Гештальт-терапия рассматривает текущее поведение как фобийное, моделированное таким образом, что в целом его можно воспринимать ровным, а на самом деле оно избегает настоящего контакта и подавляет настоящее выражение. Кроме практически универсального избегания боли, глубины контакта и выражения, некоторые фобии чисто индивидуальны и лишены специфических функций, являющихся частью нашего потенциала.

Идеал инициации действия или экспрессии имеет, соответственно, две формы технического приложения в Гештальт-терапии: одна - универсальная, другая - индивидуальная. Универсальная техника - это максимализация инициативы, риск и явная экспрессия словом или действием. Техникой для индивидуального приложения является «предписание», основанное на индивидуальном диагнозе, выполнение которого позволит индивиду превозмочь избегание.

А. Максимализация Экспрессии

Этот принцип применяется в Гештальт-терапии в разных формах. Одну из них опосредованно мы уже обсудили: минимизация невыразительного действия. После того, как клише и многословие подавлены, то, что останется - это выбор между пустотой и выражением.

Другой техникой, ведущий к максимализации экспрессии, является обеспечение неструктурной ситуации. Там, где ситуация неструктурна, индивид представлен собственному выбору. Там, где нет правил взаимодействия, где поведение индивида не ограничено, он сам вырабатывает свои правила, отвечает за свои действия. Отсутствие структуры требует от индивида, чтобы он проявил творчество, а не просто хорошо играл в навязанную игру.

Отсутствие структуры является, подобно другим аспектам Гештальт-терапии, компонентом ее основного упражнения: практики континуума осознанности. Более того, уверен, что только через оценку данного аспекта упражнения терапевт способен эффективно реагировать на пациента.

В каждое мгновение континуума осознанности пациент либо следует, либо сопротивляется диктату своих желаний, импульсов момента. Что бы он ни делал, это он, кто делает. Это его выбор, а терапевт должен заставить его осознать решения, помочь ему понять, что он выбирает, т.е. что вся ответственность на нем, как, например, в следующих ситуациях:

П.: У меня челюсти сжаты. Чувствую, кулаки тоже сжимаются… сейчас затопаю ногами. Т.: Что же вы не топаете? П.: Я решил не топать…

Когда индивид не интегрирован, то, будучи представлен собственному выбору, он неизбежно выставляет свои внутренние трещины в виде конфликтов:

П.: Мне чувствуется, будто я стою и ору на всех вас!

Т.: А я вижу, что вы этого не делаете.

П.: Боюсь, что это выглядело бы смешно.

Т.: Это?

П.: Ну, я выглядел бы смешно.

Т.: Вот он ваш конфликт: орать или бояться мнения группы. Давайте-ка над этим поработаем… и т.д.

Конфликты, наиболее часто проявляющиеся во время практики континуума осознанности это нечто среднее между органичными потребностями с одной стороны и общественными правилами поведения и принятием во внимание реакции других людей с другой. Это можно суммировать дилеммой:

«Коль отрыгнуть - стыда не оберешься, а проглотить - своим же поперхнешься».

Думаю, стоит выделить, несколько важно отсутствие структуры в решении подобных конфликтов. В ситуации, где главным является правило «отказа от правил», пациент не может не признать конфликта как своего собственного. Другими словами, интерпретация конфликта как столкновения между своей сущностью и внешним миром (или общественными правилами) будет лишь отказом от собственности. Если он придерживается правила «будь собой», то здесь его свобода подвергнется серьезному испытанию. Это не обязательно означает, что в следующей подобной ситуации в жизни он не столкнется с окружающим или что в любой ситуации он должен действовать согласно своим желаниям. Это будет уже предметом выбора его зрелости. Отсутствие структуры наделит его пустотой, которую он заполнит своей экспрессией или же осознанием своей неспособности сделать это, осознанием своих конфликтов и их природы.

