Расчёт по долгам. *

Исполняющая обязанности Управляющего Банка "Жемчужный" Марья Ивановна Корнеева сидела в удобном кресле на просторной открытой банковской террасе, прикрытой от сыплющегося из низких облаков мелкого сухого снега красивым резным навесом, и с мрачным видом рассматривала толпящийся перед террасой народ. Эта низкая, практически на уровне земли, очень удобная, комфортная терраса была по её требованию пристроена к парадному входу в банк совсем недавно, как раз накануне прошедших недавно событий. От струганного, свежего дерева ещё пахло приятным запахом свежей, смолистой древесины, едва заметно перебиваемым ещё не до конца выветрившимся резким химическим запахом профессорской морилки под красное дерево, последним его изобретением, которым он очень гордился и чуть ли не силой навязывал всем своим друзьям и знакомым.

От тихо гомонящей толпы её отсекала редкая цепь егерей, стоящих по краю террасы и широкий стол, стоящий прямо между нею и первым в очереди мужиком, бросающим на неё настороженные, косые взгляды.

Затянувшееся молчание, давило уже тяжёлым грузом ей на плечи, но начинать она не хотела, не дождавшись Изабеллы, с которой они вчера договорились с утра вместе провести выплаты. Честно говоря, самой ей было немного боязно сталкиваться одной с грубыми, здоровыми мужиками, стоящими сейчас по ту сторону оцепления. А Изабелле это было на удивление легко. Она ничего сложного в том не видела и спокойно согласилась помочь Маше с выплатами и разговорами с грубым мужичьём.

За её спиной стоял небольшой ящичек на колёсах, из которого обычно производились все выплаты. Видать поэтому толпа, в столь ранний час собравшаяся перед крыльцом банка, вела себя достаточно сдержанно, спокойно дожидаясь заявленного часа начала. И только шелест одежд, да поскрипывание сапог многочисленных родственников, пришедших по обычаю поддержать своим участием семьи погибших, нарушали стоящую на площади в столь ранний час тишину.

— Ну вот и баронесса. Наконец-то! — облегчённо обратилась она к мужику, стоящему первым в очереди и давно уже начавшему проявлять признаки раздражения.

А тут народ уже нервничать собрался, — с чувством лёгкой досады заметила она Изабелле, прошедшей мимо тихо гудящей очереди, проводившей её угрюмыми взглядами.

Опустившись рядом с ней в стоящее сбоку большое, удобное кресло, Белла невозмутимо бросила.

— Как договаривались, в восемь утра. Сейчас, восемь ноль, ноль, — поднеся руку глазам, Изабелла бросила мимолётный взгляд на изящные миниатюрные часики в золотом корпусе, подарок Сидора.

Это было единственное, что она приняла от него в подарок за всё время их совместного проживания в городе, и как знала Маша, правда со слов самого Сидора, очень дорожившая столь редким и дорогим подарком.

Где сам Сидор нашёл такие часы, он даже Маша, даже по страшному секрету не сказал, храня упорное молчание. Только морщился, а если она в своём упорстве наседала, то начинал грубо и грязно ругаться, говоря что он и врагу такого больше не посоветует. Но судя по тому что он после этого несколько месяцев не брал из кассы компании ни копейки на свои личные нужды, восполняя из своего кармана затраты на миниатюрные часики, заплаченная им за такую редкость сумма даже его впечатлила.

— Итак, — посмотрела она прямо на мужика — Фамилия, имя, отчество, причина здесь появления.

— Иван Дюжий, Васильев сын. Пособие на младшего сынка по смерти, — угрюмо глядя на неё, негромко отозвался мужик.

— Это из тех, что с Бугурусланом отправились? — Маша вопросительно взглянула на Дашку, пристроившуюся рядом с ней с кучей бумаг.

Та-ак, — протянула с задумчивым видом Маша, искоса посматривая на мужика и косясь одним глазом в бумаги, подсунутые ей Дашкой.

— Иван Иванович Дюжий. Бывший егерь бывшего десятка Бугуруслана, погибший в Приморье. Жалование, пособие по смерти и наследство.

— Бывший егерь бывшего десятка, — задумчиво пробормотала Маша. — Хм, ничего не понимаю. Что у него там происходит. Ну да ладно, Сидор вернётся, сам разбираться будет. А моё дело маленькое — выполнять отданные письменные распоряжения. Вручить тебе деньги и известить о самом факте наличия наследства.

— Хм, — угрюмо буркнул мужик. — Ещё и наследство? А это ещё что такое? Никак драные порты моего непутёвого сынка решили мне вернуть.

— Драные, драные, — рассеяно отсчитывая золотые монеты жалованья и пособия, негромко пробормотала себе под нос Маша.

— Принимай, — пододвинула она небольшую горку серебра с несколькими золотыми монетами в сторону мужика. — Здесь расписывайся в получении, — ткнула она изящным пальчиком в строку общего списка, лежащего перед ней.

— Дождавшись, когда мужик, пересчитав деньги, расписался, тщательно выводя на бумаге свою фамилию, она взяла в руки другую бумагу, поданную ей Дарьей, и протянула мужику.

— Теперь, наследство. Драные портки, — хмыкнула она, качнув с усмешкой головой.

Кивнув егерям, стоящим возле сундука, прикрытого полотном, она дождалась, когда оттуда извлекут два небольших, изящных деревянных ящичка с чем-то тяжёлым и кивком головы показала им поставить их на стол.

— Расписывайся, расписывайся. Чего застыл соляным столбом, как жена Лота, — несколько раздражённым голосом поторопила она застывшего в неподвижности мужика.

— Это что? — мужик с угрюмым видом ткнул ей прямо под нос поданную ему ранее бумагу.

— Наследство, — прочитала название документа Маша.

Там, по-моему, всё ясно написано, — недовольно посмотрела она на мужика, отстраняя рукой сунутую ей прямо под нос бумагу. — Имя есть, подписи стоят. Изымается на срок до десяти лет, включительно. После окончания которого, наследники имеют право на получение или его, или эквивалентной ему стоимости в золоте.

В случае необходимости, банк оставляет за собой право воспользоваться этой частью наследства в своих интересах с выплатой наследникам его полной стоимости в текущих ценах и части полученной выгоды.

Вот короб, — легонько похлопала она ладонью по одному из ящичков. — Короб запечатан, печати банка на месте, не нарушены. Чего ещё надо?

Что непонятного? — Маша внимательно посмотрела на стоящего перед ней мужика. — Всё же ясно. Или через десять лет получаете то, что там лежит, или получаете эквивалент его стоимости в золоте. Это если банк решит его использовать. Решение — на усмотрение живых компаньонов твоего сына. Никакой инициативы наследников в этом вопросе нет и не будет.

— Ну и что же там такого, что это можно получить только через десять лет? — угрюмо посмотрел на неё мужик.

— А вот говорить об этом запрещено общим решением компаньонов твоего сына, — негромко уточнила баронесса, внимательно глядя на стоящего перед ними мрачного мужика. — Проще говоря, мы не знаем.

— А если я не согласен, — угрюмо посмотрел на них мужик.

Маша раздражённо смотрела на мужика.

— "Хрен тебе Ванька по всей морде, а не поморские изумруды. Ну чего кобенится", — сердито думала она, глядя как тот пререкается с Беллой, что-то своё доказывая. Слушать то что тот говорил, не было ни малейшего желания.

Вчера она самым тщательным образом проштудировала инструкцию, найденную ими с Беллой на дне сундучка с поморскими изумрудами. И там чёрным по белому было недвусмысленно сказано: "Никто, ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае не должен узнать о факте наличия у нас поморских изумрудов".

Причина столь жёсткого требования объяснена не была, но именно на данном положении Сидор несколько раз упорно настаивал в своём письме, грозя в случае разглашения нешуточными карами для допустившего его.

В устах Сидора подобные угрозы звучали просто дико и именно поэтому Маша была настроена неукоснительно придерживаться рекомендаций, и во всех делах, связанных с нежданно свалившимися им на шею поморскими изумрудами придерживаться железного правила: "Велёно — пилёно". "Сказано в сад, значит в сад". А за те сундуки с золотом, что она от них с Димоном получила, она готова была им простить всё, даже такое непонятное, совершенно бредовое условие.

"Сказал нельзя, значит — нельзя. Сказано на десять лет — значит на десять лет".

До задумавшейся Маши донеслись голоса спорщиков.

— А нас твоё согласие не интересует. Нам его не надо, — несколько раздражённо заметила Изабелла. — Тебя просто уведомляют, что у тебя есть что-то, что ты сможешь получить не ранее, чем через десять лет. Что-то достаточно дорогое, что могло бы представлять интерес и через десять лет. И не более того. Подписывай два экземпляра извещения, что ты просто проинформирован, и убирайся. Иди, оформляй своё другое наследство. Ну а не хочешь — не подписывай. Нам всё равно, — чуть раздражённо она передёрнула плечами. — Это ничего не меняет.

— Ну, ну, — ещё более угрюмо зыркнул на них мужик, бросив косой взгляд на насторожившихся у него за спиной егерей. — Подготовились, значит, — повернув голову назад, угрюмо заметил он, оглядывая за спиной притихшую толпу и настороженно поглядывающих на него вооружённых егерей, стоящих между ним и очередью.

Ладно, — тихо проговорил он. — Мы ещё посмотрим.

Взяв лежащее перед ним заточенное гусиное перо, он, в сгустившейся у него за спиной тишине, внимательно осмотрел кончик, потрогал его пальцем и, окунув в стоящую с краю стола чернильницу, широко и размашисто расписался на обоих листках.

— Всё? — злобно зыркнув на безмятежно глядящую на него Изабеллу, негромко поинтересовался он.

— Нет! Ещё ведомость на получение наследства.

Маша протянула ему другую бумагу и указала на стоящий рядом с ней ящичек.

— Подписывай и можешь забирать.

— Это что?! — мужик с немного растерянным видом перевёл свой взгляд с бумаги на сидящих перед ним женщин и недоумённо протянул им ведомость назад.

— Как ты меня достал, — тяжело вздохнула Маша. — Наследство это твоё. Только другое. Ящик отдельно, а это отдельно, как мухи и котлеты.

Тут то, что твой сын заработал за несколько последних месяцев. Тысяча двести пятьдесят шесть золотых имперских ящеров в монетах имеющих хождение в нашем городе, — прочитала она, бросив косой взгляд на сунутую ей прямо под нос ведомость. — Чего непонятно? Подписывай и забирай, — толкнула она в сторону мужика стоящий перед ней другой, точь в точь как и первый небольшой деревянный ящичек.

— Вы, уважаемый, уже целый час здесь возитесь, — негромко процедила сквозь зубы баронесса, глядя на того ясными, голубыми глазами. — Поторопитесь сударь, а то нам здесь сидеть придется несколько суток с такими как вы наследниками.

Мужик, с немного растерянным выражением лица, быстро схватил брошенное только что им перо и размашисто подмахнул ведомость. Легко подхватив стоящий перед ним тяжелый ящик, он с ошарашенным видом повернулся, было уходить, и неожиданно застыл, повернувшись обратно.

— И на какую сумму я могу рассчитывать, если соберусь продать другую часть сынова наследства, — глядя прямо в глаза Маше, тихо поинтересовался он.

По мгновенно установившейся вокруг оглушающей тишине и по напряжённым лицам собравшихся, было отчётливо видно, что этот вопрос являлся сейчас для них наиболее важным. Даже более важным, чем та безумно огромная сумма, только что выплаченная банком семье погибшего егеря.

— Приходи через десять лет, узнаешь, — негромко ответила Маша, в упор глядя на него.

В окружающей их тишине было отчётливо слышно тяжёлое дыхание стоящего перед ними мужика, с непонятным выражением глядящего на них.

— Ладно, — неожиданно весело ухмыльнулся он, — придём! — И легко закинув тяжёлый ящик с золотом себе на плечо, сбежал с террасы в толпу тут же окруживших его шумных и весёлых родственников

Следом за первым работа пошла веселей. Теперь уже никто из немногих причастных, не спрашивал, что у них там такое спрятано за наследство. Быстренько подмахнув подсунутые им бумаги, они с довольным видом подхватывали тяжеленные ящики с чудовищно огромными заработкам своих сыновей, мужей, братьёв, или иных родственников и торопливо спешили по домам, похвастаться полученным золотом.

Единственно, кто себя плохо почувствовал так это родственники тех егерей, что погибли здесь, в городе, во время мятежа амазонок. Они никак не могли поверить что им не полагалось тысячных выплат.

Пришлось Маше вместе с Изабеллой чуть ли не до самого вечера кричать, до хрипоты в голосе объясняя разгневанным собравшимся, что деньги, которые получили родственники егерей, ушедших с Сидором, являются не жалованьем, а результатом их самостоятельной коммерческой деятельности у ящеров, то есть в Приморье.

Чуть не сорвав окончательно голос, Маше пришлось отбиваться от недовольных этим обстоятельством родственников погибших, объясняя, что жалованье, это совсем не то, что доход от торговли. Что она не имеет ни малейшего представления, на чём они там столько заработали и почему другие не поставлены были в известность о столь высокой доходности этого похода.

— Ну, знаете — наконец-то не выдержав, орала уже в полный голос Маша. — Вот когда вернутся обратно, тогда будете уже у них спрашивать, а сейчас нечего ко мне приставать, что, да почему. Я сама ничего не знаю.

— Не знает она, — заорала ей, чуть ли не в лицо какая-то тётка, размахивая у неё прямо перед лицом расчётной ведомостью. — А мне дочь рассказывала, что они там у вас на стекольном заводе чуть ли не в три смены вкалывают, и всё равно с заказами не справляются.

Куда это вам столько стекла понадобилось?! — орала она, уже прямо в лицо Маше.

— Хочешь подработать, так милости просим на завод. Там такие горластые как раз нужны. Объявлять начало третьей смены.

Негромкий равнодушный голос Изабеллы немного охладил разошедшуюся было толпу, сбив ненадолго разгорающиеся страсти, но всё же, основным, кто остановил разгорающуюся склоку, как ни странно оказался Городской Голова.

Уже ближе к вечеру явившись на площадь, он поначалу никак не мог разобраться в том, что здесь происходит. Но потом, увидав довольные рожи каких-то мужиков, волокущих чуть ли не волоком здоровый сундук, как они ему тут же похвастались, с серебром, пришёл в дикое возбуждение.

Видимо решив, что ему может не достаться, он вломился прямо на середину террасы и, перекрывая своим рёвом шум собравшейся толпы, заорал, привычно перехватив рычаги управления толпой.

— А ну тихо!

В мгновенно установившейся тишине слышно было лишь тяжёлое и возбуждённое дыхание оставшихся возле банка неудовлетворённых родственников погибших. И ещё не рассчитанных до конца егерей и тихая возня возле опустевшего угла, где ещё недавно стояла куча небольших, тяжелых ящичков с золотом.

Там, недовольные родственники, копались среди раскиданных пустых ящиков, оставшихся после выплат и с раздражённым видом пинали пустые сундуки, вымещая на них своё глухое раздражение от обманутых надежд.

— А ну тихо, я сказал! — громким, властным голосом, привыкшим командовать и не допускающим неповиновения, мгновенно добился Голова установления тишины.

— С кем не рассчитались, остаются. Остальные, марш отсюда! — неожиданно зло рявкнул он на собравшихся.

Добившись таким способом кое-какой управляемости столпившейся возле стола толпы, он быстро разогнал недовольно ворчащую массу людей по домам, позволив Маше с Дарьей быстренько рассчитаться с немногими оставшимися.

— Ну вот, — удовлетворённо заметил он, присаживаясь на перила напротив стоящего у края террасы стола. — Все и довольны. А то развели, понимаешь, демократию с объяснениями кому и за что.

— Ну, — внимательно посмотрел он на Машу с Изабеллой. — Мне то, в благодарность за помощь, расчёт будет? как насчёт нашего недавнего разговора? Надеюсь, не всё ещё раздали?

