В верхах и в народе давно уже привыкли к двоевластию. Но всем также было известно, что царь Пётр ещё очень молод, а царь Иван не умеет править. За них правит Софья, которую прозвали в народе «царевна-богатырь». В государственных делах и в бумагах она присоединяет к имени братьев и своё имя. И называется она самодержицею всея Руси.

Однако в расколотых надвое верхах к этому относятся неоднозначно. В партии Нарышкиных начался ропот. Царица Наталья прямо обратилась прежде к царевнам — сёстрам и тёткам Софьи: «Для чего она, царевна, стала писаться вместе с государями?» К этому протесту Наталья присовокупила ещё и угрозу: «У нас есть люди, и того дела они не покинут».

И люди эти действовали по-разному. Одни предупреждали Софью: «Время ныне лихое, шатание в людях великое. Не завести бы смуту в державе». Знали: больше всего Софья опасается смуты. Другие намекали на иноземное вмешательство: «За бугром на наши дела косо смотрят. Кабы брань с нами не затеяли», — но сами же и передавали за «бугор» недобрые слова о правлении Софьи.

Дьяк Волков, отправленный посланником в Венецию, рассказал там, что с великими государями «соцарствует» их сестра, и тотчас же до российских верхов довели слова одного из сенаторов: «Дож и весь сенат удивляются, как служат их царскому величеству подданные, вместе таким превысоким и славным персонам государским?» Дьяк Волков ответил, что русские подданные «всех трёх персон вместе повеление исполняют». Но недоумения этот ответ не развеял.

Софья понимала, что её положение непрочно, что её будущее ненадёжно, даже если брат Иван останется, благодарение Богу, жив и здоров. Наталья ждёт не дождётся, когда Петруша войдёт в возраст. Да она согласится оженить его ещё отроком, только бы захватить власть, пойдёт ради этого на государственный переворот: будет искать выход, чтобы свергнуть царя Ивана. Покойная княгиня Голицына недаром говорила о Наталье, что у неё нет чувства греха.

Переворот — вот чего опасалась Софья более всего, хотя и понимала, что дело это рискованное. Стрельцы царицу Наталью не поддержат. Она и сама это знает. Оттого и засылает в другие державы своих агентов, чает поднять против Москвы хохлов либо с поляками сговориться. Не за тем же и поехала с ней на Земляной вал? Видно, хотела удостовериться с князем Борисом, что вал ненадёжен, а оттуда до Кремля рукой подать: час езды в карете. И не оттого ли князь Голицын так уничижительно говорил, что не нужны-де Москве земляные стены, а надобно на их месте строить каменные.

Напротив того, на днях Софья беседовала с иноземными мастерами. Они советуют обратное тому, что думал внушить ей князь Борис. Земляные стены неприступнее каменных: земляной вал ничем не возьмёшь, потому что пушечные ядра в него зарываются. А коли так, надобно немедля подносить земляные укрепления, а Петруше не велеть там потешные игры водить. Ишь, ров себе сыскал, дабы головы потешных солдатиков рубить. Или Наталья думает, что сии кровавые забавы полезны отроку-царю?

Представилась Софье и новая суета во дворце Натальи. Ныне она привечает князей Троекуровых и Трубецкого, значит, замыслила перетянуть к себе вельмож, что прежде были дружны с Милославскими. Что ж, неверными друзьями мир не удивить. Но ты-то, правительница Софья, или бездельно будешь глядеть, как «медведица» всех под себя подминает? И случай сей не первый. Чем она вельмож-то прельщает? Какую силу они в ней чувствуют? Ясно, что на Ивана они не надеются: слаб-де и болен Иван Алексеевич, а Пётр Алексеевич крепёхонек.

И понемногу мысли Софьи стали склоняться к тому, чтобы самой венчаться на царство. Наталья с Нарышкиными, ясное дело, будут против, да стрельцы-то примут её сторону. Ежели кои из них и досадуют на неё, но всё ж Нарышкины для них хуже смертного греха.

