С бору по сосенке…

Низкие, устроенные «под старину» широкие дубовые плахи нависающего над головой потолка в недавно отремонтированном кабаке Брахуна, создавали удивительно уютный мирок в том уединённом углу, где собралась странная даже на вид компания.

Доносящаяся с невысокого подиума в центре зала тихая печальная музыка очередной заезжей музыкальной труппы, последнее время повадившихся постоянно гостить в ставшем вдруг внезапно очень богатом городе, где за относительно короткое время можно было неплохо заработать, навевало тихое умиротворение. Напрочь отсутствовавшее за столом собравшейся в дальнем тёмном углу компании молодёжи.

Впрочем, таких тихих уютных, укрытых со всех сторон, уголков с молодёжными компаниями в этом кабаке было каждый второй. Вообще создавалось странное впечатление, что недавно отремонтированный кабак, словно специально был приспособлен для проведения тайных встреч, где без длинных ушей можно было обсудить любые интересующие людей темы.

Впрочем, не только людей. Одинокая группка склонивших головы друг к другу и что-то тихо обсуждавших меж собой имперских ящеров, в другом дальнем конце просторного подвального помещения, недвусмысленно намекала на то, что не одни лишь люди с удовольствием пользуются прекрасными возможностями поговорить без лишних ушей, предоставляемых кабаком Брахуна.

За тот месяц, что собравшиеся за этим столом люди не виделись, оба брата Белых сильно изменились. И нельзя сказать, что в лучшую сторону. Оба они как-то осунулись, помрачнели, и на лицах парней легла тень какого-то тяжёлого внутреннего недовольства и смуты. Сам их батька, Кур Белый, выглядел не лучше.

Впрочем, и сидящая напротив компания из Гальки Буян, её мужа и неизменной парочки — Васьки с Колькой Молчуном, выглядела не лучше. Лица всех четырёх заострились, почернели, как-то осунулись, и в складках появившихся возле губ морщин, отчётливо видны были трудности, с которыми они столкнулись последнее время.

Одним словом, за время, когда все они не виделись, обеим группам враждебно посматривающих друг на друга бывших товарищей, похоже пришлось хлебнуть немало лиха.

— Вижу, Васятка, досталось вам за последнее время, — невыразительным нейтральным голосом проговорил Кур. — Что-то сбледнули вы оба с Колькой. Да и ты, Галка, — на миг прервался он, внимательно всматриваясь в осунувшееся усталое лицо амазонки, — краще в гроб кладут.

Присутствовавшего здесь же за столом Андрюху Буяна он проигнорировал, словно не видя.

— Да и вы, я смотрю, тоже, — поморщился Васька, — не благоухаете свежим внешним видом. Что так?

— Что, неважно. Важен тот вопрос, что меж нас до сих пор не решён. Вы свои машины забирать будете или мне на память оставите?

— А там есть что забирать? Вроде бы при последней встрече ты кричал, что там возиться ещё и возиться. Чуть ли не до конца света. И чтоб эту рухлядь починить, надо ещё дополнительно ахереннную кучу средств, чуть ли не столько же, что уже вложили. А учитывая, что вложили мы на тот момент более чем по десятке в каждую, то перспектива получить неновую, отвратительно отремонтированную машину тысяч за двадцать золотых нас как-то не вдохновила. Поэтому мы решили оставить всё как есть.

Как ты, надеюсь, уже знаешь, у нас появилась возможность подобрать себе лучший вариант и много дешевле. И мы им воспользовались. Так что, извини, Кур, но ты своей жадностью перегнул палку. Так что если ты хочешь выкупить у нас наши машины, тобою же отремонтированные, то мы готовы их продать. Как говорится, не глядя. За те деньги, что ты из нас уже вытянул.

— Всё ж, советовал бы посмотреть, — нейтральным тоном отозвался кузнец. — Это уже не те развалины, что были ещё месяц назад. Последнее время в городе появилась масса отличного качества запчастей с разобранных машин, во многом благодаря вам, кстати. Так что, было из чего выбрать.

— Теперь ваши студера — как новенькие. Можете глянуть.

— Зачем?

— Надо рассчитаться.

— По каким расценкам? — холодно, одними губами изобразил улыбку Васька. — Боюсь, нас твои аппетиты не устроят. Так что тебе придётся снять всё то новое, что ты туда поставил, и вернуть машины к исходному виду, полуразобранное, ни на что не годное ржавое дерьмо. Скажи когда будет готово, и мы с удовольствием заберём. Ты прав. В наших отношениях надо поставить точку.

— А может, отыграем немного назад?

— А зачем?

— Я вот Галине говорил, она должна была вам передать.

Кузнец медленно повернулся к Галке.

— Или что, ты им ничего не сказала?

— Твоё предложение передано, — равнодушно пожала та плечами. — Никого не заинтересовало. Хотя согласна, — нехотя кивнула она головой, — с твоими парнями мы тогда сильно погорячились. Но что сделано, то сделано. И ходу обратно давать, ни у кого желания нет. Да и смысл? Тем более что это было общее решение.

Так что не думаю, что твоё предложение ещё что-то там рассматривать, кого-нибудь здесь заинтересует. Хватит, насмотрелись за это лето. Тошнит уже от ваших выкрутасов. Впрочем, ты можешь своё предложение повторить, что называется лично.

Итак, мы слушаем, — наконец-то подняла она на кузнеца тяжёлый, давящий взгляд.

— Ну что ж, я не гордый, могу и ещё раз повторить, — отвёл глаза в сторону кузнец.

Итак. Что я предлагаю. Мы всё же присоединяемся к вашему каравану, но, поскольку отношения меж нас с самого начала не заладились, уже естественно на других условиях.

— Я всё же хотел бы послать в Приморье свой груз со своим сопровождением. С этим много связано в моих дальнейших планах на тот регион. И если вы возьмёте мои грузовики в свой караван, я вам верну ваши оба студебеккера в полностью отремонтированном виде, бесплатно, плюс обещанная летучка, в том виде как они сейчас есть: после хорошего капремонта, способными без малейшей поломки пробежать до берега моря и вернуться обратно. И если мы договоримся…

— Во что ты реально оцениваешь свою работу по ремонту наших машин, — не дослушав, перебил его Колька. — Понимаешь Кур, давай сначала снимем этот вопрос, а потом будем дальше двигаться. Может статься, что нам с тобой вообще не о чем окажется говорить.

Повторяю вопрос. Во сколько ты реально оцениваешь то, что было сделано тобой до разрыва наших отношений? Подумай. Хорошо подумай. От твоего ответа сейчас всё зависит.

На какое-то время над столом повисло напряжённое выжидающее молчание.

— По материалам, тыщи на четыре, по работе…. Ну, тыщи на три, — удивлённо возмущённые взгляды обоих своих сыновей кузнец с невозмутимым видом проигнорировал.

— Не совсем так, как выходит по всем нашим расчётам, — хмуро буркнул Колька, — но, достаточно близко. Мы оценивали их реально тысячи в две, две с половиной. Но, пусть будет три.

Значит, ты согласен, что это никак не тридцать две тысячи золотых, как ты первоначально нам насчитал.

— Ну, согласен, — нехотя признал кузнец. — Погорячился немного.

— Ровным счётом на двадцать девять тысяч, — хмыкнул Колька. — Ты, наверное, посчитал, что мы очень богатые. Так вот, уверяю тебя. Все наши деньги заработаны нашим хребтом, а не получены в подарок от доброго дядюшки. И не так, как ты, влёт умудрился слупить с нас десятку за старый мотор, цена которому две сотни.

Так что, решай.

Или ты возвращаешь нам наши, выплаченные тебе ранее лишние деньги, и мы дальше с тобой разговариваем, или мы сейчас же разбегаемся, и впредь дел с тобой иметь никогда не будем.

— Твой выбор.

— Хм, — раскашлялся кузнец. — Вернул бы, кабы они были у меня. Да вот только не сидел я и не ждал у моря погоды, а вложил их в товар, который хотелось бы сначала продать в том самом Приморье, и лишь потом с вами рассчитаться. Рассчитаться не проблема, коль прибыль будет.

— И оставив её естественно себе, — хмыкнул Васька. — Всю.

— Ну почему ж, естественно, — ещё больше помрачнел кузнец, поняв, что и тут его прижали. — Я готов поделиться.

— Со всего своего товара, или только с той части, что куплена на НАШИ деньги? — внимательно посмотрел на него Колька.

За столом опять на какое-то время повисло напряжённое угрюмое молчание. Видно было, что кузнец о чём-то мрачно думал, молча перекатывая желваки на скулах. После продолжительного молчания он наконец-то пришёл к какому-то решению.

— Что вы хотите?

— Мы — ничего. Ты приглашал, ты и предлагай.

— Моё предложение. Вы возвращаете мои машины и моих парней с моим товаром в свой караван, и они торгуют вместе с вами в Приморье, а я вам за это…, — запнулся он, и неохотно с трудом выдавил из себя. — Обычную в таких случаях плату — десятину с прибыли.

— Не густо, — хмыкнул Васька. — Но уже лучше. Ладно, — махнул он рукой. — Не будем тебя окончательно додавливать, хоть и очень хочется за твои выкрутасы, начиная от продажи нам моторов через Ревяку и кончая вдесятеро завышенными расценками на все последующие работы.

Поймав быстрый внимательный взгляд кузнеца, с кривой улыбкой уточнил.

— Надеюсь, ты больше не будешь считать нас за малолетних идиотов и впаривать собственное барахло под видом чужого. Надеюсь, что нет, — медленно проговорил он, внимательно следя за лицом кузнеца.

Что ж, судя по всему, мы поняли друг друга, — медленно кивнул он головой, не сводя глас с того. — Итак. Завтра ждём твоих парней с машинами в Трошинских мастерских, — перевёл он взгляд на хмурых молчаливых братьев. — Там мы предварительно собираем караван и проверяем состояние всех машин. Там и окончательно решим, чего стоят ваши грузовики.

В отличие от вас, Трошиным мы верим, — окончательно раздавил он совсем помрачневшее семейство. — И завтра, по итогам, и дадим свой окончательный ответ на ваше предложение.

До завтра, — кивком головы попрощался он с хмуро кивнувшей всем на прощание троицей, быстро удалившейся из кабака.

Мрачно посмотрев на захлопнувшуюся за их спинами входную дверь, Васька перевёл взгляд на товарищей.

— Ну и как я был, грозен?

— У-у-у, — многозначительно кивнула Галка. — Суров. Ажно я впечатлилась. Трибунал на выезде. Хвалю.

Не сорвутся с крючка? Нам в караване парочка хороших механиков совсем бы не помешала. А то, что я, что вы оба, мало чего в машинах соображаем.

— Не должны, — усмехнулся немного встревожившийся Васька. — По нашим данным у Кура одного только кованного железа в амбарах не проданным ещё с того года лежит тысячи на четыре серебрушек.

Ни в городе, ни в низовьях Поречья он свой товар за хорошие деньги не продаст. Там своего такого же добра полно. А вот в Приморье, может попытаться. Тем более что там на такой его товар есть хороший устойчивый спрос.

Плюс зерно его: рожь, пшеница, овёс с клановых полей. Амбары ломятся, а скидывать оптовикам цену не хочет. И новый урожай на подходе. Знает, что в Приморье ему за его зерно десять концов дадут. Вот он и мечется. Так что если Кур не попытается втюхать нам в колонну ещё одну, а то и две своих машины, я буду очень удивлён.

Началась война за хлебный рынок Приморья, Галочка, и Кур боится остаться в стороне.

— И для нас это шанс столкнуть кузнечные гильдии лбами меж собой. Потому как Кондрату твоему я совсем не верю. Брак с восстановлением машин гонит, словно надеется, что мы только до гор доедем и там навеки застрянем, — мрачно проворчал Васька.

— Меня не Кур, меня неконтролируемый рост участников автопробега начинает беспокоить, — тяжело вздохнула Галка. — Я тоже не думаю, что обойдётся только двумя братьями Белыми. Как бы нам на шею ещё и работнички его не упали. Те, которых мы выгнали. Потому как с водилами у нас не просто большая, а колоссальная напряжёнка. Нам за руль своих-то машин посадить некого, одни новички. А тут ещё не менее пяти грузовиков. Прям, тоска берёт.

Уже не сдерживаясь, Галя тихо, сквозь зубы грубо выругалась.

Впрочем, все за столом постарались её не услышать. Раздающаяся из соседней залы весёлая громкая музыка приглашённой музыкальной группы заглушала все звуки в зале.

Пацанские дела.

Высоко стоящее над головами двух приятелей уже неслабо припекавшее жаркое августовское солнце недвусмысленно намекало, что прибывшие в Трошинские мастерские Колька с Васькой явно подзадержались.

Раскалившаяся на солнце металлическая бронь немецкого броневика буквально обжигала, стоило только коснуться. Что творилось внутри, страшно было подумать. Даже распахнутые настежь люки и проветривание на быстром ходу не спасали от удушающей жары.

