МОЗАИКА ВОЙНЫ

 

 

К 125-летию со дня рождения И. В. Сталина

 

 

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа... потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза... потому, что он заслужил в этой войне общее призна­ние как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны… потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

И. Сталин. Из выступления на приеме в Кремле

в честь командующих войсками Красной Армии.

24 мая 1945 года.

 

...Социализм — это добро, вытекающее из развития человечества. Коммунизм — высшее добро...

Ю. Бондарев. “Тишина”.

 

 

Предлагаем вниманию читателей нашей рубрики отрывок из докумен­тальной повести Владимира Попова “На рубежах Курской дуги” (Йошкар-Ола, 2002, тираж 200 экз. Книга напечатана по решению Совета ветеранов Марийского государственного университета).

*   *   *

Первого августа представителя Ставки Верховного Главнокомандования на Воронежском и Степном фронтах маршала Г. К. Жукова вызвали в Москву для рассмотрения и утверждения плана Белгородско-Харьковской наступательной операции. Вызов Жукова в Ставку знаменовал собой окончательный этап десятидневной подготовки советских войск к наступлению на всей линии фронта Курского выступа.

На взлетной полосе полевого аэродрома стоял двухмоторный серо-зеленый Ли-2. Около него, сдвинув фуражку с голубым околышем на затылок, медленно прохаживался летчик — молодой капитан в зеленой гимнастерке, с планшетом и пистолетом в желтой кобуре. Поскрипывая хромовыми сапогами, он внима­тельно вглядывался в дорогу, на которой вдали показались приближающиеся легко­вушки.

Затоптав окурок, он быстро скрылся в кабине, готовя машину к взлету. Взревели моторы, от их пропеллеров в разные стороны полетел мелкий мусор. Мощный “хорьх” и сопровождающий его “виллис” с охраной подъехали к самолету. Жуков с офицерами не мешкая поднялись по лесенке в Ли-2. Георгий Константинович разместился в первом салоне, а охрана — в хвостовой части самолета.

Начался тряский разбег по полю, покрытому дерном, который резко оборвался, как только военно-транспортный самолет взлетел. На этот раз Жуков улетал без сопровождающих истребителей. Он оглядел салон, который после яркого утреннего солнца показался ему темным. Ровный гул двигателей, проникая в салон самолета, успокаивающе действовал на маршала, сидящего за откидным столиком возле иллюминатора, за толстыми стеклами которого проплывали клубящиеся светлые облака, в их разрывах виднелась земля с зеленью лесов и полей, прочеркнутых темными полосами бегущих дорог от одного населенного пункта к другому с серыми квадратиками построек домов и сараев.

Немного отдохнув с дороги, Жуков приоткрыл сомкнутые веки, потянулся, выпрямился в кресле и, достав из черной кожаной папки нужные бумаги, стал их просматривать, думая о том, как кратко и точно изложить основные положения наступательной операции Верховному на предстоящем совещании в Кремле.

Он вспомнил, как первый раз готовился к докладу И. В. Сталину. Это было в начале 1940 года после назначения его начальником Генерального штаба. В кабинет зашел нарком обороны С. К. Тимошенко, взглянув на Жукова, обложенного стопками бумаг, он сказал:

— Вчера был у товарища Сталина по вопросам реактивных минометов. Он интересовался, как чувствуешь себя на новой работе, и приказал явиться к нему с докладом.

— О чем докладывать и к чему нужно быть готовым? – спросил Жуков.

— Готовым нужно быть ко всему,— ответил нарком.— Но имей в виду, что он не любит слушать длинных докладов. То, что ты собираешься рассказать мне за час, ему нужно будет доложить минут за десять.

— Серьезного обсуждения и принятия важных решений за десять минут не бывает.

— Учти, то, что ты собираешься ему сообщить, он в основном знает,— сказал нарком обороны,— так что постарайся все же остановиться только на узловых проблемах.

Советы Тимошенко Жуков учел, первый доклад получился кратким и содержательным, не вызвав никаких замечаний Сталина. В дальнейшем он следовал этому правилу и требовал от своих подчиненных быть не многослов­ными, а излагать свои мысли точно и кратко.

Самолет начал снижаться, земля стремительно приближалась, и, наконец, мягко коснувшись колесами бетонной полосы и пробежав немного по ней, он остановился, приземлившись на центральном аэродроме.

