Жизнь учит…

 

В начале шестидесятых годов в московских либеральных кругах ходила по рукам и пользовалась большой популярностью рукописная книга историка Роя Медведева “К суду истории” — о Сталине и сталинизме. Она до сих пор стоит в моей библиотеке — толстый том с пожелтевшими машинописными страницами в кустарной дерматиновой обложке. Книга не выделялась ни глубиной анализа эпохи, ни объективностью, ни фактологическим материалом — она была обычным диссидентским антисталинским сочинением, весьма поверхностным, а порой и просто искажавшим историю. Подобных сочинений в те годы было написано немало, особенно людьми, которых так или иначе коснулись репрессии 30-х годов. Вспомним хотя бы книги Антонова-Евсеенко, Авторханова, Икримова, Юрия Трифонова… Жажда взять у тени великого вождя реванш, хотя бы задним числом, толкала “детей ХХ съезда” в объятья антисталинской хрущевской пропаганды, к вольной или невольной подтасовке фактов, к опоре на слухи, мифы и всяческие недобро­совестные источники. Большинство этих сочинений были столь же исторически некорректны и даже абсурдны, как и доклад Хрущева на ХХ съезде КПСС. Но вот прошло с той поры более 40 лет, и братья Медведевы издали в 2001 году книгу “Неизвестный Сталин”…

Читаю ее — и глазам своим не верю… “Действительно, глубокое понимание эпохи Сталина и его роли в мировой истории только начинается”.

“Сталин был не только вождем, диктатором и тираном. За внешней оболочкой культа личности жестокого деспота существовал и обычный человек, думающий, размышлявший, имевший огромную волю, большое трудолюбие и немалый интеллект. Он был также несомненно патриотом исторической российской государственности”…

“Для таких людей, как Ленин и Сталин, невозможно определить, сыграли ли они в судьбе человечества отрицательную или положительную роль. Они сыграли историческую роль. Советский Союз не был аномалией исторического развития. Это был шаг вперед из того тупика, в который завела мир Первая мировая война”.

Вот как, почти на 180о изменились исторические оценки бывших крутых диссидентов, сыновей бригадного комиссара Медведева, погибшего в 1941 году на Колыме… Жизнь, как говорится, учит.

А сколько в книге “Неизвестный Сталин” частных выводов, противоречащих расхожим антисталинским байкам и анекдотам, которыми питались умы либералов-шестидесятников: “Выступление Сталина по вопросам языкознания имело в целом положительное значение”. “Политическую недальновидность при разработке первой Конституции Союза проявил Ленин, а не Сталин”, и даже: “Следует признать, что как редактор Сталин не только улучшил доклад Лысенко, сделав его формулировки менее резкими и менее антизападными, но и устранил принципиально ошибочное деление наук на советские и буржуазные…”

Вот какая эволюция в сторону здравого смысла произошла с тех пор с братьями Медведевыми. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Случай весьма поучительный, особенно на фоне “антиисторических” сочинений о Сталине Волкогонова, Радзинского, Александра Яковлева недавнего времени.

Чтобы читатель сам убедился в правоте наших выводов, мы публикуем заключительную главу, написанную Роем Медведевым, из книги “Неизвестный Сталин”, в которой автор сумел и с добросовестной объективностью историка взглянуть на так называемый “пакт Молотова—Риббентропа”, на то, как Сталину удалось избежать войны на два фронта и победить фашистскую армаду под Москвой в декабре 1941 года…

 

Станислав Куняев

роЙ МЕДВЕДЕВ

Иосиф Сталин

и Иосиф Апанасенко

 

Обстановка на восточных границах Советского Союза была в конце 30-х годов более напряженной, чем на западных рубежах. Оккупировав Маньч­журию, японская военщина начала не только захватывать одну за другой более южные провинции Китая, но и готовилась к нападению на СССР. Созданная на севере Китая японская Квантунская армия постоянно проводила разведку боем, и разного рода нарушения советской границы были на Дальнем Востоке обычным делом. После нескольких крупных военных провокаций Сталин предложил преобразовать Дальневосточный военный округ (ДВО) и Особую Краснознаменную Дальневосточную армию (ОКДВА) в Дальневосточный фронт (ДВФ), что и было сделано еще в 1938 году. Уже в июле-августе 1938 года в районе озера Хасан этот фронт принял боевое крещение, здесь произошло крупное и кровопролитное сражение, о котором тогда много говорили и писали. Но Сталин был недоволен его исходом: хотя японские войска были отогнаны, их полного разгрома не получилось, и наши потери были очень велики. Это стало одним из поводов проведенных осенью массовых репрессий среди командного состава ДВФ. В числе пострадавших был и первый командующий фронтом маршал Василий Блюхер, который уцелел в период массовых репрессий военных руководителей в 1937 году, но был по личному указанию Сталина расстрелян 9 ноября 1938 года. В мае 1939 года крупная военная группировка Квантунской армии вторглась на территорию союзной нам Монголии. Бои шли здесь в районе реки Халхин-Гол несколько месяцев. В конечном счете японские части были окружены и разгромлены. Военные действия были прекращены, однако лишь осенью 1939 года по просьбе японской стороны. В Западной Европе уже шла война, и Сталин не хотел втягиваться в затяжные военные действия на востоке. Хотя внимание Сталина было обращено в 1940-м и в начале 1941 года к событиям на Западе, прини­мались меры и к укреплению обороны Дальнего Востока. К середине 1941 года в состав ДВФ входили десятки хорошо вооруженных и подготовленных дивизий, танковых, артиллерийских и авиационных частей с общей численностью личного состава в 704 тысячи человек1. Однако и численность Квантунской армии была доведена Японией до 700 тысяч человек личного состава.

