Мой день

Героический читатель! Я смею надеяться, что ты проследил за грустной судьбой Михаила Маврошкина, афа-самца в глазах «дамы с фюрером на спине», вплоть до трагической развязки по воле совместного нашего с Сержем окровавленного пера. Теперь, полагаю, ты готов к новой порции похождений Снегирёвой и компании.

Со своей стороны, сообщаю, что рад был бы и впредь делиться со всеми желающими интересными картинами, подсмотренными в жизни «сов», и своими досужими спекулятивно-псевдофилософскими дискурсивными аппликациями, но теперь я, кроме описаний мира ТУР, самоустраняюсь и передаю слово Степану «Белому Пушкину» Белорыльцеву. Кто это, будет видно из дальнейшего повествования. В художественной форме он восстановит хронику событий, которые происходили с момента гибели Михаила до триумфа и краха Снегирёвой. Отчасти материалами для его рассказа послужили сведения, полученные от участников и свидетелей тех событий, отчасти — его домыслы. А у меня сейчас всё хорошо: «немой» день закончился, и как минимум временно настал-таки наконец мой, так что пока не до книг.

 

1. «Новые москвичи» и «черепахи»

Похороны Маврошкина, само собой, прошли скромно. Столица продолжала жить своей собственной жизнью, на которую смерти, абсолютно не заметные на общем фоне, не могли сильно повлиять. Один умер — три приехало!

Несмотря на то, что орды «понаехавцев» уже давно не изменяли лик мегаполиса, а устанавливали бородатый этнический имидж Москвабада, некоторые преобразования затронули сферы души, духа и даже двигательной культуры большого числа, так сказать, «аутентичных» москвичей. Тенденция эта, наблюдавшаяся давно и не только в Москве, достигла в первопрестольной своего апогея, и омонимическая парадигма лексической единицы «новые москвичи» расширилась. С одной стороны, это были всё те же бородачи-борцухи, а с другой — русские с по-современному перекроенным внутренним миром. Что сказали бы доблестные номенклатурные работники об обладателе двух стильных мобильников, если бы каким-то чудом Союз не рухнул до «околоапокалиптической» годины? Что он — буржуй, давить таких надо, конечно же. Теперь же буржуй в фаворе, честь и почёт такому гражданину. «Новые москвичи» славянского происхождения по большей части передвигаются по улицам «златоглавой» с головокружительной скоростью, более всего это бросается в глаза в метро. Не носятся сломя голову обычно лишь «совки»-перестарки. «Новые москвичи» ненавидят «черепах» и порою бьют их, особенно в часы пик. «Черепахи» не ниндзя, но старой закалки: где сядешь, там и упадёшь. Заклятые враги «черепах» не сознательно передвигаются бегом, просто так перестроился их опорно-двигательный аппарат в ходе городской эволюции, руководимой жаждой наживы, которая заставляет эргономичнее перерабатывать двигательный импульс в презренный металл. Мясорубка Москвы даже не поперхнулась, прокрутив а-фарш из Миши.

В метро стоит бомжара с табличкой «Помогите на х еб!» «Л», видимо, стёрлась. У метро, как всегда, спаммеры раздают рекламные листовки. Снегирёва проходит мимо, привычно не глядя по сторонам и подпевая вполголоса песне в наушниках.

Фрау не особо горевала о погибшем друге: происходило слияние ряда локальных «ультраправых» бригад, и было не до «шавок». Формально интеграция происходила на «интернетно-контактном» уровне. Группа, созданная Алиной, именовалась «Львы-88» и включала в себя в начале, помимо Снегирёвой, лишь Витька Антицунарова и Ученика Парацельса, или «Неоиста», как называл покойный Михаил молодого человека, пользовавшегося благосклонностью (от слова «лоно») фрау.

Эта группка единомышленников оказалась быстро поглощена более раскрученным НС-формированием «Киллерс крю». Алине благодаря харизме и напору удалось заполучить должность одного из админов группы, насчитывавшей около семисот человек. Это имело особое значение, поскольку к тому времени Снегирёвой не нужно было искать друзей с компом, чтобы выбираться в Интернет: Ученик Парацельса расщедрился и подарил компьютер. Несмотря на то, что подержанный аппарат шумел, как Me.262 HG III, работу он выполнял исправно. Вообще, благодаря тому, что у снегирёвского парня дома имелась разборная штанга, а сам он получал солидный доход от ударной работы в “White Rage” и ещё паре групп, можно было констатировать, что бон является удачной заменой покойному поклоннику во всех отношениях.

Когда Серж с Виктором узнали, кого именно они пустили в расход, то предпочли скрыть от Алины правду. Фрау до конца своих дней думала, что это банальное ограбление. Тем более Михаил сам несколько раз обмолвился, что иногда по работе вынужден переносить весьма крупные суммы. Собаке — собачья смерть, собачья работа и собачья жизнь. Афа-«шавки» в глазах Алины были обречены априори. Пусть даже некоторые из них оказываются удостоены её высочайшего внимания — горевать о них она не будет никогда. Большая часть времени нацистки тратилась на «Киллерс крю», и если за всеми заботами, связанными с раскруткой и модерированием, она порой вспоминала Маврошкина, то уже лишь как курьёз, промелькнувший в её зигрунно-извилистой судьбе. На должность Алину назначили, последовав моему, то есть олдового нациста «Белого Пушкина», совету, кураторы проекта «Киллерс крю» Семён «Белоручка» и Андрюха «Молотом Тору». Состоя в «движе» давным-давно, оба они являли собой картину перекачанной груды мышц килограмм на двести сорок, впрочем, не без лоска некоторой начитанности, что выгодно отличало их от остальных бонов и, собственно говоря, позволило подняться этим татуированным эрудитам до самых вершин лидерства сначала в иерархии группировки в пятнадцать человек, а позже в стройных рядах руководства более масштабных «киллерсов», превзойдя даже меня, основателя группировки Стёпу Белорыльцева. Эти двое были неплохо известны не только в Москве, и хоть и не «сидели» за «разжигание» чего-то там, но молва об их домашней коллекции нетолерантно окрашенных кровно заработанных laces побродила в своё время по интернет-пространству. Никто не удивлялся заслуженному карьерному скачку Сени и Андрюхи, но рядовых нацистов смущало выдвижение никому толком не известной фрау Гитлер. Ходили самые нелестные слухи, однако они, как ни странно, были беспочвенны: если Алина и изменяла Ученику Парацельса, то не в карьерных целях. Просто сыграло свою роль наше с ней личное общение за столиком «Макдака», в ходе которого экс-глава «Киллерс крю» убедился, что есть люди ещё более помешанные на НС-теме, чем он сам.

Имевшее место объединение бригад выдвинуло вперёд и таких лидеров локальных объединений бритоголовых (в последнее время, впрочем, чаще беспалевно небритых), как Юрий «Жидоненавистник» и Афанасий «АпанаСС» Бритолоб. Люберецкие братки за долгую историю города претерпевали не одну радикальную смену взглядов, и часть молодёжи этого чудесного города даже в «околоапокалиптические» годы платила дань уважения спортивно-расово-нетолерантному образу жизни. При этом здесь нашло своё отражение в миниатюре такое относительно свежее для НС веяние, как Здоровый Образ Жизни (ну или, если не повезёт в бою, то — Смерти). Вот АпанаСС и Юра как раз и являли собой яркий пример НС-стрейтэджеров из Подмосковья, вдобавок возглавлявших моб в составе приблизительно двадцати-двадцати пяти непьющих и некурящих «рыл». Более точное количество установить было невозможно: периодически новички приходили под действием видео Марцинкевича, а часть «старичков» вдруг «пропивала кресты» от развития на уровне «ниже плинтуса» всего, кроме бицепсов. Этот весёлый моб, как принято в «правом движе», любил хорошую шутку и беззлобные подначивания. Частенько доставалось даже «основе», и легко можно было услышать, как, например, Зигозавр подкалывает Бритолоба:

— АпанаСС, ты за них или за нас? ты афа, иль всё же нац?

Если Афанасий уверял, что он всё же нац, то подначки шли уже с другого бока. К примеру…

Крестовый бон:

— Афоня, гони рупь! Ты мне рупь должен!

Зигазавр:

— Два! И с тремя нулями!!!

Афанасий и не думал злиться или обижаться; наоборот, он всегда был рад поддержать шутку и, выдав ответную «користую заготовку», в свою очередь поинтересоваться у Зигазавра:

— А ты знаешь хоть, карланище, что общего у Гитлера со Сталиным?

— Не-а. И что же?

— Один — Шикльгрубер, другой — «слишком грубый»!

Ещё одна группа сил, в полном составе ассимилировавшаяся в «киллерсов», носила гордое имя «Белые звери». Руководили «зверями» Саня «Белый Медведь», Дмитрий «Белый Ягуар» и Сеня «Белый Волк», верные друзья. Наименование бригады вкупе со знаменитым шоу Тесака натолкнуло впоследствии Алину на одну весьма оригинальную идею. Впрочем, об этом чуть позже.

Дмитрий Сергеевич Печуркин, он же Белый Ягуар, стал одним из вожаков команды «Белых зверей» лишь в двадцать восемь. Хотя Дмитрий был нацистом, наголо не брился, предпочитая «спортивную» стрижку. Находясь на расстоянии двух лет от возраста, воспетого Юрием Клинских, он обладал подростковым телосложением и атавистически застывшим на годы вперёд после получения диплома технического вуза сосредоточенно-волевым лицом пятикурсника очной формы обучения. Моложавостью Белый Ягуар был обязан не только тому, что не употреблял алкоголь и не курил, но и тому, что в целом предпочитая обществу грифа общество фолиантов, тем не менее регулярно «дрался с тенью», отжимался, подтягивался на турнике и пытался самостоятельно осваивать хатха-йогу с помощью видеокурсов, скачанных, естественно, с «рутрэкера».

В свой выходной Дмитрий наслаждался хорошей погодой, сидя на скамейке в Кузьминском лесопарке с бутылкой сока в руке и раскрытым «тошибовским» ноутбуком на коленях. Иногда мимо дефилировали юные имбецильно гогочущие алколибералы с банками «Яги» и прочей лабуды. Почему именно «либералы»? Печуркин считал: любое психическое расстройство, от лёгкого сексуального невроза до алкоголизма и педофилии — это в чистом виде либерализм по отношению к самому себе и своим слабостям.

Зайдя в «скайп», Ягуар узнал от Белого Слона о конференции по теме «ЗОЖ и НС», которая вот-вот должна была начаться для всех желающих «киллерсов».

Поскольку Белого Ягуара очень интересовала заявленная проблематика, он, посчитав необходимым для начала хотя бы просто послушать, о чём будут говорить, добавил обсуждавших в «скайп».

Онлайн-конференция проходила традиционно: одни выступавшие сменяли других; кто-то высказывал аргументы только за ЗОЖ, а кто-то допускал в рядах НС ограниченное потребление алкоголя, отсылая к европейскому прошлому, и особенно — к «Пивному путчу».

Особенно яро «культурное питьё» защищал лидер «алкобонов» в составе «киллерсов» Владимир «Волкодав» Туборглюбов. Причём Волкодава только сегодня представил Снегирёвой их общий друг и по совместительству соучастник убийства Маврошкина Виктор Антицунаров. Сейчас они втроём пили перед веб-камерой компьютера, подаренного девушке непьющим Учеником, который в данный момент репетировал с “White Rage” на базе.

Впрочем, Белый Ягуар видел на экране своего ноута только пузатого бритоголового в свитере; Волкодав, потягивая пиво, самодовольно вещал:

— Наши предки пили, почему мы должны отвергать эту традицию? Может, теперь ещё мяса не есть, да жидов не трогать? Да как на нас посмотрят белые воины, которые с оружием в руках пали в битве с черножопыми всех мастей, и сейчас пируют с Одином в Вальхалле?!

Сидевший в своих Люберцах за планшетом агностик АпанаSS прервал Туборглюбова, сказав, что сейчас не время для теологических дискуссий. Волкодав не стал спорить и продолжил, помолчав:

— Хорошо. Далее возьмём спортивный аспект. Что за м*дила придумал, что нельзя пить и тренироваться?! Нужно просто научиться разумно составлять расписание дел. Учить молодых разрабатывать распорядок на день — главнейшая задача всего «движа», я считаю.

Белый Ягуар не преминул воспользоваться небольшим неловким молчанием, возникшим после пламенной речи Волкодава, чтобы дать волю давно рвавшимся с языка словам:

— Хочу озвучить точку зрения той части «КК», что влилась из «зверей», на поставленный вопрос, — Дмитрий, не привыкший к публичным, пусть даже виртуальным, выступлениям перед значительной аудиторией, выдержал паузу, чтобы справиться с минутным волнением, и вскоре продолжил спокойнее. — Хотя на счету у нас имеются крупномасштабные акции и разовые противоправные действия, всё же главную заслугу формирования я вижу не в этом. Бороться всегда следует с причиной, а не со следствием, будь то приезд новой дозы на паровозе гостей с Кавказа или бональное желание выпить. Нужно раз и навсегда разобраться с приоритетами. Что тебе важнее: этнический облик города или здоровье и долголетие твоего рода? Да, важно и то, и другое. Но без второго первое не поможет. Всё верно, «Белый террор» начала века, пока темпоральный поезд не перевёз нас всех из Москвы в Москвабад, до сих пор заставляет трястись поджилки выживших в той резне цунарефов при виде бронзового ботинка Юрия Никулина, отлитого Александром Рукавишниковым и поставленного недалеко от «Зерkalьного унитаза». Но не стоит принижать и роль пропаганды. Если все национал-социалисты будут только сражаться, то кто будет думать? Существует и обратный эффект: слишком длительные занятия умственной деятельностью заставляют смотреть на «акции прямого действия» как на, по большому счёту, лишь развлечения для подростков, которым хочется самоутвердиться в этом мире под видом благого дела. По сравнению же с «акциями комплексного действия» — такими, как, например, умелая пропаганда в и-нет-роликах — они просто пшик. Гитлер вместо того, чтобы ходить по улицам Вены и юдофобствовать, написал книгу, во многом благодаря которой добился великого зига. Можно натаскать гору чёрных трупов, однако так и не суметь взобраться по ней в НС-общество, как бы ни хотелось, зато оказаться заметно ближе к «зоне». Да ещё и количество всякого дерьма на улицах возрастёт, в том числе от русских алкашей, очень едкого. А можно объяснить, как не пить и не курить; почему нужно качаться или учиться драться; какая польза от чтения книг, почему нужно хранить кровь чистой — и спасти благодаря этому комплексу мер очень много русских парней. Истинный расизм — это, прежде всего, любовь к своей расе. Именно о ней следует думать.

Поскольку все участники обсуждения, не прерывая, крайне внимательно его слушали, Белый Ягуар, решив рискнуть, взял даже проповеднический тон:

— В общем, ведите ЗОЖ, растите здоровых детей! Никогда не будьте распутными и излишне «теплолюбивыми». Лев Николаевич Толстой в наше время, если бы обитал в своём доме в Хамовниках, садился бы не в «Боевую Машину Вымогателя 3 серии», а ехал бы на метро от «Парка Культуры», как простые смертные люди. И звонил бы он не по «шавочно»-ПГМ-нутому «афону 5».

Примирительные «пять копеек» в обсуждение решил внести Виктор, поскольку именно он уговорил Волкодава выступить на конференции:

— Ладно, Ягуар, твоя взяла. Только выпей с нами раз в жизни, — Витька поднял батл, — хоть глоток. Тебе ничего не будет… Палатка там у тебя есть рядом?

— С какой стати я стану пить? Чтоб быть пьяным? Но я, как истинный нацист, всегда отвечаю за свои поступки. Алконавт себе не принадлежит; как сказал Сенека, «пьяный делает много такого, от чего, протрезвев, краснеет». Гитлер не пил и сразу заявил о полной ответственности перед немецким народом. Не оправдав этой ответственности, он сам привёл в действие приговор себе, уйдя со сцены.

— Я ж говорю: капельку выпей! Для вкуса только.

— Вкуса мочи? Вкуса сросшихся в грозди нейронов мозга? Вкуса болезней и смертей? Какого именно из списка?

Праздно бродивший по парку «цунар», как внутренне определил Печуркин подошедшего к нему, отвлёк нациста от перипетий конференции:

— Эй, ара, ти чего орёшь, да? Слюшай, гиде здесь пруд, нэ подскажешь?

 

2. Ад ГАлага

Время: лето тридцатого года.

Место: транзитная тюрьма города Сталинска.

Ситуация: осуждённые в день отправления в Гисталиноавтолаг.

В тот день аж в семь утра в «пресс-хату» вошёл вертухай; войдя, замялся на пороге. Камера, как по команде прекратив выполнять зарядочный тренировочный комплекс, уставилась на вошедшего. Светёлкин и остальные сразу узнали вертухая: это был молодой красивый парень Петя Бубин. Пётр казался слегка неуверенным в себе, что выглядело несколько странным в глазах Некупко. Дядя Миша спросил:

— В чём дело, начальничек? Вроде бы на вечер переезд забили?

— Да, я знаю…

— Так какого ещё рожна вам в «хата-йоге» надо?!

— Сейчас к вам гость будет! — выпалил наконец Петруха.

— Что ещё за гость? — оживился Копрокантян.

— Знатный гость. Вам понравится.

— Да не юли ты, блин! — заёрзал на полу, где он до того выполнял всяческие нижние асаны с отягощениями, идеалист Джоульштейн, всё ещё грезивший об амнистии.

— Дело в том, что Америка щедро оплачивает попытки воцерковления в христианстве отправляющихся в Гисталиноавтолаг одному священнику, сидящему за религиозно-немавродианское мракобесие. Он нам тоже откатывает, поэтому до сих пор здесь и кантуется.

— Что-что? да как вообще такое возможно?! — остолбенел Светёлкин.

— Легко, пока идут солидные отчисления в бюджет ТУР. Пусть святоша язычком почешет — с вас не убудет, а ему и нам приятно. Да и государству, в некоторой степени, полезно… Разумеется, лишь в финансовом отношении, — добавил на всякий случай вертухай.

