георгий Свиридов

 

 

 

 

 

Из книги “Музыка как судьба”

*   *   *

Ни один композитор в истории не насаждался так, как насаждался при жизни Шостакович. Вся мощь государственной пропаганды была направлена на то, чтобы объявить этого композитора величайшим музыкантом всех времен и народов. Надо сказать, что и музыкальная среда охотно поддерживала эту легенду. Он был, в полном смысле слова, государственным композитором, откликавшимся на все важные события общественной и политической жизни не только своими бесчисленными статьями, но и бесконечными сочинениями: от симфоний, ораторий до танцев, песен, песенок и т. д. И, несмотря на это насаждение государственным и “квадратно-гнездовым” способом, народным художником он так и не стал ни в своих ремесленных поделках, ни в своих музыкально-философских концепциях*, хотя, при всем при том, по отборе от него останется много хорошей, а иногда прекрасной музыки. Но народность, в том смысле, в каком ее понимали Глинка, Мусоргский, Бородин, Чайковский, Рахманинов, — это какое-то другое дело. Какая-то особая (высшая, м. б.) форма искусства.

“Способность быть народным — это особый талант и очень редкий”.

 

Белинский

*   *   *

Идет перестройка, больше всех шумят о ней все те же и оне же: поэты-куплетисты Евт, Вознесенский, смертельно всем надоевшие, десятки лет треплющиеся по любому поводу, не могущие найти ни единого свежего слова. Каждое их слово уже по десятку раз продано [деньги давно получены].

*   *   *

Метаморфоза жизни

 

Дети тех , кто сжил со свету Мих Булгакова, теперь ставят Булгакова, пишут о Булгакове, хвалят Булгакова, говорят “наш Булгаков!”, “великий Булгаков” и т. д. Ставят Булгакова, причем ставят на свой лад, переделывая Булгакова, перелицовывая его, меняя смысл его книг на противоположный. Христос у Булгакова — недосягаем в своем страдании и в своем величии. Между прочим, Христос в книге — сириец . Родом из Сирии. Идиоты и сознательные антихристиане уродуют, корежат, извращают книгу Булгакова. Приспосабливают ее для проповеди своих идей, диаметрально противоположных идеям Булгакова.

*   *   *

[Вопросы к беседе]

 

Издавна крестьянский слой служил интонационной опорой музыки. Исчезновение его лишило нашу музыку интонационной опоры. Русский человек ныне поет и пляшет под чужую дудку. Диковина! Боже, как государство охраняет хиппи, “панков” — упаси Бог тронуть их! Между тем, слово “панки” в переводе значит “падшие”, “подонки”. Популярный журнал “Огонек” стал государственным защитником, оберегателем этой городской “рвани”, в среде которой процветает всякая нечистота. Но, оказывается, это не “нечисть”, это — чистота и целомуд­рие. Важно, чтобы молодые люди не задумывались бы над серьезными вопро­сами жизни: как быть дальше, для чего я существую, кто нами правит? и т. д.

*   *   *

Слушал “Кармен-сюиту” (безграмотное название)51. Совершенно ничтожно. Попурри из великолепных мелодий. Умозрительно, как будто бы хорошо продуман оркестровый состав. Но получился малокрасочный — академический оркестр. Краску, столь необходимую Бизе, дают лишь ударные. Это становится похоже на красочность [рекламной бумажки от конфет] парикмахерской рекламы. Вкус автора [сильно] подгулял. Делать обработку надо лишь в том случае, когда увеличивается художественный эффект. Здесь же он — явно умаляется. Есть пословица: “Овчинка не стоит выделки”. Это когда сырье — плохое. Как над ним ни работай, из него нельзя сделать ничего. Здесь — другое: выделка не стоит сырья. Сырье, матерьял требует иной выделки. Бизе прекрасно знал, что он делал.

*   *   *

Целый день танцы и песни молодых людей, дрыганье на месте, декларации (фальшивые). Общие танцы. Поколение смертников. Обреченность, топтание на месте. Мелодий — или нет, или они краденые. Ни одного талантливого певца. Примадонны и солисты почти все из “наших”. Чешка — бездарная певица. Одна девица из Венгрии (с очень истасканным рылом) на вопрос — чего она ждет от новой весны, ответила, что, наконец-то, она хочет “настоящей, большой любви” (все остальное было небольшое и ненастоящее). Ни одной хорошей песни, кроме белорусской из ансамбля “Сябры”. Все похоже одно на другое. Кошмарная своей развязностью еврейка из Риги. Америка съела всех с потрохами. Американизация полная. Духовно мы уже смирились с этим.

*   *   *

Ложные ценности: Эйзенштейн [Демьян Бедный]. Абстрактное искусство, пригодное лишь для обоев и рекламы. Бесконечная цепь реформаторов театра и т. д. Из которых были, есть и остались живыми в своем наследии, в своих последователях (например, Чехов, Качалов — это можно сейчас слушать!) одни лишь Станиславский и Немирович-Данченко, открывшие новые пути, на которых немедленно же обозначились ложные последователи, продолжатели и оппо­ненты, тут же обильно рекламируемые, объявленные подлинно революционными, современными! (и т. д.), а больше всего рекламированные сами .

Станиславский и Художественный театр, в том числе Булгаков, чудом [и силой сопротивления] уцелели от разгрома, да и прямого уничтожения, к чему призывал, например, радикальнейший, бескомпромиссный и такой, по свиде­тельству его друзей, “ранимый”, чутчайший по отношению к собственной персоне, требовавший особого внимания к себе, В. Маяковский. Маяковский — “затрав­ленный”, хочется спросить: кем? Ермиловым, которому он давал сдачи, и это вообще была потасовка друзей при распределении пустых мест в Р литературе без Горького, Бунина, Блока, Есенина и целого ряда блестящих писателей, изгнанных из страны новой троцкистской властью.

Какое существование вел великий живописец М. Вас. Нестеров, семнадцать лет не выставлявшийся, отлученный от выставок, безгласный, пришибленный, казалось бы, окончательно. Нестеров принял постриг, стал священником и тем спас себя и свою душу, и свой великий талант, который снова засиял в его произведениях 30-х годов. Я помню его персональную выставку 1933 года.

Нам открылся благодаря М. Горькому. Сталин упросил Горького вернуться в СССР для важного дела — сохранения, сбережения культурных сил после страшного разгрома, учиненного бандой троцкизма. И Горький постарался выполнить свою историческую миссию. Пусть не все удалось ему спасти, не удалось защитить имя Есенина, не удалось защитить Булгакова, Платонова, возможно, не удалось сделать и многое другое, о чем я, может быть, даже и не подозреваю. Но зверская травля русской интеллигенции была прекращена, получили гражданство в искусстве многие писатели, художники, композиторы. Был снят запрет с исполнения музыки великого Рахманинова, хотя и не целиком.

*   *   *

3 мая 1987

Найти человеку верный путь в жизни — всегда непросто. В наши хаотические дни это стало неимоверно трудно. Масса людей — потерявших всякие ориентиры, мас­са — избравших неверный путь, чреватый большим Злом. Многие живут вообще без пути, без движения, лишь шевелясь на месте, как черви в сортире. Боже! Помоги выйти на дорогу всем близким и любимым, не утратив света во тьме!

*   *   *

Поэты-дегенераты: Хлебников и Маяковский, последние в роду (каждый). Акц общество Бурлюк-Брик и Ко торговали ими, умело эксплуатируя их таланты и болезнь (несомненно свойственную обоим). Бесконечной лестью, ежедневным уверением в гениальности, исключительности, уверением в предан­ности оно изолировало этих стихотворцев от жизни, окутав их лживым фимиамом.

*   *   *

Я принадлежу к числу тех композиторов, чье сочинительство и исполнитель­ская деятельность (довольно большая в последние годы) почти полностью игнорируются журналами, подконтрольными руководству Союза . Мне ежегодно приходилось бывать в эти годы в Ленинграде, куда я часто приез­жал на концерты с крупнейшими артистами: Архиповой, Образцовой, Нестеренко, Вл. Федосеевым и его оркестром. Приезжая в город, мне приходилось читать восторженные статьи о концертах Лен музыки, написанные в самых восторженных тонах, как пишут о высоких произведениях классического искусства.

Между тем концерты эти проходят часто при пустых залах, где присутствуют лишь родственники исполняемых авторов, да несколько случайных людей. В областных газетах появляются восторженные громадные статьи, читая которые можно подумать, что речь идет об исполнении произведений П. И. Чайковского, Шумана или Бетховена. В сущности — позорное явление для нашей государст­венной и партийной печати, которая находится под полным контролем правления ЛОСК почти во всем, что касается музыкальных дел. Задаю ceбе вопpoc: почему это происходит? Потому, что Обком партии целиком и полностью отдал музы­кальное дело в руки Петрова и окружающей его камарильи. Этот государственный и партийный фаворитизм наносит страшный ущерб развитию нашей культуры. Ведь в руках этих людей находится музыкальное образование, особенно композиторское. Вряд ли можно вообразить, что перестали рождаться люди с музыкальным талантом. Но они калечатся смолоду, изначально. Им выворачи­вается голова набок или задом наперед, и с этой вывороченной головой живут, взрослеют и умирают. Государство щедро оплачивает творчество сов композиторов, не жалея средств. Бюджет СК составляет многие десятки миллионов рублей ежегодно. Оба министерства культуры также тратят ежегодно миллионные деньги на государственные заказы композиторам.

*   *   *

1 июня 1987 г.

 

Тридцатые годы — резко делятся на своеобразные периоды.

I — 1929—33. Бурное время, расцвет деятельности ЛЕФа, РАПМа и РАППа, коллективизация, перегибы, “головокружение от успехов”, пятилетка, заводы, Днепрогэс, ускоренное окончание школы, работа на заводе (практика), ликви­дация безграмотности (работа в деревне, от которой я был освобожден, мать достала справку от врача и отнесла в школу, тайно от меня). Занятия в музы­кальной школе, проснувшийся огромный интерес к музыке. Выписывал ноты наложенным платежом; помню покупку слепого клавира “Бориса Годунова” (изд. В. Бесселя), помню — поразили аккорды, неожиданные гармонии. Решение — посвятить себя музыке. Поездки в Ленинград — 1932 г. — новый, совершенно, мир, необъятный как океан.

Трудные, голодные годы 1932—33—34. Новое движение в духовной жизни: ликвидация РАПМа, создание Союза Писателей, огромная и благотворная роль Горького. (Но не было — Есенина, Клюева, Ахматовой, Замятина, Булгакова, Платонова.)

Дальнейшие годы 1934—35—36. Выставка Нестерова, абсолютное отсутствие внимания (в обществе) к Малевичу (его “квадраты” висели в Русском музее, называлось — супрематизм). Идея главная — Гуманизм, потом Пролетарский гуманизм. Музыка — “Леди Макбет” (шла с успехом на огромной рекламе), Прокофьев не был так интересен, казался “салонным”, позднее — яркая “Ромео и Джульетта”, этому была большая оппозиция. Соллертинский бранил: сухо, нет романтизма, любовного всплеска и страстей (а lа Чайковский, подразумева­лось “Итальянское каприччио”), нет толпы, “живописных лохмотьев” (его слова), без которых не существовало стереотипа Италии. Меня это мало интересовало, я был полон пробуждающихся юношеских страстей, очень много поглощал музыки, раннее увлечение музыкой Шостаковича: опера, ф-п концерт, прелюдии для ф-п (поворот к “классическому”).

