюбными кивками, он пошел по старому черно-белому указателю с красной стрелкой. На классной доске, выставленной снаружи офиса, было написано:

На этой неделе:

Майор Джонас Братлборд — полевая медицина

(вт., ср., 114).

Лейтенант П.Хейнс — черный порох к пуле в стальной оболочке

(пт., 106, стрельбище).

Валентайн вошел в здание. В открытые окна врывался ветерок, но все же было неприятно жарко и в комнате стоял кислый запах старой бумаги. Молодая женщина в белой хлопчатобумажной форме кадета охраны со свежим, приятным лицом встала и улыбнулась.

— Вы, должно быть, новый Волк из бригады Зулу, сэр. Очень рада познакомиться, лейтенант Валентайн, — сказала она. — Меня зовут кадет Ламберт, но ребята называют меня Точкой. Видите ли, я вроде всегда все говорю как есть, прямо, расставлю все точки над «i».

— Вы хорошо информированы, Ламберт. Не знал, что Охрана так интересуется Волками.

— У нас здесь еще один из ваших учится сейчас, сэр. Она из бригады Танго за фортом Смит. В гостинице у Пул живет, немного постарше вас будет. Ее зовут Кэрол Поллиснер. Обычно Волки не очень-то жалуют занятия. Кстати, у меня готов пакет для вас.

— Спасибо, Ламберт. Сколько же вам лет, простите, что спрашиваю? С виду не больше двенадцати.

Он взял у нее тяжелую стопку бумаги, завернутую в тугую льняную обложку.

— Мне пятнадцать. Но я прошла тесты и по физической подготовке, и письменный. Пока мне не исполнится восемнадцать, я ассистент штаба полковника. Да, и называйте меня Точкой, сэр.

Валентайн присвистнул, зная о том, сколько отжиманий нужно сдать на физическом тесте для поступления в Охрану. Он открыл папку.

— У нас в колледже в основном учатся сами, — пояснила Точка, — там есть список для чтения и письменный тест по каждой книге. Нужно отработать за шесть месяцев лекций, если только не хотите отчитаться за предмет на устном экзамене. Письменные задания легче, если, конечно, вы не гений какой-нибудь. Расписание лекций на каждую неделю вон там, на доске. Когда с этим закончите, получите сертификат прилежности, ответственности и разумности и тогда сдадите выпускные экзамены. Их проводят, когда здесь собираются как минимум три капитана. На самом деле ваш капитан, Ле Авре, в этом месяце будет принимать один. Я слышала, что он безжалостен на идентификации грогов. Если не знаешь, куда нужно попасть гарпии, чтобы покончить с ней одной пулей, ты провалился.

— Диссертация? — спросил Валентайн, просматривая список требований для выпуска.

— А, это любимый проект полковника Хименеса.

Надеюсь, вы умеете писать. Он хочет работу в пятьдесят страниц на любую тему, но не на военную. История подойдет, но если будете держаться подальше от сражений, описанных в книгах из списка для чтения. Через неделю после того, как сдадите, будут спрашивать по работе, так что лучше знать, о чем там написано.

Я писала про великих мореплавателей — Колумба, Кука и так далее, а через неделю он расспрашивал меня про то, как Колумбу удалось заманить людей в свое путешествие и как капитан Магеллан мог бы избежать участи быть убитым. Я думаю, Хименес это делает просто для поддержания интеллектуальной формы.

— Спасибо, Точка. Я прочитаю все это. С этой недели начну посещать лекции, если Ле Авре меня будет отпускать.

— Библиотека на верхнем этаже. Если у нас есть два или больше экземпляров, книгу можно взять с собой, — сказала она, уже делая пометки в журнале на столе.

— А где студенческий союз?

Точка посмотрела на него, приподняв бровь:

— Хотите нанести визит чудакам, да? У вас в пакете есть карта территории, но это почти напротив. Там можно много узнать о грогах, но я бы на вашем месте была осторожна, чтобы они вас не уговорили добывать им всякие штуки за деньги.

— Всякие штуки?

— Ну вещи, артефакты. Одежду Жнецов, записи из курианской зоны. За живых пленников дают большие деньги, но если это полицай, то должен быть офицером. Их самая заветная мечта — поймать целого, живого Жнеца. У них был один, но сбежал. Ле Авре закроет глаза, если вы что-нибудь стащите, но не пытайтесь набросить на Жнеца аркан, капитан, скорей всего, сам вас пристрелит.

— Спасибо за предупреждение, Точка. Почему-то мне кажется, я еще буду отдавать тебе честь.

Комплимент ей понравился.

— Если нужна будет помощь, я здесь каждый день. Живу в старом общежитии.

Валентайн вышел из здания, миновав охранников, которые только что закончили веселиться и обсуждали теперь потрепанную копию «Войны и Общества».

На здании было выбито: «Студенческий союз Л. А. Дэвиса» и год — 1952, но сверху кто-то повесил деревянную доску с надписью: «Университет Мискатоник». Валентайн вошел в неосвещенное вонючее здание. На лестнице висели табличка: «Только по записи» и еще одна доска для объявлений, когда-то явно имевшая стекло. На ней было написано: «Выручка за добычу. Просьба звонить». Валентайн поднялся по лестнице.

На втором этаже располагалось множество комнат, некоторые без дверей, а некоторые с затемненными окнами. Откуда-то, как в доме с привидениями, доносился странный стук. Волк пошел на звук и обнаружил, что это пишущая машинка. Она стояла в центральном офисе, на загруженном столе, с которого свисали прикрепленные на булавках карты и рисунки с изображением грогов.

Под яркой электрической лампой очень полный и очень волосатый человек печатал на машинке двумя пальцами. Из-за массы волос на голове и лице его возраст было трудно определить, но Валентайн подумал, что мужчина приближается к сорока, поскольку виски и подбородок незнакомца только начали отливать сединой. На носу человека-горы были большие очки в оправе из черепахового панциря, которые, вполне возможно, изначально были женскими. Обнаженная грудь, которой не постеснялся бы гризли, виднелась из-под джинсовой куртки без рукавов.

Валентайн постучал о косяк двери.

— Здрасте, могу помочь? — спросил человек довольно дружелюбно.

— Думаю, это я должен вам помогать, — ответил Валентайн. — Вы один из тех, кто изучает куриан?

— Да, только я иногда думаю, что «изучение» — не совсем подходящее слово. Мы, скорее, вроде шаманов, которые пытаются объяснить, почему извергается вулкан, и иногда бросают туда девственницу, чтобы посмотреть — вдруг поможет. Кажется, мы раньше ставили на наши бумаги штамп Научное Общество Систематического Изучения Куриан, в основном потому, что это можно было прочесть как НОСИК, типа, суем свой нос… Ну, кто мы есть, те и есть.

Валентайн вошел в офис, пробираясь к ученому между столами и стопками папок на полу. Когда бородач встал из-за стола, чтобы пожать Валентайну руку, Волк заметил, что его брюки спущены.

— Ой, простите, — пробормотал он. Сказать, покраснел ли он, было невозможно из-за бороды. — Жарко здесь, знаете ли. Клянусь, что эта лампочка выделяет больше тепла, чем света, — добавил он, поднимая штаны на их обычное место.

— Дэвид Валентайн, Волк. Я из Миннесоты. Рад встрече, — сказал Валентайн, пожимая волосатую лапу.

— Дэвид Уокер О’Коннор. Я родом из Индианаполиса. Сбежал из дома в нежном возрасте тринадцати лет. Сюда привезли просто потому, что я знал о ситуации в Индиане, более-менее. Ну, я и остался. Я слышал, вы взяли Жнеца недалеко от Вининга около года назад. Что у вас теперь есть для нас?

— Мне с вами говорить? Это насчет ощущения, которое у меня появилось, когда Жнец был рядом. Пару недель назад. Кот по имени Эвереди посчитал, что это важно и я должен рассказать вам.

О’Коннор почесал подбородок под густой бородой в форме лопаты.

— Пойдемте-ка в подвал. Мне надо отдохнуть и выпить. Медовуху любите?

— Да, спасибо, было бы здорово. Я пробовал раз или два.

Ученый взял тетрадь и повел гостя прочь из джунглей душного офиса. Они спустились в подвал. В основании лестницы была дверь с решетчатым окном, как в ломбарде. О’Коннор вытащил связку ключей и выбрал один. Дверь открылась, скрипнув на ржавых петлях.

Щелкнув выключателем, О’Коннор включил единственную лампочку. Ее жалкие сорок ватт почти не разогнали мрак и никак не помогли избежать мускусного запаха, исходящего от кип одежды, сундуков, разнообразных коробок и ящиков, наполненных артефактами.

— Многое из этого хлам, но все вместе помогает разобраться, — важно начал толстяк.

Что-то шевельнулось в тени, пластинчатая кожа, нечеловеческие глаза, смотрящие на них с морды горгульи. Валентайн дернулся и потянулся к отсутствующему оружию.

О’Коннор положил ладонь на его плечо.

— Спокойно, Валентайн. Это Гришнак. Как видишь, он грог. Его нашли после сражения, был очень тяжело ранен. Мы его зашили, кормили. Он вроде нашего талисмана. Он терпит все наши маленькие эксперименты, правда, Гриш? — спросил он, нежно пихнув существо.

Грог наклонил голову, прикрыв глаза.

— Он говорит? — спросил Валентайн, погладив твердую, как рог, кожу.

— Обходится парой осмысленных ворчаний. Он вроде поджигателя — с ним нельзя оставить спички или фонарь. Обожает смотреть, как что-нибудь горит. Насколько мы знаем, им всем нравится. Питается объедками. Думает, что кукурузные кочерыжки — это деликатес. И картофельные очистки тоже любит. Хочешь медовухи, Гриш?

Валентайн смотрел на полдюжины плохо залеченных пулевых ранений на ноге существа и внизу его живота. Длинный ножевой шрам тянулся через плечо к груди. Грог высунул язык.

— Гриш любит медовуху. Давай присядем.

Валентайн прислушивался к легким шорохам пустого здания.

— В институте есть кто-нибудь еще, кроме вас?

Ящик, полный льда, стоял рядом с раковиной, а карточный столик — под явно недостаточно яркой лампой. На полках было несколько тарелок и чашек.

О’Коннор вытащил три бутылки из поцарапанного пластикового ящика, стоящего на леднике.

— Есть еще один товарищ вроде меня, исследователь, у него рабочие часы еще страннее. Еще есть пара желающих стать студентами, но им надо зарабатывать на жизнь, так что они целыми днями работают.

Грог вытянул обе руки за сладким напитком и побрел в темноту со своей чашкой.

— Ну и хорошо. Он свинячит, когда из чашки пьет.

Я думаю, Гришнак довольно глуп, даже для грога.

У них есть язык, хотя и нет письменности. Они посылают нечто вроде рунических камней в полых костях, когда надо общаться на расстоянии. А бусинки в их волосах — что-то типа военного украшения. Или семейные талисманы. Но вернемся к институту. Наш старший сейчас рядом с Домом в Горе. Не знаю, слышал ли ты, но пять или шесть Жнецов бегают на свободе на севере, почти рядом со Свободной Территорией, и это, вообще-то, проблема. Они передвигаются быстрее, чем слухи о них, и каждый раз, когда кажется, что их загнали в угол, они исчезают. Да и погода там, на севере, плохая. Это еще больше все осложняет.

Он торжественно открыл свою тетрадь и лизнул кончик карандаша.

— О’кей, Валентайн, я тебя слушаю.

Валентайн рассказал о том, что произошло при переправе через Миссисипи, во второй раз за два дня.

О’Коннор записывал.

— А ты можешь сравнить это ощущение с чем-нибудь, что слышал, видел или чувствовал прежде?

— Я думаю, это можно сравнить с… дайте подумать… ощущение, как когда ты рядом с окном очень холодной зимой. Как будто из твоего тела вытягивают тепло. Или с тем, что я чувствовал однажды, пройдя под линией высоковольтных передач в темноте. Я знал, надо мной было нечто, но не мог сказать что. Как можно описать ощущение тому, кто этого никогда не испытывал?

— Я не смог бы. Ты чувствовал запах Жнеца? С тех пор как стал Волком?

Валентайн кивнул, наслаждаясь легкой сладостью напитка.

— Да, очень близко. Эвереди провел нам импровизированное вскрытие одного из них, до того как мы вышли из Язу. Он вонял, как куча требухи.

О’Коннор на минуту задумался. Он откинулся на стальном стуле, который скрипнул под его весом.

— Была пара случаев, как у тебя. Не только с Волками. Есть люди, чувствующие капюшонников. Многие животные их чуют. Мы думаем, это из-за запаха, но мы видели слишком много странного за последние сорок лет, чтобы игнорировать что бы то ни было, даже экстрасенсорные способности. Если это будет повторяться, постарайся определить, на каком расстоянии ты его чуешь. Есть ли разница, когда их несколько? Можешь ли ты отличить одного от другого? Ну и все такое.

— А они нас отличают друг от друга по нашей ауре?

— Ткачи жизни говорят, что нет, если только они не совсем близко и аура хорошо читается. Ведь она разная в зависимости от настроения, от того, голоден человек или сыт, от всего такого. Конечно, вы, Волки, можете ее маскировать. Но самое главное, кажется, расстояние. Например, ты издалека можешь разглядеть какое-то движение, ближе отличить мужчину от женщины, а еще ближе — узнать человека. Конечно, помогает, если ты его уже встречал пару раз. Но, возвращаясь к твоему вопросу. Я думаю, при определенных обстоятельствах они могут нас различать. Были случаи, когда Жнецы преследовали определенного человека. Не знаю, брехня ли это, но у нас был рапорт из Новой Мексики о том, как капюшонники собирались со всей округи, чтобы охотиться на одного Волка. Его группа рассредоточилась, но они все пошли за ним. Конечно, в пустыне легче читать ауру, там меньше мешают растения и животные, и Жнецы, возможно, просто шли по самому лучшему следу. И тем не менее, кажется, что есть связь между такой массовой атакой и тем обстоятельством, что этот Волк прежде причинил им немало вреда.

— Кстати, — сказал Валентайн, вспомнив, — там был странный рисунок на лодке. Вроде изогнутой буквы «Х».

— Хорошо, что ты заметил. Можешь нарисовать?

Валентайн взял карандаш и под заметками исследователя нарисовал свастику.

— Ты уверен, что она именно так повернута? Не так? — он нарисовал свастику Третьего рейха.

— Нет, наоборот. Это важно? — спросил Валентайн.

— Трудно сказать. Она появлялась в последнее время, так что я кое-что проверил. Этот символ можно найти на храмах в Азии, на буддистских артефактах и тут среди наскальных рисунков американских индейцев в пещерах. Она есть на руинах Трои, на египетских стенах, даже в Китае. Я вот что скажу: кто бы ни использовал ее в доисторические времена, они точно немало путешествовали.

 

7

Арканзас, весна сорок второго года правления куриан

Валентайн провел зимние месяцы, прилежно подтягивая знания, чтобы соответствовать своему званию лейтенанта. Изучая в классе линии обороны и маневры перед лицом врага, он узнал, как тяжело бывает в походе с обозами и вьючными животными. Днем он лестью выманивал шесть пуль различных калибров в арсенале для занятий по баллистике, а ночью делал письменный подробный разбор битвы при Клозвице. Проведя утро в спорах с весьма требовательными женами Волков, живущими в лагере, по поводу качества муки, он наспех дописывал работу по аргументации объективной реальности, в защиту Сократа от Протагора.

Будучи проницательным наблюдателем и обладая хорошей памятью, Валентайн строил свое поведение по образцу тех офицеров, которых особенно уважал. Он ценил методичность, с которой Ле Авре планировал каждую кампанию. После его указаний любой руководитель группы настолько хорошо знал свою задачу, что капитану на марше приходилось за день отдавать лишь две команды: «Разбить лагерь» на закате и «С лагеря сниматься» на рассвете. Бригада работала как хорошо отлаженный механизм, стоило лишь командиру нажать кнопку «Пуск». Валентайн восхищался ролью лейтенанта Мэллоу в выполнении приказов командира и копировал заинтересованность Бростова в людях, его стремление помочь всем, чем только возможно.

С другой стороны, от него не укрылось, что Мэллоу нерешителен, когда отсутствуют четкие и ясные приказы капитана, а Бростов выпивает. Он отмечал для себя эти черты и учился тому, как не надо себя вести. Люди любили его и, что еще более важно, уважали по той простой причине, что это чувство было взаимным.

Охранники, вместе с которыми он учился в военном колледже, посмеивались над ним из-за его одежды из оленьей кожи тускло-коричневого цвета и из-за его застенчивости. Молодой Волк избегал бурных вечеринок по выходным, которыми развлекались студенты с тех самых времен, когда образовались первые университеты, и помалкивал в классе, если только его не вызывали. Он не рассказывал о своем боевом опыте даже другим Волкам, которые иногда появлялись в колледже как студенты или лекторы. Он познакомился с учеными из Мискатоника, прочитал некоторые из их папок, содержащих информацию о курианах, и больше слушал, чем говорил. Эти черты, а особенно последняя были редки среди молодых Волков, отличавшихся бравадой, хвастливостью и довольно агрессивным поведением.

И все же Валентайн был одинок. Он попал в собственную ловушку. Ему всегда нравилось быть одному, и теперь он оказался в том безвыходном положении, в которое молодые люди определенного склада загоняют сами себя и из которого не могут потом выбраться. Но, несмотря на отсутствие товарищей, он наслаждался жизнью и ролью лейтенанта больше всего в своей жизни. Постоянные сложные задачи, физические и умственные, только раззадоривали его.

Бригада Зулу участвовала в боевых действиях дважды в этом году, но в силу занятости в колледже и неопытности Валентайн оба раза оставался в лагере командовать отрядом таких же унылых Волков и отвечать за охрану громоздких обозов и поклажи. Соревнования по стрельбе среди гражданских и репетиции музыкальных отрывков для встречи возвращающихся Волков — вот что давало выход напряжению, и каждый раз, когда кто-то из его отряда контрабандой протаскивал женщину в изолированную палатку, он притворялся, что ничего не заметил. С первыми зелеными весенними ростками бригада Зулу вышла из Пайн-Блафф и направилась к горам Уошито, в зону активных военных действий.

— Прости, Валентайн, ты снова остаешься, — сказал капитан Ле Авре, положив кусок мела. Косые лучи заходящего солнца придавали его лицу теплый, золотистый оттенок.

За его спиной на зеленой классной доске висела карта Южно-Восточного Арканзаса и границ Луизианы. Пунктирные кружочки отмечали места, которые предстояло патрулировать. Рядом с молодым Волком Бростов и Мэллоу что-то вполголоса обсуждали.

— Есть вопросы, господа? — спросил капитан.

— Что вы оставите Валу, сэр? — спросил Бростов.

— Весь его взвод. То, что он остается, еще не значит, что ему нечего будет делать. В некотором смысле, пока нас нет, он — первая линия обороны Южного округа. Как только вода в реке спадет еще немного, колонна может атаковать это место, а мы не только не сумеем их остановить, но даже не заметим. За рекой тоже надо следить. Валентайну нужны люди для патрулирования, для доставки запасов, для изучения и нанесения на карту этих приграничных ферм.

— Выменивать рис по бартеру, — добавил Мэллоу, — к концу осени нас будет тошнить от него.

— Это лучше, чем голодать. Было время, когда здесь только трапперы и обитали, — продолжил Ле Авре, — теперь здесь несколько ферм, плантаций скорее, и если мы их организуем, то можем считать эту землю до Миссисипи нашей. Порядка двух тысяч человек сможет нормально ее охранять, если только найдутся новые ополченцы. Ты хороший оратор, Валентайн. Поговори с местными, посмотри, может, они возьмут оружие и патроны, чтобы патрулировать самим.

Валентайн и его взвод проводили остальную часть бригады Зулу на рассвете следующего дня.

— Привет аллигаторам, — пошутил кто-то из его взвода.

— По крайней мере больше пользы ножам, чем бревна стругать, — сплевывая кожуру от семечек, ответил ему один из тех, кто отправлялся на юг.

Взвод Валентайна тянул канаты парома, который был построен для переправы через реку. Через пару недель ее можно будет перейти вброд в нескольких местах, но Ле Авре хотел начать исследовать южные окраины курианской зоны сейчас.

Медленно текущую реку украшали заросли цветущего кизила. Валентайн переправился с мулами, груженными припасами, и осмотрел лагерь с противоположной стороны. Поставленные в отдалении от реки палатки бригады Зулу были хорошо замаскированы.

Даже если полицаи вышлют на лодках вооруженный патруль, они не узнают, что Волки были здесь, до тех пор пока будут спрятаны плот и канаты.

— Ты, возможно, думаешь, что получил простое задание, но это очень большая ответственность, — раздался голос позади.

Валентайн повернулся. Ле Авре показался из-за деревьев с картами, подзорной трубой и единственным в бригаде автоматом. Облака сгустились, и в лесу потемнело.

— Ты в непростом положении, Валентайн. Куриане могут приплыть с Уошито, ворваться из Луизианы или переправиться через Миссисипи. У них большой гарнизон в Виксберге и есть баржи, чтобы его переправить. Твоя очередная задача — защищать Южный округ и предупреждать нападения. Если они придут и их будет очень много, немедленно посылай сообщение в полк. Задержи их здесь, если сможешь, но помни, что твои люди ценнее, чем курианские прихвостни, так что не дай им загнать себя в угол. Поверь, я оставляю тебя не потому, что ты молод. На самом деле в другой раз я бы остался сам.

— Да, сэр. Надеюсь на спокойное лето.

К ним присоединился третий человек, сержант Патель.

— Все переправлено, сэр. Разведчики ушли, и колонна готова выступать.

— Спасибо, сержант. Я сейчас подойду.

Капитан снова повернулся к Валентайну:

— Рассчитывай, что нас не будет около шести недель. Я отправлю тебя в патруль, когда мы вернемся, чтобы ты поднабрался опыта. На все лето оставлю Бростова смотреть за реками, но сам вернусь с Мэллоу и его взводом.

— Тут уже цыплята подрастут, и я постараюсь найти приличного размера дыньку.

— Такой молодой, а уже знаешь, о чем думают старые солдаты. Держись, лейтенант Валентайн, — сказал Ле Авре, в ответ Валентайну отдавая честь привычно изящным жестом. — Смотри, чтобы ничего не случилось с Южным округом, пока меня нет.

Валентайн выжал из себя уверенную улыбку, капитан подмигнул ему.

Когда патруль ушел, а день начал клониться к вечеру, Валентайн смотрел, как его люди разбирают паром. Они переправили канаты и жерди обратно в лагерь, затем спрятали плот.

— Здесь поблизости новая ферма, в двух милях на север, лейтенант Валентайн, — доложил сержант Квист. — Зайдем к ним?

— Держи-ка лучше людей подальше от курятников, если дорожишь званием, Квист. Ты знаешь, что об этом думает капитан, — сказал Валентайн, нахмурившись, как небо над головой.

— Я не это имел в виду, сэр. Я говорю о визите вежливости. Мы тут будем двигаться вниз и вверх по реке, и нам совсем не нужна картечь в заднице по ошибке. А может, и поторгуем тоже.

— Понятно. Прости, Квист, я был не прав. Займемся этим завтра утром. Возьму Божич: если с нами будет женщина, может, не так испугаются. Майклс — старший ученик, да? Его я тоже возьму. Тебе придется остаться за главного, пока меня не будет, сержант.

Начался дождь, и Валентайн по периметру обошел лагерь. Он наслаждался теплым дождиком, ощущением отгороженности от всего мира, которое давали струи дождя. Даже в сырость он почувствовал запах табака часового до того, как увидел его, и подумал о том, что стоит издать приказ, запрещающий курить на посту, но потом передумал. Ветераны знали, когда безопасно курить, а молодежь можно научить. Крыша над головой, еда, дрова — вот что занимало его мысли.

Когда лейтенант шел под легким дождичком, прислушиваясь к звукам лагеря, он использовал нюх так же, как уши, ощущая, откуда, дрожа на ветру, идут запахи кухни, а откуда — уборной. Встречались гроги, которые умели чуять и слышать лучше, чем Волки. Нужно будет поставить часовых на реку, построить что-то вроде редута на случай внезапной атаки и обеспечить безопасное хранение боеприпасов и продуктов. Что-то вроде сетки в деревьях над лагерем было бы неплохой идеей. А потом Валентайн вспомнил про встречу с гарпиями. Это заставило его подумать о Гэбби Чо, и его хорошее настроение растаяло, как кусочек сахара под дождем.

Ферма, про которую говорил Квист, состояла из одного-единственного крепкого амбара, находящегося в ремонте. От дома остался только фундамент. Амбар стоял на краю болота, а на открытом пространстве вокруг тянулись рисовые поля.

Валентайн пропустил Божич и Майклса вперед по тропинке. У Божич были суровые черты лица, но теплый взгляд, Ле Авре думал сделать ее сержантом. Она была самой крошечной из Волков Валентайна, но ее дух был обратно пропорционален размеру тела. Она легко несла карабин с оптическим прицелом. У Майклса все еще не прошли прыщи, и он иногда тяжело, с хрипом, дышал, но астма вряд ли освободит его от дальнейшей службы. Важнее было его серьезное отношение к своим обязанностям старшего рекрута.

Волки почуяли коров и коз в амбаре, но не свиней.

Казалось, что фермеры, кем бы они ни были, жили над скотом, а свиньи для такого сожительства не очень подходили.

Залаяли собаки во дворе, и девочка с взъерошенными волосами при появлении Волков бросилась вверх по приставной лестнице, крича, как сирена:

— Мама! Мама! Мама!

Волосатое лицо появилось в одном из нижних окон, и Волки остановились.

— Это солдаты, — раздался голос, и Валентайн услышал звук взводимого затвора ружья.

Появились двое мужчин, оба с бородой, один чуть покрупнее другого. Старший держал обрез, щелчок которого услышал Валентайн. Оба были одеты в залатанные, но чистые обноски, явно докурианского происхождения.

— Вы, это, с верхов? Округ, да? — спросил младший, стоя на расстоянии прыжка от дверей амбара.

— Ну конечно, оттудова, — сказал вооруженный. — Вона, все в коже, да сапоги с оленя.

— Мы стоим лагерем в паре миль отсюда, вниз по реке. Подумали, зайдем к вам в гости, — ответил Валентайн, держа руку как можно дальше от кобуры.

Одна из лаявших собак решила, что не происходит ничего интересного, и плюхнулась на бок так резко, словно ее подстрелили. Божич и рекрут подавили смешки, а хозяева собаки переглянулись.

— Этот пес лучше всех. Как завалится спать, падает как мертвый, — сказал молодой с улыбкой, обнажившей недостаток зубов.

Лед был сломан, и мужчины позвали своих домашних. На ферме «Цементный Амбар», как ее называли, жили две семьи, братьев Роба и Каба Келли. Их семьи и еще один холостой мужчина работали в рисовых полях, в саду и рыбачили.

— Мы туточки думаем, что наше, то наше, — сказал позже Роб Келли, младший из братьев, когда мужчины и их жены сидели с командой Валентайна на фундаменте дома.

Каб кивнул, соглашаясь.

— Не могли больше там. Налоги, правила. Закон там, где желудок пустой. Не сажай, не торгуй, не болтай.

Божич открыла было рот, но Валентайн покачал головой.

— Ну тут-то вы точно одни. Одиноко здесь. Особенно если кое-кто появится.

Жена Роба Келли сжала губы.

— Наши парни хорошо смотрят, — сказал младший Келли, — нас мало, штоб они нам чего… мы скажемся Штайнеру и его зверям, ежели чего опасное…

— Кто такой этот Штайнер?

— У нево пара участков тута. Полдня быстренько идти.

— У меня найдется коробка патронов для такого ружья, если ваш сын отведет нас к нему. Да и немного краски для этого амбара не повредит. Я бы мог найти кое-что.

Каб Келли посмотрел на Валентайна с подозрением. Правда, лейтенант до сих пор видел только два выражения на его лице — подозрительное и угрюмое. Он, похоже, принял решение и кивнул брату.

— Ну, по рукам, солдаты.

Сын Каба Келли, тощий, как пугало, полуобнаженный Патрик, говорил почти так же мало, как его отец.

Загорелая кожа да беспокойные глаза, он вел Валентайна через болота. Мальчик нес рогатку и мешок камней. Валентайн видел, как мальчишка сбил ястреба, сидящего, как часовой, на старом столбе. Он поднял безвольную, мягкую массу когтей и перьев, сказав:

— Кой-чево сварить.

При виде жилища Штайнера Божич присвистнула.

Кучка домов стояла в центре насыпи посреди бескрайних рисовых полей. Побеленные дома были в хорошем состоянии, с крышами, крытыми алюминием.

Дома были окружены стенами, под которыми, в широком рву, текла вода.

Волки наблюдали за поселением с холмика, там, где заканчивалась тропинка и начинались посевы. Было здесь и небольшое кладбище с рядами аккуратных крестов, поддерживаемых грудами камней. Некоторые из могил были крошечные — обычная история — высокая смертность в сельских районах. Крест за крестом с надписью, выжженной на дереве: «Скончался в младенчестве». Быстро изучив мертвецов общины, Валентайн переключил внимание на живых.

— Ты об этом слышала? — спросил он Божич.

— Мы знали, что здесь есть достаточно большие плантации, но это круче всего, что мне приходилось видеть. Это не приграничные хижины, сэр, — это годы работы.

— Интересно, как попадают внутрь? Подъемный мост? — спросил Валентайн.

— Лодка на тросе, солдат, — сказал мальчик Келли.

— Спасибо, сынок. Теперь можешь отнести свою добычу домой, в суп. И скажи отцу, что, если ему что нужно, мы всегда готовы торговать.

— Хорошо, — сказал мальчик, обмотал веревкой пращи лапы птицы и помчался бегом в заросли.

— Вон лодка, — сказал Майклс, — там, где стена уходит под воду.

Валентайн осмотрел стены в бинокль. Камень для них добывали специально, и сложены вместе эти камни были умелой рукой. Лейтенант увидел другую голову с прижатым к глазам биноклем, направленным прямо на него.

— Они нас видели, нечего притворяться стеснительными, пошли искать пристань.

Трое Волков зигзагом пересекли земляные рвы, отделяющие друг от друга рисовые поля. Валентайну пришло в голову, что всякий желающий напасть на форт должен пробираться в атаку на стены очень осторожно, чтобы не барахтаться в грязи.

— Думаешь, эти нас накормят? — спросила Божич. — Келли были не особенно гостеприимны.

— Очень скоро узнаем, — сказал Валентайн. — Майклс, ты остаешься вне зоны поражения из винтовки. Как-то странно это место пахнет.

Божич принюхалась:

— Вроде как свиньями тянет… Я надеюсь, мистер Валентайн, очень чистыми?

— По мне, пахнет грогами. Но непохоже, что здесь дрались. Будьте готовы ко всему. Майклс, если наступит ночь, а от нас не будет вестей, ты сматываешься. Если услышишь стрельбу, уходи. Понял?

— Да, сэр. Я приведу помощь.

— Ты скажешь Квисту известить Южный округ, вот что ты сделаешь.

Когда они подошли ближе, залаяли собаки, не обычным тявканьем дворняжек, а звонким лаем ищеек. На стене появился человек. Он смотрел на них через бойницу.

— Э-гей, незнакомцы, что бы вы там ни продавали, нам оно без надобности.

— Мы покупатели, а не продавцы. Мы хотим поговорить с мистером Штайнером. Но нам встречи не назначали.

— Вам чего н..?

— Ничего, войти можно?

Последовала пауза.

— Он говорит, что выйдет.

Штайнер оказался крупным мужчиной с ярко-рыжими волосами и веснушчатой кожей. Бросив взгляд на гостей, он переправился через ров в небольшой плоскодонке.

На вид Валентайн дал ему около тридцати пяти. Бородач носил кожаные сандалии и короткую тунику с широким воротом. Должно быть, прохладно и удобно. Дэвиду он показался похожим на древнего римлянина, изображение которого он видел на картинке.

— Догадываюсь, что вы Волки из Южного округа. Если хотите купить рис, я свой уже продал в Пайн-Блафф. У меня там агент. И можете не цитировать свои статьи. Этот участок неподвластен Южному округу. Мы сами его построили, вы нам не помогали, мы сами его охраняем, вы нам не помогаете. Последний такой бродяга, который попытался нести чушь про десятину, вошел-то сюда с угрозами, а убежал, поджавши хвост.

Валентайн выдержал его взгляд.

— Вы думаете, что держитесь, а мы вам не помогаем. Как долго бы вы продержались, если бы не было Свободной Территории, — это другой вопрос. Но я здесь отступлю, чтобы не спорить.

— Я закончил разговор.

— У тебя тут целое поместье. Наверное, семей пятьдесят, а то и больше. Удержитесь ли, если придут куриане?

— Это наши проблемы, Бегущее Ружье.

— Нас двое усталых Бегущих Ружей, господин Штайнер. И голодных. Часть моего отряда стоит лагерем у Уошито, а я просто пытаюсь познакомиться с соседями. Я потрясен. Еще никогда не видел такого поселения в пограничье. Хотел бы взглянуть поближе.

— На это шли годы работы, тяжелой работы, мистер.

— Валентайн, Дэвид, лейтенант Арканзасского полка Волков.

Штайнер задумался.

— Мистер Валентайн, мы обычно не приглашаем незнакомцев внутрь, но вы кажетесь лучше, чем остальные типы из округа. Я предлагаю вам экскурсию и обед, но не хочу, чтобы ваши люди появлялись здесь каждую неделю и рассуждали о том, что они не снимают с плеча винтовки и им положена свежая курочка на обед..

На крошечной лодочке они переправились на остров. Листы рифленого алюминия покрывали деревянные ворота. Валентайн подумал о том, знает ли Штайнер, что его алюминий мало чем ему поможет против белых фосфорных бомб.

Они прошли в ворота.

И замерли. Двое грогов стояли внутри, с винтовками в руках. На них были туники, как на Штайнере. Их резиновые губы были растянуты, обнажая желтые зубы.

Божич ахнула и потянулась рукой к карабину.

— Подожди, Божич, оставь оружие! — рявкнул Валентайн, кладя ладонь на ее ствол. Его сердце бешено стучало в груди, но гроги по-прежнему держали оружие в удобной, но не угрожающей позе.

— Не волнуйтесь, — сказал Штайнер, — эти не обычные сероспинки, это друзья.

— Я однажды видел ручного грога.

— Они не ручные, — вспыхнул Штайнер, — они такие же свободные существа, как вы и я.

Валентайн посмотрел на дома. Они располагались полукругом, как в Вининге, но здесь не было амбаров, только курятники и загоны для коз. В центре стояла водонапорная башня, у колодцев стирали женщины. Самка грога (у нее было только два соска, хотя Валентайн слышал, что их четыре, как у коровы) слила воду из тазика с бельем при помощи инструмента, похожего на мехи. Люди и гроги остановились, чтобы посмотреть на пришельцев.

Штайнер пригласил их на крыльцо небольшого домика и предложил сесть на деревянную скамейку.

— Мистер Валентайн, — начал Штайнер, — давным-давно я вышел из Миссисипи с грогом по имени Большой Джоук. Он помог мне и моей жене бежать из трудового лагеря, и мы нашли Свободную Территорию. Ваши Волки встретили нас на границе и взяли в плен. В плен! После того как мы неделями пробирались к этому «очагу свободы», я должен был предстать перед судьей вместе с грогом, который спас мою жизнь, и умолять пощадить нас обоих. Либо я был достаточно убедителен, либо судья мне попалась либеральных взглядов, но нас выпустили обоих как граждан Свободной Территории.

Большой Джоук и я, мы быстро поняли, что в ваших городах грогам места нет. Человек, а он именно человек, даже если думает немного не так, как мы, которому я был обязан жизнью, не мог найти ни работу, ни пропитание, ни крышу над головой. Ни так, ни за деньги. Самое лучшее, на что он мог рассчитывать — это «работать за харчи» в доках. Так что моя жена, Большой Джоук и я направились на юг. И нашли посреди болот эту землю. Я годы провел, осушая землю и обустраивая рисовые поля. Сделать это для себя мне не показалось сложным. Другие пришли и присоединились к нам. Это было началом многих трудностей, но мы построили нашу деревню.

— Вы недавно потеряли жену. Сочувствую.

Штайнер нахмурился.

— Откуда вы знаете?

— Мы прошли мимо кладбища. Я видел Лали Штайнер, которая вроде подходит по возрасту. А что такое Эвергрин?

— Это ее фамилия. Лали умерла от лихорадки вскоре после рождения сына. Через два года после этого какой-то придурок из Южного округа застрелил из засады Большого Джоука. Я пытался понять. Он охотился. А тут грог, на границе, с арбалетом. Я сам, если бы не знал, сначала стрелял бы, а потом задавал вопросы. Но вам надо что-то узнать. Пора, пора.

— Как это?

— У вас старое мышление Южного округа. Может, оно такое потому, что округ был создан группой военных. Они пытаются сохранить старое, законсервировать его, а не создавать новое. Гроги здесь, и они никуда не денутся. Я уверен, сейчас их сотни, если не миллионы. Конечно, сейчас сложно представить, но что если мы когда-нибудь победим? Что будет с ними? Перебьем всех? Вряд ли. Засунем в резервации? Ну, желаю успеха.

— Южный округ пытается выжить, — сказал Валентайн. В глубине души он готов был согласиться с мнением Штайнера об округе, но не мог признать этого публично, особенно в присутствии Божич, — трудно заглядывать далеко в будущее.

— Я не утверждаю, что жить с грогами легко. У них много прекрасных качеств, но их мозг работает по-другому. Они живут сегодняшним днем. Если грог в состоянии составить план на три дня вперед, он гений. Как бы вам понравилось каждое утро просыпаться и удивляться? Вот что происходит с ними. Но при этом они достаточно сообразительны для решения проблем, как только возникает необходимость. Вы двое голодны?

— Да, сэр, — сказала Божич, отрывая взгляд от детей грогов, играющих со щенком. Валентайн присмотрелся: дети подражали поведению собаки, скакали на четырех ногах и общались с помощью движений лучше, чем смог бы человеческий детеныш.

Штайнер провел их в тускло освещенный дом. Самодельная мебель была грубой и выглядела сделанной наспех, но кто-то, для уюта, раскидал вокруг подушки.

— Прошу прощения, что темно. Мы бережем керосин, да он все равно только греет помещение, — сказал хозяин, разжигая огонь и ставя на него кастрюльку из погреба.

— Надеюсь, вы любите суп из стручков бамии. Это наша основная диета. Еще булочки из рисовой муки.

Он предложил им тазик, чтобы вымыть руки, пока греется суп.

— Что-то у меня складывается впечатление, что ты отвечаешь не только за это поселение.

Рыжеволосый рассмеялся.

— Я все пытаюсь понять, как так вышло. Когда у нас здесь все устроилось, фургоны стали ходить в Пайн-Блафф и обратно. Некоторые фермеры и гроги начали ездить с ними в качестве охраны. Получался настоящий конвой. У нас тут есть отличные мастера по камню и другие ремесленники. Местные жители запросто стали приходить, особенно когда у нас заработала мельница. Стали обращаться ко мне за советом, а дальше я и не заметил, как стал совершать бракосочетания и решать споры о том, кому какой теленок принадлежит.

— Король Штайнер?

— Да, мне уже приходило в голову. Вроде, думаешь, все эти обязанности не стоят того, но, когда пару-тройку детей назовут твоим именем, все видишь немного в другом свете.

Валентайн подумал о том, что Штайнер ни словом не обмолвился о сыне. Но он уже сделал ему больно, заставив рассказать о жене, и боль в глазах человека заставила Валентайна попридержать язык.

Еду подали в деревянных мисках, и Волки жадно принялись за суп и булочки из рисовой муки.

— Думаю, вас Волками зовут потому, что вы так едите, — сказал Штайнер.

— Ну, не вы первый нам это говорите, — рассмеялась Божич, вытирая суп с подбородка.

Валентайн покончил с едой и помог хозяину убрать посуду.

— Штайнер, если вы не хотите жить под Свободной Территорией, как насчет того, чтобы жить вместе с ней?

— Вместе?

— Вроде союза.

Штайнер покачал головой:

— Зачем мне Южный округ? Чем мне плохо живется?

— Вам могут понадобиться оружие и боеприпасы.

— Мы сами делаем пули и порох. И лучше вашего, между прочим.

— Однажды это болото может оказаться объектом прямой атаки куриан. Что тогда?

— Они больше потеряют, чем выиграют, завоевав это место.

— Мы могли бы выделить вам рацию, и Южный округ ответил бы на призыв о помощи в этой части Арканзаса.

Рыжеволосый подумал, потом покачал головой:

— Не, не надо нам здесь гарнизона.

— Не гарнизон. Мы могли бы построить больницу, ну, скажем, медпункт. Обученная медсестра и врач, полная ставка. Не только для этой деревни, но для всей округи. Может, на твоем кладбище будет не так много крестов. Ты можешь сделать больше для этих людей, если только дашь согласие.

— Кто ты такой, сынок? У тебя есть такая власть?

— Я офицер Южного округа. Я могу предлагать местным жителям то, что считаю нужным, если только это не будет использовано против нас. Может быть, сейчас я превышаю полномочия, но если мне дадут такую власть, я воспользуюсь этим. Мы построили медицинский центр на реке Святого Франциска около года назад. Почему бы не сделать то же самое здесь? Каждый ствол, что есть у вас, может пригодиться Южному округу. Вы сами себя кормите, одеваете и вооружаете. Это экономия в деньгах и усилиях по организации. Мы пропишем это на бумаге, чтобы подтвердить вашу независимость. Никакой десятины. Вам не придется защищать ничего, кроме вашей собственной земли.

Штайнер облизал губы и задумчиво посмотрел в окно на колодцы для стирки.

— Мистер Валентайн, у вас есть союзник.

Лейтенант Мэллоу смотрел с открытым ртом, сержанты пытались успокоить возбужденные комментарии людей первого взвода. Капитан Ле Авре качал головой с кривой ухмылкой на губах, на пароме переправляясь на другой берег реки вместе со своими усталыми людьми.

Ле Авре послал гонца в лагерь два дня назад, чтобы предупредить Валентайна о возвращении усталого и голодного патруля. Река была еще достаточно глубока для переправы вброд, и пришлось снова устанавливать паром. Валентайн известил нового союзника в болотах, чтобы тот собрал людей для знакомства.

На одной стороне причала Валентайн выстроил свой взвод, по крайней мере тех, кто не тянул канаты. На другой — полковник Штайнер стоял во главе трех сотен людей: мужчин, женщин и грогов. Каждый из них носил темно-зеленую бандану на шее, единственное, что объединяло оборванное ополчение, которое даже Штайнер назвал «Винтовки Эвергрин».

Валентайну казалось, что в названии скрыта определенная доля иронии: меньше половины из группы были вооружены винтовками. У остальных были копья, луки, вилы и топоры. Еще сотня ружей должна была прибыть из округа — Валентайн добавил несколько пылких писем ко всем бумагам с требованиями оружия, медицинской помощи и рации для местного населения. Из лагеря Волков тянулся запах жареного мяса. Первая полуофициальная встреча с «Эвергрин» должна быть отмечена пиром.

Ле Авре спрыгнул с парома и подошел к берегу.

— Что все это значит, мистер Валентайн? Пленные гроги или ополчение?

Валентайн отдал честь.

— Добро пожаловать, сэр. Это местное ополчение. Их командир и я планируем посетить еще два-три поселения вокруг. Хотим собрать около пяти сотен до конца лета. Он здесь человек влиятельный.

— Поступай как знаешь, Валентайн. Я тебя оставил с двадцатью людьми, а вернулся к сотням. Ты что, пиво бесплатное раздаешь?

— Нет, всего лишь свободу.

 

8

Поле битвы, август сорок третьего года правления куриан

На улицах городка Хэзлетт, штат Миссури, брошены обгоревшие машины и фургоны. Некоторые из кирпичных строений еще стоят, а от деревянных домов остались только печные трубы, торчащие из руин как памятники когда-то стоявшим на этом месте жилищам.

Люди еще роются в завалах, покрытых золой, но тлеющие очаги пожаров наконец-то погашены утренним ливнем. Уцелевшее оружие и транспорт грогов лежат в трех больших кучах: сломанное, поддающееся ремонту и нетронутое. Из окрестных лесов и с дороги на Каир, что в штате Иллинойс, привозят новые порции, добавляя их к горам механических останков.

Тела лежат аккуратными рядами рядом с деревянным сараем в полумили от города, неподалеку от ручья. Раненые стонут на носилках, наспех сооруженных из коробок, дверей и вил. Они завидуют трупам, чьим страданиям пришел конец. Две команды полевых хирургов с серыми от усталости лицами и халатами, коричневыми от засохшей крови, борются с изнеможением и сепсисом.

Могильщики твердо придерживаются своих принципов. В первый день после битвы они предали земле погибших солдат Южного округа: Медведей, Волков, Охрану и ополченцев. На второй день в одну общую могилу, выкопанную пленными, сложили трупы полицаев. В конце концов, сегодня, на третий день после битвы, могильщики разожгли огромный костер для тел грогов, которые разделили огонь с останками лошадей, быков и мулов. Офицер объявил передышку своему подразделению, уставшему перетаскивать тяжелые тела. У дверей госпиталя их ждал новый ряд тел. Доктора не могли спасти всех.

Нестерпимая вонь горящей плоти — вот что досталось лейтенанту Дэвиду Валентайну от этого боя. Три бригады Волков, включая Зулу, были посланы на помощь городу, подвергшемуся внезапному нападению. Но они прибыли слишком поздно. Они могли только покачать головой при виде уничтоженного маленького города и присоединиться к поминальным службам, проводимым над телами погибших.

У походной кухни говорили о битве у Хэзлетта, о том, как произошло нападение на важные для этого района шахтерские городки.

Полицаи и гроги пришли из Иллинойса, они устроили крепость из поселка на перекрестке, и только общие усилия всех Медведей в Восточном Миссури, с поддержкой Волков и полка Охраны смогли сдержать натиск.

Могло быть и хуже: Валентайн узнал, что бригада Волков перехватила подкрепление на Миссисипи, принеся себя в жертву тому, чтобы дорога на Хэзлетт была закрыта. Из сотни Волков только шестнадцать зализывали теперь раны на берегах реки Уайтвотер.

Вопрос о расформировании бригады Фокстрот заставил капитана Ле Авре однажды в полдень вызвать Валентайна в свою палатку. Бригада Зулу готовилась снова вернуться в тыл, потому как нападение на северо-востоке могло означать, что готовится еще одно, на юго-западе.

Валентайн спешил к капитану, размышляя о том, какие новости он сейчас услышит. Ле Авре обычно предпочитал выдавать горькие пилюли рано поутру, а сахарок приберегал до вечера. Таким образом, встреча в полдень могла означать смесь горечи со сладким.

Он нашел капитана у снабженческого фургона, тот пил кофе рядом с незнакомым, чисто выбритым Волком.

— Дэвид Валентайн, познакомься — Рэнделл Харпер, — сказал капитан. — Сержант Харпер здесь от штаба командования. Курьер, если быть точнее.

Молодые люди пожали друг другу руки. Харпер показался Валентайну слишком молодым, чтобы быть сержантом, особенно в штабе, но и он сам был молод для лейтенанта. У курьера один глаз косил, что придавало его лицу странное выражение, но его улыбка была так жизнерадостна, настолько освещала лицо, что он сразу понравился Валентайну.

— Рад встрече с вами, сэр, — сказал Харпер.

— Валентайн, ты отправляешься в путешествие.

Мне нужна пара молодых ног в компанию Харперу в пути на четыре сотни миль. На самом деле аж до самого озера Мичиган, — заявил Ле Авре.

— У меня два мешка писем и один — донесений, сэр, — добавил Харпер.

— Почему я, сэр? — спросил Валентайн, рискуя получить упрек.

— Обычно офицер из бригады Фокстрот и еще какой-нибудь Волк идут вместе, но сейчас этой бригады фактически не существует и не будет существовать еще год или больше. В двух других бригадах есть только младшие лейтенанты, и я не знаю их достаточно для того, чтобы выбрать кого-то. А ты сам с Большого Белого Севера, так что я решил, тебе захочется туда смотаться. Я все равно думал послать тебя туда с Полом Сэмюэлсом для набора рекрутов, но это для тебя будет лучшим опытом.

— Верхом или пешком, сэр?

— Если повезет, все время будете верхом. Три лошади и одна запасная — это то, что у вас есть. Сержант?

— Да, сэр, — ответил Харпер, — четвертая будет везти почту и немного овса. И если одну потеряем, будет на чем ехать.

— Значит, будет третий человек, сэр? — спросил Валентайн. — Кто?

Ле Авре потрепал Валентайна по плечу.

— Возьми кого хочешь, Валентайн. Только не Пателя. Он мне нужен, да и стар он, чтобы проезжать сорок миль в день.

Валентайн мысленно пробежал глазами по списку Волков бригады Зулу.

— Я возьму Гонсалеса, сэр. У него лучший нос в бригаде, и с охотничьим луком он отлично справляется.

— Бери его, одобряю, лейтенант. Дай мне знать, что тебе нужно. Я понимаю, что наши обозы еще не подошли, но, наверное, смогу тебя чем-то снабдить. Вопросы?

Единственный вопрос, который пришел в голову Валентайну, прозвучал бы так, словно он хочет уклониться от ответственности, поэтому он промолчал.

Ле Авре допил кофе.

— Вы оба встретитесь с Гонсалесом и все обговорите. Я знаю, ты уже пару раз ходил курьером, Харпер, так что все расскажешь о маршруте остальным, так, на всякий случай. Выходите на рассвете.

