Рано или поздно каждый из викингов становился участником кровавой мести. Это являлось одним из основных жизненных принципов. И вот в этой ситуации вся сложная система взаимоотношений жизни викинга – кровное родство, связь с семьей приемных родителей (в которых часто воспитывались дети даже при живых отце и матери), дружба, брак, преданность своему господину – должна была прийти ему на помощь, когда возникал сложный конфликт.

Вот, к примеру, ход одной типичной семейной распри, о которых так много рассказывается на свете.

Изначально ссора могла возникнуть из-за какого-то пустяка, и обе стороны, казалось бы, сначала не придавали никакого этому значения, и до возникновения открытой вражды прошло много времени. Но рано или поздно член одной семьи оскорблял члена другой, и не важно, словесно это было или физически. Естественно, что честь семьи оказывалась задета. Самым мирным и мудрым выходом для жертвы из неприятной ситуации было потребовать денег в возмещение ущерба: и только самые нечестные и высокомерные люди могли отказаться от уплаты. Но пострадавшие, конечно, считали, что отомстить с помощью кровопролития – это более достойно и мужественно. Ведь речь идет о викингах, а не о каких-нибудь саксах.

Сразу же возникала кровная вражда, поскольку просто немыслимо было, чтобы один родич позволил просто убить другого, не убив сам, по крайней мере, одного человека в качестве возмещения. И причем это не обязательно должен был быть убийца, как говорится в кодексе законов: «В этой стране издавна существовал злой обычай: когда человека убивали, его родичи нападали на любого человека, который в роду убийцы считался самым лучшим (хотя убийство могло быть совершено без его ведома или желания, и он не принимал в нем участия), и они не мстили самому убийце, хотя это легко можно было сделать».

Дальше месть влекла за собой месть. Чаще всего, вся эта история увенчивалась настоящей битвой между двумя кланами, их друзьями и подвластными. А иногда и радикальными действиями, такими как сожжение заживо всего клана, когда одна мстившая семья запирала другую в собственном доме и поджигала его. У мужчин в такой ситуации не было другого выхода, как сгореть заживо или же выйти наружу и вступить в неравный бой, который, вероятнее всего, был бы все равно проигран. В итоге, силы обеих сторон истощались или их лидеры в результате вражды погибали, наступало все-таки время для мирного урегулирования конфликта. И, обычно, штраф за убийство удовлетворял оскорбленное достоинство и честь, и кровопролития, наконец, прекращались.

Когда семьи были готовы к диалогу, возникало несколько вариантов дальнейших действий: дать «единственное суждение» пострадавшей стороне, обратиться к третейским судьям или начать судебный процесс. В первом случае одна из семей признавала свою вину полностью и шла на уступки противникам, прося их назначить компенсацию, на которую, по их мнению, они имеют право. И соглашаясь принять любые наказания, которые будут наложены опозоренной семьей. Удержать противника от злоупотребления соглашением должен был обычай и общественное мнение. Такой способ удовлетворял чувство чести полностью и был наиболее приемлем для пострадавшего.

Когда же возникали сложные ситуации, в которых обе стороны имели и правых, и виноватых, дело передавали третейским судьям, решению которых все клялись подчиниться и исполнить его. Судьи внимательно выслушивали стороны и оценивали компенсацию за ущерб, нанесенный другой стороной. Судьи рассчитывали равные потери, понесенные обеими семьями, которые «погашали» друг друга. Так, например, отрубленная рука или нога – к отрубленной руке или ноге, рана приравнивалась к ране, смерть – к смерти. Но при условии, что жертвы были примерно одного «уровня», то есть имели в обществе равное положение: смерть раба в одной семье не могла «погасить» убийства господина в другой, а гибель бонда – гибели сына ярла. Другим важным пунктом в расчетах была физическая или словесная провокация: считалось, что некоторые оскорбления дают право на любую месть.

