Восьмой день пребывания Карцова в подземелье Абста.

Как обычно, обед приносит Глюк. Но еды на этот раз слишком много. И - две кружки кофе.

Поставив поднос на столик. Глюк извлекает из кармана штанов широкую плоскую флягу, пододвигает ногой табурет и садится.

- Буду есть с вами.

- В хорошей компании обед кажется вдвое вкуснее, - улыбается Карцов.

- О, да вы мастер на комплименты!

Карцов отмечает: Глюк говорит ему «вы». Знаменательная перемена.

Между тем рыжебородый достает два алюминиевых стаканчика, наливает в них из фляги, поднимает стаканчик.

- Я так скажу, доктор: вы молодчина, что выкарабкались. Другой ноги бы протянул от всех этих передряг. А вы выжили. Будьте здоровы, доктор!

И, запрокинув голову, он пьет.

Карцов следует его примеру.

Они с аппетитом съедают суп, густой, наваристый. В опустевшие миски Глюк накладывает консервированную свинину с картофелем, подливает соус. Ест он жадно и много. Вскоре распускает широкий пояс, на котором висит кобура с пистолетом, а потом и вовсе снимает его и вместе с оружием кладет на пол.

Лязгнула дверь. Входит радист.

- Вот ты где, Густав, - говорит он. - Ну-ка, быстрее к шефу!

- Черт! - ворчит Глюк, выбираясь из-за стола. - И здесь нет покоя!…

Они выходят.

«Слишком поспешно, - отмечает Карцов. - Вот и не заперли за собой, и пистолет забыли на полу».

Опустив глаза, он рассматривает черную матовую кобуру, из которой наполовину вывалился тяжелый армейский парабеллум.

Обойма, конечно, пуста или патроны разряжены. В общем, примитивно…

Вскоре Глюк возвращается. Бросив беглый взгляд на пистолет, он садится за стол, вновь разливает спирт.

- Вот славно, что попали к нам! - весело говорит он и поднимает стаканчик. - Ваше здоровье!

- Прозит, - отвечает Карцов традиционным застольным приветствием немцев.

Он не сомневается в том, что это была проверка. Видимо, Глюк доволен ее результатами. Фашистам не терпится, чтобы новый врач скорее приступил к делу.

- Послушайте, доктор, - вдруг говорит Глюк, - вы где жили в России?

Карцов объясняет.

- Понятно. А Украину знаете? Это правда, там такая земля: палку воткнешь и - растет? Бывали на Украине, доктор?

- Не приходилось.

- Жаль! - Рыжий задумчиво оглаживает бороду. - Ну, а Кавказ? Какова земля на Кавказе? Скажем, где-нибудь у Черного моря?

- Хорошая земля. Кругом сады: виноград, чай, апельсины.

- И апельсины? - удивляется Глюк.

По мере того как Карцов рассказывает о Черноморье, немец все больше волнуется. У него блестят глаза, челюсть хищно выпячена.

- А свиней там можно разводить? - вдруг спрашивает он. - Свиньи, доктор, верный доход, уж я знаю!

Рыжий развивает свои планы. Каждому, кто хорошо воюет, фюрер обещал землю и работников на востоке. Можно обосноваться, где только захочешь. Лично он решил было остановить выбор на Украине. Но коли так благодатен Кавказ, то и думать нечего: Кавказ у теплого моря. Только бы побольше работников!

- Уж я заставлю их повозиться с землей! - ухмыляется Глюк. - Уж они у меня поработают!…

Через день Карцова вновь конвоируют к Абсту. Здесь все как прежде. Только насест с попугаем накрыт полукруглой корзиной, обтянутой тканью. Попугай спит.

- Вас ждет добрая весть! - торжественно провозглашает Абст. - Властью, данной мне фюрером, объявляю вас воином германского рейха. Прочтите бумагу и подпишите.

Карцов читает вслух:

- «Я клянусь: я буду верен и послушен фюреру германской империи и народа Адольфу Гитлеру, буду соблюдать законы и добросовестно выполнять свои служебные обязанности, в чем да поможет мне господь».

Карцов позволяет себе секунду поколебаться, потом размашисто подписывается под присягой.

Абст отодвигает бумагу в сторону.