Харпер принял возможность своей смерти, высказанную этим «на всякий случай» с той же самой солнечной улыбкой.

— С радостью, сэр.

Этим вечером Гонсалес присоединился к ним на неформальном заседании у костра.

— Кажется, больно много усилий, чтобы доставить пару писем. Как часто ты этим занимаешься? — спросил Гонзо.

— Два-три раза в год. Южный округ старается держать связь с другими очагами сопротивления, по крайней мере с самыми большими. Это информация, которую мы не хотим пускать в эфир на коротких волнах. Так что если возникнет опасность, что нас захватят, надо вылить жидкость из фляжек на донесения и поджечь их.

— Если Жнецы начнут нас зажимать, я буду слишком занят, чтобы разводить костры, сержант.

Валентайн подобрал остатки похлебки куском хлеба.

— Как долго будем в пути?

— Зависит от лошадей, а потом от моряков. Если сможем иногда кормить коней, будет примерно две недели на каждый отрезок пути. Но нет никакой гарантии, что корабль придет в Уайтфиш-Бей вовремя. У Озерного флота свои проблемы. К счастью, куриане не очень-то обращают внимание на корабли, если только они не приближаются к городам. Нам просто придется подождать, если их там не окажется.

— Когда-нибудь возникали проблемы с доставкой почты? — перебил его Валентайн.

Харпер снова улыбнулся:

— Парочка опасных моментов была. Нам надо держаться Миссисипи до границы с Висконсином или вроде того. Там вам волноваться не о чем, кроме пограничного сброда, но они сами всего боятся. В Висконсине есть настоящие курианские зоны, которые нам придется пересечь. Их люди, там они вроде рабов, довольно хорошо возделывают землю, ну а Жнецы пасутся на людях. Самый короткий путь через Центральный Иллинойс, но он густо населен, и, если только вам туда до смерти не хочется, лучше держаться подальше от Чикаго.

В предрассветных сумерках Валентайн и Гонсалес попрощались со своей бригадой. Ле Авре обратился с последним напутствием к своему младшему лейтенанту.

— Смотри в оба, Валентайн, — сказал Ле Авре, торжественно пожимая руку своему протеже. — Мы никогда не знаем в полной мере, что там происходит, в Потерянных Землях. Постарайся собрать всю возможную информацию, даже если это просто впечатления.

— Спасибо за этот шанс, сэр.

Ле Авре поморщился. Скольких молодых людей вы отправили навстречу судьбе с этими словами на их устах?

— Скажешь спасибо, когда вернешься, Дэвид.

Трое Волков сели на лошадей, возбужденно пританцовывающих и с нетерпением ожидающих начала пути, и уехали в туманный рассвет.

На первом этапе пути они держались долины Миссисипи. Путники берегли свои силы и силы лошадей, часто останавливались и проходили отрезки пути пешком. На второй день они пересекли Миссисипи в старой большой лодке, почти плавучем доме, отлично замаскированном грязью и травой, растущей на ее бортах. Трое старых Волков, которые перевозили их, посмеивались, сквозь шум и стук старого дизельного мотора слушая историю о том, как разгромили полицаев и грогов при Хэзлетте.

— Это будет им уроком, — хохотнул один из них, выводя лодку из укрытия по сигналу наблюдателя «все чисто». — Хэнк и я, мы тут знаки развешивали по всей реке, типа «Проход запрещен» и «Торговым агентам просьба не беспокоить», но гроги читать не умеют, вот беда!

Оказавшись на ничейной земле, Волки путешествовали с осторожностью. Они останавливались на ночь, когда находили подходящее место, а не когда заходило солнце. День никогда не заставал их на том же месте, где они устроились на ночлег. Валентайн приказывал отъезжать от предыдущего места лагеря по крайней мере на полмили, а часы, потраченные на сон, они наверстывали днем, в самую жару. Они не ставили часовых, надеясь на свои чутье, которое разбудит в случае опасности. Еду готовили до наступления темноты, чтобы не привлекать внимание костром.

На третью ночь Волки рассказывали друг другу истории своих жизней. Валентайн уже слышал историю Гонсалеса, но слушал снова так же внимательно, лежа в своем спальном мешке под скрытой облаками луной.

— Я родился в западной части Техаса в две тысячи сорок первом году. Мои родители состояли в партизанском отряде Кричащие Орлы. Отец говорил мне, что так назывался отряд в старой армии, а моя мадре утверждала, что это была музыкальная группа. У них был боевой клич… Я бы прокричал, но для этих мест слишком громко. Да вообще для Озарка слишком громко. Я не помню, чтобы много сражались, когда я был маленьким, думаю, Орлы чаще крали скот у «перебежчиков». Мы так полицаев там называли. Летом иногда мы забирались далеко на север, аж до Канзаса или Колорадо, а зимой жили в Мексике.

Мне было около двенадцати, когда перебежчики нас нашли. Это в Мексике было. Мы оказались в такой долине, наподобие чаши, пара старых домов и палаток и скот вокруг. Они как-то затащили в горы пушку, и скоро все вокруг стало взрываться, а с гор хлынули потоком всадники. Мой отец сражался, я уверен, его убили вместе со всеми. Из долины было только два выхода, поэтому сотни их людей прятались с ружьями в скалах.

Моя мадре взяла меня и маленького брата и увела в горы. Один полицай нагнал нас. Он напал на нее, но я поднял ружье и выстрелил ему в ногу. Он выхватил у меня оружие и хотел застрелить. Но моя мадре опустила ему на голову камень… Бог знает, где она нашла силы такой валун поднять, она была маленькая…

Гонсалес потрогал небольшое серебряное распятие на шее.

— Мы шли дни и ночи напролет и умерли бы, но нас спас ливень. Мы спрятались в деревне. Один старик отнесся к нам по-доброму и помог моей матери перебраться в Восточный Техас, где жил его сын. Моя мать жила с его сыном и родила ему ребенка, но она его никогда не любила так, как отца, хотя он очень хорошо к нам относился. Она родила ему еще двух дочерей, но, когда мне исполнилось шестнадцать, она сказала: «Виктор, ты должен покинуть эту землю. Потому что люди здесь забыли себя и Бога». Мы слышали о месте в горах, где Одетые в Капюшоны не смели появляться, и я нашел это место. Боюсь только, что это вышло боком моему отчиму, который позволил мне убежать. Но я знаю, что моя мадре жива, потому что до сих пор жив я: ее молитвы защищают меня и не дают погибнуть. С тем, что я видел, я не могу молиться, как молится она, так что, когда она умрет, умру и я.

Затем Валентайн рассказал свою историю, опустив только тот факт, что его отец был Волком. Он описал холодную красоту лесов и озер в Пограничных Водах и то, как нелегко выжить зимой в Миннесоте.

— Я в других местах практически не бывал, пока не стал Волком, — начал Харпер, — родился в большой семье около Форта-Скотта. Папа был офицером охраны, он хотел, чтобы его сын учился в школе, а я нет. Там все смеялись над моим глазом, дети, они такие. В девять лет попытался стать рекрутом, но меня не взяли. Я все болтался в лагере у Волков, когда только мог, отец был часто в разъездах, а мать… Ну, она с другими детьми занята была. В конце концов они позволили мне стать учеником. Посвящение прошло, когда мне было пятнадцать, сначала я попал в местечко Кленовый Холм, а затем и на Большую реку. После всего того, что там было, меня сделали сержантом. Я был чемпионом по бегу на дальние дистанции, поэтому попал в курьеры. Я ходил на Залив в шестьдесят третьем и на озеро Мичиган дважды в прошлом году. На пути в Аппалачи этой весной я пересек Теннесси, и это был самый ужасный путь. Полжизни ушло на то, чтобы найти людей Сопротивления в горах Смоки. Мы стольких потеряли на западе то из-за одного, то из-за другого, что теперь у округа не хватает курьеров.

— А я думал, что это ты приехал с двумя пустыми седлами, — сказал Валентайн.

— Я благодарен вам за компанию, Валентайн. Вы мне кажетесь настоящим, умным офицером, боитесь того, чего нужно бояться, простите, что так говорю, сэр. А Гонсалес, вы, сэр, — у вас самые лучшие уши во всей Свободной Территории. Я рад, что вы с нами. Бывает, что нужно посчитать, сколько раз полевка чихнула, знаете?

Гонсалес доказал, как хорош его слух, где-то на востоке от Галены, штат Иллинойс. Они были в пути уже неделю, когда кто-то начал преследовать их.

— Трое или четверо всадников приближаются сзади, — доложил Гонзо, — их еще не видно, но слышно.

Не знаю точно, идут ли они по нашему следу или просто по старой дороге.

Трое Волков ехали параллельно старой дороге, заросшей деревьями, но не настолько, чтобы скрыть спутников. Валентайн обсудил с товарищами варианты. Было бы достаточно легко устроить засаду, но ему не хотелось стрелять в незнакомцев. Любой находящийся так близко, что Волки могли его услышать, уже, вероятно, наткнулся на их следы и знал, что кто-то есть впереди. Но мысль о том, что преследуют именно их, волновала Валентайна.

— Ты знаешь, что за народ здесь живет? — спросил он Харпера.

— Так далеко от реки? Да несколько фермеров пытаются выживать. В других путешествиях мы натыкались на следы довольно больших групп верховых. Я, конечно, не хочу думать о плохом, но это как раз такое место, где может охотиться парочка Жнецов.

— Да, но они не ехали бы верхом. И не шумели бы так, чтоб Гонзо их услышал, — возразил Валентайн. Как обычно, чье-то еще мнение помогло ему сформировать свое собственное, к добру ли, к худу ли. — Давайте поднимемся в холмы. Если они просто путешественники, они не пойдут за нами. Если они идут по нашему следу, мы сможем рассмотреть их до того, как начнем стрелять.

Волки круто забрали на восток, двигаясь по направлению к поросшим лесом холмам подальше от дороги. Валентайн достал винтовку из чехла. Вскоре они с трудом поднимались по крутому склону, наклонясь вперед в седлах.

Пока путники поднимались на холм, Валентайн оглядывался по сторонам, но не заметил ни одного камня или ствола упавшего дерева. Валентайн проклял свое невезение. Надо же нарваться на такой идеальный холм, поросший самым идеальным лесом во всем Иллинойсе.

В конце концов Волки нашли завал, за которым можно было спрятаться. Дул свежий западный ветер, достаточно сильный, чтобы развевать конские гривы и заставлять людей держаться за свои шляпы. Волки проехали мимо упавшего дерева и сделали петлю назад. Их следы вели прямо, на случай, если место засады будет исследовано более подробно. Валентайн попросил Харпера подержать четырех лошадей подальше за гребнем холма, чтобы их не было видно.

Спешившись, с оружием в руках, Валентайн и Гонсалес подошли обратно к поваленному дереву. Гонсалес наложил стрелу на тетиву лука. Если им повезет, их преследует только один разведчик, его можно тихо уложить стрелой.

— Держи лук наготове, Гонзо, — вполголоса сказал Валентайн, — я заберусь на этот дуб над нашим следом. Если разведчиков двое, я спрыгну на одного.

Когда увидишь, как я прыгаю, постарайся снять второго из лука. Если их трое или четверо, я дам им проехать, а потом буду стрелять.

— Разрешите мне забраться на дерево, сэр.

— У меня не так хорошо с луком, друг. Я думаю, на таком расстоянии я в лошадь не попаду, не то что во всадника. Просто сиди спокойно и жди моего сигнала.

Валентайн забрался на дерево и устроился среди ветвей. Он обнял ствол и подтянул ветку так, чтобы она скрывала лицо. Кем бы ни оказались их преследователи, у них было четверо верховых разведчиков впереди. Валентайн прислушался волчьими ушами, но больше ему помог нос. Большая группа лошадей и людей была где-то поблизости. Валентайн почувствовал запах табака.

Когда в поле зрения наконец появились люди, ведущие под уздцы лошадей, Валентайн решил, что это не патруль полицаев. Их потрепанная одежда, сношенные сапоги и потертые фетровые шляпы говорили о том, что это или совсем никудышный патруль, или просто бандиты. У одних были винтовки, у других нечто похожее на те ружья, которые заряжались через дуло.

Несмотря на убогость амуниции, разведчики знали свое дело. Один шел по следу, двое чуть позади, осматривая местность, а четвертый держался в хвосте, на случай нападения. Одному из идущих в середине что-то не понравилось, и он жестом показал остальным остановиться. Разведчики достали бинокли и подзорную трубу из своих залатанных плащей.

Одна из лошадей Волков, учуяв других на холме, заржала. Разведчики бросились обратно.

Валентайн выругался про себя.

«Отличная вторая линия защиты, — подумал Валентайн — это бегство со всех ног». Он спрыгнул с дерева и, махнув рукой Гонсалесу, побежал к своим лошадям.

— Я думаю, это пограничное отребье. Их много, — объяснил он Харперу, когда они вскочили в седла.

Валентайн вел их почти галопом вдоль гребня холма. Лошади Волков прошли много миль за эти недели, но, возможно, были более выносливой породы и в лучшем состоянии, чем лошади оборванцев.

Валентайн представлял себе последствия их пленения. Он и двое Волков, возможно, умрут, а мир не изменится, миру будет наплевать. Но ему нравилось мчаться через лес на бешено скачущей лошади: комья грязи вылетают из-под копыт словно испуганные птицы.

У Харпера проблемы с запасной лошадью, подсказала ему еще не помутившаяся часть разума. Валентайн рассмотрел впереди опушку и повернул туда, переводя лошадь на шаг. Там стоял разрушенный дом без крыши, пустой.

— Немало проскакали, — сказал Гонсалес. — Ну и где, к черту, дорога?

— Немного вниз и на запад от нас, — сказал Валентайн, устало махнув рукой в сторону заходящего солнца. — Перекур и посмотрим, как дела у наших друзей.

Это место на возвышенности давало им хороший обзор местности. Валентайн и Харпер прислушались к ритмичному перестуку копыт вдалеке.

— Ах, черт, — сказал Харпер, — я всегда думал, что меня Жнец сожрет, а не какие-то грязные оборванцы застрелят.

Валентайн посмотрел на дом. У него были хорошие стены и две двери. Лошади вполне поместятся.

— Так значит, у них лошади свежее. У нас все же есть три ружья и хорошая точка обстрела.

Теперь он уже видел вдали всадников. Насчитав пятьдесят, он бросил эту затею.

— Давайте-ка зайдем в наш новый дом и подготовимся к встрече гостей.

За домом, в покрытом цементом дворике, стоял насос.

— А вот и на блюдечке с серебряной каемочкой, — сказал Харпер, качая ручку. Она двигалась как-то слишком легко. К их глубокому разочарованию, ничего, кроме шума, не выходило из ржавой металлической трубы.

Главная комната в доме была засыпана обломками рухнувшей крыши, но им удалось ввести коней через заднюю дверь в комнату с немного более низким потолком, чем в большой. Окна без рам были устроены так, что человек в окне мог более или менее прикрывать главную дверь, но западное крыло оставалось незащищенным. Валентайн устроился у переднего окна, Харпера поставил сбоку, а Гонсалеса — на заднюю дверь.

— Нам теперь, может, удастся продержаться около двух минут, — сказал Харпер.

— Всегда есть шанс, что мы сделаем цену слишком высокой для них, — ответил Валентайн, наполняя карманы патронами.

— Меня уже все равно тошнило от качки, — отозвался Гонсалес.

— А это мысль, — ответил Валентайн, — если продержим их до темноты, может, удастся улизнуть. Пойдем в крутые холмы и густой лес. Есть вариант, что им нужны только лошади. Я знаю, пешком они нас не догонят, даже если мы мешки с почтой понесем. Кто бы они ни были — они не Волки.

Преследователи осторожно приблизились к беглецам. Тощий человек в старой соломенной шляпе с черным пером подъехал рысью к дому, с карабином на коленях. Он оглядел разрушенный дом с подозрением, сначала одним глазом, потом другим. Валентайн разглядел на нем грязную рубашку.

— Что вам нужно?

Вытянутое лицо худощавого расплылось в ухмылке.

— А, мальчики хотят поговорить?

— Мы готовы стрелять, если вам так больше нравится. Но, возможно, для всех будет лучше, если мы сначала поговорим.

Соломенная шляпа развернул коня и исчез из виду. Валентайн считал минуты, каждая секунда, приближающая сумерки, была в их пользу.

Он услышал шорохи и тихий стук копыт в лесу. Преследователи, похоже, решили окружить дом. Судя по звукам, их было много.

От леса отделились три внушительных размеров всадника. Несмотря на густые бороды и грязь, Валентайну показалось, что они похожи друг на друга. Их нечесаные бороды были черны как уголь, только у всадника в центре в бороде виднелись две серые полоски седины. На их шляпах тоже были засунутые за ленты черные перья.

— Эй вы там, в доме, привет! — сказал всадник в центре. — Вы хотели переговоры, вот мы.

— Могу я знать, с кем говорю? — выкрикнул в ответ Валентайн.

Человек бросил взгляд на своих младших спутников.

— Конечно, незнакомец. Меня зовут Знай Свое Собачье Дело, а это мой сын Я Тебе Голову Оторву и мой племянник Тебе В Глотку Нагажу, — проорал он. — Удовлетворен? Этикет соблюден?

Из-под холма раздался хохот.

— Как мило, — сказал Харпер, — почему бы не снять его, лейтенант?

Валентайн не отрывал взгляда от всадника.

— Спасибо, мистер Знай. Похоже, вы загнали нас четверых в ловушку. Есть ли способ нам выбраться отсюда так, чтобы вы нас не пристрелили?

— Может, вас и четверо, а может, и трое. Одной из ваших лошадок легко идти. А может, мы тут думаем, у вас там женщина или ребенок, — откликнулся всадник.

— А мы тут думаем, сколько вас мы заберем с собой. Сходимся пока на двадцати. Если вы достаточно умны, чтобы знать, что такое граната, вы согласитесь, что это как минимум так.

— Сынок, мы вас оттуда с легкостью выкурим. Вам лучше согласиться на мои условия. Оставьте нам винтовки, лошадей и поклажу. Можете оставить себе еду, воду и пистолеты, если они у вас есть. И свои жизни. Даже свое самоуважение, если учесть, что сможете рассказывать, что встретились с бандой «Черное Перо» и ушли живыми.

— Хотите ружья, придите и возьмите их, — ответил Валентайн, стараясь скопировать спокойную уверенность голоса капитана Ле Авре, — мало не покажется. А как насчет такого решения: отдаем вам лошадей и запасы и уходим отсюда, как только вы сматываетесь.

— Никакого торга! Даю вам пять минут на обсуждение. Вы на сухом холме в доме, который даже не можете прикрыть со всех сторон. Выносите винтовки, и мы дадим вам уйти. А потом поезжайте себе дальше на север, — потребовал оборванец с уверенностью человека, держащего в руках четыре туза.

Валентайн знал, что его карты биты, но также знал, что вряд ли доживет до рассвета без винтовок. Волки повернулись к нему, придя к тем же выводам. Они были готовы стрелять.

— Гонзо, Харпер, доставайте клинки, надо кое-что сделать.

— Перерезать горло лошадям? — спросил Харпер.

Валентайн решил, что у него есть шанс сблефовать.

— Нет, будем развлекаться резьбой по дереву.

Через пять минут Валентайн вышел из дома с тремя винтовками в руках. До темноты осталось около часа. Он набрал воздуху, выпятил вперед грудь и оглушительно завопил. Трое из «Черного Пера» вздрогнули от звука, который, казалось, не то чтобы отражался эхом от холмов, а проходил сквозь них.

— Идите и возьмите ваши ружья, — сказал он, помолчав, осипшим голосом, делая пару осторожных шагов в сторону от двери дома. Его кобура была пуста, Харпер прикрывал его сзади из револьвера.

— Ты принял правильное решение, сынок, — сказал мистер Знай, пытаясь скрыть удовольствие в голосе. Трое подъехали за своей добычей.

Валентайн аккуратно положил ружья на землю и шагнул назад.

Старший из бандитов спешился под прикрытием ружей своих родственников. Он наклонился, чтобы поднять винтовки.

— Так значит, вас только трое. Я так и думал. Это отличные…

Он издал хриплый звук и отдернул руку от ружей, как будто это была гремучая змея с трещащим хвостом.

На прикладах ружей был вырезан рисунок — перевернутая свастика, такая, как та, что Валентайн видел на лодке и обсуждал с ученым в университете.

Он поднял голову и посмотрел на Валентайна, его губы тряслись.

— Где вы их взяли? — спросил он.

— Наши хозяева дали нам. Такой же знак на седлах, а у меня даже татуировка есть. Мы ведем разведку для них. Их восемь, движутся на запад сейчас, пока мы тут болтаем. Так что берите, но утром они к нам вернутся. Причем в хорошем состоянии, их уронят только один раз.

— Ну, сынок, мы не знали, что вы имеете дело с «Ломаным крестом». Черт, да мы вам не враги. Можно сказать, даже на вашей стороне. Только этой весной поймали Кошку из Озарка. Настоящую Кошку, мальчики с ней повеселились, и мы ей горло перерезали. Можете спросить лорда Мелока-ис-Кура, в Рокфорде. Мы платим за то, что там берем, добрым серебром.

Валентайн улыбнулся:

— Похоже, мы просто друг друга не поняли, ну ладно, никто не пострадал, никто не должен знать, мистер…

— Черный Крейг Лоррейн, сэр. К вашим услугам. Если мы что-то можем сделать, хоть что-нибудь…

Черное Перо почти пресмыкался.

— Надо же… — задумчиво произнес Валентайн.

Валентайн вернулся к дому с винтовками.

— Он прогнулся.

Харпер отдал ему пистолет.

— Э? — сказал Гонсалес.

— Они нас отпускают. Даже запасы с собой дают, на самом деле. Беда в том, что мне пришлось пообещать им Гонсалеса. Он самый упитанный.

— Плохо шутишь, Вал, — сказал Гонсалес. — Это ведь шутка, да?

Той ночью Волки ехали на север с винтовками, лошадьми и новой подковой на запасной лошади. У них еще были мешки с зерном, кукурузой и едой из запасов банды «Черное Перо».

— Господи Иисусе, лейтенант, — сказал Харпер голосом, звенящим от обожания, — когда ты заверещал, как Жнец, я чуть в штаны не наложил. Мог бы и предупредить.

Один из бандитов дружелюбно помахал рукой. Гонсалес осторожно на него посмотрел:

— Это ведь шутка была, да, лейтенант?

 

9

Милуоки, август сорок третьего года правления куриан

Выжженный скелет города, в котором когда-то жило больше двух миллионов человек, медленно разрушается на берегу озера Мичиган. От крутых восточных берегов озера до рек Меномини и Рут смотрят в небо лишь пустые оболочки зданий, на верхних этажах которых сейчас живут летучие мыши, ястребы, голуби и чайки. Нижние этажи предоставляют убежище всем — от крыс и койотов до бродяг. Тротуары и проезжая часть заросли травой и мхом. На авеню Локаст стрекочут сверчки и скачут кузнечики, а авеню Гринфилд — Зеленое Поле — именно полем и стало: на нем пасется скот.

Новый центр города — это железнодорожная станция. Здесь, в зданиях, кольцом стоящих вокруг огромного универсама «Гранд авеню», селятся находящиеся в фаворе солдаты и механики. В этом районе живут разнорабочие, среди переплетенных, как спагетти, переходов и мостов, образующих бывшую развязку междугороднего шоссе 94/43. Два курианских лорда управляют городом, один сидит в охраняемом грогами бетонном бункере под федеральным зданием, а другой — в Тори-Хилл на территории Университета Марке. Пивоварня «Миллер» все еще работает, хотя производит крошечную часть того, что производила раньше. Под новым руководством, конечно.

Озеро Мичиган повергло Валентайна в восторг своей величественностью. Оно совсем не было похоже на грохочущую громадину океана, о которой он читал в книгах. И все же при виде водного пространства, растянувшегося вдоль всего горизонта с юга на север, захватывало дух.

Валентайн и Рэнделл Харпер разбили лагерь на севере от Уайтфиш-Бей. Они оставили Гонсалеса с лошадьми в укромном сарайчике далеко за городской чертой после того, как Волки благополучно миновали Южный Висконсин. Единственной напастью стала стая сторожевых собак на одиноком хуторе. Псы погнали путешественников с поля, на котором те крали зерно для лошадей. К счастью, собаки ограничились лаем: Волки помчались назад, и никто не пострадал, за исключением, пожалуй, их самолюбия.

Теперь каждую ночь они оставались за декоративной каменной стеной высотой в четыре фута в заросшем парке с видом на озеро, ожидая корабль из флота Белого Знамени, который должен был показать три огня, один мигающий, а Волки должны были ответить двумя.

— Что это за флот? — спросил Валентайн своего спутника.

Харпер уютно устроился, прислонившись спиной к стене, выдохнул облачко дыма от ядовито-вонючей сигареты.

— Они симпатизируют Правому Делу, хотя и не сражаются с курианами до последней капли крови. Они контрабандисты, торговцы, в том числе оружием. Когда они, бывает, сталкиваются с полицаями, так это потому, что кто-то кому-то торговую дорожку пересек или кинул на деньги.

Мне говорили, что капюшонники терпеть не могут воду, поэтому они оставляют ее полицаям или водоплавающим грогам. Само собой, полицаи берут взятки, где только можно. Но флот всегда бьет грогов, когда представляется шанс. Это кровная месть. Я думаю, эти гроги больше любят человеческую плоть, чем другие.

— Кажется, я слышал про таких. Большеротые, или Челюсти, как только их не называют. У них пасть открывается слева направо, а не вверх-вниз, да? Что-то вроде не то рыбы, не то жабы?

— Да, и шкура скользкая, как у угря. Летом они — беда, а зимой в спячку впадают. Такие твари очень опасны весной, когда откладывают яйца. Тогда надо держаться от них подальше. Все вокруг сжирают. Но им на самом деле больше нравится вода помельче, так что их здесь не так уж много. А вот у Грин-Бей — совсем другая история. И озеро Эри, как я слышал, просто кишит ими.

Валентайн вспомнил, как выходил на лодке на озера в Пограничных Водах за рыбой на обед. Странно представить себе рыбку, которая вылезает на берег и начинает охотиться.

— Так почему же флот возит за нас нашу почту?

— Охотники в верховьях Нью-Йорка дают им оружие и боеприпасы, вот почему. Веревки, древесину, краску, скипидар, моторы, бензин — все что угодно.

Нам повезло. Мы просто мальчики на посылках: нам нечего волноваться об оплате. Но у меня есть кое-что, чтобы подмазать их. Так принято. Они этого ждут.

Валентайн пожал плечами:

— Ну пусть, лишь бы на нашей стороне были.

— Они на нашей, на нашей. На самом деле, гарантирую, что они тебе понравятся. У них тысячи баек.

Разумеется, большинство вранье и хвастовство, но все равно любопытно послушать.

— Очень может быть, — согласился Валентайн.

Корабль пришел следующим вечером. Сбегав к амбару Гонсалеса, чтобы проверить, как там дела в основном лагере, Валентайн едва не пропустил его. И лошади, и его разведчик выглядели лучше после нескольких дней отдыха. За это время Гонсалес исследовал местность и нашел несколько яблонь и ревень, растущий неподалеку. Он собрал целую корзину еды и поделился своими находками с лошадьми.

— Я там еще помидоры видел, завтра соберу, сэр, — доложил он.

— Только смотри, не грабь ничье поле. Можно наткнуться на что-нибудь похуже собак. Я не хочу, чтобы местные подозревали, что мы здесь.

— Никаких следов, никаких знаков и, что лучше всего, никаких Жнецов, — заверил его Гонсалес.

— Надеюсь, что так. Спи чутко. Я возьму пару яблок, если не возражаешь, господин Богач, — сказал Валентайн, набивая карманы.

— Конечно, лейтенант. Передай еще пару сержанту с приветом от меня.

Уставший лейтенант вернулся на свой пост, пройдя за день пятнадцать миль пешком.

Через два часа после заката над темным озером появились три огонька.

— И вот она идет, — торжественно процитировал стихотворение Харпер, вызвав в памяти Валентайна продолжение: «Двое на суше и трое на море, а я в окрестностях Милуоки».

Харпер вылил горючую жидкость на две вязанки древесины, стоящие на берегу, в двенадцати футах друг от друга, и поджег их. Один из огней на лодке начал мигать, как будто кто-то открывал и закрывал фонарь.

— Ну что, убедился? Это они? — спросил Харпер.

— Да, — ответил Валентайн, пытаясь рассмотреть очертания маленького корабля.

— Значит, пошли на пляж, сэр, и доставим почту, — сказал Харпер, затаптывая костры.

Кораблик подпрыгивал на небольших волнах. Волны озера Мичиган не ревели, ударяясь о берег, а нежно плескались о него. Озеро казалось озорным в этот идиллический летний вечер, и что-то в этом теплом вечернем ветерке заставило Валентайна забыть об опасности.

Связав шнурки мокасин Волки повесили обувь на шею и пошли вперед по воде. Каждый нес на плечах непромокаемый мешок с почтой.

Их встретила крошечная лодочка, такая низкая, что ее борта едва не черпали воду.

— Забирайтесь с боков, — сказал мальчишеский голос с кормы, — вы меня перевернете, если попытаетесь запрыгнуть.

Волки бросили в лодку мешки и перевалились через борта. Лодка заметно осела.

Валентайн посмотрел на корму, на человека с веслом. Тот, кого он принял за юношу, на самом деле был молодой женщиной, одетой в бесформенную одежду из белого холста. У нее было круглое лицо и веселые глаза, а на щеках веснушки.

— Хорошая ночь, да, мальчики? Капитан Досс шлет привет представителям Свободной Территории Озарк и приглашает вас на борт яла «Белая Молния», — сказала она, сверкнув красивыми белыми зубами.

— Чего «Белая Молния»? — спросил Валентайн.

— Яла, — повторила она, — ты ничего не знаешь о кораблях, солдат?

— Почти ничего, — признался Валентайн.

— Ял маленький, но на море он как дельфин. Такое же судно, но чуть больше нашего, обошло вокруг света только с одним человеком на борту. Почти сто лет назад.

— Рад снова тебя встретить… Тери, да? — сказал Харпер, рассматривая свои промокшие кожаные штаны.

— И мне кажется, вроде знаю тебя, Арон… нет, Рэнделл Харпер. Думаю, раза два встречались. Но я тебя этой весной не видела.

— У меня по суше маршрут был. Больше не хочу, — сказал Харпер.

— Ну, капитан будет рада тебя видеть. А это кто с тобой?

— Лейтенант Дэвид Валентайн. Он из Миннесоты.

Девушка протянула руку:

— Рада встрече, лейтенант. Тери Сильвертан, первый помощник на «Белой Молнии». Окажете ли вы любезность, уважаемые господа, быть нашими гостями этим вечером?

— Не представляю, что могло бы порадовать меня больше, мисс Сильвертан, — сказал Валентайн, копируя ее почти светскую манеру речи. Он подумал, не является ли ее имя Сильвертан — Серебряный Язычок — прозвищем.

— На флоте мы называем друг друга «мистер», вне зависимости от пола, — поправила его Сильвертан, — так же, как у вас, Волков. Возьмете весло, сэр?

— Прошу прощения, мистер Сильвертан. Сержант Харпер не сказал мне, что команда корабля женская, а уж тем более о том, как к вам обращаться. Думаю, самое хорошее приберегает для себя, — объяснил Валентайн, бросив взгляд на Харпера.

— А, на флоте полно мужчин, — ответила Сильвертан, — но командор нашего флота жалеет женщин с грустной историей, это, пожалуй, ее единственная слабость. А так у нее скелет из стали, а сердце из кремня во всем, кроме ее «бедных найденышей», как она их называет. На «Белой Молнии» три женщины. Но это лучше, чем жизнь на суше. Капы смотрят на нас как на самок для размножения. А их лакеи думают, что имеют право снять штаны и заняться делом, как только им приглянется женщина.

— Капы? — спросил Валентайн.

— Мы на востоке так Жнецов называем, красавчик.

Лодка подошла к кораблю, и Валентайн смог рассмотреть «Белую Молнию». Ее очертания были привлекательны своей несбалансированностью, с несоразмерно огромной центральной мачтой, установленной чуть ближе к носу, чем обычно, и меньшей, второй, мачтой, выступающей далеко над кормой.

Чтобы встретить гостей, капитан Досс надела нарядную белую форму. У нее были красивая смуглая кожа и резкие черты лица пиратской королевы из детской книжки. Ее короткие черные волосы блестели, почти как у Валентайна.

Третья женщина, которая помогла Харперу и Валентайну подняться на борт «Белой Молнии», была высокой, более шести футов, с точеными руками балерины.

— Давайте мне мешки, — небрежно сказал она, и Валентайн осознал, что впервые в жизни услышал иностранный акцент.

С палубы корабль показался Дэвиду меньше, чем из лодки. Он был широк, каюты занимали треть палубы.

Перед задней мачтой был установлен штурвал — кто-то провел немало часов, полируя спицы. Все дерево, кроме досок палубы и штурвала, было покрашено одинаковой светло-серой краской.

Капитан представила свою команду.

— Вас встретил мой первый помощник, мистер Сильвертан. Мой второй помощник, который так хорошо работает, что мне и не нужно больше никакой команды, — Эва Стефанич. Она четыре раза пересекала Атлантику туда и обратно, пока не осела здесь, на Озерах.

— Будет больше, как только я соберу достаточно товара для моего собственного корабля, — сказал Эва.

— Ты имеешь в виду достаточно золота? — спросил Харпер.

— Нет, сэр. Товаров. В Риге есть торговый агент, который платит много за картины, доставляемые из Америки. Я здесь собираю предметы искусства.

Капитан улыбнулась.

— Трудно не потакать кому-то, столь целеустремленному. И она торгуется. Я не отличу Пикассо от эспрессо, но, я думаю, у нашего мистера Стефанича уже достаточно картин, чтобы открывать галерею.

— Прошу прощения, забыл о манерах, — сказал Харпер, засовывая руку в сумку, — капитан, привет из моей последней поездки в Теннесси, — сказал он, извлекая две красиво завернутые и запечатанные бутылки. В темноте Валентайн не мог рассмотреть черные этикетки, но они выглядели настоящими.

— Сержант Харпер, вы только что обеспечили нас новым слоем краски или даже некоторым такелажем. Благодарю вас, сэр.

Харпер показал на три мешка почты.

— В этих мешках вы найдете еще по коробке сигар, а если сами не курите, то, думаю, немного хорошего табака поможет смазать колеса полицаям.

— Вы, господа южане, слишком добры. Хотелось бы, чтобы мальчики из Грин-Маунтинс были бы так же обходительны, — сказала Сильвертан, присев в реверансе, что немного странно сочеталось с ее мешковатыми штанами.

— Хватит театр изображать, — прервала капитан Досс, — я хочу встать на якорь у Бункера Адольфа к полуночи. Ну, что, Волки, хотите нанести визит в Милуоки? Прочувствовать вкус жизни в КЗ?

— Нам всегда интересна жизнь в курианской зоне. Но будет ли это разумно, капитан? — спросил Валентайн.

— Ну, лейтенант, костюм следопыта придется оставить на борту. Мы найдем пару белых штанов в кладовке. Бункер — местечко еще то, но я никогда не слышала, чтобы Жнецы заходили туда. У здешнего хозяина не забалуешь. На самом деле, я слышала, как он сдает Жнецам тех, кто буянит. Мне бы хотелось, чтобы у нас было побольше физической силы для дельца, которое я намерена провернуть. Вы не пожалеете.

Валентайн подумал.

— Эта сделка будет не по душе Новому Порядку?

— Если они узнают об этом, лейтенант, — сказала Досс, смотря на указатель ветра — длинная узкая лента вытянулась на восток. — Можно сказать, мы тут пакостим полицаям.

— Тогда мы с вами.

Через час ялик вошел в гавань Милуоки. Хилая полицейская лодочка с полицаем на борту, чьим единственным знаком отличия была засаленная голубая рубашка, подошла к ялику и фонарем осветила «Белую Молнию».

Капитан Досс подняла руку и быстро выдала серию жестов, которыми гордился бы любой тренер третьей базы на бейсбольном поле. Полицай, удовлетворившись, кивнул.

— Договариваемся о портовых сборах, — объяснила Досс Валентайну. Волки были одеты в белые полотняные рубашки и штаны. Хотя форма выглядела более поношеной, чем у остальной команды, все же это было приятной переменой после пропахших потом рубашек из оленьей кожи.

В пути Валентайн расспрашивал капитана про Озерный Флот и их обычаи. Он даже узнал немного о том, как ставят паруса. Валентайн вообще как губка впитывал информацию от всех, кого встречал, и всегда был готов научиться чему-нибудь еще.

Они подошли к главной гражданской пристани — потрескавшемуся бетонному сооружению, которое спускалось в озеро Мичиган под углом в двадцать градусов. Валентайн заметил, что, перед тем как бросить якорь, капитан развернула судно так, чтобы нос смотрел на озеро.

— У куриан не очень хорошо с восстановлением инфраструктуры, — заметила Сильвертан, швартуя ялик.

У пирса покачивались еще пара лодок, не идущих ни в какое сравнение с «Белой Молнией» ни красотой линий, ни техническим состоянием.

— Стефанич, твоя первая вахта. И не смотри на меня так, после сделки я тебя сменю. Если не вернемся через два часа или если что-нибудь пойдет не так, ты поднимаешь паруса. Сегодня хороший ветер.

— Да, сэр, — ответила девушка, вынимая обрез из ящика с картами и вставляя два заряда картечи.

— И если наши широкоплечие молодые люди возьмут по бочонку из тех, что привязаны к мачте в каюте, мы можем начать главное дело сегодняшней ночи.

Сильвер, помоги мистеру Валентайну развязать узлы.

Подо что бы изначально ни задумывалось это здание, его строили на века. Бункер был сложен из тяжелых бетонных блоков, с узкими окнами, похожими на бойницы средневекового замка. Выгоревший белый цвет бетона и неравномерно расположенные амбразуры придавали зданию вид зубастого черепа. Оно стояло на самом берегу озера, вдалеке от мертвых, нахмурившихся домов.

— Почему Бункер Адольфа? — спросил Валентайн, когда они подошли к угловатому строению. Бочонок весом в десять галлонов на плече становился тяжелее с каждым шагом.

— Парень, который тут заправляет, — настоящий диктатор, — сказала капитан Досс.

Сильвертан обернулась и посмотрела на молодых людей, согнувшихся под тяжестью бочонков.

— Это особое место. Вроде как уголок разума в безумной стране. Или, может быть, тоже безумное место, но безумное по-другому. Как хотите. Здесь полицаям нравится. Когда мы узнали, что на этой неделе надо встретиться с вами, мы связались с большими людьми в Чикаго, так, чтобы за одну поездку нам убить двух зайцев сразу.

— Лишь бы наша почта была доставлена, — сказал Валентайн, стараясь не очень тяжело дышать, сгибаясь под неудобным грузом.

— Эта торговля только облегчит доставку, — пообещала Досс.

Здание казалось пустым и заброшенным, как выпотрошенная устрица. Валентайн предположил, что клиенты предпочитают выпивать в темноте и тишине, но потом услышал звуки музыки, слишком громкой, чтобы ее производил какой-либо инструмент. Шум просачивался откуда-то снизу, из-под здания. Валентайн переключился на волчьи уши и расслышал старинный рок-н-ролл и бормотание, эхом отраженное от лестницы.

Капитан Досс направилась к бетонным ступенькам, которые вели вниз, постепенно исчезая под строением. На небольшой лестничной площадке была металлическая дверь без ручки. Досс наклонилась и сказала что-то в замочную скважину. Дверь распахнулась.

Спускаясь по ступенькам, Валентайн приклеил на лицо пьяную улыбку, стараясь как можно больше подходить к своей роли разбитного матроса. Капитан вошла, кивнув кому-то. Валентайн посмотрел на Харпера, и Волки пожали плечами. Сильвертан обернулась к ним:

— Не волнуйтесь, они вас обыщут на предмет оружия и травки. Просто положите руки на стену и почитайте вывеску.

Грог размером примерно с «Фольксваген Жук» преграждал вход. Через его широченные плечи Валентайн смотрел, как капитана и ее помощника обыскивает и обнюхивает человекоподобный пес — порождение ночного кошмара Герберта Уэллса. Закончив с Сильвертан, вонючее существо у двери отодвинулось в сторону, и Валентайн шагнул в шум Бункера.

Он точно так же, как Сильвертан, расставил ноги вдвое больше ширины плеч и поставил руки по обе стороны вывески, нарисованной краской на бетонной стене. Слева от Валентайна, в клетке из прутьев, сидел человек размером с борца сумо, лениво почесывая трехдневную щетину автоматическим пистолетом.

Пока его обнюхивал человек-пес, Валентайн прочитал написанные по трафарету буквы.

ПРАВИЛА:

Слово Адольфа — закон.

Не курить ничего, что мы вам не продавали.

Не пить, если выпивка не наша.

Ты хорош ровно настолько, насколько ценен твой товар.

Ты можешь буянить ровно столько, сколько мы тебе позволим.

Посети сувенирную лавку.

Непонятно? Смотри правило первое.

Валентайн снова подхватил свой бочонок и последовал за женщинами. Он огляделся, стараясь не пялиться вокруг, как деревенский простофиля.

Электрический свет и шум ошеломили его. Валентайну редко доводилось слушать музыку в записи, и поэтому он все же раскрыл рот от удивления.

Неоновые буквы на одной из бетонных стен светились надписью: «CD на выбор».

Бар занимал почти всю стену напротив музыкального автомата, а разнообразные столики, кабинки и скамейки стояли на полу, покрытом соломой. Основание унитаза со сливом виднелось из-за занавески в дальнем углу зала. Плохо пахнущее биде рядом протекало, вода стекала по стене в насквозь пропитавшиеся опилки. Альков, отделенный от зала сеткой из прутьев, похожей на ту, в которой сидел человек при входе, заявлял о себе гордой надписью: «Обмен валюты — Сувенирная лавка — Управление».

Валентайн с облегчением заметил, что остальные обитатели Бункера были людьми, хоть и не лучшими представителями вида. Два бармена казались лишь немного ниже и тоньше, чем грог в дверях. В своих красных футболках с черными надписями «БУНКЕР» они смотрелись, как пара сарделек. Высушенный человечек с козырьком на голове сидел за столом в огражденной сеткой кабине. Он курил сигарету в длинном черном мундштуке. Между столиками, каким-то чудом удерживая в равновесии нагруженный поднос, сновала шустрая девица, одетая только в бейсбольную кепку с логотипом Бункера, бюстгальтер бикини и крошечные трусики. Она казалась самым счастливым существом в зале. Валентайн произвел быстрый мысленный подсчет и решил, что на ее кепку ушло больше материала, чем на всю остальную одежду вместе взятую. Завсегдатаи, одетые в плохо сидящие черно-коричневые робы и комбинезоны торгового флота, пили, разговаривали и курили, сидя небольшими тесными группами.

Капитан подвела всех к алькову, обозначенному как «Обмен валюты — Сувенирная лавка — Управление».

— Как, неужто сама «Белая Молния» пришла навестить меня? — проквакал гном, зажав сигарету в желтых зубах, — А, и Тери Сильвертан! Ах, милочка, я бы все отдал, лишь бы снова стать молодым! Если только надоест тебе большое море и маленький заработок, ты сразу ко мне приходи.

— Спасибо за предложение, Эйд, — сказала Сильвертан, блеснув зубами в наигранной улыбке. — Но боюсь, без моря я сразу заболею…

Капитан Досс шагнула в небольшую щель в сетке и положила кожаный мешочек на стол хозяина.

— Вот принесла тебе кое-что. Гвозди в твой гроб, Эйд. Сделай одолжение, помри скорее, а?

— Я переживу тебя, Досси. У тебя пара новых помощников?

Хозяин быстрым взглядом окинул Харпера и Валентайна с головы до ног, возможно, оценивая их потенциальную опасность.

— Да просто немного мышечной силы для нашего дельца. Кстати говоря, Герцог еще не появился?

— Послушай моего совета, кэп: успокойся и поживи в свое удовольствие. Он со своими людьми в карточной комнате. Ты покупаешь для команды или еще какого Робинзона притащишь, как в прошлый раз?

Досс покачала головой.

— После сделки, Эйд. Поговорим после сделки.

Она махнула рукой, и все четверо направились к двери рядом с длинной деревянной барной стойкой.

Валентайн насчитал три бочонка и около тридцати бутылок разнообразной отравы без этикеток. У бара он увидел полицая в чине капитана, с нашивкой в виде перекрещенных винтовок. Тот купил порцию спиртного, положив на стойку две пули. Полицай заглотил напиток с таким лицом, словно влил себе в глотку стакан азотной кислоты.

Валентайн старался не думать о том, что он стоит в комнате, где находится человек тридцать, каждый из которых может получить медное кольцо за то, что сдаст его живым Жнецам.

Досс постучала в дверь с надписью «частные апартаменты». Дверь приоткрылась, и показалась половина черного лица с прищуренным глазом. Дверь снова закрылась, но только на секунду.

Охранник широко отворил дверь, и команда вошла в просторную, хорошо проветриваемую комнату. Трое мужчин и женщина сидели вокруг покрытого сукном стола. Карты и фишки лежали напротив троих, четвертый только смотрел. Взгляд Валентайна был прикован к нему из-за его диковинной одежды.

Герцог Раш — Тростник — был одет в красную форму, богато украшенную золотой тесьмой. Что-то среднее между костюмом члена школьного духового оркестра и тореадора. Форма подчеркивала его бледное лицо и черные волосы. Медное кольцо, первое, которое видел в своей жизни Валентайн, болталось на цепочке на его шее. Скучающие голубые глаза уставились на команду «Белой Молнии».

Приспешники Герцога были одеты в простую темно-синюю военную форму чикагских полицаев, а на женщине, играющей в карты, было голубое вечернее платье, блистающее драгоценностями. Огнестрельного оружия не было видно, но чернокожий человек, который открыл дверь, поигрывал складным ножом, открывая и закрывая его едва уловимым движением кисти.

— Капитан, я ждал вас несколько часов назад, — протянул Герцог. Его произношение выдавало образованного человека. — Вы знаете, как я не люблю, когда мои собственные вечеринки начинаются с опозданием. Чем вы были заняты — продавали оружие мятежникам?

Досс жеманно улыбнулась:

— Нет, искала что надеть. Вы всегда так эффектны. Я подумала, пусть лучше вы придете первым.

— Не стоит наряжаться ради этого притона, капитан. Единственная причина, почему я одет в лучшую одежду, — чисто светская. Я провел день, нанося визиты и отправляя грузовики с пивом в Чикаго. Но наш бизнес куда более прибылен. Могу ли я взглянуть на товар?

Чернокожий оставил нож и пододвинул стул капитану «Молнии». Она села.

— Положи бумаги на стол и увидишь, — сказала она.

Повинуясь жесту Герцога, его подручный открыл кожаный мешок и вытащил кипу бумаг. Капитан Досс достала увеличительное стекло и просмотрела все страницы по одной, внимательно приглядываясь к восковым печатям, закрывающим красно-синюю тесьму.

— Восемь разрешений на огнестрельное оружие, отлично, — считала она себе под нос, — пять трудовых ваучеров… двадцать ваучеров на поставку, шестнадцать… восемнадцать… двадцать паспортов. Три пропуска из доков. Эй, подожди секунду, пропуска, мой друг, не подписаны и без печатей!

Герцог улыбнулся:

— Извини, капитан. Недоглядел. В следующий раз доделаю. О’кей?

— Боюсь, что нет. Мы оставляем одну упаковку. Хочешь получить товар, сделай, чтобы они были оформлены правильно, и тогда весь товар твой, — твердо сказала она.

— Ну ладно, ладно. Пусть будет по-твоему, капитан. Мы сейчас возьмем на упаковку меньше, в следующий раз я все сделаю. Хотя твое недоверие разбивает мне сердце. Теперь давай доставай порошок, посмотрим, стоит ли твой товар всего этого.

Валентайн и Харпер по команде поставили бочонки перед Сильвертан, которая вскрыла крышки своим ножом. Там были куски коричневого сахара. Она перевернула по одному бочонки и вывалила сахар на пол. В куче блеснули стеклянные пробирки с белым порошком. Девушка подняла почти две дюжины и положила их на стол среди карт и фишек.

Капитан Досс взяла две трубочки и положила в карман.

Герцог облизнул губы в нетерпении.

— Проверь, дорогая.

Женщина в вечернем платье достала из сумочки пузырек с прозрачной жидкостью. Она сняла пробку с одной из пробирок, облизала зубочистку и покрыла ее порошком, затем размешала в пузырьке. Жидкость стала ярко-голубой.

— Меня не просто так называют Герцогом Тростника, — усмехнулся герцог. Валентайн заставил себя хохотнуть, но капитан и помощник его проигнорировали.

— Могу я теперь забрать бумаги?

— Разумеется, капитан. Но я думаю, это стоит отметить. Герцог платит сегодня, твоя команда, конечно, приглашена.

Досс встала со стула.

— Извини, Герцог. Ты знаешь, какой я становлюсь вдали от корабля.

— Мне тоже надо идти. Может быть, в следующий раз, — сказала Сильвертан, бросая удрученный взгляд на полицаев.

Харпер потрепал Валентайна по плечу:

— Долг зовет.

— Ну, не надо так громко, — высказался Валентайн. — Капитан, можно я ненадолго останусь?

Капитан бросила на него вопрошающий взгляд.

— Только возвращайся к рассвету. Я имею в виду, именно к рассвету, Малыш, потому что мы отплываем с первыми лучами солнца, с тобой или без тебя.

