Было или не было, сытно было или голодно, но в стародавние времена, говорят, существовало некое государство, в котором, согласно обычаям, бедняки могли продавать своих детей. В той стране у одной бедной старушки рос один-единственный сын. Из-за своей крайней, безысходной нищеты старушка была не в силах прокормить даже одного ребенка. Делать нечего, пришлось старухе после горьких, неутешных слез повести свое чадо на проклятое торжище.

У правителя была маленькая дочь. Ей тоже, как и тому мальчику, исполнилось семь лет. Однажды она обратилась к отцу:

— Дорогой отец! Купите мне какого-нибудь слугу для посылок.

Падишах, выслушав просьбу дочери, распорядился, чтобы доставили во дворец с торжища рабов мальчугана посмышленей и пригожего собой.

Прислужники падишаха, обойдя весь базар, наконец увидели старухиного сына — Гулямбаччу и сказали себе: «Наверное, лучшего и не найдешь, это именно то, что надо нашему падишаху». Они стали прицениваться.

— Сколько просишь за мальчика? — спросили царские прислужники у бедной старушки.

Та плачущим голосом поневоле произнесла: «Тысяча таньга…»

Прислужники падишаха, видя бедственное положение этой женщины и тронутые материнскими слезами, уплатили за ребенка втрое больше запрошенного и, забрав мальчика из ее дрожащих рук, поспешили с ним ко дворцу. А у несчастной матери кровавые слезы выступили на глазах. Внутри что-то больно сжалось, белый свет померк в очах. Так она еще долго сидела, сетуя на жестокую судьбу. Потом, едва овладев собой, тихо побрела к своей хижине. Придя домой, она не находила себе места и все ходила из угла в угол, будто овца, потерявшая своего ягненка. Оставим ее одну на этом месте, а теперь послушайте рассказ о совсем иной — дворцовой жизни.

Когда мальчик Гулямбачча был доставлен во дворец, падишах оглядел его внимательно и остался весьма доволен выбором. Показали мальчика-невольника и падишахской дочери. Юной девочке-принцессе мальчик пришелся по душе, ведь он оказался именно таким, о каком она мечтала. Затем падишах отдал в школу их обоих учиться — постигать грамоту. Находясь всегда вместе — в школе, в царских хоромах, они постоянно заботились друг о друге, оказывали услугу. Из года в год у них росла и крепла дружба и привязанность друг к другу.

На падишахской службе находился один визирь-советник. У него тоже подрастал сын. Обычно все важные государственные дела падишах решал вместе с этим визирем. В такие минуты визирь, пользуясь выгодным случаем, не забывал непременно вставлять в речь: «Ваша дочь и мой сын очень подходят друг другу». Между тем, видя, что Гулямбачча и падишахская дочка вступили в пору цветущей молодости, визирь каждый раз думал про себя: «Похоже, что государь позабыл о своем прежнем обещании». Стоило визирю увидеть Гулямбаччу, идущим рядом с принцессой, как его сердце переполнялось бессильной злобой. Однажды визирь пригласил падишаха в свой дом и устроил в его честь пир. Он сказал падишаху:

— Ваша дочь и мой сын родились в один год. Вспомните, ведь мы не раз говорили о том, чтобы соединить наших детей. Было бы прекрасно, если бы вы не отклонили мои слова и отдали дочь за моего сына.

Задумался падишах и через некоторое время, приподняв голову, ответил:

— Мой мудрый визирь! Как вы знаете, у меня одна-единственная дочь, так же как у вас сын, и она мое утешение и радость на склоне преклонных лет. Мы должны посоветоваться с ней наедине. Если дочь даст согласие выйти замуж за вашего сына, я ни в чем не буду перечить.

Через несколько дней падишах поделился с женой: «Как нам поступить? Если об этом скажу дочери я, то она будет стесняться. Поговори-ка с ней сама, интересно, что она на это скажет».

Шахиня поговорила с дочерью. Немного подумав, дочь ответила:

— О матушка родная, посудите сами: ведь я еще молода, юна, и если вы меня такую нерасцветшую выдадите замуж, разве не станете виновниками безвременного моего увядания. С другой стороны, я еще учусь, и если оставить учебу, то мой ум-разум не окрепнет, смешаются мысли и выпадут из памяти, и развеются прахом с таким трудом накопленные в течение многих лет мои скромные, не такие уж большие знания. Поэтому я прошу вас разрешить поступить так, как мне самой хочется.

Слова дочери шахиня передала государю, которому понравился ответ принцессы. Падишах отказал визирю. Визирь не стал настаивать и молча удалился. О переговорах столпов государства краем уха услышал Гулямбачча. Он был одним из самых одаренных и смекалистых учеников среди всех остальных воспитанников. И если многие восхищались его незаурядным умом, знаниями и говорили: «Надо же, из простого невольника падишах смог сделать такого ученого человека», — то другие не без зависти, с ехидством поговаривали о том, что, «кажись, падишах собирается выдать дочь за этого безродного босяка».

Однажды Гулямбачча, до которого дошли эти разговоры, поделился с падишахской дочерью в укромном, уединенном месте. Принцесса успокоила юношу:

— Ты мой друг один и единственный. Я тебя знаю еще с раннего возраста и настояла, чтобы ты со мной учился, постигал всякие науки-премудрости. И вот ты выучился, познал тайны многих ремесел, а в военном деле преуспел больше, чем сами падишахские воины. Так знай же, я не отступлюсь от своего обета сохранить любовь к тебе до конца.

Прошло еще некоторое время, и визирь снова обратился к падишаху с прежней просьбой. Падишах вызвал к себе дочь и сказал:

— Доченька, мой визирь осаждает меня своими старыми разговорами. Что ты на это скажешь?

