1

Наступил седьмой день. Незадолго до полудня Кохияма пробрался в парк через тайный лаз в заборе. Парк не произвёл на него такого впечатления, как вчера. Отчасти, возможно, и потому, что приключение утратило привлекательность новизны. Вдобавок моросил холодный дождь, и сам воздух в парке показался уже не таким свежим, как вчера вечером, когда Кохияма испытал радостное чувство возвращения к жизни.

Между ним и Эммой произошла небольшая размолвка. Когда он сообщил ей о своём намерении отлучиться из дому, она сказала:

— Я пойду с вами.

— Нет, этого не следует делать, — ответил Кохияма. — Сейчас здесь и доктор Канагаи, и стажёр. Слишком много лишних глаз. Если мы оба исчезнем, это могут заметить.

— А с какой целью вы идёте? — недоверчиво спросила Эмма.

— Разве я тебе не говорил? Мне нужно ещё раз позвонить по телефону.

— Вы хотите сообщить в редакцию о том, что здесь происходит?

— Вовсе нет. Я хочу получить ответ на свой вопрос.

— Вы что-то скрываете от меня?

— Я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Через полчаса вернусь и всё расскажу.

— Значит, вчера я вам понадобилась только для того, чтобы показать дорогу… — У Эммы полились слёзы.

Они стояли во дворе возле двери чёрного хода и могли не опасаться, что кто-нибудь их здесь увидит. Кохияма растерялся. И вовсе не потому, что он не выносил женских слёз. Смущало его то, что Эмма в какой-то степени была права. Она начинала догадываться о преступных целях работ отца. Когда Кохияма связался по телефону с редакцией, она поняла это отчётливо и не только не пыталась препятствовать Кохияме, а, напротив, помогала ему. Но она опасалась, что Кохияма может что-то скрыть от неё.

— Ну что ж, если ты считаешь, что никакого риска нет, идём! — решился наконец Кохияма.

— Ладно, идите один, — сквозь слёзы проговорила Эмма. Она потянулась к нему и поцеловала в щёку. — Только помните уговор: через полчаса вы должны быть на месте.

И в самом деле, при теперешней обстановке тридцать минут были максимальным временем, которое Кохияма мог отсутствовать в изоляторе.

Сомэя сказал, чтобы он позвонил в поддень. Обычно в это время в редакции только начинают раскачиваться. Но, по-видимому, Сомэя знал, что Цурумото успел получить нужные сведения ещё до полудня.

С другой стороны, и Тэрада велел ему прийти в полдень. Но ведь невозможно в один и тот же час быть и у телефона на улице Киссёдэра, и на втором этаже у Тэрады! Он решил ровно в двенадцать позвонить в редакцию и минут через пятнадцать вернуться в изолятор.

Доктору Канагаи тоже было известно, что Тэрада просил прийти Кохияму к нему в полдень. Он надеялся, что им наконец удастся выманить этого упрямца и увезти в больницу. Он провёл на «вилле» ночь, всё утро томился от безделья и, несмотря на всю свою выдержку, начинал уже терять терпение — в конце концов, не мог же он забросить все дела в клинике из-за одного больного.

Если даже Кохияма задержится минут на пятнадцать, ему трудно будет объяснить своё отсутствие даже Эмме. Может быть, бросить всё и уйти совсем? Или прибегнуть к какому-нибудь чрезвычайному средству и насильно отправить Тэраду в больницу? И в том и в другом случае это слишком большая ответственность. Но бог с ней, с ответственностью! Главное — все его труды и старания лопнут тогда как мыльный пузырь. Последние пять минут могут испортить всё…

Подняв воротник пиджака, Кохияма побежал через рощу. Поднявшись на мост через пруд, он невольно замедлил шаг. По воде плавали не белые лебеди, как вчера, а дикие утки. Мокрые от дождя, они будто сделаны были из папье-маше. Сейчас ничто уже не радовало глаз и не заставляло, как вчера, восторгаться жизнью.

Зловещими казались и эти чёрные птицы. В голове мелькнула нелепая мысль: чего доброго, это они вчера занесли сюда чуму, от которой погибли прекрасные белые лебеди, и теперь остались лишь эта чёрные утки, как бы олицетворяя «чёрную смерть».