— Спасибо, капитан. Я буду к рассвету.

— Ну наконец-то хоть один из вашей стайки оказался разумным, Досс.

Герцог рассмеялся. Остальные вышли.

— Спроси любого в Чикаго, ни у кого не бывает таких вечеринок, как у Герцога. Как тебя зовут, сынок?

— Дейв, господин Герцог, Дейв Малыш.

Герцог хлопнул его по спине:

— Рад познакомиться, Малыш. Я всегда стараюсь подружиться с путешественниками, никогда не знаешь, когда они могут появиться с хорошим товаром.

В дверь постучали.

— Герцог, ваша следующая встреча, — сказал Складной Нож.

— Ах да. Малыш, ты посиди тихо, тебе это может показаться занятным. Увидишь кое-что такое, чего, плавая с Досс, никогда бы не увидел. Это точно. Мне тут надо спор разрешить.

Человек со складным ножом открыл дверь, и вошли двое опрятно одетых мужчин и женщина.

— Спасибо за приглашение на вечеринку, Герцог, — сказал тот, что был выше. Валентайн заметил, что он носил широкое медное кольцо, похожее на то, что у Герцога, но на пальце, а не на цепочке.

— Хорошо, что ты пришел, Хоппи-Попрыгунчик, — сказал Герцог с ядовитой усмешкой, — ты казался каким-то озабоченным во время нашей последней встречи. Может, ты от меня устал?

Внезапно Валентайн почувствовал, как мурашки пробежали по его спине. Однако это не имело никакого отношения к ядовитой усмешке Герцога.

Снаружи были Жнецы. Валентайн хотел было придумать какой-нибудь предлог, чтобы уйти, но решил подчиниться приказу Герцога и сидеть тихо.

— Я рад, что ты взял с собой помощника, но силу-то не надо было приводить. Это просто светский вечер.

— Гейл Элленби помогает мне в работе, — сказал Хоппи, — а Андерсен — по жизни. Он с ножом хорошо обращается как на кухне, так и в темном переулке.

Кстати, хочу пригласить вас завтра на ужин и доказать это на деле.

— Надеюсь, столовые приборы будут хорошо вымыты, — ответил Герцог. — Спасибо за предложение, но мне пора обратно в Чикаго. Нам нужно кое-что прояснить. А когда с этим покончим, тебе, может, и не захочется никакого ужина.

Кто-то закричал в главном помещении бара, и Валентайн услышал грохот переворачиваемых стульев.

Складной Нож снова открыл дверь, и в помещение вошел Жнец, обведя присутствующих настороженным взглядом желтых глаз. За ним вошел мускулистый молодой человек в футболке. А затем женщина, по крайней мере Валентайну показалось, что фигура была женской, медленно вплыла в комнату.

Она была одета в черно-золотой тканый плащ и тяжелый капюшон. Лицо скрывала маска, украшенная только вдоль узких щелок для глаз. Остальное отливало серебром, отполированным до зеркального блеска.

Она не то чтобы шла, а вроде как плыла над полом, ее ног не было видно под плащом, и Валентайн не слышал ее шагов. Второй Жнец остался в открытом проеме двери, спиной к комнате, лицом к быстро пустеющему бару.

— Благодарю, что пришли, лорд Юз-Ут, — сказал Герцог, его лицо было серьезно и спокойно.

Валентайн посмотрел на Хоппи, который, казалось, потерял в весе и росте, с тех пор как вошли капюшонник и его Хозяин Вампир. Он сфокусировал все внимание на побледневшем человеке и надеялся, что Жнец не станет пытаться залезть в его мысли.

— Лорд, что за дело привело вас сюда? — спотыкаясь, произнес Хоппи.

— Это я просил Ее присутствовать, — сказал Герцог. — Ты обманывал меня, Хоппи.

— Никогда!

— Последние пару месяцев я стал замечать, что наше пиво как-то испаряется. Мы открыли пару бочонков, нашли внутри пластмассовые шарики. Немного, но хватит, чтобы надоить процентов десять или около того. Я приказал своим людям разлить бочонок после того, как завершим сделку, — снова шарики.

Хоппи, который, очевидно, был менеджером фабрики, задумался.

— Может, кто-то на производстве что-то замышляет. Я ничего об этом не знал, Герцог. Я тебе все возмещу.

— Я задерживаю оплату. С этой поставкой на север у тебя пойдет на десять процентов меньше, а еще на десять процентов меньше в две предыдущих. — Герцог повернулся к курианину: — К наступающей зиме это будет на пятьдесят, шестьдесят аур для семей Милуоки, мой Лорд.

Человек в безрукавке залепетал:

— Лорд Юз-Ут говорит, что пивоварня наверстает в следующем году. Ей нужно полное перечисление аур.

— Мне претит отказывать Лорду, но мои собственные Лорды могут иметь что-то против. Хочет ли Она войны группировок? Это Ей дороже обойдется.

Я разделю разницу: на двадцать аур меньше, и вы сможете возместить мне убытки в следующем году.

Зеркальное лицо повернулось, чтобы посмотреть на Герцога.

— Пусть будет так. Кольцо отозвано.

Валентайн не был уверен в том, что скрежещущий голос шел именно из-под маски или между ушей.

Жнец взял руку Хоппи и, схватив кольцо, оторвал его вместе с пальцем и тошнотворным звуком рвущейся плоти. Хоппи закричал. Его телохранитель застыл, в ужасе глядя на капюшонника.

— Он больше не находится под защитой Лорда Юз-Ута, — сказал курианин, смотря, как Хоппи пытается зажать рану, чтобы остановить фонтаном бьющую кровь, — Элленби, теперь ты менеджер пивоварни. Лорд Юз-Ут надеется, что твои поставки будут полными. Возможно, придет время и ты будешь носить это самое кольцо.

Женщина ахнула, шагнув в сторону от своего бывшего покровителя.

— Благодарю вас, мой Лорд, — дрожащим голосом сказала она, — Андерсен, твой контракт с мистером Хоппи расторгнут. Завтра мы поговорим о твоем будущем на фабрике. Подумай об этом.

— Да, мэм, — отозвался Андерсен. Его руки дрожали.

— Черт, я знать ничего не знаю про недостачу в поставках, — выругался Хоппи.

— Лорд Юз-Ут благодарен вам за то, что вы подняли вопрос, — сказал незнакомец в маске, — она будет рада продолжению добрых отношений и развитию торговли с ее Братьями в Чикаго.

— Благодарю Ее Светлость за внимание, — сказал Герцог.

Курианин, человек в футболке и Жнец вышли, и Валентайн понял, что наконец-то может дышать.

— Ответственность требует выполнения обязательств, Хоппи, — сказал Герцог, — лично я думаю, ты меня обманывал.

Герцог посмотрел на человека со складным ножом.

— Укороти его. Навсегда.

С лицом бесстрастным, как маска курианина, Валентайн смотрел, как изувеченного Хоппи сбили с ног. Бывший менеджер пивоварни кричал от страха, молил о пощаде, но ему перерезали сухожилия сзади под коленями.

— Думаю, теперь тебя будут звать Кроули-Поползунчиком, — сказал Герцог. — Мисс Элленби, заберите с собой этот мусор, когда будете уходить. Бросьте с остальными отходами в доке. Поговорим с вами утром, посмотрим, сможем ли мы прийти к пониманию.

Никто из спутников Герцога не выглядел особенно шокированным, когда из комнаты выволокли истекающее кровью, стонущее тело. На морщинистом лице Герцога щелочкой мелькнула улыбка.

— Вечеринка! Принеси бутылку чего-нибудь приличного, Палмерс. И пару ящиков «Миллера», в запечатанных бутылках. Хочу повеселиться, у меня тут есть белое золото. Ты со мной, Дениз?

Она улыбнулась и снова потянулась к сумке за зеркалом.

— Почувствовал вкус аристократии, Дьюки? Клянусь твоим кольцом, я с тобой.

После двадцати кружек пива, трех бутылок и немереного веселья полицаи и Валентайн закрывали Бункер. Все еще сидя за сеткой, Адольф пересчитывал содержимое кошелька Герцога. Один из барменов остался. Упавшего без сил моряка волокли наружу, а официантка сидела на коленях у телохранителя. Верх ее бикини лежал на закрытых глазах Складного Ножа, который приговорил почти целую бутылку хозяйского самогона без названия и этикетки. За занавеской туалета симпатичные лодыжки Дениз подергивались в такт музыке. Валентайн, который выпил только порцию виски, хотя казался вдрызг пьяным, сидел на покрытом опилками полу, прислонившись спиной к музыкальному автомату и держась за Герцога.

Валентайн понял, что Герцог обожает плохие шутки и грязные песни. Чуть раньше владелец кольца заявил, что бар напоминает ему, что получается, если скрестить немца и ирландца:

— Получается некто слишком пьяный, чтобы исполнять приказы.

Волк напрягся и попытался вспомнить все замшелые экземпляры в этом жанре, случайно осевшие в его голове после жизни в казарме. В конце концов, соблюдая свою легенду, он научил Герцога Тростника всем тем строчкам из песни про «старый, добрый корабль „Венера“», которые смог вспомнить.

— Юнга, юнга, вот грязный плут, засунул в зад кусок стекла и шкипера обрезал, — пел Герцог вместе с ним, похохатывая в конце каждой строчки.

Эва Стефанич сидела на коленях у полицая, явно не потому, что ей это нравилось, а по приказу капитана, которая, очевидно, хотела, чтобы кто-то присмотрел за Валентайном.

Небольшая гора пустой посуды стояла перед помощником капитана. Все началось, когда она вернулась в бар, чтобы выяснить, что произошло во время визита куриан. У Эвы, оказывается, были почти магические способности в выпивке, что повлияло на выбор именно ее для этой миссии. Она оттолкнула полицая в сторону, уткнув его воняющую перегаром морду в пол.

Бармен вернулся, выбросив на улицу моряка, в сопровождении первого помощника Сильвертан.

— О’кей, Малыш, ну-ка вставай. Светает, капитан ждет тебя и Стефанич назад.

Стефанич встала со вздохом облегчения.

Валентайн посмотрел на первого помощника из-под красной фирменной футболки Бункера, надетой на голову в стиле фараона.

— Ну, Сильвертан. Ну, ждала всю ночь, еще пару часов подождет. Отвянь! — пробормотал он, запинаясь больше от усталости, чем от алкоголя.

— Стефанич, ну-ка давай его поднимем! — приказала Сильвертан. Две женщины подхватили Валентайна и подняли на ноги. Валентайн подмигнул Сильвертан.

— Я сказал — отвянь! — выкрикнул он так громко, что даже разбудил дремлющих полицаев. Валентайн схватил каждую из них за волосы и, как показалось со стороны, стукнул их головами друг о друга. На самом деле удар приняли его руки.

Затем, пошатываясь, все трое направились к выходу. Посмотреть на это собрались все, даже задремавшая было Дениз. Мужчины одобрительно рычали каждый раз, когда Валентайн хлопал одну из женщин по заднице, а женщины радостно взвизгивали, когда Сильвертан или Стефанич исхитрялись пребольно ущипнуть Валентайна. Девица с голым торсом засунула два мизинца в рот и присвистнула, когда Стефанич подвела итог борьбе мощным, точным и слишком натуральным ударом, куда положено. Валентайн согнулся, как складной ножик, и рухнул на пол.

Герцог встал на ноги, отряхивая опилки со своей ослепительной формы. Он присел на колени рядом с Валентайном и помог держащемуся за пах товарищу по выпивке подняться.

— Возвращайся-ка на корабль, Малыш. Не то чтоб совсем малыш, да?

Валентайн вымученно улыбнулся.

— Слушай, в следующий раз будешь в Чикаго, поищи меня. Я, знаешь ли, там в ответе за О и У, это Отдых и Увеселение для тех, сам понимаешь, кто достаточно умен, чтобы присоединиться к курианам. Я живу над баром под названием «Веселые Трефы». Улицу Раш легко найти. Эта часть города по ночам освещена, кроме нее разве что Зоопарк освещают.

Я обслуживаю сливки из сливок общества, понимаешь? Выполняя приказы этих стерв, я думаю, вы с твоим напарником не дождетесь, когда вас обслужат. Я тебя угощу. О’кей?

— Спасибо, Герцог, — сказал Валентайн, поправляя брюки.

— Ты мне нравишься, Дэйв, — сказал Герцог, а потом добавил еще тише, на ухо Валентайну: — Если пришвартуешься к большой пристани с еще одним грузом белого порошка, я присмотрю за тем, чтобы ты вышел из порта капитаном. Ты понял меня? Просто зайди и найди меня, в «Веселые Трефы», как я сказал. Мы с тобой поладим.

Валентайн потер больное место.

— Спасибо за совет.

Сопровождаемый Сильвертан с одной стороны и Стефанич — с другой, Валентайн падал от усталости, но шагал обратно на корабль.

— Что все это значит, Валентайн? — спросила Сильвертан, когда они забрались обратно на борт. — Чего это ты перед этим окольцованным клоуном пресмыкался?

— Он влиятельный человек там, где он живет. Иногда полезно просто знать имена таких типов.

Чуть позже тем же утром «Белая Молния» высадила Харпера и Валентайна на пустынной полоске берега к северу от того места, где они встретились.

— Прошу прощения за пинок, — сказала Стефанич, пожимая руку Валентайну, — не будешь зла держать?

— Не думаю, что буду вообще держать какое-то время, — ответил Валентайн. — Но спасибо, что спросила.

Капитан подарила им по галлону рома, привезенного с Ямайки.

— Озерный флот всегда готов помочь, — сказала она, протягивая им обоим по карточке со своим именем. — Если слово «белый» обязательно будет в названии, то вы не ошибетесь — корабль принадлежит флоту. Или иностранная версия, blanc например. Просто дайте им эту карточку и скажите, что я вам обязана.

— Спасибо, капитан Досс, — сказал Харпер.

— Ваш слуга, мэм, — добавил Валентайн.

Волки взвалили на плечи по мешку почты для Южного округа. Когда они выпрыгнули из лодки, снова промочив ноги в водах озера Мичиган, тяжесть винтовок напомнила им о серьезности путешествия.

— Расскажем Гонзо обо всем этом? — спросил Харпер.

— Зачем? — сказал Валентайн с хитрым блеском в глазах. — Он пропустил скучнейший вечер с какими-то моряками. И то, о чем он не знает, не расстроит его. Но я ему возмещу. Отдам ему сувенирную футболку из Бункера.

 

10

Центральный Висконсин, сентябрь сорок третьего года правления куриан

К северу от трассы и железнодорожной дуги, соединяющей Милуоки с Городами Близнецами, Висконсин под правлением куриан — невспаханная целина. Густые леса из сосны и дуба скрывают оленей, лосей и кабанов. Четвероногие волки охотятся на всех, и бывает, что они даже отбирают добычу у медведя или росомахи.

Несколько лагерей дровосеков, снабжающих древесиной весь юг округа, разбросаны в районе Ошкош и Грин-Бей. Охотники и трапперы с реки Меномини тоже бывают в этих местах, спускаются по реке Висконсин в графство Деллс для торговли шкурами.

Курианское правление начинается с пояса дорог, соединяющих Милуоки, Мадисон, О-Клэр и Сент-Пол в Миннесоте. В южной части штата по-прежнему расположены фермы, преуспевающие в выращивании кукурузы и производстве молока.

Три курианских лорда, известные как Триумвират, контролируют эти фермы, шахты и линии коммуникации от пригородов Милуоки до Ла-Кросс. Из своего мрачного гнезда на холме, под куполом здания правительства штата Висконсин, они управляют Жнецами от Фон-дю-Лак до Платвилля, от О-Клэр до Белоя.

Под пятой куриан людям приходится терпеть новый порядок. Они зажаты между собственным выживанием и наживанием полицаев. Они сами могут управлять своими фермами, в отличие от Небраски, Канзаса и Оклахомы, где организованы механизированные коллективные лагеря.

Но недавно новая тень легла на регион. Слухи, распространяемые водителями молочных грузовиков и дорожными командами, говорят о новом курианском лорде, о том, что превратили в крепость красивую деревушку Нью-Гларус. Для хуторян и городских жителей это означает, что еще штук тринадцать голодных Жнецов будут выходить ночами на сбор своей жуткой жатвы.

Волки встали лагерем на холмах над рекой Висконсин, рядом с Спринг-Грин. Двое могли видеть реку на мили вокруг. На нескольких электрифицированных фермах горели фонари на крылечках, но одного холма, помеченного на карте как Башенный, жители, казалось, остерегались. У его подножия и на мили вокруг не было никаких поселений.

Лагерь Волков стоял чуть ниже холма, в руинах того, что когда-то, очевидно, было сценой на открытом воздухе. Валентайн обследовал искореженный и заросший подлеском деревянный театр, угнездившийся на склоне холма. Он напомнил ему об упрощенной версии сцены в Пограничных Водах, той, на которой Бобби Ройс получил заветное ружье. Казалось, это было миллион жизней назад.

Лейтенант в задумчивости шагал по доскам пола. Были ли люди в этих поселениях сумасшедшими? Зачем тогда все потери, все страдания, причиненные бесконечными сражениями? Под курианами, конечно, жить можно. Должно быть, следует переждать шторм, повернуть ветер в свою сторону, выторговать некую степень независимости, вместо того чтобы сражаться за нее. Валентайн думал о способности своей расы к адаптации. Вот взять, к примеру, Озерный флот. Они работают на самом краю курианской зоны, бросая семена раздора в эту систему и в то же время получая доход. Затем вспомнились Штайнер и его команда, пытающиеся построить что-то новое вместо того, чтобы поддерживать жизнеспособность старого. Или упорство Южного округа, меньшего по численности населения и оружия, стоящего в своей холмистой твердыне и оттуда бросающего вызов курианам. Даже маленькие очаги тщательно спрятанной цивилизации, такие как Пограничные Воды, поддерживали сражающихся тем только, что выживали.

Его размышления прервались внезапной дрожью и звоном в ушах. С застывшим ужасом кролика в тени орла он ощутил Жнеца. Валентайн спрыгнул со сцены и направился вниз по холму к небольшому скоплению хижин. Жнец, как ему казалось, поднимался на Башенный холм, принося в ночной лес зловещую тишину. Даже сверчки перестали петь.

Валентайн вошел в лагерь Волков. Они остановились в двухкомнатном домике с такими маленькими окнами, что отсутствие стекол было почти незаметно.

В большей комнате Волки устроили лошадей. Валентайн приложил палец к губам, другой рукой сделав жест, означающий, что поблизости Жнец. Гонсалес и Харпер вынули из чехлов винтовки и проверили паранги.

Все трое сконцентрировались на понижении выброса жизненной энергии, сидя спиной к спине и скрестив ноги. Лошади выбрасывают не больше ауры, чем группка оленей, в лесу было полно живности, чтобы сбить Жнеца с толку, даже если он пройдет совсем рядом.

Нужно только хорошенько спрятать свой разум.

Подавляя мысли и успокаивая дыхание, Валентайн обнаружил, что чувствует Жнеца на вершине холма, к западу. Шли минуты, затем прошел час, и кровопийца двинулся прочь на запад, а по спине Валентайна потек липкий пот.

— Близко прошел, даже слишком. На волосок были, — сказал Валентайн своим товарищам. — Может, перенести лагерь, на всякий случай, если он кружит в холмах?

— Отличная идея, — согласился Харпер, — я хоть всю ночь буду идти после такого.

Они постановили двигаться на юг, решив, что со Жнецом нужно обходиться, как с торнадо: лучше избежать его, двигаясь под прямым углом к его пути. Пока Харпер готовил лошадей, а Гонсалес прятал следы их пребывания, Валентайн осторожно поднялся на Башенный холм, с винтовкой наготове. След тяжелых шагов читался легко. Жнец стоял на вершине около часа. Валентайн хотел бы знать почему. Переговорив с Харпером, он поднялся на возвышение над сценой и осмотрел горизонт.

В двух-трех милях на юго-восток пламя подсвечивало облачную ночь. Похоже было, что за перелеском горела пара зданий. Валентайн разглядел небольшую силосную башню, освещенную красно-желтым светом огня. Возможно, у Жнеца был лучше вид с западной точки Башенного Холма, но непохоже на Жнеца было то, что он стоял и смотрел просто из интереса.

Пламя казалось неестественно ярким. Валентайн пожалел, что ветер дует не с той стороны, и он не чует дыма.

Он вернулся к Гонсалесу и Харперу.

— Там большой пожар, — объяснил он, — думаю, амбар или дом. Мы хотим проверить? Это на этой стороне реки, так что доберемся легко.

— А ты хочешь там оказаться? — спросил Харпер. — Если это чей-то дом, соседи сбегутся со всех сторон. Очень будет на руку Жнецу — в суматохе кого-нибудь утащить.

— Я думал, мы идем на юг, — сказал Гонсалес.

— Да, в сущности, так и есть. Но я думаю, Жнец какое-то время смотрел на то, что там происходит, просто смотрел. Мне кажется, стоит проверить.

Харпер пожал плечами:

— Ты начальник, ты и музыку заказываешь. Я ничего не имею против того, чтобы посмотреть, как горит дом. Но мне не нравится то, что мы принимаем решение, исходя из предположения о поведении вампира. Что-то мне говорит, что это хороший способ попасться к нему на жало.

— Да ладно, у лейтенанта радар что надо, прорвемся, — сказал Гонсалес.

— Надеюсь. — Отозвался Харпер. — Ну так пошли, пока патрули не проснулись.

Они шли в темноте, ведя лошадей на поводу. Гонсалес шагал впереди, выбирая дорогу, за ним шли Валентайн и Харпер, ведя по две лошади.

Когда они подошли ближе, Валентайн решил, что горящим зданием была еще одна заброшенная ферма. Такие уже встречались им по пути.

Новый лес разрастался в лугах, где когда-то паслись фермерские коровы. Волки привязали лошадей у мелкого ручейка, и те сразу принялись пить из лужиц между камнями.

Огонь, мигающий сквозь лес с тонкими стволами молодых дубков, был хорошо виден. Волки подползли футов на пятьдесят: все, что осталось от четырех строений, одно из которых было явно амбаром, уже рухнуло и превратилось в угли. Если бы не ежедневные дожди прошедшей недели, пожар мог бы перекинуться в лес.

Харпер сплюнул.

— Ну ладно, лейтенант, вот твой пожар, что теперь?

— Ни семьи, ни соседей, — задумчиво сказал Валентайн, — должно быть, пустовало. Да и эти поля не выглядят возделанными. Не видел тут ничего, кроме заборных столбов с остатками проволоки. Так почему оно горит?

— Может, патруль проходил мимо и решил оживить ночь небольшим фейерверком, — предположил Харпер. — Та дорога, с запада на восток, что мы пересекли вчера, должна где-то здесь проходить.

— Возможно, — согласился Валентайн. — Если так, они не пожалели горючего. Чувствуете? Даже отсюда. Похоже на бензин.

Гонсалес и Харпер принюхались.

— Напоминает напалм, — сказал Харпер, — гроги его использовали при Сидер-Крик. Наполнили им старую пожарную машину и полили пару зданий, в которых засели наши ребята, а потом подожгли.

— Хорошо бы еще днем посмотреть, — сказал Валентайн, — можем подождать еще пару часов, перед тем как выступать. Вернемся к лошадям и поищем безопасное местечко для ночлега.

По выражению лица Харпера Валентайн понял, что идея насчет ночлега показалась его подчиненному первой здравой мыслью, высказанной командиром за этот вечер.

Дневной осмотр руин поведал конец истории, но не начало. Гонсалес скорчился в укрытии на дороге, готовый бежать со всех ног обратно к пожарищу при первых признаках патруля, но, пока Волки рассматривали угли, по дороге проехал только трактор, груженный скотом.

— Это бессмысленно, — сказал Валентайн ничуть не заинтересованному Харперу, — у нас тут четыре горящих здания, ну, три и сарай. А это что за три пепелища?

Валентайн показал на почерневшие круги на земле около двадцати или тридцати футов в диаметре. Круги были разбросаны вокруг зданий на лужайке перед домом и садом.

— Странность номер два. Посмотри, как дом разрушен. Все балки раскиданы, но только в западном направлении. Как будто связку динамита взорвали на восточной стороне дома.

Харпер пожал плечами:

— Может, полицаи тренировались во взрывотехнике?

— Тогда где воронка? И фундамент в приличном состоянии. Эти блоки были бы разрушены, если бы кто-то положил туда заряд. И посмотри-ка на эти деревца. Они сломаны где-то на высоте трех футов, но верхушки лежат по направлению к дому. Такого от взрыва не бывает. Странность номер три: яма, вырытая в земле у сарая.

Мужчины подошли к руинам здания рядом с почерневшей колонной все еще стоящей силосной башни. Треугольная борозда, трех футов в длину и почти два в глубину, была вырыта в земле по направлению к сараю.

— Чем это сделано? — спросил Валентайн. — Патруль привез экскаватор? Это вырыли одним движением.

— Ну, поймал меня, Шерлок, — сказал Харпер, снова пожав плечами.

— И вот, наконец-то. Нет следов шин. Если только они не специально выжгли кустарник — чтобы замести следы.

Валентайн сел на колени и принюхался к обугленному дереву. Оно все еще хранило едва различимый запах бензина или чего-то медицинского, вроде камфары.

— Кто-то идет, — предупредил Харпер, быстро передвинувшись за силосную башню с винтовкой на плече. Валентайн бросился на землю, расслышав шаги из леса. Кто бы это ни был, он не делал попыток передвигаться тихо.

Мужчина средних лет в выцветших синих штанах и тельняшке вышел из-за деревьев. Не выказывая признаков удивления, он осмотрел пепелище, потом снял бейсболку и вытер пот с лица и шеи желтым носовым платком. Остатки волос на его лысеющей голове были седыми.

— Кто бы вы ни были, — выкрикнул он, — вы ранние птички! Выходите и покажитесь, я не вооружен.

Валентайн жестом приказал Харперу оставаться в укрытии. Гонсалес исчез, возможно, залег в заросший кювет у дороги. Валентайн выпрямился, хотя всей кожей ожидал снайперской пули.

— Доброе утро и вам, сэр, — ответил он, — я просто шел мимо.

— Ты имеешь в виду «мы шли мимо», — проворчал сельский житель, — я видел твоего товарища за башней. Если уж ты не местный, назовись, сынок.

— Дэвид, сэр. Я из Миннесоты. В гостях, как говорится.

Человек улыбнулся.

— В таком случае я бы спрятал винтовку. Не знаю, как в Миннесоте, но в этих местах вампиры убивают за ношение оружия, но и не только за это, конечно.

— Спасибо за совет. Мы пытаемся пройти эти места, не привлекая внимания. Вы здесь поблизости живете, сэр?

— Всю жизнь. Меня зовут Густафсен. Я теперь вдовец и без детей остался. У меня маленькая ферма вверх по дороге. Я увидал зарницу и подумал, что это ферма старого Бауэра. У меня своих-то забот мало, так что, как говорится, во все чужие нос сую, просто чтобы чем-нибудь заняться.

Это может быть и хорошо, и плохо.

— Здесь кто-нибудь жил?

— Нет, с тех самых пор. В семье Бауэр все умерли от одержимости. Никто больше не хотел здесь жить. Это Богом забытое место.

— Я вот думаю, с чего вдруг загорелось? Были дожди, но не молнии.

Густафсен усмехнулся:

— Я и сам думаю. Я слышал от возниц, что здесь было несколько странных пожаров этим летом. Все началось, как раз когда новый Большой Босс появился в Гларусе. С того времени здесь стало заметно хуже. Люди исчезают почти в каждом городе, и я думаю, вы знаете, что это значит.

— Меня удивляет, что вы задаете вопросы, мистер Густафсен. Во многих местах это не приветствуется.

— Любопытство — вот все, что у меня осталось, Дэвид.

Густафсен засунул руки в карманы, он разговаривал с Валентайном стоя с ним бок о бок, как было принято в этих местах.

Оба смотрели на останки дома и сарая.

— Я прожил хорошую жизнь, учитывая обстоятельства. С тех пор как мою Энни взяли, мне от этой жизни больше ничего не нужно, я уже готовлюсь к следующей.

Валентайну он сразу, инстинктивно, понравился. Лейтенант даже подумал, не позвать ли его с собой на юг. У них была запасная лошадь. Да и Южный округ, в конце концов, всегда рад еще одному фермеру.

Густафсен тем временем продолжал:

— Я не очень-то образованный человек, они не любят школ. Но у меня хватит мозгов понять, что люди в одежде из оленьей кожи и с винтовками, которые держатся подальше от дорог, означают для них беду. Так что если вы, мальчики, захотите остановиться в моем доме, я поделюсь с вами всем, что у меня есть. Может, вам нужно отдохнуть пару ночей в постели.

У меня найдется. И мне по душе компания.

— Спасибо за предложение, мистер Густафсен. Действительно, большое спасибо. Но нам нужно идти на восток, — соврал Валентайн на всякий случай. — Если бы вы могли поделиться мешком овса для лошадей, мы были бы вашими должниками, сэр. Но я очень хотел узнать про эти пожары. Вы, кажется, держите ухо востро.

— Да, меня это зацепило так же, как тебя. Один старик видел что-то вроде воздушного судна над огнем. Я не знаю точно, где и когда, я эту историю из третьих рук слышал. Как дирижабль с картинки. Он говорил, что тот двигался с помощью парусов. И у меня есть теория о том, откуда он: из Блу-Маундс. Говорят, приблизиться туда сейчас на пять миль означают смерть.

Что бы там ни происходило, там много войск. Патрули снимают урожай со всего штата, отбирают хороший молочный скот и свиней. Будет нелегкая зима.

— Похоже на то. Говорите, это новый Большой Босс в Гларусе?

— На карте значится как Новый Гларус, — поправил Густафсен.

— Мы, пожалуй, обойдем его стороной, — еще раз солгал Валентайн. Он не должен был исключать вероятности того, что Густафсен мечтает о медном кольце.

— Умно с твой стороны, сынок.

Через два часа Валентайн присоединился к своим Волкам с двумя мешками овса, переброшенными через широкую спину Моргана.

— Нормально прошло? — спросил Гонсалес.

— Конечно. Он дал мне корм, я посмотрел на его дом. Он, кажется, вполне приятный мужик. Я просто не хотел, чтобы он вас видел, так, на всякий случай.

— Теперь-то мы поедем? — спросил Харпер.

— Кажется да. Знаете, у Жнецов что-то затевается в Блу-Маундс. Это примерно десять миль к юго-востоку отсюда. Холмистая местность, полно укрытий. Я хочу поехать и посмотреть, что там.

Харпер кивнул:

— Ну, не такой уж круг. Хочу вот только спросить напрямую, лейтенант, прошу прощения. Ты имеешь что-то против возвращения в Озарк? Ты что, женат на такой стерве, что хочешь находиться подальше от Территории? Мы могли бы быть на полпути к Миссисипи сейчас. Мы курьеры, а не Коты.

— Если бы я знал в округе хоть одного Кота, я бы конечно, поручил ему это дело. Но здесь кто-то летает и бросает бомбы, и об этом должно знать командование Южного округа. Особенно с учетом того, что это нечто летает бесшумно. Вы видели те маленькие машинки с пропеллерами, что куриане пытались использовать против нас. Они рычат, поэтому мы их слышим и готовимся к бою заранее. А эти летают ночью. Не слышал, чтобы в наши дни на такое был способен самолет или вертолет.

— Может, они пытаются научить гарпий летать группами и бросать бомбы? — вслух подумал Гонсалес.

— Может быть. Может быть все что угодно, Гонзо. Куриане только и делают, что выдумывают гадости на наши головы. Но Южному округу нужны факты. Мы все равно здесь. Когда вернемся, может быть, будем знать, о чем говорить.

— Ну, что дальше в программе тура лейтенанта Валентайна по Юго-Западному Висконсину? — усмехнулся Харпер.

Валентайн сверился с картой и компасом.

— Небольшой переход вон в том направлении. Что чует твой нос сегодня утром, Гонсалес?

— Мечтает об аромате похлебки в большом котле Пателя прямо сейчас, сэр. Но работает нормально, сэр.

— Надеюсь, что так. Он нам понадобится.

«Надо отдать должное курианам, — подумал Валентайн в середине дня, когда они добрались до линии заборных столбов, — они умеют передавать сообщения простыми для понимания символами».

Волки остановили коней перед линией проржавевших металлических столбов. На каждом из них, на расстоянии десяти ярдов, висел, ухмыляясь, вылинявший человеческий череп. Линия предупреждения тянулась в лес по обе стороны, и каждый череп на ней смотрел вперед, безмолвно предупреждая о том, что проход запрещен.

— Господи Иисусе! — прошептал Гонсалес.

Валентайн мрачно провел мысленный подсчет. Густафсен сказал, что подходить на пять миль к Блу-Маундс означает смерть. Примерно тридцать миль по периметру. Получалось что-то вроде пяти тысяч черепов. Тот, что был на столбе прямо перед ними, казался детским.

Валентайн спешился и вынул винтовку из кожаного чехла.

— Осмотрюсь вокруг. Сержант Харпер, остаешься с лошадьми. Если услышишь выстрелы, попытайся побить все рекорды по пути на запад. Гонсалес, это работа на одного человека, но мне бы хотелось иметь твои уши и нос под рукой, так что решай сам.

Гонсалес снял свою широкополую шляпу и почесал загривок.

— Лейтенант, после посвящения меня обучал старый Волк по имени Вашингтон. Вашингтон говорил мне: «Виктор, только идиоты и герои идут добровольцами, а ты не герой». Но, если я останусь, значит, эти черепа работают. Не хочу думать, что нечто, изобретенное Жнецами, работает.

Он соскользнул с коня и начал рассовывать по карманам патроны из седельной сумки.

— Лейтенант, — сказал Харпер, — будь осторожнее. Я вижу много следов, прямо за этой сторожевой линией. Я отведу лошадей в расщелину, которую мы пересекли на пути сюда, и буду ждать вас. Возвращайтесь. Я приготовлю кофе на троих. Не хочу потом выливать его.

— Спасибо, Харпер. И никакого героизма. Если что-нибудь слышишь — сразу сваливаешь. Я не смотрел, что там в мешках с почтой, но вполне возможно, они важнее, чем мы.

Валентайн и Гонсалес передвигались медленно, по лесным зарослям, зигзагами приближаясь к верхушкам холмов, которые они иногда видели сквозь деревья. Они шли на манер игры в чехарду: сначала один проходил вперед, прятался, затем мимо и вперед проходил второй.

Был теплый, немного облачный день. Случайные солнечные лучи, пробивающиеся через заросли, поднимали настроение. Жнецам такая погода не по вкусу. Однако прошло немного времени, и ватные облака начали сбиваться в кучи и темнеть с изнанки: собирался дождь. Волки нашли коров — стадо из черно-белых буренок пряталось от жары на краю леса.

— Это то, что нам нужно, — сказал Валентайн, — я не вижу пастуха. Может, они их только к ночи собирают?

— То, что нам нужно? — прошептал Гонсалес ему в спину. — Тебе что, нужны сливки к кофе?

— Нет. Давай подберемся к стаду. Держись пониже в кустах.

Они подобрались к коровам, которые окинули их безразличным взглядом. Животные стояли и лежали в тени, помахивая хвостами, ритмично и лениво двигая челюстями. Примерно тысяча мух на одну буренку жужжала над стадом.

— Нам нужна маскировка. Вонючая желательно, — сказал Валентайн, наступая в свежую, усиженную мухами лепешку. Его мокасин почти исчез в вонючей массе. Гонсалес повторил маневр.

— Это из-за следов там, у забора? — спросил Гонсалес.

— Да. Я видел собачьи следы рядом с отпечатками копыт. На случай, если они возьмут след. Запах коров может запутать собак. Наступи в пару разных лепешек, давай. Ага, — сказал Валентайн, направляясь к одной из стоящих «молочных фабрик».

Корова подняла хвост и выпустила очередь полужидких отходов. Валентайн быстро провел ногой по теплой луже, а затем опустил туда по очереди оба колена.

— Держи ухо востро, Гонсалес. Будет жарко, если один из них все-таки нас засечет.

До слуха Валентайна донеслось бормотание его разведчика:

— Даже думать не хочу, даже не хочу об этом думать.

Оставив коров позади, но взяв с собой их запах, Волки стали подниматься на холм, по-прежнему стараясь держаться под покровом деревьев.

— Вот тебе и мой хваленый нос, Вал. Я слышал про волков в овечьей шкуре, но это уже переходит всякие границы.

— Значит, сосредоточься на ушах, — предложил Валентайн.

У основания холма нашлись следы. Судя по этим следам, недавно здесь проехал транспорт. Впереди, на склоне, они увидели металлическую платформу, выступающую над кронами деревьев. Платформа выглядела как сторожевая башня, но у нее не было ни стен, ни крыши.

— Может, еще строят, — вслух подумал Гонсалес.

Разведчики двигались вверх по лугу с редко раскиданными деревьями, подбираясь к башне. Очертив полукруг, прислушиваясь всю дорогу, охотники подошли к основанию башни.

Платформа держалась на четырех металлических опорах, утопленных в цементе. Она была построена из тяжелой стали, хорошо заклепана и стянута скобами. Никакой лестницы, ведущей наверх, не было. Сооружение выглядело достаточно новым, шрамы на земле от постройки уже заросли травой, но еще не исчезли.

— Что за чертова башня? — удивился вслух Валентайн. — Такая куча стали — ради чего?

Гонсалес опустился на колени рядом с башней.

— Смотри-ка сюда, сэр. Эти следы: маленькие, узкие сапоги с тяжелыми каблуками. Почти такие же маленькие, как у женщины.

— Жнец?

— Думаю, да, — ответил Гонсалес.

По позвоночнику Валентайна пробежали искры электричества. Жнец стоит на платформе? Сторожит? Что? Смотрит? На что? Что здесь такого важного, чтобы Жнецы стояли у куриан на страже?

Лейтенант посмотрел на перекрестные скобы. Если хватит сил, можно попытаться залезть наверх. Капюшоннику это не составит труда, разумеется, но человеку будет трудновато.

— Я заберусь туда. Посмотрю, не видно ли чего-нибудь с высоты. Может, оттуда будет понятнее, что там происходит.

— Сэр, — сказал Гонсалес, — я бы не советовал. Послушайте.

Валентайн напряг слух и услышал грохот копыт, эхом отдающийся откуда-то из-за холма. Много копыт. Было ощущение, что этих всадников вряд ли испугают знаки, нарисованные на прикладе винтовки.

Он посмотрел на Гонсалеса, заметил тревогу в глазах разведчика и кивнул.

Они побежали.

То, как бегают тренированные Волки, надо видеть, чтобы поверить. Они развили невероятную скорость в густом лесу, такую, что ни лошадь, ни всадник в этой местности не догнали бы их. Они перемахивали через поваленные стволы с легкостью оленя, их шаги, как и их дыхание, казались не по-человечески легкими. Беглецы только чуть наклонялись вперед, расчищая ветки на пути. Топот лошадей растаял позади, поглощенный холмами и лесом.

Волки добрались до коровьего луга почти в миле от металлической платформы меньше, чем за четыре минуты. Валентайн сменил курс и снова оказался в лесу. Все еще бегом они почти добрались до линии черепов, когда Гонсалеса подстрелили.

Пуля ударила его в левый локоть. Гонсалес дернулся, споткнулся, но продолжал бежать, прижимая покалеченную руку к телу.

Снайпер запаниковал, увидев, что Гонсалес направляется прямо на его укрытие. Он встал, напоминая чудовищное привидение болотного тролля с зелеными отростками, как у плакучей ивы, и снова поднял винтовку, когда Гонсалес был уже в каких-то десяти ярдах. Раздался выстрел, и Волк бросился на землю. Валентайн, бегущий в нескольких ярдах позади, слишком тяжело дышал, чтобы стрелять. Он перехватил винтовку и прибавил скорости.

Длинные ленты на камуфляже полицая, свисающие с его рукавов, запутались в винтовке. Пока снайпер с ними боролся, Валентайн размахнулся ружьем, как бейсбольной битой, используя свою скорость, чтобы добавить удару силы. Он ударил снайпера в живот. Пока задыхающийся полицай пытался подняться на ноги, Валентайн бросил ружье и выхватил паранг, наступил на спину врага и ударил по незащищенной шее. Один раз, второй, третий. Удары были приятны, до отвращения приятны, он выпустил свой страх и гнев, глядя, как безглавое тело еще дергается в нервных конвульсиях.

Валентайн подошел к Гонсалесу, который сидел на земле. Его трясло, и он ругался по-испански.

— Vamos! — сказал он сквозь сжатые зубы. — Давай! Беги за лошадьми, я догоню.

— Мне надо отдышаться, — ответил Валентайн, нисколько не покривив душой. Он прислушался к далекому конскому топоту. Они были еще далеко.

— Нет, сэр… я догоню.

— Давай-ка жгут наложим на твою руку. Не хочу, чтобы ты оставлял кровавые следы. Хорошо, что ноги целы, — сказал он, отрывая кусок от маскировочной формы снайпера, полоски которого как раз очень подходили для этой цели. Его руки выполнили работу точными, быстрыми движениями. — Ага, а вот это будет все держать, — добавил он, просовывая кусок веточки в узел. — Ну как, чувствуешь себя так плохо, как выглядишь?

— Хуже. Я думаю кость совсем того…

— Держись пока. Сделаем перевязь, повесим через плечо, когда доберемся до лошадей, — сказал Валентайн.

— Валентайн, это loco. Loco, сэр, безумие. Я далеко не уйду. Может, мне найти какой старый подвал, дыру какую-нибудь, зарыться туда на пару дней?..

— Хватит споров, герой. Пошли. Они приближаются. Я возьму твою винтовку.

Волки направились сначала шагом, потом спокойным бегом к линии столбов. Каждое движение — мука для него. Они миновали черепа и вошли в долину.

Две лошади ждали их, поводья были привязаны к суку. К седлу Валентайнова Моргана была привязана записка. Валентайн развернул бумагу и прочел написанное карандашом: «Исполняю приказ. — Удачи. — Благословит вас Господь. — Р. Х.»

И тебе того же, сержант. Валентайн вдруг почувствовал себя одиноким и беззащитным. Но Гонсалес не должен был этого заметить.

— Харпер ушел на запад. Мы пойдем на юго-запад. Если будет два следа, может, это собьет их с толку. Прости, Гонзо, но скакать придется быстро. Я тебе помогу сесть в седло.

Валентайн подтянул подпруги на обеих лошадях и подсадил Гонсалеса в седло.

— Я возьму поводья, ты просто сиди и наслаждайся поездкой.

— Ага, буду ловить кайф, — ответил Гонсалес. На его губах мелькнула улыбка или просто неконтролируемая гримаса.

Когда всадники выехали из расщелины, Гонсалес держался в седле, но был бледен от боли.

Валентайн меньше всего рассчитывал, что dei ex machinae окажется грузовиком для перевозки скота.

Сначала они скакали галопом, затем Валентайн придержал лошадь, беспокоясь за товарища. Гонсалес с таким темпом долго не продержится. Он заметил разбитую дорогу, слишком плохую даже для этой части страны, и решил держаться параллельно ей.

Волки поднялись на холм, отдохнули и осмотрелись перед тем, как двинуться дальше. Гонсалес сидел в седле как жалкое пугало, привязанное к стременам.

Валентайн увидел небольшую группу ферм. Далеко впереди виднелась серия голых, тянущихся к юго-западу холмов. Справа извивался небольшой ручеек, заворачивая к югу, там он пересекал тропу под живописным крытым мостиком. Мостик казался в приличном состоянии, что говорило о том, что этим направлением пользуются часто.

— Ну ладно, Гонзо, — сказал Валентайн, поворачивая коня, — теперь уже немного осталось. Пройдем по этому ручейку. Я хочу найти нам машину.

— Мы бросим лошадей? — прохрипел Гонсалес.

— Да. Ты так ехать не можешь. Кстати, ты знаешь, как водить машину?

— Возможно. Я рулил пару раз. Тебе придется, правда, переключать передачу… моей рукой… А ты не умеешь водить?

Валентайн передернул плечами.

— Играл в детстве в разбитых машинах, но понятия не имею, зачем там педали.

— Сэр, давай пройдем подальше вдоль ручья. Найдем какое-нибудь тихое место и заляжем там на время.

— Они уже поняли, в каком направлении мы ушли.

Стало быть, они за нами гонятся, даже если мы ничего не видели. Помни, мы их человека убили. Нам этого так не оставят. Если верить старому Густафсену, у них здесь немало сил, так что могут и прочесать местность. Мы должны двигаться быстрее, чем они, а это нелегко. К тому же у них, скорей всего, есть радио. Значит, нам нужна машина. Судя по следам, Харпера и нашим, они будут искать нас на западе. Если пойдем на восток, выйдем из любого оцепления.

Валентайну претила мысль бросить надежного Моргана. Его конь отличался скоростью и выносливостью. Но их шансы уменьшались, и риск становился единственной надеждой на спасение.

Гонсалес устало кивнул. Сил спорить у него не было. Он считал, что нужно быть осторожнее в любых маневрах со Жнецами, и предпочитал укрыться. Гонсалес всего боялся.

Они спустились с холма. У мелкого ручья, который тек по каменистому руслу, Валентайн спешился и взял в руки поводья от обеих лошадей. Он надеялся, что местная фермерская детвора не проводит время за рыбалкой.

Волки добрались до крытого моста. Осмотрев туннель, Валентайн привязал лошадей к бревну и помог Гонсалесу выбраться из седла. Разведчик провалился в сон или бесчувствие, как только Валентайн уложил его на землю, подсунув под голову скатку.

Валентайн забрался на заросший кустарником берег. Он нашел место, откуда дорога просматривалась на расстоянии мили в каждом направлении. Асфальт был в заплатках, как шахматная доска, словно гиганты с ногами, испачканными в смоле, играли в классики на дороге. Мост являл собой странную конструкцию из чужеродных элементов: рама из металла и бетона, явно докурианской постройки, была покрыта деревянным настилом. Крашеные, выцветшие деревянные планки гнулись и трескались от непогоды.

Жужжание насекомых, размеренное журчание ручья успокаивали, и Валентайн из всех сил боролся со сном. Он сосчитал дыры в крыше моста, облака и белые цветочки в форме колокольчиков.

Грузовик появился с востока. Это был трактор, тянущий прицеп для скота. Тягач медленно переваливался по ухабам разбитой дороги, словно пытался минимально нагружать старую подвеску. Когда машина подъехала ближе, Валентайн увидел, что дверца кабины либо утеряна, либо снята, а лобовое стекло со стороны пассажира покрылось паутиной трещин.

Валентайн взял винтовку и подошел к краю моста, держась так, чтобы его не заметили с грузовика. Он услышал, как машина замедлила ход, и шагнул в сторону, выходя наперерез с винтовкой у плеча. Волк прицелился в водителя.

Изношенные тормозные колодки возмущенно заскрежетали, и тягач остановился. В проеме двери показалась голова с лохматыми рыжими баками на красном лице.

— Эй, приятель, не стреляй! — выкрикнул человек так, словно каждый день только и занимался тем, что беседовал с людьми, наводящими на него винтовку.

— Вылезай оттуда, и я не буду. Я не хочу причинить тебе вред, мне нужен только тягач.

Показалась пара поднятых рук.

— Мистер, ты все напутал. Мы вас ищем.

— Кто это «мы»? — спросил Валентайн, держа в прицеле нос водителя.

— Некогда рассказывать, мистер. Я знаю, одного из вас зовут Дэвид. Вы трое из тех оборотней с юга, да?

Вы пошли посмотреть на Блу-Маундс, шпионы вампиров вас засекли и теперь закинули большую сеть, чтобы поймать вас. Я слышал по радио. Я тут ползаю по этой дороге вперед и назад уже час. Ищу ваши следы.

— Кто ты? — спросил Валентайн, чуть опуская дуло.

— Меня зовут Рей Вудс. Висконсин, база восемнадцать. Тот, с кем ты раньше говорил, Оуен Густафсен, он командир базы здесь, в Мадисоне. Мы вроде партизан: подбираем детей-сирот и вывозим из штата.

Валентайн отчаянно хотел ему поверить. Но Эвереди тысячу раз предупреждал их о ловушках.

— Прости, Рей, но я не могу тебе доверять. Если ты тот, за кого себя выдаешь, ты поймешь почему. Мы возьмем твой тягач, погрузим в него наших лошадей и уедем. Если ты тот, за кого себя выдаешь, пару часов ты никому об этом не скажешь. Я даже могу дать тебе затрещину, чтобы у тебя был убедительный синяк.

Вудс вцепился в свои баки, перебирая курчавые рыжие волосы.

— Возможно, ты и не можешь мне доверять. Но я собираюсь попросить тебя помочь моему другу.

Водитель грузовика выпрыгнул из кабины и подошел к маленькой дверце, вмонтированной сбоку. Он открыл ее и вытащил ящик с инструментами. Затем, как фокусник кролика из шляпы, вынул из узкой щели металлическую панель, а из-за нее — восьмилетнего мальчугана. Мальчик прижался к его ноге, ввалившимися глазами смотря на Валентайна.

— Это Курт, — объяснил Вудс, — он из Белоя. Его отца взял Жнец неделю назад, а мать просто исчезла. Мы хотим переправить его через Миссисипи в маленький городок под названием Ла-Крессент. Может, ты ему будешь доверять.

Валентайн посмотрел в глаза маленького мальчика и увидел в них боль и растерянность ребенка, чей мир распался в одно утро. Валентайн подумал, что он, должно быть, казался таким же отцу Максу, примерно десять лет назад. Вудс погладил ребенка по голове.