- Ну, вы довольны?

- Доволен, - сдержанно говорит Карцов.

- Не очень-то, если судить по вашему тону.

Карцов молчит, выжидая, что будет дальше.

- Для прохождения службы отправитесь на родину. Там получите назначение. Снаряжение, оружие - тоже там. У нас всего этого не хватает.

- Когда же меня отправят?

- С первым транспортом. Вероятно, скоро. Сроков назвать не могу: война, а мы так далеко от своих…

- Я понимаю.

- Выглядите вы растерянным. Хотите о чем-то спросить?

- Да. - Карцов морщит лоб. - Отправки придется ждать недели? Быть может, месяцы?

- Возможно.

- И все это время я буду бездельничать?

Абст облизывает губу.

- Желаете работать?

- Конечно.

- Хорошо, - медленно говорит Абст, - хорошо, Рейнхельт, я дам вам работу. - Он встает, некоторое время ходит по комнате, потом пододвигает свой табурет к Карцову, садится. - Я дам вам интересную работу. От того, как она будет выполнена, зависит ваша карьера в Германии. Короче, свое будущее вы держите в собственных руках.

- Постараюсь быть полезным.

- Хочу надеяться… Сегодня я представлю вас нашему врачу. Это женщина. Недавно она получила письмо. В Берлине убита ее мать. В результате печальной вести - сильное нервное потрясение, у бедняжки отнялись ноги. Мой недосмотр: я проверяю все письма, это должен был задержать, но проглядел. Обследуйте ее. Попытайтесь помочь. Я пробовал, однако. Словом, я очень занят. Есть и другие обстоятельства. Короче, лечить ее будете вы.

- Вы тоже врач? - восклицает Карцов. - Мы с вами коллеги?

Абст иронически глядит на собеседника.

- Да, - говорит он, - как вы изволили выразиться, мы коллеги… Но не будем отвлекаться. Итак, начинайте лечить ее. Кроме того, вам придется обслуживать группу больных - тех, кого пользовала она, пока была здорова. А потом прибудет транспорт и вы уедете вместе с ней. - Абст выдерживает паузу. - Я отправлю вас обоих одним рейсом.

Карцов не обманывается насчет уготованной ему участи. Зачисление «воином германского рейха», присяга, которую он только что подписал, предстоящая отправка в Германию - все это ложь, выдумка Абста, рассчитанная на то, чтобы он, Карцов, работал лучше, с охотой. Но… Ришер? «Я отправляю вас одним рейсом». Неужели и ей определена смерть?

- Теперь перейдем к главному, - доносится до него голос Абста.

- Да, я слушаю вас…

- Называйте меня просто: шеф. Итак, перейдем к главному. Вы уже знаете, я медик. Хирург и психиатр. До последнего времени у меня была обширная практика: сейчас, в войну, нет недостатка в людях с той или иной степенью умственной дегенерации. Я трудился как одержимый и смог вернуть обществу многих своих пациентов. Но удача - увы! - приходила не всегда. Я потерпел жестокое поражение в работе над группой моряков, побывавших под сильной бомбежкой. Их было пятеро, доставленных ко мне безгласными и бесчувственными. Я перепробовал все средства, но тщетно. Они были безнадежны. Вскоре один из них умер. Еще через месяц скончался второй. Мне стало ясно: те, что еще живут, тоже обречены.

И тогда я решился на рискованный шаг. Лет шесть назад я вывез из Южной Америки сильный растительный яд. В верховьях Амазонки индейские знахари применяют его для лечения некоторых психических расстройств… Я ввожу препарат яда одному из трех оставшихся в живых и становлюсь свидетелем чуда: человек, который много недель лежал скрюченный и одеревенелый, вскоре после инъекции расслабляется, дышит ровно и глубоко. Вот он трет кулаками глаза, встает. Я усаживаю его за стол, и он с аппетитом ест. Он в сознании, но решительно ничего не помнит и едва может произнести несколько слов. Однако это успех, огромный успех! Воодушевленный, я работаю над вторым больным. И тут кто-то прыгает мне на спину, хватает за горло, валит на пол. Задыхаясь, я вытаскиваю пистолет и… и лишаюсь третьего пациента. Теперь, начиная эксперимент, я действую осмотрительнее. И все повторяется - психотики выходят из состояния комы, первое время ведут себя вполне пристойно, а потом пытаются броситься на меня. Но меры предосторожности приняты, и я спокойно наблюдаю за этими непостижимыми вспышками бешенства. Секундомер отсчитывает время. Через двадцать минут они вновь на полу, безучастные ко всему, неподвижные и беспомощные. Такова реакция организма на ослабление действия препарата - сперва неистовство, затем резкий переход в прежнее состояние, когда у больного утрачен всякий контакт с внешним миром… Через день я возобновляю эксперимент - больные не реагируют. Я упорно продолжаю попытки… Короче, период просветления сознания удалось довести до шести часов, затем - до восьми, до десяти! Но всякий раз дозу препарата приходилось увеличивать. А ведь это сильнейший яд… Словом, вскоре погибли и последние двое.

