СТАЛИН И ШЛЯХТА
М. И. Мельтюхов. Советско-польские войны. 1918—1939 гг.
“Вече”, М., 2001.
Сюжет данной книги принадлежал долгие годы к числу так называемых “запретных”. Как известно, Польская Народная Республика почиталась другом великого Советского Союза, но сгинула еще ранее него. С развалом же Союза российскому постсоветскому читателю нынешние либерально-еврейские сочинители стали поставлять разного рода страшилки, как, мол, проклятые русские большевики подавляли свободолюбивый польский народ. Верно, поляки (а не польские евреи, которые-то были и есть отчаянные польские русофобы) — народ гордый, даже заносчивый, но уж подлинно свободолюбивый. О том, как и какие сложились отношения между Польшей и Советской Россией в трагическое межвоенное двадцатилетие, рассказывает данная книга.
Подчеркнем сразу — рассказывает разносторонне и объективно. Например, о том, что жестокости и даже порой зверства творили обе враждующие стороны. Достоверный свидетель (с польской стороны!) рассказал, что убить красноармейца (“большевика”) греха не составляло, а порой с ними расправлялись так вот: пленному “в распоротый живот зашили живого кота и побились об заклад, кто первый помрет, человек или кот”. Жутковато, не правда ли? Есть тут некая особая палаческая изощренность... А красные войска безо всяких там особых ухищрений пристреливали на опушках леса пленных офицеров и полицейских, просто так, как “врагов трудового народа”.
Очень хорошо разобраны известные вроде бы события советско-польской войны 1920 года. Уж сколько понаписано за восемьдесят лет о конфликте между Западным фронтом (Тухачевский и стоявший за ним Троцкий) и Юго-Западным (Сталин—Ворошилов—Буденный)! Сколько злобы вылили “борцы с культом” на Сталина и его соратников, якобы помешавших Тухачевскому взять Варшаву. Автор, обозрев все накопившиеся источники, подтверждает давно устоявшуюся точку зрения: за жестокое поражение под Варшавой ответственность несут прежде всего политический авантюрист Троцкий и его любимец Тухачевский.
В книге четко высвечивается осторожная линия Сталина даже в дни несомненных военных успехов Красной Армии. 11 июля появилась знаменитая нота тогдашнего британского премьера лорда Керзона. Теперь очевидно, что напуганный возможным крахом панской Польши ведущий западный политик предложил тогда относительно справедливую границу с Советской Россией — именно она и была проведена в 1939 году, затем подтверждена Международным договором в Хельсинки в 1975 году и сохранилась до развала СССР. Такое долголетие в подобных вопросах случайным быть не может.
Так вот, на Пленуме ЦК, решавшем этот вопрос, нагоняли истерику Троцкий и его присный, латыш Смилга — начальник Политуправления Красной Армии, главный комиссар всех Вооруженных сил! А вот Сталин еще до Пленума публично заявил: “Было бы большой ошибкой думать, что с поляками на нашем фронте уже покончено”, и нечего кричать о “марше на Варшаву”. Сказано с присущей Сталину осторожностью и взвешенностью в оценках, но суть бесспорна. Однако Троцкий, Смилга и их сторонники настояли перед Лениным на своем. Чем эта авантюра кончилась, известно. А затем началась страшная картина казней и расправ над советскими военнопленными, которые осуществлялись польской шляхтой со средневековой жестокостью и размахом. Отметим попутно, однако вполне объективно: жестоки были красные комиссары и чекисты, но никаких расправ с пленными польскими жолнерами они тогда не производили. Меж тем все документы давно открыты.
Начались мирные переговоры. От измученной и истерзанной Советской России паны, одетые в дипломатические фраки, требовали новых и новых уступок, порой унизительного свойства. Придется признать и то, что “красные дипломаты”, сменившие свои кожанки на фраки, состояли в основном из евреев и особенно-то отстаивать интересы исторической России не собирались. Им нужна была лишь “мирная передышка” для укрепления своей власти. Наконец после долгой торговли в Риге был подписан 18 марта 1921 года мирный договор, который, подобно договору Брестскому, следовало бы назвать “похабным”. К Польше отошли обширные российские земли, населенные в подавляющем большинстве украинцами, белорусами и русскими православного вероисповедания, а также многие экономические и культурные ценности (например, паровозы и вагоны из разоренного нашего транспорта, а также часть архивов и музейных собраний).
В двадцатые и начале тридцатых годов Советская Россия еле-еле оправлялась от страшных потрясений. И правительства вновь возникших на ее окраинах государств, опираясь на поддержку ведущих стран Запада, щипали и кусали несчастную страну и ее народ, стремясь ухватить себе кое-какие кусочки посытнее. Финны и прибалтийские “царства”, отродясь не имевшие государственности, заносчивые варшавские шляхтичи; даже хилая Румыния ухватила от нас исконно российскую Бессарабию. И невольно думаешь, как унижают ныне в тех же эфемерных прибалтийских “царствах” русских людей, как в Польше в каторжных условиях трудятся тысячи восточнославянских соседей, как те же румыны опять попытались хапнуть Приднестровье или как в Болгарии, которую мы дважды освобождали от захватчиков, порушили чуть ли не все памятники русским воинам-освободителям.