Учитывая рану Гонсалеса, Вудс был их последней надеждой выбраться из курианской зоны, их единственным шансом.

— Хорошо, мистер Вудс. Надеюсь, вы знаете, что делаете. Наверное, вы можете как-то заболтать всем зубы и провести мальчика из пункта А в пункт Б, но мы вооружены и нас ищут. Если вас поймают с нами, меньшее, что с вами сделают, — убьют. Если у вас есть семья, подумайте о ней, — сказал Валентайн, смотря на обручальное кольцо водителя тягача.

— У меня больше нет семьи, мистер, — ответил Вудс. — Знаете, не хочу стоять тут весь день, споря с вами. Так как?

— Что вы предлагаете?

Через десять минут тягач снова двинулся. Валентайн сидел во втором секретном отсеке кабины. Чтобы спрятаться, он должен был лечь и закрыть стальную панель. Гонсалес лежал рядом с мальчиком, где-то под Валентайном, за ящиком для инструмента и двойной задней стенкой.

— Конечно, если они учинят полноценный обыск, мы все мертвы, — сказал Вудс, перекрикивая громыхание мотора так, чтобы Валентайн его слышал, — Но я теперь назначен регулярным поставщиком скота в Блу-Маундс, да и раньше за мной ничего не водилось, по крайней мере ничего, о чем бы они знали, за шестнадцать лет — ничего! Ну, если только этот старый дизель меня не подведет.

Две лошади ехали в трейлере, спрятанные на самом виду рядом с клячами, которыми можно было только ворон пугать. Валентайн надеялся, что они выглядят достаточно измотанными, чтобы сойти за кандидатов на живодерню. Их седла и уздечки были засунуты в мешки с кормом. Еще парочка свиней и коров ехала в трейлере, помогая маскировке и добавляя аромат хлева.

Вудс слушал перекличку полицаев по маленькой рации, замаскированной под видавший виды приемник. Он объяснил, что единственное место, которое полицаи никогда не обыскивали на предмет оружия или радио, была эта старая коробка, видимо, болтающиеся провода и отсутствующие кнопки служили молчаливым свидетельством ее никчемности. Вудс просто открывал крышку и поворачивал ручку приемника внутри.

— Одна беда — это просто приемник. Посылать сигнал я не могу. Я думаю пристроить вас, мальчики, в семью в Ла-Грандж. Алан Карлсон — член базы, а его жена — медсестра. Она поможет твоему человеку. Кажется, почти все ищейки бросились за вашим третьим товарищем. Он оставил одну из лошадей у Риджвея, поэтому думают, что кто-то из вас прячется там. Они в этом местечке все вверх дном перевернули. Так что будем надеяться. Осторожно, подъезжаем к перекрестку. Тут могут быть посты.

Следующие полчаса Валентайн ехал в темноте, убаюкиваемый ленивым движением тягача. Они остановились у поста, но все, что Валентайн услышал, был краткий обмен приветствиями между Вудсом и парой незнакомых голосов.

Ферма Карлсона оказалась немаленькой. По словам Вудса, у фермера были весьма неплохие отношения с властями. Брат его жены считался кем-то вроде большой шишки у полицаев в Монро, поэтому у него редко бывали проблемы с поставками и инструментами для фермы. Он даже нанял в помощь работников. Под прикрытием того, что он заберет некий скот для ненасытной армии в Блу-Маундс, Вудс повернул тягач к крашеным белой краской зданиям.

— Лейтенант, можешь выходить, — сказал он, — мы у Алана Карлсона.

Валентайн вылез на пассажирское импровизированное сиденье — обивка, обтянутая изолентой, и наброшенное сверху одеяло. Дверь с пассажирской стороны также отсутствовала. «Патрули достали, хотят, чтобы тебя всего было видно. Прохладно мне зимой-то», — говорил Вудс.

Волк осмотрелся. Грузовик остановился между небольшим беленым домиком и добротным амбаром.

Двухэтажный дом с высокой крышей был отделен от дороги стеной деревьев и выглядел строением, которое пытается спрятаться от окружающего мира. Фундамент был глубиной в три фута и поэтому попасть на кухню можно было, лишь спустившись по бетонным ступеням.

Амбар же выглядел так, словно был готов завоевать всю окружающую территорию. Он прирастил пристройки, как живой организм, размножающийся почкованием.

Неподвижный фургон на колесах покоился тут же, в тени высокой силосной башни. Гараж, рядом с которым были припаркованы вагон для перевозки лошадей и старый добрый экипаж, стоял на узкой гравиевой дорожке, что извивалась вокруг амбара, как гигантское лассо.

Вдали, на заросшем лугу, стоял, очевидно неиспользуемый, сборный дом из гофрированного железа, рядом стоял сарай. На холмах, возвышавшихся за домом, паслись коровы. А еще дальше, на возвышенностях Висконсина, виднелись дальние фермы.

Задняя дверь дома открылась, и человек в новеньком синем комбинезоне и кожаных сапогах ступил на лестницу, ведущую к кухне. Он поправил невзрачную бейсболку на волосах соломенного цвета и повернулся, чтобы жестом поманить из дома мальчика.

Подросток, активно растущий, судя по тому как сидела на нем одежда, выскочил из дома стрелой. Кожа у него была черная, а волосы коротко стрижены. Он смотрел на грузовик с интересом. Карлсон сказал ему пару слов вполголоса, тот резво сорвался с места и побежал по дороге.

Собака с золотистой шерстью вылезла из-за амбара и, рухнув на землю в тени, принялась наблюдать за происходящим.

Вудс выпрыгнул из кабины и снова произвел трюк с открыванием ящика для инструментов. При виде раненого Гонсалеса Карлсон крикнул:

— Гвенни, один из них ранен! Ты нужна мне здесь!

— Мистер Карлсон, не знаю уж, что вы слышали по своим партизанским каналам, но меня зовут Дэвид и я хотел бы…

— Представишься потом, сынок. Давай-ка твоего человека вниз перенесем.

Рыжеволосая, крепко сбитая женщина быстрым шагом вышла из дома. На ней были простая рубашка из хлопка, джинсы и фартук, скроенный, словно для плотника. Она профессиональным жестом приложила пальцы к горлу Гонсалеса. Вудс обнял мальчика из Белоя. Валентайн и Карлсон поддерживали Гонсалеса с двух сторон, он был как пьяный и бормотал бессвязно по-испански.

Они вошли в дом через маленькую кухню и понесли Гонсалеса в подвал.

Подвал был уютный, с деревянными панелями, с кроватью и одеждой, похожей на ту, в которую был одет подросток, наблюдающий сейчас за дорогой. Миссис Карлсон нажала пальцем на сучок сосны на одной из панелей и потянула. Стена повернулась на центральной оси. Небольшая комната с тремя койками, крючками на стенах и умывальником скрывалась за дверью.

— Прошу прощения, что она не освещена, — сказала миссис Карлсон, — у нас на ферме нет электричества. Слишком далеко от Мадисона. Но есть вентиляционная шахта, которая идет от гостиной, здесь довольно хорошо слышно, что происходит наверху. Давайте положим раненого на постель.

Карлсон повернулся к лестнице, ведущей в основную часть дома.

— Молли! — позвал он, — неси сюда лампу!

Миссис Карлсон достала ножницы из кармана фартука и начала разрезать рукав кожаной куртки Гонсалеса.

— Как его зовут? — спросила она.

— Раненый мужчина среднего роста, — ответил Валентайн.

— Ну что ж, раненый, — сказала она с напором прямо ему в ухо, — можешь пошевелить пальцами? Пошевели пальцами, для меня. На раненой руке.

Гонсалес вышел из транса под действием ее слов. Его палец дернулся, и на лбу выступил пот.

— Может быть перелом. Или повреждены нервы. Я ведь не врач, и даже не медсестра, знаете ли, — сказала она на ухо Валентайну, — я повивальная бабка, о чьих способностях слишком много говорят, а я разве что со скотом могу что-то сделать.

— Мы за все будем вам благодарны, — ответил Валентайн. — Мне показалось, что пуля прошла навылет.

— Думаю, да. Может быть, только задела кость. Но мне кажется, что здесь слишком много рваного мяса для дырки от пули. С другой стороны, не то чтобы я много пулевых ранений видела. Постараюсь прочистить, насколько смогу. Мне нужен свет и еще вода. Молли, ну наконец-то! — сказала она, смотря в открытую дверь.

Молодая девушка лет семнадцати — восемнадцати, небольшого роста, с чертами лица, говорящими о хороших генах и о том, что она выросла на молоке и мясе, стояла на пороге комнаты. Ее светло-золотистые волосы были убраны в косу. Она была одета в мальчишеский голубой комбинезон и простую желтую рубашку: бесформенная одежда на размер больше только подчеркивала формы тела, которые должна была скрывать.

Девушка держала в руках лампу, излучающую теплый свет.

— Папа, ты с ума сошел? — спросила она, осмотрев собрание с подозрением. — Вооруженные люди? Если узнают, нам даже дядя Майк не поможет. Как…

— Помолчи, Молли, — перебила ее мать, — лампа мне нужна вот здесь.

Валентайн с восхищением наблюдал за работой миссис Карлсон. Ее муж держал Гонсалеса, пока она промывала рану. Затем она посыпала рану чем-то из белого бумажного пакета. Волк застонал, когда пудра коснулась раны.

— Оно щиплет совсем не так, как йод, а помогает не хуже, — сказала женщина, начав перевязку.

Валентайн помогал удерживать повязку на месте, пока миссис Карлсон закрепляла ее, но вдруг понял, что смотрит на девушку с лампой. Молли наблюдала за работой матери, плотно сжав губы и заметно побледнев даже в желтом свете фонаря.

Миссис Карлсон затянула повязку, и Гонсалес, казалось, еще глубже опустился в постели.

— Не хотелось на вас еще один рот повесить, — сказал Рей Вудс, — но этот мальчик, Курт… Ему надо на ту сторону реки. Я так далеко не заеду. Как думаете, может он остаться здесь?

— Конечно, Рей, — ответил мистер Карлсон, — а тебе уже лучше отправляться в дорогу.

Фермер снова повернулся к Валентайну:

— Ну а теперь можем и руки пожать, сынок. Алан Карлсон. А это моя жена, Гвен. А там моя старшая, Молли. У нас еще есть дочь, Мэри, она сейчас в полях, с лошадьми. Тот, что на стреме на дороге стоит, нам не родной. Его зовут Фрет. Он из Чикаго сюда добрался около трех лет назад. Сам.

— Зовите меня Дэвид. Или лейтенант. Простите за таинственность, но чем меньше вы знаете, тем лучше — для вас и для нас.

— Ну что ж, лейтенант, мы пойдем наверх. Тут еще одна семья живет на ферме, Бритлинги. Они не знают про эту комнату. То же самое: и им лучше, и нам, если все так и останется. Их сын с Мэри… Он просто молодой нахал.

Том и Хло в Ла-Грандже. Я специально отослал их, когда пришла весточка про ваши неприятности. Они вернутся сегодня до темноты. Есть вероятность, хотя и небольшая, что и этот дом обыщут. Если так получится, не паникуйте. Местный босс мой родич, так что они к нам неплохо относятся. А у Фрета есть манера так уставиться на наших местных головорезов, что у них нервы сдают. Они здесь долго не задерживаются.

— Приятно слышать. Я надеюсь, вы не будете против, если мы оставим свое оружие?

Карлсон улыбнулся:

— Уж лучше оставьте. И заберите с собой, когда будете уходить. Владение оружием у нас — билет в одну сторону, сами знаете куда.

— Алан, не ерничай, — сказала миссис Карлсон. — Он имеет в виду, что вас заберут Жнецы.

Рей Вудс посадил мальчика-сироту на койку.

— Ну, Курт, — сказал он, — мне придется оставить тебя здесь на пару дней.

Мальчик покачал головой.

— Прости, Курт. Так надо. Ты больше не можешь спать со мной в кабине, и я не могу взять тебя с собой туда, где я живу. Эти люди позаботятся о тебе лучше, чем я. А потом мы переправим тебя к сестрам на том берегу Биг-Блу-Ривер. Ты говоришь, не видел никогда реки шириной в милю?

— Нет! — в конце концов сказал мальчик, хотя относилось ли это к уходу Вудса или переправе через реку, оставалось загадкой.

Вудс посмотрел в сторону и ушел, почти пристыженный. Мальчик открыл рот, так, словно собирался заверещать, затем закрыл, и глаза его снова приобрели то настороженное выражение, которое Валентайн уже видел.

— Мы оставим вам здесь лампу. Поговорим вечером, если хотите, после того как Бритлинги вернутся и мы погасим свет. Сейчас мне нужно спрятать в холмах ваших коней. Я принесу вам что-нибудь почитать, но на книги нынче хмуро смотрят, так что у нас их немного, — сказал Карлсон.

Его жена и дочь вышли, и Валентайн заметил осуждающий взгляд, которым дочь окинула свою мать.

Когда дверь закрылась, Валентайн осознал, какую чудовищную опасность они навлекают на этот дом. Он восхищался решимостью Карлсона. В каком-то смысле мистер и миссис Карлсон были мужественнее многих военных Южного округа. Охотники рисковали жизнями вооруженные, их окружали друзья, каждый из которых готов отдать жизнь за других.

Здесь же, в Потерянных Землях, безоружная, одинокая фермерская семья сражалась с курианами, подвергая смертельной опасности своих детей, не ожидая ни от кого помощи.

Валентайн подумал, что, пожалуй, никто даже из встречавшихся ему Медведей не был так силен духом.

Через несколько часов Валентайн услышал, как Курт всхлипывает во сне. Он встал с постели и пробрался в темноте к койке мальчика. Валентайн забрался на его постель и обнял мальчугана. Тот сжал его руку и перестал сопеть.

Воспоминания, так давно подавляемые, мучили Валентайна. Запах тушеных помидоров и кошмарные картины перед его мысленным взором воскресли в его памяти так живо, как будто это произошло только утром.

Валентайн обнимал спящего мальчика, а по его щекам катились слезы.

 

11

Ла-Грандж, Висконсин

Ла-Грандж — городок маленький и неприметный. Продуктовый да галантерейный магазины стоят на перекрестке старой федеральной трассы с местным шоссе. Нерегулярная торговля ведется с помощью небольших зеленых купонов, не имеющих ценности за границами Мадисонского Триумвирата. Напротив продуктового магазина — дом и мастерская кузнеца. Он и его жена никогда не унывают, поэтому крытый проход между их домом и гаражом является неким подобием местной пивной. Кто-то один из супругов, а то и оба всегда готовы пропустить чашку чая, кружечку пива или рюмку самодельного пойла покрепче.

Настоящий Ла-Грандж — это окружающие городок фермы, которые производят в основном кукурузу, бобы, сено и молочные продукты. Хутора разбросаны у подножия высоких западных плоскогорий. Продукцию увозят в Монро и в Чикаго на поезде, который ходит три раза в неделю.

Здесь выживают те фермы, которые приносят доход и чьи работники научились не привлекать к себе внимания. Днем по всем дорогам разъезжают патрули на машинах и верхом, высматривая незнакомые лица. Бродяги и прочие незарегистрированные элементы исчезают в особом доме в Монро, и редко кого из них удавалось увидеть еще раз. Ночью местные жители сидят по домам, на случай если по округе бродят Жнецы.

Фермеры живут, как стадо зебр, охраняемых львами. Есть здесь некая иллюзия безопасности, поэтому иногда проходят годы между исчезновением кого-то, кроме старых, больных или смутьянов, которых забирают Жнецы. Здешние дома довольно скромны, но есть мебель и даже какие-то украшения, те, что фермеры могут сделать сами или найти в брошенных, бесхозных постройках. Если выдается особенно урожайный год, удачливая семья может заработать бронь, защищающую на пару лет. Куриане оставляют людям только самое необходимое из еды, одежды и строительных материалов. Но род человеческий, будучи самим собой, приспосабливается практически к любым обстоятельствам, и люди выработали чувство расового братства, которое объединяет их перед лицом бедствий и опасностей.

Распродажи в сараях, вечеринки на чердаках, посиделки за шитьем или вязаньем и обмен одеждой заменяют здесь светское общение. И даже когда такие собрания проводятся в память тех, кого забрали куриане, у фермеров по крайней мере есть, с кем разделить свое горе и у кого найти поддержку.

Валентайн плохо помнил свои первые дни у Карлсонов. Состояние Гонсалеса ухудшилось: у него началась лихорадка. Валентайн был слишком занят, ухаживая за другом, поэтому ничего не замечал вокруг.

Три долгих, темных дня он сидел у постели Гонсалеса, понимая, что ничего не может сделать. Рана, казалось, заживала достаточно хорошо, хотя как раз перед тем, как начался жар, Гонсалес жаловался сначала, что не чувствует руку, а потом, что она зудит. Затем, на второй вечер после приезда, Гонсалес сказал, что у него кружится голова, а потом разбудил Валентайна стонами и метанием по постели.

Курта, мальчика из Белоя, отослали на запад, и в потайной комнате подвала Волки остались одни.

Миссис Карлсон винила себя в том, что плохо прочистила рану.

— Может быть, стоило сразу ампутировать, — говорила она с сожалением, — у него точно заражение крови. Ему нужны антибиотики. Но их просто не достать.

Валентайн ничего не мог сделать, кроме как вытирать губкой пот с тела друга и ждать. Ему казалось, что он сидит в темноте сотню лет, но, судя по щетине на щеках, — всего лишь несколько дней.

Затем, на третью ночь, Гонсалес погрузился в глубокий сон. Его пульс стал размеренным, а дыхание успокоилось. Сначала Валентайн испугался, что это сон смерти, но утром Волк проснулся и полностью пришел в себя, хотя был слаб, как младенец.

Валентайн позвал миссис Карлсон, которая с первого взгляда объявила, что пациент пошел на поправку, и поспешила наверх готовить овощной бульон.

Измотанный Валентайн рухнул на свою койку и заснул мертвым сном.

В тот вечер, когда в доме стихло и Гонсалес был вне опасности, Валентайн сидел в затемненной гостиной, разговаривая с Карлсонами.

— Мы обязаны вам жизнями, сэр. У меня нет других слов, — сказал он, сидя в уютном кресле на перьевых подушках.

— Лейтенант, — ответил мистер Карлсон, — мы рады помочь. Если когда-нибудь все и переменится, то лишь благодаря таким ребятам, как вы. Мы — кролики, живущие в норе под охраной лис, поэтому мы, конечно, поможем любому, у кого на поясе висит парочка лисьих хвостов.

— И все же вы рискуете, укрывая нас.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, лейтенант. О том, как уменьшить риск.

— Зовите меня Дэвид, сэр.

— Хорошо, Дэвид. Тогда я Алан, ладно? Хочу сказать, что пока твой товарищ болен…

— Он выздоравливает.

— Рад. Но я говорил с женой. Она считает, ему нужно остаться по крайней мере еще на пару недель. С такой раной и после такой лихорадки может пройти месяц перед тем, как он сможет достаточно долго продержаться в седле. Да и лошадям вашим хорошо бы жирку нагулять.

Валентайн ахнул.

— Месяц? Мистер Карлсон, мы никак не можем…

— Дэвид, я тебя не очень хорошо знаю, но ты мне нравишься. Но вот только дай человеку хоть раз договорить до конца!

Валентайн услышал, как скрипнули пружины древнего дивана, когда мистер Карлсон подался вперед.

— То, что я предложу, может показаться рискованным, Дэвид, но, если это выгорит, ваше пребывание здесь будет намного безопаснее. Могу даже сделать вам бумаги, чтобы вы спокойно уехали отсюда.

Я тут намекнул брату жены, что у меня скоро будут гости, на этой неделе. Сказал ему про парня, которого встретил в летнем трудовом лагере, в О-Клэр. На летние работы приходится иногда всем ездить, дороги ремонтировать и все такое. Я там встретил парочку ребят с реки Меномини, а ты, кстати, и похож чем-то на них. Короче, я сказал Майку, что встретил трудолюбивого, хорошего молодого человека, который хотел бы переехать, жениться и получить надел. Я намекнул, что ты женишься на моей Молли, и сказал, что пригласил тебя с ней познакомиться. Ну конечно, парня я описал так, чтобы ты за него сошел.

Валентайн задумался.

— И вы считаете, что он сделает для нас какие-то бумаги? Что-то официальное? Нам будет гораздо проще выбраться отсюда, если у нас будут хоть какие-нибудь документы.

— Нигде, кроме самого Висконсина, они вам не помогут. Но может, до Иллинойса или Айовы доберетесь. Вам придется расстаться с оружием или хорошо его спрятать. Сможете двигаться по дорогам до подножия холмов. Если будут вопросы, скажете, что разведываете, где бы найти место с хорошей водой для фермы. А так, чтобы и земли было много, то это только у самых границ.

Да, я еще хочу ваших лошадей привести вниз из загона в холмах. Не нравится мне, что они там. Слишком велика опасность, что их украдут. Или нам крепко попадет за то, что прячем скот от Большого Босса.

— Если думаете, что это получится, я за, — решил Валентайн.

— Получится. Может, придет день, когда вы, Волки, вернетесь сюда и освободите нас. Или просто принесете нам ружья и пули. Мы найдем способ ими воспользоваться.

Через два дня Валентайн стоял перед домом майора Майка Фленагана, главного комиссара патруля города Монро Мадисонского Триумвирата. Валентайн был босиком и одет в мешковатый комбинезон с чужого плеча. Они с Карлсоном выехали из дома с рассветом и проехали двадцать три мили в коляске.

— Не знаю уж, как все остальное, но «главный» ему явно подходит, — сказал Карлсон, глядя на табличку над воротами, объясняющую всем невеждам, какая важная шишка здесь проживает. — Большая задница, короче.

Валентайну не пришлось притворяться, что дом майора произвел на него неизгладимое впечатление. Это было богатое сооружение. Наполовину — французская вилла, наполовину — ранчо скотопромышленника. Перед домом тянулся ухоженный газон от башенки на правом краю до широченного гаража на левом. Крытая шифером крыша и кирпичные стены прямо-таки излучали самодовольство.

Несколько похожих домов смотрели на город с севера, с места, которое явно когда-то предназначалось для жилой застройки. Однако теперь фундаменты заросли травой, напоминая кладбище нереализованных идей.

— Послушай, — сказал Карлсон, нажимая кнопку у двери. Валентайн услышал, как внутри зазвонили колокольчики и за ними немедленно последовал хриплый собачий хор.

Дверь открылась. За ней были две ощетинившиеся черно-коричневые собаки. Широкогрудые, зубастые, они пружинисто переступали на высоких лапах, готовые броситься на посетителей по первому сигналу.

Дверь распахнулась еще шире, и появился усатый человек в форме, отполированных до блеска сапогах и зеркальных солнечных очках. Он носил пистолет в кобуре, пристегнутой к ноге кожаным ремешком с бусинками, в ковбойском стиле. Валентайн удивился, зачем нужны солнечные очки внутри дома, так же как и пистолет.

— Привет, Вирджил, — сказал Карлсон, кивнув человеку, — я привел друга повидаться с майором.

Нечто среднее между улыбкой и ухмылкой мелькнуло в усах человека в форме.

— Думаю, для тебя он дома, Карлсон. Обычно он делами по субботам не занимается, ты же знаешь.

— Ну, мы, вообще-то, почти в гости. Просто хочу представить ему того, кто может однажды оказаться его племянником. Дэвид Сен-Кру, познакомься, это Вирджил Эймс.

Валентайн пожал руку Эймсу, не переставая кивать и улыбаться.

Эймс демонстративно хлопнул себя по бедру, на котором висла кобура.

— Шеф в кабинете.

— Я знаю дорогу. Пойдем, Дэвид. Вирджил, будь другом, напои лошадей, ладно?

Карлсон и Валентайн прошли через столовую и пересекли гостиную с высоким потолком, неслышно ступая по изящным восточным коврам. Валентайн мысленно перебирал в памяти детали истории, которую Карлсон рассказал своему родичу.

Майор сидел в кабинете, перенося записи с блокнотных листков в некий гроссбух. Его рабочий стол подошел бы промышленному магнату: резные деревянные львы поддерживали крышку и зловеще смотрели на посетителей. Собаки вошли вслед за гостями и улеглись возле стола.

Майк Фленаган был одет в черную форму, украшенную серебряными пуговицами и шнуром на эполетах. Он, очевидно, любил вещи в стиле «вестерн», вроде галстука-шнурка с зажимом из бирюзы и ковбойских сапог из змеиной кожи.

Майор поднял голову от своей работы, посмотрел на гостей, вытащил длинную сигару из серебряного ящичка и нажал блестящий металлический цилиндр, установленный на столе. Электрический шнур тянулся по столешнице к розетке в стене, которая также питала настольную лампу «под старину». Кустистые брови майора образовывали изогнутый «домик» над веснушчатыми скулами.

— День добрый, Алан. Выглядишь хорошо. Как Гвен?

Карлсон улыбнулся:

— Передает привет, в придачу к парочке пирогов с черникой. Они снаружи, в корзине.

— А-а-а, пироги Гвен… Как я по ним скучаю. Садись-садись, Алан, и твой дружок индеец тоже.

Электрический прикуриватель на столе выпрыгнул с громким щелчком. Фленаган прикурил сигару и выдохнул колечко дыма.

— Как дела в Монро, Майк?

Фленаган махнул рукой на аккуратную стопку бумаг на столе.

— Как обычно. Чикаго писает кипятком оттого, что Триумвират забирает слишком много продовольствия в этот новый форт в Блу-Маундсе. Я пытаюсь из всех выжать еще по чуть-чуть. Собираюсь затребовать больше мяса с ферм. Как думаешь, сможешь выделить еще пару голов до зимы, Алан?

— Кто-то из нас может, — заявил Карлсон, — кто-то нет.

— Посмотри на это с такой стороны: вас будут продолжать кормить зимой.

— Ну, это тебе решать, Майк. Но не знаю, как это примут. Люди уже ворчат.

— Кто? — спросил Фленаган, пронзая Карлсона взглядом.

— Ты же понимаешь, мне никто ничего не рассказывает, зная, что я с тобой общаюсь. Просто слухи, Майк. Но я приехал не из-за слухов. Хочу, чтобы ты познакомился с моим другом, Дэвидом Сен-Кру. Я говорил, что он приедет помочь мне с урожаем.

— Рад встрече, Дэвид, — сказал Фленаган, но радости на его бульдожьей физиономии видно не было. На самом деле он выглядел возмущенным. — Черт, Алан, сначала ты подбираешь этого черномазого малолетку, а теперь еще самого настоящего индейца?

— Он чертовски хороший работник, Майк. После того как я его кое-чему научу, он сможет сам завести ферму.

— Покажи-ка рабочую карточку, парень, — сказал Фленаган.

Валентайн на секунду растерялся, но только на секунду.

— Простите, майор Фленаган. Я ее продал прошлой зимой. Я голодал, сэр, знаете ли. Да и в ней все равно не мое настоящее имя было.

— Глупее не придумаешь, парень. Тебе повезло, что у Алана есть связи, — сказал майор, откладывая сигару. Он порылся в столе и вытащил простой бланк. — Заполни это за него, Алан. Просто укажи свой адрес. Я даю ему временную рабочую карточку, шесть месяцев. Если восстановит старый надел, выдам постоянную.

— Мне нужно две, Майк. Он привез друга. На севере полно ребят, которые ищут чего-то более стабильного.

— Не нажимай на меня, Алан. Господи, эти парни хуже мексиканцев: один здесь, так и второй тут как тут.

Карлсон наклонился вперед, разводя руками.

— Да с двумя помощниками этой осенью я смогу расчисть верхний луг! Я думал построить свинарник через дорогу и вырастить еще кабанчиков! Если уж мясо теперь так важно. Эти парни помогут мне, и к весне я буду готов начать.

— Ну ладно, Алан. Две рабочие карточки. У тебя будет тесновато.

— Это ненадолго. Спасибо тебе, Майк. Гвен и я, мы очень благодарны. И Молли, конечно. Приезжай, как сможешь.

— Да, — протянул Фленаган, — тебе повезло, Дэвид. Она настоящая красавица. Кое-кто из моих патрульных говорит, что она вроде немного недотрога. Ха-ха! Так что удачи тебе.

Майор вытащил печать, вписал дату окончания срока действия, подписал обе карточки и с громким стуком оттиснул печати.

— Вам повезло, что я беру печати с собой. Не доверяю своей секретарше, она, возможно, приторговывает документами. И мою подпись подделывает будь здоров.

— Я твой должник, Майкл, — сказал Карлсон, держа в руках карточки.

— Ты мой должник с тех пор, как я позволил тебе оставить этого мальца, как его, Фарт?

— Фрет.

— Да как угодно. Такая ферма, и одни бабы, мне тебя жаль. Я бы предложил тебе пообедать, но я слишком занят, чтобы готовить, а Эймс безнадежен. А девка моя сегодня у родителей.

— Спасибо в любом случае, Майк, но нам далеко домой ехать. Лошади устали, так что придется почти всю дорогу пешком шагать.

— Спасибо, майор Фленаган, — сказал Валентайн, протягивая руку. Фленаган ее проигнорировал.

— Благодари не меня, а вон его и его жену. Похоже, они мечтают о выводке полукровок в качестве внуков. Моя бы воля, отвел бы тебя в Большой Дом и оставил бы там ждать следующего голодного чернозубого, раз уж у тебя нет рабочей карточки и ты в землях Триумвирата.

У Карлсона как-то странно дернулся подбородок. Валентайн прошел мимо собак к двери, его благодетель за ним. Фленаган выбросил сигару и вернулся к бумагам, разложенным на столе.

Снаружи их ждали измучившиеся от жажды лошади. Эймс рылся в корзине для пикников.

— Вирджил, пожалуйста, занеси это в дом, ладно? Мы сами напоим лошадей. Пироги для Майка, а для тебя Гвен положила банку варенья. Она помнит, что ты сладкоежка.

На лице патрульного снова мелькнула ухмылка.

— Как мило с ее стороны. Ты знаешь, где поилка. Корзинку я верну.

Когда Алан и Валентайн подвели лошадей к поилке, Карлсон тихо сказал Валентайну:

— Ну, понял, что я имел в виду, говоря, какая он большая задница?

Валентайн поцокал языком:

— Кажется, он очень хочет стать задницей покрупнее, чтобы звездочек поместилось побольше.

Этим вечером, после долгой дороги домой, Карлсоны отмечали «законный» приезд гостей. Даже Бритлинги были приглашены, так что за обеденным столом было тесно. Поддерживая ни к чему не обязывающие беседы, Валентайн рассказывал о том, как жил в лесу в Пограничных Водах, чтобы внести побольше жизненных деталей в персонаж по имени Дэвид Сен-Кру.

Валентайн сидел за одним концом стола с миссис Карлсон, напротив Молли, радуясь тому, сколько места оставалось для его левого локтя. Фрет сидел справа от него, он поглощал еду с целеустремленностью подростка и на разговоры не отвлекался. Бритлинги расположились рядом с мистером Карлсоном на другом конце стола, вместе с младшей дочерью хозяев, Мэри. Гонсалес остался в постели в подполе, он был еще слишком слаб, чтобы выдержать столько общения. Миссис Карлсон объяснила гостям, что второй гость болен, так как упал с лошади по пути на юг.

За обедом Карлсон рассказывал про летний трудовой лагерь, вставляя выдуманные фрагменты про то, как он познакомился с «этим молодым Сен-Кру». Валентайн подыгрывал ему в меру своего воображения, но беспокоился о том, чтобы младшая девочка не сказала чего-нибудь об их настоящей истории. Но одиннадцатилетняя Мэри держала язык за зубами, единственное, что она вообще произнесла за обедом, было просьбой когда-нибудь прокатиться на Валентайновом Моргане.

— Конечно, когда конь отдохнет. В любое время, когда он мне не нужен. Я ведь буду разъезжать по округе, искать хорошую землю для фермы.

— Может быть, Молли подскажет, где искать, — предложил мистер Карлсон.

— Конечно, папа, — сказала девушка, не отрывая взгляда от тарелки, — раз уж ты столько всего сделал, чтобы найти мне мужа, это самое меньшее, что могу сделать я. Рада, что прислушался к моему мнению в этом вопросе. Скажи, пожалуйста, мне забеременеть сразу или после свадьбы?

— Молли, — одернула ее миссис Карлсон.

Бритлинги переглянулись. Валентайн подумал, что такие высказывания были в этой семье редки.

Молли встала и взяла свою тарелку.

— Я наелась. Можно выйти?

Она пошла на кухню, не дожидаясь ответа.

Валентайн подумал, что не знает, какая часть этого спектакля была правдой, а какая — лишь работой на публику.

Через два дня он и Молли Карлсон выехали из дома верхом. Прохладное утро уже дышало осенью. Упрямый Морган шагал рядом с полукровкой Молли. На девушке джинсы для верховой езды, подшитые кожей на внутренней поверхности бедер и заправленные в высокие резиновые сапоги, и красная фланелевая рубашка без рукавов.

— Это Люси, она отлично справляется с коровами, — сказала Молли, нежно поглаживая кобылу по шее, — они идут за ней куда угодно. Как будто она разговаривать с ними умеет.

— Я всегда думал, умеют ли животные разговаривать друг с другом, — сказал Валентайн.

— Я думаю, умеют. Ну, не совсем разговаривать.

Все проще, очень примитивно. Как если бы мы с тобой общались, только показывая на предметы пальцем. Мы бы вряд ли написали Декларацию Независимости, но могли бы найти еду и все такое. Предупредить друг друга о враге. Подожди, Люси надо пописать.

Молли привстала в стременах, когда струя мочи кобылы дугой пролилась в траву.

— Ты хорошо знаешь лошадей, — заметил Валентайн, — и штаны отличные. Часто ездишь верхом?

— Нет, слишком много работы на ферме. Вот сестра обожает лошадей. Но я сама сделала эти бриджи. Мне нравится работать с кожей. У меня были хорошие сапоги для верховой езды, но один козел из патруля их с меня снял. В этих резиновых ногам жарко, но возиться с коровами годится. Я сшила кожаный жилет для папы, а когда мама помогает рожающим коровам, то надевает большой кожаный передник моей работы.

Какое-то время они ехали бок о бок молча. Валентайн отчаянно пытался придумать тему для разговора, глядя, как Молли безмолвно покачивается в седле.

— Мне кажется, что тебе не нравится, что мы с другом живем у вас, — сказал он в конце концов, когда лошади замедлили бег, чтобы пробраться через лесок из дубов и сосен. Солнце согрело утро, но Валентайн покраснел отнюдь не только от жары.

— Ну, может быть, сначала. Все же не понимаю, что вы здесь делаете…

— Проезжали мимо, я только хотел выяснить, что там происходит, в Блу-Маундс, — объяснил Валентайн.

— Ты, наверное, не рассказал бы нам правду в любом случае. Я почти ничего не знаю о повстанцах, но понимаю, что вы будете все держать в секрете, чтобы они не смогли вытянуть этого из нас, на всякий случай. Или потому, что я девчонка?

— Не потому. У нас, среди Волков, много женщин. И я слышал, почти половина Котов — женщины.

— Мы здесь слышали о вас. Оборотни, всегда приходящие ночью, почти как Жнецы. Разве вы не убиваете людей в Канзасе и Оклахоме, чтобы Жнецам было нечем кормиться?

— Нет, — сказал несколько ошеломленный Валентайн, — ничего… ничего подобного, наоборот. Только этой весной моя бригада вывела около сотни людей из Потерянных Земель. Мы так называем места вроде этого.

— Потерянные Земли, — повторила она, подняв глаза к небу, — верю. Мы потеряны, это точно. Хотелось бы тебе прожить жизнь, зная, что в конце тебя съедят?

— Твой дядя, кажется, за вами присматривает, — сказал Валентайн, пытаясь ее утешить.

— Мой дядя… Надо тебе рассказать о нем. Нет, мой дядя ни черта не значит. Голодный вампир может легко всех нас сожрать, любой ночью, неважно, на каком хорошем счету мы были. Дядя Майк всю жизнь делает только то, чего хотят куриане, а у него до сих пор нет этого чертова медного кольца. Но даже если ты его получишь, любой курианин может его отобрать, если ты поведешь себя не так. А что касается моего мнения насчет всей этой истории с замужеством, так просто она заставляет меня думать о тех вещах, о которых я предпочитаю не задумываться. Давай поднимемся на этот холм. Оттуда хороший вид.

Ведя коней в поводу, они пересекли поле, на котором паслось стадо голштинских коров, и Молли помахала рукой мужчине и мальчику, занятым починкой забора.

— Это земля Вулричей. У бедной женщины, которая здесь живет, уже третий муж. Первых двух забрали. Одного, пока он утром доил коров, а второго просто увез патруль.

Молли и Валентайн въехали на вершину холма и спешились, отпустив подпруги вспотевших животных. Лошади опустили морды в высокую сухую траву.

Фермерские поля расстилались вокруг во всех направлениях, пересеченные пустынными дорогами.

В сотне ярдов впереди старое шоссе, бегущее вдоль холмов, превращалось в тропинку, едва видную сквозь заросли кустарников.

— Ты поэтому не хочешь замуж? — спросил Валентайн. — Боишься остаться вдовой?

— Боюсь? Я многого боюсь, но не конкретно этого. Если хочешь поговорить о том, что меня по-настоящему пугает… Но нет, вот ответ на твой вопрос. Я не хочу жить, как моя мать. Она родила двоих детей и заботится еще об одном, а для чего? Мы все кончим тем, что накормим собой одну из этих тварей. Я не хочу детей, не хочу мужчину. Это только увеличивает страх. Легко говорить о том, как жить, чтобы приспособиться к системе. Но попробуй уснуть в своей постели, когда каждый шелест и каждый скрип могут значить, что кто-то в сапогах и плаще с капюшоном входит в твой дом, чтобы воткнуть свое жало в твое сердце. Мне думается, что единственный способ победить этих вампиров — просто прекратить поставку пищи. Перестать притворяться, что это нормальная жизнь.

— Я понимаю.

— Моя бабушка с маминой стороны, бабушка Кэти Фленаган, работала учительницей в Мадисоне до всего этого. Когда мне было одиннадцать, у нас состоялся долгий разговор. Она была старой, и думаю, понимала, что ее время уходит. Когда старики начинают сдавать, появляется патруль. Иногда рассказывают сказки о доме престарелых. Она читала мне о древних временах, когда евреи были рабами римлян, и как они восстали и сражались с римлянами в крепости на вершине скалы. Римляне в конце концов построили дорогу или что-то такое, чтобы подобраться к осажденным, но оказалось, что все евреи покончили с собой, лишь бы больше не быть рабами. Бабушка говорила, что если все так сделают, то вампирам будет нечем питаться.

Валентайн кивнул.

— Я тоже слышал эту историю. Это место называлось Масада . У Мертвого моря, кажется. Я всегда говорил отцу Максу, — он был моим учителем, — что я поступил бы иначе и прихватил с собой одного или двух римлян.

— Если бы это было просто сражением, разве об этом помнили бы? — спросила Молли.

— Хороший вопрос. Возможно, нет. Я думаю, Ганди — знаешь ведь, кто он, да? — он предположил, что иудеи должны были сделать нечто подобное, когда их стали истреблять нацисты. По мне, так это значит сделать за врага его работу. Может быть, некоторым из нас стоит продавать свои жизни чуть подороже.

— Тебе легко говорить. У тебя есть оружие и друзья, другие солдаты, на которых ты можешь положиться. А у нас только старые телефонные линии и набор условных фраз. «Джону очень нужно подстричься» значит «У нас тут семья, которая пытается перебраться на север». Все это не выручит нас, когда в дверь стучат вампиры.

Странно, как ее мысли похожи на мои. Я так же думал в ночь, когда попал сюда.

— Может быть, мы все и не можем покончить с собой, — продолжала она, — но ради Бога, давайте перестанем помогать им. Мы кормим патрули, работаем на железке, чиним дороги, а потом, когда мы становимся старыми и больными, они собирают нас как скот. Они прекрасно понимают, что такова человеческая природа — просить еще пятнадцать минут, когда вам говорят, что осталось жить час.

— Мужественные слова, — сказал Валентайн.

— Мужественные? — Она села на траву и стряхнула травинки с джинсов. — Я так боюсь по ночам, что с трудом могу дышать. Я боюсь спать. Этот сон…

— Ты видишь кошмары?

— Не кошмары. Всего один кошмар. Он один и тот же. Он повторяется. Подожди, я расскажу по порядку. Надо вернуться к бабушке Фленаган. Она рассказала мне о том, как Триумвират только организовывался в Мадисоне. Я думаю, это был две тысячи двадцать четвертый, середина лета. Там была группа людей, несколько Жнецов. Они назвали себя Комитетом Общественной безопасности. Около двух сотен людей работали на этот Комитет, они расписали все вплоть до того, где тебе спать.

Три вампира в Комитете были вроде глаз и ушей куриан, которые закрылись в здании правительства штата. Не знаю, что тебе известно о курианских лордах, но они точно любят жить в больших пустых зданиях, похожих на мавзолеи. Думаю, их немало в Вашингтоне. Но вернемся к истории, которую рассказала мне бабушка Кэти.

Там была женщина, Шейла или как-то так. Ее поймали с большим запасом оружия: у нее были винтовки, пистолеты, пули, оборудование, все что угодно, даже взрывчатка. Один из вампиров сказал, что люди, работающие в Комитете, должны наказать ее сами, а если не хотят, то погибнут, а на их место наберут новых.

И вот весь Комитет идет туда, где держат Шейлу. Люди разорвали ее на куски. Голыми руками. Они взяли эти куски и нанизали на палки, бабушка сказала, что эти палки были похожи на бильярдные кии или на школьные указки. На одну такую палку люди Комитета надели ее голову, на другую — сердце, печень, ее груди, даже ее, ну, понимаешь, те самые органы, затем они парадом пошли к баскетбольному корту в университете, где заседал Комитет, и показали вампирам, что они сделали с ней. Я думаю, многие из них были пьяны. Жнецы на все это посмотрели и велели им съесть эти куски, под угрозой казни. Бабушка сказала, они дрались из-за печени.

Она помолчала.

— Может быть, я была мала для этой истории. Той ночью мне приснился кошмар, и с тех пор снится довольно часто. Мне всегда снится, что я сделала что-то неправильное. Не то. И за мной идет толпа. Они везде, они хватают меня и начинают тянуть в разные стороны. Тогда я просыпаюсь в холодном поту. Мэри говорит, что я иногда кричу во сне: «Нет! Нет!». Она это называет «нет-нет-сон». Днем кажется, что это глупо, но если проснешься от этого в два часа ветреной ночью…

— У меня тоже есть сон. Кошмар, который возвращается, — начал Валентайн. — Я никому об этом не рассказывал, даже отцу Максу. Моих маму и папу, братишку и сестренку убили патрульные, когда я был еще ребенком. Я вхожу в дом, я помню, как все пахло помидорами из кухни, но это не во сне. И там моя мама лежит в гостиной, мертвая. Ее ноги… я думаю, они ее изнасиловали или по крайней мере начали.

Они застрелили отца, в голову. Но в моем сне они как будто еще живы и в моих силах спасти их, если только смогу вылечить раны от пуль. Я прижимаю руки к ранам, чтобы остановить текущую кровь, а мой братишка кричит и плачет. Но я не могу спасти их. Не могу… — сказал он, и его голос сорвался. Он поднял глаза к облакам, чтобы не потекли слезы.

Высокие, белые, перистые облака раскрасили голубое небо холодными белыми мазками.

— Я думаю, у всех есть свои кошмары, — сказала Молли.

— Ну, нам помогают в этом. Что случилось с твоей бабушкой?

Молли Карлсон смахнула слезы тыльной стороной ладони.

— А, она повредила спину и ее забрали. Думаю, она в конце концов досталась вампирам. Ее увез мой дядя Майк. Ее сын. Ее собственный чертов сын.

В следующую субботу Молли учила Валентайна управлять открытой четырехколесной повозкой. Было как-то странно ощущать толстые поводья в левой руке, а кнут в правой. Валентайн привык ездить верхом, управляя конем главным образом с помощью шенкелей. Управление упряжкой было совершенно другим искусством.

— У тебя хорошо получается, Дэвид, на самом деле хорошо, — сказала Молли, на этот раз с улыбкой. Они ехали далеко впереди семейной коляски, в которой сидели остальные Карлсоны и Бритлинги. — Конечно, обычно мы запрягаем в телегу пару, что гораздо труднее в управлении, но им нужны две лошади для большой коляски. И помни: если у тебя значительный груз, его нужно разместить равномерно и по возможности закрепить. Несбалансированный груз измучает лошадь больше, чем любая тяжесть.

Две семьи с фермы Карлсонов были на пути в Монро. Мистер Карлсон сказал, что в городе выступает с лекциями некий проповедник из Чикаго, рассказывает о Новой Универсальной Церкви. Организованная курианами, Новая Универсальная Церковь не требовала еженедельных собраний, но подвигала людей, живущих в курианской зоне, приходить на редкие собрания, чтобы послушать новости о новых законах и правилах.

Иногда то здесь то там происходило истинное «возрождение», и присутствие на таких сборищах было способом поставить еще одну галочку в послужном списке.

Облака сгустились и потемнели, угрожая пролиться дождем. Карлсон считал, что многие используют это как предлог не приходить, но этот вывод только настроил его на еще более решительный лад. То, что они появятся на собрании, несмотря на трудности, будет еще более заметно, особенно если учесть, как далеко им добираться до Монро и обратно.

«Если уж решили играть в их игры, давайте играть до конца», — сказал Карлсон, загружая брезент в запряженную двумя лошадьми повозку и напоминая всем взять шляпы и плащи от дождя.

Только Гонсалес — почти выздоровевший, но не настолько, чтобы выдержать такую поездку и погоду, — и Фрет остались дома. Подросток утверждал, что хочет присмотреть за хозяйством да и чувствует себя не в своей тарелке среди такого количества белых лиц.

Вот так и получилось, что Валентайн и Молли ехали в одной телеге, где лежали четыре корзины с обедом, ужином и подарками для брата миссис Карлсон, а остальные следовали сзади, в большей повозке. Морган рысил позади телеги, его взяли с собой как нечто вроде запасного колеса.

Во время обеда, в нескольких милях от Монро, на путешественников упали первые капли дождя. Когда они забрались обратно в телегу, Валентайн набросил накидку на себя и Молли, и они снова пустились в путь; крупные капли дождя стучали по пахучему, промасленному брезенту. Они приспособили кнут как опору для палатки и выглядывали из-под брезента, как из пещеры. Их лица были мокрыми от дождя.

Валентайн чувствовал тепло тела Молли с правой стороны. Левая ладонь девушки была в его правой руке и помогала ему придерживать брезентовую накидку. Густой, соблазнительный аромат женского тела наполнил его ноздри, а он даже не думал использовать свой волчий нюх. А еще она пахла чем-то цветочным, лавандой.

— Ты хорошо пахнешь сегодня, — сказал Валентайн и почувствовал, что краснеет. — Нет, не то чтобы ты обычно плохо пахла… я имею в виду цветы. Это что, туалетная вода?

— Нет, просто мыло. Миссис Партридж, жена кузнеца, она чудеса творит с мылом. Кладет туда травы, цветы, всякое разное. Я думаю, она это затеяла из самообороны: ее муж подбирает животных, которые умерли от болезни или еще от чего, и скармливает свиньям и курам. Собакам тоже. Я думаю, он так провонял, работая с падалью, что она придумала мыло с травами как последнее средство!

— Мне нравится. Надеюсь, я не слишком безнадежен. Это накидка попахивает.

— Нет. Для парня, который все время проводит в седле в холмах, ты очень чистый. Некоторые из местных могли бы у тебя поучиться.

Валентайн почувствовал укол в сердце, вспомнив почти идентичную шутку Гэбби.

— Многие из них прикинутся, что ливень — это предлог пропустить субботнюю баню, — продолжала Молли. Она повернула голову и прижалась лицом к его груди. — Ты пахнешь загаром и чем-то горьким, как седло лошади. Мне нравится.

Валентайн вдруг почувствовал себя неловко.

— А что такое мы будем там слушать?

— Папа говорит, что этот тип — проповедник из Иллинойса, он как-то связан с Церковью. Что-то вроде важной шишки. Это Церковь, которой управляют куриане. Она нужна, чтоб мы кого-то там почитали. Триумвират не запрещает старые Церкви, но всегда прислушивается к тому, что там говорят. Если священник держится радостей загробной жизни и любви Господней в трудные времена, это их устраивает.

Любой, кто обмолвится словом против Нового порядка, исчезает. Большинство понимает намек.

Нет, эта Новая Универсальная Церковь задумана, чтобы объяснить нам прелести курианского порядка. Они постоянно пытаются завербовать людей в патрули или на работы на железную дорогу, на фабрики и все такое. Самые хитрые пытаются убедить нас, что куриане пришли как ответ на проблемы человечества.

— Так значит, мы просто посидим, послушаем и поедем домой?

— Вроде того. Они попробуют вербовать людей прямо там, на месте. Вызовут их на сцену, и все им будут аплодировать. Ты только хлопай в ладоши, когда все хлопают, и не усни. Все будет хорошо. У меня есть чувство, что сегодняшней темой будет важность материнства. Здесь, в Висконсине, они хотят больше детей.

Палатка, которая оказалась местом назначения, была меньшей копией той, что Валентайн помнил из детства. Издалека сооружение походило на поднимающееся дрожжевое тесто, но когда они подошли ближе, то увидели, что строение было белым, как облако, и разукрашенным лишь на верхушках опорных стоек, которые выпирали из материала по обе стороны входной арки, висели флажки.

