15. Варка и Гульшо
Вариант известной арабской доисламской легенды. Имеет многочисленные арабские, персидские и турецкие литературные и фольклорные версии. В средние века легенда была занесена в Европу, известна ее старофранцузская версия.
Жили когда-то в Мекке два брата. Одного звали Имом, а другого — Илол.
И вот однажды они отправились на охоту, а жены их остались дома. Каждая из них вот-вот должна была родить.
Договорились братья, когда были на охоте, что если у одного родится сын, а у другого дочь, то они отдадут их друг другу Прошло какое-то время, вернулись они с охоты.
Пришел Илол домой, служанка вышла ему навстречу и говорит: мол, бог послал тебе дочь.
А когда Имом пришел домой, служанка говорит ему:
— Бог дал тебе сына.
Ну, и стали эти дети расти, вместе; одна кормилица их вскармливала, лежали они в одной колыбели, и если одного пз них забирали из колыбели, то другой начинал плакать. Потом подросли, пошли вместе в медресе, и там сразу все поняли: Варка любит Гульшо, а Гульшо любит Варку.
Слава о красоте Гульшо разнеслась по всему миру: дескать, у Илола есть дочь, с которой ни одна девушка в мире не может сравниться.
Прошло время, Варка и Гульшо выросли. Люди стали поговаривать; мол, пора уже Гульшо отдать замуж за Варку Но, когда эти разговоры дошли до ушей матери Гульшо — жены Илола, она заявила:
— Пока я не получу выкупа, я не отдам дочь замуж. Я отдам ее тому, кто принесет мне полный подол жемчуга и харвар золота.
А отца Варки — Имома к тому времени уже не было в живых: его убили в бою, когда Бени-Амр напал на Мекку и осадил ее.
Прослышали люди о том, что мать Гульшо требует выкуп у Варки, и говорят Илолу, отцу Гульшо:
Но мать Гульшо твердо стоит на своем:
А Варка, услышав это, сказал так:
Мол, отец мой убит, все добро мое разграблено, где мне взять золото и серебро на выкуп за Гульшо?
Так горюет Варка. И тут один человек пришел к нему и спросил:
— Эй, Варка, что ты горюешь, чего тебе не хватает?
Он отвечает:
— Как чего не хватает? Жена моего дяди требует у меня полный подол жемчуга и харвар золота за свою дочь!
Тогда тот человек говорит:
— В Йемене живет твой дядя — брат твоей матери. Его зовут Салимшо. Отправь кого-нибудь к нему с письмом, объясни, в чем дело, и он пришлет тебе все, что ты захочешь.
У Варки был слуга, преданный ему чернокожий раб. Варка написал письмо и дал его рабу, дескать, отнеси его в Йемен царю Салимшо. Раб отправился в путь, шел ночью и днем, пока не достиг города Йемена.
А как раз в это время некий царь по имени Малик-Антар пришел и осадил город Йемен. Воины Малик-Антара схватили того раба и отвели его к царю; царь Малик-Антар сделал его своим палачом. Он казнит тех людей Салимшо, которые попадают в плен к Малик-Антару.
А Варка ждет известий из Йемена.
Прошло три месяца, четыре месяца — а никаких известий нет.
— Вот, — говорят люди Варке, — раб твой ушел в Йемен и пропал без вести.
Тогда решил сам Варка пойти в Йемен к Салимшо, попросить его о помощи. Пришел он прощаться к Гульшо и говорит:
— Я пойду вслед за своим рабом, посмотрю, в чем дело, не случилось ли чего с моим дядей.
А Гульшо говорит:
— Куда ты пойдешь, как ты бросишь меня одну?
Варка ответил ей такими стихами:
— Пока жива будет твоя мать, мы будем далеко друг от друга, а сколько это будет длиться — один бог знает!
Пошел Варка, возложил украшенное драгоценными каменьями седло на своего коня, ногу в стремя он продел, птицею в седло взлетел, повернулся к городу спиною, лицом к кибле — и поехал, о любви стихи слагая, ратный подвиг совершая. Едет и поет:
Прошел еще немного, и снова сердце его затосковало, и он сказал такие стихи:
Шел, шел, шел и видит: шагает по пустыне караван со стороны Йемена. Поравнялся он с караваном, поздоровался с караванщиком и спрашивает его:
— Откуда ты идешь?
Тот отвечает:
— Я иду из города Йемена.
— Какие новости в Йемене, что там нового ты видел? — спрашивает Варка.
— Город Йемен окружен, — говорит караванщик. — Малик-Антар взял в плен царя Салимшо и сто его эмиров.
И тогда Варка пропел такие стихи:
Варка подумал: «Вот ведь как получилось! Я пошел просить своего дядю о помощи, чтобы взять потом в жены свою двоюродную сестру, а судьба вот как распорядилась!»
И с плачем обратился он к чертогу всевышнего:
И еще добавил:
И поехал Варка дальше; ехал, ехал, и, когда приблизился к городу, уже наступил вечер; битва уже кончилась. Заехал он сначала к кузнецу и попросил, чтобы тот подковал его коня задом наперед, чтобы никто не мог его выследить. Под покровом ночи подъехал он к самым воротам — ворота закрыты. Сошел с коня, постучал в ворота. Привратник спросил:
— Кто там?
И тут Варка пропел такие стихи:
Так он сказал. Привратник пошел к везиру, что правил в городе вместо Салимшо, и сказал ему: мол, пришел какой-то юноша и говорит то-то и то-то. А везир говорит:
— Открой ему ворота, это Варка, племянник Салимшо.
Открыли ворота, впустили Варку, снова закрыли ворота.
И началось веселье в честь Варки — до утра звучала музыка, гремели барабаны, звенели карнаи.
А Малик-Антар услышал эти звуки и думает: «Наутро они собираются сдаться, вот и веселятся в последнюю ночь. Думают: мол, все равно наш царь в плену, как нам дальше воевать? А сдадимся — и мы вздохнем спокойно, и Малик-Антар».
Ну, а в городе везир Салимшо говорит Варке:
— Теперь на тебя вся надежда, ты должен нам помочь.
А Варка отвечает ему:
И так он рвался в бой, что везир был вынужден сказать ему:
Ну вот наступило утро, Варка положил на коня украшенное драгоценными каменьями седло. Открыли городские ворота, он выехал на ристалище, объехал его на полном скаку и остановился. А Малик-Антар увидел его и пришел в ужас: мол, откуда же у Салимшо такой витязь, почему мы его раньше не видели?
Он спросил своего везира:
— Кто это?
И тот ответил ему так:
Это, мол, Варка, племянник Салимшо, а имя его всем уже хорошо известно.
У Малик-Антара было два богатыря, он подозвал одного из них и приказал ему сразиться с Варкой.
И тогда Малик-Антар сказал другому богатырю:
— Теперь иди ты.
Тот выехал на ристалище. Варка тотчас нанес и ему смертельный удар.
И, взяв в руки меч, до позднего вечера сражался Варка; двести, триста человек он отправил в ад. Тут барабаны забили отбой, Варка вернулся в город.
Стал Малик-Ангар совещаться со своим везиром. Везир говорит ему:
— Пока ты не повесишь Салимшо и сто его эмиров, Варка не оставит тебя в покое. А когда ты их казнишь — ему уже незачем будет сражаться: он ведь воюет из-за Салимшо.
Малик-Антар велел тотчас построить виселицы. К утру построили виселицы, а соглядатай из города, который ночь провел в стане Малик-Антара, вернулся еще до наступления утра и рассказал, что, как только наступит утро, Салимшо и сто его эмиров примут смерть на виселице. Варка, узнав об этом, собрал отряд в сто всадников, чтобы с этим отрядом пробраться прямо к виселице и освободить Салимшо.
Забрезжил рассвет, и царя Салимшо и сто его эмиров повели на виселицу. А тем временем Варка и сто его всадников выехали из города и помчались к виселице. Скачет Варка и видит: перед ним сам Малик-Антар. Варка бросил аркан, схватил Малик-Антара и ускакал вместе со своим отрядом в город.
В стане Малик-Антара начался переполох: что теперь делать? Ведь если Варка узнает, что казнили Салимшо, он тотчас убьет Малик-Антара.
И тогда решил везир Малик-Антара пойти на хитрость. Написал он письмо везиру царя Салимшо в город Йемен: дескать, мы больше воевать с вами не будем, вы, только отдайте нам нашего царя, а мы вам отдадим вашего. А после этого мы отсюда уйдем. Но только, когда отправите нам нашего царя, не посылайте вместе с ним того юношу, что его пленил, а пошлите кого-нибудь другого.
Гонец принес письмо везиру, а везир дал его прочитать Варке. Варка говорит:
— Ладно, отдадим им Малик-Антара.
Сам снял свою одежду, переоделся погонщиком верблюдов, а под войлочной накидкой спрятал меч. И пошел вместе с Малик-Антаром. Вышли они из города, пришли в стан врага. Тут привели Салимшо. Малик-Антар ушел к своим, а Салимшо не пускают, не дают ему уйти с Варкой: решили обмануть Варку.
Тогда Варка выхватил меч, убил тех, кто сторожил Салимшо, а еще нескольких, так или иначе — увел Салимшо оттуда и привел его в город. Ну а в городе они устроили пир — всю ночь до утра пировали, веселились, пили вино и все, что было в те времена.
Теперь враги стали думать: «Как же нам поймать Варку? Пока, мол, его не поймаем, нам с войском Салимшо не справиться». Ночью вырыли они сорок один колодец, всю землю оттуда унесли. Колодцы сверху закрыли хворостом, землей присыпали так, чтобы ничего не было видно. Утром барабаны забили начало битвы. Варка выехал на своем коне на поле боя, остановился, стал вызывать врага на поединок. Сколько ни звал — никто ему не ответил. Стал хлестать коля — конь храпит и не идет. И тут Варка понял, в чем дело, и крикнул:
— Сорок!
Конь помчался и один за другим перескочил через сорок колодцев, а в сорок первый упал.
Пришел тут Малик-Антар со своим везиром, стал глумиться над Варкой:
— Что это с тобой, как же это тебя угораздило?
А Варка говорит ему:
— Ты очень коварен. Малик-Антар!
И сложил такие стихи:
Приказал Малик-Антар вытащить Варку из колодца. Связали Варке руки и отдали кровожадному палачу. Малик-Антар сказал палачу:
— Отруби ему голову и принеси его крови! Пока я не выпью его крови, я не успокоюсь.
Малик-Антар на радостях пошел к себе в шатер и выпил столько вина — целый кувшин, — что впал в беспамятство, лежит без чувств.
А палач ведет Варку на казнь, сам идет сзади, а Варку ведет перед собой. Вспомнил Варка о Гульшо и тяжело вздохнул.
А палач говорит:
— Что же ты вздыхаешь? Вон сколько людей ты убил — не пожалел, а себя жалеешь! Для богатыря вздыхать — грех!
А Варка отвечает ему:
— Вытаскивай, — говорит, — свой кинжал и убивай меня скорее, чтобы я наконец успокоился.
Палач спрашивает:
— Как твое имя, откуда ты?
— Что ты спрашиваешь меня о моем имени — говорит Варка. — Делай свое дело.
— Нет, скажи мне все-таки свое имя.
Варка ответил ему:
А палач отвечает ему:
Развязал он Варке руки, упал перед ним ниц и говорит:
— Я твой раб, сейчас я принесу тебе голову Малик-Антара.
