Крокодил и его слезы

Нарайан Разипурам Кришнасвами

Свободные раздумья на избранную тему, сатирические гротески, лирические зарисовки — эссе Нарайана широко разнообразят каноны жанра. Почти во всех эссе проявляется характерная черта сатирического дарования писателя — остро подмечая несообразности и пороки нашего времени, он умеет легким смещением акцентов и утрировкой доводить их до полного абсурда.

 

 

Р. К. Нарайан

КРОКОДИЛ И ЕГО СЛЕЗЫ

 

По-моему, крокодил — самая обиженная из божьих тварей. Я много об этом думал. Не то чтобы у меня была какая-то особая причина думать именно о крокодиле. Тут трудно что-либо объяснить, но крокодилы всегда меня занимали. Не было случая, чтобы я прошел мимо и не остановился посмотреть, если где-нибудь на камне у зловоннейшего из деревенских прудов мне попадалось это существо, застывшее словно в трансе и похожее скорее на нечто геологическое, чем на представителя животного мира. И из того, что о них пишут в газетах, я тоже ничего не пропускаю. Вот недавно прочел об одном крокодиле, убитом в реке, так в нем, когда ему вспороли брюхо, обнаружилась целая печально-красноречивая коллекция золотых и серебряных украшений стоимостью в несколько тысяч рупий. Спрашивается, кому она принадлежит? Государству, согласно Закону о кладах? Или тем из пострадавших, кто остался в живых и может теперь доказать свое право собственности? Или же все должно достаться тому человеку, который убил крокодила? Что думает об этом сам крокодил? Я уверен, что у него есть свои понятия и свои мерки и он переживает свои триумфы, свои надежды и разочарования. Наверное, если бы он мог говорить, то сказал бы приблизительно так: «Мне надоело, что люди постоянно говорят о моих слезах. Самое скверное в людях — это что они, выработав некий шаблон мышления, уже не способны от него отказаться. Из-за того что какому-то дураку вздумалось вообразить нас в слезах, никто теперь не в состоянии представить себе крокодила не проливающим слезы. Кому это пришла в голову такая мысль, хотелось бы мне когда-нибудь докопаться, хотя бы даже в следующей жизни. Просто, когда я волнуюсь, глаза мне застилает туман. Можете мне не верить, но я при всей моей внешней невозмутимости буквально трепещу от предвкушения, стоит мне заслышать шаги, приближающиеся к кромке воды. И настоящие слезы изобильно струятся у меня из глаз, когда я убеждаюсь, что они остановились на суше. Это иногда бывает — и ничего ужаснее не может случиться с голодным крокодилом. На берег выйти я не отваживаюсь. Ноги мои на суше теряют подвижность, я становлюсь беспомощным и несчастным. Дайте мне самую мелкую лужу, и в ней я буду могуч, как Самсон. А без воды я похож на Самсона с остриженными кудрями. Такими уж создал нас бог, и не будем оспаривать его предначертаний. Да и нечего мне делать на суше. Для меня не существует проблемы жизненного пространства, покуда на земле остается хоть несколько децилитров воды. Немного беспокоит меня, правда, что ученые предсказывают скорое обезвоживание нашей планеты, но, впрочем, это затронет только будущие поколения, а нас непосредственно не коснется. И я не склонен ломать себе голову над столь отвлеченными вопросами.

Когда я обеспечен провиантом и сверху моросит приятный мелкий дождь, тогда я доволен судьбой и ничего больше не желаю от жизни. Тогда я улыбаюсь, действительно улыбаюсь своей знаменитой от уха до уха улыбкой, которая подошла бы для рекламы самой лучшей зубной пасты. И тут начинаются разговоры о крокодильих улыбках. Хотите увидеть улыбающегося крокодила, пожалуйте ко мне, в мой зеленый тинистый пруд. Милости просим от всей души… Даже мой водоем и тот не избежал внимания человеческой общественности, хотя районный бактериолог и кричал со всех крыш, что к нему запрещается приближаться, и для подтверждения сам приблизился. Где сейчас этот бактериолог? Меня можете об этом не спрашивать. Иногда, конечно, я могу и ошибиться, но, как правило, к ученому я близко не подойду. Ученые нужны для прогресса человечества, и я вовсе не склонен тормозить его. Смею надеяться, что внутри меня вы не найдете ни одной пробирки, хотя колец и браслетов там, пожалуй, несколько наберется. Ох уж эти женщины со своими кувшинами. Без воды им неймется. Недавно хватился своей жены деревенский полицмейстер. Сколько было шуму! Полицмейстер выждал неделю, а потом женился заново. Я слышал, как наяривали барабаны и флейты. Вероятно, остальные женщины в деревне не особенно сокрушались по поводу исчезновения первой мадам полицмейстерши. Они по-прежнему судачат и сплетничают у моего пруда, но все-таки одной крикливой ругательницей стало меньше. Я тоже как мог потрудился на благо людям. Помните тигра, который отведал раз человеческой крови, произвел себя за это в людоеды и стал рыскать ночами по деревне? С ним разделался вовсе не деревенский охотник, хотя грому от его ружья было страшно много. Тигр исчез, вот все, что об этом известно. А последним видел его я. Он явился на берег пруда, чтобы запить водой свой неправедный обед, а охотник в ту пору, наделав шуму своей аркебузой, храпел на всю деревню.

Но горько раскаиваюсь я, что однажды соблазнился лодыжкой, которая оказалась лодыжкой местного борца, силача Гамы. Он съедал тысячи миндальных орехов в один присест и запивал молоком четырех коров. И должно же было мне так повезти, чтобы именно он спустился в тот час к нашему пруду мыть ноги! Он выругался, удостоил меня одним мимолетным взглядом и пошел себе на деревенскую площадь, таща меня за собой, точно старый ботинок, у которого запутались шнурки. Явившись на площадь, он созвал людей, прочитал им лекцию о физической культуре, отодрал меня от ноги и шмякнул оземь. Я был точно мокрая тряпка в руках дхоби.

Из моей кожи сделали чемодан, который вы покупаете сейчас для поездки в Сан-Франциско по делам культурного обмена. Желаю вам счастливо долететь. Надеюсь, вы больше никому не позволите шарить в моем нутре в поисках без вести пропавших деревенских жителей.

Но тот борец! Он был сильнее слона, которого некогда спас Вишну. Поверите ли, ведь это мой собственный прапрадедушка пытался заглотать живьем мифического слона. Мы очень гордимся этим фактом из нашей семейной истории. Старик ни за что бы не разжал железных челюстей, когда бы не вмешательство свыше…»