Второй пилот, поспешно выйдя из кабины, проходя мимо Жукова, сказал: “Прибыли, товарищ маршал!”. Резким движением он откинул металлическую щеколду, затем толчком ноги открыл дверь, с лязгом опустил короткую железную лестницу и, вытянувшись, сделал шаг в сторону, приглашая Жукова к выходу.

Жуков встал и направился к раскрытой двери, от которой тянуло свежим прохладным воздухом. Он увидел недалеко от самолета стоящий черный блестящий ЗИС-101, от которого по направлению к самолету быстро шел человек в военной форме. Некоторое время Жуков стоял у раскрытой двери, полной грудью вдыхая свежий воздух и наблюдая за шагавшим к нему полковником в голубой фуражке с малиновым околышем, затем не торопясь стал спускаться по трапу.

— Товарищ Сталин ждет вас! — произнес полковник, предварительно козырнув. Жуков пожал ему руку и коротко ответил:

— Я готов. — Повернулся к стоящему вблизи генерал-адъютанту Минюку с портфелем маршала и сказал: — Дай мне папку, а сам поезжай в Генштаб. Понадобишься, вызову.

Подойдя к ЗИС-101, полковник распахнул заднюю дверцу, приглашая Жукова. Когда все расселись, он занял место в машине рядом с шофером. Машина, плавно набрав скорость, выехала на Ленинградское шоссе и по центральной правительственной полосе устремилась к Кремлю.

Жуков смотрел в окно. По бокам мелькали знакомые места: Белорусский вокзал, площадь Пушкина, Моссовет, Центральный телеграф. По улице сплошным потоком двигались, как и в мирные довоенные годы, куда-то спешившие люди. В этот теплый летний день женщины были одеты в светлые легкие платья с короткими рукавами, мужчины в большинстве своем — без пиджаков, в белых рубашках. Среди них было много военных в гимнастерках с полевыми защитными погонами, прибывших в столицу по разным, им только известным, делам.

От Центрального телеграфа до Кремля дорога короткая, — показались Боровицкие ворота; полковник через опущенное боковое стекло, высунув руку, сделал знак человеку в военной форме, тот козырнул, одновременно отступая в сторону. Двое бойцов, стоявших с винтовками у выкрашенной в коричневый цвет будки в нескольких метрах от арки, за которой начиналась территория Кремля, вытянулись, отдавая честь.

— К “крылечку”, — вполголоса приказал полковник шоферу.

Почти не снижая скорости, машина промчалась мимо здания Большого Кремлевского дворца и, обогнув Ивановскую площадь, застыла у ступеней подъезда, прикрытого резным металлическим козырьком. Полковник выскочил первым и поспешно распахнул дверцу машины, приглашая Жукова выйти.

Жуков поднялся по нескольким ступеням на площадку и переступил порог раскрытой двери. Он оказался в относительно узком, ярко освещенном проходе, где проверяли пропуска. У правой стены помещался небольшой столик, покрытый зеленым сукном, на столике — телефон. Военный в фуражке с малиновым околышем, стоявший у столика, приветствовал Жукова, отдав ему честь.

Полковник, сопровождавший Жукова, поднимался первым по широкой каменной лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой. Поднявшись на второй этаж, они оказались в просторном коридоре. По полу стелилась такая же красная ковровая дорожка; по левой стене коридора располагались кабинеты с высокими, цвета мореного дуба, дверями, с прикрепленными к ним черными табличками. Полковник и маршал прошли до угла, где возле такого же, как и внизу, столика тоже стоял военный. Повернув направо, они подошли к двери, на которой табличка отсутствовала.

— Пожалуйста, проходите, — негромко проговорил полковник и с этими словами взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Жуков оказался в небольшой комнатке с двумя дверями в противоположных стенах — кабинете помощника Сталина, бритоголового генерала Поскребышева.

Окончив правовой факультет Московского университета, Поскребышев работал в аппарате ЦК, затем был направлен работать к Сталину. Он совмещал должности секретаря и помощника Сталина, который ценил его и в течение долгих лет не разлучался с ним, как надежным помощником. Помогала в работе Поскребышеву его поистине феноменальная память. Он, например, почти не пользовался телефонной книжкой, держа все нужные телефоны в памяти. Кроме удивительной памяти ему помогали в работе необыкновенно развитое чутьё и какая-то особая интуиция, которые из множества тех дел и заданий, из коих складывалась его повседневная работа, способствовали умению выхватывать взглядом и мыслью главное, необходимое к данному моменту, ибо ошибиться в их выборе он не имел права.