Наверное, именно поэтому, приехавшие в Трошинские мастерские приятели первым делом загнали броневик Беллы Юрьевны под навес, чтоб не так раскалялся на солнце.

— Здесь хреново, а что же на юге будет, — проскрипел никаким голосом Васька, вываливаясь из распахнутой настежь дверцы. — Там пекло ещё хуже. Жуть. Мне уже плохо. Морсу мне клюквенного, — мутными больными глазами уставился куда-то в пространство Васька. — Лучше, жбан. А совсем хорошо — два. Да с ледничка. Чтоб сразу горячку подхватить и помереть. Уф, отдохну тогда. Долго. До следующего перерождения.

— Угомонись, — следом за Васькой из боковой дверцы броневика показалась мокрая голова второго приятеля. — Несёшь, сам не зная чего. Гляди, накаркаешь, дятел. Но что точно до отъезда сделать надо, так это поменять сталь на фанеру. Под фанерой полегче будет.

Уф-ф-ф! — с трудом выдохнул он из груди воздух, присаживаясь на порожек дверцы и бездумно окидывая таким же как у Васьки мутным больным взглядом просторный двор трошинской кузни. — Ну и пекло.

О! Смотри, куда нас занесло. Это что, сюда, значит, стаскивали всю добычу с болота? — изумился он. — Не фигассе! Слыхал я, что где-то на Земле существует такое место, как кладбище кораблей в каком-то море посреди океана, и туда, мол, нелегко попасть. А попадёшь, так не выберешься.

— Так и мы с тобой, — мгновенно уловил мысль приятеля мрачный Васька, устало опускаясь на землю в тени от небольшого навеса у стены здания. — Хорошо в тенёчке посидеть, — вытер он обильный пот со лба. — Так бы сидел и сидел, ничего не делая.

Мы попали с тобой, Колян. И не где-то там, в дальнем синем море, а можно сказать, прямо здесь, у себя под носом, дома. Вот так запросто взяли и попали на настоящее кладбище машин и ещё неизвестно когда из той трясины выберемся. И выберемся ли вообще. И неважно, что это всё наше собственное.

Видать, плохие мы с тобой организаторы, Колька, — тяжело вздохнул Василий. — Всё копим, копим, копим, и конца края этому не видно.

— Ну, и к чему этот твой бред? У тя чё, Васька, словесный понос? Ты ясно мысли свои излагать можешь? Или тебе помочь? К примеру, дав пару раз по шее. По примеру Буяна. У него со своими здорово получается. Сам пару раз видел, как он кулаками вправлял мозги шибко вумным.

— Что-то братьёв Белых всё нет, — мрачно проворчал Васька, окидывая хмурым взглядом пустынный двор. — Уж полдень близится, а Сашки с Петькой нет. Спрашивается, чего ради срывались и мчались на край света ни свет, ни заря. Могли б хоть нормально выспаться, — сладко, душераздирающе зевнул он. — И Га-а-а-лку я тоже что-то здесь не вижу.

— Ты на месте всего пять минут, а уже ноешь. Может, они все где-то здесь, рядом, за углом.

— Я не ною, я размышляю. Что нам здесь делать? Всё равно, пока не пришли машины Белого, делать нам пока что нечего.

Эх, — грустно покачал головой Васька. — Была у меня мысля заскочить рано с утра в кузню к Белому и приехать сюда на своих грузовиках, да вот, недодумал. А как было б хорошо…

— Братьям Белым сказано было пригнать машины сюда — вот пусть и корячатся, — недовольно отрезал Колька. — И не надо им показывать наш слишком большой интерес в них. Пусть думают, что нам всё равно. Что у нас вот, — небрежно махнул он рукой в сторону длинного низкого здания механического цеха, — братья Трошины есть. Свой цех механический, настоящий завод. И вообще.

Тем более что и мы сами сюда не на своих двоих притопали, а обкатывали броневик Изабеллы Юрьевны, что подарила ей Галка. Тоже нужное дело.

— Ага, обкатываем, — снова зевнул Васька. — Мне-то хоть не ври. Скажи честнее — в машине удобней в дороге спать, чем на мотоцикле. Вот ты и запихнул меня за руль. Сам выспался по дороге, гад, а я мучаюсь. Глаза, на ходу слипаются.

— А ты спички вставь, говорят, помогает, — ухмыльнулся нагло бодрый, действительно выспавшийся за дорогу Колька. — Кстати, Галка где-то здесь должна ошиваться, — завертел он головой. — Вчера говорила, что решила тоже сегодня с утра прикатить на своём новом броневике и посмотреть, что сделали Белые и стоит ли иметь с ними дело вообще. Никак не может натешиться доставшимся богатством. Как вытащила из воды, этот, как его, двести двадцать второй, кажется, так прям со всех сторон облизывает свою мечту. Никак не натешкается.

Ну-с, — предвкушающе потёр ладони Васька. — Тады лады. Тады ждать будем. А может, пробежимся, посмотрим, как тут у Богдана идут дела?

Я на прошлой неделе здесь всё облазил. Так что, если тебе интересно, готов устроить для вас с Галкой маленькую экскурсию. Богдана с Глебом сейчас лучше не трогать, они оба злые, как шершни. Своей работы полно, а тут мы ещё со своими машинами нагло уселись им на шею. Так что я тебе сам всё расскажу.

Пошли, поищем Галку, и я вас по цехам проведу.

Искать Галину, впрочем, не пришлось. Не успели они подойти к широко распахнутым воротам механического цеха, как оттуда медленно выкатилось на четырёх колёсах что-то чёрное, угловатое и несуразное.

— Это что за чудо-юдо? — растерялись оба приятеля.

Хлопнувшая сбоку чуда внешне неприметная боковая дверь кабины водителя явила двум друзьям радостно улыбающуюся весёлую Галку.

— Что застыли, как просватанные, — засмеялась она, весело глядя на изумлённые лица друзей. — Не узнаёте? Это же наш студебеккер, из болота. Первый красавец.

— Это? Это уё…ще?

— Не ругайся, — улыбнулась Галка. — Ликом не красив, да норовом чуден. И вообще, скажи братьям Трошиным спасибо, что ребята нашли время и склепали хоть такое чудо-юдо. А то и этого бы не было. Пока мы там, на болотах прохлаждались, ныряя в своё удовольствие, тут люди за нас нашу работу делали. Так что не ругайся, а поблагодари лучше и принимай агрегат.

— Эта коробчёнка на колёсах, если не сказать определённее, гроб, наш прекрасный, красивый, в прошлом, студебеккер? — не слушая Галку, мрачно изумился Васька.

— От студебеккера тут одна лишь внутрянка. Остальное — всё новое, — буркнула недовольно Галька. — Колёса — новые, кабина — новая, кузов — новый. Остов — старый.

Медленно двинувшись вокруг высокого, длинного чёрного короба, который сейчас представляла собой бывшая американская машина, Васька в глубокой задумчивости остановился возле какого-то невразумительный угловатый нароста спереди. Судя по всему, это была кабина водителя. По крайней мере, широкая узкая амбразура спереди, прикрытая толстым броневым стеклом, и два невзрачны прямоугольных окошка с боков, на уровне головы водителя, прямо на это намекало.

— М-да, — задумчиво протянул Васька. — Много я видел в жизни уродцев, но это убоище всех переплюнуло.

Как я понимаю, внутри кузова можно стоять в полный рост, — остановился он сзади, недоумённо рассматривая распахнувшиеся при движении двупольные задние двери.

— Ага, — довольно заметила Галка. — Стоять можно. Даже лежать можно. Что вдоль, что поперёк. А если есть желание, то и сплясать можно. Длина кузова — девять метров, высота, ширина — где-то под три метра будет. Внутренний объём — чистых восемьдесят кубов. Мечта!

— Чья? — сердито буркнул Колька, мрачно покосившись на неё. По всему его виду было видно, что внешним видом машины он совершено, не впечатлён.

— Делового человека мечта, — огрызнулась Галка.

— А ветром не опрокинет? — тут же с усмешкой полюбопытствовал Васька. — Не высоковат ли бочок?

— Не должно, — с независимым видом возразила Галка. — Да и когда грузом забьём, его не так-то просто будет каким-то ветром пошатать.

— Ага, — мрачно буркнул Васька. — А то ты знаешь, какие ветры там, в степях бывают. Жуть. Как бы проблем не было, — мрачно проворчал он.

И подо что эта коробчёнка?

— Ну, ты, Васька совсем тупой, — рассердилась Галка. — Под хлопок, разумеется, под шерсть, подо всё что угодно, объёмное и лёгкое. Практически точная копия фургона, что сейчас работают там, на торговых трассах Приморья. Все основные пропорции сохранены, только что больше. Пойдёт им на замену. Соответственно по объёму один такой кузов заменит три ваших полноценных фургона. А если сзади на жёсткой сцепке прицепить ещё и прицеп, длиной этак в четыре, четыре с половиной метра, то и все пять фургонов заменит. А при определённом мастерстве водителя, таких прицепных фургонов может быть и два. Целый автопоезд! Тут всё от веса груза зависит и от мастерства водителя.

И главное что не сожгут такой фургон, при всём желании, негорючая фанера не даст. Представляешь, какая экономия и на возчиках, и на лошадях. И сколько мы на этом деле заработаем.

Если, конечно, у нас всё получится, что задумано, — задумчиво почесала она пальчиком висок. — И если нам дадут спокойно довести свой груз обратно до дома.

— Главное, вернуться взад, — мрачно буркнул Колька. — Желательно, живым. Хочется.

— Кузов — фанера пятёрка?

— Сдурел, Васька? Троечка! Специально для нас сделали. Вот кабина — из пятёрочки, а кузов — троечка.

— М-да? И сколько их таких будет?

— Ещё парочка и всё. Пока нам хватит. Остальные машины подо что-то другое будем приспосабливать. Если будем, конечно. И если шофёров где-нибудь найдём.

— Не найдём, из своих рядов выдвинем, добровольцев принудительных, — флегматично заметил Васька. — Обучим. Время ещё есть. Опыта в пути наберутся.

— Покрасить бы, — Колька не сводил с машины холодного, оценивающего взгляда. — Слишком выделяется.

— Краски нет, — тут же спустила его на землю Галка. — Нет, и неизвестно когда будет. Так что, будет у нас теперь Чёрный караван. А что, мне нравится? Галкин Чёрный Караван! Звучит!

Молчаливо переглянувшись, Колька с Васькой лишь улыбнулись. Галка своим стремлением каждый раз подчёркивать собственное лидерство их уже откровенно достала, но они оба молчали. Пока. У них был жёсткий приказ баронессы не идти на обострение. Тем более что у Галки дальше слов дело обычно не шло, поскольку Галка прекрасно понимала от кого зависит. А полгода нищенского существования, похоже, хорошо прочистили ей мозги. Так что сама она тоже старалась палку не перегнуть, всячески подчёркивая, что это их совместное предприятие.

— Кстати, желаете полюбоваться на наших монстров и во что они превратились?

— А что, уже? — оживился Колька. — На прошлой неделе ничего готового ещё не было.

— Как обычно, — расплылась в улыбке Галка. — Ночку недоспали, утром встали пораньше — нам один бензовоз.

— Один?

— Если бы, — лёгкая тень недовольства набежала на лицо Галки. — Готовьтесь парни развязывать свою мошну. У меня все деньги кончились. Как говорится, дружба дружбой, а за ночные подработки придётся людям приплатить. И платить придётся из своего кармана. Иначе, нам тут будут очень не рады.

— Вот вы где.

Тщательно вытирая руки от машинного масла какой-то ветошью, в распахнутых воротах цеха стоял Богдан Трошин.

— Ну, орлы и орлица, смотреть собираетесь, что Белые пригнали или так и будете дальше у ворот лясы по пол дня точить?

— Когда?

— Что когда?

— Когда это они машины пригнали? Вроде только вчера вечером с ними договаривались и договорились сегодня на полдень, а ты говоришь что уже.

— Я ж говорю, дрыхните долго. Утром ещё пригнали, до рассвета, пока вы по койкам у себя дома дрыхли. До зари встали и рано-рано утречком уже были здесь. А к вечеру снова здесь будут, уже со второй партией машин.

Вот это я понимаю. Деловые люди. С такими приятно дело иметь, а не то, что с вами, оболтусами, которым до сих пор надо носы подтирать.

— Ну! Что я вам говорила, что малым числом эти мелкие жулики не удовлетворятся, — гордо подбоченясь, повернулась Галка к друзьям. — Так сколько, говоришь, машин они пригнали? — требовательно глянула она на кузнеца.

— Не говорил, но скажу, — улыбнулся тот. — Первая партия была из четырёх машин. А вторая — обещались ещё пять штук сегодня вечером подогнать. Всего — девять.

