Разгром.*

Если начало мятежа разыграно было как по нотам, то всё дальнейшее напоминало скорее дурной сон. Для амазонок. Такого разгрома, просто чудовищного по своим последствиям для нападавших, не получала, наверное, ни одна армия этого мира. Легион Речной Стражи, былая гордость и слава Амазонии после этого нападения фактически был уничтожен. Из семи тысяч десанта назад вернулись чуть менее одной трети первоначального числа. Большего позора для республики невозможно было представить.

Ладно бы в их гибели был хоть какой-то смысл. Так ведь уничтожен он был просто глупо, бездарно, без какой-либо, хоть малейшей пользы для республики, в ходе совершенно рядового, банальнейшего набега на соседей, каковых до того были сотни, если не тысячи. Никогда у амазонок не было ничего и близко подобного.

Совет Матерей, высший государственный орган республики, оценивая итоги произошедшего решил не восстанавливать воинское подразделение, так опозорившее гордое воинственное имя амазонки. Легион Речной Стражи Амазонии отныне прекращал своё существование.

Но всё это было в будущем, а пока, начиналось всё для амазонок просто великолепно! И как совершенно точно вычислили в клане землян, амазонки напали ровно на третий день после их собрания. Утром первого дня праздника, сразу после грандиозной общегородской пьянки накануне, с трёх сторон на город напали амазонки. В самом же городе в этот момент находившаяся там небольшая часть пленных амазонок, нарушая все правила и договорённости и данное при пленение слово, с оружием в руках выступила против города.

Сколько ни предупреждали Маша с Изабеллой, а за ней Корней городские власти что надо навести порядок среди который день пьянствующих городских стражников, а все их слова словно вязли в глухом непонимании и нежелании властей что-либо предпринять. Никак не хотели городские власти озаботиться фактом наличия в городе и в ближайшей округе немалого числа свободно шляющихся без присмотра пленных. Это настолько было для всех здесь обычное, рядовое дело, все настолько привыкли к тому, что в городе из-за постоянных пограничных стычек полно пленных амазонок, терпеливо ожидающих оговоренного выкупа, что к такому положению вещей все давно привыкли.

Городские власти лишь раздражённо отмахивались от изредка раздающихся недовольных голосов предупреждения, мол, так нельзя, что подобное попустительство чужим в городе людям до добра не доведёт и непременно кончится катастрофой.

Любое изменение сложившегося положения неизбежно влекло за собой дополнительные траты из тощего городского бюджета, а все обращения к кланам как о гранитный утёс разбивались о закон: "Чей пленный, того и выкуп". А размер выкупа, особенно последнее время предполагался не просто большой — колоссальный, поэтому о передаче пленных кому-либо ещё, кто мог бы обеспечить более строгое обращение, не могло быть и речи. Никто не жалал лишаться будущих прибылей. И никто не желал выложить ни монетки лишней на дополнительную охрану.

Впрочем, и сами кланы не слишком далеко отошли от практики властей, столь же небрежно относясь к изоляции и охране пленных.

Таких вот беспокойных и недоверчивых товарищей, которых бы волновало сложившееся положение, было мало. Последние годы в отношениях с амазонками не возникало никаких проблем. Отношения были стабильными. Стабильно никакими. Потому, если и не все, то подавляющее большинство членов Городского Совета считало однозначно: "Хоть амазонки и хорошие воины, а всё одно бабы. А баба она баба и есть. И этим всё сказано. Длинный волос, ум короткий. И потом, они дали слово ни во что не вмешиваться. Чего вам ещё надо".

Да и прошлогодние победы, ещё свежи были в памяти и многим кружили головы. И напрочь тем затыкали недовольные голоса несогласных.

В этих суровых пограничных краях честное слово воина дорогого стоило. Не было ни разу чтоб его кто нарушил. Не первый раз они попадали в плен к левобережцам, впрочем как и те к ним, но никогда не было такого, чтоб хоть раз нарушить данное друг другу слово.

К тому же, никому они совершенно не мешали, никого не трогали, никуда не лезли, ничего не делали, терпеливо ожидая своего выкупа. И лишь одну функцию они выполняли с завидной регулярностью. Пополняли мошну местных кабатчиков своей денежкой, регулярно выплачиваемой кабатчикам из казны города в счёт покрытия содержания пленной на всё время пленения.

Эта денежка всегда шла из сумм выкупных платежей, и, как гарантированный прибыток от такой постоялицы, весьма ценилась всеми кабатчиками. Потому и как жильцов их ценили весьма высоко, как надёжных плательщиков по долгам.

Так вот и шибко инициативным и беспокойным товарищам заинтересованные лица весьма настойчиво и советовали не лезть, куда не просят.

Городские власти позабыли старую, банальную истину: "Всё течёт, всё изменяется. Всё бывает в первый раз".

Ну и получили.

Накануне перед праздником, за одну ночь все сторожевые посты с расслабившимися от спокойной жизни, празднующими первый день наступление праздника зимы пьяными стражниками на всём протяжении реки Каменки от устья до города были поголовно вырезаны, а цепи, преграждающие лодьям путь вверх по реке, спущены в воду. Камнемётные машины и большие становые многозарядные арбалеты, сила и гордость Старого Ключа, железным замком намертво запиравшее русло реки, были порублены, а останки сброшены в воду.

И никем не сдерживаемые десантные корабли амазонок за ночь, день, ночь тихо и незаметно перемахнули через русло Лонгары, поднялись вверх по реке Каменке до города и затаились в болотах и камышах возле города. Никто им не помешал. Некому было. Направленная на усиление гарнизонов береговых батарей и сторожевых постов немалая числом городская стража всё это время так и пропьянствовала в своём полевом лагере, сразу же за стенами города, буквально в двух шагах от скрывающихся в речном затоне штурмовых групп, сформированных из остатков легиона Речной Стражи Амазонии.

И тут расчёт Корнея оказался верен. Амазонки бросили на захват города то что у них было под рукой и за кем далеко не надо было ходить, остатки легиона, числом около семи тысяч старых, опытных ветеранов. Видимо, учли предыдущий негативный опыт и в этот раз на ответственное задание не стали посылать новичков. Да и на количество привлечённых к набегу амазонок на этот раз решили не скупиться. Выгребли всё что на тот момент было под рукой.

Так что на рассвете второго дня празднования городского праздника в честь основания города Старый Ключ, традиционно справляемого в городе в начале зимы, в первое воскресенье первой недели первого зимнего месяца конца года, в город тремя колоннами вошли амазонки.

Точнее будет сказать, попытались. Потому как дальше внутренних стен старого города они так и не продвинулись. К рассвету, к моменту начала нападения все эти стратегические объекты были у них в руках. Но на этом все их успехи и кончились.

С блеском выполненная на момент атаки поставленная перед диверсантами задача — взятие четырёх главных ворот города: Северных, Южных, Западных и Восточных, а также здания городского Арсенала, для вооружения обязанных примкнуть к диверсантам восставших пленных, развития не получила.

Даже такой простой казалось бы цели, учитывая состояние в котором находились в тот момент городские войска, — разграбить захваченный ударом изнутри арсенал и арестовать городскую верхушку, пьянствовавшую всю ночь накануне в совершенно неукреплённом здании городской Управы, выполнить не получилось. В разных местах, но нападавших остановили везде. Слишком оказался велик перевес в числе над атакующими, собравшихся в город на праздники клановых воинов и никаким пьянством этого было не исправить. Основная масса бывших в городе пленных амазонок, на кого мятежницы сделали основную ставку, не поддержала мятежников. И захваченный арсенал с распахнутыми настеж воротами так всю ночь и простоял пустым, пока ворота уже ближе к полудню со злостью не захлопнули вернувшиеся на свои места сами стражники.

Как Корней и просчитал, штурмовая колонна, наступавшая со стороны речного портового залива, практически сразу завязла в жестоких уличных боях с переселенцами из портовых бараков. И хоть была она единственная группа, кто добился вполне реального успеха, подойдя вплотную к внутренним стенам старого города, дальше эта штурмовая колонна почему-то так и не пошла. То ли убоялись удара в спину из так и не разгромленных портовых бараков, где уже скапливались в большие отряды разрозненные группы поспешно вооружавшихся переселенцев, то ли ждали помощи со стороны наступающих с других направлений штурмовых колон, то ли ещё что. Факт тот, что застряв на уровне внутренней крепостной стены перед старым городом, дальше они уже не пошли.

Потеряв темп они были быстро разбиты, рассеяны по городу и пленены опамятавшимися к тому моменту городскими войсками, подтянувшимися из казарм рядом с Арсеналом. Это оказалась единственная воинская часть, кто прислушался к словам своего начальника Боровца, по возможности ограничить потребление горячительных напитков.

Проще сказать, на тот момент они были не такие пьяные как все. Чуть-чуть не такие. Но это чуть-чуть и дало им возможность оказаться вовремя и в нужном месте, остановив ворвавшегося уже чуть ли не в центр города врага.

Вторая колонна, наступавшая с севера, со стороны северной речной излучины, где встали лагерем выгнанные из города на усиление береговых батарей городские стражники, после первого успеха, даже не вошла в город, остановленная прямо в воротах.

Первоначально, пьянствующие который день стражники оказали весьма слабое сопротивление наступающим сотням и были первым же ударом буквально смяты в считанные мгновения. Их от полного уничтожения спасло лишь то что у амазонок не получилось внезапности, и у них не было времени отвлекаться от главной цели.

Пьяные игрища подгулявших мужиков перед рассветом внезапно вынесли конную сотню веселящихся придурков точно на подготовившуюся к атаке на лагерь колонну амазонок. И крики героически гибнущих товарищей сорвали внезапность нападения.

И всё равно, тяжеловооружённые, бронированные пять сотен пехоты ветеранов в стремительной атаке прямым лобовым ударом опрокинули поспешно выстроившиеся им навстречу двух тысячное городское войско. Как кегли разметав в стороны пьяных, с трудом держащихся на ногах стражников, они вышибли их из лагеря, рассеяв по всему полю под стенами города.

И только основная цель амазонок — как можно быстрей прорваться в город, да вчетверо превосходство последних в числе, спасло последних от унизительного разгрома.

Не отвлекаясь на грабёж так легко доставшегося лагеря, на преследование и уничтожение разбитого войска, амазонки быстрым шагом двинулись на город, стремясь быстрей прорваться на соединение с другими штурмовыми колоннами, которые в это время вели бои уже в самом городе.

Вставшее над городом низкое, уже по зимнему скупок солнце из-под нависших над городом плотных дождевых туч скупо освещало место побоища. Густые клубы чёрного дыма, подымающиеся в разных концах над городскими кварталами, ясно показывали места где схватились проникшие в город амазонки с ещё оставшимися в городе войсками.

Но внезапность уже была потеряна. И военное счастье амазонок на том кончилось.

В воротах города они столкнулись со спешащими из казарм поспешно высланными Боровцом ко всем городским воротам последними остававшимися в казармах сотнями. Здесь, в воротах они встретились, и две сотни городской стражи, высланные на помощь к Северным вратам, умерли.

Но в город эта штурмовая колонна амазонок уже не вошла. Успевшая собраться и оправиться после разгрома Городская Стража навалилась на них сзади и полутысячная группировка амазонок, направленная для вспомогательного удара на город со стороны Северных ворот, кончилась.

Лишь малая её часть, около полутора сотен, железным тараном прорвалась обратно к реке сквозь беспорядочную, навалившуюся на них сзади толпу. Поняв что обратно в речной залив, где их ждали два десантных корабля им не прорваться — отошли в лес и, смертельно огрызаясь издали мощными дальнобойными луками, держа стражников на почтительном расстоянии, быстрым шагом двинулась вдоль реки в низовья, по дороге грабя попадающиеся хутора и мелкие поместья.

Всё утро и день на плечах у них висела обозлённая унизительным разгромом Стража, но, вымотанная безсонной ночью, многодневной пьянкой и долгим преследованием, постепенно отстала. За злыми, спешащими побыстрей убраться с правого берега амазонками они просто не успевали.

Захваченные непонятно с какой целью мятежницами Восточные ворота так всю ночь и простояли распахнутые настеж, никого не интересуя. Утром подошедшая стража без всяких проблем захлопнула их, и о том, что там ночью была вырезана пьяная ночная смена, постарались побыстрей забыть.

На том в городе бои и кончились.

Героическая гибель в Северных воротах города двух сотен городской стражи, задержавших и не пустивших в город амазонок, окончательно положила конец всем первоначальным успехам. Утренняя атака везде была отбита.

А потом оставшиеся ещё на реке и не принимавшие в первоначальном штурме суда десанта просто снялись с якорей и ушли. Не стали пытаться что-либо предпринимать. Внезапного набега не получилось, а сил у амазонок для планомерной осады не было. Оставшихся ещё на судах двух тысяч хватало для внезапного наскока, но совершенно недостаточно было для ведения серьёзной войны.

