Глава 1 Нефтяная компания

Встреча.*

Необычно ранняя в этом году удивительно красивая и тёплая золотая осень странно рано вступила в свои права. Как-то вдруг разом верхушки густых лиственных и хвойных лесов на ближайших к Басанрогскому перевалу склонах гор окрасились нежным золотистым цветом увядшей листвы, и холодные осенние туманы по утрам веско заявили свои права на близкое начало зимы.

Одним из таких туманных осенних рассветов, в горловине прохода, ведущего меж двух невысоких, заросших хвойным лесом склонов в уютную небольшую долину недалеко от перевала, собралась немногочисленная группа странных и непонятных людей. По внешнему виду эта группа настолько сильно выпадала из привычного облика обитателей Басанрогского перевала, что даже для привыкших, если и не ко всему, то ко многому, местных жителей она бы показалась чем-то совсем странным. Если б, правда, в то утро кто-нибудь из них вдруг оказался в тех местах. Однако кругом в это время было удивительно безлюдно.

Три человека, весьма характерной внешности для своего узкого круга, представить которых всех вместе было совершенно невозможно, сидели за одним столом. Из них — одна — самой типической внешности нищая амазонка, неизвестно каким образом вдруг оказавшаяся в этих негостеприимных для неё местах. Плюс два явных лесовика, увидеть которых с ней вместе было более чем странно. Плюс к этой странной троице ещё один не менее странный человек — наитипичнейший барон, из самых что ни на есть типических поречных дворян.

И, совсем невероятное чудо для этих мест — крупный имперский ящер в одной компании с ними. Или, как их когда-то раньше называли — большой имперский ящер, самого типического имперского вида, встретить которого в последние годы в этих местах Левобережья было просто что-то необыкновенное.

И, тем не менее, он там был, большой имперский ящер в одной компании с амазонкой, двумя своими извечными врагами лесовиками левобережцами и поречным бароном.

Странная, очень необычная и странная компания. В которой, при всей её странности больше всех выделялась, как ни удивительно амазонка.

Именно она при первом же взгляде со стороны производила весьма странное, привлекающее взгляд какое-то неопределённо-загадочное впечатление своим нездешним, непривычным для этих горных мест видом.

К тому же, судя по одежде, явно… скажем так — совсем не богатая, и почему-то державшаяся откровенно отчуждённо от остальной компании.

Нищая немолодая амазонка, с измождённым худым лицом в некрасивых шрамах, в старом, местами протёршимся от времени боевом комбинезоне бывшего когда-то элитного подразделения Речной Стражи, рядом со своими извечными врагами — левобережцами, для которых соседство за одним столом с подобной особью уже являлось чем-то невероятным. Слишком много между правым и левым берегом одной реки было взаимного зла.

И это — несмотря на довольно тесные экономические, а то и родственные связи между двумя давно и открыто враждующими территориями.

И ещё. По всему было хорошо видно, что эта странная компания чего-то ждала. Ждала, судя по их нетерпению, уже долго.

Так долго, что за это время даже успели к раскрашенному каким-то неизвестным шутником красно-белому полосатому шлагбауму, перекрывающему проезд в долину, принести и сервировать три небольших, но очень удобных раскладных стола, а заодно и разжечь рядом небольшой переносной мангал со скворчащим на углях душистым, чуть-чуть уже подгорающим шашлыком.

Солнце уверенно вставало в зенит.

К полудню, на столе уже не было свободного места, не заставленного разнообразными недоеденными закусками и полупустыми бутылками с напитками. Стояло даже несколько початых пол-литровых бутылочек орехового ликёра, весьма почитаемого собравшейся за столом публикой, а в воздухе витал одуряюще пряный аромат горелого жареного мяса. Впрочем, на который никто из едва заметно нервничавших собравшихся, казалось, не обращал внимания.

Удобные разборные, походные стулья, на которых сидела вся компания, дополняли картину легкомысленного пикника, устроенного какой-то бесшабашной компанией на обочине большого, проезжего тракта. И если бы не суровые, озабоченные лица присутствующих, в эту картину легко можно было бы и поверить.

Если бы гонцы с близкой отсюда таможни, с вестью о скором прибытии с перевала давно ожидаемого обоза, не были бы здесь задолго ещё до рассвета. И если бы не сжигавшее всех изнутри нетерпение не погнало всех сюда в несусветную рань, на эту пустынную лесную дорогу к этому дурацкому полосатому шлагбауму.

Это же нетерпение, видимо и не позволило никому из них реально оценить скорость передвижения большого, медленно движущегося тяжелогруженого обоза. И теперь уже вся группа, не обращая внимания на закуски, с откровенным раздражением посматривала на дальнюю сторожевую вышку, стоящую далеко у поворота тракта, откуда сидящий там наблюдатель обязан был оповестить собравшихся о близком появлении долгожданного каравана.

Широкий и когда-то торный торговый тракт, ведущий с перевала Басангский Рог в город Старый Ключ, и сам по себе последние года мало оживлённый, с введением местными баронами по просьбе амазонок таможенной блокады, к настоящему времени окончательно захирел. И о былом величии его не напоминало уже ничего.

Дошло до того, что за прошедшее лето, казалось, убитая ранее в усмерть земля на тракте неожиданно покрылась коротким ёжиком молодой зелёной травки, на которой за всё прошедшее лето, дай Бог, если проступил, хотя бы один след какого-то шального торговца, непонятно за каким хреном давшего крюка в эту сторону.

Даже наёмные купцы Головы города и прочей Старшины, у кого после введения запрета на таможне был персональный допуск на торговлю с перевалом, и те предпочитали теперь ездить другой, более безопасной, хоть и более дальней северной дорогой. Далеко стороной, кругом огибая эти дикие пустынные места, даже они старались теперь избегать эти, с недавним появлением в этих местах подгорных людоедов вдруг ставшие по-настоящему опасными места.

И лишь старые набитые колеи, ещё кое-где видимые на заброшенном тракте, всё ещё указывали на то, что когда-то и этой дорогой кто-то часто пользовался.

Вот и за всё это длинное, такое невыносимо тягучее утро, по пустынному, безлюдному тракту неспешно проскакала рысью лишь небольшая группа хорошо вооружённых всадников, долго ещё потом настороженно поглядывавшая в сторону беззаботно сидящей на склоне холма компании. Слишком необычно они здесь смотрелись.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда густой столб белого дыма, высоко поднявшегося над стоящей на повороте дороги дозорной вышкой, доложил о появившихся в пределах видимости первых подвод долгожданного обоза. И сразу за этим первые, ещё плохо видимые отсюда подводы, показались из-за поворота дороги.

— Ну, наконец-то, — едко, с едва скрытым в голосе удовлетворением, проговорил сидящий крайним справа самый, наверное, прилично из всей компании одетый человек.

Свернув с пустынного тракта в седловину, ведущую в сторону стоящей у подножия холмов группы, большой, тяжелогружёный обоз медленно, словно сытый, перекормленный удав неспешно подтягивался по склону к узкой горловине прохода.

Барон Ивар фон Дюкс, Советник баронов де Вехтор, откинувшись лениво на стуле, с отчётливо проступившим у него на лице облегчением вглядывался в приближающиеся телеги, ловя каждый доносящийся оттуда звук.

— Вовремя-вовремя, — едва слышно проговорил он. — Заждались.

— Дождались, — эхом откликнулся сидящий рядом с ним какой-то один из двух оборвышей, по всему виду типичный лесовик. — Хотелось бы мне только знать, чего, — едва слышно, сквозь зубы процедил он.

Атаман независимых хуторян, распустивший всю свою команду по домам, а сам решивший дождаться уже чуть ли не на неделю задерживающегося где-то на каких-то неизвестных нефтепромыслах барона Сидора де Вехтор, сидел рядом с поречным бароном и со всё более растущим беспокойством вглядывался в приближающийся обоз. На лице его, незаметно для окружающих проступало разочарование, если не сказать прямо — самая натуральная паника.

На сердце у атамана стало тяжело. Те немногочисленные торговцы, что вернулись с ним из-за перевала, давно уже разъехались по своим делам по всему Левобережью, а он остался на месте, надеясь на обещанную бароном Сидором прибыль. Теперь же, глядя на приближающийся обоз, он отчётливо понимал, что его провели. Его телег, тех телег, что он оставил Сидору под свой будущий товар, в этом обозе не было. А это значило…

Это много что значило. Для него, в первую очередь это значило крупные неприятности…, если не сказать больше.

Дома было слишком много дел, слишком много такого, что требовало от него своего личного, персонального пригляда. Пригляда и денег. И атаману, кровь из носу нужен был капитал. А он, мало того что застрял тут, в глухой, Богом и людьми забытой долине на перевале на такой долгий срок, так теперь ещё оказался и с неясными перспективами по деньгам.

Принесённая им же самим в город Старый Ключ весть о пневматической чудо-мортире, фактически чуть ли не в одиночку уничтоживший двухтысячный отряд рыцарей, по дошедшим до него недавно слухам, повергла всех местных оружейников в шок. И даже печальная последующая участь самих артиллеристов, поголовно полёгших под рыцарскими мечами, никого не остановила, буквально взорвав деловую активность горожан. И особенно в области изобретательства всяческого смертоубийственного железа.

Плюнув на никак и никем не решаемые проблемы с порохом, значительная часть из местных мастеров сосредоточилась теперь на поиске путей наилучшего применения так громко заявившего о себе давления воздуха. И первые же опытные партии вооружения, появившиеся, словно из ниоткуда, тут же наводнили городской Совет, буквально завалив его образцами, заявками и предложениями.

Оказалось, что в городе давно всё было и не хватало только одного мощного толчка, чтобы запустить буксующую человеческую мысль. И таким толчком стала необычная история разгрома рыцарского войска, рассказанная вернувшимися из Приморья торговцами.

Тем не менее, другая часть оружейников, традиционно придерживающаяся пороховой ориентации, не пожелала сдаваться, и словно по мановению ока у них оказались и бездымный порох, и пироксилин, и все остальные ингредиенты, необходимые для производства самого современного огнестрельного оружия и всей сопутствующей начинки.

Теперь в городе медленно и уверенно разворачивался натуральный оружейный бум или, говоря иными словами, банальная гонка вооружений. Пневматики соревновались с пороховщиками. И, не смотря на всю созданную землянами рекламу пороху, в понимании того, кто из них победит в этой гонке была полная неопределённость. Явного фаворита не было. Но тот, кто первым вкладывался в это дело, тому в дальнейшем светила весьма и весьма серьёзная прибыль.

Единственное, что пока ещё сдерживало городских мастеров, так это торговая блокада амазонок и перекрытый рыцарями перевал Басангский рог, связывающий всё верховье Левобережья с развитыми в техническом отношении устьевыми княжествами Юго-запада. Да плюс к тому настороженное отношение ко всем новшествам главных держателей клановых капиталов — городской Старшины, осторожно и понемногу выделяющих средства на разработку и закупку нового вооружения, и не желающих чрезмерного усиления городских гильдий ремесленников, которым при таком раскладе светили колоссальные денежные вливания.

Поэтому атаману, кровь из носу, срочно нужны были его деньги, которые он так неосмотрительно вложил в нефтяное дело барона Сидора, в надежде на скорую прибыль, и о чём потом не раз и не два искренне пожалел. Но пока что у него был ещё шанс не упустить этот разворачивающийся буквально на глазах бурный процесс массового военного творчества. И он никак не желал его упускать. Особенно учитывая его богатые родственные и дружеские связи в среде оружейников.

Так что, дело оставалось за малым, за деньгами, которые он так неосмотрительно доверил никогда не вызывавшему у него особого доверия землянину.

Теперь, в совершенно подавленном состоянии сидя на каком-то дурацком неудобном стуле, на каком-то дурацком пикнике, в компании каких-то малознакомых, неинтересных ему людей, он мрачно размышлял о собственных, совсем не радужных перспективах.

— "Как же я влип, — одолевали мрачные мысли атамана. — Теперь вот приходится сидеть за одним столом с какой-то нищей, оборванной амазонкой, находиться рядом-то с которой ему, порядочному атаману лесовиков было зазорно. И это, не говоря, что с другого края стола с ним рядом сидит настоящий родовитый поречный барон, который его до бешенства раздражал своим лощёным, ухоженным видом, словно в пику ему, нечесаному и с утра не умытому".

Атаман с мрачным, старательно скрываемым ото всех раздражением уныло рассматривал проходящие мимо подводы, мало похожие на то, что он ранее видел, и мысленно прикидывал как он будет теперь выкарабкиваться из того болота, в которое он сам себя загнал. Выхода впереди он не видел.

Его подвод в пришедшем обозе не было. Ни одной из тех подвод, что там, далеко за перевалом он оставил этому ср…му барону, в пришедшем сейчас обозе не было.

Атаман вяло, про себя, грязно выругался. Похоже, вот теперь он точно влип.

— "Значит, Сидор по какой-то причине не выполнил своего обещания и теперь ему придётся ждать неизвестно, сколько времени, пока тот не пригонит сюда обещанную ему нефть или полностью не вернёт ему деньги", — пришло вялое понимание.

А это значило откладывание далеко на потом всех его грандиозных планов с оружием. И одной только этой причины уже было достаточно, чтобы атаман пребывал сейчас в самом отвратительнейшем настроении.

— О! Атаман! Ван! Советник! Васька — шельмец! Сбежал-таки Ягодного!

Какие люди! И все разом, и в одном месте! Невероятно!

Весёлый голос того самого Сидора, которого только что он мысленно костерил про себя, неожиданно раздался буквально над самым ухом атамана, немедленно выводя того из прострации.

— О! Винцо! И шашлычком балуетесь!

У-у-у! Запах! Какой обалденный запах горелого мяса!

Сидор, откровенно дурачась, скалился с верха пулемётной тачанки, которую он за всё это время так и не удосужился сменить на какого-нибудь рослого рыцарского коня, более подходящего ему по статусу начальника большого торгового каравана, барона и дворянина.

— А ты я смотрю, всё верен себе, — хмуро бросил мрачный атаман, наконец-то разглядевший в узкой боковом бойнице броневика того, кого он так долго ждал, и кого с таким нетерпением про себя костерил. — Всё так и ездишь на своей адовой колеснице?

— Да, дружище.

Съехав на обочину и остановив свой броневик рядом с компанией, Сидор с трудом протиснулся в узкий верхний люк крыши боевого отделения. Устало шлёпнувшись задницей на откинутую крышку люка, он с довольной, лучащейся счастьем физиономией, небрежно похлопал по тонкому стволу пулемёта, торчащего из смотровой щели верхнего бронеколпака.

— Что ты там ни говори, такая она или сякая, а с этой штуковиной много спокойнее и гораздо увереннее себя чувствуешь.

Не поверишь, но какие-то придурки, тут совсем рядом за перевалом попытались как-то нас прижать, — неприятно ухмыльнулся он. — Наверное, из тех, кого не добили там под скалами, когда вас освобождали. О-очень, доложу тебе, эффективно эта штучка себя показала. Очень! Больше потом никто даже и не пытался. В упор — как косой косит.

Впрочем, ты сам видел, — небрежно махнул он рукой.

Так что, атаман, зря ты отказался от моего предложения, зря. Хорошая штука. Особенно в умелых руках. Крайне советую передумать.

— Значит, система оправдала себя, — проговорил, подходя к ним Ван, и, глядя на улыбающегося, довольного Сидора, приветливо помахал рукой. — Барону, привет!

Выходит, не зря мы столько времени корячились, торопясь побыстрей изготовить рабочий образец?

— Не зря! Ой, не зря, — расплылся в ещё более довольной улыбке Сидор. — Вот и атаман подтвердит, что машинка чудо как хороша. Правда, атаман?

Советник! О! — заорал он в полный голос, словно только что заметив подходящего к тачанке барона Ивара. — И ты здесь, дорогой!

— Где ж мне ещё быть, — скупо, одними губами усмехнулся барон. — Где сказал себя ожидать, там я и жду. Уже устал отбиваться от всех охотников, что поживиться жаждет нашей нефтью.

— Нафиг! Всех нафиг! Самим надо, — мгновенно сгоняя с лица улыбку, Сидор уже более внимательно присмотрелся к встретившей его компании.

Однако! — озадаченно покачал он головой, словно только что отметив для себя странный состав встречающих. — Советник, Ван, атаман? Васька? Даже и от амазонок кого-то пригласили? Странно это, совсем странно. Впрочем, с ними в последнюю очередь поговорим. Не до баб-с, — равнодушно отвернулся он от амазонки, которая в отличие от всех остальных, так на своём месте и осталась, даже не дёрнувшись вместе со всеми.

Удивляюсь, что это вы все тут собрались, — повторил задумчиво он. — А уж тебя-то, атаман я менее всех ожидал здесь увидеть. Чего в город то не убыл, аль стряслось опять что?

— Стрясётся, — мрачно обещающе процедил сквозь зубы атаман, — Прям счас, здесь и с тобой стрясётся, если ты мне немедля не скажешь где мои телеги с обещанной мне нефтью.

Столько времени прошло. Где они?

— Как где? А это что? Вот же они. Разуй глаза!

Сидор, снова расплывшись в ехидной, довольной улыбке, махнул рукой в сторону идущих мимо них длинных, массивных телег, тяжело груженных двадцативёдерными дубовыми бочками, в которых обычно перевозили разные жидкости в этих краях.

— Ты, конечно, извини, мой дорогой атаман, но твои колченогие садовые тележки пришлось выбросить, а точнее продать. За сущие гроши, — усмехнулся он. — Больно уж хлипкие оказались, не выдержали и пары бочек. А вместо них, там же на месте, я заказал для тебя вот этих вот монстров.

Сидор величественным, барственным жестом указал на влекомый мимо них парой здоровенных, мохнатых битюгов большой, мощный воз с пятью большими, крепко перевязанными дубовыми бочками сверху.

— Извини, махнул не глядя, — с довольным видом проговорил он. — Но, то не беда. Если тебе они не подойдут, то я всё у тебя так уж и быть выкуплю, по закупочной цене, а тебе верну то, что было.

— Ба-ба-ба, — с несколько озадаченным видом атаман подошёл поближе к проходящему мимо обозу.

— Эко, ты добра то привёз, — ещё более озадаченно проворчал он, глядя на вроде бы как свою телегу, которая как раз в этот момент застряла в проходе.

Почему-то этим утром в казавшейся ещё вчера такой просторной, большой долине для одного единственного прибывшего каравана вдруг оказалось на удивление мало места. И теперь телеги, которых оказалось, некуда было там поставить, теснились в проходе, ожидая своей очереди на размещение

— Так это что, выходит, что телеги мои? Это мои телеги? — неподдельно изумился атаман растерявшись. — Хренась, себе, — озадаченно полез чесать он затылок.

— Губищи то не раскатывай, — усмехнулся Сидор, прекрасно понимая обуревавшие атамана в этот момент чувства. И видимо, чтобы уж окончательно ввергнуть его в ступор небрежно добавил.

Твои — ровным счётом двадцать штук.

— Что? — ахнул атаман.

— Зацени, — ухмыльнулся Сидор. — По пятку серебрушек за ведро нефти. Бочка оптом — четыре золотых. С тарой — пять. Всех расходов на первую партию — пятьсот золотых с небольшим. И это лишь первая партия.

Ну, ещё тяжеловозы с телегами на пять тыщ потянут. Но это уже так — разовые вложения, — пренебрежительно махнул он рукой.

— Сколько?!

Атаман неверяще смотрел на Сидора, не зная как реагировать на его слова.

— Две тысячи вёдер нефти за пять сотен?

— Этого не может быть! Стоп. Это же не более шести тысяч. А где остальное золото?

— Потом, потом, — остановил его барон Ивар. — Потом поговорите о том, что и почему не может быть.

— Кстати, атаман, если надумаете сразу всё оптом продавать, то я у вас куплю. Здесь и сейчас, всё и сразу.

— О? — озадаченно уставился на Советника Сидор. — С каких это пор вы, господин Советник, перекрасились в купцов? По-моему, раньше торговля вас совершенно не интересовала.

— Постоял бы с моё в этой долине по иному бы запел, — мрачный Советник с осуждением покачал головой. — Вы, господин барон, даже не представляете, в какой ужас меня ввергли, бросив здесь одного со своим нефтяным обозом.

— Каким таким обозом? — неподдельно изумился Сидор. — Едрит твою…, - схватившись за голову едва слышно выругался он. — Забыл. Совсем забыл, что оставил вас здесь с нефтью. Что вы меня ждёте, всё время помнил, а что вы ещё и взялись охранять мой первый обоз с нефтью — забыл. Вот незадача то…

— Ты то мог забыть, а вот мне кажен божий день напоминали, — сердито проворчал старый барон. — Не иначе как сам чёрт меня тогда под локоть толкнул самому предложить вам остаться с этим вашим обозом. Каждый день! Каждый божий день, пока вас не было, ко мне подходило по несколько покупателей в день, предлагавших любые деньги за то, что лежало у вас на подводах.

Ровным счётом сорок два предложения в первые три дня ожидания. На любых условиях. Никогда не думал, что по эту сторону перевала так плохо с нефтью, — растерянно проговорил он. — Просто что-то невероятное, доложу я вам.

Да тут буквально за месяц можно сколотить весьма и весьма приличное состояние.

Барон с ясно видимым удивлением широко развёл руками, как будто пытаясь этим показать истинную величину собственного непонимания того, что происходит.

— Советник! — Сидор сделал предостерегающий жест, останавливая разоткровенничавшегося барона. — Потом. Всё потом. Потом поговорим. Надеюсь, вы взяли у своих потенциальных покупателей все потребные сведения, чтобы можно было, потом связаться с ними.

— Разумеется, — расплылся в довольной улыбке Советник. — Дело лишь за малым — продать привезённую вами нефть.

— Нефть продавать не будем, — раздражённо отмахнулся Сидор. — Продадим готовый продукт: бензин, керосин, мазут, солярку, масла любые, всё что угодно. А за сырой нефтью пускай ездят сами, — отрезал он. — Я неделю на этих так называемых промыслах посидел, мне на всю жизнь хватило. Насмотрелся, как они там её добывают.

Нефти им, — раздражённо проворчал он. — Хрен им по всей морде, а не мою нефть. Пусть сами куда хотят, туда за ней и едут. А я на эти промыслы больше не ездок. Не яздяк и не ездуль.

Сидор задумался на миг, а потом с ухмылкой продолжил:

— А также не ездец и не ездюк.

Как они там работают, — он с отвращением, брезгливо поморщился. — Жара, нефтяные испарения, серная вонь от болот, комары, мошка, мухи. Слепни, размером с натуральный бомбардировщик. Ни дышать, ни жить там невозможно. А они ничего — как-то живут. И даже иногда работают. Когда их не одолевает присущая им природная лень.

Как они меня достали, — раздражённо покрутил он головой. — Я — ленивый, много видел ленивых, слыхал о ленивых, но эти…. Эти — нечто.

Ну что, господа, — окинул он всех встречавших враз повеселевшим взглядом, — пошли, перекусим, а дальше снова в путь. Думаю, дома нас заждались.

У нас в отряде второй день как последняя жратва кончилась. Так что жрать охота! — гулко хлопнул он по звонко отозвавшемуся брюху. — Жуть как!

С довольной, радостной улыбкой он повернулся к хмурому, мрачному Советнику, всем своим видом выражавшему неудовольствие.

Честно говоря, Сидору было совершенно непонятно такое его поведение. Он вернулся, живой, здоровый, а тот опять чем-то не доволен. Что ему ещё надо?

— Ну что, барон, — Сидор дружески хлопнул того рукой по плечу. — Хватит кукситься! Угощай, чем Бог послал. Иль вы тут всё мяско без нас подъели, пока ждали? — с деланным ужасом Сидор схватился на неожиданно заворчавшее брюхо, так к месту подтвердившее его слова.

— Ну что ж, — бросив на него понимающий взгляд, барон Ивар тяжело вздохнул. — Ну да. Как говорится, сначала гостя накорми, напои, спать уложи, а потом и дела с ним решай.

Пойдёмте, господа, — махнул он рукой куда-то в сторону. — Незачем посреди проезжего тракта стоять, когда у нас есть отличный гостевой домик.

Решительно повернувшись, он быстрым шагом двинулся мимо застрявших в проходе телег куда-то в глубину долины.

Идти далеко не пришлось. Буквально через два десятка шагов за шлагбаумом перед ними открылась небольшая уютная долина, раскинувшаяся меж окружающих её невысоких, покатых холмов. Склоны её, заросшие могучими, высокими елями, создавали в долине какую-то мрачную, величественную торжественность, плотной стеной прикрывали долину от холодных, северных ветров. А заодно и создавали непередаваемое словами очарование уютной, уединённой атмосферы в ней, сейчас грубо нарушенное суетой огромного числа телег, лошадей и людей, прибывших с караваном.

Казавшаяся ранее такой большой и просторной, сейчас она едва могла вместить не такой уж и большой прибывший обоз.

К полному недоумению Сидора, практически всё внутреннее пространство в долине оказалось занято высокими штабелями каких-то округлых предметов, по просматривающимся из-под плотной укрывной ткани очертаниям, весьма похожими на бочки, которыми заставлено было, чуть ли не всё пространство в долине.

А гостевым домиком, как его назвал Советник, на поверку оказалось нечто, больше похожее на древнерусский княжеский терем, чем на рядовую гостевую избу.

— Это что, избушка? — удивлённый Сидор стоял перед самым настоящим трёхэтажным рубленным теремом, сложенным из толстых, неподъёмных брёвен, и с удивлением, граничащим с откровенным потрясением, рассматривал большой рекламный щит, нависающий прямо над крыльцом.

Клеевая у тебя, Советник, избушка на курьих ножках, оказывается, — едва слышно пробормотал он.

В середине рекламного щита сияла намалёванная яркими, кричащими красками огромная оранжевая бочка с пятном разлитой чёрной нефти внизу, а сверху бочку венчала огромная надпись, тщательно выписанная большими, красивыми буквами в мелких завитушках.

— Нефтяная компания баронов де Вехтор, — едва шевеля губами, тихо прочитал Сидор название. — Крупный и мелкий опт. Поставки по всему Левобережью и за пределы ея.

А это что ещё за реклама на растяжках? — ещё более тихо пробормотал он, медленно поворачиваясь к Советнику.

Барон Ивар, — холодный, ледяной голос Сидора, наверное, мог бы наморозить айсберг льда в пустыне Сахара. — Как изволите вас понимать? Это что ещё за хрень?

— Э?

Советник со смущённым видом взял Сидора под руку и быстро увлёк в сторону от всей, буквально окаменевшей компании, с очумелым видом рассматривающей ярко разрисованный большой рекламный щит, которого этим утром ещё не было.

— Господин барон Сидор де Вехтор?

Холодный, лишённый эмоций голос, раздавшийся за спиной Сидора, прервал готовую уже свершиться суровую расправу над зарвавшимся Советником.

На обернувшегося Сидора смотрели холодные, голубые глаза высокого, могучего телосложения мужчины, широкую, мощную грудь которого, покрытую густого плетения воронёной кольчугой, пересекала роскошная, расписная перевязь, на которой висел даже на один только внешний вид, тяжеленный, неподъёмный меч.

Роскошная, чёрная борода, украшающая снизу лысый, сверкающий на осеннем солнце бритый череп, довершала картину классического пирата, как его частенько рисуют дешёвые мазилы-художники.

— Ну? — мгновенно приходя в настороженное состояние, Сидор внимательно смотрел на стоящего напротив вооружённого мужика.

"Только чёрной повязки на глаз ему не хватает и будет вылитый пират Чёрная Борода", — мгновенно пронеслась в голове шальная мысль.

— Я рад, что вы выполняете свои обязательства, — довольно оскалясь, Чёрная Борода протянул Сидору лопатообразную лапищу, в которой свободно могли бы уместиться целиком три, отнюдь не маленькие ладони самого Сидора.

С широкой, довольной улыбкой он радостно потряс руку Сидору, грозя вывернуть её из плеча и панибратски хлопнув его по плечу веслом, по какому-то явному недоразумению называемым рукой, с широким, радостным оскалом на пол лица, весело поинтересовался:

— Ну что, барон, я гружусь?

— Да-да, — не дав Сидору открыть и рта, Советник тут же встрял в разговор, как-то незаметно оттеснив Сидора плечом в сторону. — Грузитесь, господин сотник, грузитесь. Всё, как мы договорились. Первая партия ваша. Вы первый.

Потом, всё потом, — тихо прошипел на ухо обалдевшему Сидору Советник, и услужливо засуетился, показывая незнакомому сотнику, куда идти грузиться.

Удивлённый столь странным поведением собственного Советника, за которым ранее ничего подобного в поведении не замечалось, Сидор уже с откровенным любопытством посмотрел на неизвестно откуда вдруг оказавшихся рядом с ним незнакомцев. Происходящее становилось уже интересным. Не успел он приехать, а тут у него тут же, прямо с колёс начинают таскать его бочки, да ещё и приговаривая при этом, что это по предварительной с ним договорённости. А ведь он о том — ни сном, ни духом.

— "Кажется, кто-то у меня скоро получит. Хорошо так получит. И я даже знаю, кто", — многообещающе покосился он на демонстративно делающего невинный вид Советника.

Тем не менее, Сидор решил подождать с расправой и посмотреть, что-то ещё будет. Слишком уж сильно поведение старого барона выбивалось из всех привычных ему рамок.

Было интересно посмотреть, что-то ещё будет. Что ещё такого интересного Советник отчебучит, что так прямо и норовит ввести Сидора в ступор.

Демонстративно невозмутимо потирая онемевшее от дружеского тычка плечо, и стараясь пока не вмешиваться в происходящее, Сидор уже откровенно весело наблюдал, как сноровистая бригада каких-то неизвестно откуда взявшихся грузчиков ловко разгружает привезённые им бочки. По заранее заготовленным мосткам грузчики сноровисто перекатывали его бочки с нефтью на неизвестно когда и каким образом очутившиеся у них за спиной чужие подводы.

— "Так вот кто занял всё свободное место в долине, — понимающе отметил он для себя. — А я-то думал, чего это наши телеги в проходе застряли. Уж на размеры самой долины стал грешить. А оно вона что. Оказывается, пока мы размещали подводы в долине, здесь нас уже ждал чужой обоз того самого чернобородого лысого сотника".

Это было единственное, что он пока что понимал. Остальное оставалось ещё во мраке. И в центре всего этого безобразия крутился сияющий радостной улыбкой, ужасно довольный Советник.

Когда последняя бочка, согласно какой-то предъявленной бородатым сотником накладной, была погружена, он подошёл к Сидору и, снова хлопнув его своей лапищей по враз онемевшей руке, радостно заорал, от чего у того в голове раздался лёгкий звон, на миг чуть не лишивший его сознания.

— Ну, барон! Ну, молодца! С тобой приятно иметь дело. За следующей партией буду через неделю, а теперь бывай, мне надо торопиться. Как бы лодья без меня не ушла. Неделя задержки — это много, даже для амазонок.

— Так это у тебя для девочек, — сделал понимающий вид Сидор, хотя сам, ни хрена не понимал.

— А то! — бородач хитро подмигнул ему. — Ты давай, приятель, тащи ещё. Эти бабы сейчас всё возьмут, что ни дай. А мы на них озолотимся! — неожиданно громко и гулко, как из бочки захохотал он.

Ну, всё, бывай барон, — хлопнул он ещё раз по ладони Сидора своей лапищей, от чего Сидору на миг показалось, что по ней со всего маха врезал кузнечный паровой молот. — Жди меня через неделю, возьму ещё столько и дважды по столько. Ты только так долго больше не застревай, а то их лодьи ждать не любят, — ещё раз повторил он.

Хлопнув его, теперь уж для разнообразия, по левому плечу, от чего несчастного Сидора ощутимо перекосило набок, он, довольно ухмыляясь, двинулся следом за уже почти скрывшимися за поворотом лощины последними телегами своего обоза.