— Ну? — весело улыбаясь, развернулась Галка к друзьям. — Что теперь скажите? Спустим подобное самоуправство мелкому жулью? Или всё ж пожалеем бедных детушек, устрашённых грозным папиком?

— По мне, чем больше, тем лучше, — невозмутимо отозвался Колька. — Я бы и ещё на десяток согласился, только б побыстрей.

— Отлично! Есть предмет для разговора с курвиными детишками, — радостно потёрла Галка ручками. — Ух, я с ними и поговорю. Так! Что стоим? Двинулись? Советую. Там точно есть на что посмотреть. Мастерская работа. Не то убоище, что делает наш Кондрат, которому руки давно пора было пообломать за то, что он творит. Тут сразу видно работу настоящего механика. Мастер, одно слово. Не чета этому стальному прилипале.

— Ну, пошли, — наконец-то отлип Колька от разглядывания своего кунга. — Веди, Вергилий, точнее, Виргилиха, — тяжко вздохнул он. — Кстати, спросить хотел. А чего вы кабину какую-то уродскую сделали, из одних углов? Да и маленькая она какая-то, толком не развернёшься внутри.

— А у тебя деньги на гнутый каркас есть? — устало усмехнулся кузнец. — А на гнутый профиль? А на большие листы фанеры под больший каркас? На первый сорт, а не на второй, из обрезков? Нет?! Вот и заткнись.

А не нравится, ещё две цены добавляй и будет тебе кабина: и гнутая, и просторная, и без углов. Только не сегодня, не завтра, а месяца через два. Или ты думаешь, что у меня тут заняться нечем, как только тебе, такому хорошему, изящную кабинку под тощую твою задницу мастерить. Да чтоб твой высокий эстетический вкус не пострадал.

У меня первым в очереди стоят две гондолы для дирижаблей, представительского класса, на свадьбу, со всей внутренней начинкой и отделкой по высшему разряду. Чтоб там этот…, — на миг замялся он, — дизайн был на уровне.

Изабелле на свадьбу ехать, а вам на войну. Так что, для вас сойдёт и так. Главное — крепко.

— Кх-м, — закашлялся изумлённый Васька. — Ты это серьёзно?

— А ты думал, что я шучу? — неподдельно изумился кузнец. — Вась! Ты трудозатраты посчитай. Навинтить на шурупах или на болтах скрепить, пусть даже и с проклейкой стыков, прямые листы, или парить их в водяной бане, гнуть по шаблону, да ещё и наклеивать послойно лист шпона один за другим, повторяя причудливые изгибы кабины. Да не просто так, а с перехлёстом, чтоб ни ослабления, ни стыков никаких не было, чтоб единый монолит был. Да потом ещё и обрабатывать готовую кабину особым способом для придания ещё большей крепости.

Бери что дают, а с меня хватит и этого вашего монитора, и куницыных мастеров. Век бы их не видеть, уродов, — выругался он.

— Ну, монитор, положим, Куницын, — ухмыльнулся Васька. — Как спирт перевезём, так ему уродца и отдадим.

— Ты про уродца смотри такое при его мастерах не ляпни, — сильно понизил голос Богдан, недовольно оглядываясь по сторонам. — Они-то в восторге от созданного ими «чуда» и не понимают, что можно было намного лучше построить. Это мы-то с вами знаем, что можно и крепче сделать, и красивей. А они пусть считают, что добились своего. Тем более что пушек у них вдвое против наших будет. Что не есть хорошо, — тяжело вздохнул он.

— Кстати, как там Митька? — полюбопытствовал Колька.

— А чё, Митька? Чё ему станется, — пожал плечами кузнец. — В отличие от вас, бездельников, Митька работает. С утра и до позднего вечера вкалывает на верфи. Это вы бездельники на юга протрястись намылились и фигнёй всякой маетесь. А серьёзные люди работают. Митька днюет и ночует вместе со своей женой в испытательном бассейне, а потом мчится на завод воплощать в натуре свои задумки.

Как Фома ему подкинул идею с опытным бассейном и масштабным макетированием, так у парня просто крышу снесло. Всё модельки свои клеит. Выискивает, какая форма корпуса лучше.

— Ну и как, получается?

— Да вы и сами могли бы видеть, что у них получается, на примере второго корпуса монитора. А уж про баржи я вообще помолчу, конфетка. Вот тебе самому, какой монитор больше нравится? Первый или второй? Куницын, или наш?

— Наш, конечно, — возмутился Васька. — Наши бесспорно лучше. Да Куницыны мастера и сами это признают. Я тут намедни краем уха слышал их разговор меж собой. Понравилась им идея Фомы. Тоже собираются где-то у себя на клановых верфях строить опытный бассейн. Потому как много неясностей с той артиллерией у них вылезло.

И ещё я слышал, сам Куница говорил, что с первой выручки за спирт будут они закладывать свой собственный монитор. Уже без нас. И без нашей фанеры: металлический каркас с броневым металлическим поясом. Чтоб от нас ни в чём не зависеть. Да и дешевле это им, якобы, выйдет.

Где-то есть у него выход на большие объёмы хорошего оружейного металла, вот Куница хвост и задрал.

И на одном судне останавливаться они точно не собираются. Серию сразу будут закладывать из пяти штук. Уж больно их амазонки на реке достали. Говорит, никакого терпения уже нет, охамели совсем. Как в войну с ящерами ввязались, так семь шкур теперь дерут с каждого, кто мимо проплывает.

И орудия себе ставить они будут другие, огнестрельные. Три версты дальности стрельбы пневматикой его никак не устраивают.

— Флаг ему в руки и барабан на шею, — равнодушно зевнул Богдан. — Думает, денег много за спирт свой получит, так можно и на дорогие снаряды потратиться, — пожал он плечами. — Ну-ну. Его дело.

Ну, так мы идём смотреть работу Белых, — рассердился он, — или вы так и будете возле своего гробика фанерного стоять, любовно оглаживая его по всем выпуклым местам? Вот женись, Васька, и жёнку так свою нежно оглаживай.

— Идём-идём-идём, — заторопился Васька, наконец-то на самом деле отлипнув от так понравившегося ему чёрного корпуса кузова и двинувшись следом за Богданом в цех. — Это ты нас здесь в воротах держишь и баснями кормишь. А мы уже все в предвкушении. Интересно же. Показывай, противный, что парни привезли.

— Чё?! Нарвёшься ты когда-нибудь, Васька, — беззлобно проворчал кузнец, покосившись на наглеца. — Когда-нибудь я тебе точно твой язык без костей вырву и оставлю тебе же на память. Чтоб не забывал и думал что ляпаешь.

Всё же иногда у Васьки включалось в мозгах здравомыслие и ему хватило ума не отвечать на подначку, иначе бы усталый кузнец, недовольный дополнительной неурочной работой, ему точно чего-нибудь оторвал. Язык, не язык, но уж пендаля бы точно влепил крепкого. Уж очень он сердит был на свалившихся ему буквально на голову парней. Точнее, бесцеремонно усевшихся на шею.

По счастью до выяснения отношений дело не дошло и буквально через пять минут, быстро пройдя по длинному, с высокими потолками корпусу механического цеха, они через задние ворота вышли на задворки.

— Упс, — первой отозвалась Галка. — Всего второй раз вижу работу Кура и окончательно убеждаюсь. Мы не на того поставили.

— Согласен, — устало кивнул Богдан. — С какой стороны не посмотри, мастерская работа. А Кондрат Стальнов, ваш основной работник, не стоит того, чтобы на него время своё тратить. Халтурщик. Если он считает, что ему недоплачивают или его в чём-то обманули — хорошей работы от него не жди. Слепит тяп-ляп, лишь бы с рук сбыть. От себя добавлю, что внутреннее содержание Куровских машин полностью соответствует прекрасному внешнему облику. Машины, словно только что с завода. И даже лучше.

— Одна проблема — кабины металлические и с обычными стёклами. Считай что водители — уже покойники. Ну да это не беда. Если не гонитесь за изяществом, за неделю по вечерам я вам все девять кабин переделаю. Не таких красивых, конечно, как эти, но кабина из броневой фанеры пятёрочки будет, а на днище так и семёрку поставлю. Если наедете на мину, что вам «добрые» местные жители обязательно под колёса подсунут, так хоть ноги целыми останутся. За уши ничего не скажу, но ноги по яйца точно не оторвёт. Да и бронированное лобовое стекло ни стрелой, ни пулей не выбьет. А этот металлический хлам можете сразу выкинуть. Или продайте кому, кто купить пожелает.

— А у нас готовых кабин нет? — повернулся к нему Колька. — Гнутых?

— Что, денег много?

— Да нам же не на один ведь раз. Думаем и дальше их по Приморью гонять. Хотелось бы чтоб был посимпатичней того монстра, что ты склепал на том шерстевозе. И не на все девять, а только на три наших. Куровские обойдутся.

— Перебьёшься, — равнодушно отозвался кузнец. — Вот вернётесь, тогда подумаем. А сейчас получишь то, что успеем. Сейчас времени на ваши изыски у меня нет. Все украшательства на потом, на зиму или даже ещё дальше — на весну.

Вот тогда заплатишь, сколько скажут, если нужно ещё будет, — равнодушно пожал плечами кузнец. — А сейчас, может вам кузов крытым сделать, по подобию шерстевоза? Или ограничиться одной кабиной?

Весь, — перебил Кольку оживившийся Васька. — Кузов делай крытым. И чтобы там ровно на пятнадцать двухсотлитровых Дормидонтовых бочек кузов был рассчитан. Ровно на три тонны. Завтра мы тебе как образец подгоним одну такую, у нас есть. Вот под этот эталон всё и рассчитывай.

— А зачем бочки то укрывать? — изумилась Галка. — Или боитесь, что дождичком намочит? — расплылась она в ехидной ухмылке.

— Достаточно одной отравленной стрелы в бок или днище бочонка, чтоб всё вино пошло на выброс, — хмуро покосился на неё Васька. — Думаешь, самая умная? Думаешь, нам дадут спокойно провезти вино? Щаз! До первых кустов. По простому принципу: или мне, или никому.

— А то и ещё хуже быть может. Там всяких умников полно. Стрельнет такой дятел из духовушки отравленной стрелкой, и хорошо потом будет, если вовремя заметишь на боковине или на днище маленькое чёрное пятнышко-след от отравленной стрелки. Так отравленное вино иной раз заказчику и доставишь.

Он проверяет и тебя за одно место, хвать. Чего привёз?! Яд? Потравить хотел?

Приходилось, бывало такие жуткие неустойки платить, что волосы дыбом вставали. Да ещё раз десять извиняться потом, чтоб зла не держали. Да поминки тащить немалые. Так что лучше подстраховаться лишний раз и везти груз в крытом, защищённом со всех сторон грузовике. Чтоб не знали, что везёшь, куда везёшь, кому везёшь.

— Насчёт вина Дормидонта у нас с ним появилась другая интересная задумка, — перебил Ваську кузнец. — Думаем те стеклянные баки на четверть тонны, что вы под свой бензин планировали, установить на такой вот грузовик и приспособить под перевоз дешёвого столового вина. А бочки оставить дома под элитное вино.

— Ну-ка, ну-ка, поподробней, — оживился Колька. — Это что-то новое. У нас вроде как не было о том разговора. Бочки куда говоришь? А…

— Поподробней, это вы с Беллой Юрьевной поговорите, если интересуетесь. Это её идея, развитая Дормидонтом. А вкратце — делаем на шасси трёхтонного студебеккера не бензовоз, а виновоз. Вот от этого и пляшите.

— Ик, — растерянно икнул Васька….

— Смотреть будете?

— А что, есть на что?

— Есть. Две штуки.

— Будем, — Васька решительно мотнул головой. — Надо разобраться, что вы там задумали с виновозами. Оч-чень интересно.

А потом тебе, Галочка, просили персонально передать, чтоб больше не пряталась и прибыла в землянку для отчёта, как идут дела с подготовкой, — бросил Васька короткий взгляд на Галку. — А то нам с Колькой надоело уже каждый раз всё на свою голову принимать. Не бойся, Белла Юрьевна не страшная и за болото тебя не прибьёт, хотя, честно скажу, очень хочет. Даже Корней боится теперь в городе показаться. Мы своё уже получили, теперь очередь звиздюлей получить за тобой осталась. Так что, готовь шею и чисть уши. Тебе предстоит узнать много нового и о себе и о своих умственных способностях. Уверяю тебя, лекция будет весьма познавательная.

Северный речной порт.

За последние несколько лет северная часть портового залива города, когда-то по совершенно нелепому случаю отошедшая компании землян, если как-то и изменилась, то внешне это было мало заметно. Если не считать, конечно, того, что на этом, пустынном прежде крае просторной сильно заболоченной прежде речной старицы, стало чуть-чуть посвободней от той массы мусорного топляка, прежде буквально устилавшим всю водную поверхность этой части залива. Теперь большая часть прятавшихся под водой древесных стволов была аккуратными высокими штабелями складирована на берегу, дожидаясь своего часа, когда извлечённая из воды мокрая древесина хорошенько просохнет на солнышке и будет пригодна для дальнейшей утилизации.