Укрепление ДВФ сопровождалось, однако, многими перемещениями и репрессиями. Генерал армии Г. К. Жуков, руководивший разгромом японских войск у реки Халхин-Гол, был назначен начальником Генерального штаба и вступил в эту должность 1 февраля 1941 года. Но в том же январе был арестован и расстрелян участник боев у озера Хасан и у реки Халхин-Гол генерал-полковник Г. М. Штерн, сменивший Блюхера на посту командующего Дальне­восточным фронтом. Новым командующим фронтом был назначен генерал-полковник Иосиф Родионович Апанасенко, которого Сталин знал еще по годам Гражданской войны. Сталин вызвал И. Апанасенко из Ташкента, где он коман­довал Среднеазиатским военным округом, чтобы лично объявить ему свое решение и дать соответствующее напутствие. Апанасенко было присвоено звание генерала армии.

Не буду излагать здесь детали военной карьеры И. Апанасенко, которая началась для него еще в 1914 году на фронтах Первой мировой войны. В годы Гражданской войны он быстро поднялся до должности командира дивизии в Первой Конной армии. В 20—30-е годы Апанасенко служил на разных постах в Ленинградском, Белорусском и Киевском военных округах. Сталин познакомился с Апанасенко еще во время боев под Царицыном в 1918 году, но вспомнил о нем лишь в начале 1938 года, пригласив в Кремль перед назначением в Ташкент. Позднее Сталин встречался с Апанасенко много раз и доверял ему. Тем не менее имя И. Р. Апанасенко почти неизвестно за пределами родного ему Ставропольского края2. Перечисляя полководцев, отличившихся в годы Отечественной войны, советские историки не упоминают Апанасенко. В 12-томной “Истории Второй мировой войны”, которая создавалась в 70-е годы, имя генерала армии И. Апанасенко не упомянуто ни разу. А между тем этот генерал является безусловно одним из героев Отечественной войны.

Командиры частей и штабов в ДВФ не без тревоги встретили известие о назначении к ним И. Апанасенко, о нем в армии шла слава как об очень грубом генерале. Известный правозащитник 60—70-х годов генерал Петр Григоренко, служивший в 1941 году в звании подполковника в штабе Дальневосточного фронта, писал позднее в своих мемуарах: “За несколько месяцев до начала войны командующим Дальневосточным фронтом был назначен генерал армии Апанасенко Иосиф Родионович. Даже внешностью своей он был нам неприятен, не говоря уж о том, что за ним и впереди него шла слава самодура и человека малообразованного, неумного. По внешности он был как бы топором вырублен из ствола дуба. Могучая, но какая-то неотесанная фигура, грубые черты лица, голос громкий и хрипловатый, в разговоре имеет часто какой-то издевательский оттенок. Когда ругается, выражений не выбирает, как правило, делает это в оскорбительном тоне и с употреблением бранных слов. Может быстро прийти в бешенство, и тогда виновник пощады не жди. Шея начинает краснеть. Даже глаза наливаются кровью. В общем, все мы были не в восторге от смены командующего. Однако очень скоро те, кто стоял ближе к Апанасенко, убедились, что идущая за ним слава во многом ни на чем не основана. Прежде всего, мы скоро отметили колоссальный природный ум этого человека. Да, он необразован, но много читает и, главное, способен оценить предложения своих подчиненных, отобрать то, что в данных случаях наиболее целесообразно. Во-вторых, он смел. Если считает что-то целесообразным, то решает и делает, принимая всю ответственность на себя. Никогда не свалит вину на исполнителей, не поставит под удар подчиненного. Если считает кого-то из них виновным, то накажет сам. Ни министру, ни трибуналу на расправу не даст”3. Вместе с И. Апанасенко на Дальний Восток приехало много работников высшего звена фронтового управления, которых он отбирал самолично, и почти все они были сильными и компетентными командирами.