Судьи принимали все вышеперечисленное в расчет и подводили итог, объявляя, что в результате одна семья должна другой такую-то и такую-то сумму как возмещение за увечья и убийства. В законе были оговорены основные суммы уплат за свободного человека. Если же денег не было, судьи могли приговорить виновного к изгнанию на определенный срок, на всю жизнь или до тех пор, пока живы его враги. Это было только отчасти наказанием, самое главное – это было средством предотвратить возобновление новой распри. Изгнаннику даже давали срок для того, чтобы уладить все дела и организовать свою поездку. В это время никто не имел права ему мешать и досаждать. Но, если он отказывался уезжать, враги могли напасть на него, и по закону, они ничем не рисковали.

И, наконец, третий способ состоял в том, чтобы начать судебный процесс перед народным собранием. Такое собрание являлось неотъемлемой частью жизни народа. Оно действовало одновременно как суд и как подобие парламента: все свободные люди, владевшие собственностью, даже пускай и минимальной, обязаны были присутствовать на собрании. Хотя решения чаще всего отражали волю наиболее могущественных из присутствующих. Поэтому большинство вопросов все же решалось первым и вторым способом.

Рагнар, разумеется, не был исключением и он был втянут в кровавую месть, еще будучи юношей.

Все началось, конечно, с ерунды. Кто-то сказал что-то резкое другому, и понеслось… Никто уже толком и не помнил из-за чего началась вражда, но не принято было и отступать от принципов кровавой мести. К тому же тот клан, с которым поссорились родственники Рагнара, был не совсем викингами, точнее – полукровками. И уж стерпеть обиду не от чистокровных викингов вообще было немыслимо.

Рагнару не нравилась эта ситуация, ведь самому ему было всего 16 лет и ему было абсолютно все равно, кто и с кем поругался. Хотя, конечно, интересно сражаться за честь семьи… Но когда пару раз на него напали сразу десять здоровых мужиков, вооруженных до зубов, только сильные и быстрые ноги помогли будущему великому конунгу спастись.

Больше всего молодого Рагнара занимали красивые женщины и возможность приобретать предметы роскоши и оружие. Уже тогда Лодброк ходил в походы вместе со своим отцом, и все награбленное он оставлял себе. Поэтому в свободное от набегов время занимался тем, что тратил свои богатства. И, честно говоря, Рагнару это нравилось больше всего. Он лет с двенадцати понял, что деньги – это власть. Не важно, кто ты; если у тебя есть деньги – ты можешь все! Можешь купить все самое лучшее, можешь ехать, куда тебе вздумается, можешь приобрести самых сильных воинов, да просто, можешь завоевать весь мир!

И именно поэтому с таким упоением он тратил награбленное. Чувствовать, что ты можешь все, – ни с чем несравнимое ощущение!!! Так однажды он закатил пир, который потом еще долго обсуждали придворные ярлы.

Со всего мира Рагнар заказал множество яств. Ему на кораблях прямо в замок доставляли удивительные плоды: странные на вид и сладкие на вкус из Азии, прекрасное вяленое мясо из Испании, выдержанное вино из Франции, сладости, тающие во рту из Индии… Но самое главное – это антураж… Рагнар всегда любил создать атмосферу роскоши: если уж и быть великому пиру, то быть самому великому пиру из всех, которые видывал мир. Он купил живых тигров и леопардов у какого-то шейха. И звери, прикованные цепями к колоннам в главном зале замка, важно расхаживали, пугая окружающих диким рыком. Все пространство зала было устлано шкурами разных животных. А с земли русской Рагнару привезли настоящего бурого медведя, который сидел в огромной клетке и ел мед из бочки. Ярлы дивились, ели и пили, такого в замке еще не было никогда. Конечно, Рагнар был молод, и все понимали это, но через год он должен был взойти на престол. И если даже кто-то и считал такое поведение излишним, никто не посмел сказать и слова будущему правителю.

Рагнару же нравилось ощущение всемогущества. А завоеванные богатства усиливали его в тысячу раз. Конунгу было позволено все, и никто не мог запретить ему делать то, что он хочет. Это приравнивало его к богу Одину. Вот почему деньги так много значили для Лодброка, хотя он и никогда не был нищим. Он любил красивую жизнь и готов был дорого платить за нее.

