Новогодние приключения Деда Мороза в двух частях, с прологом и эпилогом
Пролог
Настроение у Деда Мороза было приотвратнейшее! Его главный конкурент и соперник Санта Клаус обходил его по всем позициям. Во–первых у него была Миссиз Клаус. Согласно современным представлениям, это была стройная, ухоженная блондинка, регулярно посещающая спортзал и следящая за своим питанием. Кстати, о питании. Это будет во–вторых. Санту везде ждут с печеньем, молоком и морковкой для оленей. Все это жадный дед сметает недрогнувшей рукой, а сказки умалчивают о том, что супруга ему дает пакетики для этого, и потом бедные эльфы, которым не дают отдохнуть и в праздник, сортируют и замораживают все подношения. Хитрая семейка весь следующий год не тратится на выпечку и молоко, а морковь как только не готовят! Да, эльфы! Это будет в-третьих. Рабский дармовой труд по изготовлению подарков. и никаких профсоюзов и жалоб. А у него? Жены нет, но откуда не возьмись появилась внучка — Снегурочка. Ветреная, инфантильная, малахольная особа, которой лишь бы хороводы водить. Вот случай был совсем недавно: схватила кормящую зайчиху, лисицу и волка и в пляс пустилась. Зайчиха, бедная, думает, как бы шкуру спасти, да зайчонка покормить, который в сугробе ждет, лисица и волк на зайчиху зубы точат, а этой дурочке — внучке все равно! Она и медведя недавно умудрилась разбудить, переживала, что он Новый год пропустит. Пришлось пожертвовать бочонком меда и парой литров самогонки, чтобы Хозяина утихомирить и в берлогу обратно запинать. А кухня? Даже ледяную окрошку умудрилась испортить, квас подогрела, холодное ему видите ли вредно! А угощение? Раньше хоть на елку пряники, да орехи, да конфеты развешивали. Можно было угоститься. А сейчас? Сплошное стекло и пластик! Редко–редко, когда полакомишься. Да и не в его привычках без спроса брать. И никто же и не скажет: «Вот, Дедушка, угощайся! Вот тебе и холодец, и рыбка заливная с хреном, и грибочки, и водочка ледяная!» Размечтался дед и еще больше расстроился. Вместо угощения выслушивает он нескончаемые стихи, да песни. Елочки, зайчики и прочая флора и фауна уже надоели так, что при детях не скажешь! Письма опять же. Самому приходится отвечать. Это только в дурацких сказках и снеговик у него в помощниках и всякие белочки–зайчики. Белочкам–зайчикам зиму переживать надо, а снеговик быстро превращается в мутную лужу. Хорош помощник! Эх, жизнь! Детей прибавилось, пока всех объедешь, кони в мыле, сам падаешь без ног, только Снегурка скачет, смеется, рисунки детские на стену лепит.
Не было у деда настроения, но работа есть работа, поэтому вздохнул он и 31 декабря отправился в путь. Долгий–долгий. Надо сказать, что основную Дедову работу делал все–таки магический посох. Задачей Деда было появиться в доме ровно без десяти полночь (а как он умудрялся в КАЖДОМ доме появляться в одно и то же время, то нам с вами знать не положено), выслушать стишок или песенку сонного разбуженного ребятенка, стукнуть посохом и уже старый магический механизм преобразовывал игрушки в свертках именно в то, что хотело дите, в соответствии в материальными возможностями родителей, конечно. Ну и память родителям подправлял немного, вроде сами и покупали. Все это надо было делать быстро, аккуратно и абсолютно невидимо, ибо Дед Мороз — это сказка, тайна и загадка!
Часть 1
Так оно и в этот Новый год происходило. Стишки, песенки, Снегурка (тоже невидимая человеческому глазу) с детьми плясала, да косы девочкам заплетала, рисунки собирала в большую папку, чтобы самые лучшие в своей светелке развесить. Дед по старости уставать начал рано. Еще поздравлять и поздравлять, а его уже ноги не держат. И тут случился форс мажор. Как всегда и бывает, ничего не предвещало. Мальчик Миша семи лет, вел себя хорошо, письмо с просьбой написал заранее, стишок отбарабанил на одном дыхании, пока родители умилялись и фотографировали дитятю. И вот, когда Дед стукнул посохом и вместо маленького свертка под елкой появилась большая коробка, что–то заставило его задержаться. Шустрый пацан открыл коробку и там оказалось: несколько томов детской энциклопедии, новый телефон, новый собачий ошейник, лежанка и витамины, тоже собачьи, большая коробка зефира, коробочка пастилы и шерстяные носки ручной вязки примерно 45 размера.
— Я не помню, чтобы я покупала носки и зефир, — мать семейства потерла лоб, мучительно пытаясь вспомнить, как она накупила столько интересного и, главное, зачем. Мишка зефир и пастилу не любил. И носки?
— Мишенька, кому это?
— Зефир Алексу, он его очень любит, пастилу Снегурке, а носки Деду Морозу, — спокойно ответил Мишка и внимательно посмотрел на замершего Деда, а потом незаметно мотнул головой куда–то вглубь квартиры, мол, иди за мной.
Оторопевшие родители молча смотрели, как пацан поволок к себе коробку с подарками. Но тут наконец–то чары волшебного посоха подействовали и они кинулись открывать шампанское и чистить мандарины.
— Ты нас видишь? — дед Мороз невежливо впихнул танцующую Снегурку в детскую и плотно прикрыл за собой дверь.
— Конечно, — Мишка был удивлен. — Мне Алекс сказал, что ты знаешь об этом.
— Алекс? Кто это?
— Мой ангел хранитель.
Дед Мороз подумал, что у него упал уровень сахара в крови, он впадает в кому, поэтому–то ему и слышится всякая небывальщина, потому как ангела хранителя не может видеть ни один человек, на то он и ангел.
— Твой кто? Где? Почему? — Дед Мороз плюхнулся на диван, пытаясь понять хоть что–нибудь.
— Алекс — мой ангел хранитель. Я его попросил с Рексом погулять, а то он в драки ввязывается, папу уже собаки кусали, когда он их разнимал, а с Алексом Рекс в безопасности. И папа тоже. — Мишка засмеялся. — Подарки же! С Новым Годом, Дедушка, с Новым Годом, Снегурочка!
И торжественно вручил носки и пастилу. Снегурка — сластена тут же открыла коробочку и угощаться начала, а Дед сидел, не в силах поблагодарить, только слезы копились в уголках глаз, а потом как плотину прорвало. Заревел старый.
— Мне? Подарок? Носочки, да мягонькие, тепленькие такие.
Он подтянул мальчика к себе и поцеловал его в лоб.
— Ах, ты мой хороший! Как же ты узнал, что носки у меня прохудились?
— Я сказал, — в комнату ворвался взъерошенный Алекс — ангел хранитель. Одно крыло было в грязи, перья выдерганы, белоснежные одеяния изодраны в клочья. Вид у него был, как с поля боя.
— Не пойду больше с Рексом гулять, и не проси! С овчаркой сцепился, еле разнял, потом за кошкой как дернул, из мусорных баков его доставал!
В комнату влетел веселый маленький фокстерьер.
— Вот этот, с овчаркой? — Дед уважительно посмотрел на фоксика, который прыгал вокруг Мишки и Алекса, весьма довольный собой и жизнью.
— С Новым Годом, Алекс, — Мишка подхалимски протянул ангелу большую коробку зефира.
— Знаешь мои слабости!, — Ангел тоже прослезился и поцеловал мальчика. — Не дам! — это уже адресовалось псу, который унюхал сладости и умильно поглядывал на Алекса, подметая обрубком хвоста пол. Алекс положил коробку на шкаф и сказал, что потом съест, после холодца и оливье.
— Ты у нас не сильно задержался, Дед? Ты не подумай, я не гоню, но график! — Алекс постучал пальцем по часам, на которых все еще было без десяти полночь.
— Ох, и засиделся я у вас, привычно начал Дед Мороз и осекся. — А почему он нас видит?
— Как это почему? Ты все письма оттуда, — ангел потыкал пальцем вверх, — читаешь?
— Конечно! Снегурочка, ты мне все письма передавала?
— Да, Дедушка, — невнятно пробормотала внучка жадно доедая пастилу (и ведь ни с кем не поделилась, кстати!)
— Все, все?
— Один раз синичкам–сестричкам конверт отдала, — Снегурочка облизывала липкие пальцы и не замечала, как здоровый румянец деда переходит в багровый отблеск гнева.
Дед уже понял, что в голове у снежной девицы картинка была просто загляденье: две синички весело порхая несут конверт с важным письмом. Это в теории, а на практике, попробуй еще в густом лесу этот конверт доставь, остерегаясь хищников, веток и неблагоприятных погодных условий.
— Что в письме–то было? — вздохнул Дед.
— Главный проводит эксперимент. Год назад были выбраны сто детей, им дали возможность видеть и нас и все устройство вселенной. И нам помощь и вера у людей вырастет. Может быть. Эксперимент все–таки. Даже Главный, бывало, ошибался.
— Это ты про утконоса что ли?
— Да и про него тоже. Так что тебя еще девяносто девять детишек разного возраста увидят. И вот еще. Вот адрес, — ангел протянул Деду клочок бумаги, — поздравь ее последней. Хоть и крюк сделаешь, не пожалеешь! — Алекс подмигнул.
Дед Мороз с нежностью посмотрел на Мишку и Рекса, подранного Алекса, пожелал им счастливого нового года, забрал дремлющую внучку и носки и поехал себе дальше.
Часть 2
Десятилетняя Сонечка, дочь успешного и состоятельного московского ресторатора с волнением смотрела на накрытый стол в детской.
— Папа, все по списку? Традиционный русский стол?
— Конечно, радость моя. — Отец снял с полки зачитанный томик Чехова, рассказы которого дочка обожала. — Вот смотри, наше меню по рассказу «Глупый француз» — солянка из осетрины по–русски, блины с балыком, семгой и икрой, а дальше уже изыски моего шефа, но все по старинным русским рецептам. Ты довольна, солнышко? Может быть ты все–таки скажешь, для кого весь этот банкет? — Папа подмигнул и ущипнул дочку за пухленькую щечку, подозревая, что пунцовый от смущения кавалер с букетом лилий вот–вот будет привезен своими родителями на новогодний прием к его золотцу. Только почему стол накрыт на четверых, в таком случае?
— Это сюрприз, — строго сказала Сонечка и невежливо выставила отца за дверь. Часы показывали ровно без десяти полночь.
Эпилог
Объевшуюся блинами Снегурочку дед еле–еле затащил в ее светелку и сгрузил на кровать. «Сама разденется, когда жарко станет», подумал он. Сам он тоже объелся. Такая солянка, такие караси в сметане, да блины с икоркой, да под водочку! Дед хорошо запомнил адрес Сонечки и договорился время от времени ее навещать, подбадривать, следить за успехами и, конечно, иногда обедать. Всем вместе: Соня, Мария — ангел–хранитель, он и обжористая, как оказалось, внучка. Потом он с трудом затащил в избу мешок с подарками. Целых сто подарков, его подарков! Какое это новое и прекрасное чувство — получать подарки. Он сложил их горкой, любовно погладил каждый и, не веря своему счастью, решил пока не распаковывать их, а просто полюбоваться.
По всей земле дарующие улыбались от счастья и радости, потому как, что может быть лучше, чем исполнить чье–то желание или даже мечту!
Реальный случай в ветеринарной клинике
— Здравствуйте, что у вас случилось? — стандартное приветствие в вет. клинике. Я задала этот вопрос мальчику–подростку. Он мне сразу почему–то не понравился, говорил так тихо, что я переспрашивала его по два–три раза, напрягая слух, был какой–то вялый, так и хотелось его ущипнуть для бодрости.
— Вот.
Он поставил на стол кошку. Я, привычная к вони и ранам, отшатнулась. Кошачья морда — вся была сплошная язва, запах неописуемый. Сама кошка — вялая, истощенная, с потухшим взглядом, шотландская вислоухая. Хоть и было правило, не спрашивать у клиентов, как они довели животное до такого состояния, иногда я не сдерживалась.
— Почему раньше не привез? Чего ты ждал? Неужели не жалко ее?
Пока я натягивала перчатки и измеряла температуру, которая оказалась уже пониженной, что очень плохо, я ругала мальчика. Он молчал, опустив голову, а потом что–то пробурчал.
— Что? — я уже была зла на него, как сто чертей. — Говори громче!
— Я ее сегодня нашел, у нас в подвале.
Мне сразу же стало стыдно. Я ругала ни в чем не повинного ребенка, решившего побороться за кошачью жизнь.
— Извини меня, пожалуйста.
Он ничего не ответил, да я и не ждала.
— У кошки по всем признакам лептоспироз. Серьезная болезнь и люди ею тоже болеют. Ты будешь ее лечить?
— Да.
Пока я делала уколы, записывала его в журнал, я объясняла, как соблюдать правила гигиены, как ухаживать.
— Кошка очень тяжелая, у нее мало шансов, ее придется привозить сюда каждый день и кормить нежирным бульоном с детским питанием. Будешь этим заниматься?
— Да.
Я не думала, что еще их увижу. Но через день, в мою смену, они пришли. Кошка была без изменений и я подумала, что уж послезавтра их точно не будет. Они пришли. Мальчик возил кошку дней десять. Каждый день. Тихо сидел в очереди, а кошка раз от раза становилась все живее и веселее. И вот настал момент, когда она пыталась царапаться и кусаться в ответ на уколы. В последний день лечения с мальчиком приехала его мама. В отличие от сына, она была очень разговорчива и сказала мне, что мальчик разбил свою копилку и все деньги потратил на такси и на лечение этой кошки.
— Вы можете гордиться своим сыном, — абсолютно искренне сказала я ей и мальчик впервые за все время посмотрел мне в глаза. Смутился от моей улыбки, опять опустил голову и что–то по своему обыкновению пробурчал. Кошка сидела у него на коленях, ни язвы на мордочке, шерстка блестящая, глаза чистые и здоровые.
И мне стало так тепло на душе и когда бывало тяжело на работе, я вспоминала этого мальчика и здоровую, ухоженную, счастливую кошку у него на коленях.
Важное задание
— Чего ты хочешь?
— Честно?
— Конечно!
Почтальонша Верка внимательно осмотрела вытащенный из сумки пирожок и ответила:
— Свободы!
Он пристально посмотрел на нее. Вот уж не ожидал. Предполагал, что желание будет из стандартного списка: похудеть, не болеть, замуж, на Мальдивы, квартиру, миллион евро и так далее.
Кругленькая Вера с аппетитом жевала пирожок, совсем не любопытствуя почему ее желаниями интересуется красивый и модно одетый молодой человек неизвестно как появившейся в их селе.
— А сейчас ты несвободна?
Глупый вопрос, конечно, но ему надо влезть в доверие и узнать о ней побольше.
— Что за идиотский вопрос! — Она словно прочитала его мысли, — Стала бы я желать чего–то, что у меня и так есть.
Вера вытерла жирные руки о юбку и полезла в сумку за яблоком. Она и сама была, как наливное яблочко: кругленькая, сбитенькая, с румяными щечками, пышущая здоровьем и силами. С удовольствием таскала тяжелою сумку по селу. Тяжелую не из–за почты, которой стремительно становилось все меньше, а из–за яблок, пирожков, пряников и прочих вкусностей, до которых она была большая охотница и «если бы не целый день на ногах, да на свежем воздухе, каталась бы ты, Верка, как колобок по селу», беззлобно говорила ее мать, накладывая в отдельный пакетик дочкину дневную норму вредных углеводов и полезных фруктов для баланса.
— Яблочка хотите?
Яблок еще оставалось несколько штук и Вера решила, что можно и поделиться.
— Нет, не хочу, а какую свободу ты хочешь?
Становилось все интереснее и сложней. Он мысленно улыбнулся. Любил сложности.
— Такую, чтобы абсолютную! Чтобы сбросить с себя тело, взлететь искрящимся разумом вверх, оглядеться, обмереть от восторга, а потом, сгустком чистой энергии еще выше, выше, к звездам, в космос и парить там, летать со скоростью света, любоваться зарождением и гибелью звезд и галактик, плевать в черные дыры …
Дальше он ее уже не слушал. Есть! Он сорвал джек–пот! Задание было плевое — уничтожить ее сумку с почтой, где хранилось одно письмо, буде доставлено по адресу, оно изменило бы мир. Похоже он не только через пару минут завладеет сумкой, но и представит начальству нового галактического почтальона, в которых была постоянная нехватка. Он краем уха слушал, как она все рассказывала о звездах, о том, как детстве папа ее учил находить созвездия, как она полюбила Марс и отчаянно захотела побывать на нем и что она отдала бы все на свете, чтобы каждые земные сутки трапезничать в ресторане «У конца Вселенной.»
— Что?
Последнее желание было явно странное и лишнее.
— Разве вы не должны знать всю земную литературу? Я думала все наши знания уменьшаются для вас в маленькую таблетку. Выпил и опля! Можешь говорить на любую тему. Я ошиблась?
Кругленькая Вера смотрела на него наивными, чистыми и глупенькими глазками деревенской простушки.
— Так договор кровью и чернилами подписывать будем? Лучше чернилами, я крови боюсь, я даже стараюсь боевики не смотреть или глаза закрываю, когда там раны или …
— Замолчи! — у него начала кружиться голова от ее стрекота и слов. Он медленно начал понимать, что все идет совсем не так, что она его не боится и даже подозревает, кто он и все равно не боится! Это неправильно!