К осуществлению своих замыслов Софья имела обыкновение готовиться исподволь. Она знала, что князь Голицын, её любезный Васенька, для такого дела не годится, и заботы у него другие. Надо собираться в Крымский поход, да и в правительстве, главой которого он был назначен, дел великое множество. Зато он нашёл Софье хорошего помощника — дьяка Фёдора Шакловитого.

И Софья стала понемногу выводить из тени мало кому известного дьяка, даруя ему высокие должности и чины. В конце 1682 года он получил должность главы Стрелецкого приказа. В Боярской думе ему предоставили исключительное право доклада о приказных чинах и жалованье, что позволяло ему фактически держать в руках государственный аппарат. Наделённый волей и энергией характера, Шакловитый сумел бы привести в действие подспудные рычаги и сделать всё необходимое для венчания Софьи на царство, если бы...

Софье не хватало смелой воли и потому она не в меру осторожничала. Дело с её венчанием на царство затягивалось. Но кто бы упрекнул её за осторожничанье! Не было в России такого завода, чтобы на царстве сидела женщина, и, видимо, сам князь Василий Голицын, хоть и не занимать ему было смелой предприимчивости, придерживался того же мнения, ибо Софья поручила решение своей щекотливой задачи Фёдору Шакловитому.

Но, решившись на этот шаг, она сделала одну важную промашку.

Помимо смелой воли в деле спорного престолонаследования, требовались действия не просто отдельных лиц, но партии. В этом Софья могла бы поучиться у Нарышкиных, сумевших, что называется, «сжать волю в один крепкий кулак».

Наверно, Софья полагала, что партию ей заменят Фёдор Шакловитый со стрельцами. Но она явно переоценила преданность себе стрельцов. В своё время, расправляясь с расколом, она жестоко обошлась со многими стрельцами, поддерживавшими его. Не знала она и того, что стрельцы не простили ей убийство Никиты Пустосвята. Хоть и говорила она, что не отдавала приказания отрубить ему голову, но люди думали другое.

Видимо, Софья была ещё и самонадеянной, ибо она думала лишь об успехе и не считалась с возможностями неудачи. Если в державе не было равновесия сил, то как было не сделать из этого необходимые выводы.

Вероятно, мудрость, которую приписывали Софье современники, ограничивалась предрассудками воспитания и среды. В этом убеждает и позиция князя Голицына, оставшегося в стороне, когда решалась судьба короны. Не мог он не понимать, что с падением Софьи всё потеряет. Он-то хорошо знал цену Нарышкиным и в душе должен был опасаться их прихода к власти.

Пока Нарышкины стерегли власть, дожидаясь своего часа. Софья и Голицын были усердно заняты устройством государственных дел, словно им было суждено решать судьбу России на долгие времена.

Правительственный курс Софьи и Голицына был прямо противоположен жёсткому правлению Нарышкиных. Князь Василий использовал прежде всего жизненные интересы подданных. Он избегал государственного принуждения, ставил во главу угла экономические стимулы развития державы, освоение её больших земельных пространств и рынка не для иноземных, но для русских товаров, не допускал, чтобы Россия превратилась в сырьевой придаток Европы. Патриотическим был и его внешнеполитический курс. Он добился отказа Речи Посполитой от реваншистских планов в отношении России. При нём был заключён вечный мир между Россией и Польшей. Его заслугой было и создание Освящённой антитурецкой лиги.

Всё это позволило Голицыну объявить войну на юге, чтобы перекрыть ордынские набеги на Россию. Им был предпринят Крымский поход для избавления отчей земли от ига. Русские платили крымцам ежегодную дань, но она не спасала русские селения от разорения и обид. Басурманы брали христиан в плен, продавали их, как скот, подвергали жестоким пыткам и глумились над их верой.