Но вернемся к мести. Именно на этом пиру и разгорелась ссора между отцом Рагнара и еще одним конунгом. Как говорится, слово за слово… Тот конунг был вспыльчив и обидчив, поэтому семья Рагнара – все до кого смогли добраться он и его люди – получили различные увечья. Обиженный конунг подстерегал родственников Лодброка практически везде, безжалостно издеваясь и мучая их. Семья Рагнара отвечала тем же.

Но вот однажды Рагнар столкнулся с Ингой. С девушкой, о которой к тому времени говорили все. Она была чрезвычайно красива, с белой кожей, длинными рыжими волосами, очаровательными чертами лица. Она была искусной лучницей, а в бою на мечах одна стоила сотни воинов. Она готова была биться с демоном или с богом, на коне или пешей. Она обладала великолепным умением укрощать необъезженных лошадей, невредимая спускалась с крутых горных откосов. Какой бы не была битва, ее всегда посылали вперед как первого капитана, экипированную отличной броней, огромным мечом и мощным луком. И она всегда совершала больше доблестных деяний, чем кто-либо другой из войска. И она была дочерью того обиженного конунга…

Рагнар как обычно возвращался с охоты через лес. Так он всегда сокращал дорогу до ворот замка. Как вдруг прямо перед ним откуда-то с веток раскидистого дуба спрыгнула Инга. Одним метким ударов она выбила ногой из рук Рагнара меч, а затем, перекувырнувшись в воздухе, оказалась за его спиной и с силой ударила его рукояткой своего меча в голову.

Все происходило настолько быстро, что Лодброк даже не успел увернуться, он почувствовал, как перед глазами все кружится, и он падает на землю. Удар был ощутимым, но не достаточным для того чтобы конунг потерял сознание. Секунда и он уже стоял на ногах, развернувшись лицом к своему противнику. Инга, издав пронзительный боевой клич, снова атаковала его. Но на этот раз Рагнар ловко увернулся от летевшего в его лицо кулака в металлической перчатке. Такая на первый взгляд простая вещь как перчатка становилась смертельным оружием, если ее выковал кузнец-умелец ведь на ладони и внешней части она была украшена острыми шипами.

Инга – не зря ее считали великим воином, – мгновенно сориентировавшись, попыталась ударить Рагнара ногой в колени. Но конунг, отпрыгнув, резко схватил ее за эту ногу. Потерявшая равновесие девушка свалилась на землю и, зашипев, словно дикая кошка, стала вырываться. Рагнар набросился на нее, и они схватились, нанося друг другу жестокие удары. Неизвестно, чем бы закончился этот бой, если бы оба не услышали жуткий треск ломающегося бурелома. Как по команде Рагнар и Инга перестали друг друга бить и уставились в ту сторону, откуда шел звук.

Буквально в этот же момент, ломая молодое деревце на дорожку, на которой бились Рагнар и Инга, выскочил медведь. Тот самый, которого купил на свой пир Лодброк, и, решив потом устроить на него охоту, отпустил в лес за замком.

Тогда медведя так и не поймали, да и больше не видели. Но, кажется, сейчас он нашелся, точнее сказать, нашел для себя добычу.

Инга и Рагнар, увидев животное, вскочили и бегом бросились в чащу леса. Медведь бросился за ними. Тощий и злой он явно хотел полакомиться свежим мясом. Девушка и мужчина, казалось, бежали быстрее ветра, но чувство голода заставляло бежать зверя еще быстрее, он с легкостью ломал высокий кустарник, продираясь сквозь него, и не упускал свой «обед» из виду. В какой-то момент Рагнар почувствовал, что его нога за что-то зацепилась, и он стремительно падает на землю. Тут же вскочив, конунг понял, что его нога прочно застряла между сучьями поваленных деревьев. И как он не дергал ею, пытаясь высвободиться, ничего не выходило.