Поэтому, остатки десанта амазонок не стали больше задерживаться возле стен города. Подхватив быстро покинувшие район городского речного порта две небольшие десантные лодьи с остатками штурмовавшей порт колонны, они быстро убрались обратно к себе за реку.

Правда, на обратном пути всё же высадились в устье и сожгли Рвицу, но это уж было так, мелочи.

Первоначально обойдённая вниманием, непонятно почему в конце набега Рвица привлекла амазонок. Немногочисленный гарнизон ещё до нападения на город уже был вырезан, угрозы ни для кого Рвица практически не представляла, фактически являясь сторожевой вышкой на берегу Лонгары. И сам факт его демонстративного сожжения свидетельствовал скорее о полном безсилии и ярости амазонок, чем о реальном вреде, нанесённом Старому Ключу.

О том, что основная угроза городу была с юга, со стороны дальнего речного затона, где располагалась распущенная по представлению многих на праздники Корнеевская воинская школа, в городе узнали лишь к полудню, когда наконец-то обратили внимание на подымающиеся с той стороны за городом многочисленные чёрные дымы.

Высланный в ту сторону поспешно собранный сводный отряд численностью в полутысячу человек, быстро вернулся обратно. Вести, принесённые им поражали своей чудовищностью.

Городской воинской школы, под управлением мастера меча Корнея, больше не существовало.

Оказывается, по какой-то неизвестной причине так и не распущенная по домам накануне праздника, она практически вся, в полном составе была уничтожена высадившимся в заливе крупным десантом амазонок, числом не менее пяти тысяч, много больше всех штурмовавших город колонн.

И выходило так, что фактически именно школа своей гибелью предотвратила нападение на город с юга.

Что там в том дальнем речном заливе вдруг понадобилось амазонкам, в стороне от города, было непонятно. Если только она сама не была основной целью нападавших.

Может амазонки хотели отомстить курсантам за прошлогодний разгром, может атака на дальний глухой залив были частью плана атаки на сам город, факт тот, что все берега залива были буквально завалены трупами мёртвых курсантов и амазонок. А довольно оживлённый в прошлом залив представлял ныне мёртвую пустыню с немногочисленными выжившими.

Гонец, принёсший эту чудовищную весть, даже спустя несколько часов после того был смертельно бледен, цветом лица больше напоминая похоронный саван, чем живого человека.

Не верящие в произошедшее собравшиеся уже праздновать победу городские власти, ведомые самим Головой, бросились сами проверить невероятные вести.

Ещё даже на подъезде к заливу, в лесу стал ощущаться и с каждым шагом лошадей всё усиливаться и усиливаться мерзкий, тошнотворный запах горелого человеческого мяса. А уже на краю просторной луговины перед заливом им попался первый небольшой аккуратно сложенный штабель тел мёртвых амазонок. Радом неряшливой кучей, словно по контрасту высилась небльшая кучка снятой с тел амуниции и оружия. Ближе к заливу штабели мёртвых стали попадаться чаще.

Открывшаяся же картина на лугу и в самом заливе превосходила своей страшной правдой все немыслимые рассказы гонца.

Три практически затопленные огромные десантные лодьи, бывшие когда-то гордостью речного флота Амазонии выстроившись в ряд вдоль главной пристани залива, дымили, догорая около обугленных, чёрных от копоти стен крепости. Рядом, на мелководье, прямо по центру залива приткнулись ещё два скособоченных, наклонённых под углом к воде больших корабля. Внешне почти целые, с хлопающими на ветру полуспущенными, оборванными парусами, они даже издали производили впечателение чего-то мрачного и угрюмого. Вокруг них в воде плавало множество трупов мёртвых амазонок, словно каким-то чудовищным неровным ковром покрывая поверхность воды, а борта лодий даже издали напоминали ежей, ощеринившихся во все стороны своими колючками, настолько густо они были истыкани арбалетными болтами.

Ещё дальше, практически на краю залива, на самом выходе из него в реку виднелась туша ещё одной большой, затопленной по самую палубу лодьи. Редкие речные волны перекатывались через палубу, тихо шевеля густо покрывающий её слой мёртвых тел.

Дальше в правом углу залива рядом с берегом виднелось ещё какое-то сгоревшее и затонувшее судно, длинными обломаными мачтами уткнувшее в низкий топкий берег.

Едкие клубы чёрного, вонючего дыма подымались над ещё не до конца сгоревшими остовами полузатопленных кораблей, а наберегу им компанию составляли даже до сих пор ещё жарко пылающие длинные остовы догорающих казарм бывшей Корнеевской школы.

Как и сказал гонец, школы больше небыло.

Чёрные, покрытые сажей невысокие стены крепости Речная Пристань высились рядом с догорающими казармами каким-то невероятным, чудовищным чёрным зубом, вызывая неприятное, настороженное чувство.

И массы, огромные массы трупов погибших по всему полю, по всему берегу залива, по пристани, по дороге. Тысячи и тысячи трупов, и немногочисленные фигурки живых, занятых каким-то непонятным, монотонным делом.

Трупы погибших собирали на берегу залива, а дальше творилось что-то непонятное. Мёртвых амазонок грузили в лодки и отвозили на середину реки. А там…

А там трупы сбрасывали в воду, на стремнине. И возвращались обратно на берег за очередной партией. Монотонный, неостановимый конвеер смерти поражал своей чудовищной неумолимостью.

Там же по заливу плавало несколько плоскодонок в которых человеческие фигурки заняты были другим странным делом. Баграми они шарили в воде и извлекали из вод залива трупы утонувших. Их сгружали на большие плоты, заякоренные на одном месте и по мере наполнения, нагруженные сверх меры, просевшие в свинцовые, стылые речные воды, плоты с высящимися над ними горами трупов, подцепляли к снующим по заливу лодкам. Дальше они медленно оттаскивались на середину Каменки, где трупы сбрасывались в воду на стремнине.

Только этим летом расчищенное в этом месте узкое русло Каменки прекрасно справлялось с поставленной перед ней задачей. Подхваченные бурным потоком, тела мёртвых амазонок скрывались в водах, чтобы потом вынырнуть где-нибудь далеко в низовьях, в устье Каменки.

— Прекрасный способ утилизации…

— Что? — Голова медленно повернулся в сторону что-то тихо сказавшего Старосты.

— Говорю, прекрасный способ утилизации, — с невозмутимым видом повысил голос Староста. — Надо будет взять на вооружение. Никакой тебе возни ни с похоронами, ни с поминками. Да и место поломничества родственников на могилы павших отсутствует по определению. Очень хрошо. А то оно нам тут так надо, чтоб сюда ещё шлялись их родственники.

Прекрасно! Просто прекрасно. За одно это им можно простить всё. А уж для рыбы с раками пирдуха, — мечтательно протянул он, предвкушая летнее изобилие отъевшихся на мертвечине речных обитателей.

Ей, Богу, они мне всё больше и больше нравятся.

— Кто? — сегодня Голова с утра явно тупил. Видать серьёзно сказывались вчерашние обильные возлияния.

— Кто, кто, — Староста слегка покровительственно усмехнулся. — Корней, конечно, со своей компанией. Интересно, сам то он жив?

— Жив, — раздался со стороны чей-то голос. — Вон, на пристани командует. Трупы сортируют. Наших отдельно, на берег, а амазонок нахрен, в воду.

— О! Похоже пленных припахали к уборке, — всё тот же голос из толпы сопровождения повеселел. — Интересно сколько наши здесь взяли пленных? Небось, больше всех. Вот свезло.

— Нисколько. В этот раз пленных не брали. Слишком много с ними проблем. Да и после отравляющих газов никто не выживает. А те кого видите — это ещё из старых. Принудительно обязали в помочь.

— Что?

Нет, сегодня с утра Голова явно плохо соображал. Не узнать приятный женский голос так ярко запомнившейся сегодня ночью женщины, это, наверное надо действительно много накануне выпить. По спине его пробежал непонятный, леденящий холодок.

— Баронесса, — повернулся он в её сторону. — Какая у вас чудная кобылка.

— Доброе утро, — спохватился он поздороваться.

— Скорее уже полдень, Голова, — раздался с той стороны насмешливый женский голос. — Всё никак не очнётесь? — с ехидной подковыркой поинтересовалась она. — Просыпайтесь, Голова, просыпайтесь. Солнце хоть и низкое, но светит уже вовсю.

Может, выделите кого в помощь? — неожиданно переключилась она с разговоров о погоде. — В школе осталось мало живых, надо бы помочь прибраться.

— Что значит мало? — с нотками некой вальяжности раздался из группы прибывших покровительственный голосок.

— А то и значит, — резко развернулась баронесса в ту сторону. — Пока вы продирали залитые водкой зенки, люди здесь умирали, чтоб враг не прошёл в город. Вы что, не видите. Остались считанные единицы. И если б не ящеры…

— Если б опять не ящеры, — зло бросила она, сердито сведя брови к переносице. — Неизвестно чем бы эта ночь для нас всех кончилась.

— Скажите им спасибо что встали на вашу сторону. Иначе бы вам вашего города не видать как собственных ушей. А вы бы сейчас не выгуливали свои непротрезвевшие туши на свежем воздухе, а трясли бы мошной для выплаты выкупа.

— Так я повторно спрашиваю. Поможите трупы убрать? — повысила она голос. — Нет! — мгновенно взорвалась она, не дождавшись быстрого ответа от растерявшейся Старшины.

— Тогда пошли нахрен отсюда, — неожиданно резко выругалась она.

— Родственников погибших сами известим, чтоб забрали павших. А амазонкам, когда заявятся за вашими пленными, — баронесса добавила яду в голос. — Можете передать чтоб своих павших вылавливали сетями в низовьях. Нам нет желания возиться с их погребением. Слишком много трупов! А река всех приберёт. И пусть поторопятся, а то и вылавливать некого будет, всех раки съедят.

Резко развернувшись, она послала свою беленькую кобылку в сторону пристани и скоро уже отдавала какие-то распоряжения немногочисленным копавшимся там людям.

Три притопленные возле пристани большие десантные лодьи амазонок с обугленным чёрным верхом сгоревших мачт и палуб страшным контрастом подчёркивали снующую тут и там белую кобылку. Вид был самый сюрреалистичный.

— Это сколько же их здесь было? — Голова, всё никак не мог очнуться от вида открывшегося им побоища.

— Тыщь пять, шесть наверняка, — раздался сзади чей-то голос. — Шесть больших десантных судов, не менее чем по тысяче бойцов на каждой. Вот тебе и шесть тысяч. Да наших тут пара тыщ лежит.

— Против трёх тысяч наших курсантов? — изумился Голова.

— Против двух, — хмуро поправил его Староста. — Где-то около тысячи курсантов накануне свару учинили и поругались с Корнеем. Тот их как раз накануне и выгнал. И судов здесь не шесть, а пять, — Староста повернулся назад. — Шестое сгоревшее судно это не лодья, а их понтон с землечералкой. Вон, — протянул он руку вперёд, уточняя. — Видите, сгоревшая лапа транспортёра торчит для отбрасывания земли.

— Это они что, — вмиг пересохшими губами хрипло переспросил Голова. — Это болото принялись углублять?

Голова был буквально потрясён. До сего дня он о таких агрегатах только слышал, а тут оказывается у него под боком, не ставя его в известность, тишком ворочают такими делами. В груди его похолодело.

Компания землян, вчера казавшаяся чем-то совсем незначительным и не стоящим серьёзного внимания, что-то черезчур сильно разворачивалась и нагло выходила из-под контроля. А наличие землечерпалки вообще переводило казалось бы уже позабытую всеми программу очистки рек в более чем реальную плоскость. Это было плохо. Это было крайне плохо. Теперь вопрос отнятия якобы отданных этой компании на кормление рек резко подвисал. В Совете теперь никто не поймёт его если он вдруг захочет отобрать реки обратно.

А отбирать было надо. Весёлая казалось бы шутка уже переставала ею быть. Не осталять же такое потенциальное богатство в руках нищебродов. Тем более что как оказалось, не таких уж и больших затрат потребовала очистка этих рек. Наличие же у землян своей землечерпалки в корне меняло все дела. С землечерпалкой и вчера казалось бредовая идея их Сидора с транспортным сообщением по Каменке вверх по руслу до перевала имела вполне реальные шансы на реализацию. С наличием у этой компании землечерпалки эта идея переходила уже в практическую стадию реализации.

— "Как хорошо что она сгорела, — вдруг с мстительным удовлетворением подумал Голова. — За одно это амазонкам можно простить их этот дурацкий набег.

— Узнаю какая сволочь им её сделала, разорю, — холодная, злая мысль буквально окатила Косого с ног до головы. — Чтоб даже и думать не смели без моего ведома ничего подобного делать.

— Поставлю задачу Стальнову. Пусть отрабатывает хорошее к себе отношение. Пусть поныряет, понюхает, кто это в городе такой борзый выискался, что без моего ведома суётся в чужую эпархию".