Две трети века назад все это плохо закончилось для тех незадачливых правителей. И мы убеждены — и на этот раз закончится тем же. Только напишет о том уже иной автор...
Среди пресловутых “стран-лимитрофов”, образовавшихся на обломках Государства Российского, наиболее злобные русофобы оказались в Варшаве. Почти двадцать лет, с 1921-го по 1939-й год, они вели прямо-таки провокационную политику по отношению к своему восточному соседу. Бесчисленное число примеров тому — в книге, мы их не станем даже приводить. И вот незадача — сама-то Польша той поры была государством очень слабым — и хозяйственно, и политически. Впору бы заняться варшавским правителям собственными болячками, а не продолжать великодержавную истерию, нацеленную прежде всего против Советской России.
Нигде, пожалуй, авантюризм варшавских панов не проявился так наглядно и так самоубийственно, как во внешней политике. Напомним, что уже в середине 30-х годов в центре Европы сложился союз двух агрессивных государств — Германии и Италии. Немецкие нацисты и военщина не скрывали своего презрения к польскому народу и государству, подогревая общественность шумом об ущемлении прав немецкого меньшинства в стране (что действительно имело место). Казалось бы, путь польской внешней политики ясен, но...
В отличие от заносчивых шляхтичей в Бельведере Сталин с мудрой предусмотрительностью предвидел неминуемый путь Гитлера. Советское правительство, обеспокоенное давлением “Третьего рейха” на Чехословакию, неоднократно и настойчиво предлагало гарантии Праге и публично заявляло, что станет за нее войной, но при условии, что Польша пропустит советские войска через ее южные земли (вообще-то говоря, украинские). Тщетно, даже вмешательство встревоженной Франции не помогло. В разгар чехословацкого кризиса в сентябре 1939 года в тех самых районах южной Польши были нарочито проведены маневры польской армии: мол, никаких чужих войск мы не пропустим... Так все и поняли. В том числе и Адольф Гитлер.
Погрязшие в русофобии варшавские шляхтичи не чуяли беды с запада, хотя именно там уже формировались будущие танковые “клинья”, вскоре растерзавшие Польшу. И что же? Невероятно, однако уже в начале рокового для судьбы поляков 1939 года в Варшаве всерьез обсуждалась возможность создания германо-польско-венгерского союза, направленного, естественно, против СССР. Состав стран предполагаемого союза не должен удивлять: через пару месяцев они разодрали на три части несчастную Чехословакию. Польские паны тоже урвали себе кусочек. За полгода до гибели.
Более того, в антирусской и антисоветской истерии варшавские правители искали союза даже с японскими милитаристами. Так сказать, по соседству... 3 января 1939 года Польша установила консульские контакты с так называемой Маньчжоу-Го — марионеточным “государством”, созданным японской военщиной на дальневосточных границах Советского Союза. Зная все это, удивляться приходится, что в Польше до сих пор находятся люди, осуждающие советско-германский пакт о ненападении, заключенный в Москве в августе 1939-го... Или, может быть, Сталину следовало бы войти в союз Германии—Польши—Венгрии?..
Всего лишь за пару недель до начала Второй мировой французские руководители попытались все же, чувствуя надвигающуюся грозу из-за Рейна, воздействовать на польское руководство в деле сближения с Советским Союзом. Но посол Польши в Париже Лукасевич заявил, как истый шляхтич: “не немцы, а поляки ворвутся в глубь Германии в первые же дни войны”. Ворвались... Только не они.
Неизбежное произошло, советско-германский пакт был подписан, безумные польские правители обрекли свой народ на гитлеровское рабство. И вот тогда, когда польская армия была уже разгромлена, советские войска еще не пришли на земли белорусов и украинцев, а ясновельможные паны намыливались бежать из Варшавы в Румынию, Сталин 7 сентября 1939 года собрал в Кремле руководителей Коминтерна. Он дал такую оценку начавшейся войны:
“Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедными и богатыми в отношении колоний, сырья и т. д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам того не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему... Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались”.
Суровые слова сурового, но дальновидного политика. Но только такими людьми и творятся великие политические свершения. Через шесть лет германские и японские агрессоры были повержены, а недавняя “владычица морей” перестала быть великой державой. А государство Советов развернуло свое влияние от Берлина до Пекина, отстаивая во всем мире интересы трудящихся.
И последнее. Автор не размазывает сюжет о так называемом “катынском деле”, он лишь кратко повторил общие данные о расстреле 15 тысяч польских офицеров и полицейских. Не место тут касаться того сложного, обросшего версиями и сплетнями дела, скажем лишь о бесспорном. Во время советско-польской войны 1919—1920 гг. шляхта замордовала 60 тысяч пленных красноармейцев. Этот факт никем не оспаривается, что немаловажно.
Сергей Семанов