Чтобы понять побудительные мотивы и логику действий руководства СССР при заключении договоренностей с Германией в августе 1939 г., имеет смысл бросить хотя бы краткий ретроспективный взгляд на предыдущие два десятилетия взаимоотношений Советской России с Германией и те международные обстоятельства, которые, в главном, определяли европейскую политику того периода. Все эти годы приоритетом для Германии оставался пересмотр послевоенного порядка вещей в Европе. Для оказавшейся во враждебном окружении России задачей номер один также являлось изменение такой ситуации и обеспечение внешней экономической помощи в восстановлении и развитии. Конечно, Германия не раз доказывала свою ненадежность и опасность для России. Конечно, трудно было найти в мире другого столь хищного и вероломного партнера. Но разве Германия не проиграла войну? Разве не пришлось ей пережить подписание унизительного Версальского мира? Разве не находилась она, подобно Советской России, после окончания войны в глубокой международной изоляции? Сама жизнь диктовала России и Германии необходимость объединиться, чтобы вырваться из-под ига ненавистной Антанты.

Предпринятая немцами на Генуэзской конференции в 1922 г. попытка вернуться в «приличное европейское общество», решить свои экономические проблемы за счет формирования некоего европейского консорциума «для восстановления России» при ведущей роли Германии, а потом, спустив Версаль на тормозах, создать единый антироссийский фронт и со временем покончить с «большевистской чумой», не удалась. Изолированная по инициативе англичан Германия вынуждена была пойти на подписание договора о сотрудничестве с Россией, который по месту своего подписания известен как Договор Рапалло. Он на долгие годы стал на Западе нарицательным понятием, пугалом, повергающим в дрожь и смятение англо-саксонскую и французскую дипломатию, поводом для обвинения Германии в склонности к «сговору с Россией против Запада» и «измене в отношении моральных ценностей западной цивилизации».

Договор Рапалло успешно функционировал десяток лет и сошел на нет только после прихода к власти в Германии фашистов. Он серьезно изменил всю расстановку сил и ситуацию в Европе, во многом облегчил течение экономического кризиса в Германии в конце двадцатых годов, немало помог Советскому Союзу в решении вопроса индустриализации. Этот договор был типичным «браком по расчету», из которого каждая из сторон извлекла свои выгоды, не испытывая особой любви друг к другу. Тем не менее, по своей сути в период с 1922 по 1933 год отношения Советского Союза и Германии можно назвать стратегическим партнерством. Мы с помощью Германии хотели сорвать и сорвали план Антанты создать единый фронт капиталистических держав против России. С немецкой помощью Россия строила социализм в отдельно взятой стране, быстро индустриализировалась и все меньше говорила о мировой революции, обращая свои взоры на Китай, Индию и другие колониальные и полуколониальные страны и видя в них большой резерв для своей будущей политики. Германия же вернулась к привычной для нее политике лавирования между Россией и Англией и расширения таким путем своих позиций в Европе. С помощью Москвы Берлин готовился к тому, чтобы окончательно стряхнуть оковы Версаля, возродить свою военную мощь и возвратить себе статус столицы великой державы.

К сожалению, у части руководства СССР, в том числе и военного, Договор Рапалло возродил прежние российские иллюзии, будто наконец-то открывается некая «новая эра», на этот раз в советско-германских отношениях. Эту иллюзию укрепляло и активно развивавшееся до середины 1933 г. военное сотрудничество между двумя странами. Руководители типа Тухачевского и Радека, судя по всему, искренне верили в возможность длительного и прочного союза с Германией, считали эту линию предпочтительной для европейской политики Советского Союза. В их (и не только их) понимании основу для тесного военно-политического сотрудничества двух стран создавали как интересы их собственного развития, так и некоторые задачи пересмотра послевоенного порядка в Европе. Прежде всего, это касалось Польши, отторгнувшей у России в 1920-е гг. крупные белорусские и украинские территории и проводившей в отношении Москвы сугубо конфронтационную политику. Поэтому-то в немецких мечтах «переустроить Польшу» Советский Союз задолго до 1939 г. представлялся вероятным и естественным партнером.