— Сто шестьдесят бочек нефти, — с весёло-насмешливым видом Сидор повернулся в сторону буквально лучащегося от счастья Советника. — Ты без меня продал мои сто шестьдесят бочек? — обвиняюще ткнул он в сторону довольного Советника указательным пальцем.

— Нет! — яростно замотал головой Советник. — Не сто шестьдесят — пятьсот!

— Что? — с лица Сидора сбежала улыбка.

Растерявшийся от неожиданности он на какой-то миг даже не понял, что ему ответил Советник.

— Сотнику — пятьсот, — яростно закивал головой Советник, а потом, хитро взглянув на Сидора, с ухмылкой добавил. — А потом ещё две тыщи, с половиною. Итого — три.

— С половиною чего? — тихо переспросил незаметно подошедший к ним атаман, который до того стоял в стороне со всеми остальными и молча взирал на происходящее.

Скосив на него недовольный взгляд, Советник неожиданно для Сидора уточнил, невольно сорвавшись на нравоучительный тон.

— Две с половиной тысячи двухсотлитровых бочек с сырой нефтью. Их сотник Борода взял для того чтобы втюхать амазонкам. Взял бы и больше, но я ему не дал. Пока не дал. Сказал, что для начала хватит ему и ста шестидесяти. А дальше, равномерными поставками в течение всего месяца остаток. Мол, не один он такой.

На большее я пока не рискнул. До разговора с тобой.

Повернувшись к Сидору, Советник многозначительно посмотрел ему в глаза и лёгким, едва заметным кивком отозвал его в сторону.

Отойдя подальше от группы встречающих, Советник жёстко взял Сидора под локоть и тихим голосом, проникновенно заметил:

— Господин барон, я знаю как стать миллионером.

— Что?

Сидор с совершенно обалделым видом смотрел на Советника баронов де Вехтор, как будто видел того первый раз в жизни.

— Вы хотите стать миллионером? — голосом, полным неподдельного изумления, громко переспросил его Сидор. — С каких это пор?

Барон, да вы с ума сошли! — зашипел он в сильнейшем раздражении от подобного бреда.

— Не я, а мы! — оскалился в блаженной улыбке идиота Советник. — Мы станем миллионерами. Вы и я! А решил я это, неделю назад, — совершенно честно, глядя ему прямо в глаза, чётко, как на плацу перед командиром, доложил барон.

Ровно две недели назад, когда вы оставили меня здесь стеречь свой обоз с нефтью, я понял что это возможно. А ещё через неделю назад я уже знал, как и с кем, я это сделаю.

И я всё подготовил.

Советник с непередаваемо самодовольным видом смотрел на Сидора взглядом победителя.

— Осталось совсем немного. Надо только заручиться вашей поддержкой и решить, сколько мы делаем миллионов. Один? Два? Пять? — Советник вопросительно посмотрел на Сидора, словно ожидая от того пропуска в рай.

— Пи…ц, — процедил сквозь стиснутые зубы Сидор. — Полный пи…ц.

— Сколько? — уже с нотками лёгкого нетерпения в голосе барон Ивар требовательно потеребил Сидора за рукав. — Сколько нам надо миллионов? — уже с откровенным раздражением в голосе, требовательно спросил он его.

В конце концов, мы можем заработать и десять миллионов, но только тогда придётся сидеть здесь до зимы, а, то и ещё дольше. А мне бы этого не хотелось. Какое это ни увлекательное занятие — делание денег, но признаюсь — чертовски однообразное.

И все эти торговцы нефтью…, - барон замолчав, брезгливо передёрнул плечами.

Такие…, - оборвал он сам себя с откровенной брезгливостью в голосе. — За лишние пару серебрушек готовы буквально вырвать друг у друга горло. Какая гадость, — буквально выплюнул он из себя. — Миллионом больше, миллионом меньше — не всё ли равно, в конце то концов.

— Барон, — Сидор постарался спокойно и вежливо прервать речь разошедшегося не на шутку Советника. — Объясните, наконец-то, что здесь происходит? Какие на хрен миллионы?

Внимательно посмотрев на него, барон Ивар по-деловому и более связно наконец-то снизошёл до того, чтобы поведать, что же творится вокруг.

В конце его длинного, достаточно сумбурного монолога он всё-таки постарался более внятно закончить свою речь, однако снова свалившись на повтор.

— Говоря уж совсем вкратце, — с тяжёлым вздохом, барон в который уже раз снова пустился в объяснения, — уже на второй день после того как ты меня тут оставил, ко мне подошли двое каких-то купцов из ваших, низовых левобережцев, и предложили продать всю нефть что у меня была. Ну, ту, что ты здесь оставил мне на хранение.

В тот же день, вечером, ко мне подошли ещё несколько человек с точно таким же предложением. На другой день всё повторилось. На третий день — опять. На четвёртый день — снова. И так шло по нарастающей всю первую неделю. Разница была лишь в том, что каждый день цена на нефть всё подымалась и подымалась, пока окончательно не установилась на просто неприлично высокой цене в сто золотых за бочку.

— Упс, — растерянно прошептал Сидор. — Бред. Та нефть слова доброго не стоила. И ты хочешь, чтобы я в такое поверил? Чаз-з.

— Верь, не верь, но я её продал и по этой цене. А сотника Бороду ты и сам видел, — лишь усмехнулся на его слова Советник. — Так что, я продал всё, что у меня на тот момент было, слишком уж выгодным было предложение. Себе же оставил только одну только двадцативёдерную бочку, как образец поставляемой продукции, и стал просто заключать договора на поставки в ожидании вашего возвращения.

И что самое невероятное, отбою от желающих не уменьшилось.

Так что на сегодняшний день, у меня на руках контрактов на шесть тысяч триста двадцать шесть двухсотлитровых бочек, срок исполнения которых истекает ровно через месяц.

А после того, как вы, барон, сегодня прошли перевал с караваном в триста телег с полутора тысячью бочек с нефтью, завтра же у меня на руках будут сотни точно таких же контрактов. Хоть на десять, хоть на двадцать, хоть на сорок тысяч бочек.

Знай, только вертись!

Барон! Ваша нефть это наша золотая жила! Мы за полгода сделаемся самыми богатыми людьми на континенте. Мы станем миллиардерами!

Но первый миллион мы должны сделать именно сейчас, немедленно, в течение одного этого месяца.

А потом мы сможем спокойно заняться восстановлением всех ваших усадеб в Приморье, — с мечтательно довольным видом буквально промурлыкал он. — И нам никогда больше не придётся клянчить в каком-то занюханном банчке наш законный миллион, который нам какие-то ср…ые ростовщики никак не хотели отдавать.

Прежде чем к кому-либо идти, мы должны сами стать миллионерами. Тогда и разговор с нами будет иным, не то, что сейчас. Зайдите завтра, зайдите попозже, зайдите в конце месяца. Управляющий сегодня занят, сможет принять вас только в конце недели, а то и вообще в следующем году.

Судя по проскользнувшим в голосе злым интонациям, вдруг прорезавшимся у барона, он уже не раз видимо имел возможность убедиться в том, что так оно на самом деле и есть. Причём, по всему было видно, совсем в недалёком прошлом, судя по его, крайне вдруг ставшему раздражённым виду.

А почему месяц? — тупо переспросил Сидор. Напор старого барона его окончательно дезориентировал.

— Элементарно, барон, — словно птица Феникс, мгновенно воспрял духом фон Дюкс.

По моим расчётам, глядя на нас, таможне понадобится ровно один месяц, чтобы понять, сколько они теряют. Точнее, сколько кто-то, точнее барон де Вехтор, вместо них зарабатывает. И, как только поймут, они тут же перекроют нам лазейку. Но месяц, гарантированный месяц торговли у нас точно будет.

Поверьте, барон, я эту публику знаю. До них очень быстро дойдёт что происходит, и они немедленно снимут свой дурацкий запрет на торговлю с Левобережьем. И нефтью в первую очередь.

Но пока они раскачаются, у нас есть ровно тридцать дней чтобы заработать свой первый миллион. Потом у нас появится масса конкурентов, — уныло заметил Советник, — которые мгновенно собьют наши монопольные цены. И станет гораздо тяжелей.

Конкуренты уже зашевелились. Как только через перевал прошёл наш самый первый обоз, тот, который вы потом оставили на меня, тут же среди таможенников пошли подспудные разговоры, что необходима немедленная отмена запретительных налогов на торговлю нефтью. А сегодня вы опять прошли через таможню с нефтью. И опять без какого-либо платежа! Всё! Счёт пошёл на дни, если не на часы. Поэтому, надо торопиться.

К сожалению, из-за нашей неготовности, мы потеряли слишком много времени. Да ещё это, совершенно не нужное нам освобождение всяких…, - Советник недовольно покосился в сторону навострившего ушки атамана. — Так что, у нас осталось ровно тридцать дней, в течение которых мы можем заработать такие шальные деньги. Но для этого нам надо в сутки продавать не менее трёхсот пятидесяти бочек с нефтью.

Но теперь, после вашего сегодняшнего триумфального появления, когда все увидели что все мои обещания — это реальность, мы это уже можем. Самое главное — у нас есть бочки. Я к вашему приезду подготовился…

Барон Ивар повернулся в сторону долины, откуда они только что пришли, и ткнул в ту сторону пальцем.

Помнишь тот здоровущий штабель с краю прохода, прикрытый брезентом. Это первая партия пустых бочек, идущая с нашего литейного завода. Через два дня будет ещё одна тысяча. И в течении следующих двух недель мы получим все потребные десять тысяч бочек. Дело лишь за тобой.

Как часто ты можешь обернуться на промыслы и обратно?

— Как? — Сидор с озадаченно задумчивым видом смотрел на нервного, взъерошенного Советника. — Ну-у-у, — задумчиво протянул он. — Если поднапрячься и прикупить ещё лошадушек, заказать подвод, благо я теперь знаю где и у кого, то, пожалуй, что и за три дня можно! Но чаще, как, ни старайся не выйдет. Я просто не успею туда, обратно обернуться. Но раз в три дня обоз провести можно, это точно.

Хотя, — вдруг задумался он, — если поставить своего человечка на месте, чтобы он там постоянно сидел и заливал бочки, то можно оборачиваться и чаще. Но где же его взять, того человечка. А надежда на местных — слабая. Ленивые больно, подведут.

И каждый обоз должен быть не менее чем на полторы сотни подвод, — категоричным тоном уточнил Советник, — чтобы за раз гарантировано было не менее шестисот двухсотлитровых бочек. Иначе мы никак не заработаем даже миллион.

Лошадей покупать не надо, лошади будут, — Советник, заложив руки за спину, с деловым видом заходил перед Сидором из стороны в сторону. — Ребята с заводов на днях должны будут подогнать пару табунов наших собственных тяжеловозов.

Забывшись, Советник уже перестал разбирать, где, чьи лошади, свалив всё в одну кучу.

— Оттуда же, с заводов, и подводы скоро будут, — деловито уточнил он. — На это тоже не стоит тратиться. Экономика должна быть экономной.

Так что, господин Сидор, когда со следующим обозом вы вернётесь сюда в долину, вас уже будут ждать и новые лошади, и бочки, и телеги. Останется их только перегнать на промыслы и доставить потом обратно, с грузом. И миллион у нас в кармане.

Людей нет! — барон Ивар с тоской в глазах посмотрел на одинокого егеря, который как раз в это время катил куда-то мимо них полную бочку с нефтью.

— Да, энтузазизьм у вас тут бьёт ключом, — усмехнулся Сидор, заметив тоскливый взгляд барона.

— Толку то, — хмуро бросил Советник. — Я уже из города всех кого мог вызвал, а людей всё равно мало. Что делать? — Советник с сожалением пожал плечами. — Единственная затычка, которую никак не обойти. Единственным чем спасаюсь — покупатели сами будут проводить погрузку, разгрузку. А это не дело, — барон Ивар внимательно посмотрел прямо в глаза Сидору. — Это опасно. Могут и спалить. Тогда нам миллиона точно не собрать. Как бы самим приплатить не пришлось: и за срыв поставок, и за пожар на территориях, прилегающих к таможне. Тут с этим строго.

И уж будь уверен, — угрюмо заметил он. — Без внимания нас не оставят. И так уже практически не спим. Предотвратили три попытки поджога. Хорошо, что никто не знает, что бочки пустые. Были бы полные — так бы полыхнуло!

— Конкуренты? — Сидор бросил на старого Советника настороженно недоверчивый взгляд. — Откуда? Никто же нефтью здесь не торгует. Кроме нас, как оказывается.

— Никто не торгует, — согласился старый барон. — Но кто-то хочет, чтобы и дальше никто ею не торговал, — Советник с кривой, злой ухмылкой бросил косой взгляд куда-то в сторону. — Не один, видать, я тут такой умный.

Как только пошёл слух, что барон Сидор де Вехтор продаёт сырую нефть из-за перевала, так поджоги сразу и начались. Собственно поэтому мне и пришлось быстренько продать всё что было.

Не один я выходит, просчитал, сколько денег может принести торговля сырой нефтью.

И пока тебя не было, никто особо и не дёргался, потому как не видели такой возможности. А вот теперь…, - Советник с досадой поморщился. — Тут-то у нас и появятся, "конкуренты", — буквально выплюнул из себя он бранное слово.

Нужна охрана, — в упор посмотрел он на Сидора, — нужны надёжные люди. Людей нет. Всех, кого мог, я с города снял.

На ящеров тоже надежда плохая. У них своих дел полно, я узнавал. Амазонки, соплюшки, что здесь тебя ждали, — Советник брезгливо поморщился, — практически все разбежались, как только наслушались разговоров о порядках на торговых трассах по ту сторону хребта.

Вдруг замолчав, Советник с нехорошим, весёлым интересом уставился на стоящего неподалёку с совершенно невинным видом атамана, с демонстративным задумчиво отрешённым видом считающего ворон на ёлках.

— Во! — совершенно бесшабашно ткнул он в сторону атамана указательным пальцем. — Этого берём.

Ну что, атаман! — громко крикнул Советник, с каким-то ехидным, заговорщицким видом насмешливо глядя на него. — Хватит стоять и делать вид, что ничего не слышишь. Говори! Пойдёшь со своей бандой к нам работать? За долю! Много не обещаем, но денег заработаешь поболе, чем на своей торговле в Приморье. Если, правда, не спалят нас всех здесь до того, — хмыкнул он негромко себе под нос. — Но это зависеть будет уже от тебя.

— Ну, — атаман, мгновенно обернувшись к ним, с заговорщицким видом почесал затылок. — Если предложение будет хорошим, то почему бы и не поработать.

— Стоп-стоп-стоп, — остановил разошедшегося Советника Сидор. — Не так быстро. Я ещё не успел толком ничего понять, а ты уже всё за меня решил. Даже атаман готов впрягаться, — недовольно проворчал он. — Такое даже в моих продвинутых мозгах сразу не укладывается.

А ты что лыбишься. Неужели ему поверил? — с оттенком лёгкого недоверия Сидор неверяще смотрел на довольно улыбающегося атамана.

Подойдя поближе, атаман, чуть прищурив глаз, с хитринкой, весело подмигнул Сидору.

— Ты не был здесь эту пару недель Сидор, — тихо проговорил он. — И ты много чего не знаешь.

Ты видел когда-нибудь жор рыбы на реке?

Так вот, эта твоя нефть — тот самый жор! И мы с ребятами собираемся поиметь с этого всё что возможно. И ты нам в этом поможешь.

С хитрой ухмылкой атаман ткнул прямо в грудь Сидора своим толстым, железным пальцем.

Почесав занывшую от тычка грудь, Сидор задумчиво смотрел на довольно ухмыляющихся Советника с незаметно подошедшим Ваном и лыбящегося, довольного атамана.

— Ну что ж, — пожал он плечами. — Давайте попробуем. В конце концов, кроме времени мы ничего не теряем. Глядишь, чего и получится…

Жор.*

Следующий месяц Сидор запомнил плохо, если он вообще что запомнил, настолько всё было выматывающе однообразно. Когда уже после первой недели все проходящие дни слились в одну сплошную череду какого-то неостановимого, постоянного, монотонного движения. Порой, даже в редкие, выпадавшие иногда минуты отдыха, когда его за какой-то мелкой надобностью останавливали на таможне, дёргая посмотреть или подписать документы, ему продолжало казаться, что он куда-то неостановимо движется, и его тело всё также продолжало как бы равномерно покачиваться в седле. Как моряк, проведший много времени в открытом море, появляется на берегу, и потом долго никак не может приспособиться к тому, что земля у него под ногами не качается, так и тело его, казалось, ему теперь постоянно покачивалось в невидимом такте неостановимого, монотонного движения.

Не спасало даже то, что он бросил навязанного ему рыцарского жеребца и снова пересел на свой броневик, решив, что шли бы все эти советчики лесом, а ему его седалище дороже.

Под конец месяца он просто перестал даже понимать, куда и с какой целью он движется. Постоянный, хронический недосып, вызванный тем, что он не прекращал работу ни днём, ни ночью, привёл к тому, что последние несколько недель он практически спал всё время.

Первоначальное их предположение, что достаточно будет проходить перевал раз в три дня с обозом из полутора сотен телег, практически сразу же сменилось ежедневным, мгновенно превратившись из нормальной работы в монотонный, изматывающий своим однообразием труд.

Утром, по быстрому сдав обоз с нефтью приёмочной группе с этой, Левобережной стороны перевала, он тут же становился во главе другого. И, молча, устало покачиваясь сначала в седле, а потом и в специально устроенном ему внутри броневика гамаке, быстро двигался с пустыми бочками обратно на нефтепромыслы.

Бессрочный проездной документ, полученный им ещё в первое своё появление на таможне, с правом на беспошлинный проезд, так и действовал с тех пор безотказно, а таможенники уже после первой недели регулярных проходов перестали обращать на него внимание, махнув на барона де Вехтор рукой. Поэтому ему оставалось только ставить свою подпись в дежурном журнале, где отмечались все проходящие через таможню грузы, а потом и это перестали с него требовать, просто со слов сами, отмечая его очередные проходы. Уж очень неудобное время выходило у того для появления на перевале.

Когда первый раз Сидор привёл свой караван глубокой ночью, он поднял на ноги спокойно спящих таможенников, устроив им просто грандиозный скандал с требованием немедленного прохода. На другой день история повторилась. На третью ночь она повторилась опять.

Кончилось тем, что таможенники просто махнули на непоседливого барона рукой, перестав обращать внимание на то, когда, как и с чем пересекает тот границу с караваном за своей спиной. Всё одно с баронов де Вехтор таможне не перепадало ничего.

После чего всё покатилось по накатанной. Никто де Вехтора больше не останавливал, не задерживая даже на пустячные, бюрократические процедуры, и впоследствии именно это время отложилось в памяти его странным чувством постоянного, неостановимого движения, которое, казалось, уже никогда не кончится.

Сегодня он проснулся сам.

С сего дня ему никуда не надо было спешить. Всё кончилось. Кончилось ещё несколько дней назад, когда на таможне мстительно скалящийся прямо ему в лицо какой-то наглый таможенник, которого он почему-то панибратски называл Семён, хотя совершенно не мог вспомнить когда и как они успели познакомиться, прокричал в лицо ему что-то весёлое.

И этот, нагло скалящийся прямо ему в лицо таможенник, с ханжеским сожалением на лице, объявил ему, что с этого дня ограничения на нефть снимаются. Мол, в Главной конторе им объявили о прекращении действия запретительных пошлин на ряд товаров для Левобережья, в который ранее попала и сырая нефть вместе с продуктами её переработки, и теперь он лично пришёл встретить его, чтобы сообщить столь важную для барона весть.

И что ещё ему запомнилось, так это его полнейшее равнодушие на это сообщение, что вызвало жуткое расстройство этого странного, непонятного таможенника, ясно отразившееся у того на лице. Усталость, смертельная усталость, поселившаяся в его теле и давно уже ставшая привычной, не дала ему тогда возможности понять что же такого радостного было для таможенника в этой новости. И только сейчас, когда он смог элементарно выспаться, Сидору стала понятна показавшаяся тогда странной реакция таможенника.

Произошло то, о чём с самого начала предупреждал Советник — таможня Басанрогского Рога сняла свои запреты.

Видимо столь наглое, безцеремонное проведение бароном де Вехтор собственных товаров через таможню так всех достало, что таможенникам доставило истинную радость сообщить тому, что с этого дня его сумасшедшие прибыли резко пошли вниз.

Скрипнувшая тихо дверь вывела его из состояния лёгкой, сладостной расслабленности и приятных воспоминаний.

— Ну! — весёлый голос его Советника, которого он только что вспоминал, окончательно развеял лёгкую сонливость, ещё остававшуюся в его теле. — Наконец-то проснулся, господин барон?

Ну и горазд же ты спать! — весело заметил он, проходя в комнату.

Взяв за спинку стоящий возле стола стул, он аккуратно поставил его возле кровати Сидора, как будто боясь потревожить больного.

— Двое суток без просыпу! — с весёлой ухмылкой заметил он. — Как свалился в койку, так только сейчас глаза продрал.

Мы уж тебя пасли, пасли. И только сейчас ребята сообщили, что ты вроде бы как зашевелился.

Впрочем, твоего личного присутствия в конторе и не требовалось, — усмехнувшись добавил он, постаравшись тут же успокоить и так равнодушно смотрящего на него Сидора. — После того, как на таможне отменили пошлины на сырую нефть, цены рухнули и мы лишились всех клиентов. Все, кто покупал раньше нефть у нас, кто ещё пару недель назад буквально боготворил барона де Вехтор и дрался за место в очереди на поставки, теперь плюнули на нас и ринулись торговать без посредников.

Советник с довольной физиономией ткнул себя в грудь большим пальцем левой руки.

Но посредники и сами не против немного передохнуть, — с лучащимися от удовольствия глазами он весело подмигнул Сидору.

Ты хоть имеешь представление сколько мы за эти полтора месяца заработали?

О! — равнодушно зевнул Сидор. — Господин Советник ошибся. Значит это был всё-таки не месяц, а полтора!

Ты же, мерзавец, говорил, что они должны среагировать за месяц, — устало зевнув, попенял он Советнику, снова сладостно потянувшись в кровати.

А они и среагировали за месяц, — усмехнулся Советник. — Точь в точь, как я рассчитал.

Это другие, те, кто у нас назаказывал и проплатил нефть вперёд, не успели среагировать. Вот им-то мы ещё десять дней после отмены пошлин и впаривали сырую нефть по старым ценам.

Как они ругались! — Советник с искренним восхищением в голосе поцокал языком. — Но! Договор есть договор. Деньги уплачены, уплачены вперёд. И пока мы все договора не выполнили, цену не поменяли.

Мой вам совет господин барон, — усмехнулся он, глядя на продолжающего зевать и лениво валяться в кровати Сидора. — Никогда не платите вперёд. Даже если всё ясно как белый день — никогда не плати вперёд. А то вот будешь также как они, локти потом кусать. Цена упала, а товар приходится брать по старой цене. Проплачено! — насмешливо развёл он руками.

Так ты хочешь узнать, сколько мы заработали? — требовательно потеребил он Сидора.

Усмехнувшись, Сидор с деланным безразличием пожал плечами.

— Я так устал, что мне всё равно, — хмыкнул он. — Ну, думаю, что много. Думаю, нельзя заработать мало, работая так, как работали мы весь прошедший месяц.

Ладно, — усмехнулся он, видя что Советник от нетерпения аж заёрзал на своём стуле, — так уж и быть. Говори сколько!

Надувшись от гордости, Советник с видом победителя гордо провещал.

— Три! Даже больше — три с половиной! Но половина уйдёт атаману, ящерам, другим помощникам, на зарплаты и на прочее разное. А нам останется только три!

Всего лишь три миллиона золотых!

Всего! Лишь! Три! Миллиона! Золотых!

— Кошмар! — Сидор неверяще покачал головой. — Три миллиона за месяц. Ты ничего не путаешь?

— Не за месяц, а за полтора, — с довольным видом уточнил Советник. — За месяц мы заработали только два миллиона. Остальные полтора добрали за оставшиеся две недели.

— Ну, всё? — равнодушно отозвался Сидор. — Теперь-то я могу хотя бы съездить домой к жене, поинтересоваться как там у моих дела? Или опять надо куда-то тащиться с очередным обозом?

Сил на большее у него сейчас просто не осталось. Изматывающая гонка последнего месяца буквально вымотала его до такой степени, что даже озвученная Советником с гордостью чудовищно большая сумма их последних заработков не вызвала в его душе ни малейшего отклика.

Откинувшись на подушку и заложив руки за голову, он уставился в потолок.

— И-эх, — протянул он тихо с мечтательным выражением лица. — Наконец-то дом в городе отстроим, а то надоело уже в землянке ютиться.

Машка с Корнеем себе избу нормальную в Берлоге давно справили, а мы с Беллой, да с профессором так и ютимся в землянке.

Даже у Димона в Долине есть шикарно обустроенная пещера, а у нас с Беллой до сих пор ничего нет. Это не дело.

— Ну-ну, — хмыкнул с лёгкой усмешкой на губах Советник. — Посмотрим, как у тебя это получится.

— А что такое?

Лениво повернувшись, Сидор с лёгким оттенком безпокойства посмотрел на Советника.

— Неужели Машка опять куда-то денежки вбухала, и их снова нет?

Нет! — широко распахнув глаза, он тихо, с откровенным ужасом в глазах, неверяще смотрел на совершенно серьёзного Советника, сидящего рядом с его кроватью.

— Нет, нет и нет, — успокаивающе замахал на него руками Советник. — Ничего такого. Да и растратить три миллиона за месяц, думаю, не сможет даже Маша при всём своём умении, — усмехнулся он.

Просто девочки опять вязались там в одну авантюру, — хитро прищурившись, он ехидно посмотрел на, успокоившегося было Сидора. — Вот им деньги и понадобились.

Так что если ты рассчитываешь получить хоть что-то под свои проекты, то тебе надо поторопиться, пока они их все не растратили.

Ну, ты же знаешь женщин!

Барон с откровенной насмешкой в глазах смотрел на растерявшегося окончательно Сидора.

— Одним словом, вставай, умывайся и подходи в контору. Там атаман, который день сидит. Ждёт не дождётся, когда ты встанешь, чтобы домой, в город отправиться.

А сам он не может? Ему что, нянька нужна?

— Может, — кивнул головой довольный Советник. — Но с тобой, говорит, будет спокойнее.

— Со мной, что?

От удивления Сидор даже приподнялся на кровати и, опёршись спиной на спинку кровати, полусидя, уставился на Советника.

— Того, — хмыкнул с задумчивым видом Советник. — Таможенники растрепали всем и каждому, сколько мы, по их мнению, заработали. Ну, и естественно по своему обычаю, сильно приукрасили дело.

Теперь атаман боится нос высунуть из конторы, не говоря уж о том, чтобы куда-то вывезти своё золото.

Говорил этому идиоту, чтобы отправлял золото, как и мы, мелкими партиями в город. Не захотел. Всё хотелось ему посмотреть, сколько же он сумеет в итоге с нами заработать.

Посмотрел!

Советник в сильнейшем раздражении хлопнул ладонью по колену.

Теперь навязался нам на шею и не знает, как и выбраться с перевала со всем своим заработком. Боится, что по дороге его ограбят.

Кого ограбят? Атамана с его бандой?

Сидор в полнейшей растерянности смотрел на Советника.

Он что, заболел? Только идиот сунется на его отморозков.

Заболеешь тут, — недовольно проворчал Советник, — когда каждой собаке в округе известно, что он собирается вывозить золото, и сколько его.

Спасибо таможенникам! Сначала всё растрепали, да ещё и приврали. Вот атаман и сидит, тебя ждёт.

А меня-то чего? — удивлённый Сидор непонимающе смотрел на него.

— Не тебя, а наши пулемёты, — поправился Советник. — Чтобы, если кто сунется, можно было кому-то и по зубам как следует дать.

— Опять ничего не понимаю.

Сидор уже в полном раздражении поднялся с кровати и принялся поспешно одеваться.

— Какие ещё пулемёты? Ему что, мало наших двух? Или он наконец-то проникся и решил заказать у нас пневматику?

— А! — махнул на него рукой Советник. — Ты, оказывается, и этого не знаешь.

— Чего этого!

— Пулемёты с конкурса. С того самого конкурса, о котором вы договорились с Головой. Только ты не вздумай никому сказать, что это была твоя идея с конкурсом, — неожиданно огорошил он Сидора, который от удивления даже сел обратно на кровать.

— Не понял? — удивлённо уставился тот на Советника. — А чья?

— Нынче в городе все свято уверены, что это была Великая Идея Самого Головы, а не чья бы то ни было. И уж никак не твоя. Так что, если не хочешь прослыть лгуном, молчи.

— Вот значит как?

Сидор с задумчивым видом помял подбородок.

— Значит, Голова решил не разбрасываться и никому не сказал, что это мы с ним о конкурсе договорились. Выдал всё за свою личную инициативу. Ну, что ж, что-то подобное можно было с самого начала предполагать.

Чуть прищурив глаза, Сидор с мрачным видом несколько мгновений смотрел прямо перед собой.

— И какое место мы заняли на конкурсе? — поднял он на Советника угрюмый, злой взгляд. — Дай догадаюсь! Никакого!

— Угу! — согласно кивнул головой барон Ивар. — Никакого. Даже в финал, как у вас говорят, не прошли.

О, как?

— Кто же занял первые места?

Дай, догадаюсь, — ухмыльнулся он, — Кондрат Стальнов.

— Мог бы и не спорить, — усмехнулся вслед за ним Советник. — Чай знаешь, у кого в городе лучшие мастера-оружейники.

Они даже порох восстановили, — с ехидной насмешкой в голосе заметил он. — Тот самый ваш знаменитый бездымный порох, который никто никак не мог, якобы, изобрести.

Так вот. Изобрели! А точнее восстановили.

Теперь в городе развернулся настоящий оружейный бум.

Но если у тебя в голове возникла безумная мысль оседлать эту волну, воспользовавшись нашими заработанными деньгами — забудь! Никто нас и на пушечный выстрел к этой кормушке не подпустит. Всё давно поделено. И на этом празднике жизни нам места нет.

Похоже, тебя это не особенно огорчает? — Сидор внимательно смотрел на веселящегося Советника.

— А нам то чего? — хмыкнул тот, сразу становясь абсолютно серьёзным.

Наши пневмопулемёты действуют абсолютно исправно и ничуть не хуже их огнестрелов. И расстраиваться по этому поводу я не намерен. А про нашу мортиру со шрапнелью, я и вообще помолчу. Ничего и близко подобного на конкурс не было представлено. Так что уж в этом мы безусловные лидеры.

Так что причин для расстройства я не вижу.

Да и ты, как я погляжу, не сильно этим расстроен, — заметил Советник, в упор, глядя на него. — Видать и у тебя какие-то соображения есть на сей счёт.

Посмотрим, — неопределённо пожал плечами Сидор. — Чего-то подобного я, честно говоря, и ожидал. Есть у нас уже негативный опыт подобных городских конкурсов. И что там царят за порядки, я уже знаю. И ничего не забыл.

Так что и удивляться тому, что мы не попали даже в финал не стоит.

А вот то, что приз и заказ на перевооружение городского войска отошёл к Кондрату, я, признаться, сильно удивлён.

— А кто говорил о перевооружении? — удивлённо посмотрел на него Советник.

Я говорил только о том, что он победил в конкурсе. А о том, кто будет производить пулемёты для городского войска, и слова не было. Может он, а может и кто другой ещё. И чей пулемёт примут на вооружение, я тоже ничего не знаю.

По слухам, там было несколько вполне достойных машинок. Ничуть не хуже чем у вашего Кондрата. Так что вполне могли взять на вооружение ещё чей-то образец. Тем более что в условиях конкурса никто не говорил о том, что победитель перевооружает войско.