Начав знакомиться с делами фронта и оперативными планами, Апана­сенко обнаружил, что вдоль большей части Транссибирской железной дороги, с ее десятками мостов и тоннелей, нет надежной автомобильной трассы, которая шла бы параллельно железной дороге. Это обстоятельство делало войска фронта крайне уязвимыми, так как линия железной дороги проходила подчас совсем недалеко от границы. Японцам достаточно было взорвать несколько мостов или тоннелей, чтобы лишить армии фронта и свободы маневра, и надежного снабжения. Апанасенко тут же приказал начать строительство надежной дороги протяженностью почти в тысячу километров, используя при этом не только строительные подразделения фронта, но и население прилегающих районов. Срок для этой огромной работы был установлен предельно кратким — пять месяцев. Забегая вперед, нужно сказать, что приказ Апанасенко был выполнен, и дорога от Хабаровска до станции Куйбышевка-Восточная была построена к 1 сентября 1941 года.

 

Искушения для Японии

 

В первые месяцы 1941 года, когда И. Апанасенко принимал срочные и решительные меры по укреплению Дальневосточного фронта, в самой Японии: в правительстве, генеральном штабе и в окружении императора — шли тайные совещания и острые дискуссии по поводу главных направлений и целей японской военно-колониальной экспансии. Планы на этот счет имелись самые грандиозные, но порядок и последовательность их выполнения еще не были определены. Еще в 30-е годы у власти в Японии возобладали милитаристские группировки: здесь создавалась громадная и хорошо вооруженная армия, большой флот, военная авиация, особое значение придавалось авианосцам. Однако в Японии не было такого единоличного лидера, обладавшего тотальной властью, какими являлись Гитлер в Германии, Муссолини в Италии, а Сталин в Советском Союзе. Император и его семья, командование сухопутной армией и командование флотом, дипломатическое руководство не всегда придер­живались одинакового мнения. Поэтому все вопросы в Японии решались коллегиально, путем обсуждений и консультаций, главным образом в совете старейшин при императоре. В 1940 году в совет старейшин было решено вклю­чать и всех бывших премьеров, что создавало необходимую преемст­венность власти, но создавало и трудности в слишком сложных ситуациях.

Общее направление военной и политической агрессии Японии и Германии было определено еще в конце 1936 года “Антикоминтерновским пактом”, к которому присоединилась в 1937 году и Италия. В документах этого Тройст­венного союза прямо говорилось, что он направлен против СССР и Комму­нисти­ческого Интернационала, а тайные соглашения предусматривали и разные формы сотрудничества и поддержки в “случае войны одного из участников пакта против СССР”. Такое направление германской и японской экспансии вполне устраивало господствующие круги Великобритании и Франции, которые поэтому не только не препятствовали вооружению Германии, но во многом содействовали ему. Политика невмешательства и уступок позволила Германии аннексировать Австрию и Судеты и привела к победе Франко в Испании. Гитлер был не против похода на Восток, но не слишком торопился. Япония вела себя даже активнее, и она кроме Квантунской армии на Маньчжурском плацдарме начала готовить и Курильско-Сахалинский плац­дарм, на котором, по данным советской военной разведки, проводилось развертывание нескольких дивизий.

Война стояла на пороге, и генеральные штабы и разведки всех крупных стран лихорадочно просчитывали разные варианты. При этом одним из наиболее вероятных направлений агрессии Тройственного союза было нападение Германии на Польшу и Прибалтику с выходом на границы СССР, а затем и нападение на СССР. Одновременно должно было начаться и нападение Японии на СССР с востока. Во всяком случае, именно на такое развитие событий надеялись в Париже и в Лондоне, и планы на этот счет имелись в Берлине и в Токио. Все изменилось, однако, в течение нескольких дней. Пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом, или пакт Молотов—Риббентроп, который был подписан в конце августа в Москве, был полной неожиданностью не только для Англии и Франции, но и для Японии. Переговоры в Москве происходили слишком стремительно, и у Германии не было ни времени, ни желания проводить на этот счет какие-либо консультации с Японией, хотя это предусматривалось заключенными ранее между ними тайными соглашениями. Японское правительство, возглавляемое бароном Хиранумо, ушло в отставку, направив перед этим ноту протеста Берлину, в которой говорилось, что советско-германский договор о ненападении противоречит секретному протоколу к “Антикоминтерновскому пакту”. Растерянность в японских верхах была столь велика, что за год в Токио сменилось еще два кабинета, пока в октябре 1940 года совет старейшин при японском императоре не назначил главой правительства принца Коноэ. Быстрый разгром и капитуляция Франции, а также тяжелое поражение британского экспедиционного корпуса летом 1940 года были также большой неожиданностью для Японии. В Юго-Восточной Азии остались “бесхозными” колонии Франции, прежде всего Индокитай. Япония решила прибрать этот полуостров к рукам и оккупировала его в начале 1941 года. Но в крайне трудном положении оказалась и администрация многочисленных британских колоний в Азии — Индии и Бирмы, Сингапура и Гонконга, Малайзии и Цейлона. Для Японии, которая уже вела войну в Китае и которая создала очень большую и сильную армию, а также многочисленный и мощный флот, возникало искушение, против которого трудно было устоять. Советский Дальний Восток казался более трудной добычей. К тому же СССР был велик и силен, а Британия стояла на краю гибели, и ее участь казалась предрешенной. Неудивительно, что в конце 1940 года японский посол в Москве передал советскому правительству предложение от принца Коноэ — заключить между СССР и Японией пакт о нейтралитете. Переговоры на этот счет начались, но они велись не столь стремительно, как это было на переговорах о пакте Молотов—Риббентроп.