Однако в России отношение к этому Крымскому походу князя Голицына было неоднозначным, как и ко всякому великому делу. А поход в Крым был действительно делом великим, ибо надо было освободить юг России от злого и коварного врага, который опустошал русские земли.

Собрали стотысячную армию. Чего это стоило после тяжкого безвременья, постоянных смут, истощения царской казны! Селения обезлюдели, и создание регулярного войска требовало героических усилий. Без особой охоты взял на себя князь Голицын командование с таким трудом укомплектованной армии. Видел, как подталкивали его к этому враждебные ему бояре, рассчитывавшие на неудачи и поражение. К этому времени у князя было высокое звание: «Большого полка дворцовый воевода, царственные большие печати и государственных великих посольских дел сберегатель».

С большой высоты больнее падать. На это и надеялись враги князя Голицына. Стоило ему удалиться из Москвы, как ему начали чинить помехи и неприятности. Особенно старался его самый коварный враг, князь Михаил Алегукович Черкасский, один из первых вельмож при Наталье Кирилловне. Но у князя Василия не было робости ни перед врагами, ни перед общественным мнением, как утверждали его недруги.

Чувствуя свою силу, они стали действовать организованно. Их наглые выходки принимали порой преступный характер. Однажды комнатный стольник Натальи Кирилловны, князь Борис Долгорукий, вместе со своими сообщниками, князьями Щербатым и Мосальским, воеводой Дмитриевым и другими, приехали на военный смотр в чёрном. Их люди тоже были в чёрном платье, и лошади были покрыты чёрными попонами. Всё было рассчитано на то, чтобы заразить людей страхом перед далёким походом. Преступники думали, что суеверие сорвёт поход или, на худой конец, временно расстроит ряды и принесёт неудачу.

Эта законопреступная деятельность опиралась на силу верхов, где царили Нарышкины. Понимая это, князь Василий решил примерно наказать наглецов: отнять у них деревни и раздать неимущим. Узнав, что в Москве готовится такой указ, князь Долгорукий с сообщниками перетрусили и пришли к Голицыну с повинной, со слезами и нижайшей просьбой не разорять их. Голицыну, занятому важными делами, было не ко времени наказывать их, и он «уступил им на их слёзы».

Трудности похода держали князя-военачальника в великом напряжении. Нигде не было ни травы, ни воды, лошади с трудом двигались от бескормицы. Решено было отправить к низовьям Днепра лишь треть войска, главные силы вернулись назад, ибо татары вместе с казаками гетмана Самойловича жгли степь. Положение, таким образом, осложнилось скрытой враждой гетмана к московскому войску. Оно отошло к безопасному месту, где были и трава и вода.

Тут была непредусмотрительность и Софьи и Голицына, осложняемая их доверчивостью к Самойловичу, который, потворствуя Нарышкиным, должен был чинить помехи Голицыну. Кроме того, в поход не взяли достаточного количества кормов. А какой кормилицей может быть степь в знойное время года!

В такое критическое для Софьи и Голицына время они проявили ещё и благодушие. Вместо того чтобы наказать Самойловича и тем дать острастку другим, Голицын спас гетмана от казачьей расправы, взяв под своё покровительство. Правительство Софьи продолжало верить Самойловичу вопреки великому множеству свидетельств против него.

Тем не менее, несмотря на все промахи, имевшие место в начале Крымского похода, Голицын добился великих успехов, которые либо замалчивались, либо искажались. Продолжение Крымского похода после вечного мира России и Польши, возобновление войны на юге принесло заслуженную славу Голицыну. Пути ордынских набегов были перекрыты новейшими укреплениями. Такие города, как Очаков, считавшиеся турецкими крепостями на Днепре, были стёрты с лица земли. Крымское ханство, лишённое разбойной добычи, утратило свою силу. Последний наследник Золотой Орды был поставлен на колени.