— Это мы поняли. Ну а зачем всё это нужно США? — проявил интерес Топорков.

— В США через особый канал переходит та часть «продукта» ГАлага, которую производят обработанные святошей и поверившие ему.

— Друг-дилеры религии вездесущи, и даже в тюрьме от них покоя нет… — задумчиво произнёс Топорков, ни к кому конкретно не обращаясь.

— А что ты думал? — спросил дядя Миша. — Если церковь Христа — метафора для дебилов, то метамфетамин и другие наркотики — псевдоволшебные артефакты для ленивых «Иванушек-дурачков», не способных естественным образом получить доступ к своим же внутренним благам. Умный найдёт путь интереснее «гусарской рулетки» с наркотиками… Зови своего крестовика! — последнее относилось к внимательно слушавшему его, пытаясь вникнуть в смысл говорившегося, Петру. Бубин, обрадовавшись сознательности осуждённых, поспешил за «христопродавцем», пока ребята не передумали.

Через полторы минуты в камеру вошёл брадолюбивый муж благообразной наружности, укреплённый по фасаду и с тыла бронёй жировых отложений, накопившихся благодаря полученной от американских работодателей в качестве награды за службу возможности обильно поглощать плоть и кровь мёртвого «гимнаста» в период проповедывания в пересыльной тюрьме. Вошедший перекрестился и встал на пороге. Какое-то время все молча пялились на торгаша в рясе и на болтавшийся у него на животе большой деревянный крест, затем Светёлкин внезапно воскликнул:

— Ё-моё, да я ж его видел по «ТК» лет шесть назад: он из паблика «Червести», «Чёрные вести»! Большой любитель мрачняка нагнать и об апокалипсисе что-нибудь умное «задвинуть».

— Был, пока не сел. Точно, это я. Дети мои, перед вами — Левопророк Гермоген! — заулыбался толстяк, который явно был польщён фактом своего узнавания.

— За ту байду и влетел? — уточнил Топорков.

— По совокупности совершённых преступлений, — окая, объяснил жирный мешок. — Припомнили разом и «Червести», и рассказ один мой как бы аллегоричный, «Мокрощёлка и купрозубр» назывался.

— Зато теперь, ходят слухи, твоя вера приносит тебе неплохие барыши? — сыронизировал дядя Миша.

— Маленько есть, что греха таить, — попишка любовно провёл по пузу холёной ручкой. — Я ж ведь и сам-то отнюдь не безгрешен. В годину путинского беспредела я, обратным образом, «сидел» как богохульник.

— Да ну? — проявил интерес Копрокантян.

— Вот те и «да ну»… Первая моя книга проходила по делу как вы*бон на религию, это «Сказочка о троеверии» была. Там речь велась об отце, сыне и золотом петухе. Всё было довольно невинно: никто чувств верующих не оскорблял, а я просто высказал свою точку зрения в удобной мне форме.

Все в камере рассмеялись, включая самого священника. Рассказ того об «ужасах правления ВВП» и правда вышел забавным.

Несмотря на то, что далее «Тартюф» ещё минут пятнадцать честно и трудолюбиво пытался агитировать в пользу своего иудео-американского кандидата на пост Спасителя, ему удалось произвести впечатление на одного лишь Жору, который уже потянулся было к бланку договора, согласно которому он отныне стал бы воцерковлен в САСИ (Сообщество Американоориентированных Служителей Иисуса), но под презрительными взглядами остальных («Верялку сломаю!» — показав «коллаборационанисту» втихаря «Рфр», вполголоса побожился дядя Миша) так и не решился «подмахнуть» акт передачи своей испитой православной душонки в политкорректные лапы звёздно-полосатого Бога. В этот раз ханжа ушёл ни с чем, но он не расстроился, во-первых, потому что пообщался с интересными собеседниками, а во-вторых, вне зависимости от количества «разведённых» лохов, за которых полагались премии, он имел стабильный оклад благодаря всего лишь пиар-кампании Назорея с Уолл-стрит.

После ухода священника все заметно оживились. Топорков сказал:

— Представители ТП ТУР — это такие же зомбированные фанатики, как все остальные рабы религий.

Ему возразил Жора Копрокантян:

— Нет! Религия — это всего лишь психотехника, на каком-то этапе она помогала людям полнее жить и творить. Например, благодаря исламу в средние века пламя научной мысли, потухшее было в Европе, оказалось подхвачено арабскими странами, а если взять только что ушедшего Левопророка, скажу, что, глядя на глубоко понимающий взгляд, общий для всех священников, я часто думаю, что они полностью осознают, что по жизни заняты лишь психотехниками.

— Допустим, но в любом случае сейчас не тёмное средневековье и давно созданы и практикуются более честные, а главное — более действенные внутренние техники неомавродианства, — резюмировал дядя Миша.

— Ну и в чём дело? — вмешался Виталий. — Пусть эти копрофилы возятся со своим говном, сколько хочется; пусть вообще все люди живут и умирают, бесконечно пробуя родить гения.

— Даже племенные быки клеймённой бабы? — встрепенулся Светёлкин.

— Даже они могут подтолкнуть чей-нибудь разум к гениальным творениям. Людей девять миллиардов. Нужно, чтобы хотя бы один человек хоть чего-нибудь, да стоил. Такое нельзя распланировать, настоящее рождается из хаоса обыденности во всей его неприглядности, а говно служит лучшим удобрением.

Дядя Миша счёл нужным в ответ заметить:

— Природа мстит человеку за своё поругание и загрязнение атмосферы, биосферы и ноосферы. Все эти области объединились, дабы дать отпор, в единое ноосферату, то есть «переносчика болезни»: плоды, пыльца, цветение, звери, птицы, рыбы лежат минами, идут, летят, плывут на войну, вызывая всевозможные аллергии и, как следствие, бронхиальную астму.

— И что с этим делать, как бороться, сэнсей? — задал вопрос Джоульштейн.

— В общем, Джоуль, я нашёл ответ в ходе одной из бессонных «ночей в аду», мучаясь от очередного приступа астмы. Нам нужен Веганстрой, то есть официально закреплённый в Конституции полный отказ от уничтожения лесов, загрязнения природы и причинения вреда живым существам, будь то ползающие, бегающие, летающие или плавающие. Синтез пищевой продукции создаёт для этого все условия в наше время, хотя для современных государств, кроме Утопического Рейха, необходимая для него массорубка представляется пока слишком высокой ценой. Так что для начала нам нужно новое государство — ЭРВ, Экспериментальная Республика Веганстрой.

— Уж не на базе ли ТУР, сэнсей? — присвистнул бывший золотарь.

Михаил Савельевич тактично промолчал.

— «Продуктовый» экстремизм на фиг не нужен. Слуги господучи знают, кого арестовывать первыми, — высказался всегда искренний Топорков.

— Ну да, Топор, вот тебя и взяли! — пошутил Жора.

— И запомните, — продолжил дядя Миша, полностью проигнорировав реплику Виталика. — Весь мир обманут в самом главном: его внимание привлечено к таким незначительным вещам, как психотехники жидорелигии, психотропные вещества, политтехнологии, жажда наживы и сладострастие, но отвлечено от мудрости, книг, созерцания, философии и здорового образа жизни.

— Ну да, это так, но чтобы книга была понята, она должна хотя бы на половину своего объёма соответствовать тому, что ты уже знаешь. Иначе она, как невероятно скучная, будет отброшена непрочитанной. Эти же сразу всё осуждают, ничего не читая. А если читают, то галопом по Рейху. «Ракита, кобза и скирда — вот вам и весь Пастернак», полагают одноклеточные «турчики», — обличал Копрокантян.

Топорков, снова ни к кому конкретно не обращаясь, размышлял:

— Если в двадцать тебя формирует прочитанное, то после тридцати ты уже сам формируешь, распределяя прочитанное в книгах. Раньше писатели переживали из-за тиражей, но с появлением Интернета тиражи у всех стали одинаково бесконечными. Почему лучше писать книги, чем играть в группе? Группа может распасться, а писателю некуда распадаться, кроме своей же собственной шизофрении. Будь ты жильцом одной из клеток панельного многоквартирного дома, или даже узником, как я, важно учитывать актуальные реалии существования и наполнять идеями и фантазиями жизненное пространство вокруг.

— Короче, хоть Бог разумом и не познаётся, на этом взаимоотношения с ним не заканчиваются, — подвёл Некупко черту под затянувшимся трёпом. — Всё, хорош базарить! Продолжаем тренировку.

Через два часа Софья Дмитриевна — довольно полная тётка в футболке с надписью «да» на разных языках, на которую была накинута песцовая безрукавка — принесла — как раз к финалу утренней тренировки — овощи, «тревожную» запеканку, яичницу, блины со сметаной, протеиновые коктейли и гейнеры. «Много трупов сверху, и ещё больше — внутри у толстух, — внутренне покривился дядя Миша. — Ну а мне-то что, впрочем? я же пока ещё не веган, я — вегетарианец. Мне нужен мой белок молока для поддержания массы, и плевать, даже если сама господучи его из сисек своих по утрам мацает!»

После обеда Некупко устроил совещание. На повестке дня, естественно, стоял вопрос о переселении всей их «пресс-хаты» в мрачный мир ГАлага. Вот что учитель счёл необходимым донести до своих учеников:

— Итак, мы с вами отправляемся туда, откуда вряд ли когда-нибудь вернёмся. Прежде всего, не пугайтесь! По крайней мере раньше времени. За прошедшие недели благодаря моей помощи и собственным усилиям вы стали подготовленными к грядущим трудностям и лишениям. Запомните, хоть днём в ГАлаге вы и будете заняты, но перед сном вам так или иначе придётся общаться с другими осуждёнными. Проштудировав в своё время не один десяток мемуаров, написанных до сих пор сидящими в лагере и опубликованными анонимно с айпи их иностранных друзей, я пришёл к выводу, что главное, чтобы легче мотать срок — правильное поведение и грамотное, вежливо-корректное общение. Коли захочется кого-то осадить, то можно, например, сказать такую фразу: «Если вы немедленно не замолчите, то я проделаю с вашей матерью то же самое, что Эдип вытворял с Иокастой каждую ночь». Дальше. С позиции общепринятой тенденциозной историографии обычно требуется подразделять участников исторического процесса на, как принято считать, «хорошие» народные массы и «плохую» правящую элиту. Ни один современный политик не посмеет нарушить традицию и открыто и честно заявить о своём отношении к народу. Но при объективном и непредвзятом взгляде сразу становится видна условность этого шитого белыми нитками подхода. А если точнее, народ — золотой слиток, полученный алхимически из толпы, из кучи сочных шматков коровьего навоза. И вам тоже, несмотря на весь ваш опыт общения с властью, не рекомендуется осуждать её чересчур уж яро: участи вашей это изменить не в силах, а вот увеличить ежедневную дозировку боли вполне себе может.

И вообще следует чётко различать, что имеется в реальности воспринимаемой, а для чего хотя и есть словесные обозначения, но что существует лишь в виде структурообразующих элементов психической сферы.

Время: лето тридцатого года.

Место: ГАлаг, барачный городок № 731.

Ситуация: новоиспечённые узники помещены в Гисталиноавтолаг.

Всё же кое о чём «сэнсей» в своём напутствии намеренно умолчал. Дело в том, что в теории даже учащиеся начальной школы знают, что такое «быть узником ГАлага». Однако теперь сплочённому коллективу «пресс-хаты» предстояло пережить трип в Гисталиноавтолаге в реале, а не прочитать о нём в «Википедии» за стаканчиком минералки. Впрочем, едва ли это кому-нибудь пережить.

В ГАлаге, или автоматизированном лагере имени Алины Леонидовны Гисталиной, собственно, происходит кармическая переработка страданий: психомонодраматический анализатор подбирает каждому подходящий стационарный велосипед Котика-Горького, названный так прежде всего в честь Наума Котика, парапсихолога из Москвы начала двадцатого века по претоталосоцистскому летосчислению. Наум справедливо заметил, что «мысль есть одна из многих форм единой мировой энергии», возникающая в результате перехода физической энергии в психофизическую, способную, как он полагал, на эманации от одного индивидуума к прочим. Ценитель и последователь Котика писатель Максим Горький признавался: «Меня одолевают, может быть, наивные и смешные мысли, но — я всё более увлекаюсь ими. Мне кажется, например, что мысль — вид энергии, или, вернее, один из видов эманации материи. Что мысль и воля — едино суть». Принцип, на основании которого происходит переработка страданий в энергию, осуществляемая с помощью СВКГ-1 (стационарного велосипеда Котика-Горького первой модели), формулируется чуть иначе: «мысль и боль — едины». Когда у человека есть воля, ему плевать на внешнюю тиранию. Когда ему больно, он плодит массу зрелых мыслей, собрать урожай которых и перемолоть в огромные запасы физической энергии и составляет задачу стационарного велосипеда. Пропорции переднего и заднего колёс СВКГ-1 также важны; в каждом случае они устанавливаются психомонодраматическим анализатором индивидуально, исходя из отношения способности испытывать страдание к способности вырабатывать «продукт».

Когда дядя Миша с учениками прибыли в Гисталиноавтолаг, каждому штанга-йогу подобрали свой СВКГ-1. Одно колесо, управляемое педалями с шипами, впивающимися в ступни (так называемое «колесо сансары»), причиняет страдание, а второе, связанное с первым «цепью Улисса», вырабатывает «продукт» («колесо мирроточения»). «Продукт», или «мирра» (оба термина равноупотребительны), выделяясь из «колеса мирроточения» совершенно непостижимым для несведущего в научном оккультизме человека образом, в результате оказывается в сосуде, над которым зафиксирован СВКГ-1. Из «продукта» синтезируют большие количества здоровой и вкусной пищи, а также он может служить топливом или мощным источником электричества. Всего лишь одна капля «продукта» позволяет ноутбуку работать две недели без зарядки.

Осуждённый, крутящий педали, называется «страдальцем за правду».

Поднимаясь обычно около одиннадцати, все страды (так «страдальцы» именуют сами себя), сходив в ватерклозет и умывшись, отправляются в столовую на завтрак. Приём пищи длится, самое позднее, до половины первого. Стол более-менее терпим даже у «отстающих» страд, не говоря о «стахановцах». В идеале, в полдень страды должны, оторвав от стульев мускулистые и худые пятые точки, отправлять их сперва на уколы, а потом, в сопровождении роботизированного конвоя, на «работу». Чтобы люди могли крутить педали по восемь и более часов без перерыва, сами даже не замечая этого, их обкалывают специальным составом, благодаря которому пока нижние конечности трудятся, сознание через особый провод, подсоединённый к шлему на голове страда, отправляется в сетевой сёрфинг-трип. Боль при этом чувствуется лишь в сознании: все телесные ощущения отключены, и с утра, благодаря особой обработке, ноги тоже не болят. Дабы «ездок» СВКГ-1 не сваливался, его удерживает в седле пара исходящих из стены «щупалец» (дядя Миша прозвал это вынужденное положение тела «страдасана»), ещё одно «щупальце» служит для причинения боли, а резервная пара в случае необходимости корректирует бессознательные движения крутящих педали конечностей. После «смены» — визит под конвоем к доктору для обработки ран и рабочих конечностей, потом ужин, и наконец — свободное время. Отбой в Гисталиноавтолаге не позднее одиннадцати, чтобы осуждённые могли восстановить силы перед следующим нелёгким днём.

В первую же ночь в ГАлаге после «рабочей смены» Светёлкин увидел навеянный лучами психомонодраматического анализатора сон о воздаянии за ипсацию, который впоследствии многократно повторился: почти месяц каждую ночь ему являлось чудовище с гигантским фаллосом вместо головы и с одной большой ручищей. Громадной лапищей мутант хватался за свою собственную «голову» до тех пор, пока волна семенной жидкости не накрывала Павла с головой, и он не просыпался в холодном поту. Павел понял: в виде чудовища его наказывает его же собственное Сверх-Я.

Сначала колёса велосипеда Павла были почти одинаковыми, но по мере нравственно-духовного преображения под воздействием мук совести способность ассенизатора производить «продукт» усилилась. Теперь он мог активнее «мирроточить» при прежнем и даже меньшем уровне страдания. Специальный робот заменил колёса СВКГ-1. «Колесо сансары» уменьшилось, а «колесо мирроточения» увеличилось в равной пропорции, так что у Светёлкина получался теперь своего рода «Пенни-фартинг». Сам бывший золотарь перешёл в категорию «стахановцев» со всеми вытекающими бонусами, столь немаловажными в суровом быту «страдальца за правду». Сюда входили, прежде всего, возможность лучше питаться в отдельной столовой (роботизированная охрана, стоявшая на входе, узнавала «стахановцев» хотя бы по гипертрофированным мышцам ног) и возможность посещать большее количество сайтов. С того момента практически всё рабочее время Павел просиживал в «ТоталКонтакте». Почти сразу он нашёл страницу господучи и решил написать ей. К его удивлению, та не только ответила, но и поинтересовалась, как у него дела.

Светлячок:

«Круто. Кручу вот из-за тебя…»

Госпожа:

«Крути-крути, это дело полезное. Ну и как погодка в Гисталиноавтолаге?)»

Обидевшись, Павел не стал в тот раз отвечать, сосредоточившись на своих чувствах. Он знал, что страдание, вопреки цели буддистов, таких, как сидящий за религиозно-немавродианское мракобесие курьер из их барака Василий Либидианальный, может, пусть и в теории, само по себе привести к освобождению: страда, выработавшего двести литров «продукта», обещали отпустить на свободу. Пока что это никому не было под силу.

Светёлкин пробежал внутренним взором по новостной «ТК»-ленте товарищей по несчастью. Так как фотографировать страдам было нечем, новости обычно касались размышлений заключённых, занятых кручением педалей. Виталий Axe effect Топорков поделился новым статусом: «Скрябин и случайное совпадение — это несовместимые понятия». Диссидент со стажем Михаил Системофил Некупко вывесил заметку: «Иосиф Джугашвили был хитрожопым человеком, ведь он нашёл способ заставить людей строить коммунизм и постепенно умирать в ходе процесса, а при отказе — умирать сразу».