Прежде чем принимать окончательное решение, японское правительство сочло необходимым направить в Европу для оценки обстановки и для переговоров со своими союзниками министра иностранных дел Ёске (Исико) Мацуока. Это был весьма влиятельный в правящих кругах политик и дипломат, который еще в 1933 году представлял Японию в Лиге Наций, а в 1936 году уже в качестве министра иностранных дел подписал “Антикоминтерновский пакт”. Мацуока отправился в свою поездку 12 марта 1941 года через Советский Союз. В Кремле внимательно следили за движением поезда с японским министром, и когда он 25 марта достиг Москвы, Мацуока был приглашен в Кремль и имел двухчасовую беседу со Сталиным и Молотовым. Известие об этой встрече вызвало беспокойство в Берлине, но Мацуока заверил немецкого посла в Москве графа Шуленбурга, что о всех подробностях своей беседы со Сталиным он расскажет Риббентропу. Японский министр прибыл в Берлин 27 марта. Он имел здесь несколько встреч и бесед с Риббентропом, а затем был принят Гитлером. Перед Мацуока раскрыли если и не все, то очень многие карты. В марте 1941 года Германия была на вершине своего могущества, под ее властью была практически вся континентальная часть Западной Европы. Вопрос о нападении на Советский Союз был уже решен, и по всем линиям шла энергичная подготовка к этому походу на восток, который должен был стать новым триумфом германского оружия и армейского духа. Готовился блицкриг и быстрый разгром Красной Армии. Гитлер и Риббентроп были настолько уверены в успехе, что не просили от Японии никакой помощи в войне с СССР. Но они просили Японию рассмотреть вопрос о войне против Англии и особенно о быстрой атаке на Сингапур. Англия слишком занята в Европе, и у нее нет сил для обороны своих колоний в Азии. Если Япония нанесет там удар, то и в Европе Англия не сможет долго держаться, и ее можно будет разгромить еще до конца 1941 года. Уже после войны на международном судебном процессе по делу главных японских военных преступников, а также из публикаций японских секретных документов, осуществленных госдепартаментом США, стали известны подробности японо-германских переговоров весной 1941 года. Уже в первой беседе с Мацуока Риббентроп сказал, что договор о ненападении с Советским Союзом — это всего лишь тактическое соглашение, которое может быть нарушено в любой момент, когда этого захочет Гитлер. “Германия уверена, — сказал Риббентроп, — что русская кампания закончится абсолютной победой германского оружия и полным разгромом русской армии и русского государства. Фюрер убежден, что в случае действий против Советского Союза через несколько месяцев от великой русской державы не останется ничего”4. Уже в апреле, после поездки в Италию, Мацуока снова встретился с Гитлером и Риббентропом. Он посетовал, что в Японии нет такого единства в руковод­стве, когда во главе страны стоит один человек с необычайной силой воли. Но Япония постарается не упустить свой шанс, который случается всего раз в тысячу лет. Если будет нужно, Япония готова решительно атаковать. Риббен­троп советовал Мацуока не останавливаться на обратном пути в Москве и не вести там никаких переговоров. Но у японского министра имелись другие инструкции.

В Москве Мацуока ждала очень теплая встреча, и он провел здесь неделю, несколько раз встречаясь с Молотовым и со Сталиным. Эти беседы вызвали тревогу как в Берлине, так и в Лондоне. Лишь утром 15 апреля Мацуока сообщил германскому послу в Москве, что Япония и СССР подпишут в 2 часа дня пакт о нейтралитете. Сталин был очень доволен этим пактом, и он решил показать свое удовлетворение необычным в дипломатической практике образом. Поезд, в котором японский министр должен был отправиться в дальний путь, был задержан на час. Неожиданно на Ярославском вокзале появились Сталин и Молотов. Сталин тепло приветствовал Мацуока и сопро­вождавших его японцев и после короткого разговора пожелал им счастливого пути. Затем Сталин попросил подозвать к нему графа Шуленбурга, обнял его за плечи и сказал: “Мы должны оставаться друзьями. Вы должны сделать все, чтобы добиться этого”. Столь же тепло Сталин приветствовал и герман­ского военного атташе полковника Кребса. Разумеется, этот эпизод нашел отражение в дипломатической переписке всех находившихся на вокзале дипломатов.