Однако я был настойчив. Я не отчаялся и стал работать с новой группой. Мне удалось добиться того, что состояние относительного психического просветления больных длится непрерывно несколько месяцев, пока регулярно и во всё возрастающих дозах им вводится препарат и противоядие. Но стоит запоздать с раздачей препарата или неправильно рассчитать дозировку и наступает катастрофа: перед вами звери, одержимые манией убийства… Эта группа больных находится здесь. Она была на попечении нашего врача. Теперь врач выбыл из строя. Так вот, его замените вы. Запомните: с момента, когда вы вступите в контакт с больными, жизнь ваша в большой опасности. Вы должны хорошо уяснить: малейшая небрежность в работе с ними, ошибка при определении данных, по которым назначается рацион специального препарата, опоздание или задержка с его применением - и вас разорвут в клочья. Вот почему я так подробно вам все объясняю. Повторяю: в каждом из этих людей дремлет зверь, готовый вцепиться вам в глотку… Вы поняли?…

- Полагаю, да.

- Доктор Марта Ришер подробно проинструктирует вас. Слушайте ее внимательно, переспрашивайте десятки раз, но не упустите ни единой мелочи.

- Понял, шеф.

- Вам категорически запрещается вести с ней посторонние разговоры. Никаких сведений о себе. Вы - врач, прибыли из Германии, вот и все. Повторяю: только разговоры о деле. Ни слова о чем-либо ином. Ни единого слова! У вас есть вопросы?

- Мне кажется, все, что нужно, вы сказали.

- И вы не испытываете чувства страха?

- Мне страшно, шеф. Однако я говорю себе: справлялась же с ними женщина!

- Резонно. - Абст с любопытством глядит на Карцова. - А теперь последнее. Вы должны знать, зачем эта группа находится здесь, так далеко от блестящих берлинских клиник. Иначе вы не оставите попыток разобраться в непонятном. Такова человеческая природа, с этим ничего не поделаешь… Так вот, что вам известно о камикадзе и кайтэнс?

- Впервые слышу эти слова.

- По-японски камикадзе - летчик набитого взрывчаткой самолета. При взлете он оставляет шасси на аэродроме. Таким образом, возвращение невозможно. Пилот не может и выброситься в воздухе - у него нет парашюта. Остается одно: он отыскивает цель, пикирует. Взрыв!…

Карцов понимает, что Абст ждет его реакции. Он молчит.

- Кайтэнс, - продолжает Абст, - это человек, который делает то же самое, но под водой, сидя на управляемой торпеде. И здесь спасение исключено - водитель торпеды либо взрывается, либо гибнет в пучине… Как вам все это нравится?

- Ну что же, - осторожно говорит Карцов, - насколько я понимаю, эти люди добровольцы… Словом, красивая смерть, хотя от всего этого… м-м… попахивает средневековым варварством.

Абст согласно кивает.

- Самое настоящее варварство! - подтверждает он. - Да простят мне это слово наши уважаемые союзники. Подумать только: погибают здоровые люди, в расцвете сил, в полном сознании. Нет, мы не могли пойти по такому пути, хотя и у нас немало героев, готовых умереть во славу фюрера… Но ведь иное дело, если человек безнадежно болен, а ко всему еще и утратил разум! Несколько недель, быть может, месяц или два, - и он погибнет. Он все равно умрет, ибо обречен. Вы понимаете меня?…