В своих просторных кремлёвских покоях царица Наталья чувствовала себя, словно львица в клетке. Она была не вольна в своих действиях. Даже с ближними боярынями приходилось разговаривать, понизив голос. В смоленские нищенские годы она и то не ведала такой несвободы.
Это ощущение несвободы пришло к ней, когда изгнали из Москвы Матвеева. Как мучительно ожидала она вестей из Пустозерска, куда его сослали! Когда пришло его первое письмо к государю, она тайно заказала список с него. Вначале она читала тайно даже от близких своих, заливаясь слезами над жалостными строками: «...Неложно холопы твои, у тебя, великого государя, чрез кровавые свои слёзы милости просим: с голоду страждем и не можем части мяса купить, да не токмо мяса или калач, и хлеба на две деньги купить не добудем: прожиточные люди здесь един борщ едят да прибавляют по горсти муки ржаной, а убогие один борщ... Бредут врозь глада ради, и остальные в тот же путь смотрят».
Наталья заказала новые списки с этого письма, чтобы раздать их по рукам и чтобы люди знали, на какую жизнь обрекли страдальца, который великими делами вершил и не раз великую прибыль казне делал. А ныне с ним обошлись хуже, чем с разбойником Стенькой Разиным. Верно пишет Сергеич: «Стеньку Разина все бояре на земском дворе расспрашивали и очные ставки давали, а меня, боярина, без суда осудили».
«У кого искать защиты для Сергеича? С кем хотя бы посоветоваться?» Наталья видела, что её начали сторониться даже свои люди. Впрочем, свои стали первыми избегать разговоров с нею.
Замкнулась в себе и Наталья, молча переживая свои беды. Но, натура сильная, она не показывала вида, как ей тяжело и одиноко. Только бы Сергеич держался стойко. В душе она таила надежду, что ещё придёт их час.
И как же она была потрясена, узнав, что Сергеич пишет умоляющие о помощи письма врагам своим — Богдану Матвеевичу Хитрово и Ивану Михайловичу Милославскому! Ужели всё так худо и нет никакой надежды?
Но понемногу мысли её приняли другое направление. Уж коли сам Сергеич ищет защиты у Хитрово, то почему бы и ей не начать сближаться с людьми, которых она сторонилась, если эти люди имеют силу?
Она снова стала читать строки письма Матвеева к Богдану Хитрово: «Ещё сугубой милости у тебя прошу: попроси милости и милосердия у государыни моей, милостивой боярыни Анны Петровны, чтобы она, видя мою невинность, и слёзы кровавые и непрестанные с червём моим, и разорение моё всеконечное, для воздаяния на небесах будущих благ в некончаемом царствии, предстательствовала о мне, убогом, у великого государя с тобою».
Горько задумалась Наталья. И это её гордый нравом Сергеич! Своего обожаемого сына Андрея червём называет. Кланяется «постнице», унижает себя перед ней...
«Ну что ж, может быть, он и прав, — решила Наталья. — Жить-то надо. Вольно тебе других судить, когда сама живёшь в тепле и довольстве».
И вдруг её осенило: «Поговорю-ка я с Никитой Зотовым. Как же это я прежде не подумала, что он может дать верный совет!»
Недели три уже минуло, как Никита Моисеевич стал учителем Петруши. Симеон Полоцкий и патриарх Иоаким с похвалой отзываются о нём. Навычен в Святом Писании, сведущ в письме и грамоте, ещё в истории и землеописании. Неошибочно читает и пишет. Пристойным будет наставником.
В своё время ещё Матвеев посоветовал ей присмотреться к Никите Зотову, когда он был дьяком Посольского приказа. Сергеич и пристроил его туда. Можно сказать, ведь его из грязи возвысил, как это делывал и с другими. Зоркий взгляд у Сергеича и верная забота о нужном человеке. Он хотел, чтобы Никита прошёл суровую школу жизни, понял, почём фунт лиха. В том приказе, куда он поместил Зотова, дьяки, что писцы, сидели в тесноте великой да коптели над бумагами по десять—двенадцать часов в день.