Словно желая поскорее избавиться от этого наваждения, Кохияма стремительно побежал вперёд. Ему нужно было от летнего театра подняться по склону и пройти по переулку, который вёл на Киссёдэра. Но когда он подумал о телефоне возле бара, ноги его невольно остановились. Ему вспомнился молодой бармен, который подозрительным взглядом проводил их вчера вечером. Кто его знает, что это за тип! Не исключена возможность, что вчера этот молодчик подслушал его разговор по телефону.

Правда, вряд ли бармен мог понять, о чём идёт речь. Но ведь есть такие любители всюду совать свой нос, которые при малейшем подозрении тут же набирают по телефону номер 110, и за тобой немедленно увязывается «хвост». Кохияма не раз об этом слышал.

И тут он вспомнил о телефонной будке возле станции «Парк Инокасира».

И он побежал туда. Миновав летний театр и турники, на которых они сидели вчера вечером, он вдоль ручья, вытекавшего из пруда, побежал по тропинке через рощу. А вот и станция. Над головой с грохотом промчалась электричка.

Кохияма по лестнице взбежал на платформу и бросился к будке.

Было уже без семи минут двенадцать. Набрав телефон редакции, он торопливо попросил соединить его с Сомэей. К телефону подошла Нобуко Маэдо.

— Кохияма-сан? Привет! Наконец-то объявились.

— Передайте трубку Сомэе.

— Шнура не хватит, — грубовато пошутила журналистка. — Его срочно вызвали на совещание заведующих отделами, а оно проводится в другом здании.

Кохияма растерялся.

— Он ничего не просил мне передать?

— Нет.

— А где Цурумото-кун?

— Как всегда, в Министерстве просвещения.

— Какая неудача! — невольно вырвалось у Кохиямы.

— Чего вы ворчите! Целую неделю где-то пропадаете да ещё брюзжите.

Кохияма повесил трубку и тут же начал набирать, номер коммутатора Министерства просвещения. Он попросил соединить его с клубом журналистов, и к телефону сразу подошёл Цурумото, словно ожидал его звонка.

— Ага, наконец-то! — пробасил в трубку Цурумото.

Нобуко Маэдо была права, сердиться не было оснований. Он ведь знал, что Цурумото ежедневно в первой половине дня получает материал в Министерстве просвещения. Как он не сообразил сразу позвонить туда, видно, за эту последнюю неделю оторвался от редакции и стал плохо соображать.

— Да, мне говорил Сомэя, — продолжат Цурумото. — Задача была не из лёгких. Но сейчас список тем, субсидируемых Дальневосточным отделом исследований и открытий американской армии, у меня в руках. Я получил его в Управлении высших учебных заведений и научно-исследовательских институтов.

— Будьте добры, прочитайте мне его, пожалуйста, — попросил Кохияма.

Они были сверстниками, но Цурумото начал на два года раньше работать в газете, и Кохияма держался с ним почтительно, считая, что тот намного опытнее его.

— Хм! Это слишком долго. Список большой. Всё читать?

— Меня интересуют темы, касающиеся чумы. Или исследования устойчивости к медикаментам чумных бацилл. В общем, всё, что касается чумы.

Помолчав немного, Цурумото ответил:

— Кажется, ничего такого нет. Но разве у нас чумой болеют?

— Видно, ничего не поделаешь, читайте весь список подряд, — сказал Кохияма, пропустив мимо ушей вопрос Цурумото. Достав из кармана блокнот и ручку, он приготовился слушать.

— Читаю сначала. Можно называть только темы?

— Да, пожалуйста. — ответил Кохияма.

Цурумото начал читать. Темы, изучение которых финансировалось американской армией, были самые разнообразные, начиная с таких, как «Влияние радиоактивных лучей на деление клеток и хромосомы у животных» и «Недостаток кальция в пище и заболевания мозговых сосудов», и кончая такими, как «Физиология обоняния» и «Заболевания дыхательных путей, связанные с загрязнением воздуха в районе Токио и Иокогамы».

Цурумото несколько раз прерывал чтение, с трудом разбирая замысловатые формулировки.

 

2

Список казался бесконечным, и Кохияма уже отчаялся услышать что-нибудь интересовавшее его. Но вот Цурумото прочитал:

— «Генетическое исследование устойчивости к медикаментам кишечной палочки».

— Стоп! — крикнул в трубку Кохияма. — Повторите, пожалуйста!

— «Генетическое исследование устойчивости к медикаментам кишечной палочки», — снова прочитал Цурумото.

— Ага, это мне и нужно! — воскликнул Кохияма.