— Государь, — молвила дочь, — есть у меня одно условие, и оно заключается в следующем: я пожелаю выйти замуж за того, кто в трудностях и лишениях постранствовав по белу свету, возвратится в отчий край всеми уважаемым, почетным человеком и обладателем несметных богатств.

Эта весть была оглашена среди всех придворных — вельмож, знати и сановников. У главного военачальника тоже был сын. Визирь сказал тому военачальнику:

— Послушай, воевода, давай-ка мы снарядим своих сыновей всем необходимым, что нужно для дальней дороги, и отправим в путешествие. Какой из них вернется видным, авторитетным и богатым, тому и быть счастливым избранником. Принцесса сама все правильно рассудила. Если бы не было так, то я стал бы засылать сватов — и вы тогда обиделись на меня, а если это сделали бы вы, то я бы на вас разобиделся. Ну а теперь сыновья наши пусть сами попытают счастья. В этом случае никто из нас не будет в обиде и не сможет упрекнуть друг друга за бесчестность. Нужно признать, что падишахская дочь и в самом деле оказалась благоразумной.

Придя к согласию, государственные мужи отправились по домам, немедленно стали наряжать в дорожные платья своих сыновей: выделили им добрых коней, дали всякое снаряжение, военные доспехи и заполненные драгоценными каменьями-самоцветами перекидные мешки-хурджины, вышитые затейливым красивым узором. В этом-то самом походном виде и привели знатные именитые отцы своих сыновей в покои падишаха. Шах пошел к дочери посоветоваться. Принцесса ответила отцу: «Все идет, как нельзя лучше», — нарядила Гулямбаччу в такое же походное платье. Затем достала саблю и перстень. Эта сабля была отцовой. Девушка, чиркнув перстнем по сабле, оставила перстень при себе, а саблю отдала джигиту. Взглянув прямо в глаза юноше, она поклялась: «Во веки веков, отныне и навсегда я твоя, а ты мой. Да не нарушит эту клятву никто из нас двоих». И благословила она своего друга в добрый путь.

Падишах одобрил намерение трех отважных молодых людей отправиться в дальнее странствие и напутствовал их словами:

— Сыновья мои! На вашу долю выпала возможность испытать удивительные приключения, жить в безвестности. Так пусть ваш путь будет благополучным и вам улыбнется счастье.

И трое молодцов, понукая коней возгласами «хайт!», поскакали в неведомые земли. Долго ехали они, оставляя позади степи, озера, пустыни, перевалили много горных перевалов и на третий день оказались на развилке трех дорог. На том месте стоял огромный камень-валун и на нем было написано: «Вправо пойдешь — невредимым вернешься, прямо пойдешь, может, вернешься, влево пойдешь — пропадешь». Прочитали джигиты высеченные на камне надписи, постояли в раздумье, и Гулямбачча сказал:

— Вот что, друзья. Что если вы позволите мне поехать по той самой дороге, которая не сулит возврата?

Те двое пошептались и ответили смельчаку:

— Что ж, дружище, можешь отправляться, нас это устраивает.

Договорившись о скорой встрече и пожелав друг другу удачи, Гулямбачча пустился в небезопасный путь. Ехал он долго ли, коротко ли, с утра до вечера, и, несмотря на поздний час, не стал останавливаться и все продолжал свой путь. Наконец под ним конь выбился из сил и не мог уже идти дальше. И тут перед джигитом предстало заброшенное селение. В какой бы дом он ни заглянул, нигде не было ни одной живой души. Неподалеку с шумом текла река. Рядом стояла водяная мельница, а внизу под ней плескался большой хауз-водоем.

Гулямбачча спешился и, войдя в помещение мельницы, осмотрелся кругом. Гулямбачча привязал коня к жернову и сам спрятался. Спустя некоторое время вокруг того большого хауза собралось много диких зверей. Они рычали, кидались друг на друга, а затем разошлись. Гулямбачча заснул, и ему приснился странный сон. Будто говорит ему один человек: «Эй, джигит, на окраине этого кишлака есть большая горка, а под этой горкой в расщелине глубокого оврага находится обиталище дракона. Вечерами он выходит из своего логова и все, что попадается ему на пути, заглатывает живьем. Тот дракон и является причиной опустошения этого села. К завтрашнему дню ты должен поднести из леса подрубленные стволы к этому оврагу, вбить их по краям этого змеиного гнезда, снизу же перевязать веревками за колышки, а концы связать в один узел, и вокруг этого частокола — вбитых кольев — наложить груду камней. Когда кровожадный змей станет выходить из своей норы, ты подрежешь удерживающие бревна веревки и тогда столбы обрушатся на него и, как знать, может, прикончат его».

На этом самом месте сновидения и проснулся Гулямбачча. Глядит, уже брезжит рассвет. Он обошел еще раз селение и не спеша поехал к лесу. Там он стреножил коня и пустил его попастись. Вскоре Гулямбачча обратил внимание на высокую горку, заросшую деревьями и кустарниками, угрюмый вид которых навевал смутный страх. Со склона горы взвихривались ветры с жухлыми листьями, сором. Гулямбачча, подойдя ближе, обнаружил, что эти ветры есть ничто иное, как могучее дыхание дракона. Когда дракон сделал вдох, то чуть не увлек к себе в пасть юношу. Гулямбачча, упав навзничь, с трудом удержался на месте, уцепившись за кусты. Он подошел к своей лошади, взобрался на нее и, чтобы уцелеть, пробрался в глубину чащи, где оказался в окружении колючих кустарников и деревьев.