Но, помимо очевидных военных успехов, русская регулярная армия, по отзывам европейских специалистов, совершила революцию в тактике. Было сломлено сопротивление лучшей конницы в мире. К этому надо добавить новейшие укрепления в мире, успехи дальнобойной артиллерии. Дикое поле перестало существовать как угроза цивилизации.

У Софьи были все основания встречать князя Голицына как героя после успешного похода, что бы ни говорили об этом её зложелатели. Она подарила ему село Медведково, находившееся на севере от Москвы, на реке Яузе по соседству с Бабушкином и Свибловом. Ныне оно в черте Москвы, и, выходя на станции метро «Медведково», мало кто знает, что некогда здесь было родовое имение знаменитого полководца, освободившего Москву, — Дмитрия Пожарского. В начале XVI века село было ещё безымянным и название приобрело от прозвища Медведь, которым молва наградила хозяина села. Фамилию Пожарские князья тоже получили сравнительно недавно, а прежде назывались Стародубскими. Здесь некогда обосновался их предок, внук Юрия Долгорукого, основателя Москвы.

Однако к 1687 году род Пожарских по мужской линии прекратился, и ко времени завершения Крымского похода Софье захотелось подарить славному военачальнику и своему любимцу Васеньке село Медведково, которое, она знала, понравится ему и красивым местоположением, и близостью к Москве. Здесь всё дышало стариной, историей, что тоже было во вкусе князя Голицына. Пожарский построил здесь деревянную шатровую церковь и в память освобождения Москвы отлил особый колокол.

Софья знала, что князю Василию придётся по душе сама идея преемственности. Вместе с имением князь как бы наследовал и полководческую славу его прежнего владельца.

Она приказала обновить старинные хоромы. Двери и окна были обиты изнутри алым сукном. Окна расписаны красками наподобие витражей. Печи облицованы цветными изразцами. В столовой палате стоял большой орган. Софья заказала ещё и особый кабинет, в одном крыле которого поместили маленький клавесин.

А просторный барский двор какая услада для души! Тут и богатый сад и большой пруд, где водились осётры и стерляди. Здесь же по соседству и огород, где выращивалось всё необходимое для стола.

Все эти хлопоты и приготовления к встрече сердечного друга Софья старалась держать в тайне. Но какие тайны в Москве, где любая мелочь скоро становится достоянием общественного мнения, и более того — достоянием дворцовых интриг! Ещё при царе Алексее существовало что-то вроде тайной канцелярии, именуемой «Слово и дело». А что говорить о штате ближников и доверенных лиц царицы Натальи, которые взяли, что называется, на вооружение опыты мастеров сыскных дел!

Ещё до этих Софьиных приготовлений Наталья догадалась о замыслах правительницы и позвала для совета князя Бориса. Он и сам подумывал прихватить Медведково, когда пошли разговоры, что его старые хозяева дышат на ладан. Но Наталья до времени отмалчивалась: у неё были свои замыслы — подарить Медведково своему младшему брату. Поэтому, призвав князя Бориса, она начала уклончивый разговор о неудачах Крымского похода.

   — Всем ведомо, какова на деле воля правительницы. Автоном Иванов недаром предупреждал меня о конечном разорении казны: в копеечку-де стал державе Крымский поход. Всяк ныне знает, каково оно, троевластие, губительно...

Борис Алексеевич молчал, стараясь понять, куда клонит царица, а та, радуясь поводу осудить Софью, не спешила.

   — Ты бы, князь, велел разведать, что деется в Медведкове. Слухов много, да как оно доподлинно?

   — Ты, царица, опасаешься, что Софья подарит Медведково своему любезному? — напрямик спросил князь.

Видом своим и голосом Борис Алексеевич словно бы намекал, что он, любезный царицы, тоже имеет свои интересы на Медведково. Наталья угадала его мысли, ответила уклончиво:

   — Медведково лакомый кусочек. Да только не тому подарок достанется, кто погнался, а кому полагается...

Она-то подумала о своём брате, но князь Борис отнёс её слова к себе самому.