— Можно дальше не читать?

— Кто ведёт исследование? Микробиологический институт Каньо?

Ответ последовал не сразу. Послышался шелест перелистываемых бумаг. Список научно-исследовательских учреждений, очевидно, был приложен отдельно.

— Да.

— Большое спасибо, Цурумото-сян.

— Сумма ассигнований здесь не указана, — сказал Цурумото, — но, судя по другим темам, она должна составлять от десяти до двадцати-тридцати тысяч долларов.

Радость распирала Кохияму, собственное тело казалось удивительно лёгким. Наконец-то ему стала ясна подоплёка всей этой истории. Ему чудилось, что капли дождя, барабанившие по стеклу телефонной будки, отплясывают какой-то лихой танец. Некоторое время он не мог произнести ни слова.

— Значит, всё? — спросил Цурумото. — Насчёт использования этих сведений нужно будет посоветоваться с Сомэей. Как только закончишь сбор информации, приходи.

— Через три дня я буду в редакции.

— Ладно…

— Кстати, вы не знаете такого места: Форт-Детрик? Это где-то в Америке.

— Форт-Детрик? Не знаю, постараюсь выяснить.

Кохияма ещё раз поблагодарил и повесил трубку.

О Форт-Детрике говорил Огава, когда переводил слова профессора Хьюза. Кохияма догадывался, что это американский центр BCW, и хотел в этом удостовериться. Но позвонить сейчас ещё кому-нибудь времени не было.

Выскочив из телефонной будки, он той же дорогой побежал назад. Моросящий дождь постепенно перешёл в холодный ливень.

Пока Кохияма добежал до моста, он вымок до нитки. Он остановился, чтобы перевести дух.

На пруду уток уже не было, у пристани покачивались пустые лодки, бесчисленные белые дождевые нити прошивали воздух, затянув пруд густой пеленой.

«Потерянный рай», — пришло Кохияме на ум название поэмы Мильтона. Внезапно он почувствовал, что на лбу выступила испарина. А что, если за этим последуют озноб, высокая температура, тошнота? Неужели чума?!

Никакой уверенности, что этого не может случиться, нет. Ни вакцина, ни сыворотка не давали абсолютной гарантии. Известны случаи, когда люди, однажды перенёсшие чуму, заражались ею снова. А история с Тэрадой была достаточно красноречивым свидетельством того, что ни вакцины, ни сыворотка не являются абсолютно эффективным средством. Кстати, он больше всех соприкасался с Тэрадой.

Кохияма тяжело вздохнул. Кто знает, удастся ли ему в оставшиеся три дня ещё хоть раз подышать свежим воздухом. Он уже готов был согласиться, чтобы карантин продлился на несколько дней. Но если он заболел чумой, он может не протянуть и трёх дней…

Нужно было спешить, и Кохияма побежал.

Через тайный ход он проник снова в «загородную виллу». Вид у него был ужасный: он весь промок, костюм и ботинки в грязи.

Было уже двадцать минут первого. Разговор по телефону отнял много времени. «Чёрт подери!» — тихо пробормотал Кохияма. Возможно, доктор Канагаи уже прибег к чрезвычайным мерам и увёз Тэраду в больницу.

Эмма ждала его с нетерпением.

— Я так волновалась за вас. А тут ещё этот дождь…

— Где доктор Канагаи и остальные?

— Пока всё в порядке. Они в соседней квартире, обедают. Сатико там с ними занимается.

Немного успокоившись, Кохияма вдруг почувствовал сильную усталость. Прислонившись к стене, он часто и прерывисто дышал.

— Вы простудитесь, — обеспокоенно сказала Эмма. — Нужно быстрее переодеться.

Она провела его в свою комнату и достала старое отцовское бельё и европейский костюм. Переодевшись, Кохияма уселся на ковре. Эмма принесла горячего кофе с бренди, и он наконец пришёл в себя.

— Спасибо. Теперь мне нужно подняться к Тэраде. Если придёт доктор Канагаи, скажи ему, пожалуйста, что я наверху.

— Хорошо, — ответила Эмма и подняла на него глаза, в которых застыл вопрос. Она словно хотела сказать: «А я для тебя что-нибудь значу?» Но этот немой вопрос не был похож на упрёк. Глаза девушки были печальны, как в те минуты, когда она в траурном платье стояла у гроба отца. И снова ему вспомнился взгляд еврейской девочки, которая, казалось, хотела излить какое-то затаённое горе, но отказалась от этого и замкнулась в себе.