Целый день он подрубал стволы деревьев, росших позади пещеры, устанавливал их по краям расщелины на дне оврага, потом связал их веревками, а концы прикрепил к колышку. Затем вокруг бревен уложил глыбы камней, и лишь к вечеру тем же путем перебрался назад к месту своего укрытия-ночлега. Прошло еще несколько дней, пока он полностью завершил укладку камней. После всего этого он подобрался к пещере и стал поджидать появления дракона. И точно, когда стало темнеть, дракон, сотрясая окрестности диким криком, стал выползать из своего логова. Когда дракон вышел наружу, Гулямбачча, стоя над крутым обрывом, крикнул неожиданно для дракона. В тот самый момент, когда дракон устремил свои глазищи наверх, Гулямбачча пустил стрелу из лука в драконий глаз, и тот, ослепнув, двинулся вверх. Юноша, не теряя ни минуты, тут же отрезал концы связанных веревок. Глыбы камней с грохотом обрушились на страшное чудовище, образовав над ним холм. Воспользовавшись этим, Гулямбачча стал поджигать ветки, оставшиеся от срубленных деревьев, и бросать их на разъяренного дракона. Языки пламени охватили все его туловище, которое судорожно извивалось и металось. На следующее утро Гулямбачча увидел, что больше половины дракона сгорело и превратилось в золу. Голова его валялась чуть в стороне. Тут Гулямбачче пришли на память слова стариков о том, что «драконовы мозги вылечивают людей от многих застарелых неизлечимых болезней». Он наполнил ими небольшой сосуд. Заглянув на дно пещеры дракона, джигит увидел там несметные сокровища. Он сгреб золу и тщательно укрыл то место. Взобравшись на коня, юноша решил ехать до тех пор, пока не повстречает живых людей. Миновав ровную холмистую степь, увидел большое черное дерево. Не выпуская из виду это место, стал постепенно приближаться к нему. Вышедшие из дупла огромного дерева люди подошли к юноше и стали его расспрашивать:

— Эй, джигит, откуда едешь и куда путь держишь? Ты кто таков будешь — из человеческого ли рода или сверхъестественное существо — пери? В здешних местах не удавалось уцелеть ни одному человеку. Как же ты оказался в живых?

Гулямбачча рассказал им о своих приключениях от начала и до конца. Эти спрятавшиеся в дупле дерева несчастные люди, как оказалось, были глашатаями шаха. Они, обрадованные, повели юношу во дворец. Гулямбачча поведал правителю обо всем. Шах был поражен услышанным, не поверив словам юноши, сказал:

— Эх, неразумное дитя! Ты еще слишком мал, чтобы совершать такие дела. По всему видать, ты большой мастер выдумывать небылицы. В то заклятое место я трижды посылал свою рать — и никто из моих воинов не вернулся назад. А ты и подавно не смог бы уцелеть.

Затем шах приказал:

— Эй, мои верные воины-нукеры! Пусть этот юноша побудет пока что здесь, а вы небольшой дружиной подкрадитесь к той впадине и выясните, так ли обстоит дело. Если этот юноша сказал правду, то не откажу ему в щедротах, а если он окажется лжецом, то повешу на виселице, дабы это было устрашением для других обманщиков.

После этого предводитель дружины тронулся в путь вместе со своими воинами, к тому самому гиблому месту — глубокому оврагу. Чем ближе они приближались, тем явственнее различали испепеленное наполовину туловище дракона. Не отваживаясь подойти ближе, воины повернули коней назад. На следующий день, когда уже стали опускаться сумерки, в город торжественно вступила дружина с песнями и ликованием. О радостном событии узнали люди всего города. На другой день для горожан было устроено праздничное веселье. А после трех дней гуляния шах с великими почестями чествовал доблестного Гулямбаччу. Поцеловав его, шах сказал:

— Честь и хвала тебе, глубокий поклон твоим родителям, вырастившим такого батыра. — Такие же поздравления сделали приближенные шаха — сановники, вельможи. После этого юношу повели к городской площади и одарили его драгоценностями. Шах перед всей дворцовой знатью объявил об усыновлении им юноши Гулямбаччи. А потом стали приезжать правители других государств, освободившиеся от бед и напастей дракона, и также поздравлять юного спасителя.

Однажды правитель какой-то страны после обычных поздравлений, в конце своей речи сказал:

— Оказывается, можно избавиться от таких страшных чудовищ, а вот от хвори людской ничем не отделаешься: вот уже шесть месяцев, как заболел мой сын.

Гулямбачча поинтересовался что это за болезнь, как она протекает и, получив исчерпывающий ответ, задумался. Когда у него созрело решение, он обратился к нареченному отцу-шаху с просьбой:

— Дорогой отец, не разрешите ли вы мне заняться лечением того больного.

Правитель соседней страны также попросил, чтобы дали разрешение Гулямбачче поехать с ним. Падишах не посмел отказать им в просьбе.

Обрадованный правитель приехал вместе с Гулямбаччой в свою страну, пригласил юношу к себе во дворец. Он привел Гулямбаччу в опочивальню сына. После осмотра больного молодой врачеватель, выйдя из покоев дворца, сказал правителю:

— С сегодняшнего дня начинайте топить баню. Он должен пролежать в горячем натопленном помещении до полного изнеможения, и тогда я стану лечить его особыми снадобьями. Если после этого он выздоровеет — ваше счастье, а не выздоровеет — не обессудьте.

Правитель дал на это свое согласие. Немедля он приказал банщикам истопить баню. Наутро Гулямбачча приехал с больным в баню. Прислужники ввели царевича под своды бани и уложили навзничь на горячие плиты. В бане было такое пекло, что джигиты царевича, не выдержав жары, повыбегали оттуда.

— Ты что, лекарь или душегубец? — набросились они на Гулямбаччу. — Такой адовой жары не выдержит ни один человек. Наш царевич вот-вот скончается.