Варка отвечает ему:
— Нет, я пойду сам.
Пошел в шатер к Малик-Антару, видит: тот лежит без чувств. Варка отрубил ему голову, изрубил его в мелкие куски. А потом вместе с рабом направился в город. Открыли им ворота, впустили в город и, как только услышали радостную весть о тон, что Малик-Антар убит, забили в барабаны, зажгли все огни и предались веселью.
Везир Малик-Антара услышал радостные клики и барабанный бой, доносящиеся из города, и подумал: «Что такое, почему они веселятся? Ведь Варку взяли в плен и казнили, чему же им радоваться? Схожу-ка я к Малик-Антару, посоветуюсь с ним!».
Пришел в шатер Малик-Антара, видит: его изрубили на мелкие кусочки. И тогда отдал он приказ войску тотчас уйти оттуда, дескать, все равно Варка нас в покое не оставит, ни одного в живых не сохранит.
И войско Малик-Антара сняло осаду города и разбежалось в разные стороны.
А теперь послушай несколько слов о Гульшо. Слух о красоте Гульшо прокатился по всему миру. И о том, что мать назначила за нее выкуп — один подол жемчуга и один харвар золота.
Некий царь по имени Малик-Мухсин услышал об этом, нагрузил всяким добром двадцать верблюдов и прибыл с этим караваном в Мекку, и стал там раздавать народу хлеб и милостыню.
Прошло так некоторое время, наконец он решился, пошел к отцу Гульшо и сказал:
— Я дам тебе все, что хочешь из моих богатств, только отдай мне Гульшо.
Мать Гульшо услышала об этом и говорит Илолу:
— Отдай дочь Малик-Мухсину. Что может дать нам Варка? Ничего! А этот царь дает все, что ты только пожелаешь.
Не лежала к этому душа Илола, но она уговаривала его, уговаривала и в конце концов уговорила. Заключили брачный договор, Малик-Мухсия посадил Гульшо в каджова и увез ее оттуда. Привез Гульшо к себе во дворец и приставил к ней нескольких служанок.
А Гульшо сказала ему:
— Я стану твоей женой только через сорок дней, если в эти сорок дней не будет никаких, вестей от моего двоюродного брата. Но если ты до этого придешь ко мне, я убью либо тебя, либо себя.
Ну ладно, пусть Гульшо побудет здесь, а вы послушайте несколько слов о Варке. Кончилась война с Малик-Антаром; пробыл Варка несколько дней у своего дяди, рассказал ему, что нет у него добра на выкуп за Гульшо. Дескать, дядя мой — Илол — потребовал подол жемчуга, харвар золота и еще столько-то денег на выкуп.
Салимшо дал ему все, что было нужно. Варка погрузил деньги и драгоценности на десять мулов и отправился в путь вместе со своим чернокожим рабом. Шел, шел, днем здесь, ночью там, а тем временем до Мекки дошел слух о том, что Варка возвращается. Илол и говорит своей жене:
— Что теперь ты будешь делать? Ведь идет Варка, а Гульшо вы отдали Малик-Мухсину.
Она ему отвечает:
— Что делать? Убей серую козу, заверни ее в саван, похорони, скажи всем, что Гульшо умерла, одень город в траур.
Когда Варка с караваном был уже недалеко от города, он сказал своему рабу:
— Ты иди с караваном, а я пойду вперед.
Пришел, увидел, что город в трауре, и спрашивает:
— В чем дело?
А люди говорят:
— Вот Гульшо умерла.
А того-то я и не сказал, что у Гульшо была подружка. Когда Гульшо увозил к себе Малик-Мухсин, она дала своей подружке перстень и сказала:
— Если придет Варка и будет много плакать, скажи, что Гульшо забрал и увез такой-то царь — Малик-Мухсин. И отдай ему этот перстень. Но если ты увидишь, что он ничего не говорит, ты тоже ничего не говори.
Как только Варка услышал, что Гульшо умерла, отдал кому-то своего коня и пошел прямо на кладбище, на могилу Гульшо. Лежит на могиле и плачет — день и ночь. И так он плакал, пока не вошел в город его чернокожий раб вместе с караваном. Пришел чернокожий раб и видит, что весь город в трауре. Спросил, в чем дело, ему говорят: дескать, Гульшо умерла. Он спрашивает, где Варка, а ему отвечают: Варка лежит на могиле Гульшо.
Раб пошел на кладбище, видит — действительно Варка там. Спрашивает:
— Господин, что мне делать с добром?
— Отдай его дяде, что мне с ним делать, — говорит Варка.
Тот так и сделал.
А подружка Гульшо прослышала, что Варка день-деньской лежит на той могиле и плачет. Накинула она на голову покрывало и пошла. Увидел ее Варка и спрашивает:
— Зачем ты пришла сюда?
А та показала ему перстень Гульшо и говорит:
— Я подруга твоей Гульшо, это ее перстень. Она велела тебе передать, что ее увез к себе Малик-Мухсин. А ты не убивайся понапрасну здесь на могиле, здесь козу похоронили. Если не веришь — раскопай могилу, сам увидишь.
Варка тотчас раскопал могилу, смотрит: и вправду серая коза, завернутая в саван. Вытащил козу, отнес ее своему дяде и говорит:
— Зачем ты это сделал? Разве я не вырос вместе с твоей дочерью? Разве не обещал ты моему отцу, что отдашь ее за меня? Ну, отдал за другого, ладно, но зачем ты солгал, одел весь город в траур и закопал в могилу козу, сказав, что Гульшо умерла? Зачем тебе это понадобилось?
— Что я мог поделать с этой женщиной, с ее матерью! — воскликнул Илол.
Варка пробыл в городе еще несколько дней, а потом сел на своего коня, решив: «Поеду-ка я хоть раз на нее взгляну — а там — будь что будет!»
Отпустил он на свободу своего чернокожего раба, возложил на коня седло, украшенное драгоценностями, ногу в стремя он продел, птицею в седло взлетел и пустился в дальний путь, о любви стихи слагая, подвиг ратный совершая.
Несколько суток гнал он коня, пока не достиг горы, что стояла возле города, где правил Малик-Мухсин. На этой горе жили сорок разбойников, и Малик-Мухсин не знал, как ему от них избавиться — такие это были лихие разбойники.
Караульный этих разбойников, что стоял на вершине горы, увидел, что едет всадник, и послал одного из разбойников: дескать, убей этого человека, приведи его коня и принеси меч. Тот разбойник пошел навстречу Варке и, увидев его, сказал:
— Юноша, жаль мне твоей молодости! Оставь своего коня, оставь свой меч и уходи отсюда!
Услышал это Варка и говорит:
— Тот, кто возьмет мое оружие и меч, еще не рожден матерью!
Тогда разбойник стал стрелять в него из лука, и несколько стрел попало в Варку, но Варка хлестнул коня, подъехал к разбойнику и убил его ударом меча.
Убил он его, но тут появился другой и снова стал в него стрелять; и его убил Варка. И так убил он одного за другим всех сорок разбойников, но и сам был весь изранен стрелами.
Направился он дальше к городу, изнемогая от ран. Попалась ему на пути лужайка с родником. И не было у него уже сил сойти с коня, и стал он горячо молиться:
— О Господи, о боже, дай мне силы, чтобы пойти и еще раз увидеть Гульшо; а потом я вернусь на эту лужайку, и пусть Азраил заберет мою душу!
Так он молился, и конь его опустился на колени, а Варка в изнеможении упал с коня. И лежит на лужайке без чувств.
Пусть он там себе лежит, а ты послушай несколько слов о Малик-Мухсине.
Малик-Мухсин утром пришел к Гульшо и говорит:
— Сегодня я отправляюсь на охоту для тебя. Что ни поймаю — все тебе на счастье.
Поехал на охоту, ездил-ездил, нигде ничего не нашел, пока не набрел наконец-то на лужайку. Видит — стоит конь, рядом лежит красивый юноша, израненный стрелами. Малик-Мухсин подошёл, сел рядом с Варкой, положил его голову себе на колени.
Варка открыл глаза, и Малик-Мухсин спросил его;
— Кто ты, юноша, и чем ты занимаешься?
Варка отвечает:
— Я — купец; караван ушел вперед, а я шел по его следу. Прешел на гору — а там было сорок разбойников. Я их всех убил, но и сам ранен их стрелами.
Малик-Мухсин подумал про себя: «Не купеческое это дело убивать разбойников. Я в этом городе царь и то не мог с ними справиться, как же купец сможет? Ну ладно, как есть, пусть так и будет».
Малик-Мухсин взял с собой Варку и отвез его в город к лекарю. И оставил там. А потом пришел к Гульшо и говорит:
— Гульшо! Сегодня я отправился на охоту — попытать удачи для тебя. Где ни ходил — ничего не нашел. Но на одной лужайке я увидел юношу. Этот юноша лежал, израненный стрелами сорока разбойников. А самих разбойников он убил. И так он похож на тебя! Ты и он — словно две половинки яблока: одна половинка — ты, другая — он. Клянусь сунной великого господа, он похож на тебя, о солнце Востока!
Услышала это Гулыпо, принялась плакать и сказала:
— Никто не может быть на меня похож, кроме Варки — сына моего дяди. А ты хромого пастуха в пустыне увидишь — и то скажешь, что на меня похож!
Малик-Мухсин опять говорит ей:
— Клянусь, похож на тебя, но сильно изранен. Я отвез его к лекарю и велел его лечить как следует.
А Гульшо говорит:
— Нет, пусть он живет у нас во дворце. Я сама буду готовить обед и посылать ему со служанкой. Он чужестранец, и его надо пожалеть — так богу угодно. Ведь сын моего дяди — Варка — сейчас тоже в чужой стране, пусть бог его пожалеет.
Малик-Мухсин был царь справедливый и милостивый. Он ответил:
— Очень хорошо.
Велел привести Варку и лекаря и поселил их обоих во дворце, выше покоев Гульшо. И сказал лекарю:
— Заботься о раненом; а когда он поправится, я дам тебе все, что ты только захочешь.
И вот Гульшо варит еду и посылает ее Варке со словами:
— Пусть ест вдоволь, а что останется — принеси, я доем.
Ну, и так продолжалось, пока Варка не почувствовал себя лучше. Понял он тогда, что обед ему готовит и посылает Гульшо. И однажды, когда служанка принесла обед, он сказал ей;
— Служанка, я скажу тебе что-то, но смотри не говори никому!
— Что ты хочешь сказать? — спрашивает служанка.
— Возьми этот перстень и отнеси своей госпоже, — отвечает.
Только он это сказал, как служанка подняла крик, А он говорит:
— Не кричи, я дам тебе все, что захочешь, только не кричи так!
С трудом ее успокоил. Спрашивает ее:
— Как поживает твоя госпожа?
— Госпожа, — отвечает служанка, — доедает за тобой объедки, а ты о ней так плохо думаешь.
Ну, Варка промолчал. Поел, а когда служанка отвернулась, опустил перстень в остатки плова — так, что его и не видно. Служанка взяла остатки и унесла к Гульшо. Гульшо стала есть, видит: ее перстень, тот, что она оставляла для Варки, ее собственный перстень! Надела покрывало на голову и сказала:
— Малик-Мухсин! Этот юноша, что живет у нас, — Варка, сын моего дяди. Разреши мне пойти к нему.
— Ладно, иди, — говорит Малик-Мухсин.