Кино — многое, что потом хвалилось, в том числе “Чапаев”.

Подъем жизни в искусстве, “Петр I” Толстого (кажется!). Съезд писателей, шумно, иностранцы, которые тогда казались людьми с другой планеты.

1934—35 г. Ленинград, Киров, суды, паспортизация и др.

[C 1936 г. совсем новое, смерть Горького.] Этого я тогда не понимал, живя один в общежитии, весь увлеченный борьбой за существование (жил голодно, ужасно) и поглощением музыки, главным образом, классической.

1935 г. “Пушкинские романсы” — переменили мою жизнь. Знакомство с Иваном Дзержинским — любил его ранние песни (2 цикла), “Весеннюю сюиту” — очень яркую, юную (для рояля), начало “Тихого Дона”. Как это было свежо, казалось свежее Шостаковича, в котором было что-то интонационно-мертвое (так и осталось до конца).

2-я половина 30-х годов — становилось все хуже и хуже. Движение Советского симфонизма, новый академизм, торжество “формы”. Надо было учиться. Увлечение современной музыкой: Стравинский, Хиндемит, Берг (по клавиру “Воццек” и “Лулу”, нравилось первое), Кшенек, так себе, Риети, нравилось. В моде пошло все еврейское.

“Король Лир” Михоэлса, вся кинематография, “Веселые ребята”, Дунаевский был награжден орденом, принят в Союз и назначен его председателем. До той поры Союз возглавляли: Борис Никол.(?) Фингерт, Влад. Ефим. Иохельсон, Бор. Самойлович Кессельман, Лев Моисеевич Круц, Татьяна (?) Яковл. Свирина (фамилия по мужу, страшнейшая баба), еще была машинистка Полина Егинтова, ее супруг впоследствии был секретарем Музфонда — гигантский жулик (мил­лионные дела), был разоблачен молодым следователем из Харькова, пойман с поличным, получил 25 лет лагерей. Всего членов Союза было человек 40 с неболь­­шим! Русских было человек 20—25, кажется.

“Расцвет” кошмарного Утесова, изо всех уличных репродукторов гремело: “Налей же рюмку, Роза, мне с мороза, ведь за столом сегодня — ты да я! Ну где еще найдешь ты в мире, Роза, таких детей, как наши сыновья?!!!”

Знаменитые писатели начала 30-х годов: Бабель, Катаев, Олеша, Никулин, Багрицкий, Тынянов, Козаков, Каверин, Федин, Ильф и Петров, Зощенко. А. Толс­той — был наиболее солиден, очень много писал.

В элиту входили еще кинематографисты, все те же. Маяковский был объявлен “лучшим, талантливейшим поэтом нашей эпохи”. Есенин — пока прочно запрещен. В СССР ненадолго заехал шахматный игрок Ласкер. Это подавалось как мировое событие так же, как и успехи Ботвинника — советского чемпиона. Зрело новое поколение поэтов: Кульчицкий и Коган — “ Только советская нация будет и только Советской расы люди!” Чем это лучше германцев?

Дышать становилось все труднее. Обстановка в классе Шостаковича была невыносимой . Всюду “перло” одно и то же — в литературе, поэзии, кино, театре, а главное: газеты, журналы, радио — вся массовая пропаганда, включая ТАСС, местное вещание — все в руках одних и тех же людей. Слово “русский” было совершенно под запретом, как и в 20-е годы. “Россия” — само слово было анахронизмом, да его и небезопасно было употреблять в разговоре.

Вce предвоенные, суровые, мрачные годы, бесконечные суды, процессы, аресты. Жил я очень одиноко, друзей, в истинном смысле слова, не имел, были приятели застольного, “собутыльного” типа.

*   *   *

Есенин — все растет и растет, перерос всех (без исключения). Он попал в эпицентр, в точку пересечения всех линий (скрестившихся) Русской жизни, в центр боли, мук и всех надежд, какие еще остались. Заблудшая Русская душа, найдет ли она выход?

*   *   *

Разговор об интлизме — чаще всего дымовая завеса, ложь, за которой скрывается оголтелый шовинизм, воинствующий и беспощадный.

*   *   *

Люди, давно отвыкшие от русской жизни. Они наблюдают за ней из окна своей супермашины или из заграничной посольской квартиры где-нибудь в Нью-Мексико. Им ненавистно здесь все: наши русские лица, наш родной русский язык, разоренные, потерявшие свое русское имя города, наша хроническая русская бедность, с которой мы уже свыклись [да и не в богатстве, в конце концов, смысл жизни]. Все это им глубоко противно. [Они обещают нас накормить, хотят нами управлять и управляют, но сделать при этом полными, абсолютными рабами.] Русский человек давно отрекся от Бога, он продал свою душу черту за чечевичную похлебку, которой его обещали накормить даром “от пуза”, да и обманули.

*   *   *

Моцарт и Сальери

 

Сальери — не атеист (т. е. не признающий существование Бога), ибо он верит в Рай (занес к нам несколько “Райских песен”). Он — Богоборец, считающий, что Бог создал мир несовершенный, несправедливый, и человек вправе этот мир изменять по своему усмотрению. Позже эта идея будет выражена в словах поэта Коца: “Весь мир насилья мы разроем до основанья, а затем мы Наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем”. И этот мир они построили.

*   *   *

Передачи по радио

 

Ария из “Вертера” Массне в дивном исполнении Лемешева, давно не слышал этой музыки. Большая прелесть, романтизм без напыщенности (иногда свойст­венной Массне) и какое пение! Просто, строго, безыскусственно, трепет соловьи­ного горла. Эту музыку не споешь “обыкновенным” голосом, тут нужен природный дар.

Концерт для фортепиано Грига, какая свежесть, возвышенность, красота и своеобразие в интонации. Но Шуман открыл первым этот внутренний мир — мир прекрасного, глубоко хранящегося в душе .

Рядом с этим стихи Светлова — убогие, заурядные чувства, скверный, ломаный, жаргонный, стертый, плоский язык.

26/VIII-87 1 час дня

*   *   *

“Дети Арбата”52

 

Их родословная, всегда ли они были “детьми Арбата”?

Кто их отцы, населявшие Арбат и др. привилегированные, “престижные” улицы Москвы и Ленинграда?

Страшная участь подлинных “детей Арбата”. Цель романа — свалить с себя вину за истребление людей на одного человека, которому дети Арбата служили за страх и выгоду, они служили бы и за совесть, если б она у них была. [Новый виток лжи.]

*   *   *

Государство через газеты, журналы, особенно радио и TV, проводит уси­ленную, ускоренную американизацию нашей жизни, американизацию молодежи, американизацию (а тем самым, стандартизацию) образа мышления советского человека молодого поколения.

Революция “сверху”, которую открыто прокламирует гос руководство, как видно, заключается прежде всего в “денежном” идеале, даже еще не конкретном, а только лишь обещаемом в необозримом будущем. Но психология “желтого дьявола” уже усиленно и лихорадочно насаждается в обществе. Между тем выдающиеся люди русского образованного общества (в большинстве своем) находили жизнь США богатой, но бескультурной, без­вкусной, бездуховной, убитой страстью к наживе.

Такая же участь ожидает нашу страну и наш народ, который теперь по государственному указу получает прививку духовного СПИДа, который грозит нам окончательной духовной гибелью.

Когда поначалу лидеры Гос объявили “перестройку” и отвержение “застоя”, можно было всячески приветствовать это начинание. Думалось, что это коснется и воскрешения, возрождения духовной жизни, без которой человек — живой труп и подобие механического робота. Но именно такой механический робот, без каких-либо нравственных устоев, без пробужденной души — послушное полуживотное, удовлетворяющее лишь свои примитивные инстинкты: голод, жажду, похоть, желание жить без всяких забот (ибо заботиться о нем будут стоящие во главе жизни “лидеры”, “сверхчеловеки”, которые при ближай­шем рассмотрении — лишь “недочеловеки”, недоучки, с трудом и не всегда еще владеющие русским языком).

Я устал от Пвителей, не умеющих правильно говорить по-русски.

*   *   *

О руководителях Союза Композиторов

 

Лучшие театры Москвы и Ленинграда стали получастными предприятиями нэпманского типа. Они закреплены за Щ, Хр, Петр, которые являются их полными хозяевами, назначающими туда директоров, дирижеров, худо руководителей, режиссеров. Композиторы-бюрократы извлекают, таким образом, из своей деятельности огромные барыши. Это подлинные буржуа от коммунизма, попирающие всех, кто им не угоден, не нравится, чужд, в том числе и подлинно даровитых современных композиторов, зрелых и молодых, чье творчество развивается вопреки деятельности руководителей Союза. Эти композиторы, в известной мере, являются символом нашего трудного времени, символом несоответствия нашей жизни и нашего Государства.

Только как насмешку, как иронию можно оценить тот факт, что именно данные люди стоят теперь во главе Союза и руководят его “перестройкой”. Для того чтобы перестроить к лучшему, усовершенствовать нашу муз жизнь, исправить многие недостатки, нужно, прежде всего, освободиться от людей, подобных Х, Щ, П. Без этого всякое благое начинание превратится в карикатуру, в пародию на “новое мышление”.

*   *   *

Марина Цветаева

 

Не скажу, чтобы я сильно любил эту поэтессу. Стих ее — косноязычен, вторично-литературен, язык не совсем живой, книжный, иногда манерно-архаичный. Строй чувств — вздернутый, истеричный. Не совсем почему-то приятно, когда женщина открыто говорит о своей сексуальной жизни. Удивительное дело, в народном сознании сохранилось сравнительно терпимое отношение к мужскому блуду, хотя церковь, разумеется, строго порицала это. Однако существует пословица: “Быль молодцу не в укор”. Но это не касается женщины, для которой по этому поводу народ нашел особое словь (“блядь”), афористически кратко выразив свое презрение к доступной женщине. И в самом деле, блуд отца еще может быть терпим, хотя вряд ли вызывает уважение. Но материнская греховность — нетерпима, непредставима. Поэтому не люблю, когда женщина открыто пишет о своем блуде, хотя, возможно, по теперешним нормам — ничего уже не страшно!

У Цв есть стихотв о гражданской войне, где она восхваляет “белую”, Добр армию, Ден, Кутепова, Май-Маевского и др. Я — человек старый, не берусь теперь судить в целом о Гр войне, о правых и виноватых в ней. Не берусь! Знаю, что ничего более страшного для жизни нации, для самой ее сущности нет, чем брато­убийственная, неслы­ханная по жестокости резня, когда сын убивает отца, а отец сына, брат встает на брата из вымышленной, вдолбленной в голову “классовой ненависти”. Тогда — беда, нация может надломиться и погибнуть... Но мой отец Вас Гри­г С был ком и после Окт пере­ворота служил на советских должностях в уездном городке Фатеже Курской губернии. Он зани­мал должность заведующего отделом Труда. Когда пришли с Юга белые, отец скрывался, жил в подвале. Один человек по фамилии Марин, рус­ский человек, донес об этом. Отец попал в тюрьму. В это время красные пошли в наступление с Севера, и Добр Армия начала отступление. Перед отступлением неск человек арестованных большевиков были (естест­венно — безоруж­ные) согнаны во двор тюрьмы и порублены шашками. Помню своего отца в гробу с перевязанной нижней частью лица. И сейчас его вижу!

