Марикита и семеро братьев — разбойников

Жили на свете муж с женой, и было у них семеро сыновей. Долго они дочку ждали и дождались наконец — родилась девочка. И до того мила была, что отец души в ней не чаял, а сыновей словно и не замечал. Вот и ушли они из дому, а на прощанье подарили сестре колечко.

Выросла девочка и такая стала красавица, что глаз не отвесть. Вздумалось ей как-то пойти погулять — и заблудилась она в лесу. День бродит, другой — никак дороги домой не найдет. Вдруг видит — хижина. Постучалась — никто не ответил. Дверь отворила, зашла. Внутри — никого, только огонь в очаге еле теплится, а на столе посуда грязная. Прибрала Марикита дом, вымыла посуду, еду приготовила, а сама спряталась — на дерево, что у порога росло, забралась.

Вернулись домой разбойники. Видят — в доме чисто, прибрано, стол накрыт и еда приготовлена. Удивились братья:

— Кто это постарался для нас?

Взяли они от каждого кушанья по куску и бросили в плошку песику — такая у них привычка была. И песик поел, и разбойники славно поужинали.

На другой и на третий день все в точности повторилось. Решили братья вызнать наконец, кто заботится о них. Как рассвело, ушли шестеро братьев на промысел, а седьмой остался. Но девушка пересчитала уходящих, и в этот день с дерева не слезла.

На другое утро все семеро ушли, но вернулись не к вечеру, как обычно, а в обед — не успела она спрятаться. Испугалась Марикита, как увидала разбойников, а младший брат колечко дареное на руке у нее углядел, и говорит:

— Да это сестра наша!

Как же обрадовалась Марикита, что не к чужим людям, а к братьям своим попала! А братья налюбоваться на нее не могли.

— Теперь, — говорят, — вместе заживем! Ты и дом приберешь, и еду приготовишь, а мы тебя в обиду не дадим!

И стали, уходя, оставлять дома песика, чтоб сестру охранял. А ей такой наказ дали:

— Когда тебе поесть захочется, не забудь, первый кусок обязательно песику дай, — такой у нас обычай. А не то обидится он, задерет заднюю лапку над очагом, а мы без ужина останемся.

А младший, уходя, остерег сестру:

— Из дому не выходи! Здесь поблизости дракон с драконихой живут, на клочки разорвать могут!

Как велели братья, так Марикита и делала: всегда песику первый кусок отдавала и из дому — ни на шаг. Но как-то раз лакомилась она орехами, а про песика забыла. Обиделся он, задрал лапку над очагом, покропил, и остался дом без огня.

Опечалилась девушка. «Что, — думает, — братьям скажу? Рассердятся ведь, если ужин не сготовлю!»

Собралась с духом и решилась пойти к драконихе огня попросить, раз нет других соседей.

Приходит к драконихе и говорит:

— Сделай милость, одолжи огня! Не могу я братьев без ужина оставить!

Дала ей дракониха головешку да велела убираться поскорей — вдруг дракон не ко времени вернется, головешки недосчитается или, того хуже, девушку в доме своем увидит.

Взяла Марикита головешку и побежала домой — рада-радехонька, что огонь добыла. А дракон как вернулся, так еще с порога заорал:

— Дух человечий чую! Эй, дракониха, тащи сюда отродье людское, а не то жизни лишу!

— Да будет тебе! — отвечает жена. — Нет у нас никого! Утром, правда, сестренка семерых разбойников заходила — огня попросить.

А дракон не унимается.

— Она у меня узнает! — кричит.

Дверью хлопнул и полетел к девушке, кричит с порога:

— Верни головешку!

Она заплакала:

— Как же я, — говорит, — без огня братьям ужин сготовлю?

— Ладно уж! — отвечает дракон. — Пускай тебе головешка остается, но с условием: я сюда каждый день приходить буду, а ты, как увидишь меня в окно, пальчик в замочную скважину просунешь. Я из тебя соки высосу и пойду себе!

Что было делать бедняжке? Согласилась Марикита. И стал что ни день высасывать дракон из нее соки. Сохнет девушка, а у братьев душа болит.

— Что с тобой? — спрашивают. — Отчего еда тебе впрок не идет?

Наконец открылась Марикита братьям — рассказала им про дракона. А старший говорит:

— Ты завтра дракону пальчик не давай! Скажи, пускай по лесенке поднимется да и заберет свою головешку!

А сами вырыли под лесенкой яму глубокую и нарочно две перекладины гнилыми досками заменили.

А когда полез дракон за головешкой, сломалась под ним лестница, свалился он в яму и расшибся насмерть. Закидали разбойники ту яму землей — похоронили дракона. А по весне выросла на том месте петрушка, хоть никто ее и не сеял. Увидали братья зелень и говорят сестре:

— Ты эту петрушку не рви! Она в еду не пригодна: если съест ее кто, тотчас быком черным обернется.

Поначалу осторожна была девушка: и близко к петрушке не подходила! А потом забыла. Сорвала пучок и кинула в суп. Поели братья и обернулись семью черными быками.

И пришлось девушке пасти их на ближнем лугу. Там и увидал ее принц и сразу влюбился.

— Замуж за меня пойдешь? — спрашивает.

— Я бы пошла, — отвечает девушка, — да не могу. Эти быки — братья мне. Кто ж о них заботиться станет?