В японских верхах подробно обсуждали все детали миссии Мацуока. Япония была готова атаковать британские колонии в Азии, но ее беспокоила позиция США. Секретные переговоры, которые велись в Вашингтоне, зашли в тупик, так как требования США казались для японских лидеров неприемлемыми. В Токио начала складываться идея о необходимости нанести США внезапный и мощный удар. В 1941 году США не казались многим серьезной военной державой: в Америке не было даже крупной сухопутной армии. Конечно, США располагали громадными потенциальными возможностями. Но в 1941 году все думали о блицкригах: на суше и на море. У США имелся большой военно-морской флот, отдельно на Тихом и на Атлантическом океане. При этом почти весь Тихоокеанский флот США базировался на Гавайских островах в Пёрл-Харборе. Это создавало еще один соблазн для японских военных. Все войны, которые в XX веке вела Япония, она начинала внезапным нападением на противника.

Мировая война расширяется

 

Нападение Германии на Советский Союз не было неожиданностью для Японии, хотя подробности здесь узнавали из разных источников. Уже 22 июня в Токио было проведено специальное совещание правительства, на котором был обсужден и уточнен имевшийся здесь план нападения Квантунской армии на СССР. Этот план предполагалось, однако, ввести в действие после решаю­щих побед германской армии. Еще через несколько недель на заседании правительства в присутствии императора было решено, что Япония будет придерживаться заключенного ею с СССР пакта о нейтралитете, но будет продолжать активную подготовку для движения на юг. Были сторонники и немедленного нападения на СССР, этого требовал и Мацуока. Однако он не был поддержан другими лидерами.

Летние сражения на советско-германском фронте можно рассматривать как поражение Советского Союза, германская армия захватила большую часть Украины, Белоруссию, Молдавию и Прибалтику. Однако Гитлер не сумел добиться своих главных целей: сражения под Одессой, Киевом, Смоленском сорвали германский блицкриг. Германская армия была остановлена у стен Ленинграда и на дальних подступах к Москве. Она начала готовиться к новому наступлению, намеченному на начало октября.

В Японии внимательно следили за всеми событиями на советско-герман­ском фронте, и голоса в пользу немедленного нападения на СССР усиливались. Однако возобладала другая точка зрения. Как раз в октябре, в разгар сражений на дальних подступах к Москве, правительство принца Коноэ ушло в отставку и к власти пришло новое правительство, возглавляемое генералом Хидеки Тодзио, который не без труда убедил императора Японии и принцев в необходимости нападения на Пёрл-Харбор, а также на британскую военно-морскую базу в Сингапуре. Началась подготовка большой эскадры, главной ударной силой в которой были авианосцы. Ожидалось, что разгром американ­ского флота произойдет почти одновременно с захватом гитлеров­цами Москвы и Ленинграда. Как известно, японцам полностью сопутствовал успех, чего нельзя сказать о Гитлере.

Генерал Апанасенко и битва под Москвой

 

Еще в июле и августе с Дальнего Востока на западные фронты было переброшено несколько стрелковых бригад. Но это была очень малая часть сил ДВФ. Сталин очень опасался войны на два фронта, а, по данным советской разведки, численность и вооружение Квантунской армии непрерывно увеличивались. К отправке в Маньчжурию готовились и несколько тысяч опытных железнодорожников, а это означало лишь одно — японские войска готовятся взять под свой контроль Транссибирскую магистраль.

Новое наступление немецких войск на Москву встретило ожесточенное сопротивление, однако на многих участках фронта немцам удалось прорвать фронт и продвинуться далеко на восток. Многие из советских дивизий были окружены под Вязьмой. Дорогу на Москву прикрывали плохо вооруженные и наспех собранные части, а также несколько дивизий народного ополчения. В середине октября началась эвакуация из Москвы, которая не всегда проходила организованно. Большая часть министерств и ведомств переводилась в г. Куйбышев на Волгу. Хотя от Рихарда Зорге из Токио приходили сведения о том, что Япония пока не собирается нападать на СССР, все могло измениться в случае падения Москвы. В составе Западного фронта уже воевали дивизии, переброшенные сюда с Урала, из Западной Сибири, из Средней Азии и Казахстана. Но многие из них понесли существенные потери. А между тем на Дальнем Востоке находились десятки боеспособных дивизий и большое число боевой техники.