Конкуренты на реке Голове были не нужны. До сего дня всё что с рекой было связано и что на реке делалось, делалось только с его ведома. Он был негласный король реки. И конкуренцию терпеть был не намерен.

Меж тем, пока он размышлял, бурное обсуждение его товарищами перипетий бывшей в заливе схватки готово уже было вылиться в открытую драку.

Оказывается, пока он предавался чёрным думам, его товарищи уже успели выяснить массу интересного. И главная потрясающая новость — что именно послужило причиной столь чудовищного разгрома амазонок в этом заливе.

Боевые газы! Боевые отравляющие вещества.

Чудовищный разгром основного десанта в Южном заливе был связан в первую очередь именно с отравляющими газами, неожиданно применёнными Корнеем для отражения атаки. И тем, что не по наслышке знакомые с этим оружием, хорошо обученные и умеющие справляться с газовой атакой, в этот раз по какой-то причине легион амазонок оказался элементарно к ней не готов.

По всему выходило что не ждал никто ничего подобного встретить в каком-то Богом и людьми забытом углу, одном из самых глухих уголков пограничья. Где-нибудь в западных баронствах — наверняка. Туда бы даже и не сунулись без серьёзной подготовки и без противогазов. Но здесь? В этом, пусть и довольно многочисленном, но больше напоминающем большую деревню, чем город, пограничном поселении?… Здесь никто ничего подобного не ждал. Потому серьёзно и не озаботились должной подготовкой.

И судя по рассказам выживших курсантов, в какой-то момент атакующие промедлили, боясь сунуться в поднявшееся над местом высадки ядовитое облаго газов, на миг растерялись, а потом… А потом стало слишком поздно.

Будь иначе. Не медли, имей новые командиры легиона больше боевого опыта, высадись они чуть в стороне от ядовитого облака, и совсем не известно ещё в какую бы сторону повернулось шаткое военное счастье. Ветераны легиона Речной Стражи были серьёзными, опытными воинами, не чета противостоящим им молодым, неопытным курсантам из Корнеевской воинской школы. Но…

Пока командиры думали, пока совещались, пока морально готовились. все крики и звуки боя на месте высадки затихли и над заливом простёрлась мёртвая, оглушающая тишина.

И всякое желание соваться плохо подготовленными в неизвестность, в уже рассеивающееся над заливом облако ядовитых газов, умерло, так и не родившись.

Больше делать в заливе было нечего. И потоптавшись ещё немного на краю у воды, поглазев как собирают и сортируют погибших. Проводив глазами пару тяжелогружёных плоскодонок с телами мёртвых амазнок, отвозимых на стремнину, все прибывшие, не сговариваясь, словно движимые единой волей, развернулись, и быстро покинули залив. Оставаться на месте и помогать выжившим курсантам прибираться ни у кого не было ни малейшего желания. Неласковый приём и злые, косые взгляды немногих выживших словно метлой вышвырнули их из залива.

Двор, мой милый двор… *

Первое утро после мятежа было мрачное и хмурое. И пусть низкое солнце давало достаточно яркого света, всё одно это был какой-то тусклый, неласковый день. А задуввающий с реки до костей, насквозь пронизывающей холодом стылый ветерок, даже в мыслях нельзя было бы назвать приятным.

Если бы не отчётливо чувствующийся в этом стылом холодном воздухе смутно уловимый, запах гари и тошнотворный, выворачивающий нутро наизнанку аромат горелого человеческого мяса, этот вполне рядовой день можно было бы назвать даже приятным.

Но во дворе крепости Берлог, в толпе сгрудившейся возле намертво запертых снаружи внутренних ворот заднего двора крепости, никто не спал. В воздухе пахло гарью, горелым человеческим мясом и чем-то тревожным, что-то напоминающим, что неприятно ассоциировалось сейчас с состоянием, владевшим сейчас запертыми в этом глухом, мрачном углу крепости пленными молодыми амазонками.

Сюда, в этот просторный внутренний угол, закрытый со всех четырёх сторон высокими глухими наружными стенами внешней оборонительной стены, непонятно с чего вдруг всбесившиеся курсанты местной воинской школы загнали все три сотни из числа пленных амазонок, до поры до времени отбывавших наказание неподалёку от города. Из тех, что были официально под патронажем какого-то мало кому известного земного клана. И как поняли пленные из разговоров курсантов между собой, они были единственные из числа пленных, кто подвёргся столь безчеловеческой участи. Никого из тех, кто отбывал плен в других кланах, внутри крепости не оказалось. Здесь были только свои.

В то, что именно это навсегда отделило их от числа остальных амазонок они поняли уже много позже, через много времени после того, как кончилось то, что привело их туда, на задний двор крепости Берлог.

Два дня в тесноте, на холоде, получив для обогрева лишь по толстому тёплому одеялу, куску толстого войлока на подстилку под задницу и по бутылке крепкого хлебного вина, откровенной сивухи. И раз в день, в полдень, каждой по небольшой порции горячего, наваристого, горохового супа, сваренного на копчёной свиной косточке. Жуть какого вкусного, но зато с вполне конкретными последствиями, испортившими весь воздух во дворе. Девчонки поначалу смущались, а потом ничего, даже веселиться стали, беззлобно поддразнивая друг друга.

Чего это вдруг взбесились такие милые в прошлом мальчики, собранные на заднем дворе крепости молодые девчонки, в прошлом курсантки воинских училищ чуть ли не со всей Амазонии, они совершенно не понимали. Но особо это никого и не заботило, благо что и помимо горячего супчика их и в другое время не забывали, регулярно утром и вечером выделяя сухую пайку: кусок свиной домашней колбасы с толстым шматом чёрного хлеба. Плюс кружка горячего чая и пара луковиц. Так что о том что такое чувство голода можно было и не думать.

Правда, отхожее место оборудовать пришлось самим. Охрана выдала всего навсего только две лопаты, на все триста человек. да и те почему-то быстро сразу после работы отобрали. Да ещё и непонятно так косились, пока работали, что вообще было странно. Будто им эти лопаты очень уж нужны.

Ха! Щас! Раз так, пусть теперь в другой раз сами копают им ямку под отхожее место, раз такие умные и чего-то взмумалось собрать их всех в одно место. Дурь какая!

Так было до сегодняшней ночи. Последней тёплой ночи уходящей осени. Нет, не уходящей, теперь уже совсем и безвозвратно ушедшей осени. Последней ночи, в которую за стенами укрывшей их крепости всю ночь им слышились глухие звуки шумящей где-то вдали битвы. Похоже, кто-то решил серьёзно пощипать приютивших их хозяев, раз они заранее озаботились укрыть в убежище самую ценную свою добычу, как до последовавшего за этой безсонной ночью утра они ещё думали.

Пришедший на смену бессонной ночи страшный день навсегда развеял прошлые иллюзии. После того что за этим последовало, никто из них уже больше никогда не будет таким беззаботным как прежде. Этот урок они не забудут никогда.

Рано утром большой отряд угрюмых, неразговорчивых ящеров в тяжёлой броне, вооружённых большими тяжёлыми листовидными копьями, широко распахнул ворота заднего двора Медвежьей крепости, раздвинув плотные ряды сгрудившихся им навстречу амазонок, и, подталкивая тупыми концами копий вялых, еле передвигающих ногами невыспавшихся девчат, выгнал всех за ворота.

Перед угрюмыми лицами мрачных девчонок предстала чудовищная картина ночной битвы, произошедшей этой ночью. Всё поле перед крепостью было засыпано мёртвыми телами.

Неизвестно, сколько их там было, но то, что на поле лежало не менее полутора сотен мёртвых амазонок, навевало мрачную жуть. Непонятно было что произошло, но практически все напоминали ежёй, ощетинившихся иголками, так густо они были истыканы арбалетными болтами.

Похоже, какой-то вырвавшися в сторону крепости отряд банально нарвались на засаду. Часть из них так и лежала вдоль обочины дороги ровными рядами, не успев даже развернуться в сторону атаковавших их. Но большинство остальных были рассеяны по всему полю. Всё таки это были, не новички, ветераны, сумевшие вырваться из-под первого удара. Вот, только это им не помогло. Все были густо истыканы болтами, как будто на каждую приходилось не менее десятка арбалетчиков.

Но не это было самое страшное. Не было ни одного раненого, одни трупы. И пленных сюда выгнали с единственной целью. Требовалось убрать погибших.

Практически всё оружие было уже собрано в большие неряшливые кучи, оставалось лишь убрать мёртвые тела. Именно за этим их сюда и пригнали.

Вяло передвигая ногами, пленные амазонки ходили по полю, подбирая убитых и снося их к дороге, где складывали длинными аккуратными рядами вдоль края. Там стоял большой плетёный ящик на снятой с колёс телеге, куда несколько ящеров сбрасывали арбалетные болты, вырезаемые тут же на месте из тел мёртвых. К тому времени, когда на поле прибыли амазонки, он был уже чуть ли не до половины полон целыми и поломанными болтами, извлечёнными из тел трупов, и две пары ящеров сноровисто извлекали их из поднесённых тел, ловко выдёргивая или вырезая где надо.

Но для пленных амазонок самым страшным было другое.

Кругом не было ни одного раненого. Похоже было, что если они и были там по началу, то потом их всех поголовно добили. Такого просто не могло быть. Выходило, что их потом просто добили.

Видать в городе перестали церемониться с амазонками. И новое нападение отбили с максимально возможной жестокостью.

Как вяло не двигали ногами амазонки, но любая неприятная работа когда-нибудь кончается. Закончили и на этом поле. И всех тут же, быстро построив в колонну по четыре, погнали куда-то в сторону реки.

После всего увиденного, амазонки уже совсем другими глазами смотрели на двустрельные арбалеты, которые держали в руках охраняющие их по краю колонны ящеры. Стало окончательно ясно, что, несмотря на их относительную многочисленность, малейшее нарушение приведёт к поголовному уничтожению всех пленных.

На эти мрачны мысли навевал простой внимательный взгляд на мрачные, хмурые, злые, не выспавшиеся морды сопровождающих их ящеров.

Настороженные позы, постоянная готовность выстрелить, всё ясно говорило о том, что то, что в городе произошло нынче ночью, кардинально поменяло их отношение к амазонкам. И если ранее оно было равнодушно-доброжелательным, то теперь откровенно неприязненно враждебным. Это чувствовалось во всём. И в том, как они говорили с ними, даже не говорили, а глухо, сквозь зубы цедили отдельные слова, даже внешне не соблюдая подобия доброжелательности. И в том, как они держали себя с ними. От былой доброжелательной снисходительности не осталось ни следа.

Причина столь злобного к ним отношения стала понятна только потом, спустя несколько суток, когда всем в городе стало известно, что какая-то неизвестная группа амазонок, из числа ворвавшихся в город из района порта, вырезала подвернувшиеся им под руку детские ясли ящеров, которых никто не охранял. Никому до того и в голову не могло прийти, что для ясель существует хоть какая-то угроза.

Причём ясли вырезаны были с особо циничной жестокостью, всесте с детьми и воспитателями.

Но сейчас, ничего не понимающие амазонки, только опасливо косились на молчаливых ящеров, злобно посматривающих на ничего не понимающих молодых девчонок. Грубо подталкивая самых неповоротливых тупыми древками копий, ящеры погнали их к реке, заворачивая к Речной крепости.

Ещё на подходе к крепости, амазонки поняли, что основной бой пришёлся на крепость и на весь этот край. Сначала изредка, а потом чаще и чаще им стали попадаться валяющиеся вдоль дороги тела мёртвых амазонок, а кое-где и ещё до сих пор не убранных мёртвых ящеров и курсантов.

Притихшие, сбившиеся в плотную кучу, они, по дороге, огибающей крепость со стороны леса, подошли к воротам крепости и неожиданно увидели страшную картину. Если там, возле Медвежьей, им показалось, что нет ничего страшнее сотни тел погибших их товарищей, но, то, что творилось на берегу реки, в месте выхода водных ворот, выходящих непосредственно к пристани, не поддавалось вообще никакому воображению.

Весь причал, так к этому времени до конца не достроенный, был завален грудами трупов мёртвых амазонок в перемешку с телами курсантов и ящеров. Горы тел громоздились возле распахнутых настежь ворот крепости и густым двойным, а местами и тройным слоем покрывали берег и доски причала.

Возле причала вяло дотлевали три большие десантные лодьи полузатопленными по самые палубы, заваленные сверху ещё чадящими брёвнами из штабелей по краю причала и полуобгорелыми трупами амазонок, истыканных как ежи арбалетными болтами.

— Да, — мрачно протянул кто-то из толпы пленных, сгрудившихся на берегу, — видно болтов они не жалели.

— Как же это они так дуриком то сюда полезли? — раздался из толпы другой тоскливый голос.

— Не надо нас недооценивать, — неожиданно прервал их рассуждения суровый женский голос.