— О братьях не тревожься! — отвечает принц. — Мы их с собой заберем. В замке и для них еда найдется!

На том и порешили. Сыграли свадьбу. А с быками во дворце как с самыми дорогими гостями обходились, чтоб сестре угодить.

Но вскоре пришлось принцу на войну отправляться — оставил он жену свою и братьев ее на попечение придворных.

И вот однажды служанка-негритянка пошла за водой к ручью и увидала в воде отраженье — надо же было королеве из окошка высунуться! Вот служанка и ошиблась: подумала, что это ее лицо в воде отражается.

— Экая я раскрасавица! — говорит. — Так с какой же стати мне по воду ходить да кувшин таскать? Не буду!

И разбила кувшин.

А королева услыхала, как негритянка своей красотой похваляется, и засмеялась. Подняла служанка голову и поняла, что ошиблась: стоит у окна королева — смеется, волосы гребнем чешет. И задумала служанка недоброе.

— Давайте, — говорит, — я вас причешу! Спускайтесь вниз!

Королева и спустилась. Стала негритянка ее причесывать и воткнула ей в голову булавку. В тот же миг обернулась королева белой голубкой.

— Лети, — говорит служанка, — на все четыре стороны!

А сама надела королевское платье, села на трон и стала свой порядок во дворце наводить. Первым делом велела быков на работу погнать:

— Нечего им бездельничать! Ишь, как раздобрели, дармоеды!

Впрягли быков в работу: стали они камни тяжелые возить. Вернулся король с войны, поглядел на королеву и обомлел:

— Что это, — говорит, — с тобой сталось, милая? Отчего лицо у тебя почернело?

— От солнца! — отвечает служанка. — Я же на башне сидела, тебя ждала!

С той поры переменился король. Целыми днями молчит, сидит, запершись, или по саду один бродит — тоска его душу гложет. А голубка белая всякий день в королевский сад прилетает. Слуги уж и привыкли к ней. И вот как-то села голубка на ветку и заговорила человеческим голосом. Слуги ушам своим не верят, а голубка спрашивает:

— Как там королю с негритянкой живется?

— Да уж чего хорошего! — отвечают ей. — То печалится, то грустит.

— А быкам как живется?

— Хуже и не придумать! Камни таскают да слезы льют!

И полетела голубка прямо к королевскому окну, влетела в опочивальню. С первой минуты пришлась она королю по душе: на руки он ее взял, к сердцу прижал, по головке гладит.

А тут и обедать время пришло. Король голубку к столу пригласил. Она у него с тарелки поклевала, а к той тарелке, с которой самозванка ела, задом повернулась да и напакостила ей прямо на лакомый кусок. Та разозлилась, а король умиляется:

— Что за прелесть эта голубка! Перышки шелковые, как снег белые!

Гладил, гладил король голубку и вдруг наткнулся на булавку. Вынул — и в тот же миг стала она опять королевой, и все, что приключилось с ней, королю рассказала. Как же обрадовался он жене своей! А служанку-самозванку приказал убить за ее злодейство. Быков же велел привести во дворец и каждого той самой булавкой в голову уколол — и стали они людьми.

С той поры в замке горя не знали. Всем место нашлось, на всех счастья хватило!

 

Грильо-ясновидец

Приключилась эта история с Грильо — его у нас Кузнечиком прозвали. Жил он хуже некуда — ни дохода, ни прихода. И взбрело ему в голову заняться хоть чем-нибудь да подзаработать. Решил он сделаться ясновидцем, а для того пробрался в один дом, в другой, высмотрел кое-что да и припрятал в укромных местах. Вернулся домой и повесил на двери своей лачужки вывеску «Ясновидец». Приходит к нему женщина:

— У меня, — говорит, — простыня пропала!

А Кузнечик-то знает, где простыня (как не знать — сам воровал!)

— В ведре, — говорит, — ищи!

Нашла женщина свою простыню и принесла Кузнечику на радостях булку да кольцо колбасы.

Приходит к Кузнечику сеньор:

— Конь, — говорит, — у меня пропал!

А Кузнечик знает, где конь, — сам воровал. Отыскался конь — и получил Кузнечик от сеньора в награду вкусный окорок.

Вскоре слава о Кузнечике-ясновидце по округе пошла. Живет Кузнечик, поживает, добра наживает и в ус себе не дует. Но тут-то и подстерег его случай.

Стучат. Пошел Кузнечик, отворил дверь и видит — король за ним Капитана с солдатами прислал.

— Кольцо, — говорит Капитан, — драгоценное у короля украли. Найти велит!

Что делать? Как пропажу отыскать? Ведут солдаты Кузнечика к королю, а у него душа в пятках. «Пропал я! — думает. — Ох, пропал!»

Шли они, шли, и вдруг Капитан спрашивает Кузнечика:

— Может, есть хочешь?

— Хочу! — отвечает Кузнечик. — Как не хотеть! Ведь семь лиг, не меньше, должно быть, отшагали!

— Сейчас привал сделаем! Король велел хорошо с тобой обращаться: кормить-поить досыта.

— Раз велел — исполняйте! — говорит Кузнечик, а сам думает: «Хоть наемся от пуза напоследок!»

И наелся так, что чуть не лопнул. Прошли еще лиги четыре, остановился он и говорит:

— Что-то я проголодался. Надо бы поесть.