Поэтому вдохновенная поэзия Цветаевой, прославлявшей доблестных солдат и офицеров Белой Армии, не находит во мне отклика. Мне больше нравится ее лирика. Например, вот это:

 

Я любовь узнаю по щели,

Нет! — По трели

Всего тела вдоль...

 

Не правда ли, сильно сказано, особенно впечатляет это — “по щели”!

*   *   *

Верхушка Русского дореволюционного общества: дворянство, придворные круги, военная верхушка — прогнила насквозь. Русская интеллигенция была в большинстве своем настроена против этой, державшей уже ослабевшую власть, беззаботной “верхушки”, но, в свою очередь, сама была подвержена нравст­венному гниению и не имела позитивной программы. Всем хотелось перемен, да не знали каких, и думали, что все они к лучшему. Была лишь одна, сплоченная сила, которая знала, чего хотела: привилегий для своей нации, власти и притом всеобщей, т. е. государственной, полицейской, контроля над образованием, захвата промышленности, а главное — власти над землей. Той самой Русской землей, которой обещали в изобилии снабдить русского легковерного мужика-дурака и которую у него отняли.

 

 

 

 

Тетрадь 1988

 

*   *   *

Начало сезона

 

Концерты: Бах-Шнитке, Губайдулина, Денисов. Бедный Щ остается лишь в качестве государственной ширмы (сидящий сразу на многих стульях). Именно это творчество есть наиболее полное выражение “застоя”, идейного тупика, в который зашла наша жизнь, тупика, из которого Гос и все мы ждем выхода, “перестраивая свои ряды”, но еще не обретя новой идеи движения или стыдливо боясь произнести сокровенное слово “капитализм”, признав, что десятки миллионов загубленных людей, океан пролитой крови — все было как бы зря. Но эти жер принесены не зря. Есть среди них те, кто получил гигантскую выгоду, обрел власть и т. д.

*   *   *

Воскресенье, 9 окт

 

Сегодня еще слышал новинку — “Концерт для альта с оркестром” Шнитке в исполнении Башмета, редкого виртуоза. Концерт имел большой успех. Что сказать о музыке? Шикарная, отлично выполненная (в своем роде) партитура. Отработанная, умело сделанная конструкция, не лишенная, впрочем, длиннот, главным образом, по причине неяркости интонационной сферы. К сожалению, нет своей речи, своей интонации. Компилятивная музыка, смесь самого разного, слышанного уже многажды (в том числе и самого тривиального). Опора, уже заранее, на эклектику: Малер (многозначительные длинноты в духе заключения “Песни о Земле”), Берг, Шостакович (в смысле формы), но дряблый, вялый, куски общеупотребительной музыкальной ткани (Европейских образцов — то ли из Баха, то ли из Венявского или еще откуда).

Комиссионный магазин: все добротное, шикарное, но все ношеное, подер­жанное, подновленное, чужое [с чужого плеча. Музыка эпохи застоя, тупика]. [Все клочковато, музыка много раз прекращается.] В гигантском количестве нот нет ни одной своей . Какое-то пышное, торжественное эпигонство. Длиннющее заключение, когда слушать уже давно нечего: альтист тянет свои ноты до бесконечности, дирижер показывает руки, перстень на пальце отдельно; потом оба — солист и капельмейстер — склоняют головы, потрясенные музыкой, и стоят так минуты полторы. Картина!

Все это похоже по смыслу на музыку самодовольного Ант Рубинштейна, усовершенствованную и цивилизованную в соответствии с движением музыкаль­ного прогресса. Все это — plusquamperfekt! Симфонизм, гальванизированный Шостаковичем (ненадолго), все же отдает трупным запахом. Музыкальная трупарня, музыкальный морг.

Имитация музыки . Как будто бы есть все (или многие) ее элементы, но нет ее самое . Все вторичное, ни о чем нельзя сказать — вот это такой-то. Комис­сионный магазин: все шикарное, но не первородное, не свое, уже ношеное, как говорится — бывшее в употреблении, все с чужого плеча.

*   *   *

Чтение Набокова “Другие берега”

 

Очень словоохотливый автор. Бесконечное, утомляющее количество рассуждений “обо всем решительно”, на любую тему, “a parte”. Большой цинизм, похожий на снобизм, и преувеличенная какая-то “культурность”. Все это можно бы объяснить “эмигрантским” положением равно всему чужого человека, чужого и по своему ощущению окружающих людей, инстинктивно настороженных к иностранцу. Все это родило особую психологию “изгоя”, равно чужого всем человека, существа “иной” общности, какую Набоков ощущал в контакте с русскими людьми. Но тут были свои претензии, свои амбиции. Эти амбиции и есть главное в писателе, что он талантливо в своем роде и выразил. Многое от Пушкинского Онегина, денди лондонский (в сущности же “русский денди”). Много тонкости, наблюдательности, изысканности, но, как ни странно , переизбыток слов, переизбыток культурных ассоциаций делает эту прозу несколько безвкусной.

Новое в нем для Русской традиции идет от М Пруста . Что у Пруста было следствием болезни, у Набокова — здорового, спортивного (теннис, шахматы) — приобретает налет снобизма, снобизма здорового, спортивного в сущности организма. Безлюбая душа, эгоистичная, холодная.

*   *   *

Владимир Набоков — литература для сытых, равнодушных, эгоистичных, “избранных”.

*   *   *

Величайший музыкальный гений России

 

Мусоргский и другие наши композиторы-классики оставили в наследство нам не только свои бессмертные творения. Они оставили потомкам прекрасный, выразительнейший русский музыкальный язык — неоценимое богатство.

Как же мы, современные музыканты, живущие в России, обращаемся с этим языком? Приумножаем ли его ценности как таланты, потребительствуем ли как эпигоны или пренебрегаем им как нувориши, хамы, плюем и гадим в эту сокровищницу, истребляем ее как завоеватели? Вот вопрос, который я хочу задать прежде всего музыкантам [и слушателям, тем, кто слушает классическую музыку]. Ответить на него я сам не в силах.

 

 

Заметки 1989—1993

*   *   *

Есть люди, перед которыми раскрывается душа, расцветает, точит чувство как источник. Подчас человек сам даже не знает, что у него в душе, чем полна она, и общение с ценным, хорошим, добрым человеком помогает твоей душе раскрыться, расцвести. Вот это и есть любовь, ценнейшее чувство на свете, чувство Христа. Без него невозможна жизнь на земле. Человек иссыхает, погибает, каменеет.

Но есть люди, от природы сотворенные с каменной, безответной душой. Общение с ними, особенно длительное, — гибель. Они обладают способностью запирать твою душу на дьявольский замок, движимые либо прямым злом в его концентрации (таких озлобленных людей теперь множество), либо железным своим равнодушием и тупостью. Равнодушные лишены всякого творческого начала. Более того, они гонят от себя любую мысль о созидании, о сотворении чего бы то ни было, даже самой маленькой малости... Они лишены какого-либо творческого чувства, лишены радости сотворения. Их душа никогда не устрем­ляется в этом направлении.

Хороший образ для железных людей: “Борона на морозе”. Это пришло мне в голову лет 15 назад. Мы знаем, по крайней мере, двух железных людей: “Железный Феликс” и “Железная Леди” из Англии.

*   *   *

Вернувшись в сталинскую Россию , лишенный подпоры, он и здесь оказался несколько иностранцем . Его русскость была слишком “бутафорской”, “плакатно-национальной”, религиозный колорит совершенно внешний, да и вся его “русскость” — внешняя, театрально-костюмная.

Здесь уже сформировался новый гений, выразитель настроений “советской” интеллигенции — , с тайной ненавистью (а иногда и явной) к России и презрением к ее народу. За Русскую бутафорщину Прокофьев и награждался, и премировался: “Русская увертюра”, обработки русских песен, “Иван Грозный”, “Александр Невский” — талантливая бутафория музыкальная.

*   *   *

Концерты С. Прокофьева — виртуозная музыка, пустая, малосодержательная в тематизме, скучная. Трючки все устарели, какие-то обрывки, лохмотья музыкальной ткани. Сухость души, механичность. Это совершенно невозможно сравнить с концертами Рахманинова, не говорю уже Шопена, Шумана — более сильными и благородными по чувствам, более захватывающими по мелоди­ческому напору, более яркими по материалу. Прокофьев весь как-то высох. Куски из “Александра Невского” = слабо, немощно, стилизовано. Фанера.

*   *   *

Заведомо, заранее объявляются людьми — “сверхчеловеками”. При содейст­вии мощнейших средств массовой информации внедряются в сознание миллиар­дов людей “избранные” имена, олицетворяющие духовную жизнь человечества. Если раньше таковое происходило во многом стихийно, медленно, путем проверки временем и жизнью, то ныне это “по команде” делается за короткий срок. Месяцами, годами ежедневно в головы масс вбиваются эти имена “деятелей” самых разных областей жизни, подчас совершенно ничтожных зауряд-художников, зауряд-политиков, чудовищных палачей, изображаемых благо­детелями жизни, святыми и т. д.

*   *   *

Все убытки и протори в области искусства списаны на Сталина и Жданова, на Государство. Но дело [во много] в миллион раз сложнее. Государство давало лишь сигнал к атаке: “Можно травить! Ату их!” Травлю же и все злодейства по истреблению культуры творила, главным образом, сама творческая среда, критики-философы, хранители марксистских заветов, окололитературные, околомузыкальные, околохудожественные деятели и т. д. Вот эти “полуобразо­ванные” держат в своих руках всю художественную, всю интеллектуальную жизнь, всю культуру и, что самое страшное , всю машину ежедневного, ежечасного воздействия на совершенно беззащитные головы подданных, обитателей государства. Нет ничего , что можно было бы противопоставить ежедневному присутствию в каждой семье, в каждом доме всех этих пропагандистов, исполь­зующих эту пропагандную машину для ломки, оболванивания человека, для систематического внушения ему чувства полного своего ничтожества, неве­жества, тупости, извечной бездарности России и нашего народа.

Можно подумать, что это не Россия была почти тысячу лет хранителем высо­чайших религиозных истин, дала миру великую литературу, музыку, живопись, театр, дала гениальную философскую мысль, непосредственно вышедшую из Евангельского вероучения, не Россия создала великое государство [крупнейшее, величайшее на земле], подданные которого... ...

Критицизм Русской философской мысли исходил из Христианского веро­учения, из Идеала недожимого Христа, и только этим объясняется крити­цизм литературы русской, творившей в сознании недосягаемого величия Божества.

*   *   *

Первый год обучения

 

Жил я в общежитии 1-го техникума (впоследствии им. Мусоргского) в большой (ужасной) комнате на 15—20 кроватей. По вечерам все собирались: кто приходил с работы из фойе кинотеатров, из ресторанов, пивных (реже!), где подхалтуривали, так как на стипендию 30 рублей существовать было трудно, почти невозможно. Приходил и я после занятий в свободных классах, где разрешалось студентам играть до 10 часов вечера. Начинались разговоры, толки про разные случаи, анекдоты — невинного, в “гражданском” смысле, характера, но иногда и с эротическим “перцем”. Рассказывалось и содержание нового кинофильма, и бытовые дела, и остроты.