— Ну что ты, милок, — мило улыбнулась Маша ему, глядя на него насмешливыми глазами. — Для тебя всё самое лучшее.

Кивком головы, отправив Дарью в помещение банка, он повернулась обратно к Голове и, с любопытством глядя на него, поинтересовалась:

— Что-то ты поздно сегодня, Голова. Никак хотел, чтобы мы тут совсем без денег остались, а ты бы потом с нас ещё какие-нибудь проценты лишние вытребовал бы?

— Ну что ты Маша, — с хитрой улыбкой на губах деланно возмутился Голова. — Как ты могла такое обо мне подумать?

— "Хреновый из тебя актёр", — грустно подумала Маша, глядя на его кривлянья. Какой-то Голова был сегодня странный, словно… растерянный.

— Чего ж тогда так поздно пришёл, — усмехнулась она. — Вечер уже, — бросила она взгляд на низко стоящее солнце.

— Дела всё, дела, — с таинственным, многозначительным видом заметил Голова. — Тем не менее, возвращаясь обратно к наболевшему вопросу, хотелось бы уточнить. Не согласится ли ваша доблестная компания поделиться кое-какими процентами со своих предприятий в счёт обещанных ей пяти процентов. Надесь, Маша, ты ещё не отказалась от желания заполучить контрольный пакет нашего банка?

— Ты намекаешь на то, что нам надо взяться за переработку твоих пустых отвалов с железодельного заводика где тебя обещают весной прижимать медведи? — ухмыльнулась Маша.

Маша с любопытством посмотрела на устроившегося с удобством на широких перилах Городского Голову.

— Не только, — ухмыльнулся Голова. Похоже то, что его хитрый жульский план разгадали, на него впечатления не произвело. — Не только.

Я про ваши выплаты.

Десять лет, долгий срок, — понимающе усмехнулся Голова. — Можно и вернуть то, что вы сейчас так ловко попридержали. Это я так мягко говорю, — склонился он к ним, многозначительно при этом подмигнув Маше.

Машу явственно передёрнуло от подобного панибратского тона.

— А тут сразу, такие огромные выплаты, — повертел он головой. — Странно. Так ведь можно и разориться. Хотя, признаюсь, на меня тоже произвёл впечатление этот ваш ход с выплатой до полутора тысяч золотом от егерей, якобы ушедших с Сидором к ящерам.

Ну, Маш, — усмехнулся он, разводя руками. — Ну, мы же с тобой оба знаем какая там торговля. Это ты для них, — кивнул он куда-то в сторону, — можешь говорить, что вы там чем-то торгуете. Я же совсем недавно оттуда получил вести. Да, — кивнул он головой, насмешливо глядя на молчащую Машу. — Там можно заработать, но не ты и не я. И даже не она, — кивнул он небрежно на молчаливо сидящую рядом баронессу. — Единственный, кто там действительно заработает, так это вооружённый до зубов головорез из местных, грабящий караваны.

— Ты был в юго-западном Приморье, а мы говорим про совсем другие места, — спокойно возразила ему Маша. — Ты, кажется, забыл, но Сидор сейчас не там где ты когда-то был.

— Там ещё хуже, — флегматично обронил Голова. — Я знаю. Всё, что я здесь говорил, умножай надвое. Ну, так как? — снова склонился он к Маше. — Будем договариваться или подождём? Тогда вы уже просто малой долей не обойдётесь, — усмехнулся он, внимательно глядя на невозмутимую Машу.

— Господин Косой, — Изабелла, с любопытством глядя на него, чуть склонившего голову и любезничающего с Машей и демонстративно игнорирующего её, легонько постучала ноготком по столешнице, привлекая его внимание. — Может, вы уточните, что бы вы хотели? Может, мы и договоримся.

— Договариваться я буду не с вами, уважаемая баронесса, — недовольно поморщился Голова, слегка поворачиваясь в её сторону. — Договариваться я буду с Марьей Ивановной Корнеевой, — повернувшись к Маше, он слегка улыбнулся уголками губ.

— Вот тут вы Голова ошиблись,

Лёгкая улыбка чуть тронула Машины губы, вызвав искреннее смятение в глазах Головы. С губ его мгновенно пропала слащавая улыбка. С беспокойством оглянувшись на Изабеллу, он, чуть приподняв голову, как насторожившийся хищник, внимательно посмотрел на сидящую с безмятежным видом баронессу и, с облегчением вздохнув, рассмеялся.

— Вы всё шутите, Маша. А ведь я серьёзно.

И отвечая на ваш вопрос, баронесса, — слегка кивнул он в сторону Изабеллы, — скажу, что меня в первую очередь интересует река.

Да, да, — демонстративно тяжело вздохнул он, с сожалением разводя руками. — Как бы это неожиданно не звучало бы, а именно река. Та самая речка, которую я так неосмотрительно отдал вам в обмен на очистку своих нерестилищ. Каменка.

— Почему же неосмотрительно, — подняла одну бровь Маша, демонстрируя изумление. — Нерестилища то очистили. И выход икры с ваших ловов увеличился. Серьёзно увеличился. И рыбы действительно стало больше.

— Всё это так, — покивал головой Голова. — Но мой поступок был явно недальновидным. Кто ж знал, что с медведями можно договориться на очистку рек от топляка, а половодье размоет перекаты. Теперь у вас там до вашего залива могут ходить даже глубоководные суда, лодьи, баржи, шнеки всякие, с чем мы недавно во время мятежа и столкнулись. А мы, городская старшина, как бы и в стороне оказались. Правда, пока только до вашей Южной пристани, но мы так думаем что на этом вы не остановитесь и продолжите очистку русла и дальше? Вплоть до перевала…

Голова бросил на Машу внимательный, подозрительный взгляд. Похоже, то что он говорил ему самому очень не нравилось. Вопрос был только, что именно его так зацепило.

— Хватит с вас и того, что вы получили на участке реки вниз от города, — холодным ледяным тоном оборвала его баронесса.

— Баронесса, — повернулся к ней Голова, — я вас попрошу. Не мешайте нашей беседе. Все эти вопросы вам совершенно не интересны и не касаются.

— Мой муж…

— Слава богу, что вы не ваш муж, — вспылил Голова.

— Действительно, слава богу, — улыбнулась одними губами баронесса. — Со мной бы вы так легко не получили столько, там, где не имели ни малейших прав.

— Кстати, — Маша, слегка тронув за рукав, остановила собравшуюся сказать что-то резкое баронессу. — Река, это всё, что вас интересует?

— Нет, — повернулся к ней Голова, с некоторым напряжением стараясь не смотреть больше на баронессу. — Меня бы ещё заинтересовали доходы от вашей серебряной печи, что льёт серебро у вас на сталелитейном, якобы, заводе. И шахта. Хоть Ведун и настаивал на том, чтобы это дело было целиком в одних руках. В ваших руках, — поклонился он ернически Маше. — Но будет лучше, если в оплату за представленные вам пять процентов, вы поделитесь половиной доходов со своего серебряного заводика.

— Лучше мы с вами расплатимся золотом, — холодно перебила его Изабелла. — Одним разом.

Поднявшись со своего места, она неспешно подошла к насторожившемуся Голове и тихо, на грани слышимости, проговорила:

— Берите золото, Голова, и не претендуйте на большее. Не надо, — глядя ему прямо в глаза, покачала она головой.

— Это ваше, — резко отстраняясь, указала она на что-то у себя за спиной. — Это сундук с вашим золотом, Голова. Ваши пять процентов. Можете забирать. Распишитесь в получении.

Повернувшись к стоящей сзади Дарье, они приняла у неё какую-то бумага и протянула её Голове.

— Всё полностью, монетка в монетку. Ваша доля.

Будете пересчитывать? — посмотрела она снова на неожиданно побледневшего до синевы Голову, не верящими глазами глядящего на большой сундучок, незаметно, за разговором, появившийся рядом со столом.

— А надо? — угрюмый Голова бросил на баронессу мрачный взгляд.

— Смотрите, — безразлично пожала Маша плечами. — У нас время есть. Можем и рядом посидеть, посмотреть, как вы будете пересчитывать. Компанию, так сказать, составить.

Тяжело вздохнув, Голова, присев к девушкам за стол, принялся просматривать бумаги, представленные к оплате. Прочитав и подписав их, медленно, неторопясь пересчитав золото, Голова ханженски удовлетворённо вздохнул и с довольным видом поблагодарил Машу за проявленную заботу и участие к его нуждам, пообещав и в другой раз всяческое содействие, если вдруг у них ещё возникнет подобная же нужда.

Окинув собравшуюся вокруг компанию довольным, сытым взглядом, он повернулся к стоящему с краю егерю и небрежным барским тоном попросил того сбегать к нему домой, предупредить хозяйку, чтобы выслала ему к банку подводу, нужда, мол, великая.

Отвернувшись обратно к Маше, он с довольным видом опять пустился в рассуждения о том, что им надо дружить. И хоть они ему и отказали в его просьбе, но он зла на них не держит, понимая их собственный интерес.

— Всё-таки, Маша, ты меня провела, — довольно улыбаясь, шутливо погрозил он пальцем Маше. — Я то рассчитывал на большее, а вы мне просто золотом отдала. Нет, оно конечно, хорошо. В городе нынче с ним большая нужда возникла в связи с этой блокадой, но, — покрутил он пальцами возле головы. — Надо быть мягче, баронесса, мягче, — с довольным видом промурлыкал он.

Оглянувшись назад с обеспокоенным видом, он недовольно поморщился и со вздохом заметил:

— Что-то не едут, — проворчал он, снова оглядываясь назад, на пустынную в этот вечерний уже час площадь.

— Вы кого-то ждёте? — поинтересовались Маша.

— Да из дома телегу под сундук что-то не присылают, — недовольно буркнул он, снова оглядываясь на пустынную площадь у себя за спиной.

— А вы их предупредили? — невинно глядя на него, спросила баронесса.

— Так я же…

Голова, ещё раз оглянувшись на площадь, в растерянности повертел из стороны в сторону голову и тут заметил стоящего на прежнем месте егеря, которого он послал за подводой, равнодушно глядящего на него.

— А? — вопросительно указал он на него пальцем. — Он…

— Нет, — покачала головой Изабелла, серьёзно глядя прямо в глаза Голове. — У него своя задача и отвлекаться на посторонних он не имеет права. Иначе, он будет наказан.

Оставляйте уж свой сундук в банке до утра, а завтра спокойно заберёте. Банк открывается утром, ничего с ним за ночь не случится. Не тащить же его вам на себе чуть ли не пол города.

— Я понял, — усмехнулся Голова, посмотрев Маше в глаза. — Решили немного подёргать власти за усы, — пошутил он.

— Хорошо, что городские власти у нас такие умные, — чуть улыбнувшись, обратилась Маша к Изабелле.

— Жду вас утром! — крикнула она Голове в спину, когда он уже почти скрылся в переулке, ведущем в сторону его дома.

— Ну вот, — словно довольная кошка мурлыкнула она. — С приставкой И.О. можно сказать покончено. На днях соберём совет учредителей и окончательно утвердим новое качество.

— Эх! — мечтательно закатила она глаза к нему. — И поработаем! Ну я им и покажу, — весело сжала она пальцы в кулачок. — Вот где они у меня будут сидеть.

— Эх, Сидор!

Сладостно потянувшись, Маша с насмешкой посмотрела вслед Голове, скрывшемуся уже окончательно в вечернем сумраке переулка, и, лукаво глянув на Изабеллу, добавила:

— Появится, расцелую!

— Кстати, не желаешь на днях прокатиться на озёра, проведать наших лучниц, узнать как они там поживают. Съездишь, проветришься, посмотришь, что это там за уголёк ребята нашли, — лукаво глянула она на задумавшуюся Беллу. — Так я и знала, — задорно рассмеялась она. — Тебе явно надо покататься на саночках. Дома скука.

Претензии по… *

Блаженно щурясь под лучами неяркого зимнего солнышка, за недолгое утро уже успевшего прогреть южную банковскую террасу до вполне комфортной температуры, Маша с Изабеллой с удовлетворением наблюдали за результатом своего нелёгкого труда.

Второй день блаженства после тяжёлого недельного труда когда она, словно наскипидаренная носилась по городу и занимала где только можно мелкие деньги. Мелкую разменную монету, которой с самого начала было понятно что не хватит для расчёта со всеми. И вот наконец-то всё!

Вчера она слупила с Головы свои долгожданные уставные проценты, теперь надо было рассчитаться с родственниками их егерей и Бугуруслановых наёмников, выплатить им какие-то непонятные заработки, присланные Сидором аж за целых полгода его трудов праведных в Приморье. И потом… ВОЛЯ!

Сидя за накрытым к утреннему чаю выносным столом, на защищённой от холодного северного ветра террасе, они обе с Белкой с усталым, довольным видом лениво рассматривали очередную выстроившуюся с утра пораньше за получением "дивидендов" короткую очередь из родственников.

Чувствовать себя благодетельницей зависимых от тебя людей, было приятно. Машка понимала что это неправильно, что так нельзя даже думать, но ничего поделать с собой не могла. Ну, нравилось ей быть богатой, нравилось. Столько возможностей…

Солнце, утро, тёплый меховой плед, укутывающий слегка зябнущие на холодном, морозном воздухе ноги, любимый лимонниковый чай в изящном стеклянном стакане из любимого подарочного сервиза, — что может быть ещё прекрасней в этот чудный, ясный день.

— "Целая неделя, — лениво промелькнула в её голове полусонная мысль. — Целая неделя у нас ушла на поиски нормальных денег. Сидор, гад! Прислал новёхонькие двойные имперские золотые ящеры, которых в городе в принципе быть не может. А о том не подумал, как я их буду людям выплачивать. Сдачи то ни у кого нет. Оба его сундука разменного серебра в первый же день кончились. Как с людьми рассчитываться?"

О том, что присылая деньги, Сидор меньше всего был обеспокоен её будущими проблемами, она в этот момент как-то не подумала.

— "Вот же два дурака прислали столько сундуков таких дорогих монет, — лениво подумала она. — Они бы ещё в слитках по пуду прислали. Нет, чтоб сразу разменять. Знали же что у нас здесь проблемы с наличностью. Пока нашла и назанимала столько местных денег на замену, семь потов сошло. Зато теперь — лафа!"

Маша с чувством честно выполненного долга довольно и с удовольствием потянулась, чувствуя себя словно сытая кошка на завалинке. Прищурившись на низко стоящее зимнее солнце, пригревающее явно не по-зимнему, в какой-то момент ей даже стало самой смешно от пришедшего в голову сравнения.

— "Февраль, — пришла счастливая, какая-то по детски-радостная мысль. — Ещё пара месячишков и всё здесь потечёт…"

— Куда! — неожиданно резкий, громкий голос кого-то из охраны словно выдернул её из блаженного состояния тихого умиротворения, в котором она пребывала последние два часа безмятежного счастья.

— Ба-а! — задумчиво-негромким голосом медленно протянула Маша, видя, как на подиум, где они с утра проводили расчет с родственниками егерей, ушедших в Приморье, пытаются подняться Голова, в неизменном сопровождении своего постоянно последнее время хмурого дружка Старосты.

— Шерочка с Машерочкой, — негромко хмыкнула она себе под нос.

— Какими судьбами, господин Голова? — демонстративно обращаясь только к нему одному, Маша подала знак охране пропустить за второй пояс охраны столь знатных гостей. — Ваше золото давно отправлено вам домой под охраной. Что? Какие-то проблемы? — вяло побеспокоилась она.

Глядя на то, как оба приятеля синхронно поморщились, видя, как банковские охранники жёстко и неумолимо отсекают их персональное сопровождение, Маша неожиданно почувствовала, как у неё в груди разливается тёплое чувство удовлетворения. От одного только вида лёгкого раздражения, на миг проявившегося на обоих лицах первых людей города, ей стало удивительно хорошо.