— Какой молодец! Ай, какой молодец, — Сидор, удивлённо застыв посреди комнаты, медленно качал головой. — Какой умный у нас Голова, оказывается. Самое сладкое оставил себе. Ай, да молодец. Не удивлюсь, если среди прототипов, отмеченных первой премией, был и его образец.

— Был? — вопросительно глянул он на Советника. — Был, — убеждённо заключил он, видя, что Советник недоумённо разводит руками.

— Одно могу сказать точно, — махнул на него рукой тот. — Наш прототип никто даже рассматривать не будет. Все пневмопулемёты были сняты с конкурса уже на втором этапе, когда стало ясно, что и обычных огнестрелов представлено на конкурс не менее десяти штук. А главное, вместе с ними предоставлены и образцы патронов.

— Чего? — Сидор с широко распахнутыми глазами удивлённо смотрел на Советника. — Однако, — задумчиво почесал он голову. — Никогда бы не подумал, что в нашем городе столько изобретателей.

— Чего там изобретать, — равнодушно отмахнулся Советник. — Если бы у меня был под рукой какой-нибудь пулемёт, то я бы его тоже выставил на конкурс. Всего делов то, скопировать то, что изобретено до тебя, и выдать за собственное.

Это, насколько я знаю, только в вашем мире существуют права, защищающие изобретателя. У нас всё намного проще. Кто первым встал того и тапки. Так что у нас важно получить заказ на производство, а сам пулемёт можно и скопировать чей-нибудь.

Поэтому, никто и не стал рассматривать пневмопулемёты. Аналогов им в нашем мире нет, поэтому и содрать чертежи не с чего. А возни…, - Советник пренебрежительно свистнул, ясно выразив тем своё полное презрение к изобретательству.

— А что за образец представил Кондрат?

— Какой-то аналог ваших земных пулемётов, — безразлично пожал плечами Советник. — Их в городе оказалась масса всяких разных.

Так что победа в этом конкурсе, как ты видишь, ни для кого ничего не значит.

— А что тогда значит? — бросил в его сторону внимательный взгляд Сидор.

— Металл разный значит, присадки разные к металлу много значат, — начал перечислять, загибая пальцы Советник. — Много всякого что-то значит. И вот этим сейчас как раз наши девочки и заняты, — поднял он вверх указательный палец.

И вот в это дело они и намереваются вложить все заработанные нами средства.

Так что, — тяжело и обречённо вздохнул он. — Боюсь что вам, господин барон, ещё долго придётся жить в своей старой землянке.

— И чьё это решение? — чуть прищурясь, Сидор мрачно смотрел на Советника. — Неужели Совет стаи откажет одному своему члену в маленькой такой просьбе построить небольшой домишко для себя и своей семьи?

— Это решение баронессы, — с сочувствием глядя на него, Советник покачал головой. — Думаю, что вам ещё надо получше узнать характер собственной жены.

Она, как в прошлом и все бароны Вехторы, больше внимания обращает на дело, чем на собственное благополучие и комфорт.

Может, именно поэтому вы и сошлись? — задумчиво пробормотал он себе под нос.

— Ладно! — Сидор беспечно махнул рукой. — Пошли в контору, посмотрим на нашего атамана. А с женой я этот вопрос попробую согласовать. Но, как-нибудь потом. Сначала надо хотя бы до дому добраться.

Натянув сапоги, Сидор следом за Советником двинулся в контору, разбираться с делами.

Как и ожидалось, на месте они застали атамана, сидящими в столовой и с кем-то из своих людей пьющих утренний чай. Как раз было время завтрака, поэтому в столовой толклось множество самого разнообразного народа.

— О! Барон! — от вопля, раздавшегося в столовой, казалось лопнут стёкла в окнах.

— Наконец-то, наша соня проснулась!

Радостные, весёлые вопли и дружеские похлопывания по спине, казалось, выбьют из Сидора дух.

— Ну! Выспался? — казалось, у Сидора сейчас лопнут барабанные перепонки.

Радостный, довольно улыбающийся атаман пробился сквозь толпу народа, приветствующего Сидора и потащил его к своему столу.

— Чаю нашему барону! — заорал он в полный голос, пытаясь перебороть поднявшийся в столовой гам.

Дождавшись, когда дежурный по кухне притащит к ним большой заварной чайник и поднос со стаканами, атаман разлил круто заваренный кипяток по высоким стаканам в металлических подстаканниках, и с ухмылкой глядя на немного растерянного от бурной встречи Сидора, с чувством заметил.

— А тебя здесь рады видеть, однако. Цени!

Вот уж никогда бы не подумал, что и я сам рад буду видеть твою баронскую физиономию.

Ну ты как? — без перехода начал он. — Когда выступаем? Когда готовиться? Народ уж истомился, тебя ожидающе.

— Да мне барон Ивар уж сказал, — усмехнулся Сидор, — что вы меня только и ждёте. Только я не понял. Меня-то чего вы ждёте? С вами полностью расплатились, деньги ваши при вас. Боитесь чего?

— Боимся, — атаман уже совершенно серьёзно, без тени смешинки в своих глазах, в упор смотрел в глаза Сидора. — Без твоих пулемётов — боимся.

Потому что никто из наших таких денег никогда в руках не держал.

Но не это главное. Хуже всего, что о том, что они у нас есть, знают уже все. Кому надо и не надо, все знают.

Есть такая опаска, что до дому мы с ними не доберёмся.

В округе появилась масса чужих. Амазонки, большие группы каких-то незнакомых имперских ящеров. Подгорных как-то мельком тут неподалёку видели. Много чужих стало в округе, — совсем уж мрачным голосом повторил атаман.

Вот мы с ребятами посидели и решили не рисковать.

Теперь парни сидят и ждут, когда ты соберёшься в город, потому как одним нам его не довезти.

Атаман бросил на Сидора ещё один внимательный, серьёзный взгляд.

— Ага! — медленно, весёлым голосом протянул Сидор. — Значит, без нас никак?

— Никак! — улыбнулся атаман. — Особенно без твоих пулемётов, никак. Так что собирайся и поехали, а то ребята уж истомились. Хотели идти сами тебя будить, но я не дал.

Атаман с довольным видом ткнул себя кулаком в грудь.

— Цени!

— Ценю! — улыбнулся в ответ Сидор, прекрасно поняв игру атамана. — Тогда собирайся. Мне не меньше твоего надоело торчать на перевале и хочется побыстрей попасть в город. Так что позавтракаем, и можем отправляться.

— За что я тебя ценю, так это за оперативность, — расплылся в довольной улыбке атаман.

Хлопцы! — громко захлопал он в ладоши, привлекая всеобщее внимание. — Заканчиваем завтрак и собираемся! Полчаса на сборы! Раньше наш барон всё равно не соберётся!

Мгновенно поднявшаяся вокруг суета показала, что все собравшиеся в столовой только и ждали этих слов атамана. Буквально через десять минут в помещении не было ни одного человека, кроме них с атаманом и Советника.

Задумчиво почесав пальцем затылок, Сидор вопросительно посмотрел на барона Ивара.

— Наш барон? — недоумённо поднял он брови. — Это что-то новое. Я не ослышался? С каких это пор — наш?

— Не заморачивайся! — дружески хлопнул его по плечу атаман. — Наш, ваш, главное — свой, — и торопливо что-то дожёвывая, быстро вышел вслед за своими ребятами.

Растерянно посмотрев на недоумённо пожавшего плечами Советника, Сидор торопливо дожевал принесённую ему дежурным яичницу и поплёлся на второй, жилой этаж в выделенную ему комнату, собираться в дорогу.

Хорошо, что практически ничего собирать не надо было, иначе бы в столь короткое время он не уложился. Всё, что было потребно в дороге всегда лежало наготове в его походном рюкзаке. Поэтому, торопливо бросив туда же ещё одну смену чистого белья, он уже через пару минут осматривал в конюшне лошадей для своего броневика.

Проверив готовность всей повозки, и заправившись под завязку пульками для пулемёта, уже через полчаса вся банда атамана, вкупе с сотней егерей сопровождения и парой десятков ящеров охраны каравана, двигались по торговому тракту, ведущему в Старый Ключ.

Дорога обратно.*

В отличие от того, что здесь было месяц назад, в этот тёплый осенний день тракт был удивительно оживлён. Не смотря даже на то, что до позднего вечера, когда все путешественники как бы должны были вставать на ночёвку и оставалось не так уж и много времени до темна, в обоих направлениях тракта двигалась масса спешащего непонятно куда-то народу. Казалось, все те, кто населял левобережье верховий Лонгары, вдруг все разом стронулись с места и неожиданно куда-то двинулись, словно началось великое переселение народов.

Для Сидора, с любопытством наблюдавшего с верха своей пулемётной башенки за этим нескончаемым турбулентным потоком в обе стороны, в какой-то момент начало даже казаться, что где-то среди лесов прорвало неизвестную ему плотину и теперь через Басанрогский перевал потянулись все-все-все, кто только смог за какой-то надобностью добраться до этого места.

На удивление весь путь прошёл спокойно. То ли атаман перебдел, уподобившись пуганой вороне, то ли все те, кто собирался поживиться за их счёт, передумали, едва увидав в составе каравана парочку чёрных броневиков впереди и сзади обоза.

Может бандитов напугали десятки вооружённых до зубов егерей с ящерами, плотной, настороженной шеренгой идущих по краю обоза? Может конные амазонки, плотной группой сопровождавшие караван? Непонятно. Но за всё время пути, никто на них так и не напал, что вызвало у охраны обоза самое настоящее разочарование. Скучная, размеренная жизнь охранника по эту сторону перевала настраивала привыкших к постоянным стычкам бойцов на унылый, философский лад, больно уж такое спокойствие было непривычно. Так что в итоге, атаман в своих расчётах оказался прав — домой они добрались совершенно спокойно.

Именно сейчас, возвращаясь в ставший родным город, на этом торговом тракте, сидя на верху тачанки в прозрачном куполе пулемётной башни, наверное, только там до Сидора начало постепенно доходить, что их на самом деле здесь боялись.

Все, кто попадался им навстречу, мгновенно сворачивали в сторону, стояло только кому-либо появиться в пределах прямой видимости обоза. И такое поведение всех даже в какой-то момент стало вызывать у Сидора раздражение, словно они монстры какие-то.

Поначалу Сидор относил это на элементарную предосторожность малых по численности отрядов торговцев. Но когда показавшийся впереди большой воинский отряд из какого-то нижнего левобережного города принялся поспешно, даже как-то судорожно сворачивать в кусты, освобождая дорогу, он буквально впал в ступор.

Сидя вечером у походного костра в устроенном при дороге лагере, они вместе с атаманом пережидали несколько свободных минут, нечаянно возникших у обоих на месте ночёвке.

— Слушай Семён, спросить хочу. Ты что-нибудь понимаешь? Ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?

Сидор внимательно смотрел на атамана, не отводя от его глаз внимательного, настороженного взгляда.

— Все, кто попадается нам навстречу, шарахаются от нас как от чумы. Мы что, такие страшные?

Можешь что-нибудь объяснить?

Долгое молчание, установившееся у костра, и насмешливый взгляд, стали ему неким своеобразным, молчаливым ответом на его вопрос. Тем не менее он всё же дождался ответа от нехотя пошевелившегося атамана.

— Чёрные тачанки, или как ты их называешь — броневики, стали слишком заметным элементом в нашем крае, — нехотя, сквозь зубы процедил он.

Не скажу как там сейчас в Приморье, — скупо усмехнулся он, — но и здесь, на Левобережье они успели прославиться.

За прошедшие полтора месяца много чего тут было, — вяло пояснил он, не дожидаясь очевидного вопроса Сидора. — Тебе не говорили, чтобы не отвлекать от основной работы, но была у нас тут парочка дел с попыткой ограбления. Нашлись придурки, — недовольно проворчал он.

Рассказывать что и как было долго, но если вкратце, — атаман ещё раз как-то уж очень нехорошо ухмыльнулся, — то после того раза никто нас больше не трогает. Боятся.

Заметив, что Сидор поморщился, недовольный его краткостью, и вскинулся снова что-то спросить, неохотно, сквозь зубы проворчал:

— У нас же раньше как было, — начал он. — Амазонки тишком переправлялись на наш берег и безобразничали, пока кто-нибудь из наших не давал им по мозгам. После этого они успокаивались и отходили обратно к себе домой зализывать раны. До очередного такого раза, когда какому-нибудь молодняку опять не захочется пошалить и показать собственную удаль. А точнее — дурь.

Ну а наши, прогнав нахалок, соответственно тоже успокаивались, в полном соответствии с правилом: "С глаз долой — из сердца вон".

Вот, пару раз несколько банд таких молодых придурков и напали на наши караваны, когда мы доставляли клиентам купленную нефть.

Я бы плюнул, честно тебе говорю, — атаман скосил глаз на Сидора, внимательно наблюдая за реакцией того. — Ну, постреляли бы в обе стороны и разбежались. Это, в общем-то, не впервой такое их поведение.

Ну, постреляли — успокоились. Мы по своим бы делам, дальше нефть повезли, а они по своим — занялись бы новыми поисками кого послабже. Обычное в общем-то дело для наших мест.

Но тут ваших ребят зауздило. Мол, в Приморье от бандитов житья нет, так ещё и дома надоедают. А тут и ящеры непонятно с чего всполошились. С чего-то и им захотелось вдруг удаль свою показать.

Ну, показали, — совсем помрачнел лицом атаман. — Всех, кто участвовал в нападении, сначала пулемётным огнём шуганули, а потом тех, кто выжил, догнали и развесили по окрестным дубам. Знатные в вашей компании мастера по ловле людей оказались, — кинул он косой, мрачный взгляд на Сидора.

Потом ещё пару раз такое повторилось.

А потом нас перестали трогать, — равнодушно, душераздирающе зевнул атаман. — Вообще! Никто, нигде и никогда!

Дошло, видать. Одно дело удаль свою молодецкую показать. Пограбить какого-нибудь купца, а потом, если не попался, то и весело прогулять награбленное с товарищами. И совсем другое — совершенно чётко знать, что ограбив конкретно вот этого купца, тебя обязательно убьют. Если не сразу, то потом. Найдут, хоть на другом берегу реки и повесят.

Ну и кому это надо? Они же не самоубийцы.

И вот уже целый месяц, если где и бывают нападения на торговцев, то никогда не трогают обозы с вашими значками.

С какими такими значками? — равнодушно поинтересовался Сидор.

Честно признаться, рассказ атамана не вызвал в его душе никакого интереса. Подумаешь. Он то думал тот что интересное расскажет, чего он не знал. А тут это. Догнать и уничтожить нападавшего, чтоб в следующий раз никто в этих местах тебя не трогал — самая обычная для Приморья практика. Всего делов то.

— Да вот с этими!

Развернувшись от костра, атаман мотнул головой в сторону баронского штандарта, который Сидор по привычке прикрепил к заднему борту своей тачанки, и в тот же момент об этом забыл. Оказывается, напрасно.

— Блин! — удивлённо протянул Сидор. — Да это же мой герб, герб баронов де Вехтор.

— Угу, — согласно кивнул головой атаман. — Он самый. Твой отныне персональный герб баронов де Вехтор.

Вот поэтому-то мы и хотели с тобой вместе до города добраться, чтобы наверняка исключить любые неожиданности.

Если кто на нас нападёт…, - замолчав, атаман внимательно посмотрел в глаза Сидора, — то можно быть абсолютно уверенным, что это за нашим золотом. Никто иной в здравом уме к нам сейчас не полезет. А значит и отвечать можно соответственно, на полную катушку.

— А что, — душераздирающе зевнув, Сидор сонно помотал головой из стороны в сторону. — Если бы на вас просто так напали, то отвечать надо было бы как-то иначе? — ехидно полюбопытствовал он.

— "Нет, — пришла в голову вялая мысль. — Всё-таки не отоспался. Надо бы ещё давануть минуток шестьсот".

— Считай, что твой Советник дал нам специальное задание, — улыбнулся атаман, посмотрев на клюющего носом Сидора. — Надо попробовать поймать кого-нибудь на живца. Может, кто и клюнет.

— С моим штандартом? — неподдельно изумился Сидор. — Не лучше ли было бы попробовать без него?

— Лучше, — тихо отозвался атаман. — Но опаска меня берёт. Такими деньгами — не шутят. Вот и я не желаю.

— Ну-ну, — качнул Сидор головой. — И то хотите, и это. И пятое, и десятое. И ничего-то у вас не получится. И Слава Богу, — зевнул он. — Давай уже спать. Завтра утром рано подъём, а до дому ещё пилить и пилить.

Поздняя встреча.*

Самый дорогой и престижный кабак перевала Басанрог этим вечером был на удивление пуст. Вести, всполошившие пару недель назад всю таможенную братию о полной отмене всех запретов на все товары, везомые в верховья Левобережья и в прилегающие регионы, радикально поменяла всё.

У мелкого служивого люда на таможне больше не было времени сидеть и протирать штаны по кабакам, маясь бездельем и заливая алкоголем скуку и маету, поселившуюся в конторах таможенных клерков. И стосковавшиеся по нормальной работе люди бросились на любимое дело, как волки на отбившуюся от стада бедную овечку.

Теперь клерки навёрстывали упущенное за весь прошедший период "Колоссальной глупости", как теперь каждый чуть ли не в открытую называл прошедшие месяцы.

Единственный, кто не принимал непосредственного участия в этом празднике духа, был устьинский князь Александр Петрович Вепрев, из семьи тех мелкопоместных поречных дворян Вепрев, что несколько поколений назад лишившись собственного земельного владения, навсегда связали жизнь своей семьи со служением Таможне. И настолько в том преуспели, что иной жизни для себя уже и не мыслили, полностью сосредоточив все свои интересы на всём, касавшемся данного дела.

Который уже день князь сидел в своём любимом кабаке и заливал горе. Самыми последними чёрными словами он клял себя за проявленную им инициативу, приведшую к столь трагическим для него последствиям.

Князь нарушил данное им слово.

И хоть слово было дано не дворянам, а так, каким-то мелким левобережным купчикам, значения это не имело. Слово было нарушено. И нарушено сознательно.

Но кто ж знал! Кто мог знать, что какой-то бывший мелкий левобережный купчик с купленным дворянским титулом, на поверку вдруг окажется столь значимой фигурой. Да ещё им заинтересуются на самом верху, в Головной Конторе, люди, в сознание князя воспринимаемые не иначе как небожители.

И им станут интересны его самые поверхностные и самые общие расчёты князя по нему!

— "Казалось бы, пустая игра ума, — мрачно размышлял князь. — А вон, поди ж ты…"

— "Да ещё вынесли официальную благодарность за наблюдательность и нетривиальное мышление. Чтоб вы все там повздыхали!" — мысленно выругался князь, лишь на миг, представив себе последствия лично для себя такого поздравления.

— "Боже! В какой же я влез гадюшник, — в который раз уж за последние сутки мысленно костерил он сам себя. В какой же он оказался заднице из-за своей необдуманной инициативы.

Те товарищи, чьи интересы он не без весьма существенной для себя пользы столь успешно проталкивал на Таможне, теперь могли ведь и обидеться. Причём, обидеться достаточно серьёзно, потому как то, что произошло, не лезло ни в какие ворота. А связываться с этими левобережцами лесовиками себе дороже было.

Однако, пришлось.

— Здравствуй, Сашенька.

Улыбка, зловеще ласковая мгновенно подтвердила все подспудные страхи князя, терзавшие его последнее время. Рядом с его столом стояли и улыбались двое его кредиторов, двое вчера ещё самых лучших и любимых друзей, а сегодня два самых злейших его врага: Глава города Старый Ключ Косой Сильвестр Андреевич и товарищ его Староста того же, будь он проклят, левобережного города Худой Сила Савельевич. Два человека, видеть которых, при всей для него необходимости, князь сегодня не желал ни под каким видом.

Однако, его желания сейчас мало кого интересовали.

— Ну? — синхронно начали оба товарища в один голос. Князя явственно передёрнуло.

Голова со своим дружком довольно оскалились. Для них обоих нагадить какому-нибудь дворянину было истинны удовольствием. И они оба, синхронно повторили свой вопрос.

— Ну?

— Я здесь ни при чём, — непроизвольно вырвалось у князя. — Я наш договор и свои обязательства выполнил честно и в полном объёме. Право на безпошлинный проход через таможню у вас есть, и никто его не отменял. Можете смело им и дальше свободно пользоваться. И это не моя вина, что сняли все запреты. Это приказ высшего руководства, — зачастил он, стараясь словесным поносом забить, замять возникшее за столом напряжение.

Голова улыбался, молча смотрел на частившего что-то речитативом таможенника, и его никак не оставляло страстное желание взять эту тварь за выпирающий далеко кадык и тихо так сжать, до хруста хрящей. И давить, давить, давить, пока тот окончательно не захрустит под пальцами, сменившись страшным предсмертным хрипом.

Голова аж зажмурился от удовольствия, лишь на миг, представив себе столь сладостную картину.

Как же он ненавидел этих тварей. Этих наглых, зажравшихся дворянчиков, жирующих на своем исключительном, но не ими созданном месте. Живущих его трудом, его деньгами, в конце концов — его потом и кровью!

— Плохая вытяжка, — донёсся до Головы голос таможенника.

— Что? — широко распахнул глаза Косой.

— Плохая вытяжка, говорю, — повторил таможенник. — Говорил я, говорил хозяину, чтоб трубочиста вызвал, а он ни в какую. И так, говорит, хорошо.

— Экономит, мерзавец, — с непередаваемой смесью чувства заботы и участия в голосе, проговорил князь.

— Доэкономится до того, что приличные люди сюда ходить перестанут, — вдруг подал голос молчавший до того Староста. И, видимо, чтобы уж окончательно поставить всё на свои места, сухо добавил. — Мы не затем сюда пришли, чтоб обсуждать здешнюю вытяжку. Говори, что происходит?

— Что это ещё за отмена торговых пошлин? Что это за снятие блокады? Ты же говорил, что она ещё продержится минимум полгода. Что происходит?

От ледяного, монотонного голоса Старосты, по спине князя пробежал холодок. Таким он его ещё не видел. Злой, сосредоточенный, казалось, вот сейчас вцепится рукой ему в горло и будет давить, давить, давить.

Князь мотнул головой, сбрасывая наваждение. Староста с Головой всё так же сидели напротив него за столом и молча, ожидали от него ответа.

— "Это вы, что ли оба приличные люди? — чуть было не ляпнул, не сдержавшись, таможенник вслух. — Да дворовый пёс по сравнению с вами двумя выглядит поприличней. Хоть бы оделись, что ли не в своё лесное рваньё, раз в приличное место собрались".

Стараясь, чтобы на лице его не отражалось никаких, ненужных в данный момент эмоций, князь постарался внутренне перенастроиться на деловой лад. Дело, за которым он, который уж день сидел за этим столом, начинало вытанцовываться. И надо было лишь не спугнуть рыбку, чтоб она уверенней заглотила пустой крючок. Пока выходило не очень…

— "Быдло!" — мысленно выругался он.

Это заведение считалось в их среде если и не самым, то уж одним из самых фешенебельных и престижных для посещения. И презрительное высказывание о нём какого-то лесовика явственно покоробило князя. Но приходилось терпеть. Пока! Эти лесовики ещё были ему нужны. У них были деньги! Много денег! И лишиться идущего от них дохода, лишь потому, что не сумел в нужный момент промолчать, князь не хотел.

И ещё у него было ДЕЛО. ДЕЛО к этим лесовикам.

Правда, они пока о том не знали, и, дай Бог, никаких подробностей не узнают никогда. Если только он сейчас правильно себя поведёт.

А что очень хотелось нахамить в ответ, так это могло и потерпеть. У него ещё будет впереди много и времени, и возможностей, чтоб сделать так, как ему надо и поставить, таки быдло на отведённое для него место.

А то, что быдло это Глава не такого уж и маленького, и довольно известного в верховьях Лонгары города, под названием Старый Ключ, так и что с того. Тем ему хуже. Селянин, он и есть селянин. И ничего ты в этом не изменишь, как ни старайся, как себя ни называй.

Князь сосредоточился. Надо было срочно переходить к тому делу, ради которого он находился здесь и ради которого он так долго ждал этого "Главу". Порученное ему дело было слишком серьёзным и слишком влиятельные люди взвалили на его плечи столь ответственную миссию, чтобы сейчас из-за его фанаберии, из-за какого-то пустяка всё провалилось.

Надо было направить мысли этих людей в нужную сторону, и он ОБЯЗАН был это сделать. Иначе…

Князю на миг даже стало плохо, при одной лишь мысли о том, что было бы иначе…

— Итак, к делу, — решительно начал он. — Как вы уже поняли, моей вины в произошедшем нет. Это — не мой уровень, — покачал он головой. — И не ваш, и даже не начальника нашей Таможни. Это уровень верховный. Распоряжение Головной Таможенной Конторы — отменить все запреты.

И виноват в этом ваш же земляк, житель вашего города некто барон Сидор де Вехтор. Это из-за него отменены все запреты.

В Головной Конторе посчитали, что Таможня несёт слишком большие убытки из-за этой блокады, совсем ей не нужной. И распорядилась отменить запрет.

О том, что это именно его докладная записка послужила спусковым крючком для принятия этого решения, князь благоразумно промолчал. Вряд ли эти лесовики знакомы с внутренней кухней таможни, но если же, всё же, когда-нибудь правда выплывет, то уж отбрехаться от них он всяко сумеет. Больно уж эти лесовики доверчивые оказались.

Вон как глазки сразу помутнели и оба лесовика о чём-то задумались.

Князь воспрял духом. Буквально пары слов хватило, чтобы из глаз этих матёрых убийц пропала жажда мести и убийства. Его убийства. Успех следовало закрепить. Тогда его миссия сидения в этом кабаке будет выполнена. Точно выполнена, и донесена до сознания этих двух.

Что главное?

Во всём виновен барон Сидор де Вехтор! Он один виноват в отмене запретов! С него спрос. Вот и разбирайтесь между собой, а таможню оставьте в покое. Она здесь ни при чем. Ни она, ни князь, как её представитель, ни кто-либо другой из таможенников. Они свои обязательства выполняют честно. И раньше выполняли, и выполняют, и впредь готовы выполнять

К обоюдному удовольствию.

Князь чуть ли не мурлыкнул от удовольствия, видя, насколько легко эти селяне проглотили наживку.

Плавная речь князя лилась и лилась тихим потоком, ласково журча на перекатах и успокаивая, обволакивая сознание лесовиков, навязывая нужное князю мнение. И, похоже, слова упали в благодатное место на унавоженную кем-то до него почву.

— "Есть! — мысленно похвалил князь сам себя. — В яблочко!"

Глаза Сильвестра Андреича смотрели теперь на него спокойно, и даже с неким участием, как бы выражая тем самым свое понимание и сожаление, что и князь в этом деле тоже пострадал. Хотя, спрашивается, с чего бы. Денежки то свои он давно получил. Да, наверняка уже и потратил.

Это теперь этим лесовикам непонятно что было делать, а таможеннику то что. Деньги получены, и получены вперёд, как здесь водится. А если у его клиентов возникли проблемы, то это уже не его дело. Это дело самих клиентов, разбираться с тем, кто им так поднагадил.

— "Вот пусть и разбираются", — довольно констатировал князь, подымаясь из-за стола и прощаясь за руку со своими клиентами.

Всё, его миссия была выполнена. Все стрелки переведены на барона, и таможня выведена из-под удара.

А вот как там будет теперь разбираться с этими людьми сам барон, князя уже не касалось. Его важные люди попросили подставить де Вехтора, он это сделал.

Теперь будущее его на таможне было обеспечено, уж слишком влиятельные враги оказались у де Вехтора, на которых сделал теперь ставку князь.

И, похоже, не прогадал. Завтра на работе его ждало повышение.

Тело князя нашли следующим утром под дальним глухим забором в каком-то глухом закутке во дворе трактира. Что он там делал и как оказался в том месте — неизвестно.

Его тело, без всяких следов насилия, обнаружили случайно, рано утром, когда местная портомойка, решив срезать крюк, хотела проскочить на соседнюю улицу короткой дорогой, воспользовавшись оторванной у забора доской в том углу.

Никто ничего не слышал. Но все почему-то сразу пришли к выводу, что князя убил кто-то из недовольных клиентов.

Подозревать будут Косого Сильвестр Андреича — Главу города Старый Ключ и Старосту того же города Худого Силу Савельича. Но, ничего, доказывающего причастность обоих к убийству так и не найдут. И практически сразу же обоих и отпустят, предварительно извинившись перед обоими.

Так дело и заглохнет — за отсутствием обвиняемых.

Князь ошибся. В таких делах, когда надо было свалить чей-то род, свидетелей не оставляют. Князь плохо знал историю, даже историю своей собственной семьи. За что и поплатился.

Возвращение в город.*

Три дня по возвращению домой никто Сидора не беспокоил. Это было просто чудо какое-то. Казалось, во всём мире вдруг наступила полная благодать и всеобщее благолепие. Настолько у него было спокойно и хорошо на душе.

Всё чем он занимался, заключалось только в мелких домашних делах по разросшемуся домашнему хозяйству и колка дров на зиму, за что он взялся, чтоб хоть чутка размяться и не терять форму. Но и это нисколько не нарушало установившегося в его душе спокойствия и благолепия.

Каждый раз, когда он теперь возвращался домой, он понимал что возвращался действительно в свой дом. Туда где его ждала любящая жена, детишки, гугукающие что-то на своём непонятном детском языке и тянущие маленькие ручонки к вернувшемуся издалека папке.

Это было здорово. А ещё лучше было осознавать, что хоть и надо будет ему скоро отправляться обратно: либо в Приморье, либо в горы, либо на озёра или заводы, дома его всегда будут ждать: и любящая жена, и дети, и товарищи. И что рады они не куче золота, что приволок он с собой, заработав в каторжных трудах за прошедшую пару месяцев, а рады будут именно ему самому, а не тому что он в этот раз привёз с собой.

Даже то, что он заявился домой без подарков, только на подъезде к городу сообразив, что ничего с собой не захватил, не умаляло того, как ему все были рады. И это было самое ценное, что он только мог себе представить.

Единственное что его сильно огорчало последнее время, так это грустные глаза Димкиных жён, как бы молча упрекающие его в том, что он вернулся, а Димон остался где-то там, то ли в непонятном, страшном Приморье. Словно несущий непонятную какую-то повинность, или занимающегося какими-то непонятными вещами на Правобережье Лонгары, в местах, о которых даже их подруги по бывшему курсантскому училищу сами говорили с тайным страхом.

Всё-таки амазонки были странными женщинами. Ни слова упрёка ему не сказали, как будто им было или всё равно, но вспыхнувшие радостью глаза сразу же выдали их скрытые, подспудные чувства. Поэтому он, не смотря на то, что последнее время старался не делать ничего подобного, дал себе страшное, торжественное обещание вернуть Димона домой, не смотря на все страхи того и опасения.

— "Будь что будет! — клятвенно пообещал себе Сидор, глядя в заискрившиеся от счастья глаза какой-то из его жён. — Будет отказываться, свяжу и притащу домой силой. Хватит! У мужика дома четверо детей, две жены, а он шляется непонятно где. И что с ним там творится — совершенно неизвестно. Непорядок.

Нет! Надо срочно вертать мужика домой. Все в дом, все в дом! Он не хуже меня может заниматься всей той мутотенью, что на меня тут норовят навесить. Вот пусть он дома поживёт и отдохнёт. А уж потом, если захочет, то тогда можно будет и вернуть его обратно. Хоть снова в эти его любимые руины за трофеями, хоть куда".

— Опять ворон ловишь!

