В. и Д. Нарижные
УТРО ДОНА
Идальго укусил клоп, и идальго проснулся. Он долго с недоумением лежал на тонком полотне, пытаясь узнать комнату и восстановить события минувшей ночи. Кажется, опять был пьян, как свинья. С кем-то целовался (женщина?), проиграл лошадь; а одного, кажется, хозяина дома, проткнул шпагой! Бр-р-р, гадко.
- Хуан! - крикнул он слабым голосом с хрипотцой. - Хуан, ты здесь?
Откуда-то (кажется, прямо из стены) неслышно появился Хуан, севильский еврей, которого идальго давно уже возил с собой в качестве слуги, ростовщика и карточного шулера-консультанта.
- Благородный дон изволили проснуться, - бесстрастно произнес Хуан, мертвенно улыбаясь деревянным лицом. - Благородный дон изволит умываться? Одеваться? Завтракать?
- Да-да, Хуан! То есть нет! Хуан! Скажи! У меня есть лошадь?
- Все невзгоды преходящи, - философски заметил меланхоличный Хуан. И все, кроме смерти, можно легко поправить. Благодарение Богу, у Хуана еще достаточно шекелей, и стоит дону!
- Педро! Сегодня я - дон Педро, - перебил его идальго. - Но продолжай!
- И стоит дону Педро, - равнодушно продолжал слуга, - и стоит дону Педро приказать, как появится конь, вино и цирюльник, чтобы пустить кровь. Хотя на цирюльнике стоит сэкономить: сюда ломится хозяин дома, и в руке у него шпага (заметьте, сударь, ваша), и он жаждет вашей крови. Это будет стоить благородному дону нескольких лишних золотых.
- Штаны, Хуан! - вскакивая, закричал дон Педро. - И что-нибудь потяжелее: я рассчитываю сохранить это золото для себя. Будешь мне должен.
Из-под взъерошенного одеяла выскользнула пышнотелая инфанта - дочка хозяина - и тихо скользнула вглубь комнаты - одеваться.
- Сюда, синьора, - указал Хуан на раскрытую дверь балкона. - Там веревочная лестница.
- Пошел вон, дурак, - тихо шепнула донья, кутаясь в мантилью. - Я все-таки хозяйка в этом доме, понял, канальеро?! Лезь сам по своей паршивой лестнице, хоть в задницу самому дьяволу! - и она сделала неприличный жест.
- Дон Педро, нам пора, - равнодушно сказал Хуан. - В этом доме нас больше не приютят.
Путаясь ногами в полунадетых кальсонах, идальго привычно стал спускаться по лестнице. Дон Педро не любил высоту; веревки больно врезались в босые ступни, и он сердито сопел, стиснув зубы. Следом за доном легко спустился еврей, который рывком отцепил лестницу, несмотря на то, что на нее уже успел ступить не в меру гостеприимный глава дома.
- Синьору лучше посторониться, - деловито предупредил Хуан. - Не то кабальеро Мигель забрызгает синьора.
Дон Педро взглянул вверх и посторонился.