Перед обернувшимися пленными амазонками стояла тонкая, изящная, хорошо знакомая им фигурка баронессы. Чудовище, спрятанное под личиной изящной, красивой женщины, этой ночью высунувшее своё страшное мурло из прежней симпатичной личины. Незаметно подойдя к сгрудившимся в начале причала пленным амазонкам, она несколько минут молча наблюдала за всё более и более мрачневшими лицами пленных и когда посчитала, что они уже достаточно созрели, заговорила:

— Вы второй раз нас недооценили, — продолжила она тихим, усталым голосом. — Первый раз это было там, на Девичьем поле, второй раз здесь, этой ночью. Как вы уже, надеюсь, поняли, ваше руководство решило не тратить золото на ваш выкуп, а просто освободить вас, а заодно и прибрать к рукам наш город. Неплохая мысль, да бездарное исполнение. Результат вы видите, — кивнула баронесса на горы трупов, устилающие причал.

— Ваша задача, здесь всё прибрать. Мёртвых своих похоронить в реке, курсантов, ящеров, оружие сложить в отведённое для этого место.

— Как вы уже, надеюсь, заметили, пленных мы больше брать не стали. Поэтому, во избежание неприятностей, подобранное оружие не пытайтесь утаивать. У кого найдут потом хотя бы сломанный наконечник стрелы, будет повешен здесь же, на пристани.

— Я всё понятно излагаю? — окинула она присутствующих усталым, равнодушным взглядом.

— И учтите, то, что вы сейчас тут видите, специально для вас оставлено, чтобы у вас больше не было иллюзий на свой счёт. Похоже, что хорошее отношение, проявленное нами по отношению к вам, ваше руководство неправильно восприняло и посчитало это нашей слабостью, или боязнью. Надеюсь, сегодняшняя ночь развеет у них эти ложные представления.

Казалось, установившаяся с самого начала речи баронессы, мёртвая тишина, теперь не будет нарушаться даже дыханием, настолько кругом было тихо. Потрясённые амазонки, привыкшие уже к тому, что с ними в этом городе все носятся, как курица с яйцом, даже не могли себе ещё буквально пару часов назад, представить, что подобное возможно.

Ни пленных, ни раненых. Жестокость. Безпощадная, расчётливая жестокость, с которой были добиты все, абсолютно все раненые этой ночью, ввергла их в шок. Они прекрасно помнили, как многих из них, чуть ли не большинство, вытягивали с того света, заживляя дорогими, редкими лекарствами, страшные, порою, по всеобщему мнению, безнадёжные раны. А тут было всё не так. Этой ночью никого в плен не брали. Никого. И это было страшно.

— За себя не беспокойтесь. В вашем положении мало что изменится, — немного помолчав, продолжила баронесса. — Вам повезло, вы не принимали участие в мятеже. Хотя в этом и нет вашей заслуги. Просто мы успели вас вовремя изолировать, но слово сказано. Только по это причине для вас ничего не изменится. Вы будете и дальше работать, пока не отработаете свои долги, после чего можете убираться на все четыре стороны. А сейчас, вы уберёте всю эту падаль, что привезли сюда ваши бывшие товарищи. И повторяю, — баронесса на миг прервалась, обведя столпившихся перед ней амазонок равнодушным, усталым взглядом красных после бессонной ночи глаз, — если у кого-нибудь по окончании окажется в кармане случайно завалявшийся обломок стрелы или ещё что-либо колюще-режущее, тот будет повешен прямо здесь же, на этой пристани. Я всё сказала. А теперь, работайте!

Ещё раз, окинув равнодушным взглядом угрюмо молчащих амазонок, она развернулась и спокойно прошла в распахнутые настежь ворота крепости, в которых постоянно сновали вооружённые егеря и курсанты, сносившие с пристани собранное оружие.

— В этом году будет много раков, — мрачный голос, раздавшийся из глубины строя амазонок, казалось, с треском разорвал жуткую тишину, установившуюся после слов баронессы.

— Смотрите, не добавьте им корма, — полуобернувшись, и лишь на краткий миг, задержавшись в воротах, равнодушно бросила баронесса.

Больше не оглядываясь, она прошла куда-то в глубь крепости, оставив амазонок одних убираться на причале.

Чествование героев.*

Зимние праздники года семь тысяч пятьсот девятнадцатого от сотворения мира в славном городе Левобережья Старый Ключ выдались в этот год на зависть всем чудо как хороши.

Затянувшееся чуть ли не на неделю чествование героев, спасших родной город от вконец обнаглевших амазонок, для Маши пролетели одним мимолётным видением. Такого душевного подъёма и буквально летящей радости, от осознания того простого факта что тебя все любят, уважают, везде, едва завидя радостно здороваются при встрече, словно с дорогим и любимым родственником, будто пьяным хмелем кружило Машину голову.

— "Слабая женская головка, — под конец шутила она сама над собой. — Как мало ей надо для счастья".

Никогда раньше, чужая на этой планете, чужая в этом городе, она даже в мыслях не могла себе представить, что подобное когда-нибудь случится не скем-либо, а именно с ней. Что все в этом городе её полюбят. Искренне, горячо, как свою, родную.

Ещё бы. Она была той, кто загодя предупредила городские власти о готовящемся мятеже и тем самым фактически сорвала захват города. Она и ещё Двести Городских Стражников, умерших в распахнутых настеж городских воротах, но так и не пустивших врага в город. Своей смертью стяжавших безсмертную славу героев.

Про гибель же в Южном заливе под стенами Речной крепости и среди сгоревших казарм Корнеевской воинской школы более полутора тысяч курсантов, своими жизнями остановивших основной вал десанта, все старались не вспоминать. Слишком высока и кровава оказалась цена, заплаченная городом за отражение набега. Павших героев тихо, с почестями похоронили и… о том что они вообще были, постарались тут же забыть. Как и про то что их было столь много. Об этом старались лишний раз теперь не вспоминать, дабы не бередить свежие незарубцевавшиеся душевные раны.

Впрочем, как и о том, что Марья Корнеева, героиня, спасшая своим предупреждением всех в городе, была не одна. На роль баронессы Изабеллы де Вехтор в деле раннего предупреждения властей о готовящемся мятеже и набеге, почему-то тоже все старались не акцентировать внимание. Наверное потому, что она до сих пор в городе была фактически чужая, дворянка, более того — баронесса одного из самых знаменитых поречных родов, хоть и заглохшего теперь, но всё равно дворянка. А с баронами, да и вообще с поречным дворянством у левобережцев отношения были весьма-а-а сложные, если не сказать откровенно враждебные. Поэтому, наверное и про то, какую роль сыграла сама Изабелла де Вехтор в деле подавления мятежа и разгроме просочившихся в город мятежниц, старательно старались не говорить. Слишком уж роль самих городских властей на её фоне выглядела откровенно неприглядной.

Да и сама Изабелла де Вехтор совершенно не лезла в герои и предпочитала лишний раз на улицах не появляться, сторонясь поздравлений и избегая устроенных городскими властями в честь победы пышных празднецств. Да и какая-то она была чужая, холодная, гордо-надменная. Какая-то… не такая!

А Маша была своя, которую все знали. Знали хорошо и давно. Настолько давно, что все уже и забыли когда она появилась в городе. К которой все привыкли и давным-давно уже считали за свою, коренную.

Потому, видать, ей и досталась львиная доля славы.

И Маша буквально купалась в её жарких, обжигающих лучах. Жадно впитывая то, чего всю жазнь была лишена, всеми фибрами своей истосковавшейся по вниманию и человеческой любви души, на впитывала всеобщую любовь и славу.

Лишь одно слегка, чуть-чуть, портило её радость. Вмешательство Изабеллы в её дела. И те неисправимые теперь глупости, что та умудрилась наворотить за один только первый день после изгнания амазонок. Даже не за день, а за вечер.

Впрочем, Маша была за то на неё не в большой обиде. То что они, пожертвовав немногим, получили взамен, если честно и перед собой не лукавить, того стоило. Да и то как лихо баронесса провернула ту операцию по обмену, ей понравилось. Раз, два и нет у них больше наглых и навязчивых компаньонов.

— "Да, Белла была права. Именно так быстро и стоило это сделать. Пока они не опамятовались и чувствовали свою вину за то что прос…ли нападение", — Маша мысленно, в который уже раз за последние дни, перебрала в памяти последнюю сделку, окончательно оформившую достигнутое Беллой во время мятежа устное соглашение с городскими властями.

Придраться можно было ко многому, но… это как посмотреть.

Обмен уставной доли Головы в винном заводе на реке Рожайка, на долю компании в подобном же, но только что отстроенном водочном крепости-заводе на реке Мочве, возле Хрусталей, где были славные на весь край источники чистейшей, хрустально прозрачной воды…

Может быть и не стоило так торопиться. Может стоило подумать, получше подсчитать что теряем, что приобретаем и там, и там?

Хотя…, что там смотреть. Четыре больших земельных участка в городе, площадью до полудесятины каждый, где до мятежа располагались сгоревшие во время мятежа трактиры Старосты, как бы в подарок, безвозмездно, в вечное владение и пользование переданные городскими властями компании… Может, оно того и стоило. Тем более подкреплённое официальными бумагами, теперь уже окончательно закрепляющими права конкретно Сидора Вехтора на занятый им в южном посаде на Кривой улочке небольшой участок земли, бывший фактический самозахват.

Даже название безымянной до того улочке официальное дали — Кривая, с явным ядовитым намёком на историю её происхождения и кривые пути получения благ. Пусть и заслуженных.

— "Ну и ладно, — окончательно выбросила она из головы все думы о произошедшем. — Главное, Сидору с профессором мы оформили земельку под официальный дом и усадебку в городе. Вот и хорошо. А то, что свою половину нового винокуренного завода продали за какие-то головешки и за сидорово поместье, чем и так фактически владели, но как бы неофциально, так и хрен бы с ним. Зато теперь всем владеем официально, теперь не придерёшься.

— А то что завод на Рожайке сгорел? Так ихрен бы с ним, заново отстроим. А то и ещё один построим. У нас их в плане вообще было несколько.

Тем более что знаем, что и где надо строить, в отличие от Головы.

Всё же удачно получилось с этим набегом, и с тем что в тот момент на винном заводе дежурила именно смена дружинников Головы. Хорошо что он нам с Беллой так и не поверил, что будет набег. До тла сожжённая мельница на Рожайке, сгоревшие нах амбары с зерном и пара обрушенных угловых башен — прекрасный довод для понимания насколько эфемерны его вложения в нашу водочную промышленность. Наконец-то он понял что у любого предприятия должен быть один хозяин. И совсем не обязательно что именно он.

И вырезанная за одну ночь немалая охрана из ленивых, наглых бездельников, его же собственных дружинников, прекрасное средство для вразумления мозгов таких идиотов".

Больше всего ей в той истории понравилось как собравшиеся на встречу с хозяевами сгоревшего завода окрестные мужики набили морду Голове и всей его немалой охране, сопровождавшей их в ту поездку.

Как оказалось, местных хуторян, у которых сгорело всё их завезённое на завод зерно, уже к их приезду кто-то неизвестный известил, что городские власти накануне нападения и на завод, и на город оказывается были подробно извещены о том, что оно готовится. Извещены даже по срокам. Но никаких выводов и телодвижений властями сделано не было.

И, как следствие бездеятельности властей, должным образом не оформленное и естественно не оплаченное их зерно, преспокойно сгорело в пламени подожжённого амазонками завода. Сумев его сходу легко взять, они не смогли ничего из амбаров вывезти. Русло Рожайки после того как по ней прошли вверх от Каменки несколько малых воровских ушкуев неожиданно оказалось перегорожено неизвестно откуда взявшейся цепью на реке. А по обоим берегам воровских находников ждали две батареи с многоствольными арбалетами и умелыми стрелками ящерами.

Так что амазонкам пришлось бросить свои ушкуи и быстренько убираться обратно домой пёхом.

Жаль что они перед тем сожгли свои суда. И в отличие от того что осталось в Южном заливе Каменки, под городом, от тех ушкуев остались одни лишь головешки. Ничем их ящеры не смогли от них поживиться.

Ох и огрёб же люлей по своей наглой сытой роже от мужиков за то Голова. За то что оказывается знал, но не обеспечил должной охраны общего достояния. Еле-еле отбили его тушку охранники от озверевшего народа. Даже бабы приняли в том самое горячее и непосредственное участие. Ох и пинали же его ногами, ох и пинали.

Маша мстительно усмехнулась, на миг вспомнив помятый вид Головы, когда тот с кривой, битой рожей, подписывал бумаги о передаче ему всех прав на недавно построенный водочный крепость-заводик, в обмен на его долю в старом, сожжённом амазонками заводе на Рожайке и участки земли в городе. Как тот теперь будет разбираться со своим другом Старостой, чьи фактически участки их компания с подачи городских властей захапала себе в собственность, это было даже интересно. Если эти две змеюки теперь не передерутся между собой, то она тогда ничего в людях не понимает. И формальное согласие на эту сделку самого Старосты, официально принесённое в Управе, совсем ни о чём не говорит.

