Наталья ЗАРУБИНА,

доктор философских наук

А. С. Панарин: Гражданская идентификация

 

В сентябре 2003 года умер Александр Сергеевич Панарин. Нынешней весной в Государственном историческом музее прошли первые Панаринские чтения. В годовщину смерти выдающегося русского мыслителя публикуем выступления его вдовы и замечательного пушкиниста Валентина Непомнящего, размышляющего о книге А. Панарина “Реванш Истории”. Редакция благодарит устрои­телей чтений, любезно предоставивших тексты выступлений.

 

Уважаемые коллеги, позвольте прежде всего поблагодарить организа­торов Панаринских чтений и всех Вас, тех, кто сегодня пришёл отдать должное его памяти, посвятить ему свои научные выступления и свои воспоминания, поблагодарить всех за то, что сегодня мы здесь собрались и имеем возможность говорить об Александре Сергеевиче.

В своём докладе я буду говорить, конечно, о личности Александра Сергеевича, но сквозь призму его научного творчества, потому что это две нераз­рывные ипостаси. И гражданская идентификация Александра Сергеевича это прежде всего гражданская идентификация научного углуб-ления, именно в нём он, мыслящий через категории Вызова и Ответа, показал, как можно через научное, философское, социально-политическое творчество дать достойные ответы на вызовы современной эпохи. Прежде всего он чётко определил характер тех вызовов и угроз, с которыми сталкивается современное человечество и с которыми сталкивается интеллек­туальное сообщество современного мира. С одной стороны, это угроза репрессивного модерна, угроза подавления творческой инициативы личности. Та самая репрессия, с которой Александру Сергеевичу пришлось столкнуться на своём жизненном пути, на собственном жизненном опыте. Но с другой стороны, не менее страшная угроза, не менее опасная, чреватая тяжёлыми последствиями для всех, — это угроза гражданской демобилизации, которую несёт с собой современное общество, культура контрмодерна. В этих условиях Александр Сергеевич делал для себя выбор совершенно однозначный, выбор гражданской идентификации и гражданского служения! Служения своему народу, своей стране тем способом, который он для себя избрал, с помощью которого он мог отдать то лучшее, что у него есть.

Александр Сергеевич в своей последней вышедшей в свет работе определил ситуацию рубежа ХХ—XXI века как глобальную гражданскую войну. И здесь он сделал однозначно свой выбор — выбор бойца за свою Родину. Философское служение Александра Сергеевича, которое началось ещё в советский период (тогда оно, правда, не было воспринято, не было востребовано ни обществом, ни интеллектуальным сообществом), обрело подлинный размах по существу в последние 20 лет. 20 лет молчания и 20 лет творческой самореализации. За это время Александр Сергеевич успел сделать очень многое, но он оставил массу творческих идей, которые, я думаю, ещё будут подхвачены, разработаны его учениками, его наследниками. Но самое главное, на мой взгляд, что утверждал Александр Сергеевич своей работой и всей своей жизнью — это разрешение противоречий, перед которыми стоит интеллектуал в современном обществе, противоречий, с которыми сталкивается философская мысль в современном мире. С одной стороны, угроза идеологизации, угроза подчинения слепой вере и служению неким абстрактным ценностям, с другой стороны, это не менее опасные соблазны принять за истину чисто эмпирический подход к действительности, соблазниться его видимой научностью, отказаться от поиска скрытого духовного генезиса эмпирических событий. И, наконец, последние десятилетия несут с собой ещё одну угрозу, с которой Александр Сергеевич боролся — это вызов постмодерна, это соблазн принять за подлинную научность абстрактные игры с текстом, в которые часто погружаются современные интеллектуалы, увлечение аналитической работой с пустыми понятиями, оторванными от подлинных жизненных проблем.