Поскребышев, увидев вошедшего Жукова, оторвался от работы с бумагами, приподнялся в кресле, поздоровался с ним и усталым голосом сказал:

— Георгий Константинович, вас ждут, проходите в кабинет товарища Сталина.

Прижав черную кожаную папку с бумагами к телу, Жуков вошел в кабинет и общим поклоном поздоровался со всеми присутствующими в нем. Сталин в этот момент за своим рабочим столом с кем-то разговаривал по телефону; увидев вошедшего Жукова, он на мгновение оторвался от трубки, приветственно кивнул ему и жестом указал на стул за столом рядом с начальником Генерального штаба маршалом А. М. Василевским.

Жуков сел за стол, поздоровался за руку с Василевским и, немного наклонившись к нему, тихо спросил:

— Есть ли какие-нибудь новые данные, которые могут внести изменения в разработанный план операции?

— Нет, все остается в силе, серьезных замечаний при обсуждении, я думаю, не будет. Товарищ Сталин в основном знаком с деталями операции, по всей вероятности, его будет интересовать готовность наших войск начать контрнаступление немедленно,— вполголоса ответил Жукову Василевский.

Поудобнее устроившись на стуле, Жуков окинул взглядом ставший хорошо знакомым просторный кабинет со сводчатым потолком, три окна которого выходили на кремлевский двор, на Арсенал. Кабинет находился на втором этаже здания бывшего Сената, в северном его углу. Стены, снизу от пола, в рост человека обшиты мореным дубом, мебель старая, темного цвета. Слева от двери — большие напольные часы, ковровая дорожка через весь кабинет ведет к письменному столу, за которым в кресле сидел Сталин, по левую руку от него — столик с разноцветными телефонами, над столом — картина “Ленин на трибуне”. На столе — много книг и бумаг, остро отточенных цветных карандашей в черном бокальчике.

На стенах — портреты Маркса и Энгельса, а также портреты русских полководцев Суворова и Кутузова. Они были повешены в начале войны по указанию Сталина. Вдоль стены — длинный стол, накрытый зеленым сукном, вокруг него — стулья, занятые представителями Ставки, Генерального штаба и членами Политбюро. Место Сталина — во главе стола, на котором разложены необходимые при обсуждении документы и карты.

Между окнами у противоположной стены — книжный шкаф с собранием сочинений В. И. Ленина, энциклопедическими словарями Брокгауза и Ефрона, а также Большой Советской Энциклопедией. В другом простенке помещался большой диван, обшитый черной кожей; два таких же кресла — перед письменным столом. Из кабинета приоткрытая дверь вела во второй, маленький, кабинет, стены которого были увешаны картами, посредине комнаты стоял большой глобус.

Закончив говорить по телефону, Сталин положил трубку на рычаг, взял карандаш и что-то записал на листке бумаги, затем встал и направился к столу заседаний. По ковровой дорожке мягкой походкой в мягких, без скрипа, сапогах шел человек невысокого роста в кителе армейского образца. Черные волосы Сталина были слегка поседевшими на висках. Его небольшие карие глаза спокойно смотрели из-под слегка изогнутых бровей.

С начала войны Сталин стал более доступен. Он теперь ежедневно общался с десятками людей — военными, директорами крупных заводов, конструкто­рами-вооруженцами, многие из которых раньше даже представить себе не могли, что им когда-либо доведется лично говорить со Сталиным, — этот факт лишил его ореола “надземности”...

Он не только встречался непосредственно с людьми в Кремле, но имел и постоянную связь по ВЧ с руководителями промышленности на местах. Справ­лялся о строительстве оборонительных сооружений, о работе крупнейших пред­приятий, о настроении рабочих, торопил с ремонтом танков, требовал ускорить поставку вооружения на фронт.

Сталин подошел к столу заседаний, вынул из кармана кителя небольшую изогнутую трубку, положил ее перед собой на стол.

— Что ж, начнем, товарищи, пора нам определиться с этим вопросом, — негромко сказал он.

В наступившей тишине присутствующим показалось, что слова Сталина заранее уже предрешали положительное решение при обсуждении плана операции.

— Есть предложение заслушать товарища Жукова,— так же тихо продолжал Сталин. — Пожалуйста, товарищ Жуков.

Куранты на Спасской башне Кремля как раз отбивали без четверти двенад­цать, их мягкий мелодичный перезвон плыл над Красной площадью, проникая и в раскрытые окна кабинета.

