ЭДУАРД  СКОБЕЛЕВ

ИЗ  ДНЕВНИКА 

БЕЛОРУССКОГО  ДИПЛОМАТА

От автора

 

Рукопись этого дневника пролежала без движения почти 30 лет. Но и сегодня её содержание не потеряло актуальности…

 

30 сентября

Аэропорт Кеннеди принял, хотя густой туман начинался в 10—15 метрах от земли: не было видно крыла самолета. В тумане кружили минут сорок. Совет­ские пилоты блестяще посадили машину. Американцы хлопали восхи­щенно.

Еду в машине Постоянного представителя. Он сам за рулём. Дорогой рассказывает о самых общих вещах — здесь в машине не принято обсуждать что-то серьезное: отныне и до последней минуты пребывания в США мы под контролем спецслужб.

Представительство СССР при ООН — 13-этажное здание, отгороженное от тротуара железной решёткой. У дверей — наши офицеры безопасности проверяют документы.

Четвёртый этаж — “владения белорусов”. Разговор с главой делегации, министром иностранных дел А. Е. Гуриновичем. Раздача посылок и писем. Меня отводят в комнатку с окнами на пожарное отделение и на синагогу, где почти всегда караулит антисоветский сброд.

 

2 октября

Этот день Генеральная Ассамблея посвятила папе Иоанну Павлу II.

Ажиотаж в США, и особенно в Нью-Йорке, был небывалый.

Выступление Иоанна Павла II было обставлено как величайшая сенсация. Каждой делегации выделили только шесть мест в зале заседаний. Остальные распределили между чиновниками Секретариата ООН и самой пробивной околоооновской публикой. На “черном рынке” Нью-Йорка цена входного билета поднималась до 200 долларов. Две тысячи корреспондентов со всего мира съехались в Нью-Йорк, чтобы осветить визит папы.

Речь папы выразила претензии римской церкви — встать над противо­борст­вующими лагерями и духовно возглавить “искания мира”. Все религии были свалены в одну общую кучу, и даже безбожие было объявлено особым видом религиозности.

Из ООН возвращались пешком: улицы были забиты народом и буквально тысячами полицейских, самоуверенных мужиков в синих френчах с серебря­ными бляхами. Рукояти пистолетов торчали из раскрытых кобур. Над камен­ными колодцами душного города рокотали геликоптеры. Сотни конных полицейских готовы были прийти на помощь сотням переодетых шпиков и охранников. У меня сложилось твердое убеждение, что это делалось ради убедительности шоу, а не потому, что кто-либо угрожал папе.

В тот же день, после обеда, по телевидению выступил президент США Д. Картер с заявлением по поводу “советского военного присутствия на Кубе”.

Диву даёшься, как нагло и бесцеремонно давят на общественное мнение. Вся проблема, вокруг которой вот уже два месяца идёт пропагандистская накачка общественного мнения, придумана, чтобы: а) оказывать давление на СССР по конкретным проблемам; б) повысить престиж американской нынешней администрации, идущей к выборам; в) обосновывать претензии США на мировую судейскую (жандармскую) роль.

Около двух тысяч советского персонала находятся на Кубе уже около 15 лет. Сейчас, затеяв вокруг этого шумиху накануне конференции “неприсоединив­шихся стран” в Гаване, США создают новые воинские части для “защиты” Карибского бассейна, пополняют войска в Гуантанамо и т. д. Просто и нагло. В США, и это ни для кого не секрет, можно проделать любой политический трюк. Достаточно вначале подготовить к нему обывателя. И этим пользуются.

 

3 октября

На пленуме принята рекомендация Генерального комитета о включении в повестку дня ХХХIV сессии пункта “О недопустимости политики гегемонизма в международных отношениях”. Это инициатива СССР. В общих прениях выступили министры иностранных дел Катара, Индии, Сенегала, Лаоса, Албании, Чада, Сомали, Малайзии, Заира, Коста-Рики, Омана, Гватемалы. Закончилось перепалкой между Эфиопией и Сомали, Индией и Пакистаном.

Конечно, борьба идёт жестокая. Есть полюсы: позиции СССР и США, есть “болото”, балансирование, есть новые “центры силы”, например Китай, делегация которого держится весьма уверенно, тем более что в Москве идут переговоры между представителями КНР и СССР. Но не “газетные темы” поразили меня — тут всё ясно, хотя, к сожалению, ясно не для всех. “Средний человек” Запада, которого не подпускают к нам и близко, не знает правды, он по-прежнему убеждён, что Россия — страна медведей, кучеров, тюрем и безумной военной мощи.

Очевидные, хотя и маскирующиеся, противники сближения между СССР и США наращивают своё влияние в мировых средствах массовой информации и поливают СССР самой беспардонной грязью. Действуют по-геббельсовски: “Чем ужаснее ложь, тем она кажется правдоподобнее”.

Постарение западного мира проявляется уже отчетливо и неоспоримо. Это с одной стороны. С другой — полное неведение большинства о том, кто и как обновит этот мир. В речах делегатов, которые склонны придавать своим рассуждениям некий философический характер, не ощущается даже потребности в новой философии, которую не нужно было бы прививать изо дня в день, которая сама росла бы спонтанно, из души, принося ей утрачен­ную успокоительную ясность в понимании мира и проблем личной жизни.

Страхи пронизали живую ткань человечества, и сквозь литавры общих рассуждений слышны эти страхи — перед военной катастрофой, перед нищетой, перед голодом, перед массовыми эпидемиями. Истощаются запасы сырья, особенно энергетические источники; неграмотность и отсталость имеют тенденцию ко всё большему разрыву с “верхней шкалой”. Впрочем, и положение в промышленно развитых западных странах отражает неуправ­ляемость, апокалипсичность процессов. Всех терзает бесперспективность. Страны уже не могут жить, отделяясь друг от друга. Но и сотрудничество до сих пор не приносит пользы, ибо оно происходит не от доброй воли, а строит­ся из одного голого расчета.

Так вот и у человека скоро не будет никакой возможности уединиться и спокойно обозреть свои проблемы.

Один из работников представительства показал мне книгу, изданную в США, автор которой всерьёз возлагает упования на будущее выращивание людей в пробирках. “Мы создадим клан искусственных людей, готовых идти на смерть ради фетишей, которые им будут внушены. Эти искусственные люди, которых не обременит ни наследственность, ни закон, ни культура, решат насущные задачи производства товаров и ведения войны”.

Мало им рабов, которых они создают по всему миру, то здесь, то там вызывая хозяйственные развалы! И это сейчас, когда идет размежевание между СССР и США. Во что они превратили бы жизнь миллиардов людей, если могли бы действовать совершенно бесконтрольно?

Слушая ораторов, поневоле теряешь ощущение реальной жизни. Отсюда, из стен ООН, замутненной предстает общая перспектива, тут теряется смысл поэзии, и вид Нью-Йорка, похожего на железобетонное надгробие над еще живым человеком, только усиливает это чувство.

Стенания о конфликтах, о льющейся крови, о беженцах, обо всех слезах и мерзостях современного мира, которые попадают в речи ораторов уже препарированными и сухими, только подтверждают мысль, что мир не про­двинется реально к благоденствию и прогрессу, пока все народы не научатся сопереживать друг другу и видеть общие угрозы. Мысль не такая банальная, как может показаться.

В нынешнем мире противостояния пока легче живут только малые страны. Их безопасность гарантирована противоборством великих. Им не нужно выбрасывать на ветер гигантский труд, заботясь о безопасности и полити­ческой поддержке. Но их паразитарность плохо кончится…

 

8 октября

Слушая выступления представителей так называемых “развивающихся стран”, подумал, что они больны болезнями старого мира, хотя, может быть, даже больше, чем мы, ощущают потребность в совершенно новых подходах. Они больны, потому что тоже не представляют себе ясно будущего. Ну хорошо, “помощь”, “льготы” и т. д. Как долго? Сто лет, двести? Неужели они всерьёз рассчитывают шагнуть из нищеты в прогресс без собственных колос­саль­нейших трудовых жертв? И потом — стратегия развития. Империа­лизм ничего не даст даром.