— Ха–ха, — он выдавил из себя смешок. — Какой договор, ты о чем?
— У вас язык черный и раздвоенный, — вздохнула Вера. — Яблочка точно не хотите? Вроде бы они по вашей части, нет?
Он облизал языком пересохшие губы! Ох, действительно, вот что значит потерять бдительность! Ну да ладно, она, похоже с легким приветом, все проще будет…
Додумать он не успел.
— Слышь, ты, Джеймс Дин!
Из–за угла почты, около которой и состоялся этот разговор, вышел Воин Света Дмитрий, по совместительству Веркин жених, с дрыном в руках.
— Верка, опять лясы точишь! У тебя почта не разнесена, письмецо важное не доставила. Ай–яй–яй! — Митька ласково хлопнут почтальоншу по попе.
— До свидания, Князю привет передавайте! — Верка была сама вежливость, сквозь которую, ехидство даже не просвечивало, оно смеялось и показывало язык непутевому агенту.
— Кккакому князю?
— Тьмы, конечно! — Верка повернулась и пошла относить важное письмо, не интересуясь, как Митька отмутузит Джеймса Дина (нашел в кого превратиться, чудик старомодный!).
Потому что когда ты завербована и помолвлена с Воином Света, ты можешь позволить себе все. Кроме абсолютной свободы.
Слон Василий и Ответ
Фанатам Дугласа Адамса, всем настоящим автостопщикам по Галактике, посвящается
Слон Василий осознал себя как личность одним воскресным утром. Было странно и необычно думать словами, да еще и на русском языке. «Ого! Я знаю, что думаю на русском!» Василий огляделся по сторонам. Все как всегда. Родной Таиланд, солнце, море, жара, скоро поведут туристов развлекать. С одной стороны — это приятно. Бананами угостят, а не угостят, так и стащить можно. Хобот вон какой длинный! А с другой — унижение. Он, думающая личность, и возить мелких и тупых двуногих! Слон поднял хобот вверх и негодующе затрубил. Мысли теснились в огромной голове, сталкивались, конфликтовали и множились, как тараканы–прусаки. Слон понимал все больше и больше. Он стоял, покачивая головой, размышлял и был уверен, что еще чуть–чуть и он найдет Ответ на самый Главный Вопрос.
Несколькими днями ранее
Молодожены Любаша и Василий проводили медовый месяц в Таиланде. Восторгу не было предела! Экзотика! Каждое утро невиданная птица выпрашивала тосты и пыталась пить сок из стакана, обезьяны, как кошки или собаки шатались везде, море — теплое, ласковое, как будто в утробу вернулся, качает на волнах и выходить не хочется. Они наслаждались каждой минутой и хотели попробовать все–все фрукты и побывать на всех доступных экскурсиях.
— Любаш, на слонах будем кататься?
— Конечно!
Они купили несколько связок бананов на угощение и ждали, когда соберется группа. Меланхоличные и безразличные к людям животные тоже ждали. Для них это было навязшей в зубах рутиной и они не понимали, почему странно белые люди так визжат, смеются и счастливо кормят их бананами.
— Посмотри на этого! Правда он на моего, то есть нашего Васеньку похож?
— Люб, ну как слон может быть похож на кота? Ну разве что немного цветом?
— У него глазки умные и смотрит он, как Вася, когда собирается колбасу со стола стянуть.
— Вот и держи бананы крепче!
Большой слон с умными глазками присматривался к счастливой паре. Бананы держала женщина, вцепилась в них клещом. «Эта жадина просто так всю связку не отдаст, по одному будет скармливать», подумал слон, не зная, что Люба просто элементарно трусила и с ужасом представляла, как она подойдет к этой махине. А как она на нем куда–то поедет, уже даже и не могла вообразить. Они со слоном внимательно рассматривали друг друга до тех пор, пока в сумочке у Любы не зазвонил телефон. В сумочке! Скажете тоже! Вы бы видели эту сумочку! В ней неделю жить можно было!
— Держи! — Люба отдала бананы мужу и полезла в свой баул.
— Да где же он? Вот холера, аптечка рассыпалась!
— Зачем ты ее с собой таскаешь? По жаре!
— А вдруг что случится?
— Слон наступит, например?
— Очень смешно! Так, подержи вот эти таблетки, не урони, очень важные и эти, о, а я их обыскалась! Танька посоветовала купить для твоей мамы!
— Что еще за таблетки?
— Да, чтобы голова лучше соображала и не кружилась.
— С каких это пор медсестра заменяет нам полноценного врача?
— С таких, что она опытная.
— Ты бы еще у ветеринара проконсультировалась.
Люба немедленно покраснела.
— Не может быть? Правда, тебя ветеринары лечили?
— Нет, — буркнула Люба, продолжая искать разрывающийся телефон в сумке.
— Танька звонит, кстати.
Кота оставили на попечение подруги, которая отзванивалась каждый день и подробнейшим образом рассказывала, как Васенька поел, как смотрел, был ли бодр и злобен, как всегда, видно ли, что скучает по хозяйке. В этот раз долго говорить не получилось, не успела подруга сказать, что котик ее сильно поцарапал и укусил, как разговор был прерван человеческим воплем.
— Ааа, — орал Вася из рук которого абсолютно наглым и неожиданным образом было выдернуто все, что он держал. А именно: бананы и упаковки с таблетками. Фрукты и медикаменты слон с умными глазками, похожий на Васеньку, быстро закинул себе в пасть, пока не отобрали.
— Люба, что за таблетки там были?
— Противозачаточные и для мозгов.
Люба побелела и с ужасом посмотрела на довольного слона. Супруги побежали к погонщику, который из их путанного объяснения и воплей понял одно: они хотят, чтобы он вернул деньги.
— No!
— Слон сожрал лекарства, ему срочно к ветеринару! — махал руками Василий.
— No!
— Тьфу!
Слон тем временем весело поглядывал на остальную группу, примериваясь, у кого бы еще стянуть бананы. Воровать не пришлось. Странная пара двуногих, у которых он стащил совсем немного, закормила его фруктами.
— Смотри, вроде бы он не жует, значит таблетки так в облатках и выйдут.
— И слава Богу!
Но как–то так получилось, что таблетки слон все–таки прожевал. И они поразили его самого результатом. Он осознал себя и нашел ответ на самый Главный Вопрос.
А через девять месяцев, в далекой России, Люба родила дочку. Назвали ее Василисой, потому что никто ее так рано не планировал, а произошло все, как в сказке.
— Ты — Василиса премудрая! — сказали младенцу и тем определили ее судьбу.
В жарком Таиланде действие таблеток прекратилось и слон Василий забыл и свое русское имя и свое осознание и Ответ на самый Главный Вопрос, продолжил воровать бананы у туристов и жил долго и счастливо.
P. S. Вам, наверное, страшно интересно знать этот ответ? Я поделюсь с вами секретом. «42». Ответ — «42».
P. P. S. Но мы то с вами знаем, что надо было искать не только ответ, но и сам Главный Вопрос:)))
Вера, Надежда и Любовь
— Ты понимаешь, что это не по правилам?
— Да.
— Ты понимаешь, что тебе за это влетит?
— Да.
— Ты осознаешь, что ради этой мелкой, ничтожной душонки ты рискуешь своим положением?
— Да. Не называй ее так!
— Почему, если это так и есть?
— Пусть, но она живая. Она есть и значит, зачем–то живет.
— Ну, началось. «Если звезды зажигаются, то это кому–нибудь нужно». Нахватался блох!
— Почему блох?
— Да потому что все эти высказывания не стоят ни выеденного яйца, ни блохи!
— Это ты так думаешь. Может быть и стоят.
— Нам то точно все равно. У них может и стоят.
— Они этим живут.
— Глупыми цитатами?
— Ими тоже. Иногда они помогают.
— Они вообще странные.
— Не нам судить.
— Ты точно уверен?
— Да. Пусть он будет.
— Я тебя предупредил.
* * *
— Пожалуйста, вылечите его! — Заплаканная девочка стояла около ветеринара и теребила его за халат.
— Уберите отсюда ребенка!
Врач устал за долгую смену, полную сегодня боли, ран и смертей. Собака на столе была уже почти там. Он это видел и чувствовал и, чтобы избавить ее от мучительного конца, набирал в шприц летальную дозу снотворного.
— Вы уверены, у него точно нет шансов? — такая же заплаканная женщина оставалась в кабинете.
— Женщина, вы будете учить меня профессии? — ответ врача был груб и непочтителен, он не любил делать это, но когда вставал выбор между страданием и смертью, он выбирал костлявую.
Она заплакала, чуть ли не душа себя носовым платком, чтобы не завыть в голос.
— Пожалуйста, я вас умоляю. Посмотрите его еще раз. Может быть можно что–нибудь сделать.
— Выйдите отсюда! — Врач уже орал.
В коридоре заходилась криком девочка.
— Это ее собака, понимаете? Помогите!
Лицо врача побагровело.
— Вон!
Женщина, робкая и нерешительная в жизни, вдруг заорала на него:
— Нет, это вы идите отсюда! Я требую другого врача!
— Да, пошла ты! — Он швырнул шприц на стол и вышел из кабинета. За ним поспешила помощница Вера.
— Наденька, пойдем скорее, — Вера перехватила ветеринара уже в дверях.
— Верочка, я тороплюсь, я уже все на сегодня.
— Я тебя очень прошу, там собачка тяжелая, ребенок переживает, а этот опять не хочет работать.
— Ладно. В последний раз, учти.
— Учту. Побежали скорее.
Собака была еще жива, покорная и доверчивая, она лежала на столе, истекая кровью, готовая принять свою судьбу. Наденька, не переодевшись, осматривала, промывала рану, колола.
— Как его зовут?
— Зевс.
— Ооо, какое имя замечательное! Оно должно помочь. — Надежда Петровна с улыбкой посмотрела на беспородную мелкую собачонку. — Надо же, Зевс!
— Он поправится?
— Я не знаю, но сделаю все возможное.
Зевс пережил первую, самую тяжелую ночь и все вздохнули с облегчением. Оказалось, рано. Рана загноилась и жизнь пса повисла на тонком волоске.
— Опять они приперлись со своей вонючкой. — недовольно говорили уборщицы. — И что они так носятся с этой шавкой? За деньги, которые они уже потратили десяток собак можно было вылечить!
Женщина с дочкой, игнорируя сморщенные носы санитарок и других посетителей, упорно привозили отощавшего Зевса на промывания и уколы.
— Ты не переживай, — говорила мать дочери, — у нашего врача имя замечательное — Надежда, она Зевса обязательно вылечит.
* * *
— Слушай, ну вот как так получается? Ты нарушил правила, сохранил собаке жизнь, а тебе даже не влетело?
— А ты еще не понял?
— Нет. Объясни.
— Да потому что необязательно собаке умирать, чтобы ребенок научился любви и милосердию.
— А как же развитие души?
— Так она и развилась через сострадание!
— Ну в планах же смерть была собачья!
— Ты на меня посмотри внимательнее!
— Ну, посмотрел и что?
— Я же терьер!
— Йоркширский, ха!
— Терьер! И если уж вцеплюсь в кого–то, то не отдам.
Маленький йоркширский терьер с крыльями бабочки и грозный ротвейлер с орлиными сидели на ветке большого ореха и наблюдали, как маленький и отважный Зевс защищал свою хозяйку от наглого рыжего кота, выпрашивающего кусочек колбаски. Рана полностью зажила и короткая собачья память с легкостью стерла воспоминания о боли и страданиях, осталась только огромная благодарность за то, что вытянули, вцепились руками, зубами, привязали к себе огромной любовью и не отпустили. Зевс посмотрел вверх, увидел двух собак с крыльями на дереве, подумал, что этого просто не может быть и, помахивая хвостом, побежал за девочкой в кухню, где вкусно пахло котлетами.
Сколько стоит велосипед
— Сколько стоит велосипед?
— Миллион твоих улыбок.
— Беру. Как тебе их упаковать? В пакет или коробку?
— В коробку, расшитую бусинами и бабочками.
— Что ты будешь с ней делать?
— Я открою ее в центре мира и твои улыбки разлетятся по всей земле.
— Глупец, у тебя же ничего не останется.
— У меня будешь ты и неограниченный запас твоих улыбок.
— А велосипед?
— А велосипед ты мне будешь одалживать. Сколько возьмешь за аренду?
— Миллион твоих поцелуев.
— Как тебе их упаковать?
— Э нет, милый! Ты останешься со мной и будешь платить постепенно. Твоими поцелуями я не буду делиться ни с кем.
— А вдруг я тебе надоем?
— А вдруг ты потребуешь вернуть велосипед?
— Тогда навеки вместе?
— Я не знаю, сколько это. На всю жизнь — это точно.
— Копи улыбки!
— Готовь велосипед!
Домовой
Домовой сидел на стуле напротив меня, смешно болтал коротенькими ножками в латанных–перелатанных носках и с видимым удовольствием пил кофе с кексом.
— Вкусно? — поинтересовалась я. — А вот еще с кремом попробуй. Крем этому кексу по рецепту не положен, но я решила, что будет очень кстати. Сыр маскарпоне я взбила с жирными сливками и добавила сахарной пудры. Совсем чуть–чуть, для настроения.
— Вкууусно, — подтвердил Домовик, беря еще кусочек кекса и жирно намазывая его кремом. Все это великолепие он запивал черным свежесваренным кофе, налитым, конечно же в его собственную чашку. Чашку старинную, из дореволюционного Кузнецовского фарфора, доставшуюся мне от бабушки.
Домовой у нашего дома традиционный. Маленький, седенький, ехидненький старичок, охочий до вкусной еды, теплых носков и тишины в доме. Сейчас эльфы модны. Приманивают их особыми блюдечками с молоком, да следят, чтобы в доме было шумно и весело. Таков этот народец: спокойствия не терпит, кошек дергает за усы, детям шнурки запутывает, дразнит собак, но взрослых слегка остерегается. Могут и молоко разбавить и печенье невкусное положить. Эльфы шустры, проказливы и шумны. Не вынесу я их издевок, коты будут вечно за диваном прятаться, да собаки поскуливать, когда перед их носами будет висеть морок вкусной сосиски. Эльфы для молодежи.
Наш Домовой консервативен, строг и снисходителен. Котов обожает, разрешает даже по столам лазить, с собаками ладит, ко всему живому относится с уважением и нежностью. Любит порядок и чистоту. Ох, неспроста он явился на кофе. Чувствую, чувствую будет мне взбучка, поэтому пытаюсь очистить мысли и думать о луковицах тюльпанов, только что купленных. Тюльпаны, меняющие окраску, вы только предcтавь…
— Хозяюшка! Прерывает мои мысли строгий оклик. «Ну, вот, началось», думаю я. Не помогли мысли о тюльпанах, прекрасном и смысле жизни.
— Хозяйка, а хозяйка, — нудит антропоморфное существо. — Полы когда в последний раз мыла, а? И не надо мне говорить, что сил у тебя нет, что готовишь мол целыми днями. Вкусно готовишь, не спорю. Но полы–то полы тоже мыть надо!
Что тут ответить. Сижу, молчу, сливаюсь со стулом, да кофе подливаю критикану, авось успокоится. Куда там! Мойдодыр только начал разбор моих грязных грехов, т. е. полов.
— Мне же перед соседями стыдно!
— Перед какими это интересно соседями? — поинтересовалась я. Домовые соседних поместий, особенно Васькиного вообще не знают, что такое половая тряпка, и сами едят из мусорки, между прочим!
Зря я это сказала. Про мусорку. Что–то он там вспомнил из прошлой жизни, когда еще не у нас жил. Рассказывать не хочет о прошлом, но вижу, что–то там было такое, что ест он всегда аккуратно, до крошечки и постоянно проверяет мои запасы. Вот и сейчас нахмурился, спрыгнул со стула и побежал в комнату.
— Ну как так можно, хозяйка! Муки и килограмма не наберется, сахара тоже. Что ж ты творишь! Макарон накупила, а соусы, а мыло, а бакалея? Я список тебе напишу подробный, а еще лучше садись, пиши под мою диктовку.
— Хорошо, хорошо, — я согласна на все лишь бы не заводил про полы. Но я рано расслабилась. Его взгляд упал на клочок шерсти около стула.
— Так, не хочешь по–хорошему, будет как всегда, пригрозил дедун и медленно растаял в воздухе. — В магазин смотайся, проверю! — донеслось еле слышное указание уже откуда–то сверху.
«Подумаешь, полы не мыты. Их каждый день по два раза мыть надо, чтобы чистыми были», успокаивала себя я, убирая чашку тонкого фарфора в шкаф до следующего раза, когда меня посетит хранитель дома. «Если так не нравится, сам бы взял и помыл», в сердцах сказала я. А вот этого мне не то что говорить, но и думать не надо было. Потому что вечером последовало возмездие.
Шум падающей кастрюли, нецензурная лексика, разбежавшиеся коты и собаки и вечер из спокойного и томного стал таким, что соседские эльфы обзавидовались. Муж уронил шестилитровую кастрюлю с бульоном. Почти полную. Бульон душистыми волнами растекался по коридору, подмывая кошачьи миски и лоток. Супруг орал и требовал тряпки, много, и тазик для безвременно почившего бульона. Я тоже орала и спрашивала как это можно было уронить кастрюлю и у кого руки–крюки? «Я тебе эти вопросы как–нибудь напомню," необычно злобно сказал муж, отмывая пол.