Пришла она к Варке, обнялись они и заплакали; плачут и говорят друг с другом — никак не могут наговориться.
Малик-Мухсин несколько раз заглядывал с крыши, смотрит: ничего такого между ними нет. Варка говорит ей, где был, что делал, как воевал; как упал в колодец. А Гульшо рассказывает, как пришел Малик-Мухсин, как он месяц-два совершал богоугодные поступки, раздавал милостыню, пока решился наконец посвататься. Как отец ее дал ответ, заключили брачный договор, как взял ее Малик-Мухсин и привел сюда. А когда наступил вечер, они легли спать и положили между собой меч. Как увидел это Малик-Мухсин — ушел оттуда и больше не приходил, смотреть.
Прошло так несколько дней; днем они беседуют, а ночью, когда ложатся спать, кладут между собой меч. Наконец Варка говорит:
— Прощай, Гульшо, теперь я пойду своей дорогой.
Она спрашивает его:
— Куда ты пойдешь? Малик-Мухсин — хороший человек. Если ты пойдешь к нему, он отдаст меня тебе.
А Варка отвечает:
— Нет, ведь он — раб божий — не силой тебя взял, он заплатил выкуп; твои родители согласились отдать тебя ему. Он ни в чем не повинен, я на него не в обиде. А я ел у него соль, я не могу причинить ему зло.
Варка пошел к Малик-Мухсину, учтиво приветствовал его, услышал ответ и сказал:
— О Малик-Мухсин, благодарю тебя за все, что ты для меня сделал. А теперь позволь мне распрощаться с тобой, я ухожу.
Малик-Мухсин ответил ему:
— Куда ты пойдешь, дитя мое? Считай, что ты мой сын, что я заплатил твой выкуп за Гульшо. А я разведусь с ней и отдам тебе, мы заключим брак между вами. Ведь я не входил к ней, она мне не принадлежала; с тех пор как она здесь, она живет одна в своих покоях.
— Нет, — говорит Варка, — господь дал ее тебе, мне она не нужна.
Как ни уговаривал Малик-Мухсин Варку — тот не согласился. Тогда дал Малик-Мухсин Варке одного раба, и Варка вместе с этим рабом отправился к тому роднику, на ту лужайку, где его нашел Малик-Мухсин. Пришел туда, совершил омовение родниковой водой, прочел два раката молитвы и сказал рабу:
— Пойди к Гульшо и скажи ей: «Варка дарит тебе свою жизнь». — Склонил голову и покинул этот мир.
Раб пришел к Гульшо и говорит:
— Варка, сын твоего дяди, подарил тебе свою жизнь.
— Где он? — спросила Гульшо.
— Возле какого-то источника.
Гульшо накинула покрывало, спрятала под покрывало кинжал и, взяв с собой служанку, пошла к тому источнику. Пришла и увидела: действительно, сын ее дяди, повернувшись лицом к кибле, вручил душу богу. И тогда она вынула кинжал, поставила его рукояткой на живот Варки и бросилась на острие кинжала. И тотчас скончалась.
Вскоре узнал Малик-Мухсин о том, что возле такого-то источника Варка вручил свою душу богу и Гульшо направилась туда же. Простоволосый, босой, отправился туда и Малик-Мухсин. Пришел и увидел: все кончено, Варка мертв, а Гульшо убила себя, бросившись на острие кинжала.
Принесли их тела в город, обмыли, завернули в саваны и похоронили в одной могиле. На могиле поставили надгробие. А Малик-Мухсин ушел с престола и стал нищим и жил возле той могилы.
И вот, говорят, однажды пророк Мухаммед вместе со своими сподвижниками проезжал мимо могилы Варки и Гульшо. Навстречу им вышел Малик-Мухсин — у него к тому времени уже выросла длинная седая борода. Пригласил он пророка и его спутников отдохнуть, принес им пищу.
И тогда пророк спросил:
— О Малик-Мухсин, почему ты здесь, что нашел ты в этой пустыне?
— Да стану я твоей жертвой, — отвечает Малик-Мухсин, — я совершил тяжкие грехи и нет им искупления.
— Что ты сделал? — спросил пророк Мухаммед.
— Я сделал несчастными двух влюбленных, — ответил Малик-Мухсин.
— Твоей вины нет в том, что они покинули этот мир, — столько им было отмерено жить, не больше, — говорит пророк. — Но если каждый здесь отдаст им по куску своей жизни — один, два, три месяца, полгода, год, то я припаду к престолу господа, может быть, господь воскресит их!
И тогда один сказал: мол, я дам один год, а другой оказал: я дам два года — и так набралось сорок лет. Пророк стал молиться бегу, и когда его сподвижники сказали «Аминь!», тогда оба — Варка и Гульшо — восстали из могилы. И заключил пророк своим благочестивым словом межу ними брачный договор, отдал их друг другу.
Пусть же господь так же, как он исполнил их желания, исполнит желания всех мусульман.
Так рассказывают, а кто видел?
16. Наджма
Рассказы о Наджме в различных вариантах широко распространены в Средней Азии, Иране и Афганистане. Имя Наджма, возможно, является искаженной передачей арабского имени Маджнун (букв, «безумный», «одержимый»); в других вариантах главный герой носит имя Наджмон, Ладжмон, Девона-Наджмон (букв, «безумный Наджмон») и др. (например, «Сказки народов Памира», № 31, с. 519). Не исключено, что эти рассказы как-то связаны с поэтическими версиями известной лирической повести о Лейли и Маджнуне. Характерно, что фольклорные варианты этой сказки имеют стихотворные вставки. Отметим, однако, что в систанском варианте почти все стихотворные вставки имеют характерную для народной поэзии форму рубаи (четверостишие с рифмовкой по схеме ААБА).
В один прекрасный день Мир Наджмаддин, предводитель курдов, погрузил в Ширазе товары и отправился с караваном в Лар. Пришел он в Лар, разгрузил своих верблюдов и устроился там на ночлег, а на следующий день утром говорит своему сыну Наджме, который был вместе с ним:
— Наджма, пойди-ка на базар, купи товаров, чтобы отвезти в Шираз.
Наджма пошел на базар вместе с одним из рабов. Пошел на базар, ходит туда-сюда, смотрит — стоит медресе. Подошел он к дверям, заглянул в щелочку и увидел, что среди учеников сидит девушка. Девушка, каких нигде не сыщешь, девушка, каких одна на тыщи; легкость ветерка в изящном стане, взгляд — как будто у китайской лани; как фисташка, губы чуть раскрыты, кудри шелковые кольцами завиты, сто красот у ней и тысяча достоинств. Стоит шаг ступить ей — все в восторге перед нею тотчас замирает, лишь на мир посмотрит — он немедля за себя стыдиться начинает. Не одним сердцем, но тысячью сердец влюбился в нее Наджма и с самого утра до вечернего намаза простоял под дверью. А когда наступила пора вечернего намаза, Наджма вернулся к своему отцу. Они поужинали, и Мир Наджмаддин спросил у сына:
— Сын мой, почему ты не купил товаров?
Тот ответил:
— Отец, все, что есть в Ларе, есть и в Ширазе.
А отец говорит ему:
— Сынок, но ведь здесь эти товары дешевы, а там дороги, мы можем здесь купить дешево, отвезти туда и продать их там за хорошую цену.
Наджма отвечает:
— Ну ладно, завтра я пойду и куплю все, что ты прикажешь.
Прошла ночь, а наутро Наджма снова взял с собой раба, сто туманов денег, пошел на базар, походил по базару туда-сюда — и снова пришел к тому же медресе. И снова до вечернего намаза созерцал красоту девушки. А когда настала пора вечервего намаза, он опять пришел к отцу с пустыми руками. Отец увидел, что и сегодня Наджма вернулся с пустыми руками, и говорит:
— Наджма, сынок, где же твои товары?
А Наджма отвечает:
— Отец, сегодня я тоже ничего не купил.
Тогда отец спрашивает:
— А где же ты был?
— Да так, нигде, — отвечает Наджма.
Отец взял кнут, вытянул кнутом раба, что ходил вместе с Наджмой на базар, и говорит ему:
— Ну-ка, говори, куда он каждый день ходит, почему не покупает товары?
А раб говорит:
— Господин, за что ты бьешь меня? На базаре есть медресе, твой сын каждый день ходит и простаивает у двери с утра до вечера, заглядывает в класс через щелку, так что шею себе чуть не свернул.
Мир Наджмаддин говорит тогда Наджме:
— Сынок, ты столько учился, и все тебе мало?
Тот отвечает:
— Отец, тут другим наукам учат, отдай меня тут в школу, я хочу здесь поучиться.
— Очень хорошо, завтра я тебя отдам в школу, — ответил отец.
Прошла ночь, наступило утро. Мир Наджмаддин взял своего сына Наджму и отвел его к мулле. Сказал мулле:
— Вот мой сын, учи его, ладно? Но только так учи, чтобы он тебя в науках превзошел!
Ну и дал мулле сто туманов. Потом нашел старушку, чтоб ухаживала за Наджмой — стирала ему одежду, варила еду, дал этой старушке денег и сказал:
— Не обижай Наджму, смотри за ним как следует.
И Наджма остался в Ларе, а Наджмаддин закончил свои торговые дела и отправился из Лара в Шираз.
Теперь оставь его и немного послушай о Наджме.
Наджма начал учиться в медресе. Сегодня сидит рядом с одним мальчиком, завтра — рядом с другим, и так мало-помалу оказался рядом с той девушкой, в которую был влюблен. Сидит с ней рядом так, что коленями они касаются друг друга.
А мулле сказал:
— Я отстал от других, а эта девочка мне хорошо помогает, объясняет мне уроки.
И вот ведь, брат мой, до чего дошло: когда все дети расходились из медресе по домам, старуха приносила Наджме в медресе еду, а девушке тоже приносили еду с царской кухни — ведь она была царская дочь. Они ставили все, что им принесли, между собой, и он клал кусочки в рот девушке, а девушка клала кусочки в рот юноше. Поедят они и начинают играть, резвиться на подушках. А когда наступала пора разойтись по домам, Наджма целовал девушке руки, а она ему — ноги.
Но любовь их была целомудренной и чистой.
Вот так все и было, пока один плешак — будь он проклят! — не подглядел за ними и не увидел, как они ласковы друг с другом. Увидел он, как принесли ужин с царской кухни и они поставили его между собой и как Наджма стал класть куски в рот девушке, а она — в рот Наджме. А потом, когда поели, резвятся, играют друг с другом, возятся, катаются клубком от одной стены комнаты к другой. А потом Наджма целует руки девушке, а девушка целует Наджме ноги — и они расстаются.
Увидел это плешак, пошел и сказал мулле:
— Мулла, не сегодня-завтра дело дойдет до того, что тебе уши обрежут — Наджма завел шашни с царской дочерью.
Услышал эти слова мулла, ударил плешака по лицу и говорит:
— Эй ты, поганый плешак, таких мерзостей, как сегодня, чтобы я от тебя не слышал — иначе тебе несдобровать!
А плешак отвечает ему:
— Ну ладно, сегодня ты меня ударил по лицу, посмотрим, чем завтра дело кончится.
Прошло дней десять-пятнадцать, и вот однажды сам мулла решил проверить слова плешака: а вдруг тот говорит правду, что тогда делать?