Между тем, уже после антисоветского сговора Берлина с Лондоном и Парижем в Локарно в 1925 г. и отклонения российского предложения заключить политическое соглашение с обязательством не вступать ни в политические, ни в экономические блоки или договоры с третьими державами друг против друга стало совершенно ясно, что Германия готовится к новой экспансии на Восток. На первом этапе речь шла преимущественно о Польше и Чехословакии, но главной целью на перспективу все более очевидно — с согласия и одобрения англичан — становилась Россия.

К счастью в начале 1930-х гг. в Москве стали внимательно читать «Майн кампф» и задумываться над тем, что там написано. Планы захвата жизненного пространства на Востоке не могли не настораживать.

С середины 1930-х гг. маятник германо-российского сотрудничества стремительно понесся вниз. Россия пыталась его остановить, прилагая для этого отчаянные усилия. Вновь сказывалась стереотипная вера в то, что мы сможем многое, если только договоримся с немцами, если сумеем действовать заодно с ними. Последней отчаянной попыткой в этом направлении были договор о ненападении и договор о дружбе и границе, подписанные между СССР и Германией, вместе с сопровождавшими их негласными протоколами, в августе и сентябре 1939 г.

Договоренности от 23 августа 1939 г., более известные как пакт Молотова-Риббентропа, нередко изображаются чем-то вроде главной причины начала Второй мировой войны, а в адрес руководства СССР и лично И. В. Сталина выдвигается обвинение в преступном сговоре с Гитлером с целью ее развязывания. Вот если бы этого пакта не было, тогда, следуя логике авторов подобных упреков, Германия не напала бы в 1939 г. на Польшу, убоявшись коалиции Англии, Франции и СССР, а если бы и напала, то была бы тут же разгромлена.

Ни про одну войну столько не врут и не врали, как про Вторую мировую и нашу Великую Отечественную, поскольку их итоги не устраивали ни побежденных немцев, ни западных союзников. Они ведь и объединились сразу после окончания войны в союз против России и принялись ставить знак равенства между Гитлером и Сталиным, между фашизмом и социализмом, призывая продолжить войну — на сей раз для разрушения СССР.

Реализовать эту цель полвека западным державам в союзе с остатками Третьего рейха не удавалось. Мешали советское атомное оружие и межконтинентальные ракеты. Советский Союз в конце концов был разрушен изнутри.

Но сейчас речь не о том. Мог ли Советский Союз в 1939 г. действительно предотвратить начало Второй мировой войны? Был ли пакт 1939 г. неким дьявольским документом, в корне отличавшимся от других международных соглашений, которые подписывались в те годы? Или, иначе говоря, являлись ли договоры с гитлеровской Германией в тот период заведомым преступлением, на которое не могло пойти никакое уважающее себя демократическое государство? Заключил ли Советский Союз пакт о ненападении с Германией, чтобы подталкивать Гитлера на все новые захватнические войны? На все эти вопросы есть только один ответ. И он — отрицательный.

Итак, какова была международная обстановка на момент визита Риббентропа в Москву и подписания пакта?

Гитлеровская Германия быстро набрала силу. Ее стратегической целью была ликвидация СССР и завоевание жизненного пространства на Востоке. Для ее достижения немецкому руководству требовалось решить три задачи.

Во-первых, вооружить Германию и подготовить ее к ведению войны. Эта задача была решена к 1938 г., причем без сколько-нибудь значительного сопротивления со стороны Франции и Англии. Гитлер удивился этому. Он боялся превентивных военных действий со стороны, по крайней мере, французов. Они ничего не сделали. С тех пор он стал глубоко презирать их.

Во-вторых, собрать всех этнических немцев под крышей рейха. Немцев в рейхе было 70 млн, если добавить к ним австрийцев и судетских немцев, то 80 млн. Население СССР насчитывало 170 млн. Поэтому надо было оккупировать Австрию и Чехословакию и приобрести, помимо итальянцев, союзников в лице венгров, румын, хорватов, словенцев, болгар, чтобы выровнять баланс сил.