После своего прихода я быстро раздевался и ложился (хотя сразу уснуть, конечно, было невозможно), стараясь не вникать в ерунду и сохранить некоторые впечатления от найденных звуковых сочетаний (искалась “свежесть”, ее мы ценили более всего, на конструкцию обращали внимание меньше). Некоторые закусывали, ужинали — хлеб, стакан горячего чая с сахаром (ужин!). У меня же никогда почти не оставалось на вечер еды, и голод был крайне неприятен, хотя я и привык к нему.

*   *   *

Зощенко-писателя (его я очень любил, у меня были почти все его книги, в том числе одну толстую он преподнес мне с трогательной надписью)... Помню, я зашел к нему за книгой домой, меня поразила бедность обстановки, железная кровать с суконным одеялом. Но это мне понравилось. Сам я тоже жил бедно и деньгам, а особенно роскоши, не придавал значения. Все книги я растерял в житейских своих неурядицах, но — Бог с ними, никогда об этом не жалел. То, о чем я в них прочел, я хорошо держал в памяти — этого было достаточно.

Недостаток у Зощенко был в его отвратительном, на мой взгляд, отношении к религии и, особенно, к священникам. Он издевался над ними с удивительным постоянством, и я бы сказал, что талант писателя здесь не проявлялся. Это было тупо, гадко, цинично. А главное ведь — эти несчастные попы сотнями тысяч уничтожались вместе с семьями. Откуда у русского писателя эдакая мерзостная кровожадность? Увы, она была свойственна писателю. Он как-то слишком прямолинейно “осоветился”. Писал о “беломорканальской” перестройке сознания и пр. Это делали многие. Многие и ездили на Беломорканал, в том числе и мой педагог Д Д, который мне рассказывал, что исхлопотал у Вышинского (поляка) амнистию для какого-то мужика-заключенного. И это, наверное, было правдой.

 

Для беседы по ТV

 

О том, что, возможно, нашему времени не нужен крупный художественный талант. Во всяком случае, крупных художественных созданий как-то не видно и не слышно. Возможно, однако, что они создаются. Бывают времена, когда место художника в катакомбах. Так уже бывало, истина жила в Римских катакомбах и лишь потом распространилась в мире.

Однако теперь — расцвет, я бы сказал разгул, антихристианских тенденций. На поверхность творческой жизни всплывают совершенно сомнительные фигуры, и те, на ком уже пробы негде ставить, занимают главенствующее положение.

Особо сложное, запутанное положение в русской жизни. В России как раз царят антинациональные, антирусские тенденции или, как их называют, “русо­фобские”. Выразителями национальных настроений России служат люди, наподобие некоей m-m Боннэр.

*   *   *

В 60-е годы

 

Шостакович был музыкальным аналогом так называемой эстрадной поэзии [Евтушенко и Вознесенского], получившей огромный резонанс в обществе. И совершенно не случайно, конечно, их плодотворное сотрудничество: 13-я сим­фония, “Казнь Степана Разина”, лирические канцоны (Микеланджело Буонарроти в переводе Вознесенского).

*   *   *

Герой Зощенко

 

Зощенко — поэт Зиновьевско-Кировского Ленинграда. Это не только социальный герой (пролетарий), не только герой 20-х послереволюционных лет. Он еще и местный , типичный лишь (главным образом) для Ленинграда герой. Ведь именно Петроград-Ленинград остался почти без своего “коренного”, что ли, населения. Сотни тысяч жителей в годы Владычества Троцкого и Зиновьева были: а) убиты (расстреляны); б) выселены (арестованы, сосланы в лагеря); в) мобилизованы; г) бежали от страха, умерли от голода.

Зиновьев и его сатрапы — такие же палачи — заселили город “своими”. Произошла массовая депортация евреев с юга, из бывшей “черты оседлости”, из Прибалтики, из Риги, Киева, Одессы, Белорусских городов: Гомель, Витебск, Рогачев, станция Быхов, Шклов, Могилев, Бердичев и т. д.

Городские низы: пролетарии и люмпены, пригородное мещанство стали обитателями бывших барских, а ныне коммунальных квартир. Вот быт Зощенко. Это не Петербуржцы-Петроградцы, это именно Ленинградцы, а еще вернее сказать — Зиновьевцы.

*   *   *

Из “Воспоминаний”.

Ленинградская консерватория

 

…Но что творилось после того, как вторая и третья части моего концерта отзвучали, особенно когда я вышел на эстраду кланяться. Это была — буря. Ведь в зале сидели нынешние студенты, их многочисленная родня и друзья. Я был для них — свой, человек их поколения, с которым связывались все наши надежды, вся будущая жизнь. Восторгам и реву не было конца, особенно ввиду моего возраста. Я стеснялся ужасно, меня выталкивали на сцену, выводили вперед. Я кланялся и тихо-тихо говорил “спасибо”, которое, конечно, никто не слышал из-за страшного шума, ведь в зале было много молодежи.

Через несколько дней в газете “Ленинградская правда” или “Вечерней” была заметка о концерте, где было следующее: “Присутствующие в зале устроили овацию молодому композитору Г. В. Свиридову, Фортепианный концерт которого исполнялся во 2-м отделении”. Эти слова я читал на улице, по бедности я не выписывал газет, предпочитая знакомиться с их содержанием... Газет было много, они наклеивались на досках прямо на улице, обычно на перекрестках. Эту фразу я читал раз десять, все не мог отойти от газеты, зачарованный этими словами. Да не подумает читатель, что я был какой-то “непомерный честолюбец”. Но жил в бедности, человеком без дома, без угла, в общежитии, где большинство студентов глумливо относились к моим занятиям композицией. (Увы! Это характерно для русских, пишу об этом с большим огорчением.) Вместо того, чтобы ободрить человека, в котором пробудился творческий дар (пусть даже совсем малый, некрупный, небольшой, уж не говорю “великий”), окрылить его, наоборот, на каждом шагу я слышал унизительные прозвища (гений, Чайковский и т. д.), сознательное и даже злобное пренебрежение, желание ущемить в самых мелких житейских мелочах, унизить своего же товарища, такого же “русского нищего”, как и они сами.

Хвала евреям, которые (кого я знал!) с интересом, с уважением, а подчас и с чувством гордости за “своего”, говорили о тех, кто сочинял, стараясь поддержать в них дух созидания и внушить окружающим сознание серьезности дела, о котором идет речь. И это не значит, что речь шла о великом , нет! Но само это сочинительство инстинктивно расценивалось как чудо, как некая “божественная отметина” на лбу человека, которой Господь метит своего избранника. У нас же, у русских, это вызывает чувство злобы: “ишь — захотел выделиться!”, выскочка и пр. За это — бьют, ненавидят. Все это я испытал с детства, занимаясь музыкой, которая считалась зазорным, никчемным делом в народе. Единственное, что их примиряет с этим — если они узнают, что такой человек зарабатывает много денег. Но тут вступает в силу иной тип зависти, к которой примешивается уже раболепие, лесть и т. д. Всего же лучше быть “средним”.

*   *   *

30 июля 1989 г.

 

Сегодня днем слушал по радио лит передачу из Лондона (не с начала), беседа англ корреспондента (конечно же, эмигранта) с какой-то женщиной из Сов Союза. Дама эта говорила очень возбуж­денно, очень напористо (агрессивно), тон — своего рода интеллигентская вульгар­ность, нечто похожее, с одной стороны, на моск лит даму, а с другой стороны, на торговку с киевского Подола (типа Татьяны Рябовой, но культур­ней). Но тон... высокомерие... всезнайство... не описать моим бледным пером.

Смысл беседы: лучшая литература (всех времен) создавалась эмигрантами . Пушкин вообще с детства не знал русского языка, Гоголь “Мертв души” сочинял в Риме, что верно, Тургенев — весь в Европе (с моей точки зрения, даже и в ущерб творчеству, ибо не так глубоко вник в открытый им “нигилизм” и вообще по сути не понял грядущего, не ощутил его), конечно же, Герцен, Л. Толс­той и т. д. Английские совр писатели ( классики , как она говорила, перечислив примерно пять фамилий, мне совсем незнакомых) все живут вне Англии , в основном на берегах Средиземн моря (неплохие, кажется, места...).

К чему все это? К тому, что лучшая литература — это создающаяся за рубежом: самая ценная, обогащающая русскую сокровищницу знанием Америки, Англии и т. д.: Аксенов, еще кто-то, живущие в Париже, Германии и т. д.

Все это говорилось необыкновенно наглым тоном. В конце оказалось, что это была советская писательница Толстая, внучка Алексея Толстого, который считал себя “русским писателем” и в таковом амплуа выступал всегда перед обществом (считая, напр, Шолохова — казаком, русским, но как бы областного масштаба), себя же подразумевая как представителя именно России. Такой человек был очень удобен, выгоден Сталину, который оказывал в нем внимание как бы целому русскому народу, представленному б графом (хотя и сомнительным), т. е. представителю высокого сословия б Русс империи.

Говорят, что писатель когда-то поучал своего старшего сына: “Бойся комму­нистов, сионистов и педерастов! Ба-а-льшая сила!” Сын и принес ему — выше­упо­минаемую внучку. И в этом есть — возмездие .

*   *   *

D-r S. Атомный маньяк, эту свою манию он принес теперь в полит деятельность. Никто не может мне доказать, что человек, созна­тельно посвятивший свою жизнь и отдавший весь свой ум, энергию, силы и знания делу человекоистребления, создавший чудовищную бомбу, при испы­тании которой погибло около ста человек и, таким образом, d-r S — их убийца (мне об этом известно от наших ученых, наблюдавших за испытанием оружия).

Теперь этот изверг становится учителем морали нашего несчастного народа, над которым глумятся уже три четверти века все, кому не лень: бесчисленные самозванцы, тупые, безграмотные вожди, ни один из которых не умел говорить по-русски.

Мы лишились своей исторической столицы, которая стала чужим для нас городом, где русские люди нужны только в качестве рабочей силы на заводах, в том числе (и особенно) — на вредных производствах, в качестве прислуги в домах советской буржуазии. Вся обслуга, уборщицы, ассенизаторы, водители мусорных машин, грузчики и т. д. Это трудные профессии — малооплачиваемые, обрекающие русского человека на полуголодное существование, вынуждающие его вечно искать приработок, чтобы свести концы с концами и не помереть с голоду.

*   *   *

Недостойно и нельзя супруге, жене парт вождя хвастаться перед женой б Ам през, этой заезжей обшарпанной пигалицей, драгоценностями из ограбленных и разоренных Православных церквей. На этих ценностях — кровь сотен тысяч людей, убитых большевиками за веру православную, в том числе и отцов Р П Ц, пастырей нашего народа, который без веры, без идеи бредет по свету и с которым можно делать все, что угодно, ибо он утратил высший смысл сущест­вования и обеспокоен лишь заботой о куске хлеба. Это — великое унижение, в которое впал наш народ, и пока он не возьмется за ум, не стряхнет с себя рабство и жирных пауков, присосавшихся к его телу, он останется униженным рабом и будет истреблен, что может произойти гораздо быстрее, чем мы думаем.

Пауки, присосавшиеся к телу народа, хорошо видны. Это — бездельные чиновники, бюрократы, спекулянты — лихие кооператоры, разный преступный элемент и т. д. Но сейчас на сцену жизни вышел новый тип пауков — это те, которые хотят сами захватить власть, так называемые “прорабы перестройки”.