Так они и шли: четыре лиги — привал. И сделался Кузнечик к концу пути поперек себя шире. Привели его, наконец, к королю.

— Слушай, Кузнечик, зачем я тебя позвал! — говорит король. — Кольцо у меня украли, а мне без кольца никак нельзя, я его от отца в наследство получил. Раз ты ясновидец — отыщи! А не найдешь — жизни лишу.

— Трудное это дело! — говорит Кузнечик. — Дайте мне, Ваше Величество, три дня сроку. Подумать надо!

— Согласен! — отвечает король.

И повелел, чтоб лучше думалось, запереть Кузнечика-ясновидца в башне: — Пускай ест-пьет досыта, но под замком!

«И на том спасибо, — думает Кузнечик. — Умру не на голодный желудок!»

Вот уж и первый день кончается. Несет слуга ужин Кузнечику. Тот, как увидал слугу, о сроке вспомнил да и запричитал:

— Один, другой да третий — всего ничего! Один уж считай что прошел! А я разве нашел?

Слуга услыхал про «одного» (а их, воров, было трое), опрометью кинулся на кухню и говорит своим товарищам:

— Кузнечик-то и впрямь ясновидец! Распознал меня!

На другой день ужин Кузнечику понес другой слуга. Увидал его Кузнечик, вздохнул тяжко и говорит:

— Один, другой да третий — всего ничего! Один пролетел, за ним — другой. Что ж будет со мной?

Как слуга услыхал про «другого», так к двери и попятился. Прибежал на кухню и все своим сообщникам рассказал.

На следующий день ужин Кузнечику понес третий слуга. Увидал его Кузнечик и чуть не зарыдал:

— Один, — говорит, — прошел, другой за ним следом, а вот и третий с обедом.

Понял третий слуга, что и про него ясновидцу известно, кинулся к Кузнечику и взмолился:

— Не выдавай нас! Сколько хочешь, заплатим и где кольцо, скажем, только не выдавай!

Кузнечик оторопел, слова вымолвить не может, — да оно и к лучшему. Сообразил, наконец, наш ясновидец, что к чему, и велит:

— Говори, где кольцо? И три тысячи реалов готовь! Тогда не выдам!

Так и узнал Кузнечик, что слуги надежно кольцо спрятали — павлину скормили.

Наутро привели Кузнечика к королю.

— Где кольцо? — спрашивает король.

— У павлина в брюхе! — отвечает наш ясновидец. Зарезали павлина и отыскали кольцо. Чем только ни одарил король ясновидца на радостях! И по саду прогуляться пригласил. Пока гуляли, поймал король кузнечика, зажал в руке и говорит:

— Ну-ка проверим, какой ты ясновидец! Угадаешь — принцессу за тебя выдам, а не угадаешь — жизни лишу! Отвечай: что у меня в руке?

Понял наш ясновидец, что дела его плохи, и запричитал:

— Конец тебе пришел, Кузнечик!

— Ну и ну! — удивился король. — Опять угадал! Так тому и быть — отдам за тебя принцессу!

Сыграли свадьбу, и зажили молодые душа в душу. На том и сказке конец.

 

Три желанья

Жили на свете бедняки — старик со старухой. Был у них земли клочок — с него и кормились. Сидели они как-то зимним вечером у камелька, грелись да перебирали в уме чужое добро.

— Была б у нас земля, как у кума, и горя б не знали! Наша-то ни на что не годна! — говорит старик.

— Да если б дом не хуже соседского! Наш-то, ткни пальцем — развалится! — вторит ему старуха.

— Мула бы такого, как у кума! Наша-то ослица не то что хворост — ноги еле таскает! — говорит старик.

— И хорошо бы свинью, да пожирнее, как у соседей! Все им ни за что ни про что достается! Вот бы и нам так!

И не успела старуха договорить, как увидала фею! Махонькая, словно бабочка, залетела она в комнату через дымоход. На голове у нее сияла корона золотая, как у королевы; волосы окутывала мантилья, тонкая и прозрачная, как туман; платье, усыпанное искорками, переливалось всеми цветами радуги, — а в руках у феи была волшебная палочка червонного золота, увенчанная сияющим рубином.

— Меня зовут фея Фортуната, — объяснила она. — Я слышала ваши жалобы и спустилась, чтобы утешить: три ваших желания исполнить. Одно желание загадаешь ты, старик, другое — ты, старуха, а третье загадаете вместе. Первые ваши желанья сами собой сбудутся, а третье я исполню, когда прилечу сюда завтра в тот же час. Так что у вас будет время подумать.

Сказала — и исчезла в колечке дыма над очагом.

Обрадовались старик со старухой несказанно. Стали гадать, что бы такое пожелать, да и проспорили весь вечер без толку. «Ну, — думают, — утро вечера мудренее: проснемся, решим, как быть. А пока побеседуем на сон грядущий о пустяках».

Однако разговор по привычке свернул на богатых соседей.

— Вчера они колбасу делали. Не колбаса — загляденье! — сказал старик.

— Вот бы той колбаски на ужин! Зажарили б кусочек.

И не успела старуха договорить, как на сковороде появилась колбаса. Не колбаса — загляденье! Остолбенели старик со старухой — стоят, слова вымолвить не могут. Но уж когда вернулся к старику дар речи, стал он с досады старуху честить, на чем свет стоит:

— Обжора чертова! Утроба ненасытная! Это надо ж такую дрянь загадать! Вот дура-то! Сиди теперь со своей колбасой, чтоб она тебе к носу приросла!