Гулямбачча достал снадобье, приготовленное из драконова мозга, намазал тело царевича и попросил слуг сделать растирание. Очень скоро после этого царевич почувствовал себя значительно лучше и даже сам без чьей-либо помощи встал с места. Молодой лекарь вывел царевича в другое помещение. Шахские прислужники удивились поразительной перемене в его облике.

Правитель-отец привел сына и исцелителя к городской площади и стал щедрой рукой, по-царски осыпать Гулямбаччу золотыми монетами, жемчугами — и многие тогда бедняки, оказавшиеся счастливыми обладателями брошенных монет, поправили свое положение. Все население, весь народ благодарили Гулямбаччу за то, что он избавил царевича от тяжкого недуга. Сам же правитель задал пир на весь мир в честь долгожданного выздоровления царевича. Когда завершились пышные торжества, правитель расцеловал Гулямбаччу и, полюбив его еще больше, трогательно молвил:

— Благородный наш спаситель! Проси у меня все, что только пожелаешь, и ничуть не стесняйся в своих желаниях. Больше того, если захочешь, отдам тебе свой престол.

Гулямбачча встал с места и со всей учтивостью ответил:

— Пусть ваш царский престол сохранится вовек за вами и за моим исцеленным другом-царевичем. Просить вас могу я лишь об одном: не смогли бы вы в вашем городе достать мне десять тысяч верблюдов, за которые я сам уплачу, десять тысяч рогатого скота, тоже за мои деньги, а также передать мне из числа ваших подданных тех, кто больше всех нуждается — сирых и убогих, бедных вдов и нищих. Причем прошу их на время. Я был бы вам весьма признателен, если бы вы исполнили мою просьбу.

Правитель воскликнул:

— О славный мой любимый сын! Все, что ты просишь, — это ведь сущий пустяк. Стоит ли ради этого размыкать уста. Проси более заветное, более ценное.

— Я человек простой и скромный, — ответил Гулямбачча. — Мне большего не надобно. Воля ваша, если можете исполнить мое желание, буду рад, а нет — с вашего позволения я продолжу свой путь.

— Что ты, что ты! — замахал руками правитель. — Я исполню любое твое желание, все, что тебе вздумается…

Приехав в прежнее, оставленное им государство, Гулямбачча после традиционных приветствий и любезностей сообщил государю об излечении больного и сказал:

— Дорогой отец, мне так хотелось бы повидать свой город. Дайте разрешение поехать в свой родной край.

— Эх, сынок, — пожурил падишах Гулямбаччу. — Стоит ли тебе еще куда-то ехать, когда у тебя есть такой любящий отец, как я.

Однако юноша не соглашался, ссылаясь на то, что очень соскучился по своим друзьям.

— В таком случае, — пошел на уступки падишах, — пусть будет по-твоему. Ты только попроси у меня такое, о чем никому даже не мечталось и не грезилось.

Гулямбачча с достоинством ответил:

— Мне не нужно никакого добра-богатства. Единственное, я мог бы попросить у вас во владение те места, где обитал дракон: дремучие леса, опустошенные селения, зеленую горку, выжженные степи, озера и реки. И тогда я бы вернул тем землям их прежний вид, возвратил бы людей в покинутые ими жилища и построил огромный, красивый город.

— О славный юноша, чье великодушие нельзя охватить разумом! — изумился падишах. — Разве ты был рожден на свет, чтобы испрашивать о таком ничтожном? Я-то надеялся услышать от тебя нечто другое и готов был передать тебе свое царство-падишахство. Ничего не поделаешь, да будет исполнена воля твоя.

И падишах написал царскую грамоту на имя Гулямбаччи, за которым закреплялись на вечное пользование все названные им земли, и скрепил ее своей падишахской печатью.

Через несколько дней Гулямбачча тронулся в путь в тот безлюдный край вместе с большим караваном. На городских улицах пестрели надписи: «Всех, кто ушел с гиблых мест и кто беден, просим пожаловать в стольный город падишаха Гуляма». И вот после напутствия шаха путники вскоре достигли заброшенных земель.

Перво-наперво Гулямбачча окружил высокими стенами зеленую горку и вокруг нее построил по канонам зодчества белокаменные дома. Это место стало центром. Падишах Гулям, он же Гулямбачча, ни в чем не отказывал своим подданным, и все они жили в полном достатке. Народ полюбил Гулямбаччу как родного сына, тянулся к нему всей душой. Гулямбачча соорудил много замков, постоялых дворов. Созвав своих приближенных, он снабдил их деньгами и повелел, чтобы «каждый из них поехал по разным городам, отыскал искусных зодчих, живописцев, мастеров по художественной резьбе». Эти разосланные во все концы земли глашатаи вскоре собрали бедняков, искусных резчиков, художников. Каждого из них обеспечили любимой работой, и в скором времени здесь предстал такой огромный великолепный город, что приезжие заморские цари и купцы дивились и не могли налюбоваться им.

В один из дней, когда падишах Гулям восседал на своем троне, к нему пришли двое. Они были из тех, кто нуждался в работе. Приглядевшись внимательно, Гулямбачча стал понемногу узнавать в них тех самых родовитых именитых сынков, вместе с которыми он отправился в странствие. Однако, не подав виду, Гулямбачча приказал, чтобы незнакомцев сводили в баню, хорошенько обмыли, приодели, и чтобы к вечеру пригласили их на пиршество. «Когда пиршество будет в самом разгаре, приду и я», — закончил свое распоряжение Гулямбачча.

Вечером устроили большой пир. Когда застолье было в самом разгаре, в гостиной появился молодой царь Гулям. Он обратился к сыновьям визиря и воеводы с вопросом:

— Друзья мои, скажите на милость, откуда вы родом и с каких краев сюда пожаловали?