Панарин утверждал, что философия по свойственной ей интенции исходит из убеждения, что дух суверенен, он может и должен обладать способностью не сдаваться перед обстоятельствами, отстаивая священную триаду Истины, Добра и Красоты. Кризисы нашего времени, те проблемы, с которыми сталкивается современный человек, порождены прежде всего самим человеком. У современного человека нет алиби. Он сам породил те обстоятельства, которые шокируют и травмируют его. Это его попущением пришёл в мир хаос, это результат его собственной капитуляции, капитуляции духа, капитуляции перед соблазнами эмпиризма и пустой аналитики. Гражданское служение Панарина как философа состояло в первую очередь в том, что он настаивал бескомпромиссно на возврате философии статуса науки, объясняющей мир. “Философия — это квинтэссенция человеческого опыта, сформулированного на языке понятий”, — говорил Александр Сергеевич. И последний труд, который он задумал, которому не суждено было состояться, быть завершённым, как раз и представлял собой попытку создать новый, совершенно новаторский учебник по истории философии, где современные философские школы должны были быть представлены как своего рода конкурс интеллектуальных проектов, представляющих возмож-ности выхода из кризиса современного общества.

В контексте этой задачи Александр Сергеевич говорит прежде всего о необходимости отказа от двойных стандартов, ибо двойные стандарты мыслились им не только как политическая проблема, не только безжалостно критиковались им как политологом. Двойные стандарты, их истоки мыслились Александром Сергеевичем как изначальная методологическая презумпция именно философского разума, который стремится с разными мерками подойти к исследованию разных категорий и явлений. Это отказ от просвещенческого универсализма, который Александр Сергеевич считал важнейшим завоеванием современной философии. В методологической преамбуле к своей последней несостоявшейся работе он сформулировал те исходные принципы, которые должны были бы вернуть универсализм философскому Логосу и тем самым утвердить принципиальный отказ от двойных стандартов.

Здесь Панарин утверждает необходимость подхода к России, к исследованию проблем России современной с точки зрения общеевропейской и общемировой. Перед этим — по преимуществу в советский, скрытый период своего творчества — Александр Сергеевич очень тщательно изучал западную философию, фактически идентифицировал себя как западника. Ну и, естественно, как любой русский мыслитель, он стоял перед этой дихотомией западничества и почвы, почвенничества. На мой взгляд, именно в “Пушкинской парадигме”, последней своей методологической работе он, наконец, добился синтеза этих двух начал. К России надо подходить с тех же позиций, что и ко всему остальному человечеству. Россия стоит перед теми же проблемами, перед которыми стоит и остальное человечество. Однако в России, в силу специфики её исторической судьбы, эти проблемы оказались гораздо более остро и драматично стоящими перед нами, чем в других цивилизациях и культурах. А проблемы эти Александр Сергеевич определил так: с одной стороны, это репрессивный характер современного бытия, репрессивный и в отношении личности, и в отношении природы, это трагический разрыв человека с первоначальными предпосылками его бытия, разрыв человека с Космосом, противопоставление Субъекта и Объекта. Далее, это индиви­дуализм, грозящий действительно асоциальными тенденциями, индивидуализм, несущий в себе угрозу ухода социального начала и замены его началом чисто экономическим. Третья проблема — это нигилизм, отрицание ценностного, духовного содержания основ бытия. Перед вызовом этих трёх проблем Александр Сергеевич говорит о том, что западничество, с одной стороны, как эпигонство, как заимствование и копирование западных образцов без уважения к собственному наследию, отрицание ценностей своего культурного достояния неприемлемо для русской истории, для русской культуры. “И реформаторство, нигилистически противо-поставляющее себя прошлому и национальному опыту собственной страны, чревато играми в бисер и холодным бесплодием”, — пишет Александр Сергеевич. Говоря о холодном бесплодии, он имеет в виду, конечно, творческое бесплодие интеллектуалов, стоящих на однозначно западнических позициях. С другой стороны, Панарин стремился также и дистанцироваться от почвенничества-изоляционизма. Он подчёркивал, что позиция прило­жения к России каких-то своих собственных, нигде больше неповторимых закономерностей как раз и открывает дорогу для двойных стандартов, и в интеллектуальном, и в политическом смысле слова. Единственно возможный выход в данной ситуации — это творческая воля к синтезу, идея преемст­венности национального опыта и совре­менности, которая должна питаться национальным опытом, черпать из него, как из резервуара, ценности, необходимые для дальнейшего развития.