И тут Рагнар почувствовал, как медведь сваливает его обратно на землю. В ужасе конунг взглянул на своего противника, из огромной клыкастой пасти ему на лицо текла слюна, глаза животного, темные и яростные, смотрели прямо в лицо Рагнара. Викинг попытался нащупать свой меч, но вспомнил, что он остался на дорожке рядом с замком…

Рагнар схватил первую попавшуюся под руку палку и со всей возможной силой ударил животное по голове. Медведь взревел и замахнулся огромной когтистой лапой. Рагнар зажмурился, предчувствуя жуткую гибель в мучениях… «Быть разорванным медведем, – пронеслось в голове у юного конунга. – Такой позорной гибели я себе никогда не желал».

Секунду спустя, Рагнар почувствовал, как тяжелая туша падает на него, просто пригвождая его к земле. Конунг лежал и ждал, пока зубы зверя вопьются ему в горло… Прошло несколько страшных минут, и вдруг звонкий девичий голос произнес:

– Ну и долго ты будешь так лежать?

Рагнар открыл глаза, и первое, что он увидел, – был окровавленный меч Инги, который она аккуратно вытирала о шкуру убитого медведя. Он перевел взгляд на животное… Безжизненно лежавшая морда с остекленевшими глазами «смотрела» прямо на него. Эта огромная махина, минуту назад желавшая растерзать его на кусочки, была повержена хрупкой девушкой, стиравший с меча еще теплую кровь. С трудом спихнув с себя тяжеленную тушу, Рагнар сел.

Инга, убрав оружие, присела на корточки и попыталась высвободить ногу викинга.

– Вот же тебя угораздило, – насмешливо сказала она, снова вынимая меч и перерубая сучья и ветки, в которых застряла нога Рагнара.

Наконец, высвободившись из случайного плена, конунг, потирая ушибленную конечность, сказал:

– Спасибо тебе. Если бы не ты… – он запнулся, ведь это была девушка из семьи врагов.

– Если бы ни я то, что…? – голос Инги был серьезным, но глаза выражали истинные чувства, оставаясь насмешливыми.

– Зачем ты спасла меня? Мы же враги!

– А что ты предлагал мне сделать? Оставить тебя на растерзание медведю и лишить себя возможности убить тебя собственноручно?

Рагнар хмыкнул. В голосе девушки он слышал только иронию. Она, похоже, не собиралась прямо сейчас вершить правосудие.

– Знаешь, как бы там ни было, все равно спасибо, – честно сказал Рагнар.

Инга только высокомерно дернула плечом.

– Давай, вставай, надо выбираться отсюда, – с этими словами она повернулась и стала пробираться сквозь лес.

Викинг с трудом поднялся и, прихрамывая, побрел за Ингой.

Эта девушка явно имела своенравный и вздорный характер. Но это всегда заводило молодого конунга. Правда, в ситуации, когда на тебя только что набросился медведь и мог бы сожрать со всеми потрохами, мало на что потом обращаешь внимания.

И Рагнар был, действительно, благодарен Инге за спасение. Какая разница враги они или нет, если она ему помогла? Да и к тому же, ссорились их отцы, а не они сами. Как уже говорилось выше, молодому конунгу хотелось приключений, славы, красивых женщин и богатства, а непонятная кровавая месть, причины которой никто уже и не помнил, скорее, раздражала Рагнара. Точнее, участие в ней. Почему он должен тратить время на то, к чему он даже не имеет отношения? Почему он должен отвечать за чужие ошибки?

Задумавшись обо все этом, Рагнар чуть было не влетел в спину Инги. Девушка обернулась и, одарив Лодброка далеко не ласковым взглядом, продолжила путь.

– Знаешь, – начал, Рагнар, – я не понимаю сути вражды наших семей. И главное – я не понимаю, для чего враждовать нам…

– Мы отвечаем за наши семьи и обязаны мстить за каждого из родичей… – ответила Инга.

Но что-то ненастоящее показалось Рагнару в словах девушки. Как будто бы она повторила просто заученный текст.