Лошади, повозки и разнообразнейшие средства передвижения, включая машины и грузовики, были припаркованы на ярмарочном поле. Большинство людей уже прятались в палатке от нескончаемого дождя.

Карлсоны подъехали ближе, все вылезли и распрягли лошадей. Привязанные к бесчисленным столбам в поле, лошади жевали зерно из мешков и переминались с ноги на ногу, несчастные от того, что их оставили снаружи в такую погоду. Карлсон кивнул патрульному, который присматривал за полем. На нем было пончо, прикрывающее не только его самого, но и коня.

— Майор Фленаган внутри. Он занял вам места, Карлсон, — выкрикнул патрульный.

— Спасибо, Льюс. У тебя-то будет шанс вылезти из этого дождя?

— Нет, у нас было уже собрание утром. Говорили о том, что долг — это не просто самое важное, а единственное, что у нас есть. Ваш родственник хорошую речь толкнул. Вы уж до него донесите, что я так сказал.

— Будь уверен. Если совсем невмоготу будет здесь, у нас там, в телеге, есть термос с чаем, может, он еще не остыл. Угощайся.

— Спасибо, Алан. Развлекайтесь.

Как и сказал патрульный, майор Фленаган занял им места в первом ряду. Там была большая сцена, выдающаяся в зал и сцена поменьше. Карлсоны, Валентайн и трое Бритлингов сидели в ряду складных стульев, выстроенных параллельно проходу. Несколько сотен стульев образовывали большую букву «П» вокруг полуострова сцены, а остальные зрители стояли.

Шуточный гипнотизер разогревал публику. Его шоу уже началось, когда Валентайн сел в конце ряда. Справа от него села Молли, затем ее сестра, затем мистер Карлсон.

Миссис Карлсон устроилась между мужем и братом, и они болтали, пока выступал гипнотизер. Он вытащил на сцену пару молодоженов, мужа загипнотизировали, а молодая жена заставляла его лаять по-собачьи, пищать, как цыпленок, и мычать по-коровьи. Публика встречала представление радостным смехом.

— Я видел этого типа в Рокфорде, — сказал майор своим гостям, — я рекомендовал его мадисонскому епископу, и он пригласил его сюда. Здорово, да?

В конце шоу голова и плечи мужа лежали на одном стуле, а ноги на другом, в четырех футах от первого. Гипнотизер заставил жену сесть прямо на мужнин живот, который не провис ни на дюйм.

— Удобно, да? — спросил гипнотизер.

— Очень, — сказала она, покраснев.

Публика восторженно закричала, и она заставила мужа размахивать руками, как птица крыльями. Он хлопал, и хлопал, и прыгал по сцене, а гипнотизер свел все это к последней шутке:

— Большинству женщин нужно лет десять, чтобы заставить мужа проделывать все это. Ну а вам, леди? Всего только две недели замужества!

Публика хохотала и аплодировала.

— Давайте еще раз поприветствуем Артура и Тэмми Сондерберг, они приехали из самого Эвенсвилля, леди и джентльмены!

После того как одурманенный мистер Сондерберг пришел в себя и жена рассказала ему о том, что происходило на сцене, гипнотизер очень комично изобразил то, что Артур проделывал, к вящему удовольствию публики, и отпустил их наконец на свои места.

Крупный мужчина в коричневом, простом до бесформенности костюме вышел на сцену. Он поаплодировал гипнотизеру, который удалился со сцены, беспрестанно кланяясь.

Валентайн с интересом рассматривал волосы человека, аккуратно уложенные так, чтобы напоминать львиную гриву.

— Спасибо, спасибо, мы все благодарим восхитительного доктора Тик-Така, — сказал он высоким, звучным голосом.

— Это епископ Новой Универсальной Церкви, Дэвид из Мадисона, — шепотом объяснил мистер Карлсон, наклонившись к Валентайну через своих двух дочерей.

Епископ выступил на подиум на малой сцене в конце прохода и взял в руки микрофон.

— Спасибо вам всем за то, что пришли в такой дождь, — сказал он, смотря на разносящие его голос динамики, установленные высоко на опорных стойках палатки.

— Сбор Урожая — это всегда важное, серьезное событие. У нас гораздо веселее в Зимний Пир или в Весенний Фестиваль, но я знаю, что всех заботит предстоящий труд. Ну что ж, сегодня у нас в гостях человек, знающий немало о тяжелой работе. Он приехал к нам из южных прерий. Пожалуйста, поприветствуйте старшего управляющего сельским хозяйством Джима «Мидаса» Туша. Из самого Блумингтона!

На сцене появился мужчина среднего возраста, со впалыми щеками, одетый в красный спортивный костюм. Редеющие волосы были аккуратно зачесаны назад и прилизаны маслянистой жидкостью, которая придавала им рыжеватый оттенок. Ноги обуты в белые брезентовые тенниски.

Он взял микрофон из рук епископа и помахал публике рукой. Человек выглядел не по возрасту энергичным.

— Вы все меня видите? — спросил он, сделав оборот на все 360 градусов. — Знаю, меня сложно не заметить в этом. Видите ли, у нас у всех свои цвета в Южном Иллинойсе. Красный для сельскохозяйственных работников, желтый для разнорабочих, голубой для администраторов и охраны и так далее. А в Чикаго можно носить все, что угодно. Я имею в виду вообще все, что взбредет в голову. Там все сойдет. Кто-нибудь бывал в Зоопарке? Тогда вы знаете, о чем я.

Пара выкриков раздалась из зала, в основном, как заметил Валентайн, от патрульных.

— Ой, — продолжил Туш, — я и забыл, что у нас здесь дети.

Валентайн вопросительно посмотрел на Молли.

Она пожала плечами. Молодой Волк вдруг заметил, как чудесно она выглядит, со светлыми зачесанными назад мокрыми волосами. Это подчеркивало черты ее лица и упругую, светящуюся кожу здоровой молодой женщины.

— Ну ничего. Я уверен, вы гадаете, что это за тип? Что он мне может показать, кроме того, во что одеваться? Ну, кто так думает? Ну-ка давайте увидим ваши руки!

Несколько рук поднялось.

— Я уверен, вы думаете: сколько он собирается говорить? Ну-ка покажите!

Довольно много рук поднялось на этот раз. Майор Фленаган с улыбкой тоже поднял руку, и Карлсоны последовали примеру.

— Ну, наконец-то честно. Ну ладно, раз уж вы были со мной честными, я тоже буду с вами откровенен. Я никто, и, чтобы доказать вам, насколько я никто, я расскажу вам о себе.

Я родился в жуткой дыре, в Иллинойсе. Ну, скорее, в южной жуткой дыре. Как раз свернуть с дороги у Поданка, и как раз рядом с Джерквотер. Маленький городок. Типичный, ничего никогда не происходит. Я вырос быстрым и крепким. Сейчас ни за что не скажешь, но у меня были довольно крепкие плечи. Так что я оказался в патрульных. А патрули в Южном Иллинойсе, это, скажу я вам, нечто.

У меня не было машины. У меня не было даже лошади. У меня был велосипед. У меня даже не было резиновых шин, я ездил на голых ободах. В основном я падал. Каждый день. Сейчас там немного получше, но тогда, в тридцатых, у нас не было никакого оборудования. Зимой я ходил по маршруту пешком. А еще нам тогда не платили, только паек давали, так что я даже подумать не мог о лошади.

Я провел десять долгих, никчемных лет, разъезжая на этом велосипеде. С фермы на ферму, проверяя, как идут дела. Я разносил почту. Я относил пироги и жаркое соседям. «Ну, раз уж ты туда идешь», — говорили они всегда, нагружая меня поручениями.

Мне было скучно, и тогда я стал читать. Мне было любопытно, как там жилось, в старом мире, в старые, добрые времена, как говорили люди. И здесь это тоже так называют, да?

Несколько утвердительных восклицаний утонули в тишине зала.

— Мне было одиноко в патруле, а когда тебе одиноко, нужны друзья. И когда я находил скрытый курятник, или хлев на чьей-нибудь ферме, и они говорили: будь другом, забудь, что ты видел, и мы дадим тебе пару яиц, когда зайдешь в следующий раз, а я так и делал. Ведь все хотят быть друзьями. На другой ферме у меня тоже был друг, а иногда и ветчина, еще на одной — жареные цыплята, вниз по дороге — бутылочка молока, мешок зерна. У меня были сотни друзей. И я очень неплохо питался. Я это хорошо организовал.

Человек в красном шагал взад и вперед, с микрофоном в одной руке, шнуром от него — в другой, его сжатый кулак был нацелен то на одну часть зала, то на другую.

— В конце концов, меня поймали. Как я уже говорил, я никто. И не особенно умен. Однажды мой лейтенант заметил, как я ехал по дороге и кусок ветчины болтался у меня на руле, а корзина с яйцами была привязана сзади. Думаю у меня еще была индюшачья нога в кобуре. Не помню точно.

Ну, ребята, думаю, что умер тысячу раз, пока лейтенант шел ко мне. Я сделал ошибку, попросил его быть другом, сказал, что отдам ему все, что собирал с ферм. Он на это не купился.

Итак, через шесть часов после того, как он меня увидел на дороге, я сидел на железнодорожном вокзале Блумингтона, ждал последней поездки в Чикаго. Меня отправляли в Петлю. Я был очень, очень одинок. Все мои друзья со всех этих ферм не пришли, чтобы спасти меня или разделить мою судьбу. Они вовсе не были моими друзьями.

Что ж, мне повезло, что меня поймали весной сорок шестого. Я уверен, вы помните, какая эпидемия гриппа тогда разразилась. Она унесла тысячи в Иллинойсе, и еще тысячи так ослабли, что подхватили пневмонию и все равно умерли. Так что в Иллинойсе была существенная нехватка рабочей силы. Меня отправили на работу — сгребать дерьмо. Я думаю, многие знают, что это такое. И это было все, что я делал каждый день. Я работал на скотном дворе Блумингтонской железной дороги, смотрел за свиньями и коровами, которых везли на живодерни в Чикаго. Конечно, я держался всего лишь на честном слове. В любой момент меня могли бросить в следующий поезд, и конец был бы Джиму Тушу.

В первый день работы я был счастлив, как пес, которого заперли на ночь в лавке мясника. На второй день я был счастлив, что работаю. На третий день я просто радовался тому, что у меня есть работа. На четвертый день я начал подумывать о том, как срезать углы. На пятый я подыскивал местечко, где бы покемарить, так, чтобы начальник меня не нашел.

Конечно, мой начальник заметил, что я отлыниваю. Он был старым, мудрым человеком. Его звали Верн Ландквист. Верн работал на железнодорожной станции в старые времена и по-прежнему там работает. Он мне не угрожал, нет. Он просто вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что, если я хочу остаться у него на хорошем счету, с завтрашнего дня мне стоит работать на пять процентов лучше.

И хотя он мне не угрожал, я испугался. Той ночью я не мог уснуть. Боялся, что приду на работу и ребята в голубой форме бросят меня в поезд на Чикаго. Я мог оказаться в Петле меньше, чем через двадцать четыре часа.

Человек на сцене стоял неподвижно, стирая со лба пот. Его взгляд прошел по семье Карлсонов, и он улыбнулся Валентайну, но именно в этот момент стал похож на змею.

— Эти двадцать четыре часа изменили мою жизнь. Всю эту ночь я думал о том, как улучшить мою работу на пять процентов. Как это сделать? Верн не просил меня работать семь дней в неделю, как большинство из вас делают на своих фермах.

На следующий день я выдал лишние пять процентов. Это было легко. Я просто делал чуть больше здесь и чуть больше там. Делал работу, которую мне не поручали, починил забор. Если старик Верн и заметил, он ничего не сказал. Я стал беспокоиться: что, если он не замечает лишние пять процентов?

Итак, на следующий день я сделал еще больше. Провел лишние пятнадцать минут, делая то, что не входило в мои обязанности. Вымыл окна, которые не мыли с тех пор, как президентом был Рональд Рейган. Я понял, что лишние пять процентов — это легко.

Это стало игрой. На следующий день я сделал еще пять процентов. Я расширял сферу своих интересов, если можно так выразиться. Маленькими, младенческими шажками я превращался в динамо-машину. Джим Туш, тот парень, что прислонял свой велосипед к дереву часа на два, чтобы позавтракать, Джим Туш, который всегда ехал домой быстрее, чем из дома на патрулирование. Теперь Джим Туш старался изо всех сил даже тогда, когда никто не смотрел.

Верн был мною очень доволен. Через месяц я был его ассистентом. Через год я был его начальником. Я всегда работал на пять процентов больше, чем все остальные. Я всегда делал больше, чем мой босс, и обычно года через два я был на его месте.

Я говорил те же слова своим подчиненным. Я просил лишние пять процентов. И всего-то. Всего пять процентов. Но, когда много людей это делают, ты можешь свернуть горы.

Я и не знал, но люди называли меня «Мидас» Туш. Все, к чему я прикасался, казалось, превращалось в золото. Я, парень, который в детстве не учил таблицу умножения, который не умел сидеть на велосипеде, прошел путь от уборщика дерьма до старшего управляющего по производству. Я отвечаю за фермы от Рокфорда до Маунт-Вернона, Иллинойс. Я отвечаю перед Одиннадцатью в Иллинойсе.

Вы думаете, у вас суровые квоты? Как их здесь называют — расчетами? Я видел числа. Одиннадцать в Иллинойсе значительно более требовательны, чем ваш Триумвират в Мадисоне. А в прошлом году мы превысили план по производству. Я знаю, что вы думаете: мы превысили квоту на пять процентов? Неверно: мы удвоили ее. Да, да, удвоили. Новая Универсальная Церковь раздает медные кольца моим лучшим людям, как конфеты. Видите мое? — спросил Туш, поднимая руку. Медно-золотое кольцо блестело на его толстом мизинце. Он провел рукой по маслянистым волосам, снял кольцо и бросил его в зал.

Женщина поймала его, вскрикнула и едва не потеряла сознание в объятиях мужа.

— О Боже, о Боже! — лепетала она, натягивая кольцо себе на большой палец. Зал ахнул.

— Ничего особенного нет в этом кольце. У меня осенью будет еще одно. Да и не то чтоб оно мне было нужно. Если вы позволите и послушаете меня, я расскажу вам секрет. Я уже один секрет вам рассказал, про пять процентов. Но я человек щедрый, я вам еще кое-что расскажу. Секрет в том, что медное кольцо вам ни к чему. В этом прелесть Нового Универсального Порядка, — сказал он, понизив голос.

Валентайн огляделся по сторонам, пытаясь стряхнуть с себя ощущение, что он почти так же загипнотизирован, как молодой мистер Сондерберг.

— Все, что нужно Порядку, — это производство. Эффективность. Добрая, хорошая работа. То, что делало эти места знаменитыми до того, как социологи и юристы захватили власть. Я вижу в зале тех, кто должен помнить старые времена. Как оно было, когда главными в стране были юристы? Работало все более эффективно или нет?

— Смеешься? Если уж юристы взялись за дело — пиши пропало! — выкрикнул какой-то старик.

Туш радостно закивал:

— При старом порядке далеко не пойдешь. Устроишься ли ты на правильную работу? Получишь ли правильный диплом? Живешь ли ты на правильной стороне дороги? Правильного ли ты цвета? Десять процентов людей владело девяноста процентами богатств. Кто-то считает, что это не так?

Никто так не считал.

— И не только общество было больным. Планета болела тоже. Загрязнения, токсичные отходы, ядерные испытания. Мы жили, как мухи в запечатанной банке с яблочным огрызком. Когда-нибудь проделывали этот маленький опыт? Положите парочку мух в банку с какой-нибудь едой, проковыряйте крошечные дырочки в крышке и смотрите, что будет дальше. Они будут есть и размножаться, есть и размножаться. И скоро у вас будет банка, полная дохлых мух.

Человечество устранило все формы естественного отбора. Слабые, тупые и беспомощные размножались с той же скоростью, что и успешные. Так не было задумано природой.

Теперь можно пить воду из любой реки, и вы, рыбаки, знаете, сколько рыбы в любом ручье. Воздух чист. Знаю, это прозвучит бредом. Но я один из тех людей, которые верят, что куриане — это посланники Божьи. Чаши весов снова пришли в равновесие. Мы стали лучше. Куриане избавили нас от слабейших. Они не играют в любимчиков, они не делают исключений. Они держат сильных и способных работать и забирают слабых.

Раздалось несколько на удивление мало возмущенных бормотаний.

— Я не прошу вас со мной соглашаться. Просто выслушайте меня, идите по домам и поразмыслите об этом. И сделайте еще кое-что. Подумайте о том, как вы можете улучшить свою работу на пять процентов. Я знаю, вы все хорошо работаете. Но я уверен, что каждый из вас может сделать то, что сделал я: придумать, как сделать на пять процентов больше. Вы будете лучшего мнения о себе, и у вас будет больше уверенности в завтрашнем дне. Как я, вы поймете, что у вас есть медное кольцо в кармане. А вам оно и не нужно, потому что вы делаете больше, чем вас просят. Кто из вас зарежет самую лучшую дойную корову на мясо? Никто, правда? Так же и куриане. Они здесь, они никуда не денутся, и нам нужно к этому приспособиться.

Лектор выдержал паузу.

— Вы слышали мою историю. Вы знаете, что я родился обычным и никогда не был ни особенно умным, ни особенно энергичным. Даже особенно красивым. Но у меня есть прекрасный дом — у меня есть фотографии, если кто-то из вас захочет посмотреть их после лекции, я покажу. У меня настоящая машина, на бензине, и небольшой домик на примете на юге, когда я выйду на пенсию. Так что я думаю, это медное кольцо чего-то да стоит. Наполеон говорил, что каждый рядовой его армии носит в своем рюкзаке маршальский жезл. Каждый из вас должен носить в кармане медное кольцо.

Кто-нибудь из вас работал по десять часов в день, сгребая дерьмо? Нет? Значит, у вас у всех есть фора передо мной. Вы уже на шаг впереди того, где был я, когда решил работать на пять процентов лучше. Шестнадцать вам или шестьдесят, вы можете сделать то, что сделал я. Дайте лишние пять, и это случится с вами.

Теперь, перед тем как я уеду в прерии, я должен провести обычную вербовку. Мы ищем молодых людей и женщин, от семнадцати до тридцати, которые хотели бы взять на себя часть ответственности за общественный порядок и безопасность. Я не буду говорить обычных вдохновенных речей или перечислять бонусы: вы все и так знаете, лучше меня. Я только гарантирую вам, что вас не посадят на велосипед без шин. И не забудьте, что, если поедете в тренировочный лагерь, но не пройдете учебу, вы все равно получите бронь на один год. Ну, кто первый поднимется на сцену и получит свою бронь? Ну, мамы, папы, дядюшки и тетушки, вот ваш шанс сказать детям, что пора подниматься сюда за бронью.

Валентайн слушал натянутые аплодисменты, когда несколько юношей поднялись-таки на сцену, затем тоже захлопал в ладоши. Казалось, что самое безопасное — это делать то же, что и все.

Сколько же людей в зале поверили этой истории? Сколько делали то, что и все?

Туш пожал руку епископу, который его представлял. Епископ похлопал его по спине и что-то прошептал на ухо. Туш вернул микрофон.

— Перед тем как вы покинете этот зал, у меня есть несколько объявлений. Триумвират изменил ваши квоты. Ваши местные комиссары обсудят их с вами индивидуально.

Зал не высказал возмущения вслух, но притих и застыл.

— Ну и хорошие новости, есть радостное объявление от Новой Универсальной Церкви и Мадисонского Триумвирата: каждая пара, которая произведет на свет десять и более детей, автоматически получает медное кольцо.

Валентайн и Молли Карлсон обменялись многозначительными взглядами. Девушка скривила губы.

— Новый Порядок осознает значение материнства и семейной жизни, — подхватил змееподобный маслянистый коммивояжер, — и хочет, чтобы северная часть штата снова была заселена. Все рожденные дети идут в счет. Семьи, в которых уже есть пять-шесть детей, — на хорошем пути к кольцу.

Раздалось еще немного аплодисментов, возможно от больших семей.

— И на самый конец. В последнее время у нас возникли некоторые проблемы с повстанцами и шпионами. Стандартное вознаграждение повышается от двухгодичной брони до десятилетней в обмен на информацию, которая поможет выявить любых нарушителей границ или бродяг, не имеющих документов. Спасибо за сотрудничество.

— Спасибо за сотрудничество, — прошептала Молли, — теперь идите домой и делайте детей. Бог знает, чем вы будете их кормить, они же поднимают расчеты.

— Прекрати, Молли, — вполголоса сказала миссис Карлсон.

Палатка быстро пустела. Оставалось только несколько людей, желающих задать вопрос лектору или епископу. Валентайн с Молли пошли к выходу, следом за родителями девушки. Он оглянулся на миг, чтобы посмотреть на сцену. Туш смотрел прямо на лейтенанта и говорил с епископом.

Волк почуял в этом взгляде беду. Он поспешно вышел из палатки, тщетно мучая себя вопросом, видел ли он когда-нибудь этого типа из Иллинойса.

Вернувшись в повозку и телегу, Карлсоны быстро съели походный ужин из корзинки. Фленаган присоединился к ним и с удовольствием налег на мясной пирог.

— Он кое-что опустил, Гвен, — сказал майор, не прожевав кусок, — в своей лекции о патрулях он распространялся о том, как выбрался из беды, когда его поймали на укрывательстве скота от комиссаров. Пока он сидел и ждал своей участи, ему предложили выдать всех поименно, кто спрятал хоть яйцо или кусок масла. Оказалось, у него очень хорошая память, — хохотнул Фленаган. — Это все часть его речи про долг, которую он читал этим утром. Да, и кольцо, которое он бросил в зал, — фальшивка, но не говорите никому, что я вам сказал. Пусть они верят. Вреда не принесет, пока они на хорошем счету.

— Долг, Майк? — сказала миссис Карлсон. — Думаю, ты мог бы рассказать мистеру «Мидасу» кое-что о долге. Как, например, ставить долг превыше семьи. Ты в этом мастер.

— Не начинай, Гвен. Это в прошлом. Я много сделал для вас с тех пор, много такого, за что могу угодить на следующий поезд в Чикаго. О, черт, опять дождь пошел, — проворчал майор, посмотрев на небо. — Ну пока, ребята. Ведите себя хорошо. Рад, что ты пришел на собрание, Сен-Кру. Может быть, ты умнее, чем кажешься.

На пути домой повозкой правила Молли. Валентайн не был уверен в своих силах на скользкой мокрой дороге, и они решили, что лучше, если вожжи будут в руках более опытного возницы. Валентайн и Молли снова сидели рядом под брезентом, но ему не удавалось вернуть то отчасти радостное, отчасти испуганное состояние, которое он испытывал на пути в церковь, когда они впервые сидели так близко друг от друга.

— Ты не поверил во всю эту фигню, ведь нет? — спросила Молли.

— Нет, но он умеет говорить. Он и меня ненадолго загипнотизировал.

— Да, он один из лучших, кого я слышала. Можно было этого ожидать, раз уж Триумвират решил повысить расчеты, — она помолчала. — Ты меня не слушаешь, ты где-то далеко.

— Мне не понравилось, как он на меня посмотрел. В конце, когда говорил с епископом. Как будто спрашивал его про меня. Странно, я ведь никогда его раньше не видел.

— Ну, как говорит дядя Майк, он на самом деле из Иллинойса. Ты там бывал?

— Я был там на пути сюда, но мы держались необитаемой части. Или почти необитаемой. Прости, если я кажусь озабоченным. Ты правильно угадала про рождаемость. Откуда ты знала?

Она улыбнулась.

— Если мне восемнадцать и я практически никогда не уезжала из дома дальше, чем на двадцать миль, ты думаешь, что я ничего не знаю? В Нью-Гларусе новая команда вампиров. Никто ничего не знает об их Хозяине, но понятно, что они останутся. Это значит больше голодных ртов. Кстати, а как часто им нужно питаться?

— Это один из тех вопросов, на которые мы так и не знаем ответа. По теориям группы ученых, которые изучают их в Арканзасе, все зависит от того, насколько активны их Хозяева. Мы думаем, что половину времени у куриан задействована только часть капюшонников. Это всего лишь догадка, но чем меньше Жнецов курианину нужно контролировать, тем лучше они с этим справляются. Иногда, когда он пытается управлять всеми тринадцатью разом, они просто превращаются в пожирающие машины и делают глупости, выходят на солнечный свет, например. Но курианин не может управлять слишком малым числом. Тогда он рискует. Если связь курианского Лорда с жизненной силой прервется, если, например, у него остался только один Жнец и его убивают, мы думаем, курианин тоже умирает.

Молли поудобнее устроила поводья в руке.

— Интересно. Странно — вот так запросто говорить о них с кем-то. У нас здесь разговоры о курианах тоже табу. Очень легко сказать что-то не то! Значит, Жнеца можно убить?

— Да, — сказал Валентайн, — но это, пожалуй, лучше записать в твой список вещей, которые «проще сказать, чем сделать», причем на самую первую строчку. Я видел, как шестеро опытных солдат палили в одного из винтовок с расстояния футов десять, а он всего лишь стал чуть медленнее двигаться. Конечно их неплохо защищают плащи. Но если он все же ранен, его можно обезглавить. Чаще всего мы удовлетворяемся тем, что взрываем их. А иногда изувечим так, что они не могут бегать быстро. Тогда догоняем и приканчиваем. И все же поймать его так, чтобы напасть командой, тоже непросто. Они в основном активны по ночам и видят лучше нас, и слышат, и так далее.

— Так как же вы это делаете?

— Долго рассказывать. И поверить сложно тоже, пока своими глазами не увидишь. Я говорил тебе, что есть люди, они как куриане, но на нашей стороне.

— Да, как их… Ткачи жизни.

— Отлично, ты помнишь. Так вот, давно, я думаю, мы им поклонялись и считали, что они боги. У них есть возможность пробуждать спящие в человеке силы. Около четырех тысяч лет назад они принимали форму тотемов, чтобы люди могли принять их. «Дух Волка в тебе».

— Они со всеми могут это сделать?

— Не знаю. Ткачи отбирают людей, насколько я понимаю. Для Свободной Территории Озарк они создают три категории воинов: каждая названа именем животного. Но все мы называемся Охотниками. И все мы носим ножи, чтобы при случае прикончить Жнеца. Мы, Волки, обычно используем короткий, с широким клинком. В лесу тоже полезный инструмент. Волки — это что-то вроде кавалерии. Мы передвигаемся быстро из одного места в другое, выслеживаем вражеские войска и устраиваем засады, ведем партизанскую войну. Волков много.

Коты — это шпионы, убийцы, они устраивают саботажи в тылу. Не знаю, как обучают Котов. Думаю, они просто очень опытные Волки, которым больше нравится работать в одиночку. Я знал только одного Кота. Они идут в курианскую зону и там играют со Жнецами в «кошки-мышки». Может быть, здесь поблизости и есть какой-нибудь Кот, только он вряд ли знает обо мне.

А еще есть Медведи. Это самые отвратительные сукины дети во всем Южном округе. Это я тебе точно говорю. Не знаю уж, что там Ткачи жизни с ними делают, чтобы они становились такими, но я слышал, что один Медведь может поймать трех Жнецов и убить их. Они — как живые танки. Мы, Волки, всегда подвинемся у стойки, когда они входят в бар.

Они слушали перестук копыт. К счастью, на дороге сохранился асфальт, только несколько участков было покрыто гравием. Морган наслаждался прогулкой, следуя за телегой. Молли замедлила ход, чтобы лошадь передохнула, а остальное семейство догнало их.

— Вы часто побеждаете? — спросила Молли. — Я имею в виду, ну, идете и бьете Жнецов?

— Иногда. Озарк все еще свободная территория, так ведь? Но это стоит людских жизней. Хороших жизней.

— Не думай об этом слишком много, — сказала Молли. — Когда ты об этом думаешь, ты выглядишь старым и усталым. Тебе сколько, двадцать?

— Мне кажется, что больше. Может быть, в этом виноваты мили пути.

Теперь пришла очередь Молли задуматься.

— Так значит, вы сражаетесь с ними, бьете их, — размышляла она вслух. — Нам всегда говорили, что вы просто прячетесь в горах. Голодаете зимой, все такое. Даже ложи, наши организации, которые помогают людям бежать из лап Триумвирата, и те не советуют людям идти туда.

— Это далеко, — согласился Валентайн, — далеко и опасно.

— Ты должен нам доверять, Дэвид. Если б я сдала тебя, то точно получила бы медное кольцо. Волк, офицер даже, — они будут в восторге. Дядя Майк обкакался бы, если б знал. Он тебе даже рабочую карточку выписал! — хихикнула она.

— Ну, сначала у меня и выбора-то не было, кроме как довериться вам. Мне казалось, что нас все равно поймают. Гонсалес просил бросить его, но я не мог этого сделать. Теперь рад, что рискнул.

Она склонила голову к его плечу и улыбнулась.

— Почему?

Валентайн покачал головой и отвел взгляд. Этой улыбке было невозможно противостоять.

— У женщин и у шестилеток никогда не кончаются вопросы.

— Только потому, что у мужчин никогда нет правильных ответов, — парировала она.

— Ну да, конечно! — рассмеялся Валентайн.

— Нет, серьезно, Дэвид, почему ты рад? Тебе нравится игра, в которую мы играем, будто ты ухаживаешь за мной?

Услышав, что она назвала это игрой, Валентайн почувствовал, как осколок стекла вошел в его сердце. Он постарался придать своему голосу веселость.

— Что правда, то правда. Мне нравится разговаривать с тобой, мне нравится твоя семья. Я очень давно не жил в настоящей семье.

— Мне тоже понравилось, Дэвид. Я ловлю себя на том, что не могу понять, играю я в игру или нет. Мне почти жаль, что всему придет конец. Не то чтобы я мечтала родить баскетбольную команду от тебя, чтобы получить медное кольцо, разумеется.

— Конечно, — согласился Валентайн.

«И мне жаль, что этому придет конец», — добавил он мысленно.

Вернувшись в дом Карлсонов этим вечером, Валентайн и Гонсалес советовались в подвале.

Валентайн рассказал товарищу о лекции в палатке и странном взгляде, которым его наградил напоследок лектор.

— Ну, не знаю, Вал. Еще одна причина сматываться отсюда как можно скорее. Но ты не думаешь, что будет слишком подозрительно, если мы возьмем и просто исчезнем?

— Нет, я уже обсуждал это с мистером Карлсоном. Он скажет, что у нас с Молли ничего не вышло, и мы уехали неизвестно куда, крупно поссорившись. Как твоя рука — ехать сможешь?

Гонсалес вытащил раненую руку из перевязи. Его пальцы были согнуты, а кожа выглядела сухой и нездоровой, как на руке дряхлого старика.

— Плохо, лейтенант. Я думаю, нерв погиб. Она иногда жжется или чешется. Но ехать смогу и с одной рукой.

— Но вот стрелять не сможешь. Похоже, тебе светит заслуженный отдых.

— А из пистолета?

— Это капитану Ле Авре решать. Кстати говоря, на меня давно никто не орал. Я, кажется, готов попасть домой и получить выволочку по полной программе. Да, а как прошел твой день на пару с Фретом?

— Он крутой парень. Мог бы стать Волком.

Валентайн заинтересовался. Он не помнил, когда это Гонсалес называл кого-нибудь «крутым».

— Ты о чем?

— Мы тут разговорились, пока вас не было. Я рассказал ему о себе, а он мне про Чикаго. Когда Фрет был маленьким, он попал с отцом и матерью в самую худшую часть города. В центре города, в изгибе реки, есть место, называется Петля. Там с севера и с запада река, а с востока — озеро. В отмелях живут лягушастые гроги. В озере, понимаешь? А на юге — стена, сделана из старого туннеля метро.

Как говорит Фрет, поезда все еще привозят людей туда, но обратно никто не может выйти. Здания слишком высокие, это как будто на дне каньона. Света нет. Люди там едят крыс, птиц, мусор, который скидывают в реку. Он говорит, что и друг друга едят.

— Ты уверен, что он это не придумал? — спросил Валентайн.

— Если придумывает, у него чертовски хорошо получается, — согласился Гонсалес. — Единственные, кто беспрепятственно входит и выходит оттуда, — это Жнецы. Все мосты опущены, они двигаются под городом по туннелю. Эта территория — Петля — для чикагских Жнецов земля счастливой охоты. Они просто оставляют тела крысам или тем водным грогам.

Малыш так и выбрался оттуда. Через туннели. Ты можешь в это поверить, он полз в кромешной тьме через туннель, по которому ходят Жнецы? Я бы не смог, нет, ни за что.

Валентайн содрогнулся, представив себе картину: туннель, где ни зги не видно, и вампиры, которые могут появиться с обеих сторон. Конечно, вполне возможно, что отчаянная храбрость мальчишки объяснялась тем, что он не понимал, насколько легко могли вычислить его Жнецы.

Снаружи в их убежище ворвался звук мотора. Усиленный слух Валентайна уловил, что машина замедляет ход и останавливается.

— Эй, сэр… — сказал испуганно Гонсалес.

— Ш-ш, я тоже слышал.

Слух Валентайна определил, что у машины старый, поврежденный глушитель. Машина въехала во двор Карлсонов и остановилась. Сверху раздались приглушенные голоса.

Валентайн жестом показал на потайную комнату. Пока он нажимал на сучок и открывал дверь, Гонсалес следил за лестницей. Тайник без их кроватей, вынесенных в подвал, казался немного просторнее. Там все еще хранились их мешки и оружие.

Вентиляционная шахта позволяла ему слышать голоса в гостиной ясно и четко. Мистер и миссис Карлсон принимали майора Фленагана и его помощника Вирджила в главной комнате. Валентайн слышал даже, как поскрипывают старые стулья.

— Что же тебя к нам привело, майор? — спросил Карлсон.

— Неужели за второй порцией мясного пирога? — добавила миссис Карлсон. — У меня уже все ушло, а в такой дождь в ловушках нет ни одного кролика. Могу картошки пожарить, если хочешь.

— Это визит вежливости, Алан, — сказал майор. — Ну, наполовину. Я насчет сегодняшнего собрания в палатке.

— Мы что, пропустили выступление «на бис»? — спросила миссис Карлсон. — Он до того самоусовершенствовался, что у него выросли крылышки и он вылетел из палатки?

— Гвен, твоему чувству юмора пора закусить удила, — проворчал Фленаган, — но дело на самом деле в Джиме Туше. Он кое-кем очень заинтересовался в вашей семье. Хочет взять личное интервью, так сказать.

Валентайн протянул руку к винтовке. Она успокаивала.

— С кем это? Сен-Кру? Я еще не уверен, что он будет частью нашей семьи, Майк.

— Нет, Алан, — сказал Фленаган с сардоническим смешком, — это Молли. Он хочет твою дочь.

В комнате наверху повисла пауза. Спустя секунд десять голос мистера Карлсона эхом раздался на весь дом:

— Да иди к черту, Майк!

Валентайн одобрительно улыбнулся. Он еще никогда не слышал, чтобы мистер Карлсон произносил что-нибудь более непечатное, чем «блин». Но случай того стоил.

— Ты что же, собираешься… — начал было Вирджил.

— И ты туда же, Вирджил.

— Ну теперь держись!

Фленаган прервал своего помощника:

— Стоп, пока мы не устроили настоящую ссору, в который ты наверняка проиграешь, — и ты об этом знаешь — подумай об этом серьезно, Алан. Выслушай меня. Ты не только окажешь услугу мне, но и семье своей поможешь, очень поможешь. Они предлагают всей семье бронь на два года. На самом деле на пять лет. Мне сказали, что я могу поднять ставку до пяти лет, если ты упрешься. И не смотри на меня так, Вирджил, она моя племянница, и она получит от этой сделки все, что возможно.

Майор прокашлялся и продолжил:

— Алан, я буду с тобой откровенен. Следующие пять лет будут трудными. Ты знаешь, что в Гларусе новые Жнецы. Я уже получил приказ готовить списки тех, кто пройдет отбор, а кто нет. Твоя ферма сейчас на хорошем счету, но что, если выдастся плохой год? Что, если коровы заболеют? Ты будешь чертовски рад своей броне, если что-нибудь такое случится. А даже если ты не попадешь в список, возможно, вампир будет бродить рядом и окажется голодным как раз у твоего дома. Ты знаешь, что так бывает, не хуже меня. Списки ни хрена не значат, когда они бродят вокруг, а бронь — значит.

Майор помолчал немного, чтобы дать угрозам, высказанным и нет, проникнуть в сознание слушателя, а затем начал снова:

— Она же не навсегда уйдет. Я знаю от самого епископа. Туш читает лекции в Платвилле, Ричланд-Центре и Ридсборо, а затем возвращается через Мадисон. Три недели, не больше. Он сказал, ему нужна компания в поездке. А бронь начнется с той секунды, когда она появится в Церковном Центре Монро. Так что она будет в безопасности даже в Мадисоне. Ну что я могу сказать, Алан? Твоя дочка — настоящая милашка. Сладкая девочка. Конечно, он на нее глаз положил.

— Отличное время, — сказал Карлсон. — Интересно, как Сен-Кру воспримет ее исчезновение с этим старым козлом. Они же жениться собираются.

— А ты не думай о нем, о семье думай, Алан. Сен-Кру может и понять, в конце концов. Я поговорю с епископом. Раз уж Сен-Кру уже почти член семьи, может, мы и ему дадим броню. Может, даже при том условии, что он на ней женится. Это все решит. Если у него голова в порядке, он поймет, что пять лет — это как раз то, что нужно, чтобы обустроить ферму.

— С головой-то у него все в порядке, — беззвучно произнес Валентайн, — как раз чтобы вышвырнуть твою задницу вон из этого дома.

— Давай поговорим завтра с Молли, — сказала миссис Карлсон, очевидно обращаясь к мужу, — и, наверное, с Дэвидом тоже.

Валентайн насчитал двадцать ударов сердца.

— Хорошо, Гвен. Майк, прости, что вспылил. И ты, Вирджил. Меня просто выбило из колеи ваше… предложение. Когда ты отец, твоей девочке будет вечно шесть лет. Она уже взрослая женщина, я об этом иногда забываю. Но вот почему она? Там были девушки и покраше.

— Ну, значит не на вкус Туша. Вирджил, подожди снаружи. Алан, если ты не против, я бы перекинулся словечком с Гвен наедине.

— Ладно, майор. Мы подумаем. Приеду завтра. Доброй ночи.

— Спокойной ночи, Алан.

Валентайн слышал шаги: Вирджила проводили к двери, а затем мистер Карлсон удалился на кухню.

Валентайну показалось, что он говорил там с Фретом.

— Слушай, Гвен, — сказал майор Фленаган сестре так тихо, чтобы его голос не был слышен снаружи комнаты.

Только не для ушей Волка..

— Ты знаешь, что я не закон. Законно то, что называет законным Триумвират. Этот Туш — большая шишка в Иллинойсе, одна из самых больших в Чикаго. Новая Церковь хочет, чтобы у него все было, и я намерен ему обеспечить это. Выглядит так, словно у Алана есть право выбора, но на самом деле выбора нет. И у Молли выхода нет. Ты понимаешь?

— Вполне, — едва слышно сказала миссис Карлсон, но Валентайн расслышал в ее голосе гнев и подивился тому, слышал ли это ее брат.

— Он все равно своего добьется, так или иначе.

Я знаю, ты всегда могла повлиять на Алана. Так что подумай о выгоде. Ты тоже получишь бронь.

— А ты, Майк? Ты тоже ее получишь? — спросила она.

— Тебя не обманешь, да? Может быть. Это очень важно. Я думаю, куриане хотят, чтобы Туш перебрался сюда насовсем. Это значит, мы должны выманить его из Иллинойса-Одиннадцать. Они хотят, чтобы он управлял фермами в Висконсине, так, как он справился с ними в Иллинойсе.

— Майк, ты на стороне куриан?

— Всегда был. Я знаю, какая сторона куска хлеба намазана маслом. Всегда знал, что мне досталась мамина голова. А тебе, думаю, только папашино упрямство.

Миссис Карлсон вздохнула:

— Хорошо, Майк, ты прав. Я постараюсь что-нибудь сделать.

— Ну, не так уж трудно было.

— Труднее, чем ты когда-нибудь сможешь понять.

— Эй, ты выдохся, — сказал Фрет, окидывая взглядом гору оставшихся поленьев.

Валентайн колол дрова со своей обычной энергией.

Он стоял у одной из пристроек у амбарной стены и заполнял дровяной сарай топливом. Живя у Карлсонов, он каждый день понемногу колол дрова, чтобы поддерживать себя в форме.

Валентайн не пользовался топором. Он предпочитал пилу для распиливания бревен на поленья в два фута длиной, которые потом можно было расколоть клином.

Волк работал с аккуратностью робота. Он поднимал бревно, клал его на старый пень, который, несомненно, годами служил этой цели. Затем он брал клин в одну руку и двадцатифунтовый молот в другую, держа молот прямо за закругленную стальную головку. Под мощным ударом треугольный кусок металла с искрой входил в дерево. Валентайн отступал, перехватывал молот в руке, позволяя силе притяжения протянуть рукоять через его огрубевшие пальцы, а потом раскручивал его полукругом за спиной, поднимал вверх и снова изо всех сил опускал молот на клин. Затем молодой Волк складывал половинки и четвертинки полена в аккуратные, красивые ряды.

Сегодняшняя колка дров началась после равнодушного, без энтузиазма завтрака.

Все ели с озабоченным видом, отстраненно и порознь, так, будто взбесилась любимая всеми собака и все знали, что сегодня ее придется пристрелить. Молли выглядела потерянной, миссис Карлсон плотно сжала побелевшие губы, а под глазами мистера Карлсона легли темные тени. Фрет проглотил завтрак, как голодный волчонок, и выбежал во двор, к своей работе, забрав с собой собаку. Даже юная Мэри, кажется, почувствовала всеобщее напряжение. Девочка переводила взгляд с сестры на родителей и снова на сестру.

Валентайн решил, что Фрет принял самое лучшее решение, и, покончив с едой, вышел из дома. В последнее время он часто бывал в лесу и приволок оттуда несколько бревен, которые пошли бы на забор или на дрова.

Валентайн окунулся в работу, думая о том, из чего бы сделать седельную сумку для Моргана и пару лишних чепраков. Он мог приладить покрышку от козел.

И в старом сарае хранилось довольно много изношенной кожи и холста. Если Морган понесет корм для себя и лошади Гонсалеса и если сам Валентайн возьмет какой-то груз, они смогут добраться почти до самого Озарка, прежде чем иссякнет запас овса и кукурузы. Он планировал пересечь Миссисипи дальше на севере, быстро пройти через Айову и таким образом вернуться на Свободную Территорию где-то чуть к юго-западу от Сент-Луиса.

Но, несмотря на тяжелую работу и составление планов о том, как вытащить отсюда своего изувеченного Волка, постоянно возвращался к мыслям о Молли.

Замечание Фрета вывело его из задумчивости.

— Что ты сказал? — спросил Валентайн.

— Ты колол дрова почти каждый день с тех пор, как приехал. У нас хватит на две зимы. Они сгниют раньше, чем мы успеем их сжечь.

— Ну, может, твой отец что-то продаст.

Валентайн осознал, что его спина и руки болят. Он посмотрел на солнце, стоял теплый сентябрьский полдень. Ну что ж, хорошо. Ему все-таки удалось успокоиться.

— Эй, Дэвид, а чего это они на дом пялятся?

Валентайн положил топор, прислонив рукоять к пню.

Вот и конец спокойствию.

— Кто пялится на дом?

— Патруль. Там машина на дороге в Ла-Грандж.

Один парень внутри, значит, другой где-то в холмах с биноклем или подзорной трубой, — Фрет прикрыл глаза ладонью от солнца, посмотрел на холмы и пожал плечами.

— Откуда знаешь, что их двое?

— Они всегда парами дежурят. Дядя Майк говорил. Они еще меняют пары, чтобы не привыкали друг к другу. Думаю, чтобы не обманывали.

— Ты смышленый, Фрет.

— Да нет. Просто все одно и то же, каждый день, можно заметить схему. Как ты, ты когда о чем-то беспокоишься, колешь дрова.

— Я это делаю для тренировки.

Фрет покачал головой с торжествующей улыбкой на физиономии.

— Тебе очень нужно было тренироваться перед встречей с дядей Майком? И когда мама и папа говорили об увечье Гонзо, ты тоже много дров наколол. И перед тем как поехать верхом с Молли. И в тот же день, после возвращения. И когда лошадь вычистил, ты после ужина еще дрова колол.

Валентайн сел на пень и посмотрел на подростка.

— Вот черт! — все, что он смог сказать. Он снова поднял глаза на Фрета. — Ты в курсе о сделке с твоей сестрой?

— Да, мама и папа всю ночь не спали, говорили. Они говорили о том, что следовало бы собрать вещи и попросить тебя вывести нас из Висконсина. Мама сказала, что ничего не получится, потому что люди дяди Майка следят за нами. Получается, она была права. Они рано разбудили Молли и первым делом поговорили с ней об этом.

— Что-нибудь решили?

— Не знаю. Молли заплакала.

Валентайн сосредоточился на том, чтобы его лицо ничего не выражало.

— Фрет, сделай одолжение. У тебя здесь есть пара силков для кроликов?

— Ага, тут их норка на одном из пастбищ. И в холмах тоже есть кролики.

Валентайн бросил взгляд на холмы.

— Пойди и проверь свои силки. Посмотри заодно, где тот второй патрульный. Сможешь?

— Ну, ясное дело.

— Если увидишь его, то возвращайся и ищи меня в конюшне, если найдешь его. Но сначала зайди в дом на пару минут. Как будто ты там сидел, а родители послали за чем-то. Давай дуй.

Фрет помчался к дому.

Валентайн заставил себя отложить инструмент и неспешно побрел к конюшне. В обветшалом стойле без дверей стояли на привязи лошади. Крепкий запах лошадиного пота и навоза наполнял теплый воздух.

Пять лошадей. Три Карлсонов и пара их с Гонсалесом. Миссис Карлсон на одной, девочки на второй. Гонсалес и мистер Карлсон на третьей. Будут по очереди править. Он сам и Фрет могут идти пешком, мальчишка крепкий и выносливый. Это фермерские лошади. Они хороши для езды, но не для вьюков. Нельзя брать больше ста пятидесяти фунтов. Одеяла, палатки, веревка, инструменты. Подковы, потому что потеря подковы будет означать потерю лошади. Может быть, недельный запас еды для людей и лошадей. Успеем ли уйти за неделю? Господи, жизненная аура! Новые Жнецы в Гларусе, они, если подумать, пройдут тридцать миль до Ла-Грандж за одну ночь, бегом. Черт, нас выпьют досуха. А Гонсалес еще и стрелять не может.

— Привет, Дэвид, — сказал знакомый, но охрипший, наверное от слез, голос.

Молли.

— Фу, ты весь вспотел. Фрет сказал, ты колол дрова.

— А, да. Ну, я подумал, надо оставить твоему отцу хороший запас. А может, он сумеет их продать, восполнит запасы, которые мы съели. Не знаю, как отплатить ему за спасение наших жизней. Ты как?

Она провела рукой по непричесанным волосам, отводя выгоревшие на солнце светлые прядки с лица.

— Значит, ты знаешь?

Нет смысла лгать.

— Да, получилось так, что я слышал все, там вентиляция в подвале… Не мое дело, конечно, я знаю, Молли. Твой дядя все достаточно подробно описал.

Что сказали родители?

— Просили подумать и сказали, что поговорим попозже. Но я уже приняла решение.

— Надеюсь, не как в Масаде.

Тень прежней улыбки мелькнула на ее лице.

— Нет, — сказала она, глубоко вдохнув, продолжила:

— Я сделаю это, разумеется.

У нее получилось почти одним словом: «ясделаюэторазумеется». Как будто от скорости ее речи зависело то, как быстро все закончится.

Валентайн был практически уверен в том, что она примет именно такое решение. Какой у нее был выбор? Может быть, он мог что-то предложить?

— Сказала родителям?

— Нет еще… Я… хотела сказать сначала тебе. Я знаю, это как-то глупо. Ты же мне все-таки не муж, но…

— Молли, — прервал он ее, — я думал о том, чтобы вытащить твою семью отсюда. И не со вчерашнего дня.

Шанс очень маленький, да. Вот что нужно сделать…

— Дэвид, не надо, все хорошо.

— Нет, послушай, что я…

— Нет, я хочу, чтобы ты меня послушал. Твой шанс — это значит, что мы убежим, да?

— Не только мы, все. Твои родители, лошади, даже собака.

— Послушай, Дэвид. Ты сумасшедший. Никто из нас не сможет ехать верхом или идти дни и ночи напролет. И за нами следят. Если мой дядюшка позволяет нам заметить двух человек, значит, еще шестеро прячутся где-то поблизости. Он, без сомнения, договорился с Бритлингами, и если они заметят странное, то получат бронь на пять лет только за то, что вызовут патруль.

Они дают мне только иллюзию выбора. Мама так не сказала, но я думаю, что на одной стороне монеты — обещание брони, но на другой — материнский инстинкт. Если епископ говорит «гоп», мой дядюшка прыгает. Он не позволит никому, даже семье, встать у него на пути.

Валентайн хотел было что-то сказать, но девушка шагнула к нему и положила палец на его губы.

— Дэвид, мне нравится, что ты думал о том, как вытащить нас. До всей этой истории с Тушем это могло получиться, точно. Никто бы не ожидал, что мы вот так снимемся с места и исчезнем. Ты мог бы показать нам дорогу. Знаешь, здесь у нас нет больше карт. И на дорогах не стоят указатели. Я не нашла бы путь в Мадисон, даже если бы захотела, и никуда дальше, чем на двадцать миль от дома.