Нет, просто так жечь находящуюся буквально под стенами города, оттого и столь ценную, древесину никто не стал бы. Хотя бы потому, что побывав зачастую много лет под водой, горела она неважнецки и потому те, кто имел возможность купить нормальные дрова, предпочитали приобрести пару подвод каменного уголька с озёр или, на худой конец, прикупить с каждым днём дорожавших обычных дровишек, поставлявшихся в город лесорубами. Эта же, ни на что, кроме как на отопление домов не пригодная древесина, давно уже стояла у компании, словно кость в горле, не знавшей, куда бы их утилизировать. И по совсем недавним взаимным договорённостям была обещана Городскому Совету для распределения небогатым жителям этого города для обогрева их домов зимой. В основном тем небогатым жителям городских посадов, кто не мог себе позволить свободно прикупить воз, другой дров на местном рынке возле Дровяных ворот. Цены на дрова, из-за запрета на сплошные рубки в ближайших к городу лесах, стремительно росли день ото дня, а каменный уголёк, которым последнее время всё больше и больше торговала компания землян, заполучившая в тех краях каменноугольные копи, для многих серьёзно кусался. И как компания землян не старалась удешевить добычу и доставку, а близость к границе и постоянные набеги ящеров, сказывались на цене, и довольно серьёзно.

Обычная для любого пограничного города практика поддержки малоимущих. Когда те, кто могут, безвозмездно помогают кому-либо из своих небогатых соседей, в первую очередь кому-то из переселенцев.

Впрочем, переселенцами бедноту называли ещё по старому, давно укоренившемуся обычаю называть так всех тех, у кого не было своего угла в городе, и с нынешними временами не имевшему ничего общего. На сегодняшний день это были в основном те, кто по каким-либо причинам ещё задержался в портовых бараках, и за многие годы, прошедшие со времён массового исхода с Чёрной реки, так толком и не прибился к какому-либо доходному промыслу в городе, превратившись в вечных неудачников.

Впрочем, данный небольшой экскурс в историю Ключёвского Края и взаимоотношениям меж собой разных слоёв местного населения, не относился напрямую к тому предмету, из-за которого баронесса Изабелла де Вехтор, или, для своих, Белла Юрьевна, этим полднем посетила свою пристань. Скорее всего, сей экскурс являлся некоей флуктуацией ума её, вздумавшего что-то пофилософствовать. Наверное, голову напекло жарким августовским солнцем, вот туда и лезла всякая хрень.

Собственно сюда она явилась по совершенно конкретной, довольно неприятной причине, о каковой и собиралась известить местный люд.

Впрочем, палуба самоходной баржи, которую доводили до ума и окончательно отделывали перед отплытием на свадьбу, в этот полуденный час поражала своей безлюдностью. Словно все вымерли.

— Глеб! Глеб!

— Да чё ты каждый раз орёшь-то, Белка, словно тебя режут. Ажно в ушах от твоего голоса звенит. Молока бы тебе, что ли, холодненького выпить? Всё бы не так в ушах звенело.

Из незамеченного Белой палубного люка у неё под ногами, скрытого наваленной на палубу баржи кучей какого-то неустановленного ещё оборудования, медленно до пояса высунулся Глеб Трошин. Подняв щурящиеся после тёмного трюма глаза к зениту, он поморщился, как человек, внезапно попавший на солнце после долго пребывавший в тёмном помещении, и перевёл недовольный взгляд на стоящую над ним, уперев руки в боки Изабеллу.

— Ну чё те опять надо? — недовольно проворчал он, продолжая щуриться на полуденное солнце. — Виделись же вчера. Вроде как всё решили. Чего ты опять у нас забыла?

— Ласковый ты какой, — сердито проворчала Белла. — С тобой как пообщаешься пять минут, так словно ведро лимонов скушаешь, сплошная кислятина. Докладывай! Что это ещё за история с брёвнами?

— Какими брёвнами?

— Не делай непонимающую физиономию, — рассердилась Белла. — Что здесь делают эти люди?! — ткнула она куда-то в сторону берега обвиняющим перстом.

— Солнце моё…

— Я не твоё солнце, я Сидора солнце. А ты не подлизывайся. Ответствуй мне. Кто эти люди и чем они тут занимаются?

— Какие люди?

Ничего не понимающий кузнец вылез наконец-то из палубного люка, и, захлопнув крышку за собой, чтоб, не дай Бог, кто-нибудь случайно туда не свалился, подошёл неспешно к высокому фальшборту баржи.

— А-а-а, эти…, — смущённо протянул Глеб, — Ну, так эта, — довольно косноязычно попытался он что-то объяснить. — Так это ж переселенцы из портовых бараков: Потап Сивый со своими односельчанами.

— Я вижу, что это переселенцы и вижу что это Потап. Я не слышу от тебя ответа. Что они тут делают?

— Ну, так эта. Нам залив от топляка расчищают, — сделал честные, непонимающие глаза Глеб.

— А по моему, они у нас дрова воруют, — обличительно ткнула в нос Глебу своим пальчиком разгневанная Белла. — Которые, между прочим, мы обещали Совету, чтоб он скис.

— Да нет, Белла. Какое ещё воровство? Прежние товарищи, которым мы обещали эти дрова, ничего не вывозят, всё тянут. Зимы ждут. А мне надоела эта бодяга и замусоренный берег. Вот я и разрешил Потапу со своими почистить немного залив и берег. И нам хорошо, избавимся наконец-то от ни на что не пригодного мусора, и ему неплохо, не надо дрова на зиму покупать.

— Немедленно прекратить! А если им нужны дрова, то пусть сами вытаскивают топляк из воды, сами пусть его сушат, хоть на солнце, хоть собственным задом, и сами же, хоть на собственной спине, хоть как, доставляют его к своим баракам.

Эти дрова ещё Пашкин Толян вместе с моим Сидором доставали из воды, а ты их за просто так отдал каким-то лодырям.

— Во-во, — невозмутимо отозвался Глеб. — Именно что Толян.

Всё возмущение Изабеллы скатывалось с невозмутимого кузнеца как вода с каменной глыбы, не оставляя на ней ни малейшего следа.

— А ты, Белка, не прикинула, сколько времени прошло с того времени как они тут с твоим Сидором свою поленницу из топляков сложили? Небось, пара лет уж точно прошла, а ничего с ними так и не сделано. Ты подумала об этом, перед тем как на меня бросаться? Они, поди, уж сгнили давно. Я Потапа и нанял то для того, чтоб он нам берег от хлама почистил хоть как-то. И чтоб можно было бы хоть ездить мимо посвободнее. А как уберут то, что там, на берегу валяется уж, сколько лет, так чтоб сразу занялись тем, что осталось ещё в воде.

— И что? Значит из-за того что тебе какое-то брёвнышко мешает проехать спокойно мимо штабеля дров, можно теперь разбазаривать компанейское добро? На то чтобы эти брёвна из воды достать, между прочим, человеческий труд был затрачен. И немалый. И он, между прочим, денег стоит. Люди в ледяной воде работали, а ты просто так взял и отдал его каким-то портовым лодырям.

— Не за просто так, а за работу. Они нам потом залив от топляка расчистят. А чтоб расчищать, надо ещё место под складирование подготовить. А берег, между прочим не резиновый. Так забит, что там хворостина между стволов лишняя не влезет, свободного места нет.

— М-да? — с издёвкой ухмыльнувшись, сбавила немного напор Белла. — Всю прошлую неделю я здесь наблюдаю эти вялые фигуры и что-то не вижу, чтобы за это время здесь что-либо кардинально изменилось. Где их работа?

— Куда ты гонишь? Нет, так будет, — невозмутимо пожал плечами кузнец. — Не всё сразу. Им надо ещё место возле своих бараков подготовить под дрова, с возчиками договориться, то, сё. Не всё так просто и не так быстро как тебе хотелось бы. И вообще, я тебя не понимаю. Тебе что, это гнильё жалко? Да пусть они возьмут себе хоть весь наш топляк на дрова, лишь нам расчистили перешеек от мусора. Нам же лучше в итоге. Можно будет потом свободно здесь ездить, а не вилять как пьяный грузчик меж сгнивших уже поленниц.

— Сам ты мусор! — взорвалась неожиданно Белла. — Эти уроды и не собирались свои бараки зимой топить, чтоб ты знал. Пока ты тут клювом щёлкал, они продали наши дрова купцам с низовий Лонгары под видом драгоценного морёного дуба. Воспользовались чисто внешним сходством нашего топляка с морёным дубом и втюхали незнайкам ни на что не годные дрова по баснословной цене.

— Что за бред, — изумился Глеб. — Они что совсем слепые? Не видят что покупают? Прежде чем что-то покупать, пусть сперва глаза разуют.

— Значит, не видят. Значит, такие знатоки. Значит, глаза зашоренные. А жулики твои этим и воспользовались. Только единственную ошибку допустили. Не догадались нанять промежуточный склад, который бы засветили перед покупателем. Поленились, или денег решили сэкономить. Отсюда прямым рейсом стали вывозить наши дрова тем придуркам на их лодью. И вот на этом их и застукали.

Кто-то увидел, что творится что-то не то, и стукнул в Совет. И мне сегодня всё утро гадский Голова ездил по ушам, пытаясь с нас содрать неустойку низовым купцам за якобы наш преднамеренный обман. Обрадовался, гадёныш, что может нас хоть чем-то прижать, и тут же воспользовался удобным случаем.

Слава Богу, удалось отбрехаться, — постепенно успокаиваясь, уже более спокойно проворчала Белла. — На очной ставке купцы признали, что лично мы им ничего не продавали и что с нами они даже не знакомы. Вот и пришлось Голове самому отдуваться и уже самому выплачивать купцам поминки за обман. С тех-то нищебродов чего взять, нищие. Так мерзавец всё утро не мог успокоиться и пытался и с нас хоть что-то вытребовать.

Так что прекращай заниматься благотворительностью и гони этих халявщиков отсюда поганой метлой. Иначе я сама за них примусь, и чем это закончится, ты можешь сам догадаться по моим о-очень горячим к ним чувствам.

А если кому-то действительно нужны бесплатные дрова, то пусть начинают вон оттуда чистить залив, — не поворачиваясь, Белла небрежно махнула рукой куда-то в сторону города. — От примыкающего к стене города берега нашей части залива и дальше вверх по ручью. Пусть оттуда начинают вытаскивать на берег топляк. Там и место для складирования есть в достатке, да и топляка полно. К зиме как раз подсохнет на солнышке и можно будет на дрова использовать.

А наши старые штабеля нечего трогать. Сами их к чему-либо пристроим.

Короче, хотят бесплатные дрова — пусть сами и поработают, а заодно и нам ту часть залива и русло ручья хорошенько почистят. А то у меня всё руки до того угла никак не дойдут, а давно надо было бы почистить.

И ещё. Убирай всех отсюда. Пора. Нечего тут посторонним делать. Пока мы не отплыли, нам не нужны здесь чужие глаза. Никто не должен видеть, что мы собираемся грузить в трюм.

Ну! — требовательно глянула она на смущённого Глеба. — Чего встал, не шеволишься? Шевелись!

— Что ну? Что ну? — растерянно почесал тот затылок. — Откуда ж я знал, что они жуликами окажутся. Вроде прежде за ними такого не водилось. Сказали, что увидели, что мы здесь возимся, вот и пришли, попросили помощи с дровами. Мол, денег у них нет, дрова купить, а зима на носу. Я и дал разрешение, чтоб брали гнильё всякое. Да вишь, не уследил.

— Плакаться потом будешь, а сейчас гони их отсюда, — сухо обрезала разговор Белла.

Развернувшись к берегу, Глеб перевесился через высокий борт баржи, и чуть склонившись вперёд, в полный голос заорал, махом руки подзывая к барже какого-то мужика в драной, грязной одежде, что-то копошащегося возле складированного на берегу бурта топляка.

— Потап!

— Чего?!

— Не чего, а иди сюда!

— Зачем?!

— Иди, кому сказано!

Терпеливо дождавшись, когда тот неторопливо, с ленцой подбежал к перекинутым на причал сходням, с кривой усмешкой приказал.

— Значит так, Потап. Шабаш. Заканчивайте с тем, что лежит в штабеле, а дальше, если есть ещё нужда в дровах, таскайте уже сами из воды. И можете начать во-о-он с того дальнего края, — протянул он руку в сторону далёкой отсюда крепостной стены города.

Вон там вдоль ручья и вдоль дороги места под новые штабеля вполне хватает. Туда и будете вытаскивать топляк и складировать. Там ваши дрова до зимы и просохнут. А нет, так валите нах… отсюда. На вас жалоба пришла из Совета, что вы приторговываете на сторону нашими дровами. Да ещё под видом морёного дуба купцам с низовий за большие деньги втюхиваете. У нас из-за вас чуть было проблемы не образовались. А проблемы нам не нужны.