   — Мыслю позвать Софью. Это дело нельзя так оставлять. Боярынь позову, пусть и они послушают нашу беседу. К лицу ли правительнице так срамиться? Ей-то, может, всё нипочём, а нас-то почто срамит?

Продолжая не понимать, к чему клонит Наталья, князь Борис спросил:

   — И что твои слова правительнице? Какую пользу мыслишь от неё получить?

Царица лукаво усмехнулась, подумав: «Ах ты, Боренька мой любезный! Да неужто я так и выложу тебе мои карты!» — и, посерьёзнев, добавила:

   — А ты явись ко мне после обедни да послушай, о чём пойдёт речь. Заодно и увидишь, какова она, Софьюшка, на деле-то.

Софья не умела медлить в делах. И когда Наталья позвала её, тотчас же вошла в хоромы царицы ещё до указанного срока.

Наталья была одна: боярыни, привыкшие к её пунктуальности, не посмели прийти раньше назначенного времени. Не ожидавшая такой поспешности от своенравной правительницы, Наталья несколько смешалась и не вдруг собралась с мыслями, ибо беседу готовилась начать при боярынях. Вид Софьи подействовал на неё раздражающе, и она сказала первое, что пришло ей в голову:

   — Вижу, прибыла ко мне без хитростей, и я тебя також спрошу без хитростей. Ты чего это зачастила в Медведково? — Встретившись с твёрдым и несколько удивлённым взглядом Софьи, добавила: — Не я одна тебя спрашиваю, люди спрашивают, боярыни: «Почто правительница поехала в Медведково? Не в подарок ли своему любезному приглядела старинное имение?»

Софья хоть и предвидела эти разговоры, но не ожидала столь скорой атаки. Вглядевшись в лицо Натальи, она поняла: видно, присмотрела Медведково для себя. Оттягивая момент неизбежного спора, сказала как можно мягче:

   — Дозволь, государыня-матушка, отдышаться. Спешила прийти на твой зов.

   — Аль умаялась?

   — Что тут лукавить! Мы с тобой, государыня, одного завода. Нам до всего есть дело. Как не умаяться!

«Одного завода»... На что она намекает?» — подумала Наталья.

   — Однако же пришла по твоему зову, — продолжала Софья. — А загодя как узнать, об чём будет речь?

   — Али не дошла до тебя молва? Слава идёт, что обустраиваешь имение для своего любезного.

   — Ты дважды помянула об одном и том же, да не сказала, в чём видишь мои неправды. Князь Василий Васильевич Голицын — герой Крымского похода.

   — Вольно тебе называть его героем. Молва людская недаром нарекла его поход неудачным.

   — Или тебе, государыня, молва не чинила досады? Или не ты говаривала: «На всякий роток не накинешь платок?» Мой покойный батюшка, а твой супруг преславный Алексей Михайлович часто поминал: «В великих делах цену имеет одна лишь истина».

   — Отчего же сама не творишь по истине?

   — Не ведаю, о чём говоришь, царица?

   — Или не ты задумала самоволом отдать потомственную вотчину князей Пожарских князю Василию?

   — Ужели станешь оспаривать волю правительницы? И какие у тебя на то права?

   — И права есть, и резон. Вотчинами князя Дмитрия Пожарского могут владеть лишь его наследники.

   — Наследники по мужской линии не сохранились.

   — Однако здравствует его правнучка.

«Так вот о чём хлопочет царица! Брат её единокровный Фёдор Кириллович женат на правнучке Дмитрия Пожарского», — вспомнила Софья и примиряюще сказала:

   — Ох, матушка моя, станем ли считаться пустяшными резонами! Можно припомнить и давнее. Дмитрий Пожарский был женат на Голицыной Фёдоре Андреевне.

Наталья хмуро отвела глаза в сторону, что означало неприятное затруднение и досаду. Она тут же надумала посоветоваться со своим другом Патриком Гордоном. Он был докой во всякого рода спорных делах.