Спрятался в укромном месте и увидел, что действительно, когда принесли еду, юноша и девушка поставили ее между собою. Девушка стала класть куски в рот Наджме, Наджма кладет куски в рот девушке; потом играют друг с другом, чуть не в клубок свиваются, как змеи, катаются по комнате от одной стены до другой.
Увидел это мулла, пошел к себе домой и думает: «Что же делать?» Сел и написал Наджме письмо от имени отца: дескать, если ты даже держишь в руках чашу с водой — немедленно поставь ее, приезжай скорее, я тяжело болен. Приезжай во что бы то ни стало, чтобы не вышло так, что встретимся мы с тобою только в судный день.
Написал письмо, пошел к резчику, что изготовляет печати, заказал у него печать с подписью Мир Наджмаддина, поставил эту печать на конверте, спрятал конверт за пазухой и на следующее утро явился в школу. Начался урок, полчаса или около того дети провели за уроками, а потом мулла сказал:
— Дети, помолчите немного, тут для Наджмы пришло письмо.
Мулла вытащил из-за пазухи письмо и дал его Наджме. Наджма вскрыл конверт, вытащил письмо и начал читать, и у него полились слезы.
И Наджма решил отправиться в Шираз.
Кончился урок, и, перед тем как уйти, Наджма взял калам и написал свое имя на дверях медресе. И сказал такие стихи — послушай-ка, что он говорит:
Был в Ларе один караванщик, что собирался отправляться в сторону Шираза. Наджма пришел к нему вместе с девушкой и спросил:
— Когда ты отправляешься в путь?
— Сегодня, — ответил тот.
И тогда Наджма сказал так, обращаясь к девушке:
Девушка: сказала:
— Что поделаешь, будь что будет!
И сложила такие стихи:
А Наджма говорит в ответ:
Так или этак, уговорили они караванщика, чтобы он отложил свой отъезд на следующий день. В полдень Наджма собрался и стал прощаться с возлюбленной.
Девушка сказала:
Наджма отвечал девушке:
И снова заговорила девушка:
А ревнивый Наджма ответил ей:
А девушка ответила ему:
И еще она сказала:
Они обменялись перстнями, девушка осталась, а Наджма отправился в путь к Ширазу.
Несколько суток караван шел, и вот однажды они остановились на привал. Возле дороги был источник. Наджме захотелось пить, он подошел к источнику — и тут ему вспомнилась его возлюбленная, и он сложил такие стихи:
Ушли они оттуда и снова шли, шли, наконец увидели, что в воде стоят два белых шатра, из одного из них вышла девушка и идет с кувшином на плече за водой. Увидал эту девушку Наджма, вспомнил опять о своей возлюбленной и снова сложил стихи:
Ушли они и оттуда. И наконец достигли Шираза. Когда они пришли в Шираз, Наджма увидел, что отец его вовсе не болен, здоровее, чем раньше был. А мать — и того лучше. Увидел это Наджма и от любви к девушке лишился чувств.
Пусть себе Наджма лежит без чувств, а ты послушай теперь о девушке.
Девушка забросила школу, ушла из дому и поселилась в замке на дороге, что ведет из Лара в Шираз. Каждое утро она берет в руки подзорную трубу и смотрит: не появится-ли какой-нибудь путник на ширазской дороге, чтобы расспросить его о Наджме. И ни о чем другом она думать не может.
Теперь это оставь, а послушай о том, что у девушки был двоюродный брат, звали его Фалишт-ага. Фалишт-ara был давно влюблен в свою двоюродную сестру, но знал, что она любит Наджму.
И он провозгласил:
— Если найдется кто нибудь, кто сможет заставить девушку забыть о Наджме, я дам ему столько золота, сколько он сам весит.
Нашлась одна старуха, она пришла к нему и сказала:
— Дай мне бегового верблюда, быстрого, как ветер, и я сделаю так, что девушка разлюбит Наджму.
Ну, этот проклятый Фалишт-ага нашел старухе такого верблюда. Вечером старуха села на верблюда и поехала по ширазской дороге. Ехала так до утренней зари, а наутро повернула обратно и поехала в Лар.
А девушка там, у себя в замке, встала утром рано, совершила утренний намаз, взяла подзорную трубу и стала смотреть на дорогу.
Видит: бежит по дороге верблюд, на нем всадник. Увидела она это и говорит служанке:
— Служанка, пойди посмотри туда, там едет всадник на верблюде. Пусть он остановит здесь своего верблюда и привяжет его возле дома. А потом пусть приходит ко мне, у меня есть к нему дело.
Ну и вот, служанка пошла, села возле дороги и сидела, пока не подъехала старуха. Служанка сказала ей:
— Мир тебе!
И старуха ей ответила:
— И тебе мир!
И тогда служанка говорит:
— Матушка, послушай меня!
— Ну что тебе? — отвечает старуха.
— Бабушка, — говорит, — царская дочь просит тебя на часок пожаловать к ней.
Та отвечает:
— Внученька, я устала, измучилась, лучше бы мне ехать дальше, чтобы скорей добраться до дому.
Служанка в ответ на это говорит:
— Хоть ты и устала, хоть и проголодалась, а все же она царская дочь, и лучше бы тебе зайти к ней.
— Ну уж эта царская дочь! — говорит старуха. — Житья от нее нет!
Слезла старуха на землю, крепко привязала верблюда и, опершись на посох хитрости, пошла к царской дочери. Когда она вошла, девушка курила кальян. Увидев старуху, поздоровалась с ней, услышала от нее ответ и говорит:
— Матушка!
— Ну что? — откликается та.
— Откуда ты идешь?
— Я возвращаюсь из хаджа.
— Очень хорошо, — говорит девушка, — значит, ты идешь из Мекки. А по какой дороге ты приехала?
— Я приехала по ширазской дороге.
— А в самом Ширазе ты была?
— Да, — говорит старуха. — Одну ночь я провела в Ширазе.
— Ну и что ты слышала в Ширазе, какие там новости?
— Внученька, — отвечает старуха, — никаких таких новостей там нет. А вот только есть там, говорят, один человек по имени Наджма, так ему якобы чин старосты пожаловали, он решил жениться, ну и по этому поводу праздник, весь город освещен и украшен.
И как только она это сказала, девушка уронила кальян, что был у нее в руке, и сложила такие стихи:
И еще девушка сказала:
— Матушка, старушка, да буду я жертвой языка твоего, что говорит такие приятные вести! Высунь-ка язык свой, чтоб я могла его поцеловать!
Ну и старуха, предвкушая удовольствие, высунула язык; а у девушки в рукаве была бритва, она вынула бритву, отрезала старухе бритвой язык у самого корня и отшвырнула в сторону. И говорит:
А потом сказала служанкам:
— Ну чего вы стоите, возьмите эту потаскуху и вышвырните ее вон!
Две служанки взяли старуху за руки, две другие — за ноги и вышвырнули из замка. Так шмякнули об землю, что живого места у ней не осталось.
И девушка сложила тут такие стихи:
А проклятый Фалишт-ага смотрит на это и видит: ну и ну, старуху вышвырнули из замка.
Подумал: «Ну, это они зря пролили кровь».
И вот наступил вечер, и в ту же ночь велел он унести оттуда труп старухи, и сам ушел оттуда. Не удалось ему оклеветать Наджму.
Ну а девушка так же, как и раньше, ждала на ширазской дороге, все смотрела: не идет ли кто из Шираза, чтобы спросить его, как там Наджма.
Ну, теперь это оставь и послушай о том, что услышала девушка. А девушка услышала о том, что некий купец собирается из Лара поехать в Шираз торговать.
Девушка послала свою служанку к купцу: мол, скажи ему, чтобы он пришел ко мне.
Служанка пошла к купцу, сковала ему:
— Мир тебе!
Тот ей ответил, а потом спросил:
— Чего ты хочешь, служанка?
— Моя госпожа потребовала тебя к себе: дескать, мне надо с ним поговорить, — отвечает служанка.
Ну, и после этого купец отправился к царской дочери. А царская дочь протянула занавеску, сама сидит за занавеской, купец сидит по эту сторону занавески на стуле — и так они беседуют.
Девушка спрашивает:
— Эй, таджир-баши! Вот ты поедешь в Шираз, какую ты от своей поездки получишь прибыль?
Он отвечает:
— Госпожа, прибыль моя будет, ну, тысяча туманов.
Девушка говорит:
— Эту тысячу туманов — прибыль твою — я тебе возмещу, а ты с собой товар не бери. Я дам тебе еще сто, или двести, или триста туманов, и ты открой там, в Ширазе, приют для странников. А вокруг этого дома обведи арык, пусть в этом арыке всегда будет вода. И на пол в приюте брызгай водой, чтобы он был всегда влажным. Есть там в Ширазе один человек, его зовут Наджма. Три у него есть приметы, по которым ты его можешь узнать. Во-первых, если в арыке будет даже совсем немного воды, он, когда будет переступать через арык, замочит себе одну ногу, а другая у него останется сухой. Во-вторых, если пол будет хоть немного влажным, он на него не сядет, а обязательно сначала под себя что-нибудь подложит. Это две его приметы, а третья — та, что он никогда не ест еду горячей, всегда дает ей сначала остыть. Если ты увидишь, что у кого-нибудь из странников есть эти приметы, подложи ему в пищу этот перстень — а дальше уж не твоя забота.
— Очень хорошо, — ответил купец. Положил себе в хурджин тысячу триста туманов и пошел к себе домой. Тысячу туманов отложил, а триста оставил в хурджине.
А у него был очень хороший конь. Он сел верхом на этого коня, повернулся спиной к городу, лицом к белому свету и поехал, распевая песни.
Ехал так, ехал, пока не достиг Шираза. В Ширазе сошел с коня, нанял четверых-пятерых рабочих, велел выкопать арык, обвести его вокруг того места, где он расположился, пустил в него воду. Потом велел построить стены, сложить очаг. Нашел поваров, купил мяса, риса; повара сварили плов, и он принялся всех угощать во имя господа, всех, кто ни пожелает, и так с раннего утра и до позднего вечера. Но человек с теми приметами, что говорила девушка, так и не появился. На следующий день он опять угощал всех с утра до вечера — но опять Наджма не пришел. На третий день он подумал: «Ну, сегодня опять буду кормить пловом всех, кто пожелает. Ну а уж если сегодня ничего не выйдет — тогда уйду отсюда». А на третий день мать Наджмы пришла к нему и сказала:
— Наджма, сынок! Вот уже три дня, как здесь один человек раздает бесплатно пищу во имя господа, пойди, поешь немного его богоугодного угощения; может быть, господь снизойдет к твоему горю, и ты избавишься от своей скорби.
Наджма на это говорит:
— Матушка, у меня и сил нет, мне не дойти туда.
— Возьми посох и ступай себе потихоньку, опираясь на посох, — отвечает мать.
Ну что делать! Взял Наджма посох, накинул на плечи плащ и потихоньку, полегоньку идет себе к тому приюту для странников.
А купец сидит там на стуле и смотрит, кто приходит, кто уходит, чтобы не пропустить Наджму.
Видит: идет юноша бледный, с увядшим лицом, едва ногами переступает.
Думает: «Ну, если богу не угодно будет, чтобы я ошибся, — это, наверно, Наджма».
А Наджма, чтобы переступить через арык, снял одну туфлю — и ступил так, что одну ногу замочил, другая сухая осталась.
Перешел он через арык, а купец думает: «Ну вот, это одна примета».