А где–то на чердаке, уютно устроившись в самодельном креслице из кусков утеплителя, Домовой смеялся и разговаривал с душой Маркиза: «Кот, больше в азартные игры не играй! Я же говорил, что полы они сегодня помоют! И где ты возьмешь сосиску, которую ты мне проспорил?» Призрак кота мял лапками носочки Домового и умильно заглядывал ему в глаза. «Эх, животное!» сказал старичок, лаская ладошкой переливающуюся янтарную душу. «Будет тебе сосиска, и молоко будет. Подожди немного.» Призрачный кот успокоился и свернулся калачиком у него на коленях, а Домовой стал думать, как же заставить помыть окна нерадивую хозяйку?
Свидание «вслепую»
(с тремя разными финалами, на выбор читателя)
На «слепое» свидание я согласилась только из–за Ленки. Достала она меня. Знаете, есть такие женщины, запрограммированные на всю жизнь. Еще в сопливом детстве, пеленая пупсов, они походя вытрут весеннюю сопель соседского мальчишки и строго отправят его домой обедать. Сразу видно — хозяйка растет! Потом у них тоже все схвачено вплоть до подходящего парня, появляющегося из ниоткуда. Вроде бы и не встречалась ни с кем, а тут — оп! И они уже приглашения на свадьбу рассылают. И он тоже весь из себя такой семьянин хороший, гвоздики прибивает там, где надо и не надо и шуруповерт у него есть и перфоратор и работа тоже надежная и хлебная. Так и представляю их воскресенье: с утреца он отсыпается, она на рынок метнулась, мясца прикупила, поскандалила с торговцами чуть–чуть для куражу, борщечка сварганила, скатерть чистую постелила, детям подзатыльников и рублей на кино надавала и из дома выгнала, чтобы хозяин, значит, спокойно пообедал. Он ест борщ, а она его глазами, глазами так и ласкает всего и наглядеться на него не может. И все у них расписано вплоть до свадьбы правнуков и места на кладбище. Из волнений — смена мебели, квартиры, машины. И все. Скучно. Хотя… Есть в этом своя прелесть. Завидно иногда. Вот в такой редкий момент зависти, когда Ленка своих близнецов в школу одевала и я смотрела на их пухленькие доверчивые мордочки, что–то екнуло там, в районе души, то ли в сердце, то ли в пятках, то ли в башке, где ветер гуляет и бешеные белки воют, не знаю. А Ленка, хоть и курица, момент этот просекла и тут же у нее кавалер для меня нарисовался. Положительный, как положено. Разведенный правда, но где ж в мои то годы неженатого найдешь? Соглашайся на то, что есть. Согласилась. Встречу в своей любимой кофейне назначила. Пришла пораньше, настроиться надо было. Шутка ли, столько времени на свидания не ходить! Надо вспомнить, как это вообще делается. Думаю, погляжу на молодежь, благо парочек вокруг полно, вспомню ощущения давно ушедшей молодости, да пирожных поем, пока кавалер в рот не заглядывает и калории и рубли не считает. Откуда мне знать, может он вообще зожник какой, прости Господи. Или скупой, что практически одно и то же. Пришла, сижу, пью кофий с коньячком, ем пирожное, настраиваюсь. Под коньячок настрой хороший пошел. Легко все стало, весело, люди вокруг. Смеются, разговаривают. Хорошо. Пошла еще за веселящей жидкостью. Возвращаюсь и понимаю, что тихо ускользнуть из дома мне все–таки не удалось. «Хвоста» за собой, а вернее с собой, я все–таки привела.
1
Торчит из моей сумки кончик хвоста. Моя домашняя крыса по прозвищу «Крыса» залезла оказывается в сумку, пока я собиралась. Крыса у меня умная и красивая, по своим, крысиным меркам, конечно. Но вот как отнесется кавалер к ней? А время поджимает, домой я уже не успеваю, поэтому погладила подругу, сунула ей кусочек пирожного, чтобы не зря кафе посетила и стала ждать своего мужчину. Пришел он, да не один. Девчонка с ним — подросток, вся взъерошенная какая–то, худющая, смотрит недобро исподлобья и носом шмыгает. Вот совсем «замечательно» мне стало! Даже на кавалера толком не смотрю от расстройства, а только на девчушку эту. Странная она, как все подростки. Не знаешь, то ли она разрыдается, то ли в горло тебе вцепится. Как положено, здрасти, здрасти, я, мол, Виталий Петрович, а это дочка моя, совсем забыл, сегодня я с ней день провожу. Он еще и склеротиком вдобавок оказался! А так на вид, ничего. Спокойный, уверенный и надежный. Кого же мне Ленка еще могла порекомендовать. Она близнеца своего Кольки мне и нашла. Я сразу поняла, что ничего у нас с ним не получится. Не по мне эта скукота, когда каждый день одно и то же. А он меня так не стесняясь изучает. И видно, совсем не нравится ему то, что он видит. А видит он такую мадаму, которая на роль жены вряд ли сгодится: драные джинсы, майка черная с надписью: «Let me bid you farewell. Every man has to die», читает он это и морщится, а потом неожиданно так спрашивает:
— Любите Dire Straits или это Ваша жизненная позиция? Вот если бы остановился перед этим «или», то может быть я бы и подумала, а так… Зануда.
— Тебя как зовут? — не отвечая кавалеру, поворачиваюсь к девчонке. Та молчит несколько секунд, думает дерзить мне или не стоит.
— Валерия, — отвечает, решив поберечь яд для отца. А то, что он этим ядом будет облит с ног до головы понятно сразу.
Сидим, молчим, разговаривать не о чем. Вот котика бы мне сейчас в сумку! Какого–нибудь экзотического, и так вынуть его эффектно и обстановка разрядилась бы. Котиков все любят и все им рады, особенно когда лоток вонючий за них убирает кто–нибудь другой, а котики делают вид, что в лотке исключительно радуга концентрированная., красивая и душистая, а не вот это вот самое. Но есть только Крыса. Ее я эффектно и вытащила из сумки! Кто ж знал, что у этой бледной прыщавой Валерии крысобоязнь. Не знаю, как это по–научному называется. Дуреха завопила, подскочила и побежала на улицу. Нервы успокаивать, не иначе.
— Ну, знаете ли! — произнес ее папаша, встал, так торжественно застегнулся на все пуговицы и был таков. Хорошо, они заказать ничего не успели, а то чувствую, платить бы мне за них. Что–то тяжело мне на душе стало. И не ожидала ничего вроде бы, а все равно погано. Думаю, что было бы это кино, подбежал бы сейчас симпатичный официант или другой посетитель, тоже любитель крыс и слово за слово… Кино, мдааа. «Меньше мелодрам смотреть надо и книжек читать, а реалистично смотреть на вещи», сказала я про себя голосом своей мамы, поправила несуществующие очки, запихнула Крысу в сумку и пошла домой.
2
Торчит из моей сумки знакомая полосатая шапочка и сумка чуть–чуть подрагивает, пока он там устраивается. Эх, вылить бы на негодяя коньяку, да напиток жалко.
— Так, так, — говорю, открывая сумку. — И кто же это у нас здесь?
Молчит, зыркает злобным глазом, да думает, как вывернуться. А думать надо быстро.
— Принеси мне пирожное, не как у тебя, другое, с фруктами.
А вот это очень неожиданно. Вместо мольбы и просьбы приказ. Интересно и тревожно.
— Ты что себе позволяешь? — спрашиваю.
— А ничего. Пирожное неси, тогда поговорим.
Увидев, что я собираюсь сделать, он немного поутих и присмирел.
— Подожди, не делай этого! Или ты хочешь, чтобы семья узнала где ты?
Тааак. Пригрела лепрекона на своей груди. Да, это мерзкое, коварное и ненадежное создание — лепрекон. Притащился он за мной из моего дома. И самое ужасное, он может вернуться туда. Сам, без моей помощи. Здесь его держит свобода, вкусная еда и многочисленные ювелирные магазины, куда он ныряет каждый день, пробует изделия на зуб, ругается на низкое качество и пугает продавщиц. Просится в Антверпен, алмазный край, но без меня он не сможет туда попасть, а мне и здесь хорошо.
Вы помните то чувство, когда вы вырывались из отчего дома на каникулы или на учебу? Когда родители думают, на что вам жить, а вы просто живете. Помните это ощущение свободы? Вот я сейчас так свободна. Уже много лет. Лепрекон снабжает меня деньгами (знаю, откуда он их берет, но закрываю глаза), я ему готовлю и стираю его драгоценную шапочку и вместе нам здесь очень хорошо. По дому я не скучаю. Совсем. Там все по взрослому, чинно и тоскливо. То ли дело здесь, среди людей! За долгие годы у меня появились друзья и подруги, меня предавали и любили, я научилась плакать и смеяться, узнала, что такого особенного в весеннем ветре, почему все замирает перед грозой, узнала вкус поцелуя, свежепожаренного куска мяса, хлеба из печи и яблока с ветки. Я даже поняла зачем люди заводят детей, кошек и собак. Я почти стала человеком. И я не хочу возвращаться. Пока. Взяв сумку, я пошла в дамскую комнату.
— Вылезай, — скомандовала нахалу. Тот затаился в недрах сумки. Я подавила в себе недостойное желание вытряхнуть на пол. Ползай потом на четвереньках, собирай свое добро. Амулеты в сумке тревожно пели и перемигивались, как огоньки на елке. Лепрекон тихо пытался проковырять сумку и просочиться в канализацию. (А вы думали Стругацкие все выдумали? В гостях они у нас побывали, да повидали многое, хорошо потом в психушке не прописались)
— Вылезай, хуже будет, — блефовала я. Этот карлик знает что–то с чем, я скорее всего, не справлюсь, но пробовать надо всегда. Поэтому я просто вытащила его за шкирку. Болтая ножками в тяжелых подкованных сапогах, испачканный некстати открывшейся помадой, лепрекон тяжело смотрел на меня.
— Выкладывай, что это все значит!
— А то значит, что домой тебе пора, девочка, — прозвучал вдруг знакомый голос из закрытой кабинки.
— Тетя?
— Она самая. — сказала родственница, не делая попытки материализоваться.
А вот это уже очень серьезно. Мать я бы уговорила, отца обхитрила бы а вот тетка. Она шкворень нашего клана. Знаете, есть такие, на них все держится. Задача трудная. С теткой тягаться мне рановато. Но прежде всего надо проучить предателя.
— Значит пирожное тебе, с фруктами. — Лепрекон съеживается, понимая, что пощады не будет. Зря он меня предал. Тетка ему не поможет, это он и сам понимает. — Куда же тебя отправить? — делаю вид, что думаю. — Знаю! За то, что служил мне верно и преданно, работать тебе в ларьке самой дешевой и страшной бижутерии!
— Госпожа, — только и успел пискнуть подлец.
— А ты учишься, девочка, — теткин смех, как звон колокольчиков. Мы все так смеемся, отчасти за это нас и любят. Особенно музыканты. — Пора, собирайся, — в ее голосе уже не колокольчики, а расплавленная сталь, огненная и опасная, обманчиво красивая. — И даже не думай бежать, дед сторожит все выходы.
Старая карга читает мои мысли безо всякого труда. Влипла! Ах, как не хочется возвращаться. Дома, конечно, горы и реки, они совсем другие и не объяснишь, притворятся не надо и по еде я соскучилась, а все–таки здесь мне тоже нравится. Что же делать?
— Все, хватит, надоело. — тетка разозлилась, а это совсем плохо. То, что это не плохо а ужасно, я поняла мгновенно. Теплый вихрь поднял меня, рассеял человеческое тело в пыль и понес наружу. Я еще успела увидеть важного и наглаженного господина, пришедшего на свидание почему–то с дочкой, успела узнать о них все, в том числе то, что девчонка больше всего на свете боится крыс. А вот напугать ее мороком крысы мне уже не хватило времени.
3
— Теть Тань, прием! — вдруг раздалось из моей сумки. От неожиданности я пролила на себя коньяк.
— Да, чтоб вас всех!
Я совсем забыла про рацию и соседского Сашку. Десять лет пацану, рассказала ему как–то про Шерлока Холмса, сам читать не хочет, ленится, а вот в моем пересказе теперь нуждается, как дитя в манной каше. Договор у нас. Каждый день рассказываю ему по одной истории, а он за это по квартире не бегает и благим матом не орет. Живут они в аккурат надо мной, поэтому, когда мальчишка носится туда, сюда, у меня люстра падает. Ну, почти. Теперь пацан в сыщика играет и для этой цели выпросил у отца две рации, одну мне впихнул, со второй не расстается даже ночью, как его мать мне по секрету сказала. Рации слабенькие, далеко не достают, зато бесплатно. Вот мы так и переговариваемся с соседом. Говорим на самые разные и животрепещущие темы. Про отпечатки пальцев, замурованные трупы (надо будет ему еще и Алана По пересказать) и прочие загадки Вселенной. А раз рация заговорила Сашкиным голосом, то и сам он где–то рядом. Точно! Пытается спрятаться в очереди в кассу и оттуда уже долетают вопли: «Мальчик, тут очередь!»
— Ну–ка, лети ко мне, птица счастья, — говорю в рацию.
— Чо вы опять обзываетесь, — мычит чадо, подходя ко мне.
— Во–первых, не «чокай», а во–вторых, что ты здесь делаешь? Ты с родителями?
Молчит, сопит, принюхивается к пирожному на тарелке. Таак, понятно. Ну, как и следовало ожидать.
— Ты один и следил за мной от самого дома. — Это не вопрос. Это утверждение.
— Теть Тань, я такой голодный, — вздыхает дитя и смотрит на меня честнейшими глазами.
Ну что с ним делать? Домой одного не отправишь, далеко, придется свидание вслепую проводить втроем. Дала ему денег на бутерброды и пирожные и отправила самого стоять в очереди. Отменять свидание вроде бы поздновато. Будь, что будет. Недаром мне утром в кофейной пенке единорог привиделся. Я решила, что к чуду. Ну, вот оно, чудо мое, с обгрызанными ногтями и грязной физиономией. Надо его отправить умыться. Я полезла в сумку за салфетками и в это время… Вы верите в чудеса? Вот и я не верила, а они, оказываются, случаются. Редко, очень редко и не знаю, как их заслужить, но бывает. И мое чудо сейчас заговорило со мной знакомым голосом.
— Мир тесен, Танька, правда?
Передо мной стоял ОН. Тот, которого обожала, с которым могла бы в огонь и в воду, от взгляда которого кожа покрывалась мурашками, любила я его, короче. Больше всего на свете. А он испугался и метнулся в тихий спокойный брак с одной серенькой мышкой.
— Теть Тань, это Васькин папа. Васька, одноклассник мой, помните я вам рассказывал?
Да ничего я не помню сейчас. Стою и просто смотрю на Женьку, не веря, что это он.
— Теть Тань, — не унимается Сашка, — а дайте мне вашу рацию мы с Васькой поиграем.
— Только далеко не убегайте, — я даже смогла это сказать. Жизненный опыт, знаете ли, помогает иногда. Дети убежали и, как пишут в романах, повисло неловкое молчание. Перед моими глазами промелькнули картины прошлого, настоящего, которое есть, которого не было и которое могло бы быть. Что будет дальше со мной, с ним? Случайна ли эта встреча и будет ли продолжение? Вопросы, вопросы, вопросы. Будут ли ответы, я не знаю. Но знаю одно: мне абсолютно не хочется с кем–то знакомиться, пока рядом Женька. Потом может быть, а сейчас нет. Поэтому я встаю и предлагаю выйти и посмотреть куда побежали мальчишки.
— С тобой хоть на край света, — галантно говорит Женька. Черт бы побрал его галантность, меня инфаркт накрывает от таких слов.
Мы идем к выходу и в дверях я случайно задеваю локтем прыщавую девчонку.
— Женщина, смотрите куда идете, — подразумевая «смотри куда прешь» разражено блеет важный господин, сопровождающий девицу.
— Обязательно, — отвечаю я. — Теперь я всегда буду смотреть, куда иду.
Подарок
Погода для середины октября выдалась неожиданно теплая. Солнце щедро дарило последнее тепло и свет перед тем как перейти в ночной «тусклый» режим. Небо голубизны такой, что не спутаешь — осень и вот–вот пойдут первые заморозки и станет оно уныло серым. День выдался отличным. Как раз для того, что я задумал.
— Посмотри какое замечательное место. Давай остановимся?
— Место, как место. Не лучше и не хуже. Делай, как хочешь.
Он безразлично смотрел в окно и мне пришлось чуть ли не силой вытаскивать его из машины.
— Посмотри, как красиво! — Посмотреть действительно было на что. Осенний лес желто–зелено–багряный, спокойный и умиротворенный, наполненный прозрачным воздухом. Все, как писал поэт и даже лучше. Белые облачка, словно для контраста с яркой голубизной неба и солнце. Тишина и покой. Как будто в мире и нет больше ничего и никого.
Зря я остановился так далеко от леса, обратно придется его нести, а он хоть и похудел сильно в последнее время, все равно тяжеловато будет. Ну да ладно, справлюсь.
— Пойдем?
Он безразлично плелся за мной, не замечая ничего, не обращая внимания ни на птичьи крики, ни на шепот листьев.
— Давай немного отдохнем. — Я вывел его на заранее приготовленное место. Сел на пенек, достал из рюкзака термос, налил себе чаю.
— Бутерброд будешь?
— Ты привел меня сюда, чтобы убить.
От неожиданности я обжег язык и поперхнулся.
— Я знаю. За все эти годы я научился читать твои мысли. Только сделай все быстро. Я не хочу мучаться.