Родовитые потомки выложили всю правду перед ним: и про то, как они втроем отправились в странствие, как проиграли все свое богатство в азартных играх, и о том, как после долгих скитаний прослышали о строительстве нового стольного города, правитель которого, по разнесшимся слухам, проявляет истинную заботу о своих подданных.

Гулямбачча дал им солидный чин. Он часто приглашал их к себе, беседовал с ними.

Как-то раз, во время обеда, Гулямбачча спросил:

— А что вы скажете на то, если я женю вас обоих?

Задумались сыновья визиря и воеводы, а потом один из них встал и произнес:

— О досточтимый благодетель наш! Мы бесконечно рады тому, что вы обогрели наши сердца. Если бы вы устроили наши свадьбы, то вовек не забыли бы вашу доброту.

После такого ответа падишах Гулям предложил им подыскать для себя подходящих невест. Затем он сыграл им пышную свадьбу. Так миновало несколько лет.

Однажды сыновья визиря и воеводы обратились к Гулямбачче со словами:

— О справедливый государь! Мы хотели бы попросить у вас об одном одолжении — выделить для нас небольшой караван верблюдов с разным товаром. В торговых делах мы оба знатоки. Стали бы мы разъезжать по разным странам, приумножать ваши богатства, мы привели бы с собой из тех дальных мест бедняков и мастеровых людей.

Конечно, сами-то они в душе думали о другом: «Хорошо бы заполучить у этого падишаха побольше всякого добра-богатства, оставить здесь жену и детей и возвратиться в свои родные места. Ищи тогда нас по свету».

Гулямбачча, выслушав эту просьбу, прикинул в уме и сказал:

— Если все, что вы сказали, правда, знаете толк в торговых делах и сможете созвать в мою страну всякого неимущего народа и мастеровых людей, то это будет мне только на пользу. Однако есть у меня одно условие. Согласитесь выполнить его — и я снабжу вас всем тем, чего вы просите. Так вот, по этому условию вы должны оголить спины, и я приложу к ним свою печать. Если примете этот уговор, то приступим к делу.

Высокородные сыновья долго стояли в нерешительности, смущенные, уставившись друг на друга. Затем они отошли в сторону и стали переговариваться. Когда они приподняли полы своих халатов, Гулямбачча приставил к каждому из них чуть пониже спины слегка раскаленную на огне свою бронзовую печатку.

После этого оба новоиспеченных купца стали нагружать дорогие товары на верблюжьи спины. Попрощавшись с Гулямбаччой, они без всяких окольных путей направились в сторону своего города. Гулямбачча остался на прежнем месте править своей страной.

Дни шли за днями, месяцы за месяцами, и вот однажды ночью Гулямбачче приснилась падишахская дочь. Девушка сказала ему: «Верность клятве — святое дело. Ты нарушил наш обет!» — и исчезла. Гулямбачча проснулся. Во дворе уже светало. Он собрал в тронном зале старейшин и стал держать совет:

— Есть у меня в дальных краях близкие, друзья. Мне бы повидать их. Что вы на это скажете, мои мудрые аксакалы?

Отцы города дали согласие. Падишах Гулям приказал мастеровым:

— Соорудите необычный передвижной город-крепость, и пусть он будет сработан из юфти. Это для того, чтобы во время походной жизни его можно было бы быстро собрать и погрузить на караван. И тогда при остановках в пути, словно по волшебству, будет возникать город на пустынном месте.

Искусные мастера сработали крепостной городок точно так, как велел им государь, и даже лучше того. Гулямбачча решил оставить одну половину народа здесь, на прежнем месте, а другую половину взять с собой. И еще он решил забрать из тайника-пещеры остальные сокровища.

Долго ли, коротко ли они шли, и вот однажды к вечеру, когда, достигнув долины, стали располагаться на ночлег, вдруг обнаружили, что оказались рядом с городом Гулямбаччи.

— Эй, мои верные друзья, слуги, — распорядился он, — сделайте такое дело, в котором вы бы сами себя превзошли. За эту ночь, до наступления рассвета, разбейте крепостной городок, протяните торговые ряды, лавки, улицы-переулки; установите бани, хаузы-водоемы. Пусть окружающие люди дивятся диву и гадают себе: не с неба ли опустился сей город?

К утру крепостной городок был построен слугами в точности так, как наказывал им Гулямбачча.

Утром падишах того государства взглянул в окно — и ему показалось, что восходило одновременно два солнца, но оба с разных сторон. Изумленный падишах подумал про себя: «Чудеса да и только! Что за волшебство, во сне ли я или наяву? Обычно солнце встает с востока, но чем тогда объяснить то дивное сияние на другой стороне?»

Позвав к себе придворных, падишах стал советоваться с ними, думать-гадать о новом чуде.

— Пойдите и разузнайте, что это за сияние! — приказал падишах.

Падишахские прислужники приблизились к крепостному городу Булгари. И тут они увидели перед собой длинные торговые ряды, людей, снующих на оживленных базарах, улочки-переулочки, хаузы-бассейны, наполненные бирюзовой прозрачной водой. Очень заинтересовались пришельцы этим городом, выросшим словно из-под земли, голова у них пошла кругом от увиденных диковин. Ходили они по площадям разным и видели прекрасные замки. Все это благолепие было для них непостижимой тайной.

Когда гости прохаживались по чудесным кварталам, к ним подошли миловидные, стройные юноши и повели к одному величественному зданию. Перед гостями выставили всякие яства, сладости. По одну сторону расположились музыканты, исполнявшие прекрасные мелодии, по другую сторону стояли, услаждая слух, хафизы-песнопевцы. Когда закончилось пиршество, им подарили дорогие подарки. Потом проводили их с почетом.