Жуков встал и обвел взглядом присутствующих, как бы оценивая их готовность выслушать его доклад. Потом, опустив голову, взглянул на лежавшую перед ним карту, начал говорить о проделанной штабами фронтов работе по подготовке войск к контрнаступлению, в результате которой к настоящему времени они пополнились живой силой и техникой, закончилась перегруппи­ровка частей, сосредоточение и выход их в исходное для наступления положение. Подготовка к боевым действиям производилась скрытно от противника, только в ночные часы, при тщательной маскировке, что должно обеспечить внезапность удара.

—Таким образом, подготовка закончена полностью,— как бы подводя итог сказанному, продолжал Жуков.— Наши войска превосходят противника в людях более чем в три раза, в артиллерии и танках — в четыре, в авиации — в полтора раза. Для успешного выполнения операции мы подготовились осно­вательно и можем диктовать противнику свои условия.

Слушая доклад Жукова, можно было подумать, что, излагая план операции, он был в нем так уверен, как будто никакие силы не в состоянии помешать его благополучному осуществлению. В его словах сквозила неопровержимая уверенность в успешном его завершении и нанесении противнику столь мощного удара, от которого он не скоро оправится и не сможет противостоять нашим войскам до самого Днепра.

— У меня все,— закончил доклад Жуков и посмотрел в сторону Сталина, который, следуя своей привычке, заложив руки за спину, медленно прохажи­вался по ковровой дорожке вдоль стола за спинами сидящих. Он взглянул на Жукова и удовлетворенно кивнул головой. Жуков сел, ожидая вопросов, раскрыл папку, чтобы при необходимости сделать пометки.

Сталин подошел к торцу стола и остановился за спинкой своего стула, его усталое лицо будто смягчилось, глаза блеснули желтоватыми белками, и их темные зрачки остановились на Василевском:

— Хотелось бы услышать мнение начальника Генерального штаба по этому вопросу.

— Думаю, товарищ Сталин, что обсуждать тут нечего. Войска готовы к наступлению, и начинать его нужно в назначенный срок — третьего августа. Вносить какие-либо дополнения и изменения к плану операции нет необ­ходимости. Неучтенные неожиданности будем устранять в процессе боевых действий.

— Хорошо, товарищ Василевский, я придерживаюсь того же мнения, что пора начинать операцию.

Василевский одернул китель и, облегченно вздохнув, сел, откинувшись на спинку стула.

Сталин взял со стола трубку; раздавив папиросу рукой, извлек из нее табак, которым набил трубку, и закурил. Выдохнув облако дыма, помахал рукой перед  лицом, разгоняя его, в кабинете слоился ароматный табачный запах.

Он оглядел сидящих за столом и продолжил заседание. В ходе обсуждения операции была высказана мысль о возможности окружения белгородско-харьковской группировки противника Воронежским фронтом во взаимодействии с войсками Степного и Юго-Западного фронтов, то есть повторения Сталинграда.

Внимательно выслушав предложение об окружении противника, Жуков ответил:

— Окружение и последующая ликвидация белгородско-харьковской группи­ровки противника надолго прикуёт к себе большое количество наших войск и собьет темп наступления, создавая тем самым благоприятные условия против­нику укрепить свои позиции на Днепровском рубеже обороны. Мы должны прорвать этот бастион, который они считают неприступным, как можно быстрее, буквально на плечах отступающего врага. Считаю операцию по окружению противника в настоящее время несвоевременной и ненужной.

Сталин, продолжавший ходить по ковровой дорожке вдоль стола, остано­вился, вынул изо рта трубку, неторопливо разгладил усы и очень тихо сказал:

— А ведь товарищ Жуков дело говорит. Конечно, на первый взгляд очень заманчиво было бы окружить вражескую группировку и уничтожить ее — для этого и сил у нас достаточно, но наша задача в настоящее время — как можно скорее изгнать немцев с нашей территории, для этого необходимо быстрее выйти к Днепру, форсировать его и освободить Украину. А окружать их мы будем позднее, когда они выдохнутся и будут послабее... — Он говорил, как всегда, неторопливо, точно формулируя мысли, обстоятельно развивая аргументы и лаконично подводя итоги сказанному. Его слегка прищуренные глаза с легкой лукавинкой блуждали по лицам сидящих за столом, а плавные движения рукой, которой он как бы подчеркивал то, что считал наиболее важным, действовали убедительно.