— "Ох, и коварная же баба эта Изабелла. Настоящая стерва, — довольно подумала Маша. — Как она ловко подбросила яблоко раздора двум старым друганам. И не важно что сейчас они не поссорились между собой. Лиха беда начало".

Но ещё лучше было то что теперь не она будет заниматься этими проклятыми водочными заводами. Слава Богу, что Изабелла обещалась снять с неё эту обузу.

После того как Маша с Корнем и с профессором побывала на захваченном и сожженном амазонками водочном заводе на Рожайке, в душе Маши словно что-то оборвалось. Столько трудов пошедших прахом. Сколько бессонных ночей, сорванного голоса и потраченных нервов. Столько сожжённого дорогого имущества. И плевать на то что большая часть так и не была до того завезена на завод и не установлена.

Сгоревшая мельница, стены, казармы, склады, амбары… Всё, всё, всё. всё, во что она чуть ли не год вкладывала частичку своего сердца, всё сгорело из-за какого-то придурка, который не пожелал прислушаться к тому что ему говорят только по одной причине. По причине того что это сказала женщина.

"Волос долог, ум короток" — вот как этот козёл Голова наверное думал. И вот истинная причина того что там произошло. И слава Богу что теперь этим объектом заниматься будет Белла. Маша уже просто не могла там находиться. Ей было тяжело, словно находиться на месте смерти когда-то близкого ей человека.

Оставалось последнее. Оформить бумаги теперь ещё и на участок земли, передаваемый властями города ящерам под их нужды. Под какую-то мифическую Академию Медицины. Совершенно безумный проект, что зачем-то замутила Белла совместно с профессором.

Вот уж чего-чего, а того что эти два, чуть ли не в открытую ненавидящих друг друга человека сойдутся в одном этом вопросе, Маша никак не ожидала. Хотя и с тем, и с другой была полностью согласна, как впрочем и Корней. Ящеров за оказанную городу серьёзную помощь при подавлении мятежа следовало серьёзно отблагодарить. Ведь они могли не вмешиваться и спокойно отсидеться в стороне. Тем не менее, делать этого не стали.

И отблагодарить следовало единственным возможным в данных условиях способом. Если власти города не шевелились, то именно они должны были дать ящерам возможность создать в городе Старый Ключ свою Медицинскую Академию и тем самым серьёзно, а не на птичьих правах закрепиться в городе.

Вот это действительно была неплохая идея Беллы. Следует признать что в этой симпатичной головке довольно странной дворянки Изабеллы де Вехтор, иногда появляются хоть и неожиданные, странные, но весьма, весьма стоящие мысли.

Ну а то, что выделенный участок под Академию оказался далеко за городом, так и что с того. Зато большой и безвозмездно. Целых десять гектар, или, как здесь говорят, квадратных десятин заросшего сорным редколесьем заброшенного старого выгона. Да и рядом от ними к тому ж, между Берлогом и южным посадом. Да к тому же с вечным освобождением от всех видов арендных плетежей. Только стройтесь и пользуйтесь.

Правда, зачем надо было это делать в тайне от самих именинников, то есть от ящеров, Маша искренне не понимала. Хотя, полностью была согласна с Изабеллой, что все блага ящеры должны получать непосредственно из их рук, а не из рук городских властей. Всё-таки они должны были видеть что им не только шишки достаются от союза с этими конкретными людьми, но ещё и пряники. Правда, где был тот мифический пряник, которым будет, как считала Изабелла для ящеров их Академия, Маша искренне не понимала. Но, в это дело не лезла. Хочет Белка поразвлечься, наверное от скуки, так почему бы и нет. Пусть тешится.

Да и вообще. Жизнь налаживалась. Теперь надо было ещё решить проблему с Димкиными девчонками, и тогда уже окончательно спокойно можно было терпеливо подождать возвращения обоих загулявших в Приморье бездельников.

Что они там делали столько времени, Маше было совершенно не понятно, да и не интересно, по большому счёту. Она в их дела не лезла и знать что у них там именно происходит, ей было всё равно. Но в чём она была уверена абсолютно, глядя на полнеющие прямо на глазах фигуры что Изабеллы, что Димкиных двойняшек, и тот, и другой, скоро прибегут обратно. Что-что, а тяга к тихой семейной жизни в окружении детишек, отчётливо прослеживалась в поступках и того, и другого.

Судьбы соломенных жён. *

Не откладывая дела в долгий ящик, Маша собралась в Долину. Ехать туда одной, чтоб на месте самой разобраться с живущими там двойняшками, она, честно сказать, побоялась. И дорога туда, и гать эта, чёртова, через топкое болото, и тёмный еловый лес, с двух сторон вплотную подступающий к дороге, да и всё что там совсем недавно произошло — всё навевало тяжёлые, тягостные воспоминания. Да и ехать туда одна Маша просто поостереглась.

Решать самой судьбу чужих жён, хоть официально и не признанных, но фактически таковыми являющимися, ей одной не стоило. Что с ней сделает Димон, потом, когда вернётся, в случае если ему не понравится её вмешательство в дела его семьи, Маша боялась себе даже представить. Тихий, тихий, добрый, добрый, а когда серьёзно задевали его интересы, или когда он считал что в определённые его дела никто не имеет права вмешиваться, даже его друзья, Димон превращался в бо-о-льшую скотину. И чего можно было тогда от него ждать, одному Богу было известно. Управы на него не было. Правда, кроме Сидора. Потому никто из друзей, тех кто их обоих давно знал, и не пытался никогда вмешиваться в его жизнь, принимая его таким как он есть. Тот не терпел иного. И никогда не прощал. А мстительностью и злопамятностью, мог бы переплюнуть и своего дружка Сидора, тоже ту ещё сволочь, которую все почему-то считали рохлей и покладистым, мягкотелым интеллигентом.

О-о, если б только они знали их так же хорошо как знала обоих друзей Маша. Знали бы, насколько сам Сидор ненавидел само слово интеллигент. Вот тогда бы они глубоко задумались. Тот берёг друзей и всегда мстил врагам. Потому и Маша так сразу и безаговорочно присоединилась к их компании. Знала, чтобы не случилась, а те её никогда не бросят. Намаявшись без друзей, без знакомых, без родственников, без чьей-либо поддержки и помощи, одна, в чужом мире, она теперь очень дорожила неожиданно нашедшимися здесь старыми друзьями. И совсем не хотела их обидить хоть чем-либо.

И уж она-то хорошо знала, что терпения Сидору было не занимать и он мог ждать годами, пока у него не появится возможность отомстить. И если он считал что с ним поступили несправедливо, то виновному Маша искренне не завидовала. А то что окружающие этого не понимают, Сидору было всё равно. Он мог и потерпеть. Столько, сколько потребуется. И ему было наплевать на мнение окружающих.

Поэтому к визиту в Долину надо было подойти со всей тщательностью и осторожностью, и заранее основательно подготовиться. А для начала надо решить — кого взять с собой.

Брать с собой Корнея смысла не имело, хоть и не мешало бы. Но Корнея Димкины девчонки не интересовали совершенно, и он считал что тот должен разобраться с ними сам. Когда вернётся. То что сами девчонки могли волноваться и тревожиться от неопределённости своей будущей судьбы, ему было всё равно. Он этого искренне не понимал. Как можно волноваться, когда и так всё ясно. Беременная — значит жена. Раз жена — значит живёт в доме. Раз живёт в доме и занимается хозяйством мужа — так чего же ей ещё надо, всё ясно. Пусть так и живёт.

А то что с девочками надо было поговорить, успокоить, описать их будущие прекрасные перспективы совместной жизни с Димой — так зачем. Итак всё понятно.

Одно слово — мужик, никакого такта.

Как ни любила Маша своего мужа, а в одном должна была признаться. Тот был прямолинеен как фонарный столб, и к поставленной цели всегда шёл самым коротким и прямым путём, не зная ни сомнений, ни колебаний. Поэтому брать его с собой было нельзя. Мог и ляпнуть чего-нибудь такого, специфического, из своего прошлого опыта бурной наёмнической молодости. Особенно глядя на уже округлившиеся фигуры Димкиных жён.

А ведь женская душа такая… ранимая…

Ей и самой порой доставалось от него такое, что она только морщилась, терпеливо выслушивая плоский солдатский юмор. А порой вообще хотелось прибить дурака, за особо сочные солёные перлы. Какие ж мужики бывают порой… КОЗЛЫ!

Поэтому, в долину поедут она, профессор, как культурный, воспитанный человек и Белла, как представитель семьи Сидора, непосредственно имеющая отношение к будущей судьбе юридически принадлежащих Сидору девиц.

Ещё поразмыслив, поняла что в Долину она без Корнея не поедет, потому что просто боится. Как оказалось, даже ящеры не всегда готовы противостоять атакам некоторых из амазонок, а дать полную гарантию того что в лесах вокруг города до сих пор не скрываются пропавшие куда-то после нападения волчьи вдовы, она бы сейчас не рискнула. Кто их знает, амазонок этих. А лишний десяток курсантов, постоянно последнее время сопровождающий Корнея, мог бы в таком случае оказаться совсем не лишним.

То, что разговор с девочками выйдет такой эмоционально тяжёлый и не простой, она как-то перед поездкой не подумала. Похоже, сама заразилась от своего мужа пофигизмом, раз ей в голову пришла такая глупая мысль что девочки спокойно сидят в долине, терпеливо ожидая решения своей участи и возвращения своего мужа.

Если они чего и ждали, то только определённости своей дальнейшей судьбы и ничего более. И первая же фраза об этом тут же вызвала бурный взрый чувств, бурю эмоций и поток слёз. Отревевшись, близняшки поуспокоились и уже гораздо спокойней смогли поговорить по интересующей всех теме.

— Дома нас ничего не ждёт, — сразу же определилась со своим будущим самая из них боевая — Лия. — Голые казармы в Речной Страже, где даже личных вещей имеем право иметь только строго определённый перечень. Да вечные бои на постоянной войне: или на реке, или на берегу, пока не убьют, или не покалечат. Из семьи у нас была только мать, да и ту недавно убили в каких-то клановых разборках. Есть ещё сестра, третья близняшка. Но где она сейчас — неизвестно. Как раз этой осенью, после того как пришло от нас известие, что корпус, где мы служили, уничтожен русскими, соседи дом наш сожгли, родовой участок заняли. Возвращаться совсем некуда стало.

— Добрые у вас, как я посмотрю, соседи, — тихо пробормотала себе под нос Маша.

— Можно подумать здесь другие, — тихо хмыкнула Лая, покосившись на неё.

— А тут Димочка, — Лия сердито глянула на сестру, недовольная что её прерывают, — пещеры с тайнами, ягодники. Колоссальные, на сотни гектар. Не то что наши три десятины тощей болотистой землицы дома, которых и тех уже нет.

— Компания, опять же, интересная. Один только профессор, чего стоит, — покосилась она на сразу смутившегося профессора. — Обещал нас выучить азбуке и счёту. И действительно учит. А баронесса? — с тихим ужасом, пополам с восторгом выдохнула она.

— Наконец, вы Маша. Властная и самостоятельная женщина. В таком положении и тянущая на себе мужа и огромное хозяйство банка, в котором вы стали самым главным президентом.

Корней удивлённо покосился на невозмутимую Машу, которая, похоже, любопытный перл молодой девчонки просто пропустила мимо ушей. До сего момента он даже и не предполагал что его оказывается на себе кто-то куда-то ещё и волокёт.

— "Вот две молодые дуры, — с весёлым, тут же задавленным смешком подумал он. — Что значит воспитание у амазонок. Совсем мужика за человека не считают. Если действительно останутся, тяжело им придётся. Хотя, тут всё зависит от Димона. Сумеет справиться — будет сыт, пьян и обласкан. Нет — так и будет бегать по Приморью, пока смерть свою не поймает на кончике стрелы.

Кстати, — неожиданно озадачился он, — а о каком таком особом положении Машки они упоминали?"

— Вы не думайте, что мы такие непонятливые, — с умным видом продолжала меж тем вещать Лия. — Мы прекрасно понимаем, что это за работа такая, и что такое иметь в вашем положении детей, и что они для вас значат.

— "О, блин! — в панике заметалась мысль Маши. — Муж ещё не знает, а эти две шалашовки уже догадались. Кошмар!"

— Тут бурная, интересная жизнь, а там… скука, — продолжала вещать речитативом амазонка, — голые казармы, да муштра без малейших перспектив на будущее. Или ты думаешь, что мы кому-то там нужны? — криво улыбнулась Лия. — Да мы расходный материал, солдатское мясо.

— У нас говорят пушечное мясо, — тихо откликнулась Маша.

— Как не называй, суть одна, — хмуро бросила вторая, Лая. — Там мы никто, здесь мы всё.

