• Наука о духах (

рэйгаку

): Хонда Тикаацу (1822–1889)

Судьбу человека, прославившегося как систематизатор мистической обрядовости синто, решила встреча с маленькой девочкой, одержимой духом лисы кицунэ, составляющей с барсуком тануки пару самых таинственных обитателей японских лесов. 21-летний Хонда Тикаацу, приехавший в Киото учиться китайским и японским наукам у известного наставника школы Мито по имени Аидзава Сэйсисай, испытал шок, услышав восхитительное стихотворение, сложенное ребенком в состоянии одержимости духом лисы. Он решил посвятить всю свою жизнь изучению мира духов и ками и стал посещать старинные святилища, сокрытые в глубинах гор ущелья, где искал способы вхождения в контакт с потусторонним. Результатом этого стала представленная в систематическом виде «наука о духах» (рэйгаку), которая состояла из трех основных разделов:

1) тинкон (досл.: "усмирение души") — техника управления душой тама и увеличения ее энергетики;

2) кисин (досл.: "возвращение к ками") — техника вхождения в контакт с ками;

3) футомани (досл.: "великое прорицание") — техника гадания, обобщения знаний о духовной Вселенной.

Примечателен факт, что Хонда, принадлежа в целом к тому же течению, выступающему за возрождение истинного древнего синто, что и Мотоори Норинага, и Хирата Ацутанэ, не просто жестко критиковал, а еще и высмеивал их толкования синто. Даже мистические опыты Хирата Ацутанэ не выглядели в его глазах достаточно последовательными. И Мотоори, и Хирата были для него книжными червями, погрязшими в бесплодном копании среди старинных документов. Нет, важность «Кодзики» или «Манъёсю» для синто Хонда не отрицал, но был глубоко убежден, что их правильное истолкование возможно только теми, кто лично практикует эти древние техники вхождения в контакт с ками. Он писал:

Поскольку, начиная с Мотоори и Хирата, все знаменитые сэнсэи не смогли уразуметь, что значит «одержимость ками», все толкования и «Кодзикидэн» (комментарий к «Кодзики» Мотоори Норинага. — А. Н .) и «Косидэн» (сочинение Хирата Ацутанэ. — А.Н .) сплошь ошибочны.

Все эти академические синтоведы, по мнению Хонда, извратили дух синто. В одном из своих первых сочинений с многозначительным названием «Трудные Кодзики» («Нанкодзики»), сплошь посвященном критике и высмеиванию их методов, Хонда писал:

Сокрытое почитают явленным, ками считают человеком… или же смешивают воедино сокрытое и явленное и не могут отличить ками от злых духов.

Сам же Хонда, практикуя «восстановленные» им методы, неоднократно погружался в «сокрытый мир» и, получая там информацию, как говорится, из первых рук, написал свой комментарий на «Кодзики», назвав его «Раскрытие божественных принципов „Кодзики"» («Кодзики синрикай»). При этом для истолкования некоторых концепций борец за чистоту японского духа Хонда использовал данные западной астрономии, дополненные мистической фонологией (котодама), соединенной с тайным знанием о «знаках эры богов» (камуна).

Мистическая революция

Для Хонда и ему подобных революция Мэйдзи имела прежде всего мистический смысл. Для того чтобы восстановить былое величие «страны богов» (синкоку), японцы должны осознать себя японцами и восстановить утраченную близость с ками, вновь обретя истинный смысл своего бытия. Этому и служили разработанные им мистические техники, с которыми мы сейчас с вами познакомимся. Однако, для того чтобы понять их истинный смысл и предназначение, попробуем сейчас воссоздать общую картину представлений, из которых исходили подобные Хонда восстановители истинного синто.

Исходным пунктом в ней будет убеждение в том, что «человек — дитя ками». Отделенная от ками часть его духа, вакитама, присутствует в плоти, образованной из материальных элементов видимого реального мира. Эта комбинация и составляет сущность человека. Поскольку душа человека есть часть души ками, то принципиальной разницы между ними нет. В давние времена, называемые в «Кодзики» эрой богов, человек свободно вступал в общение с ками и сумел построить своего рода духовную цивилизацию. Однако с течением времени люди все больше внимания стали уделять материальной стороне их двойственной натуры, и постепенно между духовным и материальным воздвиглась стена. Люди утратили способность свободно вступать в контакт с ками и постепенно позабыли необходимые для этого знания и умения. Более того, Япония попала под влияние чужеземных учений — прежде всего буддизма, а вслед за ним даосизма, конфуцианства, системы инь — ян и так далее. Даже император, этот верховный жрец и главный ответчик предками, стал «рабом будды»: Синтоистские священнослужители начали использовать идеи, содержащиеся в этих учениях, для объяснения концепций синто, но этот метод ведет к самоотрицанию синто, его уничижению заморскими верованиями. Наиболее явно пагубность результатов этого влияния видна в превращениях, которые произошли с представлениями японцев о потустороннем мире. Традиционно японцы верили, что души умерших возвращаются в мир, где обитают души предков. Однако под влиянием буддизма большинство японцев, включая и императора, стали полагать, что после смерти праведники попадают в так называемую «чистую землю», этакий буддийский рай, тогда как грешники — в ад. Но это мир, влияние на который японских ками не распространяется. И если стремиться к перерождению в этой «чистой земле», то в этом случае все мольбы, направленные к ками и предкам, просто не имеют смысла. Влиятельность синто снижается, и утрачивается универсальность его. значения как в жизни японского народа, так и по отношению к другим странам. Синто превращается в недоразвитую религию какой-то одной маленькой страны. А ведь на самом деле это не так, утверждали идеологи восстановления синто. Ведь древнее название Японии не Нихон или Ниппон, как это принято читать на китайский манер, а хи-но мото, где первое слово хи означает вовсе не "солнце", как обычно толкуется, а "дух", а мото — не "корень", а "основа". Таким образом, настоящее название Японии — Страна духовной основы. Излюбленным доказательством этого для идеологов древнего синто был факт непрерывного существования единой императорской династии, восходящей к божественному предку. Нет в мире другой страны, кроме Японии, которая бы находилась под властью прямых потомков богов непрерывно вплоть до наших дней. Взять, к примеру, Китай или любую страну Запада, и мы увидим, как царские троны добывались в кровопролитной борьбе и не единожды меняли своих хозяев. Почему же только в Японии императорская фамилия сохранилась в неприкосновенности с давних времен? Да потому, говорили эти борцы за восстановление престижа синто, что эта страна — «духовная основа» всего мира.