Георгий Неудачный Шутник Копрокантян, бывший также «онлайн», написал комментарий под заметкой: «Народ, не слушайте его, это же провокатор!»

«Светлячок» ненадолго вышел из «ТК», чтобы глубже проникнуться болезненным всеподавляющим ощущением безысходности от собственной участи, приближая тем самым час своего освобождения из-под «копыта тура».

 

3. Ода пассионарным юберменшам

В сердцах хлопнув крышкой девайса и отложив его в сторону от греха подальше, Белый Ягуар вскочил со скамьи; ударом по челюсти срубил врага, сплюнул на землю и удалился, забрав с собой бук.

Дойдя до очередной свободной скамейки и присев на неё, Дима убедился, что конференция окончилась вместе с его внезапным выходом. И тогда, начисто проигнорировав свой же призыв, Ягуар решил, благо финансы и время вполне позволяли, снять шалаву. Короткий поиск, и вот уже готов результат: миловидная бл*дь всего за 1600 «деревянных». Конечно, в сердце закралось подозрение, что что-то здесь не так, но Ягуар проигнорировал самопредостережение и поехал на «Калужскую» в поисках приключений.

Сев, следуя инструкциям жрицы любви, на маршрутку, доехал до 15-го дома по улице Новаторов. Созвонился со своей колеоризомонгершей, чтобы уточнить пеший маршрут до неё. Прошёл чуть назад, увидел нужные дом и подъезд. Дверь в подъезд была открыта, и вскоре Ягуар жал кнопку звонка на входе в защищённую тяжёлым металлом, близкими связями и, возможно, охранными заклинаниями квартиру. Тут и начались нестыковки, отчасти привычные для людей с опытом обращения в службу быстрого «эрегирования», отчасти совсем неожиданные. Вполне ожидаемым было то, что фотография оказалась фикцией. На выбор Дмитрия свои услуги предоставили две шалавы: одна была толстая и, прямо скажем, страшноватая, другая — постройнее и посимпатичнее. Белый Ягуар, не колеблясь, выбрал субтильную. Невысокая девушка лет восемнадцати-девятнадцати на вид сразу же взяла инициативу в свои руки. Сдав заплаченную Димой вперёд сумму, она быстро вернулась с бумажным полотенцем и скомандовала, будто в армии, идти принимать душ. Раздевшись, Дима выполнил приказ. В ванной на трубах уже висело много таких же одноразовых полотенец, и Ягуар сделал вывод, что с наличием клиентов здесь проблем нет.

Вернувшись в комнату, где его уже ждала купленная дамочка, Печуркин сперва оглядел помещение. Тусклый свет ламп в красных абажурах; эротические картинки на стенах; большая кровать, прямо над которой на потолке — зеркало. В целом вроде бы уютно, но неприятная атмосфера в воздухе слегка угнетала.

— Ложись на живот! — вновь скомандовала ша-love-а, и Дмитрий понял, что ему приятно повиноваться приказам маленькой шлюшки. Девушка сделала массаж сиськами и руками, затем сказала перелечь на спину. Когда Дима проделал это, он стал ждать традиционного в таких случаях орального секса в презервативе. Чёрта с два! Дама сразу села ему на живот и снова взяла ситуацию в свои руки за спиной. Глядя вверх, Дима мог видеть очень интересную картину. Но он, вообще-то, хотел обычного вагинального секса, и через какое-то время намекнул партнёрше, что платил за другое. Та, однако, не поддаваясь на уговоры, всё работала рукой и торопила клиента, чтобы быстрее эякулировал. Бедный Ягуар, преодолев некоторое первоначальное недоумение, решил: 1600 и правда очень мало, а рука у девушки шикарна, получше иной колеоризы, плюс фемдом-подчинение приносит радость, и хоть подруга не подпускает его руки к своим гениталиям, зато она позволяет прикасаться к попке и груди. Так что пусть это будет таким новым небезынтересным опытом: мы в ответе за тех, кому подрачили.

Уже в дверях клиент спросил у «ночной бабочки», к какому виду та принадлежит. Представившись Ольгой, девушка задала пару вопросов о погоде, и они расстались.

В метро по пути домой Белый Ягуар зашёл в «Контакт» и увидел там несколько непрочитанных сообщений. Писала Алина Снегирёва, о которой он до этого мало что знал. Она похвалила выступление Ягуара и пообещала, что тоже не будет пить, когда сделают операцию на спину, что позволит ей чаще заниматься спортом. Также коллега-модератор поинтересовалась, какой пропагандой занимается Печуркин, и кокетливо посетовала, что вожак «зверей» только национал-социалист по политическим убеждениям, а не скин или хотя бы футбольный фанат заодно по субкультуре.

Белый Ягуар написал барышне в ответном сообщении, что пишет прозаические произведения. Относительно же сожаления Алины он вынужден заявить, что про любого скинхеда можно написать книгу, и он предстанет как обычный литературный персонаж. Про себя самого Печуркин заметил, что хоть и играет роль заурядного персонажа в жизни, зато в своих рассказах он — фюрер.

Чуть позже зайдя в Сеть и прочитав сообщение Белого Ягуара, Алина решила для себя, что надо бы познакомиться с креативным фашом поплотнее. Затем Снегирёва обратилась к сидевшему рядом Волкодаву:

— Ты правда бывший антифашист?

— Кто проговорился? — поинтересовался толстяк.

— Я ей сказал, — признался Витя.

— Ну да, был когда-то. Мой блог довольно долго висел в топе «Яндекса».

— Да ну? — поразилась Снегирёва.

— Да. Я его скрыл в настройках приватности, когда «шавкой» перестал быть.

— Мне можно оттуда что-нибудь почитать?

— Легко!

Алина пересела на диван; занявший её место бон с лёгкостью нашёл свой старый ЖЖ-блог и, открыв какой-то пост, встал со стула, освободив место. Усевшись поудобнее, дама с фюрером принялась читать со смешанным чувством интереса и омерзения.

«Толерантные записи»

«22 марта 201* г.

ОДА ПАССИОНАРНЫМ ЮБЕРМЕНШАМ

Детсад, ещё более отчётливо — школа являются моделями общества в миниатюре. Одни индивидуумы с самого порога жизни бьют своих сверстников, мучают их по-всякому, пытаясь получить какие-либо блага или заставить выполнить что-либо при помощи авторитета силы. Силы духа, физической силы или силы материальных ценностей. Другие хотят просто жить в том виде, в каком они сформировались под действием окружающей среды: не желая иного богатства кроме бесконечного мира внутри них, они всю жизнь будут с искренним непониманием смотреть на тех, кто жаждет улучшить своё благосостояние за чужой счёт или просто получает удовольствие от унижения ближнего. Правда, впоследствии юные пассионарии, если их не замочат сразу, смогут сформироваться в самодостаточных преступников-садистов, то есть настоящих мужчин, а вот ребята спокойные будут вынуждены онанировать. Известно, что только чтобы не дрочить, можно всех начать мочить. Мужик готов на любую низость, и чужая жизнь здесь уже не важна. Так появляются пассионарии вторичные, вынужденные. А что им остаётся? Или… Мои руки, мои драчуны… Как там, в песне? „Обгоняет безумие ветров хмельных“?.. Ветры хмельные — пьяный бздёж. Ой, простите, не по теме начал. Поговорим о нацистах. Как можно решать за других, жить им или умирать?! Миллионы советских детей с детства были увлечены фильмом „Чародеи“. Одноклассники мучили впоследствии актрису, засветившуюся на главной детской роли, но, согласно НС-логике, замучить следовало бы из-за национальности и „чародея“-Виторгана, и сценаристов Стругацких. К слову, во время Великой Отечественной войны немцы почти преуспели в отношении малолетних братьев. Тогда Дорога жизни спасла Аркадия Натановича с отцом от смерти в осаждённом Ленинграде, а позже он вернулся за братом и матерью. Кого замучить следующим? Отправить в лагерь чернокожего Тайсона? Так ведь его америкосы уже сажали… Перебить наркоманов? Кобейн облегчил это дело. Гомосеков истребить? Меркьюри уже готов… О, точно! Давайте убьём Роба Халфорда, пока он сам ещё кони не двинул!

В общем, надеюсь, что у меня получилось показать вам ущербность „бритой“ логики».

Алина закрыла файл, прокомментировав прочитанное:

— М-да… Маврошкин мёртв, да здравствует Волкодав!

— Этот Волкодав тоже ist tot, — серьёзно ответил толстяк, добавив: — И слава Gott!

Неоистская тусовка на вписке у Снегирёвой подходила к концу.

— И всё-таки, что тогда произошло? — задала закономерный вопрос хозяйка квартиры. — Почему, с позволения сказать, безобиднейшая болоночка внезапно почувствовала себя огромным волчарой, ведь талантище же явный был «по-шавочьи» лаять?

— Объясни ей, Витёк, ты же знаешь, — лениво ответил Туборглюбов. В своей жизни он бессчётное количество раз отвечал на этот вопрос.

— Просто Москва стала «Москвабадом», и Вован другого способа убрать слово “bad” из её названия не нашёл, — охотно прояснил ситуацию ист Антицунаров.

Экстремистски настроенные друзья вскоре отправились на поиски острых и колющих ощущений. Проводив их и оставшись в одиночестве, Снегирёва углубилась в переписку с Белым Ягуаром, лишь периодически отвлекаясь на модераторство «ВК»-группы «Киллерс крю».

Минут через восемь коллега стал для неё просто «Димой», а его затянутый в гоповку, как в кольчугу Дмитрия Донского, стройный торс, высящийся над заправленными в берцы камуфляжными штанами, вызывал с трудом поддающееся контролю физиологическое влечение и желание куда более тесного контакта, чем позволяли рамки общения в социальной сети. Алина, уже запустившая было руку в трусики, пытаясь нащупать свой сахарный бугорок над колеоризой, внезапно поняла, что куда как логичнее в этой ситуации было бы просто взять и приехать домой к Дмитрию Печуркину. Именно так она и поступила.

Пещера Печуркина располагалась на «Щукинской». Молодые люди встретились в центре зала, затем поднялись в супермаркет, набрав два пакета продуктов к ужину. Наконец, перейдя по подземному переходу под железнодорожными путями, двинулись в сторону Врачебного проезда и Волоколамского шоссе, где во дворах скрывалось логово Белого Ягуара, куда он привёл в целях спаривания самку лучших кровей.

Нацистская однушка была оформлена, на вкус Снегирёвой, по классу «люкс». Тут имелось всё необходимое, чтобы душа пела «Хорста Весселя»: муляжи и новоделы оружия Третьего рейха; сопутствующая атрибутика и экипировка; плакаты любимых Алиной «правых» групп; нацистский стяг на стенке в комнате и крупный портрет фюрера, изображённого в парадной форме, в коридоре. Хоть пентов вызывай — им бы ничего больше и не потребовалось, если бы захотели конкретно «закрыть» Белого Ягуара. Именно этот трогательный факт послал бронебонный заряд страсти сразу в сердце и колеоризу фрау Гитлер. Впрочем, поскольку давать прямо сходу было нельзя по этическим соображениям, сперва они расположились на кухне, чтобы расправиться с честно закупленной в «Щуке» провизией. Нацистка даже не курила, так как не хотела рисковать, не зная, насколько Дмитрий принципиален в данном вопросе. Это была разумная мера предосторожности: Печуркин выгнал бы взашей любого, кто осмелился бы покуситься на расово-полноценный воздух его дома. Здесь он тренировался и занимался йогой, и это был последний бункер, где он пока ещё мог хоть как-то эскапировать от внешнего мира. Одна «зигарета», выкуренная пассивно, в его глазах разрасталась до размера никотинового снаряда крупного калибра, вдребезги разносящего хрустальный бункер «истинного» нациста. «Истинного», потому что точно так же, как граф Толстой выступал в печати за «чистое» христианство, основывающееся на словах Евангелия и не допускающее насилия, Белый Ягуар призывал к рафинированию нацизма и следованию за фюрером в вопросах здорового образа жизни и признания важности физических упражнений, а в идеале — ещё и к копированию внешнего вида и вегетарианской диете. И точно так же, как слова Толстого не всегда соответствовали реальным делам, сам Печуркин отнюдь не спешил выбривать «чаплинские» усики и отращивать эмоватую чёлочку «стрелкой» или закрывать на жидоремонт, по выражению Толстого, «кладбище животных» внутри него. Об этом Дмитрий и поведал фрау Гитлер.

Итак, поскольку давать сходу было бы моветоном, так как, согласно принятой в социуме иерархии ценностей, интеллект и желудок выше первичных половых признаков, Дима и Алина поглощали пищу и вели высокоинтеллектуальную беседу.

Белый Ягуар оседлал любимого конька:

— Когда людям хочется строить новое, а не разрушать старое, они неожиданно для всех бросают пить. Вот, например, любимый мной Владимир Георгиевич Сорокин не бросит пить и не начнёт строить. Он ещё с перестройки привык ругать и крушить отжившее, весело при этом бухая и не созидая нового взамен… К нему-то как раз, впрочем, претензий нет: он займёт своё заслуженное место в русской литературе, но вот другие… Нерешительные натуры продолжат прятаться на дне стакана, когда открыты сотни путей для самовыражения и самореализации.

Алина, которая сама планировала полностью отказаться от алкоголя после операции и сейчас пила энергетический коктейль, не стала спорить с Печуркиным. Когда разговор зашёл о религии, она, подобно Маврошкину не принимавшая ни одной из существующих конфессий, высказала следующую мысль:

— Ты говоришь, Толстой был против православия и пытался, вопреки церковному ханжеству, научить людей следовать духу истинного христианства. Для того времени это действительно были революционные идеи, но теперь, полагаю, они уже слегка устарели. Сейчас актуально выступать против религии как инструмента обогащения одних через глупость других.

— Красиво говоришь! сама это придумала?

— Нет. Вчера в блоге бывшего парня прочла, он недавно погиб.

— Мне жаль.

— Нечего жалеть «афоз»!

— Это да… Пойдём в комнату?

— Ну, пойдём! — бесстыдно хихикнула Алина.

В комнате нацист аккуратно стянул с фрау Гитлер юбочку и чулки. Подумал, увидев стройное тело: «Зацелую её всю!». Печуркин, языком трепетно полакомившись вкуснейшей в его жизни пяточкой — просто пальчики оближешь! — вскоре уже нежно и ритмично входил выбритым «другом» в мягко-податливую нацистскую мечту.

«Вот, он правильно делает! — подумала фрау. — Не то, что Ученик Парацельса — вчера так зверски натёр мою бедную колеоризу! Короче, нафиг „Неоиста“, абонент уже явно не оппонент!»

Когда Дима входил сзади, она увидела агитплакат «Белых зверей» на стенке. Немного позже в голову одновременно с камшотом пришла идея создания “bloody safari”, сутью которой была ловля похотливых понаехавших «зверей» на «живца», то есть фрау, с дальнейшим умерщвлением оных.

План нового проекта в голове был готов, осталось лишь обсудить детали.

 

4. Мавродиум

Время: десятое и одиннадцатое августа тридцатого года.

Место: Мавродиум, или мавролей на Крови, юг Гисталинограда (шоссе Пирамиды, дом 26).

Ситуация: ночь накануне Мавродина дня; господучи Алина Леонидовна Гисталина, как было заведено в этот день календаря, посетит Мавродиум для участия в торжествах.

В статье «Спорт как путь внутренней эмиграции в эпоху тоталосоцизма, или свобода в условиях внешней диктатуры» Михаил Некупко, в числе прочего, писал: «Все религии вредны, но мировые — несравненно вреднее. Впрочем, так ли это в действительности? Официальное вероисповедание в Рейхе — неомавродианство. В современном варианте это вовсе не такая религия, как православная или любая другая форма христианства, включая сатанизм и гностицизм, каждая из которых, по сути, лишь иная форма бизнеса, построенного на обмане. Суля рай на небесах или богатство на Земле, попы и мавро-проповедники прошлого врали в равной мере, укрепляя слабых и глупых силой Веры, одновременно урывая часть их денежек в свои карманы. Над верующими грех смеяться — это больные, их надо лечить. Совсем иначе следует смотреть на „воцерковленных“ неомавродиан. Правоверный неомавродианин имеет огромное преимущество перед христианами прошлого, в особенности теми из них, кто, подобно рок-звёздам двадцатого века претоталосоцистского летосчисления К. Кинчеву, Ф. Чистякову, A. Cooper или D. Mustaine, потеряв бога внутри себя и опустошив собственную душу в результате многолетнего употребления бухла и наркотиков, попытались изменить своё положение, вписав в своё сердце на жительство квазибожество гимнастизма-христианства. Дело тут в том, что „воцерковление“ непьющих и некурящих вегетарианцев-неомавродиан, проводимое, согласно сложившейся традиции, по отношению к лицам, уже перешедшим через четвертьвековой рубеж, формально переводит их психическую жизнь на тот уровень, к которому раньше приходили начинавшие задумываться о своей душе чудом не „двинувшие от передоза кони“ наркоманы годам к сорока-сорока пяти, с той лишь разницей, что они не получали верного ответа. Фактический переход, само собой, осуществляется гораздо раньше. „Воцерковление“ в двадцать пять вместо крещения во младенчестве позволяет индивидууму обрести хотя бы минимальный жизненный опыт. То, что данный опыт на деле будет отнюдь не минимальным, гарантируется способностью личности прожить в Тоталосоцистском Рейхе столько лет. Однако без обязательного предваряющего акт „воцерковления“ объяснения условности культа и шуточно-игрового характера обрядности это было бы лишь полдела, между тем как по факту каждый неофит-неомавродианин прекрасно осведомлён об истинной цели религии, адептом которой он становится. Неомавродианский священник как бы говорит тебе до обряда: „Мы с тобой оба зрелые люди, и прекрасно знаем: Бог в душах непьющих, некурящих и образованных вегетарианцев. Абсолютно любая церковь — цирк. Так на кой чёрт нам нужен весь этот мавро-маскарад? В наивных тоталитарных религиях прошлого был один плюс, который нам не хочется выпускать из виду. Я говорю о соборности“. Видит Бог: глядя на народное единение в Мавродень, когда один раз в году тысячи людей со всех концов Рейха приезжают в столицу, чтобы в игровой форме поприветствовать в Мавродиуме бога Мавро и стать свидетелями картины массового „воцерковления“ новоявленных неомавродиан, понимаешь, как именно господучи удаётся удерживать духовную и физическую власть столько времени.