Никита Зотов очень обрадовался, когда попал в царицыны палаты. Он сразу же получил новую одежду: богатый кафтан с опушкой, шёлковую рубаху, сафьяновые сапоги. А шапка что тебе боярская. Никита быстро привык к своему новому положению. Никакой неуверенности либо приниженности, словно он век живёт здесь. Симеон Полоцкий после долгой беседы с ним объявил, что учитель царевича Петра мудрец и при случае может сослужить государыне хорошую службу.
Наталья и сама об этом думала. Он выдержал её «экзамен», поразив уверенностью обдуманных речей. Матвеев знал, кого взять для своих посольских дел. Глаз у Сергеича верный. Всё это припомнилось Наталье в минуту тоски, и она позвала к себе для беседы Никиту Моисеевича.
Он быстро явился на зов царицы. Она сидела на своём кресле-троне и внимательно-приветливо смотрела на него. Он склонился к её мягкой холёной руке, заметив, сколь тонки и красивы её пальчики, унизанные перстнями.
— Садись. Будешь моим гостем.
Она указала глазами на кресло напротив.
— Рад доложить вашей милости об успехах царевича Петра.
— Успеется. Ныне я для дела тебя позвала.
— Сказывайте. Рад буду служить вашей государской милости!
— Мне совет твой нужен, Никита Моисеевич. А допрежь того хочу спросить тебя, кого из наших князей да бояр ты считаешь верным и правдивым человеком?
Зотов немного помолчал.
— Князь Борис Алексеевич Голицын — надёжный и верный человек. И совет он вам даст лучше моего.
— Я думаю иначе. Ты состоял на службе у Артамона Сергеича и как мыслишь, кто бы мог подать ему надёжную помощь?
— Об этом я и сам думал, да не знаю, верно или неверно. Мне мнится, что будет к добру, ежели за Артамона Сергеича станет просить его недруг. И просить самого государя...
— И на кого ты думаешь?
— На князя Фёдора Фёдоровича Куракина.
Наталью передёрнуло при этом имени.
— Да Куракин-то и есть главный виновник ссылки Сергеича.
— Что из того? Тем больше веры будет давать царь его словам.
— А ежели не поможет?
— Коли не вдруг поможет... коли аукнется, то оно и откликнется.
Царица некоторое время молчала, потом отпустила Зотова, подарив ему мешочек, набитый деньгами. Она начала склоняться к тому, что совет был верен.
Оставшись одна, Наталья озадаченно задумалась над советом Никиты Зотова обратиться к недругам Сергеича с просьбой о его спасении. Особенно была ей в тягость необходимость общения с князем Куракиным, которого она считала главным виновником беды Сергеича. Но жизнь научила её перемогать свои чувства и желания, если они мешали делу. И характера ей было не занимать. В минуту действия в ней появлялась та упрямая беспокойная сила, которую унаследует Пётр.
И получилось так, будто она сама, без совета со стороны, решила пригласить царя Фёдора с князем Куракиным в свои хоромы. Но не своим именем, а именем царевича Петра, его просьбой посмотреть знатный подарок, который ему прислали европейские друзья Сергеича.
Когда князя Куракина ввели в палаты царевича Петра, он немало подивился их пышному убранству. Но особенно поразил его богатый персидский ковёр, в котором буквально тонула нога. Князь припомнил, что видел его в покоях царя Алексея. Видно, не захотела Наталья оставлять этот ковёр царю Фёдору. На стенах горели канделябры, словно был праздник и ожидали гостей.
На звук шагов Куракина выбежал царевич Пётр в ярком камзольчике и цветастой шапочке, чем-то напоминавший восточного принца. Увидев князя, он придержал шаг и хмуро уставился на него. Явно знал со слов своей матушки, что князь был недругом его дедушки Сергеича.
— Ты почто один пришёл? Без царя Фёдора?
Князь улыбнулся детской наивности вопроса. Не рано ли, однако, посвящают царевича-ребёнка в государские дела?
— Ты хоть и царевич, а не волен спрашивать об этом у князя.
— А ты не волен мне указывать.