И в тот же самый миг сорвалась колбаса со сковородки и прилепилась к старухиному носу.

Понял старик, что пропало и второе желанье, а винить, кроме себя, на сей раз некого.

Старуха же принялась отдирать колбасу. Из сил выбилась, а колбаса не отдирается. Ох, и изругала же она старика:

— Додумался! Пожелал! До чего ж душа поганая! Пускай я дура, да ведь дурью своей никому, кроме себя, не навредила! А ты? Ну, погоди, ты у меня поплатишься — ни на какое твое желанье не соглашусь! По мне, пусть колбаса эта отвалится, а там хоть трава не расти! Ни о чем другом просить не стану!

— Да ты что, жена? Мы земли хотели попросить!

— Не нужно мне земли!

— Мы дом хотели новый!

— Не нужен мне дом!

— Мы же клад хотели найти, чтоб ты на золоте ела!

— Не хочу на золоте есть!

— Что же, значит, с носом останемся?

— Вот именно! С носом!

И сколько ни просил старик, так ни на что больше старуха не согласилась. Замучила ее проклятая колбаса, а тут еще кот на плечо лезет — так и норовит колбасу куснуть. И пес вокруг скачет — у него при виде колбасы слюни текут.

Так что, когда снова явилась фея, попросили ее старик со старухой об одном: сделать, как было. Исполнила она их желание. То-то обрадовались старики!

 

Вошь да петрушка — вот и игрушка

Жил-был на свете король, и была у него дочь на выданье. Раз служанка расчесывала ей волосы и вдруг обнаружила вошь. Тотчас побежали с известием к королю.

— Ну и дела! — сказал король. — Слыханное ли дело: вошь во дворце!

И, вместо того чтобы раздавить вошь, король поместил ее в красивый флакон и повелел откармливать пшеничной мукой.

На другой день прогуливалась принцесса со служанкой по саду и увидела в траве росток петрушки.

— Какие красивые листочки! — воскликнула принцесса. — Сорвать их?

А король мимо проходили говорит:

— Нет, пусть живут. Поглядим, что получится.

Время шло — вошь все росла и толстела. Пришлось переселить ее в большой глиняный кувшин, так и кормили мукой. А росток петрушки поливали так щедро, что он рос, рос и сделался размером с большую сосну. А вошь уже не помещалась в горшке! Тогда король приказал заколоть ее и снять с нее шкуру. Смастерили из этой шкуры принцессе бубен, а на обруч его пошла древесина петрушки.

Тут разослал король гонцов во все концы с новостью, что выдаст свою дочь за того, кто угадает, из чего сделан бубен принцессы. А кто ошибется, тому через три дня головы не сносить.

Со всех сторон стекались во дворец попытать счастья принцы, герцоги, маркизы и прочие важные особы и никто загадку не разгадал: всех казнить пришлось.

Услыхал пастух королевского глашатая и говорит матери:

— Приготовь-ка, матушка, мою котомку. Охота и мне попытать счастья во дворце. А ну как угадаю, из чего он, этот самый принцессин бубен?

— Куда тебе, недотепе? — говорит ему мать. — Или не знаешь, сколько графов и баронов сложили там головы? Где уж тебе, дурню, загадку разгадать, когда ничего-то ты на свете не нюхал, кроме овечьей вони?

— А что они, кроме книжек видали? А я в кожевенном деле разбираюсь получше многих и в лесу каждое дерево знаю.

Услыхала мать эти слова и собрала сына в дорогу.

Шел он, шел, видит — великан скалу подпирает: нависла она над селеньем, того и гляди рухнет.

— Как тебя звать? — спрашивает пастух.

— Соберись-с-Силой, — отвечает тот.

— А много ли платят за твою работу?

— Песету в день.

— Я тебе три заплачу. По рукам?

И пошли они дальше вместе.

Шли, шли, видят — какой-то чудак из ружья в небо целится.

— Что делаешь? — спрашивают.

— Да вот жду, не появится ли откуда рой мошек. За каждую убитую мошку мне по десять сантимов платят. А звать меня Зоркоглазом.

— У меня по три песеты за каждую будешь получать, — говорит пастух.

И пошли они дальше втроем. Шли, шли, видят — какой-то человек приложил ухо к земле и слушает.

— Что делаешь? — говорит пастух.

— Тсс! Тише! Слушаю, как растет трава. А зовут меня Слухачом.

— Ну и сколько же тебе платят, Слухач?

— Да, честно говоря, шиш с маслом дают, а я рассказываю, зреет ли урожай.

— Что ж, впредь будешь получать три песеты. Согласен?

И Слухач пошел с ними. Шли они, шли и видят — стоит человек, и такие рулады задом пускает, что земля дрожит.

— Что ты делаешь? — спрашивают.

— Да вот, мельнице, что стоит в трех милях отсюда, крылья вращаю. А зовут меня Большой Ветродуй.

— Что ж поближе не подойдешь?

— Эх, не знаете вы моей силы! Встань я поближе, от мельницы камня на камне не останется!

— И сколько же тебе платят?

— Два реала утром и два вечером, если есть помол.