Посланники падишаха по возвращении стали рассказывать об увиденном. Падишах, послушав своих гонцов, чуть не занемог, обуреваемый жгучей завистью. Достав чернила и перо, он стал писать послание: «О безвестный падишах! Соизволь ответить мне: откуда ты прибыл, кто будешь таков, откуда родом и почему вступил во владения моего государства? Получив это послание, ты должен тотчас доложить — куда путь держишь, почему расположился в этих местах, сообщить о своем роде-племени и ответить, что таится у тебя на душе — дружелюбие или враждебность. Далее, ты должен дать слово покинуть мои владения в течение трех дней. Если не пожелаешь ответить мне и не покинешь пределы моего государства, то в возможной кровопролитной битве можешь стать причиной гибели ни в чем неповинных людей. Как только вручат тебе этот свиток, ты должен изложить в послании цель своего прибытия».

Затем он приложил печать и вручил письмо своему визирю, который в скором времени отправился в юфтевый город Булгари.

Гулямбачча встретил посланников падишаха, как дорогих гостей, и вскоре распрощался с ними после переговоров. Молодой повелитель думал про себя: «Я их принял с радушием, щедро угостил. Они наверняка расскажут об этом падишаху. И станут говорить, что „нет у нас подобных диковин, как у прибывшего шаха“. Разумеется, это вызовет зависть в душе падишаха, что может повлечь за собой войну». Сделав такое предположение, Гулямбачча позвал к себе нескольких слуг и приказал им зорко следить за дорогой и дал им такой наказ: «Как только со стороны падишахского дворца прибудет свита вельмож, расстелите на их пути ковры-дорожки, осыпьте их золотом и серебром и окажите им великие почести. Пригласите их в царскую гостиную, поставьте изысканные угощения, а об остальном позабочусь я сам. А коли со стороны падишахского дворца двинутся грозные полки, то оповестите об этом сразу наших людей и пусть они, вооружившись пиками и секирами, станут преградой на их пути».

Гулямбачча стоял, ожидая, чем закончится эта тишина. Наконец отворились городские ворота и оттуда медленно выехали один за другим знатные люди. Ожидавший прихода посланников Гулямбачча любезно пригласил их в свой необычный город. Вышли встречать гостей седовласые старцы, расстелившие на их пути ковровые дорожки. Стоя в два ряда, почтительным поклоном подбадривали они вельмож. Неподалеку чинно застыли статные и привлекательные лицом юноши, которые, приложив руки к груди в знак глубокого уважения, кланялись им. После того, как гости подъехали к городу, навстречу им за городские ворота выехал Гулямбачча. Он торопливо соскочил с коня, поздоровался с гостями и пригласил их в свои падишахские чертоги. Видят гости — хоромы падишаха блещут небывалой красотой, стены расписаны затейливыми узорами, журчит серебристым звоном в арыках прохладная вода. Увидя это, падишахские сановники до того удивились, что чуть не потеряли дар речи. «Что за тайная сила, ведь недавно на этом месте была пустошь! Сегодня же она превратилась в величественный город. Похоже, властелин этого города волшебник! Какие-то чары нас сюда заманили, и вроде никто нас сюда не тащил, пришли сами по своей воле. Ох, не сносить нам головы, так глупо попали мы в западню. Если и в самом деле он знается с нечистой силой, то нам не выбраться из этих силков», — думали гости. Гулямбачча усадил каждого из гостей на подобающее их сану почетное место, проявив чуткость и внимательность. Гости поблагодарили за оказанную честь, восславили имя молодого государя. Гулямбачча, вежливо извинившись, сказал:

— За то, что высокие особы славного падишаха посетили обитель таких безвестных скитальцев, мы безмерно благодарны и чувствуем себя от великой радости вознесенными на седьмое небо.

Затем, еще раз попросив прощения, он подал знак прислужникам — и отворились пиршественные двери, откуда вышли многочисленные бакаулы-повара и стали разносить на подносах изысканные вкусные блюда, спелые румяные плоды, сладкие вина и всякую другую снедь. Когда они вкусно отобедали, попили шербета, обратились к Гулямбачче с речью:

— Дорогой наш сын! Ты оказал нам много чести, принял истинно по-царски, уважил каждого. Теперь, если дозволишь, есть у нас к тебе небольшое дело. Наш светлейший падишах передал тебе свое послание. Не соизволишь ли, сынок, прочесть его и дать ответ.

Гулямбачча учтиво встал, взял послание у тех сановников и, прочитав, сделал такую надпись на уголке свитка: «О благороднейший из сиятельных царей! Я получил ваше благословенное послание и ознакомился с его содержанием. Вы правы, я являюсь именно тем, как вы верно сказали, странствующим скитальцем, потерявшим птицу своего счастья, и потому брожу по свету. Если вы милостиво позволите простому человеку, сыну падишаха некоей страны, то мы побудем здесь еще несколько дней. Если же не будет на то вашего согласия, мы уйдем своим путем. А коли вы враждебно настроены, в таком случае мы подумаем, как нам поступить. Надеюсь не нарушить вашего мирного расположения духа, уповая на возможность встречи, дабы могли осчастливить меня знакомством. Заканчиваю на том письмо — и вассалям». Затем он приложил печать и передал свиток посланнику. Падишахских вельмож-послов угостили на славу, перед каждым поставили на подносах золотые слитки и драгоценности. Они еще ни разу в жизни не видали такого роскошного приема. Выразив свои благодарственные слова молодому правителю, после любезных пожеланий гости попросили разрешения вернуться к себе. Перед прощанием Гулямбачча попросил о том, чтобы в следующий раз они нанесли визит вместе со светлейшим падишахом.