Она отняла руку от его губ и прижалась к нему всем телом. Валентайн тоже обнял ее, почему-то совсем этому не радуясь.

— Ты добрый и храбрый, — сказала она, — но давай смотреть в лицо фактам. Я не принцесса в высокой башне, и драконов слишком много. Этот Туш — большая шишка. Он в любом случае получит то, что хочет. Я увижу пару другую новых ферм и мелких городишек. Я побываю в Мадисоне. Может, ему просто нравится ходить с девушкой под руку, чтобы производить впечатление на людей, кто знает. Ну да, я пересплю с ним. Единственное, чего я не хочу, — ребенка. Мама сказала, что есть способ…

— Молли, не говори так. Я не хочу, чтобы ты это делала, — сказал Валентайн, его губы изогнулись в усмешке отвращения.

— Что, беременность? Ну, ты же мужчина. Тебе нечего об этом думать, только если захочешь. Мне кажется, ты не настолько молод, чтобы не знать таких вещей. Но нам, женщинам, нужно иметь в виду, что такое возможно.

— Да нет, я просто слышал о женщинах, которые умирали от этого.

Молли посмотрела вдоль прохода между стойлами и почесала Люси по носу. Валентайн смотрел на девушку, одетую в старые отцовские штаны, обрезанные у колена, ее грудь была четко очерчена под футболкой. Расстроенная, она выглядела младше своих восемнадцати лет и слишком молодой для того, чтобы хладнокровно обсуждать аборт.

— Ну, если повезет, у него еще и не получится, — сказала она, давая понять, что это конец дискуссии. Она прошла по ряду между стойлами. — Отлично, ясли пусты. Мэри любит только кататься, ну разве что вычистит лошадь, а всю грязную работу оставляет Фрету и мне. Бедняжки! Ну простите, мы не можем вывести вас на луг, пока не поставим забор! Эти две новые лошадки съели всю вашу травку на поле. Помоги мне, пожалуйста, Дэвид. Можешь взять те две кипы сена с чердака? Я пока дам им воды.

Валентайн дошел до амбара и залез на сеновал. Ему нравился сладкий аромат сена, скрывающий запах навоза. Несколько воробьев прыгали и играли в воздухе, а паутина блестела в лучах солнца серебряным отливом.

Он услышал, как скрипят перекладины лестницы. Молли появилась на сеновале. Она улыбалась, но эта улыбка показалась Валентайну наигранной. Девушка умылась у поилки, и возле ворота осталось мокрое пятно.

— Подумала, что надо тебе помочь с этим сеном. Они разваливаются, эти кипы. Иногда в руки не возьмешь. Но если стянуть сено туже, оно сгниет. Мы не можем нести такие потери.

Валентайн понюхал сено.

— Да, ты права. Я и не знал. Все сено, что я видел раньше, очень плотно увязывали. А я думал, почему так хорошо пахнет?

— Это клевер. Он на другой стороне дороги растет.

Вдруг она разрезала веревку и рассыпала сено на полу чердака.

— Очень смешно, — сказал Валентайн, — и как ты его теперь понесешь? Или хочешь пугало слепить?

— Конечно, Дэвид, — сказала она. Ее глаза странно блестели. — Можем одеть его в твою одежду. Почему бы тебе не раздеться и не отдать мне все.

— Чего? — спросил он.

Молли присела на колени в сено.

— Стесняешься? Ну ладно, я начну.

Быстрым, изящным движением она стянула футболку через голову, и ее упругие молодые груди подпрыгнули, когда она отклонилась назад. Валентайн стоял с открытым ртом, чувствуя, как напрягается его член. Соображать он был не в состоянии.

— Дэвид, мне сказать тебе прямым текстом? Давай займемся любовью. Я хочу, чтобы ты сделал это для меня.

— Молли… мы… мы даже не целовались ни разу, это как-то…

— Неожиданно? — завершила за него она. — Ну да, думаю, ты прав. На самом деле я всего пару раз в жизни целовалась. А один раз с патрульным, и я вовсе не хотела, чтобы он меня целовал. Но он это сделал и положил мне руку на грудь. Я закричала, оттолкнула его, и он убежал. Вот и весь мой сексуальный опыт. Дэвид, я девственница. Я буду с этим типом, и что меня беспокоит больше всего… ну, кроме того, что меня вообще к этому принуждают… меня больше всего беспокоит то, что это будет мой первый раз. Я не хотела бы помнить об этом до конца своих дней. Тебя я знаю, ты мне нравишься, и мне кажется, я тоже нравлюсь тебе. Ты хороший. Ты красивее многих и умнее. Ты офицер. И джентльмен, иначе ты был бы уже на мне.

— Я уже думал об этом, Молли.

— Только не спеши, хорошо, Дэвид? — сказала она, приподнимаясь на полу так, чтобы стянуть большие, не по размеру, штаны. Движением ноги она отбросила одежду в сторону.

Валентайн опустился на колени рядом с девушкой и поцеловал ее.

Он был тоже неопытен. В самую пору первых поцелуев и ласк он был слишком застенчив. Но Молли Карлсон, возможно, самая красивая девушка, какую он знал, была сейчас в его объятиях и хотела отдаться ему. На помощь пришли животные инстинкты. Его молодая, требовательная плоть была готова к тому, чего пока боялся разум. Валентайн почувствовал, как ее ищущая рука нащупала его твердый член. Молли взялась за пряжку его пояса. Он хотел снять рубашку, но губы Молли, мягкие, сдающиеся его ласкам, были так хороши, что он не мог оторваться. Девушка расстегнула ремень его штанов и дрожащими пальцами начала расстегивать ширинку, старые нитки не выдержали напора, и пуговицы разлетелись по полу. Ему удалось оторваться от ее губ, чтобы покрыть нежными поцелуями ее лицо и шею. Молли засмеялась и выгнулась, прижавшись грудью к его груди. Валентайн стянул рубашку через голову и сбросил штаны.

Девушка дотянулась до его губ и поцеловала так крепко, что он прочувствовал этот поцелуй до глубины души, потерял равновесие и упал на спину, увлекая за собой Молли. Медно-светлые волосы щекотали лицо и шею. Ладонь скользнула по его животу, нашла, сначала легонько погладила, а потом плотно сжала находку.

Дэвид провел рукой по ее спине, нежно сжал ее мягкие ягодицы. Она ответила на нежность, одной рукой играя с его черными волосами, а другой лаская внизу.

— Господи, Молли, как хорошо, — простонал молодой Волк охрипшим от возбуждения голосом. Он осторожно просунул ладонь между ее бедер, к нежной плоти. Их поцелуи превратились в быстрое стаккато, и он почувствовал, как девушка стала влажной.

— Дэвид, пожалуйста, медленно! Хорошо? — прошептала она ему в ухо.

Молли перевернулась на спину, и он последовал за ней, как в ритме вальса. Она смотрела на своего любимого снизу вверх, ее зрачки в сумраке были расширены. Внезапно он захотел, чтобы этот миг длился вечно.

Молли в его руках, терпкий запах женщины и клевера с намеком на сладкий аромат лаванды. Он прижался к ней, целуя медленно и нежно, в то время как она направляла его внутрь. И они стали одним существом. Валентайн взял ее несколькими медленными движениями, с каждым проникая чуть глубже. Гримаса боли промелькнула на ее красивом лице, но затем исчезла и, как отлив сменяется приливом, превратилась в румянец страсти. Руки девушки то царапали, то ласкали его спину, в то время как он входил в нее все глубже.

Любовники словно забыли обо всем на свете, пока он не кончил, выплеснув себя в нее. Спазм за спазмом сотрясал его тело, рот был открыт для крика, но производил только низкий стон.

Потом Молли лежала в его объятиях, они дремали почти весь день. Валентайн не понимал, то ли он безудержно счастлив, то ли безумно устал.

— Ты как? — спросил он ее.

— Отлично, — ответила Молли, растягивая слова.

Она потянулась и провела пальцем между бедер. Пальцы были в крови.

— Надо же. Я думала, после всей этой верховой езды ничего не останется…

Валентайн поцеловал ее руку, слизнув кровь. Девушку по имени Молли, которая вошла этим утром в сарай, подобное ужаснуло бы, но женщина, отдыхающая в объятиях любимого, нашла это трогательным.

— Ха, поверил. У меня месячные, — сказала она.

Он посмотрел на нее, приподняв бровь.

— Шутка, — сказала она, сморщив нос и закатив глаза.

— Ну, если с этой работой закончили, мне, пожалуй, пора заняться седельным мешком для коня, — сказал Валентайн.

Она сжала ладошки на его шее.

— Работа! Когда я сняла рубашку, ты чуть в обморок не грохнулся!

— Да уж, кровь от головы отлила, — согласился он.

— Я знаю куда. Я думаю, буду ходить на кривых ногах какое-то время…

Они поцеловались, смеясь.

— Ну теперь серьезно, Дэвид. На самом деле тебе это все тоже на пользу. Если вы с Гонзо соберетесь и уйдете сразу после меня, это будет выглядеть очень логично. Я думаю, все будут ожидать, что вы обиделись. Можете придерживаться истории о том, что ищете место для фермы на западе отсюда. Ваши рабочие карточки законны. Даже если они обратятся в Монро, ваша история вполне выдержит проверку.

Валентайн вздохнул и перевернулся на спину в сено. Он не хотел, чтобы этот полдень кончался.

— Когда ты едешь в Монро?

— Завтра днем. Туш уезжает в Ричланд послезавтра. Утром во вторник. Так дядя Майк сказал папе вчера по телефону. Неужели этот тип такая важная птица, что для него стоит похищать бывших девственниц?

Валентайн пожал плечами:

— Узнаешь. Но если он умудряется поднять производительность труда на фермах, я думаю, он довольно важен. Их армии тоже нужно есть. Кстати говоря, я вот думаю, нашел ли Фрет хоть одного кролика? Твоя мама готовит восхитительный мясной пирог. О Господи! Твои родители… трудно будет притворяться перед ними, что все нормально…

— И мне… Но с какой радости нам чувствовать себя виноватыми? Ты мой жених, забыл?

Он усмехнулся, уткнувшись в ее волосы подбородком. Его застенчивость растворилась, а может быть, была изгнана куда более древней магией.

— Молли Валентайн, — задумчиво произнесла она. — Фу!

— Эй! — возмутился он.

— Нет, мне Молли не нравится. Валентайн — отлично. Мелисса Валентайн? Так лучше. Меня никто никогда не называл Мелиссой. Молли. Так удобнее кричать.

— Надевай штаны, Мелисса. Иначе мы здесь ночевать останемся, — сказал он, смотря на садящееся солнце.

— Ну, не так уж и плохо. Я вот думаю, патрульный, который за нами следит, получил свою долю зрелища?

Ужин прошел напряженно, но Валентайн понял, что может говорить с ее родителями, не краснея. Они думали о другом. Все, на что Валентайн был способен, это смотреть на красные, припухшие губы Молли.

Как они могут этого не замечать?

От Гонсалеса, впрочем, ничего не ускользнуло. Когда они спустились в подвал, чтобы ложиться спать, он спросил:

— Эй, Вал, чем это ты сегодня занимался?

— Дрова колол.

Гонсалес фыркнул.

— Это точно, кое-куда ты свой колун вогнал, будь здоров.

Валентайн повернулся к нему:

— Это еще что значит?

— У тебя ширинка весь вечер была расстегнута, а спина выглядит так, словно по ней пара диких кошек раз пятнадцать прогулялась. Если только ты не валялся в колючей проволоке… Я бы сказал, что кто-то постанывал тебе на ушко.

— Давай-ка спать, шутник. Я делал кое-какую работу для семьи, вот и все. Молли нужно было одну вещь починить, и я помог ей.

Гонсалес покачал головой и отвернулся, осторожно укладывая свою больную руку.

— Ну да, вам, офицерам, всегда самая лучшая работа достается.

Валентайн проснулся посреди ночи и заметил на ступеньке лучик света. В тусклом свете, сочащемся из кухни, он увидел Молли, осторожно спускающуюся в подвал.

— Дэвид? — прошептала она.

— Я здесь, — едва слышно ответил Волк.

— Нет, здесь, — ответил Гонсалес.

— Заткнись, ты! — сказал Валентайн, бросая в своего разведчика подушкой.

— Я хотела поговорить с тобой, прости, Гонзо, — сказала она.

Гонсалес со стоном опустил ноги с кровати и натянул штаны здоровой рукой.

— Я как раз вспомнил, что давно не встречал рассвет. Не очень-то шумите, пока разговаривать будете.

— Спасибо, Виктор, — серьезно сказал Валентайн.

— Ты мне должен. Увидимся за завтраком.

Молли свернулась клубочком рядом с Валентайном. Он поцеловал ее, благодаря за сюрприз.

— Ты хотела поговорить? — спросил он.

— Хотела, — ответила она, — но уже не хочу. Давай спустимся в подвал. Там темно и можно немного пошуметь. Совсем чуть-чуть.

Валентайн открыл панель на стене, и они нырнули в глубокую темноту, держась за руки.

— Эй, у тебя новое мыло, — прошептал Валентайн, нюхая ее чистую кожу.

— Да, это…

— Розы, — сказал Валентайн, гладя ее волосы. — Здорово.

Молли захлопнула дверь, и они оказались в такой кромешной тьме, что могли полагаться лишь на ощущения да еще на аромат роз.

Они поцеловались, легли рядом и растаяли в темноте, находя все новые способы радовать и восхищать друг друга. И любить. Они прощались под бесконечно моросящим, грустным дождем. Майор Фленаган и его неусыпная тень ждали в патрульной машине, пока родственники, друзья и любовники обменивались прощальными объятиями. Валентайн, Молли и вся семья старательно изображали бодрость и оживление, но похоже было, скорее, на похороны, когда в полном здравии внезапно скончался старик на восьмом десятке.

«Не знаю уж, что это на него нашло, — говорит один родственник другому. — Да, я бы сам хотел так». — «Никакой боли, страданий, болезни. Повезло», — согласится другой, и они вдвоем будут разглядывать тонкую полоску солнечного неба в суровых облаках.

Тот же самый вымученный тон звучал в голосе мистера Карлсона, когда он прощался с дочерью. Молли надела свою самую старую одежду, ту, в которой чистила коровник, чистую, но тем не менее безнадежно испачканную.

«Хочет девушку с фермы, девушку с фермы и получит», — сказала она матери, отвергнув ее предложение надеть самое красивое платье, в голубую клетку, сшитое для сельских праздников, которое так шло к ее глазам. Мама думала, что это поднимет ей настроение.

— Нет, отдай его Мэри. На память обо мне, — сказала она, выходя из комнаты до того, как мама могла спросить, что дочь имела в виду.

— Осторожнее с этой рукой, Виктор, — сказала Молли, пожимая левую руку Волка. — Моя очередь побывать в большом городе, Фрет. К счастью, Мадисон — это еще не Чикаго, слава Богу. Мэри, лошади — это не только езда и удовольствие. Ты теперь отвечаешь за конюшни, пока меня нет, так что держи их в чистоте.

Ее слова к Валентайну, если оглянуться назад, тоже намекали на то, как ей плохо в этот серый дождливый день.

— Дэвид, ты уезжаешь завтра? С наступлением темноты?

— Я еще не закончил седельную сумку для коня, но к рассвету буду далеко.

Она улыбнулась Валентайну и отвела его в сторону, туда, где за домом можно было поцеловаться не на виду.

— Я буду думать о том, как ты сражаешься со Жнецами, Дэвид. Знаешь, теперь, когда я подумала об этом, мне кажется, что твое решение проблемы Масады, может быть, лучше. Забери побольше их с собой.

— Молли, не надо так мрачно. Через пару лет ты будешь над этим смеяться. А может, тебя вырвет от таких воспоминаний. Да он просто жалок, если задуматься. Под дулом пистолета посылает твоего дядюшку, который и без того лижет его задницу, привезти ему даму на свидание.

— Прямо так ему и скажу, — сказала Молли, улыбаясь.

— Возвращайся и продолжай работать на ферме. И если мой план не может сработать сейчас, это не значит, что он не сработает года через три. Однажды ночью команда Волков покажется у твоей двери. Мы уведем всю семью.

— Если папа пойдет. Он предан идее вытаскивать отсюда людей.

— Ну, я в очень большом долгу перед твоей семьей. Ты можешь на это рассчитывать. Я приду за тобой осенью, если смогу.

Она посмотрела в его глаза.

— Через три года у тебя будут другие заботы. Не обещай. Знаешь поговорку: «Никому не обещай свое завтра»? Это почти закон курианских земель.

— Тебе и семье пообещали пять лет.

— Посмотрим, Дэвид. Бронь может оказаться такой же фальшивкой, как кольцо, которое он бросил в зал. Просто уходи, хорошо? Но скажи мне одну вещь, Дэвид… я была твоей… первой женщиной?

Валентайн должен был сказать ей правду:

— Да. Надеюсь, тебе понравилось. Мне никогда не везло… с женщинами.

— Хорошо. Значит, ты запомнишь меня.

— Я запомню тебя как красавицу из Висконсина, которой так хорошо удавалось подчеркивать очевидное, — сказал он, чуть ущипнув ее за нос.

Они обнялись, поцеловались и провели ладонями друг друга по лицам, так, словно пытались запомнить любимые черты кончиками пальцев.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я приду за тобой. Я обещаю, Молли.

Он увидел боль и недоверие в ее глазах.

— Нет, даже не обещаю — клянусь.

В ее глазах осталась боль.

— Не надо, — сказала она, отводя взгляд, — многое может произойти за три года.

— А многое за три дня. Можно влюбиться, Мелисса.

— Дэвид, прекрати. Ты только делаешь все сложнее, больнее. Это конец. Я не хочу, чтобы ты говорил так, словно, все только начинается.

Он поцеловал ее, стараясь вырвать признание одним только прикосновением.

— Нет, — сказала она, опуская глаза, — я не могу.

Не сейчас, когда я должна… сделать такое.

Она повернулась и ушла.

За ужином этим вечером Валентайн и Гонсалес приняли решение уйти с первыми лучами солнца. Уход утром, после короткого прощания с Бритлингами будет выглядеть чуть менее подозрительно, чем исчезновение посреди ночи.

Поговорив напоследок с Карлсоном, Гонсалес и Валентайн лежали в комнате в подвале, их ружья и мешки были сложены в тайник. Остальные домашние давно разошлись, и они одни жгли сальную свечку глубоко за полночь. Гонсалес умело скрывал свое беспокойство насчет больной руки, но Валентайн знал, как он переживает из-за этого. В пути может оказаться чертовски тяжело. Гонсалес был не из тех людей, которые умеют решать несколько задач сразу. Он был идеальным разведчиком, для которого одной-единственной заботой, занимающей ум, было то, что ждет его за следующим поворотом дороги.

— Ты поедешь верхом, — сказал Валентайн, сунув карты обратно в тубус. — Хотелось бы, чтобы нам можно было остаться здесь подольше, но, может быть, пройдут месяцы, прежде чем твоя рука заживет совсем.

— Думаешь, станет лучше?

— Конечно, Гонзо. Нервные ткани просто очень медленно восстанавливаются.

Гонсалес пошевелил двумя больными пальцами.

— Вот уж не знаю. Думаю, так и останется.

— Ну, ты же можешь немного ею двигать. Я думаю, это хороший знак. На самом деле… Эй, это мотор!

Оба Волка напрягли звериный слух. Похоже было на двигатель грузовика. Возможно, кто-то из водителей тягачей проезжал мимо с очередным найденышем. Но машина остановилась на дороге, лениво выдыхая клубы дыма.

Валентайн и Гонсалес переглянулись. Не говоря больше ни слова, они встали и перебрались в потайную комнату. Они перенесли масляную свечу внутрь, закрыли за собой панель и взялись за ружья. Наверху раздался грохот, сотрясший весь дом. С другой стороны двери раздался шепот.

— Ребята, вы здесь? — прошептал Фрет.

Крики сверху, мужской голос, отдающий приказ обыскать дом.

— Да, — тихо ответил Валентайн.

— Двое в грузовике и еще двое в патрульной машине. Все вооружены и идут сюда. Мне пора, — сказал Фрет. Валентайн привязал ножны паранга к ноге и поднял винтовку.

— Эй, парень, — гаркнул незнакомый голос за дверью, — вылезай из кровати и иди сюда!

— Иду, иду, — ответил Фрет срывающимся голосом. — Не надо в меня обрезом тыкать, ладно?

Гонсалес задул сальную лампу на случай, если запах мог пройти сквозь стену.

Затем они услышали сердитый и испуганный голос мистера Карлсона, который спускался со второго этажа в гостиную.

— Какого рожна здесь происходит, Толанд?

— Приказ. Тебя хотят допросить.

— Приказ? Посмотрим, что майор Фленаган на это скажет!

— Это он отдал приказ, — ответил грубый голос. — Думаю, ваши денечки под его крылышком сочтены.

Твоя дочурка всадила нож для бифштекса в шею мистера Медное Кольцо…

— О Господи! — ахнула миссис Карлсон.

— Пару часов назад, — продолжил Толанд. — Твой брат в дерьме и знает об этом, и он также знает, что единственный путь из этой ловушки — арестовать вас всех.

— Я могу хотя бы своим работникам сказать присмотреть за фермой пока?

— Бритлингам? Их тоже надо арестовать. Здесь должны быть еще эти двое с севера, парни, которые вокруг твоей дочери вертелись. Их тоже надо привезти к майору.

— Они ушли после обеда, — встрял Фрет. — Дэвид просто кипятком писал из-за этой истории с Молли.

— А ну заткнись, черномазый! Если мне нужно будет твое мнение, я его из тебя вытрясу. Карлсон, это правда?

— Да, вы же обыскали дом, — сказал Карлсон, его голос все же немного дрожал.

— Куда они пошли? Во сколько?

— После обеда. Они даже есть с нами не стали. Я думаю, пошли на север, но точно не знаю. Мне было о чем подумать, кроме как смотреть за ними. Оставьте нас в покое и идите за ними, это, может, они ее на то и настроили.

Сверху донесся шум.

— Я достал для них кандалы, сержант. Сковать их вместе?

— Да, Пиллоу, дойди до машины и сообщи по рации, что мы взяли Карлсонов. Еще объяви в розыск двух верховых. У одного увечная рука. Вы двое займитесь наручниками.

Валентайн в темноте дотронулся до плеча Гонсалеса, и на ощупь они тронулись к двери. Прислушиваясь к звону цепей, Волки прошли через сумрачный подвал, держась у стены, чтобы не так скрипели половицы. Через кухню они пробрались босиком. Валентайн остановился на секунду прислушаться к звукам между кухней и гостиной, пытаясь оценить, где кто находится. Все, что доносилось из комнаты, — это плач Мэри Карлсон и звон цепей.

Жестом Дэвид отдал приказ Гонсалесу, чтобы тот подвинулся на улицу.

Одним прыжком Валентайн завернул за угол, вскинув ружье к плечу, полицай с оружием уже на прицеле.

— Никому не двигаться! — сказал он низким, хриплым голосом. — Ты, с обрезом, положи ружье на пол, вы, с цепями, на пол, лицом вниз!

Пока он говорил, Гонсалес открыл дверь и, держа винтовку под мышкой, исчез в темноте.

Патрульные, умеющие не больше, чем угрожать оружием мирному населению, проворно подчинились. Карлсоны, в пижамах, оттолкнули оружие от полицаев.

— Так, вы, с полосками, лицом вниз тоже! Отлично. Ноги в стороны, джентльмены. У меня в магазине восемь патронов, и тот, кто пошевелится, получит первый. Фрет, забери ружья, чтоб им чего в голову не пришло.

Мальчик послушно начал собирать обрезы и пистолеты.

— Это конец, Карлсон, — сказал сержант Толам, уткнувшись лицом в пол. — Если до того вас хотели просто допросить, то теперь вы мертвецы. День или два. Нелегкая это будет смерть, уж поверь мне…

Пистолет, которым ткнули в рот сержанта, прекратил его словесные излияния.

— Заткнись, сержант! Если я захочу от тебя что-то услышать, то выколочу это из тебя, — сказал Фрет, покрутив револьвером.

— Мистер и миссис Карлсон, наденьте на них кандалы и наручники, — сказал Валентайн.

Дверь открылась, и на кухню вошел четвертый патрульный, его руки были сложены за головой, а дуло винтовки Гонсалеса прижато к уху.

— Вот этот, Пиллоу, только что доложил по рации, что у нас все хорошо, — сказал Гонсалес. — Так и есть, сэр?

— Кажется, да. Где Бритлинги?

— До них еще не добрались, — сказал мистер Карлсон. — Наверное, спят.

— Миссис Карлсон, когда закончите здесь, не могли бы вы сходить к ним? — спросил Валентайн.

— Могу я сначала еще хоть что-нибудь на себя надеть?

— Конечно.

Патрульные были надежно скованы наручниками и кандалами.

«Они боятся», — подумал Валентайн, вглядываясь в пятна пота на их синей форме. Он также был почти уверен, что тот, кого звали Пиллоу, обмочился. Испуганных людей легко запутать.

— Ну и нагадил здесь этот сержант, — сказал Валентайн, подмигнув своему благодетелю. — Эй, сержант! Ты хоть понимаешь, во что вы вляпались?

— Ты труп, парень. Ты ходячий, говорящий труп. Еще пару часов…

— Не думаю, сержант. Взгляни-ка на это, — сказал он, сунув приклад своей винтовки под нос Толанда. — Ты только что вляпался в топ-секретную операцию под прикрытием отряда «Ломаный крест».

— Какой еще к черту ломаный крест?! Топ-секретное дерьмо! — выругался сержант.

— Да откуда тебе знать! Нам нужно было убрать Туша, но в Иллинойсе до него было не добраться, потому что он купил вокруг себя слишком много людей. Зачем я это тебе рассказываю? Он пытался вынюхать про операцию в Блу-Маундс.

— Дерьмо собачье! — ответил сержант. — Что бы он вынюхал, трахая девку Карлсонов или толкая свои речи.

— Сержант, ты можешь мне не верить. Но только вот тебе два факта. Первый — ты еще жив, а второй — все происходит слишком высоко от тебя. Что-то пошло не так с нашей операцией, а не то ты не получил бы идиотское распоряжение арестовать этих людей. Совет на будущее — ждать, пока тебе не подтвердят приказ из Мадисона. А ты сдуру побежал делать то, что сказал майор Фленаган. Гонсалес?

— Да, сэр! — откликнулся его разведчик.

— Мы переходим к плану «Красный Чарли».

— Э-э-э… да, сэр, слушаюсь, — сказал Гонсалес. Валентайн надеялся, что патрульные не примут его удивление за нерешительность.

— Пойдем выйдем наружу и обсудим это. Мистер Карлсон, Фрет, присмотрите за этими красавчиками.

В холодном ночном воздухе Валентайн потрепал Гонсалеса по спине:

— Отлично сработано с этим Пиллоу, Гонзо, ты не потерял боеспособности, даже с увечьем.

— Сэр, что дальше? Мы теперь уйдем?

Валентайн кивнул и пошел по дороге к машинам. Выпачканная в грязи патрульная машина и небольшой грузовичок стояли в темноте. Облака так и не разошлись.

— Гонзо, я доверяю тебе очень ответственное дело. Может, ты вообще забудешь, что у тебя рука болит. Я хочу, чтобы ты вывез Карлсонов и Бритлингов из Висконсина. В Озарк.

— Мы сделаем это.

— Не «мы», Гонзо. Это сделаешь ты. Я поеду за Молли.

Гонсалес вытаращил глаза.

— Друг мой, — сказал он наконец, — она, скорей всего, уже мертва.

— Если так, я составлю ей компанию. А еще дядюшку прихвачу.

— Ты хоть понимаешь, что важнее? Вытащить отсюда всех этих людей, рассказать нашим, что мы видели за этой оградой из черепов, или убить одного полицая? Не хочу напоминать тебе о долге…

— Да пошел он к черту, этот долг, — сказал Валентайн. За одни только эти слова его могли привлечь к полевому суду и расстрелять или просто повесить, как овцу. — Слишком много дорогих мне людей погибло. Но теперь… Только не эта девушка.

— Считай, я уже забыл о твоих словах. Но учти, сэр, тебе придется давать объяснения, когда вернешься… Что мне делать с этими гражданскими? А пленники? Мне и одному будет трудно добраться домой! А с ними?

— У меня есть план, — сказал Валентайн.

Через час все было готово. Патрульные в кандалах были спрятаны в сарае с сеном. Там был хороший замок, и это была самая прочная постройка на ферме. Грузовик с поднятым бортом и закрытой дверью ждал во дворе. Лошади были оседланы и привязаны к заднему бамперу. Внутри сидели Бритлинги и миссис Карлсон. Там же была и собака. Мистер Карлсон был за рулем, а Гонсалес рядом, с обрезом.

— Встречаемся к югу от моста Бентона, да, Фрет? — спросил Гонсалес, сворачивая карту Валентайна и возвращая ее в тубус. Фрет кивнул.

— Мистер Карлсон, если я не смогу найти вашу дочь, то я оставлю след из мертвых полицаев, — сказал Валентайн. — Они пойдут за мной на тот свет со всем, что у них есть. Вам, может, полегче будет в пути.

— Никто не просит тебя об этом, сынок, — сказал мистер Карлсон. — Молли, наверное, уже нет в живых. Может, она сама закололась тем же ножом.

Губы Карлсона дрогнули, когда он это сказал.

— Не думаю, что она так быстро сдалась. Я найду ее, Алан, если она жива, и вернусь вместе с ней. Или не вернусь совсем.

Валентайн повернулся к Гонсалесу и пожал его здоровую руку.

— Гонзо, я знаю, что ты сделаешь это, — сказал он вполголоса. — У тебя голова на плечах есть, и ты все умеешь. Только идите вперед. Лошадей съешьте, если понадобится. А когда доберешься, расскажи им все, что помнишь, даже если тебе это кажется неважным. Сюда нужно заслать пару Котов и выяснить, что же там происходит в Блу-Маундс. И еще одно. Отправь Фрета в Охотники или запиши в ученики. Когда-нибудь из него выйдет Волк лучше, чем ты или я. Помоги Карлсонам устроиться. У меня есть друзья в деревеньке Вининг.

Валентайн изо всех сил пытался понять, что еще могло бы увеличить шансы Гонсалеса. Был еще один приказ, который нужно было отдать, и еще одна случайность, которую нужно было предвидеть.

— Я это сделаю, все сделаю, сэр. Vaya con Dios, jefe, Иди с Богом, командир. И я буду молиться о тебе каждый день.

— Снова молишься, Гонсалес? Я думал, за это отвечает твоя мама.

— Она отвечает за мою душу. А я позабочусь о твоей.

— У тебя хватит забот на следующую пару недель, кроме моей души. Но все равно спасибо.

Карлсон завел грузовик, и Валентайн спрыгнул на землю. Гонсалес помахал ему рукой:

— Удачи, лейтенант.

— Привет Зулу!

Грузовик укатил на запад, в темноту. Оставалось еще несколько часов до рассвета.

— Ну что ж, Фрет. Жаль, что я не умею толком водить.

— Да нормально, лейтенант, — сказал Фрет, сдвигаясь на водительское место. — Я знаю дорогу, так что все равно.

— Зови меня Дэвид, приятель. Веди медленно и осторожно. Фары не включай.

— Знаю, знаю, ты уже говорил. Куда?

Валентайн проверил содержимое своего мешка, в котором лежали еще одни наручники и несколько пакетов из кухни Карлсонов.

— К твоему дядюшке. Расскажешь мне по дороге все, что о нем знаешь.

Фрет проехал двадцать миль чуть больше чем за час, пробираясь по колеям тракторов и тропинкам скота. Они приблизились к Монро. Дороги были пустынны, а ночь, казалось, ждала, когда поднимется занавес для последнего акта пьесы.

Радио иногда что-то бормотало, выдавая доклады патрульных, ищущих двух всадников. Валентайн мысленно готовил себя к трагическому финалу.

Фрет вел машину, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть дорогу. Валентайн зарядил двустволку, затем наполнил патронташ картечью. Второе ружье лежало на сиденье.

— Ну вот, мы в полях за домом. Он вон за теми деревьями, — сказал ему Фрет. — Мы останавливались здесь несколько раз, когда у него еще была жена.

— А с ней-то что приключилась? — спросил Валентайн.

— Не знаю, никто не знает. Однажды ее просто не стало, и мы все поняли, что лучше не спрашивать.

— Значит, не любит отвечать на вопросы, да?

Валентайн вышел из машины и взял с сиденья ружье, рассовывая патроны в карманы украденной формы.

— Попробую изменить это. Держи двустволку под рукой, Фрет. Не бойся стрелять и давай деру, если кто-то за тобой погонится. Держи ухо востро.

— Хорошо, сэр. Вы там тоже поосторожнее.

Валентайн тихо подошел к деревьям, прислушиваясь и принюхиваясь на случай, если спущены сторожевые собаки. Их запах, казалось, был везде. Может быть, они были у крыльца.

На доме были установлены мощные фонари, прямо под крышей. Они висели под таким углом, чтобы освещать лужайку перед домом белым светом. Их свет превращал окружающую местность в суровый черно-белый рельеф, ярко-белый там, где светили фонари, и глубокий черный — в тени. Валентайн тихонько присвистнул.

Один из огромных черных ротвейлеров появился из-за угла гаража. Валентайн достал пару кусков мяса из мешка, положил их на наконечник паранга и снова свистнул.

Пес зарычал и сделал несколько шагов вперед. Валентайн стоял неподвижно, предлагая мясо из-за кустов на краю леса.

— Хороший, хороший пес, — спокойным голосом говорил Валентайн. Пес потянул воздух носом и подошел ближе. Валентайн опустил клинок в траву, и пес начал есть. Фленаган, очевидно, использовал собак разве что для показухи. Настоящую сторожевую собаку натренировали бы никогда не брать еду ни от кого, кроме хозяина. Подружившись с собакой, Валентайн постоял еще немного, почесывая пса за ушами.

Несколько минут он смотрел на спящий дом, затем бегом пересек газон, направляясь к задней двери. Ротвейлер счастливо трусил рядом. Второй пес, спящий на коврике у двери, подпрыгнул при их появлении. При виде своего товарища он просто подошел поприветствовать ночного гостя. Валентайн достал еще мяса, дал собакам и начал ощупывать верхнюю часть подоконника слева от двери в поисках ключа. Фрет сказал, что его обычно прячут там. Он нашел ключ на маленьком гвоздике, вколоченном в стену на самом верху косяка.

Ключ подошел к замку на двери, но Валентайн смог приоткрыть ее только на дюйм или два. Тяжелая цепочка преграждала путь. Волк засунул руку в свой мешок и достал ржавый лом, предусмотрительно вытащенный из багажника патрульной машины, приложил его к цепи там, где она была закреплена на косяке, и дернул. Цепочка порвалась с длинным звуком: «тиннь».

Валентайн вошел в кухню. На столе был беспорядок, валялись бумаги и грязная посуда. Лампа над столом еще горела, освещая замусоренную прямоугольную поверхность желтым светом. Тяжелая электрическая пишущая машинка стояла около стула, а рядом с ней — остывшая чашка кофе, окруженная забором пустых пивных бутылок. Хриплый храп раздавался из гостиной.

Волк посмотрел на бумаги на столе. Очевидно, это был доклад патрульного, того, что стоял на страже у двери Туша в здании Новой Универсальной Церкви.

Один параграф привлек внимание Валентайна: «Я услышал, как закричал повар, который направлялся к мистеру Тушу с чашкой вечернего кофе. Я взял пистолет и вошел в комнату. Мистер Туш лицом вниз лежал на постели. Он был голый, в одних носках. Девушка пыталась открыть окно спальни, она не знала, что оно заколочено. Когда я вошел, она разбила стекло пепельницей, но мне удалось схватить ее.

После того как на нее надели наручники, я пощупал пульс мистера Туша. Он был мертв. В затылке торчал нож для разделки мяса. На спине у него было что-то вроде масла. А лежал он на полотенце. Медное кольцо мистера Туша было снято с пальца и надето на рукоять ножа. Девушка орала и ругалась на нас так, что я ее ударил. Мистер Туш ее не бил, синяк на лице поставил я».

Валентайн прошел к гостиной, заглянул внутрь. Вирджил Эймс лежал вытянувшись на кожаном диване, он наконец-то снял солнечные очки. Ремень кобуры был обмотан вокруг руки. От него несло перегаром. В соседней комнате Валентайн увидел майора. Майкл Фленаган спал на стуле с телефоном на коленях. Широко раздвинутые ноги лежали на столе.

Крадущийся Волк перекинул ружье в левую руку и взял паранг. «С этим псом не стоит дружить», — подумал он. Эймс на мгновение открыл глаза, когда клинок вонзался ему в горло. Валентайн вытер нож о дорогой кожаный диван и направился к кабинету.

Фленаган проснулся, когда голубая сталь ружейного дула уткнулась ему в лоб. Когда майор дернулся, окончательно поняв, что не спит, Валентайн изменил угол наклона дула, так, что теперь оно смотрело прямо между расставленных ног майора.

— Хотел меня видеть, майор? — спросил Волк.

— Какого…? Вирджил! — закричал Фленаган.

— Мертв, сэр, — ответил Валентайн, — поэтому говори, а не то присоединишься к нему через пару секунд. Говори, Молли Карлсон еще жива?

— Вирджил! — продолжал кричать майор.

Валентайн сунул дуло в вопящий рот майора.

— Криком делу не поможешь, а у меня от твоих воплей голова болит, так что заткнись. Иначе я вырежу тебе язык и заставлю отвечать в письменном виде.

— Да иди ты к черту, Сен-Кру! У нас не только твоя Молли, мы еще и всех Карлсонов повязали, в одиннадцать, сегодня вечером. Если уберешься отсюда и я тебя больше никогда не увижу, они, может быть, останутся живы.

Одним точным ударом дула Волк выбил Фленагану два передних зуба и рассадил губу. Руки майора взлетели к кровоточащему рту, и Валентайн ударил его в висок прикладом. Майор упал без сознания, а Валентайн занялся наручниками и веревкой.

Когда майор Фленаган пришел в себя, в доме было по-прежнему темно. Валентайн выплеснул ему в лицо холодный кофе. Полицай застонал, потом его вырвало. Он подергался, но понял, что крепко привязан к стулу.

Наручники держали его руки на подлокотниках офисного кресла, а длинная веревка прижимала грудь и плечи к спинке. Ноги майора были засунуты под стул и пристегнуты кандалами с короткой цепочкой к центральной стойке.

Никакого намека на утро не было видно в окнах кабинета. Валентайн стоял рядом с письменным столом как живая тень.

Послышался металлический звук — пинг, — и Валентайн взял в руки серебряный прикуриватель, помахивая горящим кончиком перед лицом майора. Его красный огонек мелькнул в сердитых свинячьих глазках полицая.

— Ну, дядя Майк, будешь говорить со мной или мне вот эту штучку применить?

— Говорить о чем?

— Где Молли.

— В здании Нового Порядка в Монро.

Валентайн схватил мизинец майора и прижал к нему зажигалку. Послышалось шипение, которое тут же перекрыл истошный крик. Валентайн отнял зажигалку и вставил ее обратно в гнездо на столе.

— Неверный ответ. Я читал кое-какие бумаги на кухне. Судя по твоему докладу, ты засунул ее в поезд, идущий в Чикаго.

Пинг!

— Почему Чикаго, майор?

— Мы позвонили в Иллинойс, как только узнали, что произошло. Так они нам сказали послать ее в Чикаго.

— Куда именно в Чикаго? — спросил Валентайн, доставая зажигалку.

— Да откуда мне знать? Они там, в Иллинойсе, не любят, когда задают вопросы. Так же как и наши куриане в Мадисоне, — сказал Фленаган, глядя, как зажигалка качается туда и обратно в темноте, — Нет! Господи, Сен-Кру, я не знаю!

Последние слова полицай почти провизжал, видя, как красный огонек приблизился к его левой руке.

Валентайн взял сначала его указательный палец и положил в прикуриватель. Вонь горелой плоти проникла в ноздри. Фленаган снова кричал, и Валентайн положил зажигалку в гнездо, чтобы та снова нагрелась.

— Как только ты скажешь мне, где она, я это прекращу. Или хочешь, чтобы я туда твой конец засунул?

Кончик указательного пальца Фленагана был почерневшим куском горелой плоти и волдырей. Даже ноготь обгорел.

Пинг!

— Я думаю, они отправят ее в Зоопарк, — пробормотал Фленаган, видя, что рука Валентайна потянулась в зажигалке. — Я был там, это в северной части города, рядом с озером. Много лодок на постоянном якоре.

— Почему туда? Я думал, они всех просто бросают в Петлю, когда хотят избавиться.

— Они знали Туша. Спросили меня, была ли она настоящей красоткой. Я рассказал им про нее. Если бы она не была моей племянницей, кто-нибудь из патрульных давно бы ее поимел. Сен-Кру, ты тут ничего не знаешь, я рисковал своей работой, да чего там, жизнью! Я хотел помочь моей сестре и ее семье. Молли никто не собирался обижать.

По лбу майора потекли струйки пота, скрываясь в кустистых бровях. Пот тек по его шее и щекам.

— Что такое этот Зоопарк?

— Это в Линкольн Парке. У меня в столе есть небольшая карта Чикаго, в нижнем ящике. Там даже телефонные номера такси есть. Зоопарк… это большой бордель, типа того. Там много баров, в игры играют. Там есть все что угодно, вроде старого Вегаса.

Валентайн вытащил зажигалку и оставил ее отдыхать в гнезде.

— Ну что ж, хватит, Фленаган. Мне нужно еще кое-что перед тем, как я уйду. Мне нужен ордер на командировку на имя некоего рядового Пиллоу, дающий ему недельный отпуск или как оно у вас называется, чтобы поехать в Чикаго. И немного денег на дорогу.

Массивные брови Фленагана поднялись от удивления.

— Бумаги из Мадисона там ничего не значат. Наши парни привозят вещи на продажу. Драгоценности, пиво, продукты, все что угодно. Но то, что ты задумал, — безумие. Я, так же как ее родители, хочу увидеть Молли живой, но этого не будет. Там сотни солдат из Иллинойса, Индианы, Мичигана. Я слышал, что офицеры аж из самой Айовы и Миннесоты приезжают, чтобы сходить в Зоопарк. Даже если ты ее найдешь, не сможешь оттуда вытащить. Черная Дыра — это только в одну сторону…

— Черная Дыра? — переспросил Валентайн.

— Ну не знаю точно, куда ее отправят. Но Черная Дыра — это вроде тюрьмы. Женщины там долго не выдерживают. С ними плохо… обращаются. Некоторым мужикам такое нравится. Никогда там сам не был, но слышал рассказы.

— Только скажи мне, где взять бумаги, чтобы заполнить.

Фленаган рассказал подробно, и вскоре у Валентайна был отпускной приказ. Майор поставил печать и подписал, Валентайн освободил для этого его раненую правую руку.

— Ну ты крут. Я и не знал.

Значит, он думает, что подлизываться — это путь к безопасности? Интересно. Удавалось ли ему избежать ловушек с курианами таким же образом?

Валентайн положил документы и сложенную карту в нагрудный карман рубашки. Затем подошел к столу. Ружье было прислонено к одной из ножек в форме львиных лап.

— Возьми мою машину. Она в гараже, а ключи у меня в кармане. Я скажу им, что ты пошел на север. Я подержу Карлсонов под замком несколько дней, затем отпущу. Мы поорем на них пару часов, но не волнуйся, у них все будет в порядке. Конечно, Молли уже не сможет вернуться сюда, но я уверен, ты увезешь ее куда-нибудь в безопасное место в лесах, если твой план сработает. Смотри в оба в Чикаго. Там может быть больше сотни Жнецов. Но если…

Майор внезапно замолк, увидев, что Валентайн подносит ружье к его виску.

— Нет! Сен-Кру! Будь справедлив! Я дал тебе все…

Валентайн наставил на майора винтовку и положил палец на курок.

— Ты как-то сказал, что с удовольствием сдал бы меня Жнецам за то, что у меня нет рабочей карточки. Ну, теперь моя воля, и я собираюсь последовать одному правилу, которое заведено у нас, Волков. Я называю его «особый приказ номер двенадцать, пункт двойные агенты». Любой офицер полицаев, поднимающий оружие на таких же людей, как и он, подлежит смертной казни через расстрел.

— Ты сказал, что не будешь меня убивать! — взвизгнул Фленаган, вскидывая руку открытой ладонью вперед.

— Я сказал, что боль прекратится, — поправил его Валентайн, нажимая на курок. Темная комната взорвалась шумом и бело-синим огнем, как от старинной фотовспышки. В последний момент Фленаган закрыл лицо рукой, но удар картечи прошел через его руку, голову и спинку кресла. Кость, мозг и кровь потекли по кирпичной стене за креслом.

Валентайн прошел через дом, наполняя наволочку от подушки всем, что ему приглянулось. Он взял солнечные очки Вирджила Эймса и его украшенную бисером кобуру, сигары и зажигалку Фленагана, портсигар из цельного серебра. Золотые украшения пропавшей миссис Фленаган. В баре стояли две бутылки виски. Они тоже попали в наволочку.

Затем Дэвид спустился в подвал и зажег электрический свет. В одном углу стоял бильярдный стол, а в другом была небольшая мастерская. Три винтовки висели на стене в специальной подставке, между двумя оленьими головами. Глаза Волка загорелись при виде «Ремингтона» модели 700. Он повесил винтовку себе на плечо, затем направился к мастерской, нашел там банку керосина, открыл ее и вылил содержимое на бильярдный стол, ковер и деревянные панели стен. Чиркнув спичкой, он бросил огонек в лужу на столе.

Пламя побежало по зеленому сукну.

Убедившись, что огонь хорошо занялся, Валентайн поднялся по ступенькам.

Фрет вывел машину из полей на тропинку, ведущую к дороге.

— Что теперь, лейтенант? — спросил он.

Странно, но он не расспрашивал Валентайна о том, что произошло в доме дяди.

— Где мне сесть на следующий поезд в Чикаго?

Мне станция не нужна, разумеется, я имею в виду, где бы мне на него запрыгнуть?

Фрет задумался.

— Ветка от Дубьюка идет прямо через Монро. Там поезд каждый день проходит. Привезет прямо в Чикаго, на мясоперерабатывающий завод. К вечеру будешь в центре города. Узнаешь. Это близко. Пойдешь через длинную полосу сгоревших домов — Жнецы выжгли огромный пояс вокруг всего города. Большой Пригородный Пожар. Это произошло еще до того, как я родился. Они что-то сделали с почвой, так что ничего там, кроме сорняков, теперь не растет. Несколько миль старых улиц и камней. Я-то был совсем маленький, когда это видел. Но ты никогда не найдешь Молли в Петле. Ты можешь день за днем искать. Как ты ее оттуда вытащишь?

— Они ее не в Петлю бросили. Она в месте, которое называется «Зоопарк».

Фрет хлопнул себя по лбу.

— Ну я дурак! Должен был догадаться! Девушку с такой фигурой они точно отправят туда. Моя мама говорила младшей сестре, когда ей не нравилось, как Фила одевается: «Ты что, хочешь попасть в Зоопарк»?

— Что еще ты можешь рассказать мне про Чикаго?

Фрет повернул на дорогу, ведущую на юг.

— Он большой, на самом деле большой. Но туда, куда ты направляешься, приходят люди отовсюду. На незнакомцев никто не обращает внимания. Если ты чего учинишь, шум какой, тебя схватят и бросят в Петлю.

У них там старые деньги, штатовские, но их надо зарегистрировать. На банкнотах, которые они регистрировали, стоят штампы, вроде тех, что на твоей рабочей карточке.

Я почти уверен, что кто-то из ваших людей находится там, но я не знаю, как ты их найдешь. Давай я спрячу этот твой большой кривой нож. Слишком многие из солдат наслышаны про такие.

Они добрались до поворота дороги. Фрет остановил патрульную машину на обочине.

— Фрет, ты мне очень помог. Ты знаешь, что теперь делать, да?

— Ехать быстро, со всеми фарами, так, словно я куда-то спешу, — наизусть зачитал Фрет, — поставить машину в лощине и идти по мосту пешком. Идти полями и не попадаться никому на глаза. Я думаю, справлюсь.

— Уверен, что да.

— А все, что надо делать тебе, это идти на юг.

Увидишь железную дорогу. Там, у реки, поворот, так что, я думаю, они притормаживают. Многие так ездят в Чикаго. Просто послушай моего совета и не делай шума, пока не будешь уверен, что сможешь спастись. Выбраться оттуда будет нелегко. Они проверяют поезда, уходящие из города, ищут беглецов.

Валентайн протянул ему руку, и Фрет пожал ее.

— Слушайся Гонзо на пути назад, парень. Ты многому сможешь у него научиться.

— Да, он классный. Он очень о тебе беспокоится, между прочим. А еще говорит, что Волки в бригаде Зулу называют тебя Призраком.

— Как?

— Призраком. Потому что ты ходишь так неслышно, как будто паришь над землей. И еще потому, что ты чувствуешь вампиров, когда они рядом. Он говорит, это как-то страшновато, но полезно.

— Призрак, значит. Ну, скажи Гонзо, чтобы держали винтовки вычищенными и смазанными, а то вернусь и буду им являться. Пока, Фрет.

— Пока, лейтенант Валентайн. Не бойся, я всех доставлю домой, пусть только мистер Гонсалес скажет, куда идти. Не ты один чуешь капюшонников.