— Я буду платить тебе три песеты, пошли с нами.

Согласился Большой Ветродуй, и пошли они вместе. Шли, шли, видят — сидит человек, сам к дереву привязан, а на ногах мельничные жернова.

— Что это с тобой? — спрашивают.

— Ничего, — отвечает. — Да только если меня отвяжут, я мигом весь мир обегу. А зовут меня Скороходом.

— Ладно, если обещаешь не убегать и пойти вместе с нами, мы тебя освободим, — сказал пастух. — Теперь нас шестеро, и довольно. Больше никого не возьмем.

Скороход с радостью согласился, и его отвязали. Потом все уселись на мельничные жернова, а Соберись-с-Силой и Большой Ветродуй их подтолкнули, каждый по-своему. Не успели путники и глазом моргнуть, как очутились возле королевского дворца.

Тут пастух и говорит:

— Ну вот, теперь и передохнуть не грех.

Сели они отдыхать.

Вдруг Зоркоглаз приметил посреди лужи муравьишку — барахтается, бедный, в воде, а выбраться не может. Пастух выловил его да и сунул в котомку.

Остановились друзья на ночлег как раз напротив дворца.

Пастух даром времени не терял — прямо к королю отправился, а остальные остались его дожидаться. Входит в королевские покои и говорит: пришел, мол, угадать, из чего сделан бубен принцессы.

— Что ж, вот он, смотри, — отвечает король.

Ходил-ходил пастух вокруг бубна: то кожу пощупает, то ободок погладит. Думал, думал и говорит:

— Сдается мне, пошла на бубен шкура козленка, а обод — из рога.

— Сдается-то, может, тебе и сдается, да только не угадал ты. Приходи завтра. А коли в три дня не додумаешься — пеняй на себя: сам знаешь, что тебя ждет.

Закручинился пастух, пришел к своим товарищам и рассказывает, как дело было. Тут Слухач и говорит:

— Ждите меня тут — я мигом все вызнаю.

Подкрался к дворцу с заднего крыльца, приложил ухо к стене и слышит, как принцесса со служанкой беседуют:

— Вот беда-то, — говорит королевская дочка. — Сколько герцогов и маркизов гибнут один за другим!

— Вот-вот, — откликается служанка, — еще поди знай, что за свиное рыло отгадает, что ваша игрушка — вошь да петрушка.

— Тише! Неровен час, кто услышит!

— Кому тут слышать, — удивилась служанка. — Кроме нас, здесь ни одной живой души!

Поспешил Слухач назад и рассказал пастуху, что узнал. На другой день является пастух ко двору.

— А вот и я! Покажите-ка мне бубен еще разок!

Дали ему бубен. Он сделал вид, будто думает. Крутил его, рассматривал со всех сторон, да вдруг и говорит:

— Я знаю, что это! Вошь да петрушка — ваша игрушка!

Все вокруг так и онемели от изумления. Неужели, думают, принцесса замуж за простого пастуха пойдет. Принцессе это не по вкусу пришлось. А король на своем стоит:

— Раз я обещал, так и будет! Слово короля сказано не зря! А вот испытать жениха я могу — на то и обычай!

Сказано — сделано. Призвал король пастуха:

— Отдать-то за тебя дочь я готов, да вот незадача: все ее бумаги в Риме остались. Не добудешь их к завтрашнему дню — не бывать свадьбе, так и знай!

Закручинился пастух, голову повесил и побрел на постоялый двор к друзьям.

— Не горюй, — молвил Скороход. — Я мигом!

И полетел как ветер в город Рим. Друзья не успели и «аминь» шепнуть, а уж он назад поспешает и бумаги в руке: «На, держи!»

Отправился пастух во дворец. Идет, а навстречу ему — ведьма. И ну его заговаривать! Говорит, говорит, а пастуха так в сон и клонит — почти усыпила его ведьма. Увидел тут Зоркоглаз, какая беда, схватил ружье, да и уложил наповал злую колдунью. От грохота пастух сразу проснулся, понял, в чем дело, — и поспешил к королю.

— Ладно, — говорит король, — на этот раз твоя взяла. А теперь ступай-ка ты в амбар да к утру разбери на три груды весь маис, что там есть, на хороший, средний и плохой.

Отвели пастуха в амбар и заперли там на замок. Смотрит он, а маиса видимо-невидимо — гора до самого потолка. «Ну, — думает, — теперь я пропал». Вдруг слышит рядом тоненький голосок:

— Не кручинься, дружок, я тебя выручу.

То был спасенный муравей, что прятался в пастушьей котомке. Осторожно взял его пастух двумя пальцами и выпустил. Всю ночь муравей трудился без роздыха, а к утру перед пастухом лежало три груды отменно разобранного маиса — хороший, средний и плохой. Кто-кто, а уж муравьи-то знают толк в зерне!

— Что ж, — обратился тогда король к дочери, — пастух выдержал испытание. Придется тебе за него замуж идти.

Тут вперед выступил граф, страстно влюбленный в принцессу, и говорит пастуху:

— Уступи мне руку принцессы, я дам тебе столько золота, сколько сможешь унести.

— Идет, — согласился пастух, — но с одним условием: друзья подсобят мне нести выкуп.

— Что ж, ладно. Только не все — один.