Во время похорон он поклонился Эмме, и она как будто бы ответила на его поклон, но по её словам, тогда она не запомнила его.

Первое впечатление о женщине редко бывает долговечным. Всякий раз, когда он видел Эмму, она казалась ему новой, и вместе с тем впечатление от первой встречи оставалось неизменным.

— Если ты хочешь узнать, о чём я говорил по телефону, я могу тебе сказать, — предложил Кохияма.

— Нет, не нужно. Сейчас вам лучше поскорее подняться к дядюшке Тэраде.

По выражению лица Кохиямы Эмма поняла, что теперь он знает всё об исследованиях её отца и, по-видимому, в ближайшие дни эта сведения будут преданы гласности. Говорят, что каждому человеку уготован свой крест. Кохияма не верил в бога, но он понимал, какой крест несёт Эмма, и ему было, до боли жаль её.

Он медленно поднялся на второй этаж. Как всегда, он снял с вешалки в коридоре белый халат и накинул его на себя. Надел маску. В отличие от обычных повязок эта маска не пропускала бактерий, даже если они попадут на лицо.

Он натянул резиновые перчатки. С тех пор как у Тэрады поднялась температура, он строго требовал соблюдения всех мер предосторожности. Когда надеваешь такую защитную одежду, все чувства словно притупляются. Медики прибегают к этому не только из требований гигиены, эта мера как бы ограждает от проявлений эмоций, от излишней сентиментальности и в конечном счёте оказывается полезной для обеих сторон. Кохияма подумал, что ему сейчас тоже необходимо отрешиться от всяких эмоций.

 

3

Он постучал.

В комнате было тихо. Так бывало почти каждый раз, он уже к этому привык, и всё-таки сейчас тишина за дверью встревожила его.

Кто знает, может, Тэрада потерял сознание и лежит там один.

— Тэрада-сан! — крикнул Кохияма и подёргал за ручку. Дверь оказалась незапертой. Он толкнул её и вошёл в комнату. Тэрады в комнате не было.

Снова, как и в прошлый раз, Кохияма осмотрел кабинет Убукаты. Небольшая настольная лампа, стоявшая на письменном столе у окна, тускло освещала комнату. Плотные оконные шторы были наглухо задёрнуты. На книжных полках у стены всё так же стояли медицинские книги. И по-прежнему к стене был приколот выцветший японский национальный флажок. Когда Кохияма в первый раз увидел его, он был крайне изумлён, но теперь он был убеждён, что флажок этот знаменовал собой прошлое Убукаты. Какие мысли и чувства рождались у покойного Убукаты, когда он смотрел на эту реликвию, этого никто, разумеется, не знал. Любовь или ненависть? Или то и другое вместе?

Тэраде пришлось провести здесь целую неделю, о чём говорила эта реликвия ему? Большой лабораторный стол, за которым он работал, был аккуратно прибран. Лабораторную посуду, приборы, инструменты он сдвинул в одну сторону, так что середина стола оставалась свободной. Бумаг, схем и тетради на столе уже не было, но рядом с микроскопом теперь стояла глубокая стеклянная тарелка. Такие тарелки он видел на снимках в медицинских журналах и хорошо знал, для чего они служат. Её наполняют растительным желатином с культурой какой-нибудь бактерии. Когда желатин застывает, в трубку из нержавеющей стали, вставленную в тарелку, вливают питательную жидкость. В этой жидкости содержится вещество, угнетающее развитие бактерий. Постепенно жидкость проникает в желатин, и вокруг Трубки образуется прозрачный круг. Это означает, что вещество, добавленное в раствор, действительно мешает бактериям развиваться. Таким путём изучают и открывают антибиотики, действующие на бактерии.

Кохияма никак не мог понять, для какой цели могла понадобиться эта тарелка Тэраде. Сейчас в ней лежала лишь трубка из нержавеющей стали.

Но что это? На столе на широкой дощечке лежала со связанными лапками мёртвая водяная крыса. Это была та самая крыса, которую Эмма обнаружила у себя в кухне. На брюхе крысы был виден грубый шов: очевидно, эту крысу вскрывали.

Кохияма не привык к подобным зрелищам, его замутило. Он представил себе, что тут Тэрада проделывал с этой крысой. Ему-то ничего, он медик и привык ставить опыты на животных, а потом их анатомировать, а он…

Кохияма подошёл к окну и отдёрнул штору. Уж не выпрыгнул ли Тэрада из окна?!