— Вениамин! — от неожиданности я второй раз за всю жизнь назвал его полным именем. — Что ты такое несешь?
— Сегодня хороший день, да? Хороший, чтобы умереть. Не надо нести меня обратно, оставь здесь.
— Как ты мог такое подумать? — я обнял его и как ни сдерживался, голос дрогнул. — Ах ты, старый пенек! Что же ты удумал, дурашка. — Я обнимал своего старого пса, и мы оба немножко плакали. Я чувствовал такой родной запах его макушки, гладил его и все никак не мог успокоиться. Но Я глотнул чая, опять обжег язык и скомандовал:.
— Веник, ищи! — Он с недоумением посмотрел на меня. На охоту мы с ним давно не ходили и в последнее время я щадил его, обращался, как с инвалидом. — Ищи я сказал. — Я подбавил металла и жесткости в голос.
Мой верный Веник еще недоверчивее посмотрел на меня и нерешительно повилял обрубком хвоста.
— И не делай вид пожалуйста, что ты в одно мгновенье оглох и лишился нюха! — ехидству в моем голосе позавидовала бы сама ехидна.
Веник нерешительно обнюхал пенек, на котором я сидел. Хотя бы он нашел, хотя бы нашел, каким богам помолиться прямо сейчас, чтобы мой план не сорвался! Давай, давай, я мысленно подсказываю тебе, где искать. Находи уже, раз ты научился читать мои мысли! Есть! Веник остановился около той самой березки и гавкнул. Сначала нерешительно, а потом все громче и громче, наслаждаясь своим забытым басом.
— Молодец, пес! Ну–ка посмотрим, что там?
Мне даже не понадобилась лопатка, так как Венькин подарок я зарыл неглубоко. Там, в корнях березы, надежно завернутая в пакет лежала игрушечная лиса. — Ты помнишь, Веник? Ты помнишь, именно здесь ты первый раз выгнал свою первую лису!
Я вручил игрушку собаке и он, так и не вспомнив ту первую лису, сразу полюбил эту. Ярко оранжевую, пушистую, вкусно пахнущую моими руками, домом и немножко лесом.
Потом мы ели бутерброды, я допил забытый чай и пора было ехать домой. Обратно Веник уже не брел. На глазах помолодевший пес неторопливо бежал, сжимая в пасти свой драгоценный, найденный подарок. Лису.
P. S. Посвящается нашему ушедшему Джонику.
P. P. S. Я не охотник, поэтому вполне возможно наделала профессионально охотничьих ляпов. Прошу меня извинить за это.
Вальгалла
— Вставай, мы уже опаздываем!
— Куда?
— Куда надо! Вставай!
Почему–то он никак не мог открыть глаза, да и тело его не слушалось. Сердце билось медленно–медленно, а дышать становилось все труднее.
— О, мы соизволили встать, — произнес ехидный голос и он вдруг понял, что глаза у него открыты и он видит перед собой говорящую тень. Тень лениво пошевелилась и приняла форму кота.
— Так проще будет? Шевелись!
Он попытался поймать тень и поговорить с ней так, как пытался очень давно, но тогда не сумел. Подлец залез на акацию и был недосягаем.
— Вижу, ты меня вспомнил. Я‑то тебя и не забывал, можно сказать следил, чтобы вовремя подсуетиться и выбить себе это задание.
— Какое задание?
— Сопроводить тебя к месту службы, конечно.
— Какой службы? — он медлил, заставляя тень говорить, а сам примерялся, как он прыгнет и…
— Вот дурак, — насмешливо произнесла тень. — Кого и как ты собрался хватать? Оглянись!
Сам не зная почему, он повиновался. Он был в родном дворе, только почему–то не лежал, как в последнее время, а парил над землей, болей не было, тяжести в лапах тоже и чувствовал он себя замечательно.
— Вниз посмотри, — продолжала командовать тень.
Он повиновался и увидел себя. Исхудавшего, измученного болезнями, недвижимого.
— Теперь понял?
— Я что .. — он не смог произнести этого слова.
— Да, именно, каждый раз одно и то же и никто не верит. Умер. Еще вопросы будут?
— А ты тот самый соседский кот?
— Вспомнил, браво! Он самый, которого ты загнал на дерево.
— Да, на акацию, а как ты меня дразнил до этого, помнишь? Сидел в двух шагах, зная, что я не могу попасть в огород и медленно умывался! О, как я тогда был зол!
— Конечно помню! Разрывался на части от лая, зато потом, потом, помнишь?
Тень смеялась так, что теряла форму.
— Потом я перелез через бочку, которой загородили проход в огород и погнался за тобой и ведь чуть не схватил!
— Даа, было времечко! Ну, нам действительно пора. Я должен проводить тебя. Кстати, как тебя зовут?
— Джоник, а тебя?
— Я уже забыл как меня звали здесь, а мое имя там тебе знать еще не положено.
— Там это где?
— На Валгалле. Теперь ты нужен там.
— А что это за место такое?
— Туда попадают самые отважные и храбрые воины, погибшие в бою.
— А ты как там оказался тогда?
— Думаешь мышей в своих кладовых они сами ловят? Там много и ваших и наших. Там почти все как здесь. Тебе понравится.
— Подожди, а как же мои хозяева здесь? Как они без меня?
— Им придется смириться. Они будут тосковать и горевать, но твое время здесь вышло и ничего не поделаешь. Сильно не переживай, ты сможешь их навещать. Только видеть они тебя не смогут, они смогут почувствовать твое присутствие.
— Это как?
— Слушай, ты задаешь слишком много вопросов. Твой новый хозяин все тебе объяснит лучше меня. Я всего лишь кот, играющий роль Валькирии!
— Валькирии? Какая из тебя Валькирия? Вот была у меня одна дамочка, беленькая такая, симпатичная, с гладкой шерсткой, и вот я …
— Потом, все расскажешь потом. Запомни это место. Навещать их будешь сам, без провожатых.
Джоник парил над знакомым домом и двором. С высоты было немного непривычно, но он запомнил абсолютно все и дал себе слово при первой же возможности вернуться сюда.
Волшебный каштан
— Я так не хочу, чтобы он летел сегодня! У меня предчувствие плохое.
— А он что?
— А он говорит, «у тебя постоянно плохие предчувствия, могла бы привыкнуть».
— А ты?
— А что я? Я могу запретить ему ехать в командировку?
— Но он у тебя постоянно летает! Действительно, что ты всполошилась?
— Не знаю. Сердце щемит.
Виталька вполуха слушал разговор мамы и тети Риты. Из садика его забрали вовремя, ненавистного горохового супа сегодня не давали, нарисованный кораблик с матросами вызвал восторг у Насти, настроение у него было прекрасное и так замечательно было идти сейчас, держась за руки взрослых и пинать ногами желтые листья. Было так здорово, что иногда Виталька забывался и внезапно поджимал ноги, чтобы парить над асфальтом и листьями. Мама сразу же начинала ругаться, что он уже большой и руки оторвать им с тетей может. «Когда большой, когда маленький, не поймешь», думал Виталька и продолжал пинать листья. Разговором он особо не интересовался, понял только, что мама не хочет, чтобы папа уезжал. Он и сам не любил, когда они оставались вдвоем с мамой. Она хорошая и он ее любит, но с папой веселее и усы у него такие смешные, у мамы таких нет. Задумавшись, он и не заметил, как вместе с листьями очень ловко и метко поддел каштан и попал им в дяденьку, присевшего на корточки, чтобы завязать шнурок. Дяденька удивленно посмотрел вверх и удивился, что каштан упал с клена. Все на том бы и закончилось, если бы не тетка с метлой, так злобно сметавшая листья, как будто они были ее личными врагами.
— Ты посмотри, как мальчишку распустили! Сегодня он каштанами кидается, а завтра? Завтра, что? С ножом по подъездам промышлять будет? — заверещала тетка в лучших рыночных традициях, перескакивая в своих умозаключениях через десяток лет и выбирая один из мрачнейших сценариев.
Мама удивленно посмотрела на тетку, потом на Витальку, потом вокруг. Кроме ее сына маленьких мальчиков по близости не наблюдалось.
— Чего ты вылупилась? Да, да, вы обе! Языками сцепились, а за дитем присмотреть некогда?
У тетки явно выдался плохой день и она решила компенсировать его хорошей руганью.
— Да, собственно, я не в претензии. — изумленная Виталькина «жертва» наконец смогла прорваться сквозь вопли. — Я …
— Да замолчите вы, покрываете, да? А потом, потом, что из него вырастет? — тетка покраснела и озлилась еще больше.
Потом теткин монолог прервала внезапно жарко покрасневшая мама и тоже высказала несколько предположений о дальнейшей судьбе тетки, потом мужчина что–то пытался сказать, потом и тетя Рита попыталась что–то сказать и люди останавливались и слушали, пытаясь разобраться, что же такого страшного случилось в теплый осенний вечер на тихой улице города.
— Ты зачем бросаешься волшебными каштанами?
К заброшенному и оттесненному из эпицентра ссоры Витальке подошла девочка.
— Почему волшебными? Тут же спросил Виталька и засмотрелся на незнакомку. «Красивее Насти, у нее в волосах прядки разноцветные» и ему тут же захотелось потрогать эти радужные локоны.
— Ты фея? У тебя волосы волшебные.
Девочка рассмеялась и вынула из волос невидимку с прикрепленной к ней розовой прядью.
— Это такие заколочки, мне мама купила. Хочешь, спрошу где?
Виталька разочаровался дважды. Во–первых, в волосах всего лишь заколки разноцветные, а во–вторых, дурочка она, что ли? Зачем ему знать, где ей купили эти пряди? Куда он их себе прилепит?
Девочка–фея рассмеялась еще звонче. — Маме на День рождения купите с папой, знаешь, как она обрадуется?
«Нет, не дурочка», изменил мнение Виталька, «правильно говорит». Он уже совсем собирался спросить про эти заколки, когда вспомнил важный вопрос, на который она так и не ответила.
— Почему каштаны волшебные? Обыкновенные, вон их сколько валяется!
— Обыкновенные и валяются, а волшебный надо добыть самому. Вон, видишь, на ветке?
И вправду. На ветке висел последний, наверное, каштан, еле держась в своей сморщенной одежке.
— Если ты его успеешь сорвать, до того, как он упадет, он станет волшебным, — убежденно сказала девочка с разноцветными волосами.
— И он сможет исполнить любое желание?
— Да, любое!
— У тебя исполнялись?
— Конечно, вот, смотри, заколочки, и сумочка, и зеркальце.
Девчачий хлам Витальку не интересовал, у него свои желания сразу стали проситься к исполнению, поэтому он посмотрел наверх. Каштан висел высоко. Разве что залезть на спинку лавочки, а потом подтянуть ветку к себе и аккуратно–аккуратно завладеть сокровищем.
— Давай, лезь! — Девочка подтолкнула Витальку к лавочке.
Медленно и осторожно он забрался на спинку, схватился за тоненькую веточку каштана, покачнулся, чуть не упал, сделал шажок и наконец–то ухватил уже ту ветку, на которой висел каштан. Подтянул к себе и схватил тот самый последний и волшебный каштан.
— Аааа, — вдруг раздался пронзительный вопль тетки, первой увидевшей Виталькины экзерсисы на скамейке. От неожиданности он выпустил ветку из руки, покачнулся и шмякнулся на землю, крепко зажав в кулачке добытое сокровище.
— Виталенька, сыночек, — мама кинулась к мальчику и схватила его на руки.
Тетка было начала вопить, что мол, шею мог сломать и нельзя его трогать, пусть так и лежит на куче листьев, но тут тетя Рита, до этого тихо пытающаяся вставить словечко в нескончаемый монолог, такими словами закричала на нее, что тетка внезапно замолчала и пошла подметать листья. Уже не так злобно, кстати.
Витальке сильно влетело. До этого, конечно, мама его всего осмотрела и ощупала, долго спрашивала не болит ли где чего и грозилась отвезти в больницу. Вот тут–то он и заревел. Больниц он боялся. Мама заревела вместе с ним. «Тоже дурочка сегодня», расстроился Виталька, «ей то в больницу не надо». Мама слегка успокоилась и отпустила его в комнату, строго приказав, если вдруг что заболит или затошнит, сразу говорить. И вот Виталька один и в руке у него волшебный каштан. Что бы пожелать? Желаний много, очень много, но надо выбрать самое–самое и загадать от всего сердца! Виталька думал, думал и придумал. Загадал. Повторил несколько раз, чтобы уж наверняка и стал ждать. Желание должно было исполниться сегодня же.
— Рейс перенесли на завтра, — радостный папа влетел в квартиру, потому что он тоже очень не любил уезжать в командировки. Мама опять заплакала, потом рассмеялась, потом они обнялись и стояли так долго–долго. А Виталька, быстренько поздоровавшись с папой, побежал к себе в комнату. Забрался в кровать, накрылся одеялом и стал нашептывать волшебному каштану свои следующие желания. Желаний было много, самых разных, включая красивые заколочки с разноцветными прядками для мамы и Насти.
Бабочка
Поклонникам Тэрри Пратчетта и Рэя Брэдбери посвящается
Из материалов дела: из–за материализации небольшой бабочки неизвестного вида, Мойры, отвечающие за две судьбы, побросали рабочий инструмент, т. е. прялки и ножницы и начали охоту за насекомым. В результате их непрофессиональных действий, прялки упали, пряжа спуталась, что привело к сбоям системы. Личность Неизвестной Сущности, впустившая бабочку в производственное помещение выясняется, последствия хулиганского поступка устраняются.
* * *
То, что она сначала прияла за прыщик, потом за крупную родинку, быстро выросло и оказалось соском. Третьим, категорически лишнем и в необъяснимом месте: чуть ниже талии, справа. «Такого быть не может», строго сказал интернет и Нина, бледная и трясущаяся от отчаяния и страха, поминутно ощупывая растущую грудь, побежала к бабке. Своей, родной, которая Нину воспитала и до сих пор являлась непререкаемым авторитетом во всем.
— Сглаз, — диагноз бабки был быстр. — Знахарку надо искать!
— А может быть к врачу? — Нина врачей боялась и уж если она была готова идти к ним, значит дело было совсем худо. Конечно, кому понравится, что вместо того, чтобы свои родные груди подросли хотя бы на размер, третья нахалка лезет неизвестно откуда.
Знахарку бабка не нашла. Нашелся Знахарь. Жил он далеко от города, на заброшенном хуторе, один. Все как полагается. И кот у него был черный и сам он был старый, сморщенный, одетый в лохмотья.
— Чего надо? — встретил он посетительниц неласково, будучи с похмелья злобным и негостеприимным. Но зачем об этом говорить городским дурехам, которые валом валят за помощью.
— Да, вот, у нее, смотрите, — бабка втолкнула Нину в дом и приподняла блузку.
— Ух ты! Сиська! — восхитился Знахарь. — А ну, дай пощупаю. И впрямь, она! — такого он никогда не видел и даже головная боль от необычности болезни прошла. — И чего от меня надо?
— Как чего, батюшка? — бабка аж поперхнулась от удивления. — Сглаз это! Снять надо бы!
— А да, сглаз, ну конечно! — Знахарь посмотрел на бледную Нину, на решительную бабку. — Ты старая вот что, выйди ка во двор, подыши. Тут дело темное, задеть тебя может. Сильная на девчушке ворожба–то! Сейчас травы подбирать буду, да молитвы читать.
Услышав то, что и ожидала, бабка поцеловала и перекрестила Нину и вышла во двор.
— Ты зачем ко мне приперлась, дурочка? — спросил Знахарь девушку уже совсем другим голосом. — Ты понимаешь, что к хирургу тебе надо? Чем я тебе помогу, зачем ты ее слушала, да время теряла?
Нина расплакалась. Все–таки она верила, что страшный дядька пошепчет, поворожит и вернется она домой здоровая, без всяких необъяснимых выпуклостей.
— Не реви! — Знахарь подумал немного и продолжил. — дам я тебе травок, они тебя успокоят немного, бабке скажу, что порча слишком сильная, травки ее снимут, а вот уж опухоль пусть врачи удаляют. А ты, как приедешь, сразу в поликлинику, поняла, голуба?
Нина хотела кивнуть головой, но вдруг все вокруг завертелось, закружилось, бабочки перед глазами замелькали разноцветные и она провалилась в обморок.
— Василий Петрович! Очнитесь! Скорую вызвали?
— Едет уже! Воздуха, воздуха! Окно откройте!
— Как зовут больного? Что случилось?
— Василий Петрович, в обморок упал, на совещании.
— Василий Петрович, голова болит? Такое бывало раньше? Какое сегодня число помните?
Голова у Василия Петровича не так чтобы болела, но мелькали в ней образы и воспоминания абсолютно ему чуждые. Он усилием воли даже термин вспомнил — «конфабуляция — ложное воспоминание». Конфабуляции подсовывали ему картинки старого домишки, деда в тряпье, разноцветных бабочек, ощущение страха и растерянности.
— Нина, сиськи, травки, — пробормотал больной. Весь офис внимательно уставился на покрасневшую зав. кадрами Нину Андреевну и кто–то даже начал припоминать, что на последней попойке начальник как–то на нее по–особенному поглядывал.
— Василий Петрович, мы вас сейчас в больницу отвезем, на обследование, хорошо? — врач скорой, говорящий с больным вдруг стал меняться. Форма превратилась в лохмотья, врач постарел и подурнел и уже другим голосом сказал: «Травки–то для кого я собирал? Еще и искать тебя должен, а, голуба?» Василий Петрович с облегчением провалился во второй обморок.