Наджма вошел внутрь, увидел, что пол побрызган водой, снял с плеча плащ, бросил его на землю и сел. Купец подумал: «Видит бог, это еще одна примета».
Когда подошел к нему за кушаньем один простой человек — ну пусть его зовут хотя бы Исмаил — сказал ему:
— Это вам вдвоем с тем юношей, скажи ему только, чтобы он ел поскорее. Потом расскажи мне, что он тебе говорил.
Ну, а Исмаил говорит ему:
— Я знаю этого юношу, это сын Мир Наджмаддина, он не будет есть горячий плов.
А купец настаивает на своем:
— Ты все-таки пойди и скажи ему то, о чем я тебя просил, послушай, что он скажет.
Ну, и после этого Исмаил пошел и говорит Наджме:
— Это нам с тобой на двоих.
А Наджма не прикасается к еде.
— Наджма, поторопись, — говорит Исмаил. — Мне надо идти, меня ждет работа. Если я не успею, туго мне придется.
Наджма отвечает:
— Ну если тебе надо уходить, ешь свою половину, а мою долю оставь, пусть она остынет. Остынет — тогда я ее съем.
Купец услышал, что говорит Наджма, подмигнул Исмаилу и говорит:
— Исмаил, забирай еду, ешь сам. А ему я положу отдельно.
Исмаил подвинул блюдо к себе, сложил пальцы щепотью, стал есть, в два счета прикончил весь плов и ушел. А купец снова положил Наджме плова, а внизу, под пловом, спрятал перстень, что дала ему девушка. Пришел и поставил перед Наджмой.
Наджма ест плов, а купец стоит перед ним. Плов остыл, Наджма по зернышку, по зернышку, потихоньку, помаленьку ел и ел, ел и ел, пока наконец не попался ему перстень. Он обтер перстень, посмотрел на него — ага, это его собственный перстень, тот, что был у его возлюбленной. И тут сердце Наджмы вскипело, и он сложил стихи. Послушай, что он сказал:
А купец ответил ему, повторяя слова девушки:
Наджма говорит:
Купец сказал тогда:
А Наджма отвечает:
Купец говорит:
Ну вот, после этого купец закрыл свой приют, собрал вся вещи и пустился в путь.
А Наджма пошел к себе домой. Когда он шел из дома, едва плелся, а когда домой возвращался — резвился и прыгал словно лань.
Пришел к матери и говорит ей:
— Матушка, испеки мне сахарный калач, завтра я отправлюсь на охоту.
На следующее утро она испекла ему сахарный калач, оседлал коня, туго затянул подпругу — так туго, что конь дал глубокий вздох. Приторочил хурждин, взял много денег — по весу легких, по цене тяжелых, наполнил ими одну суму хурджина, в другую положил калач. Сел верхом и поехал.
Распевал любовные песни и так нахлестывал коня, что выехал утром, а к ночи почти достиг Исфахана. Доехал туда, где возле Исфахана есть бассейн.
Там конь его припал к воде, стал пить и столько выпил, что брюхо у него лопнуло.
Наджма снял с него седло, положил в одну сторону, тот ковер, что служил потником, — в другую и сложил такие стихи:
А после этого он подумал: «Когда был маленьким — я ходил пешком».
Прошел пешком десять, двадцать, может быть, пятьдесят шагов и стер себе ноги.
Тут он подумал: «Когда я был маленьким, я, бывало, ползал на четвереньках».
Прополз немного по дороге — стер себе ладони. Подумал: «Когда я был маленьким, я, бывало, перекатывался с боку на бок».
Два-три раза перевернулся с боку на бок — камни ему намяли бока, и он не смог двигаться дальше и лежал недвижимо. Лежал он так, и тут повеял ветерок. И он подумал: «Пошлю-ка я с этим ветерком весть своей возлюбленной».
И тут он сложил такие стихи:
И пока он это говорил, наступила ночь.
А вокруг ни воды, ни жилья, ни голоса не слышно мусульманского, ни дороги, ни луны — ничего не видно. И тут Наджма воззвал к божьему чертогу и сложил такие стихи:
Прошло какое-то время, и видит Наджма, что какой-то ворон с карканьем летит в сторону Лара. Наджма подумал: «Пошлю-ка я с этим вороном весточку в Лар». Он сказал, обращаясь к ворону:
И только он это сказал, творец всей вселенной внушил повелителю правоверных: дескать, вот, раб мой погибает в пустыне, найди его и помоги.
И повелитель правоверных — да стану я его жертвой! — разыскал в пустыне Наджму и стал у его изголовья. Наджма открыл глаза и увидел, что возле него стоит всадник, одетый в зеленое, на сером коне. И сложил такие стихи:
Тогда повелитель правоверных сказал:
— Вставай, у тебя ничего не болит.
Наджма отвечает:
— Нет, господин мой, я не могу пошевелиться.
Тогда повелитель правоверных протянул свой кнут и сказал:
— Держись за кнут.
Наджма взялся за кнут, поднялся и чувствует: ни руки у него не болят, ни ноги. Ничего у него не болит. А повелитель правоверных — да стану я его жертвой! — посадил его сзади себя на коня, велел ему закрыть глава и говорит:
— Сложи несколько стихов про моего коня!
Послушай-ка, какие стихи сказал Наджма:
И еще так сказал Наджма:
В мгновение ока конь домчал их до места, осталось только переехать мост — а там дворец девушки. Наджма сложил тут такие стихи:
Повелитель правоверных сказал Наджме:
— Ну вот мы и приехали.
— Но я успел сказать только пять-шесть стихов, — говорит Наджма.
— Нет, — говорит он, — мы уже достигли места.
И тогда Наджма слез с коня. Слез с коня, и повелитель правоверных — да буду я жертвой за него! — тоже сошел с коня и говорит:
— Подержи коня, я прочитаю два раката намаза.
Наджма взял под уздцы коня, а повелитель правоверных — да буду я за него жертвой! — совершил омовение, обвел вокруг себя черту, положил на эту черту свой меч Зульфикар и стал читать молитву.
Он читает молитву, а Зульфикар превратился в двуглавого дракона и улегся вокруг того места, где он читает намаз, и шипит.
Наджма думает: «Это, конечно, пир и пророк. Пока я не достигну цели, я его не оставлю».
Когда он кончил читать намаз, Наджма бросился ему в ноги и сказал:
— Господин, я не уйду, пока ты не благословишь меня.
Тот ответил:
— Ступай, я тебя благословил; много придется тебе перенести тягот и лишений, но в конце концов ты достигнешь цели.
Сказал это и скрылся из глаз, исчез.
И Наджма увидел, что возле дороги стоит замок. Наджма подошел к стенам этого замка, расстелил на земле свой коврик, положил хурджин, лег на коврик, головой на хурджин — и заснул.
Пусть он спит, а ты послушай несколько слов о девушке. Девушка встала со своего места, взяла кувшин, совершила омовение, помолилась, взяла подзорную трубу и стала смотреть на дорогу в сторону Шираза: не появится ли кто-нибудь на дороге из Шираза, чтобы она могла у него разузнать о Наджме. Опустила подзорную трубу вниз и видит: под стенами замка, растянувшись, спит Наджма.
И тут девушка сложила такие стихи — мол, если Наджма их услышит, он проснется:
Наджма не проснулся. Солнце ударило в лицо Наджме, и снова вспыхнуло сердце девушки, и она вновь сложила стихи, подумав: «Ну-ка, попробую я его обругать, может быть, тогда он проснется».
Наджма проснулся, услышал эти слова и подумал: «Я с трудом сюда доплелся, пришел, а она меня обругала. Не иначе как нашла себе кого-нибудь другого».
Взял он свой хурджин и коврик и отправился в путь по направлению к дому старушки-матушки.
Девушка посмотрела — да, он ушел. Подумала: «Не может быть, чтобы это был кто-то другой, сложу-ка я еще стихи. Если это Наджма, то он вернется сюда». И сказала:
А Наджма идет и идет. И тогда она сказала так:
А Наджма все идет и идет. И она опять говорит:
Нет, не оборачивается Наджма на ее зов, уходит. И она решила: «Верно, это не Наджма».
Вернулась домой, смотрит: служанка еще спит. Ударила служанку ногой, служанка пробудилась от сладкого сна и говорит:
— Милая госпожа, за что ты бьешь меня? Мне приснилось, будто Наджма пришел, а ты гневаешься!
— Эй, служанка, — сказала девушка, — пойди посмотри-ка в доме старушки-матушки, если увидишь, что Наджма пришел, то гляди: у меня на шее ожерелье, цена которого равна цене этого города, — я подарю его тебе.
Служанка ушла оттуда, пошла в дом той старушки, смотрю: и вправду Наджма там. Перед ним чайник и пиала, он сидит и пьет чай.
Было у служанки две ноги, еще две она взяла взаймы и побежала к девушке. Сказала ей:
— Госпожа, твое ожерелье теперь мое. Наджма сидит в доме у той старушки и пьет чай.
Тотчас девушка сняла с себя ожерелье и отдала служанке. Велела приготовить самые лучшие кушанья и послала их со служанкой, сказав:
— Отнеси и поставь их перед Наджмой, пусть Наджма поест, а потом приходит.
— Очень хорошо, — ответила служанка. Взяла кушанья и пошла, видит: да, это Наджма сидит и пьет чай.
Она вошла и поставила кушанья перед Наджмой. Наджма взял блюдо и швырнул его об стену; блюдо разлетелось на мелкие куски. Он сказал:
— Ты что, думаешь, что я так голоден, мне так нужна еда от этой девушки? Я сюда еле-еле приплелся, чего только не натерпелся, а она присылает мне еду со своей служанкой!
Служанка вернулась ни с чем. Пришла к своей госпоже и говорит:
— О госпожа! Наджма взял твою еду и швырнул об стену так, что блюдо разлетелось на мелкие кусочки.
А та говорит:
— Да буду я жертвой кудрей Наджмы, видно он на меня гневается.
Сделал она яичницу из десятка яиц, завернула вместе с хлебом в платок, положила на блюдо. На руки надела браслеты, закрыла белым головным платком лицо до самого пояса и отправилась в путь — пошла своей изящной походкой, подошла к дому.
Взгляд Наджмы упал на девушку, видит: идет его возлюбленная. В руке у нее блюдо, на запястьях — браслеты и идет закутанная в белый платок.
И тогда он сложил такие стихи:
Она поставила еду между собой и Наджмой и они начали есть. Наджма кладет кусочки в рот девушке, девушка — в рот Наджме. Поели они, и девушка говорит:
— Наджма, есть такой-то сад в Ларе, завтра я приду в этот сад, ты приходи тоже.
— Очень хорошо, — отвечает Наджма. Девушка вернулась к себе в замок, ночь провела в замке, а наутро пришла в тот сад. Пошла в сад и сказала садовнику:
— Садовник, тут придет один человек, ты не открывай ему ворот сада, пока он не сложит стихов об этом саде.
Пришел Наджма, видит; ворота сада закрыты. Что он ни делал — открыть не мог. Отчаявшись, сложил он такие стихи:
А она ответила ему:
И тогда Наджма снова сказал:
И тогда садовник открыл ворота сада, а девушка сказала такие стихи:
Наджма вошел в сад, сел вместе с девушкой, они поели. Потам взялись за руки и пошли гулять по саду.
А теперь оставь их и послушай, как проклятый Фалишт-ага пришел в сад и увидел, что девушка и Наджма гуляют вместе.