В комнату ворвался дневной свет. Предположение относительно бегства Тэрады, разумеется, нелепость. Прыгнуть отсюда во двор совершенно невозможно, высота — около десяти метров.

Ну конечно же, Тэрада в комнате напротив. В кабинете ему больше делать нечего, он теперь сюда уже, наверное, никогда не придёт.

Кохияма постучался в бывшую спальню Убукаты. И здесь дверь оказалась незапертой. Кохияма вошёл и осмотрелся. Тэрада лежал на раскладушке. Как и в прошлый раз, он был во всём белом. Халат, шапочка, маска… глаза закрыты.

Старый электрический холодильник, внутри которого время от времени начинал гудеть мотор, казался здесь единственным живым существом. Кохияме стало не по себе. Может быть, Тэрада покончил с собой, больные чумой нередко прибегают к самоубийству, причём выбирают самые жуткие способы.

Однако Тэрада был жив. Белый халат на груди едва заметно подымался и опускался.

— Это вы, Кохияма-кун? — с трудом выдавил из себя Тэрада.

— Я. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, ничего. Садитесь.

Тэрада открыл глаза. Они у него были мутные и налились кровью, зрачки расширены. Но голос довольно бодрый. Держался он, видимо, только благодаря силе воли.

Кохияма сел на стул у кровати. Он представил, что испытывает врач у постели умирающего.

— Теперь спрашивайте меня о чём хотите, — сказал Тэрада.

— А вы не всё сказали?

— Разве вы всё уже знаете?

— В общем-то…

— Вот что, — прервал его Тэрада. — Я не в силах связно всё изложить. Но если вас что-нибудь интересует — спрашивайте. Я попытаюсь ответить.

— Хорошо, — сказал Кохияма и, стараясь побороть волнение, обвёл глазами комнату.

Здесь царил беспорядок, всюду были навалены книги, журналы, лабораторная посуда, пустые ящики. Буквально некуда было ступить. Но сейчас все эти вещи находились в какой-то странной гармонии с тем, что здесь происходило, они казались живыми существами, которые затаив дыхание наблюдают за гордой смертью человека, который никогда уже больше к ним не прикоснётся.

 

4

— Скажите, Убуката действительно занимался генетическим исследованием устойчивости к лекарственным препаратам кишечной палочки, тут нет никакой ошибки? — спросил наконец Кохияма.

— Ого! Это уже похоже на допрос. — В глазах Тэрады мелькнула насмешка.

— Он занимался этим по поручению Дальневосточного отдела исследований Пентагона?

— Да. Значит, докопались всё-таки!

Тэрада закашлялся. Он, по-видимому, был обескуражен вопросом журналиста.

— Я располагаю списком тем, финансируемых американцами. Вы часто говорили, что исследования господина Убуката носили чисто теоретический характер. Но научная тема, которой якобы Убуката занимался, была лишь маскировкой. На самом деле его задачей было выведение устойчивой чумной бациллы. Не так ли?

— Ошибаетесь, — сказал Тэрада.

— Но вчера вы сами утверждали, что в вашем распылителе устойчивые чумные бациллы. Или вы станете утверждать, что это была своего рода «военная хитрость»?

— Нет, это была правда, — ответил Тэрада.

— Тогда, выходит, я прав. Сначала господин Убуката действительно занимался исследованием устойчивых кишечных палочек, а затем, скрестив их с обыкновенными чумными бациллами, вывел ещё более страшное чудовище: устойчивую чумную бациллу, не поддающуюся действию самых эффективных антибиотиков. Изучение фактора R открыло ему путь к решению этой задачи.

— Вон вы до каких тонкостей докопались!

— Один я, разумеется, до этого никогда бы не докопался. Но вы сами навели меня на эту мысль. Ведь это вы мне рассказали, что устойчивые кишечные палочки, находясь вместе с обыкновенными дизентерийными бациллами, передают им свойство устойчивости.

— Генетическое исследование устойчивых кишечных палочек — это чисто научная проблема. Именно её и удалось решить Убукате.

— Вы снова пытаетесь спасти репутацию господина Убукаты как исследователя?

Кохияма вспомнил об Эмме: разоблачение целей отца могло бы бросить тень и на неё. Ему стало её жаль, но он решил не поддаваться этому чувству.