В групповых занятиях отсутствие структуры принимает дополнительную окраску, а правило «отказа от правил» заслуживает особого отношения.

Обычно я говорю слушателям, что наш сеанс будет своего рода разработкой истины - истины нас самих, здесь многого можно добиться, если рискнуть выразить свои чувства не только словами, но, и невербальными действиями. То, что мы говорим или делаем, может оказаться очень близким истине, но для того, чтобы очистить это от примеси самообмана, мы должны искренне делиться и действовать, исходя из переживаний момента. У этого правила тоже есть исключения, которые варьируются терапевтом. Например, одним является суппрессивная техника, выделенная в предыдущем разделе. Другое - просьба не прерывать работу терапевта переключением на кого-то одного в группе. Моим собственным правилом является формула: ограничить прерывание экспрессии, вербальных или других, интенсивными чувствами (никаких императивов или комментариев), никаких индивидуальных наставлений, максимальная спонтанность.

Другим важным компонентом в максимализации экспрессии является прямая подсказка об экспрессии, вербальной или невербальной. Такая подсказка заключает в себе основное упражнение, кроме того, пациенту требуется побуждение, чтобы он выражал свои переживания постоянно, шаг за шагом. К тому же на вербальной экспрессии часто настаивает терапевт, когда пациенту она не удается:

Т.: Что вы сейчас переживаете?

П.: Чувствую, что сержусь на замечание Джо.

Т.: А когда вы рассердились, то перестали выражать свои" переживания.

П.: Да, я еще и испугался.

На групповых сеансах вербальная экспрессия может быть стимулирована по-разному. Фритц Перл говорил: «У вас всегда есть альтернатива: прервать кого-то или прервать себя. Хочу, чтобы других вы прерывали чаще, чем себя». Полезным будет по несколько раз за сеанс просить кого-нибудь из группы сделать короткое высказывание о его переживании момента. Это служит для того, чтобы разбудить чувства или реакции, которые иначе могут заглохнуть, выделить что-то или кого-то, заслуживающего внимания, способствовать открытости коммуникационных каналов.

Техника, в которой отсутствие структуры и предписание экспрессии идут вместе, а пациенты обращаются к членам своей же группы по очереди, часто называется «круговой». Сюда подходят и вербальные, и невербальные экспрессии; как правило, «круговая» техника эффективна при одностороннем акте экспрессии, без ожидания ответной реакции. Инструкцией здесь может быть: «скажите каждому что-нибудь» или: «Скажите каждому то, что вы хотите сказать», «Скажите каждому, что вы о нем думаете» и т.д. А можно инициировать невербальную экспрессию:

«Сделайте что-то каждому из нас», «Сделайте каждому то, что вам подскажет внутренний голос, поддайтесь импульсу момента».

Такие приемы, подобно большинству в Гештальт-терапии, не следует превращать в стереотипы, где вовлекается каждый участник группы; прием становится более полезным, когда используется как часть органичного развития и в соответствии с индивидуальными потребностями в данный момент. Функция приема, в основном, в преодолении сдержанности индивида в экспрессии и при отсутствии экспрессии в межличностной сфере. Каталитический эффект других используется как стимул для извлечения того, что континуум осознанности не извлекает спонтанно.

Активная форма особенно ценна в случаях с теми, кто избегает риска, у кого трещина между вербально-интеллектуальной реакцией и их эмоционально-импульсивным поведением. В таких случаях предписание делания может либо завести индивида в тупик, либо раскрыть в нем аспект, недостижимый вербальным путем.

Кроме просьбы говорить и делать что-то по отношению к другому члену группы существует форма экспрессии, заслуживающая особого выделения, поскольку она объединяет неструктурность и инициативу: неструктурная вокализация или тарабарщина. Тарабарщина - это действие, которое не может быть запрограммировано или отрепетировано. Готовность «говорить» тарабарщину можно рассматривать как готовность сказать о неизвестном, заранее непродуманном. Однако природа такой задачи не только несмоделирована, но и экспрессивна. Каждый, кто экспериментировал с тарабарщиной, знает, насколько она отражает для каждого из нас наш собственный индивидуальный стиль и ощущения момента. Именно отсутствие структуры предопределяет тарабарщину: она послушно раскрывается для внутренней нашей реальности подобно художественному произведению.