В-третьих, подвести эту хорошо вооруженную Германию вместе с ее союзниками вплотную к границам СССР, ликвидировав все ранее существовавшие между нами территориальные прокладки, но по возможности не прибегая при этом к войне.

По сути дела, выход на непосредственное соприкосновение с СССР был главной предпосылкой реализации провозглашенной Гитлером в «Майн Кампф» цели уничтожения Российского государства, ликвидации и порабощения ее населения, превращения всей России в колонию и место для расселения немецкой расы «господ». Цель эта была отлично известна на Западе. Все его действия в 30-е гг. прошлого века были однозначно направлены на то, чтобы помочь Гитлеру подготовиться к войне с СССР. Гитлера толкали на Восток, убеждая, что на Западе ему искать нечего: там нет жизненного пространства для немцев.

Поэтому Запад не возражал против аншлюса Австрии и расчленения Чехословакии в результате мюнхенского сговора с Гитлером 29 сентября 1938 г. Он потирал руки при заключении антикоминтерновского пакта и не видел ничего предосудительного в установлении фашистских режимов в Румынии и Венгрии.

Наиболее важной с точки зрения подготовки к наступлению на СССР для Гитлера была Польша. Она лежала на главном направлении его будущего удара на Москву. Германия попыталась договориться с поляками «по-доброму», считая, что для этого есть все предпосылки. Польша того времени была фашистским или полуфашистским государством, антисемитским и антирусским. Это открывало возможности для политического сговора с ней. Правда, у Польши был договор о взаимопомощи с французами, но после Мюнхена цена ему в глазах поляков была грош.

Гитлер же еще в 1934 г. подписал с Польшей пакт о ненападении на 10 лет. Отношения с Варшавой были прекрасные. При расчленении Чехословакии Гитлер отдал полякам жирный кусок — Тешен, имея в виду, что поляки ему могут вскоре понадобиться как союзники. Поэтому осенью 1938-го и в начале 1939 г. Германия предложила Польше продолжить и расширить сотрудничество, преобразовав пакт о ненападении в союзный договор против России со сроком действия 25 лет. Риббентроп намекнул полякам, что в случае согласия их ждут крупные территориальные приращения на Востоке. Он обещал Варшаве также помочь в решении еврейского вопроса, оставить полякам Познань и Верхнюю Силезию. Единственно, о чем просил поляков Гитлер, — вернуть Германии Данциг и согласиться на создание экстерриториального коридора между этим городом и Германией. Он считал это весьма незначительной уступкой Польши и искренне полагал, что Варшава легко согласится с этим требованием. Короче говоря, Варшаве предлагалось стать союзником Германии на манер Венгрии или Румынии и поучаствовать в скорой войне с Россией.

Если бы из этой затеи что-то получилось, польские войска, безусловно, пошли бы на Россию в составе немецких полчищ под предводительством польских квислингов. Но Польша вдруг заартачилась. Почему — этого Гитлер не мог взять в толк. Он даже посулил полякам отдать часть Украины, и когда не получил ответа, то сильно рассердился и решил, что если поляки не хотят участвовать в дележе советского пирога, то их надо примерно наказать, превратив Польшу, как и Россию, в поле для экспериментов СС с целью искоренения славянства. Весной 1939 г. Гитлер принял решение о войне с Польшей — не за Данциг и не за коридор, а о войне на уничтожение.

Почему поляки проявили несговорчивость? До сих пор до конца это не ясно. Известно, однако, что Варшава ничего не делала, предварительно не посоветовавшись с Парижем и особенно с Лондоном. Видимо, там заверили поляков, что они могут рассчитывать на защиту своих союзников, и посоветовали продолжить торговаться с Гитлером. На самом деле ни Франция, ни Англия за Польшу воевать не собирались. Они сознательно провоцировали конфликт между Польшей и Германией, исход которого был заранее очевиден. Такой исход отвечал замыслам англо-французов, стремившихся всячески ускорить момент столкновения Советского Союза с Гитлером.