После нас мир будет, конечно, еще более сложным. Если не удастся найти новую модель мира сейчас, через 50 лет найти общий знаменатель будет еще сложнее. Тем более если произойдёт экспансия тайных между­народ­ных союзов. А это произойдет и уже происходит.

 

9 октября

Вчера стало известно о прибытии в ООН Ф. Кастро. И сразу развернулся заготовленный спектакль: в 11.30 штаб-квартира ООН прекратила свою работу. Тысячи людей, делегаты и сотрудники секретариата спешно покинули рабочие места: над зданием ООН появился частный самолет, пилот которого — поползли такие слухи — угрожал сбросить бомбу или спикировать на здание. Самолет сел через 3 часа рекламной комедии. Пилот — “австралийский писатель”, у которого якобы есть счеты с издательством: у ЦРУ всегда в запасе “писатели”, “философы”, “правозащитники” и т. д. — не придерешься. Однако почерк выдает. И в 1967 году, когда в ООН приезжал Че Гевара, по зда­нию Ассамблеи стреляли из армейского миномета. Преступников схватили… и отпустили…

 

10 октября

Стали известны некоторые подробности инцидента с “писателем”. Взял самолет напрокат — 16 долларов в час. Книга, из-за которой якобы весь спор — “Признание развратного фальшивомонетчика”, автобиография этого самого агентишки, что демонстрирует “свободу писателя” в США. Книга его была издана в мае с. г. тиражом в 8 тысяч, но не разошлась. По телевидению вечером показывали обложку книги, на которую уже прицепили новый супер, воспроизводящий полет самолета над зданием ООН. Жмых и отходы немедленно сделались бестселлером. После приземления в аэропорту Ля гардиа “писателя” арестовали, позволив ему вести себя как выдающейся личности: он позировал перед репортерами и провел пресс-конференцию, на которой потребовал переиздания своей книги и включения в нее ранее не опубликованных материалов. Со смешком радости он признал, что штраф в 10 тыс. долларов или небольшой срок тюрьмы — мелочь по сравнению с той рекламой, которой он добился.

Внимание обывателей к фигуре  Ф.Кастро было ослаблено, и ЦРУ записало это в свой актив.

Остановились часы. Сведущие говорят, что это от интенсивных облучений советского здания американской разведслужбой. Кто долго здесь живет, получает белокровие: жертва необъявленной войны, ее подлости и неспра­вед­ливости.

 

12 октября

Страшное творится в стране, где человек тем больше беззащитен, чем меньше связан с системой лжи, подавления и эксплуатации. Здесь убийцы и крупные мошенники ухитряются ускользнуть от суда, зато “меч правосудия” безжалостно обрушивается на невинных.

Наши оппоненты объявляют, что защита прав человека “становится международной объединяющей идеологией”. Может быть. Но при чем здесь политика? Это же всегда было. Шекспир и Достоевский — разве их защита прав человека не носит международного и обобщающего характера?

Ложь наших оппонентов заключается в том, что защита прав человека — не идеология. Идеологией она становится при постановке вопроса: от кого мы защищаем права человека? И вот тут наступает размежевание. Опыт истории говорит однозначно: те, что владеют богатствами и властью, не сочув­ствуют несчастным и не уступают своих позиций.

Главный нарушитель прав человека — империализм, банда сговорив­шихся. Не существуй социализма, мы бы не услыхали ни возни, ни писка — всё было бы задавлено. А так они вынуждены ловчить, примеряться, делать кое-какие уступки, хотя это более видимость, нежели реальность.

Социализм борется с буржуазным понятием свободы, которая есть не что иное, как неограниченное право на подавление чужих прав, эксплуатацию и одностороннюю выгоду. Но мы боремся еще мало, а главное — плохо. Когда идеалы социализма берутся защищать люди тупые, недалёкие, ленивые, коррумпированные, — выходит пшик и позор. Из-за этих людей мы терпим колоссальнейшие издержки. И именно из-за них приходится ожесточать “линию”, чтобы добиться какого-либо сдвига. Лень плодит бюро­крата, бюрократ плодит лень. Но при всех сложностях нашего развития и трагичности иных судеб не может быть никакого сравнения между свободой у нас и свободой здесь. Солженицын и Сахаров возможны только у нас, на Западе они невозможны, потому что им немедленно и решительно заткнут рот…

Далеко не все счастливы от порядков на Западе, — что же мы не слышим их голосов? Их всех тотчас мордуют как психопатов, террористов, поджигателей, мошенников. “Демократия” умеет душить беззвучно…

Машины к зданию ООН не пропускали. Пришлось идти из гаража пешком, по лестницам, трижды подвергаясь проверкам.

Много кубинской охраны, прибывшей с Кастро.

Вхожу в зал. Он набит битком. Все места заняты, все делегации в полном составе, люди стоят в проходах вместе с охраной, выглядывают из будок переводчиков, техников звукозаписи, репортёрских будок. Повсюду грозди вытянутых лиц.

Президиум в сборе. Председатель Генеральной Ассамблеи стучит молотком и объявляет заседание открытым. Сообщает о выступлении Кастро и просит шефа протокола ввести высокого гостя, для которого уже на сцене поставлено специальное кресло.

Входит Кастро в оливковой форме офицера кубинской армии, в круглой фуражке с козырьком. Улыбается. Борода, как прицеплена, идёт и не идёт к его моложавому лицу. Зал стоя рукоплещет (кроме западников). Кастро снимает фуражку и садится в кресло. Следует обычная церемония представ­ления, и Кастро подходит к трибуне. Помощник подаёт ему папку с текстом речи. Кастро заразительно смеётся, никак не может отыскать начало речи, машет руками: ох уж эта мне формальность, надо бы повсюду уже без бумаг выступать!

Что папа Павел II по сравнению с Кастро! В продолжение речи зал не менее 20 раз взрывается овацией. Пусть часть хлопков спровоцирована плотным кубинским присутствием, часть — и это бесспорно — естественная реакция этого всегда лимфатического, размеренного, боящегося обнажить чувства дипломатического сборища: человек чести и достоинства расшевелил даже полуживых!

Речь Кастро нужно читать. Но речь Кастро нужно ещё видеть и слышать: текст речи не передаёт того живого чувства, которое возникало. Фидель — не артист, Фидель — агитатор. Начав медленно и спокойно, он под конец разошёлся и жестикулировал яростно, как в Гаване.

Кастро упоминал и про долги “третьего мира” в 335 млрд долларов, сказав, что к концу столетия задолженность может возрасти вдвое и втрое*! Пути решения: принципиально иной мировой экономический порядок, прин­ципиально новые формы помощи (Запад вкладывает только в прибыльные отрасли, тогда как необходимо сдвинуть как раз неприбыльные, но жизненно важные). И самое главное — призыв к развивающимся странам помогать друг другу, тогда как они уже начинают увязать в ссорах, зёрна которых брошены неоколониалистами. Оратор подчеркнул значение социальной справедливости: “Чем справедливее система, тем больше экономических возможностей она открывает перед народом”.

Главное было даже не в намёке, что долги слаборазвитых стран навя­заны, несправедливы и их стоило бы вообще списать. Главное было в том, что Ф. Кастро представил обнищание масс в развивающихся странах как потенциальную угрозу всему миру. “Мира не будет, пока будет оставаться нищета”. Это, конечно, верный вывод.

“Научить” общества бедных стран производительному, усердному, постоян­ному труду — гигантская проблема. И если западники сорвут выпол­нение этой задачи, опасности для мировой культуры возрастут во много раз.

Мне пришлось по душе и то место в речи, где Фидель говорит о нерацио­нальности капиталистического “общества потребления”.