В обоснование этого пишется огромное число сочинений-подделок, претендующих на исключительную древность и якобы чудом обнаруженных лишь недавно. А ведь, оказывается, еще до мифического императора Дзимму (660–585 до н. э.) существовала древняя императорская династия Угаяфукиаэдзу. Таким образом, японская цивилизация оказывается древнее китайской, что и требовалось доказать. Отсюда вытекает, что многие, если не все, боги и духовные лидеры человечества — японцы. Поэтому возвращение политической власти императору трактовалось ими прежде всего как возвращение к «духовной цивилизации» древности. И если тогда это называлось «эпохой богов» (дзиндай), то период Мэйдзи был началом «эпохи святых мудрецов» (сэйдай).

Казалось, что все мечтания сторонников синто сбываются. Идея начинает править миром. В первый же год реставрации-революции Мэйдзи одним из первых, как самый неотложный, издается Декрет о разделении ками и будд — Синбуцу бунри. Согласно ему, все буддийские храмы, часовни и прочая атрибутика должны быть удалены с территории синтоистских святилищ. Существование синто-буддийских мультиплексов запрещалось. Каждый храм должен был определиться, является ли он синтоистским святилищем дзиндзя или буддийским храмом тэра. То же самое касалось и синкретических культов, прежде всего горных отшельников ямабуси. Они должны были стать либо синтоистскими священнослужителями, либо буддийскими монахами, либо вернуться к мирской жизни. Все буддийские титулы и именования ками, типа очень распространенного «перевоплощение» — гонгэн, отменялись. Все синтоистские священники и их семьи отныне должны были погребаться исключительно по синтоистскому обряду и т. д. Все это сопровождалось официально не санкционированной, но поддерживаемой усилиями некоторых идеологов синто кампанией за уничтожение всего буддийского, проходившей под лозунгом «Уничтожь Будду, сотри Шакью» («Хайбуцу кисяку»). Ее конкретные проявления нам хорошо знакомы по родной истории — монахов расстригали, у монастырей отбирали владения, утварь переплавляли, а храмы разрушали. Только идеология стояла за этим другая. Правда, без активной государственной поддержки степень рьяности народных масс в значительной степени варьировалась от местности к местности. Например, в окрестностях деревни Тоцукава, находящейся в самом центре Кумано, не осталось вообще ни единого буддийского храма, зато в других местах буддийские реликвии сохранились, к счастью, в неприкосновенности. Кроме того, надо отметить, кампания эта быстро пошла на спад, одной из причин чего было поражение, постигшее синтоистских идеологов в сфере реальной политики. А начало было многообещающим.

Ведь в том же, первом для эпохи Мэйдзи, 1868 г. было восстановлено Ведомство по делам небесных и земных богов — Дзингикан, которое стало высшим государственным органом со статусом, превосходящим даже Государственный совет — Дадзёкан точно так, как это было 1000 лет назад! Но спустя всего три года, в 1871 г., оно низводится до уровня обычного министерства, названного Дзингисё, которое уже в следующем, 1872 г. было вообще упразднено, и часть его функций взяло на себя вновь созданное Министерство образования — Кёбусё. Причиной такого фиаско стала излишняя заидеологизированность чиновников этого ведомства, мешавшая проведению прагматичной реальной политики, призванной обеспечить скорейшее построение империи.

Дело в том, что в середине XIX в. под военным давлением западных стран и России Япония была вынуждена заключить ряд неравноправных торговых договоров, послуживших, кстати, одной из причин, приведших к свержению правительства сёгуна. В качестве одного из лозунгов революции Мэйдзи был выдвинут призыв — «Почтение к императору, изгнание варваров». Теперь же он стал помехой на пути пересмотра договоров, что было одной из важнейших задач японского правительства. Сверх того, все «варвары», движимые своей идеологией, выдвигали в качестве предварительного условия вступления в переговоры гарантии свободы проповеди христианства на территории Японии. На уступки надо было идти. Теократия или идеократия не получалась. И это было понятно всем, кроме мечтателей из Ведомства по делам небесных и земных богов, которых просто упразднили. Теперь все решало прагматичное чиновничество, пользуясь изобретенным не им идеологическим оружием по своему усмотрению и в той мере, в какой сами считали нужным. Сами создатели его не были забыты, но прямое политическое влияние их последователей было с 1872 г. сведено к минимуму.

Первопроходцем в этих теоретических построениях, потерпевших после 1872 г. крах в сфере реальной политики, можно считать уже известного нам Хирата Ацутанэ, а вот реальным восстановлением древней практики занимался как раз Хонда Тикаацу. Кроме него были и другие мистики, но мы остановимся только на этой наиболее авторитетной фигуре.

Прежде всего надо отметить, что никаких текстов с изложением последовательности необходимых действий и ритуала не сохранилось, поскольку, вероятнее всего, их вообще не было, как не имеют их шаманы большинства времен и народов, что, однако, не мешает их умению впадать в транс. В средние века мистические техники, как мы уже говорили, заимствовались из буддизма, даосизма и прочих иноземных учений. Для Хонда же и ему подобных было важно обнаружить исконно японские методы, воссозданию которых он и посвятил свою жизнь. Созданная им «наука о духах» (рэйгаку), изложенная в сочинении «Рэйгакусё» (сё — "записки"), может быть названа систематизированным шаманизмом.