Прием экспрессии через тарабарщину может быть очень ценным в связи с ее непредсказуемостью для стимуляции инициативы и рискованности в целом, однако у него есть и особое применение. Тарабарщина уникальна, по крайней мере, для некоторых: она способствует спонтанности экспрессии, которая иначе, т.е. словами и действиями, не получается. Таким образом, информация, несомая этими, казалось бы, бессмысленными слогами, может быть одновременно и ключом и семенем для самосознания. Иногда индивид может подвергнуть цензуре и выбраковать- весь свой гнев из высказывания, голоса, сознания, а в тарабарщине гнев обязательно проявится. Обычный голос остается непринужденным, а в тарабарщине проявляется страсть - это причина для продолжения работы над его подавленными нуждами. С тем, что высказано тарабарщиной, можно поэкспериментировать и высказать потом словами, что непременно будет способствовать осознанности.

Б. Индивидуальные предписания

В зависимости от того, что определяет интуицию и восприятие терапевта, он иногда усматривает «дыры в личности» индивида, как пишет Перлс:

… у каждого из нас в личности имеются дыры. Вильсон Ван Дусен первым открыл это в шизофрениках, но я убежден, что дыры есть у каждого из нас. Там, где что-то должно быть, там нет ничего. У многих нет души. У других - сексуальных наклонностей. У некоторых нет сердца. И вся их энергия уходит на просчитывание, обдумывание. У тех нет ног, они не могут стоять. У этих нет глаз. Их глаза, подобно прожекторам, высвечивает что-то из внешнего мира, они так и живут, будто видят только это что-то… У большинства нет ушей. Считается, что уши для того и созданы, чтобы ими слышать. А кто слышит? Если бы люди слышали, войны бы не было .

Терапевт может проявить смысл того, что пациент избегает в своей жизни и поведении, чего не может признать, принять или выразить, но что является его частью. Помогая ему выразить его истинные аспекты, которые им подавляются, терапевт помогает ему познать себя, стать ответственным за то, что он есть, т.е. стать целостным. Интуиция или восприятие, которые в обычной психотерапии воспринимаются как интерпретация или комментарий, помогают терапевту воздействовать на экспрессию пациента, задействуют «рот» пациента, а не его «ухо». Выражение Перлса

«Можно мне накормить вас предложением?» стало стандартным приемом, где пациент экспериментирует с возможной истиной, увиденной терапевтом, высказываясь о самом себе. Чаще всего такое действие обнажает смысл истины или фальши или же вызывает иную реакцию, более значительную, чем интеллектуальное согласие и отсутствие его.

Приглашение пациента делать то, чего он избегает, более эффективно, когда оно подразумевает действия, а не высказывания, имеющие значения действий.

Т.: Вижу, что вы избегаете смотреть на нее.

П.: Да.

Т.: Попробуйте обратное: посмотрите на нее прямо.

П.: Мне неудобно. Чувствую, что мне не хочется даже говорить с ней.

Т.: Так скажите ей об этом.

П. (ей): Меня к тебе совсем не тянет. Чувствую, что я совсем далеко от тебя. Вообще бы не хотел видеть тебя. (Более уверенно) Мне не хочется быть с тобой рядом. Ты меня заела своими постоянными претензиями. (Громко) Я тебя ненавижу!