В эти дни Гитлер и решил предложить пакт о ненападении Сталину, отлично понимая, что позиция СССР приобретает решающее значение для развития событий в Европе. При этом он хотел одним выстрелом убить сразу трех зайцев: ликвидировать Польшу; показать Западу, что если тот будет и дальше проявлять несговорчивость и неготовность поделиться с ним своими колониями, то вполне возможен союз Германии с Россией; вбить клин между Россией и западными демократиями. Последнее было особенно важно, поскольку Гитлер полагал, что Запад не простит Сталину сговора с ним, и позже, после начала войны с СССР, останется нейтральным.

Каково было положение СССР на тот момент? Оно было крайне тяжелым. Мюнхенский сговор продемонстрировал международную изоляцию СССР, нежелание Запада предпринимать совместные с нами шаги против продолжающейся агрессии Германии, явное стремление толкать Гитлера на Восток в условиях, когда СССР не был готов к ведению войны. Нам надо было попробовать выиграть время и расколоть фактическую коалицию Гитлера и его западных пособников — «умиротворителей». Такая возможность внезапно открылась в 1939 г.

Сталин, однако, медлил несколько месяцев. Но человек он был жесткий, реалистичный и решительный. Его выбор был совершенно естественным. То, что Германия нападет рано или поздно на Польшу, было очевидно. Очевидно было и то, что поляки будут разбиты. То, что военный союз СССР с западными державами вряд ли удержит Гитлера от нападения на Польшу, было очевидно тоже. Французы только что предали Чехословакию и, скорее всего, поступили бы точно так же по отношению к Польше. Но у французов была хотя бы армия. Англичане тоже предали бы Польшу, как до этого Чемберлен предал Чехословакию, но в отличие от французов и армии-то у них не было. Последующие события подтвердили справедливость этих соображений.

Если бы Сталин выбрал союз с англо-французами, то воевать пришлось бы одной России, причем все еще не готовой к войне. Воевать пришлось бы на своей собственной территории, так как поляки наотрез отказывались допускать Красную армию в свою страну. Французы сидели бы сложа руки за своей «линией Мажино», а англичане рассказывали бы нам о трудностях высадки на континент.

«Сколько дивизий в случае начала войны вы сможете развернуть на континенте?» — спрашивал англичан Сталин. «Две немедленно, и еще две несколько позже», — отвечали те. «Вот как! — иронизировал Сталин, — две немедленно, и две несколько позже. А знаете ли вы, сколько дивизий у немцев?»

А что предлагала нам Германия? Она предлагала главное — мир еще на некоторое время. Но это было не все. За воздержание от военных действий Советский Союз получал крупные территориальные приращения на Западе — Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву, украинские и белорусские земли Польши, Бессарабию. Все это были территории, которые оттяпали у России немцы по похабному миру в Брест-Литовске. Конечно, Гитлер был так щедр, поскольку собирался в самое ближайшее время отобрать у нас все это назад, но для нас создавалась стратегически очень важное предполье, прикрывавшее центральные районы СССР на случай возникновения войны.

Играло роль и еще одно соображение. Конечно, Запад не хотел воевать с Гитлером и с затаенным дыханием ждал его нападения на СССР, чтобы Германия и Россия вконец обескровили друг друга, а Запад затем выступил бы арбитром. Но это был всего лишь один из возможных вариантов развития событий. Если, однако, Запад все же выступил бы в поддержку Польши и хотя бы формально объявил войну Гитлеру, это сразу отвлекло бы внимание Германии по крайней мере на некоторое время от России. Открывался бы реальный шанс, что война Германии с западными державами затянется. Ведь Франция была крупнейшей континентальной державой, и никто в тот момент не предполагал, что она в течение нескольких недель рассыплется, как карточный домик. Англичане на своих островах были отгорожены от Германии морем, имели сильный флот и могли довольно долго продержаться. Значит, Гитлер мог серьезно завязнуть, а мы выигрывали время и могли рассчитывать на серьезное укрепление своих внешнеполитических возможностей перед лицом конфликта ведущих империалистических держав между собой.

Ситуацию в тот момент можно было бы сравнить с положением на футбольном поле, на которое Гитлер внезапно вбросил польский мяч. «Остановите его! — говорили нам западники». «Нет, вы останавливайте его», — отвечал им Сталин. В этом, собственно, и заключался весь дипломатический диалог, пока Сталин решительно не забил мяч в ворота англо-французов к их крайнему неудовольствию. Это был мастерский удар.