Мысли о переброске частей ДВФ на западные фронты возникли не только в Москве, но и на Дальнем Востоке. Многие офицеры-дальневосточники просили отправить их в действующую армию. 10 октября 1941 года первый секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б) Г. А. Барков отправил Сталину большое письмо с предложением немедленно перебросить для обороны Москвы не менее десяти дивизий из состава ДВФ. “Наши дальневосточные рубежи, — писал Барков, — охраняет огромная армия, численно доходящая до миллиона обученных и натренированных бойцов. Большую часть этой армии можно экстренными маршрутами перебросить на решающие участки Западного и Южного фронтов, оставив на Дальнем Востоке только необходимый минимум прикрытия, авиацию и часть Тихоокеанского флота и Амурской флотилии. Военное руководство Дальневосточного фронта будет, очевидно, возражать против этого предложения, да и сам я прекрасно понимаю, что здесь имеется большой риск — спровоцировать Японию на военное выступление. Но без риска в войне обойтись нельзя, ибо если мы потерпим поражение на западных фронтах, одному Дальнему Востоку не устоять. При таком положении нас могут разбить по частям. Г. Барков”5.

Еще до получения этого письма Сталин вызвал в Москву И. Апанасенко, а также командующего Тихоокеанским флотом И. С. Юмашева и первого секретаря Приморского крайкома ВКП(б) Н. М. Пегова. Их встреча состоялась в кабинете Сталина в Кремле 12 октября. Беседа была долгой, но решений в этот день не было принято. Однако обстановка под Москвой продолжала ухудшаться, и всего через несколько дней Сталин позвонил Апанасенко и спросил, сколько дивизий он смог бы перебросить на запад в конце октября и в ноябре. Апанасенко ответил, что могут быть переброшены до двадцати стрелковых дивизий и семь-восемь танковых соединений, если, конечно, железнодорожные службы смогут предоставить необходимое количество составов.

Переброска войск с Дальнего Востока началась почти немедленно и прохо­дила под личным контролем И. Р. Апанасенко. Генерал А. П. Белобородов, командовавший тогда одной из уходящих на запад дивизий, писал позднее в своих воспоминаниях: “Железнодорожники открыли нам зеленую улицу. На узловых станциях мы стояли не более пяти-семи минут. Отцепят один паровоз, прицепят другой, заправленный водой и углем, — и снова вперед! Точный график, жесткий контроль. В результате все тридцать шесть эшелонов дивизии пересекли страну с востока на запад со скоростью курьерских поездов. Пос­лед­ний эшелон вышел из-под Владивостока 17 октября, а 28 октября наши части уже выгружались в Подмосковье, в г. Истре и ближайших к нему станциях”6. В ноябре дальневосточные дивизии уже вели оборонительные бои под Москвой или готовились к наступлению, начавшемуся 6 декабря. Без этих свежих и хорошо подготовленных дивизий выиграть битву под Москвой в декабре 1941 года было бы, вероятнее всего, невозможно.

 

Смелые инициативы генерала И. Апанасенко

 

Отправляя дивизию за дивизией на запад, И. Апанасенко не мог оставаться спокойным. И он принял решение, которое на его месте поос­терегся бы принять другой командующий. Апанасенко решил на те же самые позиции, на которых стояли уходившие на запад полки и дивизии, ставить новые полки и дивизии, причем под прежними номерами. Это было смелое решение, так как самодеятельные военные формирования были в то время строжайше запрещены, и органы снабжения и тыла Красной Армии не выде­ляли на новые дивизии ДВФ ни оружия, ни продовольствия, ни одежды. Конечно, в Москве не могли не знать о смелой инициативе командующего фронтом. На нее смотрели как бы сквозь пальцы. Она не была ни одобрена, ни осуждена. По свидетельству бывшего начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генерала армии М. А. Моисеева, у Ставки и Гене­рального штаба просто не было необходимых ресурсов для  оснащения новых, не предусмотренных централизованными планами военных формирований. Позицию Москвы можно было бы определить примерно так: мы не возражаем против инициативы Апанасенко, но пусть он сам находит выход из трудного положения.

И генерал Апанасенко развил бурную деятельность. Была расширена подготовка новобранцев, молодые призывники прибывали в части ДВФ даже из Москвы. На Дальнем Востоке и в Сибири стали призывать на военную службу мужчин 50—55-летнего возраста, всех тех, кто мог носить в руках оружие. По условиям военного времени командующий Дальневосточным фронтом являлся главным носителем власти в прилегающих областях. Его распоряжения были обязаны выполнять работники всех уровней, включая секретарей обкомов и крайкомов. При поддержке хозяйственных и партийных работников Апанасенко организовал на Дальнем Востоке новые военные производства. Здесь переделывали тысячи учебных винтовок в боевые, ремон­тировали орудия, наладили производство минометов, мин и снарядов, патронов и радиостанций. Мобилизовывался и ремонтировался автотранс­порт, при войсках создавался конный парк. По свидетельству П. Григоренко, Апанасенко разослал наиболее активных офицеров даже по многим лаге­рям Колымы и всего Дальнего Востока с поручением — выявить и вернуть в армию способных командиров и комиссаров, ставших жертвами репрессий 1937—1938 годов. Это вызвало протесты начальников лагерей и всего руководства Дальстроя НКВД. На Апанасенко шли жалобы в адрес Л. Берии и Сталина. Но Сталин в эти месяцы воздерживался от вмешательства в приказы Апанасенко и не давал его в обиду. К концу 1941 года Сталин начал изменять свое отношение к командующим фронтами, а Апанасенко он доверял и раньше. На Дальнем Востоке была расширена созданная еще при Блюхере система “военных совхозов”, которая помогала обеспечивать армию провиантом. Здесь было много свободных земель, но мало рабочих рук, и работу “военных совхозов” обеспечивала сама армия.