— Ты чего Глеб, — возмутился мужик возле сходней. — Да мы… Да… Да брехня всё это!

— Ты считаешь, я лгу?

Медленно подошедшая к высокому фальшборту лодьи Изабелла только в этот момент стала заметна стоявшему на низком берегу мужику, что буквально ввергло того в ступор. Замолчав, явно не зная, что сказать, тот немного помялся с ноги на ногу и, махнув рукой, молча двинулся собирать копошащихся возле штабеля брёвен своих людей.

Судя по косому взгляду, мельком брошенному им на стоящую у борта Беллу, тот не нашёл ничего, чтобы ответить Изабелле. А может и побоялся ей врать.

— Та-а-а-к, — мрачно прокомментировал поведение старого знакомца Глеб. — Смолчал. Значит, ты была права. Вот гад.

— Обалдеть! — возмущённо хлопнула себя по бёдрам Белла. — И перед кем я тут добрых полчаса распиналась? Я, значит, по-твоему, сочинила всё это? Вот делать мне нечего, как сказки сочинять. Ну, ты, блин, даёшь, — даже растерялась она на какое-то мгновение.

— Э-эх, дурак я, дурак, — расстроенно покачал Глеб головой. — Не обижайся, Белка, забыл я. Забыл, что с профессиональными босяками нельзя дела иметь. Лето в разгаре, а они по баракам сидят, лапу сосут и ничем не заняты. Будто в городе работы нет. И как я не сообразил сразу, чем всё кончится.

Нет, — тяжело вздохнул он, — надо с ними, с дармоедами, сразу завязывать, пока опять в какую-нибудь гадость не вляпались.

Потап! — снова заорал он, торопливо замахав рукой, подзывая.

Терпеливо дождавшись, когда тот мрачно зыркая на него снова неспешно, никуда не торопясь подбежал к сходням, сухо бросил, гладя на мужика исподлобья.

— Значит, так, Потап. Я передумал, — мрачно проговорил Глеб. — Раз вы пойманы с поличным, да ещё на воровстве и обмане, то никаких бесплатных дров вам от нас не будет, ни сейчас, ни потом. Короче, собирай своих, и валите отсюда с концами. И чтоб я ни тебя, ни твоих людей больше рядом с нашей пристанью не видел. Увижу, что хоть щепку на нашем берегу подобрал, руки вырву. И я это сделаю, чего бы мне это потом не стоило. Ты меня знаешь.

Понял? По глазам вижу что понял, — зловеще ухмыльнулся кузнец. — А теперь пошёл отсюда, урод.

Проводив взглядом мрачно отошедшего мужика, скосил глаз на Беллу.

— Ну что, довольна?

— Чем?

— Тем, что прогнал.

— Нет. Лучше бы они нам отработали хотя бы половину уже вывезенных дров из штабеля Толяна. Тех, что втюхали купцам с низовий.

— Ну-у-у, — разочарованно протянул кузнец. — И всё-то тебе не так. И так — не так, и эдак — не этак. Тебе не угодишь.

— Вот не надо мне угождать, — рассердилась Белла. — Ты лучше мне скажи, что нам действительно делать с этой кучей дров, что уже столько времени гниёт здесь на берегу? Весь свободный берег захламили. Сегодня нас твой Потап чуть было с ними не подставил, а завтра найдётся кто-то другой, такой же ушлый, только поумнее. И что? Выплачивать каждый раз потом поминки очередным обманутым купцам? Только теперь уже из своего кармана?

— Отдай дрова Митьке, пусть шпона из них нарежет для своей фанеры, — сердито отозвался расстроенный кузнец. — Глядишь, что-нибудь толковое и получится. А не получится, так хоть отвлечётся. А то этот экспериментатор меня уже достал своими фантазиями. То один шпангоут ему не так согнут, то другой — давай согнём по-другому. Экспериментатор, блин. Всё идеальную форму корпуса ищет. Надоело. Пусть теперь вместе со своей женой с морёным деревом поэкспериментирует, и с фанерой. Глядишь, что интересного и получится.

— Э-э, — замялась Белла. — Да как-то вид у топляка какой-то не такой, грязный. Все резаки сразу затупит.

— Затупит — наточит. Сломает — починит. А перед тем от грязи отмоет. Заодно и берег от залежавшегося мусора нам почистит. И нам хорошо, и парень при деле. А то спасу уже от него нет, достал уже. Всё-то ему с чем-нибудь поэкспериментировать надо. Вот и будет ему поле для очередных экспериментов с новым, перспективным материалом. Глядишь, чего у него и получится.

Женили парня на амазонке, да к тому ж из какого-то заречного рода корабелов, вот и получили на свою голову энтузиаста корабела. Надо было ему нашу, местную девчонку подсунуть, домашнюю, да чтоб потише. Глядишь, не маялся бы сейчас дурью.

— Ладно, — махнув рукой, Белла отошла от борта. — Мысль интересная, и с Митькой я поговорю. Может и заинтересуется наш изобретатель. Но это всё дела будущего, а сейчас я бы хотела знать, как идёт монтаж моторов.

— Туго, — поморщился кузнец. — Людей не хватает. Было б у меня ещё мастеров с пяток, за неделю управились бы. А так, не ранее чем через десять дней. И это при том, что работаем в две смены. Люди с ног валятся от усталости.

— А всё же, пораньше?

— Побойся Бога, Белла, — возмутился кузнец. — Десять дней — крайний срок. Раньше — никак.

— Всё впритык, — тяжело вздохнула Белла. — Всё впритык. Тогда на разбор и погрузку в трюм дирижаблей нам останется одна лишь неделя, а потом — хоть и не езди никуда. Опоздать на начало церемонии я никак не могу. Лучше вообще тогда не приезжать.

— Есть выход, — многозначительно понизил голос кузнец. — Я тут посмотрел карту маршрута и вот что я тебе скажу. Если я не ошибаюсь, а на то очень даже похоже, то тебе не надо будет на лодье огибать весь запад континента и тратить на это целый месяц. И уж тем более не идти тем маршрутом, что первоначально планировал профессор по рекам да потом ещё и по волокам.

По-моему, карта его врёт. И самый короткий путь до столицы Подгорного княжества будет от срединного течения Лонгары строго на север, через пустынные земли западной части Амазонии. Как раз в тех местах, где Димон с трофейщиками как-то схлестнулся. Я прикидывал по времени и по расстояниям, это будет самый короткий и быстрый путь. Надо только место там, на Правом берегу укромное найти, чтоб вышку причальную для дирижабля установить и лагерь временный организовать, пока нас не будет. И оттуда можно здорово путь сократить.

— С профессором говорил?

— Говорил, он подтвердил, что карта его вполне может врать. Никто её никогда не проверял.

— Ладно, тогда и я подумаю, — мрачно согласилась с ним Белла. — Поговорю с профессором. Как он скажет, так и сделаем. Но меня всё же сроки беспокоят. Можно ускориться?

— Ускориться не получится, — мрачно проворчал кузнец. — Людей катастрофически не хватает. Да и опыта нет. Дело то новое. А тут ещё и Митька со своими вечными придумками.

Ты не представляешь как он меня достал. Прибил бы паршивца с эго экспериментами.

Так что, делать нечего и от дальнего, лёгкого маршрута придётся отказываться. Иначе никак не успеваем на эту твою свадьбу. Сама же видишь. Совершенно новая конструкция баржи, никем до нас не обкатанная. Что и как устанавливать — никто не знает. Да и как она потом себя в дороге поведёт — одному Богу известно. Приходится раз по десять всё проверять и перепроверять. Оттого так и затянулось, — мрачно констатировал Глеб.

— Значит, отплытие точно уже на конец августа, — тихо проговорила Белла.

— Не раньше, — с мрачным видом кивнул кузнец. — Потому я и рассматриваю уже самый короткий маршрут.

— Ладно, — столь же мрачно согласилась с ним Белла. — Тогда не буду вам больше мешать. Халявщиков прогнала, теперь мне надо тут кое к кому в порту заглянуть, и всё, на сегодня — шабаш. Так что, если что будет надо, только свисни.

— Уже свищу. Людей надо, — тяжело вздохнул кузнец. — Лучше всего мастеров, но сойдут и любые другие подать-поднести.

— Десяток горшечников — хоть завтра, — выжидающе посмотрела на него Белла. — Я тут кое с кем из мастеров с Горшечного конца поговорила, и они согласны вернуть нам раньше времени двадцать человек. Но, при условии, что мы не будем требовать обратно неотработанную плату за обучение, и только горшечников. Кузнечные гильдии упёрлись рогом, и ни в какую.

— Давай хоть этих, — обречённо махнул рукой кузнец. — С паршивой овцы…. Ой! — запнулся он, растерянно глядя на удивлённо повернувшуюся к нему Беллу.

— Ну, Глеб, — прошипела разъярённая Белла. — Я тебе эту овцу ещё припомню.

— Да я… эта…, — вконец растерялся кузнец, не зная как выкрутиться.

— Ты! Эта! — слабо улыбнулась Белла. — Работай! Эта! И чтоб к двадцатому числу баржа была как штык! Иначе я тебе припомню и овцу, и эта….

— Яволь, минхерц, — прижал к сердцу обе руки кузнец, умильно глядя в глаза Беллы.

Тихо рассмеявшись, оба наконец-то расстались.

Встреча с трофейщиком.

Привычную ко многому буйную публику припортового трактира «Весёлый докер» с низкими, удивительно уютными закопчёнными потолками над головой, если кем и можно было удивить, то уж точно не теми, кто поздним летним вечером распахнул её дверь. Точнее, не теми, а той, что спокойно вошла в широко распахнувшуюся дверь и по широким пологим ступеням неспешно спустилась в полуподвальное помещение. Здесь и не к таким гостям местный люд был привычен. Поговаривали даже, что когда-то и сам нынешний Голова не чурался заскочить к местному кабатчику вечерком, после напряжённого трудового дня пропустить стаканчик, другой хорошей, настоянной на кое-каких хитрых травках водочки. Не считая большого числа других, калганная настойка, или иначе калгановка — это был фирменный напиток этого кабака. И хоть рецепт её приготовления был особо не мудрён и всем любителям этой настойки достаточно хорошо известен, но вот у местного кабатчика она получалась почему-то лучше всех.

А после того как тот окончательно перешёл на зерновой спирт высшего качества с баронских заводов, как в городе последнее время стали называть спиртоводочные заводы компании землян под управление некоего Сидора и его друзей, то конкурентов у кабатчика не стало вообще. И хоть это достаточно заметно сказалось на цене, даже те, кто ранее всегда сам настаивал собственный самогон или водочку на корешках, предпочитали не жмотиться, а купить бутыль, другую у местного хозяина. На что тот всегда охотно откликался.

А последнее время, по слухам так вообще, оборудовал под гостевым залом новые рабочие помещения в глубоких подвалах и с утра до вечера каждый день готовил свой божественный напиток. И, как говорили знающие люди, с выросшими объёмами заказов уже не справлялся и думал даже расширяться. Для чего совсем недавно прикупил у города соседний с его трактиром ничейный участок портовых складов, откуда незамедлительно выселил в городские казармы всех обитавших там ранее самовольных вселенцев. После чего принялся ускоренно что-то в старых пакгаузах майстрячить. Видимо, ловил момент и расширялся, раз слава его калгановки разнеслась столь далеко и у него появилась массовая клиентура.

Впрочем, что там, в старых портовых амбарах происходило на самом деле, никого не интересовало. Занят человек своим делом, никому не мешает, никого не обижает, ничего не нарушает — и ладно. Чего хорошего человека беспокоить. Тем более что тот и сам никогда не лез в чужие дела, удовлетворясь своим небольшим, доставшимся от родителей наследным промыслом.

Поэтому, когда негромко хлопнула входная дверь и три плотно укутанных в тёмные плащи женские фигурки быстро прошла по проходу между столов и одна из них опустилась за стол в углу, где коротала время унылая одинокая фигура Нечая Сулим, трофейщика с низовий, хозяин заведения предпочёл сделать вид, что никого не заметил.

Такой гостье в этом месте были только рады, а с пристрастиями и привычками хорошо знакомой троицы давно были знакомы. Так что, пока те не позовут, сами предпочитали не навязываться.

Впрочем, как и все остальные в кабаке.

Не признать фигуру подошедшего к Сулим человека, в этом городе мог только слепец или последний идиот. Изящную невысокую фигурку баронессы Изабеллы де Вехтор, одну из трёх закутанных в тёмные плащи фигур, ныне жёстко держащую в своих изящных ручках немалое хозяйство землян, а последнее время ещё более развернувшуюся в городе и в порту, невозможно было не признать. Да и бывала она здесь частенько, заскакивая в порт по своим делам и не брезгуя накоротке перекусить чего-нибудь вкусненького в припортовых кабаках, когда задерживалась по какой-либо причине.