Дальнейшее известно. Англия и Франция для формы объявили войну Гитлеру, но не воевали, спокойно наблюдая за разгромом и оккупацией немцами Польши. СССР в ответ продвинул свои рубежи на Запад до линии Керзона, восстановив былые границы России. Казалось, все шло по плану. Но обстановка резко изменилась уже через 9 месяцев. Гитлер разбил французов и англичан и оккупировал всю западную часть европейского континента, прихватив еще Балканы, Данию и Норвегию. Без Франции Англия перестала представлять собой серьезный военный фактор в Европе. Расчет Сталина на то, что Гитлер увязнет на Западе, не оправдался. Угроза войны для нас начала быстро нарастать.

Уже летом 1940 г. Гитлер вернулся к своему плану нападения на Советский Союз. 2 июня 1940 г. он говорил на встрече с офицерами штаба группы «А» сухопутных войск, что у него «вскоре, наконец, будут развязаны руки для великой и настоящей задачи борьбы с большевизмом». 30 июня он говорил начальнику генштаба Гальдеру, что нужна еще одна маленькая демонстрация по адресу Англии для того, чтобы «англичане не ударили нам в спину, когда мы двинемся на Восток». 21 июля он поручил генштабу «заняться русской проблемой», а 31 июля провел совещание с командующими родами и видами войск о предстоящем походе на Россию. Главная цель похода — «уничтожение жизнеспособной России». Дата начала операции — 15 мая 1941 г. Зимой начинать войну Гитлер не решался. Подготовке войны с Россией фюрер уделял все свое время и энергию, хотя вроде бы должен был заниматься войной против Англии. Но она его уже мало интересовала, т. к. он был уверен, что Черчилль не будет ему помехой.

До весны 1941 г. немцы вели, однако, переговоры с нами. Написаны толстые книги о том, будто можно было избежать войны с Германией, если бы СССР занял в 1940 г. только Бессарабию и не трогал Северную Буковину, если бы Молотов во время визита в Берлин в ноябре 1940 г. поменьше говорил о Финляндии, Болгарии и черноморских проливах. Однако все это ерунда. Немцы просто водили нас за нос. В это время составлялся план «Барбаросса», окончательно утвержденный 18 декабря 1940 г. Для отвлечения внимания Сталина немцы предлагали нам заняться Индией, а когда тот ответил им, они замолчали и прекратили разговоры на эту тему.

В конце концов, Гитлер сам себя уговорил, что дальше тянуть с открытием войны против СССР не стоит. Во-первых, полагал он, разбив Россию, он лишит Англию последнего союзника на европейском континенте, и Лондон, наконец, примет его условия. Во-вторых, СССР будет разгромлен в течение нескольких недель или месяцев. В-третьих, замаячила опасность вовлечения в войну США на стороне англичан. Поэтому надо было постараться вывести из строя СССР еще до того, как в войну вступит Америка. Все эти три соображения, в конце концов, оказались ошибочными.

Гитлер после начала войны пытался представить свое нападение на СССР как превентивную войну. Ему сейчас вторят некоторые западные исследователи, прежде всего наш перебежчик Суворов (книга «Ледокол»), которого подпитали соответствующими материалами западные разведки. Однако все факты говорят о том, что это была не спровоцированная Советским Союзом агрессия, а реализация главного преступного плана, который вынашивался нацистами в течение многих лет. Пакт о ненападении между СССР и Германией должен был неизбежно стать жертвой этого плана.

Это, видимо, было ясно советскому руководству, которое продолжало, несмотря на заключение пакта, форсированную подготовку страны к войне. Если Сталин в чем-то и ошибся, то только в оценке длительности мирной паузы, которую давало ему заключение пакта с Германией. Само же заключение пакта было, безусловно, правильным и наиболее целесообразным в тех условиях политическим и военным решением.