Призвал тут пастух на помощь Соберись-с-Силой, тот и явился с мешками. Набили один мешок золотом, и Соберись-с-Силой вскинул его на плечо, как перышко. Набили второй — Соберись-с-Силой и его поднял с легкостью. Потом третий, четвертый, пока граф не признался, что больше у него золота нет, а значит он от сделки отказывается. Услыхали это пастух и Соберись-с-Силой и бросились наутек, прихватив добычу. Король выслал в погоню целое войско, да не тут-то было: встал на пути Большой Ветродуй, повернулся задом к преследователям да такую канонаду устроил, что с первого залпа полетели королевские конники вверх тормашками. А Соберись-с-Силой и пастух к друзьям поспешили. Сошлись они вместе и по-братски поделили богатство между собой — никого не обидели.

 

Проповедь в день святого Роха

Рассказывают, будто некогда один священник, родом из Кордовы, отправился в день святого Роха в селенье произнести проповедь. Ехал он туда с неохотой: ходили слухи, что в тех краях на проповедях не больно-то разживешься.

Прибыл он на место и первым делом направился в церковь исповедовать окрестный люд. А во время исповеди взял да и спросил у одной прихожанки:

— Не скажете ли, сеньора, отчего в ваших краях проповедь так скудно оплачивается?

Та отвечает:

— Видите ли, сеньор священник, не хотелось бы мне про то говорить, но так уж и быть, скажу, коли угодно вашему преподобию.

А священник и говорит:

— Не беспокойтесь, почтеннейшая! Никто об этом не узнает. Мне просто интересно, отчего у вас проповедь так низко ценится.

И вот что она ему поведала:

— Дело вот в чем, святой отец. Мы тут святого Роха чтим, а проповедники обычно мало о нем говорят! А у нас как заведено? Проповедь начинается, а наш альгвасил уже сидит поближе к амвону, серп и палочку в руках держит. Всякий раз, как проповедник помянет имя святого Роха, альгвасил зарубку на палочке делает. А после окончания службы священнику платят — по реалу за каждую зарубку.

Обрадовался священник. И начал проповедь такими словами:

— Братья и сестры! Вы все знаете, что сегодня день святого Роха.

Альгвасил — чирк! — зарубку на палочке.

Священник продолжает:

— И вот в день святого Роха мы возносим хвалу святому Роху.

Альгвасил — чирк, чирк! — еще две зарубки. Так и пошло:

— О, блаженный, святой Рох! Мудрый святой Рох! Святой Рох на небеси и на земли! Все поклоняются святому Роху! Все взывают к святому Роху! Все славят святого Роха! Сегодня даже лягушки в пруду вместо «кваква» выкликают: «Рох, Рох, Рох!»

Альгвасил без роздыха — чирк, чирк, чирк по палочке.

А проповедник не унимается:

— Вознесем же всем миром хвалу святому Роху! Раз случилось святому Роху посетить одну селению. Все женщины целовали руку святому Роху. Все мужчины целовали руку святому Роху, и все девушки тоже целовали руку святому Роху!

Альгвасил — чирк, чирк, чирк серпом.

А священник удержу не знает:

— Возвращается святой Рох в свою обитель. Земляки валом валят навстречу святому Роху, женщины целуют руки святому Роху. Дети целуют руки святому Роху. Даже мужчины целуют руки святому Роху. А уж девушки! Девушки наперебой целуют руки святому Роху. Словом, все-все-все целуют руки святому Роху.

Альгвасил — чирк, чирк, чирк — прямо со счета сбился…

А проповедник знай разливается:

— Святой-то Рох в отчем краю давненько не бывал. Вернулся — тут его, святого Роха то есть, просьбами одолели. Один зовет святого Роха к своему захворавшему ребенку, другой просит святого Роха исцелить слепого. Одна женщина хочет, чтобы святой Рох исцелил ее мать, а муж той женщины не хочет, чтобы святой Рох тещу на ноги поставил. А их сосед просит святого Роха исцелить его мать, а жена его просит святого Роха не вмешиваться. Какая-то женщина просит святого Роха вылечить ее дочь от проказы и найти ей жениха, а другая — чтоб святой Рох помог отбить жениха у соперницы. Словом, все какой-нибудь милости ждут от святого Роха, потому что чудотворец он великий, святой-то Рох, да еще потому…

Тут альгвасил вскакивает и перебивает священника:

— Погодите, — кричит, — ваше преподобие! Дайте мне за новой палочкой сбегать, — на этой уж и места не осталось!

Тогда и алькальд вскочил:

— Тащи, да побольше! — говорит. — Хоть двадцать палок, все мало будет: он нам про святого-то Роха еще долго рассказывать будет!

 

Волк и три козочки

Жили на свете три козочки. Всякий день поутру паслись они на лугу, а вблизи волк рыскал и все раздумывал, как бы ему козочек сожрать.

И вот однажды повстречался он со старшей козочкой — одна она погулять вышла. Увидал ее волк и думает: «Надо всех троих заманить!» И говорит:

— Послушай, козочка! Приходи ко мне в гости и сестренок с собой бери! Завтра в полдень. Я вас обедом вкусным угощу, конфет накуплю, сладостей!

Вернулась козочка домой и рассказала сестренкам про приглашение. Они было обрадовались, но мать, как узнала, велела никуда не ходить: «Ох, глупые! Сожрет вас волк!»