— "Вот так вот, соколы вы мои", — с чувством откровенной мстительности подумала она, глядя на их недовольно вытянувшиеся рожи. — "Будете знать, что не везде перед вами стелятся. То ли ещё будет", — многообещающе подумала она. Планы у неё в отношении этой парочки были самые кровожадные.

Ну-с, и какими же всё-таки ветрами занесла вас судьба в края наши? — широким жестом хлебосольной хозяйки указала она на пару пустующих кресел, стоящих перед накрытым для чаю столом, за которым они сидели вдвоём с Изабеллой.

В общем-то, необходимости в присутствии Изабеллы при расчёте с родственниками егерей больше не было. Однако, Маша, сама испытывающая жуткий дефицит общения с кем-либо хоть как-то близким ей по духу, во многом из-за своего земного происхождения и нынешнего положения главы крупнейшего банка региона, фактически не имела подруг в этом городе, за исключением разве что своей секретарши Дашки. Поэтому, приложив буквально титанические усилия, Маша хоть и с колоссальным трудом, но всё-таки сумела затащить и баронессу на это, совершенно рядовое мероприятие.

Интересуясь в первую очередь её мнением по поводу всякого рода мелких особенностей местного уклада, в котором она до сих пор порой серьёзно плавала, она иногда просто не знала как поступить в том или ином случае. Как, например, случилось буквально неделю назад, когда она совершенно случайно из разговора с Изабеллой узнала, что в местном обществе не дожидаются возвращения участников из похода и принято при первой же возможности рассчитываться с родственниками вкладчиков, чего совершенно не предполагала делать сама Маша. После чего, им обеим пришлось развить бурную деятельность по поиску мелких разменных денег для этих неожиданно свалившихся ей на голову выплат.

Зато теперь она с чувством глубокого удовлетворения наблюдала за довольными лицами получающих деньги отцов и братьёв их работников, которые ещё неизвестно когда вернутся обратно сами, а деньги их семьям необходимы были порой весьма срочно. Особенно, учитывая нынешнее тяжёлое положение с деньгами в городе, вызванное блокадой амазонками речной торговли и фактической безработицей в городе.

— Какими судьбами, господа Старшина? — снова вспомнила она про новых гостей у себя на террасе. — То вас обоих днём с огнём не найдёшь, а тут нате вам. Явились! Да к тому же оба два! Зачастили что-то вы к нам, господа, зачастили, — ухмыльнулась понимающе Маша.

— "Во?" — проскочила в её голове растерянно удивлённая мысль, когда оба гостя, люди далеко не самые наглые, если не сказать что самые воспитанные из всех кого она знала в городе, решительным шагом прошли к столу. Не отвечая на её весьма своеобразное приветствие, они оба молча опустились в предложенные кресла и также молча уставились на неё.

Поморщившись от столь безпардонного поведения, Маша, тем не менее, постаралась сдержаться, чтобы не испортить себе столь чудное, прекрасно начавшееся утро.

На какой-то момент Маша даже растерялась, на миг почувствовав неуверенность под их тяжёлыми, угрюмыми взглядами. Но потом ей вдруг стало просто интересно, что за причина заставила прийти к ней одних из самых значительных людей в городе, о которых даже дети говорили, что они оба без нужды не чихнут, да ещё в столь ранний час. Да ещё и вести себя столь безпардонным образом.

— "Ага! — лениво проскочила у неё в голове довольная, мстительная мысль. — Раз явились, да ещё так рано, значит что-то очень надо или дело какое-то есть. А раз что-то надо или есть дело, то и содрать с них что-нибудь получится. Глядишь, чего и заработаю. Надо, надо возвращать назад зря потраченные на них денежки".

Однако, ранние гости не дали ей времени прочувствовать всю необычность ситуации и насладиться в мыслях будущими барышами, решительно заговорив о том, чего она меньше всего от них ожидала услышать.

— Слухи разные до нас доходят, — неожиданно сиплым, простуженным басом нарушил молчание Староста.

— Нехорошие! — продолжил за него Голова, мягко включаясь в разговор.

По хозяйски решительно, он, не дожидаясь особого приглашения, протянул руку и взявшись за заварной чайничек, налил себе заварки в стоящий там же чистый стакан. Добавив кипятка из самовара, пыхтящего рядом с Машей, и колотого сахара из сахарницы, он с мрачным видом откинулся на спинку своего кресла и, помешивая чай неизвестно откуда появившейся у него в руках серебряной чайной ложечкой, вперился в упор на Машу.

— Говорят, что Вы своим людям выплачиваете какие-то несусветные суммы и заставляете подписывать непонятные бумаги. Да к тому же сроком на десять лет. Вот Господ Учредителей Нашего банка и обеспокоила Ваша столь бурная и непонятно с чего весьма расточительная деятельность.

Кивком головы указав на стоящую на другом краю помоста небольшую очередь родственников их егерей, получающую деньги и весьма заинтересованно посматривающих в их сторону, он угрюмо, глядя прямо в глаза Маше, негромко заметил.

— И это всё на фоне ваших недавних уверений в том, что в банке недостаточно наличных средств и он якобы на грани развала. А это как понимать? — снова кивнул он себе за спину, указывая на очередь. — Мы идём вам навстречу буквально во всём. Соглашаемся практически на все ваши условия по увеличению нашей личной доли в уставном капитале, чтобы вас хоть как-то поддержать, а вы творите незнамо что!

— И что же так обеспокоило господ учредителей?

Удивлённо подняв левую бровь, Маша с полным недоумением в глазах вопросительно смотрела на нагло устроившуюся напротив парочку. От подобной неслыханной наглости и какого-то мутного, непонятного заявления, она на миг растерялась.

— По-моему, моя деятельность не выходит за привычные рамки, установленные в этом городе? Да и насчёт Вашей щедрости, это вы, ребята, явно загнули, — ядовито добавила она, скептически усмехнувшись. — Ну, а насчёт вот этого, — кивнула она в сторону очереди. — Поверьте господа, Вас, это совершенно не касается. Это дела Компании.

— Это Вам только кажется, — с откровенным сарказмом в голосе грубо перебил её Староста, мгновенно прогнав с Машиного лица лениво-счастливое выражение.

В последнее время по городу ходят упорные слухи, что Вы весьма щедро расплачиваетесь с родственниками егерей, ушедших с вашими ребятами куда-то в Приморье или империю Ящеров. Что, согласитесь госпожа Корнеева, весьма и весьма странно.

— Чего ж в этом странного? — мгновенно насторожилась Маша. — Вполне рядовое дело, вроде бы как.

— В банке, по Вашим же словам, госпожа Корнеева, нет денег. Однако для каких-то родственников они неожиданно находятся. И в количествах весьма впечатляющих. А перед этим, Вы, как бешеная коза, носитесь целую неделю по городу и занимаете везде, где только можно любые деньги. Вот у нас, как у учредителей Нашего банка, — с нажимом выделил он слова "Нашего банка". — Подчёркиваю! — Староста поднял вверх правый указательный палец. — Нашего! А не единственно только Вашего банка, возникли очень серьёзные вопросы к характеру Вашей хозяйственной деятельности. Для чего вы занимаете такие большие деньги и за что Вы производите столь гигантские выплаты?

Согласитесь, госпожа временно исполняющая обязанности управляющего, — ядовитым голосом продолжал хрипло он. — Напоминаю. Вы, Маша, пока ещё не Управляющий. Вы — Исполняющая Обязанности! Временно! И нас не устраивает та сказочка, которой вы пичкаете всех в городе, что мол Сидор со товарищи где-то там в Империи, что-то там заработал на какой-то там торговле. Это пустая отмазка от чего-то, чего мы не знаем.

Вот мы бы и хотели узнать, — хрипло прокаркал он. — Что происходит?

— Согласись Маша, — снова мягко поддержал Старосту Голова. — Это весьма необычно для нашего города. Выплачивать родственникам рядовых егерей, во время совершенно рядового похода, столь большие деньги непонятно за что. Ну ладно там один, два золотых, как обычно. Ну, десять, в конце концов, чего не бывает. Но сотню, тысячу, полторы, две?…. Никогда раньше такого не было. Это странно.

— Поэтому у нас, как у учредителей этого банка и возникла столь срочная и настоятельная необходимость незамедлительно проверить хозяйственную деятельность Нашего банка на предмет сокрытия доходов и выявления истинных источников столь щедрых платежей. Не разоряете ли вы случаем сознательно наш банк?

— "У него что, белая горячка? — совершенно растерявшись, Маша недоумённо смотрела на говорившего. — Да он наверное пьян?" — неуверенно заметила она про себя.

— Не продолжаете ли вы часом деятельность неизбывного нашего общего друга Кузьмы Кидалова по очередному разорению Нашего банка? Да и деятельность следующего банковского управляющего нельзя сказать, чтобы доставила нам большое удовольствие. Поэтому, не обижайся Маша, но мы очень внимательно следим за Вашей деятельностью.

Мы были совсем не против, когда Вы расправились с прошлым, назначенным нами, управляющим. И даже не возражали, когда Вы самовольно присвоили себе его часть уставного капитала. Даже согласились на передачу вам недостающих до контрольного пакета пяти процентов. Бог с этими мелкими шалостями, — махнул он рукой. — Но что творится сейчас, мы не понимаем, а следовало бы.

Как видите, Маша, мы с Вами достаточно откровенны, — добавил он. — И с вашей стороны мы бы хотели получить так же откровенные ответы. Что? Откуда? Зачем?

— "Ну да, — мрачно хмыкнула про себя Маша. — Так я тебе и рассказала, и показала, да ещё и в задницу поцеловала, сокол ты наш шизокрылый. Разбежался! Да стоит Вам только появиться в хранилище, и нам крындец. Стоит вам только увидеть наше имперское золото и эти чёртовы поморские изумруды, будто специально к вашему приходу разложенные красиво на полочках, как вопросов "что, откуда, зачем" возникнет ещё больше. Сейчас Вы просто не верите, а потом за горло возьмёте мёртвой хваткой. Откуда, мол? И как оно, это проклятое имперское золото в город попало? И откуда у тебя такие изумруды? За какие такие заслуги? А не казачёк ли ты засланный, госпожа Корнеева? И не поделишься ли ты своими доходами с нами, с такими конкретными пацанами?"

— "Изумруды, это тебе не серебряная шахта, — окатило её с головы до ног холодное понимание происходящего. — Тут они церемониться не станут, а будем трепыхаться — шлёпнут".

"Дура! Дура! Дура! И какая нелёгкая меня толкнула на то, чтобы прибрать всё это богатство в хранилище банка. Два вечера с Беллой, угробили. Самолично ворочали тяжеленные сундуки, чтоб только никто об них не знал! Место мол надёжное — подвалы хранилища. Изумруды живописно по полочкам раскладывали. Два вечера! Две идиотки! Сохранность тайны, блин, — мысленно выругалась она".

"И Ведуна, скотины, нет в городе. Хоть бы он помог, что ли!", — с отчаянья забилась у неё на виске набухшая жилка.

Ну да, — не удержалась Маша от мелкой шпильки, начиная постепенно всё больше и больше приходить в раздражение. — Особенно актуален сей вопрос в свете последних Наших действий, когда мы из банка подчистую вымели всю Вашу агентуру, которая регулярно Вам стучала о том, что у нас происходит. Две трети клерков банка, включая всю бывшую здесь ранее охрану. Все поголовно были ваши информаторы, — насмешливо посмотрела она прямо в глаза Головы. — Неплохо было. Но теперь, лишившись информаторов, вы желаете напрямую получать информацию о том, что у нас происходит. Не жирно ли будет? По учредительному договору вы не имеете права совать свой нос во внутренние банковские дела. Что, впрочем ни разу Вас не остановило, — сердито проворчала она.

Так что, господа учредители, вам придётся поверить мне на слово, но выплаты родственникам егерей, Вас, как учредителей банка, никоим образом не касаются. Даже самого банка они не касаются, — усмехнулась она. — Это дело сугубо семейное. Касается сугубо нашей компании, но никак не Вас и не Нашего банка.

Не смотря на слова и уверенный тон лёгкая паника, на мгновение охватившая её, все думы, промелькнувшие в мозгу, видимо как-то отразились на её лице.

Голова, до того момента ещё смущённо и виновато посматривавший в её сторону, и, похоже, чувствующий себя не в своей тарелке, мгновенно как-то весь подобрался и резко посуровел. Из глаз его пропало извиняющееся, виноватое выражение и он мгновенно стал неожиданно резким, злым и колючим. Вся его вялость и неловкость во мгновение ока куда-то исчезли, как и не было, и теперь напротив Маши сидел настороженный, матёрый делец, по собственному мнению которого он думал, что его пытались нагло ограбить.

— Не понимаю о чём ты и при чём здесь Ваш клан или, как ты его называешь, Компания, — с каменным выражением лица сухо откликнулся он. — Мы задали тебе вполне конкретный вопрос, на который до сих пор не услышали никакого конкретного ответа. Мы желаем знать, что происходит?

Я рад, госпожа управляющая, что вы так ясно понимаете причину нашего здесь появления, — насмешливо, с отчётливо различимым в голосе раздражением негромко заметил Староста. — Поэтому, давайте не будем тратить попусту Наше Дорогое Время и сразу перейдём к интересующему Нас предмету. Быстренько представь нам все запрашиваемые бумаги, или то, на чём там у вас ведутся дела. Хоть бересту, хоть папирусы, хоть деревянные дощьки. Нам совершенно без разницы на чём ты там писульки свои пишешь. Дай необходимые пояснения и если они нас устроят, то разбежимся каждый в свою сторону. Поверь, у Нас и без Вас, и без Нашего банка полно важных дел. Так что…. Подними ка свою изящную попку и покрути перед нами немного своим шикарным филеем! — жёстко закончил он.

Бешенство словно ледяным душем окатило Машу с ног до головы.

— Чё ты сейчас вякнул, урод?

Холодное чувство тихого бешенства словно сковало члены Маши. То, что предлагал сделать Староста, и то, в какой форме это было представлено, было не просто грубостью или глупостью. Это была сознательная попытка прогнуть её у всех на виду, прогнуть, как управляющего банка. И в случае, если бы она сейчас прогнулась, на её дальнейшей профессиональной карьере банкира можно было смело ставить жирный крест. После подобного, никто из серьёзных клиентов никогда бы не захотел иметь с ней никаких дел. Управляющий, позволивший заглянуть посторонним, даже если они и учредители, в святая святых банковского дела, в счета её клиентов, мгновенно превращался в пустое место.

И сидящий напротив неё человек не мог этого не знать или не понимать. А если знал и сознательно шёл на подобное, то значит у него была для того весьма веская причина. Или он думал, что она у него есть.

— Есть такое хорошее русское слово, — негромко, едва сдерживаясь, тихо выдавила из себя Маша. — Перебьёшься!

Вы, господа, похоже, кое-что забыли, а может, по наглости своей, и не вспоминали, — медленно процедила она сквозь судорожно стиснутые от злости зубы.

Так вот, я тебе не коза и попку свою я никуда не подыму, тем более при разговоре в таком тоне. И уж тем более не намереваюсь ею крутить ни перед вами, ни перед кем-либо ещё. Ну а раз уж Вы так забылись, то я Вам ещё раз напомню, раз у Вас уши заложило.

— Контроль за деятельностью банка осуществляется только в виде годовых выплат по доле вклада учредителя в банк. И никоим образом иначе. Тем более, не в виде текущей проверки по каким-то рядовым платежам. Похоже, вы зарываетесь, господа. Или нарываетесь, — негромко добавила она, сверля Старосту злым, бешеным взглядом.

— Маша-Маша-Маша!

Подняв обе руки вверх, как бы спуская пар возникшего напряжения, Голова с лёгкой улыбкой на губах и холодными, буквально сверлящими её насквозь глазами, чуть заметно покачал головой.

— Ни о каком текущем контроле не идёт и речи. Мы хотим только удостовериться, что в банке всё нормально, что нашему учредительному капиталу ничего не грозит, и то, что эти странные большие выплаты никак не связаны ни с деятельностью банка, ни с попыткой его разорить, как ты утверждаешь. А для этого Нам хотелось бы только удостовериться в сохранности наших денег.