Когда сановники возвратились в свой город, падишах, ожидавший их с нетерпением, стал расспрашивать обо всем. Его посланники наперебой стали описывать встречу, царское угощение. В конце рассказа они передали государю приглашение Гулямбаччи посетить город Булгари и вручили ему ответное послание. Падишах прочитал письмо, и, свернув его снова трубочкой, положил рядом с собой. Проходил час за часом, в течение которых падишах совещался со своими приближенными, и тут они увидели, как из лагеря новоприбывшего молодого повелителя вышла свита старцев и стала направляться ко дворцу падишаха. Вскоре привратники доложили:

— Светлейший падишах! Из нового города Булгари прибыли почтенные аксакалы.

— Принять их в моей царской палате, — распорядился падишах. Придворные устроили гостей в царской палате, как было велено падишахом. Царедворцы с почтительностью стали принимать гостей, занимать их учтивыми разговорами. Через некоторое время один из гостей-старейшин вынул из-под халата своего свиток-послание и передал его падишаху. В нем было написано: «О царь царей мира, о царства великодушия султан! Сделайте милость, удостойте нас своим посещением, дабы состоялось наше доброе знакомство. Ведь мы, как вы знаете, путники-странники, а потому можем в любой час подняться с этих мест и остаться, таким образом, незнакомцами. Перед тем, как пускаться в странствие, отец напутствовал меня словами: „На таком-то пути своем ты вступишь во владения такого-то шаха. Так пусть будет твоим святым долгом повидаться с этим государем, постарайся получить от него благословение, а уж потом отправляйся своим путем дальше“. Оказывается, тем шахом, о котором говорил мой отец, являетесь вы, ваша светлость. Вот почему я прошу, чтобы вы вместе с прибывшими к вам моими людьми, не отвергая этой моей нижайшей просьбы, прибыли в наш город, в котором я буду вас с нетерпением ожидать. Уверенный в вашем скором визите руку приложил и печатью скрепил ваш покорный слуга Гулямбачча».

Прочитав письмо, падишах призадумался, вспомнил недавние восторженные рассказы своих сановников и, наконец, решился ехать. Собрав самых достойных, уважаемых людей — с представительной свитой из сорока знатных особ он двинулся к городу Булгари. Гулямбачча уже был наготове для встречи гостей, и он, устилая их путь коврами, с великими почестями ввел их в юфтевый город. Падишаху сроду не приходилось не только что слышать, но и грезить о таком чудо-городе. Встретив радушный прием, падишах подумал про себя: «Как ни хвалили мои посланники это благолепие, но они, оказывается, не смогли передать то, что есть на самом деле. Такое не передашь никаким словом, не опишешь никаким пером!».

Гулямбачча повел сиятельных особ в свой тронный зал. Падишаху показалось, что он вступил в рай. У него невольно пронеслось в мыслях: «О творец, каким бы это было высшим благом, если бы судьба свела мою дочь с этим достойнейшим человеком».

Визирь и воевода после возвращения их сыновей не раз обращались к государю со словами: «Вот вернулись наши сыновья, когда же теперь сыграете свадьбу?» Принцесса все отодвигала срок и говорила: «Все трое джигитов вышли в путь вместе, так пусть все трое опять сойдутся вместе, и тогда все решится. А до этого не будет никакого моего согласия». Отец-падишах отвечал то же самое назойливым сватам. Прослышали о таком решении многие царевичи и принцы, полководцы и длиннобородые мудрецы, горожане и прочий люд, и стала меж них ходить молва: «Неслыханное дело! Прошло лет семь уже. Если б Гулямбачча был в живых, то давно вернулся бы. Как требовал того уговор, сыновья визиря и воеводы вернулись домой достойными и почетными людьми, с караваном всякого добра-богатства. Отдать дочь за одного из них, лучше которых нет во всем городе, — это значит как нельзя лучше устроить судьбу принцессы. Да и откуда падишах найдет более влиятельных, более подходящих женихов. Бестолковый все ж наш падишах, бестолковая и его дочь».

Между тем пиршество в честь падишаха и его приближенных шло полным ходом, дастарханы ломились от всевозможных яств, сладких плодов, были поданы лучшие кушанья. Во время застолья велись приятные речи, придворные поэты читали стихи, хафизы услаждали слух пением. Падишах и его вельможи тихо переговаривались, не скрывая своего восторга: «О боже праведный! Ведь и мы считаемся властелинами мира, а такого блеска и великолепия ни разу не видывали в своей жизни». В это время Гулямбачча поднялся с места и с любезностью обратился к падишаху:

— О царь царей мира, о царства великодушия султан! Я вспомнил сейчас нечто такое, что не знаю, говорить об этом или нет. Об этом я могу сказать лишь в том случае, если не обидится на меня никто из сидящих здесь — ни ваши благородные вельможи, ни вы сами. Мои слова могут стать обидными, и поэтому лучше бы об этом не говорить.

— Что вы, что вы, — благосклонно произнес падишах, — я думаю, что все здесь в таком роскошном тронном зале располагает к тому, чтобы велись самые искренние разговоры. От невысказанного никому не будет ни пользы, ни удовлетворения. Говорите, иначе и в самом деле нас обидите.

Гулямбачча начал свою речь:

— Недавно двое из моих подданных, уверив меня, что хотят заняться торговлей, и дав слово возвратиться через шесть месяцев, отправились в путь, захватив караван верблюдов, груженных золотом, серебром, драгоценностями. Обещанный ими срок возвращения давно истек. А сейчас я увидел их среди вашего окружения.

— Которые из них? — нахмурил брови падишах.

Гулямбачча указал на тех самых именитых отпрысков — сыновей визиря и военачальника.