— Возможно, — ответил Тэрада. — Но вообще-то дело обстояло так: данные о кишечной палочке были переданы тем, кто финансировал работу, на этом всё могло бы и кончиться.

— Могло бы?

— Но, — продолжал Тэрада, пропуская вопрос мимо ушей, — Убуката приступил к исследованию устойчивых чумных бацилл. Работа эта пока никем не финансировалась. И вот в докладе, представленном заказчику, он сделал намёк на новое исследование в расчёте заинтересовать его и получить дополнительные ассигнования.

— Чтобы пополнить скудный бюджет института?

— Ну да. Вы ведь знаете, какие мизерные средства отпускаются японским исследователям!

— И никто из вас не думал о том, что эта работа может быть использована в военных целях?!

— Думали. И Убуката думал, и я.

В тоне Тэрады чувствовалось пренебрежение к собеседнику. Больной ослаб, и его знобило. Он лежал сейчас на боку. Маска, очевидно, затрудняла дыхание, мешала говорить, и время от времени он приподнимал её.

— О чём же вы думали?

— Когда Убуката закончил работу по исследованию устойчивой кишечной палочки, он пришёл к выводу, что тот же метод может быть применён и к чумной бацилле. Форт-Детрик, располагая огромными денежными средствами и большим количеством исследователей, может в весьма короткий срок решить эту задачу. Иначе говоря, рано или поздно устойчивая чумная бацилла будет получена. А раз так, то какая разница, сделает это он или кто-либо другой. Зато открывалась возможность получить новые средства на исследовательскую работу. Вот о чём думал Убуката.

— Вы сказали — Форт-Детрик?

— Да. Это американский исследовательский центр BCW, находящийся в штате Мэриленд.

— Нечто вроде отряда Исии?

— Да, но масштабы куда больше. Мне известны данные лишь за 1944 год, но уже тогда годовой бюджет этого центра составлял 12 миллионов долларов, а штатная численность достигла четырёх тысяч человек. Сейчас бюджет центра превышает, кажется, 100 миллионов долларов. Имеется подразделение и в Японии, так называемый 406-й отряд, дислоцированный и префектуре Канагава. Там же находится и Дальневосточный отдел исследований и изобретений американской армии.

— Неужели это правда?.. Значит, Убуката-сан считал, что, раз зло неизбежно, можно не бояться испачкать руки, лишь бы получить деньги на исследовательскую работу? Ну, а вы как считали?

— Я? — Тэрада почти задыхался.

— Больше я вас мучить не буду, ответьте, пожалуйста, только на этот вопрос.

Тэрада завершил исследование Убукаты. Это совершенно очевидно. Но не изобрёл ли он также и оружие для распыления бактерий, хотя Нисидзака считал распылитель, которым он угрожал американцам, не более чем игрушкой? Подобная игрушка могла быть моделью боевого оружия, и Кохияма решил во что бы то ни стало добраться до истины.

— Я искал средства борьбы с устойчивыми чумными бациллами. Иными словами, я пытался отыскать средства, уничтожающие фактор R, то есть носитель наследственности, передающий свойство противолекарственной устойчивости. Я пробовал создать эффективный антибиотик против устойчивых чумных бацилл.

Тэрада говорил медленно, отчеканивая каждое слово. То, что он сказал, было настолько неожиданно, что Кохияма растерялся. Ему будто вынесли приговор.

— Что?! — невольно вскрикнул он. — Как вы сказали? Пожалуйста, повторите ещё раз.

Тэрада повторил и продолжал:

— Благодаря работам японских учёных уже установлено, что под воздействием акрифлавина фактор R исчезает. Акрифлавин — это красящее вещество, разновидность акридина. Если воздействовать на устойчивые бациллы акрифлавином определённой густоты, то он проникает в структуру ДНК — нуклеиновой кислоты, — содержащейся в ядре клетки, и делает её бездейственной.

— Бездейственной? — переспросил Кохияма. Ему очень хотелось как следует разобраться во всём этом, а кроме того, он пытался вопросами подбодрить Тэраду, силы которого с каждой минутой иссякали.

— Да, он лишает ДНК активности. На бактерию, как таковую, акрифлавин действия не оказывает. Но он воздействует непосредственно на эписому — наследственное вещество, наиболее существенным элементом которого является ДНК. Таким образом, фактор R можно уничтожить, устранить.