Покажи нам бумаги, — тихо, чётко выделяя слова, медленно проговорил Голова. — Маша, покажи нам бумаги и допусти в хранилище.

— Не волнуйся, — процедила сквозь зубы Маша. — В банке всё хорошо и вашим деньгам ничего не грозит. Хоть у нас и есть определённые трудности, но мы справимся. Ничего экстраординарного. Надеюсь, Моего слова Вам будет достаточно, потому что никаких объяснений Вам, я давать больше не намерена и уж тем более не собираюсь допускать Вас ни в хранилище, ни до банковских бумаг.

Установившееся за столом напряжённое, враждебное молчание было самым красноречивым ответом на её слова. Оба сидящих напротив Маши учредителя молча и мрачно глядели на неё, явно на что-то себя настраивая.

— В таком случае, — неожиданно хриплым, нейтрально безцветным голосом начал Староста, — у нас есть совершенно недвусмысленные указания от остальных учредителей нашего города как раз на подобный случай.

Ознакомься, — протянул он ей через стол какую-то бумагу и длинным рядом каких-то печатей и жирных подписей.

Согласно условиям нашего учредительного договора, подписанным Вашим кланом, — холодным, официальным тоном начал он, — мы имеем право получить обратно свою часть уставного капитала по первому же нашему требованию.

Согласно всё тому же договору, — продолжил он, чуть заметно прервавшись чтобы справиться с судорожным, нервным тиком, на секунду исказившим его холодное, надменное лицо, — выплата должна быть произведена золтом, полностью и в течении двух первых суток после объявления одной из сторон о расторжении учредительного договора. То есть, учитывая сегодняшнее утро, то не позднее завтрашнего вечера, шести часов пополудни.

Внимательно читайте пункты договора, написанные в конце мелким, неразборчивым подчерком, — сузив глаза, холодно закончил он.

Кстати, — усмехнулся он, холодно глядя Маше в глаза. — В случае вывода из банка уставного капитала городской администрации и коренных жителей нашего города, банк лишается права называться городским, лишаясь, таким образом, всех привилегий, даруемых городом. Вы, Маша, в результате расторжения нашего учредительного договора будете выведены из состава Городского Совета, так же, как и отсутствующий здесь господин профессор. Опять же, — усмехнулся он, — читайте пункты учредительного договора.

Вы всё ещё отказываетесь представить Нам требуемые доказательства?

Казалось Машу схватил паралич, настолько подобное было для неё неожиданно. Казалось она застыла соляным столбом, подобно жене Лота.

— Вы что, господа Городская Старшина, сбрендили?

Вы что, разрываете учредительный договор и хотите вывести из банка всю часть уставного капитала города? Основываясь только на каких-то слухах и дурацких предположениях? — потрясённо выдохнула она, растерянно глядя на них широко распахнутыми от удивления глазами.

Никогда раньше ей и в голову не приходило что подобное будет возможно. И с кем? С ней?

Слова Старосты прозвучали для неё страшным громом с ясного, чистого неба.

Как ни странно, но, не смотря на всё, что творилось последнее время вокруг неё и вокруг банка, она неизвестно с чего была свято уверенна в неизменности сложившегося положения, и своего личного места в этом, ставшим ей родным городе.

— У нас есть такая уверенность, — тихо заметил Голова, так что Маше казалось, что он просто шепчет, едва шевеля губами, — что в наших руках наш капитал будет работать намного более эффективно.

И согласно всё тем же пунктам нашего договора, — жёстко продолжил он, — в случае не соблюдения Наших требований вся Ваша доля в уставном капитале, переходит в собственность городских учредителей, как компенсация возможных потерь.

— То есть, лично в Вашу, господа, — тихо откликнулась Маша, глядя на него резко сузившимися до едва заметных щёлочек, ярко синими, горящими бешеной злостью глазами.

— Совершенно верно, — холодно ухмыльнулся тот. — И учти, что если даже не будет хватать хотя бы одной медной монетки…, - наклонившись вперёд, Староста вперил в её глаза холодный, жёсткий взгляд. — В этом случае, вся Ваша доля переходит в Нашу собственность полностью. Весь Ваш чёртов жемчуг, который вы так трепетно оберегали от расхищения прошлым управляющим, будет передан Нам. А недостача будет покрыта из Ваших клановых активов.

И у Вас есть ещё целых два дня, чтобы в этом удостовериться и собрать деньги, — мрачно усмехнулся он. — Так что, милочка моя, внимательно читай пункты учредительного договора.

— Ну а если мы его предоставим, этот Ваш уставной фонд? — тихим, безцветным голосом спросила Маша.

— О-о! — расплылся в фальшивой улыбке Голова. — Город, в нашем лице, просто расторгнет учредительный договор с Вами. И всё! Мы просто изымем свою часть уставного капитала, а уж дальше вы можете сами разбираться с тем, что у Вас там останется, — насмешливо заметил он, с вальяжным видом откидываясь на спинку удобного кресла.

— Верните нам наши деньги! — резко хлопнул по столу ладонью Староста, глядя на Машу злыми, горящими каким-то нездоровым лихорадочным блеском глазами.

— Вы так уверены, что там после этого что-то останется? — стиснув зубы и постаравшись справиться с распирающей её изнутри злостью, сухо поинтересовалась Маша. — После того, как вы сами же выгребли из банка кучу полновесного золота под залог каких-то своих дурацких бумажек, ценность которых и тогда то казалась мне весьма и весьма сомнительной. Теперь же, в свете ваших неожиданных требований, я настроена совсем по иному оценивать проведённую вами операцию по извлечению из банка наличных средств.

Да к тому же вам прекрасно известно, что весь капитал не лежит мёртвым грузом в хранилище. Деньги должны работать и они работают. В банке нет денег и вытащить их в два дня задача просто не реальная. Дайте хотя бы неделю. Я не прошу месяц, дайте хотя бы неделю.

— Что ты всё цепляешься к тем бумагам? — недовольно пробурчал Голова, невольно вильнув взглядом и стараясь не встречаться глазами с рассерженной Машей. — Бумаги, как бумаги. Не лучше и не хуже любых других. И если они так тебе не нравились с самого начала, то нечего было их у нас скупать, — с отчётливо проступающим в голосе раздражением сухо заметил он. — В конце концов, никто тебя силком не.

— Покупала ваши бумажки не я. Это сработал прошлый наш управляющий, которого вы же сами и назначили.

Стиснув зубы, Маша попыталась хоть немного успокоиться. Чувствуя, что невольно начинает оправдываться и жалко выглядит, она пришла в ещё большее раздражение и начала понемногу заводиться от распирающей её изнутри злости.

— И вам прекрасно известно, что в то время лично от меня здесь ничего не зависело.

— Хватит канючить и оправдываться, — резко оборвал её Староста жёстким, холодным голосом. — У тебя было время во всём разобраться и если тебе что-то не нравится, то исправить. Ты ничего этого не сделала! Уж это-то мы успели выяснить, до Ваших чисток, — усмехнулся он. — Поэтому, завтра вечером в шесть часов пополудни предоставь нам наше золото. Не предоставите, опечатаем хранилище и назначим ревизионную комиссию по дележу наследства.

И ещё одно, госпожа управляющая, — решительно поднявшись, он окинул обеих сидящих напротив женщин внимательным, настороженным взглядом. Удостоверившись, что они обе достаточно прониклись и внимательно смотрят на него, он громким, чётко акцентированным хриплым голосом, громом разнёсшимся по всей террасе, чётко и внятно произнёс.

До окончания наших расчётов, госпожа Корнеева, до выяснения всех обстоятельств возникшего дела, постарайтесь никуда из города не исчезать. Ваши перемещения по городу мы никоим образом не ограничиваем, как и сношение со своим кланом, но выходить за пределы городских стен Мы Вам настоятельно не рекомендуем. Постарайтесь временно не покидать город. И ещё! Немедленно прекратите все выплаты. Иначе…, - прервавшись, Староста неприятно улыбнулся.

А чтобы вы часом не забылись, мы оставим на площади перед банком несколько наших ребят, чтобы они проследили за соблюдением сей Нашей настоятельной просьбы. Чтоб вы не растащили из хранилища банка то, что там ещё есть.

Не обращая больше внимания на красную от злости Машу, в бешенстве некрасиво беззвучно раскрывающую рот, он быстрым, решительным шагом, не оглядываясь на замешкавшегося Голову, вышел с террасы.

Аккуратно поставив стакан с недопитым чаем, Голова, посмотрев ему в спину, и, глядя на Машу, демонстративно пожал плечами, разводя руки и склонив голову в дурашливом поклоне, с кривой ухмылкой негромко попросил:

— Вы уж уважьте нас, Марья Ивановна.

Поднявшись со своего места, и, не обращая ни малейшего внимания на стоящую вокруг мёртвую, гробовую тишину и замерших неподалёку людей, Голова молча вышел следом за Старостой.

Долгое время после их ухода за столом и по всей террасе висела напряжённая, предгрозовая тишина, не нарушаемая никакими звуками.

— Он прав? — Изабелла, неожиданно нарушив молчание, вырвала Машу из состояния мрачной созерцательности, в которую она буквально свалилась после ухода городской старшины.

Я тебя спрашиваю, он прав, когда говорил о двух днях? — тихим, злым шёпотом, переспросила её Изабелла, увидев, что та начала постепенно приходить в сознание.

Дождавшись молчаливого обречённого кивка, Изабелла несколько секунд недоумённо смотрела на неё потрясённым, не верящим взглядом.

— Но как?! Как вы могли подобное подписать? Это же основа основ! Никогда не делать ничего подобного. Два дня! Да ни один банк, ни одно предприятие, ни один человек не может выполнить ничего подобного, чтобы не пойти по миру с сумой.

— Тогда всё казалось по другому, — тихо, безвольно откликнулась Маша.

Когда сидишь на трёх неподъёмных рюкзаках, битком набитых отборным жемчугом, за который тебе по первому же требованию отваливают кажущейся просто огромной кучу золота, на многое смотришь по иному. Кажется, что это такая мелочь, какие-то бумажки, какие-то два дня, а ты такая богатая и тебе всё, абсолютно всё доступно и всё позволено.

Маша, перевела на Изабеллу недоумённые, широко распахнутые голубые глаза и тихим голосом буквально прошептала.

— Кто ж знал, что стоит только заняться реальным делом, настоящим производством, как денег станет тут же катастрофически не хватать. А ещё эта дурацкая эпопея с винными заводами. А дороги? — недоумевающе пожала она плечами. — А выплаты по погибшим…

Сожрали всё что только можно, а в кошелёк не принесли ни копейки. И что самое интересное, теперь больше не принесут. И на кой тогда мы всё строим и строим?

Копейка — это монета такая мелкая, — вяло пояснила она недоумённо посмотревшей на неё Изабелле. — Там, — устало махнула она рукой. — У нас на Земле. Было.

Вот так тебя умело окунают с головой в дерьмо, — тихо вздохнула она.

У меня в землянке есть кое что, — решительно оборвала её тихие причитания Изабелла. — Можно ещё поскрести по сусекам. Может чего-нибудь и найдём. В конце концов, можно занять на стороне. У ящеров, они не откажут.

— На стороне не дадут, — с безнадёжным видом Маша тихо покачала головой. — Даже не думаю, а твёрдо знаю. У них наверняка всё уже договорено и просчитано. И твои капиталы будут единственные деньги, что мы сможем получить на стороне. Может ещё у ящеров, — вяло пробормотала она.

Больше никто, ничего нам не даст, — тихо, едва слышно прошептала она. — Вот увидишь. Как только станет известно о требовании городской старшины, так сразу же все остальные мелкие вкладчики побегут в кассу, изымать свои вклады.

Придётся снова залазить в загашник, — тяжело вздохнула она. — Этот жемчуг, прям наша палочка-выручалочка какая-то.

— Треть цены, — негромко перебила Изабелла тихие, невнятные сетования Маши.

— Что? — повернулась к ней та неверяще.

— Треть цены, — повторила Белла злым голосом в ответ на вопросительно недоумевающий взгляд.

В подобных конфликтных случаях жемчуг и самоцветы всегда идут за треть цены, — негромким, злым голосом пояснила она. — Это закон.

В случаях принудительного расчёта с заимодавцами стоимость жемчуга и самоцветных камней определяется в треть цены, — тяжело вздохнув, снова повторила она словно замороженной Маше, глядя в её широко распахнувшиеся от изумления глаза. — Для компенсации дополнительных затрат заимодавца. Это общее правило и это все знают.

— Все, кроме меня, — проскрипела вмиг охрипшим голосом Маша.

— Учите местный законы, — холодно отрезала Изабелла.

— Так вот значит, почему они нам определили нашу уставную долю в банке в жемчуге, — потрясено выдохнула Маша. — Да ещё ведь как нахваливали. Мол, ваш жемчуг самый, самый, — Маша тихо покачала головой. — А я то дура ещё радовалась, какой они нам предоставили выгодный курс по переводу нашего жемчуга в золото.

Вот оно что, — прошептала она, бездумно глядя прямо перед собой. — Решили, значит, таким образом, крючок на нас заиметь, чтобы в любой момент подцепить можно было.

И подцепили!

На несколько минут Маша прервалась, с мрачным видом о чём-то раздумывая.

— И это, я вам скажу, даже не крючок, это настоящий якорь, — углубившись внутрь себя, тихо пробормотала она. Казалось, в этот момент она никого вокруг себя не видит.

Да и золота от них мы фактически не увидели, — задумчиво пробормотала она себе под нос. — Большинство их вклада составили какие-то ценные залоговые бумаги. А это, отнюдь не наличное золото. Интересно бы проверить, — задумчиво прошептала она. — Что же это за бумаги такие ценные, что Кидалов их тогда без звука принял в качестве обеспечения уставного капитала?

Ай да Голова, ай да сукин сын, — тихо продолжала причитать она сама себе под нос. — Так нас, дураков, развести. И никто из наших даже ведь не чухнулся. Ну, жемчуг и жемчуг, что, мол, такого. А оно вона что!

А это значит, что всего жемчуга, что у нас ещё остался, не хватит и на малую часть их не такой уж и большой доли, — задумчиво протянула она. — А это в свою очередь значит, что нас сейчас здорово тряханут.

Кирдык Сидорову золоту, — хмыкнула она. — Пиз…ц!

У нас отберут все деньги. Все! Полностью! Всю нашу долю в банке.

Ловко. Вот был бы завтра вечером для меня сюрприз. Я им жемчуг, а они мне дулю под нос. Мол, мало, дорогая! А времени то собрать денег больше у меня уже и нет! Ловко, очень ловко. — о чём-то задумавшись, снова повторила она. — Ишь ты, как у вас, господа, всё ловко рассчитано.

— Отберут, но не просто, — жёстко, холодным голосом оборвала её размышления Изабелла.

— В случае недостачи, вы должны будете её покрыть из своего имущества. А это значит, что у вас отберут и все ваши заводы, и земли, и ловы и всё остальное прочее. Всё, что сможет покрыть недостачу. Причём, как ты уже, наверное, и сама догадалась, стоимость вашего имущества также будет определяться не по реальной цене, а по той, какая им самим понравится.

— Я уже через это всё проходила, — тихо заметила она. — Я всё это уже хорошо знаю. Сталкивалась!

— Даша!

Всё так же глядя перед собой пустым, потухшим взглядом, Маша тихим, усталым голосом отдала бледной как смерть Дашке необходимые распоряжения о прекращении выплат вплоть до особого распоряжения.

Дождавшись, когда настороженно посматривающие в её сторону родственники, тихо шушукающиеся между собой, под угрюмыми взглядами маячащей неподалёку городской стражи неохотно покинут террасу, она ещё долго потом сидела на террасе, рядом с такой же молчаливой Изабеллой, бездумно глядя прямо перед собой.

Когда солнце перевалило зенит, она неожиданно резко встряхнулась, и не глядя на неторопливо двинувшуюся следом Изабеллу, скрылась в дверях банка.