«Усмирение души» ( тинкон )

Первая составляющая свода мистических знаний и практик называется, как мы помним, «усмирение души» (тинкон). В истолковании Хонда это повседневное духовное упражнение, служащее в то же время подготовкой к следующей практике «возвращения к ками». Такая практика состоит как бы из двух частей — оомитамафури (досл.: "встряска души" или же, в другом варианте, "потрясание магическими предметами-тама") и митамасидзумэ, что и означает собственно "усмирение души". В первом случае с помощью потрясаний магическими предметами завлекался дух ками, от которого душа человека напитывалась новыми силами (поэтому есть еще два других толкования глагола фуру — это «налаживать» — тотоноэру или увеличивать — фую), а вторая часть была направлена на то, чтобы предотвратить расставание души с телом, «усмирить» душу, утихомирить и не дать покинуть ее бренную обитель.

Первое упоминание о такой практике относится к 645 г., когда подобным способом пытались вылечить недомогание императора Тэмму. Потом она становится регулярной, своего рода оздоровительной процедурой для императора, проводимой раз в год накануне важнейшего мацури — праздника нового урожая Ниисамэсай. Одновременно осуществлялось «укрепление» духов императорских предков. Описание этого события, приводимое в «Уложениях годов Энги», весьма сухо: в помещении Министерства двора — Кунайсё (это ведомство сохранилось, кстати, до наших дней) под аккомпанемент японских гуслей кото, флейт и хора священные девы мико танцуют, после чего их место занимают придворные, которые, совершив танец, «как заведено издавна», выпивают и закусывают. Но здесь же встречается интригующее упоминание о проведении в тот же день «усмирения души» непосредственно в императорском Срединном Дворце. Вот что там происходило, никому точно не известно.

Десять видов божественных сокровищ

Даже в наши дни церемонии, проводимые в стенах императорского дворца, остаются тайной за семью печатями не только для празднолюбопытствующей публики, но и для серьезных исследователей. Однако по косвенным свидетельствам предполагают, что, например, при вхождении на престол нового императора в рамках празднества большого урожая Дайдзёсай, завершающего церемониальный цикл, ритуал «усмирения души» занимает центральное место, так как от императора к императору передается не только кровь и плоть, но и душа, полученная от прародительницы императорского рода Аматэрасу. Улавливание этой души, покинувшей тело почившего императора, и помещение ее в тело нового императора и составляет мистическую суть церемонии вхождения на престол. Этот ритуал, проводящийся в специально сооруженном павильоне, не дозволяется наблюдать никому, кроме непосредственных участников таинства.

Однако «встряска души» не была исключительно прерогативой императоров. Таким образом пыталась бороться с тоской по любимому дама Сано Отогами. Вот ее песня-стихотворение из уже хорошо известного нам поэтического сборника «Манъёсю» в моем «непоэтическом» переводе:

Однако какие точно действия производила эта дама, нам неизвестно.

Единственное старинное истолкование термина тинкон мы находим в сохранившихся до наших дней записках древнего юриста, называемых «Толкование смысла указов» («Рё-но кигэ»). Там говорится:

Тин значит «успокаивать, умиротворять» ( ан ). Активная пневма [67] ( ё:ки ) человека — это душа ( кон ). Душа ( кон ) — подвижна ( ун ). То есть подвижную душу, которая отделяется и вольно движется ( рию: ), заманивают и утихомиривают( сидзуму ) в средине тела. Потому это и называется тинкон .

То есть смысл действий был более-менее понятен, но вот конкретная техника оказалась утраченной. Ее восстановлением и занялся Хонда Тикаацу.

В результате им была разработана следующая методика. Прежде всего необходим круглый камушек темного цвета без посторонних вкраплений, достаточно твердый и тяжелый. Искать его следует в местах по-синтоистски чистых — на территории святилища либо среди нетронутой природы — в горах, реках, на берегу моря и т. д. Считается, что ищущего божество само наведет на подходящий для «укрощения души» камушек, который надо воспринимать как дар ками.

Потом его надо вымыть, окропить солью и поместить в белый полотняный мешочек. После этого надо молить, чтобы туда снизошел дух ками. Показателем того, что ками внял мольбам, будет особый блеск выбранного вами камушка, который появляется обычно через неделю. Затем его зашивают плотно в белую ткань и помещают сначала в меньший мешочек, горловину которого тоже зашивают, а потом в больший, где этот камушек и хранится.

Выбрав для проведения ритуала по возможности тихое место с приглушенным светом, садятся на колени, предварительно расположив внутренний мешочек с камушком на уровне глаз. После этого руки складывают в особом жесте — подняв ладони на уровень груди, вытянутые указательные пальцы смыкают вместе, а все остальные переплетают между собой (при этом мизинец левой руки находится снизу). Затем, расслабившись и слегка прикрыв глаза, сосредоточиваются на желании как бы поместить свой дух в находящийся перед глазами камушек. Обычно один сеанс длится 20–30 минут. Желаемый результат считается достигнутым, если ощущается слияние с тайными силами природы. Все ли получилось, можно проверить и более точным способом — сразу после сеанса вес камушка должен измениться. Если до этого он весил, скажем, 20 граммов, то после успешного «укрощения души» может потянуть на целых 30 или, наоборот, уменьшиться до 15.

Как мы уже говорили, несмотря на важность этого ритуала, в системе Хонда «укрощение души» — это своего рода подготовительный этап к главному ритуалу — «возвращение к ками».