Пока Валентайн ждал поезда, сидя под ивой в утреннем полумраке, он поел сухарей и сыра, которые взял из кухни Фленагана. Он уже пристроил импровизированный ремень к наволочке и порадовался тому, как сделан «Ремингтон». Пожалуй, он сможет дорого продать винтовку, так, чтобы сунуть взятку-другую. Дэвид изучил карту Чикаго, запомнив как можно больше названий улиц. Должно быть — большой город. Больше сотни Жнецов. Отличное место для визита. Но я не хочу там умирать.

 

12

Чикаго, октябрь сорок третьего года правления куриан

Под курианским правлением Чикаго не очень изменился. В двадцатом веке там проживал журналист, получивший Пулитцеровскую премию. Этот журналист однажды предположил, что девизом Чикаго может быть фраза: «А что мне за это будет?» Вот и теперь нигде так не процветают взяточничество, коррупция и круговая порука, как в захваченном курианами и полицаями Чикаго.

На самом деле, никто даже не знает, сколько именно курианских Лордов управляют городом: они разделили его не географически, а по зонам ведения бизнеса. Один курианский Лорд может управлять сталепрокатным заводом в Гари, заводом автозапчастей на Уэст-Сайд, владеть несколькими домами на Золотом Берегу и парой древних самолетов, которые еще летают из аэропорта О’Хара. Его вечно голодные куклы — Жнецы — обходят владения Лорда, проверяя, все ли в порядке, и иногда спускаются в Петлю для кормежки.

Петлю создали после двадцати пяти лет хаотичного управления городом, чтобы Жнецы не уничтожали слишком много ценной рабочей силы. На здания деловых центров в центре города курианам было наплевать. После того как музеи, галереи и магазины были ограблены, куриане оставили это место, огороженное стеной, как свалку для нежелательных элементов. Здесь Жнецы могли питаться, не опасаясь случайно уничтожить незаменимого механика или инженера и тем самым начать цепь внутрикурианских раздоров, которая вполне могла бы перерасти в настоящую феодальную войну.

Рабочие в Чикаго живут в относительной безопасности, как ни в какой другой из курианских зон. Но само их существование держится на оплате старыми федеральными зелеными баксами. Неплатежеспособные быстро получают билет в один конец — в Петлю.

Кто-то удивится тому, что за смысл иметь деньги, если жизнь протекает под контролем куриан. Но в том-то и дело, что сами куриане оказались подвластны вирусу коррупции, которым пропитан Чикаго. Их подкупают даже их собственные рабы. Пройдохи из числа полицаев используют деньги для того, чтобы снискать у куриан расположение, доставая им жизненные ауры — что вампиры ценят больше всего.

Полицаи скупают ауры у Охотников за Головами, которые в свой черед покупают их у бродяг, что ловят в пограничных зонах курианских территорий всех, кто попадется. Эти трапперы новых дней подбирают свою добычу, двигаясь из Северного Мичигана через Южную Индиану и Иллинойс, а затем вверх по восточному берегу Миссисипи в северные леса Висконсина. Когда же богатый полицай сдаст, наконец, курианам достаточно много жизненных аур, он получает медное кольцо.

Только в Чикаго разрешена практика «выкупа» медного кольца. С деньгами и медным кольцом эти воровские бароны перемещаются в район Ринглад-Паркс — часть берега озера Мичиган в двадцать миль длиной, где выстроились богатые дома. Но, поскольку медное кольцо по наследству не передается, их отпрыскам приходится начинать все сначала.

Чикаго стал тем, чем был раньше Вегас: городом, где возможно невероятное, что угодно, где продается и покупается все, даже человеческая жизнь, лишь бы в цене сойтись.

Силуэт города на горизонте показался Валентайну, сидящему на крыше грузового вагона, похожим на скелет огромного мертвого зверя. Поезд катился на юго-восток, прямо к городу, как стрела, выпущенная из лука.

Волку, наверное, было бы одиноко здесь, на крыше, но на других крышах тоже ехали люди. Изредка то тут, то там на ходу вскакивали новые путешественники.

Валентайн заметил сначала силуэты зданий в почерневшем кольце, которое окружало город поясом пепелищ. Оно напомнило ему картинку Хиросимы после взрыва атомной бомбы: ничего, кроме мусора и потрескавшегося асфальта.

«Интересно, — думал Валентайн. — Что же такое куриане сделали с землей, чтобы вытравить всю растительность, кроме скучных коричневатых пучков травы? И зачем курианам приспичило создать эту зону отчуждения?» Он спросил об этом у человека из Иллинойса, мужчины около тридцати лет, который вскочил на поезд в холмах у Рокфорда.

— Чикагская чума? — переспросил человек, смотря на пепелище так, словно видел его впервые. — Ну ты и вопросы задаешь… Мой брат говорит, что это нейтральная полоса между Чикаго и Иллинойсом. Они зависят друг от друга, но у них тут почти что война была, когда мне исполнилось лет пять или шесть. Эта пустошь в любом случае сделана, чтобы они не шлялись по чужой территории и не кормились там.

У моей жены сестра живет в Чикаго, так она говорит, что это сделано, чтоб из города убежать было сложнее.

Думаю, сжечь все было легче, чем, скажем, стену построить, она ж должна миль пятьдесят, а то и шестьдесят в длину быть. Но я все-таки слышал о людях, которым удавалось сбежать днем. Если им везло, они успевали увернуться от охраны до наступления темноты.

Надо же, сбежать из Чикаго на своих двоих… Но иногда они возвращаются, вот что я скажу. Я все пытаюсь получить хорошее место в Чикаго, давно уже, несколько лет поди. Но у меня хорошего тока нет для получения такой работы.

— Тока нет? Это что такое? — спросил Валентайн.

— Э, да ты впервые в Чикаго, мальчик в форме. Ток — это что-то вроде чаевых, но, скорее, взятка. Лучше всего деньги, чтобы были зарегистрированы. Ты попробуй всунуть кому-нибудь банкноту без регистрации — тебя по стенке размажут.

Сигареты тоже хорошо идут. А если тебе что-то серьезное нужно, например в такси проехать или зарегистрироваться в отеле, то надо двойной ток давать. Если первый слишком маленький, они тебя пошлют и поищут кого другого. Если второй мал, обложат матом, и больше хорошего не жди. Я видел, как на кулаках дрались из-за слишком мелкого тока за поездку в такси, так что будь осторожен. Но вернемся к теме: мне, чтобы получить хорошую работу, типа на фабрике, нужно дать ток сторожу, боссу и менеджеру, а может, нескольким менеджерам. И это должны быть большие токи, тысячами. И их сложно накопить, работая на ферме.

Валентайн сунул руку в сумку и вытащил одну из сигар майора.

— Спасибо за помощь, — сказал он, протягивая сигару попутчику.

— Э, да ты быстро учишься. Слушай, если хочешь, можешь пойти со мной. Я знаю хороший маршрут с железки в город. У тебя отличная винтовка, и, если ты пройдешь, как положено, охрана ее у тебя заберет, найдут какое-нибудь правило. А так сможешь ее как ток баксов на сто использовать.

— Ты отличный парень. Меня зовут Пиллоу, — назвался Валентайн именем со своих документов.

— Норбу Ошима. Все зовут меня Норбу. Рад встрече, Пиллоу.

— Друзья зовут меня Дэйв.

Пока они разговаривали, город неотвратимо приближался. В конце концов, поезд ворвался в шумный вокзал, раскинувшийся на территории в несколько квадратных миль, в центре которого высилась бетонная башня.

Поезд свернул на боковую ветку рядом с загонами для скота. Грузовики и запряженные лошадьми телеги ждали неподалеку, чтобы принять содержимое вагонов, когда его рассортируют кладовщики.

— Пошли, — сказал Ошима и спрыгнул, — через скотобойни. Там есть ливневый сток, у моста Холстед.

Другие тоже спрыгивали с поезда и бросались в рассыпную. Дородный охранник прыгнул вслед за ними, но Валентайн и его проводник перемахнули через несколько заборов, прошмыгнули через загоны, и их преследователь сдался, не в состоянии так быстро и высоко прыгать. Вслед слышались только ругательства.

— Чертовы деревенщины! — орал он издалека. — Где мой ток, мерзавцы?

Они пробрались под забором из цепей и скатились в канаву, таща за собой свои мешки.

— Добро пожаловать в Чикаго! — сказал Ошима, пытаясь отдышаться и стряхнуть грязь с одежды.

— Похоже, за него сражается его форма, — заметил Валентайн.

— Да, эти охранники неплохо устроились. Все им токи дают. Но этот, похоже, набрал слишком много бесплатных гамбургеров. Кстати говоря, я умираю от голода. После того как брошу вещи у сестры, пойдем поедим?

— Спасибо, но мне надо кое-кого найти. Ты знаешь здесь бар «Веселые Трефы»? На Раш-стрит, я думаю.

Норбу с пониманием присвистнул.

— Похоже, у тебя в этом мешке неплохой товар. Это крутые места. Никогда там сам не был. Они целый квартал занимают. Но эту улицу легко найти: она идет под углом ко всем остальным переулкам. Смотри, осторожно только в пустынных кварталах. Я провожу тебя немного и покажу, как идти дальше.

— Спасибо, — сказал Валентайн, давая Ошиме еще две сигары.

— Не бойся, Дэвид. Все у тебя получится.

Валентайн шел по улице, сверяясь со своей туристической картой. Даже ближе к вечеру на улицах было больше народу, чем он привык видеть на Свободной Территории. Несмотря на это, Волк чувствовал себя странно одиноко.

Город вонял, смесь запахов смолы и мусора раздражала его обоняние. Из стоков пахло дерьмом, а мусор валился из бачков на улицах. Санитарное состояние города, похоже, явно не волновало куриан.

— Эй, патрульный, подвезти? — выкрикнул человек в соломенной шляпе с телеги, запряженной серой лошадью. — Отвезу тебя в Зоопарк. У меня там дружок на одном из входов, пустит за полцены. Твои товарищи в Висконсине не поверят ни слову из твоих рассказов!

— В другой раз, — ответил Валентайн.

Кошки бродили повсюду, особенно среди руин обвалившихся зданий. Бродячие собаки с голодными глазами рыскали по улицам, принюхиваясь к запахам помойки.

Валентайн нашел «Веселые Трефы». Ночью он заметил бы это место издалека, электрический прожектор освещал десятифутовую роспись на стене: руку, держащую четырех тузов и джокера.

При виде цели Валентайн наконец-то осознал свою усталость. Последняя ночь, которую он провел в постели, была прервана приходом Молли, и с тех пор он не спал.

Дэвид расстегнул рубашку и понюхал свою грудь. Аромат роз еще не выветрился с его кожи.

Воспоминания придали сил, хотя он понимал, насколько безнадежная стоит перед ним задача. Он и представить себе не мог город такого размера!

Валентайн дотронулся до решетки, но было непохоже, что вход здесь. Через затемненное окно тоже ничего не было видно.

Оглядываясь, он прошел мимо одетой в грязный халат женщины, которая курила, стоя на ветру.

— Вход за углом, — сказала она, показав большим пальцем за плечо, и затянулась сигаретой. — Я здесь работаю, смена с трех до одиннадцати. Удачи тебе. Пройти мимо нашего Уайдлоуда непросто. Ищешь работу?

— Нет, развлечений. Спасибо.

— Эй, — сказала она заговорщицким тоном, вытаскивая из-под полы халата коричневый бумажный сверток, — посмотри, бифштекс, шестнадцать унций весом, прямо из холодильников «Бубнового бара». Двенадцать баксов, а?

— Нет, мне не нужна еда.

— Ну восемь. Меньше не могу. На Мичиган-авеню за двадцать продашь.

Валентайн завернул за угол и нашел вход. Это был аляповато разукрашенный подъезд, с кирпичной аркой, такой широкий, что проехала бы даже телега.

Двойные красно-черные двери с гербом клуба были закрыты: шести часов еще нет. Дверь меньшего размера была устроена в правой части ворот, и Валентайн постучал.

Дверь приоткрылась и показалось лицо, которое не вызывало никакого желания беседовать.

— Чего? — спросило существо низким, бесцветным басом.

— Ты Уайдлоад? Мне нужен Герцог, если он здесь.

— Ну уж не для тебя, деревенщина.

— Прошу прощения, — сказал Валентайн, засовывая руку в мешок. Смотря в глаза толстяку, он выбрал головку такого же сыра, который уже ел сам.

— Ну это хоть что-то, — сказал сторож, протягивая огромную, размером подходящую, скорее, для гориллы, лапу за сыром и открывая дверь. Валентайн смотрел, как сторож надкусывает сыр.

Обе ноги Волка могли поместиться в рукав гиганта, а из его штанов можно было бы сделать навес от дождя для него и Гонсалеса.

— М-м-м, неплохо, патрульный. Иди вверх по спиральной лестнице. Там, наверху, две двери. На одной написано «Офис». Тебе в другую.

Валентайн кивнул и вошел в мощенный кирпичом двор, редкие травинки пробивались сквозь кладку и слой окурков. Четыре двери — красивые, со стеклами в медном переплете, вели из двора в четыре бара, названных по карточным мастям.

Из любопытства Валентайн заглянул в каждую.

За дверью, на которой было написано «Пики», оказалось помещение, посвященное, очевидно, азартным играм. Столы из зеленого сукна ничего другого значить не могли. «Бубновый бар» был больше похож на ресторан. И хотя Дэвид никогда не видел белых скатертей, полированного серебра и цветочных ваз на столах, он слышал о том, что так было принято в старые времена. Теперь он увидел это великолепие собственными глазами. «Трефовый бар» оказался единственным, уже открытым к этому времени. Вокруг небольших столиков были расставлены удобные кожаные кресла. Все здесь, казалось, было посвящено табаку и алкоголю. Несколько мужчин, некоторые даже в костюмах и галстуках, сидели, читали газеты или играли в карты. Многие курили. Бар, обозначенный как «Черви», походил на блестящий бордель. Он показался Валентайну самым большим — в середине зала высотой в два этажа было открытое пространство с круглой сценой, на которой возвышался традиционный шест для стриптиза. В украшенной зеркалами комнате Волк насчитал три барные стойки.

— Эй, Тори, — услышал он со стороны входа голос огромного сторожа.

— Да, — скучающим тоном ответила женщина, а затем и сама блондинка с длинными ногами медленно выплыла во двор, держа угловатую сумочку на широком плече. Она бросила на гостя оценивающий взгляд и исчезла в узком коридоре, отходящем от центрального помещения.

Сторож жевал сыр. Валентайн пожал плечами и направился к лестнице. Он подошел к двери без таблички и постучал.

— Открыто, — пропел мелодичный женский голос.

Валентайн вошел и узнал спутницу Герцога. Она сидела за письменным столом, который был больше того, что стоял у майора, но каким-то образом смотрелся изящнее и женственнее, возможно из-за пышного орнамента.

Дебби? Нет, Дикси. Валентайн пытался вспомнить имя. Дениз, в платье со смелым декольте. Он вспомнил. Сегодня она была одета в нечто простое, серое, без рукавов.

— Привет, Дениз, а Герцога можно повидать?

Женщина озадаченно посмотрела на посетителя.

— Он тебя знает?

— Да вроде того. Мы познакомились в бункере в Мадисоне. Он сказал заходить, если буду в Чикаго. Дэвид Малыш, помнишь?

— А, а я-то думала, где я тебя видела. Ты парень с красивыми волосами. Герцог несет чушь после пары стаканов, но можешь его увидеть, пока мы… э-э… пока он не пошел обедать. Слушай, а у тебя случайно нет еще чуть-чуть того порошка, а?

— Посмотрим, — сказал Валентайн.

— Ну отлично, спасибо. Хочешь, посиди вон там, в кресле. Он встречается с парнем, который поставляет еду и напитки. Весь день сидят, так что скоро закончат, — сказала она с улыбкой.

Валентайн предложил ей сигарету. Улыбка красотки стала еще шире, и она радостно запихала добычу в стол.

Дэвид сел, стараясь не заснуть. Тихие, приглушенные голоса доносились из кабинета за дверью, украшенной, если так можно сказать, изображением трефового короля. Да уж, только Герцог с его вкусом в одежде и женщинах мог так все разукрасить. Чтобы не заснуть, надо было отвлечься, и Валентайн включил волчий слух, чтобы понять, о чем идет речь в кабинете.

— Говорю тебе, это ад, Герцог. Вся курианская система заработает лучше, если они организуют банк Нового Порядка или что-то вроде того и учредят валюту, которая будет ходить повсеместно. Весь это бизнес с теплушками, полными людей, — это нелепо и смехотворно. «Все, что у меня есть, это мужчина весом две сотни фунтов и женщина, сотня фунтов, пятьдесят фунтов ребенок, на сдачу?»

Валентайн услышал, как Герцог рассмеялся.

— Ну ладно, я опять преувеличиваю. Все организовано немного лучше. Одно дело, когда куриане посылают в Милуоки товарный вагон с людьми, а возвращают полный пива. Но, скажем, я хочу купить говядину в Техасе. Жарко, часть «валюты» сдохнет по дороге. К тому же есть местные Жнецы в Теннесси и на юге, которые не прочь взять пару твоих людей за то, что ты едешь по их рельсам.

— Ну, — перебил собеседника Герцог, — надо смотреть на это их глазами. Деньги для них ничего не значат. Некоторым нравится искусство и все такое, но только ауры — настоящая валюта. Они просто кучка чертовых наркоманов.

— Да, ты прав, но меня это все равно бесит. К тому же люди знают, куда едут, поэтому их трудно контролировать. Найти стоящих работников, готовых держать этих обреченных в узде, непросто. Все, у кого есть честолюбие, идут в армию. Мне достаются только идиоты и головорезы, которым лишь бы людей помучить.

— Наслышан, — согласился Герцог, — если говядина запаздывает, ничего. Я что-нибудь придумаю. Сделаем специальный день — блюда из свинины. Но тебе пора домой, твои прекрасные жены заждутся, а у меня уже в животе урчит. Позвони завтра, чтобы я знал, как дела.

Собеседники распрощались, и человек, одетый в дорогой костюм в тонкую полоску, вышел из кабинета и помахал рукой Дениз. Она подняла трубку телефона и нажала кнопку.

— Привет, шеф. Можешь кое с кем быстренько поговорить? Это тот моряк с черными волосами, Дэвид Малыш… Нет, мы видели его в Милуоки в прошлом месяце… ну да, у залива… не знаю, он сказал, что у него, может быть, будет попозже… хорошо.

— Входи, Дэйв, — сказала она, вставая и открывая ему дверь. На Валентайна уставились пустые глазницы нарисованного бледной краской короля.

Герцог, который, вероятно, черпал вдохновение у Элвиса Пресли, был одет в белый комбинезон, украшенный полосками с изображением игральных карт на рукавах и брюках, заправленных в белые кожаные сапоги. Его офис выглядел очень по-деловому, если не считать шкуры медведя, чья распахнутая пасть скалила зубы на входящих.

Герцог убирал бумаги и расчищал стол. Валентайн заметил, что в качестве пресс-папье ему служил блестящий револьвер, до которого хозяин кабинета мог легко дотянуться.

— Ну, ну, ну, Дэвид Малыш, так? Не думал, что скоро увижу тебя. Я слышал, прибыл корабль из Флота. Но не твой. Что же ты делаешь в форме висконсинских патрульных? Сбежал с корабля?

— В яблочко, — улыбнулся Валентайн, — капитанша оказалась довольно гадкой бабой. Ищу новые горизонты.

Валентайн сунул руку в сумку и вытащил несколько бутылок виски.

— Вот, мистер Герцог. Маленький подарок. Спасибо за отличную вечеринку в бункере.

— Эй, ну спасибо, Малыш, да ты не промах, — сказал Герцог, читая этикетки. — Значит, ищешь новые возможности. Ты честолюбив. Это хорошо. Послушай, а у тебя больше этого порошочка нет?

— Прошу прощения, сэр. Но если б был, достался бы вам. Весь целиком.

Как бы ты выглядел, проглотив фунт кокаина?

Герцог, казалось, потерял интерес.

— Очень жаль. Значит, сменил морскую качку на винтовку в Висконсине. Еще есть планы?

— Только медное кольцо.

— Ну что ж, удачи тебе. Вот карточка, можешь получить выпивку за счет заведения в любом из моих баров. А это пропуск за сцену в баре «Черви». Ты симпатичный. Может, кому из девочек понравишься. С ними куда интереснее, чем с этими лесбиянками на корабле. Пусть Дениз тебя проводит, лады? — сказал Герцог, со значительным видом положив руку на телефон.

— Сэр, я впервые в городе. У меня есть товар, который я хотел бы обратить в деньги. Может, подскажете, где меня не обманут?

Герцог снова заинтересовался:

— Конечно, дружок. Я тебе посоветую. Что там у тебя?

Валентайн выложил содержимое мешка, все, кроме своего паранга и ремня для пистолета Вирджила Эймса, а сверху выложил «Ремингтон». Герцог взял винтовку и взвел курок.

— Неплохо, Дэйв. Как тебе удалось столько всего добыть, проносив форму всего-то месяц?

— Так же, как у меня получилось добыть пропуск: чтобы приехать сюда, я оказал услугу капитану.

— Услугу какого рода?

— Я обещал не рассказывать.

Герцог улыбнулся.

— Понял, — сказал он, постучав себя по кончику носа. — Думаю, ты убрал соперника капитана. Или полковника застрелили мятежники и капитан занял его место?

— Горячо, но я не скажу, простите, сэр.

Герцог осмотрел остальную добычу Валентайна, засмотрелся на серебряную зажигалку и щелкнул ею.

— Смотри-ка, да это же туз. Будет неплохо смотреться в «Трефовом баре». Знаешь, что я скажу? Раз ты мой старый товарищ, я куплю у тебя все. Будет три куска плюс бесплатная выпивка в «Червях», пока ты у нас в отпуске. Ты впервые в Чикаго? Здесь можно неплохо повеселиться на три куска.

— Да, неплохо, но, я думаю, на Мичиган-авеню дадут больше.

— Подожди-ка, сынок. Хорошо, пусть будет пять кусков. Хотелось бы мне дать больше, но драгоценности просто большего не стоят.

— Господин Герцог, мне патрульные рассказывали о месте под названием Зоопарк.

Герцог рассмеялся.

— Зоопарк, да? Похоже, яйца твои от того удара оправились! Ну, тогда Зоопарк — это то, что тебе нужно. Там дороговато, но того стоит. Каждая ночь — все, что хочешь. Когда-нибудь видел, как грог трахает бабу? У него член с твою руку длиной. Слушай, Малыш, вот что тебе скажу. Чтоб скрепить сделку, как насчет пропуска на три дня в Зоопарк? Сэкономь кусок прямо сейчас.

Валентайн сунул руку в карман и вытащил зеркальные темные очки.

— Пойдет, а еще вы найдете мне ночлег в городе, а я вот это еще добавлю.

— Ну-ка, покажи, — сказал Герцог. Валентайн передал ему очки, и Герцог посмотрел на тонкую, как проволока, оправу. — Это, наверное, двадцатый век.

Он осторожно сложил дужки.

— Черт, настоящий «Титан». Ну ладно, Дэйв, считай, у тебя есть крыша над головой. Дениз устроит тебя в одной из комнат над баром. Там даже душ есть на этаже. Можешь отмыться до скрипа перед визитом в Зоопарк.

— А мои пять кусков?

— Даю, даю. Надо в банк слазить.

Герцог прошел в дальнюю часть комнаты и сдвинул на стене картину с ухмыляющейся рожей джокера. За ней обнаружился серый, внушительного вида сейф.

Насвистывая, Герцог набрал комбинацию и открыл тяжелую, сделанную из нескольких слоев стали дверцу.

Он вытащил стопку банкнот, скрепленных резинкой, и, вернувшись к столу, протянул деньги Валентайну.

— Твои пять, друг. С тобой приятно иметь дело.

Валентайн вытащил одну банкноту и пролистал пачку.

— Эй, они почти все не зарегистрированы!

Герцог, нисколько не смутившись, хлопнул его по плечу:

— Хороший глаз, Дэйв, хороший глаз. Я знал, что ты умница! Это был просто тест. Хотел посмотреть, насколько ты умен. Давай сюда, дам тебе настоящие.

Герцог подошел к декоративному столику с рулеткой, на котором стояли бутылки с алкоголем, прокрутил колесо, приподнял его центральную часть, сунул руку в дырку под колесом и вытащил стопку купюр.

— Хорошо, эти все нормальные, Дэйв, — сказал он, пересчитав деньги, — слово скаута. Но потрать их поскорее — печать действительна еще пару недель. Потом придется стоять в очереди за новой регистрацией. Фальшивомонетчики наживаются на нас, честных контрабандистах.

Валентайн снова проверил купюры на наличие красного кружка с тильдами — печать прямо на лице Бена Франклина. Затем поднял полупустой мешок.

— Спасибо, Герцог. Я хочу, чтобы моя первая поездка в Чикаго запомнилась.

— Не за что. Если решишь сюда перебраться, я, может быть, смогу помочь с работой. Скажем, за пятнадцать процентов из твоей зарплаты за первый год. Мне тоже могут понадобиться услуги. Сможешь мне помочь, я отплачу тебе куда большим, чем твой капитан, кто бы он ни был. Да и в Чикаго куда интереснее, чем в этой сырной стране.

— Да, я уже понял — это мой город, — согласился Валентайн.

Валентайн устроился с помощью Дениз. Комната оказалась маленькой и чистой, в ней был соблазнительнейший матрас, усевшись на который Валентайн снова осмотрел пистолет покойного Вирджила.

В его руках лежал старый армейский автоматический кольт, стреляющий мощными патронами сорок пятого калибра. Он, возможно, не остановит Жнеца, но заставит его задуматься. На ремне также болталось три запасных магазина, все полные. С тем, что уже в пистолете, у него получалось тридцать пять патронов. Больше чем достаточно: он ведь не собирался пользоваться оружием, разве что в крайнем случае.

Валентайн растянулся на кровати и заставил себя поспать два часа. Потом принял душ и положил ремень с патронами и нож обратно в мешок.

Он поел внизу в баре «Трефы». Еда была простой и сытной, но дорогой. Заплатив двадцать пять долларов за сэндвич с начинкой и чай, Дэвид посмотрел на бармена, который был занят ящичком с курительными принадлежностями, и ему в голову вдруг пришла еще одна мысль.

— Простите, сэр, — сказал он официанту за стойкой — у вас нет непромокаемых спичек?

— Что? — переспросил опешивший официант.

— Он имеет в виду длинные спички в жестяной коробке, — сказал человек, складывающий сигары. Валентайн заметил на его руке татуировку с кинжалом, воткнутым в череп. — Они даже под дождем горят.

— Да, это именно то, что я ищу, — согласился Валентайн, — я часто на природе, и такое проклятие — зажигать сигареты в сырую погоду.

— Вот что тебе нужно, — сказал человек с сигарами, кладя перед Валентайном круглую коробку. Валентайн развинтил крышку и вытащил трехдюймовую спичку. Она вся была покрыта чем-то вроде воска. Волк чиркнул по боку коробки, и спичка загорелась белым огнем. Он почувствовал жар на своем лице.

— Это магнетизм, — объяснил человек, — сигарета загорится в любой ветер, если только табак не намок, конечно.

— Ну спасибо. В Висконсине таких не найти. Сколько за коробку?

— Недешево. Пятьдесят баксов за десять спичек.

— Если я возьму пять коробок, отдашь за две сотни?

— Разумеется, я вижу, ты дружбу водишь с тем парнем наверху.

— Отлично, — согласился Валентайн. — Здесь, верно, много такого, чего в Висконсине не найдешь. Зоопарк, например?

Человек с татуировкой задумался.

— Это точно, только я вот не могу себе позволить ходить туда часто. Иногда покупаю пропуск подешевле у Герцога.

— Был когда-нибудь в Черной Дыре?

— Само собой. Пару раз. Знаешь, у меня крепкие нервы, но это иногда и для меня слишком.

— А они дают там, нам, простым парням, девочек потрогать или это только шоу?

— Ну, если у тебя имеется пара кусков наличными, у них там есть комнаты в подвале. Со звукоизоляцией, понимаешь. И можешь делать что хочешь. Все что угодно. В конце концов, люди, попавшие в Черную Дыру, по мнению наших хозяев, заслуживают чего-то худшего, чем Петля.

— Не знаешь никого, кто там работает?

— Нет, извини. Сам бы хотел. Но ты, похоже, знаешь, как жить. Сунь деньги в правильные руки, и у тебя все будет.

Валентайн заплатил за спички и вышел из столовой. Он подошел к Уайдлоаду, который все еще стоял на посту, преграждая вход, как брошенный на дороге грузовик.

— Уходишь? — спроси сторож, шагая в сторону, чтобы открыть дверь. — Скоро начнется веселье.

Валентайн протиснулся мимо него, вышел на улицу. Повернулся и посмотрел на тротуар, ведущий к озеру Мичиган. Черный микроавтобус с решетчатыми окнами стоял на тротуаре прямо перед ним. Аршинными буквами на его бортах была выведена аббревиатура: ЧСБ и эмблема. Чикагская служба безопасности?

Двое неряшливо одетых молодых людей на углу потушили свои сигареты.

Неслышная сирена сработала в мозгу Валентайна. Уличные хулиганы в Чикаго не стали бы вот так разбрасываться недокуренным табаком. Он услышал шаги за спиной.

На секунду тело подвело его: ноги сделались ватными. Когда ручка на двери черного автобуса повернулась, Волк понял, что ловушка захлопывается.

Две массивные ладони легли на его плечи: Уайдлоад обхватил его смертельной хваткой и прижал задыхающегося Валентайна к себе так, что у того чуть не хрустнули ребра.

Еще двое мужчин подошли с другой стороны улицы. Один, длинный и тощий, одетый в красную безрукавку и кольчужные рукавицы, снял показавшиеся Валентайну знакомыми черные очки и побежал к сторожу, все еще держащему свою жертву.

— Ты… — начал говорить Уайдлоад, но Валентайн ударил его каблуком сапога, а затем головой. Медвежья хватка ослабла.

Четверо противников пытались поймать его между стеной клуба и автобусом. Ржавая задняя дверца приоткрылась. Валентайн ударил левой ногой, захлопывая ее прямо по чьим-то пальцам. Изнутри раздался вопль.

Волк бросился через улицу, случайно сбив пару велосипедистов. Преследователи попытались загнать его в угол, но Дэвид призвал всю скорость, на какую был способен. Он завернул за угол стоящей у обочины телеги так быстро, что почти поскользнулся на мостовой. Волк едва удержался на ногах.

Увидев впереди пустой тротуар, он пустился бежать со всех ног. Пара бездельников, сидящих на крылечках домов, уставилась на него.

Беглец бросил взгляд за спину: четверо бежали за ним.

Через тридцать секунд их стало трое. Через минуту осталось только два. Когда Валентайн завернул за угол, пробежав несколько кварталов, остался только один — высокий человек в безрукавке и кольчужных рукавицах. Его одежда потемнела от пота.

Валентайн завернул в переулок, и почувствовал второе дыхание. Он обогнул гору мусора, распугивая на пути крыс. Его преследователь только вбежал в переулок, когда Волк свернул за угол в его конце.

На востоке Дэвид увидел, что здания кончаются. Должно быть, озеро рядом… и Зоопарк.

Валентайн прислонился к стене у угла и прислушался к тяжелым шагам и дыханию своего преследователя.

Почувствовав, что тот вот-вот повернет за угол, Валентайн выпрыгнул и ударил противника коленом в пах. Кольчужные Рукавицы попытался увернуться, но не успел. Чикагский воздух со свистом вырвался из его легких, и он согнулся пополам. Не настроенный на честную борьбу, Валентайн поднял голову врага за волосы и снова ударил коленом. Носовые хрящи сломались с отвратительным хрустом. Человек упал, драка, в которой он участвовал, скорее, как объект для битья, закончилась.

Волк передернул плечами. Все еще на взводе, он снял с поверженного противника его рукавицу и добавил к своему оружию, а затем снова содрогнулся. Но по иной причине.

Жнец. Близко. Очень близко.

Валентайн попытался очистить свой разум, сделать его прозрачным, как оконное стекло. Он отступил в тень переулка, шаг за шагом удаляясь от вампира. В конце концов, Дэвид зарылся в кучу мусора, где ползали вездесущие тараканы, которые немедленно оказались на нем.

В переулке стало холоднее.

— Вставай, ты, вставай! — сказал Жнец, как показалось Валентайну, прямо ему в ухо.

Волк едва не вскочил на ноги, готовый бороться и умереть, но понял, что голос в конце переулка обращался к головорезу Герцога.

— Ты, пища, где террорист?

— Су… сукин сын на меня прыгнул… — послышался гнусавый голос человека со сломанным носом. — Я не знаю, говори понятнее, кто? О Господи…

— Пришел в себя?

— Да, сэр… м-м-м-м, я думаю, он пошел… к озеру?

Он вроде туда бежал. Да, туда.

— Ты должен был идти за ним, а не брать его.

— Герцог сказал…

— Герцога здесь нет, иначе я взял бы его… вместо тебя!

Шум мотора заглушил ненадолго низкий, шипящий голос Жнеца. Волк осторожно выглянул из своего укрытия и увидел сверкающую красную машину.

Один из головорезов, выбывших из гонки, сидел на капоте, показывая направление. Крысы снова бросились врассыпную, когда полицай спрыгнул вниз и открылась пассажирская дверь.

Валентайн услышал крики и тот самый жуткий звук, когда из человека высасывают кровь. Холодная точка в мозгу Валентайна показала, что Жнец насытился, и замигала, когда он передал ауру своему хозяину. Волчьим слухом Дэвид услышал, как по всей округе закрывались двери и окна.

Из-под массы прогнивших картонных коробок было видно, как разодетый в белое Герцог побледнел при виде сцены в конце переулка, но все же глубоко вдохнул и медленно пошел навстречу. Его подручные прошли за ним пару шагов, но потом решили, что не стоит, и вернулись к машине. Герцог потер медное кольцо на пальце. Интересно, он пытался успокоиться с помощью этого жеста или думал о том, как больно, когда тебе отрывают палец вместе с драгоценным кольцом?

Волк прочел смертельный страх в глазах Герцога. Он весь превратился в слух, боясь сделать даже малейшее движение. У Жнеца было не только чутье, позволяющее ему читать ауры.

— Добрый Герцог, — медленно прошептал Жнец, — восемь лет с медным кольцом благодаря нашему лорду. Продавец радости из белого порошка. Укрыватель террористов.

— Как я мог знать, сэр?

— Ты готов делать дела не задавая вопросов. Ты слишком много раз подходил к краю закона, кое-кто в ордене начинает это замечать. Как в случае этого фиаско. Мои инструкции были недостаточно четкими?

— Я только подумал…

— Тебя держат в живых, чтобы работать, а не думать, — прошипел Жнец.

— Ну с чего бы этому чертовому ренегату нужны мои деньги? Он замышляет недоброе, бросьте его в клетку, и все.

— Этот «чертов ренегат» — особенный. Один из моего клана почуял его приближение в депо, мы хотим знать, с кем он хочет встретиться, что знает и что замышляет. Такие, как он, не приходят в город просто поглазеть. Он один из той породы, которую наши враги используют для самой опасной работы. Убери эту грязь и возвращайся в клуб, мы продолжим наши поиски.

— Он сказал, что пойдет в Зоопарк.

— Легенда, хотя, может быть…

— Что мне делать с моим человеком?

— Брось труп грогам в озере, я ухожу искать то, что ты потерял. Пока он дрался, я чувствовал его ауру горячо и четко. Я смогу найти его.

Холодная точка в мозгу Валентайна растаяла. Он подождал, пока Герцог заставил своих подручных положить труп в багажник. К тому времени как они убрались из переулка, стемнело.

Валентайн вылез из груды мусора и вышел из переулка. Он сконцентрировался на том, чтобы удерживать как можно более низкий уровень жизненной силы, в то же время раздумывая, где бы раздобыть одежду почище.

Он нашел магазин подержанной галантереи и купил четыре дешевых ремня и длинный кожаный плащ, на котором не хватало нескольких пуговиц, а заплатив, сразу надел. В переулке Волк надел ремень с пистолетом и парангом и наполнил карманы коробками со спичками. Один ремень он засунул в левый рукав, а еще два скрутил и положил в карманы штанов. Оставшиеся деньги лежали в нагрудном кармане, рядом с удостоверением личности и маленькой белой карточкой.

Ну что ж, я готов к Зоопарку. Остается только надеяться на то, что там меня не ждут.

 

13

— Линкольн-Парк, в котором находится Зоопарк, — это зеленый оазис между озером Мичиган и разрушенным городом. Это место считается самым лучшим развлекательным заведением в Чикаго, да, пожалуй, и на всем Среднем Западе. Этой обителью разврата, чья территория тянется от строений старейшего зоопарка Соединенных Штатов на юге до Лосиных Холмов на севере, управляют куриане. Это смесь Содома и карнавала. Зоопарк и корабль, стоящий у пристани старого яхт-клуба в гавани Бельмонт, на палубах которого играют в азартные игры, предлагают увеселения на самый извращенный вкус. С конца марта по ноябрь проходит «Карнавал» — круглосуточная вечеринка, предоставляющая заслуженный отдых полицаям, которые получили разрешение повеселиться.

Холодной зимой, которой так славится Чикаго, развлечения ограничиваются теми, которые можно проводить в закрытом помещении, но веселье продолжается. Обыкновенный полицай со Среднего Запада, если он хорошо себя ведет, может ожидать поездки в чикагский Зоопарк каждые пару лет. Полицаев отпускают со службы группами, и они едут вместе, двое их или сотня, прекрасно зная, что случится с остальными, дезертируй хоть один. Группы из таких дальних мест, как Канада, Огайо, даже Колорадо и Канзас, могут задерживаться в Чикаго до месяца. Но когда деньги кончаются настолько, что даже башмаки проданы, чтобы заплатить за мирские радости, по общему согласию время пребывания сокращают. Все знают, что ждет того, кто останется в этом городе без монетки в кармане. Бесплатных комнат, как и обедов, здесь не раздают.

В пределах Зоопарка не существует комендантского часа, в отличие от города. Там полно плохой еды и выпивки, которую можно купить на уличном лотке, в кафе под навесами и в круглосуточных ресторанах. Верховые офицеры, экипированные мечами и пистолетами, как памятник национальному герою Филу Шеридану, патрулируют территорию, выезжая из штаба, расположенного в здании Исторического музея Чикаго. Они почти ничего не делают для предотвращения безобразий, и только если кулачная драка грозит перерасти в перестрелку, они предпринимают какие-то действия.

На улицах пытаются заработать все — от фокусников и игроков в карты до уличных музыкантов, но в Зоопарке запрещено продавать что-либо, кроме еды, выпивки, табака и плоти.

Последнее — самое главное развлечение Зоопарка. Под каждым фонарем, на каждом углу и в каждом баре можно за определенную плату найти женщину, чуть реже мужчину, а то и ребенка себе по вкусу. На самом верху иерархической лестницы — девушки-стриптизерки. Они показывают любые шоу, начиная с эротических представлений в клубах и заканчивая разнообразными сексуальными сценами за решетками Зоопарка, по сравнению с которыми развлечения в Бангкоке старого мира показались бы приличными до скуки.

Затем идут гейши. Этих женщин можно найти в лучших барах, они выступают в роли временных подружек для полицаев, которым нужно больше, чем просто секс. Эти дамы готовы выслушать и с сочувствием покивать.

Никто из самых богатых полицаев не может нанять гейшу на неделю или пару недель, но девушки из других баров готовы делать все то же самое, стоит лишь купить им выпивку. А еще есть колоритные дамочки, бродящие по улицам и предлагающие свои услуги где угодно — от переулка и кустов до маленьких лодочек, стоящих на пристани около парка.

Карьеры женщин в Зоопарке коротки, и большинство заканчивают в Петле. Немногим удается заработать денег и уйти на пенсию в Рингленд, а то и открыть свое собственное заведение. Еще меньшее число навсегда покидает Зоопарк под руку с полицаем. Для большинства это дорога к деградации: постепенно они начинают обслуживать самых извращенных и жестоких клиентов.

Что касается полицаев, то, как цветы привлекают насекомых ароматом и яркими красками только для того, чтобы поймать в ловушку, необузданные развлечения Зоопарка оставляют многих без средств и соответственно возможности вернуться домой, и, если только им не хватает ума или удачливости, они становятся первыми претендентами на отправку в Петлю.

Ночной ветер из прохладного превратился в морозный. Рваные облака наплывали на полную луну, как чернильные кляксы. С улиц Чикаго исчезли цвета, мир казался Валентайну расплывчатым и черно-белым. Чем дальше Волк уходил от улицы Раш, тем реже стали появляться фонари, а те, что еще работали, освещали лишь несколько футов вокруг столба. Одинокие прохожие зябко кутались в пальто и глубоко засовывали руки в карманы, ссутулившись, чтобы ветер не задувал под одежду. Они проходили мимо Валентайна, не обращая на него внимания. По улицам сновали побитые легковушки, редко у какой из машин работали фары, бряцающие велосипеды шныряли рядом. В одном из переулков слышалось клацанье подков.

Валентайн отключил чувствительный волчий нюх, для его носа город, насквозь пропахший бензином и углем, вонял нестерпимо. Из сточных канав несло мочой.

Валентайн снова поднял глаза к луне. Ее меловая белизна почему-то успокаивала.

Полная луна — хорошая ночь для Волка. Он стоял под фонарем, сверяясь с картой, когда краем глаза заметил какое-то движение. Волна страха пронзила его, по спине побежал холодный пот, и на голове зашевелились волосы.

Пешеходы расступались перед Жнецом, как стайка рыб на пути акулы. Капюшонник мчался большими шагами, как олень, несущийся через лес, к мертвому центру города. Рука Валентайна невольно потянулась к оружию, но он сумел замаскировать свой жест, будто просто сунул руку в карман. Жнец с горящими желтым цветом злыми глазами пробежал мимо, не взглянув в его сторону. Дэвид повернулся и посмотрел ему вслед.

Догнав медленно едущую машину, доходягу с деревянными панелями вместо крыши и дверей, Жнец перепрыгнул через нее быстрым движением, его плащ взметнулся за ним, как крылья летучей мыши, а перепуганный водитель запоздало нажал на тормоза.

Валентайн слышал, как где-то на востоке озеро плещет о берега. Он чувствовал свет и музыку где-то к северу, шумную массу, которая могла быть только Зоопарком. С обеих сторон от него тянулись кварталы заброшенных домов и лачуг, похожих на деревянные поганки. Некоторые здания еще держались и выглядели жилыми — от стекол, железных решеток и деревянных ставень на окнах до запаха готовящейся еды, проникающего на улицу.

Валентайн увидел впереди массу деревьев. Несколько человек шли в одном с ним направлении. У многих были разноцветные яркие карточки, висящие на шеях.

У небольшого киоска Дэвид заметил очередь из людей в форме и встал в нее. В киоске огромная рыжая женщина продавала белые карточки на цепочке под надзором курящего сигару лысого человека, который всем своим видом пытался показать, что он большой начальник. Валентайн посмотрел на цены, которые начинались от пяти сотен баксов в день, вытащил пропуск, который ему дал Герцог, и протянул его рыжей женщине.

— На три дня, так, сынок? — сказал она, мясистой рукой доставая из-под прилавка карточку на цепочке. — Ты один из курьеров Герцога?

Глазки начальника сузились, когда он разглядывал Валентайна.

— Вроде того, — ответил Волк. — Что мне с таким пропуском полагается?

Она не то чтобы улыбнулась, скорее ухмыльнулась, но в ее глазах блеснула симпатия.

— Почти все, что захочешь.

Она стала речитативом рассказывать наизусть правила.

— Эта карточка гарантированно останется зеленой семьдесят два часа. Когда она станет красной, ты должен покинуть территорию. Но пока она зеленая, можешь смотреть любое шоу, заходить в любой бар и получать бесплатный кофе или холодный чай на «Озерной Леди». Это корабль для азартных игр, — добавила она нормальным голосом, — настоящие плюшевые ковры и света больше, чем ты когда-нибудь видел в жизни.

Ворчливый голос раздался за спиной Валентайна:

— Эй, тут люди ждут!

— Заткни свой рот, ты! — рявкнула женщина, — а не то я начну читать ему «Желтые страницы».

Она снова переключилась на Валентайна, приблизившись к нему так, что он почувствовал, как от нее несет перегаром:

— Послушай моего совета: просиди на корабле все три дня. Там еда дешевле, чем где бы то ни было в Чикаго, а когда хочешь спать, платишь девушке за ночь и получаешь постель и женщину за цену, по какой в городе не получишь и просто постели в самом дрянном отеле. А парень с такой мордашкой, как у тебя, может получить еще и бесплатный секс на утро.

Валентайн протянул ей банкноту, которую она немедленно засунула в декольте.

— У вас есть карта? — спросил он.

— Нет, вы только его послушайте, — сказал голос за его спиной, — малыш думает, что приехал в Диснейленд!

— Нет, это не такое большое место. Найдешь дорогу. А ты ищешь что-то особенное?

— Черную Дыру, я слышал, это здорово.

Билетерша не удивилась.

— Вот всегда, такие тихони и красавчики… — протянула она. — Не заблудишься. В северной части Зоопарка есть большая яма с подсветкой и забор вокруг стоит.

Прошлой ночью гроги там одну красотку из Мичигана обрабатывали. В ней потом крови не осталось, чтобы Жнецу пососать. Я слышала, сегодня гвоздь программы — какая-то милашка молоденькая из Висконсина. Наслаждайся.

— Натти, у тебя тут еще клиенты есть, — сказал лысый с сигарой.

— Ну ладно, ладно, нельзя уж с дружком Герцога потолковать. Герцог рассчитывает на нас, что мы осчастливим его мальчика. Эй, да куда он так побежал?

Валентайн слышал ее восклицание, когда уже мчался в Зоопарк, но шум и музыка скоро заглушили ее голос. Вдоль улицы, поднимающейся на север к темнеющим вдали холмам, стояли бары. Он посмотрел на некоторые названия: «Найденный рай», «Джек на Джил», «Грот Золотого берега»… Густо накрашенные женщины завлекали клиентов внутрь, многообещающе пританцовывая.

Валентайн не обращал внимания на сверкающие вывески и целеустремленно шел к зданиям старого Зоопарка.

Женщины в неглиже призывали его всевозможными окриками — от «Эй, ты!» до вопля «Лучшая в Зоопарке, двадцать баксов, — иди сюда, красавчик!» Он обошел смердящую лужу блевотины на тротуаре.

Босой человек в оранжевом комбинезоне прислонился к стене с надписью: «Все что хочешь», написанной белой краской на шершавой поверхности.

Казалось, ничто не останавливало людей — иди куда угодно, но охрана бродила вокруг верхом и пешком, в основном присматриваясь к цветным карточкам на шеях посетителей. Один из них жестом отдал приказ обезьяноподобному грогу, показав пальцем на босого пьяного. Валентайн увидел, как грог взвалил человека на тележку и куда-то увез.

Длинная лагуна, заполненная маленькими лодками, служила границей Зоопарка. Парочки забирались в лодки и сходили на берег бесконечным потоком.

Вдалеке впереди Валентайн заметил сверкающий столп света на воде — очевидно, корабль «Озерная Леди».

Волк снова вернулся к скоплению зданий.

Несколько маленьких грогов убирали мусор с тротуаров и с травы. Валентайн подошел к ним и, прежде чем идти дальше, сунул им в лапы коробки спичек.

В центре небольшого загона стояла клетка с куполообразной крышей, размером со среднюю палатку. Ее кольцом окружили смеющиеся солдаты. Они кидали камешки и куски фруктов через прутья решетки. Высоченный человек, одетый в простую форму цвета хаки, стоял перед толпой, держа в руках длинную железную дубинку. На одном ее конце была петля.

— Ну-ка давайте заставим его опять поменять форму! — выкрикнул один из мужчин, бросив камень в клетку. Он передал несколько банкнот человеку в камуфляже.

Валентайн вытянул шею, чтобы рассмотреть существо в клетке. Одинокое мертвое дерево без коры украшало клетку. Вокруг дерева лежал, свернувшись кольцом, огромный змей, спрятав голову между голых веток.

— Я заставлю его измениться, нет проблем, — сказал служитель, ткнул металлической палкой в клетку и ударил змея дважды по голове.

Дрожь прошла по всему телу гигантской рептилии.

На глазах у изумленного Валентайна змея превратилась в орангутанга, который сначала держался за дерево одной длинной лапой, а потом спрыгнул на землю, сунул в рот гнилое яблоко и жадно разжевал.

— Как, черт возьми, ты это сделал? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Я ничего не делал. Он сам, — объяснил служитель. — Это существо — родич куриан. Он — единственный, кого удалось поймать и держать в неволе. Они могут менять форму по желанию, могут практически стать невидимыми. Они отдают приказы террористам и мятежникам, которые прячутся в холмах. Мятежники почитают их за богов. Единственный способ их задобрить — это принести скальпы. И мятежники не особо разбирают, чьи скальпы им брать. Мне рассказывали про одного, у которого было пятнадцать, нет, двадцать маленьких светлых скальпов. Бог знает, что он сделал с ними перед тем, как потянуть за волосы.

— Вот сукин сын! — сказал кто-то из солдат, бросив еще один камень в сидящего орангутанга. Камень упал в песок рядом с существом, подняв столбик пыли.

Глаза орангутанга печально обвели толпу. Полетели еще камни, некоторые задели его широкую спину.

Глаза орангутанга встретили взгляд Валентайна, и в них вдруг загорелась искра.