Зимой 1941/42 года Япония воздержалась от нападения на СССР не только потому, что ее войска были заняты на других фронтах. Квантунская армия продолжала усиливаться. Предполагалось, что она начнет действовать после решающих побед Германии и при условии сокращения советских дивизий на Дальнем Востоке и в Сибири с 30 до 15, а авиации, бронетанковых сил и артиллерии — на две трети. Но никакого видимого сокращения войск на Даль­нем Востоке не происходило. По данным немецкой разведки, дальневосточные дивизии уже воевали на Западном фронте. Однако японская военная разведка докладывала своему командованию, что все дивизии ДВФ занимают прежние позиции, проводя постоянные учения и тренировки. После войны стали известны многие документы о подготовке Квантунской армии к войне с СССР и планы “освоения” советской территории. Так, например, в “Плане управ­ления территориями в сфере сопроцветания Великой Восточной Азии”, разработанном военным министерством и министерством колоний Японии к началу 1942 года, указывалось: “Приморье должно быть присоединено к Японии, районы, прилегающие к Маньчжурской империи, должны быть включены в сферу влияния этой страны, а Транссибирская железная дорога должна быть отдана под полный контроль Японии и Германии, причем Омск будет пунктом разграничения между ними”7.

Нападение Японии на США и Великобританию в декабре 1941 года облегчило все же положение Германии. Для США, а частично и для Велико­британии центр тяжести военных действий переместился на Тихий океан и в Юго-Восточную Азию. Планы второго фронта в Европе были отложены, и Германия, не слишком беспокоясь за свои тылы, смогла развернуть новое большое наступление на Восточном фронте. Немецкие войска вышли на Волгу у Сталинграда и развивали успех на Северном Кавказе. Временами положение казалось катастрофическим, и падение Баку и Сталинграда могло повести к тяжелейшим последствиям. Ставка опять начала брать войска с Дальнего Востока. На западные фронты шли новые полки и дивизии Дальневосточного фронта. Подсчитано, что в первые два года войны из состава ДВФ было отправлено на запад 17 стрелковых, 3 танковые, 2 кавалерийские дивизии, 2 воздушно-десантные и 4 стрелковые бригады, десятки бомбардировочных и истребительных полков, частей и подразделений специального назначения8. И в это же время личный состав частей ДВФ не уменьшился. 22 июня 1941 года в составе фронта числилось 703,7 тысячи человек личного состава. На 1 июля 1942 года здесь числилось уже 1 миллион 446 тысяч личного состава, а на 1 июля 1943 года — 1 миллион 156 тысяч9. Труднее всего было накормить эту массу людей. Еще несколько лет назад я получил письмо от старого солдата и ветерана Дальневосточного фронта К. Н. Соловьева, проживающего в г. Пяти­горске. Он писал, что в 1942—1943 годах солдаты фронта просто голо­дали, а некоторые из них были так истощены, что не могли нести службу. В этом случае их отправляли на несколько месяцев в колхозы края или в “военные совхозы” — на поправку. И тем не менее Соловьев свидетельствует, что армия в целом “была подкована, так как в ней было много старых солдат, прошедших и мировую войну 1914—1918 гг., и гражданскую войну”.

Осенью и зимой 1941 года Германия не просила Японию о помощи в войне против СССР. Но осенью 1942 года Германия была заинтересована не только в косвенной, но и в прямой помощи Квантунской армии. По данным немецкой разведки, у Советского Союза уже не осталось боеспособных дивизий на Дальнем Востоке. Германия объявила войну Соединенным Штатам и топила везде, где могла, американские корабли. Но Япония не топила американские корабли с товарами по ленд-лизу, так как эти корабли шли в дальневосточные порты под советскими флагами. По японской версии, советские войска на Дальнем Востоке не ослабли, а усиливались. И действительно, по приказам и под личным наблюдением Апанасенко на ДВФ непрерывно совершенствовалась оборона и возводились более прочные инженерные сооружения. Если в 1941 году здесь были созданы батальонные районы обороны — 3—4 километра по фронту и 1,5—2 километра в глубину, — то к концу 1942 года фронт располагал по всей приграничной полосе глубокой многоступенчатой обороной, причем особое внимание уделялось противо­танковой обороне и сооружению оборонительных объектов на основных доступных для противника направлениях. Укреплялась оборона главных городов Дальнего Востока: Хабаровска, Владивостока, Благовещенска. Дальний Восток действительно превращался в крепость, и нападение японских войск не могло быть для советских полков и дивизий неожиданным и внезапным. Чтобы одержать победу на Дальнем Востоке, Квантунская армия, рассредо­точенная на тысячи километров вдоль границы, не имела ни достаточных сил, ни резервов. Поэтому даже осенью 1942 года, то есть в пору наибольшего продвижения германской армии на Восточном фронте, Япония предпочла сохранять вооруженный нейтралитет. Но нужно ясно сознавать, что японских милитаристов связывал в этом отношении не заключенный в апреле 1941 года пакт о нейтралитете, а сила Дальневосточного фронта. В этой силе японцы могли убедиться не раз, так как подразделения Квантунской армии очень часто нарушали советскую границу, ведя настоящую разведку боем.