«Возвращение к ками» ( кисин )

Кисин, или камигакари, — это сердцевина «учения о духах» Хонда. Сама идея этой практики — принять бога или духа в человеческое тело для того, чтобы спросить о чем-нибудь или узнать его волю — является абсолютно универсальной для всех шаманских культур. В Японии и поныне на самом северо-востоке главного острова Хонсю на священной горе-вулкане Осорэдзан (Страшная гора), считающейся вратами в потусторонний мир, активно практикуют слепые женщины-медиумы итако, которые «уступают уста» (кутиёсэ) как ками, так и душам умерших (хотокэ), с которыми приезжают пообщаться родственники. Ныне таких медиумов можно найти по всей Японии, даже в крупных городах, где они делают неплохой бизнес.

Так что кисин тоже является традиционной практикой, отнюдь не выдуманной Хонда. Мы помним, что даже именование синтоистского священника каннуси ("обладатель ками") восходит к той поре, когда служителей богам выбирали не по их желанию, а по реальному умению говорить с богом и от имени бога. Это, кстати, было неотъемлемым необходимым качеством и японских императоров как первосвященников. Я уже цитировал фрагменты из «Кодзики», где дается описание такого спиритического сеанса в императорском дворце.

Итак, напомню состав действующих лиц, принимавших участие в этом обряде, — императрица в качестве медиума; государь, завлекающий бога игрой на кото; его министр, задающий вселившемуся в государыню ками вопросы. У Хонда же мы находим следующее описание этой мистерии:

Даму надо посадить на возвышение, где она, соединив вместе пальцы, закрыв глаза и рот, должна всецело сосредоточиться на помыслах о божествах, а джентльмен тем временем играет на бамбуковой флейте, а [дама], считая про себя «раз, два…», мерно дышит…Если продолжать так в течение нескольких дней, то ками обязательно вселится. Когда это произойдет, тело дамы затрясется, и наконец она впадет в бесчувствие, будто заснет. Тут-то и надобно спросить об августейшем имени бога…Если настрой [божества] открытый, истинный, то вошли в контакт с истинным божеством, а если уклончивый, ложный, то вошли в контакт с ложным божеством.

Именно из-за существования опасности, что телом медиума завладеют некие злонамеренные потусторонние силы, роль «задавателя вопросов» (санива), который в системе Хонда одновременно сочетает в себе также функции музыканта, очень важна. Ему надо рассудить по полученным ответам, истинное или ложное божество овладело телом медиума (например, когда бог называет свое имя, необходимо проверить, есть ли оно в списке имен «настоящих» ками), и в случае необходимости изгнать непрошеного гостя.

Этот вид «возвращения к ками» Хонда считает самым главным и надежным и называет его «методом ощущения другим» (таканхо). Кроме этого он выделяет еще две главные разновидности «одержимости ками» — «метод самоощущения» (дзиканхо), когда медиум самостоятельно входит в контакт с ками (его Хонда считал самым опасным), и «метод божественного ощущения» (синканхо), когда ками сам без усилий человека внезапно «овладевает» его телом. Тут уж, как говорится, ничего не поделаешь. В любом случае, предупреждал Хонда, не овладевшим в совершенстве предыдущей практикой «усмирения души» не следует перескакивать сразу на «возвращение к ками». А вот занятие предсказаниями грозит разве что карами от таких же смертных, которые могут, в случае чего, даже поколотить неудачливого гадателя. Способ гадания «великое прорицание» и составляет третью составную часть «науки о духах», изложенную в весьма трудной для понимания книге Хонда Тикаацу под названием «Записи о передаче скрытого и явного великого прорицания» («Ю:гэн футомани дэнсё»).

«Великое прорицание» ( футомани )

Как и в предыдущих двух случаях, само слово футомани встречается в древних текстах. Но вот смысл его неясен. Самое первое упоминание о футомани мы находим в мифе о сотворении Японских островов божествами Идзанаги и Идзанами. Их первый отпрыск, как вы помните, был уродлив. Озадаченные причиной этой неудачи, Идзанаги и Идзанами обращаются за советом к божествам, которые остались на Высокой Равнине Неба. Тут-то небесные боги (как мы видим, отнюдь не всеведущие) как раз и производят гадание футомани (футомани-о бокуситэ), по которому устанавливается причина — первой заговорила женщина. Какие действия производили при этом боги — оставалось загадкой. Многие поборники «древнего синто» говорили, что все это просто недоступно человеческому разумению. Хонда Тикаацу соглашался с ними лишь отчасти. Да, говорил он, есть футомани «без формы», и смертным его не понять. Это как раз и было гадание, описанное в «Кодзики». Но есть и «имеющее форму» футомани, которое вполне доступно посвященным. И главных типов гадания три:

• кэйсё:хо: — гадание по форме и внешним признакам;

• сэйонхо: — гадание по голосам и звукам;

• кэйсу:хо: — гадание по числам.

К первому типу относятся наиболее древние и традиционные виды предсказаний, в частности, гадание по трещинам на нагреваемой над огнем оленьей лопатке (рокубоку) или черепашьем панцире (кибоку). Появлявшиеся в результате нагрева причудливые трещины сверяли с гадательными книгами, в которых объяснялось значение всяких извивов. Иногда поступали проще — оленью лопатку расчерчивали от центра к краям, обусловив заранее значение линий, например, приняв каждую за символ какого-нибудь злака или плода. Если трещина пошла в направлении, соответствующем одному из них, да еще была длинной, значит, следует ждать хорошего урожая. Сюда же относится и «ножное гадание» (асиура), когда, определив рубеж, идут к нему, произнося с каждым шагом попеременно то, о чем гадают. Какое слово будет произнесено с последним шагом, то и сбудется. Гадают также по форме местности (знаменитая китайская система фэншуй) или, скажем, по форме и цвету облаков. Вариантов тут бесчисленное множество.

Второй тип гадания включает в себя прежде всего такие древние способы, как «перекресточное гадание» (цудзиура) — будущее определяется по слову, услышанному от первого проходящего мимо человека, или «песенное гадание» (утаура) — будущее предсказывается по сложенному храмовой девой мико стихотворению или по выпавшему на долю гадающего одному из ста наиболее знаменитых песен-стихов древности, входящих в сборник «Хякунин иссю». Гадают также по звуку ветра или грома, голосам животных или птиц.