Весёлый голос Маши мгновенно выдернул его из созерцательного состояния, в котором он пребывал всё нынешнее утро. Сидя на полусобранной на зиму поленнице, на подстеленном под седалище потёртом кожушке, который неведомым образом опять перекочевал сюда из пещер Долины, Сидор блаженно щурился на не по осеннему тёплое солнце. С ехидной улыбкой он рассматривал весёлую, радостную Машку, осторожно выбирающуюся из своей коляски и замершую неподвижно на единственном сухом пятачке посреди огромной лужи перед воротами.

— Ну, у вас тут и грязюка, — недовольно проворчала она, растерянно перетаптываясь на одном месте.

— Чё ж ты хош, — безмятежно отозвался Сидор, с улыбкой глядя на неё. — Всю неделю дожди лили, как из ведра. Вот тебе и лужи.

Как и когда она подъехала, Сидор совершенно не представлял, полностью погрузившись в созерцание капели с крыши и чириканье у соседнего овина каких-то неизвестных пичуг, до безобразия размножившихся у него в усадьбе за прошедшее лето.

— Безобразие, — сердито проворчал он, яростно тряся пальцем в ухе. — На дворе осень, зима скоро, а эти пернатые свиристелки разорались, словно у них весна на дворе.

Всё-таки на Машку последнее время было приятно смотреть. От былого страшилища не осталось и следа. Казалось, она снова превратилась в молодую, весёлую, беззаботную девчонку, которую никто и ничто не могло вывести из вечно безпричинного веселья и радостного чувства всеобщего счастья. А её улыбка, словно говорила всем вокруг, что у неё всё хорошо.

Приятно было смотреть на счастливого человека.

— А я за тобой!

— Да ну, — ухмыльнулся Сидор.

Маша, постукивая длинным, тонким прутиком по голенищу изящного, осеннего сапожка, ловко перепрыгивая с одного сухого пятачка на другой, не спеша двигалась к сидящему под стеной овина Сидору.

— Хватит поленья задницей протирать, мозоль натрёшь. Поехали к Голове!

— Зачем? — лениво потянувшись, Сидор глядел на весёлую Машку из-под прищуренных на осеннем солнышке глаз. — Тут тепло, тут солнышко. А там этот куркуль и мироед. Нафига он мне сдался?

Солнечные лучи слепили, сверкая в широко разлившихся по земле лужах, заставляя его щуриться, так что со стороны казалось, что он даже не раскрывал глаз.

Как ни казалась Маша внешне беззаботной и весёлой, но у Сидора, знавшего её не первый год, ни на минуту не возникло сомнении, что её что-то беспокоит. И беспокоит серьёзно.

— Что случилось?

Маша несколько секунд молча стояла, прямо перед сидящим на поленнице Сидором, смотрящим на неё сквозь прищуренные глаза.

Ни слова не говоря, она присела рядом с ним на краешек кожушка и несколько секунд также как и он, молча смотрела на идиллическую картину купающихся в дождевой луже воробьёв.

— Воробьи, — кивнула она на птиц. — Купаются, значит, в ближайшие дни будет тепло. Наверное…

— И что? — хмыкнул Сидор, внимательно за ней наблюдая.

Маша была какая-то странная, не такая, и Сидору это не нравилось. Значит, у них были проблемы. И, судя по тому, как Машка отводила глаза — серьёзные.

— Бумага из Городского Совета пришла, — неожиданно начала она негромким, суховатым голосом, который последнее время неожиданно прорезался у неё и теперь постепенно становился неотъемлемой частью её нового облика деловой, жёсткой, суховатой женщины.

— Голова подписал и ряд членов Совета. Официальное письмо. Предлагают нам сегодня, во второй половине дня, в четырнадцать часов, то есть после полудня, встретиться в здании городского Совета для обсуждения ряда вопросов по перевооружению городского войска.

Чтобы Маша сейчас ни говорила, а Сидор отчётливо помнил то странное, неприятное ощущение, проявившееся у него в момент, когда после разговора он повернулся спиной к Голове со Старостой на перевале Басанрог. Никому о том он тогда ничего не сказал, но для себя отметил. Не простят ему эти двое, что пришлось им ждать его и уступать ему дорогу. А потом ещё эта история с отменой запретов на торговлю через перевал. И появившиеся в городе какие-то невнятные слухи, что это вроде бы как связано с бароном де Вехтор. То есть с ним.

Нет, такие люди такого облома не простят.

А раз так, значит, постараются отыграться. И, похоже, первый звоночек устами Маши только что прозвенел.

— Денег будут просить, — понимающе хмыкнул он с кривой ухмылкой. — Прослышали про наши заработки, и теперь будут клянчить детишкам на молочишко. Твари, — не сдержавшись, выругался он сквозь зубы.

— Как обычно, — мрачно констатировала Маша, слегка перекосив свои красивые губы в каком-то жалком подобии улыбки. Однако холодный взгляд, искоса брошенный ею на Сидора, ясно сказал ему, что она по этому поводу на самом деле думает.

— Ты прав. По городу последние дни слишком много легенд ходит о том, как мы озолотились на нефти. Называют просто несусветные суммы. Мне даже порой кажется, что у людей крышу снесло. Вот, полагаю, что эти слухи докатились и до Головы, иначе чего бы ему нас на какой-то дурацкий слёт вызывать, да ещё столь официально.

— У кого нет денег, на такие встречи не зовут, — небрежно помахала она листком с приглашением перед лицом.

— Не только, не только, — едва слышно буркнул Сидор.

Одних нас вызывают, или ещё кого?

— Насколько я поняла, вызывают всех, кто хоть каким-то боком может быть причастен к производству оружия.

— О, как? — изумился Сидор. — А чего я-то пойду? Пусть Корней идёт. Или ребят с завода позвать.

— О, блин, — хлопнул он себя ладонью по лбу. — Забыл. Кондрат же в низовьях, вербует обоз баронский, де Вехторов.

Как же я мог позабыть то, — тихо пробормотал он себе под нос. — Не сегодня, завтра вернётся с народом, а я про него забыл. Непорядок.

Не, не пойду, — скосил он на Машу весёлый, насмешливый взгляд. — Пусть вместо меня идёт тогда профессор, а то в городе на меня и так вся Старшина волком смотрят.

А в Совет, так я стараюсь не появляться. Такое чувство, что там меня сразу покусают.

Особенно, кстати, Голова, — подчеркнул он. — Так и смотрит, так и смотрит, словно я лично у него миллион украл.

Ведь не украл, а заработал. И к нему это не имеет никакого отношения. Только ему, похоже, всё равно. Он все чужие деньги считает за свои. Вот и смотрит волком, потому как, добраться до нас не может.

А теперь ещё и кое-кто из купцов, которых мы сняли со скал и спасли от баронов, в недоброжелатели добавились. Которых я по их словам ограбил, — с усмешкой подчеркнул он…

Так что, нечего мне там делать. Чего я позабыл средь подобной публики

Иди одна.

— Одной, скучно, — отозвалась Маша. — И неинтересно.

А по поводу разговоров, пусть предъявят официально претензию, — равнодушно бросила она. — Не нравится, что снял их со скал и не поделился трофеями, так пусть заявляют официальную претензию. Прилюдно, а, не шушукаясь по углам.

— Не могут, — усмехнулся зло Сидор. — Трофей — дело святое. И тут они ничего сделать не могут. А вот злобу затаить — пожалуйте.

— Корней бы поехал, — грустно вздохнула Маша. — Если б был дома.

Маша, сразу погрустнев, тяжело и обречённо вздохнула.

— Да и не его это дело с властями разговаривать. Он если что не так, сразу за саблю хватается и грозится Голову прибить. Или сразу в драку с кулаками лезет. И этим срывает все переговоры. Он сам уже понимает, что разговаривать с этой публикой не может. Да и не хочет, если по честному.

Наверное, поэтому он и смотался в низовья набирать тебе обоз, что надоело ему тут всё. дело ему надо. Серьёзное дело, а не эти ваши игрушки с курсантами и школой.

Сидор, лениво повернув к ней голову, несколько долгих мгновений молча её разглядывал.

Суровая складка, прорезавшая в этот момент Машин лоб, ясно показала ему, насколько она сильно изменилась.

Потеря ребёнка и тяготы последнего времени сильно её изменили. Холодное, жёсткое выражение, на миг сковавшее лицо молодой женщины, ясно показало ему, что от былой беззаботной девчонки не осталось и следа. И теперь с ним разговаривала деловая, опытная женщина, знающая, что надо и как надо делать, и как максимально быстро добиться нужного ей результата.

И если у неё что-то пока не получалось, то она костьми готова была лечь, лишь бы добиться своего, по её мнению правильного.

— Вообще-то у меня отпуск, — попытался он всё-таки увильнуть, заранее зная бесполезность своей жалкой попытки.

Сразу же повеселевшая Маша, по голосу его понявшая, что он уже сломался, не стала его больше убеждать. Весело ткнув Сидора своим острым локотком в бок, так что Сидор от неожиданности охнул, она быстро согнала его с нагретого места и погнала в землянку, переодеваться к выезду в город.

Перекинувшись парой шутливых фраз с вышедшей навстречу Изабеллой, она дождалась появления из землянки грустного, жалующегося на женскую тиранию Сидора и, весело запрыгнув следом за ним в коляску, щёлкнула поводьями, посылая свою кобылку вперёд.

Уже через десять минут они были у здания Городского Совета, где как обычно в последнее время застали большое скопление самого разнообразного народа.

Оказалось, они приехали, чуть ли не самыми последними, но всё же, успели. Поэтому, ждать им не пришлось и совещание, собранное Городским Советом из представителей городских кланов по вопросам перевооружения городского войска, началось сразу же, как только они зашли в зал заседаний и расположились на самой галёрке, невольно стараясь держаться на удалении от представителей городских властей.

— Я смотрю, все собрались, — начал Голова, как только в зале начал утихать шум от устраивающихся на своих местах людей.

— Правда, тут есть и те, кого я не приглашал, — тут же хмуро заметил он, бросив искоса взгляд на галёрку, где в одиночестве устроились Маша с Сидором.

Замолчав, он в ожидании уставился прямо на них.

Вся остальная пришедшая публика с удобством расположилась в партере, группируясь ближе к передним рядам, и лишь они одни оказались на высоком подиуме в дальнем углу зала, невольно выделяясь на общем фоне.

— Если ты намекаешь на меня, то так и скажи, — мгновенно придя в раздражённое состояние, Сидор зло смотрел на Косого.

— Я тебя правильно понял, Голова? Мне уйти?

В установившейся в зале гробовой тишине стало неожиданно громко слышно тихо жужжащую где-то возле окна не уснувшую ещё на зиму муху.

— Повторяю, — ещё более заледеневшим, тихим, чётким голосом, в тишине прошелестевшим по всему залу, проговорил Сидор. — Мне что, уйти?

Не дождавшись ответа Головы, замявшегося в растерянности от неожиданно жёсткой реакции, Сидор негромким, чётко акцентированным голосом повторил вопрос:

— Повторяю, мне уйти?

— Наверное, так будет лучше, — наконец-то справился с растерянностью Голова. — Приглашение писалось на одного, а вы явились целой кучей. Лишние в зале помеха.

— Является чёрт во сне, чтоб ты на будущее знал.

Поднявшись со своего места, Сидор решительно двинулся к выходу. Маша, бросив на раздражённого Голову мрачный, многообещающий взгляд, поднялась, и молча двинулась следом за ним.

— Господин барон! Не надо так торопиться! Госпожа Корнева, останьтесь.

Поднявшийся с места, где-то на первых рядах, какой-то коренастый мужичок нарушил установившееся в зале буквально гробовое, оглушительное молчание.

Задержавшийся на миг в дверях Сидор оглянулся, молча глядя на незнакомого ему человека. То, что он был из состава членов Городского Совета, было ясно по тому, что сидел он в самых первых рядах и справа, на обычно отводившихся как раз для этой довольно многочисленной публики местах. Но лично Сидору он был не знаком, хотя в коридорах Управы они явно когда-то встречались. А может и не здесь, а где-то ещё в городе.

— Господин барон де Вехтор, — официальным тоном обратился к нему незнакомый мужик. — Городской Совет города Старый Ключ официально просит вас и Марью Ивановну Корнееву остаться. Совещание слишком важно для того чтобы вы и Марья Ивановна на нём не присутствовали. А выяснять между собой отношения, вы с Головой можете и потом.

— О как загнул! — негромко заметил Сидор, так что его услышала только мрачная, словно грозовая туча Маша, молча замершая за его спиной.

— Извини, уважаемый, но не имею чести быть с вами лично знакомым, — неожиданно гулким голосом, прокатившимся по всему залу, проговорил Сидор. — Кто вы такой чтобы говорить от имени всего Городского Совета.

— Демьян Богат, Председатель одного из многочисленных городских советов оружейников, член Городского Совета, ответственный за проведение данного совещания.

— Собственно, приглашение было послано в расчёте на то, что придёте именно вы, господин барон. Но раз вы явились вместе с Марьей Ивановной, то оно даже к лучшему. Будет неплохо если и она выскажет своё мнение по предполагаемому предмету обсуждения.

Удивлённо подняв бровь, Сидор несколько мгновений недоумённо смотрел на незнакомца, оказавшегося к тому же председателем какого-то ещё одного неизвестного ему союза оружейников. Кто же такой был тогда Кондрат Стальнов?

Ранее Сидор считал его Главой Цеха оружейников, а теперь оказывается…

Он не стал тут же переспрашивать, решив про себя отложить выяснение этого запутанного вопроса на потом. Сейчас надо было послушать что тут будут говорить. А потом уже он будет реагировать на всё здесь происходящее. Глухое раздражение зло заворочалось в его груди.

— Хорошо, — равнодушно пожал он плечами. — Раз Городской Совет желает видеть на совещании нас вдвоём, мы останемся и послушаем.

Вернувшись обратно на галерку, они снова устроились на том же самом месте, с которого их только что согнали, и молча, опустились на свои места.

Сказать, что данное совещание представило для них какой-то интерес — нельзя было. С первого же мгновения испорченные отношения к одним из его организаторов, Головой, так до конца и не наладились. Да и никто из них к этому уже не стремился. Ни злая, взъерошенная Маша, ни Сидор, буквально взбешённый хамством Головы. Поэтому раздражение, поселившееся в них с самого начала, так до конца не отпустило обоих. Молча, угрюмо просидев всё совещание они так же молча встали вместе со всеми в конце, и ни слова ни говоря, покинули здание Городского Совета, даже не проявив желания познакомиться поближе с тем человеком, что остановил их при попытке покинуть зал заседаний.

— Что это такое было?

Раздражённый Сидор едва сдерживался, чтоб только прилюдно грязно не выругаться и не сказать, что он думает обо всём здесь происходящем.

Обратная дорога заняла у них гораздо большее время, чем когда они ехали на совещание. Столпотворение, устроенное возле парадного крыльца, отбывавшими экипажами горожан привело к тому, что им пришлось задержаться возле Совета чуть ли не на час, пережидая пока схлынет толпа торопящихся побыстрее убраться отсюда приглашённых.

Подумав что Маша его не расслышала, Сидор снова повторил свой вопрос, мрачно глядя прямо перед собой.

— Что это было?

— Да слышала я, слышала. Не глухая, — наконец-то вяло отозвалась та, мрачно, как и Сидор глядящая прямо по ходу движения.

— Тебе про что в первую очередь? Про мужика того, или про совещание.

— Давай с мужика, — тихо попросил Сидор.

— Демьян Богат. Титулы его ты уже слышал. И это далеко не полный их перечень. Важная шишка. Почему ты до сих пор ничего о нём не слышал — я не знаю. Личность и в городе, и в крае довольно известная.

— И должна сказать, что по слухам, дошедшим до меня, он тобой оченно интересовался. И не единожды. Так что можешь, смело считать, что ты у него под колпаком.

Помолчав, продолжила, раздражённо передёрнув плечами.

— Может быть, потому ты о нём и не слышал, что он никогда не высовывается в первые ряды, в отличие от твоего разлюбезного Кондрата Стальнова. Который, наверное, у меня уже в печёнках сидит. Хотя, скажу честно, лично, я его тоже не знаю. Так, краем уха что-то о нём слышала, не более того. Слышала, что он занимается разработкой новых видов оружия, связан как-то с Территориальным Советом Левобережья, но чем именно он занимается, чем конкретно — понятия не имею.

— Но что точно могу сказать, что Кондрат против него, что шавка супротив волкодава. Это точно.

— По поводу самого совещания могу сказать лишь одно — нечего нам там было делать с самого начала. Очередное переливание из пустого в порожнее.

Надо было не слушать этого Небедного Демьяна и спокойно сваливать домой, — недовольно проворчала она. — Я на подобную мутотень уже пару раз попадала. Знала бы, что это будет опять то же самое, ни за что бы ни пошла. И уж тебя, сокол ты наш, ни за какие коврижки бы сюда не потащила.

— Уж на что Кондрат любит демонстративно схлестнуться с Головой, показывая всем какой он крутой. но ты…, - Маша задумчиво скосила глаз на хмурого, насупленного Сидора.

— Я на миг подумала, что ты ему сейчас болт арбалетный в глаз влепишь, такой у тебя был прицельный, расчётливый взгляд. И, по-моему, наш Голова тоже так подумал, — тихо заметила она. — И, похоже, он испугался. Хотя, с чего бы это. Уж он-то не из пугливых.

А ты, сильно изменился изменился, Сидор, — так же тихо добавила она, глядя на молчаливого товарища. — Раньше бы ты просто отшутился, а сейчас…

— А сейчас я ему недвусмысленно дал понять, что шутить с ним не намерен и не позволю шутить с собой, — тихо оборвал её Сидор, чуть повернувшись и посмотрев ей прямо в глаза. — Мира между нами больше не будет. будет война на уничтожение. И, слава Богу, он это понял. Может, всё-таки теперь отстанет.

А нет, — неприятно улыбнулся он.

Пока эта тварь не будет рассматривать нас как равных, никакого мира между нами не будет. Никогда!

Пока он будет упорствовать в попытке встроить нас в свою систему, перед тем предварительно ограбив — мира между нами не будет.

Пока он со своими дружками будет пытаться раз за разом ограбить нас — мира между нами не будет.

— Как ты думаешь, Маш?

Сидор всем корпусом развернулся в её сторону.

— Нет! Сформулирую по-другому. Мы заработали на нефти три с лишним миллиона. Что-то отдали, что-то оставили себе. И вот к тебе вопрос. А кто потерял эти самые три с лишним миллиона? Кто лишился прибылей в размере трёх с лишним миллионов? Как ты думаешь?

— Таможня? Которая и так ничего не должна была с этого получить? Или Голова со своими компаньонами, которые вложили в монопольный безналоговый проход через перевал всю сумму, полученную от тебя в виде якобы своего уставного капитала в наш банк. И чуть не разорившего и его, и нас вместе с ним.

— Почему же чуть? — еле слышно уточнила Маша, как-то нехорошо, двусмысленно улыбнувшись. — Именно что и разорившего. Без всякой чуть и если.

Это мы после их операции чуть по миру не пошли с протянутой рукой. А они приобрели очень даже не чуть.

И долго ты собираешься мстить ему за эту чуть? — внимательно посмотрела она на него.

— Да никто никому не мстит, больно нужно, — равнодушно отозвался Сидор. — И никто даже не собирается. Просто до тех пор, пока он не перестанет нас воспринимать, как мальчиков для битья, которых можно подо что-нибудь подставить, или вместо себя сунуть в какую-нибудь жопу, или пощипать при случае, когда нужна денежка, я ему буду регулярно устраивать головомойку, чтоб жизнь раем не казалась. И чтобы он серьёзно нас воспринимал, а не как туристов на пленэре.

Пока они обменивались мнением, коляска Маши подкатила к Сидоровой землянке, где их в воротах уже ожидала Изабелла, от нетерпения аж приплясывающая на одном месте.

— Ну, где вас носит! — набросилась она на мужа с Машей, даже не поприветствовав их. — Тут вас уже как полчаса гости дожидаются, а вас куда-то черти утащили.

— О, как? — Сидор, широко раскрыв глаза от удивления, растерянно смотрел на свою разбушевавшуюся непонятно с чего жену. — Первый раз вижу, чтобы ты выскочила встречать меня аж за ворота. Что-то случилось? — встревожено переспросил он её.

— Маша, пошли быстрее!

Подпрыгивающая от нетерпения Изабелла, не обращая на Сидора внимания, за рукав потянула Машу в землянку.

— Ты не поверишь, кто к нам пришёл, — заговорщицки зашептала она ей в самое ухо, распахивая дверь и буквально вталкивая её внутрь.

Растерянный Сидор с обалделым видом стоял на пороге собственного дома и удивлённо смотрел на захлопнувшуюся прямо перед ним дверь, чуть не долбанувшую его по носу.

Заметив откровенные ухмылки глядящих на него часовых, он совершенно смутился и, нацепив на лицо независимую маску, толкнул дверь, входя в прихожую.

Сняв верхнюю одежду, он прошёл в гостиную, где уже вовсю суетилась Изабелла, принимая неожиданных гостей.

К безмерному удивлению Сидора, гостем оказался никто иной, как тот самый Демьян Богат, что остановил их, когда они собирались покинуть то дурацкое совещание.

Другим же посетителем оказался их давний и хороший знакомец Кондрат Стальнов, разговоры о котором последнее время стали довольно чувствительно раздражать Сидора.

— Невероятно! — шагнув за порог гостиной, Сидор от изумления развёл руками широко в стороны. — Кондратий! Какими судьбами?

— Дело у меня к тебе есть Сидор, серьёзное.

Кондрат, поднявшись из-за стола, шагнул ему на встречу и сильно потряс его ладонь, здороваясь. Радостно скалясь, как будто увидал перед собой давно потерянного друга, он неожиданно сильно хлопнул Сидора по плечу.

— Вот зашёл сказать тебе спасибо!

— Мне тут на днях атаман, наш общий знакомец, поведал, что это ты, оказывается, раскрутил Голову вместе с Советом на оружейный конкурс. Да ещё к тому же с премией.

Только что же ты стервец, — восхищённо покачал он головой. — Такое дело завернул, а сам никому, ни слова не сказал, что это была твоя идея.

— Да если бы я тебе это сам сказал ты бы и мне не поверил, — равнодушно пожал плечами Сидор. Славы он не искал и восторгов Кондрата по такому мелкому в его представлении поводу, искренне не понимал. Точнее, не хотел понимать. Потому как истоки и причины столь немереной радости Кондрата были ему ясней ясного.

— Тебе нет, но вот атаману Дюжему, поверю. Тот мужик правильный и врать, в отличие от тебя, не будет. Если он сказал, что это была твоя идея — значит, так оно и есть.

И за это тебе от всех ремесленников нашего города огромное спасибо, — Кондрат, снова поднявшись со своего стула, яростно потряс руку Сидора.

На какой-то миг тому показалось, что у него сейчас выскочит плечевой сустав, и он до конца своей жизни так и останется безруким калекой.

— Собственно мы и зашли-то к вам как раз по результатам конкурса, — тут же добавил Кондрат, усаживаясь обратно и потянувшись за кипятком к стоящему посреди стола самовару.

Кстати, познакомься, — как бы небрежно кивнул он в сторону Демьяна, скромно сидевшему на противоположном от него конце стола. — Демьян Богат — наш гость с далёкого запада. Точнее из западных, устьевых городов Левобережья. Как раз из тех мест, по которым прошлой весной вы прогоняли табуны лошадей. Как раз оттуда.

Большой человек в Территориальном Совете! — со скрытой гордостью в голосе, как будто это относилось к нему самому, заметил он.

Поднявшийся со своего места Демьян протянул Сидору руку и вежливо слегка склонил голову, здороваясь.

— Должен сказать, что это лишь один из моих многочисленных титулов, — улыбнулся он, и подобно Кондрату тут же пустился в многословные объяснения причин своего внезапного нынешнего к ним визита.

Из чего стало ясно, что и его визит связан ни с чем иным, как опять же с результатами прошедшего оружейного конкурса, проведённого в городе за время отсутствия Сидора в городе.

— Чтобы вас не задерживать, — лучащийся радостью Кондрат повернулся к Маше с Изабеллой, молча сидящих в стороне и со стороны наблюдающих за ведущими разговоры мужиками, — перейду сразу к делу.

Судя по твоей сегодняшней стычке с Головой, отношения у вас с ним так и не наладились. А значит, и заказ на патроны для городского войска вы не получите.

И что? — настороженно посмотрел на него Сидор. Подобное начало разговора ему категорически не нравилось. — Может у нас будут самые выгодные предложения по цене. Латунь то у нас своя, в отличие от других. А то, что мы с ним поцапались, так это к делу не имеет отношения. Мухи отдельно — котлеты отдельно.

Это только ты так, наверное думаешь, — усмехнулся покровительственно Кондрат.

Что выгодные цены предложите, так в этом я не сомневаюсь, — усмехнулся ещё раз он. — Да толку то.

Вот ваше качество…, - загадочно протянул он.

Вынув из кармана парочку патронных гильз, он поставил их прямо перед Сидором.

— Полюбуйся!

Это — ваша, — ткнул он пальцем в правую, — а левая — моя. Видишь разницу.

— Тут и слепой увидит, — недовольно проворчал Сидор. — Ну и что?

Даже на первый, самый беглый взгляд было прекрасно видно, что гильза, в которую первой ткнул пальцем Кондрат, сильно отличается от той, что указана была второй. И совсем не в лучшую сторону.

— Первая — твоя, а вторая — моя, — повторил с ухмылкой Кондрат.

— Повторяю вопрос, — неприятно улыбнулся Сидор. — Ну и что? Кого какое дело?

Мигом согнав улыбку с лица, Кондрат уже совершенно серьёзно глядел на него.

— Как ты думаешь, какую из этих двух надо принимать на вооружение? Твою, или мою? Вот так, скажи по честному.

Толстую, кособокую и корявую, или тонкую, прочную и изящную.

— Моя дешевле, — усмехнулся с издёвкой Сидор. — Я могу дать за неё более низкую цену. А ты нет.

— А моя полностью соответствует техническим параметрам, — сухо отрубил Кондрат. — Поэтому, примут мою. Тем более, что не очень то она по цене и уступает твоим. Треть цены не такая уж большая разница, чтобы обращать на неё внимание. Да и объёмы не так значительны, чтобы за это цепляться.

Пока незначительны, — сухо отбрил его Сидор. — А потом? Годика через два?

Стоит поставить огнестрелы на вооружение города и потребность в гильзах возрастёт многократно. Счёт сразу пойдёт на миллионы. А это большие деньги.

Очень большие, — подчеркнул он.

Так что, дорогой мой Кондрат, вопрос цены не самое последнее в этом деле.

Вот теперь-то тебе должно быть понятно, что никто твою корявую гильзу не примет, — покачал головой Кондрат, как будто его не услышал. — Большой заказ — особое отношение к качеству.

Поэтому у меня для тебя будет предложение — продай мне назад те станки и оборудование, что я поставил вам по нашему договору зимой.

Это те, что для производства патронных гильз? — холодным, безцветным голосом уточнил Сидор.

— Ну да. Они самые, — Кондрат согласно кивнул головой. — Вам-то, они считай, что уже без надобности. А мне пригодятся.

Откинувшись на высокую спинку стула, Сидор несколько секунд молча, смотрел на сидящих перед ним оружейников. По всему было видно что настроены оба были крайне решительно и уходить без его согласия не собирались.

— А откуда у тебя такая уверенность, что заказ на изготовление гильз попадёт к тебе? — неожиданно задал он вопрос.

Молча переглянувшись, они на какое-то время замялись, а потом Кондрат решительно махнул рукой.

Ладно, скажу! Думаю, что ты и сам уже всё понял.

В общем, так. Демьян имеет некоторые возможности надавить на наш Совет для принятия правильного решения. Хоть он в городе человек и посторонний, но у него есть достаточно серьёзные рычаги влияния на наш Совет. Скажем так — иного уровня. Поэтому я и уверен, что именно я получу заказ, — Кондрат со значительным видом посмотрел прямо в глаза Сидора.

Но также я уверен и в том, что никто мне этот заказ не даст, если у меня сейчас не будет нужного оборудования и оснастки для его производства. Поэтому мне и нужны, обратно мои же станки, которые я так неосмотрительно продал тебе буквально пару месяцев назад.

Как видишь, — замолчал он на пару секунд, прервавшись, — я ничего не скрываю. Станки мне нужны именно сейчас. Не завтра, не послезавтра, а сейчас, буквально следующим утром.

— Ты хотел сказать, наши станки, — мрачно усмехнулся Сидор.

— Нет, — упрямо мотнул головой Кондрат. — Я сказал мои станки, поскольку тебе они ни к чему. Тебе, если захочешь, я потом ещё сделаю, а эти отдай сейчас мне, потому что у меня нет времени ждать новых.

— Интересная логика, — задумчиво пробормотал себе под нос Сидор. — И главное, какая для тебя удобная.

— Выходит, тебе надо срочно, — хмыкнул он. — И во что же ты оцениваешь срочность заказа?

— За что продал, за то обратно и куплю. Ну, ещё надбавка в десять процентов от общей стоимости — за срочность. Дороже покупать не имеет смысла. Тебе они и так ни к чему — заказа ты никогда не получишь, — Кондрат многообещающе прищурился, глядя прямо в глаза Сидора, — ну а мне будут в самый раз.

Тебе не на что рассчитывать. Особенно учитывая "особые" отношения вашей компании с городской Старшиной, — с кривой усмешкой выделил он слово "особые".

Или ты думаешь, что они вам простят срыв своей монополии на поставки сырой нефти, да и прочих товаров на всё Левобережье? — уже откровенно насмехаясь, Кондрат упорно смотрел прямо в глаза Сидора внимательным, оценивающим взглядом, в глубине которого изредка проскакивали незаметные, злые искорки.

— Угу, — задумчиво угукнул Сидор, глядя на сидящую перед ним парочку. — Но будет лучше, если вы нам предложите что-то ещё, помимо жалких десяти процентов.

Можем предложить технологии на изготовление бездымного пороха. Так сказать, безвозмездно! — усмехнулся Демьян.

Поскольку у вас есть целый профессор химии, аж с самой Земли, — ёрнически склонил Кондрат голову, — то вам есть полный резон заняться производством бездымного пороха.

Займись, — поднажал он. — А мы будем его у вас покупать. Для наших патронов, — добавил он после короткой, едва заметной заминки.

Посмотрев на задумавшегося Сидора, углубившегося в свои какие-то размышления, он с лёгкой улыбкой на губах неожиданно добавил:

Конечно, вы можете разработать всю технологию сами. Мы понимаем, что никакой проблемы для вас это, особенно при наличии целого профессора, не составит. Но время. Время, которое нас всех поджимает. Да и нельзя объять необъятное, — усмехнулся ещё более откровенно он. — Мой совет — специализируйтесь на чём-нибудь одном.

Да хотя бы на пневматике.

Не дождавшись ответа от задумавшегося Сидора, продолжил с неослабеваемым напором:

— Недостаточно пороха, можем предложить ещё купить у вас пару десятков ваших пневмопулемётов, для оснащения стационарных оборонительных периметров на хуторах по границе с ящерами.

Для мобильного применения в условиях болотистой местности лонгарской равнины они мало пригодны, а вот для установки таких систем в крепостях, на башнях, они подходят в самый раз. Заодно заработаете и на поставках своих пулек к ним. На установке стационаров, на обслуживании. На многом на чём можно здесь заработать. Было б желание.

И если не упираться рогом, конечно, — чуть подпустив сухости в голос, уточнил он.

Что потеряете на гильзах, доберёте на своих стеклянных пульках, — усмехнулся он.

— Выгодное предложение, — задумчиво пробормотал Сидор, скосив на него вспыхнувший интересом взгляд.

Не обращая внимания на неожиданно раздавшееся у себя за спиной возмущённое шевеление и пофыркивание Изабеллы с Машей, задумчиво добавил.

— Но только у меня будет два уточнения.