— Вернёмся сейчас, заставят аборт сделать. А если будут слишком большие сроки и будет угроза для жизни, дадут родить, а потом отберут детей в приют. А ты сама пошла служить дальше, — с кривой гримасой на лице, тихо проговорила какая-то из близняшек. — Ещё и колоссальные долги на шею повесят, за специальное медицинское обслуживание. Республика на тебя потратилась, образование дала, воспитывала, кормила, поила, в легион Речной Стражи служить отправила. В конце концов даже аборт залетевшей дуре сделала. Так чего ты хочешь. Служи! А про детей забудь. Дети не твои. Они Республики.

— Что же вы тогда довели мужика до того, что он от вас сбежал? — хмуро бросила ей Маша. — Полгода прошло, а он и не думает возвращаться. Да и неизвестно ещё, как он себя поведёт, если вообще, вернётся, — хмуро бросила близняшкам Маша, мрачно поглядывая на скуксившихся амазонок.

— Кто же знал, что оно так повернётся, — тихо проговорила Лия.

— Хотелось, как лучше, чтоб у мужика ни в чём отказа не было, чтоб, как сыр в масле катался. А оно вона как вышло, — грустно добавила вторая.

Маша, мрачная, как грозовая туча сердито посмотрела на Корнея с профессором. Оба два, как один, тут же, мгновенно отвели глаза, явно не желая принимать никакого участия в решении их судеб.

Так и не дождавшись от них никакой реакции, Маша презрительно фыркнула, бросив в их сторону ещё один, уничижительный взгляд. Поняв что они ей не помошники, недовольным голосом проговорила:

— Ну, муженёк, давай, высказывай своё мнение, — требовательно потеребила она его за рукав.

Покряхтев, посопев, почесавшись во всех местах, Корней, недовольно зыркнув на профессора, что-то уж слишком озабоченно рассматривающего на пустой совершенно стене пещеры, недовольным голосом ответил, ещё раз мрачно на него покосясь:

— Ну, — тут же застрял он на первом же слове. — В том бардаке, что творился у нас последние дни. они явно были на нашей стороне. Даже эти их подруги, крестьянки, к ним примкнули. Так что с этой стороны, у меня к ним претензий нет. Ну а чего от них потом ожидать, я не знаю. — И замолк, мрачно уставившись в ту же стену, что изучал и профессор.

— Та-ак, — насмешливо протянула Маша, — один высказался. Осталось дело за вторым, таким же многословным. Говорите, профессор, — тихим голосом поторопила она его.

Профессор, оторвавшись от изучения совершенно пустой стены, мрачно зыркнул на периодически посматривающего на него, насмешливо ухмыляющегося Корнея. Раздражённо почесав неряшливый, заросший седой щетиной подбородок, недовольным голосом проворчал:

— Я вообще не вижу причин лезть в семейные дела Димона. Он их пригрел, сразу обоих, или обеих, — запнулся он, уточняя. — Это его жёны, причём обе. А то примем сейчас какое-нибудь решение, так будьте уверены что любое наше решение ему не понравится. Вы же знаете, какой занудой он может быть. Житья же нам потом не даст. Поэтому, пусть разбирается сам. Не маленький.

Маша, скептически посмотрев и на этого советчика, так от него и не дождавшись больше ничего, тяжело вздохнула и подвела итоги:

— Ну, раз эти мерзавцы явно самоустраняются, то вот что я скажу вам, бабоньки. Живите пока как жили. Будете заниматься питомником в долине. Место здесь тихое, как раз вам, в вашем положении подойдёт. Возьмёте себе в помощь свою подругу, что единственная осталась из тех, кто с вами раньше был. Тем более что заняла она правильную сторону. Если ещё кто понадобится, то говорите, варианты рассмотрим. Вам, в вашем положении, втроём тут явно не справиться. Так что — не стесняйтесь. Набирайте штат помошниц, столько, сколько надо.

— И насчёт того что тут зимой делать нечего — не беспокойтесь, — улыбнулась как-то нехорошо, с намёком Изабелла. — Тот срач, что остался возле пещер после вывода из долины нефтяного заводика лет несколько придётся исправлять. Но начать надо сейчас, немедленно.

— И начните с того, чтобы немедленно вырубить остатки поломанных деревьев и выкопайте пеньки от ранее вырубленных. А на их место — посадите новые. Работы — до весны хватит. Так что можете смело набирать бригаду и в десять и в двадцать человек.

Но учтите, начнёт кто проявлять интерес к другим пещерам, или ещё каким образом совать свой нос куда не надо…, - голос Изабеллы заметно похолодел, черты лица заострились, и на расслабившихся было девчонок глянул суровый, беспощадный лик истинной поречной дворянки, — немедленно доложить, а такого любопытного сразу взять на заметку.

Напоминаю вам ваше истинное положение. Власти республики официально от вас отказались, выкупив пленных из последнего набега и не заплатив за вас ни ломаной монетки. Вам не простили занятой всеми вами позиции нейтралитета во время мятежа.

Надеюсь, вы теперь понимаете своё положение и чем это для вас обернётся в случае измены уже здешним властям. Отказавшись от вас, власти Амазонии фактически обрекли вас на безправное положение. Теперь любой может вас закабались без каких-либо для себя последствий. Так что, если б даже у вас и осталась родовая земля и дом в Амазонии, возвращаться вам всё равно было бы некуда. Потому и дом ваш там разграбили, что вы теперь были никто, пустое место.

И соседи здесь ни при чём, — бросила она холодный взгляд на Машу. — Это месть властей.

Поэтому, от вас потребуется максимальная лояльность к местным, в данном случае городским властям. Не забывайте этого. И предупредите своих подруг какими неприятностями для них может кончиться их расхлябанность и возможная лень. Пока вы нужны. Так что постарайтесь максимально использовать предоставленные вам возможности для закрепления в городе. Другого места у вас больше нет.

Маша удивлённо слушала монолог Изабеллы. Из того что та сказала, она мало что поняла, но основное уловила. Та их о чём-то предупреждала, о чём-то хорошо тем знакомом и понятном, но что так и осталось тайной за семью печатями для самой Маши. Впрочем, у неё и своих хлопот хватало, чтобы ещё вслушиваться что Изабелла говорит, или вмешиваться в её дела.

Изменившийся голос Изабеллы был видимо хорошо девчонкам понятен, потому как появившиеся было улыбки на их лицах мгновенно пропали, и они смотрели на Беллу уже не как на случайного здесь человека, а как на своего непосредственного командира. Это было удивительно, но тут Маша не могла ошибиться. Такие лица были слишком хорошо ей знакомы, чтобы что-либо спутать. Так курсанты мужа последнее время смотрели на Корнея, как на своего начальника и командира, должного, а главное, имеющего полное право распоряжаться их жизнью и смертью.

Укол ревности слабо кольнул Машино сердце, но она поспешила выбросить дурные мысли из головы, потому как прекрасно понимала, что соревноваться в умении командовать людьми с потомственной дворянкой ей можно было и не мечтать. Та сразу, сходу даст ей сто очков вперёд.

Впрочем, ей этого и не надо было делать. У каждой их них была своя судьба и свой путь. И с Беллой её жизнь, при всём равенстве нынешних условий, никогда не пересечётся. Они были и всегда будут разные. И мешать друг другу никогда не будут. У каждой было своё.

— Ну-с, — довольно потёрла она ручки. — Раз и с этим разобрались, то и с принятием решения по вашей дальнейшей судьбе, подождём. Пусть сначала Димон вернётся и сам определится, а там и видно будет. Нужны вы ему будете, значит, оставит. А нет? — Маша на миг прервалась, бросив внимательный взгляд на округлившиеся и пополневшие фигуры близняшек, и чему-то, ухмыльнувшись, весело добавила, глядя на их ставшие вдруг сразу слегка встревоженными лица. — Да не боись! Не бросим. Одних, с дитятями вас не оставим.

— Какими такими дитятями? — тут же сердито перебил её профессор.

Весь вечер занятый внимательным рассматриванием стен, потолка, пола, входной двери, пустынного, покрытого снегом пространства питомника и всего остального движимого и недвижимого имущества в долине и пещере, включая и все произрастающие на улице деревья, он, видимо только сейчас очнулся. И не поняв о чём идёт ресь, тот час же возмутился.

Сердито посмотрев на Машу, а затем, переведя недовольный взгляд на близняшек, профессор раздражённо заворчал.

— Где это ты тут дитёв видела, Маша. По-моему, это уже давно не дети. Дылды половозрелые. И за свои дела должны отвечать. Если бы не их дурацкая сексуальная активность, то и Димон бы не сбежал.

— Дитяти! — возмущённо воскликнул он. — Да и Сидор бы никуда без него не поехал. Тогда, глядишь, и мятежа бы этого дурацкого не было, — совсем уж не логично заметил он. — Глядишь, всё бы повернулось совсем не так. Не так кроваво, — тихо добавил он.

— Хоть вы то профессор, не сыпьте соль на раны, — недовольно поморщилась Маша.

Огромное количество погибших с двух сторон во время набега, совершенно неожиданное для той и для другой стороны, до сих пор было для Маши незаживающей раной. А уж то, что им приписали ещё и добивание раненых после боя, вообще бесило её. Хотя тут-то, конечно, они сами были виноваты.

— Всё было сделано совершенно правильно, — тихий голос Лии, неожиданно перебил Машу, недовольную вмешательством профессора, и собравшуюся было разнести того в пух и перья.

— Что? — удивлённо повернулась к ней Маша.

— Только так и можно было их остановить, — продолжила Лия, дождавшись установления мёртвой тишины в зале. — Если бы вы с ними церемонились, как там, на Девичьем поле, то они бы на этом не остановились и продолжали бы раз за разом пытаться завладеть городом. А этот приказ баронессы о поголовной резне и особенно о том, чтобы сбрасывать трупы в воду, резко охладил их пыл. Она добилась того, что те, кто мечтал о лёгком наскоке и последующем приятном грабеже, потом провели несколько дней в низовьях реки, вылавливая трупы. Несколько дней такой работы у кого хочешь, отобьют всякое желание к вам сюда соваться. Поэтому, они никогда больше к вам не полезут. В другие места может быть. Даже наверняка. А сюда нет, никогда. Мы хорошо знаем психологию своего бывшего начальства. Трусливые ничтожества.

Была бы на их месте Тара, так она бы не остановилась ни перед чем, пока бы не отомстила, а те, кто сейчас на её месте, не такие. Пожиже будут. Им бы лишь пограбить, да мошну свою личную набить, а о мести они даже не задумываются.

Мстить? Кому? За что? — горькая гримаса исказила её красивое лицо.

Мы им никто. Убили кого из нас, так и хрен бы нами.

Поэтому, о нынешних властях в Речной Страже и в правительстве республики можете спокойно забыть. Они своё получили и теперь успокоятся. А вот Тару, — многозначительно замолчала она, подчёркивая этим своё замечание. — Тару, настоятельно советуем вам опасаться. Пока она жива, постоянно держите её в поле своего зрения. Она никогда не простит вам такого отношения к её девочкам и стольких смертей.

Маша, переглянувшись с Изабеллой, медленно перевела свой взгляд на профессора с Корнеем. Внимательно выслушав речь амазонок она немного помолчала, а потом тихо проговорила:

— Вот оно, значит, как. А мы то всё недоумевали, чего это чуть ли не половина десанта вдруг взяла и остановилась, а потом чуть ли не бегом бросилась обратно. А им, оказывается, хватило. Что ж, — задумалась Маша. — Это следует тщательно проверить. И если это действительно так, то всё совершенно меняется. Значит, со стороны амазонок, можно набегов больше не бояться.

— Это так, — кивнула головой и вторая. — Тем более что пленные, те, кто попал не в ваши руки, а другим, в один голос утверждали, что Тара была ещё задолго до нападения отстранена от командования и распоряжалась там опять княжна Подгорная. Почему всё так прошло бездарно.

— Вы, оказывается уже и это знаете, — бросил на них задумчиый взгляд профессор. — Сидя здесь одни, в уединённой долине, вы оказывается знаете то, что лично я узнал только что, прямо перед нашей поездкой сюда…

— Пришли сведения, что это подтверждают, — бросил он взгляд на внезапно заинтересовавшегося разговором Корнея. — Тара действительно была отстранена от командования. Давно ещё, чуть ли не летом. И в её бывшем легионе к настоящему времени уже даже сотников ею назначеных не осталось. Никого, кого бы она лично когда-то командные должности ставила.

— Операцию полностью провела княжна Лидия Подгорная. Опять! Так что, таким количеством трофеев мы обязаны именно подгорной княжне, её полководческим талантам. Жаль вот только, что почти все лодьи десанта первой волны почти что сгорели, — с сожаление поцокал он языком. — Вот бы Сидор порадовался. Хотя…, - профессор кончиком указательного пальца почесал висок. — Это как посмотреть. Перед тем как сгореть, некоторые ещё и утонули. Так что корпуса, глядишь, в большей части ещё и целыми окажутся.