Неисчерпаемость людские потребности обнаруживают только в сфере духовной культуры и всё более совершенной социальной организации. В этом смысле очень точной и перспективной прозвучала мысль Ф. Кастро, что главные вложения нужно делать не в экономику, а в человека. К такому пониманию вещей приходим и мы, вынужденные, конечно, концентрировать свои главные усилия на экономике, чтобы выстоять в прямом соперничестве.

Заключительные слова Кастро: “Вечно быть бедным? — Зачем же тогда совесть человеку? Умирать от голода? — Зачем тогда весь мир?..”

 

19 октября

Давайте не брызгать себе в глаза: новая политическая система, которая складывается на Западе после убийства Дж. Кеннеди, готова уступить только силе .

Всё, что было достигнуто на моей памяти в международной области, было достигнуто боем, сражением, жертвой. И деколонизация, и признание принципа сосуществования. Нечего пускать слюни: они на разоружение не пойдут до тех пор, пока не увидят в этом единственное для себя средство спасения и, может быть, даже преобладания . Поэтому нельзя уповать на прекраснодушие с розовыми демократическими щёчками. Преступно. Нужно разоблачать махинации, не доводя до конфронтации, но и не уступая ни на йоту…

Возможно, противоречивость событий действительности — главное свойство жизни. Оно неустранимо, но те противоречия, которые вносит в жизнь народов империализм, то есть сговорившаяся кучка агрессивных монополистов, извращают смысл противоречивого явления, доводят его до полного абсурда. Я ясно ощущаю здесь, среди сытых джентльменов в тёмных полосатых костюмах (особые колорадские жуки), с высокомерием на стандартных лицах, что моя жизнь и жизнь моих соотечественников иска­жается какою-то неумолимой посторонней силой.

Мы ищем смысл жизни. А подспудное чувство говорит: не найти словес­ной формулы, окончательность и определенность слов противоречит живому смыслу. Что бы я ни писал и ни выражал по этому поводу, я осознаю сом­нительность собственных слов. Истина шире, глубже, возвышенней и вместе с тем земнее. И тоска — оттого, что живу не так, как хотел бы, как дол­жен был бы жить достойный человек.

Если разобраться, что должен человек обществу? Меру труда, меру отношений, меру милосердия. Может, еще кое-что, но в остальном — человек должен принадлежать самому себе. Не в эгоистическом смысле, а в смысле свободы позитивного действия, права на социальные и духовные новации.

Но кто-то постоянно препятствует… Кого-то бесит одна мысль, что люди рождены равноправными и должны жить, пользуясь равноправием…

Отсюда, из Нью-Йорка, понятней многие вещи. Отсюда виднее, какая опасность нависла над мировой культурой. Тут всё продано. Тут нет места человеческому достоинству. В печать попадают сообщения (“Уолл-стрит джорнел”), что в Америке существует зверская эксплуатация. Больным, увечным, умственно отсталым платят по 10 центов в час, хотя они выполняют работу нормального рабочего. “Процветание страны” покоится на гнилых подпорках. Да мы и не посвящены в эти тайны.

Я давно удивляюсь, глядя на американцев: неужели эти неуклюжие люди умеют так прекрасно работать? Да, они умеют отрабатывать, их вынуждают отрабатывать. Но они не асы упорства и сметки. Они берут техникой и оптимальной организацией процесса. Фирма по проблемам труда “Теодор Барри Ассошиэйтс” приводит итоги исследования по 50 крупным компа­ниям за 5 лет. Нынешний рабочий на 1/3 потерял свою произво­ди­тельность “по сравнению со своим дедушкой”. Продуктивно только 55% времени в течение 8-часового рабочего дня.

Так давайте всерьез подумаем: за счет чего прирастают богатства США? Пустая брань по их адресу, тоже до поры стимулируемая кем-то, скрывает необходимую для нас суть.

 

23 октября

Вечером смотрел телефильм о ку-клукс-клане. Фильм внешне резко критический, показаны сцены растерзания негров, издевательские суды в Алабаме. Но за всем этим ясно прочитывается расчет попугать негров: сейчас в крупнейших городах Америки  проходят встречи между представителями негров и евреев с целью смягчить напряженность между этими общинами. Сионизм набирает очки перед новым наступлением за расширение своего влияния. Пассивная, из рук вон плохо организованная американская масса, к тому же пронизанная шпионами из всех лагерей, оказывает слабое сопро­тив­ление. Захватив в свои руки газеты, телевидение и радио, сионизм настой­чиво обрабатывает население, прикрывая антикоммунизмом и “природной любовью к демократии” свои поползновения к руководству миром. Тех, кто становится на их пути, они чаще всего убирают, используя систему наем­ников.

Странные вещи происходят в Америке, иногда страна как бы превра­щается в мираж. Хочется крикнуть: где ты, Америка? Где твой голос? Где твой интерес? Где твое сердце?..

Великая нация переживает явную трагедию. Ее натравливают на “русских”, и они постепенно озлобляются против тех, о которых ничего не знают.

 

24 октября

За истекшие десять лет США резко переменились. Конечно же, в сторону размывания своих и без того скромных “национальных” устоев. Под реклам­ной вывеской скрывается иное: люди нервны, запуганы и полубезразличны. Стиль жизни настолько резко отличается от нашего, что, не будь я свиде­телем, я бы и сам не поверил. Действительно другой уклад. Но люди повсюду есть люди. Сколь ни банальна эта мысль, она верна. И величайшая надежда заключена в том, что всякое действие неизбежно рождает противодействие. Некий Каплан пишет в “Русском слове”, что “история делается не демо­кратическим сознанием, а демагогией и диктатурой”. Откровение или обида на приятелей?..

 

26 октября

Один из способов воздействия на обывателей — постоянные сообщения о тяжелом или трудном экономическом положении в других странах, о нехватке продуктов и товаров. На этом фоне внушают: “А вы можете купить в продовольственных магазинах продукты, которых никогда не видел римский император или египетский фараон!”.

В самом деле, выбор продуктов довольно значительный, особенно много фруктов. Сейчас еще вовсю продают дыни, арбузы, клубнику, виноград и т. д. Но продукты в США, говоря честно, лишены натуральной крепости, которая характерна все еще для нас: неказистое наше базарное яблочко неоспоримо содержит больше витаминов, чем их огромное, сладкое, красивое, хоть на выставку, яблоко. Они слишком “захимичились” и теперь дают обратный ход, понимая, что лучше меньше, но эффективней. У нас эта мысль может созреть слишком поздно, хотя, казалось бы, — прислушивайся к опыту тех, кто уже обжегся.

Спор между социализмом и капитализмом. Что он еще камуфлирует помимо того, что очевидно? Да, этот спор умышленно сделали глобальным, его события драматически заполняют мировую историю, но под шумок этого спора Запад решает все свои главные задачи. А мы барабаним впустую.

Мы исходим из того, что частная собственность ведет к духовному и материальному порабощению миллионов трудящихся, что это — почва для вызревания мафий, фанатизма и войны. Но не глубже ли тут всё дело? В чьих руках частная собственность — тоже правомерный вопрос.

Наши враги признают, что капитализм переживает кризис, что он пере­полнен лицемерием, насилием, коррупцией. Признают, потому что это давно уже невозможно скрыть. Но и это вынужденное признание они делают средст­вом борьбы, показывая пальцем в нашу сторону и умалчивая при этом, что у них нет новых идей по оптимальному регулированию общественной жизни.

Увы, одно из капитальных заблуждений советского человека — думать, что более мудрая идея имеет наибольшие шансы на принятие. Не так, не так решаются проблемы и в национальном, и в международном масштабе!

Весь этот месяц я роюсь в поисках какой-либо положительной западной программы. Ее нет. И быть не может у тех, кто отравлен идеями преобладания и господства. Вся критика нашего общества сводится к чепухе.