Первое. Мне необходимо проехать на наш патронный завод и посмотреть как там обстоят дела. А то я за всё это время с нашей последней встречи, — Сидор бросил косой взгляд на Кондрата, — так ни разу там и не побывал. Так что, как там обстоят дела, я пока не знаю, а соответственно и обещать ничего не могу. Это обязательное условие, — жёстким голосом подчеркнул он.

И второе. Пулемётных систем заказано должно быть больше. Подчёркиваю! Не самих пулемётов, а полных систем к ним, включая компрессоры, баллоны, запасные шланги и прочее, прочее, прочее.

Сколько вы реально можете заказать.

— Не вопрос, — тут же согласно закивал головой Демьян. — Мы и сами так думали. Но, думаю, это можно проработать и потом. Тем более, что никто своё оборудование к вашей пневматике приспосабливать не собирается. Речь с самого начала шла только о целых системах в сборе.

Даже больше. Уже сейчас я могу вам гарантировать закупку сорока таких систем, а через пару месяцев ещё столько же. Ну а ещё дальше — посмотрим, — усмехнулся он понимающе. Но по цене должно быть не так дорого, как проданные амазонкам. Это вы уж слишком размахнулись. Хотя, я понимаю, если появилась такая возможность, то почему бы её и не использовать.

Тем более что даже такие дорогие, в процессе эксплуатации они окупают себя экономией на боеприпасах.

Думаю, твои слова можно рассматривать как предварительное согласие. Но насчёт станков у нас условия жёсткие. И ответ мы должны знать не позже двух, трёх дней. Позже, можешь не безпокоиться.

Договорились, — кивнул головой Сидор.

Тогда всё?

Сидор окинул сидящую за столом парочку вопросительным взглядом.

Дождавшись ответного кивка, они все поднялись, и также молча пожав друг другу руки, гости покинули помещение.

О том, что в комнате находятся ещё и две женщины, с которыми надо было бы попрощаться, они, как-то впопыхах позабыли.

— М-да? Воспитание ещё то! — задумчиво протянула Маша, когда за гостями захлопнулась входная дверь. — Даже не попрощались!

— Думаю, они были так довольны обещаниями нашего дорогого Сидора, что даже про нас умудрились позабыть, — ядовитым голосом добавила Изабелла, сердито глядя на задумчиво прохаживающегося по комнате своего мужа.

— А! Плюньте! — безразлично отмахнулся Сидор.

Ты вот, что мне Маша скажи.

Присев на краешек стула, он внимательно смотрел на неё.

Эта гильза точно нашего производства.

— Это ещё не самый худший вариант, — хмыкнула понимающе Маша. — Но в основной своей массе соответствует. В городе даже присказка такая появилась: "Кривой, как сидорова гильза". Это камень в твой огород, между прочим, если ты ещё не понял, — смущённо заметила она.

— В том то и дело, — Сидор раздражённо почесал затылок. — Боюсь, с такими гильзами мы далеко не уедем.

— Ерунда это, — раздражённо возразила Маша. — Видел бы ты то, что было в самом начале. Вообще без слёз не взглянешь, а теперь очень даже ничего. И вообще, качество гильз поднимаются прямо на глазах. Так что если ты вздумаешь продать ему станки, я буду категорически против. Этот твой патронный завод настоящая курица, несущая нам золотые яйца.

Да на одних только металлических бочках под твою нефть мы озолотились. И ещё заказов полно. Тот же Голова, хоть и рычит постоянно на тебя, но заказал у нас чуть ли не тысячу бочек. Все мощности загружены уже на год вперёд, а ты думаешь как бы продать это оборудование.

Нет! — Маша раздражённо отрицательно покачала головой. — Продавать никак нельзя.

— Я и не думаю продавать, — возразил Сидор. — Я пока думаю посмотреть, в каком виде оно сейчас всё находится.

Нечего там смотреть — ворчливо пробормотала Маша, бросив на него недовольный, сердитый взгляд. — Тебя только пусти куда-либо, так потом весь инструмент растащишь, рабочим работать потом будет не на чем.

Завтра, — улыбнулся Сидор, глядя на неё. — Завтра съезжу к ребятам на завод, а потом и решать будем.

Патронный Завод.*

Всё таки хорошо, что они занимались дорогами. Будь иначе, неизвестно ещё когда бы Сидор добраться на литейный, куда обычный гружёный обоз добирался, как правило, несколько полных суток. А так, налегке, на коне с отрядом сопровождения, он уже к завтраку второго дня был на месте, хотя вовсю уже начавшаяся осень сильно затрудняла проезд.

Особенно тяжелы были переправы через разбухшие дождевыми водами ручьи, через многие из которых до сих пор так и не было построено даже мостков, и размытая кое-где осенними дождями дорожная насыпь. Что ни говори, а поддерживать дорогу в проезжем состоянии требовалось постоянно, но рабочих рук на всё катастрофически не хватало.

Но, как бы там, ни было, а к тому времени, когда солнце только-только поднялось над горизонтом, окрашивая первыми лучами верхушки деревьев, страшно зевающий после бессонной ночи Сидор был уже на литейном. И вместе с обоими инженерами, предупреждёнными ещё с вечера голубем, обходил помещения нового, недавно построенного патронного завода.

Расположенный чуть в стороне от основных корпусов железодельного завода, возле мелкого ручья, на месте которого в будущем планировался широкий канал водовода из озера с мельницей и водяным колесом нижнего боя, сейчас, патронный завод представлял собой невзрачную группку из одиноко стоящих неказистых одноэтажных амбаров, даже без внешней ограды по периметру строений. И серьёзного впечатления не производили совершенно.

После двух часов устроенной экскурсии, насытившись новыми впечатлениями, они все вместе сидели в конторе заводоуправления и, распивая чаи, обсуждали то, что увидели.

— Ну а теперь начистоту.

Отставив свою чашку с недопитым чаем в сторону, Сидор, настраиваясь на деловой разговор, внимательно посмотрел на сидящих за столом обоих заводских инженеров.

На то, что здесь же с хозяйским видом устроился ещё какой-то едва знакомый ему ящер, которого он мельком, всего лишь пару раз видел у ребят на заводе, он пока не стал заострять внимания, решив, что ребята знают что делают. И знают, кого и когда приглашать.

— Итак! То, что я видел, конечно впечатляет. Куча, пусть и неказистых, но светлых и просторных амбаров с высокими потолками, двухсменная работа в цеху по производству фанерных бочек и перспективы налаживания там же, ещё и третьей смены, чтобы оборудование не простаивало — это хорошо.

А параллельно разворачивание ещё и цеха лакокрасочного производства — это вообще good! Но я спрашивал о другом.

Что это такое?

Достав из кармана две гильзы, которые ему оставили уходящие Кондрат с Демьяном, Сидор с лёгким, сухим стуком поставил их на столешницу, прямо посреди стола.

Раздвинув чашки, он освободил достаточно свободного места, чтобы ничто не заслоняло вид на стоящие посреди стола обе пустые патронные гильзы.

Что вы на это скажите? — ткнул он в их сторону указательным пальцем.

— Одна наша, другая…

Сидор демонстративно удивлённо поднял брови, глядя прямо на ящера Сидящие напротив ребята никак на то не прореагировали, словно их это и не касалось.

Неизвестный ему ящер, хоть обращались не к нему, взял одну из гильз в свои лапы и с задумчивым видом покрутил её в пальцах, внимательно, со всех сторон рассматривая.

— Мастерская Кондрата Стальнова, — наконец вынес он окончательный вердикт, ставя гильзу на место. — Его клеймо на донце, — усмехнулся он, заметив сидоров вопросительный взгляд.

Но и без этого клейма можно точно сказать, мастерская работа.

Качество отделки, точность в геометрических параметрах, ну и ещё ряд характерных признаков. Мастерство исполнения безусловно указывает на Стальновские мастерские, — тут же добавил он, насмешливо прищурясь.

Глядя прямо в глаза Сидора, он с лёгкой, насмешливой улыбкой на губах заметил с чувством внутреннего превосходства.

— Если приехал ругаться с нами за то, что наши гильзы кривые, косые, кособокие и прочее — то зря. Мы делаем всё, что можем. Большего от нас, при всём твоём желании, получить невозможно. Оборудование не позволяет, — развёл он руками. — Да и мастеров, таких, как у Кондрата Стальнова, у нас нет.

— У нас, это у кого? — тихо спросил Сидор, повернувшись к сидящим молча своим инженерам. — Это что ещё за перец? — с холодной усмешкой кивнул он на ящера.

— Это не перец, — паршивец Васька с усмешкой протянул руку по направлению к ящеру и официально представил Сидору незнакомца. — Давно хотели тебе представить, да всё как-то случая не было. Прошу любить и жаловать. Ящер Извар по кличке Усатый или, как его ещё иногда называют из-за сморщенной кожи лица — Варёный. Можно так, а можно и этак, без разницы.

— Но на личико ты внимания не обращай, чай не Гюльчатай, чтоб не него смотреть. Главное — мозги. Мозги есть.

— Ящер из твоего же клана, но из тех, кто первоначально со своими разругались и ушли от тебя на реку Малая Лонгара, к месту поворота её на юг, где они собирались поселиться. Ну, там, — поморщился он, вспоминая, — чуть ниже волоков верховий Большой Лонгары.

Как ты, надеюсь, уже слышал, многие недавно оттуда вернулись. Выжили их оттуда местные. Правда, не без помощи столичных.

Вот он один из тех, кто вернулся.

Но и здесь не всё ради Бога. Здесь уже свои обратно не приняли. Что-то они там не поделили. Что именно — не говорит.

Васька, уже без усмешки посмотрел на Варёного. Не дождавшись никакой ответной реакции, с усмешкой продолжил.

Молчит. Говорить не хочет из-за чего рассобачился со своими. Но спец знатный. Нам бы давно такого в Главные инженера не помешало бы, а то мы с Лёхой конечно инженеры хорошие, но многих местных реалий просто не знаем. Оттого общее дело часто и буксует.

Так что, если ты не прочь, то и мы будем не против. Нам нужен Главный инженер.

— Вот как, — заинтересованно посмотрел на ящера Сидор. — С чего вернулись то? Насколько я помню, вы были такие все принципиальные, такие несгибаемые. Никаких людей в руководстве клана, никакого расового смешения. Ни-ни-ни!

А тут на тебе. Сам явился. Да ещё пошёл к нам работать. Один, без поддержки своих клановщиков. Это с чего бы?

— Является чёрт во сне, — сухо отозвался ящер. — А мы вернулись.

А вернулись, из-за голода, — с совершенно серьёзным видом проговорил ящер. — С того, что когда прошлой зимой в наших новых селениях по Малой Лонгаре начался голод, самый настоящий голод, когда нам там жрать было нечего и ослабевшие ящеры десятками помирали от голода, никто кроме вас нам не помог. Ни император, ни соседи, никто. Никто, кроме вашего клана, или, как вы его называете — компании.

Кусок хлеба для умирающего с голоду ребёнка, порой заставляет пересмотреть некоторые несгибаемые позиции, — едва слышно проговорил ящер, глядя прямо в глаза Сидору.

Ну так вот, — прокашлявшись, начал он снова окрепшим голосом. — Возвращаемся к гильзам, из-за которых, как мы поняли, ты собственно сегодня и приехал.

Первое. Что бы там тебе ни говорили, косые, кривые, не такие, но гильзы, что мы выпускаем, вполне пригодны для употребления.

Конечно, ваш конкурс красоты они не выиграют и в сравнении с гильзами механической мастерской городского Союза Оружейников, то есть тех самых Стальновских мастерских, они внешне проигрывают, но и в системах выброса механизма затвора они не застревают. Так что, спрос на них есть. Небольшой, конечно, — поморщился он, — но есть.

— Небольшой — это как?

— Небольшой, это на две, три полные рабочие смены за целый месяц, не больше, — угрюмо уточнил Алексей. — И то, только по тем заказам клиентов из Приморья, что передал нам ты. В городе на нашу продукцию спроса нет. Не берут. Городская Старшина блокирует все заказы.

Так что, Кондрат в своё время был прав, утверждая, что все заказы по гильзам идут через Голову и нечего нам в это дело соваться. Так оно и есть

— А перспективы, как я понимаю, нулёвые, — Сидор, прикрыв красные, не выспавшиеся глаза, с силой провёл по лицу ладонью. — Судя по тому, что вы говорите, я мог бы и не приезжать.

— Мог бы, — согласно кивнул ящер башкой. — Прислал бы весточку, так я и сам бы к тебе в город подъехать и всё бы тебе рассказал на месте. Впредь, так давай и договоримся. Хотя, как я понимаю, тебе надо было посмотреть всё на месте.

Сидор с интересом посмотрел на разговорившегося ящера. Что-то тот был слишком многословен.

— "Нервничает, — понял он. — Не знает, как я прореагирую на его самоуправство и то, что он тут на заводе принялся хозяйничать, вроде бы как за главного, а ребята его в том поддержали. Дурак! Если парни ему в рот смотрят, значит, специалист. А если специалист, то ему самому надо в ноженьки бултых, только чтоб не сбежал к конкурентам. Так что, пусть остаётся.

Не забыть бы только потом, ему самому об этом сказать", — устало подумал он, отвлекаясь снова на голос ящера.

— Дело не стоит и выеденного яйца, — продолжал меж тем свою мысль ящер. — Главная для нас проблема — в станках и оборудовании. Ещё, конечно, проблема — людей подготовленных нет, но это решается, — тут же, поправился он. — И ещё момент — то, что нам поставил Кондрат, в виде якобы станков, иначе как откровенным хламом и изделием позапрошлого века не назовёшь. Не обижайся, но это правда.

Я не знаю, из какого такого медвежьего угла, из каких пыльных кладовых он вытащил такое старьё, но даже в Империи, где в последние годы сильно снизился общий технический уровень в промышленности, используется гораздо более совершенное оборудование.

Но, — с сожалением покачал он головой, — то оборудование и стоит соответствующе.

А если судить по той цене, по которой оно было куплено, что называла нам Маша, то за такие откровенные медяшки иного ничего и не получишь. Это я вам точно говорю. Как никак, но в прошлом я был не последним человеком в Главных Имперских Механических Мастерских самой столицы. Так что, как ни странно, стальновские станки стоят своих денег.

— Вот как? — задумчиво посмотрел на него Сидор. — И как давно это было? Ну, когда ты был не последним человеком в главных мастерских имперской столицы? — уточнил он.

— Да лет двадцать уж минуло, — усмехнулся криво ящер. — А за это время всё должно было уйти ещё дальше вперёд. Должно было, но вот ушло ли?

По твоему внешнему виду такого не скажешь, — хмыкнул Сидор, взглядом оценивая здоровый и цветущий вид того. — Или уже отъелись на наших харчах?

— А, — отмахнулся тот. — Жизнь на лоне природы и питание экологически чистыми продуктами, — брови Сидора уверенно поползли вверх, — способствует долголетию и прекрасной сохранности.

Это же, — ящер с брезгливой миной на физиономии изобразил руками что-то непонятное. — Эти стальновские станки даже не прошлый век, это вообще непонятно что. Одно слово — хлам. Причём самодельный.

На таком оборудовании может работать только настоящий мастер. Да-да, — покивал он головой, совершенно серьёзно глядя на собравшихся. — Это не шутка. Я говорю совершенно серьёзно. Только настоящий мастер может вытянуть проволоку одного диаметра из волочильного станка с такими неравномерными вальцами, как на проданных нам станках.

Это действительно настоящее мастерство, — с совершенно серьёзным видом кивнул он головой. — Наверное, отсюда и столь высокая цена на всё, что производят в вашем городе.

Без настоящего мастерства на подобном оборудовании ничего толкового не сделаешь. А настоящий мастер берёт дорого, и ваши мастера себя ценят. Отсюда и неконкурентность произведённого продукта.

— Значит, нужны новые станки? — недовольным тоном оборвал разговорившегося ящера Сидор. — Где ж я вам их возьму? С местной луны, что ли?

— И новые станки нужны, и новый прокатный стан нужен, и многое ещё другое, — синхронно закивали головами оба инженера. — Но что говорить? Сколько ни говори, ничего это не изменит. Обычный токарный станок стоит от двух, до пяти тысяч золотом. Ты нам такие деньги дашь? Нет!

А надо нам их не менее десятка, а то и двух. И это самый минимум.

А волочильный станок? Стоит, гад такой, целую десятку. И желательно иметь их парочку. А с аппетитами твоей Изабеллы и с её заказами на колючую проволоку, их вообще нужен десяток, — раздражённо добавил он.

Прокатный стан, такой, какой нам нужен, вообще потянет на двести, триста тысяч. Да опять же хорошо бы иметь их несколько и разных размеров. И это простой стан, не навороченный разными прибамбасами. А хороший такой, на котором можно было бы с удовольствием работать, да и вообще, — неопределённо покрутил он пальцами у виска. — Хороший! — звонким голосом воскликнул он. — Такой стан потянет не менее чем на полтора миллионов золотых, а то и ещё больше.

И это всё, — начал он загибать пальцы на правой руке, — не считая доставки, установки наладки. Ты соображаешь, какие это деньги?

Василий с Алексеем грустно смотрели на задумавшегося Сидора.

— Ты нам столько денег дашь? Нет, — с тяжёлым вздохом грустно констатировал он.

Брось! — махнул он рукой на задумчиво глядящего на них Сидора. — Не ломай голову. Таких денег у нас в компании сейчас нет. Я с Машей говорил — она нас обломила.

Так что, и на том, что есть можно пока работать. Лет через пять заработаем денег, тогда и поменяем на что-нибудь более приемлемое. А пока прими всё как данность.

Глядя в упор на загрустивших инженеров, Сидор с задумчивым видом почесал кончик носа.

— Думаете, у нас есть пять лет? И нам дадут спокойно пожить целых пять лет? — раздражённо хмыкнул он. — Ой, вряд ли.

А если я продам поставленное нам Кондратом оборудование? Это сильно скажется на вашем производстве?

— Да никак! — равнодушно отмахнулся ящер. — Продавай! Глядишь, на вырученные деньги может, что толковое купим.

— Потом, — хмыкнул он. — У нас давно уже нет того станочного голода, как был ещё месяц, другой назад. Кое-что подкупили, кое-что сами сделали. Много подвезли с перевала от дона Диего, по твоим каналам. Так что, пока обойдёмся.

Такие малые заказы, что ты просишь сделать, мы выполним и на оставшемся оборудовании. А бочки мы вообще крутим на своём. Так что можешь смело продавать этот хлам. Считай, что своё они уже отработали. Тот, твой первый, самый большой заказ мы выполнили, а больше нам никто ничего серьёзного и не предлагает.

И не предложит, — холодно отрезал он, — особенно учитывая уровень нашего мастерства. Так что, чего ему простаивать. Продавай нах…!

— А вы, соколы мои, — тихо проговорил Сидор, переведя взгляд с ящера на обоих инженеров, — подготовьте ка мне списочек того, что нам надо и в каком количестве. Детальный списочек.

А то вы всё говорите, говорите, что вам что-то надо. Даже цидульки иногда невнятные сочиняете. А толкового списка, так чтоб и сейчас и на вырост всё было — до сих пор нет. Так я от вас его всё жду-жду, а его всё нет-нет. Так что, списочек мне подготовьте. И быстро, — вдруг неожиданно жёстким, неприятным голосом проговорил он.

Сидор вдруг как-то неприятно, многообещающе усмехнулся, глядя на сидящую напротив троицу, и медленно проговорил:

— И определитесь, соколы мои ящеровые и не очень, кто из вас куда поедет. Кто в империю, в имперские механические мастерские — закупать там новое оборудование. А кто и на запад, в тамошние баронства, за тем же самым. Говорят там, по слухам, тоже можно многое чего интересного прикупить, чего не найдёшь в Империи.

Сам я там не был, всё как-то не случалось, да и дороги мне сейчас туда нет, но люди знающие говорят, что есть там целые промышленные области, выпускающие чуть ли не самое передовое оборудование на планете. И особо обратите внимание на Северо-Западное Герцогство и Торговый Береговой Союз. Две самые развитые в промышленном отношении территории Запада. Говорят, там много чего интересного есть.

В общем, вы в этом деле разбираетесь, вам и карты в руки. Жду вас в городе через пару дней.

— Сам я к концу недели собираюсь обратно в Приморье. Но это так, — предостерёг он товарищей, — не для чужих ушей.

— Так что кого-нибудь по дороге могу и захватить. Кто поедет — решите сами. Бюджет поездки определим по итогам того, что вы предоставите в списке. Но учтите, — на минуту прервавшись, Сидор покачал перед лицами инженеров указательным пальцем. — Всё должно быть самое лучшее. Самое-самое. Чтобы потом не возникало разговоров, что вальцы у него, видите ли не такие.

На том импровизированное совещание и закрыли. И уже глубокой ночью, перед рассветом Сидор был обратно в городе, успев всё же обернуться за три дня.

Утром, вместе с Машей и Изабеллой он уже встречался в банке с Кондратом, вызванным туда для того чтобы не привлекать лишнего внимания посторонних к их сделке.

Злой, не выспавшийся, смертельно уставший, Сидор сидел в кресле Маши за её столом, безжалостно прогнав её со своего места, и согласовывал с Кондратом условия и сроки продажи так нужных тому станков.

Если Кондрат надеялся обойтись малой кровью, то этого у него не получилось. Невыспавшийся, раздражённый Сидор, злой оттого что его так напрягают и торопят, содрал с того чуть ли не двойную стоимость за старые станки.

Доведя того своим торгом чуть ли не до белого каления, Сидор в конце концов согласился на эту продажу, буквально наизнанку вывернув кошелёк кузнеца, да к тому же добившись увеличения заказа на свои пулемёты аж до шестидесяти штук.

И это, не считая того, что они всё-таки получали от Демьяна детально прописанную технологию производства бездымного пороха и гарантированное финансовое обязательство повторного заказа на пулемёты, подкреплённое печатью Территориального Совета. Хотя Сидор отчётливо понимал, что данная бумажка это ничто, и даже ещё меньше.

Под конец торга, пришедшая в банк парочка оружейников уже смотрела на него совершенно другими глазами. Дикими, злыми и нехорошими. Больше в речах их не было снисходительности и в голосе не проскальзывало ноток покровительственного отношения к ним, как к новичкам в этом мире и вообще, как к людям, мало разбирающимся в торговле и в ведение своего дела. Если там что и было, то только глухое раздражение и отчётливое понимание того, что они не с теми связались. Ну и ещё проскальзывали глухие нотки бессильной злости, с тайным обещанием когда-нибудь поквитаться.

Тем не менее, деваться им было некуда, договор был подписан, и стороны расстались.

После их ухода в комнате надолго установилось загадочное, заинтересованное молчание, которое, не выдержав, первой нарушила Маша.

Поднявшись со стоявшего в углу комнаты дивана, на котором она, молча, просидела всё время переговоров, Маша сладко потянулась, показав Сидору всю роскошь своей восхитительной фигуры и шикарного платья, и томным, с сексуальным придыханием голосом, произнесла.

— В следующий раз, когда с тобой надо будет о чём-то поспорить, я десять раз подумаю. До того!

Лихо ты научился в своём Приморье торговаться.

Заставить такого скупердяя, как Кондрат, оплатить собственное, дерьмовое, как ты говоришь оборудование по двойной ставке, это выше моего понимания. Он что, совсем дурак?

— Он не дурак, — невозмутимо отозвался Сидор, насмешливо глядя на неё. — Он думает вернуть эти деньги на городском заказе. И что самое интересное — вернёт. Обязательно вернёт. Особенно с помощью Демьяна.

Это, в самом деле, большой заказ, — кивнул он головой, глядя на Машу. — Очень большой, и очень выгодный для него заказ. Просто я заставил его поделиться с нами гораздо большей частью будущей прибыли, чем он сам рассчитывал. Вот он и злится.

Ну что ж, — с демонстративным сожалением Сидор насмешливо покачал головой. — Ну не получим мы заказ. Да и хрен бы с ним, — громко, довольно захохотал он.

Зато Кондрат получит удовольствие от осознания того факта, что он нас обставил или поимел. Это уж как ему больше нравится, — насмешливо уточнил Сидор. — И от сознания того, что гарантированно выбил нас с рынка вооружения. Как он считает.

Пусть он так считает. Пусть он денег заработает. Пусть! Но большую часть своего будущего дохода отдаст всё-таки нам. И отдаст ещё задолго до начала работ, и до того, как сам их заработает.

Нравится, пусть заплатит вперёд, в надежде на свои будущие заработки, — демонстративно безразлично пожал он плечами. — Если он на это готов пойти, то кто я такой, чтобы ему мешать? — поднял он на Машу откровенно ёрнический взгляд.

— Ты чудовище! — мрачно буркнула Маша. — Чудовище, и совести у тебя нет.

Две цены! — схватилась она за голову. — Две цены этот дурень готов заплатить за собственный дрянной инструмент. К тому же пользованный.

— Повторяю, Маша! Для особо непонятливых, — Сидор с сожалением покачал головой, недовольный такой упёртостью. — Ты ошибаешься. Он не дурень. Далеко не дурень. И с его стороны это хорошая сделка. Действительно хорошая. И он всё тщательно просчитал. И он действительно хорошо заработает на городском заказе.

И вдобавок ко всему, уберёт со своей дороги потенциальных конкурентов в производстве гильз. Как он думает, — Сидор неприятно, многообещающе усмехнулся.

А вот о нас он пусть думает как о торгашах, вроде Головы и прочих его дружков. О торгашах, которые совершили неплохую для себя сделку, перепродав ненужное им имущество.

К тому же, похоже, он искренне не понимает насколько его станки дерьмо. Но это уже его проблема.

— Ну а как же твоя мечта о собственном патронном заводике?

Сидевшая молча вместе с Машей на всё том же диванчике в углу, Изабелла медленно встала и неторопясь подошла к бывшему столу Маши, за которым теперь с самодовольным видом восседал Сидор.

Присев рядом с ним на гостевой стул, она осторожно поинтересовалась, едва заметно склонив голову к правому плечу.

— Неужели решил ограничиться одним только производством пороха? — тихо проговорила она. — Или тоже бросишь и это дело, если и порох не будет соответствовать каким-то там требованиям какого-то совершенно случайного человека?

— Ну, соответствие пороха эталонам пусть проверяют профессор и все наши инженера, — недовольно буркнул Сидор. Недоверчивость Изабеллы его откровенно обидела. — Это их прямые обязанности. А насчёт того, что я решил бросить свою мечту о собственном патронном заводе, это ты, Белла, немного поспешила.

Я тут попросил ребят списочек мне подготовить на то оборудование, которое нам потребно будет для производства конкурентно способного товара. И на днях они детально всё проработают и мне предоставят.

Но в общих чертах, по предварительным подсчётам, нам первоначально потребуется на станки около полумиллиона. Ну и на доводку нового патронного завода с новым оборудованием до потребной кондиции, считайте, уйдёт ещё не меньше.

Итого, патронный завод нам встанет в миллион. Это будет первый миллион из тех, что у нас есть.

— Миллион, — медленно, по слогам, с тихой паникой в голосе, проговорила Маша, закрыв глаза. — Ты сказал миллион, — тихо повторила она, глядя на него широко распахнувшимися дикими глазами.

Тихо, так, чтоб было слышно, лишь им троим, Сидор медленно, по слогам проговорил:

— Девочки! Настоящий патронный завод у нас потянет не миллион, а много больше. Пять, шесть, а то и все семь. Это не просто завод, это целый комплекс дорогущих заводов. А первые полмиллиона — это так, самый минимум, штаны поддержать.

И не считая этого, ещё где-то с полмиллиона нам надо на закупку и налаживание нормального, современного оборудования на механическом и на сталелитейном заводах.

А ещё у нас есть и фанерный цех, производящий бочки под нефть, расход которых просто чудовищен. И он всё растёт и растёт, несмотря на то, что мы пока, временно почти, что свернулись с закупками и торговлей нефтью.

Мы не будем производить столь дефицитный и нужный продукт на патронном заводе. И не потому, что не сможем, а потому, что их просто надо делать в другом месте. А патронный завод — это патронный завод.

А ещё ваши текстильные цеха, которых вы желаете во множестве завести на старых местах. А ещё…

— Ты Сидор, чудовище, — тихо и обречённо проговорила Маша, в тоске уставившись на Изабеллу, и, словно бы взглядом прося у той поддержки.

Он хочет миллион! — жалобно проговорила она, ткнув в сторону Сидора указательным пальчиком. О чём тот ещё что-то говорил, она, казалось, не слышала. — Он хочет миллион, — обречённо проговорила она. — Наш миллион.

— Ты уверен? — сухо переспросила Сидора Изабелла, глядя ему прямо в глаза. — Миллион — это много. А их у нас всего только четыре, если ты ещё не забыл. Три с нефти и один из банка. И это очень-очень мало.

У нас на шее война по всему твоему Великому Озёрному Пути в предгорьях. И ваши голодные кланы ящеров на границе с Империей.

Тебя, из-за того, что ты был так плотно загружен, не беспокоили по этому вопросу, но у нас на шее, чтоб ты знал, ещё и эта проблема появилась. И огромное строительство там же, на этом Озёрном пути — по твоей же собственной идее!

А вот туда вполне возможно ухнет и не один, и даже не два миллиона. Одних рудников там надо запустить чуть ли не с десяток. Ты хорошо подумал?

— Сидеть на деньгах и ничего не делать? — Сидор раздражённо передёрнул плечами.

— Ну почему же ничего, — попыталась перебить его Маша. — Мы…

— Всё что у нас было до того, до того как на нефти мы заработали такие деньги, мы, как я понял, наладили. Дальше всё пойдёт уже по накатанной. Оставлять деньги лежать мёртвым грузом, — Сидор на мгновение задумался. — Нет! Это не дело! Надо их вложить или в торговлю, или в производство. Чтобы крутились и доход приносили.

— Патроны — самый верный и гарантированный доход. Люди воевали, воюют и будут всегда воевать. А патроны — расходный, крайне нужный всем материал.

Смотрите! — Сидор раздражённо вскочив с места, нервно заходил из угла в угол гостиной комнаты.

Чтобы ты там Маша не говорила о том, что наши гильзы не застревают в системах автоматического выброса, но технические параметры наших гильз…, - Сидор с безнадёжным видом отмахнулся рукой

Замерев посреди комнаты, он обвёл собеседниц раздражённым, сердитым взглядом и отрезал:

— Дерьмо!

Наши гильзы — самое настоящее дерьмо, что бы вы мне по этому поводу не говорили. И это мнение специалистов. А мнению специалистов я доверяю.

Если делать, то делать на отлично. А на отлично мы не тянем. Даже одного, предварительного разговора с нашими инженерами с литейного мне хватило, чтобы понять, что из детских штанишек мы выросли. Нам надо новое оборудование.

Но новое оборудование стоит дорого. Очень дорого! В десятки, сотни раз дороже того, что с нас запросил за производство своих станков Кондрат.

Вспомни Маша, как мы удивлялись безумно высоким ценам, выставленным нашими городскими ремесленниками за совершенно невинный инструмент. За всякие там тисочки, станочки, клещи и щипцы, волочильни.

Так вот! По сравнению с ценами, что существуют в западных баронствах на аналогичную продукцию — это просто бросовые цены.

Но и качество там не чета тому, что нам предлагали в городе. По качеству и цена.

Да, у них оборудование и оснастка дорогая. Но это цена за качество. И если мы хотим получить хороший продукт на выходе, нам надо иметь хороший инструмент для работы.

А хороший инструмент производят только в двух местах на нашем континенте. Это в столице Империи ящеров, в Главных Имперских Мастерских, и на Северо-западе, в тамошних герцогствах, включая сюда же и Торговый Союз Западного Берега.

Но как туда и туда попасть — вот вопрос.