Это, мне кажется, самый страшный вид пауков. Они натравливают народ, указывая на многие недостатки жизни, но сами являются наибольшей опасностью для народной жизни. Это зловещие фигуры: коммунисты-расстриги , ученый Сахаров (изобретатель водородной бомбы), ловкие юристы-дельцы, “аблакаты с нанятой совестью”, как их называли раньше, бесчестные журналисты и газетчики, в руки которых отдана руководителями Перестройки почти вся Советская печать: газеты, журналы, TV и Радио. Эта печать ведёт активную противорусскую кампанию. Демонстративно, все как один, клянясь в верности Г, они очерняют наш народ, унижают его культуру и тем самым его достоинство, подрывают его веру в свои силы.

*   *   *

История С В еще не написана, это дело будущего, хотя уже сейчас во всем мире эта история пишется и вряд ли она будет беспри­страстной. Мы живем в эпоху нар и религиозных войн. Посмотрите, какое Гос основали Е на земле Палестины. Это антипалестин­ское Государство, которое управляется при помощи автоматов. С их помощью ведется разговор с Арабами, и весь мир равнодушно смотрит на этот клочок земли, который превращен в бойню, где истребляют помаленьку, но ежедневно целый народ. Притом большой народ истребляется маленьким народом.

*   *   *

Недиктаторской власти теперь вообще нет. Она отличается лишь внешним театральным механизмом, выборами, свободой абсолютно несвободной печати и пр. Все эти марионетки, сбрасываемые и назначаемые подлинной властью мира — концерном богачей, отравлены ядом честолюбия, больны СПИДом власто­любия. За “место в истории” они продают все: отца, мать, самого Бога (у некото­рых из них он есть “для виду”, другие же обходятся вообще без этого уста­ревшего атрибута, который теперь, впрочем, понемногу входит в моду), продают госу­дарства, народы вместе с их древней землей, доставшейся им в наследство или завоеванной. Все это идет с молотка... за “место в истории”. Какая череда этих властителей хотя бы в одной России и сколько их, один ничтожнее другого, превосходящих друг друга только в количестве проливаемой крови.

*   *   *

Разница между трагическим у Блока и Ахматовой

 

Трагизм у Ахматовой имеет какие-то конкретные, личные причины: расстре­ляли мужа — прекрасного поэта Николая Степановича Гумилева, в каторгу попал ее сын, сама жила в постоянном страхе, видя вокруг себя истребление людей, несчастья, беспрерывно льющуюся кровь. Все это сообщило ее поэзии мрачные, трагические ноты. Но людей она мало знала. В ее высокомерии есть нечто скрытое, таинственное. По всей вероятности, она была близка с кругом масонов. Это мое глубокое убеждение. Отсюда постоянное стремление к тайне, к таинственному, шифрование произведений, знаки, инициалы — все это прони­зывает ее стихотворения на каждом шагу. Сама ее жизнь есть свидетельство того, что она (как и Пастернак) была под неусыпной охраной. Их нельзя было трогать! И страх ее, думаю, был преувеличен.

О Блоке: Трагическое он носил в самом себе изначально и таким видел мир — органично . Не нужно было никаких особых потрясений, кроме обычных для человека — крах любовной мечты, развал семьи, относительного благополучия, нищета и пр. Слава поэта была, что называется, весьма небольшой, не всерос­сийской и уж совсем не всемирной. Такой и сейчас нету! И не надо. Великому национальному поэту совершенно не нужна мировая слава. Она — пустой звук.

Постоянное упоминание имени — избавляет от прочтения стихов, от вникания в их глубины. А стихи Блока — истинной глубины . Глубины сердечного чувства, глубины мысли, глубины души. Никаких особых потрясений не испытав, он носил в себе неблагополучие мира, видел, чувствовал его близкую гибель.

Теперь об Ахматовой.

Кажется, что именно она была тесно связана с Масонством. Круг людей, особенно в Англии , — центр масонства (Ротшильд остается королем мира, несмотря ни на каких нувомиллионеров: Хантов, князьков из Арабских Эмиратов и пр.). Все знакомые: Анреп, сэр Исайя Берлин, Рандольф Черчилль, вопящий во дворе так называемого “Фонтанного дома”, культ дома, культ нищеты ( аристокра­ти­ческой ), культ якобы Духа, большие знания, постоянное стремление к Тайне. “Твардовский — так себе поэт, в нем нет тайны” — весьма глупые слова, между прочим. Яркий, крупный человек всегда несет в себе тайну. А как раз в поэзии Ахматовой нет творческой тайны, нет ничего неожиданного. Хороший социалисти­ческий реализм. Знаки. Сама ее премия в захолустной академии, как видно, устроенная масонской ложей, что характерно для Италии.

Подозрителен и Чук со своими связями. В этот же круг попал и Шостакович под конец жизни.

Анреп  — также художник-мозаичист 53 (?). Это, конечно, вовсе не художник. Напол­нитель, наноситель знаков, в библиотеке, на полу. Мощнейшая органи­зация, страшная. Отсюда ее связь с еврейскими поэтами. Карьера Бродского , Поэма Рейна и пр. Был в этой компании один поэт с русской фамилией, также эмигрировавший, сделавший в Америке скромную карьеру54.

 

 

 

 

 

Тетрадь 1989—1990 (I)

 

*   *   *

24 мая 1989 г.

 

Журнал “Огонек” со статьей некоего Эдварда (!) Радзинского об истреблении Царской семьи (Екатеринбург, 1918-й или 19-й? год)55. Густая пелена лжи, какие-то случайные люди (стрелочники), механические исполнители-Палачи , истреби­тели, да и то не все.

журнал “Огонек” предпринимает попытку навести колер на это чудо­вищное дело.

*   *   *

О Федоре Абрамове

 

До сих пор в памяти моей хранится не иссякая первое впечатление от чтения книги Федора Абрамова. Это было начало романа “Две зимы и три лета”, деревня Пекашино, стоящая на берегу. Деревянная Северная Русь, так много говорящая сердцу, пароход идет, приплывает по реке, зелень, кажется, что весенняя. Славные, живые люди, родное русское племя, столь много претерпевшее, и неизвестно — на сколько еще веков запасаться терпением молодым поколениям Русских людей, если они хотят остаться русскими (впрочем, многие уже готовы продать себя за деньги, за иную жизнь). А ведь дело идет к тому, что их уже воспитывают, как рабов — на чужой воле, на чужой вере, на чужом хлебе, на чужом искусстве. И совершенно неважно, какой самозванец на данный момент стоит у кормила нашего корабля. Все равно, команда, которая им правит, составлена из людей одного покроя, одного типа, одного образа мыслей.

*   *   *

Есенин

 

Блок и он первыми откликнулись на революцию и первыми же погибли. Дружная ненависть к Есенину всей литературной “интеллигенции”. Ахматова и Пастернак — люди весьма и весьма хладнокровные, прагматические. Деловые качества их, умение приспособиться к жизни (выбрать позицию!) поразительны.

У Ахматовой — умозрительное. Ахматова — шахматная королева, на 90% состояла из осанки и высокомерия. Снизошла к народу во время блокады. Люди, жившие с привилегиями даже в эпоху разнузданного террора, ибо он (террор) продолжался всегда (усиливаясь и ослабевая), даже в лагерях с привилегиями. Примеров масса. И сама м-м Ахматова обращалась к Ст через Пастер­нака (через презираемую алкоголичку Сейфуллину, которая бегала передавать чекисту письмо для Сталина; сама, очевидно, чекистка56), за Ахматовой был прислан спецсамолет (от Сталина лично) вывезти ее из блокадного Ленинграда57. Эти люди чувствовали себя “избранными” всегда.

*   *   *

Музей Георга Отса

 

Об этом м-м Архиповой можно не беспокоиться. Эстонцы — народ, не потерявший ни своей веры, ни чувства человеческого и национального достоин­ства. Они сумеют сами позаботиться о своих талантливых людях, живых и мертвых. Этот народ хранит память о прошлом, свою историческую память. Это только в РСФСР, где коренной русский народ унижен ниже всякой меры, лишен исторической памяти и всякое упоминание о ней называется фашизмом.

*   *   *

Русским композиторам стыдно стоять спиной к родному народу, с улыбкой к заграничному импресарио .

*   *   *

В 1946 году мне была присуждена Ст премия I степени (за 1945 год) за фортепианное трио. Жил я тогда скверно, бедно, пробавляясь случайными заработками. Время было послевоенное, жаловаться на жизнь, естественно, не приходило в голову: уцелел — и слава Богу! Радость моя была недолгой. Через несколько месяцев, я жил тогда в Ленинграде, состоялось собрание литераторов, проработка Зощенко и Ахматовой. Сведения о собрании я получил из первых рук. Это было, несомненно, ужасно, хотя обстоятельства того времени и особенно, конечно, близость Войны не то чтобы смягчали ударную силу, но как-то люди привыкли уже к беде.

*   *   *

Перестройка — это пока всего лишь реверанс в сторону интеллигенции (реверанс весьма глубокий, впрочем). Тут и большое количество денег, на которые можно было бы безбедно жить по крайней мере сотне гениальных музыкантов (если бы они были). Но при наших условиях это — даром траченное достояние, на которое лучше бы построить больницы или дороги, или еще что-либо народно-необходимое.

*   *   *

Хозяева жизни “консультанты”

 

Во главе дела стоит человек-ширма, обычно с русской фамилией, типа Анкудин Пафнутьевич Заговёнкин. За его широкой спиной располагается и действует целый штат “консультантов”, которые говорят, что он должен делать, пишут ему речи, доклады, которые он произносит якобы от своего имени. Эти консультанты устраивают ему печатание его мнимых трудов в наших и иностран­ных издательствах, благодаря чему он, кроме советской валюты, имеет еще и кругленький счет в иностранном банке или банках. Трудам этим обеспе­чивается звонкая реклама. На валюту покупаются и заграничные газетные хозяева, с которыми у “консультантов” отличные отношения.

Налогоплательщики всех стран и наций обеспечивают процветание всей этой камарильи, набросившей сеть на всю мировую жизнь. В этой сети барахтаются чуть ли не все народы мира, кроме, кажется, великого Китая — этого последнего национального монолита, сокрушение которого есть главная задача “консуль­тантов”, после чего они установят свою полную власть над миром.

Основу благосостояния будут составлять рабы всех наций и рас. Эти рабы будут сытыми рабами: соя, кукуруза, пшеница, смешанные с химическими элементами; свиньи и куры, выращенные на бройлере или искусственном азоте,— будут служить синтетическим кормом для этих недочеловеков, роботов. “Духовную” пищу их составят разные виды такой же “синтетической” музыки: рок-песни, “одесские куплеты”.

Одесские куплеты воцарились во всем мире благодаря TV, радио — этим могучим силам подавления человеческой психики. Наше Государство использует все эти силы для пропаганды лжи и обмана.

Культ Сталина-“сверхубийцы”, на которого сваливаются все преступления правящей олигархии, служит для того, чтобы обелить истинных преступников и врагов человечества, которые сами же и создали этот культ Вождя.

*   *   *

Китай — останется, видимо, последним оплотом национальной независи­мости, несмотря на все изъяны своего государственного строя. Остальной мир — будет завоеван так называемым демократизмом, несущим всем народам стереотипное рабство.