Тайком взял одну туфлю Наджмы, одну туфлю девушки — они оставили свои туфли там, где вместе сидели, — побежал и царю и говорит:
— О несчастный! Наджма вместе с твоей дочерью сейчас гуляет по саду.
Служанка царевны видела, как приходил Фалишт-ага, тотчас побежала и донесла своей госпоже:
— Госпожа! Проклятый Фалишт-ага пришел, схватил одну твою туфлю, одну туфлю Наджмы и отнес царю.
И тут Наджма произнес такие стихи:
А девушка говорит:
— Наджма, мне надо идти, чтобы потом не пришлось нам обоим раскаиваться.
Наджма отвечает ей:
— Иди куда хочешь, но я никуда не пойду. Я не хочу быть трусом.
И девушка ушла, а Наджма остался.
Теперь послушай несколько слов о проклятом Фалишт-аге, который пошел к царю и жаловался ему. Был у царя палач, звали его Батташ. Царь сказал ему:
— Батташ, иди и приведи сюда Наджму.
Батташ пошел в сад, чтобы выполнить царский приказ. Наджма увидел, что идет к нему царский палач, и сложил такие стихи:
А Батташ отвечает ему:
Наджма сказал тогда:
— Брат мой, если бы я не попал в беду, как бы я здесь оказался?
Палач в ответ:
— Пойдем, тебя требует к себе царь!
Теперь оставь его и послушай про царскую дочь. Она переоделась так, чтобы ее никто не узнал, закуталась в семицветный платок и уселась возле царского дворца, чтобы посмотреть, что дальше будет с Наджмой. Видит — Батташ ведет Наджму во дворец, она тихонько проскользнула следом. Батташ провел Наджму в дворцовый зал, где царь принимал гостей.
Царь увидел их и говорит:
— Батташ, руби ему голову!
Батташ взял топор, поднял руку — и тотчас рука у него отнялась. И тут Наджма, обращаясь к царю, сложил таки стихи:
Ну, и как палач ни пытался убить Наджму — и рукой, и ногой, и палицей — ничего не выходит у него.
Поднимет ногу — нога тут же онемеет, поднимет руку — а рука отнимается, словно от паралича. Короче говоря, не смог он казнить Наджму.
И тогда царь приказал:
— Отведите его, вздерните на виселицу.
И вот Наджму повели на казнь.
А ты послушай теперь, я расскажу немного о той старушке, которая приютила Наджму. Когда она увидела, что его ведут на казнь, она разразилась плачем и произнесла такие слова:
Подумала про себя: «Несчастная старуха, что ты плачешь? Тот, кто влюблен, тот играет жизнью. Того могут и в темницу бросить, и казнить! Чего же ты плачешь?»
А царская дочь, увидев, что Наджму повели на казнь, облачилась в доспехи и пошла на площадь. Думает: «Если Наджму будут казнить, я этого не потерплю, всех там перебью».
А теперь опять послушай про Наджму. Когда его вели по улицам на казнь, караульщики, что шли с ним рядом, сказали:
— Наджма! А сейчас сложи какие-нибудь стихи!
Наджма ответил им:
Повели его мимо дома, где была высокая надстройка. В этом доме жил один человек, который недавно женился. Жена его выглянула из окошка и говорит мужу:
— Это ведут Наджму, я хочу ему что-то сказать.
Муж говорит ей:
— Ничего из этого хорошего не выйдет, ведь Наджма влюблен и не ведает, что творит. Он скажет что-нибудь, на что ты ответить не сможешь.
— Ничего, пусть говорит, что хочет, — отвечает женщина. Высунулась в окно, кричит Наджме: — Эх, Наджма, разве не нашлось какой-нибудь девушки попроще, хотя бы купеческой дочери, чтобы ты посватался? Влюбился ты в царскую дочь, а теперь тебя ведут на казнь.
Услышал эти слова Наджма, стал озираться вокруг, потом поднял голову вверх и увидел, что какая-то девушка выглядывает из окна и кричит ему. И сказал:
Услышал это муж и говорит ей:
— Чтоб тебе пусто было, завяжи углы своего платка! Я, — говорит, — так и знал, что он что-нибудь такое скажет, проклятый!
Ну и вот его привели на площадь. Наджма увидел свою возлюбленную в доспехах и сказал такие стихи:
И вот Наджму раздели и хотят его повесить, но не могут. Опять ничего не выходит у палачей, как они ни стараются — ведь его незримо охраняет повелитель правоверных. И тогда царь велел:
— Отведите и бросьте его в темницу.
Наджма хочет снова надеть на себя одежду, а одежды нет, ларские жулики ее украли. И тогда Наджма сложил такие стихи:
И провозгласил:
— Кто бы ни унес мою одежду — принесите, ведь вы опозорили Лар.
Ну, как бы там ни было, принесли ему одежду, он надел ее на себя. И повели его с площади. А царская дочь — возлюбленная Наджмы — побежала вперед, чтобы посмотреть, куда его везут. Видит: возле одного дома какая-то девушка доит корову. Царевна и говорит ей:
— Девушки, дай-ка мне твой подойник, я подою вместо тебя корову.
Сама думает: «Тайком подсмотрю, куда Наджму повезли». И вот Наджму повезли мимо, взгляд его упал на девушку, что доит корову, а та глаз с Наджмы не сводит, хоть и делает вид, что корову доит.
И тут Наджма сложил такие стихи:
А она ему отвечает:
— Что ты думаешь о подойнике? Позаботься лучше о себе!
И тут Наджма сложил такое двустишие:
И двумя стихами ответила ему возлюбленная:
Ну, и Наджму отвели в темницу. А у царской дочери была пара серег. Она отдала их тюремщикам, чтобы те каждый вечер пускали Наджму на свидания к ней.
Ну, и они выпускала его каждый вечер, когда смеркалось. Наджма уходил в замок к своей возлюбленной — и до утра они предавались любовным играм и утехам.
Четыре, пять ночей он так приходил, а однажды ночью девушка решила испытать Наджму. Крепко заперла ворота — мол, посмотрю я, сможет ли Наджма взломать дверь или перелезть через забор.
Вечером, когда Наджма пришел, он, как ни старался открыть ворота, не смог сделать этого. Не стал он лезть через забор, а сказал из-за ворот такие стихи:
А девушка изнутри, из-за ворот отвечает Наджме:
И говорит ему:
— Выломай дверь! Ты что, боишься, что завтра ее не починят? А не хочешь дверь выломать — лезь через стену, зачем ты зря ругаешь плотника? Ведь я не могу этого сделать, я жду этого от тебя!
И тогда Наджма взломал дверь и вошел, и они предались утехам и наслаждениям, и тут прокричал утренний петух. Наджма сказал:
И снова они стали беседовать друг с другом, и снова прокричал петух. Наджма сказал опять:
После этого петух замолчал и больше уже не раскрывал рта. Наступило утро, и Наджма возвратился в тюрьму. А теперь послушай о том, как проклятый Фалишт-ата понял, что Наджма каждую ночь ходит в замок к девушке. И на следующую ночь, он в десять вечера приехал и начал стеречь замок. Когда наступил вечер, Наджма вышел из тюрьмы, направился в замок к девушке, девушка вышла на стену и сказала так:
Наджма понял, что замок стерегут со всех сторон, вернулся обратно в темницу и в эту ночь до утра считал звезды на небе.
На следующий день он все утро провел в темнице, а когда наступило время послеобеденного намаза, пошел в замок.
Пришел в замок, и, когда наступил вечер, снова, откуда ни возьмись, появился Фалишт-ага с десятью всадниками. Они окружили замок. Увидел это Наджма и говорит девушке:
— А эти десять всадников в чем провинились? Они ведь ни при чем, во всем виноват Фалишт-ага. Выйду-ка я на стену замка, пропою им стихи, пусть они поймут, что зря меня дожидаются, и идут домой.
Вышел он на стену замка и сказал такие стихи:
Фалишт-ага подумал: «Да, напрасно мы здесь стали бы стаять и ждать его. Надо уезжать. Есть только один способ избавиться от Наджмы: подружиться с ним и тайком подсыпать ему яду».
Отпустил своих слуг, и сам уехал. А Наджма всю эту ночь провел в играх со своей возлюбленной, а когда наступило утро, снова отправился в темницу. Пришел в темницу, а проклятый Фалишт-ага тоже туда явился, стал с ним дружбу заводить, сказал тюремщикам:
— Вы отпустите Наджму, я пойду на базар, поведу его в кофейню, мы поедим вместе.
Увел Наджму оттуда, повел его в кофейню. Подали им обед, они сели. А в отдельную чашку Фалишт-ага подсыпал яду, чтобы подать эту чашку Наджме и отравить его.
А теперь оставь это и послушай о том, как царская дочь, возлюбленная Наджмы, смотрит со стены замка и видит: Фалишт-ага вместе с Наджмой направляется в кофейню. Тут она говорит своей матери:
— Пойдем скорее, чует мое сердце, что сейчас Фалишт-ага отравит Наджму.
Ну, и мать с дочерью взяли узелки с бельем и пошли по направлению к бане. Когда они проходили мимо кофейни, взгляд Наджмы упал на девушку.
И тут Наджма, еще не начав есть, сложил такие стихи:
Только он это сказал, как проклятый Фалишт-ага говорит ему:
— Ах, ты дрянь ты такая, чтоб тебе дерьмом подавиться! Ты что это моей двоюродной сестре стихи читаешь?
Сказал он это, а Наджма взял чашку, треснул Фалишт-агу по голове, разбил ему голову.
Фалишт-ага побежал жаловаться царю: мол, о царь, Наджма ударил меня по голове и разбил мне голову. А царь ему в ответ:
— Ну и хорошо сделал, что разбил. Зачем ты идешь к нему? Ты же видел, что Наджму и на виселице не повесить, и мечом не убить. Что ни делали — ничего не выходит. Зачем ты к нему пошел? Мало еще тебе, надо бы, чтоб сильнее ударил!
И снова Наджма вернулся в тюрьму. Ночи проводил в тюрьме, а днем ходил к своей возлюбленной.
И вот однажды царь решил отправиться на охоту, а путь его пролегал по улице, где стояла тюрьма. Наджме сказали: дескать, сегодня по этой улице на охоту поедет царь. Тогда он и говорит тюремщикам:
— Эй, тюремщики! Приведите меня к воротам тюрьмы, мне надо сказать пару слов царю.
Тюремщики замешкались, тогда Наджма говорит:
Тогда Наджму подвали к воротам тюрьмы. Когда царь проезжал, Наджма произнес такие стихи:
Услышал это царь и сказал:
— Отпустите Наджму, что с ним делать, пусть себе идет!
Тюремщики отпустили Наджму. Наджма взял с собой свой коврик и пошел в замок к своей возлюбленной — и живет там в свое удовольствие.
Прошло так десять или пятнадцать дней, проклятый Фалишт-ага снова пошел к царю и говорит:
— Так Наджма и пошел к себе в Шираз! Развлекается в замке у твоей дочери.
Услышал это царь и потребовал к себе Наджму. Наджма пришел, царь велел принести Коран и говорит:
— Я ставлю перед тобой три урока. Если ты их выполнишь, я выдам за тебя свою дочь вместе с богатым приданым. Если же ты не сможешь их выполнить, то поклянись на Коране, что отправишься восвояси.