В Империи меня съедят, как неподходящего под стандарт Главу Клана, а в герцогствах — посадят на кол, если попадусь в лапы нашей дорогой княжны, или нарвусь на родственничков тех рыцарей, кого казнили на Девичьем Поле. Всё! Аут!

Буквально шлёпнувшись на свой стул, Сидор разочарованно развёл руками.

Остаётся только послать кого-нибудь вместо себя. Но кого?

В установившейся в комнате тишине было слышно лишь лёгкое постукивание Маши, барабанящей пальчиками по столешнице, и тихое хмыканье Изабеллы, с мрачно-задумчивым видом посматривающей в сторону сидящего за столом Сидора.

— То, что ты предлагаешь, требует разработки серьёзного плана, — нарушила Маша затянувшееся молчание. — С такими аппетитами, как у тебя, мы можем и не уложиться в те деньги, что у нас сейчас есть. А снова потерять всё — не хотелось бы.

Значит, в принципе ты поддерживаешь идею по закупке нового оборудования? — повернулся в её сторону Сидор.

— Я не дура, чтоб отрицать очевидное, — раздражённо огрызнулась она.

И ты ничего не сказал про нашего профессора, — тихо заметила Маша. — Но производить порох, тот самый, технологию которого ты уже купил, придётся ему. Никто лучше него, в этом деле не разберётся. А сколько денег уйдёт на оборудование для него ты тоже ничего не сказал. А если и ему надо полмиллиона?

Ты не сказал и про шлифовальные станки, которые от меня потребуют наши стекольщики и шлифовщики, что заняты производством всякой оптики. Хватит заниматься кустарщиной. Наверняка и они не захотят в стороне остаться. Мы можем делать в десятки раз больше биноклей, которые продаются буквально на выходе из цеха, но не делаем этого. Потому что не можем отшлифовать нужное количество стёкол.

Очень выгодный товар для продажи. Рынок — немереный. И отдавать такой рынок и такое производство в руки Стальнову — я не хочу.

И если копнуть, копнуть серьёзно — так во всём. Везде нужно, то самое, дорогое оборудование, что где-то есть, а у нас нет.

И это оборудование ты посчитал?

Прежде чем хвататься за свой патронный заводик, да за производство бездымного пороха, ты посчитал, во что нам встанет переоборудование одной только оптической мастерской в полноценный оптико-механический завод? Чтобы он выпускал не десяток кривых и косых биноклей в месяц, а производил продукт хоть отдалённо приближенную к тому, что делают ремесленные мастерские того же Кондрата?

Раздражённая Маша гневно смотрела на Сидора. Казалось, в этот миг она готова была его просто убить, настолько она была грозна в гневе.

— Ну вот, — удовлетворённо констатировал Сидор, глядя на разволновавшуюся Машу.

— А люди? Рабочие? — накинулась та на него снова. — Где ты их возьмёшь?

Мы не можем хвататься за всё! Надо сосредоточиться на чём-то одном, максимум на двух целях. У тебя же ещё и торговля в Приморье висит на шее, и голодающие ящеры в Империи, и скальный проход сквозь горы, и крепости, которые требует от тебя строить Городской Совет, и что ещё?

Маша повернулась в сторону Изабеллы, молча слушающей их перепалку, словно ища у неё поддержки.

— А ещё твой персональный Великий Озёрный Путь в Тысячу Вёрст, где конь не валялся.

Широко шагаешь — штаны порвёшь, — окончательно припечатала она его.

— И везде нужны патроны, патроны, патроны. Патроны, оружие, амуниция…, - усмехнулся въедливо Сидор.

— Кстати, ты ещё забыла про каучук и про особую ткань для ящеров.

— Провались он пропадом твой каучук! — взорвалась Маша. — Это не я, а ты про них забыл. Наверное, потому, что не принимал участия в их разработке, — жёстко отрезала она. — Тебе же я ещё напомню про нашего ихтиолога, который прознав про то, что у нас завелись денежки, потребовал и себе равную долю на развитие.

Сидел себе, сидел, козёл безрогий, тунеядец и лодырь. Морозил задницу, увлекаясь зимней рыбалкой и подлёдным ловом, а тут вдруг голосок прорезался. Проснулся, скотина такая. Мол, надо переоборудовать наш рыбопитомник, а то он, видите ли, мало производит малька. Зарыблять, мол, заново очищенные реки нечем. Да и не мешало бы ещё разочек по очищенным рекам пройтись, подправить кое-где мелкие недоработки, огрехи исправить. Которых в общей сумме наберётся на большую, серьёзную работу, — буквально заорала она в полный голос.

И ты знаешь сколько этот рыбий пастух требует? — гневно уставилась она на него, как будто это именно он от неё требовал. — Ты видел его новую смету? Ровным счётом пятьдесят тысяч золотых! Пятьдесят! Ихтиандр хренов! — выругалась Маша. — И ладно бы просто требовал, а то буквально за горло берёт. Орёт, что осетры ныне в цене и их надо срочно разводить. Денег требует на развитие.

Они вообще тут все без тебя распустились. Все требуют и требуют денег, как будто у нас тут монетный двор какой-то, — раздражённо хлопнула она ладошкой по столу. — Хватит! Хватит заниматься всякой ерундой. Надо сосредоточиться на главном.

А у нас ни одного мужика дома нету. Все разбежались!

Когда Корней будет домой? — вдруг неожиданно жалобно глянула она на Сидора. — Может, хватит ему там возиться с твоей пацанвой переселенцами? Может, пора ему возвращаться? Осень же на дворе.

Скоро белые мухи полетят, а его всё нет и нет. Может, ну их нафиг эти двести тысяч голов, что обещал Ведун? Может, тебе хватит и пары десятков?

— Может и хватит, — улыбнулся Сидор. — Только пока у нас нет ни пары десятков, ни пары сотен. У нас с тобой вообще ничего нет. А вот когда будет, тогда и решать будем. А пока — успокойся. Будет скоро домой твой ненаглядный Корней. Будет! Письмо с голубем прислал — скоро будет.

А вот никаких пары сот тысяч поселенцев у нас точно не будет, — грустно констатировал он. — Удалось набрать всего лишь около тридцати тыщ, а больше — не получилось.

Не дали. Быстро раскусили, твари такие, что и для кого Корней собирает. А может и подсказал кто. Не важно.

Важно то, что привезёт он ровным счётом тридцать две тысячи подростков. Семнадцать — парней и пятнадцать тысяч девчат. И всё!

На этом, на данном проекте можно смело ставить точку. Больше мы никого своим обозом не обманем, и людей нам больше никто купить или навербовать не даст, даже подростков.

Если только…, - вдруг задумался он.

Если только не воспользоваться другими именами и другими фамилиями, — с враз загоревшимися глазами уставился он на изумлённо распахнувшую глаза Машу. — Чтоб никаких де Вехторов, а…

Корнея переводить в дворяне не дам! — жёстким, враз ставшим ледяным голосом отрезала Маша. — Никаких больше покупных баронств и княжеств. Хватит нам и одной проблемы с твоим титулом и с Изабеллой. Не хватает ещё на какие-нибудь грабли наступить. В очередное говно вляпаться, теперь уже не только с твоим титулом.

— Нет, ты не поняла…

— Поняла я тебя, поняла, — жёстко, глядя на него зло прищуренными глазами, обрезала Маша. — Хва…

— Мы возьмём чужих, — перебил её Сидор. — Те купят себе ратников, а потом я перекуплю их у них для себя. И никто ничего знать не будет.

— Убью, — тоскливо протянула Маша, жалобно глядя на Изабеллу.

Если она своим жалобно-тоскливым взглядом искала у той поддержки, то жестоко ошиблась. Та смотрела на своего мужа возбуждённым, горящим большой заинтересованностью взглядом.

— "Спелись, — обречённо отметила про себя Маша. — Шерочка с машерочкой. Муж, да жена — одна сатана.

А в отношении этих двух — это уже не сатана. Это уже так целый армагедон получается. Или армагедец? — вдруг встрепенулась она, мучительно пытаясь сообразить, правильно ли она вспомнила старое, давно забытое с Земли слово.

 

Глава 2 Озёрные амазонки

Делегатка.*

Этот сырой, по-осеннему промозглый день начался нежданным подарком. В гости к бывшим пленным амазонкам, нанявшимся в компанию к барону де Вехтор на озёра, приехал гость.

Точнее, не гость, а гостья. А ещё точнее, не одна гостья, а целых три. Марьяна Мутная с подругами, впрочем, никому здесь неинтересными и неизвестными женщинами, из какого-то другого отряда, не из Речной Стражи.

Марьяна Мутная или, по иному, Лосева, высокая, красивая женщина, сорока трёх лет. родом из маленькой правобережной деревеньки Лось, затерянной где-то в дебрях глухих таёжных лесов верховий Лонгары. Амазонка, проведшая всю свою сознательную жизнь в легионе Речной Стражи и, главное, близкая подруга Кары, нынешнего фактического лидера и командира остатков легиона, ныне в составе не более двух тысяч четыреста с чем-то человек, нанявшихся ещё этой зимой к барону на работу, на неопределённый срок.

Марьяна, с двумя своими подругами, приехала в гости. И не успела она сойти на берег с привезшей её лодьи, как на пристани её уже встречала целая делегация в составе самой Кары, безумно радой нежданному визиту, и Илоны Бережной, товарища и официально заместителя командира всех ныне озёрных амазонок.

Горячо расцеловав подругу, Кара пригласила Марьяну с подругами к себе, в свой дом, где их ждал давно уже накрытый стол и куча нетерпеливых подруг двух товарищей, с раннего утра томившихся в ожидании приезда гостьи.

Извещённые заранее, ещё прошлым днём почтовым голубем, они изрядно успели подготовиться. И теперь с нетерпением ждали визита старинной подруги.

Приглашённые, медленно и неторопясь вошли в просторную с низким, изрядно уже закопченным потолком, с которого местами небрежно свисали отдельные нити сажи и паутины, и неспешно, с нескрываемой брезгливостью посматривая вокруг стали снимать с себя верхнюю одежду.

Под насмешливыми взглядами, терпеливо выслушивая насмешливые приветствия и дружеские, шутливые подначки, порой в довольно грубоватой солдатской форме, они неторопливо освобождались от навешенного на себя оружия и амуниции.

По мере своего освобождения от навешенного, шуточки со стороны их товарок становились всё тише и тише, пока за спинами гостей не установилось гнетущего, тяжёлого молчания.

Когда скинув с себя всю амуницию гостьи развернулись в сторону хозяев, за их спинами стояла плотно сбитая, озадаченная толпа, молча рассматривающая сложенное на лавках оружие.

В землянке стояла оглушительная, мёртвая тишина. Слышно было даже, как какая-то ожившая в тепле муха настырно жужжала где-то под грязным, закопченным потолком, возле печной трубы.

— Это что? — низкий, негромкий голос откуда-то из толпы столпившихся перед ними амазонок неожиданно разорвал гнетущую тишину. — Если всё это вы носите на себе каждый день, то чем же вы там занимаетесь? — озадаченно спросил голос.

— Это лишь малая часть того, что нам положено носить.

Марьяна внимательно оглядела стоящую перед нею толпу.

— Если бы мы взяли с собой всё, что положено, то нам бы потребовались заводные лошади, — невесело усмехнулась она. — А так, — равнодушно передёрнула она плечами, — это ерунда, облегченный вариант. В обозе же каждой выделена отдельная телега под трофеи и дополнительную амуницию.

— Каждой, — словно гвоздь в крышку гроба забила она короткое слово в потрясённые мозги товарок.

Вечер встречи вышел долгий. Все уже давно угомонились, разбредясь по своим углам, а Кара с Марьяной всё сидели за расчищенным от следов бурного веселья столом, тихо разговаривая о чём-то между собой и неспешно потягивая привезённый гостями душистый южный чаёк.

Временами, чокнувшись отзывавшимся тонким мелодичным звоном рюмками, и по чуть-чуть смакуя невиданную здесь роскошь — ореховый ликёр, из-за своей чудовищной дороговизны редкость немыслимая для простых амазонок, они явно не торопились вслед за всеми успокаиваться на ночь.

Да, с угощеньем со стороны хозяев вышло как-то не очень. Ничего из того, что привезли гостьи из Приморья, местные хозяева позволить себе не могли. Хоть их и не держали в чёрном теле, и еда была обильная и сытная, с достаточным разнообразием, всё же того великолепия, что привезли с собой гостьи, и чем сейчас они угощали хозяев, у хозяев не было. Ничего этого никто здесь достать просто не мог. Такого они даже за деньги не могли получить.

И на фоне привезённого богатства, выставленное озёрными амазонками угощение из набитой к приезду гостей болотной дичи, или взятое с добычи из разорённых поселений подгорных ящеров, из их скудных запасов, смотрелось откровенно убого. Что, конечно не могло не раздражать сидящую напротив гостьи хмурую Кару. Она чувствовала себя ущербной.

— Ну, кажись, все спят, — отставив в сторону недопитую рюмку с ореховым ликёром, Кара прервала затянувшуюся прелюдию из пустой болтовни. — Можешь теперь говорить свободно, рассказывай.

— Все?

Ехидно прищурила глаза, Марьяна окинула насмешливым, понимающим взглядом, неподвижно лежащие тела на ближних нарах. Присмотревшись, скептически хмыкнула.

— На этих не смотри, — Кара, с чуть прорезавшимся интересом, более внимательно посмотрела на слегка заинтересовавшую её гостью.

Старая подруга явно стала замечать то, на что иной не обратил бы внимание. Похоже, Марьяна действительно сильно изменилась в этом своём Приморье. Раньше, обратить внимание на то, спит возле неё соседка или нет, ей бы и в голову не пришло. Теперь — иначе. Похоже, то странное Юго-Восточное Приморье, где Марьяна с подругами ныне работали, действительно сильно влияло на человека, стремительно меняя его необратимым образом. Марьяна была уже не та, не прежняя.

— Им по рангу спать не положено, — с усмешкой, тихо проворчала она. — Пусть лежат, а ы говори, зачем приехала. И с чего бы вдруг такая щедрость.

Кара с невозмутимым видом, слегка постучала носком сапога по стоящему у неё в ногах небольшому, оббитому металлическими полосами сундучку.

Вроде де бы вы сразу, с самого начала откололись. Да и раньше всегда старались держаться особняком. А тут…, - Кара небрежно ткнула пальцем в стоящую перед ней миску с аккуратно порезанными тонкими, просвечивающимися на свету ломтиками розоватого сала, густо посыпанного сверху духовитым чёрным перцем, немыслимо дорогущей в этих краях редкой пряностью.

Я посмотрю вы даже редкого, дорогущего чёрного перца для нашего угощения не пожалели, — ещё раз равнодушно ткнула она пальцем всё в ту же миску. — Словно не вы, а мы к нам в гости приехали. Странно это.

Говори что надо, — ещё более сухо проворчала она. — Завтра опять в рейд идти, на людоедов охотиться. На Бездонном озере опять банда Одноглазого проявилась, так что ты говори побыстрей, а то нам перед выходом хотя бы пару часов поспать бы надо.

— К нам, туда, — Марьяна слабым кивком головы обозначила как-то невнятное, неопределённое направление, тем не менее, довольно близкое к южному, — из дома слухи разные доходят, нехорошие. И с каждым разом всё хуже и хуже. И чем больше доходит, тем меньше у нас желания туда возвращаться. Да и, похоже, возвращаться больше некуда. Стражи нашей больше нет. И командира нашего тоже больше нет. И куда её дели — неизвестно.

Да и по слухам разным….

Марьяна взяла с тарелочки тонкий, прозрачный ломтик крепко перчёного сала и отправила его в рот. Зажмурив от удовольствия глаза, она пожевала губами, обсасывая тоненький кусочек, и продолжила, внимательно глядя на Кару из-под узких щёлочек глаз.

— Почему неизвестно, — внешне совершенно равнодушно отозвалась Кара. Поняв, что прелюдия кончилась, она внутренне подобралась. — Штрафной легион — вот где ныне обитает наша Тара.

А насчёт того, что нам домой пока возвращаться не стоит, тут ты, пожалуй, права.

Дорога домой нам всем заказана. Появишься — встретят и проводят. В тот самый штрафной легион. А заодно и сундучок ваш этот, отберут, — Кара небрежно попинала мыском сапога по сундуку.

По крайней мере, все, кто оттуда, с нашего Правого берега к нам приходит, говорят, что если шея дорога, то лучше нам дома не появляться. Тот штрафной легион, а особенно место его дислокации, какие-то верховые болота, не лучшее место для долгой и здоровой жизни.

Вот мы тоже, как-то с девочками посидели и решили, — усмехнулась понимающе Марьяна. — Что раз такое дело, то о своём будущем надо самим позаботиться. И желательно чтоб было оно сытое и безоблачное. Поэтому нас девочки к вам и прислали с предложением держаться всем вместе. Ну, а для начала решили поделиться, чем бог послал, — усмехнулась в ответ Марьяна, также как и подруга лёгонько попинав всё тот же многострадальный сундук.

Не знаю, как тут у вас, — хмуро буркнула она, — а у нас там, в Приморье, утром встаёшь и не знаешь, будешь ли вечером жива. Порой бывает, что и сама себе не веришь, что до сих пор свет белый коптишь.

— У нас здесь тоже не сахар, — равнодушно хмыкнула Кара, отправляя в рот очередной, просвечивающий на свету ломтик деликатесного сала. — И здесь, впрочем, как и у вас, денег даром не платят. Но платят и платят регулярно, — усмехнулась как-то неопределённо она. — Не так жирно, конечно, как у вас, но вполне достаточно.

А учитывая то, что тратить нам их тут негде, то…, - Кара, прервавшись, с насмешливой, полупрезрительной улыбкой на губах снова небрежно попинала ногой сундучок, — мы вам самим можем парочку точно таких же сундучков отправить, с собственным жалованьем.

Как я говорила, девать тут девочкам свою зарплату некуда. Живём на всём готовом, вот у нас и у самих тут скопилось нечто вроде полковой казны. Куда девать — непонятно. Если у вас всё там так хорошо, как вы тут весь вечер пели, то почему бы вам там самим не вложить свои деньги в тот же оборот вашего же каравана. Если там из медяшки легко можно сделать серебрушку, а то и золотой, то к чему вы привезли сюда своё золото?

— Всё имеет свои ограничения, — раздражённо огрызнулась Марьяна.

Пренебрежительный тон, которым с ней говорила Кара, Марьяне не понравился. Так бедные племянницы с приехавшей в гости богатой тётушкой не разговаривают.

— Никто не может вложить в дело больше определённой суммы, — хмуро пояснила она. — Там своих желающих полно, да и есть чисто физические ограничения. В одну телегу не положишь две мерки груза и обоз до неуправляемой длины не увеличишь. Вот у нас и скопились излишки.

Да и о будущем надо бы подумать. Держать золото в обозе опасно. Всё время на колёсах, всё время в движении. Там в любой момент можно не только золота, но и жизни лишиться. Так что, считай, привезли к вам на сохранение.

Ну а чтоб оно мёртвым грузом не лежало, в дело его пустите. Тысяча золотых — большие деньги, — тихо, со значением проговорила Марьяна.

— Это, про какое такое дело ты говоришь?

Заледенев глазами, Кара настороженно замерла, не донеся до губ очередной ломтик сала.

— Уже было одно такое дело, если мне не изменяет память, — кольнула она Марьяну злым, настороженным взглядом. — Так же накануне ходили такие же, вроде тебя, зазывалы. Денег, правда, сразу не давали, но обещали и сулили многое.

Чем дело тогда закончилось, ты сама прекрасно помнишь. Несколько дней завалы из трупов разбирали и погибших хоронили. Наших боевых подруг, между прочим.

Так что, если ты с визитом по подобным делам, то забирай своё проклятое золото и убирайся! — тихо рявкнула взбешённая Кара.

От звука голоса в дальнем углу помещения кто-то беспокойно зашевелился. Марьяна вздрогнула и замерла, напряжённо глядя в угол.

Дождавшись, когда там всё успокоится, едва слышно проговорила:

— Как ты правильно напомнила, трупы убирали все вместе, — мрачно нахмурилась от нахлынувших неприятных воспоминаний амазонка. — Поэтому и мне участвовать в подобном деле нет ни малейшей охоты. Мы же предлагаем вам нечто другое.

Почувствовав лёгкое внимание собеседницы, она, слегка воодушевившись, более уверенно продолжила.

— Неплохо было бы нам в этом городке закрепиться. Раз уж нас сюда закинула судьба, то стоит здесь и остаться. Народ здесь неплохой, работа есть, хорошо оплачиваемая. А что нам здесь не рады, так зато у нас есть это, — Марьяна снова легонько попинала свой сундучок мыском сапожка. — Землицы стоит под свою усадебку взять. Купить у города, — с кривой усмешкой уточнила она. — Чай, за денежку местные власти продадут.

— Тем более, как я слыхала, тут такое в порядке вещей. А там и домик свой построить. Хозяйством обзавестись. Да не абы каким, а таким чтобы доход постоянный приносил.

— Одна проблема — не хочется быть на роли парии. А для этого нужен статус. Золото его не даст. Тогда что?

Кивнув на большого, лохматого пса, развалившегося возле порога, перегораживая выход, так, что, не потревожив его, никто не мог бы свободно выйти из землянки, усмехнулась.

Почувствовав внимание к своей особе, пёс лениво поднял голову и посмотрел на глядящих в его сторону женщин.

Удовлетворившись увиденным, он снова опустил свою большую башку на скрещенные лапы и лениво шевельнул в приветствии хвостом.

— Мушшинку бы, какого-никакого завалящего, под бочком хорошо было бы иметь. Но чтоб место своё знал, — со значением подчеркнула она.

Здесь конечно не так, как у нас с мужиками дома, но тоже договориться можно, чтоб не лез на первые роли поперёк хозяйки. Чтоб место знал.

А для этого, нужно своё золото, чтоб не зарывался.

Осторожно, но чётко акцентировав слово "своём", Марьяна внимательно посмотрела прямо в глаза Кары.

— Нам там, в Приморье такими делами заниматься не с руки, а вам здесь на месте виднее. Вот и взялись бы помочь товарищам в таких делах. А заодно бы и себе тем помогли. Чай, вместе оно-то веселей будет.

Вот мы на всякие подобные нужды золотишко то вам и привезли. Мало ли что. Может, подмазать, кого надо будет, может ещё что?

— Тут с подмазыванием надо быть аккуратнее, — хмыкнула осторожно Кара. — Могут не так понять. Тогда серьёзных проблем не оберёшься.

А вот девочкам, что остались ещё в городе, помочь надо. Наших много и в городе, и в его окрестностях осело. Да всё на каких-то нищих заработках. Вот чтобы мужики их не думали, что можно помыкать ими, чтоб не считали их босячками безродными, надо девочкам помочь. А то ведь народ разный. Как, впрочем, и сами девочки, — глухо буркнула Кара, мрачно уставившись в столешницу перед собой. — Но, коль увидят такую заботу и поддержку, глядишь, и сами в ответ, чем помогут.

Так, за подобным разговором, и просидели они остаток ночи, осторожно прощупывая друг друга на предмет скрытых интересов. И разошлись уже по своим спальным местам ранним утром, досыпать невыспанные сны и, продумывая, не сболтнула ли каждая из них лишнего, что в последующем, в борьбе за власть внутри заново формирующегося легиона, каждой из них дало бы дополнительные плюсы.

Утро.*

Близкое утро встретило поднявшихся на работу амазонок обложными низкими тучами и мелким, моросящим дождичком. За ночь натянуло, и теперь с неба сеялся изматывающий душу мелкий холодный дождик.

— Моросит, — тихо проговорила Марьяна.

Стоя в дверях землянки, она голенищем сапога небрежно прислонилась к тёплому боку вчерашнего кобеля, так за всю ночь и не сменившего своего места.

— Чего он тут лежит? — повернула она голову к подошедшей сзади Каре.

— Бывает, ночами подгорные шалят, так кроме собак никто ящера не услышит. Сторожкие твари стали.

В голосе Кары неожиданно прорезались странные, непонятные нотки. И Марьяна вдруг внезапно поняла, что слышит невероятное. В надтреснутом, хрипловатом голосе старой подруги ей послышались нотки откровенной паники. Это было… странно. Раньше за той никогда ничего подобного отмечено не было. Марьяна насторожилась.

В этом лагере слишком многое было странным. И это холодное, промозглое утро лишь добавило странных загадок в сложившуюся копилку.

— Я вот что подумала…

Кара с необычно тихим, задумчивым выражением лица прислонилась к косяку, рядом с Марьяной, и, глядя прямо перед собой, тихо проговорила.

Голос её стал вдруг холодным и жёстким. Из него исчезла вчерашняя расслабленность и равнодушие, и Марьяну пронзило давно забытое чувство узнавания своего командира, которым та была для неё когда-то давно, ещё в те времена, когда две молоденькие курсантки оказались вместе в одном учебном десятке. Когда твой вчерашний товарищ, вдруг стал твоим командиром.

На Марьяну пахнуло, казалось бы, давно и прочно забытым прошлым…

— Денег ваших нам не надо, — донёсся до неё сухой, надтреснутый голос Кары. — Так своим и скажешь. Потому же и оставлять у нас свой сундучок вам не стоит. Тут только, кажется что всё спокойно, а через минуту налетят залётные, и знать не будешь как и отбиться. Тут мы каждую минуту под смертью ходим.

— Потому это место для хранения денег не подходит. Вези обратно в город и там договаривайся. Хоть с бароном, хоть с кем.

Немного помолчав, продолжила:

— Насчёт того что у вас там в долю не войти это правда? — Кара бросила на Марьяну внимательный взгляд.

— С такими деньгами как мы собрали — нет, — сухо отозвалась та. — Это только здесь они кажутся большими, а там…, - с явственно различимой горечью в голосе произнесла она.

— Если смотреть среди всех кто там собрался, не считая барона, конечно, то по вложенным капиталам и по доходам с них мы на самом последнем месте.

— Те раньше начали, — неохотно призналась она. — Поэтому, успели все сливки снять. Теперь заработать серьёзные деньги значительно труднее. Сразу нужна большая первоначальная сумма. А её-то и нет.

— Да и мало нас, — с горечью добавила она. — Два неполных десятка то и осталось на сегодняшний день от былой полусотни. Да ещё, раненых, считай, десяток, другой наберётся, что долечиваются в госпитале компании в Тупике.

— Эх, — грустно и обречёно вздохнула она. — Была бы нас хотя бы полная сотня, как с самого начала планировалось, тогда барон, глядишь, и дело бы нам своё, отдельное выделил. А так…, - безнадёжно махнула она рукой. — Мало нас.

— Сколько, говоришь, людей надо?

— Для начала хорошо бы человек сорок. Потом, надо дотянуть до сотни. А будет нас полных две сотни, так и вообще хорошо. Сразу серьёзные дела и маршруты барон выделять станет. А серьёзное дело — серьёзные деньги, хорошо заработать можно. Точно тебе говорю.

Какое-то время Кара молча смотрела на старую подругу.

— Для начала получишь пятьдесят душ. Люди надёжные, проверенные на людоедах. От первой стрелы из кустов не побегут, — сухо проговорила она. — Справитесь, дальше посмотрим. Будет что у вас получаться, выделит барон маршрут, пойдут деньги — будут вам ещё люди. Свободного народу полно, не понимаю, почему у вас его нет.

— Выбивают, — мрачно бросила Марьяна. — Я ведь не всё сказала. У нас за это время сквозь караван уже более полутора сотен человек прошло. Многих убило, много раненых, не желающих возвращаться, а некоторые просто сразу ушли.

У нас тяжело, — вдруг тихо призналась Марьяна. — Очень тяжело. Многие не выдерживают. Но кто остаётся — тем особая цена. Тех ценят на вес золота.

И здесь я не просто так, а по просьбе самого барона. Он просил подыскать людей. Формируется ещё один обоз в Приморье и там, если подсуетиться, можно весомую долю получить. Верно тебе говорю, — совсем тихо проговорила она.

— Насчёт капитала — получишь золото, тысяч пять. Для начала, — веско проговорила Кара, холодно глядя в изумлённо распахнувшиеся глаза…, - Жалкая часть нашей зарплаты всего лишь за полгода. Не хватит, напишешь, получишь ещё.

Барону же, чтоб не придирался, скажешь, деньги наши, он и отстанет.

— А тебе, зачем это? — глухо отозвалась Марьяна. Дело с их приездом сюда на озёра вывернулось такой неожиданной стороной, что она не знала, что сразу-то и сказать. Всё было не так, как они у себя думали, слишком странно и непонятно.

— Не мешало бы легализовать наш доход и пустить деньги в оборот. Пусть деньги работают, а не лежат мёртвым грузом, — мрачно хмыкнула амазонка. — Говорила же тебе, что зарабатываем мы много, а тратить некуда, живём на всём готовом. Компания поит и кормит, вооружает и хоронит погибших. Так что, мы сами чахнем над златом, которое сами не знаем куда пристроить. Глядишь, барон наш что-нибудь и придумает, как ты говоришь.

— Пожалуй…, - в сильной задумчивости Марьяна смотрела на Кару. — Пожалуй, лучше я поговорю с ним, а дальше уж, как он сам решит. Может, он чего вам более толкового, более дельного предложит. Не думаю, что твоя мысль его заинтересует. Пять тысяч золотых это конечно много, это большие, серьёзные деньги. Но для него этого мало. Это я тебе серьёзно говорю.

Ему надо больше, много больше.

— Ну, не надо, так не надо, — вдруг внезапно легко согласилась Кара. — Нам же лучше. Целее будут, — ухмыльнулась она.

— Золото ведь, знаешь, такая штука, что чем меньше ты его трогаешь, тем оно целее. А пока пошли, позавтракаем. Девочки, небось уже завтрак нам с кухни принесли. Поедим и по делам, — дружески хлопнула она подругу по плечу.

— Пошли, есть охота.

Улыбнувшись, Марьяна внимательно посмотрела вслед двинувшейся в сторону большого обеденного стола Карой. Пища здесь была хоть и не из деликатесов, которые они привезли, но сытная и обильная. А есть хотелось…, аж в брюхе заурчало.

Хлопнув по предавшему её животу, Марьяна поспешила захлопнуть входную дверь, отсекая осеннюю сырость с улицы, и быстрым, торопливым шагом двинулась в дальний угол землянки, к своим товарищам, с кем прибыла на озёра.

Быстро закончив с обильным завтраком, сыто откинулась на бревенчатую стену землянки за спиной.

С блаженно прищуренными глазами Марьяна облизала измазанные жиром пальцы.

— Класс! — словно сытая кошка проворковала она. — Люблю плов, особенно с барашком. У нас там такого нет. Там всё по большей части рыба вяленная. И в основном морская, — грустными, коровьими глазами посмотрела она на только что поставленную перед ней полную миску, полную жирной копчёной озёрной сельди.

— У-у-у, — тоскливо застонала она, чувствуя, что в битком набитое брюхо ничего больше не влезет.

— Ты ещё сниток копчёный не пробовала, — покровительственно ухмыльнулась Кара с другого края стола. — Девочки, — обратилась она к дежурным, — поставьте перед гостями мисочку копчёненькой, из последнего улова. На редкость удачная партия в этот раз получилась.

— И селёдочку, селёдочку им положите, малосольненькую. Очень хороша, — Кара расплылась в довольной улыбке хлебосольной хозяйки. Сегодня ей наконец-то удалось посрамить гостей с их заморскими деликатесами. Ишь, как наворачивают. И забыли, что только что жаловались на переедание.

— Селёдочка нынче хороша, — довольно заметила она. — Особенно пряного засола. Да только хозяева специй нам мало выделяют, — демонстративно грустно, но с лукавой улыбкой уточнила. — Так что, особо не разбежишься с соленьями.

А вот подкоптить, что сниток, что селёдочку — это у нас запросто. Тут тебе и ольховый дымок, и вишенка в дело идёт. С этим у нас проблем нет. Леса кругом полно.