*   *   *

Есенин

 

Есенин — лакмусовая бумага. Русский Гений, голос России, а иногда — Вопль и Рыдание истребляемого народа. Есенин — народная любовь к нему неистребима. Его имя было опорочено Властью и ее представителями типа Врага Народа Бухарина. Его амнистирование сегодняшней властью, властью Г и Як — наследников Тр и Б, Зин.

Вы сами будете раб. Вами будут командовать такие люди, как отец Водородной бомбы Сахаров. Вас накормят кукурузным хлебом и соевой кашей, бройлерной курицей со свининой, которая выращена на искусственном азоте.

Ваши дети будут такими же рабами, как вы сами, они не смогут стать ни профес­сорами, ни академиками, ни людьми других престижных и высокооплачи­ваемых профессий.

*   *   *

Ненависть в литературной среде к Астафьеву, Абрамову, Белову, Распутину — это ненависть к народному сознанию, народному строю чувств и мыслей .

*   *   *

По радио выступал Бродский под титулом “великий русский поэт”. Нечто невообразимо надутое и грязное, исполненное непомерных претензий. Один из участников передачи рекомендовал его в качестве нового еврейского пророка, 19-летнего “сопливого Моисея”, как он выразился.

Все это напоминает сцены из Шолома-Алейхема, но от этого густо пахнет кровью. Мир становится (стал) гигантской Касриловкой.

*   *   *

Я отрицаю художественную ценность Эйзенштейна. Ведь его “искусство” давно уже попросту не существует, не живет. Искусство — то, чем питаются духовно.

*   *   *

Солженицын, Абрамов, Астафьев, Белов, Бондарев, Распутин, Крупин, Личутин, Коржев, Солоухин, Куняев, Клюев, Рубцов, Есенин — словом, все те, кто пламенно защищают свое понимание России, которая превращена в безликое рабское государство под руководством ренегатов коммунизма из Европы, из выгоды и за карьеру продающих все на свете, людей без понимания.

Новый этап истребления избранной русской интеллигенции...

*   *   *

Октябрь 1990 года

 

Новые записи

Рынок, торгаш, доллар, спекулянт, кооператор, ростовщик — уважаемые, лакомые слова. Их с упоением превозносят. Реставрация Капитализма стыдливо называется рыночной экономикой. Слова: базар, рынок, ярмарка — всегда были презренными в устах замечательных людей. “Ярмарка тщеславия” Теккерея, “«На рынок!» — там кричит желудок” (А. Фет).

*   *   *

Мы должны знать не только о “преследовании” Шостаковича, которое все помнят, но и о его положении государственного Фаворита, увешанного наградами и пропагандируемого государством более, чем какой-либо иной композитор за всю историю музыки. Ш занимал должность и место Государственного композитора, стоявшего совершенно особняком над всеми.

Он занимал место первого музыканта, в то время как не было ни второго, ни третьего, ни десятого... Ни о какой критике его музыки нельзя было даже помышлять. Премьеры его сочинений, далеко не всегда удачных, художественно полноценных (особенно под конец жизни, когда он продолжал беспрерывно писать, но не создал ничего интересного). Все это — не более чем музыка “хорошо набитой руки”, лишенная ценного тематического материала, сделанная по болванке, по стереотипу.

Это был культ личности не меньший, чем культ Ст, правда, в небольшой, но зато глобально насаждаемой области.

Все, что было в музыке тех дней иного, не замечалось вовсе, третировалось беспо­щадно. Все раболепствовало, все пресмыкалось. Это поветрие очень любопытно! Тогда как он писал свои большие, яркие симфонии, пробивая свою дорогу.

*   *   *

В Ленинграде более сотни композиторов. Это очень много, даже для большого города. Есть среди них и талантливые люди, мастера своего дела. Над всеми царит Петров — фаворит правящего в Ленинграде наместника, его дитя, его выкормыш, увешанный знаками отличия. Его музыка затопила Мариин­ский театр подобно тому, как если бы в нем лопнули канализационные трубы.

 

 

 

 

Записи 1989—1990, (1996)

*   *   *

Мои записи 5 февраля 1989 года

 

Постановления 1948 и 1958 годов

 

Сумбурные документы. Несколько верных в основе и глубоких мыслей соединены с примитивным, конъюнктурным [отношением к искусству, полити­зированным до конца, до полного истребления всякого искусства] толкованием искусства, выраженным в самой грубой, почти “военной” форме. Нынешний этап нашей музыкальной культуры — свидетельство полного торжества отрицавше­гося “антинародного” направления58.

Политики, направляющие мировое движение, оказались сильнее Сталина. Его неудачливые диадохи сдались теперь на милость победителя.

Банкир с атомной бомбой купил все и всех. Р пошла с молотка со всеми своими мессианскими затеями.

Это — просто давно завоеванная территория, которую хотят разумно колонизи­ровать. Бывшему р народу уготована уже роль рабочего слоя, прислуги, исполнителя полицейских и жандармских функций.

*   *   *

В дураке вызревает гигантская биологическая энергия. Его не одолевают ни совесть, ни сомнения. Особенно опасен, даже страшен, “культурный”, “образо­ванный” дурак, опирающийся на знания и авторитеты. Самолюбие его безмерно, мораль ему неведома. Он может сделать все, что угодно, особенно влечет дурака страсть к разрушению, к переделке мира. Я думаю, что мир будет разрушен “культурными идиотами” типа физика Сахарова.

12/I-90 г.

*   *   *

О тайне

 

Для серьезного, глубоко мыслящего человека мир полон тайн, тогда как образованный, культурный обыватель думает, что он знает все на свете. Священные книги древности полны тайн. Самая же великая тайна есть — Христос.

*   *   *

О театре

 

Весь пафос Любимова и др. — “кукиш в кармане” парт чиновнику. Самое интересное, что этот парт чиновник был так туп, так глуп, что более всего на свете любил этот дерьмовый театр. Поистине, “русский дурак” — самый монументальный дурак на свете. Теперь весь этот театр, , ищет новую платформу, новую идею. Но он не способен ничего найти.

*   *   *

О Пастернаке:

 

пишет его падчерица Емельянова (“Наше наследие” № 1 1990 год).

В гробу сравнивает его вид с мертвым Блоком и мертвым Толстым (мания возвеличения, род салонной болезни...). Люди, съеденные тщеславием... Между тем знаменитый и разрекламированный роман — сильно уязвим по собственно литературной части59. Язык неточный , эклектичный, лишенный сочности, самобытности, общеинтеллигентный жаргон. Народные сцены попросту никуда не годятся. Военные сцены фальшивы насквозь, да и как их мог написать человек, не бывший под огнем, не “нюхавший пороха”, что называется...

Аля Ефрон, тоже как будто бы несчастная, судя по всему крепко связанная с Чекой. (Отец, возлюбленный Муля, устраивающий попавшей в беду любовнице “комфортабельную” ссылку.) Отношение дочери Цветаевой к такой же несчастной деревенской бабе, сосланной на холодный север, на край света, без всякой уже надежды выбраться оттуда, без знакомого Пастернака, который присылает по 1000 рублей. Я думаю, таких денег старуха и не видывала никогда. Как же называет эта молодая особа русскую старуху-крестьянку? “Кулачка”! Т. е. — преступница, потому что она — Русская60.

*   *   *

Русская поэзия и стихи на русском языке

 

Первая — выросла из самой народной почвы, из самой русской земли. Ее путь — от древних песен, былин, духовных стихов и т. д. (Пока этот вид народного поэтического искусства не изничтожился в частушке , в куплете под гитару; целый сонм Одесских куплетистов, песенных блатарей вроде Утесова, Бернеса, Высоцкого etc.)

 

 

 

 

Тетрадь 1989—1990 (II)

 

TV

 

Спектакль “Аарон и Моисей” Шенберга в день открытия в Израиле суда над Эйхманом. Весь цвет Парижского Еврейства. Дамы в драгоценностях. Театр оперы Западного Берлина (кажется?), дирижер Герман Шерхен. Впечатление, я бы сказал, изрядное, но тяжкое, густое, кровавое действо, половые акты на сцене, жертвоприношения, сливание крови из тел в сосуды и прочие иудейские прелести. После окончания спектакля в ушах стоял 12-звучный аккорд, долго не мог избавиться от него — несколько часов. Танцы — слабенькие, под воздействием “Весны Священной”, но более хилые.

Пока еще нам трудно понять друг друга. Россия , если ей еще суждено существовать, изжила “левизну”, которая ей обошлась очень и очень дорого. У французов есть еще и Шартрский собор, и церковь Троицы, и Мадлен, и святой Августин. У них еще все впереди! Вот когда на месте Нотр-Дам де Пари будет зловонная яма с подогретой (водой) жижей для небрезгливых купальщиков и купальщиц, тогда мы будем разговаривать, понимая друг друга.

*   *   *

Запись в Дневниках (или Записных книжках) Ал. Блока, сделанная во время мировой войны: “Придут немцы, установят порядок ...” Это конечно же — от отчаяния, от сознания безвыходности русской жизни, от ее хаоса, нелепости, несправедливости, которая казалась тогда “чудовищной”. (До подлинно чудовищного он не дожил, хотя и предчувствовал его.) Но сама мысль — любопытна. Тогда немцы многим еще казались воплощением порядка. Теперь же всё смешалось в кучу и лишь голова “Золотого Жида” торчит и возвышается над хаосом мировой жизни, измельчавшей до комариного бытия, до существо­вания “поденки”, до балагана парламентаризма, верховных советов, больших и малых курулданов , национальных собраний и пр., и пр.

А над всем этим царит “Золотой Жид” в алмазной короне с лицом Ирода.

*   *   *

Эпоха “Застоя”

 

Эпоха Брежневского консерватизма была не так уж плоха. Это была эпоха глубоких предчувствий. В ней вызревала большая национальная мысль, находившая себе сильное творческое выражение. Я имею в виду творчество Ф. Абрамова, В. Шукшина, плеяды поэтов: Н. Рубцова, А. Передреева, С. Куняева, А. Прасолова, Вл. Соколова, О. Чухонцева (еще кто?), Викт. Астафьева, В. Белова, Ю. Бондарева, Е. Носова, В. Крупина, В. Распутина, русскую критику: В. Кожи­нова, М. Лобанова, В. Гусева и др. Деятельность этих людей невозможно сбросить со счетов.

Я уже не говорю о Солженицыне, чьи первые же сочинения были подобны ударам в болевые точки Русской жизни: государственный деспотизм, разорение Русской деревни.

Идея национального братства зародилась на полях сражений (но не в тылу, где террор ложного партинтернационализма господствовал над всей жизнью). Эта идея зародилась вопреки идее ложного партинтернационализма.

*   *   *

Возвращение государства к капитализму, к демократии, раю для богатых, обслуживающему их гос аппарату, технократии и развлекаю­щему их искусству, обозначает не шаг, а скачок назад. Можно сказать, что мечты великих людей об искусстве народном, искусстве возвышенном, как, например, Бетховен, Вагнер, Толстой, Блок, Мусоргский, Шуман — всех гениев, ненавидевших и презиравших филистерство, сытое, самодовольное мещанство, — разлетелись в прах. Мечты о коммунистическом рае выродились в желание мещанского “благополучия” для, по существу, полуобразованных людей, обывателя и сознание избранности для денежных или политических деляг.