– Ты серьезно так считаешь?

– Да.

– Ни говори глупостей! – более резко, чем ему бы хотелось, сказал Рагнар. – Ты так тоже не считаешь!

Инга остановилась и, обернувшись, немного удивленно посмотрела на викинга.

– А что ты предлагаешь – не вмешиваться и стоять в стороне, пока наши семьи не переубивают друг друга?

– Конечно, нет. Но убивать нам с тобой друг друга тоже не считаю правильным. Да это просто глупо, в конце концов.

Инга на секунду замялась. В ее глазах викинг ясно видел полное согласие со своими словами. Но гордость юной воительницы не позволяла ей сказать это вслух.

Она еще помедлила, затем нерешительно кивнула:

– Мы должны защищать родичей… Но не обязательно же ссориться нам сейчас… Особенно, когда мы заблудились в лесу.

Губы конунга уже начали растягиваться в довольной улыбке победителя. Как вдруг до него начало доходить, что поверженный медведь – это еще не конец истории, в которую они вляпались. Они стояли посреди огромного леса и совершенно не знали, куда им идти. Когда они бежали от зверя, никто и не думал о том, в какую сторону они бегут и где теперь замок.

Сейчас Рагнар очень хорошо понял, что когда они увидели медведя, нужно было бежать в сторону замка, но никак не в лес. Животное бы явно испугалось шума и людей и не побежало бы за ними. Но сейчас уже невозможно было что-то изменить.

Вокруг было настолько тихо, что Рагнару казалось, будто он слышит, как слишком громко, от быстрой ходьбы, колотится его сердце. Кажется, Инга подумала о том же самом и для того, чтобы нарушить эту безмолвную тишину она ногой провела по шуршащей листве.

– Ты знаешь, в какой стороне твой замок?

– Понятия не имею, – озираясь, ответил Рагнар.

– Что ж, отлично, мы еще и заблудились. Тогда давай подумаем, в какую сторону нам идти…

– Я думаю, туда, – хором произнесли Рагнар и Ирина указав разное направление.

Инга скептически приподняла одну бровь и неожиданно звонко рассмеялась:

– Ну и дурак же ты! Как ты можешь указывать направление, если только что сказал, что понятия не имеешь, где твой дом!

Рагнар тоже рассмеялся:

– А ты скажешь, что лучше меня знаешь, куда нам идти?

– Конечно, нет. Я впервые в этом лесу! Но ты-то нет!

– Я никогда не заходил так глубоко. Поэтому и не знаю, в какой стороне дом.

– Тогда пойдем в ту сторону. Мне кажется, я слышала шум реки.

Рагнар прислушался, ему тоже показалось, что вдалеке слышан рокот быстрого течения. И хоть он и не первый предложил эту идею, викинг кивнул, и они отправились в путь.

Конечно, не в его принципах было поступать так, как говорит какая-то девчонка. Но перспектива таскаться много часов, а может и дней без еды и питья по лесу прельщала его намного меньше, чем согласится с Ингой.

Прошло уже часа три. А реки все не было видно, да и гул куда-то пропал. Устав окончательно, Рагнар и Инга уселись на поваленное дерево. Парень и девушка вымотались, и каждый мечтал только о том, чтобы добраться до дома, поесть и лечь спать. Но чем больше они ходили по лесу, тем, кажется, еще больше углублялись в самую чащу.

Рагнар никогда раньше не оказывался в таком дурацком положении. Да и если честно, он думал, что знает этот лес вдоль и поперек. Он бегал здесь с детства, отец брал его в этот лес на охоту лет с пяти, как он мог заблудиться? Рагнар даже подумал, что это нечистая сила не хочет выпускать их и водит кругами, но быстро отогнал от себя эту глупую мысль. «Великий конунг не должен боятся нечисти!» – строго сказал сам себе Рагнар.

– Ты веришь в троллей и приведений? – как будто подслушав, о чем думал викинг, спросила Инга.

– Нет.