А вот как бы нам специй поболе добыть, — кольнула она амазонку взглядом. — Того же перчика, чёрненького.

— Нет проблем, — флегматично отозвалась Марьяна. Переглянувшись со своими товарками, продолжила. — У нас в Приморье, этих специй, гроздьями на каждом дереве растут.

Подняв опущенный в миску с копчёным снитком взгляд, невозмутимо произнесла:

— Предлагаешь скооперироваться? Мы вам специи, вы рыбу делаете во всевозможных видах. А мы потом её продаём? Там, в Приморье?

Не выйдет, — отрицательно качнула она головой. — Барон не даст. У него всё под контролем. Да и тары у вас здесь нет, той, что надо. Не в плетёных же корзинах везти её на продажу. Да и как вывезешь? Все дороги контролирует Компания.

— А через горы? — кольнула её взглядом Кара. — Мы отсюда через горы караван организуем. А вы там у нас его примете.

— Сказала же, — устало, как в разговоре с маленькой повторила амазонка. — Барон не позволит. У него вдоль всего южного склона с той стороны имения свои есть. Где конура простая собачья, а где и вполне нормальный жилой двор со строениями. Он последнее время в каждом своём поместье своих людей сажает, семейную пару, как правило. Каждый имеет голубятню. Вот они ему и стучат регулярно: что, где, почём продаётся. И, исходя из полученной информации, он и формирует свои маршруты. Мы уже давно наобум не ездим.

У него над этим делом целая группа работает, которая так и называется — аналитическая. И если вдруг барон, который является монополистом по продажам копчёной и солёной рыбы на местных рынках узнает, что в тех местах вдруг появился у него конкурент, он нас враз вычислит.

А вычислив, ты нас уже больше не увидишь. Предательства он не простит, злобен зело.

Хочешь торговать рыбой — попробуй договориться с ним. Он на любое предложение хоть что-то заработать охотно клюёт. По крайней мере, он тебя обязательно выслушает.

— Барон наверняка потребует большую часть, — хмуро бросила Кара.

— Наверняка, — согласно кивнула головой Марьяна. — Ну, так что. Даже малая часть в союзе с ним лучше, чем ничего. Попробуй, — невозмутимо предложила она.

— Жёстко. Прям, в ежовых рукавицах вас там держат, — с кривой улыбкой констатировала Кара.

— Вас не меньше, — огрызнулась Марьяна. — А не знаешь, куда свои деньги деть — положи в банк к хозяевам. Только, вот что-то я энтузиазма у вас в том не наблюдаю. Иначе давно бы сделали и не волновались по поводу людоедов.

— Ставать под полный контроль — это не для нас, — глухо отозвалась Кара.

— Да ну, — насмешливо окинула та взглядом помещение. — А это что вокруг — не полный контроль? Шагу ступить без компании не можете. Полная зависимость от продуктов питания, от снаряжения, от оружия, от всего.

— Уже нет, — хмуро бросила Кара. — Пленные ящеры распахали пару великолепных террас в горах и теперь своим хлебом мы обеспечены до следующего года. Даже приторговываем понемногу с окрестными племенами, с ещё недобитками.

Они нам руду, мы им хлеб.

— А откуда семенное зерно? — с усмешкой посмотрела на неё Марьяна. Случайно не компания землян дала?

— Контрабанда, — огрызнулась Кара. — За бешеные деньги, конечно, добыли, но сами.

— Не смеши, — поморщилась Марьяна. — У этих, — Марьяна враз похолодевшим голосом подчеркнула, кого она имеет в виду, — контрабанды быть не может по определению. Если вы что-то от кого-то получили, то будь уверена, они знают что, сколько, кому и зачем. А по количеству закупленного семенного зерна они и запашку вашу сразу вычислили до последней квадратной сажени.

Поверьте нам, мы уже год плотно с ними работаем, и как в компании ведут дела, знаем не по наслышке. Ничего у них не остаётся без контроля. Мы пару раз даже натыкались на то, что следом за нашим торговым караваном тишком шёл тайный отряд и проверял, как мы работаем. Что закупаем, сколько, у кого и по каким ценам. Поверьте — эти ничего на самотёк не пускают. Раньше, может, оно так и было, не знаю, но теперь — точно нет. Вас пасут. Не знаю насколько плотно, но что вы под колпаком — это точно.

Непонятно, правда, с чего бы вам такое внимание, — подозрительно уставилась Марьяна на Кару. — Вы здесь что, что-то ценное нашли, что к вам такое внимание? И такая предупредительность? — с ещё большим ехидством уточнила она.

После слов амазонки, в комнате ненадолго установилось мрачное, тяжёлое молчание.

— Ну, всё, — вдруг поднялась гостья со своего места. — Время, нам отведённое на визит вышло, и нам пора. Надо обратно возвращаться. Срок вышел и теперь нам снова в поход, — грустно улыбнулась она. — Как говорят наши девочки: "Труба зовёт".

Счастливо оставаться, — вдруг кольнула она подозрительным взглядом сидящих напротив подруг. — И желаю вам разобраться, наконец-то со своими проблемами, — негромко добавила она. — А будет нужна наша помощь, шлите весточку. Теперь вы знаете, где нас найти. И чем, если вдруг станет надо, мы можем вам помочь.

Ну и мы, соответственно рассчитываем на помощь с вашей стороны.

Марьяна с сожалением покосилась на свой небольшой ящичек с золотом, небрежно отставленный в угол.

— Значит, золото наше вы точно не возьмёте? — сделала она напоследок последний заход.

— Не возьмём, — лениво мотнула Кара головой. — Здесь оно нам ни к чему. Мы и так тут на всём готовом живём, говорила же. Своё то жалование не на что тратить. Так что, подруга, хранить тут ещё и ваше золото нам негде, — Кара, пожав плечами и скорчив при том как бы жалобную рожицу, виновато развела руками.

Лучше оставьте своё себе и разберитесь со своими делами. Наверняка у вас есть куча нерешённых проблем. Лучше будет, если вы своё золото потратите на себя.

— Ну что ж, поговорили, — Марьяна медленно прошла в угол и подхватывая с пола тяжёлый сундучок. — Значит, так тому и быть. Вы отдельно, мы отдельно. А если что надо — спишемся, — намного более холодным тоном сухо закончила она.

Отчётливо было видно, что делегатка из Приморья сильно недовольна прошедшими переговорами. Но настаивать, тем не менее, не стала. Не хотят девочки взять их золото, даже за так, за спасибо — их дело. Их полное право.

Они должны были предложить девочкам свою помощь, как более богатые подруги более бедным. Предложили.

Те отказались? Отказались. Что от них требуется ещё? Не хотят — их дело.

Сухо кивнув напоследок, Марьяна с двумя сопровождающими молча, быстро вышла из комнаты.

Между всеми, оставшимися ещё сидеть за столом, установилось мрачное, тяжёлое молчание.

— Что сидим? — вдруг подала голос Кара. — Позавтракали? А теперь все на работу. Ящер не ждёт.

— И чтоб к вечеру духу Одноглазого рядом с нами не было, — сердито бросила она в спину поспешно покидавшим землянку амазонкам.

Дождавшись, когда за последней амазонкой захлопнется входная дверь, с силой хлопнула кулаком по столу.

— Твою ж Машу мамашу, — не выдержав тишины, едва слышно, сквозь зубы выругалась Кара. — Как всё не вовремя. Особенно Марьянка со своим золотом.

— Читала последний доклад разведки? — бросила она короткий взгляд на Илону. — Что скажешь?

Дождавшись лишь ответного пожатия плеч на свой вопрос, ещё больше разозлилась

— Были! Были у меня подозрения, да я всё гнала их прочь. Слишком тогда всё хреново выходит.

— Значит, дозорные не ошиблись, — едва слышно проговорила Илона. — Значит, точно, нашим девочкам не показалось, что они в пуще компанейских егерей видели. Значит, точно пасут нас, сволочи.

Надо вызывать барона и окончательно ставить всё на свои места.

— Вызвать то ты его вызовешь, — задумчиво отозвалась Кара, мельком бросив на Илону предупреждающий взгляд.

Что у них тут творится, посторонние знать не должны были, даже самой малости. Даже старые товарищи, друзья ещё по прежней службе в Речной Страже. И поэтому голос надо было постараться сдерживать, о чём она чуть было не забыла сама.

Впрочем, Илону можно было не предупреждать. Вытащить из той даже мимолётной обмолвки о чём-либо было нереально. Кремень баба.

— Ох, — мотнула Илона головой. — Чует моё сердце, что не просто так тянет барон с визитом к нам. Знать, готовится.

— И кремль этот…, - задумчиво, едва слышно пробормотала она.

Егеря их компании давно уже с нашими девочками по уровню воинской подготовки сравнялись. А тут намедни видела я эти их пневмопулемёты, что они на свои ушкуи последнее время ставить стали. Страшное дело. На четверть версты молодое деревце пополам перерубает. Как косой стрижёт.

Подгорные уже эти машинки косами смерти прозвали. И как видят, так сразу с дороги убираются, чтоб ненароком под очередь не попасть. А те не скупятся. Свинец у них свой, считай что дармовый, благодаря опять же нам и нашим поставкам. Вот и лупят они, пуль не жалея.

Со ста шагов дощаник наш насквозь пробивают, через оба борта. А щит дубовый, полосовым железом окованный, с пятидесяти шагов.

Надо договариваться, — хмуро бросила Илона. — Нельзя дальше тянуть. Пока тепло и в лесах можно хоть как-то прокормиться, надо договариваться. Иначе, придёт зима, и они нас без пулемётов своих за горло возьмут. Видать, барон и ждёт зимы, чтоб мы были посговорчивей, чтоб полностью были в его власти.

— Он не может долго ждать, — тихо проговорила Илона. — Ему властями города срок назначен решить вопрос с нами до осени. Не решит — очень много потеряет. С властями он не дружит, так что и отсрочки ему не дадут. А уже осень на дворе. Это для него крайний срок.

И кремль этот…, - мрачно оборвала она себя.

— Да какой это кремль, — презрительно бросила Кара. — Жалкий сторожок с дубовыми стенами восьми метровой высоты, да тонкой каменной башней посередине, только и годной на то, чтобы дозорного наверху поставить. Да и тому места едва развернуться.

Кремль, — презрительно протянула она, ещё больше раздражаясь. — Если б не кольцевой пулемёт на рельсах по всему периметру стен, дерьмо бы это было полное, а не кремль. Всего то сто человек гарнизона и может принять. А чтоб укрыться кому-либо из посада за его стенами, можно и не мечтать, места нет.

Кремль, — совсем уж тихо и презрительно закончила она. — Одно название.

А пошлю ка я…, - запнулась вдруг Кара, оборвав предложение в самом начале. — Девочек ка я пошлю из разведсотни. В горы, по старым маршрутам. Понырять по ущельям, понюхать, как там нам можно было бы полегче ускользнуть в Приморье. А то что-то мне подсказывает, что ждать дальше и стараться добыть ещё больше золота, не имеет никакого смысла. Добытое бы унести. А на своём горбу много не унесёшь. Чай, девочки наши не вьючные лошади. Да и женщина — не мужик, хоть и тренированная.

А лошадей компания нам упорно не даёт, под любыми благовидными предлогами, — задумчиво пробормотала она. — Вот оно, значит, что, — понимающе покивала Кара головой.

— Они последнее время и не скрывают, что предлоги надуманные, — тихо проговорила Илона. — Совсем обнаглели.

— Хотя, это-то и странно, — рассеянно, с лёгким недоумением на лице повернулась к ней Кара. — Им бы следовало сидеть тихо и ждать пока мы захлебнёмся в уже добытом, и точно никуда не сможем его вывезти, при всём желании.

— Марьяна, — вдруг ни с того, ни с сего, громким, потрясённым от понимания происходящего голосом, воскликнула Кара. — Марьяна!

— Что? — недоумённо глянула на подругу Илона и завертела головой во все стороны, пытаясь найти рядом гостью. — Что, Марьяна? Где?

— Марьяна — последняя проверка барона перед визитом к нам.

Глядя в глаза Илоны неверящим, потрясённым коварством своей лучшей в прошлом подруги Марьяны, Кара изумлённо не могла поверить сама себе.

— Что? — понемногу раздражаясь, поторопила Илона Кару с ответом. — Что, теперь ещё и Марьяна?

— Марьяна должна была проверить. Возьмём мы золото или нет. Не взяли. Значит, у нас его столько, что даже тысяча золотых, огромные по иным меркам деньги, нас не привлекает.

— Последняя проверка, — убитым голосом констатировала Кара. — И мы её провалили.

— Змея, — зашипела она в бешенстве. — Змея!

— Сколько? — сухо, уже чисто по-деловому спросила она, кольнув взглядом подругу.

— По пуду на бойца взять можно, — глухо отозвалась Илона, правильно поняв вопрос. — С трудом, с большим трудом, с надрывом, но можно.

Плюс оружие, плюс запас продуктов, хотя бы на первое время, чтобы только перейти горы. А там можно и на подножном корму за счёт местных жителей до моря продержаться.

А с местными, как бы нас там Марьяна ужасами не стращала, думаю, у нас проблем не будет, — многообещающе ухмыльнулась Илона. — После такой стажировки с подгорными людоедами, как прошли наши девочки за прошедший год, им никто теперь не страшен. Пылью пустят всех по ветру, кто лишь под руку подвернётся.

Но всё равно, не более тридцати килограмм общего веса на человека. На женщину, — глухим, мрачным голосом уточнила она. — Что от девочек потом останется — страшно подумать. Рожать они точно потом не смогут.

— У нас две сотни бойцов, тех, кто охранял рудокопов и знает хоть что-то о золоте. Больше, посторонних привлекать не будем, — не слушая дальше Илону, мрачно рассуждала вслух Кара. — Итого, двести пудов.

— Мать, мать, мать! — в остервенении заколотила она кулаком по столу.

— Не менее трети добычи придётся бросить, — жёстко бросила Илона, глядя на разбушевавшуюся подругу. — А это не менее шестидесяти пудов ещё будет.

Или попытаться спрятать? — с сомнением нахмурила она брови. — Нет, это не дело, найдут.

Притащат сюда своего умного лиса, и тот найдёт, — с мрачной уверенностью констатировала она. — Я этих зверьков знаю, нюх у них…, - Илона с неподдельным восхищением покрутила головой.

— Тогда, отольём слитки и бросим в воду, — решительно поддержала её Кара. — В воде не найдёт, какой бы он умный нюхач ни был. А место для себя отметим. На карте с кроками. Одну тебе, одну мне.

Всё получится, когда-нибудь вернёмся. Либо ты, либо я. Кто первый — того и золото. Нет? Так тому и быть. Пусть вечно лежит на дне.

Что? — решительно подняла она, склонённую было голову. С рассуждениями подруги Кара была полностью согласна. — Посылаю девочек?

— Посылай! — решительно кивнула головой подруга. — Это наше золото. Наше! И отдавать его какому-то местному барону я не намерена. Посылай!

— А время у нас ещё есть. Пока Марьяна не вернулась в город, пока не отчиталась по своему предательству, две недели у нас есть.

— Посылай, — решительно махнула она рукой. — Мы уходим. Бросаем всё и уходим.

Принуждение девиц к сожительству…*

Кара металась по избе, словно запертая в клетку тигрица и, не сдерживаясь, материлась вслух. Это же надо было так подставиться. Это же надо так влипнуть. Всё! Всё теперь теряло смысл.

Неделя прошло с того дня как отбыла обратно Марьяна, захватив с собой пять десятков добровольцев, согласившихся променять сырой воздух болот и озёр на тёплое солнце юга.

Ни слова ей не было сказано, что игру её раскусили. Даже мешать не стали, когда та снова развернула среди их подчинённых агитацию по сманиванию девчонок в свой торговый караван. Смотрели на неё, стиснув от бессильной злости зубы, и молчали.

Сказать что-либо, после того как сами же дали первоначально разрешение, теперь было опасно, можно было тем привлечь к себе лишнее внимание Марьяны и дать той лишнюю почву для подозрений.

Так та и уехала, захватив с собой целую прорву их людей.

Проводив предательницу, облегчённо вздохнули. Теперь оставалось только ждать результатов разведки.

И вот только что, этим сырым утром с предгорий вернулась группа, посланная туда Карой неделю назад на разведку, и доложила, что хода в Приморье больше нет. Всё, дотянули!

Все проходы через горы оказались перекрыты густой, плотной цепью небольших мобильных отрядов имперских ящеров, вкупе со следопытами из ключёвских егерей, позволявшей любому из них мгновенно приходить на помощь друг другу. Всё было перекрыто. И даже тот секретный проход, о котором, казалось бы, никто, даже из её товарок не должен был бы знать, оказался наглухо заперт. Хода на юг не было.

Впрочем, так же как на север, на восток и на запад.

На севере была равнина с многочисленными племенами воинственных подгорных людоедов, пробиться сквозь которых, можно было и не мечтать, на востоке — длинная полоса дремучей тайги с дикими, воинственными племенами людоедов-ящеров, опять же, и в конце — всё те же имперские ящеры, вошедшие в союз с бароном. А на западе их ждал сам барон, недавно вернувшийся откуда-то: то ли из Приморья, то ли с Басанрогского перевала, где он последних нескольких месяцев занимался непонятно чем, то ли вообще, вернулся непонятно откуда.

Впрочем, уйти можно было. Год войны в тайге научил амазонок ходить, что по лесу, что по горам так, что ни одна даже самая обученная собака бы не обнаружила проходящего в двух шагах от тебя бойца. Только вот и егеря я имперскими ящерами, что сидели теперь в стороже, контролируя проходы и тропы через горы, тоже были не лыком шиты. И кровавую практику своей войны в лесах проходили вместе с амазонками.

Так что, пройти мимо таких сторожей можно было. Но только без груза, налегке, проскользнув ужом там, где их бы не ждали. А таких мест в старых горах Южного Большого камня было навалом.

Только вот, тогда бы пришлось бросить всё золото и половину оружия, не говоря уж про продовольствие. А вот без оружия — в Приморье гарантированная смерть. Тут уж без вариантов. И что Кара, что Илона отчётливо такую перспективу видели.

Но что совсем плохо, и с чем Кара с Илоной совсем ничего не могли поделать, прямо в центре их владений, на обрывистом холме на берегу озера и великолепных, тянущихся далеко вдаль просторных заливных лугов, торчал мощный городец егерей. Рядом, буквально в двух шагах от их жилого лагеря, дружинных изб и отрядных землянок, напротив главного центра отгрузки поставляемой на заводы руда, прикрывая порт с безлесной стороны.

Настоящий кремль, с высокими восьмиметровыми дубовыми стенами, увеличенными глубоким рвом понизу, и возвышающимся над ними детинцем с передвижной пулемётной круговой системой на рельсах по периметру.

Фактически кремль доминировал над всей прилегающей местностью, и мимо него нельзя было незаметно проскочить и мышке, настолько с его стен открывался потрясающе великолепный вид на всю прилегающую к озеру местность.

Построенный якобы для защиты порта от людоедов с озёр, на самом деле, как никогда не обманывала себя Кара, построен он был для присмотра за ними. И Кара не раз после начала его строительства кусала себе локти, что не потрудилась заранее занять столь выгодно стратегически расположенный холм под какую-нибудь свою службу. Да хоть под казармы для девочек, хоть под никому не нужные склады, хоть подо что, лишь бы тот холм остался за ними, за амазонками.

Вину свою в том она не отрицала и лишь морщилась недовольно при одном только взгляде на крепость. И всё чувство временности их здесь присутствия, когда не собираешься задерживаться в этих краях ненадолго, вот на многое первоначально и не обращаешь внимания. Теперь же такая политика грозила самыми тяжёлыми неприятностями. Проскочить куда-либо большими массами людей, не привлекая внимания гарнизона кремля, теперь было невозможно.

Кара снова выругалась. Время потеряно было безвозвратно. И, главное, из-за чего?

— "Всё из-за моей жадности, — вынужденно призналась она сама себе. — Всё хотела побольше урвать напоследок. Ещё чуток и чуть-чуть.

Но ведь как не ждать, как не откладывать, когда золото само плыло прямо в руки. Богатейшая жила! Правда, по некоторым признакам скоро истощится, но ведь не истощилась ещё. Ещё ведь можно с неё много взять. Даже пусть один пуд, но можно ведь, пока.

И как не откладывать, когда процесс добычи отлажен, словно часовой механизм, когда у них в тайной шахте в глухой горной долине на добыче золота трудились на сегодняшний день уже несколько тысяч здоровых крепких рудокопов из пленных озёрных людоедов. И каждый прошедший день приносил в копилку отряда золотого песка до пуда весом. А временами и больше! Только за лето добыча составила больше двухсот пудов. Это, какие же деньжищи то! И всё! всё теперь шло прахом.

Вот и дождалась. Вот и дооткладывалась. Дура! Обложили со всех сторон. Теперь придут и отберут всё".

Хотелось завыть белухой, настолько всё казалось безвыходным.

— Ты повой, повой, — донёсся из угла голос её старой боевой подруги.

Илона Бережная, старый, боевой ветеран Речной Стражи Амазонии, проверенный товарищ, а здесь её первая и лучшая подруга, лениво пошевелилась на своей койке.

— "Вот ещё одно лишнее подтверждение тому, что их давно и плотно обложили со всех сторон, — пришла злая, раздражённая мысль. — Кровать. Роскошная дубовая кровать с немыслимой ранее для них роскошью — пружинным матерчатым матрасом, которую им, якобы, контрабандой, изготовили и тайком доставили знакомые мужики из Старого Ключа. За бешеные деньги, между прочим. За золото!"

У Кары была точно такая же.

— "Какая ещё нахрен контрабанда, — чуть было снова в голос не взвыла Кара. — Развели, как лохушек. Компания этого барона знала, что у них есть золото и драла с них за этакую всякую ерунду столько, что надо было быть просто круглой идиоткой, чтобы раньше не догадаться о том, что их пасут. Пасут плотно, жёстко, так что теперь не вырвешься.

И эта предупредительность с поставками продуктов питания и рабочего горного инструмента. Всех этих ячменных и гречневых круп, коловоротов, кирок, лопат и мотыг. Всего того дерьма, за которое последнее время даже деньги перестали спрашивать, просто отмахиваясь, когда она подымала вопрос с оплатой. Мол, всё потом, всё потом.

Но, как же, не брать-то? Ведь рабов в шахты наловили уже даже не сотни — тысячи! И всем ведь жрать хочется. А труд с кайлом в руке — тяжёлый. А жрут эти твари, — Кара недовольно поморщилась, от одного только мимолётного воспоминания, сколько съедает за день одна взрослая рабочая мужская особь. А ведь таких уже у них на рудниках работало несколько тысяч.

И если бы не поставки продовольствия с "материка", как теперь, непонятно откуда прижилось обозначение поставок продовольствия из Ключёвского Края сюда на озёра в предгорьях, они такой объём точно бы не подняли. Двести шестьдесят пудов золота на сегодняшний день добыли! Двести шестьдесят! И теперь всё это богатство отдать?

Тогда бы ей догадаться, дуре, что всё не просто так. Ведь нет же. Блеск золота глаза застил".

Ну что делать будем? — наконец-то подала она голос, глядя на лениво раскинувшуюся на своей кровати подругу.

— Пойдём сдаваться, — равнодушно зевнула та. — Что ещё можно предложить. Не драться же с ними, в самом деле. Тем более что девочки такого приказа не поймут. То вместе воевали-воевали, а тут вдруг, приказывают им убивать своих же боевых товарищей. Которые, между прочим, своей крови для нас не жалели.

Не говоря уж про всякие там шуры-муры, — снова сладко зевнула подруга.

Тут и никакое золото не поможет. Любофф! Пошлют. А то и ещё чего похуже, на копья подымут и в нужник потом скинут. С них станется. Я своих девок знаю.

Ладно бы раньше, куда ещё ни шло, когда до любви дело не дошло. Поворчали бы, поворчали, может быть, кто-то и ушёл, не согласившись, но основная масса бы подчинилась. Но после визита к нам этих прощелыг из Приморья. После того что они тут нам порасписали — про кисельные реки и молочные берега: про свои усадьбы с подъёмными от барона на ключёвских землях, про свой новый статус равноправных жителей Ключа, про оружие, про свой обоз в Приморье…

Торговый обоз они, видите ли, свой собрались учредить, засранки молодые, — вдруг внезапно взорвалась Илона. — Мол, такой хороший барон даёт своё добро и выделяет им ещё большую долю, а баронесса его поддерживает и заодно деньгами на первое время обеспечивает. А им, видите ли, своё честным трудом заработанное золото уже некуда девать, но хочется ещё больше. И, главное, это якобы возможно.

После таких речей против барона пойдёт только идиот. А среди наших девочек таких не осталось. Дурных повыбили.

Надо с компанией барона договариваться. Но желательно не с баронессой, поскольку этот зверь ещё тот, обдерёт, как липку и голышом отпустит, знаем мы таких. Нет, договариваться надо с бароном. Тот помягче будет, да и мужик, опять же. А с мужиком бабе завсегда можно договориться.

Ещё лучше было бы договориться с Димоном. У того две жены и обе из наших. Но его нет, пропадает непонятно где и когда будет обратно, никто не знает. А времени нет.

Остаётся один барон.

Поэтому, надо только дождаться удобного момента, когда он будет в пределах досягаемости, а не опять куда-нибудь за тридевять земель усвистит, и предложить ему золотой рудник. Сдать всё добытое золото и выторговать с него свой процент. Процентов тридцать, не более, потому как больше всё одно никто не даст. И спокойно потом заниматься тем же самым, что и сейчас: гонять ящеров по предгорьям, сопровождать караваны с рудой и добывать золото. За тот процент, о котором договоримся.

Если нам наш рудник после того оставят, конечно. В чём я очень сильно сомневаюсь.

Но вот, если у нас будет ещё что-нибудь ему предложить, — невнятно пробормотала Илона себе под нос. — Что-нибудь такое, для него интересное. Тогда, глядишь, и на более весомый процентик можно надеяться, — Илона глубоко задумалась, вороша в памяти, хоть что, чем можно было бы заинтересовать компанию землян. Не найдя, тяжело вздохнула. — Ничего в голову не приходит. Пока ничего. А как хорошо было бы…

— Почему ничего, — подошла поближе Кара и опустилась на край кровати.

Илона недовольно поморщилась. Опять Кара за своё. Сколько ей говорено было, чтоб не ходила по дому в уличной одежде, да ещё к тому ж в сапогах. А той всё равно. В одно ухо влетело — в другое сквозняком выдуло.

Улыбнувшись, прекрасно поняв, что так рассердило Илону, Кара продолжила.

— А та долина с медно-никелевым рудником? Та, что мы недавно нашли в предгорьях и отбили у людоедов. И не знаем, что теперь с ней делать? Он нам нахрен не сдался, а у барона этой меди, — поморщилась Илона. — Не знаем, как с озёр то вывозить горы целые уже добытой руды, а тут вообще, чуть ли не в горах, в глубине, где-то глубоко в ущелье. Откуда до ближайшего озера — день пути, а то и все десять.

На одной доставке разоришься. На озёрах — там что. На баржу погрузил и она вота — на плавильном заводе, почти возле города. А тут — пока к ближайшему озеру доставишь, замучаешься по кручам пробираться. Дорог нет.

— А как же ящеры медью и этой…, - замялась Кара, вспоминая незнакомое слово, — никелем этим, ящеры оттуда торговали? — недовольно воззрилась на Илону Кара.

— Вот так и торговали, — невесело усмехнулась Илона. — Как хищники. Сначала повывели все ближайшие леса на уголь, по этому следу мы, кстати, их и обнаружили, а как быть дальше — не подумали, идиоты.

Плавить на месте — топлива больше нет. Тех, кто плавил — тоже нет. Нам бы их с самого начала поберечь, а не резать под корень, — равнодушно бросила она. — Да кто ж знал то, что плавильщики живыми понадобятся. Ну и так далее, — равнодушно махнула она рукой. — Проблема на проблеме.

— Вот и давай предложим это неудобное месторождение барону, в довесок к нашему золоту, — усмехнулась Кара. — Пусть он с ним делает что хочет. Говорят этот никель для стекла очень нужная штука, глядишь, он и заинтересуется. А в оплату возьмём бронек их непробиваемых, пулемётов парочку, винтовочек снайперских пневматических дальнобойных. Ещё…

— И золотой рудник пусть под нами оставит, — зевнула Илона. — И всё это, он, конечно же, даст, — откровенно ехидно глянула она на подругу. — До сих пор всё только обещал, обещал, а ведь ни разу так и не дал. Ничего из тобой перечисленного! А тут вдруг даст.

— А куда он денется, — предвкушающее расплылась в ухмылке Кара. — Илона, Илона, — покачала она головой. — Что-то с тобой последнее время не то происходит. Влюбилась, что ли в кого? Ты совсем не следишь за последними вестями, доходящими до нас из Старого Ключа.

Барон явно что-то замутил с гильзами для патронов к огнестрелам. А в таком деле без меди никак не обойдёшься. Поверь мне, я точно знаю.

Так что наше золото и наш медно-никелевый подарочек будет в самое время. Глядишь, и с процентиком по золотишку не будут так обжимать, как мы думаем, — уже с гораздо меньшей уверенностью в голосе проговорила она.

Видно было, что уж в это она сама не верила совершенно. Но так ведь хотелось.

— Решено! — хлопнула ладонью по колену Кара. — Деваться некуда. Едем в город и разговариваем с бароном, пока он опять куда-нибудь не сбежал или сам к нам не пришёл, что ещё хуже. А там — будь что будет. Но так дальше продолжаться не может. Надо определяться.

Золото, сколько у нас уже есть, отсюда мы не вывезем, это уже ясно. А бросать честно нажитое, чтоб кто-то другой нашёл потом. И чтоб кому-то чужому досталось — это не по мне. Проще самой удавиться.

— И даже пробовать не будешь? — подозрительно посмотрела на Кару Илона.

— Три с небольшим лишком тонн золота? — скептически глянула на неё Кара. — На своём горбу? Пешком? Сначала по горам, без дорог, а потом по враждебным землям Приморья?

А перед этим ещё надо прорваться сквозь заслоны ящеров с егерями в горах? Нет, я не самоубийца. Такой прорыв — гарантированная смерть для всех нас, вот что я тебе скажу.

Так что выбора у нас нет — идём сдаваться.

Как ты и хотела, — ядовито добавила она, сердито глядя на подругу.

Ну а про то золотишко, что мы уже отлили в слитки и притопили, действуем, как договорились, — со значением посмотрела она в глаза подруги.

— Тысяча четыреста сорок золотых слитком по килограмму каждый, девяносто пудов, — мечтательно закатила глаза к потолку подруга. — В только нам одним известном месте, на твёрдом дне. На глубине чуть более полутора сажени. В любой момент ныряй и забирай. Лепота!

Будущее рисовалось теперь им не в самых мрачных тонах.

 

Глава 3 Осень, золотая осень…

Дурной день.*

Таким отвратительно мерзким этот тихий, тёплый осенний день, наполненным солнцем, для Главы города Старый Ключ Косого Сильвестр Андреича был, наверное, единственным за все последние годы. По крайней мере, так сейчас он думал, с самого раннего утра сидя в зале заседаний Городского Совета и с фальшивой улыбкой на лице принимая откровенно лживые поздравления от представителей краевых властей по случаю открытия в их городе учебной Академии.

И только откровенным издевательством можно было расценить все эти фальшивые улыбочки, расточаемые ему прилюдно в глаза и хвалебные отзывы об его уме и предусмотрительности, о его правильном понимании текущего момента и прочем, прочем, прочем.