Очнулась Нина во дворе Знахаря. В руке был крепко зажат мешочек с травами, сама она лежала на носилках и на нее тревожно смотрела бабка и мужчина в форме, да такой красавец, что Нина даже зажмурилась.
— Как вы себя чувствуете? — проворковал врач скорой.
Чувствовала она себя странно, что–то не сделала, а должна была вот обязательно.
— Ведомости на зарплату не подписаны и приказ о тренинге! — вдруг вспомнила она.
Бабка зарыдала в голос. — Деточка моя, ты что, милая? Какая зарплата, ты же стипендию получаешь!
Мысли у Нины путались, перед глазами порхала бабочка диковинной расцветки. — Черные мушки вроде бы перед обмороком должны мельтешить, — успела подумать Нина и потеряла сознание.
* * *
Сущность, две души и антропоморфное существо внимательно следили за происходящим на Земле. Сущность не была безответственной или жестокой, она просто хотела знать, действительно ли одна бабочка может изменить ход истории, как утверждали те двое. Тот в черной шляпе, который привел с собой арбитра, все настаивал на том, что бабочка должна быть строго октаринового цвета.
— Нет такого цвета, — ругался второй. Седой, в очках. Он настаивал, что бабочку обязательно должны раздавить ботинком, иначе эксперимент не удастся.
— Как нет, — протестовал тот, в шляпе. — Покажи ему, — он повернулся к своему спутнику — скелету с косой, одетому во все черное. Глаза скелета блеснули яркой синью. — Вот, видишь?
— Вижу, берлинская лазурь это. Нету в нашей Вселенной октарина, в твоей есть, а в этой нет.
Сущность перестала вслушиваться в их разговор. Ей было интересно, как меняются людские судьбы и происходит то, чего происходить не должно было бы и как от этих двоих — Нины и Василия Петровича расходятся волны ненаписанных событий. Сущность знала, что скоро прибежит служба собственной безопасности, пряжа будет распутана, все исправлено (как так получилось, что третья грудь вылезла? Это ж надо было так пряже перекрутиться) и события пойдут по ранее утвержденному плану, Сущности сильно влетит, накажут конечно, запретят с душами общаться. Но не навсегда же? Впереди у нее Вечность и возможность поговорить с любой интересной душой.
Вторая часть Марлезонского балета
Какую должность занимала Сущность, никто не знал, как не знал и то, откуда она вообще взялась и почему ей дозволяется почти все. Она вроде бы должна была присматривать за Мойрами, вместо этого, напившись амброзии, она летала по всем производственным помещениям, щипала работниц за щеки и другие аппетитные места, рассказывала анекдоты так, что пряжа путалась, клубки терялись и людские судьбы менялись самым непостижимым образом. После аферы с бабочкой ей все–таки влетело. Послали ее точить ножницы. Первым делом Сущность умудрилась разбить вечное точильное колесо, а потом, перекурив и напившись все той же амброзии, она выдала неточенные ножницы обратно в цех. Из–за этого десятки тысяч людей, которым уже и пропуск в Чистилище выписали, остались жить под тихие проклятья Мойр, пытавшихся обрезать нити жизней тупым инструментом. И опять все ей сошло бы с рук, если бы не месть двух Купидонов. Им двоим особенно несладко пришлось, исправляя все то, что творилось на Земле из–за одной единственной веселой и разухабистой Сущности.
Похитив на Земле большую бутылку абсента (еще самого настоящего, забористого), Купидончики заскочили в несколько парижских лавок и прихватили образы хрустящего багета только что из печи, камамбера, покрытого замшевой белой шкуркой, до того приятной на ощупь, что и есть его было жалко, образы круассанов и бриошей, образы омлета с трюфелями и образ фуа–гра. Все это они сгрузили на стол в подсобке и позвали Сущность пировать. Налив абсент в граненый стакан (тоже украденный в одной коммуналке в славном городе на Неве), они убедили ничего не подозревающую Сущность в том, что так этот напиток и пьют, а потом, когда она выпив адское пойло задохнулась от крепости и горечи, дали ей занюхать напиток образом сыра и, взяв на слабо, влили в нее всю бутылку.
Гнусно хихикая и перемигиваясь, двое мстителей спихнули храпящую Сущность на Землю. Неведомый покровитель и тут ей помог. Приземлилась она мягко и легко на газон в жилом районе города Бобруйска. Одна из вещей, которым нам надо учиться, а у всяких небожителей она в крови — это выживаемость в любой ситуации, вот Сущность и мимикрировала, превратившись в очаровательного белого котеночка, подванивавшего перегаром.
— Мамочка, смотри какой котеночек! — Юлька быстро побежала по газону, не обращая внимания на цветы и вопли хозяйки огородика, доносившиеся с пятого этажа.
Она схватила пьянючую в дрезину Сущность и поволокла к матери.
— Мяу? — неуверенно сказал котенок и с трудом приоткрыл красные воспаленные глаза.
— Юля, брось его сейчас же! Смотри, он больной!
— Мама, ты сама говорила, что надо зверюшек любить и ухаживать за ними и книжки мне читала! Надо его лечить.
— Юленька, это наверняка не бездомный котенок, посмотри на его шерстку! Он чистый и пушистый, положи его, где взяла, а то его хозяева плакать будут, — мать говорила настолько сладким и убедительным голоском, что дочка вмиг заподозрила неладное.
— Нет, мы возьмем его домой и будет лечить. Я ему молочка подогрею.
При этих словах котеночка немедленно вырвало чем–то черно–сине–зеленым.
— Фу, Юлька, смотри какая гадость!
— О, — обрадовался ребенок, — его теперь еще и искупать нужно!
Она схватила котенка и побежала в квартиру. Мать вздохнула, погуглила симптомы бешенства и хламидиоза, слегка успокоилась и пошла за дочкой. Юлька уже успела положить котеночка на вышитую подушку на диване и побежала греть молоко. От кухонных запахов котенка опять начало мутить. Он открыл мутные глаза, осмотрелся и узрел большой аквариум. «То, что доктор прописал," всплыло в больной голове. Котенок, шатаясь, полез вверх, на спинку дивана, сделал огромное усилие и пролевитировал прямо в аквариум. С громким плеском он ушел на дно, долго пил, потом быстренько отрастил себе жабры и понял, как можно выгнать из себя всю эту алкогольную мерзость.
Когда Юлька с мамой вошли в комнату, держа в руках мисочки с молоком и кусочками мяса, котенка нигде не было. Они обыскали всю квартиру, нашли много потерянных вещей, но не найденыша. Юлька в слезах бросилась во двор, думая, что котенок мог упасть с балкона. Она дотоптала газон, заглянула под все машины, но котенок пропал так же внезапно, как и появился.
— Папа, папа, — девочка, заплаканная и несчастная кинулась к отцу, входившему во двор. — Папочка, — и зашлась таким плачем, что у него сердце остановилось.
— Юля, Юлечка, что случилось? Кто обидел?
— Ко.. ко… ко.., — всхлипывала девочка, — котенок потерялся!
— Какой котенок? — отец потрогал ее лобик и ладошки, температуры вроде бы нет. — Пойдем–ка домой.
— Лена, что случилось, почему Юлька плачет? — он сел в свое любимое кресло и крепко прижал дочку к себе.
— Да нашла она…
— Подожди! А что с нашим аквариумом?
Лена, лазившая на карачках по всему дому в поисках котенка, посмотрела на их гордость — большой аквариум с красивыми рыбками.
— О, Господи, — только и смогла сказать.
Аквариум походил на колдовской котел из сказки. Черная, густая жижа булькала и уже начала переливаться через край, дохлые рыбки и водоросли плавали на поверхности. Как будто дождавшись людского внимания, из жидкости высунулась страшная лапа, кое–где покрытая белой шерстью. Потом появилась вторая, а вслед за ними показалась рыбья голова с кошачьими глазами дивного лазоревого цвета.
— Мяу? — неуверенно сказало существо.
* * *
Икающих от смеха Купидонов служба собственной безопасности нашла в подсобке. Схватила, как курей, за крылья и повела на ковер к Главному. Ангелочки даже не сопротивлялись. «Оно того стоило," перемигнулись они. Любое наказание будет подслащено незабываемыми впечатлениями и воспоминаниями.
Сущность доставили на небо, протрезвили и сослали в бухгалтерию, где тут же наступил хаос и конец всякому документообороту.
К Юльке отправили самого белого, послушного и пушистого котеночка на свете, родителям исправили память и аквариум. Дохлых рыб решили не воскрешать, запустили других, как всегда кто–то где–то что–то напутал и среди тропических красавиц затесалась одна пиранья.
Купидоны, сосланные отбеливать души самых жестоких убийц, опять покатились со смеху и приготовились к третьей части Марлезонского балета.
Путешественник во времени
— Костик, ну, что на этот раз?
— Танечка, похоже, холера, — успел крикнуть зеленоватый Костик, пробегая в туалет.
— Ну, ёлки–палки, ну все же объяснила, ну как ты умудрился? — расстроенная жена пошла готовить капельницу и набирать лекарства в шприцы.
Константин Евгеньевич Щербань обладал уникальным даром. Вернее, тремя: он умел путешествовать во времени, он умел виртуозно описывать свои путешествия так захватывающе, что читатель сметал его книги с прилавков в первый же день продаж, а историки завистливо и злобно спрашивали в каких архивах он работает над своими романами и третий дар — самый неприятный, состоял в том, что в своих путешествиях он подхватывал одну из самых распространенных болячек того времени.
А все потому, что три сильно подвыпившие феечки возвращались домой с вечеринки и надо же было такому случиться, что стошнило их прямо в колыбель с новорожденным Костиком. Вытирая с младенца радужные остатки волшебной трапезы, они решили извиниться, но были настолько пьяны, что языками еле ворочали, в результате и наделили ребеночка весьма странно и необычно. Наутро, проснувшись и опохмелившись (да, к сожалению и нежные создания иногда так себя ведут), они и не вспомнили о ночном инциденте, а посему, невнятно изреченные слова таки наколдовали Костику удивительные подарки.
Первый раз дар проявил себя спонтанно. Первоклассник Костик дрался с друзьями на палках, воображая себя средневековым рыцарем и … исчез. Дети, в отличие от взрослых, глазам бывает и не верят, а верят тому, что у них в черепушках творится, вот и решили они, что Костик струсил и спрятался и спокойно пошли домой, думая, что посидит он в засаде и тоже пойдет. И действительно, домой он пришел. Поздно вечером. Увидя заласканное и обожаемое дитя, мать повалилась в спасительный обморок, бабка выдержала минут пять и тоже прилегла на пол. Отец с дедом, морща носы, недоверчиво смотрели на отпрыска. Грязное, оборванное, чешущееся дитя с диким взглядом мало напоминало чистенького и упитанного Костика, отправленного утром в школу.
— Во двор его выводи, — скомандовал пришедший в себя дед, — там разденем, помоем и подстрижем. С одеждой что делать будем?
— Сжечь, — прохрипела бабка, делая вид, что она вообще в коме.
Костик пытался кусаться и лез в будку к Мухтару, который при виде своего любимца взвыл, вывернулся из ошейника и побежал лечить нервы на душистую свалку.
Ребенка поймали, скрутили, вымыли, остригли налысо и насильно посадили за стол.
— Костик, а это вообще ты? — отец недоверчиво смотрел на тощего пацаненка жрущего, да, именно жрущего борщ. Раньше вообще–то избалованного сына надо было еще уговорить поесть, покачивая перед носом конфетой «Мишка на Севере», в обмен на съеденную тарелку супа. Новый Костик съел две тарелки борща, вылизал посуду языком и собрался спать на коврике у двери.
— Утром повезем к психиатру, — вынесла вердикт семья.
Но на следующий день, здоровый детский организм решил избавиться от жутких воспоминаний месячного пребывания в рыцарском замке, где напуганный Костик потерял дар речи, был признан дурачком и сослан на псарню и… лучше это не вспоминать, решил мозг и стер этот ужас напрочь. Именно поэтому Костик, нахватавшийся вшей и подцепивший чесотку, утром ничего не помнил, с аппетитом позавтракал и с удовольствием отъедался и лечился дома.
Забыть–то он забыл, но ощущение, что он может что–то такое необычное, осталось и вот, когда ему было лет пятнадцать, чувства и гормоны бурлили и ночи были полны мучительно сладострастных снов, попал он в Париж. В начало XX века. Как раз в тот бордель, где Анри де Тулуз–Лотрек бывать любил. Вот там–то он все и понял. Вернее, не все. Все он понял, прибыв обратно и поняв, что он подцепил в том путешествии. Ну, что ж. «Ничего не бывает даром», подумал Костик и решил, что плата не такая уж и большая за такие огромные возможности. С тех пор он и путешествовал, потом творил, купался в лучах славы и желчи завистников и долго выбирал себе спутницу жизни. Обязательно врача. В идеале — инфекциониста, чтобы лечила не по шаблону (а какой современный шаблон в лечении бубонной чумы, к примеру, а?), а творчески и по совести. Вот Татьяну и выбрал. Рассказал ей про все, как на духу, в доказательство смотался к Рембрандту, привез портрет Татьяны, написанный мастером по фотографии и экзему. Жена поверила.
Так и жили они. От путешествия и тяжелого лечения, до творческого «запоя», выхода новой книги, сразу же становившейся сенсацией, больших гонораров, встреч с читателями, и потом, на некоторое время, просто спокойной и размеренной жизни.
— Костик, ты понимаешь, что когда–нибудь я не смогу тебя вылечить? — жене Татьяне, защитившей докторскую на мужниных болячках, надоело балансировать на грани. — Деньги у нас есть, память у тебя, дай Бог каждому, сиди дома, вспоминай упущенные мелочи и не испытывай судьбу.
Костик, разомлевший от домашнего уюта после сурового быта бурлаков на Волге, клятвенно обещал «завязать».
— Танюш, всего одно путешествие, — просил он через полгода. — Там безопасно, ей Богу, ну, ветрянку подхвачу, не больше.
— И куда? — жена понимала, что спорить бесполезно.
— В Даллас, хочу посмотреть, кто Кеннеди грохнул. Представляешь сенсацию?
— Угу, — сказала жена и пошла гуглить инфекционные заболевания в США в середине XX века.
Это действительно оказалось его последним путешествием. Татьяну разбудил глухой звук. Включив свет, она увидела лежащего на полу Костика с аккуратной дырочкой точно в середине лба.
Потому–то широкая общественность так до сих пор и не знает доподлинно, кто же убил Джона Кеннеди.
Третья часть Марлезонского балета, неожиданно связанная с Путешественником во времени
— Ну и что мне с тобой делать, отрыжка мироздания? — Главный полушутя, полусерьезно посмотрел на Сущность, которая невинно колыхалась в чистенькой хламиде, одновременно пытаясь стащить немного молний из напольной вазы.
— Ты задолбал всех, жалобами на тебя завален стол и они продолжают поступать.
Сущность, спрятав в складках одежды парочку весенних гроз, застенчиво потупилась.
— Все, терпение мое лопнуло! Накажу всерьез!
Сущность кокетливо и бесстрашно поглядывала на Главного и прикидывала, что бы еще интересного стащить в кабинете.
— Отправишься на Землю!
Сущность радостно заиграла всеми возможными красками, включая магический октарин.
— Нет, мой дорогой! Наказание будет — прожить земную жизнь!
Сущность обрадовалась еще больше! Это же какую заварушку можно устроить!
— Ха! — Главный не был бы Главным, если бы не читал чужие мысли. — Ты будешь заперт в сознании у обычного, ничем не примечательного человека и проведешь там ровно столько, сколько ему отмеряно. И сразу скажу, что в благословленный Бобруйск ты уже не попадешь!
Главный нахмурился, вспоминая, как улаживали там ситуацию после первого визита Сущности. Подаренный котенок оказался настоящим сокровищем, а вот пиранья сожрала всех рыбок в аквариуме, за что неожиданно была обласкана и стала настоящей звездой целого района. Ее кормили сосисками и мясом и жила бы она до сих пор, если бы тот самый белый котенок не повернул случайно (случайно ли?) ручку аквариумного термостата на отметку «40 градусов». Пиранья медленно сварилась в неаппетитную и ненажористую уху, а хозяйка Лена, войдя в комнату и увидя помутневшую воду, страшно закричала. На секунду ей показалось, что из аквариума сейчас покажется что–то невообразимо ужасное. Аквариум продали и купили Юльке малюсенького щеночка. На некоторое время семья обрела покой. Не нарушать же его ссылкой Сущности в их город?
Вот так и получилось, что сопротивляющуюся Сущность впихнули в сперматозоид, дабы он на своей шкуре познал все моменты зарождения жизни на Земле. Сущность была в ярости. Это на небе семьдесят, восемьдесят, да хоть бы и сто лет пролетают незаметно, в невинных шалостях и умных беседах за рюмочкой амброзии, а вот на Земле… Да еще в теле обычного человека, да еще просто зрителем… «Просто кошмар!» думала Сущность, а поделать ничегошеньки не могла. Сперматозоид оплодотворил яйцеклетку, та начала усердно и быстро расти, развиваться и в назначенный срок на свет появился крепенький, здоровый младенец, ничем не отличавшийся от таких же орущих и красных новорожденных. Счастливая мать назвала его Костиком. И так бы и прожил Костик–Сущность ничем не примечательную или, наоборот, интересную жизнь, если бы не два затаивших обиду Купидончика.