Убога и мелка их “критика”! Мы знаем о своих недостатках гораздо больше и гораздо серьезней судим о них. Но мы знаем и то, что на советскую пенсию живут, и сносно живут, десятки миллионов людей. Знаем, что колоссальная гонка вооружений и идеологической контрборьбы, необхо­димой, чтобы сберечь нашу гуманистическую культуру, обходится в сотни миллиардов рублей. Знаем, что противник нарочно навязывает нам эти трудности в расчете на то, что мы устанем, не выдержим, усомнимся.

Да, у нас разное понимание свободы — и здесь мы никогда не сойдемся. То, что для вас свобода — для нас несправедливость, подлость, сговор, подавление, преступность, бескультурье.

Все великие моральные учения древности, которые коммунизм считает своими предшественниками, указывали на необходимость обуздания своеволия “избранного я” ради свободы остальных “я” . И здесь дело не только в частной собственности, но и в распаде личности, в социальной паразитарности, имеющей мировую базу.

Нельзя на словах объяснить, что такое мать, что значит доброта, ласка, готов­ность понять и простить свое чадо. Только когда она уходит, мы сознаем, какой мир мы потеряли. Но — поздно…

Также и с социализмом. Его еще нет в тех формах, в которых он утвердится повсюду, он изъеден пороками противоположного, “звериного” общества. Банда негодяев, сговорившись, указывает то на одного дурака, то на другого, имея в виду свои цели.

Но если они обрушат какие-то постройки, люди поймут, что у них отняли. Но — поздно будет.

В мире есть только две “правды”. Правда честного труженика и “правда” откровенного расхитителя чужих богатств, чужих талантов и добродетелей. Но не сами люди делают выбор: кучка крикливых негодяев делает это от имени “большинства”, оттого народ всегда в беде, в нужде, в тревоге, в распаде и страдании…

Наша свобода — истинная, ибо мы думаем о свободе всех, и всеобщность свободы служит нам высшей гарантией нашей личной свободы. У терзающих мир — всё по-другому. Они плюют на остальных, особенно тех, кто слабее*…

Вот почему на Западе отныне не может уже быть ни великой литературы, ни великой философии. Всё сколько-нибудь значительное в культуре капитализма было критикой капитализма. На что они способны еще?

Мы говорим: “близорукий антисоветизм”. Нет, это далеко просчитанная стратегия, прикрывающая политику, которая еще потрясет весь мир.

Собственно, любая нетерпимость, неконструктивность — близорука. И в поэзии нельзя быть крайне нетерпимым — это убивает истоки поэзии.

 

27 октября

Призрак экономического краха 1929 года постоянно витает над западным миром. Тогда в один день пострадали миллионы судеб. Катастрофическое падение курса акций вызвало волну самоубийств… И теперь, перед лицом новых возможных трудностей, “большой бизнес” хочет утвердить свои позиции за счет все большего ограбления трудящихся. В Англии всерьез подумывают о том, чтобы вновь применять против забастовщиков локауты — массовые увольнения. Тот, кто кичился демократическим правом на забас­товку, теперь пишет: “После предупреждения нормальной реакцией на забастовочные действия (замедленный темп работы, неявка, саботаж) будет снятие с работы…”.

Мы, граждане социалистического содружества, часто упускаем из виду тот факт, что буржуазные свободы в западных странах сохраняются толь­ко в силу нашего идеологического воздействия . Без мирового социа­лизма давление монополий было бы в десятки раз более чудовищным и наглым…

Тяжело и невесело живут люди. Везде свой уезд и своя глухомань. Нью-Йорк представляет индустрию развлечений для денежных бездельников, а для людей, вынужденных работать, чтобы только прокормиться, развлечений немного. Недаром в парках всегда толпы: это почти единственное место, где можно отвлечься или развлечься бесплатно.

 

29 октября

После закрытия заседания Первого комитета поднялся в зал пленарных заседаний. Там выступил президент Австрии Б. Крайский, который внушает каждому, что он “сначала социалист, а потом еврей”, потому что о нем говорят прямо противоположное. Возможно, я ошибаюсь, но его предло­жения об урегулировании на Ближнем Востоке показались мне крайне опасными для арабов, хотя в предложениях содержались бесспорные вещи о признании Организации Освобождения Палестины — реальность, от которой уже не может уйти ни одно государство, даже проводящее откровенно произраильский курс…

Интересные факты привел представитель Ливии, касаясь махинаций Израиля вокруг ядерных технологий. Оказывается, то в одной, то в другой западной стране бесследно исчезают ядерные материалы. Кто-то очень могущественный проламывает любые преграды на пути к созданию израильской атомной бомбы. Десятки тонн обогащенного урана “пропали” за последнее время в США, ФРГ, Франции. За всем этим стоит чья-то мощная тайная рука. Кто-то проводит свою особую глобальную политику, не считаясь с решениями ООН и общей волей народов…

 

30 октября

В Нью-Йорке арестовано свыше тысячи человек из тех, кто пришел на Уолл-стрит выразить возмущение в связи с бесконтрольным осуществлением “мирной ядерной программы”, в результате чего под угрозу ставится жизнь и здоровье многих американцев. В вечернем выпуске теленовостей показали, как полицейские били демонстрантов ногами и дубинками и кидали их в зарешеченные фургоны, словно мешки с песком.

 

31 октября

Если наблюдать за тем, как изо дня в день строится пропаганда, очень легко докопаться до ее структуры, проще говоря, до набора неких стандарт­ных приемов, убойное психологическое воздействие которых на обывателя давно проверено.

Трюк первый: поднимать вопль по поводу якобы имевших место действий противной стороны, которые хочешь предпринять сам. Затрубили, напри­мер, о “советской бригаде” на Кубе (она там уже с 1962 года, то есть 18 лет), чтобы создать “силы реагирования” в Карибском бассейне. Подняли вопль о “советской танковой угрозе”, чтобы поставить в Западной Европе 600 но­вейших ракет с ядерными боеголовками.

Трюк второй: выдумывать какую-либо ложь, которая бы позволяла в течение некоторого времени шельмовать противную сторону. А потом, не дожидаясь, пока схватят за руку, опровергнуть эту ложь. Так вот начинали шуметь о том, что труп Харви Освальда выкраден из могилы. Сразу — масса предположений: Освальд — “крупный советский шпион” и т. п. Потом опровер­жение: нет, не подтвердилось. Но в головах уже отпечаталась пропагандистская грязь о “кознях Москвы”.

Или сообщают: такой-то деятель, претендующий на парламентское кресло, замешан во взяточничестве (в связи с проститутками или лечился в психиатрической больнице). На следующий день: всё это ложь! Но не все прочли опровержение. И даже те, кто прочел, подумали: а может, дейст­вительно псих?

Трюк третий: якобы невинная болтовня, подталкивающая к мысли о том, что противная сторона — большая бяка. Так, “Нью-Йорк таймс” сообщает, что новый американский посол в Москве причинил большое беспокойство местной милиции и секретным агентам, когда вдруг решил пройти от своей резиденции до посольства пешком. К нему немедленно подошел человек и потребовал документы. Газета добавляет, что человек был чрезвычайно любезен… Сукины дети, эти русские, думает обыватель, за всеми следят. И любезность их — не более чем маска!

Трюк четвертый: уличайте погромче противную сторону в том, в чем она, возможно, готова уличить вас. Так, газеты регулярно пишут о том, как тяжело евреям выехать из СССР, где “режим нарушает права человека”. Но почему-то сообщение о том, что полицейские-янки до смерти забили ни в чем не повинного мексиканца и получили за это один день тюрьмы (см. “Нью-Йорк таймс” за 31 октября), помещается на последних страницах — без всяких выводов или рассуждений о соблюдении прав человека в самих Соединенных Штатах.