— Следовательно, с помощью акрифлавина можно уничтожить устойчивость бактерий к медикаментам?

— Да, но только в лабораторных условиях, пока бактерии в пробирке. Дело в том, что акрифлавин ядовит и вводить его в человеческий организм в таком виде, как он есть, нельзя. А как же быть, когда устойчивые бактерии попадают в организм человека? Решить эту проблему мне оказалось не под силу. Я решил тогда искать какой-нибудь антибиотик.

— Но ведь могут появиться бактерии, устойчивые и к новому антибиотику?

Кохияма вспомнил тарелку со стальной трубкой, которую он видел на лабораторном столе. Было очевидно, что Тэрада производил опыты, пытаясь найти вещество, препятствующее развитию бактерий.

— К сожалению, это так, — ответил Тэрада. — Если не найти средство уничтожения фактора R в организме, то из заколдованного круга не выйти: какое бы лекарственное средство ни было найдено, рано или поздно устойчивые бактерии появятся снова. Но я думаю всё же, что кто-то должен этот заколдованный круг разорвать.

— Мне так хочется разделить вашу уверенность, — сказал Кохияма.

— Над этой проблемой я работал в лаборатории фирмы Гоко. Когда я узнал, что Убуката вывел устойчивую чумную бациллу и погиб, я решил завершить его работу и одновременно продолжить свои исследования, используя, как и он, опыт, приобретённый в 731-м отряде.

— И вам удалось завершить свои исследования?

— К сожалению, у меня не хватило времени. Но я надеюсь, что кто-нибудь непременно доведёт их до конца. Поэтому у меня к вам просьба. Кохияма-кун.

— Я готов выполнить любую вашу просьбу.

— У меня в изголовье лежит блокнот с записями и итоговый доклад. Передайте это, пожалуйста, начальнику исследовательского отдела фирмы Гоко. Там подробные данные об исследовании средств борьбы с устойчивыми кишечными и чумными палочками. Эти исследования можно считать совместной работой Тэрады и Убукаты.

— Но ведь это может привести к серьёзному конфликту между институтом Каньо, который рассчитывает на заказ американского военного ведомства, и фирмой Гоко?

— Может быть. Одни изучают способы выведения устойчивых бактерий, другие ставят своей задачей создание лекарств от болезней, вызываемых этими бактериями. Заколдованный круг! Но таким образом осуществляется и то, и другое, так что никто не в убытке.

— Ясно.

Кохияма не мог заставить себя одобрительно отнестись к такого рода «состязаниям», которые, возможно, идут кому-то даже на пользу. Одни зарабатывают на том, что создают средства уничтожения людей, а другие извлекают прибыль из того, что создают средства их лечения. Подобное «сосуществование» никак не импонировало Кохияме. Но выбор, сделанный Тэрадой, вызывал у него искреннее уважение.

— И ещё, — продолжал Тэрада. — У меня тут лежит тетрадка в зелёной обложке. В ней тоже сведения о нашем исследовании. Они изложены в форме, доступной и неспециалисту. Возьмите её себе. Она продезинфицирована, так что можете не опасаться.

Кохияма достал блокнот, итоговый доклад и зелёную тетрадку и положил всё это в карман своего халата. Нужно спешить. На лестнице раздались шаги, кто-то поднимался наверх.

Тэрада окончательно обессилел. Превозмогая себя, дрожащим голосом он проговорил:

— Вы меня правильно поняли? Тем двоим ни в коем случае ничего не отдавайте. Пусть Муракоси и прочие копаются в этом хламе!

— Хорошо. Думаю, что и Убуката-сан поступил бы так же, — сказал Кохияма.

Он пошёл уже к двери, но тут же вернулся.

— Скажите, а что всё-таки означает та карта Южного Вьетнама с пометками господина Убукаты?

Тэрада чуть слышно ответил:

— Не знаю. Могу только предполагать. Очевидно, чумные бациллы, которые Убуката использовал для своих опытов, были выделены из полученных оттуда штаммов.

Внезапно он сдёрнул маску и неподвижными глазами уставился на Кохияму. Казалось, он силится улыбнуться. Лицо его исказилось страшной гримасой. Очевидно, близился конец.

Кохияма выскочил из комнаты и, бросившись к лестнице, громко позвал доктора Канагаи. Из кабинета напротив выбежали растерянные Муракоси и Катасэ.

Снизу поднимался Канагаи, за ним следом шёл с носилками стажёр Симодзё.