Всё оставшееся время до вечера она посвятила бурной деятельности и к вечеру в город уже стягивались немногочисленные отряды клановых егерей, ведомые Корнеем.

К полуночи стало окончательно ясно, что клан, при безоговорочной поддержке ящеров и неожиданно присоединившихся к ним немногих амазонок из числа пленных, полностью контролирует всю южную часть города, плотно перекрыв все входы и выходы из южного посада.

Выставленную у банка городскую стражу, аккуратно подталкивая в спины прикладами арбалетов, выталкали за охраняемый периметр. К утру в южном посаде городских войск не было никого.

Утром же стало известно, что и городские власти времени зря не теряли и теперь уже весь город, а не только та его часть, что прилегала непосредственно к банку и контролировалась земным кланом, были плотно окружены подошедшими за ночь войсками кланов Городской Старшины и городской стражи.

Весь город словно вымер. На улицах было пусто. Нигде не было видно ни человека, ни обычно роем снующей по улицам детворы. Город буквально вымер. Лишь только на каждом перекрёстке вдоль дороги, ведущей от южных ворот к банку "Жемчужный", на всём её протяжении стояли небольшие группки до зубов вооружённых егерей в непробиваемых кольчугах. И всё это было окружено десятикратно превышающими их числом, тяжеловооружёнными клановыми войсками.

Положение было патовым. Было ясно, что в случае конфликта земной клан просто так не сдастся, но и сил у него было явно недостаточно, чтобы диктовать свои условия. Надо было договариваться. Несмотря на всё их великолепное вооружение, не смотря на все их непробиваемые доспехи и знаменитые ящеровы арбалеты, в случае конфликта их просто задавили бы числом.

Противостоять войскам кланов, выступившим совместно с городской стражей, значительно превосходящих небольшое число их собственных егерей, для малого земного клана, совсем недавно появившегося в городе, было практически нереально.

Не смотря даже на серьёзную поддержку ящеров, сразу же выступивших на их стороне, не считая даже немногих городских добровольцев и бывших пленных амазонок, нанятых ими для своего усиления, шансов у мятежного клана в случае вооружённого конфликта не было никаких.

Но и Городская Старшина понимала, что и им такая победа достанется не просто с кровью, а с очень большой кровью. Все в городе прекрасно были осведомлены об умении стрелять из арбалетов тех немногочисленных егерей, находящихся на службе у клана. Да и позиция городских курсантов, ещё остававшихся в корнеевской шкоде и занявших в конфликте вооружённый нейтралитет, не способствовала их спокойствию. Сто арбалетчиков, готовых в любой момент ударить в спину, не добавляла городским властям спокойствия.

Да и неизвестно ещё как бы себя повела в дальнейшем и та тысяча, что последняя осталась от корнеевской школы, увидя расправу над своим учителем.

Поэтому, до назначенного часа никто из Городской Старшины не предпринимал никаких активных действий, терпеливо ожидая, что же всё-таки предпримут земляне.

В назначенное время, когда тусклое, зимнее солнце, не так уже греющее, словно и оно заразилось поселившимся в городе холодом, уже склонилось к горизонту, на банковской террасе с накрытым к чаю столом, снова, как и два дня назад, сидели за столом две молодые, красивые женщины. Они молча пили чай.

Маша, рассеянно покручивая в руках стакан с остывшим уже чаем, нервно поглядывала в сторону улицы, ведущей к центру города.

— Полагаю, что в данных условиях уже не имеет смысла скрытничать с этим дурацким золотом? Надеюсь, я права…

— Идут! — резко оборвала она сама себя.

С мгновенно нацепленной на лицо безстрастной маской, она, внешне абсолютно спокойная, тщательно скрывая клокочущие внутри чувства, откинулась на спинку своего кресла и, взяв в руки чашку с давно позабытым остывшим чаем, безмятежно принялась отхлёбывать холодный, ставший вдруг безвкусным чай.

Внешне полностью безмятежная и расслабленная, со стороны она безусловно производила впечатление чего-то хрупкого и нездешнего, неведомо каким образом занесённая в эти дикие, суровые края.

Подошедшим к террасе двум представителям Городской Старшины, сопровождаемым каким-то неизвестным Изабелле субтильным мужичком, несущим в руках небольшую, чёрного лака шкатулочку, в которой обычно носят канцелярские принадлежности местные писари, предстала внешне просто идиллическая картина.

На залитой закатным зимним солнцем просторной банковской террасе сидели две молодые, красивые женщины и с безмятежным видом пили парящий на морозе чай из хрупких, стеклянных подстаканников.

Идиллия.

Если бы, не густая цепь вооруженных до зубов егерей, плотно окружающая со всех сторон террасу. Да, пятёрка амазонок с одного краю со своими дальнобойными луками и хорошо знакомый пришедшим десятизарядный станковый арбалет с другого, успевший заслужить во время прошедшего мятежа весьма жуткую славу в Южном заливе. Они явно портили столь благостную картину безмятежного вечера. Да и лёгкая, знакомая пришедшим смертоносная сабелька, небрежно свисающая сбоку у спокойно сидящей за столом женщины, явно выбивалась из благостного образа.

— Какая идиллия, — негромко, но с отчётливо различимым в голосе сарказмом, насмешливо заметил Голова, следом за Старостой неторопливо поднимаясь на террасу и подходя к столу. Храбрости никому из них было не занимать и ни один мускул не дрогнул у них на лицах. В этом городе трусов к власти не допускали.

— Вы позволите? — вежливо поинтересовался Голова, аккуратно берясь за спинку стоящего перед ним кресла.

В отличие от прошлого раза, сейчас они оба были предельно вежливы и осторожны в своих движениях и словах. Смотрящие им прямо в лица арбалеты банковской охраны, молчаливо стоящей по всему периметру террасы, не располагали к откровенному хамству, в отличие от прошлого раза.

Не дождавшись никакой видимой реакции, они оба, также молча, устроились за столом.

Не успела висящая вокруг тишина перерасти в напряжение, как из широко распахнувшейся парадной банковской двери показалась Даша, несущая перед собой поднос с двумя стаканами в подстаканниках, большим заварным чайником и небольшой горкой бутербродов с красной икрой. И лишь тонкий, стеклянный звон позвякивающих в её дрожащих руках пустых стаканов, нарушал стоящую вокруг мёртвую тишину.

Подойдя к устроившимся в креслах гостям, она опустила поднос на край стола и молча посмотрела на обоих представителей банковских учредителей.

— Ну? — дождавшись, когда ему нальют чаю, первым заговорил Голова, с довольным видом принимая из рук Даши сахарницу с колотым сахаром и накладывая в стакан пару кусочков.

Взгляд пронзительных, прищуренных до узких щёлочек глаз Городского Головы в упор глядел на молча и безмятежно сидящих напротив женщин.

— Судя по нашим, пусть и старым, — насмешливо прищурил он глаза, — но вполне достоверным данным, а также по вашим судорожным метаниям по городу в последние два дня, и по тем слухам, что до нас в последнее время доходили, денег, полностью под расчёт, вы так и не нашли, — сразу же решительно приступил он к делу.

— Полагаю, что в лучшем случае, у вас будет половина.

Прервавшись, он с немым вопросом в глазах уставился прямо на Машу. Снова не дождавшись никакой видимой реакции, он, сразу приободрившись, продолжил.

— А этого, госпожа управляющая, как вы сами понимаете, для наших расчётов будет недостаточно, — бросил он в её сторону враз повеселевший взгляд.

— Ну а раз так, — с довольным видом заключил он, — то Вам придётся или расстаться с местом Управляющего, или со своей уставной долей в банке. Или то и другое вместе, — расплылся он в широкой, откровенно хамской улыбке. — Это не считая того, что придётся ещё покрыть недостачу, — ухмыльнулся он.

— А поподробнее? — наконец-то подала голос Маша.

— Поподробнее? Пожалуйста! — радушно кивнул он головой, размешивая чайной ложечкой сахар в стакане.

— Зная Вашу, Марья Ивановна, — склонил он голову в лёгком, вежливом поклоне в её сторону, — сугубую заинтересованность в сохранении данного банка. Зная Ваше горячее желание остаться на прежнем посту в том же самом качестве управляющего, Мы, все городские учредители банка, готовы на это согласиться, если, конечно, сможем с Вами договоримся о некоторых вещах. В частности, о продаже некоторых ваших активов, представляющих для нас несомненный интерес. По сходной цене, так сказать, — с довольным видом откинулся он на спинку кресла.

— Мы, Марья Ивановна, лично против Вас ничего не имеем и о Ваших талантах, деловой активности и хватке весьма и весьма высокого мнения. Поэтому, мы не будем против, если Вы и дальше останетесь на старом месте в той же самой должности управляющего. Если конечно договоримся, — тут же поправился он. — А то… Уж больно Вы, госпожа управляющая, прыткая и в делах неуступчивая, — Голова, с отчётливо проявившемся на лице сожалением, осуждающе покачал головой.

— И что же именно вас интересует?

— Вот, пожалуйста, списочек, что я потрудился вчера вечерком, со товарищи, составить. Здесь всё, представляющее для нас несомненный интерес.

С совершенно безстрастным лицом, Маша невозмутимо глядела на вальяжно раскинувшуюся в креслах напротив парочку. Приняв из его рук свёрнутый вчетверо листок…

— Ого?!

Маска безстрастности невольно лопнула, как только она окинула первым, самым поверхностным взглядом, представленный ей весьма подробный и детальный, как оказалось, список.

— А эти вот цифирки…., - невольно срываясь на грубость, резко ткнула она куда-то в середину листа своим пальцем. — Эти вот цифирки, напротив каждого пункта, это, надо так понимать, цена?

— Она самая, — с довольной миной на лице, согласно закивал тот головой. — Она родная.

— Не жирно ли будет? Или, как говаривают в наших краях: "А рожа не треснет?"

— Фу! — сморщившись в недовольной улыбке, Голова раздражённо заворочался в своём кресле. — К чему так грубо? Но раз Вы ТАК спрашиваете, то ТАК ЖЕ Вам и отвечу. Нет! Будет не жирно. И рожа не треснет. А будете и дальше разговаривать в подобном тоне, уважаемая Марья Ивановна, то "цифирки", как Вы только что небрежно выразились, могут и дальше похудеть. Упасть, так сказать, в номинале.

— Скажем…, - задумался он, лукаво глядя на Машу. — Ещё на один нолик.

Маша, брезгливо подняв представленную ей бумажку за уголок, небрежно помахала им в воздухе.

— А если я не согласная?

— А что, у Вас есть выбор?

Продай! Продай хоть что-то. Хоть кому-нибудь. А нам верни наши деньги. Только не завтра, не послезавтра, не после — послезавтра, а сейчас. Сию минуту! Немедленно!

Время вышло, — усмехнулся понимающе он, глядя на молчащую Машу. — Шесть часов пополудни. Время!

Не дождавшись от неё никакого ответа, он, молча, покачал осуждающе головой.

— То-то и оно. За два последних дня никто у тебя, Машка, ничего не купил. Ни за эту цену, ни за большую. А значит и цена эта последняя, нравится она тебе или нет. Значит, по ней и считать будем.

— Всё-таки, один единственный вопрос, Голова, вопрос на засыпку. Чем же это Мы Вам так досадили, что Вы пошли на фактический разгром нашего банка и всей нашей компании.

— Марья Ивановна!

Казалось, заговорив вслух, ожила статуя, настолько неожиданным был раздавшийся рядом голос Старосты.

— Первое. Банк не ваш, банк городской. Общий, если вам так лучше понятно. И у вас в нём лишь только доля и отнюдь не самая большая. Была, — криво усмехнулся он.

— И у нас действительно нет к Вам претензий, как к специалисту. Но мы крайне недовольны Вашим способом ведения дел.

— Эти Ваши выплаты…, - недовольно поморщился он. — Мало того, что Вы этим нарушаете сложившийся в городе уровень оплаты труда, но Вы обособились от своих товарищей…

— Под товарищами, Вы понимаете естественно только себя, — ледяным тоном перебила его Маша.

— Маша, Маша, — осуждающе покачал тот головой. — Ну зачем же ты так! Совсем не обязательно. Но хотелось бы, чтобы вы не забывали своих старых товарищей и приняли нашу посильную помощь. Ну, хотя бы в этом Вашем, как оказалось, столь прибыльном предприятии в землях Империи.

— Ах, вот оно что, — задумчиво протянула Маша. — Вот, значит откуда ноги растут.

— Значит, Вам не даёт покоя наша экспедиция в земли ящеров и Приморье, доходность сего дела.

Сцепив руки перед собой, она откинулась на спинку кресла и задумчиво посмотрела на сидящих перед ней представителей самых богатых людей города.

— Скажем так, Маша, Мы были бы совсем не против профинансировать вашу очередную экспедицию. Или…, принять некоторое участие в ней, — осторожно, тщательно подбирая слова, вступил в разговор Голова, делая особый акцент на слове "очередную". — С соответствующим разделением последующих прибылей.

— При этом мы понимаем, что весомая доля в прибылях должна принадлежать Вам, Вашей компании, как первооткрывателям, но и наше посильное участие требует соответствующего поощрения.

— Угу, — задумчиво покачала головой Маша. — Первые два дня, пока не разберётесь что и как, а дальше пока уже сами не сможете перехватить вожжи. Потом нас в сторону, а сами на коне. Знакомо.

— А чтоб мы не шибко трепыхались, вы решили нас немного придавить, как кошка мышку. Чтобы мы были на переговорах, так сказать, посговорчивее, погибче.

— А что же вы сразу не пошли к нам и не сказали, что у Вас есть в этом деле интерес? — вопросительно подняла на них взгляд Маша. — Что ж вы честно, прямо не подошли?

— А вы бы вот так сразу и согласились? — скептически хмыкнул Староста. — А то мы вас, Марья Ивановна, не знаем. Вы же всегда на особицу. Всегда сами, всегда одни. Что ты, что ваш профессор, что Корней, что… некие Сидор с Димоном, — Староста осторожно покосился на Изабеллу. — Да и согласись, условия будущего соглашения в данном случае диктуем всё же мы. Поэтому пришлось пойти на кое-какие издержки.

— Это, доведение простой домашней свары, чуть ли не до вооружённого всегородского конфликта вы называете "кое-какие издержки"? — Маша, возмущённо сверкая глазами, раздражённо заворочалась в своём кресле.

— Это целиком ваша вина.

Голова, снова включаясь в разговор, сердито постучал пальцем по столу.

— Никто из нас не собирался и не собирается доводить дело до вооружённого столкновения. Это всё лично Ваша инициатива по раздуванию конфликта. Подняли панику, устроили в городе бучу. Привлекли на свою сторону ящеров. Объявили о наборе в городе добровольцев. Вооружили бывших пленных амазонок….

— Кстати последних, потрудитесь обратно ввести в положенный им статус, — перебил его раздражённым голосом Староста. — Нам в городе не хватает только полусотни амазонок, вооружённой вашими стараниями до зубов, — невольно покосился он в ту сторону террасы, где стояли только что упомянутые особы, вооружённые своими страшными, дальнобойными луками. — В общем, как завертели, так и изворачивайтесь. Сами вооружили, сами и разоружайте. Но это даже не обсуждается!

— Да, Маша, — согласно кивнул Голова, — это обязательное условие любого нашего соглашения. Любого! И оно действительно, не обсуждается. В городе не должно быть вооружённых амазонок. Тем более в таком числе. Пятьдесят лучниц! — возмущённо зашипел он, понижая голос, чтобы его невозможно было услышать на противоположном конце террасы. — Это мы уже проходили, и к чему подобная глупость приводит, тоже прекрасно уже знаем. Так что потрудитесь первым же делом избавиться от них.

— Вот так вот и избавиться? — задумчиво проговорила Маша, пронзительно глядя на него.

— Вообще-то у нас с ними договор о найме и я не вижу никаких причин его нарушать.