Трюк пятый: поворачивать дело таким образом, чтобы обыватель хватался за свой карман. Так, когда в Нью-Йорк приезжал Кастро, газеты писали: для охраны “кубинского диктатора” потребовалось несколько сот полицейских и агентов секретной службы. “С учетом выплаты сверхурочных это обойдется городу в 2 млн долларов. И поскольку у федерального правительства нет намерения покрыть эти расходы, деньги на охрану Кастро пойдут из кармана налогоплательщика…” Обыватель взбешен: почему он должен платить за “диктатора”? За коммуниста? И невдомек ему, что платить он должен за то, что сволочные порядки в его собственной стране требуют максимальных забот ради обеспечения минимальной безопасности, на которую имеет право всякий иностранный государственный деятель…

Но основной трюк: изо дня в день шпигуют мозги обывателя своим пониманием истории. Все, что они пишут об СССР, об Октябрьской рево­люции, о Гражданской войне — целенаправленный пропагандистский трёп…

Если не поддаваться на дурилки, ясно, что главный вопрос истории — кто будет определять духовное состояние человечества и его отдельных национальных общин . Увы, не с нашим образованием понимать то, что эко­номика, социальная организация и производственные связи, законо­дательная база и проч. — это уже следствия.

Решает реальная власть зримых и (преимущественно) незримых ано­нимных сил. Они паразитарны, и чтобы мимикрировать с успехом, им нужна парази­тарная среда. Отсюда — весь разноликий и разномастный вал разло­жения (мафиозные семьи, их обслуга, пьянство, разврат, педерастия, нарко­тики, карты и прочее, и прочее)…

При более внимательном подходе выясняется, что все мы живем вне исторической жизни, ибо до сих пор не понимаем смысла истории, не видим определяющих сил, не вычленяем их политики и технологических трюков ее осуществления…

 

1 ноября

Человек подвержен искушениям. И хотя меня, к примеру, не купить, не соблазнить западным “раем”, не привить идеи антинародные и антина­циональные, не толкнуть против интересов родного государства, но и у меня есть сомнения. Сомнения иного плана: а все ли готовы у нас на борьбу за идеалы и на защиту этих идеалов? Готовы ли те, кто прежде всего обязан это делать? Я вижу гниль и плесень не только среди писателей, издателей, простого народа, но и среди всесильных вельмож, — сколько их прошло возле моей судьбы, обнажая примитивность, тупость и мелкие интересы!

Во время второго или третьего приезда в США мне посчастливилось несколько раз “погулять” вне пределов представительства с одним очень и очень важным чином советской внешней разведки. Он покорил меня своей эрудицией, масштабом понимания проблем. Из первых же его слов я понял, что он хорошо знал мою биографию.

Мы разговорились на темы литературы, и на его нетрадиционные замеча­ния я отвечал нетрадиционно, все же по привычке допуская, что он может провоцировать или проверять. Но он, конечно, не провоцировал и не про­верял. Этому честнейшему человеку было очень тяжело носить в себе знания, которые, по всей видимости, больше никого не интересовали, не вписыва­лись в стандарты нашей догматики.

— Ничего не будет, — грустно сказал он, — мы проиграем и уже проиг­рываем.

— Но почему? — Я был ошеломлен.

— Потому что мы умные только абстрактно, практически мы более глупые, более близорукие и не знаем своих подлинных врагов. Как и несчастные американцы. Как и весь мир — завтра. Мы ищем противников в “акулах империализма”, фашистах, полицаях… Американцев пугают звезд­ными пришельцами, “коммунизмом”, мафией, размножением китайцев и негров… Кто не знает о своих врагах, тот не может проводить эффективной политики — это азы социологии.

— Без войны нас погубить не смогут. А война — тут мы более живучи, — возразил я.

— И потому нас погубят именно без войны, — усмехнулся он. — В этом вся сатанинская хитрость… Нас сохранят для другой войны…

Это одно из очень важных преимуществ дипломатической работы — встречи с наиболее яркими представителями национальной элиты, — сколько я перевидел крупнейших политиков, космонавтов, ученых, музыкантов, литераторов, хирургов и прочих! Но это богатство нужно уметь использовать. Это такое богатство, которое при неумелом обращении способно дотла выжигать живые ростки собственной судьбы.

Помню свое беспокойство и — предощущение гигантской тайны, которая вдруг начала выявлять свою противоестественную закономерность и свой смысл.

— Да разве это все не противостоящие силы?

— Противостоящие, — кивнул генерал. — Но вся беда в том, что эти фетиши, эти навязанные условные понятия призваны маскировать главное, мимо чего мы идем и проходим. Мы считаем себя великими строителями на том основании, что готовы по утвержденным чертежам делать из досок бревна…

— У нас передовая идеология, — сказал я.

— Передовая, — согласился он. — Как букет пожеланий, наивной веры и программирования… Но, строго говоря, у нас нет идеологии как программы действий ради победы. Подлинная идеология обнажает цель в настоящем, позволяя каждому гражданину беспрепятственно защищать устои националь­ного и государственного быта. Мы же только клакёры и резонёры пустячко­вого вздора…

Не воспроизвожу всего потрясшего меня разговора. О главном я уже сказал. И это главное — что мы обречены и что у нас нет духовного оружия — просто душило меня.

Я смутно чувствовал, что в чем-то он был очень прав, этот генерал. Наш более человечный, более достойный строй не выявлял своих преимуществ даже там, где не требовались ни средства, ни решения. Бюрократизм и рутина становились все более неодолимыми, будто какая-то тайная и сплоченная группа усердно трудилась над тем, чтобы весь наш государственный и общественный организм превратился в груду ржавого железного хлама. Народ все большую часть своей созидательной энергии расходовал на химеры и вздорные затеи.

Как-то уж очень стало понятно, что вся эта ооновская система — более театральное зрелище и бизнес для политиканов, нежели живой организм выявления вектора настроений и соответствующего действия мировой семьи.

Каждая сессия Генеральной Ассамблеи, в которой я участвовал, начиналась с закрытой встречи министра иностранных дел А. Громыко с Д. Рокфеллером, гроссмейстером могущественного мирового клуба. Мы ничего не знали о фактическом смысле и содержании этих встреч и, как люди порядочные, считали, что нам и не положено знать об этом.

Но однажды по телевидению показали интервью некоего босса из масонской ложи в Лос-Анджелесе.

Развалившись в кресле, он уверенно и цинично сказал по поводу встреч Громыко—Рокфеллер: “Они решают вопрос о меню, и повара и поварята потом будут шуровать ножами и вилками, чтобы подать общественности нужное блюдо”.

Пришел момент, когда мне, более десяти лет занимавшемуся пробле­мами разоружения, вдруг стало ясно, что все дискуссии в Первом комитете (и в других тоже) носят в высшей степени формальный, показушный характер. Мы думали о себе, что занимаемся серьезным делом, но нам пла­тили за услуги статистов.

За нами не признают права на самостоятельность и значительность собственных соображений. Как же может победить солдат, которому приказано стрелять только в ту сторону, откуда не ожидается враг?..

Это, по нашим канонам, дьявольское искушение — усомниться в оправ­дан­ности действий начальства. Но у нас никогда не будет ни свободы, ни ответственности, ни крепости строя и гражданского духа, пока мы не преобразуем нашу жизнь так, чтобы необходимое единоначалие постоянно подкреплялось моральной оправданностью действий начальства всех уровней . Будет мораль, будет и право, тогда как формальное право — и на Западе, и повсюду — обходится без морали и без сердца…

Что можно противопоставить натиску недругов? Отсюда, из Соединенных Штатов Америки, предельно понятно, что мы должны гораздо лучше работать, добиваться более эффективной экономики и более справедливых социальных отношений, более высокой организации труда, отстаивать мораль и идеологию братства, а главное — исключить наконец “родное” головотяпство. Мы должны нащупать причину всех наших бедствий, она не лежит на поверхности, и те, кто вершит зло, не позволят нам ткнуть пальцем в эту причину, боясь возмездия…

Нам не позволяют раскрыть потенциал социализма — понимают ли это наши руководители, которых ежедневно мордуют сводками о нашей “неспособности” делать дело?..

 

5 ноября

Даже американские президенты последние годы твердят об утрате последних идеалов, о полной потере национального лица.