Наджма поклялся. И тогда сделали так: завязали Наджме глаза, потом царь велел привести несколько верблюдов. Одного из них нагрузили сандаловым деревом, а поверх посадили девушку-царевну. Потом дали повод первого из верблюдов черному рабу и сказали:
— Тяни.
Раб потащил повод, весь караван двинулся, а Наджме говорят:
— Вот идет караван верблюдов, сложи стихи, воспой этот караван.
И Наджма сказал:
— Молодец, молодец! — закричали все.
Так Наджма выполнил первый урок.
Тогда ему задали второй. Собрали толпу девушек, все они накинули на себя белые платки, а у царевны на голове бархатная шапочка. И опять попросили Наджму сказать стихи — а у него по-прежнему повязка на глазах. И Наджма сказал:
И снова все закричали: «Молодец, молодец!» — и захлопали ладоши.
И тогда царь задал ему третий урок.
Привели верблюда и надели на него железный ошейник. А Наджме дали в руки деревянный меч и говорят:
— Руби этому верблюду голову!
А глаза у Наджмы по-прежнему завязаны.
Наджма потрогал меч — а он деревянный. «О боже, — взмолился он, — это же деревянный меч, что им можно разрубить?! Был бы у меня в руке Зульфикар — другое дело».
И тут услышал он голос Али:
— Руби!
Ударил деревянным мечом и отрубил верблюду голову. Оттащили верблюда, смотрят, а деревянный меч на четыре пальца вошел в землю.
И тут Наджма сказал так:
И царь выдал свою дочь за Наджму и дал за ней богатое приданое.
Семь суток били в барабаны, стучали в бубны — играли свадьбу.
Ну, пусть себе Наджма наслаждается, а ты послушай об отце Наджмы.
Отец Наджмы Мир Наджмаддин нагрузил лошадь всяким добром и скитается из города в город, расспрашивает всех о Наджме. И всякому, кто ему хоть что-нибудь скажет, уделяет немного из своего добра.
Шел он, шел и подошел к Лару.
Смотрит: а там какой-то пастух пасет коров. Подошел к пастуху, поздоровался с ним, услышал ответ, потом говорит.
— Эй, пастух!
— Ну что? — спрашивает тот.
— Нет ли у вас в городе человека по имени Наджма?
— Есть, — отвечает тот. — Человек по имени Наджма был у нас в тюрьме, перенес много всяких невзгод, а потом царь выдал за него свою дочь и семь дней, семь ночей они играли свадьбу.
Ну, Мир Наджмаддин одарил пастуха тем, что у него осталось, отдал ему лошадь, а сам взял его одежду и, опираясь на посох, двинулся в сторону Лара.
Расспрашивал там, здесь, искал, наконец пришел под стены дворца, где поселился Наджма с царской дочерью. Стал стонать, восклицать:
— Ради бога, ради бога!
Девушка говорит:
— Я пойду подам нищему.
А Наджма говорит:
— Нет, я подам.
Заспорили они, пока девушка не одержала верх. Взяла лепешку и вышла под стены дворца. Тут Мир Наджмаддин сказал так:
А девушка подала ему лепешку и говорит:
А Мир Наджмаддин ответил ей:
Сказал он его, Наджма услышал, выбежал из дому и бросился в ноги отцу. Потом позвал отца в дом и спрашивает:
— Отец, как это все произошло, что с тобою?
Тот говорит:
— Сынок, когда я выходил из дому, я нагрузил лошадь всяким добром и раздавал это добро всем, кто хоть что-нибудь слышал о тебе. И вот наконец один пастух возле этого города сказал мне, где ты, и я отдал ему все — и лошадь, и добро, — а сам надел его одежду и пришел сюда.
Ну, тут сразу отца отправили в баню, надели на него очень хорошие царские одежды и угощали как самого дорогого гостя. А когда наступило утро, Мир Наджмаддин по ширазской дороге поехал в город.
И царю Лара сообщили, что Мир Наджмаддин, предводитель курдов, отец Наджмы, сегодня въезжает в Лар. Царь встретил Мир Наджмаддина у городских ворот, оказал ему всяческие почести, ввел в Лар. Вошли они в Лар и в царском дворце начали пировать, пить вино, а выпив вина, беседовать о том и об этом.
Ну и Мир Наджмаддин сказал:
— О царь! Если бы хоть волос упал с его головы, я бы с землей сровнял твой город и наполнил бы этой землей торбу моего коня.
А тот отвечает:
— Откуда мне было знать, что это твой сын? Если бы я знал, что это твой сын, я сразу же выдал бы за него свою дочь, я же не мог выдать ее за кого попало.
Некоторое время Мир Наджмаддин жил там. А потом взял своего сына Наджму и невестку и отправился в Шираз.
И так, как господь им воздал, да воздаст он всем мусульманам.
17. Хайдарбек
Легенда о Хайдарбеке имеет, возможно, литературные версии.
Однажды шах Аббас с пышной свитой и огромным войском отправился на охоту. Выехали они в поле, ехали, ехали и видят вокруг, что прямо к ним бежит по лугу стройная газель, вся в пятнышках и крапинках.
Шах Аббас заметил ее и говорит, обращаясь к своим воинам:
— Пусть тот из вас, к кому она подбежит первому, погонится за нею и поймает ее.
И так случилось, что газель подбежала сразу к шаху Аббасу, взвилась перед ним в прыжке и умчалась. Шах Аббас пришпорил коня и поскакал в погоню.
Когда он скрылся на виду. Хайдарбек — главный из шахских сардаров — стал думать: «Ведь шах Аббас не сказал мне, чтобы я не ехал вслед за ним, — он сказал это войску. Поеду-ка я посмотрю, что будет дальше». И Хайдарбек сказал воинам:
— Вы отправляйтесь обратно в город, а я поеду вслед за шахом.
Он погнал своего коня по следам шаха Аббаса, но сколько ни искал — не мог его найти. Увидел издали высокие горы, ехал, ехал — добрался до подножия гор, смотрит: стоит шатер, веревки у него шелковые, привязаны к золотым колышкам.
И сказал так:
Подъехал Хайдарбек к шатру, заглянул в него и увидел там девушку: сияет она, словно четырнадцатидневная луна. И влюбился он в нее не одним сердцем, а тысячью сердец.
Сошел с коня, привязал его. Накинул на голову покрывало, чтобы его не узнали, и пошел к шатру.
А девушка увидела, что он идет, и говорит служанке:
— Пойди расстели ковер для гостя.
Служанка расстелила возле шатра ковер, и Хайдарбек уселся там.
Служанка принесла завтрак, Хайдарбек поел.
Служанка принесла кальян, подала Хайдарбеку, он стал курить. Покурил, и госпожа говорит: «Принеси ему воды».
Хайдарбек выпил воды из кубка, утолил жажду, и девушка сказала служанке:
— Возьми большую чашу, наполни ее драгоценностями, отдай гостю. Вдруг кто-нибудь попросит у него в долг или потребует у него свой долг — у него всегда должны быть деньги.
Служанка наполнила чашу драгоценностями, принесла и поставила перед Хайдарбеком.
Увидел это Хайдарбек и говорит:
Услышав это, хозяйка разгневалась и говорит служанке:
— Развяжи веревки у шатра и навьючь шатер на мула.
Служанка разобрала шатер, сложила его и навьючила на мула. Девушка, ее кормилица и служанка — все три отправились в путь.
Они двинулись в путь, а Хайдарбек сидит и смотрит. Сидит и думает: «Вот их три женщины, а с ними нет мужчины. Напрасно они уходят от меня». И сказал об этом такими стихами:
И Хайдарбек вскочил на коня и поехал вслед за ними. Оглянулась девушка, видит, что он едет следом, и говорит своим спутницам:
— Вы подождите меня здесь, а я съезжу, проучу этого наглеца!
Служанка и кормилица остановились на дороге, а девушка поехала навстречу Хайдарбеку. Подъехала к нему и сказала такие стихи:
И вступила с ним в бой. С утра и до полудня сражались они.
Когда девушка увидела, что солнце клонится к западу, она решила пойти на хитрость и сказала:
— Ну-ка, витязь, затяни подпругу у своего коня, она ослабла!
Хайдарбек наклонился, чтобы затянуть подпругу, а девушка ударила его мечом по голове, так что меч на четыре пальца вошел в голову. И тут с лица его упало покрывало, и девушка увидела, что это прекрасный юноша. И сразу раскаялась в том, что она сделала.
Поехала обратно к своей кормилице и сказала ей так:
А между тем девушка эта владела искусством врачевания. Она дала служанке хорошего снадобья. Была у нее нитка кораллов, и ее она тоже дала служанке и сказала ей:
— О служанка! Сплети из тростника корзинку, положи туда снадобье, что я тебе дала. Пойди к юноше, промой ему рану, а потом помажь снадобьем. Завяжи ему голову платком. Когда он очнется и спросит, откуда была та девушка, что нанесла ему этот нечестный удар, ты спроси сначала, как его зовут, и только после этого скажешь ему мое имя. И отдай ему эту нитку кораллов. Если он умрет — эти кораллы пойдут ему на похороны, а если выживет, то они помогут ему меня разыскать.
И служанка сплела из тростника корзину, положила в нее снадобье и пошла к Хайдарбеку. Промыла ему рану, вылила на рану снадобье, крепко завязала голову платком.
И тогда Хайдарбек очнулся, открыл глаза и сказал:
— Служанка! Скажи мне, откуда была та девушка, что нанесла мне тот нечестный удар?
А служанка ему отвечает:
Хайдарбек ответил ей:
А служанка говорит:
Хайдарбек услышал это и говорит:
Девушка-служанка отвечает:
А Хайдарбек сказал тогда:
— Вот что ты задумал! — сказала служанка и отправилась к своей госпоже. Рассказала ей все.
А девушка каждый год проводила в этих горах по шесть месяцев, собирала чудесную траву кимиё. В этом году прошло только три месяца, она затосковала и отправилась к себе в Кашмир.
В Кашмире мать Санамбар увидела, что дочь ее желтеет и сохнет. И спросила у кормилицы:
— Нянька, почему моя дочь сохнет, не больна ли она?
— Она ударила в поединке мечом одного юношу, теперь раскаивается в этом, — говорит нянька.
«Наверно, он причинил ей какое-то зло, иначе бы она не ударила», — подумала мать.
У девушки был двоюродный брат, плешивый, звали его Гадоуси. Санамбар была обручена с ним.
Ну, пусть они остаются там, а ты послушай несколько слов о Хайдарбеке.
Хайдарбек оправился от своей раны, сел на коня и поехал в Исфахан. И когда он приехал в Исфахан, то шах Аббас, который уже много дней ждал его, увидел, что голова у него повязана черным платком. И сказал так:
Хайдарбек ответил:
И рассказал шаху Аббасу: мол, так и так, коварный удар мне нанесла в поединке дочь кашмирского судьи. И говорит ему шах Аббас:
— Возьми несметное войско и иди войной на Кашмир, сровняй его с землей, наполни торбы лошадей кашмирской землей, а дочь кашмирского судьи приведи сюда.
Хайдарбек говорит:
— Мне не нужно войско. Я пойду один, и сам, без всяких помощников, приведу ее.