Сосланные в Чистилище, насмотревшиеся пакостей и гадостей, полностью разуверившиеся в роде человеческом, они постарели и ослабли, крылья больше не блестели, с мордашек сошел румянец, в глазах появилась вселенская грусть и они во второй раз решились на месть. Напросившись на ежегодный слет фей крестных, они охмурили троих особо хорошеньких, напоили их и галантно предложили проводить до дома. Феечки, пьяно хихикая, согласились. Купидончики, кружа и осыпая прелестниц комплиментами, как бы ненароком препроводили их в дом, где мирно спал новорожденный Костик и предложили им портвейна. Радужная рвота окропила младенца и все вокруг.
— Ай, как нехорошо, — пропели крылатые мстители, — надо ребеночку что–нибудь подарить в компенсацию.
Икая и с трудом подбирая слова, крестные оделили ребенка каким–то не совсем понятным даром путешествия во времени и склонности к старинным болячкам. Довольные ангелочки проводили фей до дома и полетели на небеса, наблюдать и наслаждаться.
«Дорогой дедушка, Константин Макарович!» — старательно выписывал Костик непонятные ему закорючки непослушными пальчиками. Сущность, надежно запертая в детской головенке, нашла таки лазейку, заставила годовалого младенца найти кусок бумаги и карандаш и начала нагло переписывать самое слезливое детское письмо когда–либо написанное взрослым человеком. «И пишу тебе письмо!» продолжал старательно выводить Костик, пытаясь карандаш погрызть, но строгий голос в голове велел не отвлекаться. Как ни странно, ребенок понимал каждое его слово, в отличие от родителей, говоривших непонятными шумами. Замученная младенческими воплями и беспомощностью, Сущность, решила, что уже достаточно настрадалась и пора бы ее амнистировать. Письмо одна собиралась передать с первой же оказией, благо Земля и Небо были тесно связаны. Жизнь, Смерть, Планетарные Демоны и Зубные Феи сновали туда сюда с поручениями, депешами и заданиями. Сущность справедливо полагала, что перед просьбой трогательного и беззащитного младенца мало кто устоит. Оставалось написать правильное прошение о помиловании. «А вчерась мне была выволочка," — Сущность вжилась в образ и пригорюнилась, а Костик заревел во всю мочь. Так его и нашла бабуля. С письмом в мокрой ручонке и в слезах. Она сначала не поняла что за бумажку держит дорогой внучек, потом пригляделась, прочитала, увидела карандаш в пухлой руке и перекрестилась. С тех пор она начала побаиваться Костика, а уж когда начались его путешествия во времени и совсем решила, что любимый внук — Сын Князя Мира сего.
Рыцарскому замку, куда в первый раз пропутешествовал Костик, невероятно повезло. Сущности тогда в очередной раз отказали в помиловании и она пребывала в депрессии, поэтому бедный ребенок ел из собачьих мисок и служил шутом, не в силах в одиночку бороться с грубыми и наглыми рыцарями и слугами. Сущность отыгралась в Париже. Сначала она потащила Костика смотреть на выступление знаменитой Ля Гулю, потом напоила вином (от вида абсента ее до сих пор тошнило) и, оттеснив Костиков разум, всласть поболтала с Тулуз–Лотреком, которому и доверила выбор профессионалки, лишившей Костика девственности. В борделе после этого полопался водопровод, забастовали прачки, а жрицы любви отравились несвежими устрицами. И абсолютно никто не догадался связать эти события с визитом скромного русского паренька.
С течением времени Сущность все больше и больше контролировала Костика. Она тихо и незаметно руководила его путешествиями и жизнью. И, в один прекрасный момент поняла, как она быстро и легко может вернуться домой.
Костик появился в Далласе именно в тот момент, когда прозвучали роковые выстрелы. Появился за спиной киллера. Не Ли Харви Освальда, конечно, а настоящего. Снайпер, выполнивший работу обернулся и увидел мужчину, направившего на него странный прямоугольный предмет. Киллер не живет долго, если не доверяет своим инстинктам и интуиции, поэтому несколькими секундами позже Костик повалился на траву с аккуратной дырочкой посередине лба. Снайпер аккуратно поднял упавший смартфон, засунул его в карман и быстро пошел к машине.
— О, нееет, — простонало небесное население, видя, как блестя всеми цветами радуги, отдохнувшая и заскучавшая Сущность возвращается домой. Таблички «Вакансий нет» были тот час вывешены на всех отделах, но Главного не обманешь. С доброй отеческой улыбкой он отправил Сущность в Отдел По Связям с Шаманами, Связным, естественно.
Купидоны вздохнули, достали огромную бутылку амброзии и полетели к феям, обмывать назначение и ждать новых приключений.
Терраса
Солнце согревало террасу нежно и ласково. Серый кот довольно прищурил бандитские глаза и перекатился на местечко поуютнее (по мнению кота, конечно, еще не одному человеку не удавалось до конца понять кошачью логику «уютности»).
— Ты меня кормить, вообще собираешься? — довольно грубо и развязно спросил кот у хозяйки, которая тут же, рядом с ним чистила яблоки на пирог. Глупая женщина услышала нежное мяуканье и умилилась.
— Ах ты мой хороший! Песенку мне поешь?
— Дура, есть хочу, — кот начал раздражаться.
— Знаю, милый, я тоже тебя очень люблю. Ты у меня самый лучший, самый любимый Васенька, лучше просто не бывает. — женщина положила нож и хотела взять кота на руки.
— Вот идиотка безмозглая! — возмущению кота не было предела, он когтистой лапой стукнул руку хозяйки и запрыгнул на перила. — Достала со своей любовью! Жрать давай, да не корм ваш поганый, а рыбки или мяска, курочки, молочка, сметанки! — размечтался Васенька, сидящий на такой сбалансированной диете, что впору было по помойкам лазить за нормальной жратвой. Кот смотрел на женщину недобрыми глазами и слегка шипел, намекая, что люди существа все–таки недалекие.
— Ты, наверное, поиграть хочешь? А где наша мышка? Васенька, давай поищем мышку вместе, куда ты ее закинул?
— Ох, живут же на свете такие клуши! Обедать давай, живот подвело! — Василия кормили строго по часам, гулять не пускали, помня его былые загулы и подвиги, а так же недельные отлучки. Терраса была застеклена и коту оставалось только тоскливо смотреть на такой яркий и манящий мир за окном. Он стерег моменты проветриваний и открывания окон и дверей, но хозяйка, хоть и глупая баба, всегда была настороже и несколько раз ловила его буквально за заднюю лапу, когда он уже торжествовал победу. «Воля, драки, бурные романы, помойка — это то, ради чего живет настоящий кот», так думал Василий и задумывался, почему хозяйка не может понять такой простой вещи. Он, было надеялся на хозяйкиных кавалеров, которые иногда появлялись в доме. Но, в отличие от кота, они могли сами открыть дверь и уйти навсегда на волю от душной, навязчивой и липкой заботы женщины, которая окутывала их теплой уютной паутиной, поначалу приятной, казавшейся всего лишь проявлением искренней заботы и участия, а потом липнувшей к коже, лишавшей движения и воздуха. Василий им искренне завидовал. Свою хозяйку он любил, но воля звала и не давала покоя.
И вот однажды… всегда мирное течение жизни прерывается и наступает «однажды» и мы никогда не знаем: к добру это или к худу, не обернется ли удача черной меткой и не станем ли мы счастливее после ужасных событий. Итак, однажды хозяйка мыла окна, а в дверь позвонила доставка пиццы (вредная тетка только кота кормила правильно, сама в маленьких радостях желудка себе не отказывала). Женщина, «намывшая» аппетит, шустро побежала открывать дверь. Правильно говорят, что на голодный желудок человек тупеет! Окно она оставила открытым. Василий, спавший где–то в недрах дома, вдруг почувствовал зов свободы: быстрее, вот он шанс, не упусти! И он не упустил. Серый кот пронесся по дому и выскочил в открытое окно. Хозяйка хватилась его через несколько часов, когда была съедена пицца и вымыты все окна. Кота не было нигде. Она оббежала сад, потом стала стучаться к соседям и, заливаясь слезами, спрашивала о котике. Кто сочувствовал, кто отмахивался, а пожилой вдовец, живший в конце улице усмехнулся и сказал ей: «Да куда он денется? Нагуляется и придет! Жрать захочет, прибежит. Захотелось ему погулять, зачем свободу ограничивать?» «Вы ничего не понимаете, он такой домашний, такой ранимый.» Вдовец усмехнулся и закрыл дверь. Васька пришел домой через десять дней. Голодный, ободранный, грязный и абсолютно счастливый. Хозяйка его вымыла, свозила к ветеринарам на проверку и перестала выпускать даже на террасу.
А потом случилось чудо и кота стали пускать на улицу, но это уже совсем другая история. История влюбленной женщины, сильного мужчины, рвущего паутину, как нитки и довольного кота, которого все–таки продолжили кормить сбалансированным кормом. «Нельзя получить все сразу," — подумал кот и стал наведываться в гости к вдовцу, жившему в конце улицы, который наливал коту молоко и беседовал с ним о смысле жизни.
Барсик
День у серого Барсика не задался. Прямо с утра его поймала соседка, которой Барсикова хозяйка так и сказала: «Семеновна, если тебя мыши донимают, увидишь моего серенького Барсика, хватай его и закрывай у себя, он тебе всех мышей половит», вот жадная бабка Семеновна, которая считала, что держать кота или собаку — это роскошь и закрыла Барсика у себя в кухне. «Ну, подожди, старая!» кот внимательно огляделся и стал думать, как бы сбежать. Мышей ловить он любил и умел, но только на добровольной основе, а не под прицелом бабкиного костыля. Тем более у Барсика на этот день были планы. Позавчера его любимая соседка разжилась собачьим кормом новой марки, и сильно этот корм коту полюбился. Соседка эта была чистым золотом по кошачьим меркам. Чужих котов из дома не гнала, кормила и гладила. Барсика она ласково называла «Толстенький», говорила ему, что у него очаровательные белые носочки и вообще всячески привечала.
«И это естественно," думал Барсик, глядя на себя в зеркало, «вон, какой я красивый, большой и важный, не то, что ее коты.» Котов у соседки было два: один — приблудный, маленький, черно–белый, противный и болезненный, пришел в огород к ним додыхать, а они взяли и вылечили его, второй уже был конкурент посерьезнее — чисто (или грязно, смотря по погоде) белый, тоже Барсик, сплошные мускулы и боевой характер. Сколько на него перекиси извели, промывая раны — море! Серый Барсик тоже с ним подрался как–то. Получил большую глубокую царапину, которую еле еле зализал и установил шаткий мир с белым. Корма хватало на всех, чего тогда драться? Разве что из–за черной кошечки, еще одной жилицы, но, во–первых, и не кошка она уже была после визита к ветеринарам, а во–вторых, такая пугливая, чуть что сразу писаться начинала и тихонько так кряхтеть, даже орать не могла. Дама сердца из нее получилась совсем никакая! Вот и выходило, что если, не встречаясь с белым Барсиком зайти в дом, то можно спокойно идти к миске с кормом, а потом нежиться на широком подоконнике. Тут еще Барсик отличился недавно и соседку, можно сказать, спас. Дело так было. Поставила она бульон вариться. Бульон для собак, о них попозже, да и забыла про ту кастрюлю, а она выкипать начала, залила пламя, газ в дом и пошел. Барсик в это время инспектировал кухню и сразу увидел, что дело неладно. Скорее побежал за хозяйкой, она его еще не понимала долго: и на руки брала и гладила и на любимый подоконник сажала, потом уже до нее дошло, что кот ее зовет в кухню. Прибежала, увидела, газ скорее перекрыла и чуть не расплакалась. Накормила Барсика от пуза и самолично на диван положила, спи, мол, отдыхай, заслужил. Было то это несколько дней назад, а теперь должен он в старой грязной кухне мышей ловить за «спасибо». Нет уж! А мышами как там пахло! Вкусно, ярко, мыши в бабкином домике совсем одичали от вседозволенности и даже не боялись показываться коту на глаза. Барсик прямо затосковал. И охота будет удачной и свобода манит. Свобода и воспоминание о собачьем корме победили. Кот еще раз обошел тесную кухоньку и увидел, что Семеновна форточку забыла закрыть. «Совсем памяти у старой нет," ласково и благодарно подумал Барсик и был таков.
Любимая соседка не оплошала. Миска корма дожидалась Барсика в коридоре, подоконник был свободен, но коту захотелось воздуха. Еще бы! Просидеть несколько часов в духоте! Кот вышел в огород и чинно, не пропуская ни одного волоска, вылизался, думая чем бы ему заняться теперь. Занятие подоспело само. Соседский кобель, которому не позволялось выходить в огород, вырвался на волю и несся к Барсику, пощелкивая зубками. «Ох, какими большими!» только и успел подумать кот, и изо всех своих лап побежал к ближайшему дереву. Оказалась акация с гладкой корой, на которую залезть в принципе крайне тяжело. Барсик доказал обратное. Обхватив ствол лапами, с глазами полными ужаса и тоски, смотрел он на беснующегося кобеля. Любимая соседка, дрянь такая, сначала долго смеялась, потом загнала собаку во двор и начала уговаривать Барсика спуститься. Он и рад был бы, да не мог. Ужас не отпускал и лапы отказывались повиноваться. Просидел он на дереве до вечера, осторожно спустился и быстро побежал домой. Там были выловлены все мыши, в миске был налит позапозавчерашний суп, но это был его дом, где было так все привычно и знакомо и где он был Хозяином.
И снова про Красную Шапочку
Душу Красной шапочки похитили эльфы. Подстерегли ее в момент сна, когда девчонка грезила о Принце на белом коне. Вот он и появился, да еще с корзинкой пирожков, прикрепленной к седлу. Красная шапочка была девочкой романтической и с хорошим аппетитом, поэтому ее душа, повинуясь зову прекрасного незнакомца и чуя свежую сдобу, бесстрашно и безрассудно полетела за ним в темный лес. Эльфы искусно ткали паутину, неотличимую от обыкновенной паучьей, только вот душа в той паутине запутывалась прочно и не было никакой возможности выбраться. Что делали эльфы с человеческими душами доподлинно неизвестно, человек без души погибал быстро, а те, кто все–таки сумел вернуться, помнили только паутину и острые мордочки зеленого народца, жадно скалящие острые зубки. Душа Красной шапочки, запутавшись, с тоской посмотрела на исчезающего в тумане принца, на пирожки, подергалась для приличия и решила «включить логику», как часто советовал ей покойный папенька.
А в это время Анна — мать девочки, чье имя никто и не помнил, а звали ее только по цвету капора, пыталась разбудить дочку, так как жизнь в деревне не сахар и не мед и даже не пирожки, и пахать там надо с самого утречка. «Опять допоздна о прынцах мечтала», думала мать, расталкивая подростка. Но ни тычки, ни дергание за волосы, ни холодная вода Красную шапочку, конечно же не разбудили. Девочка продолжала спокойно спать, щечки у нее были румяными, дыхание ровным и она даже слегка улыбалась. «Только хрустального гробика не хватает," абсолютно не к месту и не к сказке подумалось матери. То, что дело нечисто, она уже поняла и решила посоветоваться со свекровью, жившей на окраине темного леса. С пустыми руками не пойдешь, ославит потом, поэтому Анна положила в корзинку пирожки, испеченные на продажу, отыскала бутылку вишневой наливки, открыла, понюхала, хлебнула, одобрительно крякнула и добавила ее к гостинцам. «Чертовы сказки и сказочники," бормотала Анна напяливая на себя дочкин капор, он был сильно мал и упорно не хотел налезать на голову. Кое–как закрепив его шпильками и лентами, Анна закрыла все окна и двери и отправилась в путь.
Волк сказочные порядки знал назубок, поэтому уже притаился в чаще леса, ожидая наивную дурочку с пирожками. Красная шапочка была видна издалека, вот Волк и успел пригладить шерсть на морде, выковырять из зубов глухариное перышко и прикинуться домашней болонкой.
— Здравствуй, девочкааа, — Волк озадаченно посмотрел на обильное и богатое декольте, на сбившейся набок красный капор и потом уже осознал, что все это принадлежит молодой и красивой женщине, очень давно вышедшей из детского возраста. Волк, специально нагулявший отличный аппетит на бабку и девочку–подростка, растерялся и напрочь забыл свою роль.
— Ну, к бабушке я иду, — Анна торопилась и молчаливый Волк, не говорящий ни слова ее сильно раздражал и задерживал. — Давай уже скорее по тексту, тороплюсь я, с дочкой плохо.
— Фух, ты не она, то есть не Красная шапочка, значит, я уж думал заворот кишок будет, больно ты толста для моего живота. В смысле фигуристая ты, — быстро добавил Волк, увидев, как нехорошо сузились глаза у Анны при слове «толстая».
— Серый, ты меня не зли! С дочкой беда, надо скорее до бабки добежать.
— Подожди, а пирожки? А короткая дорога? А бабку съесть?
— Давай все потом? Красную шапочку выручим и все заново переиграем, хорошо? Я твои любимые пирожки специально испеку. Ты с какой начинкой любишь?
— С черничной, — ляпнул Волк и смутился. Любить сладкое при такой внешности ему никак не полагалось.
— Ну, вот и договорились, а теперь побегу я.
— Подожди, я с тобой. С бабкой познакомлюсь, чтобы потом все проще прошло, да и в компании тебе не скучно будет.
— Давай, Серый. Только лапами шевели.