Третий тип, как ясно по названию, основывается на всякой числовой магии и связан с представлением о «душе цифр» (кадзудама), которое, как и представление о «душе слова» (котодама), широко использовалось поборниками «древнего синто» не только для гаданий, но и при толковании древних текстов. Об этом мы поговорим чуть позже.

Омикудзи

Самым же популярным видом гадания, к которому прибегает почти всякий посещающий синтоистский, а во многих случаях и буддийский храм, является омикудзи. Непосредственного отношения к «науке о духах» Хонда Тикаацу оно не имеет, но, затронув тему гадания, было бы уместно рассказать и об этом самом простом и распространенном виде. Изначальная форма этого гадания была весьма незамысловатой: столкнувшись с проблемой, человек писал возможные варианты ее решения на бумажках, затем молился ками и, как считалось, ведомый его волей, не глядя выбирал одну из них. Думаю, что такой способ решения проблемы знаком и нашему читателю. Однако современная наиболее распространенная форма омикудзи отличается: варианты «удачи» — большая удача, средняя удача, просто удача, малая удача и «без удачи» (ныне большинство святилищ, чтобы не распугать прихожан, не включают «несчастья» в список возможных вариантов), — а также рекомендации по поведению печатаются в различных сочетаниях типографским способом на продолговатых бумажках, каждой из которых присваивается свой номер. Гадающему остается лишь, заплатив соответствующую мзду, вытрясти из полого деревянного цилиндра палочку с выпавшим номером и получить соответствующую бумажку. По прочтении ее складывают и привязывают узлом на специальном стенде с натянутыми веревками или на ветви находящегося по соседству священного дерева. Однако японцы не были бы японцами, если бы и тут не внедрили автоматы, которые продают в Японии почти все: сигареты, напитки, журналы и даже 5-килограммовые пакеты риса. Не является исключением и омикудзи. Небольшие красные ящики, продающие за 100 иен «удачу», — неотъемлемый атрибут многих небольших святилищ. Собираясь начать работу над этой книгой, я тоже отправился в святилище Мэйдзи дзингу, что расположено в центре Токио, испытать свою судьбу. Особенность омикудзи в этом храме состоит в том, что здесь в качестве предсказаний-наставлений используются стихотворения-песни, написанные самим императором Мэйдзи (за свою жизнь он сочинил их более 100 тысяч!) и его супругой, что больше напоминает уже упоминавшееся выше утаура, нежели типичное омикудзи. Причем в этом святилище предусмотрено и специальное омикудзи для иностранцев — тексты августейших стихов переведены на английский. Я попробовал и тот и другой варианты. На японском за номером 17 мне выпало стихотворение императора:

А императрица призывала:

* * *

В заключение нашего рассказа о «науке о духах» следует отметить тот печальный факт, что сам Хонда Тикаацу остался неизвестным широкой публике и даже не удостоился отдельной статьи в таком авторитетном издании, как энциклопедический словарь «Синто дзитэн». Он не создал своей школы, не организовал вокруг себя последователей, как это делали многие из основателей так называемых «новых религий». Но три составные части «науки о духах» Хонда стали тремя источниками, которыми широко воспользовался Дэгути Онисабуро (1871–1948), в миру известный под фамилией Уэда, — один из основателей «новой религии» — Оомотокё (Великий исток, или Великая основа). Сюда же он добавил и учение Хирата Ацутанэ, которого, как мы помним, жестко критиковал сам Хонда. Однако это не помешало основателю Оомотокё слить их в единой системе, добавив еще учение о духе слов котодама. Сам же Дэгути Онисабуро прославился своими путешествиями в «сокрытый мир» с помощью разработанных Хонда техник. Об увиденном там он поведал в 81 томе сочинения «Повествование о мире духов» («Рэйгаку моногатари»), которое он надиктовывал в состоянии транса без запинок с поразительной скоростью — один том в среднем за два дня. И поныне последователи этого учения, которых насчитывается около 170 тысяч, активно практикуют унаследованные от Хонда Тикаацу методы «усмирения души» и «возвращения к ками», подчеркивая, что в роли медиума может выступить каждый человек.

 

• «Душа слова» (

котодама

): Ямагути Сидо: (1765–1842) и Накамура Ко:до:

Учение о «душе слова» (котодама) было важной составляющей усилий по восстановлению «древнего синто». Это была одна из «священных наук», которую включали в состав своих учений деятели практического толка, типа уже упомянутого нами основателя школы Оомотокё. Первым же теоретиком котодама в ту эпоху стал Ямагути Сидо:. Он был выходцем из старинного рода, в котором из поколения в поколение передавалась тайная схема, увязывающая отдельные слоги японского алфавита с их тайным значением (мы помним, что в Японии наряду с заимствованными из Китая иероглифами есть своя фонетическая азбука, в которой каждый знак обозначает не отдельную букву, а целый открытый слог, состоящий, за редким исключением, из согласного и гласного). Называлась эта схема «Августейший дух великого прорицания» («Футомани-номитама»), или, иначе, «Дух застывшего огня» («Каготама»). В течение 30 лет Ямагути Сидо: бился над разгадкой этой схемы и только в возрасте 51 года, получив посвящение в древнюю традицию храма Фусими Инари в Киото, понял, что наконец ему в руки попал ключ к разгадке тайны. Результатом прозрения стало его собственное учение о котодама, названное им «Наукой эры богов» («Дзиндайгаку»), на основе которого он разработал даже последовательную космогоническую схему, описывающую творение Вселенной, богов, земли и появление котодама. Итогом его изысканий в этой области был вывод, что все предметы и явления возникают в результате способности котодама к творению (мусуби), которое сводится к переплетению в различных вариантах двух базовых стихий — огня и воды, а из них и состоит все в этом мире.