Ещё в восемнадцатом столетии претоталосоцистского летосчисления думающая часть человечества, скажем красиво, пыталась бороться с не замеченными золотарём лужами поноса под ногами, но, будто сговорившись, наглухо игнорировала купола позолоченного кала над головами. Мудрый Вольтер патетически восклицал, что он не хочет дышать одним воздухом с извергами, жестоко убивающими невиновных на религиозной почве, однако не говорил ещё о бесполезности самой этой почвы. Не столь умные люди позднее устраивали П*здобунты. Лично я полагаю, что за П*здобунт в храме нужно давать как минимум год тюрьмы, если уж не ГАлаг, чтобы п*здобунтари не плодились.

Впрочем, мы немного отошли от темы. В чём же суть неомавродианства? Это своего рода тот же „разумный эгоизм“, который встречается ещё аж у Томаса Мора, плюс категорический императив Канта, то есть можно сказать, что это свойственное всем людям желание хорошей жизни для себя и своих близких. Бог Мавро собирает в своей архетипической пирамиде всех свободных, точнее — законопослушных граждан Рейха, и действительно: каждый, кто хоть раз в жизни побывал на улицах Гисталинограда в Мавродин день, подтвердит, что испытал, возможно — вопреки собственному желанию, незабываемое ощущение единства и родства со всеми жителями ТУР вплоть до последнего ассистента ассенизатора».

…Ночью шли последние приготовления. Бомжа, укрывшегося плакатом, который гласил: «Люди добрыя, подайте на лечение ПГМ и христоза головного мозгу! Документи из клиники имеютси» и по неосторожности устроившего себе ночлег прямо у главного входа Мавродиума, развеяли роботы-уборщики. Когда они расчистили территорию перед пирамидой, вплотную к циклопическому строению (хотя снаружи оно было пирамидальным, внутри по всей высоте имелось полое пространство цилиндрической формы) подвезли гигантские экраны. При взгляде на них сразу становилось понятно, что волшебством церемонии без посредства Интернета смогут насладиться отнюдь не только девятьсот готовящихся стать «свежевоцерковленными» счастливчиков (точнее, в тот раз девятьсот пять) и пятьсот тысяч зрителей внутри этой высочайшей в мире пирамиды. Полуторакилометровые аудиоколонки на воздушной подушке были с равными интервалами развешены над свежезаасфальтированной дорогой на всём протяжении шоссе Пирамиды до самой Щербинки. Установкой колонок командовал старый член ТП-партии ТУР Владислав Савельевич Горячев, один из бывших фаворитов господучи. Вечером десятого августа Алина Леонидовна, приехавшая лично проследить за ходом подготовки к празднику, сказала, выслушав позитивный доклад Владислава об успешной установке колонок надо всей «Пирамидкой»:

— Хоть колонки у тебя большие!

Запуск гостей в мавролей на Крови (другое название пирамиды Мавродиума) планировалось начать аж в семь утра, чтобы к самой церемонии в семь вечера они, зайдя через сорок входов и воспользовавшись двадцатью пятью лифтами повышенной грузоподъёмности, преспокойно заняли свои места на всех ста пятнадцати надземных этажах. Из года в год истинно мистическими иностранному зрителю казались похвальные вежливость и организованность, неизменно характерные для тоталосоцистов в то время, пока они занимали свои места и раскладывали сумки с вегетарианской едой и безалкогольными напитками. Дело в том, что нарушитель порядка без суда и следствия автоматически отправлялся в Гисталиноавтолаг.

Последние из тех граждан ТУР, что вовремя обзавелись пригласительными билетами, всегда успевали разместиться до момента, когда из-под земли (на самом деле, с «нулевого» этажа) выезжала огороженная сценическая платформа на воздушной подушке. Платформа потихоньку ездила вверх-вниз мимо всех этажей, то поднимаясь до купола с изображением толстогубого мужика в очках, то, когда требовалось заменить выступающих, поменять декорации и дать людям отдых, вновь скрываясь на «нулевом» этаже. Зрительские трибуны каждого этажа высились в десять рядов по четыреста тридцать пять мест в каждом вокруг пустого пространства в центре пирамиды, где проходила платформа; звук шёл из колонок; на этажах также имелись мини-экраны на тот случай, когда сценическая платформа будет сильно ниже или же выше этажами.

…В семь часов вечера одиннадцатого августа терпеливое ожидание зрителей, часть которых заняла свои места ещё в семь утра, было вознаграждено: на сцену вышла популярная английская пост-индастриал-хоррор-металл-группа “Blooming Hell”. Музыканты недавно выпустили пока что лучший в их каталоге альбом “Park Evil”, и, находясь летом тридцатого года на пике своей славы и карьеры, были в хорошей форме для крупномасштабных перформансов. Ребята по религиозным убеждениям считали себя неомавродианами, и вместо гонорара за выступление им всем пообещали «воцерковление». Мировым признанием «Блуминги» во многом были обязаны своему сценическому имиджу ретро-чудищ. Гитарист «Цветущего ада» Frederick Charles “Freddy” Krueger, истязавший «стрелу» “Jackson”, был одет в полосатый свитер; лицо его было обезображено ожогами до мышц и костей, а голову покрывала коричневая шляпа. Бас-гитарист, скрывшийся под псевдонимом “Jason Voorhees”, носил хоккейную маску и рубил на «Шифтуя». Samara Morgan, некрасивая длинноволосая брюнетка, играла на клавишных и синтезаторах “Casio”. За ударной установкой “Tama” сидел Billy the Puppet — странноватого вида карлик с кукольной челюстью и спиралевидным румянцем на щеках. Вокалистом был Pinhead Cenobite — мужчина с безволосым черепом, изрезанным наподобие сетки, полностью истыканной на пересечении разрезов металлическими булавками. Пинхед объявил, что композицию “Hype up” группа посвящает Сергею Пантелеевичу Мавроди, успевшему «нахайпать» не одно состояние, а после смерти возвратившемуся в виде бога Мавро. Плавное движение сценической платформы вверх на этой песне сопровождалось особенно сильным всплеском зрительских эмоций.

Несколько отыгравших после “Blooming Hell” отечественных команд, таких, как «Знамя Лжи» и «Три Гвоздя в Носу», даже на фоне британских профессионалов не выглядели блеклыми.

Наконец в полдвенадцатого началась основная часть программы: «воцерковление» неофитов неомавродианства.

Время: одиннадцатое августа тридцатого года.

Место: Центральная гисталиноградская тюрьма для нарушителей режима ТУР.

Ситуация: Тимур Сабаткоев, заключённый, ждёт решения об отправке в ГАлаг. За стеной камеры Тимура в помещении охраны три аминодава, некогда по долгу службы издевавшихся над бывшим золотарём Павлом Светёлкиным, в прямом эфире смотрят в «ТоталКонтакте» передачу из мавролея. Экран показывает финальный номер господучи, призванный символически объединить всех тоталосоцистов: тех, кто присутствуют в Мавродиуме лично, и тех, кто прильнули к мониторам во всём мире.

Свет в Мавродиуме погас, а через тридцать секунд вспыхнувшие красным, белым и жёлтым софиты выхватили из темноты Алину Леонидовну, верховную жрицу Мавро, постепенно возносящуюся с помощью сценической платформы к куполу с изображением своего бога и готовящуюся провести обряд «воцерковления». На верховной жрице — ритуальный наряд: ноги затянуты в блестящие сапожки из крокодиловой кожи от «Господучи» (кроко-ферма была в Грюнбергском округе Гисталинограда, корпус 1649); мизинец левой руки украшает кольцо с бриллиантовым очкастым ликом бога, на безымянном пальце правой — перстень с гранатом в виде двух «Зиг»-рун; красное платье испещрено синими триграмматонами «МММ» и «ТУР»; на голове — так называемая «Туара»: тиара в цветовой гамме и с символикой флага Рейха (жёлтый молот Тура в белом круге на красном фоне); золотые серьги с турами завершают образ. Сделав под восторженный рёв трибун «зиг-рот» (трибуны ответили тем же), Гисталина проговорила в микрофон:

— Фундаментально-пирамидальные принципы Мавроди, перешедшие в том же виде в обрядность культа Мавро, гласят: «чтобы у кого-то что-то ценное появилось, надо, чтобы кто-то с чем-то ценным распрощался». Что является самым ценным для неомавродиан, ребята?

— «Воцерковленность»! — слились в мощном хоре пять сотен тысяч голосов.

— Верный ответ! образ жизни может привести нас к Богу, но только «воцерковленность» способна дать средство уйти от эгоизма и обрести своих братьев в тоталосоцизме; средство почувствовать себя рабочей клеткой единого организма Рейха, а не пожизненно заключённым в клетке животным.

Господучи сделала интимную минутную паузу, чтобы позволить фанатам выразить свою любовь и вдоволь поорать в экстазе, а потом, повысив тон, договорила:

— А что самое ценное для наших противников?

— Жизнь! — прокричала какая-то часть зрителей. Это были «ТК»-подписчики страницы Гисталиной, пристально следившие за публикуемыми той материалами. Господучи перешла от слов к делу без дальнейших предисловий. На заре культа Мавро мавродиане приносили в Мавродень своему богу настоящие человеческие жертвы. Время шло, под давлением европейской общественности, которое становилось всё ощутимее, количество приносимых в жертву сокращалось, а ГАлаг вообще положил конец этому варварству. Стало понятно: человеческие жертвы Мавро экономически нецелесообразны, так как всё, что он способен дать, с лихвой можно взять самому в ГАлаге с помощью тех же людей. Но традиция жила, хоть и в видоизменённом виде.

Сцена была разделена ограждением на две части. С одной стороны — господучи, с другой — девятьсот пять избранных. Возле Алины Леонидовны находился большой квадратный стол, на котором лежали топор и некоторое количество дров; в углу сцены имелись изразцовая печь и канистра с бензином. Дрова были необычными: даже не компьютерными «дровами», а квазижидотопливом с фабрики игрушек имени Генриха Гиммлера: выполненные в виде пейсястых сионистов в человеческий рост, они были такими не столько для целей обряда, сколько для удовлетворения порочной страсти господучи к расово мотивированному насилию в условиях, когда все евреи предусмотрительно покинули ТУР, лишь только почувствовали холодное дыхание тоталосоцизма, пока у них ещё была возможность сделать это. Учитывая новые достижения тоталосоцистских учёных в области разработки оружия массового уничтожения, для них это было самым разумным ходом.

Под шквал аплодисментов, топанье, свист и другое выражение безумия масс Гисталина разожгла печь и предала огню несколько искупительных жертв Мавро.

Тем временем, пока охранники созерцали это величественное зрелище, Тимур Сабаткоев ретранслировал на волю порученную ему товарищами по несчастью информацию. Чтобы лучше понять, о чём здесь речь, желательно поближе познакомиться с этим осетином.

Не все люди излучают ненависть. В метрополитене, катализаторе чувств, изредка можно встретить спокойные, неэгоистичные и не озлоблённые на всех и вся человеческие лица. Принимая на себя львиную долю тяжести людских страданий, они держат весь мир на себе. Без них он давно перестал бы существовать и сгорел бы в пожаре всеобщей тотальной войны. Тимур Сабаткоев много говна испил в детстве, но, несмотря ни на что, рос добрым и умным мальчиком. В 2013-ом по претоталосоцистскому летосчислению его семья перебралась из Северной Осетии в Москву: в связи с усилившейся активностью властей столице нужны были работоспособные руки и трезвые головы для строительства транспортных развязок, и отец Тимура, инженер, не упустил свой шанс. Младшему Сабаткоеву было тогда всего восемь, однако, глядя на истерию некоторых субъектов после выборов мэра, проигнорированных большинством москвичей, он был не в силах понять, почему всё же отдельные личности до такой степени ставят свою жизнь в зависимость от внешней власти. Тимур, не желая ждать от судьбы подарков, полагал собственную осмысленную и целеустремлённую деятельность единственным способом достижения гармонии и счастья. Окончив школу, он не получил систематического высшего или хотя бы среднего специального образования, но, как и Горький, ценя уже развившуюся в нём к тому времени дисциплину мышления, занялся самообразованием, устроившись к отцу на стройку разнорабочим. Поставив себе за правило прочитывать в день не менее трёхсот страниц, он, вставая по сигналу будильника в пять утра, садился за книжки. Чтение при этом имело систематический характер. Сабаткоев читал как на своём смартфоне, так и на бумаге; читал то, что могло бы развить, и то, что могло пригодиться ему как-либо иначе. Брезговал только откровенно развлекательной, коммерческой, низкопробной, просто плохой литературой и детективами. Если в книге попадалось незнакомое слово, он обязательно искал его значение в скачанном словаре на смартфоне.

Шли годы. Отказавшись в своей жизни от какого-либо карьерного роста и поставив всё на карту саморазвития, Тимур от изучения точных наук перешёл к откровениям оккультных дисциплин. Это был своего рода океан шарлатанства, плывя по которому на подводной лодке интуиции, молодой человек достиг архипелага Истины как раз к тому времени, когда культ господучи и степень её власти приобрели всеобъемлющий характер. С одной стороны, рос научно-технический потенциал государства; общество впервые за долгие десятилетия начинало объединяться и сплачиваться вокруг действительно сильной и решительной личности. С другой, с каждым годом «воздух холодал» всё ощутимее; в пятнадцатом году по летосчислению ТУР началось грандиозное строительство Гисталиноавтолага.

Мало во всём этом разбираясь, Тимур, почти разуверившись после многолетних поисков и многих разочарований, обрёл учителя магии. Им стала пожилая дама, которую звали Елена Владимировна Корпина — потомственная ведьма-диссидентка, внешне чем-то напоминавшая клонящуюся к закату Жорж Санд. По выходным ученик ездил из Южного Бутова в Кунцево, чтобы ухаживать за больной старухой, мыть её, готовить еду, прибираться и выность мусор. Взамен молодой кавказец получал древние эзотерические знания русских ведьм и колдунов, необходимые ему, чтобы помогать людям. Получал, пока по доносу соседки старуху не упекли в ГАлаг. Сабаткоева в тот момент не было рядом. Елена Владимировна прокрутила педали, поддерживая телепатический контакт с Сабаткоевым, до самой своей смерти. Благодаря ей гастарбайтер понял: если бы обычный человек вдруг узнал всё то, о чём ему не говорят, он сразу бы сошёл с ума.

У Тимура на работе вскоре тоже нашёлся «доброжелатель». В то время как одни лица кавказской национальности оказывались за решёткой, а другие, в том числе родители Сабаткоева, сами покидали Рейх подобру-поздорову, Тимур скрывал своё нерусское происхождение, маскируясь с помощью гипноза. Как-то раз, глядя, как Тимур, который работал за троих, устав и расслабившись, утратил визуальную маскировку, его трусливый и подлый коллега Борис Пузырьков, искренний тоталосоцист, вместо которого Сабаткоев только что рисковал жизнью в ходе демонтажа балки, позвонил в «турцию». Этого было достаточно, чтобы на стройку пришли трое «турчан» с «турками» в руках.

Без лишних слов и не желая никого убивать, Сабаткоев вступил в бой, лишь защищаясь и пытаясь отклонять удары «турок» силовым полем. Тем не менее после того как кавказца, чьи силы полностью иссякли, ударив в бедро «туркой» и повалив зацепом, заковали в наручники, ему добавочно приписали «сопротивление в ходе задержания». Разумеется, с таким «багажом» его «обработали» в тюрьме гораздо сильнее.

Теперь Тимур, избитый и частично потерявший память там, где прежде били Маврошина, постепенно восстанавливал свои сверхспособности. Скажем, пирокинез, к которому он делал лишь первые робкие шаги на воле, пока не арестовали Корпину, был ему не по силам и в тюрьме, так что о побеге оставалось только мечтать, но на ретрансляцию отправляемых заключёнными посланий, которые, принимаясь ретрансляторами на свободе, передавались потом по назначению, он был вполне способен. Имелось одно существенное различие между Сабаткоевым и другими ретрансляторами. Если сознание Тимура модифицировалось, чтобы он мог передавать и «слышать» мысли на расстоянии, благодаря развитию его природных способностей без вмешательства техники, то «вольные» ретрансляторы пользовались искусственными модификаторами, вживляемыми непосредственно в мозг. Искусственные модификаторы сознания (ИМС), в отличие от СМИ, передавали высказывания людей, не искажая их. Также они могли определять местоположение их хозяев и предоставлять доступ в Интернет. Последнее было предметом зависти Тимура, который без книг чувствовал себя особенно дискомфортно. Он, впрочем, всё же нашёл выход: вместо оплаты деньгами своих услуг он стал просить ретрансляторов, находившихся на свободе и получавших от близких и родственников заключённых солидные куши за сведения, которые они передавали, переправлять ему фрагменты их памяти, содержащие прочитанное в книгах. Кое для кого, благодаря требованиям Тимура, перманентное чтение стало почти такой же насущной потребностью, как и для него самого.

 

5. «Чёрная» апрельская неделька

Прямо на следующий день после незапланированного отклонения «влево» от обычного маршрута её колеоризы нацисточка поняла: она любит не какого-то отдельно взятого иста, а, так сказать, собирательный образ чистильщика родной земли от накопившейся «грязи»; некий архетип, находящий своё воплощение, когда в поле зрения Снегирёвой попадает очередной бон. На самом деле, Алина ценит, когда бритоголовые имеют её жёстко, как Серж, так что колеориза потом ноет и трудно ходить, но не против и фетишно-фашного обожествления, повышающего самооценку. Поразмыслив, дама с фюрером взяла прежний курс в колеоризоколее, обогащённый полезным опытом непредусмотренной половой связи: решив не бросать Сержа, она в то же время не захотела отворачиваться от Димы. Также нацистка не считала необходимым выбрасывать из прелестной головки возможность плотного взаимодействия с головками других соратников.