Долго ли, коротко ли, добрались они до бабушкиного домика. Бабушка, конечно, тоже давно прикинулась подагрической старушкой–инвалидом и все дела (дойку коз, уборку домика и быстрый завтрак) успела переделать до прихода Волка и внучки. Пирожки, кстати, она пекла гораздо лучше невестки и нисколько не жалела серого хищника, которому придется давиться плохо вымешанным тестом.
— Кто там? — тихим слабым голосом произнесла бабушка.
— Да ладно Вам, мама, овечкой прикидываться. — расстроенная Анна влетела в домик, Волк тихонько зашел следом, изучая обстановку, прикидывая, как ловчее будет прыгнуть на бабку в нужное время.
— Почему ты? Что случилось с внучкой? — бабушка моментально соскочила с кровати.
— Сдается мне, она чем–то заболела. — Анна рассказала, как не смогла добудиться девочку.
— Таак, опять за свое принялись! — Свекровь у Анны действительно была женщиной умной и подрабатывала ведьмой в другой сказке. — Эльфы украли ее душу. Через пару суток не отобьем внучку у насекомых, поздно будет. Уйдет она из этого мира.
— Постойте, — возмущению Волка не было предела. А я кого есть буду? Что творится, собственно говоря?
— Эгоист, — фыркнула Анна.
— Ребенка надо спасать, — твердо сказала бабушка и рассеянно налила себе вишневой наливки.
— Конечно, — согласились Волк и Анна и тоже налили себе.
— Пирожки опять плохо вымесила? — свекровь заглянула в корзинку и потыкала пальцем в самый румяный.
— Мои пирожки, между прочим, влет идут, — вспыхнула Анна, — только ими и кормимся, даже когда ваш ненаглядный сыночек изображал из себя дровосека, а денег не было ни гроша!
— Ты моего сына, упокой Господь его душу, не трогай! — завопила бабка и плеснула Анне в лицо недопитую наливку.
— Ах ты старая ведьма! — Анна схватила любимую чашку свекрови и швырнула ее на пол, когда та не разбилась, с удовольствием пристукнула ее деревянным башмаком.
Волк почувствовал, что сейчас в домишке станет очень тесно и громко, поэтому тихонько выскочил во двор. А там его как раз увидели Дровосеки, которые не стали дожидаться объяснений голодного хищника и точно исполнили сценарий сказки.
Волчья душа плыла над Темным лесом и горестно завывала. Такой несправедливости еще свет не видывал. Ему не досталось ни жилистой старушки, ни пухленького подростка, ни завалящего пирожка.
Пока Анна и свекровь выясняли отношения, волчья душа нашла душу девочки и быстренько поменялась с ней местами, а вот волчья душа эльфам ни к чему, поэтому и выкинули они ее из темного заколдованного леса.
Красная шапочка проснулась, удивилась, что мать куда–то ушла и, радуясь нежданной свободе, нашила куклам платьев. Анна вернулась уставшая и злая, даже не особо обрадовалась и удивилась пробуждению дочери, надавала ей профилактических оплеух и поставила тесто на пирожки, «чтобы завтра ты сама несла их своей стервозной бабке!» добавила Анна.
Воскресший волк заморил червячка беспечным зайцем и зарекся говорить в лесу с кем–нибудь, кроме маленьких девочек в красных шапочках. Дровосеки точили топоры, а эльфы, ругаясь, плутуя и танцуя, вернулись в свои сказки.
А на следующий день Красная шапочка, взяв корзинку с пирожками и бутылкой вишневой наливки, отправилась навестить свою бабушку, жившую на краю большого темного леса.
Новогодняя сказка про домового
О том, что он скоро лишится всего, домовой Мефодий узнал ясным осенним днем. Дело так было. Сидел он на покосившемся заборчике и одобрительно наблюдал, как сноровисто и ловко, несмотря на свои годы, бабка Макаровна выкапывает картошку. По подсчетам домового, овощей им должно было хватить на всю зиму. Да еще курочки и коза в хозяйстве имелись, значит с яйцами и молоком будут. Щедрые соседи непременно угостят свининой и телятиной, а, значит, до весны дотянут, а там солнышко, тепло и новый год. Для себя он считал началом нового года именно весну, когда все просыпается и на душе сразу становится легче. Вот тут–то его рассуждения и прервала серая тень, размахивавшая листком, вырванным из откидного календаря. Такие календари Макаровна очень любила, каждое утро отрывала «вчерашний день» и с удовольствием читала, что в новом интересное будет. Листок был от 14 декабря. Тень невежливо ткнула листком Мефодию в нос и стояла, ожидая подтверждения.
— Понял я, отсрочить никак нельзя? — спросил домовик и сразу устыдился. Какой отсрочить, что он, первый век живет, чтобы такие глупые вопросы задавать. Раз уж прислали гонца с точной датой, значит все так и будет. — Еще указания будут?
Тень не удостоила его ответом и помчалась дальше, нести свои скорбные вести.
— Вот оно, значит, как получается. Не будет у Анны Макаровны ни зимы, ни весны и столько картошки ей совершенно ни к чему.
Устав домовых очень четко разъяснял, что Мефодию надо делать дальше. Предупредить соседей–домовиков, узнать, кому домишко перейдет, да и подумать, как самому быть. Тут он уже волен был решать сам, никто ему указывать не смел.
Анна Макаровна, недавно разменявшая девятый десяток, жила в маленьком поселке на окраине пока еще не очень большого города. Так сложилась жизнь, что была она одинока, родня, совсем дальняя где–то имелась, но с ней она не общалась. Соседи ее любили и уважали: всегда выслушает, словом поможет и делом, сор из чужой избы не вынесет, где надо смолчит, где надо посоветует. Бывшая учительница, она ни о ком не сказала дурного слова и сердилась и кричала только в одном случае — если портили библиотечные книги. Читать она любила и читала много, в библиотеку собиралась, как на праздник, тщательно увязывала прочитанные книги в платок и степенно, не торопясь, шла за новыми. Так и текла ее жизнь последние годы — размеренно и скучно скажет кто–то, но им — Анне Макаровне и Мефодию она нравилась. Дом, огород, лес рядом, куры и козы, кошка и собака, свежий воздух и тишина. Что еще человеку и домовому для счастья надо? И вот, совсем скоро, 14 декабря, Макаровна должна была умереть и все счастье, вся жизнь, которую ей помогал выстраивать Мефодий, закончится. С посланниками спорить бесполезно, они только предупреждали о неизбежном, а у кого вымолить отсрочку Мефодий не знал, да и понимал, что человеческий век короток и все равно им придется расставаться.
Анна Макаровна умерла во сне, быстро, даже не поняв, что с ней случилось. Просто глубоко вздохнула, а выдохнула уже свою душу, еще крепко привязанную к телу и не понимающую, что случилось.
— Милая ты моя, — Мефодий гладил душе руки и плакал. — Столько лет вместе. Ну, ничего, может быть еще свидимся, ты не переживай, я обо всем позабочусь.
Похоронили ее за счет соседей, родня так и не объявилась. Живность тоже разобрали по поселку и толстый кот Васька звал Мефодия жить с собой, к новым хозяевам, да вот только домовик там уже был, а два домовых под одной крышей — это похуже двух хозяек на одной кухне будет, поэтому Мефодий отказался. Дом стоял заброшенный, с заколоченными окнами, нетопленный, поэтому он сильно обветшал за зиму и вот, дождавшись весны, Мефодий принял Решение. Позвал своего лучшего друга и соседа Нафаню и объявил:
— В спячку ложусь! Дождусь того дня, когда здесь снова будут жить люди. Это мой дом, не хочу отсюда никуда уходить.
— Ну что ж, решил, так решил. Только где заляжешь? В лесу? В доме нельзя, вдруг снесут?
— А вот здесь, во дворе. В корнях векового дуба норку выкопаю, лесовик местный сказал, что дуб еще несколько сотен лет стоять будет, а как время придет, проснусь.
Что такое «придет время» и как узнать, что оно пришло, они объяснить не смогли бы. Так медведь просыпается весной, зная, что выспался и оголодал и пора начинать новую жизнь.
— Ты присматривай за дубом и домом, ежели что случится, с собой меня забирай.
Мефодий и Нафаня обнялись и скрепили договор наливкой Макаровны, бутыль которой Мефодий так спрятал в погребе, что соседи ее проглядели.
Шли годы. Мефодий видел сны о прошлом, настоящее он не хотел видеть, зная, что если не просыпается, время еще не пришло, поэтому он вспоминал молодую и задорную Анну Макаровну, додельницу и умницу и время летело незаметно. А вокруг старого дуба мир менялся с пугающей быстротой. Соседний город разросся и поселок стал его пригородом, строились новые дома, дороги, магазины. Менялось все. Все, кроме людей, домовиков, кошек и собак.
И вот в один не прекрасный день….
Мефодия разбудило горе. Настолько сильное, что он подскочил в своей берлоге, ударился о корень дуба и сразу не сообразил, как ему выбраться. Горе затопляло все вокруг, пурпурными волнами убивая радость и свет. Домовик испуганно и нерешительно вылез из–под земли и увидел маленькую девочку, заплаканную и несчастную.
— Рокки, — всхлипывала она над свежей могилкой. Мужчина и женщина («мать и отец?», подумал Мефодий), стояли чуть в стороне и абсолютно не знали, как утешить дочь.
— Аня, я же говорил!
Сердце домового заколотилось. Анна, ее зовут Анна!
— Аня, я же говорил, не надо покупать ей хомяка, они мало живут. Давай купим ей щенка или котенка, как она и просила.
— Юра, ты подумай, а если с щенком или котенком что–то случится, что с Аринкой будет? Ты посмотри на нее, сердце разрывается и у нее и у нас! Все, никаких животных в доме!
Анна решительно подошла к дочери.
— Аринушка, солнышко, пойдем в дом.
— Уйдите от меня! Я хочу, чтобы он жил! Рокки, Рокки… — девочка села рядом с холмиком, гладила ладошкой землю и что–то тихо шептала.
— Эх, горе–то какое. — Мефодий видел крошечный пузырек хомячьей души, летающий вокруг девочки и пытающийся ее успокоить. — Лети уже, грызун, — домовой дунул на душу и та полетела ввысь. Мефодий сел рядом с девочкой и стал нашептывать ей на ушко слова утешения настолько древние и тайные, что передать их нашим языком нет никакой возможности. Арина потихоньку успокоилась. Слезы высыхали на ее мордашке, она еще всхлипывала, но дала матери увести себя в дом.
— Давайте посмотрим, что тут у нас, — Мефодий отправился следом, осматривая свое новое жилище. То, что оно его, он не сомневался ни разу, сердце подсказало. Ох и хороший дом поставили! Сруб двухэтажный, окна большие, воздуха, света много, комнаты чистые с половичками цветными («как у моей Макаровны были», удивился домовой), банька во дворе, да много всего такого, о чем Мефодий и не помышлял. Вот только печки не было.
— Как зимовать будем? — пригорюнился домовик. — Спрошу у Нафани совета.
Нафаня так и жил рядом. Его дом тоже перестроили, тоже хорош был. «Но мой–то получше!», подумал Мефодий. Нафаня ему обрадовался! По своему дому поводил, все рассказал, показал и добавил, что много нового появилось за это время, чтоб не пугался ничего.
И началась у домового новая интересная жизнь. Анна работала дома, рисовала что–то, Аринка в школу ходила, а хозяин — Юрий — работал в центре большого города и домой возвращался поздно. Со всеми Мефодий подружился, всем был доволен, только живности ему не хватало. Но тут взрослые на своем стояли — никого ни в доме, ни во дворе. Дочку жалели. Так прошло несколько месяцев, наступила зима. Настоящая, как в старину — снег, мороз, ребятишки крепости снежные строят, в снежки играют, возвращаются домой мокрые насквозь, матери греют их в горячих ваннах, укутывают пледами и сажают поближе к батареям (напрасно домовик боялся, что мерзнуть зимой будут))) Приближался Новый Год. Привезли большую елку и Анна с Аришкой стали ее наряжать. Юрий, как всегда, на работе задерживался. Мефодий помогал с елкой и вдруг почувствовал неладное. Что–то с Юрием нехорошо, а что, понять не может. «Ходит по краю», пришло на ум. Что же делать? Дом не оставишь, не может он из дома уйти.
— Юрий Михайлович, зайди ко мне, — тон шефа был нейтрален, но что ждать от этого упыря неизвестно. Юра был уверен, что никаких «косяков» в последнее время не натворил, но шут его знает.
— Заходи, садись. — Вроде бы шеф настроен мирно. Уже хорошо.
— Отчеты по продажам подготовил?
— Конечно, Михаил Борисович, они у Леночки, я ей передал.
— Отлично. Я, собственно, что тебя пригласил. А приезжайте–ка ко мне с Анькой Новый Год встречать! Да. Знаю, что скажешь, что семейный праздник, Аринка, ну так отправьте дочку к бабкам–дедкам, а сами к нам.
Тон у шефа был не приглашающий, а приказывающий. Юра с тоской подумал о красивой елке, о подарках, о том, как с соседями ходят кататься на горку сразу же после полуночи, о фейерверках, о веселье. Но это шеф. И от него зависит не просто много, а, практически, вся Юрина карьера, все, к чему он так стремился очень и очень долго.
— Спасибо, Михаил Борисович, почту за честь!
— Ну и прекрасно. Ждем вас к одиннадцати. Да, вот еще что. Ты ведь за городом живешь?
— Да, а что?
— Охранники, мать Терезу их за ногу, собаку пригрели, а она с пузом. Собачники даром в праздник не едут, козлины, ты ее забери, а по дороге выкинь где–нибудь. Все, двигай, ждем, короче.
Юра вспомнил, как убивалась его дочь по маленькому хомячку, вспомнил кота и собаку, живших у его родителей, вспомнил добродушных охранников, подкармливающих любого зверя или человека, посмотрел на холеное, красивое и безразличное лицо шефа и вышел из кабинета.
Во дворе офиса два мрачных охранника искали коробку для Белки. Собака уже привыкла к ним и не ожидала ничего плохого.
— Вась, а может еще парочку приютов обзвоним, а?
— Да мы все обзвонили, везде забито. Куда же ее спрятать?
— Здесь некуда, шеф, паскуда, найдет. Ты у всех спрашивал, собака никому не нужна?
— Да кому она нужна, с приплодом! Она ж ощенится со дня на день. И собаки у многих есть, а как пристроить, никому не надо.
— Ты думаешь, он ее действительно выкинет?
— А как же! Шефов любимчик! Ты на морду его посмотри, он же перед начальством стелется, делает все, что ему велено.
Юра открыл машину, застелил сиденье и молча смотрел, как охранники кладут Белку в коробку и засовывают ее в машину. Небольшая собачка, бело–черного окраса с удовольствием и легким удивлением обнюхивала стенки коробки. Охранники, не глядя на Юру и не говоря ни слова, погладили собаку и ушли.
— Юрочка, у тебя все в порядке? — жена позвонила как раз в тот момент, когда он садился за руль.
— Да, милая, что случилось?
— Да, не знаю, захотелось услышать твой голос. Мы ждем тебя, тут Аришка расстроилась. Разбила елочную игрушку — собачку, помнишь, твоя мама ей дарила?
— Такую, бело–черную в смешном розовом плаще?
— Да, ее. Пришлось пообещать ей купить точно такую же, только где ж мы ее возьмем?
— Придется приходить к разумному компромиссу.
— Скажешь это своей дочери и будешь сам ее успокаивать. Целую, любимый.
— Я тебя тоже. Скоро буду.
— Бело–черная собачка в розовом плаще, значит… — задумчиво проговорил Юрий, глядя на Белку, спокойно лежащею в коробке и набрал номер своей секретарши.
Домой он приехал затемно, пришлось еще смотаться по неотложным делам, да остановиться в лесу. Любимый, выстраданный дом тепло сиял огнями, манил уютом и вкусным столом.
— Папа, папочка, — Аришка выбежала ему навстречу, сияющая в белом платье снежинки.
— Уууу, как от тебя вкусно пахнет, съем, — он клацнул зубами рядом с розовым носиком. Аришка захохотала и попыталась вырваться из его рук. Юра не отпустил ее и прошептал ей на ушко:
— Меня мама сейчас страшно ругать будет, ты за меня заступишься?
— Я не знаю, мама всегда права, так бабушка говорит.
— Ох, тещино воспитание, — вздохнул Юра и понес дочку на кухню. Предстоял серьезный разговор с женой.
— Аня, нас шеф на Новый год к себе пригласил. Ты понимаешь, что если мы не пойдем, он любую гадость мне сделает или даже уволит. Это был приказ, а не приглашение.
Жена растерянно улыбнулась. — А как же Ариша, елка, санки и фейерверки?
— Читаешь мои мысли, милая! Что делать будем? Да и вот еще что. Он дал мне задание избавиться от приблудной собаки. Выкинуть ее в лесу. Поэтому я и задержался.
Как описать то состояние, когда понимаешь, что человек, которого ты так хорошо знала, оказывается чужаком, поворачивается к тебе такой стороной своей жо.. т. е. личности, что становится страшно. А что, собственно говоря, ты делаешь рядом с этим человеком? Анна застыла, не обращая внимание на странные крики Арины в прихожей. На ее визг и смех.
— Почему ты задержался? — переспросила она, как будто если услышишь что–то мерзкое во второй раз, станет легче. Юра не успел ответить.
— Мама, мама, — Аришка звала ее в прихожую и смеялась, смеялась.