Почти одновременно с Ямагути Сидо: свою систему разрабатывал Накамура Ко:до:, о жизни которого почти ничего не известно, нет даже дат его рождения и смерти, хотя учеников у него было, похоже, множество. Ему принадлежит знаменитая мандала «Пречистое Зерцало» («Масуми-но Кагами»), которая изображает символический строй Вселенной. К 50 главным звукам японского языка, выражаемым на письме знаками, Накамура добавил еще 25 для отдельного написания озвонченных и оглушенных согласных в начале слога (например, слог ха в озвонченном виде читается как ба, а в оглушенном — как па). Все 75 букв своего алфавита, для записи которого Накамура применил один из видов знаков «эры богов», он расположил в виде вертикальной таблицы по пять знаков в строке. Внизу располагались самые «тяжелые» звуки, а в верхней части, соответственно, самые «легкие». Так была создана эта знаменитая мандала, которая воспроизводила не только иерархически организованный звуковой строй японской речи, но и многослойную структуру бытия, где каждому уровню соответствует свой ряд запечатленных на письме звуков.

Во многом совпадающие построения этих двух изыскателей были развиты целой когортой их последователей и в итоге включены в систематизированном виде в учение «новой религии» Оомотокё (Великий исток, или Великая основа), о которой мы уже упоминали.

В целом можно сказать, что все эти восстановители «древнего учения» о котодама исходили из тех же представлений о «мистической фонетике», что, скажем, и индийские тантрические мистики X–XI вв. Они считали, что сотворение мира начинается с тонких вибраций, постепенно превращающихся в звуки «священного языка» — санскрита, из которых складываются слова, а потом возникают и сами «материальные» явления и вещи, этими словами обозначаемые. Некоторые слоги (внимание, тут сходство почти полное!), называемые индусами биджа мантра (биджа — "семя"), являются не чем иным, как звуковой манифестацией главных космических сил. Например, слог ям соответствует ветру, рам — огню, а знаменитый ом — вообще всесилен. Поэтому овладевшие тайным знанием «больших мантр», в которых сочетаются в определенном порядке эти «исходные мантры»-семена, могут управлять стихиями и даже повернуть для себя вспять процесс космической эволюции, чтобы достичь состояния изначальной неразделенности и покоя, которое и составляет цель тантрической практики (помните, ведь достижение изначального хаоса контон, когда земля и небо были не разделены, почиталось главной целью во многих синтоистских системах, основанных во многом на даосских представлениях, прежде всего Ёсида синто). В Японии эта система была передана в интерпретации школы эзотерического буддизма Сингон («Истинные Слова», что является переводом санскритского мантра), о которой мы уже рассказывали.

Весьма схожие представления мы находим и в одном из направлений средневековой кабалистики, в которой абсолютно трансцендентный миру Бог начинает творение, произнося 22 священные согласные буквы иврита и складывая их в слова. Соответственно, познавший их тайный смысл может даже воспроизвести акт сотворения мира, комбинируя определенным образом священные звуки в словах и фразах.

Известна и ренессансная система знаменитого Пико делла Мирандола, соединившего учение каббалы с весьма схожей «фонетической магией» герметической традиции, восходящей еще к религиозным представлениям Древнего Египта.

Японские же специалисты XVIII–XIX вв. по котодама в целом полагали, что сущность ее составляет исконная способность к порождению через соединение (мусуби). Эта мистическая сила тама, позволяющая оказывать воздействие на мир, пребывает в каждом слоге японской фонетической азбуки, поэтому овладевший надлежащим словоупотреблением обретает возможность воздействовать на мир. Помните уже цитированные мною слова средневекового поэта Ки-ноЦураюки о том, что слово движет миром? Эта кажущаяся простым поэтическим преувеличением формула обретает в свете изложенного выше учения о котодама вполне конкретный прямой смысл. Отсюда и представление о духовной силе древних молитвословий норито, в которых нельзя изменить ни слова, иначе весь эффект, скажем, от «Слов великого очищения» пропадет или же, в худшем случае, будет вообще обратным.

Отсюда оставался только один шаг до вывода, который сделали раньше и индийские, и еврейские мистики — священный текст имеет кроме явного еще и тайный смысл, который можно понять, исходя из мистического значения составляющих его знаков. Знаменитый аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес в своем эссе «Оправдание каббалы» (1932) точно подмечает то главное условие, которое делает подобное мистико-фонетическое истолкование возможным:

Суть допущения (на котором основывались каббалисты) сводилась к представлению о Священном Писании как об абсолютном тексте, в котором доля случайности практически равна нулю. Прозрение замысла Писания чудом ниспослано тем, кто заполняет его страницы. Книга, в которой нет места случайному, формула неисчислимых возможностей, безупречных переходов смысла, ошеломляющих откровений, напластований света. Можно ли удержаться от соблазна снова и снова на все лады перетолковывать ее, подобно тому, как это делала каббала?

Именно как боговдохновенный текст, в котором нет случайных знаков, по крайней мере в важнейших понятиях и именах богов, стали воспринимать многие приверженцы «древнего синто» его «священное писание» — «Кодзики». Рядом с академической филологией Мотоори Норинага, стремившегося через всемерное изучение и сопоставление старинных текстов понять истинный смысл древних слов, приверженцы мистической филологии полагали, что настоящее значение слова — это объединяющая производная тайных смыслов исходных слов-кирпичиков, которые и образуют «большое» слово.

Вот два примера толкования уже хорошо известного нам слова Такамахара ("Высокая Равнина Неба"). Первое из них принадлежит Ямадзаки Ансаю, приверженцу общепринятой филологической традиции:

Выражение «Высокая Равнина Неба» — Такамахара наиболее важно в синто. Иногда оно указывает на небо, тогда как в некоторых случаях им обозначают императорский трон, а бывает, что так называют сердце человека или даже место, где находится святилище. Кажется, что они указывают на разное, но суть всего этого едина — это место обитания ками.