Между тем Сталин и Генеральный штаб продолжали и в первые месяцы 1943 года забирать на запад также и созданные по инициативе Апанасенко дивизии второй очереди, стоявшие на позициях вдоль советско-китайской границы. Но и в этом случае генерал Апанасенко не оголял позиции, а стал прилагать усилия по созданию дивизий третьей очереди. Там, где не было возможности поставить дивизию, формировалась стрелковая бригада. Но теперь это стало делать проще. Ставка не могла держать на западе две дивизии с одинаковым номером. Пришлось признать “самодеятельность” Апанасенко. Всем новым дальневосточным дивизиям, бригадам и полкам были присвоены новые номера и выданы воинские знамена. Эти части становились на централизованное довольствие.

Гибель генерала Апанасенко

 

Иосиф Апанасенко встречался со Сталиным в октябре 1942 года. Сталин вызывал командующего ДВФ в Москву в январе, а затем в феврале 1943 года. Апанасенко очень просил Сталина направить его в действующую армию на один из фронтов. Сталин обещал подумать. Но только 25 апреля 1943 года Апанасенко получил приказ сдать дела на Дальнем Востоке и отбыть в Москву в распоряжение Ставки. Новое назначение, однако, задерживалось, и генерал решил напомнить о себе письмом. Он писал Сталину: “Я Ваш солдат, товарищ Сталин. Вы знаете, что с Дальнего Востока мы послали на запад немало стрел­ковых дивизий, отлично выученных и вооруженных, а также артиллерийских и авиаполков. Вместо отправленных я тотчас старался сформировать и быстро обучить новые. Докладываю, что войска Дальневосточного фронта оставляю крепко боеспособными. Хозяйство тоже хорошо подготовлено. Промышлен­ность и сельское хозяйство Приморского и Хабаровского краев выглядят неплохо. Ругать не будут”10.

В конце мая 1943 года Апанасенко был назначен заместителем командую­щего войсками Воронежского фронта генерала армии Н. Ф. Ватутина. “Ты не обижайся, — сказал ему Сталин. — У тебя нет еще опыта современной войны. Повоюй немного заместителем командующего, а потом я дам тебе фронт”. Но судьба распорядилась иначе. Всего три месяца Апанасенко находился на своем новом посту. 5 августа 1943 года, в разгар Курской битвы, Иосиф Родионович был смертельно ранен и, не приходя в сознание, скончался. По его ранее высказанной просьбе генерал армии Апанасенко был похоронен на родине, в г. Ставрополе. В Великой Отечественной войне он не отличился в боях, в наступлениях и отступлениях. Но то, что он сделал для общей победы на Дальнем Востоке, позволяет назвать его имя в числе имен выдающихся военачальников Великой Отечественной войны.

 

Литература

 

1 История Второй мировой войны. 1939—1945. — М., т. XI, 1980, с. 184.

2 Л ы с е н к о   А.   Иосиф Апанасенко. — Ставрополь: Ставропольское книжное издательство, 1987.

3 Г р и г о р е н к о   П е т р.   В подполье можно встретить только крыс. — М.: Звенья, 1997, с. 192.

4 Ч е р ч и л л ь   У.   Вторая мировая война. Книга V. — Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1956, с. 201.

5 “Известия ЦК КПСС”, 1990, № 12, с. 213.

6 “Советская Россия”, 20 октября 1989 г.

7 Р о г и н с к и й   М.   Ю.,   Р о з е н б л и т   С.   Я.   Международный процесс главных японских военных преступников. — М. — Л.: Издательство юридической литературы, 1950, с. 246.

8 История Второй мировой войны, 1939—1945, т. XI, 1980, с. 184.

9 Краснознаменный Дальневосточный. — Хабаровск, 1978, с. 139.

10 Л ы с е н к о   А.   Иосиф Апанасенко. — Ставрополь, 1987, с. 331.