Козочки испугались, дома сидят, а мать по делам пошла и строго-настрого наказала дочерям:

— Смотрите, никому, кроме меня, дверь не отворяйте!

Ждал, ждал волк козочек, а их нет как нет. «Дай, — думает, — сам к ним пойду». И пошел, отыскал их дом, постучался. А козочки спрашивают:

— Кто там?

Волк и отвечает:

— Откройте, доченьки! Матушка ваша пришла!

Все бы хорошо, да голос на матушкин не похож — грубый, хриплый. Не поверили козочки:

— Неправда, не матушка это! У нашей матушки голос нежный!

Ушел волк ни с чем, а после вернулся. Но на этот раз уж постарался, голос изменил. И говорит так певуче, так ласково:

— Откройте, доченьки! Матушка ваша пришла!

Старшая козочка хотела было дверь отворить, но младшенькая не дала.

— Погоди! — говорит. — Пускай тот, кто пришел, лапу свою под дверь просунет, а мы посмотрим: матушка это или кто другой.

Так волку и сказали. Он просунул лапу, а шерсть на ней черная-пречерная. Испугались козочки.

— Нет, — говорят, — не пустим мы тебя! У нашей матушки ножки беленькие!

И снова ушел волк ни с чем. Посидел дома, подумал и решил: «Суну-ка я лапу в муку!» Сказано — сделано.

Увидали на этот раз козочки белую лапу под дверью — и поверили, отворили злодею. Волк прямо с порога на них кинулся и тут же двух старших сожрал.

А младшенькая вырвалась, в окошко выскочила и к матушке побежала. Рассказала ей, что с сестренками приключилось, и пошли они домой, слезы утирая. Вдруг видят волка — спит себе под деревом на речном берегу.

Коза подкралась к нему и рогами брюхо вспорола — тут-то две козочки живехонькие и выскочили. А коза набрала камней, в брюхо волку насовала и зашила покрепче.

Проснулся волк и думает: «Да что такое со мной? Можно подумать, что не козлятиной полакомился, а камней наглотался! Дай-ка водички попью!» Наклонился к реке, а камни его вниз и потянули. Свалился волк в реку и утонул.

 

Горошинка

Жили на свете муж и жена, и не было у них детей. Просили они Бога, чтоб сына им послал, хоть самого маленького. Просили-просили — и родился у них сын, маленький, как зернышко гороха. Так и назвали его Горошинкой.

Только он на свет появился, как говорит матери:

— Матушка, я хлеба хочу.

Дала ему мать каравай. А он съел и еще просит. Мать еще дала, потом еще и еще. Съел Горошинка один за другим девяносто караваев и говорит матери:

— Приведи ты мне, матушка, нашу ослицу да собери отцу поесть, я ему в поле свезу.

— Куда тебе ехать, мал ты еще!

— А ты приведи, увидишь.

Что делать — привела мать ослицу, лукошко с едой к седлу приторочила. Подпрыгнул Горошинка, уцепился за лукошко, перебрался по холке и влез ослице в ухо. Кричит оттуда:

— Эй, пошла! Эй, пошла!

Так и погоняет ослицу, а та слушается. Посреди дороги встретились им цыгане. Видят цыгане, что ослица одна идет, и говорят:

— Вон ослица без хозяина, возьмем-ка ее себе.

А Горошинка кричит:

— Не троньте ее, есть у нее хозяин! Не троньте ее, есть у нее хозяин!

Услыхали это цыгане, решили, что ослица заколдованная, и разбежались от страха, кто куда.

А Горошинка приехал к отцу и кричит ослице:

— Тпру-у!

Встала ослица, а отец не знает, что и сказать от удивления. Слышит:

— Помоги мне, батюшка, из уха выбраться, я тебе поесть привез.

Удивился отец, помог. А Горошинка очутился на земле и говорит:

— Ты, батюшка, поешь, а я поле вспашу.

— Мал ты еще работать!

— А вот и не мал! Ты погляди, как я управлюсь.

Вспрыгнул волам на ярмо и кричит:

— Эй, пошел, Пегий! Эй, пошел, Пестрый!

Тронулись волы. Не успел отец поесть, а уж поле вспахано. Отвел Горошинка волов под навес, а сам прилег отдохнуть к Пестрому в кормушку. Вол и не заметил, как проглотил Горошинку. Смотрит отец, а сына нет. Стал он звать:

— Горошинка, ты где?

А Горошинка в ответ:

— Я у Пестрого в брюхе, батюшка! Убей его, а я тебе двадцать таких верну!

Что тут поделать! Убил отец Пестрого, вспорол ему брюхо — но сколько ни искал Горошинку в воловьих потрохах, не нашел. А ночью подкрался волк, съел потроха, а с ними и Горошинку.

Стал волк в гору подниматься, а Горошинка кричит:

— Пастухи, пастухи, держите волка! Пастухи, пастухи, держите волка!

Выбежали из шалашей пастухи, бросились на волка и убили его. Вспарывают ему брюхо, а Горошинка оттуда:

— Осторожней, меня не заденьте! Осторожней, меня не заденьте!

Обыскали пастухи волчье брюхо, а Горошинку так и не нашли.

Тогда сделали они из волчьей шкуры барабан, и оказался Горошинка в барабане.

А на пастухов разбойники напали. Разбежались пастухи, барабан бросили.