Уже не отвлекаясь на пароксизмы желания, Ягуар, сидевший у Снегирёвой в гостях через несколько дней, участвовал в доработке зачатого накануне в пореве страсти наци-тандемом в бункере Печуркина плана «точечных ударов» по позициям «наехавшего» супостата. В комнате, помимо Димы и фрау, находились Серж и Виктор. Антицунаров был пьян как свинья, по этой причине конструктивных предложений и корректив в план тандема не вносил, заранее соглашаясь с ролью пассионарно-пассивного исполнителя чужой воли. Он лишь сыто жмурился, развалившись полулёжа на диване, держа татуированные массивные руки на залитом бухлом и заплывшем жиром брюхе. Картинки на руках были эклектичны, так как затрагивали «ультраправые» темы почти во всём многобразии: от фанатских «кричалок» на правом предплечье до «клановцев» «за работой» у пылающего креста на левом плече, «холодного» кельтского креста на правом и флага со свастикой на левом предплечье — единственного здесь изображения, выполненного «в цвете».

Древний символ солнца в последнее время служил источником ежедневного вдохновения Алины, которая круглый год использовала солярный образ, наравне с эротично выглядящими бонами, в качестве сквозного мотива иллюстраций своего дневника. Зимой нацистка проводила дополнительную агитацию, изображая свой символ веры на запотевших стёклах автобусов. В отличие от покойного Маврошкина, оставлявшего за собой на индевелых окнах «нимбокресты» и логотип НААФ, Алина не считала, что старые символы в обывательских глазах навсегда изжили себя благодаря многолетней родительски-коммунистической претензии на монопольное обладание абсолютной и исчерпывающей правдой о Гитлере и национал-социализме.

Снегирёва сперва нарисовала в «пейнте» вращающуюся противосолонь косую свастику, как на флаге Рейха, и вместе с Дмитрием они в «фотошопе» со скрипом прилепили её на карту столицы таким образом, чтобы три «Г»-образных элемента из четырёх оказались неподалёку от МКАД на юге, западе и востоке столицы (хотя вернее её называть «миллиардлицей»). Каждая из четырёх точек, завершающих менее протяжённые отрезки лучей, исходящих из вершин прямых углов четырёх «Г» (Алина, у которой были украинские корни, произносила звонкий согласный фрикативно), и каждая из четырёх точек, знаменующих вершины данных углов, обозначали на карте места восьми планировавшихся преступлений. По плану Снегирёвой, вся акция из восьми встреч с ликанами в разных районах Москвабада должна была пройти в течение восьми календарных дней — по одной в сутки. Первая — в пятницу тринадцатого, сегодня, на «носочке» южной «ножки», и последняя — в качестве искупительной жертвы — двадцатого апреля, также в пятницу, в день годовщины, где-то в районе «ладошки» «зигующей» правой «ручки» символа. Хотя «озарение свастики» и создавало потенциальную угрозу, что пенты просекут солярную закономерность, однако соблазн символического дизайна был слишком велик.

Когда с подготовкой теории было покончено, Алина с бонами перешли к практической части. Необходимо было завести «ВК»-аккаунт и начать знакомиться с высокогорными кавалерами вольной борьбы, красных мокасин, ложноэфэсбэшных картузов и гламурных овец. Белый Ягуар «по-дружески» отдал под нового «клона» Снегирёвой свою запасную SIM-карту; Витька одолжил Ученику Парацельса «Никон» для ню-фотосессии в ванной с Алиночкой в качестве модели. На обнажённых белых грудях подруги Серж кремом сделал надпись: «Не для продажи! Только для кавказцев». Вымазанный в креме указательный палец девушки в кадре был направлен вверх, всё вместе выглядело весьма натурально. Конечно, эти фото были не для открытого доступа, а для избранных.

Пока Витя спал пьяным сном, Дима заполнял анкету. Указав «Семейным положением» «в активном поиске» и выбрав Махачкалу в качестве «Родного города», прицепил статус: «Русня! Интим не предлагать!». «Любимой музыкой» поставил «Лезгинку», также щедро засыпав бисером сентенций из Корана поле «Любимых цитат», чтобы наглядно проиллюстрировать мусульманское «Мировоззрение». «О себе» гордо написал: «Русских не добавляю!». Пока он любовался на собственный креатив, наци-парочка вернулась из ванной. На аватару решили поставить фотку фрау в подобии паранджи, закрывающем только голову и плечи. Для этой цели использовали старую штору. Голую грудь Алина закрыла рукой, а низ живота был спрятан в зелёные стринги, но великолепие всего остального обозримого белого тела не должно было оставить равнодушным ни одного кавказца с рабочим елдаком под штанами «Дискуэрд». Собственно, никто и не остался равнодушным: едва проект открылся, как от кавказцев, желающих заполучить сочную манящую мякоть чуть прикрытого зелёным листиком спелого персика колеоризы, не стало отбою, то есть вполне обыденная для фрау ситуация переросла рамки реальности и перекочевала в Интернет. Под общим аккаунтом одновременно переписывались с «кавалерами», давая советы и делясь опытом друг с другом, сразу трое: Ученик с «айфона», Ягуар с ноута и Алина со стационарного компьютера. Таким макаром они весьма оперативно составили график свиданий, начиная с сегодняшнего вечера. Гоге Задовадзе «повезло» стать первым номером в списке жертв.

Уехавший из Гори, подобно Сталину, Задовадзе сейчас был зрелым мужчиной, женатым на русской женщине, у которой было две дочери от первого брака с русским. Валентин работал грузчиком; к сожалению, часто выпивая и теряя голову, он в конце концов повесился, прожив всего сорок лет. Анна Александровна и сама была не дура выпить, но вот как мать она оставляла желать лучшего. Официантке в ресторане, любящей веселье больше, чем детей, растить двух девочек было сложно. В результате она вышла за Задовадзе. Новый муженёк уступал прежнему во всём, кроме выпивки. В этой области он мог бы дать фору иному русскому. Через пару лет после брака Гога начал приставать к падчерице. Втайне от жены он умолял младшую хотя бы разрешить подержаться за грудь, а та не говорила матери о домогательствах, боясь мести кавказца. С появлением в доме Интернета, впрочем, немолодой мужчина решил перейти к поискам истинной любви, чтобы можно было навсегда уехать от уже опостылевших ему лиц несговорчивой тинейджерши и стареющей супруги. Он давно потерял всякую надежду, но сегодня, казалось, фортуна наконец улыбнулась ему.

Вечером он помылся, аккуратно сбрив всю щетину со смуглого морщинистого лица, и поужинал, выпив водки с женой. Сказал, что идёт в магазин, затянул худощавое тело в кожаную куртку, плотно надел кепку, зашнуровал ботинки и покинул дом, надеясь, что надолго. В этом он оказался прав.

Встреча с Богиней была запланирована возле выхода в город из первого вагона на станции метро «Аннино». То, что Гламурная Паранджа была мусульманкой, Задовадзе не отпугнуло. Скорее всего, полагал Гога, несмотря на свой скандальный имидж в Интернете, Пара — очень смирный и неиспорченный ангелочек, который, во всяком случае, гораздо лучше полнеющей супруги Гоги, и к которому главное найти подход. Хоть она и писала в ответ на вопрос о том, почему хочет, чтобы всё случилось именно в парке, что любит секс в необычных местах и что её это заводит, почти как сам Гога Задовадзе, последний был склонен воспринимать это лишь как прямое подтверждение того, что он нашёл требуемый подход к красотке.

По пути до метро Гога зашёл в магазин и закупился вином, сигаретами, цветами и презервативами. Потом спустился в переход у станции «Октябрьское поле».

Здесь Задовадзе пришлось стать невольным свидетелем того, как некая бабка скандалила и избивала клюкой группу куривших таджиков. Все они, кроме одного, быстро убежали. Последний запальчиво оборонялся, но и у него сдали нервы, как только пожилая дама стала звать на помощь полицию. Гога, и сам спустившийся в переход с зажжённой сигареткой, решил, что благоразумнее выкинуть отраву, однако не успел выполнить задуманное: подошедшие пенты забрали его по доносу пенсионерки, решив довесить бонусом пару «глухарей»-недоработок, в результате чего первая жертва коварного плана Алины и её банды вышла комом.

Горящий воинственным пламенем яростной религии борьбы, зажжённым около сотни лет назад, дух Снегирёвой и не думал из-за маленького недоразумения бросать начатое. Её кумир честно выполнил свой долг до конца, а ему порой было куда как тяжелее, чем всем им теперь. Пришёл черёд молодым и злым силам поднять проклятое в горячке битвы лживым миром знамя, выроненное по немощи больным стариком. Хоть враг и разгуливает победоносно по улицам столицы, попутно поругивая все святыни, кампания ещё вовсе не проиграна. Надо действовать решительнее, личным примером показывая верный путь, считала фрау, и arbeit macht frei Арбат, Москву, а затем и всю многострадальную.

Всё утро субботы Алины было потрачено на «ВК»-общение с очередной потенциальной жертвой расовых предрассудков нацистки вкупе с её же экстремизмом.

Некий Махмуд Ганджубаев у себя в статусе на странице без стеснения заявлял, что продаёт спайс, и предлагал обращаться с этим вопросом к нему прямо в личку. К тому же в графе «О себе» «Личной информации» «ВК» объяснялось, что политические взгляды Ганджубаева — «анархический антифашизм». Верхним постом микроблога стояла заметка следующего содержания:

«Говорят, я хач. Что с того, что хач? По-армянски это значит „крест“. Чем хуже свастики? Она в оригинале „Майн кампфа“ тоже названа „мотыгообразным крестом“. Наркоторговля — опасный бизнес! Я сам взял на себя этот риск, так что, сталкиваясь с последствиями, не обижаюсь. Но вместо меня со спайсом сто других с героином придут! Шило на мыло, спрос порождает предложение. Сначала нужно избавиться от всех возможных потребителей, ведь русские алкаши или мои покупатели сами делают свой выбор. Мне и другим останутся либо голодная смерть, либо честный труд».

Вчера фрау, удивлённая столь беспрецедентной наглостью, сама подала запрос на добавление «в друзья» потенциальному «жениху-камикадзе», и тот проглотил наживку. Договорившись о дате, месте и времени встречи, они больше не переписывались до утра. В субботу выяснилось, что Махмуд является довольно интересным собеседником. Двадцатисемилетний даг, которому, по идее, хоть он об этом не знал, жить оставалось эмо наплакал, решил напоследок поискрить остроумием в подобии своего «последнего слова». Махмуд, как и Паранджа, не показывал своего лица ни на одной из фотографий, и даже на аватке умудрялся тыкать в Аллаха указательным пальцем правой руки, стоя спиной к камере и показывая левой зрителю «фак». Теперь они обменялись фотами с «открытыми личиками», и глазам Алины предстал типичный образ «нового бородатого москвича» в футболке «M-1» и джинсах.

Max-mood:

«Как тебе я?»

Паранджа:

«Какой чёткий чёрненький даг симпатичненький!»

Max-mood:

«Только вчера вернулся из Махачкалы; ездил навестить родных, отдохнуть от бизнеса…»

Паранджа:

«Ну и как погодка в Дагестане?»

Max-mood:

«Разговоры о погоде — признак идиотизма высшей степени. Не разочаровывай меня прямо с порога».

Паранджа:

«Извини. Чем вообще занимаешься? Кроме наркотиков».

Max-mood:

«У меня есть две страсти — филология и мотоциклы».

Паранджа:

«Странное сочетание… Ты, кстати, знал, что многие мусульмане отказываются от использования „смайлов“ в интернет-переписке?».

Max-mood:

«Ну да, особенно мусульманки: это скрывает под паранджой недоговорённости личину подлинного смысла высказывания».

Паранджа:

«Ого, как загнул! Всё-таки, что общего у „Харлея“ и, допустим, Фёдора Михайловича?»

Max-mood:

«Достоевский был, так сказать, „байкером духа“. Когда ты на трассе выдаёшь приблизительно сотню километров в час, работа сознания тоже ускоряется. У Достоевского не было байка, но ускорять работу мозга в связи с принятыми обязательствами ему так или иначе приходилось, причём без дополнительных допингов».

Паранджа:

«Ясно. Я про тебя уже написала. А как тебе мой фейс?»

Max-mood:

«Дух трудится для красоты лица, тело — для красоты и тела и духа. Немудрено понять, как мне твой фейс, ведь тебе же всего двадцать два. Гипнотабло, открытое Пелевиным, действует, только пока девушка молода. Чаще всего лет после тридцати-сорока его замещает Унылое Табло, реже — Нейтральное Табло. У мужиков же, наоборот, имеется Гипноотталкиватель, замещаемый после пятидесяти Безразличным или Обезьяньим Табло».

Паранджа:

«Я так поняла, ты антифа? Я тоже Гитлера недолюбливаю».

Max-mood:

«Адольф был великим художником, создавшим силой своего воображения неповторимый воспринимаемый эстетически мир, жить в котором, однако, совершенно невозможно. Мир красивой символики, мир несгибаемых борцов и мир большегрудых белокурых фрау и фройляйн. Гитлер был своего рода Толкиеном от политики. Современные нам наци-скинхеды так же далеки от актуальных проблем реальной жизни, как и толкиенисты, но если вторые, эскапируя в чистом виде, машут бутафорскими мечами, то первые, будучи попросту не способными разобраться, что к чему, на всякий пожарный бьют случайных прохожих по голове. Мистика начинается тогда, когда перестаёт хватать знаний. Не хочу растрачивать свой духовный потенциал на аналитические мелочи, но Библия национал-социализма, впрочем, как и всякая Библия, пошла и глупа».

Паранджа:

«Я, поверь, достойно вознагражу за твои слова».

Вскоре Махмуд с фрау распрощались, так как Ганджубаеву нужно было садиться на байк и ехать на срочный заказ. Вечером уже на метро он доехал до неблизкой к нему «Братиславской», и они с Паранджой, встретившись возле торгового центра «Бум», поднялись на второй этаж, чтоб поужинать в ресторане быстрого обслуживания «Ливан Хаус». Алина выбрала это место, так как оно показалось ей лучше прочих гармонирующим с романтическим ореолом образа Паранджи из тех, что были разбросаны в районе «южной коленной чашечки» «московской свасты».

Взяв мясо, овощи и напитки, они расположились за вакантным столиком, найденным с превеликим трудом. В ходе трапезы Снегирёва поинтересовалась у своего нового знакомого:

— Вкусно?

— В блокаду люди и не такое ели, и ничего ведь — как-то умирали.

После ужина в сумерках Паранджа повела Махмуда по Перерве в сторону Графитного проезда. Там имелись гаражи, за которыми якобы и планировалась выдача обещанного Ганджубаеву «вознаграждения». Главное, полагала Снегирёва, было заставить наркоторговца зайти в «Контакт», чтобы можно было полностью удалить его аккаунт и, таким образом, избежать палева; через неделю можно будет «потереть» и аккаунт «Паранджи».

Вяло перелаивались псы, почуявшие где-то неподалёку засаду бритоголовых. Ганджубаев заметил:

— Собаки… Чем больше я ненавижу людей, тем меньше не люблю псов.

Хоть было темно, Паранджа различила собачье дерьмо, лежавшее в изобилии:

— Тут столько говна, что это даже как-то волнует. Скорее иди ко мне!

Алина кинулась в атаку, будто порновирус на комп; подошёл из засады и Белый Ягуар. Но паче чаяния «цунареф», держась рукой за разбитый нос, резво забежал в тупичок между гаражами, а когда боны ломанулись за ним следом, в руке дага уже имелся пневматический пистолет. Виктор и Алина, проворно спрятавшись за углами гаражей, стали вести переговоры с загнанным Ганджубаевым.

Паранджа:

— Нахер ты сюда приехал?!

Max-mood:

— Сама позвала.

Antitsunaroff (кидая из засады бутылку, что не принесло результата):

— Она имеет в виду Москвабад!

Max-mood:

— Я не виноват, что родился в Дагестане.

Antitsunaroff:

— Ты виноват в том, что приехал сюда!

Max-mood:

— Давай всё решать без беспредела, по закону! Я всё-таки гражданин России. И если тебя не устраивают законы твоей же страны, то борись с ними, а не с нами… или убирайся отсюда сам куда подальше!

После этих слов Махмуд пошёл на штурм — выбежал из своего тупичка, ведя огонь из пневматического оружия. Затылок Антицунарова, попытавшегося пройти в ноги, Ганджубаев по-кавказски щедро угостил рукояткой пистолета. Нож фрау слегка задел по руке Махмуда, но горец два раза на бегу выстрелил в Снегирёву, попав в шею (к счастью, закрытую воротом), и скрылся во дворах.

Витька истошно завопил:

— Серёга, Димыч! Да где вы все?!

Он не ведал, что следователи, узнавшие через осведомителя в рядах «киллерсов» о свастичной закономерности готовившегося нацистами ряда убийств, приняли необходимые меры, и всем остальным находившимся в засаде членам банды Снегирёвой, имевшим при себе «стволы» и травматы, «посчастливилось» натолкнуться на один из в соответствии с особой директивой бродивших в этом районе патрулей. Теперь можно было смело утверждать: громкое дело о банде нацистких убийц обеспечено.

Между тем один пент оперативнее других прореагировал на шум в районе гаражей, и вскоре он, словно дух правосудия, буквально из-под земли возник пред окровавленными нацистами с «длинным аргументом» в положении боевой готовности. Страж порядка схватил Алину за руку с ножом и, когда он уже готовился нанести весьма болезненный удар дубинкой по бедру, Виктор, подлетевший со спины пента, полоснул врага ножом по лбу. Кровь залила глаза, и Витя с фрау воспользовались моментом, чтобы по-быстрому скрыться.

 

6. Фиктивная инсургенция «стахановцев»

Время: сентябрь тридцатого года.

Место: ГАлаг, барачный городок № 731.

Ситуация: Тимур Сабаткоев переведён в ГАлаг после месяца, проведённого им в транзитной тюрьме Сталинска.