Вторая задача, которую ставил перед собой Александр Сергеевич на самом последнем этапе своего творчества, не менее важная — это задача выработать язык философских понятий. Тот аналитический язык, социально-политический и философский язык, на котором можно было бы формули-ровать национальный опыт доступно для всего народа. Ибо когда нет такого языка, национальный опыт либо осмысливается разными группами и распа­дается, рассыпается, утрачивает своё универсальное значение, становится достоянием каких-то локальных сообществ, либо — что особенно трагично — осмысливается внешними интерпретаторами, не всегда доброжелатель­ными, бескорыстными, навязывающими своё собственное агрессивное видение нашей культуры.

Приступая к этой задаче, Александр Сергеевич подвергал критике принцип политической свободы от ценностей; критике очень жёсткой не только с точки зрения политолога, не только с точки зрения человека, имеющего твёрдые убеждения, но именно — я подчёркиваю — именно с точки зрения аналитика и методолога науки. Он утверждает, что чем выше уровень нашей озабоченности, тем выше уровень проникновения в суть вещей, а значит, тем содержательней используемые нами знаки.. Язык познания, его метод не может быть свободен от человеческой ангажированности. Человек познаёт не мёртвые вещи в себе, мир открывается исследователю, философу постольку, поскольку тот увлечен и востребован им. Это был принцип, ведущий Александра Сергеевича, сформулированный ещё в его работах по глобальному прогнозированию. Но наиболее чётко, как методологическую установку, предлагаемую им, философом, он сформулировал это именно в своих последних трудах.

Панарин говорит о том, что именно попытки подходить к языку как к набору пустых знаков, соблазн виртуалистики являются одной из основных угроз, которые таит в себе интеллектуальное сообщество для окружающей реальности. Потому что интеллектуальные игры, чреватые уходом в самодостаточность, несут за собой в мир хаос. Поэтому исходный методо­логический принцип — это забота, это ангажированность исследователя. Александр Сергеевич утверждает, что элементы и процессы мира, не озвученные человеческим голосом, никогда не явят нам ту откровенную истину о мире, которую они способны поведать голосом ангажированной человеческой личности. Таким образом, в основе творчества — сопричастность к другому, забота о другом и, конечно, любовь.

Выбор Панарина — это сопричастность к судьбе своего народа, со-бытие со своим народом. Неоднократно Александр Сергеевич заявлял: “Я остаюсь со своим народом”. Это была его основная, базовая установка. И Панарина — общественного деятеля, и Панарина-мыслителя. Мыслителя, озабоченного в первую очередь реальными проблемами, ищущего в философии способ их разрешения. И, конечно, главная движущая сила его — это служение своему народу, любовь к своему народу. Вот те вечные ценности, которые должны лежать в основе философского творчества; их он черпал из русской культуры.

Александр Сергеевич пишет о православной Софии как о совершенно особом способе познания мира, основанном на действенной любви. В своих исследованиях русской культуры Александр Сергеевич останавливается на её космической целостности. Он считает, что именно в русском космизме лежит онтологическая предпосылка преодоления разрыва между человеком и миром, между субъектом и объектом. Потому что русская культура, прежде всего, основана на любви к миру и человеку как подобию Божьему, несущему в себе вечные законы мироздания, божественные законы мироздания. В то же время Панарин подчёркивал, что в русской культуре, в православии, в образе Бога актуализируются любовь и милосердие. И вот голосом философа, голосом Александра Сергеевича и говорила любовь к своему народу и живая забота, ангажированность проблемами мира, того сложного мира, с которым мы столкнулись на рубеже XX—XXI веков.