Разбойники уселись под деревом, стали добычу делить — много они всего награбили. Главарь их говорит:

— Этот кувшин тебе, этот ему, а этот мне.

Горошинка как закричит из барабана:

— А мне?

— Что такое? Кто это голос подает? Кто тут не согласен?

Переглянулись разбойники. Главарь снова за свое:

— Эта чаша тебе, эта ему, а эта мне.

А Горошинка снова:

— А мне ничего?

— Что такое?! — разозлился главарь. — Кто это голос подает?

Молчат разбойники. Тут Горошинка как ударит в барабан. Видят разбойники — барабан сам играет, кинулись врассыпную, все награбленное побросали.

А Горошинка продырявил барабан ноготком и вылез наружу. Собрал разбойничью добычу и домой отправился. Обрадовались отец и мать: сын живой да еще столько добра принес! Говорит Горошинка отцу:

— Обещал же я тебе, батюшка, что за одного Пестрого двадцать верну.

Так и жили они в радости и довольстве, пока не пришли в селенье разбойники. Захотел один разбойник пить и постучался в дом Горошинки, попросил, чтобы ему воды вынесли. Мать подала разбойнику воды в том, что под руку подвернулось. А подвернулась ей чаша из тех, награбленных. Разбойник хвать ее за руку и спрашивает:

— Откуда у тебя эта чаша? Ведь она моя!

Мать испугалась, вырвалась и поскорей в доме заперлась. А разбойник говорит своим товарищам:

— Узнал я, где наши сокровища. Этой ночью мы их добудем.

Но Горошинка, когда мать ему все рассказала, тоже времени даром не терял:

— Не гаси огонь, матушка, мало ли что понадобится!

А сам устроился возле очага, приготовил охапку хвороста, да котел со смолой на огонь поставил. В полночь слышит — забрались разбойники на крышу, перешептываются. А главарь сунул голову в дымоход и говорит:

— Вот здесь и заберемся. Обвяжите меня веревкой, я спущусь.

Горошинка мигом раздул огонь, хвороста подбросил, разжег как следует, — закипела смола. Главарь как закричит:

— Поднимайте, горю! Поднимайте, горю!

Не успели разбойники его подхватить — плюхнулся он прямо в котел и сварился заживо. А остальные разбежались и уж никогда больше в тех местах не показывались.

Птенец-бубенец, тут и сказке конец; щегол-щеголек, малым детям — урок.

 

Поющая сума

Жила-была девочка, и до того славненькая, что подарила ей мать в день именин золотое колечко. Колечко великовато было, но девочка так ему обрадовалась, что всюду с собой носила. Как-то раз послала ее мать к роднику кувшинчик воды принести. Пошла девочка, а у родника сняла колечко, чтобы не уронить в воду, и на камень положила. Помыла кувшинчик, зачерпнула воды и назад отправилась, а про забытое колечко только и вспомнила, как домой пришла.

Бросилась обратно, а колечка на камне нет. И там, и сям искала — нет колечка! Видит — у родника старик сидит, нищий. Спрашивает у нее:

— Что, красавица, ищешь?

Заплакала девочка и отвечает:

— Оставила я здесь на камне золотое колечко, а найти не могу. Если не отыщу, попадет мне от матери!

— Не беспокойся, дочка, — отвечает старик. — Поди сюда, сунь руку в суму и бери свое колечко, я его туда положил.

Только девочка к суме прикоснулась, как старик затолкал ее туда, затянул суму тесемочкой и на плечо вскинул.

И плакала девочка, и просила, а старик в ответ:

— Выпущу тебя, если будешь петь, когда скажу: «Пой, сума, как я хочу, а не то поколочу».

И стал он ходить по селеньям, пропитанья себе искать. Куда ни придет, положит суму посреди улицы и говорит: «Пой, сума, как я хочу, а не то поколочу». И девочка запевает:

Люди думали, что сума заколдованная, и бросали старику деньги. А тот соберет их, вскинет суму на плечо и в другое селенье отправляется. Так все и шло — много он денег скопил. «Теперь, — думает, — заживу на славу».

Как-то старик завернул на постоялый двор, спросил ужин. Наелся-напился, надо платить. Положил котомку на пол и говорит: «Пой, сума, как я хочу, а не то поколочу».

Девочка запела:

Пела она и плакала, и хозяйка заподозрила неладное. Тут старик пошел прогуляться немного, а суму решил в харчевне оставить. Вышел он — хозяйка сразу за суму, и видит: сидит в ней девочка, да такая славненькая, только от голода и холода чуть живая. Накормили ее, обогрели и спрятали. А в суму напустили всякой нечисти: жаб, крыс, змей да ящериц.

Поутру надо было старику за ночлег расплатиться, а денег жалко, и надумал он новых подсобрать. Положил суму на пол, но, сколько ни повторял: «Пой, сума, как захочу, а не то поколочу», — оттуда ни звука.

Расплатился старик, чем было, а сам от злобы чуть не лопается. Поднялся он в горы, чтобы суму на людях не развязывать, — и ну ее палкой колотить! Ругался, колотил, да так ничего и не добился, только нечисть в суме разозлил. Развязал тесемку, а твари все как бросятся на него, и давай кусать и жалить, пока до смерти не закусали. А девочка вернулась к отцу-матери и жила себе, поживала.

Хлеб, соль, огурец — тут и сказке конец.