«Каков волчонок!» — подивился князь.
— Сделай милость, царевич, позови свою матушку царицу Наталью Кирилловну.
В эту минуту послышались тяжёлые шаги, и царевич выбежал.
Взгляд Натальи, который она остановила на князе, был таким же хмурым, как и у сына. Князь поклонился, но взгляд царицы оставался всё таким же нелюбезным.
— Вижу, царь Фёдор не удостоил нас своим вниманием.
— Государь велел кланяться и сказать, что за делами у него нет времени видеть твои пресветлые очи, государыня. Ему досаждают посольские дела.
— Ништо, я подожду...
— Коли не к спеху, то и подождать можно. А ныне не досуг будет царю Фёдору: в Измайлово зовут, заболела царевна Софья.
Наталья пропустила мимо ушей слова о болезни царевны Софьи. Она что-то обдумывала. Казалось, в душе её совершалась борьба. Но вот черты её лица смягчились. Полные губы тронула скупая улыбка.
— Спасибо, князь, что пришёл проведать сиротиночку нашего.
Князь не сразу понял, к чему клонит царица, называя своего Петрушу «сиротиночкой».
— Петруша, покажи князю солдатиков, что подарил тебе дедуня Сергеич.
Из-за открытой двери в соседней палате послышалась возня, и вскоре появился царевич с коробкой, расписанной диковинными зверями и птицами. Он поставил коробку на стол, открыл заднюю стенку и нажал кнопку. Солдатики тотчас же строем начали выходить из коробки.
— Каковы, однако! Изрядно... Изрядно...
Князь и сам с детской непосредственностью следил за игрой.
Царевич бережно закрыл коробку, довольный произведённым впечатлением. Оба они, и князь и царица Наталья, ласково следили за действиями мальчика-царевича, и это сблизило их.
— Подарок Артамона Сергеича, — снова напомнила Наталья, с гордостью произнося дорогое ей имя. — Да сам-то он ныне в беде и туге великой... Прошения его читала, писанные кровавыми слезами. Да не ведаю, как ему помочь.
— Только терпение да покаяние ему помогут.
— Ах, не говорите так, князь! Царь Алексей, ежели бы ему было дано сведать о горькой судьбе Сергеича, в гробу бы перевернулся.
— А ежели бы сведал покойный государь, что был отравлен, что лучший друг предал его?
— Отравлен? Предан? И ты, князь, дал веру предателям и глумителям?
— Не могу, царица, сказать, что совет бояр, принявший решение о судьбе Артамона Сергеевича Матвеева, состоял из предателей и глумителей.
— Их приневолили!
— Побойся Бога, царица! Это хула на государя!
— Или нельзя приневолить и самого государя?
— Над нашим государем волен единый лишь Бог.
Наталья прикусила губу, сожалея о своей несдержанности.
— Я хотела сказать, что ежели бы жив был незабвенный царь Алексей, он не дал бы в обиду Сергеича, — поправилась она. — Тебе ведома, князь, их взаимная приязнь, так будь же в нашей беде наместником покойного царя Алексея. Спаси его друга Артамона Сергеича!..
Ей показалось, что эти слова возымели действие на князя, и она усиленно подбирала новые доводы:
— Враги поднялись противу Сергеича, потому что он один понимал нужду государства. За это и приблизил его к себе мой незабвенный супруг. Спаси его, князь! Царь Фёдор верит тебе. Верните Сергеича в Москву из гиблых мест!
Она пришла в сильное возбуждение. Соскочила с кресла, приблизилась к князю. Он растерянно поднялся с кресла, зачем-то взял её руку, но она выдернула её. Глаза у неё сверкали, накалялись угрозой.
— Царица-матушка, успокойся! Али не ведомо тебе, что царевна Софья просила за Матвеева? Она своей волей ходила на совет бояр, уговаривала вернуть Матвеева в Москву допрежь срока.
— И что приговорили бояре?
— Возвращение Матвеева из ссылки преждевременно.
— Да кто может указать время в сём деле?