— Сколько возни то теперь сразу возникло, — сердито проворчал он, тихо, себе под нос.

— Надо вытащить их на берег — проверить, — неожиданно закончил он свою мысль на этой оптимистической ноте.

Мысли Изабеллы.*

Зима словно ждала сигнала по которому можно было бы ей вступить в свои права. Таким сигналом для города Старый Ключ стал мятеж пленных амазонок и попытка захвата города.

После этого погода вдруг словно опамятовалась и вспомнила что она подзадержалась на вроде бы как положенные по календарю морозы, и стремительно, в две недели вернула себе свои позиции. Реки наконец-то встали скованные льдом. В лесах выпал полуметровый слой пушистого, кипельно-белого снега, поля побелели, дороги замело, так что найти их в лесу можно было лишь по просеке. А в полях и на открытых участках, передвигаться можно было лишь зная хотя бы примерное направление, настолько всё вокруг стало ровное и безликое. А в городе буквально только что бившая ключом жизнь застыла и замерла.

Праздники, устроенные в честь начала зимы и успешного отражения набега воинственных соседок закончились. Погибших похоронили, тризны по ним справили, даже немногочисленных пленных, захваченных во время набега, сбагрили с рук. Руководство республики ещё до морозов успело подсуетиться и выкупить захваченных при последнем набеге пленных амазонок, сразу заплатив выставленную городскими властями крупную сумму.

То что и в этот раз она мало чем отличалась от той, что затребовал за пленных с Девичьего поля Сидор Вехтор, летом прошлого года, на удивление городских властей ничуть не остановила руководство Республики. Выкуп быстро был заплачен и пленные тут же были отпущены домой. И ещё до ледостава они отбыли.

И лишь после этого всем в городе стало окончательно ясно, что пленные с Девичьего Поля, захваченные летом прошлого года во время перегона лошадей из низовий Лонгары в Старый Ключ, так и останутся в городе. Никто, ничего за них не собирался платить. Они вдруг оказались никому не нужны.

Никто из этих оставшихся в городе пленных не выступил против города Старый Ключ во время набега и мятежа, и руководство республики этого им не простило. Воспользовавшись тем, что формально на момент пленения они пребывали как бы в юридическом вакууме, их бросили на произвол судьбы. И дальше они могли рассчитывать исключительно на собственные силы. Чем незамедлительно и воспользовались городские власти. Цена на рабочую силу и услуги амазонок буквально обрушилась.

Огромные суммы долга, на которые до того никто из них не обращал ни малейшего внимания, теперь тяжёлыми веригами внезапно повисли у них на ногах.

Поэтому и вопрос возврата затраченных на них средств и их долговых выплат для пленных сразу перешёл в практическую плоскость. Если они не хотели на всю оставшуюся жизнь оставаться в плену и существовать на фактически рабском положении, им надо было выкупаться самим. И казалось бы ленивые, ни на что не годные, равнодушные ко всему пленные амазонки бросились не просто работать, а натурально вкалывать, стремясь побыстрее освободиться от навязанного им ярма.

Возвращаться домой, теперь, после фактического отказа от них руководства республики, им стало невозможно. Да и выпавший сразу после набега снег, мороз, сковавший льдом реки, практически перекрыли все пути-дороги, отрезав от дома. Фактически на всю зиму они оказались заперты в городе.

И за каждую работящую, физически крепкую, здоровую, готовую буквально за гроши работать амазонку в городе установилась самая настоящая драчка. Да и сами пленные амазонки не отказывались теперь от предлагаемых работ. Они брались теперь за всё, составив в том немалую конкуренцию ящерам. Поэтому вчера ещё тихая, умиротворённая жизнь города сразу забила ключом.

И больше всего в этом выиграли кланы, кому после разгрома на Девичьем поле армии амазонок достались пленные. Владея правом распоряжаться пленными, они становились фактически монополистами, с которыми теперь надо было договариваться об использовании труда пленных. И неплохие с дешёвого труда пленных комиссионные, серьёзно пополнили не одну клановую казну. Посреднические услуги оказались весьма и весьма выгодными.

Так что, когда нашего профессора одним таким ясным зимним днём выдернули из его лаборатории в Берлоге, попросив заскочить в Совет в свободную для него минутку, он не стал откладывать. Предвкушая ещё один жирный заказ от городских властей на разработку и производство какого-нибудь очередного клея или пропитки, или ещё чего-нибудь такого же интересного, чем постоянно последнее время озабачивали его городские ремесленные гильдии, он не стал тянуть и поспешил в Управу.

Да и теплилась у него в душе мысль, что и их клан наконец-то вспомнят и попросят у него оказать содействие в использовании труда принадлежавших их клану пленных. Всё же там было не менее семи с половиной сотен голов, и возможные комиссионыые весьма бы неплохо пополнили его личную казну. Денег ему с убытием Сидора в Приморье постоянно не хватало. Машка, мерзавка, резко ограничивала его аппетиты, считая что он больше занимается чистой наукой, чем практическими исследованиями, которые можно было продать и получить хоть какие-то деньги. Ну а поскольку она в химии понимала чуть больше, чем в какой-нибудь реакции холодного синтеза где-нибудь на северном полюсе, то и разговаривать с ней было трудно.

Убедить её в необходимости оплаты профессорских исследований можно было, но очень трудно. Маша была практичный человек, поэтому последние полгода профессору больше приходилось рассчитывать в оплате своих работ на собственные финансы, чем на клановую казну. Потому он и хватался за любой призрак, который мог принести хоть какую-то копейку.

Проведя в Управе чуть ли не всё утро и весь день за пустыми, не несущими никакой информации неопределёнными разговорами, на крыльцо Совета он вышел уже в наступающих сумерках, имея на лице маску озадаченного, ничего не понимающего человека. Что вокруг происходит, он искренне не понимал. К работе его химической лаборатории, просьба властей посетить как можно скорей Управу не имела ни малейшего отношения. Вообще было ничего не понятно. Пустая болтовня, разговоры вокруг да около, ничего конкретного и постоянное заглядывание в глаза, как будто он что-то знал, а говорить не хотел, а они от него хотели что-то получить. И назойливые попытки его разговорить о чём-то. Вот если б только он знал о чём.

Оставался один путь — разобраться самому. Надо было посетить источник беспокойства городских властей — баронессу Изабеллу де Вехтор.

Как не хотелось туда идти, в свой бывший дом, а надо было встретиться с баронессой.

— "Что-то эта дамочка чем дальше, тем всё больше доставляет нам хлопот", — угрюмо подумал профессор. Маска беззаботности и всё понимающего человека, медленно сползла с его лица. Идти категорически не хотелось, а надо было. Следовало разобраться на месте и понять, что происходит.

— Ну что ж, пошли, поговорим, — угрюмо буркнул он куда-то в пространство.

Хорошо что на крыльце в этот час никого не было, иначе подумали бы что профессор заговариваться стал. А в свете творящихся вокруг непоняток, только этого ему сейчас и не хватало.

Выпавший накануне снег толстым пушастым ковром покрывал улицы города, и пёхом добираться чёрт знает куда, на далёкий от Управы южный конец города, не такому уж и молодому человеку, оказалось не так уж и легко. На Кривую улочку в Глухой тупик, как теперь официально называлось это место в южном посаде, профессор добрался уже в полной темноте.

Родная землянка встретила его двумя маячащими фигурами часовых у ворот и приветливо горящим в ночи одиноким огоньком окна жилой землянки. Больше никого ни на улице, ни во дворе профессор не заметил. Кивнув старым знакомым ящерам, он прошёл в калитку.

Совершенно непривычный вид засыпанного недавно выпавшим снегом внутреннего пространства двора, неожиданно теплом отозвался на сердце.

— Рыжий, чертяка, — довольно проворчал он, весело потрепав по голове мгновенно нарисовавшегося рядом с ним молодого лиса. — Выздоровел, бродяга. Ну, веди к хозяйке.

— Смылся. Ага! Мышковать побежал, — развеселился он, когда лис, вместо того чтобы прогуляться с ним до жилой землянки, куда-то мгновенно исчез.

Подойдя к входной двери он дёрнул за свисающий с правой стороны от входа кожанный шнурок. Едва слышный за толстой входной дверью колокольчик и сразу раздавшиеся вслед за тем шаги, показали что дома кто-то есть.

— Привет, Дашка, — поздоровался он, заходя и закрывая за собой входную дверь. — Баронесса дома?

— Возле камина сидит, о чём-то думает, — зашипела передавленным голосом Дарья. — Не велела беспокоить, но на тебя, я думаю это не распространяется.

— Ты к нам надолго? — тут же буквально прилипла она к нему, схватив за руку. — Возвращайся, — тихо заканючила она, снизу заглядывая в глаза. — Без тебя скучно. А уроки я все сделала, как ты и велел. Можешь проверить. Я каждый день в комнате у тебя печку топлю, чтоб тебе было не холодно, если ты вдруг вернёшься.

Возвращайся, старый, — снова заглянула она ему в глаза. — Не такая уж она и плохая.

— Кх-м, — прокашлялся профессор. В горле что-то запершило. — Ладно, — совсем смутился он. — Я подумаю.

— Тогда я побежала самовар ставить, — мгновенно повеселела Дашка, буквально метеором бросилась всем телом на дверь, ведущую из прихожей на кухню. — Я счас, — уже оттуда раздался её голос.

Ещё раз прокашлявшись, профессор с чувством небольшой неловкости открыл дверь в гостиную.

— "Похоже, за последний месяц я как-то успел от этого дома отвыкнуть", — сердито подумал он.

Стоящий в воздухе едва уловимый запах смолистого дыма, от горящего в камине можжевельника, тонкий аромат дорогих женских духов и царящий в комнате полумрак от горящей на столе одинокой свечи и отблесков горящего в углу камина, сразу настраивали на романтический лад. Обстановка была самая соответствующая.

В углу, возле камина, спиной к нему сидела баронесса Изабелла де Вехтор и молча смотрела на огонь. На скрип входной двери она не обернулась.

— Здравствуйте, баронесса, — профессор решил первым нарушить стоящее в комнате молчание.

— И вам не хворать, профессор, — раздалось от камина.

— О-как? — несказанно удивлённый ответным приветствием, профессор прошёл в комнату и присел на стул возле стола.

— Уж от кого, от кого, а от вас Изабелла, я таких слов не ожидал услышать.

— Положение диктует, — как-то непонятно отозвалась та. — Раз уж попала в такую среду, то надо соответствовать, — тут же пояснила она с кривой гримасой, исказившей её красивое лицо.

Зачем пришли? — сухим деловым тоном сразу перешла она к делу. — Только не говорите, что так поздно вы пришли домой чтобы переночевать в тепле. Мол, обратно в Берлог возвращаться поздно. Наверняка были в Совете и они вас там заболтали до ночи, пытаясь выпытать из вас то что вы сами не знаете.

— И чего же я такого не знаю? — тихо спросил профессор. Странная, резкая реакция баронессы на его сегодняшний приход показалась ему довольно интересной. — Поведайте мне, баронесса, что здесь происходит? Почему меня отрывают от моих исследований в Берлоге и тянут в город, в котором мне делать нечего. Меня, занятого человека?

Что же так интересует городские власти, что они так мне и не сказали зачем меня столь поспешно из Берлога вызвали? — усмехнулся он.

Профессор уже понял что перед ним сидит настоящий виновник всех его сегодняшних недоразумений и сейчас он получит ответ на все свои вопросы. Настроение его резко пошло вверх.

— Вас вызвали чтобы вызнать что такого стало известно баронессе де Вехтор, что она озаботилась строительством новой крепостной стены вокруг всего южного посада.

— А вы озаботились? — удивлённо поднял брови профессор. Новость была необычная. Она ошарашивала.

— Я что, похожа на больную? — скупо усмехнулась в ответ Изабелла. На профессора она бросила мимолётный, косой взгляд. — Даже по самым скромным подсчётам, крепостная стена вокруг всего южного посада стоить будет миллионы. А где вы у меня их видели? Не говоря уж о том, а нахрена оно мне надо, — ухмыльнулась она.

— Ну, — замялся профессор. Поведение баронессы, и особенно её непривычный, вдруг ставший таким странно знакомым слог, ошарашивали. Он не знал как и реагировать. — Я не знаю ваше финансовое положение.

— А зачем мне это, вы не задались вопросом? — в царящей в землянке темноте глаза её как-то странно блестнули. — Зачем мне делать чужим людям такие дорогие подарки?

— Значит, дело не в деньгах и не в стене, — тут же сделал профессор для себя правильный вывод. — Что произошло?

— Ничего, — невозмутимо отозвалась баронесса. — Ничего такого, чего бы вы не знали.

— Тогда остаётся выяснить о чём вообще идёт речь, — улыбнулся профессор. Словестная пикировка с молодой, красивой женщиной настраивала на весёлый, шутливый лад.