 

 

 

 

Тетрадь 1990—1991

 

*   *   *

Шостакович — цикл на слова Микеланджело61. Голые декларации. Мертвая музыкальная ткань, бездушие. Скульптор пытался делать из мертвого камня — живые изваяния, и это ему удавалось (хотя и не всегда). Здесь же материя музыки обращена в сухую мертвечину. Ни одной живой ноты, ни одной живой интонации. Мертвецкая . Сколько такой музыки теперь пишется!

*   *   *

Великий писатель, человек великой судьбы, проповедующий правду, любовь к людям, наконец, Христианское сознание, мир и добро, изгнан из нашей страны. А правду и мораль проповедует Доктор Сахаров — изобретатель чудовищной водородной бомбы. Он представляет теперь правительство нашей страны. Что может быть хуже? Это все равно, как гений Франции представлял бы не Виктор Гюго, а доктор Гильотен — изобретатель революционной машины для отрубания голов. Ибо отрубание голов — это главное дело всякой революции.

*   *   *

Бывшая русская земля, собственность на которую отнята у народа, стала предметом торговли. Она, вместе со своими недрами, своими полезными ископаемыми, т. е. драгоценностями, со всем, что на ней растет, живет, стала предметом торговли и пущена правительством “с молотка” по дешевке.

 

 

 

 

Тетрадь 1991

 

*   *   *

Кающиеся Разбойники

 

Тяжкое впечатление производит лицезрение многолетних партийных власти­телей страны, Государства и партии, недавних членов Политбюро, ныне стоящих со свечой на публичном молебствии. Кого может обмануть этот бесстыдный маскарад, он позорит и Церковь. Люди без каких-либо принципов, безо всякого подобия совести, голое честолюбие и властолюбие.

Я могу понять заблуждение, иди — покайся. Вчера он держал в руке партийную нагайку или наган, сегодня — свечу, завтра он отдаст приказ уничто­жить страну: свою или чужую, ему все равно. Честолюбивый глупец способен на все, он может спалить Рим, отсечь голову кому угодно: своему приятелю [или великому человеку], священнику.

У него нет ничего своего, его потребности: жрать и командовать. Для удовлетворения этих страстей он способен сделать что угодно. Такой человек не имеет ни ума, ни воли, он не произнес ни одного серьезного слова.

Это кукла, надутая дурным воздухом. Игрушка, марионетка в руках всемирных палачей, уничтожающих целые народы и, прежде всего, русский народ.

*   *   *

Разговоры о России, о Санкт-Петербурге — это чудовищный обман русских людей, которым хотят сменить лишь форму рабства , не более. Нас ждет большая беда. За свою бесценную землю, залитую кровью наших предков, народ получит соевую похлебку и американскую консервированную тушенку. Нового русского “Дядю Тома” надо подкормить, чтобы он получше работал.

Практически целыми страницами, систематическими передачами и каналами владеют несколько людей, например: “Взгляд”, “Браво”. Расистские вкусы и симпатии. Вы не увидите здесь достойного, приличного человека. Неимоверное богатство русской культуры обращено в якобы ненужный хлам.

Систематически просвещает нас литературный критик Лакшин, театровед Н. Крымова. Это люди специфического образа мышления. Они заряжены ненавистью к...

Откуда они взялись за последнее столетие, по чьей команде они наводнили нашу страну и завладели всеми “узлами” жизни — властью, прессой, торговлей, искусством, к которому они абсолютно бездарны, неспособны произвести...

Хозяева Мира, а они — есть , и не надо кричать о “демократических свобо­дах”. Всему миру известно, что демократическая Америка является суперколо­ниальной державой, кровью и деньгами устанавливающей мировое Господство, не останавливаясь перед истреблением целых народов.

*   *   *

22 авг. Жуткие, мрачные события последних дней, потрясающие, кроме прочего, чудовищным скудоумием, какой-то фантастической легкомыслен­ностью. Люди — по ту сторону добра и зла (но, может быть, и не все, правда). Неустойчивость жизни ужасающая, речи — полнейшая безграмотность, явление “шпаны” стало всеобщим: в семье, на работе, среди так называемой “интелли­генции”, в политической жизни, в искусстве, которое все заражено шпанскостью, и даже в церкви это есть вроде Варлаама на митинге.

*   *   *

Идет скоропалительное создание класса паразитов.

Смысл, сама идея их существования: борьба за власть над другими, над всеми, среди которых они находятся, за власть путем вооруженной силы, силы денег, золота, коварства и обмана; доказательство любым способом того, что они всегда правы, что бы они ни говорили, что бы ни доказывали или кричали в виде лозунгов, всегда лживых, ибо в основе их существования лежит одна и та же идея. Неспособные к созидательному труду, ничтожные в творческом отношении, они способны лишь уничтожать, разрушать.

*   *   *

Падение России — как смерть Христа, убитого римлянами и евреями на наших глазах. Теперь эти собаки делят его тело и одежды. Кроят карту мира.

 

Демократия

 

Итак, Демократия — т. е. власть демоса — народная власть.

В который раз, господа, она возглашается? За свою жизнь я слышу ее беспрерывно, безостановочно, неумолимо, каждый раз она подразумевает как будто бы разное, а в самом деле абсолютно одинаковое. Прежде всего — единообразие и диктаторскую неумолимость. Только демократия и ничего более. Кто же доказал, что она — единственный выход из создавшегося тупика, главное — единственный и притом знаемый безошибочно вождями, а главное — возгла­шателями-пропагандистами.

Демократия и ничего более. Любая другая точка зрения — подозрительна, враждебна, отрицается, подлежит громкому посрамлению, искоренению , уничто­жению. Сколько людей за эти годы, высказывавшие хоть какое-либо сомнение в абсолютной верности избранного пути, изгоняются из полити­ческой и из общественной жизни, сходят на нет, да просто ли изгоняются? За судьбой их интересно было бы последить. Какова она есть или будет — эта судьба?

Открытые работники служб ЦРУ, вроде дикторов по TV, состоящие в услужении пропагандистской , построенной по типу откровенно фашистскому — желанные гости, перешли на работу в радио и TV бывшего Советского Союза, а ныне неизвестной страны, не имеющей опять даже названия, кроме аббревиатуры РСФСР.

*   *   *

Главной пружиной перестройки становится делец, капиталист, приобрета­тель, биржевой маклер, Чичиков... со своей таинственной шкатулкой — Сатанин­ская фигура, исчадие ада в сущности. Гоголь все это почувствовал и ужаснулся.

Достоевский же придал этому явлению вполне конкретные черты: “Настоящий хозяин в Европе — жид и его банк” (“Записки писателя”). С той поры это гибельное для мира явление выявилось в очевидности. Оно приобрело уже территориально-государственные черты и нависло над миром в образе ново­явленного Иуды: в одной руке (левой) — звенящий кошель с тридцатью серебрениками, в другой руке — ядерная бомба.

*   *   *

В 1991 году исполнилось 170 лет со дня рождения и 110 лет со дня кончины Ф. М. Достоевского. О его значении говорить много не приходится. Преследуемый русскими прогрессистами (замечу к слову, не всегда русскими), сторонниками прогресса, улюлюкающими ему при жизни, участник и действующее лицо общественно-литературной борьбы, занимавший в ней крайне правое крыло, церковник и монархист, друг Константина Петровича Победоносцева, впоследст­вии руководителя Синода, кажется, помните, того самого, который “простер над Россией совиные крыла” — эффектно сказано Блоком, мишень всяческих карикатур, шаржей, литературных “хохм” бульварных остряков, Достоевский сошел в могилу за два месяца до злодейского убийства императора Александра II бесами того времени: С. Перовской, распутной дочерью, производителем бомб Желябовым, метателями поляками Гриневицким, Кибальчичем, Рысаковым, Гесей Гельфман — беременной девицей, собиравшей бомбы.

Эта банда убийц увековечена во всем русском обществе, во всей России (уже гиблой): в названиях улиц, площадей, больниц, школ и т. д. при обязатель­ном изучении всеми русскими детьми ее биографии и исторического подвига. Ибо убийство, само по себе, стало предметом восхищения и подражания, предметом воспитания: герой — сын, предающий отца (кинофильм знаменитого Эйзенштейна), стихотворение Симонова “Убей немца!”.

Стихотворения чекистских поэтов — Михаила Светлова (Шейнкмана), “Красный судья Горба” Михаила Голодного (Эпштейна), осуждающий на смерть всех, кто предстает перед его красным столом, в том числе и родного брата, что особенно поощрялось вождями и руководителями. В основе этого супертеррора лежали не только классовые интересы. Да и о каких “классовостях” у Зиновьева, Троцкого, Каменева, Свердлова можно говорить?

Несомненно — в основе геноцида, истребления христианских (главным образом) народов лежали мотивы Религиозного подвига, завоевания земли, истребления иных, иноверных племен, борьба с иноверцами-христианами. Никакими классовыми признаками нельзя объяснить неслыханные за последние 2000 лет казни: дворян, купечества, фабрикантов, помещиков, высокого духовенства и простых монахов, рабочих и десятков миллионов крестьян, солдат и матросов, генералов и офицерского корпуса, армии и флота. Истреблялись не сословия, а народы. И если бы не нужен был рабский слой для рабского труда, были бы истреблены все русские до единого человека, за исключением немногих, связанных семейным родством с ними, и то — строго по выбору.

Бесовский шабаш по Достоевскому, вечер (в присутствии начальства) его памяти. Выступления “писателей” Карякина, Адамовича, Евтушенко.

*   *   *

“Шпана” — словцо Як — есть род самокритики. Кому, как не ему, знать эту среду до тонкости, он один из ярких представителей этой категории.

*   *   *

В течение 6—7 лет воспитывается агрессивное поколение здоровых, но слепых, послушных молодых людей, готовых на все, знающих ложь и зло, выдаваемые им за правду, добро и истину.

Так было в самом начале 30-х годов. Я сам принадлежал к людям этого возраста. Мне стоило огромного труда и великих усилий найти в себе волю противостоять этому. Мне помогло занятие чтением, искусствами, особенно, конечно, музыкой, которой я тогда самозабвенно увлекся.

*   *   *

Чудовищные передачи о певцах “Битлз”. Исчадия ада. Они помогают держать мир в рабстве. Сгнившие на корню молодые поколения, теперь это пришло к нам. Гибнут не только поколения, гибнут целые народы. Железная организация зла, держащая в руках страны и континенты.

*   *   *

Люди у власти, не имеющие никакой власти, шурупы со свинченной резьбой, ни к чему не пригодные. Существуют для видимости. Тяжелые, опаснейшие времена впереди. Не знаешь, что и делать! Работа кажется бессмысленной, ненужной, никчемной. Между тем волчок может закрутиться в обратную сторону. Но мир, кажется, уже необратимо катится в пропасть.

*   *   *

“Кто дал меду корец, стал родной нам отец, кто дал каши котел, тот за князя сошел”. В наше время таких людей стало великое множество и тон здесь задают государственные люди, получающие за продажу целых народов миллионные суммы, а если надо — и миллиардные, под видом авторского гонорара за их “книги”, сочиняемые услужливыми “авторами”.

*   *   *

Некто Гефтер, выступающий по TV с лекциями, — это новый вид антихрис­тиан­ского террора, пришедший на смену террору Губельмана-Ярославского, Троцкого-Бронштейна, Кольцова-Фридлянда.