– А я верю. И думаю нам нужно выбираться отсюда до полуночи… Потому что именно в это время они ищут своих жертв. И не сладко нам придется, если мы столкнемся с ними, – сказала девушка.

– Да брось! Неужели ты веришь в эти детские сказки? – нарочито весело спросил Рагнар. И посмотрел на Ингу с таким видом, будто они сидели не посреди леса а где-нибудь в его замке перед камином.

– Сказала же, верю. И я сама видела тролля и победила его. Ты бы знал, какой силой он обладал, но я все равно убила его! А голову отдала отцу, она до сих пор висит у него! – с вызовом выпалила девушка. Глаза ее метали искры.

– Ладно-ладно. Я тебе верю, – примирительно поднял руки конунг. Ссориться с Ингой ему не хотелось. Находясь уже столько часов в лесу, он на самом деле был готов поверить в то, что вот-вот из-за дерева появится тролль или еще что-нибудь мерзкое.

Инга посмотрела куда-то вверх. Проследив за ее взглядом, Рагнар высоко над головой – там, где макушки елей почти смыкались, – увидел кусочек темного грозового неба. И тут же, как будто наверху кто-то только и ждал, пока они посмотрят ввысь, на их лица упали первые холодные дождевые капли.

– Надо торопиться, – сказал Рагнар, – иначе мы вымокнем до нитки.

Они поднялись, и в который раз направились в ту сторону, которую считали правильной.

В лесу резко потемнело. А усилившийся ветер грозно раскачивал огромные деревья, наполняя все вокруг скрипом и стонами. У обоих складывалось ощущение, что это стонут не деревья, а люди. Несколько раз они даже останавливались для того, чтобы прислушаться и каждый раз с облегчением убеждались, что это всего навсего ветер играет с ними в свою странную и таинственную игру.

Прошло, наверное, минут тридцать, и дождь с неистовой силой хлынул на землю. Рагнар и Инга перешли на бег но, кажется, конца и края у леса не было видно. Инга добежала до огромной ели с раскидистыми ветвями и забралась туда.

– Быстрее залезай сюда, – перекрикивая дождь, позвала она викинга.

Рагнара просить два раза не стоило, он тут же последовал примеру Инги. Под мохнатыми лапами ели было сухо, а дождь проникал туда лишь чуть-чуть.

Девушка сидела, обняв колени и прислонившись к стволу дерева. Одежда на ней вся вымокла и красиво облегала сильное тело. Рагнар в этом сумеречном свете даже залюбовался ею, но, наткнувшись на острый, как бритва, взгляд, отвернулся.

Викинг немного раздвинул ветви и, слушая, как барабанит дождь, рассматривал однообразный пейзаж. Его взгляд устало скользил по бесконечным деревьям, ничем не отличающимся друг от друга… Как вдруг он увидел проступавшие очертания дома!..

– Инга, – закричал Рагнар, да так громко, что девушка, начинавшая уже от усталости дремать, подскочила на месте, – Инга, там – дом, смотри! – Рагнар ткнул пальцем в строение, которое уже было еле различимо в сумеречном свете.

Девушка была готова уже наброситься на Рагнара с кулаками но, проследив за его рукой, тоже увидела нечто, напоминающее жилище. Вскочив, оба, сломя голову, бросились к дому. Но чем ближе становился дом – тем все больше они замедляли свой бег и, в конце концов, вообще перешли на шаг, стараясь двигаться как можно тише и прячась за деревьями. Рагнар и Инга подкрались почти к самому строению. Каждый из них, опомнившись от внезапной радости, понял, что это может быть не дом добрых людей, поселившихся по какой-то причине в глухом лесу, а, вероятнее всего, здесь живут разбойники. Добрым людям незачем прятать свой дом, а вот тем, которых везде называли «те, которые живут отдельно», такое жилище очень даже по душе.