На пересылке в камере вместе с Тимуром находилось трое, как назвал бы их Солженицын, если бы ему довелось «посидеть» с ними, «уголовных»: резковатый Женька «Борзометр», косой Борька «Скакун» и авторитетный Иван «Батберглер». Все трое перекочевали в ГАлаг вместе с Сабаткоевым.

Особое рабочее рвение не было характерно для «блатных» и через столетие после лагерного опыта Александра Исаевича. Как правило, всю «трудовую смену» осуждённые воры, действуя примитивно, но вполне эффективно, проводили за игрой в «подкидного дурака» на «Мыле. ру» — единственном сайте, доступ к которому был открыт «отстающим» страдам. Это позволяло «блатарям» и не «перетруждаться», и выполнять минимальные «продуктовые» нормы, «страдая» время от времени от проигрышей. Они вяло вращали крошечные «колёсики сансары» и совсем микроскопические «колёсики мирроточения» на своих СВКГ-1, сколько требовалось, а затем ковыляли на обработку ран и ужин. Там и до ночного отдыха было рукой подать. Воры обычно не продерживались долго в ГАлаге. По мере сил борясь с навязанным медленным увяданием, подобно «страдавшим» до них «уголовным», трое новичков презрительно смотрели на самозабвенно крутивших шипованные педали «стахановцев», в том числе на штанга-йогов из сорок восьмого барака, за спиной обзывая их «мирродрочерами». Впрочем, вся «блатная» прослойка в лагере, а не только троица из барака номер тридцать семь, в основном держала себя миролюбиво, не желая ссориться без повода в условиях, когда сил едва-едва хватало на прогулку от, как иногда называли СВКГ-1, «мирросипеда» до столовой. Так по крайней мере было до тех пор, пока Сабаткоев, который на «пересылке» не конфликтовал с ворами по той причине, что был занят самоуглублённым рефлексирующим восстановлением способностей, в ГАлаге вдруг принялся «мирродрочить», выделяя повышенное количество «продукта» в стремлении получить доступ к выложенным в Сети отсканированным книгам. Естественно, что с переходом в столовую для «стахановцев» он начал ощущать растущее неприятие со стороны товарищей по бараку, ведь «мирромазохизм» противоречил «понятиям». Да, кинуть формальную предъяву человеку не из их круга было не за что, но терпеть «стахановца» в своём бараке оказалось выше воровских сил. В отношении «блатарей» к Сабаткоеву стали проявляться зависть и животная злоба… точнее, «человеческая», если не гнаться за красотой слога, а называть вещи своими именами. К счастью, Тимур сдружился с другими «передовиками», в том числе с пятью «пресс-хатовцами», и последние разрешили осетину переселиться к ним. Поскольку «передовой» сорок восьмой был шестиместным, бывший курьер-буддист Вася Либидианальный, взятый в барак лишь в качестве интересного собеседника, который, по-хорошему, являясь не только не «стахановцем», но даже «отстающим», вообще не имел права там проживать, оказался выселен. Либидианальный не растерялся и занял освободившиеся нары в тридцать седьмом.

Василий, как истинный буддист, был ярым противником страдания, поэтому «работал» без энтузиазма. Он легко нашёл общий язык с татуированными с ног до головы ворами, чьи тела были испещрены свастиками, дуче, господучи да Троцкими. Правда, ему пришлось ответить за собственное наплечное тату со свастикой, дабы избежать непоняток, но он без труда вырулил из предъявы, обосновав, что этот сакральный символ эзотерического буддизма, именующийся «Печатью Сердца», был изображён на сердце Будды. Когда к тому же выяснилось, что бывший курьер не дурак посражаться в карты «онлайн» на еду, Василий окончательно стал «своим» в «блатной» компании. Увы, очень скоро оказавшись в проигрыше, буддист был вынужден питаться хуже, чтобы можно было со временем вернуть долг.

У Сабаткоева дела шли получше. Почитывая в Интернете на «работе» Достоевского раннего и среднего периодов, экс-разнорабочий «страдал» так, что его «мирроприёмник» уступал по наполненности лишь сосуду экс-ассенизатора, а колёса СВКГ-1 Тимура, причём оба, по размеру стали походить на запаску для «МАЗ-5335». Впрочем, до двухсот литров даже всем обитателям сорок восьмого барака вместе взятым пока ещё было как до Луны.

Время от времени Сабаткоев заходил в «ТоталКонтакт», дабы отдохнуть и пообщаться с новыми товарищами. Сильнее всего осетин сблизился со Светёлкиным. В «ТоталКонтакте» они делились друг с другом воспоминаниями о прожитых годах в ТУР, а в свободное время перед отбоем Сабаткоев объяснял товарищу теоретические основы волшебства. Хотя он помнил не всё, к нему возвратилось знание пары-тройки действенных лечебных за́говоров и целебных рецептов. В результате он смог полностью избавить дядю Мишу от приступов бронхиальной астмы, вернувшихся в ГАлаге по причине насильственного прекращения занятий штанга-йогой.

«Трудовые будни» перемежали «страдание за правду» с поиском истины. Светёлкин и Сабаткоев общались в «ТК» на самые разные темы. Предлагаю окунуться в типичную атмосферу переписки осуждённых того периода.

Светлячок:

«Тимур, могу я дневничок твой почитать?»

ГастарМастер:

«Хорошо. Тебе можно. Даю доступ, читай!)».

Павел зашёл в «заметку», в своё время написанную Сабаткоевым под впечатлением от задержания Корпиной.

«20 июня 29 г.

Когда всё стало понятно? Думаю, для всех по-разному. У меня глаза открылись, когда перед тем, как господучи распустила сам Соцсовет, особым указом главы правительства Соцсовета Руси Новосибирск был переименован в „Сталинск“. Помню сообщение в „ТК“-новостях: „учитывая несправедливо забытую роль, сыгранную вождём в деле мирового строительства коммунизма, предвестника тоталосоцизма, а также победы над внутренним врагом“, и так далее. А дальше всё пошло как по маслу — и тридцати лет не прошло, как все оказались в бараках».

Прочитав, Светёлкин вышел из «ТК» и сосредоточился на печальных ощущениях, которые были уже вполне терпимы, несмотря на самые высокие в их городке показатели «продуктового» синтеза. Больший размер «колеса сансары» Тимура по сравнению с аналогичным колесом Павла был связан с тем, что Сабаткоев впитывал в себя чужие страдания. По доброте душевной он не мог спокойно смотреть на плохое питание — по крайней мере в сравнении со «стахановским» — его бывших товарищей, и потому иногда он, улавливая волны чужих душ при помощи своих сверхспособностей, делился переизбытком плодов своего собственного «страдания», посредством небольшого «читтеринга» безвозмездно повышая ворам «удои» «мирры».

В тот день Сабаткоев вспоминал отца (мать написала в «ТоталКонтакте», что он умер), когда его вдруг охватила запоздалая благодарность к безропотно принявшему ради него изгнание буддисту. Зная, что тот мечтает о спасении от страданий и нирване, он, настроив своё сознание на канал его души, полностью перестал «мирроточить» в «мирроприёмник», после чего постарался, отключив ум Василия от источника боли, вызвать в нём ощущение нирваны, к которой тот давно тщетно стремился, будучи не в состоянии обойтись своими силами.

Вечером за ужином в столовой для «отстающих» Либидианальный, похваляясь своими религиозными успехами, без устали превозносил учение, истинность которого якобы была подтверждена его свежим бесспорным опытом. Но ему возразил один из «продуктовых» «середняков», Мишка Музоложцев:

— Ой, да хватит заливать нам тут! Чародей Тимур твою нирвану организовал. Я, пока в туалете сидел, слышал, как он Павлу поведал, будто сообразил, каким образом воздать тебе добром за добро.

Узнав, в чём дело, Либидианальный, безжалостно спущенный с «Олимпа» триумфа своей Веры, покинул столовую, направившись на склад старых СВКГ-1. Он начал понимать, что весь его буддизм — такой же обман, как и любая иная религия или старая реклама по телевизору. Василий, злой на себя и на весь мир, рухнувший, как ему казалось, в одночасье, был неадекватен. Он не мог понять, почему должен голодать, чтобы выплачивать карточный долг, пока «стахановцы» жируют. Возле барака «передовых» страд Либидианальный напал на осетина сзади, ударив по голове «цепью Улисса». Чисто рефлекторно, уже на грани потери сознания, не ожидавший такого развития событий Тимур ответил вспомнившимся от шока заклинанием «огненный бур», вызвав пламенный спиралевидный порыв ветра, толкнувший нападавшего в грудь. Василий упал, дыхание сбилось. Сам Тимур вырубился, лёжа в луже крови. Находившийся поблизости дядя Миша, схватив Василия, поволок его в барак. Там Некупко, понявший суть дела из путаных объяснений Либидианального, резюмировал:

— Буддист, блин!.. Обыкновенная церковная история борьбы со всем разумным. Так похоже на жизнь… Но разве это жизнь? Твоя нирвана — вовсе не шунья, а лишь подобие улыбки на лице наркомана. Видел такого в метро. Она тоже не вечна… Это всего лишь пережиток финалистского сознания. На будущее, если, конечно, оно будет, учти: там, где о высших силах что-то утверждается, кончается вера и начинается бизнес. В своё время церковные паханы не поделили клиентскую базу. Результат оказался самым плачевным: анафема за двуперстное знамение. Двести сорок девять лет назад, в августе, неизвестные отрубили диакону Якову Данилову, отцу Иакинфа, четыре пальца на руке, и его место было передано сыну указом Консистории от тридцатого сентября того же года. Что общего между этими фактами православной истерии? Излишнее внимание к пальцам. В ГАлаге плевать на твои пальцы! Другое дело — ноги… курьер без ног — как без рук.

С этими словами дядя Миша устроил буддисту ряд открытых переломов конечностей. Либидианальный понял, что теперь не сможет крутить педали, а это означало верную гибель.

У входа в сорок восьмой барак Павел пытался привести в сознание Сабаткоева, пока подтянувшаяся к месту происшествия роботизированная охрана Гисталиноавтолага не забрала обоих страд в карцер, не имея ни желания, ни возможности хоть как-то разобраться во всей этой ситуации.

Время: одиннадцать часов утра следующего дня.

Место: ГАлаг, барачный городок № 731, карцер.

Ситуация: приняв за виновников драки, Тимура и Павла посадили на сутки в крохотную комнатушку без всякой мебели.

Сутки в карцере означали голод и жажду. Еды не было в принципе; в качестве питьевой воды имелась только странно па́хнувшая жидкость в стоявшем в углу дырявом ржавом ведре, возле которого находился стакан, судя по его виду, аж времён Первого культа личности. Светёлкин решил, что лучше уж не пить здесь вовсе. Главное, и пожаловаться-то было некому: андроиды из охраны, что печатали равномерный шаг по коридору, годились в лучшем случае на роль ужасных психотерапевтов, в худшем — неплохих терминаторов.

Между тем к радости Павла его оккультный друг пришёл в сознание. Залечить ушиб и зашить свою же собственную рану с помощью магии оказалось делом техники: от пережитого испытания Тимур восстановил в памяти почти всё, чему его учила Елена Владимировна. Собственно, страды были готовы хоть сейчас отправляться привычным маршрутом в столовую, на уколы и на работу, однако им предстояло бессмысленно проторчать тут до самого вечера без общения с друзьями и близкими, без хотя бы символического продвижения к свободе, без книг и Интернета.

Чтобы заняться чем-нибудь полезным, Павел, взяв ведро и выплеснув на пол его содержимое, показал Тимуру пару элементов и асан хата-йоги, а кавказец в ответ продемонстрировал умение приподнимать предметы без использования физической силы. Поднявшись над полом на метр, ведро, долетев до стены, с лязгом упало. Светёлкин с лёгкостью, неожиданной скорее даже больше для Сабаткоева, чем для него самого, овладел начальным уровнем левитации, сумев оторвать на пятнадцать сантиметров от земли деревянную парашу. К сожалению, параша, завебрировав, закачалась в воздухе и накренилась, окатив засохшим калом пол. Решив, что на сегодня экскрементов хватит, «стахановцы» отошли подальше от фекалий, уселись друг напротив друга в «лотосы» и, взявшись за руки, постарались заняться парной медитацией.

Вскоре они углубились в бездны внутренних Вселенных, причём Сабаткоеву удалось сделать так, что оба их сознания вышли в Интернет, безмерно удивив и обрадовав френдов в «ТоталКонтакте», усиленно крутивших педали.

Впрочем, Светёлкин, не привыкший к парной медитации, вскоре уснул. Осетин же решил остаться в Сети и ещё почитать про Раскольникова.

Проснувшись, Светёлкин невольно вскрикнул, и было отчего: по полу двигались короткими перебежками из угла в угол мириады знаменитых гисталиноавтолагских элементарных грызунов, похожих на миниатюрных крысят около трёх с половиной сантиметров длиной. Элементарные грызуны появились из-за воздействия на окрестных крыс паров, выделявшихся ядерными отходами, некогда, согласно договору, захоронёнными американцами в двадцати километрах от ГАлага. По-видимому, пока они с Тимуром занимались медитацией, эти твари повылезали из отверстия в полу, открывшегося после того, как Павел необдуманно переместил парашу. Самое страшное заключалось в том, что волшебник всё ещё был привычно погружён в сопереживание тяжёлой судьбе Сони Мармеладовой, ничего не ведая о собственной нелёгкой доле: часть грызунов уже вовсю ползала по нему. Павел судорожно скинул забравшуюся на него самого тварь и кинулся выручать друга. Два грызуна проникли в левую руку Тимура у Павла на глазах. Делясь на элементарные частицы, полностью перестраивая и, так сказать, «конвертируя» свой организм, эти существа, проталкиваясь через поры кожи, подталкиваемые мутировавшим метаболизмом, собирали как конструктор по молекулам свой новый облик внутри жертвы, трансформируясь из грызунов в жирных гельминтоподобных паразитов. Дела у осетина шли — не позавидуешь.

Растолкав Сабаткоева и раскидав пинками остальных элементарных паразитов, экс-золотарь в темпе вальса обсудил с Тимуром план дальнейших совместных действий. Быстро поняв суть проблемы, Сабаткоев, с помощью левитации подняв остававшихся в карцере крыс в воздух, сбросил их в дыру в полу, а Светёлкин, уже не полагаясь на помощь магических навыков, схватив парашу, поспешил прикрыть ей отверстие.

Теперь можно было немного перевести дух.

— У тебя внутри две твари, и это как минимум. Что планируешь делать? — проявил дружескую обеспокоенность Светёлкин.

— Твари небесная и земная… — улыбаясь, проговорил не желавший переживать раньше времени Сабаткоев. — Время покажет.

На следующий день парни уже «работали», привычно «страдая за правду» в своей бригаде. А вечером Сабаткоев, отозвав бывшего ассенизатора за барак штанга-йогов, прошептал:

— Я понял, как можно выбраться отсюда. Но, не считая того, что скоро я умру, мне на свободе в ТУР и так де́ла б не нашлось: рожей не вышел. Убеди меня, что ты не такой, и что сможешь что-то сделать со всем этим, — он неопределённо обвёл рукой вокруг, — и будешь свободен.

— Хорошо. Я найду способ. От одного страшного для тоталосоцистов человека я выяснил, что нам нужна Анастасия Вирганская. Эта женщина знает, как господучи пришла к власти, а раз так, то должна знать, как помочь ей уйти. Так что можешь смело говорить, что ещё за способ ты выдумал.

— Элементарные грызуны, что едят меня изнутри — колоссальный катализатор реакции «мирроточения». Мини-крыс, а теперь — гигантских червей, оказалось пять: одна в шее, две, которых ты видел, в руке, и пара в жопе. Последним особенно неуютно внутри: я крепко давлю их на «работе». Хоть остальным в этом плане полегче, я всё же невкусный для них: кожа да кости, мяса надолго не хватит. Читал сегодня в Интернете, что, к несчастью, их энергии достаточно лишь на один адронный биозахват в течение всей их жизни. Со смертью моего кормящего организма они погибнут сами. Итак, паразиты обречены погибнуть от мук голода, прикончив, но сперва заставив помучиться, и меня. Эта колоссальная симфония боли, достойная Шостаковича, оказалась столь «продуктивна», что моё «колесо мирроточения» скоро потребует отдельного барака. Весь «продуктовый» «удой» я обязуюсь переправлять в твой «мирроприёмник». Жить мне, по приблизительным подсчётам, ещё дней семь. Этого должно хватить для производства двухсот литров «продукта», — Тимур грустно улыбнулся. — Впрочем, возможно, окажется всё же недостаточно. Грамм сто тогда сам «намирродрочишь»!

Осетин, нелепо покачнувшись, расплылся в объективе глаз Светёлкина, покрывшихся вдруг влажной пеленой.

Как предсказывал чародей, так всё и вышло: верный дружбе и жажде справедливости до конца, он, плавно превращаясь в живой скелет, поставлял небывалое количество «продукта» в чужой «мирроприёмник». В туалет он ходил теперь только с кровью. На четвертый день вместе с калом из ануса выпал один из паразитов. Подёргавшись, гад вскоре издох. Сабаткоев увидел в смерти этого мерзкого существа и свою гибель. Через два дня Тимура Сабаткоева, бодхисаттву, оккультиста и легендарного страда, не стало в живых. Роботы-уборщики развеяли его тело, пока другие «стахановцы» «страдали» на «мирросипедах».

Переживая из-за кончины друга, бывший ассенизатор в тот же день «выстрадал» рекордное для себя количество «продукта», «выработав» недостававшие до двухсот литров сто сорок пять грамм.

На его «ТК»-запрос пришёл ответ, который можно было принять за форменное издевательство: «Простите, осуждённый, но все инспектора, уполномоченные принимать решения по случаям „продуктово-миррового“ УДО, в настоящий момент находятся в бессрочном отпуске».