Ли… Ли Валентайн, — позвал голос внутри его головы, — пусть это будет не бред… О, Ли, это ты. Как можешь ты быть здесь? Это Древний Ро. Один из первопроходцев. Ради Уз и ради Врат, пришел ли ты покончить с моими страданиями? Ну скажи, что Пол Сэмюэлс где-то поблизости и Гэнг Анкор. Годы… годы пели мне свои песни и вертели саму землю, а мы все не виделись… пожалуйста, скажи, что меня больше не будут мучить и насмехаться надо мной…

Все это одной короткой вспышкой пролетело в мозгу Валентайна.

Нет, я не тот Валентайн, которого ты знал. Я его сын, Дэвид. Мой отец уже десять лет как мертв, — ответил он.

Сын? Сын? Я чувствую, что ты Охотник. Я не знаю, зачем ты пришел, но я догадываюсь, что не за мной. Ты хочешь скорее уйти, ты боишься, ненавидишь и надеешься и… влюблен. О, я бы забылся, но они смотрят, все время смотрят своими скучными глазами… Тебе не понять, что я перенес… годы жестокости… и плохой погоды, и голод, и издевательства.

Орангутанг смотрел прямо на Валентайна.

Пожалуйста, просто убей меня, если не можешь помочь. Если я останусь, я проживу здесь еще сотни лет, пока не истлеет эта клетка, а они не построят новую…

Валентайн вдруг почувствовал еще чье-то присутствие, что-то прощупывало его разум. Валентайн сразу же разорвал связь.

Прости, прости, — подумал он, выбираясь из круга зевак, снова и снова наполняя свое сознание беззвучным сожалением. Боль заключенного в клетку Ткача жизни билась в его голове, но Валентайн не мог позволить отчаянию овладеть им, не сейчас, когда Молли ждала его в какой-нибудь дыре, а Жнец охотился за его аурой.

Он поспешил мимо клеток для зверей. В одной из них голая женщина прыгала по искусственному дереву, то прячась, то вылезая на глазах свистящих зрителей. Несколько мужчин бросали деньги в клетку, она брала толстый зеленый огурец и начинала сосать. На пол клетки летело еще больше купюр, и она начала водить обслюнявленным овощем по своей груди и животу.

Валентайн добрался до открытой ямы. Каменный забор вокруг был выкрашен черной краской, за ним находилась большая закругленная арена. Патрульный сидел на ограждении, лениво куря сигарету. Валентайн подошел к забору и заглянул внутрь.

Центральное возвышение было сооружено почти вровень с уровнем земли, на нем сидели два каменных льва. Изо рта каждого зверя свисал длинный кожаный шнурок, а на земле между ними пестрели брошенные грязные тряпки.

На дальнем, южном, краю ямы имелась постройка, к стене которой были приставлены лестницы, а разнообразные крючья прикреплены к столбам и косякам. Справа, с северной стороны, в землю был вкопан столб с четырьмя парами наручников. Валентайн подошел к патрульному.

— Сегодня будет шоу? — спросил он, протягивая патрульному одну из последних сигар.

— Да уж наверняка. Через пару часов. Хочешь занять хорошее место?

— Может быть. Что будут делать?

— Заставят баб исходить криком до смерти, — сказал патрульный, закуривая. Грог-уборщик сделал паузу в работе, чтобы посмотреть на мерцающий красный огонек на конце сигары.

Группа солдат, гражданских и шлюх прошла мимо с полупустыми бутылками в руках. Проходя мимо ямы, одна из проституток прошептала что-то на ухо своему спутнику.

— Да, я видел уже шоу в Черной Дыре, — ответил он, — даже Жнецы в публике сидели…

— Я слышал, что можно организовать частную вечеринку, — сказал Валентайн, когда они ушли.

Офицер с одобрением выдохнул большое облако дыма.

— Если у тебя есть деньги, почти все возможно.

Валентайн протянул ему сотню. Он секунду рассматривал купюру перед тем, как она исчезла в кармане его рубашки.

— Я провожу тебя к главному сторожу, малыш.

Подожди здесь. Если он согласится с тобой поговорить, ты дашь мне еще столько же.

— Справедливо, — согласился Валентайн. Патрульный направился к длинному кирпичному зданию с переполненной закусочной, сооруженной на плоской крыше.

Валентайн посмотрел на грога, размером примерно с того, что жил в лаборатории Университета Мискатоник. Валентайн зажег спичку из коробки и помахал ею из стороны в сторону. Грог захлопал в ладоши совершенно детским жестом и пошлепал за Валентайном к краю ямы. Он с ожиданием смотрел на Волка.

— Хочешь еще? — спросил Валентайн. Грог склонил голову набок, как дятел, ищущий термитов. Валентайн обернулся, но немногочисленные служители Зоопарка не обращали на него внимания.

Волк вытащил одну из коробок со спичками и потряс ею перед грогом. Тот вытянул обе руки вперед, прямо как обитатель университетских катакомб. Валентайн бросил ему коробку. Грог поймал, издал восторженный звук и спрятал спички в карман своих драных штанов. Дэвид медленно обошел вокруг Черной Дыры и нашел еще одного грога, меняющего лампочки в фонарном столбе. Он попробовал подарить уродцу спички, но тот покачал головой и спрятал руки за спину: возможно, его уже наказывали за что-то, связанное с огнем.

Патрульный, все еще с сигарой в зубах, вернулся.

— Тебе повезло, — сказал он, — год идет к концу, они тут не очень заняты. Ты хочешь зайти до или после шоу? Иногда после бывает слишком много народу. Да и девочек на выбор меньше, понимаешь?

Валентайн выдавил из себя улыбку.

— Спасибо. Подойду к нему сейчас, если ты не против, — сказал он, протягивая еще одну сотню.

— Мудрое решение. После шоу Берт обычно пьян и к нему не подступиться. Он старается, но, знаешь, не просто каждую неделю придумывать новые способы убивать людей. К тому же все они его достали хотят шоу сегодня. Он бы лучше до выходных подождал, чтоб побольше народу было.

Они бросают деньги и говорят ему, что делать. Но я думаю, там, в управлении, хотят эту девку прикончить быстро и грязно… Но подожди-ка минутку, — сказал патрульный, увидев Жнеца, идущего по дорожке. Ощущение было похоже на то, что и в переулке. Дэвид понял, что его еще ищут. А может, это был один из братьев первого Жнеца, кукла того же лорда.

Валентайн дышал глубоко и медленно, позволив окружающему миру расплыться перед глазами. Смерть молча прошла мимо.

Офицер провел Валентайна через деревянный забор в зарослях деревьев и кустов. Он постучал в дверь и выкрикнул:

— Открывай, Тодд, это я. Я привел клиента для Берта.

Выкрашенная коричневой краской дверь распахнулась, и Валентайн вслед за патрульным, мимо вооруженного сторожа, прошел в длинное кирпичное здание с зеленой крышей. Это было нечто среднее между амбаром и фортом. Патрульный привел Валентайна к железной двери, открыл ее ключом, висящим на кольце у его пояса, вошел и придержал дверь для клиента.

Они прошли по коридору и попали в комнату с полом, застеленным линолеумом. На стуле, устало вытянув ноги, сидел небритый человек. У стены стояло еще несколько стульев и в углу, под лампой с абажуром, пустой письменный стол. Патрульный жестом пригласил сесть.

— Посиди, похоже, сегодня здесь тихо. Я схожу за Бертом.

Валентайн опустился напротив сидящего в позе тряпичной куклы человека. На нем был комбинезон, новый и сверкающий, из ткани, похожей на нейлон. Его бледность подчеркивали черные волосы, усы и щетина на подбородке. Ноги обуты в новенькие и, похоже, удобные черные кроссовки. Полицай, правда усталый и грязный, очевидно, был в фаворе у власти. На воротнике его комбинезона виднелся вышитый рисунок. Валентайну пришлось присмотреться, чтобы разобрать под самым подбородком знак перевернутой свастики. «Ломаный крест»?

Осознав, что на него смотрят, полицай зевнул и поднял голову.

— Ну, привет, — сказал он Валентайну. — Берт сегодня не торопится. В баре небось сидит, пьет. Я уже час жду.

У него был акцент, показавшийся Валентайну западным. Волк посмотрел на узор на полу.

— Я не тороплюсь. У меня на три дня пропуск, и это первый.

— Служишь?

— Да, в патруле. Мадисонский Триумвират. А ты?

— Вроде того. В штабе Генерала.

Валентайн рискнул на уловку.

— Ты в «Ломаном кресте», да? Вы там очень тесно со Жнецами работаете. Чем сейчас занимаетесь?

— Некоторые нас так называют. Не могу говорить. Сам понимаешь, секретность.

— Ну да, слышал. Похоже, работенка тяжелая.

Человек улыбнулся:

— Смотря что ты называешь работой. Но по-своему выматывает.

Валентайн кивнул.

— Ты что-то неважно выглядишь.

— Это ничего. Ты бы на меня посмотрел, когда я впервые вылез из танка. Был подключен на шесть дней. Даже встать на ноги не мог, пока они в меня апельсинового сока не влили.

Валентайн снова кивнул.

— Похоже, серьезно. Думаю, это поинтереснее, чем разъезжать на старой машине по сельским дорогам, следя, чтобы никто не прятал коров по холмам.

— Странно. Никогда не был в Висконсине, но черт меня задери, если я тебя раньше не видел, — сказал задумчиво человек.

— Никогда в северных лесах не бывал?

— Нет.

Валентайн боролся с желанием опустить голову, но смотрел прямо в глаза полицаю.

— Ну, тогда я не знаю, где еще ты мог меня видеть. Я никогда не бывал южнее Индианаполиса.

Человек пожал плечами:

— Не знаю. Я никогда не забываю лица, но…

Тяжелая поступь эхом раздалась в коридоре. Вернулся патрульный, рядом с ним шаркал ногами грузный человек с фигурой тяжелоатлета. У него было такое помятое лицо, словно он им шпалы укладывал.

— Берт, этот парень хочет с тобой обговорить дело, — сказал патрульный.

— Ладно, ладно. Вернусь через минуту, приятель. Эй, Джимми Кинг, ты хреново выглядишь. Тебе как всегда?

— Посочнее, ну, ты знаешь, Берт.

В глазах человека была такая неприкрытая похоть, какой Валентайн еще не видел никогда. Что ж, противно, но для него к лучшему — вряд ли Ломаный Крест уже вспомнит о том, что где-то видел патрульного из Висконсина.

Берт ухмыльнулся.

— Тогда иди за мной. Подборка в это время года никудышная, но ты не придирчивый. Приходил кое-кто из твоих друзей, так что пустых клеток много.

Когда Берт и Джимми Кинг вышли из комнаты, Валентайн снова дал денег патрульному и поблагодарил его:

— Повеселись, парень. Рад с тобой дело иметь.

Как только офицер вышел во двор, Валентайн напряг слух. Берт и человек из «Ломаного креста», казалось, спускались по ступенькам.

— Все такая же жажда, да? — спросил Берт.

— Ты знаешь, — сказал Кинг, подошвы его кроссовок поскрипывали на каменных ступеньках.

— Твой брат-то оправился от того выстрела из обреза?

— Да, разумеется. Ну, по танцам состязание не выиграет, но вообще все хорошо. Я там хромал, даже когда в танке не был.

— Сколько тебя продержали в этот раз?

— Почти неделю. Сукин сын три раза питался. Мне так захотелось попробовать самому, что я чуть не укусил того парня, что меня вытаскивал. Но генерал был доволен тем, что мы сделали: дал всей команде две недели отпуска. Мы смели целое гнездо мятежников в горах Смоки.

Валентайн услышал звон ключей и скрип открываемой двери.

— Генерал не должен держать вас такими долгими вахтами. Я слышал, ваши ребята совсем с катушек съезжали после этого…

Валентайна и без волчьего слуха услышал грохот еще одной железной двери. Голоса исчезли.

Он прождал пятнадцать минут до того, как дверь подвала открылась снова и он услышал тяжелые шаги Берта и звон ключей на кольце. Берт вернулся в комнату с линолеумным полом, и Валентайн встал и представился:

— Меня зовут Пиллоу, сэр. Впервые в Зоопарке.

— Берт Уолкер. Начальник шоу «Выхода нет».

— «Выхода нет»?

— К нам присылают тех, кого управление хочет примерно наказать. Неважно, как они умрут, важно, чтобы это было мерзко. Чего ты хочешь, Пиллоу? Что-то такое, с чем девочкам там, наверху, не справиться?

— Можно сказать и так. Мне не хочется рассказывать.

— Эй, парень, я это слышал, ты уж мне поверь, — сказал Берт знающим жизнь тоном. — Но я уважаю частную жизнь. Ты только должен уточнить одну вещь… она будет жива, когда ты уйдешь? Так как если ты убьешь ее, мне придется взять с тебя больше денег.

— Она будет жива, мистер Уолкер, я обещаю.

— Ладно, но помни, что я сказал, и не увлекайся. Покажи наличность.

Валентайн помахал стопкой денег из своего нагрудного кармана.

— Сначала хочу посмотреть на девочек. Я готов платить, но не за ту, которой уже попользовались. Я хочу невинную, свеженькую.

— Ну, Пиллоу, если хочешь свежую и невинную, приходи сегодня на особое шоу. Я когда ее увидел, решил было снова с пенсии выйти. Но я поручу Клабберу, Валькирии и двум моим лучшим грогам уделать ее.

Уолкер подвел Валентайна к ступенькам в подвал.

— Я буду один, да?

— Малыш, на клетках есть занавески. Не волнуйся о шуме, никто тебя не потревожит.

Подойдя к железной двери, Уолкер повозился с кольцом для ключей и открыл ее. Они прошли в просторный холл.

Это помещение было похоже на конюшню всем, кроме грязного белого кафеля. Вдоль стен тянулись ряды клеток с решетчатыми дверьми. Валентайн даже человеческим нюхом, а не волчьим чувствовал запахи крови и мочи.

Еще один человек в камуфляже сидел за столом и оживленно разговаривал по телефону.

— Эй, Берт, там, наверху, проблемы. Пожар. В загоне у грогов и в конюшнях. Ну, ты представляешь?

— Ну конечно, — сказал Берт с гримасой отвращения, — тупые гроги. Они дешевы и всеядны, поэтому из экономии приходится терпеть, но я думаю, что с ними больше проблем, чем пользы. Найди Клаббера и иди помоги там, в конюшне. Мне по фиг, если загон сгорит вместе с грогами. Спроси меня, я скажу: пусть зимуют на улице.

Человек в форме кивнул и ушел вверх по лестнице на первый этаж.

— Ладно. Посмотри, что там, в клетках, и поговорим о цене.

Одна из дверей открылась, и оттуда буквально вывалился Джимми Кинг. Он был абсолютно голый, с впалой грудью, с руками и ногами, как у паука. Лицо патрульного было покрыто кровью, и она текла по его телу к кустику черных волос внизу. Усталым движением он вытер кровь с глаз.

— Эй, Кинг, — сказал Уолкер, — иди-ка умойся. Не пачкай тут мне все.

Человек из «Ломаного креста» подошел к раковине с отверстием для стока на полу и начал поливать себя водой. Валентайн ходил вдоль клеток, глядя на истерзанные, жалкие фигуры за решетками.

Клетки походили на загоны для лошадей. Большинство пустовало, но в одной лежало тело — останки покупки Кинга: ее безжизненные ноги были широко расставлены, горло безжалостно истерзано. Валентайн добрался до меньшего коридора, в конце которого виднелись еще одни ворота, и вошел туда. Открывающаяся в сторону зарешеченная дверь преграждала путь, и он увидел длинный, плохо освещенный туннель по другую ее сторону.

Какой-то чужеродный этому месту запах, идущий из туннеля, щекотал ноздри Волка. Он настроился на волчий нюх и принюхался. Его сердце пропустило удар, когда он узнал запах — розы. Валентайн вернулся в главный коридор. Кинг оделся и уже собирался уходить. Уолкер покачал головой и приподнялся из-за стола.

— Ну, парень, которая? Кинг мне тут оставил работенку для грогов.

— Сэр, а как насчет той, что для сегодняшнего шоу? Дайте ее мне. Я даже синяка на ней не оставлю.

— Нет. Прости, никак. Я уже в дерьме из-за нее. Один из ребят немного разошелся, когда девчонку только привезли, и мне влетело. Они хотят, чтобы у нее были силы на шоу, понимаешь? Им нравится, когда они дергаются, а не висят полумертвые уже с самого начала.

Валентайн посмотрел в один из загонов на спящую, свернувшись клубочком, темнокожую женщину.

— Вот эта выглядит целой. Но с тем же успехом может быть мертвой. Что-то я ее дыхания не чую.

— Что? Это еще что?

— Не вижу движения. И ее голова под странным углом.

Уолкер подошел к клетке, вытащил старомодный ключ. Он заглянул внутрь.

— Какого черта, сопляк? Я вижу… а-а-а-а!

Последний вопль Уолкера раздался, когда Валентайн взмахнул тонким кожаным ремнем, спрятанным в кулаке, и затянул ремень вокруг шеи тюремщика. Массивное тело наклонилось, по его мощной мускулатуре пробежала дрожь.

Валентайн прыгнул толстяку на спину, сжал ногами бока и с силой натянул ремень. Волк тянул до тех пор, пока гигант не перестал дергаться в агонии. Уолкер опрокинулся на Валентайна, пытаясь сокрушить его своим весом, но сразу ослаб.

Валентайн перевернул тело, стараясь не смотреть в вытаращенные глаза, снял ключи с его пояса, запихнул труп в свободную клетку и запер дверь. Руки Волка тряслись от страха и напряжения, когда он шел по маленькому мрачному коридору. Волк шел, следуя за манящим ароматом розы. Звук тихого дыхания за дверью уверил его в том, что он идет правильно.

— Молли, это я, Дэвид… я пришел за тобой, — прошептал он, подбирая ключ. Она не ответила, и он почти впал в отчаяние.

Замок наконец поддался, скрипучая дверь распахнулась настежь. Клетка была голой и темной, щербатые цементные стены спускались к сливному отверстию в полу.

Молли Карлсон лежала в углу, свернувшись клубочком, словно пытаясь спрятаться. Ее белая рубашка, которую она надела вчера — вчера или год назад? — была порвана, а на лбу запеклась кровь. Сердце Валентайна отозвалось болью при виде лиловых синяков под ее глазами. Он опустился рядом с девушкой на колени.

— Молли, Молли, Молли! — почти крикнул он.

Валентайн погладил ее бледную щеку, взял за руку. Молодой человек почувствовал сильный, спокойный пульс на ее запястье. Под наркотиками?

— Значит, я понесу тебя, Мелисса, — сказал он, осторожно поднимаясь с девушкой на руках.

Как джинн, призванный звуками своего имени, она дернулась и открыла глаза.

— Дэвид? — хрипло спросила она. — Нет… да… как?

Он вынес ее из камеры и пошел вниз по туннелю, прочь из подвала.

— Объяснения подождут. Мы попали в переделку. Но мы выберемся, — сказал он тихо, но так уверенно, как только смог.

С трудом отключившись от аромата роз, Валентайн почуял дуновение свежего воздуха и пошел по нему, как ищейка по следу. Вскоре он был в небольшом коридоре, отходящем от главного. Следуя запаху свежего воздуха, теперь ставшему сильнее, Валентайн добрался до короткого лестничного пролета.

— Ты идти можешь? — спросил он девушку.

— Наверное, да, Дэвид. Я думала, что умерла. Я заставила свой разум умереть.

Валентайн посмотрел в ее измученное лицо. Он хотел поцеловать ее, но что-то в испуганных глазах девушки удержало его.

— Они причинили тебе боль? Они тебя?..

— Не спрашивай, Дэвид. Может быть, я расскажу тебе когда-нибудь. Сейчас… сейчас я не думаю об этом, и это… пусть останется там… Где мы?

— В Чикаго, в Зоопарке.

— Да, они сказали, что привезут меня сюда. Они сказали, что большие шишки должны были приехать, чтобы смотреть, как… меня будут убивать…

— Ты разочаруешь их, Молли.

— Но мы не можем выбраться из Чикаго. Не со мной, это точно.

— Это мы еще посмотрим.

— Дэвид, просто застрели меня. Убей и уходи, потому что потом… я хочу, чтобы ты выбрался, неважно как.

Он посмотрел на нее и покачал головой:

— Ну нет, слово… помнишь: «Слово держать и долгие мили бежать…» Мы будем далеко к полуночи, так или иначе.

— Но как?

— Нам поможет Жнец.

Арена Черной Дыры блестела под яркими прожекторами. Валентайн слышал далекие пожарные колокола и чувствовал запах дыма: гроги хорошо повеселились с его спичками. Он накинул на плечи Молли свою кожаную куртку, взял девушку за руку и вывел на свежий воздух и яркие огни арены. Он помог Молли перебраться через забор, а затем перелез сам.

Морозный ночной воздух холодил кожу, Молли зябко куталась в пальто. От холода или от пережитых потрясений у нее стучали зубы.

В воздухе вместе с запахом дыма висело смятение.

Между деревьями Валентайн видел огонь и шумную толпу, глазеющую на неожиданное, волнующее зрелище.

Валентайн собрался с духом и поспешил по одной из пустынных тропинок, увлекая за собой Молли. Он не обращал внимания на кучки людей, снующих в разные стороны, но чувствовал, что Жнецы рыщут в районе пожара.

В маленькой куполообразной клетке Ткач принял теперь форму большого ленивца. Публика, стоявшая у клетки раньше, разошлась, за исключением двух смертельно пьяных, передающих друг другу засаленную бутылку. Не обращая на них внимания, служитель захлопнул последний наручник на лапе ленивца и ударил его по носу дубинкой, похожей на ту, что Валентайн забрал у задушенного начальника шоу.

— Похоже, ты на сегодня закончил, — сказал служитель, — все смотрят, как горят бараки грогов.

Валентайн подвел Молли к низкой дверце клетки.

— Эй, привет! — выкрикнул он человеку у клетки, махая кипой денег. — Когда закончишь, окажи мне услугу.

Служитель посмотрел на него с усталым отвращением.

— Вали отсюда, полукровка! Иди получи свою порцию огненной воды в другом месте. Он выглядит как животное, но это еще не значит, что он и есть зверь. Это просто трюк. Если хочешь трахнуть страуса или еще кого, убирайся.

Служитель пристегнул цепь к стволу высохшего дерева и подошел к двери. Валентайн левой рукой передал ему деньги, осторожно держа правую за спиной.

— Ну ладно, ладно, что тебе нужно? — начал было служитель, согнувшись почти пополам, чтобы открыть низенькую дверцу.

Ему так и не пришлось узнать ответ, так как тяжелая деревянная дубинка ударила его по затылку. Служитель упал без сознания или мертвый.

Валентайн добавил его ключи к своей растущей коллекции и поспешил к дереву. Ключи от цепей Ткача жизни по имени Ро свисали со второго, маленького, кольца.

«Если мы это сделаем, выживем. Если не получится, по крайней мере никто не будет сидеть в клетке», — тихо пообещал он себе, Молли и Ро. Снимая кандалы с Ткача, он ласково потрепал его по голове.

Охотник? — спросил голос внутри его разума — мимолетное мысленное прикосновение. — Валентайн, это ты?

Его форма расплылась, когда он упал на землю, освобожденный от цепей. Валентайн сел на колени, обнял существо за плечи и вдруг понял, что смотрит в старое, изможденное лицо своего отца.

— Отец? — сказал он, даже не подумав.

Форма древнего существа снова изменилась — перед Валентайном теперь был старик с глубокими глазами, ястребиным носом и пучками белых волос на висках.

— Прости, Валентайн-младший. Я думал о твоем отце. Я уже не так хорошо контролирую себя, как раньше, — сказал старик хриплым голосом.

Молли вцепилась руками в прутья решетки.

— Дэвид, у нас нет времени. Эти двое пьяниц только что ушли!

Валентайн помог Ткачу встать на ноги.

— Сэр, нам нужно двигаться. Вы можете идти?

— Я хотел бы идти. Даже бежать, Валентайн. Но я боюсь, что далеко не уйду.

— Посмотрим, что я смогу сделать. А теперь давайте подумаем, что сможете сделать вы.

Валентайн рассказал ему свой план.

— Но нам надо торопиться.

Каким-то образом Жнецы знали. Волк чувствовал, что они идут.

Продвигаться в густой толпе вслед за Жнецом было нетрудно. Люди расступались перед одетой в черный плащ фигурой, как Красное море перед евреями. Валентайну и Молли нужно было только держаться на почтительном расстоянии за развевающимся на ветру черным плащом.

— Шире держи шаг, — тихо сказал Валентайн, — ноги шире расставляй.

Жнец повиновался.

— Вот сюда, такси.

Кусок крашенного желтой краской грязного металла заменял пассажирскую дверцу. Жнец подошел со стороны водительского места, протянул руку, чтобы постучать по стеклу, и замер, заметив, что стекла нет.

— Мне нужно ехать, — выдохнул он в лицо таксисту. Толстяк за рулем поднял голову и потерял, наверное, фунта два, увидев маску смерти, смотрящую прямо на него.

Валентайн и Молли забрались на заднее сиденье, и девушка в изнеможении положила голову на плечо Валентайна. Жнец сел рядом с водителем.

— Куда едем, сэр? — спросил таксист, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал его ужас.

— На главную пристань, — прошипел Жнец, когда Валентайн показал ему пальцем точку на карте.

— За пять минут домчимся, — сказал таксист, заводя машину. Валентайн задумался: а до их встречи водитель уже был седым? Машина поехала, наполнив салон выхлопами дизельного мотора.

Ткач жизни переключился на телепатию.

Валентайн, ты спас меня. Ты даже не понимаешь, как помог мне.

Не обманывай себя, — подумал в ответ Валентайн, — мы еще не в безопасности.

Безумие этого плана… достойно твоего отца. Однажды в Зоопарке была Кошка, но ей было так плохо от всего происходящего, что я едва заметил ее сознание.

Ты хорошо знал моего отца?

Я учил его, Валентайн-младший. Я призвал его в Волки и видел в нем потенциал очень сильного Медведя. Он один из тех, кто сделал из нескольких фортов Южный округ. Это были худшие дни. Но куриане узнали и возненавидели твоего отца. Он убил пятерых. Не грогов, не Жнецов — курианских лордов. У них была крепость в Сент-Луисе, висящая в арке, как паутина паука. Он угнал маленький самолет и спустился туда на парашюте. Когда он закончил, ни один курианин в округе больше не выпил ни одной чужой ауры.

Я не знал об этом, — сказал Валентайн после минутной паузы.

Он был лучшим из людей, лучше, чем мы задумывали.

Задумывали?

У него когда-то была семья на Свободной Территории, но они погибли в сражении, задолго до твоего рождения. Он искал одиночества в удаленных районах севера, и я больше никогда не видел его. Я надеюсь, он еще был счастлив, до того как погиб.

Был, — ответил Валентайн.

Они прошли по пристани мимо всех постов охраны с той же легкостью, что и раньше. Охранники и сторожа сделали вид, что очень заняты, и не смотрели в их сторону, а портовые служащие суетились, подгоняя рабочих на виду у капюшонника. Валентайн мысленно подталкивал Ро, он чувствовал, что по их следу идут настоящие Жнецы.

То, что когда-то было Новой Гаванью, теперь представляло собой всего лишь плохо освещенный ряд полуразвалившихся пакгаузов. Большая бетонная пристань покрылась деревянными сараями, как ветка листьями.

Валентайн нашел служащего — в более или менее приличной одежде.

— Эй ты, — сказал он, выступая из-за спины «Жнеца», — есть здесь такой корабль, что-то там белое?

— «Белое облако», сэр? — быстро сказал служащий. — Он ушел сегодня вечером. Может быть, пару часов назад. Должно быть, на полпути в Милуоки сейчас.

Разочарование Валентайна, возможно, помогло ему сыграть. Он задумался.

— Можно ли еще догнать их?

— Да, сэр. У нас есть быстрая патрульная лодка с мотором. За час догонит.

— Давай ее сюда, — сказал Жнец, осматривая горизонт на озере.

— Да, следуйте за мной, сэр, — пробормотал человек, — у нас только самые необходимые люди в команде. Если хотите больше людей на борту, «Белое облако» довольно большое судно, экипаж около дюжины…

— Я думаю, мы справимся. Эта женщина, — объяснил он, показывая на Молли, — должна подняться на борт и кое-кого опознать. На борту террорист.

Все трое прошли следом за портовым служащим по выходящему в озеро узкому причалу на толстых деревянных сваях. Доски потрескивали и прогибались под их ногами.

К причалу была привязана длинная низкая лодка, поблескивающая свежей краской в отсветах огней города. Валентайн надеялся, что им удастся сбежать до того, как…

Жнец.

Настоящий Жнец был где-то рядом.

Валентайн постарался поторопить остальных, он пустился почти бегом, как усталый пес, к лодке.

Они нашли меня, идут по следу. Я излучаю ауру, как фейерверк, Валентайн-младший, — мысленно передал ему Ро.

Жнец приближался. Валентайн знал, что сейчас он прямо за ними.

Портовый служащий подбежал к сходням и начал переговариваться с командой на борту. Валентайн сунул пистолет в руку Молли.

— Держи, — прошептал он, — не дай им взять тебя живой.

Жнец приближался. Его холодная тень коснулась пристани, он шел к доку.

Валентайн вытащил паранг, повернулся и пошел ему навстречу.

Когда Валентайну было четырнадцать, он читал Ливия. И сегодня у него была роль Горация на Сублицийском мосту . То, что казалось ему тогда героизмом, теперь выглядело самоубийством. Два метра генетически запрограммированной смерти приближались к нему со скоростью ягуара.

Сначала он боялся, что вампир, несущийся на добычу, как тигр, просто перепрыгнет через него, чтобы вонзить свои когти в Молли и Ро, а потом сбросить в озеро их безжизненные тела. Но Валентайн стоял, широко расставив ноги, прижав к бедру руку с парангом.

Жнец остановился.

Вампир смотрел на Валентайна. На его лице, похожем на череп, ярко горели желтые глаза.

— О, вот и еда стоит. Любопытно. Давно гонюсь за тобой. В твоей природе бежать, человек, — выдохнул Жнец, — неужели ты думал, что сможешь украсть нашу игрушку и сбежать? Ты никуда не уйдешь с этой пристани.

Жнец скорчился, как лягушка.

Валентайн попытался изгнать страх хотя бы из своего голоса, если уж не мог забыть о нем. Дэвиду казалось, что его внутренности сделаны из воды, а язык стал толстым и сухим.

— Твое время вышло, — сказал Валентайн тихо, так, чтобы не сорвался голос. — Через несколько секунд у твоего хозяина будет на одного трутня меньше.

Ро, иди. Возьми Молли и бегите, — приказал он мысленно.

Жнец не улыбнулся, не рассмеялся. Он растянул губы, обнажив черные заостренные зубы.

— О нет, еда. Сейчас ночь, и твой мир принадлежит мне. Ты скоро будешь такой же холодный и пустой, как луна. Ты и твоя женщина. Все, что ты смог сделать, так это плюнуть в ураган.

Позади Валентайн слышал, как заурчал мотор лодки. Тварь посмотрела на секунду в сторону воды.

— А, корабль? Я так и думал, но твоей удаче пришел конец.

Жнец сунул руку в складки плаща и вытащил короткое толстое ружье. Валентайн обескураженно отступил на шаг назад. Он никогда не слышал, чтобы вампиры пользовались оружием. Но он выстрелил в воздух по направлению к лодке, и в небе раскрылась зонтиком ракета, осветив всю пристань.

— Ты знаешь меня, тварь? — спросил Валентайн.

— Я знаю таких, как ты, слабых и так легко опустошаемых. Я пировал на твоих предках и выпью тебя, — прошипел Жнец, поднимаясь и раскрывая руки для объятия смерти.

Валентайн поднял клинок.

— Не на моих предках. Мое имя Дэвид Валентайн, сын Ли Валентайна. Ты встречал таких, как я, тварь?

Лицо Жнеца стало неподвижным. Возможно, курианский лорд, ведущий жреца, испугался.

Валентайн кинулся в атаку. Он ударил из-за спины, едва не попав в шею. Его клинок с тошнотворным звуком прошел по черепу Жнеца, срезав твари часть лица.

Жнец дернул ногой, угодив Валентайну в грудь. Волк, задыхаясь, упал на спину, паранг дрожал на краю деревянного настила.

Затем с тихим плеском клинок погрузился в воды озера Мичиган.

Дэвид Валентайн понял, что умрет. Вампир сделал вперед четыре шага, затем наклонился, чтобы взять жертву. Но Валентайн решил встретить смерть стоя. Он откатился в сторону и вскочил на ноги со скоростью чемпиона по дзюдо. В нем вдруг проснулась жажда борьбы. Теперь он уже не боялся.

Рядом с ним, за его спиной, стояла фаланга духов, тех, что уже сражались с курианами. Его отец и мать, взявшись за руки, Стив Оран и Джилман Дельвечио стояли стеной за ним справа и слева, а Гэбриэлла Чо поднялась на цыпочки, чтобы шепнуть ему на ухо: «Давай, Дэйви. Он не такой крутой, каким кажется».

Небывалая сила наполнила Валентайна, и ему показалось, что внутри него горит огонь. Тварь сделала паузу, чтобы стереть липкую черную кровь с глаз, и Валентайн бросился на нее. Валентайн прижал руку Жнеца к спине. Жнец дергался и катался, как пойманная в сеть рыба.

Капюшоннику все-таки удалось встать, подняв Валентайна на спине, как рюкзак. Вампир побежал к лодке, которая казалась Валентайну окутанной красным туманом. Тварь пыталась сбросить его, но руки Волка превратились в стальные канаты.

Молли Карлсон шагнула из темноты, прицеливаясь. Ее глаза застилали слезы. Жнец двинулся на девушку. Дэвид ослабил хватку и рванул на груди Жнеца плащ, обнажив рифленую поверхность его грудной клетки.

— Стреляй, Молли, стреляй! — закричал он.

Она выстрелила, пулю за пулей вгоняя в грудь вампира. Своим телом Валентайн почувствовал, как пули входят в тварь. Черная кровь фонтаном хлынула из широкой пасти вампира.

Волк соскользнул вниз и упал на землю.

Жнец повернулся к Молли своей защищенной плащом спиной и пошел, шатаясь, на Валентайна, наклонился над ним, словно собираясь сокрушить его последним ударом. Смертоносные челюсти были распахнуты, а за ними виднелся язык с острым, как стрела, кончиком.

Валентайн уперся коленями в грудь вампира и вцепился в рукава плаща. Волк потянул Жнеца на себя и теперь, стоя почти на голове ударил обеими ногами.

Шипящий кошмар полетел вниз головой в озеро Мичиган, хватаясь руками за воздух.

Валентайн перевернулся на живот, глядя туда, где тонул одетый в тяжелый плащ Жнец. Вода бурлила, возможно, тварь еще пыталась бороться, опускаясь в черноту все глубже и глубже.

Теперь была очередь Молли помочь ему. Вдвоем они вернулись к лодке, где фальшивый вампир все еще держал в страхе команду.

— Какого черта там происходило, на пристани? Кто созвал сюда Челюстей? Они нас поубивают! — верещал портовый чиновник, когда они забирались на борт.

— Ничего такого, о чем тебе стоит знать, если хочешь еще раз увидеть рассвет, — сказал Ро, имитируя шипящий шепот Жнеца. — Возвращайся к работе, мы догоним «Белое облако» без тебя.

Повторять дважды не пришлось.

Молли сидела рядом с Валентайном, прижавшись к его плечу. Дэвид смотрел на двух человек, в ужасе снимающих лодку с якоря под взглядом желтых глаз Ро. На всякий случай Валентайн перезарядил пистолет. Но, выходя из дока, лодка наткнулась на что-то и встала.

— Что за..? — выругался человек у штурвала.

Мотор чихнул и затих.

— У вас есть ружья? — спросил Валентайн. Никто из моряков не обратил внимания на его вопрос. Все они в замешательстве смотрели на воду.

Дэвид выстрелил в лобовое стекло катера, которое тут же пошло трещинами. Только тогда моряки оживились.

— Вот эти чертовы ружья!

Капитан схватил свой пистолет, и помощник вытащил револьвер из бардачка у штурвала. Лодка раскачивалась, и Валентайн подобрался к борту. Молли легла на дно лодки, Ро вцепился в рычаг двигателя.

Человекоподобные руки и лицо, с которого капали вода и кровь, появились над бортом. Жнец. Валентайн выстрелил и промахнулся, но чудовищная голова все же исчезла.

— На борту есть гранаты?

— Несколько, — сказал капитан и потянулся к ящику.

— Бросайте за борт.

— Мы не можем уйти? — спросила Молли.

— Винт заклинило! — выкрикнул капитан.

— Вот они, — сказал помощник, втаскивая полотняный мешок с гранатами, сделанными из жестяных консервных банок.

Валентайн снова отдал пистолет Молли и взял со дна лодки багор. Дэвид прислушался, пытаясь угадать, где Жнец появится снова, пока помощник снимал гранату с предохранителя.

Рука взметнулась из воды и ударила патрульного в висок. Граната упала на дно лодки, подпрыгнула и покатилась к Валентайну.

Молли бросилась к ней и выбросила ее из лодки одним быстрым движением, как хватают горячий уголек. Граната упала в воду и взорвалась, подняв фонтан брызг.

Жнец забрался на нос лодки. Он сбросил плащ и сапоги. Черные дырки от пуль виднелись по всей его груди, как лишние соски.

— Какого черта? — закричал человек у штурвала.

Валентайн поднял крюк и прыгнул на нос лодки, но Жнец оттолкнул его. Он шел прямо на Ро. Он резко ударил своего двойника в грудь и маскарад Ро расплылся. На миг Валентайн увидел аморфную сине-зеленую массу. Молли потянулась за пистолетом.

Зрение Дэвида помутилось от боли, но Волк схватил багор обеими руками и двигался на Жнеца, который склонился над Ткачом с голодным блеском в глазах.

— Теперь я возьму…

Валентайн утопил изогнутый крюк в спине твари. Жнец метнулся, дотянулся до крюка в своей спине, неестественно, под невозможным углом, выгнув локти.

— Убей его, тупой кусок еды! — прошипел Жнец патрульному у штурвала, вытаскивая крюк.

— Нет! — закричала Молли, нацелив кольт на капитана.

Тварь прыгнула на Валентайна, от удара Волк пролетел несколько шагов и упал на корму. Что-то твердое ударило его в спину. Это был якорь.

Тварь подпрыгнула и приземлилась рядом с ним. Жнец наклонился, глядя на человека беспощадными желтыми глазами.

Перед Валентайном вспыхнуло сине-белое пламя, раздался выстрел. Пуля прошла сквозь лицо Жнеца. Второй выстрел попал ему в спину, он перевернулся и упал в воду.

— Всегда хотел извести хоть одного из этих сукиных детей, — сказал капитан, перезаряжая оружие.

Валентайн мог только лежать и смотреть, как пара белых, как у привидения, рук хваталась за низкий борт лодки.

— Ну нет, — сказал Валентайн, — теперь тебе конец.

Он вытеснил из своего сознания боль и взял якорь, убедившись, что к нему не привязан канат.

Жнец механически пытался перелезть через борт. Его лицо было совершенно неподвижно, но конечности дергались.

Валентайн поднял якорь за основание и повернул так, что раздвоенный наконечник смотрел вниз, а затем всадил его в позвоночник Жнеца, утопив металл в белом теле. Из последних сил Волк поднял Жнеца и бросил утяжеленное якорем тело в озеро.

Казалось, все кончено, но за брызгами, на поверхности воды, Дэвид увидел движущиеся к лодке серые горбики.

— Черт, Челюсти! — сказал капитан.

Ро встал на ноги. Он больше не выглядел Жнецом.

Его человеческая форма была похожа на старое, согнутое ветром дерево. Белые волосы струились на ветру. Расплывчатое пятно на его груди билось приглушенным голубым светом.

— Я устал, — сказал он, — но, возможно, смогу помочь.

Ткач жизни закрыл глаза и взялся руками за борт лодки. Она начала двигаться и набирать скорость.

Валентайн увидел на воде новые горбики. Они приближались со всех сторон. Но спешили не к лодке, а собирались там, где упал Жнец.

— У меня есть еще одна граната, — сказал капитан.

— Не нужно, — ответила Молли, глядя за корму. — Кем бы они ни были, надеюсь, у них хорошие желудки.

Когда лодка была уже далеко от гавани, Валентайн и капитан спустились за борт и сняли с винта намотавшийся на него плащ Жнеца. Мощный мотор заработал.

— Вы оба только что помогли сбежать из Чикаго трем террористам, — сказал Валентайн полицаю, когда Молли помогла им забраться обратно на борт.

Второй патрульный был по-прежнему без сознания, под одеялом в каюте.

— Можете пойти с нами и устроиться где-нибудь, а можете во флот податься, если они возьмут вас. Я ваш должник. Это если вы, конечно, не хотите добраться обратно вплавь и поговорить со Жнецами.

— Я думаю, нам лучше будет с вами, сэр. Меня зовут Джей Пи, кстати. А товарища моего Кэл Свенсон.

— Я так и думал, Джей Пи.

Когда стало светать, на горизонте показался двухмачтовый корабль. Моторная лодка легко поравнялась с «Белым облаком». Команда — десять мужчин, женщины и дети — высыпала на палубу, чтобы посмотреть на гостей.

Сначала Ро стоял на носу лодки, как вырезанная из дерева фигура, но потом вдруг упал на колени.

Валентайн бросился к нему, повернул к себе лицом, но Ро его не видел.

— Я устал, Валентайн-младший. Ты теперь среди своих?

— Почти, — сказал Дэвид. — Мы в безопасности, если ты это имеешь в виду.

Лицо Ро было неподвижной маской.

Валентайн смотрел в его глаза, в которых были тысячи прожитых лет.

— Значит, я могу уйти с миром.

Нечто, похожее на улыбку мелькнуло на его лице.

— Я все-таки сбежал от них.

— Может быть, вам нужно отдохнуть и поесть, сэр. Я помогу вам встать.

Его сознания коснулся разум Ткача:

Нет сил говорить. Ты помог мне больше, чем думаешь. Они бы долго меня высасывали, но теперь я улечу свободным, найду свою смерть. Отнеси меня в каюту, остальным не надо…

— Молли, ты и Джей Пи, освободите каюту, ладно?

Он поднял на руки легкого как перышко Ткача жизни. Бывший полицай вытащил своего товарища из каюты на свежий воздух.

— Пожалуйста, помогите нам, — сказала Молли собравшимся на палубе корабля. Два матроса с «Белого облака» спрыгнули на борт лодки.

Валентайн внес Ро в полумрак каюты и положил его на одну из коек.

Благодарю тебя, Ли… Дэвид. У тебя сильная аура… будет лучше, если остальные не увидят меня… после…

Мысленный контакт почти оборвался.

— Нет, это не конец, сэр. Отдохните, — пытался возражать Валентайн.

— Это… — начал Ро, но так и не закончил. Тело Ткача блеснуло еще один последний раз, перед тем как вернуться к своей настоящей форме, превратилось в некую резиновую массу размером с ребенка. У этого тела не было скелета, оно провисло в койке, превратившись в нечто, похожее на помесь голубого осьминога с летучей мышью. По краям его щупальцев тянулись покрытые мелкими перышками плавники, сзади более длинные конечности были соединены мембранами, образовывая за спиной нечто вроде плаща. Те, что спереди, были короче, и присоски на них тоже были тоньше.

У него была голубая кожа, более темная рядом с крупным черепом головоногого, она меняла цвет рядом с конечностями, становясь зеленоватой, цвета морской волны. Все тело покрывал узор из кружева тончайших черных линий, которые показались Валентайну зловеще красивыми. Нечто вроде бахромы образовывало пояс вокруг головы «осьминога», но были ли эти отростки носами, ушами, трубками для дыхания или половыми органами, Валентайн тоже не мог догадаться. У существа были глаза навыкате, открывающиеся все шире и шире, пока оно умирало. Эти глаза, желтоватые, похожие на стеклянные шарики, в которых мерцали искры красного, с черным вертикальным зрачком, притягивали взгляд Валентайна, хотя он пытался не смотреть.

Господи, для ангела он страшноват. И даже для дьявола.

Валентайн обнял влажное, мягкое тело. Этому существу, почти мертвому Ткачу жизни, он был обязан своей жизнью и жизнью Молли.

Когда остатки тепла покинули тело, Дэвид накрыл его одеялом.

Валентайн понимал, что он должен засунуть тело Ро в ведро или большую банку, залить спиртом и привезти в Мискатоник. Ученые там, возможно, смогли бы найти слабое место в физиологии куриан.

Возможно, это помогло бы им отыскать способ убивать их, не взрывая на мелкие кусочки. Долг перед своим видом — человечеством — обязывал его сделать это.

Волк вышел из каюты и направился к мотору.

— Возьмите себе все, что может понадобиться, — сказал он матросу с «Белого облака», — но в каюту не суйтесь.

Он нашел шланг и накачал в бутылку из-под воды немного бензина, принес горючее в каюту и вылил его на ковер и деревянные панели. Потом снова отправился к мотору и повторил все, пока не кончился бензин и вся лодка не провоняла им. Валентайн поднялся вслед за командой на парусник.

Он достал из кармана еще одну коробку спичек, чиркнул всеми сразу и бросил горящую охапку в каюту катера. Пламя пробежало по корпусу, и команда «Белого облака» оттолкнула горящее суденышко.

Валентайн стоял на палубе и смотрел, пока озеро не поглотило горящие обломки, а дым не растворился на свежем ветру.

Моряки привыкли к неожиданностям.

Женщина с вытянутым, костлявым лицом, представившаяся как Кольер, капитан «Белого облака», предложила беглецам одеяла и кофе.

Она пригласила их внутрь, в забитый припасами камбуз. Валентайн показал капитану карточку, которую ему дала капитан Досс с «Белой молнии», капитан Кольер согласилась взять их с собой на север, где они смогут пересесть на другой корабль и добраться таким образом до озер.

— Я бы все равно вас взяла, даже без карточки Досси, — сказала она, — что-то подсказывает мне, что вам пришлось несладко.

Валентайн, Молли и Джей Пи обсудили планы на будущее. Решили, что перезимуют в знакомых Валентайну местах в Пограничных Водах. Он снова увидит отца Макса. Однако с приходом весны ему опять придется принимать решение.

Валентайн очень устал, они с Молли вышли на палубу, на свежий воздух. Влюбленные смотрели на запад, где понемногу линия горизонта становилась четче и солнце начинало просвечивать сквозь облака.

Валентайн думал обо всех обреченных, оставшихся на скрытом дымкой берегу. Он спас Молли, но сколько людей напоили своей кровью Жнецов за эти три дня?

Дэвид вспомнил историю, которую ему рассказывал отец Макс, и цитату с зеленой доски, которую он должен был выучить наизусть. Когда-то так сказала не знающая усталости монахиня по имени мать Тереза.

Она и ее сестры милосердия работали с бесчисленным множеством нищих, больных людей в Индии.

Однажды журналист спросил, как ей удается не падать духом, если, несмотря на ее бесконечный труд, всегда будут страждущие, которым она не сможет помочь.

Мать Тереза помолчала минутку, а затем сказала:

— Надо начать с одного.

Дэвид Валентайн повернулся лицом к рассвету, рука Молли была в его ладони.

 

Глоссарий

Бакчиты — пластиковые деньги, имеющие ход на Свободной Территории Озарк, монетки с дырой, различного номинала.

Волки — самая большая по численности каста Охотников. Их патрули присматривают за землей между курианскими зонами и Свободной Территорией. Они ведут партизанскую войну и, кроме того, выполняют функции курьеров и разведчиков.

Гроги — существа, созданные или измененные курианами, чтобы было легче удерживать в подчинении людей. Имеют множество форм и размеров. Некоторые достаточно умны, чтобы пользоваться оружием.

Жизненная аура — энергетическое поле, создаваемое живым существом. К сожалению, у людей ее много.

Жизненная энергия — излучение, которое издает любое живое существо в количестве, пропорциональном его размеру и интеллекту. Жнецы используют свою восприимчивость к жизненной энергии, чтобы преследовать людей как добычу.

Жнецы — стража Нового Порядка, куклы, которыми управляют их хозяева-вампиры. Помогают курианам осуществлять непосредственный контакт с людьми, поглощая жизненную ауру без риска для самого курианина. Жнец питается кровью жертвы, передавая ауру своему хозяину. В разных регионах Жнецов называют по-разному: капы, губернаторы, капюшонники, черепа, жало, крадущиеся, вампиры.

Куриане — Ткачи жизни с планеты Кур, научившиеся продлевать свою жизнь на неопределенный срок путем поглощения жизненной ауры. Они настоящие вампиры.

Коты — натренированные Ткачами жизни Охотники, которые работают как шпионы и убийцы. Они устраивают саботажи в тылу курианской зоны. Некоторые работают под прикрытием, другие — в одиночку.

Медведи — Охотники, самое страшное живое оружие, сотворенное Ткачами жизни.

Межзвездное Древо — древняя сеть порталов между звездами, которая позволяет совершить мгновенный перенос через световые годы.

Охотники — люди, перерожденные при помощи техномагии Ткачей жизни для того, чтобы бороться против куриан.

Паранг — короткое толстое мачете с крючком на острие. Его три режущих края можно использовать для снятия шкуры, а можно рубить небольшие деревья и даже копать.

Полицаи — люди, помогающие курианам поддерживать Новый порядок.

Пре-сущие — древние, раса вампиров, вымершая задолго до появления на Земле людей. Их знания помогли курианам узнать, как стать вампирами и жить за счет чужой ауры.

Рекруты — подростки, часто сыновья и дочери членов определенной касты, которые путешествуют с Охотниками и выполняют разнообразные работы в лагере.