История в сослагательном наклонении, как известно, не пишется. Поэтому все рассуждения на тему, что было бы, если бы что-то было не так, а иначе, как правило, являются неблагодарным занятием. Тем не менее, попробуем представить себе, что было бы, если бы пакт о ненападении не был нарушен Гитлером.

Англия, разумеется, не смогла бы освободить Европу от фашизма даже в союзе с США. Лишь к 1944–1945 гг. они вместе смогли выставить на европейском фронте не более 86 дивизий. Германия, если бы она не воевала с Советским Союзом, без труда разделалась бы с ними. Правда, к 1945 г. у США появилась атомная бомба. Но такие работы велись и в Германии, и кто знает, чья взяла бы, в конце концов, верх в этой гонке. Тем более, если бы Германия не вела войны на истощение с нами. В этом случае англосаксы, наверняка, не решились бы показать и носа в Европе. Пришлось бы им идти на компромиссный мир с Германией, а Европа надолго превратилась бы в эсэсовское государство. Без Советского Союза фашизм не был бы разбит, холокост был бы доведен до своего полного логического завершения, а Германия диктовала бы свои условия нынешним претендентам на лидерство в мире, которые охотно забывают о том, чем они обязаны нам и нашему народу.

И еще один весьма немаловажный момент. Поведение наших уважаемых союзников в этом случае было бы весьма непредсказуемым. Они ведь с самого начала войны подумывали не о разгроме нацизма, а о том, как по возможности затянуть конфликт между СССР и Германией, добиться их максимального ослабления, а затем продиктовать условия. Это было бы для них куда легче сделать, если бы им удалось втравить нас в войну с Гитлером, а самим остаться в стороне, соблюдая нейтралитет. Это не фантазия. Договор о ненападении с Германией у Франции уже был. Оставалось только прийти к такому же договору с Англией, куда перед самым нападением на СССР был направлен с секретной миссией ближайший соратник Гитлера рейхсфюрер Гесс.

Искусство советской дипломатии состояло в том, что она ушла в тот момент от конфликта с Гитлером и предоставила вступить в войну с ним сначала англичанам и французам (вопреки их планам и расчетам). Это было решающей предпосылкой для создания единого антифашистского фронта после совершения нападения Германии на Советский Союз. Разгром и оккупация Франции, бомбардировки Лондона и уничтожение Ковентри, огромные потери англичан и американцев от подводной войны в Атлантике нe оставили западным лидерам иного выбора, как пойти на союз с ненавистной им Россией. Они в течение всей войны пытались вырваться из этого союза. Но сделать этого так и не смогли. И в этом — тоже огромная победа сталинской дипломатии, начавшей разгром фашизма именно с заключения пакта Молотова-Риббентропа. Советский Союз не продал в 1939 г. душу дьяволу. Он сел играть с чертями в карты и обыграл их. Обыграл вчистую.

Черчилль по поводу пакта Молотова-Риббентропа признавался: «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии… В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германской армии с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 г., когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государства и значительную часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была в тот момент также в высокой степени реалистичной».

Иначе говоря, окажись тогда наши западные союзники на месте СССР, они действовали бы точно также или еще более холодно и расчетливо.

Пакту о ненападении, подписанному Молотовым и Риббентропом в присутствии Сталина, не было суждено прожить и двух лет. Показательна принципиальная разница в подходе двух сторон, заключивших этот договор, к принятым на себя обязательствам.

Немецкая сторона тут же стала готовиться перечеркнуть его и нанести предательский удар своему партнеру. И говорить тут надо не о маньяке Гитлере, безродном ефрейторе, совратителе добропорядочных немцев, а именно о германской стороне. Гитлер не был один, вокруг него услужливо толпились потомственные аристократы из командования вермахта и германского кабинета, ведущие немецкие ученые и деятели культуры. Все они, несмотря на только что подписанный дружественный договор с Россией, с энтузиазмом занимались подготовкой к ее уничтожению и разграблению. Они не видели ничего противоестественного или предосудительного в таком отношении к России и русским. Такова уж была традиция германской имперской политики, прочно угнездившаяся в головах немецкой элиты. В соответствии с ней в отношении России были вполне допустимы вероломство, неискренность, обман и даже преступления. Если раньше Германия ссылалась на необходимость борьбы с царизмом, то теперь — «с еврейским большевизмом». Суть дела от этого, однако, нисколько не менялась.