Второе же истолкование было сделано основателем Оомотокё — Дэгути Онисабуро, унаследовавшим и систематизировавшим «науку о котодама». Поскольку цитата слишком велика, позволю себе изложить ее своими словами:

Понятие Такамахара состоит на самом деле не из трех, а из четырех слов, а именно такаа, таама, каяма и хара. Такаа — это центробежная «божественная сила», таама — центростремительная, каама — переменная сила, а хара — вращательная. Таким образом, Такамахара — это энергетический центр мира.

В подобном духе толковались и другие термины, и целые тексты, часто даже на слоговом уровне. При этом значение, присваиваемое тому или иному знаку-звуку, различалось в зависимости от толкователя.

Распространению такой техники истолкования способствовали и особенности японского языка, сделавшие «языковые игры» давним и излюбленным занятием. Дело в том, что в японском языке есть масса односложных слов, среди которых множество омонимов, то есть одинаково произносимых слов. В основном это так называемые «китайские» чтения иероглифов, которые были заимствованы вместе с письменностью. Но если в китайском языке, который является тоновым, один и тот же слог, прочитанный с разным тоном, означает разные вещи (классический пример слово ма, имеющее, в зависимости от тона, значения "лошадь", "мама", "конопля" и "ругать"), то в японском таких тоновых различий нет, и эти слова превращались в полные омонимы, различимые только на письме. Поэтому буддийские сутры, используемые в Японии в их китайском варианте (без перевода) и читаемые «по-китайски», на слух абсолютно непонятны и воспринимаются большинством и поныне как своеобразные мантры, не имеющие смысла магические заклинания. Самая короткая из сутр — Сердцевинная Сутра Достижения Высшей Мудрости (санскр. Праджняпарамита-хридая сутра, яп. Хання-сингё) часто используется, особенно старшим поколением, в качестве стандартной молитвенной формулы, читаемой во всех священных местах, в том числе и в синтоистских святилищах. Однако глубочайший религиозно-философский смысл ее для большинства непонятен.

К тому же кроме «китайских чтений» есть еще и множество исконно японских односложных слов, что только расширяет возможности любителей поупражняться в словесной эквилибристике. Например, в отнюдь не исчерпывающем все варианты «Большом японско-русском словаре» имеется 12 словарных статей на короткое слово ка, обозначающее понятия от комара до аромата.

Более того, ситуация становится еще более запутанной, если мы учтем, что поначалу подбор иероглифов к одному и тому же японскому слову мог основываться как на чисто фонетическом принципе вне зависимости от смыслового значения иероглифа (так записаны, например, стихотворения в сборнике «Манъёсю»), так и с учетом смысла иероглифического знака. При этом во многих случаях, особенно в древности, весьма часто одно и то же слово записывалось в разных текстах и даже в разных местах одного текста разными иероглифами, имеющими разное смысловое значение. Можно только представить себе, какой простор для толкований это открывало! Этими возможностями, например, в полной мере воспользовался клан Ватараи, стремившийся, как мы помним, поднять авторитет божества Внешнего святилища в Исэ. «Второе» имя этого божества — Микэ-цу ками — исходя из традиции всегда толковалось как Ками божественной пищи-микэ. Однако Ватараи настаивали на том, что кэ — это не пища, а «пневма», «божественная субстанция», в чем смогли убедить даже такого знатока традиции, как Китабатакэ Тикафуса, написавший знаменитые «Записки об истинном престолонаследии божественных владык», в которых он и поддерживает версию Ватараи.

Подобные истолкования весьма часты и в наши дни. В энциклопедическом словаре «Синто дзитэн» (1994) отмечается, что наряду с традиционными «запретными словами» все время появляются новые. Например, нельзя дарить больному цветы сикурамэн ("цикламены") и сайнэриа ("сайнелия") — Оба слова вообще иностранного происхождения, но в первом из них содержатся слоги си, что значит "смерть" и ку — "страдание", а во втором — целый блок сайнэри, что значит "вновь слечь".

Не обошлось и без составления синтоистских мантр-заклинаний. Одна из наиболее известных, которую надо было произносить при потрясании десятью «божественными тама» в традиции священнического рода Накатоми, звучала так:

Хи фу ми ё и му на я ко то нотари,

фурубэ, юраюрато фурубэ

Приблизительный перевод ее таков: "Я считаю «один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять» и трясу, сильней и сильнее трясу". Каждый слог здесь, как и в санскритских мантрах эзотерического буддизма, имеет свое мистическое значение, доступное лишь посвященным. Но в Японии не только звуки, но и числа имеют свой тайный смысл и душу, называемую кадзудама.

 

• «Душа числа» (

кадзудама

): Окамото Тэнмэй (1897–1963) и Томокиё Ёсисанэ (1888–1952)

Практически все, кто занимался истолкованием котодама, в той или иной мере касались и «души числа». Например, уже известный нам Ямагути Сидо: в своем главном сочинении «Традиция прекрасных свежестью колосьев» («Мидзухо-но цутаэ») подробно истолковывает значение каждого числа от 1 до 10, старинное тайное произношение которых и воспроизводится в приведенном выше магическом заклинании. Другой мистик, уже почти наш современник Окамото Тэнмэй(1897–1963), написавший (записавший?) в состоянии транса (способ «автоматического письма», когда человек выступает лишь орудием божества, которое водит его рукой) «Наставления божества Солнца и Луны» («Хицукусиндзи»), утверждал: «Издавна в нашей стране число и слово тесно и неразрывно связаны. За числом всегда прячется слово, а за словом — число». За год до смерти он издает сочинение «Введение в толкование души чисел Кодзики», где истолковывает «истинное» значение этого сочинения, исходя уже из числовой магии, весьма напоминающей упражнения и древних, и современных каббалистов. Вот совсем недавно вышла книга Майкла Дроснина «Библейский код» (1997), в которой этот компьютерщик описывает некие тайные цифровые коды, обнаруженные им в ивритском тексте Библии и содержащие даже такую информацию, как точная дата гибели премьер-министра Израиля Ицхака Рабина.