В данном примере терапевт выступает в роли повивальной бабки, помогающей разродиться экспрессией того, что в противном случае осталось бы невысказанным. В других случаях терапевт может пойти еще дальше: может попросить «тихоню» выразить гнев, заставить «супермена» запросить помощи, самодовольного интеллектуала повторять «Я не знаю». Терапевт действует, интуитивно определяя «убийцу» в тихоне, неуверенность всезнайки, червоточинку в супермене. Предписания, подобные этим, могут основываться не только на интуиции или понимании первопричины, но и на принципе действия от обратного. Одной из оригинальнейших идей Перлса было применить фигуральное различение к вопросу о самовосприятии и личностном функционировании в целом. В рамках своего невроза мы раздуваем значение отдельных своих черт, которые почитаем за добродетель, и не замечаем тех, которые называем пороком. Таким же образом мы фильтруем свою спонтанность, какие-то проявления поддерживая, другие же тормозя. А что, если изменить точку зрения, принять за рассматриваемую величину, фигуру сам фон, на котором данная «фигура» смотрится? Что, если перевернуть весь наш жизненный эксперимент на некоторое время? Ведь если это удается, сколько новых возможностей мы получим.

Идея реверсии привычного самовосприятия и собственных поступков может принять различные формы, которые можно рассматривать как средства по извлечению экспрессии того, что откладывалось, не замечалось или подавлялось, как несовместимое с гештальтом. Отсюда можно вывести, что противоположная сторона человеческого отношения скорее всего также является его частью, хотя и менее развитой.

Принцип реверса может быть применим не только к чувствам, но и к физической стороне отношений. Раскрытие определенной позы, глубокого дыхания вместо сдерживаемого входа или выхода, изменение моторных отношений левой и правой сторон может привести к развертке неожиданных переживаний. Вот пример:

Терапевт замечает, что при выражении текущих переживаний пациент часто прерывает то, что он говорит и чувствует, в эти моменты он сглатывает или фыркает. Терапевт предлагает ему делать противоположное фырканию и сглатыванию. Пациент начинает усиленно и продолжительно выдыхать через нос и рот, что приводит, по его словам, «к незнакомым и удивительным ощущениям… будто бы я рыдаю, но как-то через силу, мускулы напряжены, как при зевании; такое напряжение мне нравится, особенно при выдохе до самого конца, ощущение как будто от оргазма».

Позже он обнаружил, что такое чувство у него было давно, только он ничего не знал об этом: «Это как вспышка, как желание взорваться изнутри, разодрать какую-то пленку, в которую я завернут, которая мешает мне. В. одно и то же время я и в смирительной рубашке, и сам себя сжимаю».

Краткое переживание было исходной точкой спонтанного развития в течение месяцев. Мускульное напряжение и сопутствующие ощущения становились все осознаннее, его все больше тянуло к физическим упражнениям. Затем он обнаружил, что удовольствие можно получить и от танцев, свободно выражающих его экспрессию в движении и в общем отношении. В конце концов он стал ощущать мышечное раздражение, проходящее только после осознания его причин при реагировании на людей в степени, неизвестной ему ранее.

Еще одним ориентиром для инициализации действия или выражения, сокрытых в собственном понимании отсутствия «законченности», является то, что, по терминологии Гештальта, называется отсутствием закрытия. Невысказанные слова и неопределенные действия оставляют в нас след, связывая с прошлым. Значительная часть наших мечтаний и грез является попыткой жить в фантазии о том, что нам не удалось в реальности. Иногда, как мы увидим в дальнейшем, терапевт призывает пациента сделать фантазии более реальными, обыгрывая их; иногда он просто разбирается в его ощущении незавершенности и предлагает пациенту выполнить то, что было отложено или выполнение чего избегалось. Эта идея может быть применима в разных формах: закончить в фантазии незаконченную мечту, сказать родителям то, что не было высказано в детстве, распрощаться с разведенным супругом или с умершим родственником. В групповой терапии является обычным разбираться в конце сеанса или с незавершенными ситуациями межличностного группового общения. Чаще всего «незаконченность» создается сдерживанием выражения одобрения или негодования, такое выражение можно рекомендовать в качестве группового упражнения.