— Надеюсь, требование городских властей? Убрать! Это достаточно веская причина? — с открытой угрозой в голосе тихо поинтересовался Голова.

— Оо-о. Как мы быстро и легко скатываемся от улещивания до угроз, — насмешливо хмыкнула Маша. — Но сей вопрос можно будет решить и потом. Сейчас же давайте вернёмся к вашим предложениям.

— Итак, Маша, — снова мгновенно преображаясь, Староста расплылся в широкой улыбке.

Словно волшебник, он извлёк откуда-то из глубин своего сюртука два свёрнутых в тугие, стянутые разноцветными ремешками небольших рулона. Неторопливо раскатав на столе перед ней меньший из рулонов, он аккуратно прижал края дорогого, даже на один только вид, недешёвого пергамента специальными канцелярскими грузиками, поданными ему Головой.

— Всё в двух экземплярах. Этот…, - небрежно махнул он в сторону раскатанного на столе пергамента. — Договор о ликвидации нашей оставшейся части уставного капитала, оформленный в полном соответствии с уставными требованиями. Этот же…

Любовно покачав в руке даже по виду намного более тяжёлый и толстый по объёму рулон пергамента, он осторожно развернул его и с удовольствием на лице посмотрел на написанный текст.

— Это, Наш с Вами будущий новый договор. Здесь прописано всё. И то, что ты остаёшься в старой должности управляющего Нашим банком, Бог с тобой золотая рыбка, служи, — усмехнулся покровительственно он. Глаза Маши нехорошо сверкнули в ответ. — И то, что мы не имеем лично к тебе претензий, и в случае нового конфликта готовы предоставить тебе достаточно времени для поиска средств. Здесь же оговорена и Ваша новая доля в банке…

— Да-да! — покивал он головой в ответ на недоумённый взгляд Маши.

— Согласись, любое новое дело надо начинать с подведения итогов по-старому. А по-старому, мы должны пересмотреть процент вашего долевого участия в банке. Ведь вы фактически не выполнили условия нашего старого договора. Так что, думаю, если определяться по состоянию дел на сегодняшний день, это будет справедливо.

— Впрочем, — ухмыльнулся он, — мы не настаиваем. Мы можем ограничиться и кое-какими вашими предприятиями по недостающей части нашего уставного капитала.

— Что это тебя там так заинтересовало? — наконец-то прервался он заливаться соловьём и обратил внимание на Машу, которая, не обращая на его речитатив никакого внимания, внимательно читала текст другого, взятого ею со стола пергамента.

— Что ты там нашла для себя нового или интересного? — насмешливо переспросил он.

— Да вот, смотрю цифирки, что вы здесь понаставили.

— С "цифирками", как ты выразилась, там всё нормально, — недовольно поморщился Голова. — Всё подсчитано до последней монетки.

— Многовато, — задумчиво протянула Маша, рассеянно теребя выбившуюся из причёски прядку волос. — Хотя совпадает с нашими подсчётами, — тяжело вздохнула она.

Не выпуская его из рук, она неторопясь, тщательно расстелила оба пергамента первого договора на столешнице, старательно распрямляя, и прижимая упорно желающие свернуться обратно в трубочку концы листов.

Старательно расправив рядом и второй экземпляр, ни слова не говоря, она, молча, взяла лежащее на столе гусиное перо и, опустив его в чернильницу, аккуратно и тщательно выводя свою фамилию, подписала оба экземпляра.

— Я смотрю, вы заранее всё подписали, — с задумчивым видом хмыкнула она. — Это хорошо!

Наверное, чтобы не тратить Наше Дорогое Время, — с откровенным сарказмом в голосе заметила она, насмешливо глядя в ошарашенные лица сидящих напротив.

Вот я и решила, Здесь больше Вас не задерживать.

— Ты!

Казалось, Старосту в этот момент хватит удар, настолько у того было неадекватное, странное выражение лица.

— Ну, значит, ты сама выбрала, — мгновенно справившись с собой, тихо процедил он сквозь стиснутые губы. — Теперь изволь предъявить нам то, что у тебя есть и мы решим твою дальнейшую судьбу.

— Свою судьбу я решу сама. Без вас! — тихо, злым голосом перебила его Маша. — А Вы получайте то, что Вам положено и проваливайте. Мы с Вами расстаёмся.

Негромко хлопнув в ладоши, она, немного рисуясь, небрежно махнула рукой в сторону медленно распахнувшейся банковской двери.

— Получите!

В широком дверном проёме парадной банковской двери, ярко освещённом висящей высоко над ней большой бензиновой лампой, показались два массивных, ростом под два метра банковских охранника. На низкой, широкой тележке с маленькими колёсиками. они с трудом выкатили из дверей банка большой, даже по одному только виду тяжеленный сундук.

Втащив его на террасу, они, устало смахнули выступивший на лице пот и, развернувшись, скрылись обратно в дверях банка.

— Ну-у, Маша, — недовольно поморщился Голова. Осуждающе покачав головой, он сердито заметил. — Я, конечно, хорошо понимаю твои горячие чувства к тем бумагам, что были нами представлены для уставного капитала и к сундуку в котором их в банк передали. Ты об этом уже весь город оповестила, что мол, мы такие подлецы, всучили пустые бумаги, а теперь требуем полновесное золото. Но нельзя же, вот так! Совать нам в нос, обратно, наш же собственный, покоцаный сундук. Золота, как я знаю, у вас нет.

— Значит, Пашиным серебром решили вернуть? Или опять своим жемчугом, — грустно хмыкнул он. — И сколько тут? — оторвал он погрустневший взгляд от такого ему хорошо знакомого сундука, в котором он сам когда-то лично вносил уставной капитал в этот банк.

— Больше не будет. Это всё! — сухо откликнулась Маша. — Распишитесь в получении и убирайтесь!

— М-да, похоже, с золотишком у вас туго, — тихо пробормотал Голова себе под нос. — Ну, что ж, будем считать! Ну а потом…., - с фальшивым сожалением в голосе, медленно развёл он руками. — Потом, в размере недостачи определимся, какие ваши предприятия переходят под наш контроль.

Снова демонстративно тяжело вздохнув, он поднялся, пододвинул своё кресло к сундуку и, тяжело обратно на него опустившись, буквально на самый его краешек, с натугой приподнял тяжеленную крышку.

Замершая, безмолвная фигура Городского Головы являла в этот момент весьма характерную позу, напоминающую статую Командора в одном из произведений русского классика.

— Твою мать…., - хриплым, вмиг осипшим голосом проскрипел негромко он.

— Глянь, — повернулся он к Старосте. — Они…

Медленно подойдя и склонившись над распахнутым сундуком, Староста замер рядом с Головою, молча глядя на то, что предстало перед глазами.

— Байки про двойные золотые имперские ящеры оказываются вовсе и не байки, — медленно, как замороженный, тихо прошептал он. — Настоящее имперское золото, высшей пробы. Полновесное.

Повернувшись в сторону сидящих за столом двух женщин, Староста со странным, непонятным выражением на лице несколько долгих мгновений молча, рассматривал обеих.

— Я так полагаю, что можно не пересчитывать?

Медленно повернувшись обратно, он ещё какое-то мгновение молча, пялился на содержимое сундука, стоя спиной к сидящими за столом женщинами, а затем негромко заметил, поворачиваясь.

— Жаль! — с искренним сожалением в голосе, посмотрел он ей прямо в глаза. — Ей Богу жаль, Марья Ивановна!

— Жаль, что наше сотрудничество заканчивается подобным образом. Всё-таки, с вами можно вести дело, хотя порой Вы бываете удивительно неприятным человеком. Так что если передумаете, насчёт нашего предложения по совместной торговле, то мы всегда к вашим услугам, — уважительно склонил он перед ней голову.

В этот момент в его глазах не было ни грамма насмешки или презрения. Теперь на неё с искренним уважением смотрел серьёзный, деловой человек, получивший веские доказательства её честности и деловой порядочности.

Не задерживаясь больше ни на минуту и даже не пересчитав, всецело положившись на честное слово Маши, они быстро, по-деловому просмотрели представленные ею расчёты. Согласовав всё, они решительно подхватили ручку банковской тележки и скатили по специальному наклонному пандусу на брусчатку площади перед банком.

Послав бегом пришедшего с ними писаря обратно к себе домой, они дождались не сразу появившейся телеги, запряжённой большим, медлительным битюгом, и погрузив с помощью егерей на телегу сундук, весело о чём-то переговариваясь, скрылись в одной из улочек, ведущих в сторону Городского Совета и центра города.

На террасе остались, молча смотревшие им в след Маша с Изабеллой.

Едва только банковская терраса, скрылась за углом ближайшего переулка, Голова, с чувством втянул в себя холодный зимний воздух и резко согнув правую руку в локте, тихо рявкнул сиплым от едва сдерживаемого ликования голосом:

— Есть! Мы их сделали!

— А ты чего не радуешься? — весело скалясь, крепко хлопнул он по плечу идущего рядом с ним друга. — Ты что, не согласен с тем, что мы их поимели?

— Согласен, — флегматично откликнулся тот, не выказывая ни малейших признаков радости. — С тем, что мы их поимели, я полностью согласен. И с тем, что надо бы радоваться, этому, я тоже согласен. Но вот радости это у меня не вызывает ни малейшей.

— Взгляд мне её не понравился…., - нехотя пояснил он, глянув прямо в глаза Головы.

Оглянувшись в сторону скрывшегося за углом банка, он резко вскочил в седло своей, идущей в поводу лошади, сразу же начавшая нервно под ним приплясывать. Лошадь нервничала, чувствуя внутреннее раздражение и недовольство всадника.

Дождавшись, пока Голова грузно заберётся в своё седло и, отъехав вместе с ним ещё дальше от поворота улицы к банку, только тогда Староста продолжил прерванную мысль:

— Ты можешь, что угодно мне говорить, но человека, который смотрит на тебя таким взглядом, как посмотрела на нас эта новоявленная банкирша, я бы советовал тебе серьёзно поостеречься. Похоже, что мы всё-таки перегнули палку. И откуда-то у меня такое чувство, что они нам этого не простят. Да и баронесса эта…. Сидорова коза! — сквозь зубы зло выругался Староста. — Сидела и молча, пялилась на нас, как змеюка. Ну вот скажи мне, — повернулся он в его сторону. — Ну что она там делала? Каким боком её касалось то, что мы там обсуждали? Так нет же! Припёрлась1 А потом сидела и пялилась, как сыч. И молчала! Тварь! — выругался он.

Похоже, что баронесса набирает в этой неприятной компании всё больший и больший вес. А для нас это очень и очень плохо. Родовитая дворянка, да к тому же баронесса древнего, славного рода с кучей воинственных родственников в Западных баронствах, это тебе не прекраснодушные земляне, без местных корней и с наивными глазами, ну и прибившийся к ним тупой местный солдафон, не знающий кто его отец с матерью.

Это волчица, — процедил он зло сквозь зубы. — Молодая волчица, и ещё похлеще стервы Маши будет. Пока они обе ещё в силу не вошли, но, помяни моё слово, доставят они нам хлопот. Они обе нам ещё здорово крови попортят.

До сих пор себе не прощу, что повелся на Машкины угрозы и продал этой сопливой баронессе свои трактиры возле городских ворот практически за безценок.

Тьфу ты, — сплюнул он в раздражении на землю, угрюмо уставившись на холку своей лошади.

Пусть эта породистая коза теперь без денег попробует поработать, раз такая борзая, — угрюмо буркнул он, сердито сверкнув глазами. — А то ишь ты, зенками своими рассверкалась. Я ей покажу, как не меня так зыркать!

Ну а раз ты у нас держишь под контролем всю торговлю через перевал, то и договорись с таможней, чтобы ни один их обоз через него больше не прошёл. Пусть покрутятся….

Где-то ещё через полчаса весёлой, радостной суеты, сразу заверченной вокруг банка, как-то незаметно с площади исчезли и стоявшие наготове войска кланов, вместе с городской стражей и сама площадь неожиданно сразу опустела. На ней остались только одиноко стоящие, расслабившиеся егеря и забившиеся в угол террасы, настороженно посматривающие на них амазонки, единственные на площади, кто не выказал ни малейшей радости по поводу произошедшего быстрого примирения сторон.

Наконец-то обратив внимание на их настороженное поведение, Маша внимательно присмотрелась к ним и кивком головы подозвала к столу старшую.

— Отправь кого-нибудь за вашим полусотником, — негромким, чётко акцентированным голосом попросила она стоящую перед ней настороженную амазонку. — Скажешь, что есть разговор.

Внимательно посмотрев на неё, амазонка, молча, развернулась и, отойдя в занятый ими угол террасы, отдала какое-то распоряжение тихим голосом.

Судя по быстроте, с которой рванула с места гонец, они все прекрасно представляли, насколько этот разговор для них важен, потому что, не прошло и получаса, как к банку уже подходила выбранная амазонками над собою атаманша.

Оставив явившихся вместе с ней практически всех амазонок стоять неподалёку на площади, она неторопясь, с внутренним достоинством в каждом движении, поднялась на банковскую террасу и молча, опустилась в опустевшее после делегатов кресло.

— Ну? — вопросительно взглянула она на сидящих напротив женщин.

— Удивительно, какие они все сегодня однообразные, — устало кивнула головой в её сторону Маша, напоминая Изабелле на подобную же фразу в устах Головы.

Так вот уважаемая, — начала она, сразу стерев с лиц присутствующих все признаки веселья. — Все условия найма, по которым мы вас нанимали, выполнены и больше в ваших услугах мы не нуждаемся.

Заметив, как напряглась при последних словах фигура выборного атамана амазонок, Маша успокаивающе покачала ладонью перед собой.

— Нет-нет-нет! — тихо помахала она перед собой ладонью. — Никто вас разоружать не собирается. По крайней мере, не мы, — криво поморщилась она. — Но городские власти совершенно жёстко и недвусмысленно указали на то, чтобы вас разоружить и убрать из города. Поэтому у нас для вас будет деловое предложение. Не дожидаясь неприятностей с городскими властями, и если ты, Катарина из Шклова, не собираешься обратно в свой Шклов, или любой другой Мухосранск в вашей заречной Амазонии, то мы вам можем кое-что предложить.

Как вы посмотрите на то чтобы прокатиться в Приморье? За казённый счёт, так сказать, — вопросительно взглянула она в удивлённо распахнувшиеся глаза амазонки.

Там есть для вас кое-какая работёнка, как раз по вашему профилю. И уверяю вас, в накладе вы не останетесь.

В случае же вашего предварительного согласия, мы можем обсудить детали. Если же нет, то вам следует немедленно, этим же вечером, самим покинуть город, пока за вас не взялись городские власти. Во избежание эксцессов с ними, так сказать, — хмыкнула она. — И я боюсь, что в этом случае с оружием вас из города не выпустят. Не говоря уж о том, что и у нас потом будут неприятности.

Так что выбора то и у вас нет, — тихо заметила она.

Сидящая напротив них женщина несколько минут молча, смотрела на них, видимо что-то усиленно прокручивая в голове.

— Что же там может быть такого, что может быть нам интересно? — негромким, скрипучим голосом тихо поинтересовалась атаманша.

— Охрана, сопровождение грузов, — с облегчением переводя дух, расслабилась Маша.

Вопрос, заданный атаманшей негромким, ясным голосом, совершено спокойно можно было считать согласием. До этого момента, она даже не понимала, насколько внутренне волновалась о возможном развитии разговора.

Положение у амазонок действительно было патовым. Им было просто некуда деваться. В случае отказа сдать оружие, их бы просто расстреляли издалека находящиеся ещё поблизости войска кланов, наверняка оставленные в городе специально для этого случая. Но и сдавать оружие им было тоже невозможно, поскольку после этого они были просто никому не нужны. На работу в городе, после их выступления против Городского Совета, никто бы их не взял ни под каким видом. А возвращаться обратно к себе в Амазонию им было также нельзя, поскольку их запросто могли признать дезертирами, потому что имея в руках оружие, они вернулись домой сами и без него.