Цитирую по первому попавшемуся под руку материалу. Джон Кеннеди: “Надо зажечь свечу, чтобы пройти сквозь тьму”. Линдон Джонсон настойчиво повторял о противоречиях, подозрениях и “расколе в американском доме”. “Долгую темную ночь американского духа” отмечал Ричард Никсон. Дж. Форд предупреждал: “Есть опасность потерять душу Америки”. Тот же роковой процесс разложения и распада Америки имеет в виду Джимми Картер, нынешний президент: “Это кризис веры… Это кризис, который затрагивает самое сердце, душу и дух нашей национальной воли”.

Мы слышим эти слова, но вряд ли понимаем их полный смысл. Между тем это трагедия без войны захваченного народа …

Нельзя сказать, что американцы не ощущают тлетворного, разлагающего влияния сионизма, но их затянувшаяся раскачка, их равнодушие создают всё большую опасность полной утраты национального достоинства и потери самостоятельности. А сионизм между тем явочным порядком захватывает все новые позиции и с яростью бандита, ворвавшегося в банк, подавляет любое возмущение, немедленно объявляя его антисемитизмом, — этим злобнейшим трюком он шельмует всех и каждого, кто встает на его пути.

Сионисты громко шумят о своем антикоммунизме, чтобы отвлечь Запад от осознания постигшего его бедствия: главная добыча сионистов, которую они уже почти получили, — это США. Они рассчитывают стать полновластными хозяевами страны, зная, что американцы не могут противостоять организо­ванной политической мафии.

Америка как государство существует всего 200 лет, то есть всего пять поколений. Какие традиции могли тут утвердиться? Какая национальная культура успела сплотить этот конгломерат народов? Вот отчего США и были избраны сионизмом в качестве своей цели. Есть еще много и других причин самого различного толка. Это и психология безраздельной власти денег, которую сионисты довели до крайних пределов. Нельзя забывать, что США создавались как масонское государство.

Почитайте любого солидного писателя США прошлых времен, и вы почувствуете ужасное давление финансистов и ростовщиков.

М. Горький и Б. Пильняк, столь различные люди, были единодушны в своем возмущении этой наглой, насильственной властью денег в Америке. Именно американские миллионеры скупали княжеские титулы, заставляли у дверей своих офисов боксировать отпрысков европейских королей, создавали бардаки из принцесс. А что уж говорить о подавлении трудящихся масс? Если эта масса в среднем и жила лучше, чем их собратья в капиталисти­ческой Европе, то только по той причине, что американский капитал, в стремлении эксплуатировать весь мир, создал особо привилегированное положение для доллара. Мир и не заметил, как его обдурили: США установили у себя в стране более высокий уровень зарплаты и уровень цен, так что оказываясь, например, в Европе, доллар резко поднимал свою покупа­тельную способность: порою в 2—3 раза. Средний американец, попав за границу, чувствовал себя состоятельным человеком: сумма его накоплений сразу оказывалась в 2—3 раза больше той, которой он реально владел в США.

Этот мошеннический феномен еще недостаточно представлен публике — кровососная роль доллара, которую он играет во все возрастающих масш­табах. Я сам прекрасно помню: здесь, в США, при погрузке на пароход в 1967 году я платил по одному доллару за место багажа. По прибытии в порт Франции я платил за место только 25 центов, и французский грузчик млел от удовольствия. Еще тогда я спросил себя: в чем причина? Разве француз меньше потрудился?..

Вот это-то место, сознательно созданное для всесилия разбойного капитала — Соединенные Штаты, — и было избрано мировым сионизмом в качестве своей главной цели.

Сталин сделал невозможным для них дальнейшее благоденствие в СССР, и потому они изобрели новый план, о целях которого мы можем только догадываться. Спекулируя на чувствах справедливости и достоинства, в целом свойственных для американцев середины ХХ столетия, сионизм приобрел в США важнейшие позиции в период борьбы с фашизмом, который сионизм лживо представлял только как антисемитское движение. Была, конечно, и антиеврейская направленность: Гитлер обещал избавить немцев “от засилья мирового еврейства”, но главным в фашизме было все-таки не это, а именно агрессивный германский национализм, “богоизбранность”, которая конку­рировала с сионистской.

Разумеется, то, что я высказываю, некоторым придется не по вкусу. Возможно, я несколько упрощаю гораздо более зловещую ситуацию, но я это делаю с единственным желанием — чтобы люди осознали угрозу, которая не может исчезнуть уже завтра. То, насколько я ошибся, имеет несущест­венное значение по сравнению с тем, в чем я не ошибаюсь.

В беседах с эмигрантами и с натуральными американцами, предками первых переселенцев, я вывел, что идет и углубляется процесс все большего давления на личность. Былая жизнерадостность американцев, простота их реакций и отклик на добрые отношения уступают место угрюмости, раздра­жению и замкнутости. Я и сам уловил эти перемены за последние 12 лет со времени моих прежних визитов в США. Ко всему нужно добавить атмосферу какого-то всеобщего и постоянно нарастающего политического и психоло­гического психоза, разгул религиозности, рост отчужденности и недоверия. Скажут, маккартизм давно миновал. Да, миновал. Но слежка и контроль усилились на всех уровнях, и это всему миру продемонстрировало уотергейтское дело , сфабрикованное могущественными группами, оппози­ционно настроенными к Никсону, в политике которого стали прорезаться нотки англосаксонской самостоятельности и реализма.

Последнее время “незримая Америка”, о которой никто ничего не может сказать определенно, ибо с фасада видны только ослепительные улыбки, убирает с пути всех трезвомыслящих. Случайность? Закономерность?..

Всякий, кто живет в Америке, боится вслух высказать свое мнение. Вот до чего дошло в стране, где столетия кичились свободой слова: боятся высказаться, опасаясь подслушиваний, доноса, неверного истолкования и репрессий. Пока еще не в виде железной решетки, нет, но в виде другой, незримой решетки — дискриминации на службе и создания всяких житейских осложнений и трудностей…

 

10 ноября

Объявление в газете: “Русский клуб Хантер-колледжа устраивает вечер, посвященный современной русской литературе … В вечере принимают участие писатели Моргулис, Штейн, Вайль и Генис”.

Опять “посредники”. Надо понимать, что они там говорили “о современ­ной русской литературе”!..

Западный человек, которого изо дня в день шпигуют антикоммунисти­ческой и антисоветской пропагандой, теряет всякий вкус к политической информации, поскольку уже давно убедился в ее лживости. Телевизионная компания Си-би-эс провела опрос по поводу ОСВ-2, советско-американского договора об ограничении стратегических наступательных вооружений, о котором печать сообщает что-либо каждый день вот уже несколько месяцев. Опрашиваемым было предложено назвать две страны, подписавшие договор об ОСВ-2. Правильный ответ дали только 38% опрошенных. 14% правильно назвали лишь одну страну, 48% проявили полное невежество или не знали, что ответить… Неудивительно, конечно, что антисоветская пропаганда до сих пор чувствует себя в общественном мнении Америки как рыба в воде: большинство американцев почти ничего не знают об СССР — только отвра­тительную ложь, сочиняемую платными агентами политических мафий…

У человека много проблем. И какая подлость — изо дня в день внушать ему, что все его беды “из-за русских”!..

Видят у нас все это или не видят главные “идеологи”?

 

17 ноября

Напоследок решил сходить в Нью-Йоркский музей искусств — Метропо­литен мьюзеум оф арт. Громадное, величественное здание в псевдоримском стиле с колоннами, высокой лестницей — в районе 82-й улицы, по существу на территории Центрального парка.

Лет 13—14 назад я уже был в этом музее. Помню снег с дождем на улице, тишину и тепло в музее — и чувство ошеломленности от великого искусства. Я не сомневался, что те же чувства повторятся и теперь. Но я ошибся. Увиденное теперь превзошло мои предположения, хотя я знакомился с коллекциями музея все же бегло и поверхностно. Да иначе и невозможно было: такое море богатств, какое собрано здесь, способно утопить, едва исчезнет воля переплыть это море.