Насколько мне известно, в Японии пока подобной процедуры с «Кодзики» никто не проводил, хотя, думаю, недалек тот час. Но книжка «Код Кодзики», написанная под общим псевдонимом четырьмя дамами, уже попала в список бестселлеров прошлого года.

Из традиционных же специалистов по кадзудама самым известным является, пожалуй, Томокиё Ёсисанэ (1888–1952), который в начале своей карьеры был связан с течением Оомотокё. В построенном им святилище Ямато дзиндзя (префектура Ямагути, гора Ивакияма) он проводил ночные мистерии, призванные обеспечить духовную защиту Японии от ее спиритуальных врагов, коими считал евреев и масонов с их системой доминирующих материальных ценностей и всю западную цивилизацию, зараженную этим духом. Для борьбы с ними Томокиё Ёсисанэ создал свою организацию спиритуальных бойцов — «Божественную армию небесного действия» («Тэнко:сингун»), которая, правда, была запрещена в 1937 г. имперской тайной полицией как подрывающая авторитет императора и храмов его божественных предков в Исэ. Но сам Томокиё Ёсисанэ и «гражданская» ветвь его организации продолжали действовать, активно занимаясь «восстановлением» и практикованием обрядов древнего синто.

Как утверждал сам Томокиё Ёсисанэ, благодаря божественному наитию ему открылась утраченная «Доска изначальных чисел» («Гэнсу:бан») (см. рисунок), а также производное от нее «Деревянное колесо божьих имен» («Канагигурума»).

«Доска изначальных чисел» («Гэнсу:бан»)

В середине этой «Доски» находится число 41, обозначающее единство 4 главных состояний единого духа тама (см. 2-ю главу). В каждом углу и в середине каждого крайнего ряда — цифра, заканчивающаяся единицей и символизирующая принцип «Восемь углов мира — под одной крышей». Весь этот большой квадрат подразделяется на девять малых (структура, кстати, идентичная мандале Алмазного мира эзотерического буддизма), причем сумма цифр, расположенных по горизонтали, вертикали или диагонали в каждом из них, называемом «духовным миром» (рэйкай), будет одинаковой. Так, в первом «мире», расположенном вверху посередине (главная цифра 1), она будет равна 111, во втором (внизу слева, главное число 11) — 114, в третьем (посередине справа, главное число 21) — 117, и так далее по нарастающей с интервалом в 3 единицы. В свою очередь, сумма чисел каждого из «миров» опять-таки по горизонтали, вертикали или диагонали будет тоже одинаковой — 369, что совпадает с общей суммой чисел пятого, центрального «мира».

Причем порядок расположения «миров» (от 1 до 9) совпадает, как считал Томокиё, с утраченной в Японии, но сохранившейся в Китае упрощенной цифровой схемой, называемой «Письмена [реки] Ло» («Ло шу»). Считается, что она была составлена на основании знаков, обнаруженных на панцире черепахи, выловленной в этой реке, и эти знаки якобы легли в основу иероглифической письменности.

«Письмена [реки] Ло» («Ло шу»)

Главное число находящегося посередине пятого, центрального мира — 41 (4+ 1= 5), это число первого появившегося, согласно «Кодзики», бога — Амэно минака нуси (Правителя Священного Центра Небес), а 369 — это кадзутама богини Аматэрасу.

Эти числовые игры можно продолжать до бесконечности. Перед нами, как точно заметил Борхес, «формула бесконечных возможностей», открытая для бесчисленных языково-цифровых толкований. Из нее можно даже «вычислить», что будущий будда Майтрейя (яп. Мироку), который придет в этот мир, является на самом деле некем иным, как Аматэрасу, так как ее «цифровая душа» 369, прочитанная по-японски, и дает имя этого будды (3 — ми (цу) , 6 — ро (ку) , 9 — ку ).

Или, например, центральные числа каждого из миров, сложенные вместе по горизонтали, вертикали или диагонали, дают одну и ту же сумму — 123, каждая цифра из которой символизирует один из трех главных элементов мироздания: 1 — небо, 2 — земля, 3 — человек. Умноженное на три число 123 вновь дает нам кадзудама богини Аматэрасу — 369 и т. д.

Что же касается «Деревянного колеса божьих имен» («Канагигурума»), то оно представляет собой деревянный диск, расчерченный сложнейшим образом на сектора и концентрические кольца, напоминания компас, который используют в фэншуй. Символы одного кольца обозначают стороны света, из которых только основных 8, другого — 24 сезона, третьего —75 «душ слова», четвертого — 8 гадательных триграмм, пятого — 28 астрологических «домов» и т. д. И у каждого есть еще своя кадзудама, так что можете представить себе всю бесчисленность вариантов истолкования.

* * *

Завершая на этом свой рассказ о мистическом аспекте синто, хочу отметить, что мы познакомились только с малой долей тайных практик «древнего синто», оставив в стороне, скажем, искусство складывания бумажных фигур оригами, которое в традиции Исэ служило одним из способов «усмирения души», символически заворачиваемой в чистый белый лист. Оставили мы без внимания и ряд ключевых фигур этого движения, таких как Ооисигори Масуми (1832–1911), систематизатор «трех великих имперских наук», или же Такэути Киёмаро (1875–1965), открыватель знаменитого «тайного» текста, названного по его имени «Документ Такэути» и повествующего о сверхдревней истории, а также имена многих и многих других. При более полном и подробном рассмотрении феномена «древнего синто» эта глава наверняка рисковала бы разрастись неумеренно. Да и сама тема эта напоминает большое белое пятно на карте духовной истории Японии, серьезное изучение которой еще практически не начиналось. Так что позволю себе ограничиться пока рассмотрением только главнейших аспектов этого несомненно интересного явления.