Да даже если бы они его каким-то чудом и сохранили, даже это для них уже не играло никакой роли. Здесь играла свою роль убеждённость, царящая среди руководства амазонок, что любой воин, попавший в плен поневоле, не мог сам себе вернуть оружие, кроме как в бою. А если ему его возвращали добровольно, то это расценивалось не иначе как предательство и переход на сторону врага. Поэтому у них теперь был только один единственный путь — наёмничество.

Именно этот выход им и предложила Маша, выполнив заодно сразу две задачи, давно застоявшиеся и требующие немедленного разрешения. Первая, срочная, — убрать из города большой вооружённый отряд амазонок, и вторая — выполнить настоятельную просьбу Сидора, прислать ему в Приморье отряд этих же самых амазонок, которых здесь никто не знал куда девать.

Согласовав ещё несколько вопросов, требующих немедленного решения, атаманша увела свой отряд обратно в казармы, где они обитали последние несколько дней.

К слову сказать, казармы это было одно только название. На самом деле это были несколько пустовавших последнее время больших складских землянок, примыкавших к жилому комплексу, вырытому ещё прошлой осенью Сидором с друзьями возле южной городской стены. Фактически, последние несколько месяцев склады пребывали в полном запустении, лишённые содержимого, которое полностью пошло на оплату кредитов и услуг нанятых Машей добровольцев, ящеров и тех же самых амазонок.

Первая же освободившаяся большая землянка и была определена им под дружинную избу, которую с успехом последние два дня им и заменяла.

Теперь амазонкам приходилось её освобождать, возвращая прежним владельцам, а самим собираться в дальнюю дорогу, конечный пункт назначения которого знали в городе только три человека: Маша, Изабелла и атаманша.

Триумф… с голой жо…й. *

К сожалению, возникшие сразу после ликвидации городской доли проблемы, на том не кончились. После выплаты уставной доли, в банк тонкой струйкой потянулись вкладчики изымать вклады. И с того проклятого раза, практически не было ни одного дня, когда хотя бы один, два человека в день не предъявляли бы Маше требования о возврате своего вклада.

Пока спасало лишь то, что вклады были небольшими, да и количество вкладчиков, вдруг возжелавших немедленно расстаться с банком "Жемчужный", незначительно. И оставалась ещё крепкая надежда, что эта негативная тенденция скоро кончится, ведь не все же в городе были такие пугливые. Тем не менее, денег могло не хватить, и о наполнении плюсовой части баланса банка следовало побеспокоиться заранее.

Именно эта причина и привела Машу одним ранним утром в землянку к баронессе де Вехтор.

— Ты уверена, что обойдёшься без своих денег в ближайшие месяцы?

Мрачная, словно грозовая туча, Маша хмуро смотрела на баронессу Изабеллу де Вехтор. От её ответа сейчас очень многое зависело, и ей бы не хотелось ошибиться в своём мнении об этой девушке.

— Может быть даже и годы? — тихо добавила она.

Подняв на неё мрачный, опустошённый взгляд, она тихо заметила:

— Не знаю точно, но у меня уже нет твёрдой уверенности в том, что я сумею в самое ближайшее время тебе их отдать. Но отдам обязательно.

Наверное, это был уже даже не второй и не третий, а наверняка чуть ли не десятый подобный вопрос за прошедшие два дня, которым Маша раз за разом, с занудным постоянством, терзала Изабеллу.

— Не впервой, — так же, наверное, уже в десятый же раз, спокойно откликнулась Изабелла. — Да не нервничай ты так! Наконец-то поверь, что здесь, в Вашем городе, жить мне намного легче, проще и дешевле, чем даже у себя в родном замке. И трат здесь намного меньше, чем у меня дома.

— Дел у меня здесь никаких нет, прислуги, которой надо платить, нет, хозяйства своего нет. Охрана и та теперь безплатная, — криво усмехнулась она. — Так зачем мне хранить в сундуке своё золото? Воров, что ли приваживать?

— Здесь нет воров, — машинально в который же раз откликнулась Маша, усиленно думая о чём-то своём, о чём свидетельствовали сведённые на лбу брови и углублённый внутрь себя задумчивый взгляд.

— Ну да. Здесь есть компаньоны, готовые в любой удобный момент раздеть тебя до нитки, — насмешливо хмыкнула Изабелла, начиная с интересом присматриваться к глубоко задумавшейся Маше. — А потом и нитку оборвать.

— Чёрт! — неожиданно резко выдохнула из себя Маша, сердито хлопнув ладонью по подлокотнику своего кресла. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — раз за разом жёстко стучала она по нему.

— Придётся сворачиваться, — с сожалением в голосе продолжила она, явно не слушая того, что говорила только что Изабелла.

— Придётся сворачивать часть производств и почти все стройки. Все! — снова в раздражении хлопнула она всё по тому же многострадальному подлокотнику.

— Скоты! — тихо выругалась Маша. — Получили золото, убедились, что всё в наличии, так могли бы и оставить его на старом месте. Нахрена было забирать? — пожаловалась она молчаливой Изабелле, глядящей на неё с каким-то непонятным выражением на лице.

Изабелла с задумчивым видом молча смотрела на Машу и флегматично наматывала кончик выбившегося локона себе на палец, раз за разом распуская его. Наконец, её непонятно поведение вызвало в конце концов ответную реакцию и Маша замерла, вопросительно глядя как она теребит собственную причёску.

— Что?

Что ты на меня так странно смотришь?

— Смотрю на тебя и думаю, — с откровенным сарказмом в голосе, Изабелла насмешливо усмехнулась и откинулась в кресле, принимая свободную, вальяжную позу.

— Думаю, когда ты перестанешь причитать и начнёшь наконец-то думать.

— И о чём это я ещё должна сейчас думать? — сварливо огрызнулась Маша, невольно краснея под насмешливым взглядом Изабеллы.

— Хотя бы о том, что произошло?

— Ну и что же, по-твоему, произошло? — сразу подобравшись, Маша ничем уже не напоминала себя прежнюю. Теперь перед Изабеллой сидела рассерженная, злая, готовая на всё умная деловая женщина.

— А произошло то, что, как говаривал некто господин Сидор, мой муж, если ты ещё не забыла такого, Вас опустили! В бытность его ещё в городе, я специально у него вызнала, что это за процесс такой. Так вот, — усмехнулась она, — это….

— Я знаю, что это такое, — негромким, нейтральным голосом перебила её Маша. Правая щека её сердито дёрнулась. — Говори по существу.

— По существу? — подняла свои брови с вопросом в глазах Изабелла. — Хорошо! Можно по существу.

— Так вот, рассмотрим произошедшее. То есть: время, причины и следствия.

Время. Середина зимы, даже — ближе к весне чем к середине. В городе регулярное сезонное падание деловой активности. Плюс к тому речная блокада амазонок и перекрытый по их требованию перевал, что также катастрофически сказывается на деловой активности. Хоть сейчас по зиме это и не так актуально, как в летний сезон, но всё-таки, всё-таки.

Далее. Зимой народ тянется в город, спасаясь от привычных зимних набегов амазонок и ящеров. В результате, городе скопилось большое число безработных. Всё, как всегда в этом пограничном краю. Ну, плюс ещё множество разбросанных по кланам пленных амазонок, которых их казначейство не спешит выкупать. Да, похоже, и не будет.

Короче, в городе много свободных умелых рук, готовых задёшево работать. Строй что угодно и сколько угодно. Но! На коне лишь те, кто имеет возможность что-то привезти-вывезти из-за гор, из Приморья или с нижних городов Левобережья. Или товар, или сырьё, или ещё какую гтовую продукцию.

Это вы, как ни странно, — усмехнулась Белла, — вся Городская Старшина, и ещё кое-кто из деловых людей города. Те же оружейники, к примеру.

Ах, да! — усмехнулась она. — Лошади, в отличие от былых времён, сейчас есть у многих. Но не у всех есть отлаженные торговые связи, которые позволяют обойти драконовские налоги на перевале. Так что, само наличие лошадей ещё ничего не значит. Нужны связи.

А связи, фактически только у Городской Старшины. Даже у вас их нет, несмотря на то, что вы уже чуть ли не год заняты торговыми перевозками. Следствие работы через посредника и с чужими кадрами, — ухмыльнулась она, насмешливо посмотрев на покрасневшую от гнева Машу.

Теперь — Причины. Зачем им деньги?

Объяснение, на мой взгляд, может быть только одно — срочная потребность в наличных средствах. В большой сумме наличных средств, — уточнила она. — Это первое. И…., - Изабелла прервалась, загадочно глядя на Машу и, усмехнувшись, продолжила, — И второе — устранение конкурентов.

Ты, Маша, не задумывалась о том, что Вы, весь ваш клан последнее время стали представлять серьёзную угрозу для многих деловых людей в городе.

Извини, Маша, — тут же с усмешкой поправилась она. — Одна неосторожная подпись и вы уже только представляли угрозу. Всё в прошлом. Это вы раньше, до разгрома банка представляли из себя что-то. Теперь же вы ни для кого никакой реальной угрозы не представляете.

Ни людей, ни денег, ни военной силы за вами больше нет. И раньше то всё было довольно эфемерно, а теперь…, - махнула она рукой.

— Ну ка, ну ка, — сухо заметила Маша, сердито сводя брови к переносице. — Объясни? Всегда интересно посмотреть на себя со стороны. Что это ещё за угрозы такие?

— Угрозы? — хмыкнула Изабелла. — Пожалуйста!

Первое. Деловая угроза.

Ещё совсем недавно вы вытеснили с рынка практически всех производителей керосина, а затем, с началом производства бензиновых ламп, и бензина. И вы же сами и завели в городе потребность в бензине, выбросив на рынок великолепные бензиновые лампы. Вы всех задавили и количеством, а самое главное — качеством бензина. Ни у кого не было такого чистого керосина и бензина. Вы были вне конкуренции. Были! — усмехнулась она.

В результате сложилось положение, в котором вы, ещё немного нарастив обороты, окончательно задавили бы всех производителей этого товара, включая и Городскую Старшину, и местное ремесленничество.

Единственное, что могло бы вас остановить, это нехватка сырья и отсутствие оборотных средств. Ведь сырьё же надо на какие-то деньги закупать, не говоря уж про оплату доставки, — усмехнулась Изабелла.

То же положение с винной продукцией. Стоило вам только ввести в строй оставшиеся ещё недостроенными свои винные заводы, я уж не говорю про те, что только проектируются и под которые расчищаются заброшенные пустоши, как вы мгновенно задавили бы всех конкурентов в городе теперь уже просто дешёвой водкой и стали бы монополистом. Я уж не говорю, про этот ваш удивительный, чудный, редкий, и нигде больше не встречающийся коньяк, которого вообще ни у кого нет.

Хотя, честно скажу. Я совершенно не понимаю, зачем вы возитесь с какой-то водкой, когда являетесь фактическим монополистом в производстве столь чудного, эксклюзивного продукта. Стоит ли так разбрасываться.

Но, ладно, — махнула она рукой. — Сейчас не о том речь и это ваше дело.

Возвращаясь к ранее сказанному, объективно, ваша компания сейчас встала поперёк горла практически всем деловым кругам в этом городе. Хоть в чём-то, но вы зацепили каждого. Что их всех против вас и объединило.

И чтобы вас, если окончательно и не остановить, но, по крайней мере, серьёзно притормозить в вашем бурном развитии, вас надо было просто лишить свободных денежных средств. Что и было прекрасно исполнено.

Думаю, многие из деловых людей в городе сейчас уже серьёзно жалеют, что когда-то согласились на учреждение в городе нового банка с вашим капиталом.

Кстати, начавшееся изъятие средств вкладчиками также является косвенным подтверждением недовольства многих горожан вашей активностью. Вы слишком демонстративно сосредоточены на своих персональных делах и слишком демонстративно пользуетесь для достижения этих целей капиталами как бы общегородского банка, как вы раньше нагло пользовались городскими курсантами в своих личных целях.

Многих это раздражает.

Далее. Может, ты ещё не знаешь, но вот мой Советник не далее, как на днях говорил мне, что местный Голова обращался к нему с предложением о вложении средств в новый транспортный проект. И ты знаешь в какой? — вопросительно посмотрела она на Машу.

Не дождавшись отклика, она, усмехнувшись, продолжила.

— О долевом участии в строительстве дороги, от города до перевала.

К вам он не подходил с подобным предложением?

Нет? — насмешливо ухмыльнулась Изабелла. — А вот ко мне, ещё до всей этой заварушки, поступило подобное предложение, как мне передал мой Советник. Ко мне, человеку в городе случайному, такое предложение поступило. В отличие от вас, как я понимаю.

Кстати, если ты ещё не знаешь, то подобное же предложение поступило практически ко всем городским кланам и ко всем состоятельным людям. К тому же вашему разлюбезному Кондратию Стальнову, главе оружейников, которого вы, непонятно с чего, числите, чуть ли не в своих друзьях. И он…., - Изабелла прервалась, уже без тени улыбки смотря прямо в глаза Маши. — И он не отказался.

Помнишь, как совсем недавно ты перед ним хвостом виляла, чтобы он не изымал из банка свой вклад. А потом, когда он настоял, обзывала его разными нехорошими словами. Перестраховщиком и прочими словесами нехорошими ругала.

Теперь смотри. К вам, как не к самому бедному клану, с этим предложением даже не подходят. Хотя всем известно, что свободные деньги у Вас на тот момент есть, или, по крайней мере, должны были быть. Ведь вы же до сих пор, несмотря ни на что, выплачиваете какие-то дивиденды родственникам своих егерей и наёмников, и немалые.

Тем не менее, ни к Вашему банку, ни к вашей компании, с этим предложением даже не подходят. Хотя можно было бы предположить, что уж в крупнейшем то банке региона, каковым вы до недавнего времени официально числились, хоть какие-то средства да должны были найтись на подобный, жизненно важный для всех проект.

Тем не менее, в реальности мы видим совершенно иную картину. Из банка, под благовидным предлогом, совершенно не думая о последствиях, изымают практически все средства, фактически ставя его на грань разорения.

Учитывая же твои собственные слова, что завтра сюда набегут рядовые вкладчики с требованием об изъятии средств из-за недоверия лично к Вам и к вашей бурной деятельности, то Вы окончательно лишаетесь любых наличных средств и идёте по миру с сумой. Картина, я думаю, тебе уже окончательно ясна. Вас выбивают из конкурентной борьбы за крупнейшее доходное предприятие всего этого региона. И выбивают гарантировано.

Ведь уже имея колоссальный опыт подобных работ, которого здесь ни у кого просто нет, имея в подчинении строителей ящеров, Вы фактически вне конкуренции. Такие дороги, как строите вы, и какую собирается построить городская верхушка, никто до сего дня здесь не строил. Только у вас есть подобный опыт. Но чтобы Вы гарантировано не рыпнулись к кормушке крупнейшего подряда года, Вас дискредитируют в глазах всего города, демонстративно, со скандалом, лишая учредительской доли в капитале банка. Ликвидируют положенные для банка с городским статусом льготы, и выводят лично Вас Маша из состава Городского Совета. Для чего, собственно, по моему личному мнению, вообще нет ни малейшего основания. Ведь с теми же проворовавшимися Кидаловыми тишком разобрались, не вынося сор из избы. Вам же устроили показательную порку с потрясанием мускулами, угрозами, надуванием щёк и прочими глупостями.

Вас поставили на место, на котором, по мнению городской верхушки, Вам следует сидеть, как петушку на жёрдочке.

Теперь, к вопросу о политической угрозе.

По-моему, сугубо частному мнению, в последнее время вы Маша начинаете представлять весьма серьёзную конкуренцию некоторым должностным лицам в городской верхушке. Да-да, Маша, именно так, — покивала она головой. — Лично Вы, как деловая женщина, с бешеной скоростью набирающая популярность в городе, особенно в женской её части, уже сейчас представляете весьма серьёзную конкуренцию для первых лиц города, особенно для Головы.