Музей — это два гигантских этажа, всех экспозиций которых мы так и не осмотрели за три часа непрерывного движения. Осмотр начали с греческих мраморных скульптур III—II веков до н. э. Каменные саркофаги из Восточно-Римской империи. Порою крышки усыпальниц украшают сотни искусно вырезанных из цельного камня фигурок. Вот оно — непостижимое.

Греческие фрески. Колонны целиком с пилястрами. Саркофаги из Кипра, IV век до н. э. На крышках изображения умерших. Головы, лица, живые глаза — из камней, которые не теряют живого блеска. Живите, усопшие, продолжайте смотреть на жизнь глазами мастеров, ушедших в небытие вслед за вами!

Посуда, утварь — 3 тысячи лет до рождения Христа! А вот древнейшие печати-амулеты из камня. Четыре-пять тысяч лет тому назад ставились печати! Процветала бюрократия, ибо не бывает печатей без власти. Смотрю на сотни вещей, воссоздающих быт исчезнувших обществ, — индивидуальные человеческие связи были и тогда очень развиты. Труд сотен тысяч, и на его вершине — художники, ваятели, ученые — прислужники живых богов…

Вот Геракл, копия знаменитого произведения греков, IV век до н. э. Афродита. Копия, что всемирно известна, и ряд менее знаменитых и менее сохранившихся подлинников. Какая чистота вкуса! Какое знание челове­ческого тела! Это ведь одновременно и знание совершенства человеческого духа.

И Карфаген хотели разрушить. И разрушили, но не выбрались из-под его развалин, заразились эгоизмом и утратили героичность.

Людские судьбы там и тут. И общее Время над всеми. Не понятней ли теперь, что политическая трескотня создает сумасшедший дом, уродует человека и его душу? Не торопитесь погибнуть! Пусть гордый Рим протянет руку варварам, пусть колесницы Египта не мчатся по степи против конницы гиксосов! Остановите всех — и сами остановитесь!

Если люди хотят совершенства, разве это не их святое право? Эти люди не собираются отнимать чужие дома и насиловать чужих жен. Напротив, они предупреждают вас об опасностях, от которых не убереглись ни Вавилон, ни Рим, ни Константинополь, ни Петроград. Не теряйте свою культуру, не губите свою мораль, не продавайтесь “интернациональному” разврату духа. Апокалипсис — среди вас, и слова эти произношу не я — их произносят свидетели тысячелетий…

Не сомневайтесь, все это скоро запретят, все это станет недоступным для людей, едва мир потеряет свою свободу и в нём восторжествует диктаторская банда, связанная узами общего заговора и презрения к чужим святыням…

Фараонов уже нет и нет императоров, но мы помним о фараонах и императорах — благодаря мастерам, которые трудились, слишком редко согреваемые вниманием и милостыней “сыновей неба”.

Интересно, думал ли кто-либо из фараонов, что его правление будет отмечаться не походами и избиениями тысяч неповинных людей, не сраже­ниями и военными трофеями, но только храмами, картинами, папирусными свитками, чудесной посудой?..

Более того, фараоны стали славны жизнью несчастных и забитых наро­дов…

Какие связи, какие параллели возникают из праха былых эпох!..

Вот орудия труда, созданные человеком 70—80 тысяч лет тому назад! Вот древнейшая посуда. На горшках серой краской отображены сюжеты из тогдашней жизни. Мужчина и женщина, танцующие фламенко. Когда это было? Вчера? Или завтра?..

Посмертные маски… Украшения, мумии. Любовь к красоте была одним из могучих ускорителей истории. Любовь к красоте — любовь к истине, потому что истина всегда и везде есть красота сущего…

Византийская живопись. Масло по дереву. Портреты. Господи, так писать не умеют мои современники! В этих картинах — неуловимые черты всей будущей классики. Отсюда почерпнет дерзновенный человеческий дух — от гения, который творил и два, и три, и десять тысячелетий тому назад.

Несколько залов — Дега, Ренуар, Моне, Гоген, всемирно известные картины (подлинники).

Теперь уже я знаю: все прекрасно, что выражает жизнь. То искусство прекрасно, которое возможно более полно воспроизводит жизнь. Фото­графия? Может быть. Та фотография, что обретает глубину философ­ского обобщения. Значит, не всякая фотография.

Вздрогнула душа. Шарль Добиньи. ХIХ век. Сельский пейзаж с рекой. Крестьянские дома. Закат. Умиротворение, покой. Восторг и тоска захолустья. Свет и тени — даже не в их игре дело. Тут подобраны такие краски, что свет излучает сама картина. Потрясен — не знаю чем. Тут часть моей мечты. Тут часть мечты всякого человека. Человек знает, что он не вечен. Но он забывает об этом, когда его окружает вечная природа. Сыроватый, но все еще гулкий вечерний воздух. Гудит уже бездомный комар. С мирным мычанием коровы спускаются к реке — вечерний водопой. Солнце уходит за горизонт. А в домах еще не затеплились огни. Людей не видно. Это и хорошо, что их нет: чувством ожидания проникнута вся картина. Жив человек или не жив — жизнь вечна: солнце, деревья, постройки, скот, река…

Жюль Бретон. ХIХ век. На первой заре, еще месяц светится, крестьянки пропалывают посевы. Здоровые, полные тепла, доверия и жизни женщины. Тяжкий, подневольный труд. Опять сердце попадает в тенета, потому что не сопереживать не может…

И становится близок секрет искусства. Не понятен, а именно близок: сопереживать честному, трудолюбивому, совестливому человеку, чтобы и человек сопереживал, совершенствуя свою совесть.

Вереница залов сама отдает свою очередную тайну: вся линия настоящей поэзии — линия подлинной жизни, сохраняющей преемственность поколений. Вначале изображаются предметы, не случайно окружающие человека. Затем появляется вся совокупность быта, тоже имеющего сакральный смысл. Потом на передний план выходит сам человек. Все крупнее и крупнее, и вот уже возникает необходимость отобразить его сложнейший внутренний мир: предметы теряют былую определенность и устойчивость, они плавают, исчезают, видоизменяются, превращаются в страхи и ожидания. Но и этот замкнутый и уже неестественный мир души тяготит своею замкнутостью: душа вновь рвется к проявлениям живой жизни, чувствуя, что только поступок есть реальная философия, а химерические видения отдают мертвечиной, источающей опасные яды…

Тоска усиливается в мире абстракций…

ХVI—XVII век. Георг де ля Тур. “Талер фортуны”. Манера письма, которая превратится затем в целое направление вплоть до Гогена. Богатый юноша и простая девушка. Чистые лица. Кажется, я еще никогда не видел, чтобы в лицах было столько природного здоровья. Старуха цыганка протягивает юноше счастливую монету. Но лицо старухи измождено страстями и страданиями. Не заблуждайтесь, люди! У всякой фортуны один конец: усталость, потеря сил и наивных мечтаний…

Завершил наконец нужный документ. Тяжело далась эта работа, связанная с пухлой грудой документов. Все время отвлекали разные дела. Но слово я дал — слово сдержал…

Работа, как и поле, имеет свое волшебство. Она благодарна — оценивает все то, что ты сделал со своей душой. И приходит финал. И с ним — еще одна победа над собой. Иди — и придешь…

Болели голова и глаза. Читать уже не мог, смотреть телевизор не мог. Слушал музыку по радио.