Инга и Рагнар знали, что в таком случае это убежище для них станет последним. И в лучшем случае за них попросят выкуп, в худшем же – сделают рабами или убьют. Поэтому, подкравшись к дому почти вплотную, они, еще больше промокшие и дрожащие от холода, упорно стояли и ждали, не появится ли кто-нибудь, не отворится ли дверь…

Дом был темным и мрачным. В очертаниях угадывалось, что это старый сруб с потемневшими от времен бревнами. Окна были наглухо заколочены досками, и если внутри кто-то и был, то с улицы понять это было не возможно.

Так прошло минут пятнадцать, прежде чем викинг и девушка решились подойти к жилищу. Также крадучись и пригибаясь, они быстрыми перебежками достигли его стен. Почти бесшумно обошли дом, прислушиваясь к любому звуку, доносившемуся изнутри. Только дождь барабанил по крыше и, кажется, попадал внутрь, потому что кроме этого звука больше ничего не было слышно. Тогда, осмелев, Рагнар подошел к двери и, открыв ее, заглянул внутрь. На него пахнуло сыростью давно не жилого помещения.

– Да здесь никого нет! – громко сказал Рагнар и перешагнул порог. Стоя уже внутри, он давал глазам некоторое время привыкнуть к темноте. Вдруг он почувствовал, как Инга, тоже войдя в дом, вложила свою руку в его. Рагнар почувствовал ледяные пальцы, которые обхватывали его руку. Инга, похоже, совсем замерзла и устала.

– Ничего, – сказал викинг, стараясь ободрить и себя, и свою спутницу, – здесь наверняка есть очаг, и мы сможем развести огонь.

Так и оказалось – в доме, действительно, был очаг. И, похоже, он уж и не был таким не жилым. В шкафах нашлась посуда, немного зерен риса и плотно закрытые кувшины с водой. Хотя, конечно, и чувствовалось, что люди сюда не приходили давно! Везде была паутина и пыль, да и крыша, действительно, в одном месте прохудилась – там дождь лился прямо на подгнивший от сырости пол.

Немного повозившись с очагом, Рагнар кое-как разжег его, и отблеск от огня веселыми тенями запрыгал по стенам и потолку.

– Смотри-ка, что я нашла, – весело сказала Инга. И протянула Рагнару две овечьих шкуры. – Они чистые. Я нашла их в ящике в спальне. Там крыша совсем провалилась, но шкаф оказался целым, а там меня ждал сюрприз в виде этих шкур. Сыростью и затхлостью воняют, конечно…

Рагнар улыбнулся, глядя на раскрасневшееся от огня лицо Инги. Красивые тонкие черты лица, пухлые губы и нежная кожа… Викинг никогда бы не поверил, что много часов назад эта девушка хладнокровно убила медведя раза в два выше ее самой.

– А я вымыл котелок и сварил рис!

– Мне кажется, я не ела целую вечность, – сказала Инга, придвигаясь поближе к огню.

– Знаешь, я думаю нам стоить высушить нашу одежду… – предложил Рагнар.

Девушка бросила не него полный негодования взгляд.

– Я отвернусь! – быстро сказал викинг. – Просто мы же не можем сидеть в мокрых вещах!

Инга задумалась. Сомнение отразилось на ее хорошеньком личике. Но потом, видимо, решив, что конунг прав, она жестом велела ему отвернуться. Быстро скинув с себя одежду, девушка завернулась в шкуру и взяла рис.

Викинг вышел в другую комнату, также быстро разделся, завернулся в шкуру и вернулся к огню.

– Где твоя одежда? Давай я развешу, – предложила Инга.

Рагнар протянул ей вещи и смотрел как девушка, стоя на коленях, развешивает одежду. Блики от огня красиво освещали ее голые плечи и лицо.

– Ну, вот, кажется, уже все не так уж и плохо, – сказала Инга, поворачиваясь к Лодброку. – Мы в тепле, поели и у нас есть овечьи шкуры и крыша над головой.

Рагнар молча улыбнулся. Если бы они только могли сейчас оказаться в замке в его спальне… Викинг почувствовал, что где-то внизу живота все замирает от желания заняться любовью с этой красоткой…

Но викинг отогнал от себя эти мысли и опять улыбнулся Инге.