После непродолжительного обсуждения Ставка утвердила основные положе­ния плана операции под кодовым названием “Полководец Румянцев”. Согласно плану, предусматривалось нанесение ряда мощных ударов с тем, чтобы прорвать оборону врага на белгородско-харьковском плацдарме, разъединить его группировку и уничтожить по частям.

Основные удары по противнику наносят Воронежский и Степной фронты: первый — в направлении на Белгород, второй — на Харьков и третий, силами Воронежского фронта, — на Ахтырку. Одновременно наносится ряд вспомога­тельных ударов, например 57-й армией Юго-Западного фронта, для оказания содействия Степному фронту в боях за Харьков.

План операции предусматривал развертывание активных действий на фронте протяженностью в 200 километров при глубине операции — 120 кило­метров, длительность 12 — 15 суток, темп продвижения 10 — 12 километров в сутки. Начало операции 3 августа.

Сталин неторопливо подошел к Жукову и сказал:

— Вам следует немедленно вылететь на фронт, довести решение Ставки до командующих фронтами и армиями, еще раз проверить готовность к началу операции. — Немного подумав, добавил: — Держите постоянно со мною связь, чтобы я был полностью в курсе всех дел, как будут развиваться события.

Он нажал на кнопку, прикрепленную под доской стола, и спросил у вошедшего Поскребышева:

— Пакет для Жукова готов?

— Да, товарищ Сталин.

— Принесите сюда.

Через минуту Поскребышев вручил Жукову пакет.

В тот же день маршал Жуков убыл на фронт.

 

 

Владимир Александрович Попов — ветеран 155-й Станиславской Красно­знаменной стрелковой дивизии (бывшей 4-й Московской коммунисти­ческой дивизии).

С 1942 года в действующей армии, участвовал в битве на Курской дуге, освобождении городов Грайворон и Ахтырка. В 1944 году после ранения демобилизован из армии.

В 1950 году окончил Московский авиационный технологический институт им. Циолковского и был направлен на работу в Научно-исследо­вательский центр электронной вычислительной техники, где занимался разработкой бортовых вычислительных машин для ракетной и космической техники.

С1978 года работал в Государственном комитете СССР по науке и технике, а с 1985 года по 1991-й — в Бюро Совета Министров CCCP по машино­строению в качестве эксперта по важнейшей продукции машино­строения.

Кандидат технических наук.

В настоящее время — пенсионер. Живет в Москве.

 

 

*   *   *

Наш постоянный корреспондент из Тюмени, ветеран войны, сибиряк Александр Шкатов прислал в журнал несколько экземпляров местной газеты “Тюменский рабочий” с подборкой высказываний крупных государственных деятелей — недругов нашей страны — о личности И. В. Сталина. Мы посчитали уместным перепечатать в нашей рубрике “Мозаика войны” некоторые из этих высказываний.

 

 

“И. В. Сталин обладает глубокими знаниями, фантастической способностью вникать в детали, живостью ума и поразительно тонким пониманием человеческого характера. Я нашел, что он лучше информирован, чем Рузвельт, более реалистичен, чем Черчилль, и, в определенном смысле, наиболее эффек­тивный из военных лидеров”.

Аверелл Гарриман, посол США в СССР.

 

 

“Большое счастье для России было то, что в годы тяжелейших испытаний Россию возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени того периода, в котором протекала его жизнь.

Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой воли, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в Английском парламенте, не мог ничего противопоставить.

Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма, а также способностью точно выражать свои мысли.

Сталин речи писал только сам, и в его произведениях всегда звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов. Сталин произвел на меня величайшее впечатление. Его влияние на людей неотразимо.

Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам.

Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логической и осмысленной мудростью. Был непревзойденным мастером находить в трудные минуты пути выхода из самого безвыходного положения. В самый критический момент, а также в момент торжества был одинаков и сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Сталин был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожил руками своих врагов, заставил даже нас, которых открыто называл империа­листами, воевать против империалистов.

Сталин был величайшим, не имеющим себе равных в мире диктатором. Он принял Россию с сохой, а оставил ее оснащенной атомным оружием”.

Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании.

 

 

“Сила русского народа состоит не в его численности или организованности, а в его способности порождать личности масштаба Сталина. По своим политическим и военным качествам Сталин намного превосходит и Черчилля, и Рузвельта. Это единственный мировой политик, достойный уважения...”

Адольф Гитлер, рейхсканцлер Германии.