— Царица-матушка, что о том ныне говорить? Да кто станет заново решать однажды решённое? В народе начнётся смута.
— Или в государстве нет силы против бунтовщиков? Или стрельцы не под государевой рукой?
— Матушка, дозволь мне слово сказать, — раздался голос ребёнка, прозвучавший довольно властно.
Наталья и князь обернулись на царевича. В горячке спора они забыли о нём. Между тем он давно уже вернулся из соседней палаты, куда отнёс свои игрушки, и внимательно слушал разговор. Горячий, склонный к резким выходкам, он давно уже привык вмешиваться в беседы старших.
— Бунтовщикам надобно головы рубить! А кто не станет рубить ворогам головы, тот изменник!
Наталья несколько смутилась, всплеснула руками:
— Петруша, где ты наслышался таких слов?
Царевич некоторое время молчал. От него не укрылось смущение матери, но он не понимал его причины. Разве он не прав? Может быть, ему лучше сослаться на своего учителя Никиту Моисеевича? Он заглянул в открытую дверь, прислушался, но шагов не было слышно. А матушка по-прежнему была в смущении, и Петруше показалось, что князь посмотрел на него укоризненно. Да как он смеет! Или забыл, что перед ним стоит царевич?
Однако надо было что-то отвечать, и Петруше пришли на выручку слова, сказанные ему учителем. Он крикнул:
— Матушка, или государь не волен в животах своих подданных?
— Волен. Да государь не один решает, а советуясь с боярами.
— Вот уж нет! — горячо воскликнул царевич. Поискал, на что бы опереться, и решительно добавил: — Мне Никита Моисеевич сказывал про царя Ивана Васильевича Грозного... Сей царь бояр не жаловал. Он им головы рубил. И княжатам також...
— Допрежь, чем казнить, искали, однако, вину, — заметил князь Куракин. — Тебе, царевич, ещё рано судить об этом. Ты ещё не осилил многие науки.
— Ан нет! Никита Моисеевич сказывал, что главной наукой для царя Грозного было стать первым правителем в государстве, дабы знать, кого казнить, а кого миловать. Царь Иван наперво объявил себя действительным самодержцем.
Чувствовалось, что царевич повторяет слова своего учителя.
Наталья не знала, что ответить. Она высоко держала авторитет Никиты Моисеевича. А между тем, глядя на смущённого князя, она понимала, что Петрушу надобно поправить.
Но царевич не стал дожидаться, когда его поправят, и продолжал:
— Царь Грозный повелел казнить самого важного князя — Андрея Шуйского. Он велел отдать его псарям, они растерзали его прямо на улице.
— Так, верно, опальному князю сказали его вину? — заметил князь.
— Ещё чего! — воскликнул Петруша. — Или царь станет оправдываться перед своим подданным!
— Не оправдываться, а объявлять вину, — поправил князь Фёдор.
— Петруша, ты расспроси об этом хорошенько Никиту Моисеевича, — посоветовала царица-мать.
— Да что искать вину, коли есть виноватые? Царь Грозный приехал в Новгород не искать виновных, а наказать их за дерзость да мятеж!
Чувствуя, что надо что-то добавить к произнесённому, Петруша вспомнил рассказ своего учителя из жизни опять же царя Ивана, но приведённый им случай был не к месту. Наталья снова не знала, что на это сказать. Князь Куракин заметил:
— Отвечу тебе, царевич, словами древними, как мир: «Обдумывай по дважды и по трижды то, что приходит тебе на ум». Когда учитель будет рассказывать тебе о древних мудрецах, спроси его, кто из них говорил эти слова.
После этой встречи, отнюдь не сблизившей её участников, каждый думал о своём. Наталья увидела в словах князя намёк на поспешность своей просьбы о возвращении Матвеева и решила больше не беспокоить Куракина, а искать другие подходы. Князь размышлял о том, что уроки истории, преподанные учителем Зотовым, могут быть опасными для царевича. Сам же царевич решил про себя, что обдумывать дважды и трижды, что пришло на ум, даром время терять. Коли пришло на ум, то надобно действовать, а лишние думки только мешают делу.