И Хайдарбек возложил изукрашенное седло на коня, наполнил деньгами хурджин и приторочил его к седлу. Вложил ногу в стремя, легко вскочил в седло, уселся поудобнее, спиной обратился к городу, лицом — к белому свету. И поскакал. Гнал он, гнал своего коня — и наконец достиг Кашмира. И тут он сказал так:
А Хайдарбека в Кашмире никто не знал. Едет он и видит: источник, у источника какая-то старуха наполняет водой кувшины. И тогда он говорит так:
А старуха ему отвечает:
И Хайдарбек поехал туда, куда повела его старуха. Привязал своего коня возле ее дома, а сам вошел к ней. Старушка поставила перед ним чайник с чаем, а Хайдарбек вынул кошелек, в котором было сто туманов, и положил перед ней.
Старуха думает: «О боже, зачем он дает мне эти деньги?» А у старухи была внучка — взрослая девушка. Старуха и думает: «Может быть, он влюбился в мою внучку? Выйду-ка я на улицу да послушаю, о чем они с внучкой будут говорить». Под каким-то предлогом старуха вышла за дверь, стоит под дверью и слушает.
Хайдарбек говорит девушке:
А девушка отвечает:
Старуха думает: «Ее он считает сестрой, а меня — матерью. Тогда зачем дает он мне эти деньги?»
Вернулась и снова уселась в доме. А Хайдарбек бросил перед вей еще сто туманов.
Старуха и говорит:
— Сыночек, зачем ты даешь мне эти деньги?
Хайдарбек отвечает:
— Ты можешь отнести эту нитку кораллов дочери кашмирского судьи?
— Конечно, могу, — сказала старуха. — Ведь ее кормилица — моя сестра.
И она взяла нитку кораллов и, опираясь на посох хитрости, ковыляя, ковыляя, пришла во дворец дочери кашмирского судьи. Пришла она туда, девушка увидела ее и говорит ей:
— Мир тебе!
— И тебе мир, — отвечает старуха.
Села возле девушки и говорит:
— Дай, доченька, я поищу у тебя в голове.
Ну и стала она ногтями почесывать девушке волосы. А потом говорит:
— Доченька! Один купец привез нитку кораллов, ты ее не купишь?
Девушка ей отвечает:
— Ну-ка, где она? Дай посмотреть!
Девушка посмотрела и видит: это ее собственные кораллы, те, что она дала Хайдарбеяу. И тогда сказала старухе:
— Матушка, передай этому купцу, что теперь уже поздно. Меня просватали за моего двоюродного брата.
Старуха несолоно хлебавши вернулась домой. Пришла и говорит Хайдарбеку:
— Дитя мое, девушка говорит: мод, прошло время, меня просватали за моего двоюродного брата. Не сегодня-завтра свадьба.
И тогда Хайдарбек снова бросил ей кошелек, а в нем сто туманов. И сказал:
— Матушка, после свадьбы; когда жениха с невестой будут уводить в брачные покои, проведи меня туда.
А та отвечает:
— Если ты сбреешь себе усы и бороду, я могу это сделать.
— Я родился на свет, — говорит он, — чтобы быть мужчиной, с усами и бородой, а не для того, чтобы брить бороду в ходить безусым.
Так сказал он:
Еще один кошелек с сотней туманов вытащил Хайдарбек и его тоже отдал старухе. И тогда старуха сказала:
— Как бы там ни было — а я все сделаю.
И вот настал день свадьбы Санамбар. Бьют в бубны и барабаны, дуют в карнаи — свадьба идет, плешивого Гадоуси уже ведут к воде. А Хайдарбек, который тоже пришел на свадьбу, взял с собой кишмиша и орехов, раздал ребятишкам и говорит:
— Кричите все: мол, ну и ну, ну и ну, взял ты себе объедки от турка-кызылбаша!
Они так и сделали.
Плешивый Гадоуси услышал это, разозлился и решил: «Сегодня ночью я эту девку убью».
Ну и вот, подстригли Гадоуси бороду и усы, одели его в одежду жениха, привели муллу и заключили брачный договор. Отвели их в брачные покои. Тем временем старуха надела на голову Хайдарбека белое покрывало и повела его к дворцу. Старуха вошла во дворец, сразу загасила светильник, и, пока было темно, спрятала Хайдарбека в печь, а потом сразу зажгла светильник снова.
Сказала:
— Да благословит господь, — и ушла.
А Гадоуси воссел на кресле — вне себя от гнева. Его невеста — двоюродная сестра — сидит в уголке. Мать Гадоуси говорит девушке:
— Дитя мое, твой, двоюродный брат гневается, подойди к нему!
Санамбар была очень разумной девушкой, она сказала так:
Ну что делать? Мать Гадоуси вышла вон, дверь закрыли, и все отправились по домам.
И вот, жених сидит в одном конце комнаты, невеста — в другом, и так они сидели, пока не наступила полночь.
Наконец девушка говорит:
— Двоюродный брат, что с тобой стряслось?
Гадоуси отвечает ей:
А девушка говорит:
Гадоуси встал со своего места и несколько раз ударил девушку ногой по голове. Стал метаться, искать меч, но меча не нашел.
И тогда девушку обуяла тоска и она сказала так:
Гадоуси услышал это и сказал:
— Так вот, значит, был у тебя дружок, вот ты его и вспоминаешь!
Хайдарбек вытащил меч и ударил плешака Гадоуси по шее. Изрубил его в куски, а девушку вывел из дома, посадил на коня, довез до развилки дорог и говорит:
— Ты езжай по той дороге, что идет направо, а я пойду попрощаюсь со старухой-матушкой.
Сошел с коня, девушка уехала, а Хайдарбек пошел в конюшню кашмирского судьи, увел оттуда тайком прекрасного коня со всей сбруей, сел на него верхом и приехал к старухе-матушке. И отдал ей все деньги, что у него остались.
Сделал это благое дело, сел на коня и поскакал. Как ни гонит коня — никак не может догнать девушку. В конце концов сошел с коня, зажег спичку, посмотрел: а следов нет, девушка по этой дороге не проезжала. Вернулся он обратно по своим собственным следам до развилки, пустился в путь по левой дороге.
А того-то я не сказал, что девушка, как только Хайдарбек с ней расстался, попала в руки сорока разбойников, которые и повезли ее по левой дороге. Ехали они, ехали и остановились в глухом месте. И стали они тут спорить из-за девушки. Один говорит: она мне достанется, другой говорит: она мне достанется. А девушка сказала:
— Я — один человек, одному я и достанусь.
И вот так они спорили, и пока они спорили, настиг их Хайдарбек. Услышал он, что говорят разбойники, и говорит:
— Что вы спорите! Эта девушка — не безродная, не чужая всем, что вы ее так делите.
И тогда все сорок разбойников бросились на Хайдарбека, а Хайдарбек положил руку на рукоятку меча, выхватил меч и всех разбойников одного за другим отправил в ад.
Санамбар поцеловала руку Хайдарбеку и говорит:
— Да стану я жертвой за твою руку.
И они вернулись к развилке и поехали по правому пути. Наступило утро, и они остановились возле одного источника.
Хайдарбек вынул лук и стрелы и подстрелил несколько голубей. Они зажарили их, поели. Хайдарбек положил голову на колени девушке и заснул.
Оставь их там, а сам послушай немного о Кашмире. Утром мать Гадоуси подошла к дверям брачного покоя, думает: «Посмотрю-ка я, стал мой сын шахом иди нет?»
Открыла дверь и видит: Гадоуси изрублен в мелкие куски, кошки дерутся друг с другом из-за его мяса. Увидела она это и пошла к судье Кашмира. Стала рвать себе волосы на голове по одному и завопила:
— У твоей дочери был любовник! За что ты обрек моего сына на смерть?
Услышал это судья, вынул из мешочка чернильный прибор и написал приказ: собраться всем от двадцатилетних до тридцатилетних. Короче говоря, собрал большое войско. И войску этому приказал двигаться по следам дочери и Хайдарбека.
Теперь послушай о Санамбар и Хайдарбеке. Санамбар поглядела в сторону Кашмира и видит: идет несметное войско, такое, что былинки на земле сосчитать и то можно, а этому войску счета нет. И уронила она слезу на лицо Хайдарбеку.
Хайдарбек проснулся и говорит:
— Сердце мое, вера моя, почему ты плачешь? Может быть, не лежит ко мне твоя душа?
А девушка говорит:
— Душа моя с тобой, но посмотри ты в сторону Кашмира! Хайдарбек посмотрел в сторону Кашмира и увидел, что идет огромное войско. И сказал так:
Тем временем войско подошло близко к ним.
Санамбар сказала Хайдарбеку:
— Я тоже пойду в бой.
Началось сражение. Девушка ощутила в себе могучую силу, выехала на поле брани и стала сражаться. Но тут кто-то из воинов бросил аркан и схватил девушку.
Хайдарбека охватил гнев, и он стал так биться, что никто не мог с ним справиться. Рассек он аркан, который накинули на девушку, и освободил ее. И хотел убить того воина, что метнул аркан. Но девушка сказала:
— Не убивай этого человека, это мой отец.
И когда она это сказала, Хайдарбек бросил аркан и пленил кашмирского судью. И судья Кашмира сказал ему:
— Дитя мое, если ты такой могучий и смелый витязь, почему ты не пришел ко мне сам? Я отдал бы за тебя свою дочь.
А Хайдарбек говорит:
— Если бы я раньше пришел в Кашмир и стал бы у тебя сватать твою дочь, ты сказал бы: «Сожгите его на костре из собачьего помета». Сейчас ты увидел мою силу, потому так и говоришь.
Ну, и судья Кашмира вернулся к тому войску, что у него осталось, и они поплелись обратно в Кашмир. И Хайдарбек вместе с девушкой поехал в Исфахан.
И тогда Хайдарбек сказал Санамбар:
— Девушка, я везу тебя не для себя, а для моего повелителя, шаха Аббаса.
А девушка ему отвечает:
— Если бы я знала, что ты везешь, меня для шаха Аббаса, я бы после того, как ты убил Гадоуси, не позволила тебе перебить полвойска моего отца.
— Любовь моя, вера моя, — говорит Хайдарбек. — Когда мы достигнем Исфахана, позовем шаха Аббаса в гости. Он спросит тебя: «Девушка, кого ты хочешь в мужья — шаха Аббаса или Хайдарбека?» А ты ответь ему: «Во-первых — шах. Во-вторых — шах. А в третьих — да не позволит господь ничьим хлопотам, пропасть втуне». И тогда, я знаю, шах Аббас отдаст тебя мне.
Эти слова немного утешили девушку. Поехали они дальше, ехали, ехали и добрались до Исфахана.
И вот Хайдарбек устроил у себя дома пир. Устроил все, как полагается и позвал шаха Аббаса. Шах Аббас пришел к Хайдарбеку, приветствовал его и услышал ответ. Сели они, подала кушанья, началась беседа о том, о сем, и вот Хайдарбек говорит:
— О шах, я привез с собой девушку — дочь кашмирского судьи. Что ты скажешь?
И тогда шах Аббас сказал, обращаясь к девушке:
— Девушка! За кого ты хочешь пойти — за шаха Аббаса или за Хайдарбека?
Девушка говорит:
— Во-первых — шах, во-вторых — шах, а в третьих — господь да не оставит ничьих хлопот без воздаяния.
Шах Аббас встал со своего места и поцеловал девушку в лоб. Сказал ей:
— Отныне ты — моя дочь, Хайдарбек — мой зять.
Семь суток били в барабаны, стучали в бубны, дули в карнаи — шах выдал Санамбар за Хайдарбека.
И пусть господь исполнит желания всех мусульман так, как он исполнил желания Хайдарбека.