Российская (советская) сторона до конца, до самого момента немецкого нападения, а может быть, еще и много дней после него цеплялась за договор о ненападении, хотела верить, что вторжение в нашу страну может быть недоразумением, отдавала перед лицом устремившихся на нее танковых лавин странные приказы не поддаваться на провокации. В очередной раз Россию губила вера в немецких партнеров. Опыт прошлого не шел нам впрок. Похоже, однако, что наша политика никогда от этой веры и иллюзии так и не избавится. Во всяком случае, 22 июня 1941 г. мы поскользнулись на той же самой арбузной корке и на том же самом месте, что и во времена Бисмарков, кайзеров и прочих руководителей немецкой нации.

Предвидел ли Сталин неизбежность войны с Германией? Безусловно, да. Он не раз говорил об этом на политбюро и совещаниях с военными. Мог ли он питать иллюзии в отношении надежности немцев как партнеров? Безусловно, нет, учитывая его личный опыт как члена большевистского руководства, изведавшего позор Брест-Литовского мира и все перипетии Гражданской войны, включая действия германских интервентов под Псковом, на Украине и на Дону. Готовился ли он к войне с Германией? Опять, безусловно, да. Хотел ли он выиграть эту войну и провести ее на чужой территории? Конечно, да. Если бы не хотел и не вел соответствующей подготовки, то был бы преступником перед собственной страной и народом.

Любой генштаб, а тем более генштаб великой державы, должен планировать в случае нападения на страну скорейший переход в наступление и перенос военных действий на территорию противника. Он должен планировать свои действия так, чтобы за родину геройски умирали солдаты противника, а не свои собственные солдаты. Он должен вести свои действия так, чтобы лучше всего вообще не доводить дело до войны, а победить без единого выстрела умелым маневром, внесением разброда в ряды противника, чтобы враждебное государство сдалось без боя или рухнуло изнутри.

В этом и ответ всем, кто обвиняет во всех смертных грехах Советский Союз. Они перепевают, может быть, того не ведая по своей скудной грамотности, запущенные вскоре после начала войны тезисы гитлеровской пропаганды, будто Германия была вынуждена нанести упреждающий удар по России, которая изготовилась напасть на мирных и благопристойных немцев. То, что это утверждали немцы — не удивительно. Еще Бисмарк завещал, нападая на других, кричать, что только защищаешься. Так немцы всегда и делали.

Что до ошибок Сталина, то его подвела, прежде всего, вера в собственную непогрешимость и убеждение в том, что у СССР все же хватит времени, чтобы завершить подготовку к войне. Ему так хотелось надеяться на это, что он отказывался воспринимать вещи вполне очевидные, делать единственно возможные выводы из поступавшей к нему агентурной и иной информации. Известна его резолюция на записке наркома госбезопасности Меркулова, которой тот препровождал сообщение агента из Берлина, что «все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время». Рукой Сталина на этой записке начертано: «т. Меркулов. Можете послать ваш «источник» к е… матери. Это не источник, а дезинформатор».

Эта самоуверенность в оценке международной обстановки, возможностей и намерений противника, впрочем, не столь уж необычна для нашей истории. Так что ошибка Сталина в каком-то смысле типична для нашего руководства. Во всяком случае, в истории он отнюдь не одинок.

Удар немцев 22 июня 1941 г. был неожиданным и сокрушительным. Отрицать это не имеет смысла. Сталин его не ждал, войска приказа о приведении в боевую готовность не имели. На Россию ринулось сразу 152 немецких и 29 румынских и финских дивизий с 4950 самолетами, 2800 танками, 47 000 орудиями и минометами — всего 5,5 млн чел. За их спиной стояла экономическая и военная мощь всей Европы, покоренной Гитлером. Красная армия, насчитывавшая в тот момент 4,6 млн чел. стремительно покатилась назад. Несмотря на отчаянный героизм наших солдат, над Советским Союзом уже через несколько месяцев нависла реальная угроза разгрома. Немецкие войска блокировали Ленинград, захватили огромные территории на западе страны и стояли всего в нескольких десятков километров от Москвы. Только ценой чрезвычайного напряжения сил в конце 1941 г. немцев удалось отбросить от Москвы, а зимой 1942–1943 гг., пережив летнюю трагедию окружений и отступлений на юге, разгромить немецкие войска под Сталинградом, что стало коренным переломом в войне.