Впрочем, причина частых её посещений тоже всем здесь была хорошо известна. Компания землян достраивала в речном порту одно из своих речных судов, которому не хватило места в их Южном заливе выше по Каменке. Так что в районе портовых складов последние дни лета баронесса была частым гостем.

А её хаотические внезапные посещения местных кабаков, перекусить накоротке или выпить стакан другой какого-нибудь безалкогольного напитка, немало способствовали тому, чтобы в портовых кабаках уровень мастерства приготовления блюд взлетел на немыслимую прежде высоту.

Ни сама баронесса, ни её многочисленное сопровождение денег на понравившиеся им блюда не жалели, немало тем обогащая портовых кабатчиков. Наверное, поэтому, стоило лишь ей как-то, случайно зайдя в один из местных кабаков брезгливо сморщить свой изящный носик и бросить мимоходом, разворачиваясь обратно, что в таком свинарнике приличной публике не место, как на следующий же вечер обеденный зал провинившегося хозяина сверкал невиданной прежде белизной дочиста отскоблённых досок старых столешниц. А новый, нанятый в тот же день повар порадовал завсегдатаев из соседних бараков для переселенцев, прекрасными недорогими блюдами.

И ведь не побежал жаловаться в Совет на самоуправство баронессы, порочащей его «честное имя и достоинство», как мог бы. Хватило ума. А то, может, кто умный и отсоветовал, вовремя напомнив незабытую ещё всеми историю с разгромленными кабаками в центре города.

Тогда, вроде бы для хозяев заведений всё счастливо закончилось, и распоясавшемуся барону дали, в конце концов, по рукам. Только вот осадочек то с тех пор нехороший у многих остался. И хоть с тех пор эта компания землян никого в городе больше не трогала, удовлетворившись тем, что именно их водку прекратили подделывать, веры им не было ни малейшей. Убеждённость в том, что от этой шебутной компании ожидать можно всякого, прилипла к ним намертво.

Так что практически все, даже те, кого не коснулся вал погромов, старались лишний раз не привлекать к себе внимание этой наглой до невозможности группы землян от которой никто не знал чего в любой момент ожидать можно. В полном соответствии с поговоркой: «Не буди лихо, пока оно тихо».

И, что совсем удивительно, не прогадал хозяин. С появлением в порту баронессы, доходы портовых кабаков стремительно поползли вверх.

Однако, возвращаясь к прошедшей в дальний угол фигуре, ничем подобным, никакими такими мыслями, связанными с местным кабаком, она не заморачивалась. У неё, похоже, была другая цель, сугубо деловая.

— Нечай Сулим? — остановилась она возле пустого стола, на котором маячила грубого вида одинокая глиняная кружка и скромный кувшинчик какого-то безалкогольного напитка, если судить по совершенно трезвым злым глазам сидящего за столом человека.

— И вам доброго вечера, баронесса, — невозмутимо отозвался тот. — Каким ветром в наши края? Решили ещё жути на местных нагнать, и проверить какую водку и здесь подают, — не совсем в тему коряво пошутил он.

Однако заметив, как недовольно перекосилось лицо подошедшей женщины, поторопился исправиться.

— Впрочем, о чём это я. Меня ваши местные разборки не касаются. Присаживайтесь, — указал он на лавку напротив, видимо вспомнив о вежливости.

— Ну, наконец-то, — недовольно проворчала подошедшая. — А то я хотела уж вам попенять, что вы невежливы, господин Сулим. Могли бы, и сразу предложить даме присесть.

— Извините, сударыня, это от растерянности. Был изумлён, увидев вас здесь.

— Отчего же. Я в порту частый гость. У нас тут дел полно. А надолго отвлекаясь от дома, приходится частенько навещать местную сеть общепита.

— Чего? Чего навещать?

— Кабаки! Кабаки местные посещать, чтобы покушать. Не таскаться же каждый раз на другой конец города, домой, — поморщилась баронесса. — А общепит — это кабаки по местному.

— А-а, — неопределённо как-то отозвался мужик. — Очень интересно. И главное — познавательно. Так что? Чем могу быть полезен столь неординарной личности, не брезгующей питанием в местных шалманах.

— Не наговаривайте, питание здесь приличное, — невозмутимо отозвалась Изабелла. — А последние месяцы так одно из лучших мест города стало по части питания. Такие блюда изысканные из речной рыбки подают — м-м-м, мечта! — восторженно закатила она глаза.

— Ну да, — ухмыльнулся понимающе мужик. — Особенно это стало заметно после того как вы начали тут регулярно питаться. Слышал, слышал. Теперь поваров из района порта заманивают даже в столовую Горсовета. А туда не со всякой рекомендацией возьмут. И всё благодаря Вам, Изабелла Юрьевна. Всё благодаря вашим личным усилиям.

— Да полноте вам, — поморщилась Белла.

— А местный кабатчик даже подумывает перестроить свой кабак, — усмехнулся трофейщик. — Собирается нарастить пару венцов над фундаментом, потолки сделать повыше, окна пошире прорубить, чтобы, как он сказал, воздуха было больше, света и не так давило на голову.

— Жаль, — машинально подняла глаза к низкому потолку Белла. — Такой уютный кабачок был. Мне так нравилось здесь обедать.

— Я передам хозяину ваше мнение, — одними губами изобразил улыбку её собеседник. — Думаю, он учтёт его. А то, перестройка это серьёзные траты, а к вашим словам тут серьёзно прислушиваются. Если вам здесь нравится, то хозяин точно ничего менять не будет. Мнение поречной ведьмы в этих краях высоко ценится.

— Прекратите подлизываться, — снова поморщилась Белла. — Я пришла сюда не меню портовых кабаков с вами обсуждать и не уровень мастерства местных поваров.

Брови её собеседника изумлённо поползли вверх. Вот чего-чего, а подлизываться он и не думал. Впрочем, зачем это говорить собеседнице. Глядишь и расстроится. А расстраивать такую женщину не стоило. Она многое могла, так что с ней лучше было дружить. Или, по крайней мере, находиться в нейтральных ровных отношениях.

— Тогда, — склонил он чуть голову вперёд, — давайте перейдём к делу. Я вас слушаю. Чем моя скромная персона вас заинтересовала?

— Я решила поинтересоваться, не продали ли вы те два телефункена, которые недавно мне предлагали. Если ещё нет, то я готова их у вас купить.

— Не продал, — невозмутимо отозвался Нечай. — Но и вам не продам. Тут мне поведали кучу душераздирающих историй, как вы боретесь за справедливость и как наказываете тех, кто, по сугубо вашему личному мнению, торговал продукцией ненадлежащего качества. Точь в точь, как той, чем и я торгую.

Ну а поскольку я не в силах изменить потребительские качества продукта, которым торгую, то я сделаю проще, я ничего вам продавать не буду. Спина мне моя дорога. Думаю, вожжи, которыми вы по своему обычаю потчуете недобросовестных по вашему личному мнению продавцов, моей спине без надобности. Да и вряд ли я стерплю подобное, в отличие от местных, которые давно уже к вам привыкли и играют с вами в свои какие-то непонятные игры, — кольнул он Беллу ледяным, стылым взглядом. — А гарантировано получить за то от поречной ведьмы пару вершков острой стали в собственное брюхо, вызвав вас на поединок, как-то не хочется. Жизнь мне моя ещё дорога.

Поэтому, вы зря сюда пришли. Ничего я вам не продам. Хотя, честно признаюсь, очень хочется. Товар у меня есть, а вот денег, даже на обратную дорогу — нет. Как нет в этом городе и покупателей на мой товар. Вот и торчу здесь, который уже месяц, не могу домой выехать. Как бы зимовать в вашем городе не пришлось.

Видите, чем питаться приходится, — невозмутимо провёл он над столешницей левой рукой, как бы указывая на одинокий кувшин, стоящий на столе.

— Будет намного лучше, если вы и правую свою руку точно также спокойно и медленно вынете из-под стола, — невозмутимо проговорила Белла. — А то моя охрана последнее время стала чересчур нервная и может не понять такого вашего столь странного однорукого поведения. Убить меня своим кистевым арбалетом вы всё равно не убьёте, если только несильно пораните. Бронь, всё-таки. А вот вас потом сильно покалечат. Боюсь что, до уровня, категорически не совместимого с самой жизнью.

Так что, выньте, пожалуйста, вашу правую ручку из-под стола и пристройте где-нибудь сверху столешницы, на виду. А потом мы с вами спокойно поговорим.

— Что ни говори, а приятно с профессионалом дело иметь, — невозмутимо проговорил трофейщик. — Сразу видно деловой подход. Не надо крутить вокруг да около, — изобразил он улыбку на губах, осторожно вынимая из-под стола пустую правую руку, и аккуратно пристраивая её на столешнице.

Итак, у вас есть что-нибудь ещё? Если нет, то позвольте мне и дальше наслаждаться в одиночестве столь чудным, а главное дешёвым напитком.

— Жаль, — задумчиво проговорила Белла, медленно подымаясь из-за стола. — Жаль, что вы не желаете продать ваши аппараты. Может, ещё передумаете?

— Может, и передумаю, — неожиданно проговорил трофейщик, заставив Беллу изумлённо замереть возле стола.

— Не поняла, — посмотрела она ему прямо в глаза. — В какие игры вы играете? То вы ничего не продаёте, то вдруг готовы продать. Вас трудно понять.

— Полноте, уважаемая баронесса, — невозмутимо отозвался трофейщик. — Всё очень просто. У меня к вам вдруг появилось деловое предложение.

— Ну, — неопределённо проговорила Изабелла, с каменным лицом усаживаясь обратно за стол.

— Первое. Я вам всё-таки продам так необходимые вам радиостанции. И продам по минимальной цене. Золотых триста за штуку. Это ровно в десять раз ниже тех денег, что обычно берут за подобные аппараты где-нибудь в Береговом Союзе. Но туда ещё добраться надо, да и такого покупателя не так-то легко быстро найти. А обстоятельства у меня, как вы понимаете, поджимают. Полевой сезон в разгаре, а я сиднем сижу в вашем захолустье. И тут вы, рядом.

Поэтому я готов продать вам аппараты по десятикратно заниженной цене. Но с двумя условиями. Первое. Никаких претензий по качеству проданного товара вы мне предъявлять не будете. Ни сейчас, ни потом, ни вообще когда-либо.

— Уже интересно, — кивнула Изабелла. — Продолжайте.

— Дальше, самое главное. Условие второе.

Слышал я, что у вас в городе собирается интересная компания поехать на машинах на юг. Через леса и горы в степи юго-восточного Приморья. Очень интересный и перспективный для моего товара регион, доступа к которому я, в силу определённых причин и условий, лишён. Я всё же речной торговец, а с реками там беда, — с демонстративным сожалением развёл он руками.

— Вот я бы и хотел, в ответ на мою любезность, получить от вас встречную любезность, место для моего товара в этом вашем автокараване, скоро отправляющимся на юг.

Я слышал, что кое-кто из жителей этого города уже имеет в нём свой собственный торговый интерес, не принимая в том личного участия, а просто предоставив товар для продажи. Вот и я бы хотел нечто в том же роде.

Если подобное принципиально возможно, то готов обсудить с вами условия.

Должен признаться, переоценил я потребности местного рынка в том товаре, которым торгую. Здесь никто и ничего не желает у меня покупать. Прекрасно обходятся своими средствами: луками и арбалетами. Дёшево и в достаточной степени эффективно.

Что впрочем, не означает, что я готов сбросить свой товар, по дешёвке,

— А если прибыль не покроет расходов? — нейтральным тоном невозмутимо поинтересовалась Белла. — Что тогда?

— Тогда — я буду весьма удивлён, — изобразил на лице каменную улыбку трофейщик. — По моим данным, на мой товар в Приморье по нынешним временам существует повышенный спрос, значительно превышающий предложение. И цены там, не чета местным. Так что, остаться совсем без прибыли, торгуя себе в убыток, это надо серьёзно постараться.

Если у вас проблемы с приказчиками, готов поспособствовать и предоставить толковых людей.

— Спасибо, как-нибудь сами, — холодно изобразила улыбку Белла.

— Значит, можно считать договорились?

— Прежде следует определиться в характере и объёме вашего груза. Ну и заодно в каких-нибудь процентах с проданного товара — в доход нашей компании. А то вы, сударь, как-то ловко проигнорировали сей важный момент.

— Значит, по дешёвке купленные рации вас не удовлетворяют.

— Это будем считать предварительным условием, — холодно улыбнулась Белла.

— Три процента с чистой прибыли вас устроит?

— Десять от объёма было бы лучше.

На какое-то время за столом установилось тяжёлое, напряжённое молчание, в течение которого трофейщик буквально сверлил глаза Беллы холодным злым взглядом.