— Потом все решим, хорошо? Арина зовет, — Анна как автомат пошла на крики дочери, не обращая внимания на мужа.
Бело–черная приблудная собачка Белка, замотанная в кусок розовой ткани, изображающей плащ, пыталась лизнуть Арину в нос и изо всех сил виляла хвостом. Рядом в большой коробке было ее «приданое», наспех купленное в магазинах — лежанка, миски, витамины для беременных и пакет корма.
— Зачем ей витамины? Она же родит со дня на день, — только и смогла сказать Анна. Мужу она могла и хотела сказать намного больше и если бы не присутствие дочери, так бы и сделала, но Аришка так счастливо смеялась и теребила свой новогодний подарок, что она решила промолчать и только поняла, что этого мужчину она все–таки знает.
Мефодий довольно наблюдал за этой картиной. Нет, не ошибся он в выборе дома и людей. Настоящие они. Хорошо с ними. Тепло.
Новый год они решили встречать дома. И все было так, как они и хотели: и подарки и елка и новогодний стол и санки и фейерверки. За одним маленьким исключением. Анна что–то непривычно сильно устала от готовки. Прилегла на диван, командовала Юрой, чтобы он накрыл стол, принес все с кухни, а потом, когда домовой присмотрелся, он увидел маленькую золотистую душу у нее в животе. «Никакого шампанского», тут же решил домовой и легонько щелкнул по бокалу в руке Анны, он треснул, она испугалась немного.
— На счастье, — успокоила сама себя.
— Ты еще даже не представляешь, как ты права, Анна, — подумал Мефодий.
P. S. С Белкой все было хорошо. Родила она семерых крепеньких щеночков, да таких красивых, что их всех разобрали соседи. А Белка, молоденькая собачка, осталась жить в новой семье
Игра в кости
Проснулся он свежим и отдохнувшим. Бодро спрыгнул с постели и вышел из комнаты. «Вставать надо с улыбкой на лице и в хорошем настроении," так говорила мама и он всегда старался следовать этому правилу. Он улыбнулся, прислушался к себе, настроение было отличным, но … Что–то его смущало. Что же? Пол приятно холодил ноги, был идеально чистым, все как он любил, стены гладкими, но где он? Что это за странный коридор? Он немного заволновался и испугался, пошел быстрее, потом побежал, вперед, туда, у яркому свету в конце. «Я умер?» Все было именно так, как описывали те, кто находился на грани. Длинный коридор, яркое свечение. «Если и умер, надо определиться," подумал он и еще быстрее побежал вперед. Запыхавшись и держась за правый бок, он влетел в небольшую комнату. Посередине стоял стол, выкрашенный черной и белой краской, за ним сидели два офисных работника, в строгих и скучных костюмах, и играли в кости. Как он понял, на маленькие радужные сферы, горкой сваленные в центре стола.
— Долго нам еще?
— Да кто его знает, когда смена придет. Ты выиграл.
— Вижу. Как надоело. Мы уже вечность тут торчим.
— Не преувеличивай, на пару тысячелетий меньше.
— Как будто есть разница. Теперь ты забирай.
Три сцепленные сферы переместились на белую часть стола. Он подошел поближе и пытаясь рассмотреть, что там шевелится внутри, случайно коснулся сфер носом. И сразу же оказался в аэропорту. Трое подвыпивших мужиков орали и требовали зарегистрировать их на рейс, не слушая объяснений персонала, что они безнадежно опоздали. Неудачливые пассажиры матерились, махали кулаками и были твердо и невежливо выдворены из здания аэропорта. «А самолет, на который они опоздали, разобьется ведь!» вдруг понял он. Глубоко вздохнул и снова оказался в той комнате. На сферы в черной части стола он решил не смотреть, сразу понятно, что ничего хорошего он там не увидит.
— Слушай, а тебе вообще объясняли, зачем мы этим занимаемся?
— В смысле?
— Ну есть же судьба, карма, заслуги там разные, да и Главный все определяет. Вот это все зачем?
— Могу только предположить.
— Давай.
— Вот бывает, ты все по полочкам разложишь, ясно, какой надо выбор сделать, а душа не лежит. Понимаешь?
— Конечно!
— В таком случае что надо сделать?
— Монетку кинуть?
— Ну, вот этим мы и занимаемся. У нас только честнее. Нас двое. От разных ведомств. Я так понимаю, что когда Главный на распутье, он просто полагается на волю случая.
— Не думал, что он такой легкомысленный.
— Ну, почему. Случай — это тоже сила и возможность и с ним надо считаться.
— Может ты и прав. Только надоело.
— Слышал уже. Кидай.
— О, опять ничья! Сколько можно? Этот мужик у нас уже неделю висит на ничьей. Рапорт подать что ли?
— Что бы на нас смежники окрысились? Они сами все мониторят, вмешаются, когда надо будет.
Он подошел посмотреть на сферу, которая опять была отправлена в общую кучу. В ней он увидел себя, лежащего на больничной койке, опутанного проводами и трубками, уже не сильно похожего на человека. Значит, он в таком состоянии семь дней. Что с ним случилось? Он не помнил.
— Ну и когда они собираются вмешиваться? Он меня раздражает!
— Тебе какая разница. У Судьбы много вариантов и возможностей. Иногда всего лишь малость может повлиять на кости, выбор то есть.
— Например?
— Ты задаешь так много вопросов, я устал от тебя. Просто кидай кости.
Он стоял около стола. Если они и видели его, то не показывали это. Что делать дальше? Как повлиять на Судьбу или выбор Главного? Он не знал. Что делать дальше, тоже было непонятно.
— Смотри, опять он на кону!
Его сфера, такая красивая и беззащитная, выплыла в центр стола. «Значит что–то изменилось», успел подумать он, а потом все завертелось и его поволокло. Быстро и сильно. Очень далеко.
— Валентина Николаевна?
— Да, — она сразу поняла откуда звонят. Сердце остановилось и она не могла вздохнуть.
— Отличные новости! Ваш муж очнулся! Валентина Николаевна? Вы еще здесь? Можете его навестить завтра.
Она молча повесила трубку и как автомат прошла в комнату, где ползая по ковру и пробуя на вкус все на свете, включая покорного кота, их сын только что сказал свое первое слово: «Папа».
Два клерка равнодушно посмотрели на сферу, уплывшую на белую часть стола.
— Я же тебе говорил, для того, чтобы Судьба сделала свой выбор, иногда достаточно самой малости, даже одного слова.
Путешественница во времени
Около нашего дома был котлован, неизвестно зачем выкопанный. Пятиэтажки, две больницы, котельная и котлован, полный воды. Детям туда запрещалось ходить. Конечно мы игнорировали ценные указания и просачивались на запретную территорию. Всего лишь пару раз, потому что там действительно не было ничего интересного. Просто яма, заполненная водой и мусором. Поэтому я и решила появиться именно там, где почти никогда никого не бывает. Даа, зря я взяла чемодан на колесиках. Сначала по земле, потом по асфальту, проложенному кое–как. Хорошо, идти недалеко, иначе взгляды, которыми меня провожали местные жители, прожгли бы меня насквозь. Я постаралась одеться проще и незаметнее. По своим меркам, а вот по меркам того времени… Не было тогда кроссовок с ярко малиновыми шнурками и тетки далеко за сорок, да еще с моей корпулентной фигурой, джинсы тоже не носили. Рюкзак! Я мысленно билась головой об стену. Ну, какая же я дура! Что стоило взять с собой сумку! Ладно, чего уж теперь. Вот он, знакомый до боли подъезд. Как я каждый день по нескольку раз поднималась на четвертый этаж? А тут еще этот чемодан, будь он неладен. Наконец–то. Дверь, обитая коричневым дерматином, белесое пятно чуть ниже глазка. Это я когда–то мелом написала номер квартиры — 93, мама потом ругалась и пыталась его стереть, не получилось до конца. Звонок. Оказалось, я абсолютно забыла, каким он был. Дверь открыла мама. Господи, я чуть не упала. Мама. Молодая, моложе, чем я сейчас, стройная (какого лешего я всегда считала ее толстой и постоянно говорила ей об этом?), в знакомом халате и фартуке. Из квартиры тянет табачным дымом (значит, папа тоже дома) и жареной картошкой.
— Вам кого?
Ёлки–палки, как я готовилась к этому разговору, а сейчас все слова пропали, голова пустая, язык присох к небу.
— Извините, можно воды?
— Стась! Принеси воды! — мама смотрит настороженно, я слишком странно выгляжу и слишком похожа на ее дочь.
— Вам плохо? Зайдите. — Она делает пару шагов до кухни и возвращается с табуреткой и чашкой воды. — Вот. Пожалуйста.
Я вошла в малюсенькую прихожую, села на табуретку и подумала, что первый шаг сделан, теперь не выгонят.
— Дело в том, что я ваша дочь.
— Стась! — у мамы зазвенел голос и папа поняв, что что–то не так все–таки появился в прихожей.
— Стась, эта женщина говорит, что она наша дочь.
Папа. Молодой, чуб вьется, глаза живые, никакой тоски и усталости, подтянутый и сильный. Ежели что, спустит с лестницы. Вежливо.
— Я сейчас докажу. Я действительно ваша Оксана. Я из будущего.
Хорошо, что телефона у нас тогда не было. А около двери сижу я на табуретке, мимо меня не просочишься, чтобы вызвать милицию из автомата в соседнем доме.
— Смотрите. — Я достаю смартфон и показываю им фотографии. Я долго думала, что именно им показать. Выпускной в школе или институте? Нашу свадьбу? Решила, что надо действовать жестко, чтобы поверили сразу. Показываю могильные камни в том порядке, как уходила семья: папа, бабушка Аня, дедушка Тима, бабушка Юля, мама, дедушка Слава.
— Это не фотошоп.
— Что?
— Не фотомонтаж. Все так и есть.
Папа — технарь до мозга костей, аккуратно берет смартфон, я показываю ему, как листать фотографии, он изучает даты, хмурится, потом перескакивает на картинки, фотографии и прочую муру, которая хранится у всех.
— А что это за прибор?
— Это телефон. — Я рада, что он может критически мыслить. — А давайте пройдем в зал. Оксана дома?
— Нет, она с подружками гуляет, — мама отвечает механически и мне кажется, что она все–таки упадет в обморок.
— С Танькой З. и Светкой С.?
— Да. Откуда вы знаете?
— Потому что она — это я или наоборот, я не знаю. А других подружек у меня не было.
Я захожу в свою комнату — зал и вижу, что уроки уже сделаны, сумка стоит собранная к завтрашней школе, на столе обычный бардак и начиная рыдать. Сразу, как шлюзы открылись. Не думая, что я делаю, я обнимаю маму и плачу и не могу остановиться. Она сама напугана, сердце бьется и я боюсь, что аневризма у нее в голове, которая зловеще тикала всю ее жизнь, может разорваться прямо сейчас.
— Так, все. Я успокоилась. Пап, дай еще воды, пожалуйста. — Жадно выпиваю полную чашку. Мы сидим на диване. Они все еще не верят, но, вот она я — как две капли воды похожая на их дочь, постаревшая и располневшая, но лицо то же.
— Я пришла, чтобы предупредить вас. Я не знаю, почему мне разрешили и позволили, но раз есть возможность, надо ею воспользоваться.
И я начинаю им рассказывать, что с ними, с нами, будет, если … Они внимательно слушают. Руки у обоих трясутся. Папа беспрерывно курит и видно, что ему очень хочется выпить.
— Я привезла с собой хороший портвейн. Настоящий, португальский. — По–хозяйски открываю сервант, вынимаю подходящие рюмки и лезу в рюкзак за бутылкой. Я помню, что мама любила тогда крепленые вина, что они оба очень любили шоколадные конфеты, особенно трюфели, поэтому большой рюкзак забит до верху гостинцами. Теми, что сейчас можно купить в любом магазинчике.
— Мам, освободи маленький столик. — С умилением смотрю на столик. Мы купили его в Москве, в 1985 году, в разобранном виде, в коробке привезли домой и вот он. Еще целый и не погрызанный собаками. Каким красивым он оказывается был!
На гостинцы они набросились, как дети. Хорошо, что я столько накупила, они отвлеклись и, вроде бы слегка поверили. Не до конца, конечно, да я бы и сама не поверила.
— Это тоже вам. — Чемодан полон вещей. Старалась, выбирала классику, чтобы не сильно выделялись.
— Нам? Ну это же дорого!
— Я хотела сделать вам приятное.
Мы пьем портвейн, я рассказываю, мама ахает и охает, папа молчит, видно, что его очень тревожит увиденное и услышанное. И тут раздается звонок.
— Ксануля пришла!
Как же давно я не слышала этого! Сердце сжимается. Мама меня всегда так называла.
Я вхожу, мрачно, исподлобья косясь на себя саму.
— Ксануля. это - … мама в замешательстве.
— Я сама объясню ей, — я смотрю на себя. Юная, хорошенькая, стройная девчушка! Ну, кто мне вбивал в голову, что я толстая, какой урод?
— Так, родители, у меня мало времени, вам я уже все рассказала, дайте поговорить с девочкой.
Они переглянулись, но вышли из комнаты.
— Оксана, слушай внимательно, в классе есть мальчик, которому ты очень нравишься и ты невероятно хорошенькая и привлекательная!
Я пытаюсь как можно убедительнее и быстрее рассказать ей все, что собиралась. Время, вот чего мне не хватает, все, пора! Я крепко обнимаю их всех, прошу, чтобы хорошенько обдумали и запомнили мои слова и ухожу. Мне надо успеть добежать до котлована.
Путешествовать во времени оказывается очень просто. Секрет мне открылся во сне. Вам я его не скажу, это же секрет. Почему именно я? Не знаю, значит так надо. Я добегаю до котлована как раз вовремя. Мгновение, и я дома.
Дома? Я стою на незнакомой улице незнакомого города, в глазах все плывет, ничего толком не вижу и не слышу. На мне не привычные джинсы, а платье, вместо рюкзака сумка, я на каблуках и чуть не падаю с непривычки. В сумочке звонит телефон. Мама. Мама? Значит получилось? Значит они живы и я смогла изменить многое?
— Ксанка, ты почему не позвонила? Как ты доехала?
— Все хорошо. Извини, мам.
— Целую, солнышко. Игорю и Женечке привет!
— Передам. Целую, мам.
Игорю и Женечке? Кто это? Листаю телефонную книгу. Тут и папа и бабушки с дедушками, значит… действительно все получилось? Но где же я? И как я прожила всю эту другую жизнь? Значит, вот как платят за путешествия во времени! Расщеплением жизней и потерей одной.
— Извините, а что это за город? — я жалобно улыбаюсь прохожему.
— Такая приличная женщина, а уже обкуренная и прямо с раннего утра. Это таки Бруклин, город Нью–Йорк, страна США, планета Земля, созвездие Млечный Путь, продолжить? — ехидный старикан презрительно окидывает меня взглядом и идет себе дальше.
Я оглядываюсь и говорю:
— А–фи–геть!
Ужин в ресторане «На грани миров»
— Добрый вечер! Давно вас не видели!
— Да, знаете, как оно бывает… Дела, дела…
— Конечно знаю! Вы готовы заказать?
— О да! На закуску мне пожалуйста пролесковый лес.
— Ммм, а поподробней?
— Конец марта, яркое солнце, лес, полный пролесок невероятного синего цвета и с листьями свежей, незапыленной зелени.
— Понятно, жужжанием пчел приправить?
— Обязательно! И предчувствием дождя! Знаете, когда вдруг набегают облака, а воздух начинает по особенному пахнуть!
— Сделаем! На первое вам…
— Первую настоящую майскую грозу! Ливень, гром, молнии, все, как полагается!
— Да, да, у нас все так и есть!
— Какое у вас сегодня блюдо дня?
— Зимний морозный день за городом. Большой теплый дом, хорошая компания, снег, солнце. Лыжи, санки, прогулки, снежки — на выбор.
— А дополнительный топпинг есть?
— Конечно! Вечер у огромного камина, проведенный за дружеской беседой и бокалом глинтвейна.
— Отлично! Что порекомендуете на десерт?
— Купание в ночном море. Теплом, ласковом под невероятной красоты звездным небом.
— Уговорили. Несите!
— Как будете расплачиваться?
— Как всегда. Бартером.
— Тсс. Мы не любим это грубое слово. Обмен. Что вы можете предложить?
— Прогулку с любимыми собаками летним вечером, когда жара спала, мир успокоился и солнце, сонное и еще жаркое, заходит за горизонт.
— Прекрасно! Но этого мало!
— Улыбка ребенка, его маленькая ручка, такая нежная и пугающе уязвимая в вашей руке, его смех и катание на велосипеде. Есть у меня и дружный семейный праздник и разговор по душам с мамой и мужской разговор с сыном.
— Ооо, этого даже много. Мы будем вам должны. Возьмете голубя с доброй вестью на сдачу?
— С большим удовольствием.
— Мы редко вас видим в последнее время, вы выбрали другие места?
— Увы, серые будни, они на вкус не так изысканны, но тем сладостней визиты сюда.
— Что–то есть в ваших словах. Но вот и ваша закуска! Наслаждайтесь!
Он аккуратно, стараясь примять как можно меньше цветов, опустился на землю. Все было именно так, как он и заказывал: пронзительная синева неба и пролесок, яркая зелень цветочных стеблей и листьев, теплое, ласковое солнце, деловитые пчелы и предчувствие дождя. «Да, все просто идеально», подумал он. И в который раз дал себе зарок, не пропускать ничего прекрасного, что есть в этой жизни.