*   *   *

Полная растерянность русских, расчлененность их на части, на крошечные партии с ничтожными, якобы социальными программами, в то время как им противостоят большие, цельно-устремленные коллективы, объединенные не только своей национальной принадлежностью, но и символами своего религиоз­ного верования.

Я не говорю уже о солидарном, слитном, спаянном, по-военному организо­ванном еврейской диаспорой национальном ядре — государстве, обладающем атомным арсеналом, разведкой “Моссад”, ныне блестяще разгромившей, вместе с ЦРУ, наше военное устройство, нашу государственную безопасность.

*   *   *

Радости перестройки — потеряна Россия, прекратилась ее история, потеряна Русская земля, потерян (и это — главное!) народ русский . Русских в стране как будто бы и вовсе нет. Татары населяют Татарстан, узбеки — Узбекистан, таджики — Таджикистан, черкесы — Черкесию, грузины — Грузию, латыши — Латвию. Русский же народ, давший свое имя (Россы) стране, ныне уравнен в правах по названию: все — Россияне. Но россияне — это не национальность, это всего лишь знак проживания в определенном месте.

Таким образом, народ наш, уже во второй раз в нашем столетии, лишен национального признака. В первый раз это было после Октябрьского переворота, ныне отвергаемого теми, кто на деле совершил его вновь, выполняя замысел уничтожения России как Государства и истребления нас как нации, целиком. И выродившиеся русские поощряют самоистребление в своей тупости, низости и слепоте.

*   *   *

О продажности

 

Она достигла за это столетие размеров общего бедствия. За деньги люди готовы на все. Деньги — Кумир, Божество. Мнится, что над миром во весь рост возвышается какой-то гигантский ИУДА, потрясающий своим кошельком с тридцатью серебрениками. Утеряно всякое чувство стыда, всякое (самое даже малое) чувство уважения к своей стране и народу. Наоборот — поощряется всяческая продажность.

*   *   *

Сейчас торгуют людьми. В прямом смысле слова, без всякой аллегории. Специальные торговые агенты, под видом конкурсов красоты, собирают женщин (главным образом русских) для морганатических забав людей относительно богатых и среднего достатка. Так это афишируется. Для публичных домов, стриптиза и разнообразного разврата. От русских девиц — отбоя нет! Десятки, сотни охочих продаться. Тургеневские девушки.

Россия медленно зрела до рассвета, а погибает стремительно.

*   *   *

Мы переживаем эпоху третьей мировой войны, которая уже почти заканчи­вается и прошла на наших глазах. Страна уничтожена, разгрызена на части. Все малые (а отчасти и большие) народы получают условную “независимость”, безоружные, нищие, малообразованные. Остатки бывшей России будут управляться со стороны — людьми, хорошо нам известными. Русский народ перестает существовать как целое, как нация. И это при том, что имели 6 лет назад относительно боеспособную армию, ядерное оружие, танки, авиацию и ракеты.

Как быстро все произошло. С какой быстротой оказалась завоевана “Великая” держава. Чудны дела твои, Господи.

Начальные деятели перестройки, заработавшие миллионы и миллиарды на этом страшном деле, частично переселились в Америку. Подготовка тотальной войны велась здорово: всеми средствами массовой информации, дипломатией и прочим.

Угодили в “крысоловку”.

*   *   *

Петушиное слово атеизм на деле означает дикарство, преступное отношение к человеческой жизни и всякой жизни вообще. Рассадником преступности в духовном смысле служат и средства массовой информации, особенно дикторы TV, открыто призывающие народ к смуте и крови, к убийству, к уничтожению.

Глубокое отвращение и брезгливость вызывает деятельность руководителей TV типа Попцова и Яковлева — гигантские провокаторы, чья деятельность является преступлением против человечества. Иначе я назвать их и не могу.

*   *   *

Я устал от беспочвенных воплей и сетований по поводу “нецивилизованности” России, “нецивилизованности” русских, главных образом. Странно слышать, когда так говорят соотечественники Менделеева, Гоголя, Склифосовского, геометра Лобачевского, Лермонтова, Тютчева, Есенина, Достоевского, П. Чайковского.

Правда, я говорю о культуре, а не о цивилизации, о Слове о полку Игореве, а не о позолоченном унитазе.

Можно, разумеется, понять эти сетования, нужда ужаснейшая, но ведь нищета на улицах есть всюду, в том числе и в “цивилизованных” державах, отлично живущих без высоких запросов. И не надо обольщаться обилием денежных знаков, их сознательное мельтешение перед глазами тех, кто смотрит TV, родит лишь злобу и раздражение против всех и вся.

Но, как видно, руководитель TV, являющийся и руководителем небольшого (пока) газетного концерна, ведом революционной идеей, запах русской крови, видно, особо сладок.

*   *   *

30 ноября 1991 г.

 

Вечерний ежедневный шабаш по TV. Ликующие дикторы Центрального и Российского вещания: “развал Империи”, “гибель Империи”, смакование “конфликтов”, умело направляемых в своем развитии, поддержание постоянно тлеющего огня. Все это для отвлечения мыслей русского человека в сторону, в стороны от того факта, что он, этот русский человек, потерял все: Землю Русскую, завоеванную и освоенную его предками, государственное устройство, всякую защиту себя и своих близких — это народ на грани полного, почти физического уничтожения. Он уже не способен, терроризируемый и уничтожаемый как личность, как человек, он содержится на границе голода, которым его все время вдобавок пугают, и не в состоянии ничего понять под воздействием титанической силы госпропаганды (радио, TV, газеты, журналы, кино и пр.), находящейся всецело почти в руках известных людей.

Незначительные малочисленные органы печати (несколько газет и журналов, постоянно преследуемых, третируемых, существующих под угрозой ареста) — общественно-политическое гетто для русских не имеет никакого значения для общественной жизни ввиду своей малочисленности, малотиражности и тонет в океане лжи.

*   *   *

Постоянно торчит в TV-ящике академик Лихачев, выступающий против госу­дарства с преобладающим религиозным сознанием. Где и когда оно было иным?

*   *   *

Новый фашизм родил новый тип войны . Война-истребление , война-мясорубка, война-бойня почти без всякого риска для фашистской стороны , на основе материального, технического превосходства, когда нападающая сторона агрессоров теряет 200 человек, а нация — жертва, обречена на заклание. Воскрешение древних дохристианских идей — религиозного истребления целых народов, приносимых в жертву новым мировым владыкам, злодеям, которых еще не знал мир. По сравнению с Бушем или Шароном и Т, и Сталин, при всей своей беспощадности, кажутся мальчишками, играющими в оловянных солдат.

*   *   *

Итак, Третья мировая война началась и Советский Союз уже проиграл ее, сдав страну почти без боя, погубив наш русский народ, его вековую историю, которая закончилась так позорно и бесславно. Вечное проклятие апостолам зла и сатанизма и всем их пособникам.

*   *   *

Для того чтобы завоевать Россию окончательно, надо еще многих из нас просто перебить, как собак, к чему, как видно, идет дело. Но для этого требуется время, которое у них есть, кажется, в избытке. Буш, однако, торопит закруглиться к Новому году, чтобы успеть еще обеспечить победу на новых президентских выборах. Миром владеют мировые разбойники, уничтожающие целые народы. И большие народы, целые православные, инорелигиозные государства.

Гигантская мировая мистификация. Старшие поколения обрекаются на нищету и быструю гибель, молодым приготовлена рабская участь.

*   *   *

Пушкинский цикл

 

Одна из лучших моих вещей. Его бы надо назвать “Бедная юность”. Именно такой была моя юность. Бедная, нищая (с той поры я навсегда смирён с нищетою, никогда на нее не обижался, не сетовал), бесприютная, бездомная. Такой стала вся моя жизнь и жизнь всей России, всего русского народа, лишившегося дома, крова над головою каждого человека. Надежды сулила лишь сама жизнь, судьба, бессознательная надежда на Бога. А помощи было ждать неоткуда. При первой же возможности я сам стал помогать бедной моей матери. В последние дни стал много о ней думать, вспоминать ее... Наверное — зовет меня!

“Зимний вечер” надо сделать заново, по смыслу. Вьюга за окном тихая, негромкая (скрытая сила), буря жизни окружает человека со всех сторон. Образы Пушкина — от Русской природы и сходной с ней жизни. Жизнь всякого человека связана с Природой, со сменой времен года, со сменой дня и ночи (а в России много ночи, много ночного).

Боже, как печальна моя жизнь, как одинока, бездомна (всегда была!), бесприютна.

*   *   *

1 мая 1994 г.

 

Помню, неимоверное количество народу на всех улицах, вокруг церкви на улице Пестеля-убийцы (Пантелеймоновской) до перекрестка с Гагаринской. Была смертельная усталость людей, но и Надежда. Теперь надежда лишь в спокойствии и ТЕРПЕНИИ (опять и опять). Кажется, что это есть в церковных людях. Терпение, но и действие. Пошли, Господи, блага и здоровья всем близким. Помилуй нас!

*   *   *

Несмотря на свои слабые силы, набравшись смелости, он все же решился (через головы своих знаменитых предшественников) протянуть руку Глинке и Чайковскому, Даргомыжскому, Мусоргскому, Бородину, Корсакову и Рахманинову.

*   *   *

Искусство нашего века несет большую ответственность за то, что оно настоя­тельно и талантливо проповедовало бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, кастовую, интеллигентскую избранность, интеллектуальное наслажден­чество и еще того хуже: упоенно воспевало и поэтизировало всякого вида зло, служа ему и получая от этого удовлетворение своему ненасытному честолюбию, видя в нем освежение, обновление мира. Все это, несомненно, нанесло огромный вред человеческой душе...

Дело добра могло бы казаться совершенно безнадежным, ибо души, подверг­шиеся столь сильной обработке и омерщвлению, воскресить, пожалуй, уже невозможно. Но мудрость жизни заключена в ней же самой: новые поколения приходят в мир вполне чистыми, значит, дело в том, чтобы их воспитать в служении высокому добру...

Моя музыка — некоторая маленькая свеча “из телесного воска”, горящая в бездонном мире преисподней.

*   *   *

Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть — вот что Россия принесла в мировое сознание. А ныне — есть опасность лишиться этой высокой нравственной категории...

Комментарии

 

51 Полное название балета Р. Щедрина: “Кармен-сюита”. Транскрипция фрагментов оперы “Кармен” Бизе для струнных и ударных. Балет в одном действии.

52 Отклик на роман А. Рыбакова.

53 См. об Анрепе в мемуарах “Рассказы об Анне Ахматовой” (А. Найман. “Новый мир”, 1989, № 1).

54 Видимо, Свиридов имеет в виду литератора Д. Бобышева. См. “Рассказы...” А. Наймана.

55 Э. Радзинский. “Расстрел в Екатеринбурге” (“Огонек”, 1989, № 21).

56 См. Э. Герштейн (в кн. “Воспоминания об Анне Ахматовой”, М., СП, 1991).

57 См. Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. М., Книга, 1989.

58 Свиридов с иронией использует здесь расхожие слова из постановления 1948 г.

59 Речь идет о романе “Доктор Живаго”.

60 Имеется в виду характеристика, данная Ариадной Эфрон хозяйке квартиры в Туруханске: “Бабка — старая, потомственная кулачка” (“Нева”, 1989, № 4, с. 147).

61 Перевод А. Эфроса.

 

Подготовка текста

Александра Сергеевича Белоненко