— Хорошо, — ледяным тоном проговорил трофейщик. — Договорились. Теперь по объёмам. Думал обойтись парой тонн, но раз вы так ставите вопрос, то и я от вас потребую принять на реализацию не две, как первоначально собирался, а двадцать две тонны боеприпасов. Все времён второй мировой войны на Земле. Большая номенклатура калибров, и все в прекрасной сохранности. Упакованы в цинки и в стандартные зелёные ящики для хранения и перевозки боеприпасов. Никаких проблем с транспортировкой и хранением у вас не будет. Исключая объём, — мрачно ухмыльнулся он.

Думаю, для вас, двадцать две тонны это мелочь. Всего на всего семь грузовиков из тех, что у вас и так во множестве уже есть. Студебеккеры, кажется.

Ну, так как? Согласны? Я вам по дешёвке две радиостанции и ваш процент, а вы мне — место в своём караване и по возвращении золото за проданный товар.

Получится — дальше продолжим наше сотрудничество к обоюдной выгоде. У меня лодья большая, ёмкая. Груза на ней привезти можно много. Нет, — развёл он руками в стороны. — Ну что ж, будем считать, не получилось.

И, пожалуйста, не говорите мне, что это не ваш караван. Не надо лукавить. Передо мной, не надо лукавить. Может, формально он считается и не ваш, а какой-то там амазонки, но вы принимаете слишком большое участие в нём, чтобы считать иначе. Так что не будем лукавить друг перед другом.

Я вам свой интерес говорю прямо. Того же жду и от вас. Скинув свой балласт, что который месяц меня гнетёт, я смогу тут же отправиться обратно к себе в низовья и приняться заново за своё любимое дело — поиск оружия. Тёплый сезон ещё не кончился и у меня до зимы достаточно времени, чтобы неплохо приподняться. Глядишь, к зиме, к возвращению вашего каравана, и я к вам сюда же вернусь. И было бы очень хорошо сразу же и рассчитаться.

— Ну, так как, по рукам?

— По рукам, — протянула Белла руку для пожатия. — Завтра с утра жду вас к нам в банк, где и подпишем все нужные бумаги. Чтоб толкований разных потом меж нас не было. А уже потом, к вам на судно подойдут наши люди и скажут, что и как делать. А вы к тому времени постарайтесь подготовить всё, что надо. Не будем терять время, которого и так у меня мало.

Тупик.

Ровная, словно по нитке выверенная линия стоящих вдоль крепостной стены самых разнообразных машин произвела на Галку… странное впечатление. Совсем не такое, как она ожидала. Следовало бы честно себе в том признаться. И что самое странное, радости почему-то не было. Ни от того что они новенькие, только что восстановленные, обкатанные и полностью готовые к использованию, ни от того что их было так много. Сорок четыре штуки.

Как подумаешь, представишь себе в мыслях этот стоящий перед глазами длинный ряд машин — сердце обмирает. Это…, какие же деньги. Другому, в жизни столько не заработать.

— «Господи! Почему их так много?» — в отчаянии думала Галка, стоя перед собранными под крепостной стеной машинами.

На какой-то миг ей даже стало страшно. Полгода назад она и подумать бы не могла, что ввяжется в подобное дело. Месяц назад она думала, что машин будет от силы десяток, полтора. Что никаких проблем особых и трудностей не будет.

Сейчас же перед ней стоял длинный ряд машин, насчитывающий ровным счётом сорок четыре штуки, и она уже не знала, что думать.

Из них лично её с Андрюхой были любые три штуки, на выбор, доставшихся им при предварительной делёжке добычи с болот. Сколько именно будет в итоге точно, ни Галка, ни кто-либо другой из их компании пока не знали. Всё так запуталось последнее время, так запуталось…

Только сейчас, когда она попала сюда, в Тупик, на место сбора каравана для отправления в Приморье, ей стало кристально ясно, что всё окончательно вышло из-под контроля. И это был уже не тот милый дружеский автопробег к воссоединению двух любящих сердец, Кольки с Дашкой, который они с ребятами долго планировали, и который так упорно, во многом себе, отказывая, готовили. И таким как задумывался, он уже никогда не будет. Всё пошло наперекосяк.

И ещё одним неприятным открытием оказалось то, что сама она была уже не та, что в начале. Она словно повисла в воздухе, никак не сумев определиться с тем, кто же она всё-таки есть. Часть этой богатой и многолюдной компании, неразменная и составная, или сама по себе. И люди это чувствовали.

Признаться, с того первого дня, когда она оказалась в Тупике, Галка сама чувствовала собственную инаковость и чуждость и этому месту, и делу которым была занята. И этот длинный, безумно длинный ряд машин, тянущийся вдоль крепостной стены, однозначно сейчас выпятил этот момент. Словно всё кругом было не её, всё — чужое. Что, учитывая весьма настороженное отношение к ней со стороны всех местных, включая сюда же и местного коменданта, и даже работающих здесь знакомых парней из компании, вызывало в душе её с трудом скрываемое раздражение. Словно изнутри её раздирали на части.

И видимо чувствуя это, здесь её явно не любили. Что, впрочем, учитывая историю её прежних непростых отношений с компанией баронессы, было совсем не удивительно. Видимо, слишком многого она не учла и не додумала, когда соглашалась на предложение баронессы заняться организацией и возглавить этот автопробег.

И особенно отчётливо стал заметен этот прискорбный момент совсем недавно, во время устроенной их отрядом дружеской попойки для местного гарнизона в крепостном трактире. Словно местные заранее радовались скорому их избавлению от её здесь присутствия. Словно она их чем-то тяготила.

Вот тогда ей всё стало кристально понятно. Элементарная дискриминация по половому признаку. Она — женщина, и этим всё сказано. А мужики главенства женщины над собой не терпят. И пока что-либо серьёзное не произойдёт, пока она сама не докажет всем свою нужность и право находиться здесь, среди этих людей, быть им равной и руководить, до тех пор она здесь будет чужая. Парней априори считают своими, её — лишь терпят, до времени.

Впрочем, подобное, более чем прохладное отношение к ней ничуть не отражалось на деловой части их взаимоотношений, что в будущем оставляло Галке серьёзную надежду на перемены к лучшему.

— «Так, а здесь что? — остановилась она возле невзрачной советской полуторки, чем-то привлекшей её рассеянное внимание. — Понятно! Похоже, и здесь краски не хватило. Впрочем, чего это я, — окинула она быстрым взглядом выстроившийся перед ней ряд машин, — на все остальные — тож. Стоп, насчёт краски я погорячилась. Здесь её вообще нет. От, дура, какая краска, о чём я вообще думаю».

Все стоящие перед ней машины сияли угольной, чуть ли не антрацитовой чернотой. Фанера! Кругом была одна фанера. Та самая, на которую никакая краска нормально не ложилась, так и, норовя смыться чуть ли не первым дождём. Ну что поделаешь, не было у компании ещё нормальной краски, которой можно было бы покрасить эту фанеру, не было.

Единственным светлым пятном, точнее, буро зелёным, под цвет пожухлой степной растительности, на чёрном фоне остальных машин выделялся танк БТ-7.

— «Вот ещё, геморрой, — мгновенно вспыхнуло раздражение в груди Галки. — К подружки на танке прокатиться! За две тыщи вёрст! Видите ли пусть будет, якобы для охраны. А на самом деле Белла Юрьевна решила убрать от греха подальше. А то что-то уж слишком много охочих людей до нашего танка появилось. Так и норовят ручки протянуть. То, на границе им наш танк нужен, для защиты рубежей родины, то для памятника удачливости левобережцам на площади в центре города. Чего только не придумают, лишь бы отобрать. Не уследишь, так и уйдёт с концами по какой-нибудь, естественно общественной, сверх надобности.

— Хорошо, что этот то покрашен. Хоть на него краска нашлась».

— «М-да, о чём я сейчас только думаю. Какая ещё краска? Какие машины? Какие танки? Зато ночью хорошо, ничего не видно, — пришла к Галке оптимистическая мысль. Кривая, кислая улыбка слегка тронула её губы. — Ладно, пёс с ним, с танком. Не помешает. Да и его на общем пожухлом фоне незаметно будет. Единственно что снарядов для пушки танка нет, да пулемёт так под пневматику так и не переделали, не успели. Из оружия — одни лишь гусеницы, да общий грозный вид, которым будем распугивать супостата.

А вот машины мы замаскируем сеткой и кустиками с травкой всякой разной, чтоб издалека чёрные пятна на общем сером фоне были незаметны. О! Помнится, ребята хвастались, что там, в степях повсеместно кермек распространён. А сейчас как раз пора его цветения. Украсим цветочками, будет у нас фиолетовый караван. Бред, конечно, а приятно. Женщина я или нет? Имею право на причуды? Имею! Значит, решено. Пусть все знают кто здесь главный».

— Слышь, Андрюш, — повернулась она к молчаливо сопровождавшему её мужу. — Ты, вроде бы, смотрел список везомых нами товаров. Что там насчёт вина?

— Вина? — изумился тот. — Насчёт вина это не ко мне. Это — к Дормидонтовым сыновьям. Они у нас за то отвечают.

— С какого перепугу? А ты? — изумилась Галка. Увидев тень недовольства, промелькнувшую у того на лице, тут же сдала назад. — Ладно, раз тебе так не хочется с вином возиться, почему бы и нет. Но почему я их никого до сих пор не видела?

— Что значит, не видела, — завертел Андрюха головой. — Здесь они где-то были. О! Да вон же они, оба два.

— Гей! — заорал он в полный голос, не сдерживаясь. — Парни! Подь сюды!

Увидев, что те заметили его крики и махи рукой, неспешно двинулись навстречу, не дожидаясь когда подойдут.

— Демьян, слышь. Что у вас по вину?

— А тебе зачем?

— А в глаз?

— Понял, — невозмутимо кивнул старший сыр Дормидонта. — Значит, так.

— Галочке, привет, — галантно слегка поклонился он, будто только что её заметил. — Итак, отчёт. Снежноягодное белое — тридцать бочек, снежноягодное чёрное — тридцать бочек. Плюс смесь всякого разного, ординарное, как мы его назвали, красное столовое и белое столовое. Этих, того и того, по шесть тонн. Это — на разлив.

— Стоп, — остановила разошедшегося Демьяна растерявшаяся Галка. — Ты ничего не путаешь? Шесть тонн чего? Вина?

— Двенадцать, — невозмутимо поправил Галку Гарик.

Младший сын Дормидонта был как никогда серьёзен и старался, чтобы всё было чётко и понятно, во избежание лишних недоразумений в будущем. Потому всегда и везде встревал с уточнениями, даже когда его не просили. Вот как счас.

— Тебе же, Галка, русским языком было сказано, шесть красного и шесть белого, на разлив. В сумме — двенадцать тонн. Чего непонятного?

— Блин, — растерялась Галка. — Куда столько? Я думала, будет бочек тридцать всего.

— Нет. Бочек будет шестьдесят. Ты опять неправильно всё посчитала. Тридцать бочек и белого, и красного. Шестьдесят бочек элитного, выдержанного вина.

— Вина у нас много, — невозмутимо посмотрел на неё Гарик. — Галка, ты чего-то сегодня тупишь? Мы же с Беллой Юрьевной обо всём договорились. Она что, тебе разве ничего не передавала? Часть в бочках, а часть в наливных цистернах, на разлив. В бочках — выдержанное, дорогое, на разлив — ординарное, простенькое, столовое.

Это — для экономии тары. А то у нас последнее время винища полно, а с бочками возник серьёзный затык. Не знаем, что и делать. Хоть выливай.

Новый урожай на носу, а старый ещё не продали. Заказчики уже всю плешь проели, когда будет, да когда будет. А старые караваны уже не справляются с доставкой.

Вы нас просто выручили.

— Мы? — изумилась растерявшаяся Галка.

Мы? — вопросительно развернулась она к мужу с недоумением в глазах. — Андрюш, я чего-то не понимаю, или он мне мозги пудрит? Куда столько винища? Не было у нас такого разговора. Андрюш, ты куда смотрел? Это же…, — окончательно растерялась она. — Это же ещё четыре грузовика и четыре трёхтонных цистерны. Целых восемь дополнительных машин. Восемь шоферов! Не говоря про машины, у нас нет столько шоферов. Это же просто невозможно. А бензин? Под них надо же запланировать ещё одну цистерну с бензином. И хорошо, если одну.

Может вместо трёх трёхтонных студебеккеров взять один десятитонный Мерседес-Бенц? — растерянно глядя на неё, отозвался Андрюха. — Вроде, в мастерских остались несколько штук, без шоферов.

— Ерунда, — отмахнулся Демьян. — Шофера будут. Восемь, так восемь, десять, так десять. Хоть двадцать пять. Вы нам, главное, машины на ту сторону по туннелю перегоните, и дальше к подножию гор, за Гуано. А там на равнине, мы уж сами.

— Что вы сами? — заледенела лицом Галка.