Это особенность радиовещания в США — всегда можно выбрать станцию с музыкальными передачами по вкусу. Есть современный крик и хрип, оргии ударных, есть спокойная джазовая музыка. Можно послушать латино­американские передачи — душевное пение под гитару. Есть станция, которая постоянно передает последние известия…

Кто-то из секретариатских рассказывал мне совсем недавно о новой книге К. Воннегута “Заключенный”. Когда-то я прочел пару вещей этого писателя и не принял его душой. Истоки симпатий непостижимы, Воннегут не вызвал у меня доверия, которое вызвал, например, молодой Апдайк. И вот накануне отъезда на глаза мне попалась статейка в антисоветской газетёнке. Ее автор, набивший руку на пропагандистской интерпретации литературы, одно назойливо выпячивал, другое старательно, по-воровски прятал. Он спрятал объективную социальную суть романа, вытащив на свет и восславив одурачивающие человека побрякушки. “Наша жизнь — всего лишь абсурдная смесь случайных  происшествий, необязательных поступков, бессмысленных встреч. Удача или провал, взлет или падение, нищета или несметное богат­ство — в сущности своей одно и то же, а на дне всякой прожитой жизни — мутный осадок одиночества и неприкаянности”, — вкрадчиво внушал мошен­ник-рецензент.

Достаточно взглянуть на реальную действительность, чтобы убедиться, что между удачей и провалом, пирующим и голодным имеется принци­пиальная разница, так что внушения о покорности судьбе — зловещая уловка. Разумеется, и богатство в лживом, несправедливом обществе не дает окончательного решения: эксплуататор может приобретать культурные богатства, но неспособен усвоить их, ибо они требуют иного состояния духа…

Подыхать с голоду в оскорблении и унижении и сосать паразитом блага жизни — не одно и то же. И вопль о безысходности всякой старости лжив и сознательно придуман для дурачков с губами карася, покорно ощупывающего крючок с дохлым червяком.

Человек не должен быть игрушкой в руках слепых сил. Созидательная, божественная роль человека — вот исток осмысленности его дней.

В последнее время мы мыслим все “ниже” и “ниже”. Пропаганда микширует все проблемы в пустых лозунгах материального стимулирования. Но дай нашим обибокам, анемичным, бездеятельным говорунам в 10 раз большую зарплату, дело нисколько не подвинется. Политические мафии это знают, но мы с этим считаемся все еще недостаточно, поскольку не используем всех средств для защиты нашей идеологии, морали и культуры или понимаем защиту как грубое одергивание инакомыслящих без тщательного взвешивания их позиций. Мы чаще всего бьем по тем, кого надо было бы тянуть и поддерживать. Кто-то так “чудно” устроил весь наш  Агитпроп, что он все чаще работает против объявленных целей…

Чего хочет человек? Человек хочет того, чего ему не хватает в данное время. Человек хочет жизни, которая несет исполнение желаний. Он хочет есть и пить, любить и быть любимым. Хочет что-то значить, хочет уважения, признания. И тут опять встает роль культуры, которая не сводится к умению повязывать салфетку и выплевывать сливовые косточки на вилку. Культура — это отношение к людям и нравственному богатству человечества. Это борьба за свободное национальное развитие народов…

Нельзя путать идеал и движение к идеалу, мечту и борьбу за ее осуществ­ление.

Новая эпоха не будет привнесена в Америку со стороны, она сама народится в ней заново (как коммунистическая доктрина родилась — независимо от К. Маркса — в трудах замечательного мыслителя Моргана), когда мафии достигнут апогея в исполнении своих планов порабощения наций и уничтожения национальной культуры посредством тюремной системы удовлетворения инстинктов.

Сегодня ни мы не можем научить американцев, ни американцы нас. Но главное не это. Главное — что мы не можем и не должны сравниваться с американцами, потому что они стоят на спинах всех народов земли, а мы — на плечах усталых советских поколений, жизнь которых — сплошная череда жертв и потерь.

 

18 ноября

Встал в седьмом часу. В середине дня — отъезд в аэропорт Кеннеди. Америка провожает меня хорошей солнечной погодой и безумным ревом полицейских автомобилей.

Разбег по дорожке, очерченной желтыми огнями, прыжок в ночное небо… Передо мной постепенно возникает галактика огней — зеленых, желтых, красных, порою хаотически рассыпанных, порою образующих ровные цепочки и квадраты. Долго, минут восемь-десять, самолет летел над этой галактикой, пока не открылся черный океан…

Прощай, Нью-Йорк, самый странный и самый трагический город, больше чем наполовину уже завоеванный своими врагами. Неужели и ты повторишь скорбную судьбу Вавилона?..

 

19 ноября

За окном — непроглядная тьма. Звезды близкие, крупные, но неживые — не мигают. Ковш Большой Медведицы висит ручкой вниз…

Командировка подходит к концу. Чужой мир возник и пропал. Но, может быть, в чужом зеркале я лучше рассмотрел свое собственное лицо?

Вот и земля. Тяжелый самолет бежит по бетону. Родина. Низкая облач­ность, серые тона. Кое-где снег…

Здесь мое поле, которое пахать и пахать, очищая от камней. Бросать зерна, беречь всходы и ждать урожая.

Судьба мира решается не столько там, в голубых залах Генеральной Ассамблеи, сколько здесь — на этой тяжелой и малоплодородной, но доброй и великой земле…

И свою страну постичь сложно. Это дано не всем. Увы. Большинство почти ничего не знает о себе. Зная всё — почти ничего не знает…

Как вообще нужно понимать страну? Страну нужно пытаться понять через призму ее главных проблем, ибо проблемы ее жизни и есть ее суть. Подобно тому, как наши личные проблемы выражают суть наших личностей и судеб, когда они осознаны на фоне всего исторического процесса.

 

Авторский комментарий 19 декабря 2003 г.

 

С тех пор как я писал свой дневник, прошло четверть века.

Перемены в мире — ошеломляющи и ужасны.

Раздавлена и взорвана изнутри социалистическая система. Погублен СССР — стараниями диссидентской банды и западной агентуры — руками околпаченных рабочих, крестьян и славной интеллигенции, часть которой все еще принимает свое невежество за высшее знание.

Вся индустрия фабрикации общественного мнения, как и финансовые средства, как и новейшие технологии, как и развлекательный бизнес, повсюду сосредотачиваются в руках родственных семей. Тайные союзы сетью опутали народы Америки и Европы, пробрались в Азию и Африку, взяли под контроль сотни международных организаций.

Уже не скрывают, что в будущем из 6 млрд жителей планеты перспективу могут иметь только 700—800 миллионов (“золотой миллиард”). Но уже поговаривают и о сокращении числа “счастливчиков” до 70—80 миллионов.

Остальным уготовано вымирание от нищеты и болезней.

Процесс уже бушует повсюду. Им охвачено более 90% населения республик бывшего Советского Союза.

И это далеко не всё. Ведутся работы по клонированию человека. Людей приучают к добровольной смерти. Эвтаназия уже начала вводиться в практику общественной жизни как “нормальная гражданская процедура”.

Не за горами — когда из подполья выйдет Мировое правительство — принятие стандартного закона о налоге на человеческую жизнь. Тот, кто заплатит, проживет и 60, и 70 лет. Прочие будут умерщвлены насильно намного раньше: им не позволят “бесплатно осложнять экологические проблемы”.

Кошмар? Нет, это все реально обсуждающиеся “проекты”, составляющие суть идеологии глобализма, жонглирующего понятиями “рынка” и “высшей демократии”…

Не будем драматизировать, не будем шарахаться из стороны в сторону, но призовем друг друга к трезвости, прислушавшись вот к какой мысли религиозного человека, эмигранта из большевистской России Ивана Ильина: “В нас до сих пор живет ребячливая доверчивость: наивное допущение, что если человек что-нибудь говорит, то он и в самом деле думает так, как говорит; если обещает — то желает исполнить обещанное; если рассказывает о своем прошлом — то не врет; если развивает “планы”, то сам относится к ним серьезно; если выставляет себя “патриотом”, то никак не может принадлежать к враждебной контрразведке; если произносит священные слова, то не ради провокации; если носит какую-нибудь одежду (военную, духовную, иноземную), то и внутренне соответствует своему наряду; если располагает деньгами, то добыл их законным и честным путем…”.

И это касается не только людей, но и большинства политических и социальных институтов, пронизавших весь современный человеческий мир…