Узнав об этом акте беспредела, все «стахановцы» и даже почти половина «середняков» городка № 731 пригрозили устроить бунт, ведь это был удар и по их мечте о свободе. Протестная петиция управлению ГАлага была отправлена со «стахановских» аккаунтов с указанием в приложении полного поимённого списка «середняков», готовых поддержать бунт. В управлении понимали, что может повлечь за собой категорический отказ «передовых» страд «мирроточить» по-«стахановски». Представители верхов ТП ТУР в замешательстве спросили у Гисталиной, что им делать. Только тогда был дан приказ о даровании свободы осуждённому на пожизненные работы за «предосудительную ипсацию» бывшему золотарю Павлу Аркадьевичу Светёлкину с предоставлением права вернуться к прежнему роду деятельности. Провожая Павла, страды вели себя по-разному: кто-то плакал, а кто-то задумчиво молчал ему вослед. Ну а самые осведомлённые едва могли спрятать свои улыбки за привычно-мрачным видом, тая в сердцах надежду.

 

7. The Joker breaks the rules

Алина с Виктором побежали дворами не обратно к «Братиславской», а к более близкой станции «Марьино»: было уже полдвенадцатого. Понимая, что их товарищей, по-видимому, задержали, желанием разделить их участь они, само собой, не горели. Однако, выйдя на открытое пространство перед вестибюлем станции, ребята у входа буквально в паре десятков метров впереди увидели крупное формирование пентов, явно пришедших по их души. Таким образом, путь под землю оказался отрезан. В глубине сознания начинала расти догадка, переходившая в уверенность, что их сдал кто-то из своих. Оказавшийся предателем мог сообщить и любую другую информацию про них — конечно, если сам владел ей… Нацисты, не сговариваясь, вытащили SIM-карты из мобильных телефонов.

Вернувшись во двор, они сели на лавку на детской площадке.

— Сдаётся мне, это просто Герцен с Чернышевским…

— Герцен — да, но пока не Николай Гаврилович. Есть ещё выход! — воскликнула Алина, которая что-то вспомнила. — Степан Савельевич рядом живёт.

— «Белый Пушкин»?

— Ага, он самый.

Ваш покорный слуга Степан Белорыльцев, более известный среди соратников под творческим псевдонимом «Белый Пушкин», обитал в доме номер 27 по Батайскому проезду. Быстрым шагом ребята за пятнадцать минут дошли до искомого подъезда.

— Чего вам? — хозяин квартиры, конечно, не был в восторге от визита без прозвона Алины в компании бритоголового крепыша, тогда лишь шапочного моего знакомого… Виктор же обратил внимание на голову «Белого Пушкина», сорокадвухлетнего подкачанного коротышки, которая была как лунь седой, равно как и мои бакенбарды, которым я был обязан своим ярким и запоминающимся погонялом.

— Нам вписка нужна, а то у Петро — менты.

— Чего?!

— Ой! Верней, у метро — пенты, — поправилась Алина.

— Не на хвосте хотя б сидят?..

— Нет, к тебе не привели, не беспокойся.

Я жил один: моя девушка ушла к антифа. Сам я был художником: рисовал для души картины, а зарабатывал шаржами. После успокоительной речи Алины я подобрел и пригласил незваных гостей проследовать на кухню. Тут нашлись пара бутылок водки и всяческие закуски. Мы с Виктором выпивали и вели беседу; Снегирёва мало пила, а больше курила траву, ела и слушала.

— Самое страшное для меня в этом мире — что я умру, — поведал я. — Для вас это не понятно: как же так, ведь все умрут?

— Ну да, — признал собеседник.

— Когда я умру, я не смогу больше совершенствовать свою душу. И это для меня самое страшное.

Замолчав, я сходил в свою комнату и вернулся с ворохом распечаток фотографий собственных картин. Снегирёва и Антицунаров получили редкую возможность проследить за моим творческим путём от первых символических полотен в духе Константина Васильева до последней работы, на которой я акцентировал их внимание:

— Вот, это — «Бог в скафандре»! Человек и Бог в скафандрах стоят на маленькой нейтральной планете. Символизирует исход любого истинного богоискательства. Как вы знаете, стоило мне перестать творить беспредел, как меня обошли более молодые и злые ребята… Ликаны плохи не потому, что они — ликаны, не априорно, а в эмпирических проявлениях своей гнилой сути там и тогда, где и когда они её проявляют… Вот что нужно понимать! Может, в чём-то это и не соответствует букве национал-социализма, но его дух никуда из меня не делся!..

Я быстро пьянел. Думаю, им это становилось заметно.

— Я нарисовал «Бога в скафандре», когда на днях перечитал кое-что из твоего, Витёк, тёзки — из Астафьева. Есть у него книга «Затеси», там приводится диалог подвыпившего «избалованного» советского космонавта с неким «духовным лицом». «Баловень» «подкалывает» «лицо» в том ключе, что, налетавшись в космосе вдоволь, он так и не увидел там Бога. Священник отвечает, что не любой дурак может увидеть Бога, и поэтому пустое бахвальство ни к чему. Он, видимо, прав в каком-то смысле: обширный опыт как минимум нарко- и алкотрипов тут жизненно необходим.

— А то и педофилии! — вставил свои пять копеек Антицунаров.

— Жидобутылизм иудеохристианства — для алкоголиков, delirium tremens at its best. Так что, видимо, скоро приду и я в эту секту… К слову, перед этой «затесью» есть другая, называется «Урбанизация». В ней изображён деревенский хлопчик, опьянённый вином и полный жаждой сражений. Сходу получая в табло, он остаётся очень недоволен, что они с противником даже толком и не «потолкались»: кулак безымянного оппонента внедрился в нос паренька безо всяких прелюдий. Сердобольная бабка — сейчас такие только в книгах и остались — утирает горе-бойцу кровавую юшку и объясняет, что по-научному это называется «урбанизация». Пацан плачет: он не понимает, как тут жить. Если вести речь о современной ситуации, то вопрос об этническом облике сегодняшнего населения исконно русской земли покажется актуальнее урбанистического. Можно смело утверждать, что в наше время в слове «урбанизация» перед буквой «у» наглая грязная чёрная «ч» вписалась по не до конца выясненному блату, как вы ко мне, а вместо старого доброго прямого удара в нос сейчас в ходу, теперь с заменой «с» на «ж», бескомпромиссный нож.

— Красиво излагаешь!

— Есть такое дело.

— Так вот как ты теперь своё время тратишь — режешь правду-матку вместо чурок?

— Что значит «тратишь»? Если время используется с умом, с пользой для нашего общего дела и удовольствием для себя, то оно, я считаю, приобретается в багаж жизни. Так вообще во всех моих проектах. Вот, например, интернет-газета «Неправда», — я неловко взял в руки ноут. — С такой вывеской она никак не подпадает под «282», какие материалы в ней ни публикуй.

— Ты уверен? — усомнилась фрау и, не дожидаясь ответа, встала:

— Я — мыться!

— Пожалуйста, полотенце в шкафу в моей комнате…

Я ещё побеседовал с Антицунаровым, но вскоре заснул за столом. Я спал, Алина принимала водные процедуры, а Витя сидел в задумчивости — такая картина продлилась три минуты. Затем Антицунаров дошёл до ванной и постучал в дверь.

— Да-да? — откликнулся томный голос разнежившейся в ванне фрау.

— Алин, впусти. «Пушкина» дантес бухловый вырубил…

— Не заперто, входи!

Антицунаров зашёл, прикрывая за собой дверь, и на секунду остолбенел. Снегирёва, бреющая стройные ноги и трогательный холмик колеоризы; весь соблазнительный вид её фигуры с идеальной грудью, на которую ниспадали чудесные пряди мокрых волос — всё это великолепие казалось по ошибке занесённым в тот жестокий мир, в котором привык находиться Виктор.

Алина объяснила:

— У Стёпы замок в ванной не работает…

Виктор разделся, заставив глаза Алины хищно загореться при виде «правых» татушек. Предплечье со свастикой оказалось на уровне лица Снегирёвой. Нацистка провела по сакральному символу языком, готовясь принести символическую жертву древнейшим богам любви и войны. В ванне было немного воды.

— Подвинься.

— Будешь снизу, хорошо?.. Он не проснётся?

— Литр выпил…

Вскоре они ступили на пол, вытерлись и пошли в бывшую комнату моей бывшей девушки. Разложив диван, улеглись, но уснули не сразу. Антицунаров сказал:

— Мне всегда было неудобно трахать красивых… Какие-то «Красавище и чудовица». Не важно, что ты трахаешь Мисс Мира, если ты сам при этом жирный урод.

— Мне ближе точка зрения Варга Викернеса. Если мужик достаточно смело дерётся — вот, например, как ты — он достоин иметь самое модное красавище… У Маврошкина, скажем, тело хорошее было, но на хрена такой пацифист нормальной девушке нужен?!

Утром, несмотря на воскресенье, Виктор уехал на работу; Алина оделась, разбудила меня, спавшего на кухне, и вышла на улицу.

Снегирёва шла вдоль пруда на пересечении улицы Маршала Голованова и Новочеркасского бульвара. Чуть дальше по ходу движения к воде приближался индивидуум крайне запущенного внешнего вида, позволявшего с безошибочностью распознать бомжа. Однако обращало на себя внимание скорее не это, а то, что колоритный бомж, судя по всему, был каким-то непонятным инвалидом с детства: чрезмерно длинные руки напоминали обезьяньи, ступни росли прямо от таза, а из зарослей давно не бритого лица на добрые пять дюймов торчал странный изогнутый нос фаллической формы. Недочеловек передвигался при помощи тележки, отталкиваясь от земли чем-то вроде небольшого чугунного утюжка в правой руке; зажатый в левой пакет волочился по грязи, оставляя на её смуглой коже морщинки. В пакете из полиэтилена находился, судя по всему, выкраденный из прошлого аппарат наподобие тех, что составляли антураж лабораторий продвинутых «шестидесятников». Собственно, бомж сам по себе прекрасно подошёл бы на роль такого же экспоната «шестидесятничества», выкинутого меркантильными ветрами на свалку истории. Вполне возможно, что он был техносексуалом, проработавшим с аппаратом долгие годы, пока они оба ещё были кому-то нужны. Успев, видимо, срастись за это время с девайсом душой, учёный-инвалид стал воспринимать его в качестве психоаналитического «хорошего объекта» и, оказавшись не в силах расстаться после упразднения родного НИИ, пожалуй, всё же выкрал, чтобы в конце концов, по истечении последнего срока привлекательности по причине подкравшейся импотенции на почве алкоголизма, предать забвению, утопив в символическом водоёме. Штуковина в пакете явно была слишком тяжёлой и громоздкой для инвалида, но пока что он героически справлялся с возложенной на себя самого миссией.

Снегирёва, которая в жизни ничего подобного не видела, была увлечена зрелищем, и потому она далеко не сразу заметила толстого азиата, сидевшего на корточках с пивом в руках возле кромки воды. Гастарбайтер, хоть вроде и толстый, выглядел вяло и немускулисто, зато благодаря выпитому накануне и этим утром алкоголю был муэртно пьяным. Периодически с вызовом поглядывая вокруг себя, он, увидев «шестидесятника», недобро ощерился. Подождав, пока инвалид, поравнявшись с ним, подтащит свой «хабар» поближе к воде, гастер начал своё развлечение.

Когда бомж уже примеривался, как бы половчее отправить ношу в последнее плавание, пьяный дал ему по хребту носком кроссовки на высокой шнуровке, истошно проорав:

— Х*ли ты тут делаешь?!

Бомж неловко развернулся только для того, чтобы тут же получить вдобавок кулаком по лбу. Правда, на этом насилие, которое ему пришлось испытать на собственной шкуре, закончилось: быстро среагировавшая Снегирёва, подбежав, воткнула агрессивно настроенному борову нож в почку. Подпрыгнув, тот свалился в воду, подняв фонтан брызг. Потом по воде пошли круги; немногочисленные свидетели этой сцены, предпочитая оставаться «немыми», проходили мимо, слегка убыстряя шаг. Об азиате теперь напоминала только разбившаяся при падении тела бутылка…

Инвалид никак не прокомментировал произошедшее только что, лишь потёр свой грязный лоб. Тогда Алина напомнила ему:

— Вы, кажется, что-то в воду выкинуть хотели?..

«Шестидесятник», казалось, начал приходить в себя: посмотрев на свой пакет, он схватил его, затем отпустил и, снова схватив, проговорил:

— Теперь мне не нужно. Вы, девушка, достаточно пассионарны, так что вам и карты в руки! Хотите страной управлять?

— В смысле? — в голову закралась мысль, что она помогла психу.

— Присядем. Мне вам нужно историю своей жизни пересказать.

Они сели на лавочку, из-под длинного носа полилась длинная речь:

— Меня зовут Семён Владленович, местные величают «Джокером». Я не бомж и не алкоголик, хоть в это почти невозможно поверить. Однако гораздо труднее будет поверить в то, что я сейчас расскажу. Я тот, кого раньше называли «физик» и «лирик» в одном лице. Аппарат, который я нёс топить в пруду, был собран за пару лет до «дестройки» и иронически окрещён «Спасителем Ильичём» в честь Ленина и Брежнева. Двадцать пять лет я почти что в одиночестве разрабатывал эскалатор эгрегоризации вербально оформленной образности. Он служит для мгновенного заполнения сознаний миллионов определёнными образами, посредством чего создаётся громадная энергия, которая, в свою очередь, творит чудеса. Согласно первоначальному плану, мы все должны были сразу перенестись в социализм. Из-за реформ запуск аппарата был отложен, а девяносто первый и вовсе заставил, по крайней мере на время, об этом забыть. Новому режиму был дан шанс. Проект заморозили с распадом «совка», всех помощников под видом пропажи без вести пересадили в одиночные камеры и потихоньку перебили. Переселив меня в подвал, мне, другу Горбачёва, органы безопасности вверили на хранение «Ильича». Лучшей маскировки для него, чем «эцих для гвоздей» эксцентричного невротика-бомжа, они бы в жизни не придумали. Из ныне живущих об аппарате знает только Горбачёв. В конце девяностых мы решили испытать аппарат, через меня Миша познакомился с продукцией фармацевтической корпорации «Тяньши», которая спасла жизнь его капиталам. Эти авантюристы, на самом деле, трудятся уже много веков, но их зелья стали доступны для широких масс только после того как мы опробовали на них «Спасителя Ильича». Лишь в этом секрет их успеха.

— Не слышала о них.

— Это потому, что мы провели частичную эгрегоризацию населения. Сейчас «Спаситель» заряжен на мощный удар в головы едва ли не всепланетного масштаба. В том, что этот удар всё-таки состоится, я склонен видеть божественное вмешательство и указующий перст судьбы, ведь именно сегодня последний срок, когда я должен был выполнить приказ Михаила Сергеевича и либо использовать «Ильича», либо утопить в пруду: завтра откажет «совковая» электроника, я за неё не отвечал. Мишка позвонил утром и сказал, что нужно жать кнопку. Но я решил никогда не оказывать поддержку ни коммунизму, ни национал-социализму. У обоих политических течений был исторический шанс, который они упустили: Третий рейх и СССР. Упустили из-за людей, но ведь люди с тех пор лучше не стали. Скорее, наоборот. Меня прозвали «Джокер» вовсе не за любовь к хорошей шутке или, от обратного, за слишком большую серьёзность. Местные маргиналы чувствовали, что я могу изменять правила игры.

— Какой?

Бомж презрительно хмыкнул:

— Да какой угодно! Ты хорошая девушка, перекрой, как сочтёшь нужным, этот грёбаный мир, или хотя бы Русь-матушку, чтобы исправить то, что мы прокакали! А я сегодня умру. Мне в новом мире место уже поздно искать, да и Мишка не первой молодости. Впрочем, сожаление о тех умерших, о которых и без тебя найдутся тысячи желающих пожалеть, по сути, ничего не стоит, ведь сами они уже всё успели. А мои дела теперь уж точно в Лету не канут! Бог книг не пишет, Бог пишет сразу человеческую историю. Позволь мне в последний раз взглянуть на красивую девушку. У Бога бесконечно много вариантов красивых и безобразных женских лиц, и сколько ни проживи, процент не тронутых, не виденных тобой красавиц меньше не станет. Стареющие ловеласы видят вокруг себя с каждым годом всё больше девушек, которые никогда не подарят им свою любовь, и это для них грустно. Я на своём веку повидал немало женщин, но так и не притронулся ни к одной из них. Я сойду в могилу спокойно, тихо и мирно. Сегодня я пьян в первый и последний раз в жизни. Вода примет меня, а ты замени слово «социализм» на панели любым другим. Варианты «коммунизм» и «нацизм» мной заблокированы. В меню «лидер» «Горбачёва» замени на…

— «Снегирёву» — подсказала фрау.

— Учти, на полной мощности «Спаситель» ещё не опробован, и всё может пойти не совсем так, как надо или хотелось бы. Впрочем, всё в жизни обычно так и бывает… Выбери радиус…

Тут, видимо, опьянение полностью накрыло непривычный к выпивке организм, и «Джокер», пошатнувшись, бултыхнулся в пруд вслед за азиатом. Попыток всплыть он не предпринимал.

Алина сняла пакет, нашла панель и стёрла «социализм», введя вместо него в подменю «политический режим» глобального меню “target in minds” «научный тоталосоцизм». Указав границы территории, которую требуется охватить эгрегоризацией, нажала на кнопку с мыслью: «Именно так, товарищ Гисталина! Только синтез тоталитарных моделей на научной основе…»

 

8. Спящяя «чудовица»

Время: конец октября тридцатого года.

Место: Гисталиноград.

Ситуация: вышедший на свободу Светёлкин, оплатив Интернет, стал разыскивать в «ТоталКонтакте» внучку «Лимонадного Джо» Анастасию Вирганскую. Поиски увенчались успехом. Отправив женщине запрос на «добавление в друзья», ассенизатор «лайкнул» аватарку с изображением бодрой пятидесятишестилетней женщины, «снятой» на фоне берлинской церкви Святой Марии и таившей улыбку под фетровой шляпкой, украшенной вуалькой с мушками.

ГлавРедька:

«Добрый день. Чем обязана?»