— Ну, — замялся Демьян. — Сами за руль сядем. Там, где дорога уже поспокойнее, поровнее, и где нет скал с обрывами. А то у меня от них голова кружится.

Молча развернувшись к мужу, Галка какое-то время недоумённо смотрела на точно такого же растерянного Андрюху.

— Что у него, — растерянно переспросил Андрюха, хлопая глазами.

— У него голова кружится, — нейтральным тоном, словно сама себе не веря, проговорила Галка. Развернувшись обратно, она недоумённо посмотрела на невозмутимых братьев, Демьяна с Игорьком.

— Да вы оба в своём уме? — тихо переспросила она, поворачиваясь к ним всем телом и уперев руки в бока. — Да вы хоть представляете себе, за что и за какие рычаги надо хвататься, чтобы машину хотя бы с места стронуть?

— Ты нам покажешь, — невозмутимо отозвался Гарик.

— Галь, Андрюх, — вдруг резко понизил он голос до какой-то жалобной, просящей растерянности. — Ребята, ну, войдите вы в наше положение. У нас — ж…па! Самая настоящая ж…па!

Не поможете вы, нам точно труба. У нас скопилось просто огромное количество непроданного вина ещё старого урожая, а на носу уже новый. А бочек нет. Нет, и не будет. Куда нам деваться? Если вы не возьмёте вино сейчас, нам придётся вино нового урожая выливать на землю.

Не освободим хотя бы часть бочек под новое молодое вино, не сможем ничего заложить на хранение из урожая этого года. А год ныне чудо — один на двенадцать лет. Нельзя нам потерять этот год. Никак нельзя.

Ну, так получилось, что мы остались без бочек на этот год. Все бондари в компании заняты на строительстве нового монитора и двух барж Изабеллы Юрьевны для поездки на свадьбу. Нам просто некуда деваться.

Мы или выльем вино этого урожая на землю, или обучимся вождению машин. Иного нам не дано. У нас нет выбора.

Мы даже купить ничего не можем на стороне, потому что в компании нет денег. Всё до последней монетки ушло на строительство дирижаблей, монитора и барж. Нам Марья Ивановна так прямо и сказала, чтобы ни на что не рассчитывали. Денег нет, и когда будут — неизвестно.

— Вот что значит, имел в виду Богдан, когда говорил, что они с Дормидонтом что-то замутили, — тихо проговорила Галка, медленно покивав головой.

А теперь давай заново, — обречённо посмотрела она на Демьяна. — Сколько у вас вина и сколько вы можете выделить людей.

— Сколько надо, столько будет. Люди как раз не проблема. Повторяю, Галочка, Андрюх, вы наше спасение. Сколько машин вы дадите, столько вина мы и вывезем. Чем больше, тем лучше. Это я вам назвал самый минимум.

— На сегодня нам главное бочки освободить. Так что речь идёт в первую очередь о цистернах. Если можно больше, чем ты сказал, Андрюх, будем лишь благодарны. А люди есть, люди будут. И на шоферов и для охраны.

— Охранники из вас, — скептически глянул на винодела мрачный Андрюха, — как из г. на пуля. Давай людей на обучение вождению. Чтоб завтра же были. А с охраной мы и без сопливых разберёмся.

— Благодетель, — с умильной рожей прижал руки к груди Демьян. — Спаситель! Вы! Оба! Ребята, вы даже не представляете, какой в этом году виноград. Какая тут дикая урожайность и какие здесь благодатные места. Тут по горам столько брошенных виноградников осталось с прежних времён — жуть. Только виноград собирай и дави вино. И можно будет потом всю жизнь только одно вино и пить, и всё равно всё не выпьешь.

Ну? Мы на вас рассчитываем?

— Что молчишь? — Галка обречённо повернулась к мужу. — Ты ж здесь был, когда приходили машины. Ты их принимал и знаешь, сколько у нас и какие машины есть. Говори. Чего молчишь?

Заметив его внимательный, оценивающий взгляд, с которым тот холодно смотрел на обоих братьев, в некоторой растерянности замолчала.

— Та-а-а-к, — тихо проговорил Андрюха. — А теперь давайте ещё раз и с самого начала. Сколько вам надо машин? И каких? Я смотрю, вы давно уже возле нашего каравана крутитесь, так что, наверняка уже сами во всём разобрались и всё для себя решили. Так что давайте, выкладывайте. Чего вы от нас хотите?

— Виновозов, если можно, тех самых, десятитонных — шесть штук. И обычных грузовиков, крытых под бочки, с десяток.

— Они сдурели, — невозмутимо констатировал Андрюха, повернувшись и посмотрев на Галку. — У них точно крыша поехала. Это же…. Это же шестнадцать машин?! Дай пальчик, всю руку отгрызут.

Вы чё? Сдурели?! — не выдержав спокойного тона, взорвался наконец-то Андрюха. — У нас здесь столько свободных машин нет, сколько вам надо, — отчаянно замотал он головой, ошарашенно глядя на Галку.

— Ну, одна, две. Ну, восемь, — пожал он плечами. — Но шестнадцать?!

— Нам надо сбыть с рук сто пятьдесят бочек выдержанного и шестьдесят тонн разливного вина, — виновато поправил его Игорёк. — Но если можно, то желательно бы нам набрать машин тонн на девяносто вина. Штук девять на ординарное разливное.

Мы в том году немного промахнулись, надеясь, что уже в этом году поправим положение с новыми бочками. А оно вишь как вышло. Совсем без ничего остались.

А людей для обучения на водителей мы вам дадим, ребята, не сомневайтесь. Люди будут.

Андрюх, Галочка, ребята, ей-ей, по гроб жизни будем вам благодарны.

— Ещё плюс три десятитонных Мерседеса, — помрачнел Андрюха. — Ну и где их взять? Да и благодарность твою в карман не положишь. Что-нить боле весомое готовы предложить? И не потому, что я такой жадный, и мне денег надо, или хочется, а потому что машин готовых под вас реально нет в наличии, и если хотите получить свои уже девятнадцать машин, то придётся идти на поклон к братьям Трошиным. И договариваться с ними. А им надо что-то предложить. И им, и Марку, и мастеру каретнику, чтоб сделал дополнительно кузова и кабины из фанеры. Всем-всем-всем надо будет денег дать, или что-то пообещать. Но так, чтобы люди заинтересовались. Потому что нам больше предложить им нечего. Мы — пустые. Нас уже вывернули до донышка. Дело за вами.

— Э, — замялись братья, обречённо переглянувшись. — Готовы предложить процент от выручки с проданного вина. Два. Два процента.

— Пять, и договорились, — зло оборвал Андрюха попытавшимся что-то сказать братьев. — Пять и полная оплата всех расходов на ваше место в караване. На все ваши машины, сколько бы их ни было. Это — отдельно.

Как все, — резко оборвал он, замявшегося было Демьяна. — Все платят за место, и мы с Галкой в том числе. И вы заплатите. Нехрен. Халявы не будет.

— Да где ты её видел, халяву ту, — недовольно буркнул младший из братьев. — Ладно, пёс с вами, грабьте.

— Ещё одно подобное слово в том же ключе, и здесь вас не стояло, — тихо проговорил Андрюха, воткнув злой, налившийся бешенством взгляд в глаза Гарика. — Следи за своим языком Игоряня. Иначе вырву. И мне плевать, что и как произойдёт дальше с вашим вином. Учти это. Проживём и без ваших пяти процентов. И пока мы отвечаем за караван, будет так, как я сказал. Высокое начальство далеко, я рядом. Understand?

— Понятно, — недовольно буркнули оба брата, мрачно переглянувшись. — Понятно, что спокойной поездки с вами у нас не будет.

— А про вас никто и не говорил. Лично про вас речи не было. Речь шла о водителях на те машины, что мы вам предоставим. Будет их шестнадцать — хорошо. Будет девятнадцать и как вам надо — совсем отлично. Будет меньше — так получилось.

И нигде у нас речи не шло именно о вас двоих. Так что, прежде чем пасть раскрывать, думай что говоришь, — буркнул Андрюха, отворачиваясь. — Всё. С вами решили. Вечером подойдёте, я вам покажу, что у нас сейчас есть и определимся, как быть дальше. А заодно и с вашим местом в караване уточним.

А пока, до вечера, займитесь своим делом. Нам есть тут, о чём и без вас словом перемолвиться.

Дождавшись, когда братья неспешно отойдут, всем своим видом выражая недовольство, резко, сердито повернулся к Галке.

— Ну? Что ты думаешь? — ещё не отойдя от разговора, грубо буркнул он.

— А сам? — раздражённо огрызнулась Галка. — Я сто раз уже говорила, что безразмерное разрастание нашего каравана начинает меня беспокоить. Что ещё я могу добавить? Только то, что если так дело и дальше пойдёт, то мне лично уже никакие деньги не нужны и никакая поездка. Мы просто не справимся с управлением караваном. У нас уже более сорока машин. А с ними — все шестьдесят три!

Как мы со всем этим справимся?

— Будет шестьдесят три, — невозмутимо уточнил Андрюхе. — Будет, если я договорюсь с Трошиными на дополнительную подработку. А я договорюсь, потому как знаю, что у них ещё есть большие заделы по машинам, которые можно быстро довести до ума. Как раз по тем, что братьям надо. И не шестнадцать, не девятнадцать, а хоть все тридцать, а то и сорок. Так что — думай. Надо ли это нам? И что мы с этого будем иметь? Потому как пять процентов с выручки — это ничто. Это уйдёт всё целиком на восстановление и приспособление машин.

Вино мы доставим. А что потом? Что потом нам делать с этими новыми машинами? Есть на них какие-нибудь планы?

— Ему нужно освободить старые бочки, под вино нового урожая, — Галка, задумавшись, остановила застывший взгляд в той стороне, куда отошли братья. — А нам нужны пустые ёмкости под кислоты. Чем больше, тем лучше. Так что, действуй.

А сколько десятитонников, ты говорил, Трошины могут сейчас восстановить? — бросила она повеселевший взгляд на мужа.

— Не говорил, но скажу, — хмыкнул тот. — Сколько надо, столько будет. Мы вытащили из-под воды столько машин, что хватит на всё вино Дормидонта раз десять. А потом и после нас парни кое-что из-под воды достали. Точно не знаю сколько, но машин с десяток десятитонников там точно должно быть.

Плюс ещё Колян с Васяткой что-то должны будут подогнать чуть попозже, денька через два, из уже готового. Но это простые грузовики, бывшие студебеккеры трёхтонки. Даром что ли они так задержались в Трошинских мастерских. Вот увидишь, ещё десяток машин точно пригонят. Так что просьба Демьяна — для нас не проблема. Проблема — что делать с ними дальше. После того как освободим из-под вина.

В общем, Галочка, ты целиком и полностью оказалась права. Мы влипли. Но, может, это не так уж и плохо. По крайней мере, хоть заработаем денежку какую. А то безденежье и невозможность где-либо у нас в городе заработать приличные деньги меня уже откровенно достало. Кланы все пути перекрыли. И если для них чужой, аль провинился в чём, сиди и соси лапу. Или вкалывай за гроши.

Пусть лучше мы сейчас напряжёмся, зато потом будем при деньгах. Мне такой расклад нравится больше.

Да и с нашими в городе ребятами стало проще. Раньше мы были отморозками, которых все если и не ненавидели, то откровенно презирали. А теперь большинство из тех, кто раньше нос от нас воротил при встрече, сейчас за мною бегают и просят взять с собой груз на продажу.

Так что, если Демьян даст людей на обучение шоферов, а он даст, потому как деваться ему некуда, мы можем много чего с собой взять. Тут, пока тебя не было, и татары местные ко мне подваливали. Просили захватить с собой их кедровый орех. Тоже прошлого года, не проданный. Та же проблема что и у Дормидонта. На носу новый урожай, а не успели распродать. Не могут вывезти. Не на чем. Добывают больше, чем могут реально продать. Им бы тоже пяток трёхтонок не помешал. Так что, думай, Галка, хорошенько думай. Сейчас можно хорошо подняться.

Мы стали вдруг всем нужны, Галка. И такой расклад меня больше устраивает, чем прежний.

Ну, так что, пошли? Выберем парням машины? Из тех, что ещё пока не распределены, — вопросительно глянул он на жену.

— Пошли, — расплылась та в счастливой улыбке. — Чтобы я без тебя делала, милый. А такой расклад меня тоже больше устраивает, чем прежний. Так что я довольна. Пошли!

Насчёт же того чем бы загрузить машины на обратной дороге, даже не думай. Была бы шея, а хомут найдётся. Так что бери парней Дормидонта, Демьяна с Игорьком и всех кого они предоставят, и немедленно отправляйтесь в Трошинские мастерские. И обратно без машин не возвращайся. Заодно и потренируются в пути вождению. Надо каждую минутку использовать из оставшегося ещё времени. Пусть здесь больше тренируются, там зато проблем меньше будет.