Посрамленные, они не знали куда глаза девать. Их высокородные родители, оскорбленные и негодующие, повставали со своих мест. У них был разъяренный вид, что, казалось, каждый волос на голове встал дыбом и готов был проткнуть их тюрбаны.

— А еще называете себя шахом, — возмущенно кричали они, — зазываете к себе на пир честных, благородных людей, а потом начинаете измываться над ними, унижая своими гнусными наветами.

Повернувшись прямо лицом к ним, Гулямбачча с прежним спокойствием продолжал:

— Понимаю ваши оскорбленные чувства, таксыры-господа. Если я в чем-то виноват, то примите мои извинения. Ведь я предупреждал, что мой разговор может обернуться обидой.

Один из длиннобородых падишахских мудрецов поднялся с места и глубокомысленно изрек:

— О юный шах! Есть ли у вас на сей счет неопровержимые доказательства, свидетели? Если таковые у вас есть, то нужно было бы их выставить перед нами. А так, без всякого основания возводить напраслину, клевету — это тяжкий грех. Названные вами особы являются столпами государства. Один из них — сын визиря, другой — воеводы. Потомки таких высокородных, влиятельных особ не способны на такие деяния.

— О ваше высочество, царь царей мира! — отвечал Гулямбачча. — Я не зря предупреждал благородное собрание о том, что могу причинить обиду своей речью. Потому-то я обмолвился о том, что начну ее, если не будет обиды ни с чьей стороны. Есть у меня неопровержимые улики и доказательства. Опираясь полностью на них, я и посмел сделать подобное утверждение. Этим именитым молодым людям я сыграл свадьбу, устроил как нельзя лучше их жизнь, произвел в высокие чины. Их жены и дети находятся при мне и кочуют вместе со мной в одном караване. Если хотите удостовериться в этом, то я могу приказать привести их сюда. Если же эти особы не захотят признать своих жен и детей, то у меня есть и другие доказательства. О светлейший падишах, расспросите-ка их обоих, признают ли они мои слова правдивыми?

Сыновья воеводы и визиря тем временем тихо переговаривались: «Ох, плохие дела, приятель, провалиться бы нам на этом месте. Будь проклят этот пир, он вышел нам боком. Конечно, самое лучшее для нас — признаться в своей вине. А станем отпираться, тогда Гулямбачча может поведать благородному собранию про историю с печаткой, и тогда натерпимся великого сраму».

Поняв безвыходность своего положения, они проворно соскочили со своих мест и, подбежав к молодому царю, стали отвешивать поклоны.

— Да, мы были подданными его сиятельства падишаха Гуляма, — потупив головы, признались они.

Визирь и воевода, для которых пиршество обернулось сущим адом, приуныли.

После окончания царского обеда Гулямбачча нарядил гостей в новые златотканые халаты. Затем, поднявшись со своего тронного кресла, он подробно, от начала и до конца, рассказал обо всех своих приключениях, в каких землях странствовал, какие совершал дела и, наконец, раскрыв себя и признавшись, кто он такой, вышел из зала. Падишах и его приближенные воздали честь и хвалу Гулямбачче.

Вернувшись во дворец, падишах сообщил дочери радостную весть о том, что Гулямбачча жив и здоров, обрел несметное богатство и доброе имя.

На следующий день Гулямбачча тоже решил подать весточку о себе: он послал сватами во дворец падишаха своих доверенных людей — мудрых советников. В дорогих праздничных нарядах, на чистокровных арабских скакунах, они въехали во дворец падишаха.

Падишах собрал на городской площади всех своих подданных от мала и до велика и стал вместе с ними советоваться. Весь народ поддержал решение государя выдать дочь за молодого шаха и стал хвалить благоразумие принцессы. Сановные лица и вельможи падишаха в один голос сказали: «Если уж выдавать, то только за этого джигита. Лучшего и не сыщешь. К тому же именно таким было пожелание самой принцессы». И они, как положено по обычаю, разломили пополам лепешку.

Сваты, вернувшись в хоромы Гулямбаччи, рассказали обо всех событиях и, посоветовавшись, решили отправить одинаковые послания тем самым нареченным отцам-правителям, которые находились сейчас далеко от здешних мест. «О светлейший падишах, — говорилось в тех посланиях, — я оказался в затруднительном положении. С получением этой вести вы поскорее приезжайте ко мне. С совершенным почтением и уважением ваш сын Гулямбачча-табиб».

Получив послание, правители обеспокоились, удивились: «Что же могло приключиться с нашим дорогим сыном?» Они немедля вышли в путь, и когда стали уже приближаться к указанному месту, навстречу им вышло много празднично одетых людей, почтенных аксакалов, которые повели их в свой город Булгари. Приехавшие правители тоже были поражены выдумкой Гулямбаччи-градостроителя. Молодой шах устроил им роскошный прием, и после нескольких дней пиршества, нагрузив большой караваи верблюдов золотом и серебром, дорогими царскими одеждами, отправил к принцессе.

Падишах и его дочь вышли встречать караван со всей дворцовой знатью. Падишаху вручили посланные женихом драгоценные дары.

Дворцовые площади переполнились народом. Падишах устроил пир на весь мир — обвенчал свою дочь с Гулямбаччой.

Принцесса и молодой шах, бывший раб, достигли столь желанного свидания. У них родились дети. После смерти падишаха государством стал править Гулямбачча. Он стал правителем огромной страны, простирающейся до самой драконовой впадины.

Случалось, нет-нет да вспомнит Гулямбачча про то, как мать привела его с веревкой на шее на невольничий рынок, представит ее жалостливый, печальный вид — и тогда дрогнет и сожмется острой щемящей болью его сердце.

Так и правил многие годы страной Гулямбачча, прожил свой век в благополучии и счастье и прослыл одним из мудрых правителей.