Светлячок:

«Здравствуйте! От одного товарища я узнал, что вы владеете сведениями, которые могут помочь нам всем избавиться от беды, возникновение которой, как я понял, связано с вашим дедом Михаилом Сергеевичем».

По просветлевшему фону сообщения, отправленного Светёлкиным, «стахановец» понял, что Вирганская прочитала послание. Однако ответ женщина начала печатать не раньше, чем через сорок секунд. Написав Светёлкину свои адрес и телефон, Анастасия попросила Павла заехать тем же вечером на Halloween к ней в квартиру на западе Гисталинограда. В квартире помимо самой Анастасии Анатольевны также обитали муж Дмитрий Зангиев (не совсем арийский брюнет, зато хороший специалист по пиару, который с готовностью, без жалоб и халтуры выполнял правительственные заказы) и двадцатидвухлетняя дочь Светлана, студентка ГГИМО. Около четырёх лет назад Анастасия Анатольевна, единственная остававшаяся в живых на тот момент хозяйка секрета Гисталиной, поняла, что больше не может спокойно смотреть на то, что творилось с её родиной, и вся семья вернулась из Германии, где прожила много лет. Впрочем, к Свете Зангиевой слово «вернулась» не могло быть применено, поскольку Светлана Дмитриевна, впервые озарившая криком приветствия не вышколенные казармы ТУР, а просторы вольнолюбивого Берлина, до того выезжала из Германии лишь дважды: в Египет и Турцию. Благодаря родителям, Света владела русским наравне с немецким и английским языками; родители также с детства привили ребёнку любовь к родной культуре: Анастасия и Дмитрий по очереди читали ей на ночь русские народные сказки и отрывки детских произведений классической литературы XIX века, а сама Света полюбила старые, ещё советские фильмы, которые смотрела в «ТоталКонтакте». Повзрослев, девушка принялась за «серьёзную» часть наследия классической русской литературы. Как человек, давно уже интересовавшийся не только русской культурой, но и тоталосоцистским государством, Светлана была обрадована внезапно предложенной матерью сменой места проживания; почувствовав себя в столице ТУР как рыба в воде, она без трудностей сама сдала вступительные экзамены в престижный вуз. Когда мать поведала Светлане об истинных мотивах «репатриации», энтузиазма у той не только не поубавилось, но даже скорее наоборот.

Принявший предложение Анастасии Анатольевны Светёлкин позвонил в её квартиру около восьми вечера. Семья и в обычные-то дни предпочитала тихому ужину в узком кругу большие буйные компании, а уж в канун Дня всех святых они, само собой, ждали особенно бурный поток гостей. Несмотря на это, мероприятие в последний момент всё же отменилось. Рискуя какой-то частью друзей и подруг, хозяева квартиры пошли на этот решительный шаг из-за, как выразилась откуда-то обо всём проведавшая Фёкла Лаврентьева, подруга Светланы, «одного сраного золотаришки». Так что в квартире не было никого, кроме Анастасии, Светланы и Дмитрия, а также светильника Джека.

Дверь открыла Вирганская. Если бы Светёлкин когда-либо интересовался личной жизнью представителей политического бомонда прошлого века, он мог бы сделать наблюдение, что Анастасия Анатольевна, подобно её матери, к пятидесяти умудрилась не только не растерять взятую под залог у природы красоту, но и, благодаря успешной карьере редактора популярнейшего журнала (все годы отсутствия она сохраняла важные связи), счастью на личном фронте, хорошим деньгам и трудолюбивым занятиям фитнесом, даже сумела вернуть сторицею занятое.

Впустив золотаря, Анастасия Анатольевна, бывшая в алом атласном платье и ажурных чулках, с синей лентой в волосах, повернулась, чтобы закрыть входную дверь на два замка и цепочку.

— У вас тут, надеюсь, нет статуэток типа «Серп и молот Тура»? — между тем озабоченно поинтересовался Павел.

— Есть, как же без них! Стоит одна на полочке в ванной, — показался Дмитрий, хорошо сохранившийся для своего возраста почти шестидесятилетний мужчина, одетый в стильную синюю тройку. Павел понял, что каким-то образом чета, недавно приехавшая из другой страны, уже научилась разбираться в самых щекотливых нюансах местной жизни на твёрдую «пятёрку».

— Светик, сходи принять душик, а мы пока с папой и нашим дорогим гостем начнём застолье, потом уж и с тобой допразднуем…

Где-то на просторах семидесятиметровой квартиры кто-то неуловимый, ответив что-то невнятно-утвердительное, в соответствии, по-видимому, с изначальной договорённостью, на удивление быстро проскочил в ванную комнату и включил душ. Когда вода, разбиваясь, но оставаясь при этом невредимой и верной своей сути, зашумела, падая на чугунное дно ванны и стройное девичье тело, а на кухне полилось в бокалы купленное накануне к столу в большом количестве в ожидании гостей «Злато Кремстага», Вирганская проговороила, приблизив губы к самому уху Павла:

— Дед знал, что когда-нибудь найдётся смельчак, который положит конец гисталинскому кошмару. Он просил, чтобы, когда это случится, я отдала ему, то есть вам, это письмо, — Анастасия Анатольевна протянула Павлу бумажный конверт, похоже, чуть ли ещё не советского времени. — Я обещала, что передам инструкцию лично в руки. Мне не нужно никаких лишних доказательств вашей доброй воли, кроме факта, что вам удалось «восстать из ада», или даже одного вида ваших «стахановских» ног. Как именно Гисталина пришла к власти, теперь не имеет значения. Главное, что у вас есть возможность дать ей выйти из игры. Спрячьте письмо, дома прочтите и совершите всё то, о чём там написано.

— Вы так уверены в завете деда? Люди с чётко формулируемыми религиозными убеждениями кажутся мне очень подозрительными, — выразил вслух сомнения бывший «стахановец».

— Мы не уверены, но игра стоит свеч, — вмешался Дмитрий. — Дело вовсе не в вере. Какая разница, Аллах, Мавроди или Иисус, если исконные боги обитали на этой земле значительно дольше — с самого зарождения человечества?

В ответ на данную тираду Светёлкин промолчал; все трое выпили.

— Вы настоящий герой, Павел Аркадьевич! Весь «ТоталКонтакт» только и говорит, что о вас, да о том, как вы двести литров дали. Догадки строят, в чём тут секрет, а ТП ТУР обещают воздвигнуть памятник где-то на просторах ГАлага, — произнесла Вирганская, вся сияя.

— Впрочем, про памятник врут, как обычно, — поделился инсайдерской информацией Зангиев.

— У каждого своя неправда, — задумчиво изрёк Светёлкин.

— Расскажите, как вам «сиделось»! — попросила Вирганская. — Вы, наверное, только и знали, что «страдать» да крутить педали без отдыха, пока не набрали требуемое количество «мирры»?

— Когда кто-либо начинает уверять, что в повседневной жизни он совершает только продуктивные деяния, или же что работает по двадцать четыре часа в сутки, такой человек по меньшей мере столь же подозрителен, как и любой сторонник религии вплоть до неомавродианина включительно. Нет, я не Усама бен Ладен, и такая фанатичная работа не про меня. Банальное везение. Кому повезёт, у того и «Тур» дальше ванной не разнесёт.

— Вер-рно, чёрт меня возьми! — откликнулся пиарщик. — Но работа проделана всё-таки солидная. А пока можно отдохнуть перед не менее важным делом, спокойно наслаждаясь «миррой» и покоем…

Мужчины и женщина чокнулись бокалами. После небольшой паузы Вирганская проговорила:

— Сейчас уже с трудом представляю, как мы могли когда-то пить спиртное. Хотя с другой стороны, у нас ведь не было «продукта».

— Особенно нелепо выглядело, когда люди не просто пили, но и уверяли, что делают это исключительно из-за алкогольного вкуса, — поделился Дмитрий наблюдениями.

— Это примерно как если мужчина всерьёз полагает, что его дружба с противоположным полом не имеет второго названия «было бы неплохо»… — рассудил экс-«пресс-хатовец».

Красавица Светлана, выйдя в халатике из ванной, тоже зашла на кухню. Дмитрий автоматически налил дочери выпить, сам при этом углубляясь в воспоминания:

— Когда я, ещё будучи ребёнком, узнал о распаде Союза, то плакал. Мне было жаль, что распадалось государство столь гигантских территориальных масштабов, о которых я имел представление из прославлявших СССР детских книжек с картинками. В них велась речь о мирном и дружелюбном сосуществовании различных народов, входящих в Союз, и лишь со временем я понял, что в действительности всё было куда сложнее.

Анастасия заметила:

— Армяне из Карабаха, стремившиеся соединиться в рамках единого государства с Арменией, не были такими белыми, как жаждавшие оказаться в составе Германии тирольские немцы, но что бы сказал Гитлер перед лицом абсолютных альбиносов — представителей космической цивилизации, прилетевших на своих кораблях с других планет?

— Что? — энергично вмешалась Света, поставив свой бокал. — Ой, мам, да то же самое, что написал в завещании по поводу победивших славян. Жизнь ведь всегда покупается по высочайшей цене, а продаётся обычно за бесценок.

— Когда мы уезжали, — признался Дмитрий, шутливо качая головой и накладывая приготовленный женой салат, — помню, что всё заросло «офисным планктоном», а теперь, похоже, опять готовится царствие научных сотрудников…

— Света у нас «заучка»! — подтвердила и Анастасия. Дочь шутливо толкнула её локтем в бок. Посмотрев на гостя, Светлана сказала:

— Нас всех ждут большие перемены, и к ним лучше быть готовыми.

Время: следующий день.

Место: секретная база штанга-йогов на юге Гисталинограда.

Ситуация: переночевав в квартире Анастасии Анатольевны, Светёлкин наутро завёз домой конверт и поехал к бывшим ученикам дяди Миши. Он пообещал Некупко, что сделает это, чтобы в ходе личного общения передать ребятам всё то, о чём нельзя было написать в «ТоталКонтакте». Заодно ему хотелось потренироваться в хорошей компании: Павел уже давно добавил в «друзья» учеников дяди Миши Стёпу Ударника, Генриха Раскольника, Емельяна Древоколова и парочку других.

Приехав на оборудованную для занятий йогой и тяжёлой атлетикой базу, находившуюся внутри спортивного зала старого заброшенного школьного здания, Павел произнёс перед собравшимися вступительную речь:

— Ребята! Всем вам нелегко тренироваться без личного ободряющего присутствия, без мудрых советов нашего горячо любимого тренера. Но мы не должны раскисать и предаваться отчаянию! Не один такой дядя Миша сидит в «седле». Сидит более миллиона! Вырваться из щупалец ГАлага пока удалось одному лишь мне. Но не беда, друзья! Судьба позволила мне соскочить с роковой «мирротрассы», ведущей в никуда, вооружив мечом праведного гнева, чтобы я обрубил рога ТУР!

Раздались аплодисменты; Емельян спросил:

— О каком мече речь, Паш?

— Всему своё время. А теперь — тренировка!

Около часа заняли упражнения и асаны штанга-йоги, привычные в целом Павлу, однако более удобные с настоящими штангой и блинами. Потом Светёлкин, точно так же, как некогда и его самого — Тимур, ознакомил парней с основами магии. Затем занимающиеся поиграли в волейбол, причём в игре участвовал также Игорь, семилетний сын Стёпы Ударника. Игорьку было разрешено подавать с центра половины его команды; пару раз он даже забил с подачи. После игры были спарринги. Когда тренировка закончилась, Светёлкин поехал домой.

Время: тот же день.

Место: дома у ассенизатора.

Ситуация: под воздействием ажиотажа, естественно возникшего вокруг персоны, выпущенной из Гисталиноавтолага, Алина Леонидовна Гисталина приняла решение пригласить на церемонию в честь тридцатилетия ТУР бывшего узника Павла Светёлкина. Впрочем, чтобы быть уверенной в ассенизаторе до конца, Алина Леонидовна попросила Василия Муссалинова провести предварительную беседу с кандидатом на роль участника празднования лично.

Василий, приехавший до возвращения Светёлкина, ничуть не был обескуражен, так как это позволило ему, войдя в квартиру по пропуску члена руководства ТП ТУР, произвести осмотр помещения. Каково же было удивление телохранителя, когда он, заметив какой-то конверт, сразу же показавшийся ему подозрительным, и вскрыв его, бегло ознакомился с его содержимым! Муссалинов даже присел было за стол, желая перед тем, как звонить в «турцию», ещё раз спокойно и внимательно всё прочесть, но тут вдруг вернулся хозяин квартиры.

Не рефлексируя более, а на ходу принимая базовый «зиг-рот», Василий кинулся в прихожую, прокричав:

— Ах ты, крысёныш из ГАлага!

Всё дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы быть осознанным даже штанга-йогом. Павел каким-то образом запустил «помело смерти», старинное заклятье ведьм, которое он, видимо, считал от страха прямо из ноосферы. Руки и ноги Муссалинова, закрутившись вокруг некой произвольно выбранной оси, неестественно искривили его тренированное тело, пытавшееся как-то сопротивляться, и через пятнадцать секунд на полу прихожей лежала бесформенная куча переломанных костей. Павел понял, что теперь ему предстоит большая уборка… Дабы избежать лишних обвинений, Светёлкин решил действовать ва-банк. Зайдя в «ТоталКонтакт», он нашёл там Гисталину.

Светлячок:

«Прости, конечно, но, кажется, я только что „замочил“ Муссалинова».

Госпожа:

«Ты уж выбери что-либо одно: или ты его замочил, или тебе так кажется».

Светлячок:

«Копыта отбросил, инфа 100 %».

Светёлкин даже предоставил господучи «пруфлинк», выслав фотографию хоть и сильно изуродованного, но всё же ещё узнаваемого тела её бывшего фаворита.

Госпожа:

«А за что ты его так?»

Светлячок:

«Я не мог спокойно выслушивать грязные истории про тебя: не так перевоспитан. Что теперь? Опять „мирроточить“ отправишь?»

Госпожа:

«Не думаю. Не бери Василия и всю ситуацию в голову. Теперь ты будешь моим телохранителем».

Гисталина, добавив ассенизатора в «друзья», пригласила его на «официальную встречу», посвящённую тридцатому дню рождения государства. Неофициально она потрепалась с ним ещё пару часов, объясняя его роль в грядущем юбилее и на новой должности. Планировалось, что ассенизатор, вновь ставший «бывшим», приступит к обязанностям тренера и бодигарда уже следующим после празднования утром.

Время: день тридцатилетия нахождения господучи у власти в ТУР.

Место: Мавродиум.

Ситуация: Господучи решила провести празднование в главном культовом объекте ТУР. Выбор места был призван символически подчеркнуть специфический характер распространения власти господучи как на тела, так и на умы; как на бессмертный дух исторического среза эпохи, так и на плоть не только подданных Рейха, но и её преданных поклонников, разбросанных без числа по всему свету.

Как и планировалось, платформа опускалась под землю и извергала оттуда всё новых и новых поздравлявших, имена которых объявляла в микрофон невидимая господучи. Феерично выступил Шатунов с «туркой». Чётко сработали слаженный механизм «Знамени Лжи» и индустриальная машина «Трёх Гвоздей в Носу». Выступили многочисленные учёные, спортсмены, писатели, поэты, лидеры ТП ТУР.

После того как в честь большого праздника для всех присутствующих на расположенные по этажам небольшие экраны были выведены темпоральные ментообразы Сталина и Гитлера, на сценической платформе поднялась и сама хозяйка вечера.

Гисталина предстала в одном из своих самых эффектных образов: пепельные волосы, закрученные вокруг головы, были охвачены шёлковой сеточкой с перламутровыми виноградинами; алые губы периодически раздвигались, обнажая ровные ряды готовых броситься в бой арийских зубов; глубокий вырез на спине сине-серого платья показывал цветного «фюрера» и кружева чёрного лифчика; декольте спереди обнажало развитую грудь и ожерелье из засохшей «мирры»; синие туфли облегали и оберегали беззаботную стройность ног.

— Все вы тридцать лет дарили мне вашу любовь, вашу признательность, вашу верность. А я хочу подарить вам, мои рыцари белой расы и социального контроля, своё стихотворение! Оно называется “Führer in der Nacht”, — с искренним волнением произнесла господучи.

Казалось, пароксизму тоталосоцистского счастья не было конца и края. Люди безудержно рыдали, бились в истерике, вскакивали со своих мест и как-то иначе теряли самообладание. В экстазе обожания пара человек кинулась вниз к своему кумиру, но, подхваченная автоматической системой безопасности, была вынесена струями воздуха в отдельное помещение. Этому факту никто не придал сколько-либо важного значения: подобные инциденты повторялись с изрядной периодичностью, и к ним давно уже научились относиться спокойно.

Внезапно ставшая популярной в высшей степени личность Павла Аркадьевича Светёлкина была припрятана для подачи в качестве своего рода «главного блюда» сегодняшнего мероприятия.

Алина Леонидовна объявила следующего выступающего и скрылась под землёй. Там она, посмотрев прямо в глаза Павлу, многозначительно произнесла:

— Смотри только не оплошай! Если всё будет, как договорились, можешь рассчитывать на меня.

— Всё будет даже лучше! — с улыбкой посулил бывший ассенизатор. Прекрасно развитым за тридцать лет у власти каким-то внутренним чутьём господучи сразу же почувствовала здесь подвох, однако сценическая платформа уже начала подниматься, оставив её внизу нервничающей и мысленно заламывающей руки.

Поднявшийся к публике почётный гость-«стахановец», одетый ради праздника в форму члена ТП ТУР (сегодня же его должна была принять в партию лично Гисталина), не теряя попусту времени, глядя на пять сотен тысяч лиц, слившихся пред его очами в одно большое тоталосоцистское е*ало, будто всего лишь единым размашистым ударом разбивая все эти рожи до последней, произнёс в микрофон роковые слова прежде, чем Гисталина успела бы отключить ему звук:

— Алиночка, проснись! Ты хорошо поспала, но это был всего лишь приятный бон-сон в весеннюю ночь… А вот дальше, боюсь, так приятно тебе уже не будет. Гисталина, этот рассвет несёт твой закат! Проснись, Снегирёва!