Война с германским агрессором способствовала сплочению народа после тяжелых 1920-х и 1930-х гг. и его примирению с властью. Русская армия после периода неудач 1941 и 1942 гг. не в пример 1914–1917 гг. сумела взять инициативу в свои руки и практически в одиночку сломить Германию, что не могло не вызвать прилива патриотизма, национальной гордости и уверенности в будущем. Третьему рейху, развязавшему против нас войну с откровенной целью покончить с российским государством и колонизовать его территорию, не удалось ни добиться этой стратегической цели, ни уйти от поражения с помощью тайных переговоров или организации внутреннего конфликта в Советском Союзе. В 1945 г. рейх был поставлен на колени, а правители Германии даже не были допущены к выработке условий дальнейшей жизни и существования немцев. Немецкое командование безоговорочно капитулировало и сдало всю верховную власть над Германией в руки СССР и его западных союзников. Фиаско германской имперской политики было полным.

У нас принято подчеркивать, что это было фиаско только нацистской политики, как будто бы нацистская политика в корне отличалась от той, которую Германия проводила по нарастающей линии после своего объединения в 1871 г. Да, важной составной частью нацистской политики был животный антисемитизм и антибольшевизм, теория расовой исключительности и линия на искоренение славянских народов. За минусом этих составляющих восточная политика гитлеровской Германии, однако, немногим отличалась от политики ее предшественников. В Ялте, а затем в Потсдаме, как тогда казалось, этой политике был вынесен смертный приговор. Германия никогда больше не должна была угрожать своим соседям или сохранению мира во всем мире. Так постановили четыре великие державы.

Сегодня объединенная Германия не любит вспоминать ни об этих решениях, ни о своих обязательствах по договорам с СССР, которые привели к ее единству. Она явно хотела бы вести себя так, как будто не существует обязательства, что с ее территории впредь должен исходить только мир, что нет ограничений на размеры армии, нет запрета на оружие массового уничтожения и много другого, что запрещено Германии в сравнении с другими странами. Германия поддержала бомбардировки Югославии, активнейшим образом поддержала все решения о расширении НАТО и ЕС, цементируя тем самым результаты вытеснения России из Европы и распада Советского Союза и стремясь вернуться под флагом НАТО и ЕС в районы традиционного влияния рейха в Восточной и Юго-Восточной Европе. Она вместе с США и другими странами альянса ведет активнейшее проникновение в бывшие республики СССР, прежде всего в Прибалтику, на Украину и в Закавказье, поддерживает политику создания антироссийского «санитарного кордона» на наших бывших землях.

В этой политике Германии в отношении России, к сожалению, нет ничего нового, а следовательно, непредвиденного и, тем более, обнадеживающего. Все это мы видели и переживали много раз прежде, в том числе и в 30-е и 40-е гг. прошлого века. Поэтому и осмысление опыта того периода предельно актуально сегодня.

Вот и сейчас у России опять затевается на международной арене роман с Германией, порождающий у одних завышенные надежды, а у других — чрезмерные страхи и опасения. Уверен, однако, что пока Россия слаба и пятится, пока пытается откупаться новыми политическими и экономическими уступками, Германия будет за то, чтобы Запад двигался дальше на Восток. Упрется это движение в стену сопротивления — немецкая точка зрения по этому вопросу может измениться. Изменится и отношение Германии к России, как уже не раз бывало в нашей истории. Другими словами, ключ к решению наших проблем на внешней арене, в первую очередь, в отношениях с Германией, лежит не где-нибудь, а внутри России, в ее быстрейшем восстановлении как великой державы в военном, политическом, экономическом и культурно-информационном плане.