Вы постоянно, особенно последнее время твердите на всех углах о мужском шовинизме в деловой сфере. И тем уже привлекли к себе повышенное внимание.

Уже сейчас, не смотря на все негативные пертурбации с банком, к вашему мнению в городе прислушиваются. И я думаю, именно это одна из основных причин, по которым вас вывели из состава членов Городского Совета. Именно поэтому для Головы так важно Вас осадить.

Что он с удовольствием и сделал, — с довольным видом закончила Изабелла.

С чувством глубокого удовлетворения от чётко выполненной работы и великолепно проведённого анализа она с облегчением откинулась на спинку своего кресла.

— М-да! — с непонятным выражением на лице протянула Маша, внимательно глядя на Изабеллу. — А профессор то был прав, когда предупреждал, что ты сама великолепно разберёшься в создавшейся обстановке. И трижды был прав, когда предупреждал, что Голова и к тебе подвалит с этим их предложением по дороге, — задумчиво пробормотала она. — Всё-таки ты последнее время всё с нами да с нами. А они, значит, и тебя захотели от нас отколоть, — сузив глаза, задумчиво протянула она, снова углубившись в какие-то свои мысли и надолго замолчав.

Судя по вытянувшемуся от расстройства лицу Изабеллы, та совершенно не ожидала подобной реакции. Будучи всецело погружённой в последнее время в развернувшуюся в городе свару, она как-то не подумала о том, что это положение дел может и не быть такой уж неожиданностью для местных жителей. И уж они то, наверняка всё давно просчитали и обдумали. И что их реакция на развернувшиеся события была чётко выверена и просчитана.

— Не обижайся, — вышла из созерцательного положения Маша. — Но мы действительно не знали, можем ли на тебя полностью рассчитывать. Поэтому, я и молчала всё последнее время о том, что мы давно были готовы к такому развороту событий.

Просто…., - Маша, поморщившись, грустно заметила. — Просто, ты, как простой, нормальный и честный человек до самого последнего момента не веришь, что лично с тобой могут вот так подло поступить. Ведь не врёшь, не обманываешь, не воруешь, работаешь, как вол на общее благо. А они….

Тяжело вздохнув, Маша с какой-то обречённостью безнадёжно махнула рукой.

— Поэтому, нам жизненно важно было знать, с нами ты или нет. Полностью и до конца. Так что, не обижайся, пожалуйста, — Маша виновато посмотрела Изабелле прямо в глаза.

Несколько мгновений Изабелла ошарашено смотрела на виновато выглядящую, какую-то пришибленную Машу, а затем медленно покачала головой.

— Как выражается некий господин Сидор, мой муж, — Афигеть, — и весело, заливисто расхохоталась.

— Ну а насчёт военной?

— Что? — всё ещё пытаясь справиться с приступами раздирающего её смеха, Изабелла попыталась понять, что у неё спрашивают.

— Ты что-то ещё упоминала про военную угрозу?

— Ах, это, — улыбнулась Изабелла.

Ну, это совсем просто. Посмотри. В город, для противостояния с Вашей компанией, были введены войска, чуть ли не десятикратно превосходящие вас числом. И ни один человек из них даже не попытался устроить какой-нибудь, пусть самый мелкий скандал или стычку. А вот такого вообще не может быть. Это совершенно не в местных традициях.

Да у нас, в баронствах, если сталкиваются два враждебных клана, то ещё задолго до настоящего вооружённого столкновения, везде, по всем тавернам, кабакам, подворотням, везде, где только можно, постоянно идут мелкие, незначительные скандалы и стычки. Здесь же они стояли на месте, как привязанные с заклеенными ртами, и было полное впечатление, что они боялись даже дыхнуть в вашу сторону, а не то, что пошевелиться. И это, при десятикратном то превосходстве в живой силе.

— Ну? — задумчиво протянула Маша, почесав кончик носа. — Дураков сталкиваться с прошедшими Корнеевскую выучку егерями, нет. Повывелись! Особенно с теми, что у нас остались. Последние из таких дурней, особенно после мятежа амазонок, десятой стороной нас обходят. Да ещё эта непробиваемая броня, об эффективности которой все прекрасно осведомлены, двойные арбалеты, амазонки, озверевшие от своего низкого, фактически рабского статуса. Плюс ящеры, от которых вообще непонятно чего ждать. Тут ещё десять раз подумаешь, прежде чем нас задирать.

Ну, а что за срочная потребность в наличных средствах, — вопросительно посмотрела на неё Маша. — Ну ка, ещё раз. Давай остановись на этом поподробнее. У нас тоже есть, кое-какие свои соображения на сей счёт, так вот хотелось бы услышать и твоё мнение. Пока что ты со своим прогнозом попала в десятку, так что давай продолжай в том же духе. Выкладывай, дорогая, до чего ты там ещё додумалась.

Раскрасневшаяся от похвалы Изабелла с довольным видом поудобнее устроилась в своём кресле и налив себе в стакан свежего чаю с важным видом начала.

— Тут и думать нечего. Такая сумма весьма удобна для взятки.

— Чего?! — перебила её Маша, поперхнувшись своим чаем. Прокашлявшись, она неверяще смотрела на Беллу. — Кому?!

— Кому здесь…, - Маша, с расплывшейся по лицу насмешливой улыбкой широко повела в сторону рукой. — Да кому здесь можно дать взятку? Да и за что?

— Не просто взятку, а Большую Взятку, — с довольным, насмешливым смешком поправила её Изабелла.

— Брось, — отмахнулась от неё Маша. — Кому здесь её давать? Да в городе все друг друга знают с пелёнок. Да здесь её просто некуда, некому и незачем девать.

— Ну хорошо, получишь ты это золото и что дальше? Да завтра же весь город будет знать об этом. И тебе крындец! Никто после этого не захочет иметь с тобой никаких дел. Если тебя можно купить за золото, то ты в этом городе просто не жилец! Ты живой труп!

— А кто сказал, что взятку будут давать в городе? Я этого не говорила.

Изабелла с насмешкой в глазах смотрела на внезапно задумавшуюся Машу.

— Амазонкам? — задумчиво пробормотала Маша.

Чтобы наши хозяева города, дали взятку каким-то амазонкам? Чтобы те, в свою очередь, сняли с города блокаду? Дали отступного?

Бред! Не такие это люди. За свой счёт, делать что-то на всеобщее благо? Не верю! — яростно покачала она головой. — Я, конечно, не Станиславский, но не верю! Да и зачем это им? Не сегодня, завтра амазонки сами снимут блокаду. Любая блокада денег стоит, а им тоже с неё идут убытки. Как-никак, но торговли то, нет. А нет торговли, нет и денег. Они на одном только транзите наших товаров огромные деньги с нас имели.

Скорее следует ожидать, что они сами на днях к нам прибегут с предложением о снятии блокады. Точнее, денег за это попросят. Ну, им дадут, конечно, какую-то мелкую копеечку. Но чтоб столько?

И потом, дают то из городского бюджета или собрав по нитке со всего города.

Со всего города, — подчеркнула Маша, со значительным видом подняв вверх указательный палец, — а не частные деньги отдельных физических лиц!

Нет, — отрицательно покачала Маша головой, — не то!

— А пираты? Точнее, рыцари, управляющие таможней перевала? — с разгоревшейся непонятно с чего смешинкой в глазах, нетерпеливо переспросила Изабелла.

— Тоже не катит, — пожала Маша плечами. — Им-то с чего отказываться от своих барышей?

Взятку дают с каким-то прицелом на будущую выгоду, а тут…. Какая у них может быть выгода? Не брать с нас налогов? Да это же верх идиотизма. Отказываться от большего ради меньшего? Глупо.

Перевал, таможня — это же золотое дно. Кто сам, по доброй воле откажется от таких доходов?

— Что не выгодно всем, может быть выгодно одному, — с усмешкой заметила Изабелла, весело глядя на задумчиво глядящую на неё Машу.

— Похоже, вас, Маша, опять подвело неточное знание местных законов. А точнее, абсолютное их незнание.

Не хорошо, Маша, не хорошо, — осуждающе покачала она головой. — Сколько раз я уже вам говорила — законы надо знать! А не знаешь — учить.

Так вот. Налоги собирает кто-то конкретный, и собирает лично в свой карман. Самой таможне идёт только небольшой, фиксированный процент с этого. И если кто-нибудь из рыцарей, пиратов или баронов, из всех тех, кто в данный момент имеет право взимать налоги с перевала, и несущих в настоящее время там дежурство, получает известие о неожиданной смене на своём посту. Если он вдруг узнаёт о скорой замене лично себя, любимого на кого-то другого, то у него появляется прямая нужда получить большой кусок прямо сейчас, немедленно, а не растягивать это на месяц своего дежурства, пусть даже в конечной сумме это могло быть и больше.

Лучше, меньше, но сейчас, чем много, но потом. Тем более, если точно знать, что этого потом вообще не будет.

Конечно, это не принято, но… Это не возбраняется.

А не возбраняется потому, что в этом деле есть интерес и третьей стороны. Интерес самой таможни, у которой могут быть и собственные интересы, на которые тоже может быть нужна крупная сумма.

Тут есть одна тонкость, — усмехнулась покровительственно Изабелла. — Речь идёт о сумме взятки. При её определённом размере, как раз таком, как вы выплатили Городской Старшине в счёт их уставной доли в банке, и при официальной просьбе о длительном сроке предоставляемой льготы, не менее чем на шесть сроков дежурства, то есть до полугода и больше, взятка выплачивается уже непосредственно самой таможне. Дежурному таможеннику, привлёкшему такой большой разовый платёж, в этом случае тоже выплачивается разовая премия, весьма и весьма внушительная. Так что и он серьёзно заинтересован.

По крайней мере, так говорит мой Советник. А он в таких вещах большой дока.

А с выгодой давшего взятку, ещё проще.

За время действия налоговых льгот можно провезти безпошлинно столько товаров, что экономия на таможенных платежах будет многократно перекрывать сумму взятки.

Не забывай, что учёт идёт по имени взяткодателя и по времени предоставляемой лично ему льготы, а не по объёмам перевозок. Понятно?

Вот так вот! — Изабелла снова с победоносным видом посмотрела на Машу. — А ты спрашиваешь кому.

Ответ прост. Тому, кто сейчас там дежурит или готовится к вступлению на дежурство, или кого по каким-то причинам скоро оттуда скинут. Или тот, кому вдруг срочно понадобилась большая сумма денег, включая и саму таможню, — усмехнулась Изабелла.

— То есть ты хочешь сказать, что Городская Старшина дала или даст крупную взятку таможне на единственном перевале, через который весь наш город может вести торговлю с Приморьем, и получила, или получит, льготу лично для себя, сроком на полгода?

— Добавь сюда ещё речную блокаду, введённую амазонками, и недавно введённый с их же подачи запрет на ввоз и вывоз для торговцев вашего города любых товаров через этот твой перевал, — усмехнулась Изабелла. — Картина, по-моему, уже предельно ясна.

И ещё прибавь сюда то, что мы не можем точно судить, на какой именно срок они получат, или уже получили, льготу. Вполне возможно, что и на больший срок, чем полгода. Это зависит от многих неизвестных нам обстоятельств.

— И единственными лицами, кто получает разрешение провезти через перевал любой товар и в любом количестве, и имеет для того реальные возможности, это наша Городская Старшина, — задумчиво пробормотала Маша.

Класс!

Так вот откуда ноги растут тому бешеному наскоку на местных контрабандистов, торгующих с амазонками, — искра понимания мгновенно зажглась в повеселевших глазах Маши.

Они нарушали монополию на торговлю Городской Старшины. И те, естественно, попытались их тут же прижать.

— А некий господин Сидор, поломал им такой шикарный план, — усмехнулась Изабелла. — Вот они на вас и отыгрались. Дождались когда он уберётся из города, чтобы никто не мог ничего между собой связать, и врезали по вам со всей дури.

— Сидор верен себе, — негромко пробормотала Маша, с задумчивым видом глядя на Изабеллу. — Во что ни влезет, обязательно кому-нибудь да наступит на больную мозоль.

Манера у него такая, — невесело усмехнулась она. — Тебе явно, Белочка, повезло с мужем. Так влипать во всякие неприятности, не каждому дано.

Но тогда у них должно это быть как-то зафиксировано? — вопросительно глянула она на Беллу. — А это никому не нужно. Вряд ли Городская Старшина захочет таким образом засветиться. За это от людей можно и по шее получить, а выборы не так уж и далеко. Многие из нынешнего Совета в таком случае могут полететь со своих тёплых местечек.

Не! — снова отрицательно покачала Маша головой. — Не получается.

— Такие вещи, безусловно, документально фиксируются, — со вздохом, грустно возразила ей Изабелла. С сожалением глядя на Машу, как на малолетку, она ещё раз пояснила. — В этом нет никакого урона чести Городской Старшины. Есть деньги — так дай взятку и ты. В чём вопрос?

Тогда и тебе дадут точно такую же льготу.

— Всем? — удивлённо подняла брови Маша.

— Всем, кто сможет договориться, — сухо обрезала Изабелла. — А ваша Городская Старшина, судя по всему, смогла. Так что, никто, ничего, никому, никаких претензий предъявлять не будет. Вертись, как умеешь. И они вертятся!

Понятно?

Если кто-то за что-то заплатил, то он должен быть уверен, что его не обманут. Для этого и даётся официальная бумага, со всеми положенными подписями и печатями, — пояснила она. — Так что мне совершенно непонятно твоё удивление. Люди заплатят, и потом будут свободно пользоваться купленными льготами. Весь оговоренный в договоре срок.

В отличие от остальных, — усмехнулась теперь уже и она. — Поэтому, так важно время действия договора. А отсюда, — Изабелла с загадочным видом посмотрела на Машу, — вытекает их интерес к строительству дороги. Хорошая дорога — быстрый оборот товаров и средств. Плохая дорога — медленный оборот. И чем больше взятка, тем дольше срок действия льгот.

Отсюда, кстати, и поиск компаньонов на строительство дороги. На всё не хватает свободных денег.

Отсюда же и появление вкладчиков, желающих взять из вашего банка свои вклады.

Людям нужны деньги, чтобы вложиться в новый выгодный проект. Как видимо этот проект они считают очень выгодным, раз они идут на разрыв с вашим банком отношений.

И ещё раз обрати внимание, — усмехнулась Белла. — Городская Старшина ищет компаньонов не на таможенные льготы, а только на строительство дороги. Видать, на всё денег всё же не хватает.

— О-па-па! — задумчиво пробормотала Маша. — Оч-чень интересно.

Вот почему провалился сидоров проект по созданию транспортной системы по реке. Чтоб, значит, не было конкурентов и чтоб отсечь нас от возможных доходов. И вот откуда этот их безсмысленный, казалось бы, наезд на банк.

Действительно, — Маша сразу помрачнела. — В их руках эти деньги будут работать намного эффективнее, чем у нас, здесь в городе. С ними они по дешёвке выметут из города весь залежавшийся товар и сделают из нашего сундука десять точно таких же. А то и все сорок, — задумчиво пробормотала она.

Ай да Голова! — покачала она головой. — Ай да сукин сын! Вот это расчёт! Вот это прогноз! Вот это планирование. Вот это ловкость и быстрота, как просчитать и вывернуть негатив в свою пользу. Одним махом семерых побивахом.

Только что же ты, сволочь, о людях то не думаешь? Всё о себе, да о себе, любимом.

И что-то я не уверена, что все те, кто сейчас вложится в строительство дороги к перевалу, потом будут иметь льготы при прохождении товаров через него, — насмешливо заметила она. — Нет их в элитных списках.

Ну что ж, впредь Кондратию Стальнову это будет хорошая наука.

Да и по твоим словам выходит, — Маша удивлённо посмотрела на Изабеллу, — что сами городские власти не заинтересованы в скорой отмене блокады. Им важно её затянуть?

— Выходит, что так, — согласно кивнула головой Изабелла.

— Бли-и-ин, — тихо протянула Маша. — Убила бы тварей.