— Речь идёт о том, почему напавшие на город амазонки, прорвавшись из района порта, не стали прорываться дальше к центру, как логично вроде следовало бы предположить, а бросились к нам, сюда в южный угол.

— Упс, — озадаченно проговорил профессор. Появившаяся было улыбка медленно покинула его лицо. — А вот это уже интересно. И что же такого произошло за последнее время, баронесса, что спустя чуть ли не месяц после прошедшего, вы вдруг озаботились подобным вопросом.

— Ваши слова.

— Мои? — неподдельно удивился профессор. — А что я такого сказал?

— Что нападением на город непосредственно руководила княжна Лидия Подгорная.

— И что? — озаботился профессор. Он пока что ничего не понимал. — Что в этом такого?

— А то, — хмыкнула Изабелла. — Что первоначальное всеобщее убеждение всех в городе о том, что прорвавшиеся из района порта амазонки решили окольными путями, по краю города, кривыми пустыми улочками пробраться к южным вратам, и ударом в спину защитникам помочь наступающим с юга своим войскам, не выдерживают никакой критики.

— С чего это вы решили? — осторожно полюбопытствовал профессор. Некие подобные мысли и так крутились последнее время у него в голове. Но услышать им подтверждение из уст этой молодой, взбаламошной, как он сам ещё недавно думал, девчонки, он никак не ожидал.

— С того что командовала нападением княжна Подгорная? — неверяще в подобную глупость, переспросил он.

— Да, — тихим, чётко акцентированным голосом откликнулась Белла.

— Хм, — буркнул профессор. — Смелый вывод. Поясните.

— Первое. Напавшие со стороны речного порта амазонки, прорвавшись через район портовых бараков, никак не могли знать что со стороны южных ворот у них ничего не получилось. Между двумя группами нападавших не было прямой связи. Они ориентировались исключительно по времени, когда и где каждая из них должны были оказаться. Это вытекает из всей логики происходящего.

Второе. Даже если они узнали что южные ворота никто не откроет, прорываться туда удобнее было бы прямо из центра, от внутренней крепостной стены, где они уже были, двигаясь по Широкой улице прямо к южным воротам. Делать круг, чтобы сбоку зайти, пройдя по якобы пустым улочкам южного посада, бред полный.

Они просто не могли знать что улочки пустые. Но они прекрасно знали, что самый правильный путь — самый короткий. А самый короткий путь оттуда, где они свернули, был не к южным воротам, а к нам, сюда на южную сторону. В эту землянку.

Сюда и ещё к ящерам, расположившемся на соседней улочке, с нами по соседству. Как говорится, забор в забор. Вот сюда им действительно был самый прямой путь. И шли они сюда, а не к каким-то мифическим воротам. Это же подтверждает и то с какой безжалостностью были вырезаны двое встретившихся им по пути ясель с молодняком ящеров.

Они им мстили, — на секунду прервавшись, Изабелла внимательно посмотрела в глаза профессору, как бы проверяя, как тот реагирует на её слова. Удовлетворившись увиденным, продолжила. — Мстили нашим ящерам за измену князьям Подгорным, выразившуюся в том, что они покинули своё прежнее место жительства на границе Империи и Подгорного княжества. Тем самым лишив князей Подгорных того немалого дохода, что те с них имели, торгуя продаваемыми князьям по дешёвке дорогими ящеровыми лекарствами.

Они думали встретить в этом углу семьи ящеров и того не знали что накануне все покинули южный посад, решив принять участие в отражении нападения и рассредоточившись по всему городу. Останься семьи ящеров здесь и неизвестно как ещё бы дело повернулось. Сотни матёрых воинов амазонок, против нскольких сот не готовых к отражению нападения, практически безоружных ящеров, поодиночке защищающих свои семьи. Да они бы вырезали их под ноль. Но! На месте никого не оказалось. Были лишь ясли с молодняком.

И пятьдесят мальков погибли.

Потом, они наверняка собирались разделаться и со мной, — криво усмехнулась Белла. — Но и тут им не свезло. Ни меня, ни вас, никого дома не было. Вы были в Речной крепости, Пристани, я в городе. Все мы воевали.

Никого не застав и даже для видимости ничего не ограбив, только вышибив у нас дверь, амазонки развернулись и убрались обратно в порт. Хотя могли бы уже отсюда ударить и по южным воротам, и на арсенал повернуть. Все пути им были открыты. Никого здесь не было. Но! Вместо этого, поняв что поставленные цели не достигнуты и теперь уже вряд ли будут в этот раз достигнуты, разворачиваются и уходят обратно в порт, к ждущим их там десантным судам.

Заметьте, профессор, не поддержав тех, кто в это время рубился возле арсенала и городской Управы, фактически бросив их на растерзание подошедшим к городу клановым войскам и оправившимся стражникам.

Потом спокойно погрузились на пустые суда, подожгли те что не могли взять с собой, обрекая тем самым оставшиеся в городе войска на гибель и плен, и… спокойно убыли.

Дело своё они сделали. Убедились что большего на данный момент выполнить невозможно. Бросили взятых ими как раз на такой случай смертников, из числа тех самых ветеранов Речной Стражи, и спокойно убыли восвояси.

Как вам такая картина?

— Логично, — задумчиво пробормотал профессор. — Очень логично. Признаться, после того как я получил известие, что к проведению операции причастна княжна Лидия Подгорная, и у меня самого стали возникать некие вопросы. Вы же вполне логично на них ответили.

— И что? — профессор посмотрел прямо в глаза Изабелла. — При чём здесь городские власти?

— Вчера я была в Управе и поинтересовалась сколько будет стоить поставить каменную крепостную стену, отделяющую южный посад от его портовой части. Вместо того старого хлипкого заборчика, что сейчас там стоит. Естественно с проездными вратами, чтоб всё как положено, — усмехнулась Белла.

Вот они и всполошились. А не знаю ли я ещё чего такого, что может быть и для них полезно. А вдруг им грозит ещё какое нападение, о котором я им почему-то не сказала.

После мятежа, после того как они у всех на глазах сели в лужу, они стали какие-то все нервные, — мстительно прищурилась Изабелла.

Вот они вас и выдернули из вашей кельи отшельника в Берлоге. Неужели не понятно? — едва заметно улыбнулась Белла одними кончиками губ.

— Понятно, — тихо проговорил профессор. — Теперь-то как раз понятно.

— Что-нибудь ещё заметили? — поинтересовался он. Изабелла явно что-то недоговаривала, если судить по задумчиву, внимательному взгляду, который она не сводила с него.

— Ещё? — непоределённо как-то окликнулась она. — Как вам такой вопрос.

— А куда делись те две с половиной сотни дублёров, которых семьи богатых амазонок выставили на замену попавших в плен, на время, пока не соберут и не привезут выкуп. Ну, десяток я зарубила на площади перед Управой, из тех кто первыми захватил арсенал. Десяток в районе порта. Два десятка курсанты растреляли возле южных ворот. Там, сям ещё десяток, другой наберётся. Парочку повесили на виселице перед Управой.

— А где пропавшие во время мятежа остальные почти две сотни амазонок, принимавших участие в мятеже?

— Их нет, — Белла как-то неопределённо улыбнулась. — Нет почти двухсот так называеых дублёров, принявших самое активное участие в мятеже. И после него буквально растворившихся в воздухе.

— Думаю, городские власти на это тоже обратили своё внимание, раз сразу после мятежа всем пленным, не разделяя, запретили появляться в городе, вплоть до особого распоряжения. Ну а сейчас перетряхивают все кланы за городом, проверяя где кто был и что делал.

— Ну и где они по вашему? — мрачно буркнул профессор.

— Конечно уплыли вместе с тем отрядом, что вырезал мальков у ящеров, — сухо и резко бросила Белла. — Пошумели возле восточных ворот, отвлекли тем внимание подошедшх клановый войск, и спокойно растворились в районе порта.

— Что им тут оставалось делать? Мятеж подавлен, задание, ради которого их наняли — не выполнено. То, что их выкупать не будут, они наверняка планировали с самого начала, иначе бы не вели себя так жестоко с молодняком ящеров. И так демонстративно нагло не вели бы себя со всеми молодыми амазонками, после своего появления в городе. Настолько нагло, что настроили против себя всех, абсолютно всех пленных. Словно это с самого начала и было их главной целью.

— Что вполне могло быть, если руководство республики по каким-то своим причинам с самого начала решило слить весь курсантский выпуск этого года. Напомню вам, профессор, столичных, элитных школ не было на том Девичьем Поле, не забывайте этого.

— А молодняк вырезали именно они, те самые вдовы, и никто другой. Потому как приписываемое это действо бойцам Речной Сражи, напавшим на город, совершенно для них не характерно. Никогда подобного дела меж них не было и никогда они ранее себе ничего такого не позволяли. Так что нет причин думать что они все внезапно посходили с ума.

— Нет. Кто-то сознательно и старательно лепит из имперских ящеров врагов амазонкам. Спрашивается, кто и зачем?

— Ответ прост. Готовится война и заранее стравливают бывших ранее союзниками амазонок и имперских ящеров.

— Другой вопрос. Кому это надо? Ответ ещё более прост. Подгорным князьям. И, как это ни странно, самим имперским ящерам. Точнее — Императрице Сухайе.

— Спросите почему им двоим? Потому что они оба участвовали в налёте на Старый Ключ.

— Не могу пока найти доказательств, но что это так — просто чувствую. А своим чувствам я доверяю.

— Хотя, интересы Подгорных князей как раз-то просматриваются. Им надо отхватить себе кусок пустынных земель по правому берегу Северного Стрыя, ныне формально принадлежащий Амазонии, и наиболее удобно это сделать, пока амазонки заняты будут грызнёй с Империей.

— Империи же, видать по мнению той же Сухайи, молодой, глупой императрицы, выгоднее с амазонками война, чем мир. У неё в империи серьёзные проблемы. Под ней шатается трон. И маленькая победоносная война ей сейчас совсем не помешает. а общая граница у империи только с Амазонией и Подгорным княжеством.

— Но с княжеством у неё дружба, козырная дружба с далеко идущими интересами. А вот с амазонками, — Белла задумалась. — Тут что-то не то. Какая-то собака между ними пробежала.

— Дело меж ними явно идёт к войне, что видно даже невооружённым взглядом. Отношения между Республикой и Империей портятся прямо на глазах. Это даже мой Советник отметил.

— Да и думаю я, Сухайе надо устранить из жизни людей — глав кланов ящеров, чтобы и впредь не было подобных прецендентов. Она твёрдо ведёт линию на слом старых имперских традиций и сворачивать со своего пути не намерена.

— Только смерть её остановит, — тихо и задумчиво проговорила она. — И почему, спрашивается наши ящеры ранее этого не сделали? — тихо пробормотала она себе под нос. — Надо подкинуть им эту идейку. Пусть думают.

— Пусть думают, — повысила она голос, подняв глаза и глядя прямо профессору в лицо. — Что им выгодней и для их родов лучше. Вечно скитаться по чужим углам или тихо удавить одну тварь на троне?

— Как вы сами не раз говорили, профессор. Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы. А то что она не человек — сути процесса не меняет.

— Изабелла, не хотите вернуться обратно? — неожиданно спросил профессор.

— Обратно, это куда? — враз насторожилась Белла.

— Обратно, это ко мне в ассистентки, — усмехнулся профессор. — А то мне вас, честно говоря, не хватает.

— Некому пробирки мыть? — скупо улыбнулась Белла.

— Пробирки то как раз есть кому, — поморщился профессор. — А вот провести правильно опыт, или отследить за правильностью химического процесса, чтобы ничего не взорвалось, вот этого действительно сделать некому. Уровень образования, извините не тот.

— Не хотите ли вернуться на должность лаборантки ко мне? — с ехидцей поинтересовался он.

— Лаборанткой нет, помошницей — не откажусь.

— Если только мы с вами решим один вопрос.

— Какой? — теперь насторожился профессор. От юной девицы, сделавшей такой нехилый анализ из кучи обрывочной информации, следовало всякого ожидать.

— А что вы профессор, в свете новых данных, собирается предпринять? — холодно поинтересовалась у него Белла. Пронзительные голубые глаза её зло сверкнули в свете отбрасываемых из камина колеблющихся теней пламени. — Не сидеть же терпеливо ожидая пока нас с вами убьют. Мне лично, такая позиция не нравится…

— Отлично, — звонко хлопнул профессор по столу ладонью. — Люблю параноиков.

— Значит, будем считать что договорились. Мне нравится ход ваших мыслей, Изабелла. Завтра же перебираюсь обратно. А вы, Белла, — неожиданно улыбнулся он, глядя на неё. — Ещё раз хорошенько подумайте. Не было ли в том нападении ещё чего-нибудь такого же, странного. Больно уж у вас оказалась развита наблюдательность и интуиция на подобные странные мелочи. Ишь ты, — хмыкнул он, мотнув головой. — Это бы не мешало использовать.

— Всё равно ведь зимой делать нечего, — весело рассмеялся он.