— "Сидоровы штучки, — раздражённо думал он. — Всё о ящерах своих беспокоится, мерзавец хренов, выборный глава ящерова клана, — мысленно обругал он непоседливого барона, которому всё что-то неймётся. Вот ещё и какую-то академию у него в городе затеял. Детишек, видите ли, учить вздумал. Даже не спросясь с городскими властями. Всё сам, да сам.

Просто взял и поставил всех перед фактом своего самоуправства, а ты теперь сиди тут и разбирайся.

"Да ещё и через голову городских властей стал действовать, напрямую обратившись за поддержкой в Территориальный Совет.

Этих только тут не хватало, — едва сдержался Голова от того, чтобы вслух не выругаться.

Сиди вот теперь тут и расхлёбывай".

Самым неприятным было осознавать, что делалось всё явно в пику ему, Голове.

Ванька Ведун, зараза такая, нашёл-таки способ на нём отыграться и унизить в глазах всего города.

И ещё более неприятным было осознавать, что все в зале прекрасно всё понимали, судя по бросаемым на него откровенно насмешливым взглядам и издевательским ухмылкам его давнего недоброжелателя Потапа Буряка всего его клана, будь они трижды неладны.

Мысленно он снова зацепился за Буряка.

— "Какая связь между ним и Сидором?" — с тщательно скрываемым даже от себя беспокойством, пронеслась у него в голове быстрая мысль.

Неожиданно, даже для самого себя Голова отметил, что одна только мысль, мимоходом проскользнувшая у него в голове о возможном союзе Потапа Буряка с бароном Сидором, вдруг вызвала в его душе настоящую бурю неподдельной озабоченности.

Такой союз грозил ему уже не мелкими пакостями, как в случае с отдельно взятым Сидором, пусть даже включая сюда и Машку с остальными. Нет, такой союз грозил ему уже крупными проблемами.

Потап Буряк был весомой величиной. А барон?

Тихой сапой на барона уже искоса стала посматривать вся южная половина города. Что он предпримет и как на что реагирует. А если брать всю женскую половину, причём не одного, только южного конца, а ещё и прилегающего к нему нищего портового района, то и тут уже было всё совершенно ясно. Как скажет его жена, баронесса Изабелла де Вехтор, так поступят не только все бабы с тех концов города, но и все амазонки, что за последние годы прижились в городе. А это, без малого несколько сот, если не тысяч голосов.

И если раньше на тех же амазонок можно было просто махнуть рукой, отмахнувшись из-за их разобщённости, то теперь, когда в городе появился явный, и что ещё хуже, признанный ими самими лидер — баронесса де Вехтор, с этим бабьим фактором придётся теперь серьёзно считаться. А там и другие городские бабы, глядишь, за ними потянутся.

Если уж и в его доме завелась измена. Голова вспомнил, какими глазами сноха его младшенького смотрела на баронессу, и на душе его стало ещё пакостней.

В душе его вдруг захолонуло. Там же у них есть ещё и Машка! Дрянь такая.

Баба, избившая самого Главу города, его, Косого. Прилюдно поставившая ему фингал под глазом. И которой за это ничего не было! Даже простой матерной выволочки!

Попробуй её теперь такую тронь, загрызёт бабьё.

Это уже не лезло, ни в какие ворота. Придётся оглядываться ещё и на баб! Ужас!

Да ещё лесовики с хуторянами, отчего-то сделавшие ставку на Сидора.

Раньше демонстративно державшиеся в стороне и не вмешивавшиеся в дела города, теперь они вдруг, непонятно с чего зашевелились.

"Видать больно им понравилась спокойная жизнь летом под защитой медведей. А медведи — это Сидор. Сидор и Машка. Есть Сидор, есть Машка — есть медведи. Нет их — нет медведей. Логическая цепочка выстраивалась железно.

На границу бы этого Сидора с его медведями, — несколько нелогично вильнула мысль Головы в сторону. — А заодно к нему туда и Стёпку с Ванькой, братьёв Дюжих, вместе с остальными мхом заросшими лесовиками, и ещё, кое-кого из города. К ящерам в соседи, чтоб одумались", — невольно раздражаясь, подумал Голова.

Настроение испортилось ещё больше. За Дюжим мысль зацепилась за Трошиных, а там и ещё другие полезли.

— "Нет, теперь Сидра просто так не сковырнёшь. Врос корнями, скотина такая в ключёвскую землю, теперь только попробуй его тронь. Такой хай подымится…

И попробую, — мстительно пообещал сам себе Голова. — Ещё как попробую. И денежки мои, мой миллион, не полученный из-за него на Басанрогской таможне, он мне ещё вернёт".

То, что самому Сидору было откровенно на всё плевать, и тот не собирался бодаться ни с Головой, ни с кем-либо ещё, он в тот момент как-то не подумал. Ему было не до того. Мысленно Голова составлял план мести.

— "Чего эта скотина там ещё плела? — мучительно пытался вспомнить позднюю встречу в трактире с таможенником мрачный Голова.

С фальшивой улыбкой на губах он принимал поздравления от членов Совета, и привычно, с приклеенной на губах улыбкой пропуская мимо ушей всё тянущуюся и тянущуюся речь представителя центральных властей. Он мучительно пытался восстановить в памяти мельчайшие подробности той поздней, и так печально закончившейся встречи. Что-то там было такое, что мимолётно царапнуло его сознание и тут же забылось, смытое злостью, вспыхнувшей в его душе от озвученных таможенником цифр полученного Сидором дохода.

Нет, — с сожалением вернулся он сознанием в реальность. — Ничего больше не вспоминается. Будем тогда слушать дальше, чего ещё нового соврут эти территориалы.

Может быть, он бы и поверил сейчас в эти поздравления. Тем более что так хотелось в это поверить, и по привычке принять желаемое за действительное, если бы не письмо от того же самого руководства территориальных властей, буквально жгущее его внутренний боковой карман.

Ему, с непривычной откровенностью и безпримерной, досель невиданной наглостью была устроена жёсткая выволочка за небрежение в столь важном деле, как образование населения подотчётной ему территории. И за что? Только за то, что он не подарил, а всего навсего продал этой самозваной Академии пару гектар своей землицы под расширяющееся буквально на дрожжах учебное заведение. Новый корпус, видите ли, захотели себе построить. А он им, видите ли, не отдал даром, а продал свою землицу. Уроды!

Самое же неприятное было осознавать, что эту выволочку он заслужил. Голова сам так считал. Он на самом деле пожадничал и был целиком неправ в этом деле. Бесило же его только та бесцеремонность, с какой всё это безобразие было устроено. Вот это ему не нравилось.

— "Так ведь пахотная то землица, а не абы что, не бросовая! Чистый чернозём!" — вновь, в который раз за прошедшее с того злосчастного дня время, убеждал он сам себя вновь и вновь, пытаясь доказать хотя бы самому себе что был прав. Что радел ради дела, а не пытался нажиться. И понимал, что даже с убеждением самого себя у него получается плохо. Он пожадничал, и за это его сегодня фактически прилюдно высекли.

Пусть словесно, но оттого не менее неприятно.

Вот что его бесило.

Но то, что теперь разворачивалось прямо перед ним, окончательно опустило его настроение ниже и так невысокого уровня. Этой самозваной Академии была вручена "небольшая денежная сумма на развитие".

Но небольшая она наверное была только в воспалённом мозгу этого представителя территориалов, прибывшего на специально зафрахтованном для перевоза дорогого груза большой речной ладье с двумя боевыми лодьями прикрытия. Видать, во избежание возникновения в умах особо дерзких речных пиратов соблазна напасть на жирного золотого гуся.

— "Золотая лодья — вот как это называется", — угрюмо думал Голова, с буквально приклеенной к губам фальшивой улыбкой кивая головой на неискренние поздравления себе любимому.

И ведь ни одна зараза ни из амазонок, ни из подгорных, не говоря уж про имперских ящеров на реке лодью не тронула, хоть все и знали прекрасно, что она везёт в своём трюме. Значит, проход лодьи согласован был на самом высшем уровне, а якобы "боевое" прикрытие — это так, одна видимость, призванная демонстрировать всем заботу о сохранности груза. И не более того.

Но кому! Кому передают груз этой золотой лодьи?"

Казалось, сейчас Голова волком взвоет от тоски, на какой-то краткий миг охватившей его, настолько ему было тошно смотреть на происходящее прямо у него на глазах.

Деньги, совершенно игнорируя ранее принятую практику невмешательства в городские дела и существующую в городе власть, напрямую вручались кланам, занимавшимся в прошлом году хоть какой-то благотворительностью. Понемногу, но всем, кто что-либо делал в этой области. Тем, кто организовал приюты для сирот по типу кадетских корпусов или занимался устройством различных учебных заведений, от простейших кожевенных мастерских для обучения мальчиков кожевенному делу, а девочек кройке и шитью.

А это, как для Головы оказалось совершенно неожиданно, была, чуть ли не половина всех кланов города. И причём, старейших кланов, самых уважаемых, самых богатых. Которые, не в пример ему, как оказалось не жалели денег на благотворительность. И которые, как теперь, оказалось, получили целевые, компенсационные дары на подобные предприятия в будущем.

И получали они её через банк "Жемчужный", который ещё вчера был натуральной пустышкой, непонятно за какой надобностью держащейся на плаву одной лишь фанаберией группы землян. И тут вдруг, словно бессмертный феникс возродившийся вновь.

И только его клана не было в этом списке. И что самое обидное, это было озвучено прилюдно.

— "Мне прилюдно попеняли на невнимание к сиротам".

Голова от одного только воспоминания о пережитом унижении чуть не впал в глухую тоску.

— "Да ещё и в личном письме отметили моё личное небрежение к данному вопросу", — снова проскочила в голове кисло тошнотворная мысль.

Такого позора он давно не испытывал.

Но всё бы было ничего, если бы в этом же, самом списке специально не отмечался особый вклад неприятного лично для него клана землян. Этот "бабий клан", как Голова в последнее время его про себя называл.

И ладно бы они получили какие-то медяшки, не жалко. Нет! Но двести тысяч золотом?! Двести тысяч банку "Жемчужный" на благотворительность! Это уж слишком! Плюс распределение выделенных кланам средств, от которых тоже что-то прилипнет к ручкам этой… Машки!"

"Двести тысяч! — чуть ли не в голос взвыл мысленно Голова. — И на что? На покупку земли для дальнейшего развития академии, на устройство строений, найм преподавателей, покупку оборудования для учебных лабораторий и прочая, прочая, прочая! А мне наглая, безцеремонная, прилюдная выволочка за то, что я им, видите ли, кусочек своей землицы продал, а не подарил, как другие. И что не поддерживаю столь важного и богоугодного дела, так необходимого для взаимопонимания двух наших рас".

И косой, многозначительный взгляд в его сторону Главы "золотой миссии" территориалов Симки Безпалого, его давнего недруга, распинающегося сейчас перед собравшимися в зале представителями кланов, и не преминувшего походя пнуть былого недруга.

— "Знает! Знает мерзавец, что в письме, — мрачно думал Голова. — О, как зыркает на меня своими буркалами. Небось, его потому и послали сюда, что знали что он мне лично неприятен".

Но как Голова ни был расстроен подобным положением дел, то что предстояло этим вечером ещё больше выбивало его из колеи.

Этим вечером предстоял бал. Самый настоящий бал. С приглашённым оркестром из сорока разных струнных и ударных инструментов, с надраенным до зеркального блеска полом в банкетном зале Горсовета и с гостями с "золотой лодьи", специально для которых он, собственно, и был устроен, будь они неладны.

И всё это, сложившись вместе, окончательно создало в городе нерабочее, праздничное настроение.

— "Нет! — пришёл к окончательному выводу Голова. — День не задался!

Однако, — неожиданная мысль вдруг пришла ему в голову. — Где это раньше было видано, чтобы в Старый Ключ приходила "золотая лодья"?

Ого! Мы подымаемся! Выходит, статус города растёт! И это всё во время МОЕГО правления!"

"Но двести тысяч этим нищебродам, — ледяная дрожь прокатилась волной по спине Головы. — Двести и миллион, украденный у меня Сидором не перевале. Мой миллион! Мой! Это ведь я его должен был получить! И его, и ещё много, много миллионов, которые я теперь уже никогда не получу. И всё из-за жадности этого новоявленного дворянчика с купленным титулом, у которого вдруг оказались такие весомые привилегии.

Ненавижу! — мышцы лица буквально сводило судорогой от злости. — Ненавижу этого наглеца, что фактически ограбил меня. Уже даже не на миллион, а на миллион двести! Ограбил и прилюдно унизил. Не прощу! Ненавижу!"

Непонятная какая-то встреча…*

Ожидая прибытия на литейный завод барона, Марьяна нервничала. Вернувшись обратно после той странной, непонятной поездки на озёра, она всё время после того пребывала в странных, каких-то раздёрганных чувствах.

Марьяна никак не могла для себя решить, что произошло. Правильно ли она поступила, согласившись с предложением барона поговорить со своими подругами с озёр и предложить им деньги для помощи их товарищам в городе, которым не так как им повезло в жизни.

Тогда, перед поездкой ей в предложении барона не показалось ничего странного. Ведь действительно. Тысяча золотых, данные от всей души, без всяких условий на помощь бедствующим товарищам — что может быть благороднее.

— "Какая же я дура, — мрачно, но очень точно для себя оценила собственные умственные способности Марьяна. — Барон играет в какие-то свои игры с девочками на озёрах, а её с этим золотом использовал втёмную. Какая же я дура".

Осознавать, что тебя использовали, причём использовали без твоего согласия, было неприятно.

Оставалось лишь утешиться, что ничего изменить теперь было нельзя. И что сделано, то сделано. Она, немолодая сорокалетняя женщина, которой давно было бы пора разбираться в подобных вещах, ошиблась. И в результате ничего теперь не будет.

Она провалила просьбу барона по передаче подругам золота. Те, по каким-то причинам отказались его принять, а вот как теперь на данный факт посмотрит настоящий владелец золота, Марьяна не знала.

Амазонка была полна сомнений. Останется ли в силе их последнее с бароном соглашение о формировании отдельного, дополнительного обоза, в котором уже сами амазонки будут главными владельцами, а не на подхвате у других, у тех же ящеров, будь они неладны. Или теперь следует о своей мечте забыть? Всему их отряду, всем оставшимся на сегодняшний день живым тридцати шести человек.

И какова теперь будет судьба тех пятидесяти девиц, что поддались на её агитацию и собираются отправиться вместе с ней в Приморье, она тоже не знала.

— "Как поступит барон?" — мрачно теперь предавалась грустным мыслям амазонка.

— Здравствуйте, Марьяна.

Холодный, вежливый голос человека, о котором она только что думала, мгновенно вывел амазонку из мрачной депрессии, куда она готова была вот-вот свалиться.

— Здравствуйте, господин Сидор, — откликнулась та. — Какими судьбами? Так рано? Вроде в заводской конторе сказали, что вы будете не ранее чем через два, три дня. Что-то случилось?

— Случится тут, — мрачно буркнул в ответ Сидор. — Дел полно, везде не успеваю. Вот и приходится крутиться, мотаясь туда-сюда по несколько раз на дню.

— Хоть военный полевой телефон покупай у трофейщиков, — раздражённо буркнул он. — Никакой нормальной связи. А эти птицы меня уже задолбали.

Но, ладно, — оборвав свои причитания, раздражённо махнул он рукой. — Вернёмся к нашим баранам.

Марьяна внутренне подобралась. Похоже, теперь разговор пойдёт серьёзный и по её делу.

— Как я тут только что узнал, — суховатым голосом начал Сидор, — миссия наша по поддержке ваших же товарищей, бедствующих в городе, провалилась.

Сидор криво улыбнулся, раздражённо мотнув головой.

— Поди ж ты, — буркнул он. — Отказались. В кои то веки вздумал сделать доброе дело и то, послали.

Значит, не взяли деньги, — мрачно констатировал он, не глядя на Марьяну. — Ну что ж, их право. И понять их можно — не хотят быть должными. Даже если в результате никто из тех, кому можно было бы реально помочь, так помощи и не получит.

Да и хрен бы с ними, — Сидор вдруг искренне, добродушно улыбнулся, глядя прямо в глаза амазонке, и с улыбкой заметил.

Не хотят, не надо. А золото это, тысяча золотом, — пусть остаётся у вас. Так сказать, в виде премии за потраченное время и силы. Распоряжайтесь им как сами найдёте нужным.

Марьяна ещё больше насторожилась. Такие подарки были не к добру.

— Помимо этого, — продолжил меж тем барон, словно не заметив беспокойного шевеления собеседника, — от своего ранешнего обещания учредить ещё один торговый обоз, персонально под вас, я не отказываюсь.

Сейчас группа планирования как раз прорабатывает ваши будущие маршруты и подготавливает всю необходимую оснастку, чтоб с вас на нём в городах лишнего не брали. Ну, — барон задумчиво почесал макушку. — Карты там всякие, кроки, где карт нет, но есть описание, перстни дворянские, чтоб вы не тратили лишнего на плате за торговое место и за въезд в город. И многое, многое ещё.

Одних только фургонов вам надо не менее полутора сотен сделать, а их сейчас готовых нет ни одного. Дело это не быстрое и так просто не решается.

Да и есть ещё много разных тёмных моментов.

На тех трассах, где сейчас работают наши первые два каравана, всё уже давно устоялось и определено. Лишнему там места нет. Поэтому, вам придётся работать по новым местам, по новым маршрутам. Возможны трудности, — поднял он тяжёлый взгляд на амазонку.

Так и скажешь Катарине, когда будешь на месте. Что барон от своего слова не отказывается, и как только всё будет готово: лошади, фургоны, товары, вы сразу же выделяетесь в отдельный караван.

Но отдельный не значит совсем отдельный, — понимающе усмехнулся он, заметив вспыхнувшую искорку интереса в глазах амазонки. — Вас слишком мало для такого большого дела. Да и не все функции в караване вы можете выполнять. Тех же кузнецов среди вас нет, плотников нет, одни стрелки. Вот так давайте и договоримся. Вас и дальше будем в основном как стрелков использовать, а в остальном — всё по сложившейся, проверенной практике.

И для начала, для подтверждения серьёзности наших договорённостей, вы получите в своё распоряжение два пулемётных броневика.

Они вас ждут на заднем дворе литейного, — улыбнулся он, видя сразу заволновавшуюся амазонку.

Это, — замялась та. — Это из новой серии? С улучшенными обводами, облегчённые и с цельнолитым стеклянным колпаком? Тот самый? — восхищённо ахнула амазонка.

Те самые, — скупо улыбнулся в ответ Сидор. — Два!

Идите, принимайте и осваивайте. Я распорядился, чтоб вам выделили время на полигоне и дали там вволю пострелять. Так что пульки можете не экономить. Пока не научитесь стрелять из пулемёта так же как из своих луков, в Приморье вы не вернётесь.

Так что, тренируйтесь.

И последнее, — грустно улыбнулся он. — В городе из вновь прибывших из Амазонии девиц, решивших на нас немного понаёмничать, к сегодняшнему дню скопилось уже чуть ли не полторы сотни душ. По договору с Карой и Илоной, они должны были поступить в их распоряжение. Но раз у вас есть с руководством озёрных амазонок договорённость о свободном найме, то я бы вам советовал попытаться сагитировать кого-нибудь ещё из этих полутора сотен. Глядишь, кто-то потом у нас в приморском караване и задержится.

Не все же сбегают, кто-то же и остаётся, — многозначительно глянул он в глаза Марьяны. — И тем, лучшие преференции будут, — со значением подчеркнул он.

Остро глянув в светлые глаза барона, такие честные, честные, Марьяна чуть грязно не выругалась матом. Барон покупал их с потрохами, но как же это было здорово. Теперь они точно выходили на новый уровень. И если она после всего этого выживет, а выживет она точно, потому как помирать теперь нет никакого смысла, то безбедная жизнь впереди у неё точно будет.

С достоинством кивнув, Марьяна молча вышла из комнаты. Дел теперь, с получением в своё распоряжение броневиков у неё прибавилось. А надо было ещё и лошадей в табунах барона подобрать, да чтоб порезвее.

Глядя вслед амазонке, на захлопнувшуюся дверь, Сидор медленно, как бы ни веря сам себе, покачал головой.

— Потрясающе милитаризованные бабы, — едва слышно хмыкнул он. — Ничего кроме оружия не интересует.

"А вот с золотом — проблема, — мрачно подумал Сидор. — Не спугнул ли я Кару с Илоной этой золотой приманкой, переданной через Марьяну. Похоже, что так. Даже она сама что-то заподозрила. Вон, как глазками зыркала, да рожу кривила. Готова была во мне дырку насквозь просверлить. Не понравилось, что использовал втёмную.

А что использовал — это она хорошо поняла. Потому и кривила физиономию весь разговор. Даже весть о броневике мало что изменила.

Ну да ладно, — мысленно махнул он рукой. — Главное чтоб не догадалась, зачем я это сделал. А вот это точно, она не догадалась.

А подруги, видать не просветили, — довольно констатировал он. — Значит, золото амазонок пока на месте и круг посвящённых они расширять, не намерены. И можно ещё недельку потянуть, пока Корней с моим передвижным борделем не доберётся на своих лодьях хотя бы до устья Ключёвки.

Потом, день, два на обустройство новосёлов. И вот тогда, — Сидор прищурил глаза в предвкушении. — Когда Корней появится в городе…, вот тогда мы с амазонками с озёр уже по-другому поговорим. Он вояка, ему и карты все в руки. Это его дело воевать.

Главное, что он вернулся и вернулся с добычей, — повеселел Сидор. — И Машка довольна теперь будет, да и мне полегче. Всё не одному на своей шее все дела волочь. Теперь войну с племенами подгорных на озёрах можно смело на него сбросить, и войну и амазонок, а самому заняться более важными вещами.

Решить наконец-то вопрос с землёй и претензиями по пленным амазонкам. А то ишь, повадились. Пленных нет давно, все это знают, а землицу так и не вернули, всё тянут. Формальности, вишь ли не соблюдены.

Придётся идти в Совет, ругаться".

Сидор недовольно поморщился. Видеться с Головой не хотелось категорически. Тот последнее время в разговорах с ним был крайне неадекватен.

Сидор опять тяжело вздохнул. Не успев даже перевести дух и отдохнуть с удочкой на берегу озера, приходилось возвращаться обратно в город. Слишком много было там нерешённых проблем. И проблема с Марьяной, начавшей смутно о чём-то догадываться, была среди них не самой важной.

Скажем так, совсем не важной.

Обоз, или "вспомогательная дружина".*

Солнце в небе жарило немилосердно. Это было какое-то чудо. Среди холодной, сырой осени с промозглыми ветрами и затянутыми дождевыми тучами небосводом, вдруг прорезался по-настоящему тёплый летний день. И окрасил всё вокруг золотом пышной уходящей осени. Казалось, всё вернулось назад.

И в этот прекрасный осенний день, когда надо было бы наслаждаться последними тёплыми деньками перед стылой, холодной зимой, Голова вынужден был бросить всё и явиться сюда, в этот Богом забытый речной затон, принадлежавший компании своего клятого недруга барона Сидора де Вехтор и встречать прибывающую в город "Вспомогательную" дружину барона.

Пропустить такое событие он не мог ни в коем случае. Во-первых, ему было просто интересно. Что это ещё за особую "вспомогательную" дружину Сидор себе набрал. А во-вторых, прибытие в город любых воинских отрядов тщательно контролировалось городскими властями. И они были обязаны лично контролировать этот процесс. Тем более что все заинтересованные лица заранее ставили власти в известность о прибытии в город любых своих вооружённых формирований, даже если они были представлены в единичном числе какого-нибудь одинокого бойца.

В противном случае чужих могли просто перебить по пути, пока они поднимались по течению реки Ключевки от Лонгары вверх до города.

Специально для этого на реке было оборудовано несколько скрытых береговых укреплений с гигантскими, стеновыми арбалетами, миновать которые никто без серьёзных потерь для себя не сумел бы. И функционировала данная система настолько эффективно, что давно уж не было любителей проверить её на прочность. Особенно после последнего чудовищного разгрома наглых амазонок, устроенного городским войском совсем недавно.

Поэтому, самый подозрительный житель города барон Сидор де Вехтор, в лице своей жены баронессы Изабеллы де Вехтор, загодя, чуть ли не за два месяца до того, поставил городские власти в известность, что в Старый Ключ в самом скором времени прибывает баронская вспомогательная дружина, или, иначе говоря, по местному — обоз. Что баронесса имела в виду под словом "вспомогательная" Голове стало понятно только сейчас, когда он уже стоял в начале причала компанейского портового залива Речная Пристань и, широко раскрыв от удивления глаза, смотрел на это людское стадо, что называлось громким и звучным именем "баронская вспомогательная дружина" или обоз.

По началу, сразу по прибытии, когда первые дружинники вывалились с прибывшей лодьи на причал, он настолько оторопел, что буквально впал в ступор и несколько минут не знал какое найти слово для характеристики того юного галдящего словно стадо гусей сброда, что предстал перед ним.

— Да? — услышал он за своей спиной насмешливый голос Боровца. — Бедный наш Корней. Совсем его Сидор не ценит. Даже ему с его богатым учительским опытом, сделать полноценных бойцов из этого сопливого стада козликов не скоро удастся. Поверьте мне, уж я-то знаю. Повидал за свою жизнь всякого, но это…, - Боровец демонстративно изумлённо задрал высоко брови.

— Кто-то серьёзно подставил нашего бедного Сидора, — с отчётливо прозвучавшими в голосе покровительственными, генеральскими нотками, весело проговорил Голова. — На сколько человек они прислали заявку? — Голова повернулся к молчаливому Старосте, который единственный из них всех никак внешне не прореагировал на происходящее, а только со всё более возрастающим интересом рассматривал выгружающихся пассажиров большой транспортной лодьи.

— Двенадцать тысяч, — хриплым, простуженным голосом нарушил тот своё молчание. — Первоначально — двенадцать, первым рейсом. А дальше будет ещё больше. До тридцати, говорила баронесса, если, правда, мне не изменяет память. Вполне может и больше. Да ещё обоз с маркитантками, то есть шлюхами обоего пола. Тоже тысяч на двадцать, тридцать, но точнее, как у него сказано — "по составу дружины или по обстоятельствам".

Странно, — снова задумался он. — И куда ему такой большой обоз? У баронессы же не такая и здоровущая армия будет? Её у неё вообще пока нет. Или Сидор всерьёз озаботился отвоевать баронство своей жены. У Сидора что, совсем крышу снесло? — с неподдельным удивлением посмотрел Староста на не менее его озадаченного Голову. — Странно, не похоже на нашего хитрожопого барона.

А вот и маркитантки, — медленно проговорил он, окончательно впадая в ещё более глубокую задумчивость. — Вторая лодья — с маркитантками. Что-то будет.

— Ёпрть! — не выдержал Голова при первом же взгляде на баронских маркитанток. — И это у него маркитантки? — потрясённо уставился он на Боровца. — Молодые девки, которые ещё не знают, с какого конца юбку перед мужиком задирать? Соплюшки по тринадцать, пятнадцать лет? Это что же они ему в обозе намаркетируют, — усмехнулся недоумённо он. — Сидор что, совсем из ума выжил? Кого ему нанимают? Ему там, на юге что, совсем голову солнышком напекло?

— Боюсь, как бы нам тут всем голову скоро не напекло, — сухим, скучным голосом наконец-то отозвался Староста.

— То есть? — недоумённо повернулся к нему Голова. — Тебя что, маркитантки эти не удивляют?

— Меня всё, связанное с этой компанией больше не удивляет, — сухо и резко отрезал Староста. — Меня всё, связанное с этой компанией настораживает. Странно, что ты ещё не привык к этому и постоянно удивляешься.

Мало тебе Басанрогского перевала?

Ты не находишь, что всё это, более чем странно? — Староста с брезгливо презрительным видом кивнул на реку. — Странные сопливые дружинники, совершенные селяне, не годные ни на что, кроме как быть мясом в мясорубке. Девицы эти, называемые маркитантками, а более смахивающие на простых деревенских девок на выданье. А явление их здесь вообще, больше похоже на смотрины невест, чем на выбор шлюх в походном борделе.

Вам не кажется всё это очень странным?

Это всё что угодно, но только не баронская дружина. Тем более никакая не вспомогательная. И никакой не обоз! — не сдержавшись, рявкнул он на собеседников.

— Что же это тогда? — удивлённо воззрился на него Боровец, оторвавшись, наконец-то от завлекательного зрелища с разглядыванием новобранцев.

— Идея!

Какая богатая идея, — не обращая на него внимания, Староста с задумчивым видом медленно качал головой. — Боже мой, какая богатая идея! — повышая и повышая с каждым словом голос, Староста наконец-то оторвался от внутреннего созерцания и восхищённо уставился на товарищей. — Ну, Сидор! Ну, сукин сын!

Вы знаете, что это такое? — расплывшись в улыбке от уха до уха, он с победоносным, торжествующим видом кивнул головой на большую толпу подростков, сгрудившуюся на пристани.

Не дождавшись ответа от заинтересованно глядящих на него товарищей, он с довольным видом пояснил.

— Это не дружина, это вспомогательное войско!

— Ну, ясно, — поторопил его Голова. — Сам же говорил, что в заявке его так и написано: "Обоз, или вспомогательная баронская дружина".

— Нет! — медленно покачал головой Староста. — Вы все так ничего и не поняли. Вспомогательная, у него в самом прямом смысле означает помогать. А это значит, — усмехнулся он невольной тавтологии, — что нигде и ни с кем воевать это войско не собирается. А будет оно барону землю пахать, на рудниках его руду кайлить, да на заводах баронских вкалывать, преумножая баронское благосостояние.

Нет, дорогие мои товарищи! Это очень богатая мысль, создать себе этакую вспомогательную дружину. Ну, Сидор, — Староста в искреннем восхищении звонко шлёпнул себя руками по бокам. — Ну, стервец! Ну, молодца! Такое придумать! Это же надо! Так ловко обойти баронские запреты на вывоз крепостных. Никому ещё такого в голову не приходило.

— Крепостных? — хриплым, севшим вдруг сразу голосом едва слышно проскрипел Голова. — Ну, я ему покажу, крепостных, — тихо процедил он сквозь стиснутые зубы, до которого наконец-то стало доходить, что такое перед ним происходит. — Ну, гад! Меня чуть на виселицу не послали, обвинив чуть ли не в рабовладении, а сам…. Ну, погоди! — мстительно прищурился он.

— А чего годить то, — усмехнулся Староста. — Что ты ему сделаешь?

Накажешь? За что?

— Как за что? — аж растерялся от подобной наглости Голова. — Вот за это! — ткнул он рукой по направлению толпы переселенцев. — Да я…

— Ты заткнешься, и будешь молчать! — неожиданно тихо и зло, каким-то придушенным, злым голосом рыкнул на него Староста. — Молчать и смотреть, если не хочешь проблем себе на шею. И ничего ты ему не сделаешь.

Державшемуся всё это время чуть в стороне Боровцу, в этот момент вдруг стало отчётливо ясно, кто в этой двойке главный. Не Голова, который всегда прилюдно был впереди и на первых ролях, а Староста — серый кардинал, как говорили в таких случаях сами земляне.

Боровец поёжился. Многие знания грозили многими проблемами, а связываться с этими двумя — себе дороже было. Только такие отморозки, как Сидор со своей компанией могли на такое пойти, а он был человек степенный, семейный. И давать кому-либо из них повод подумать, что он догадался о внутренних пружинах этого союза, он не собирался.

Сделав безразличную, нейтральную морду, Боровец, внешне совершенно равнодушно зевнул.

— Лучше следить надо было за тем, что у тебя под собственным носом происходит, — ругался меж тем Староста, не обращая никакого внимания на манипуляции с лицом Боровца. — Корней уже известил Совет, что у него большой заказ на обучение новобранцев и поэтому никого из города брать на обучение он больше не будет.

Можно подумать ему кто предлагал, — сердито прошипел Староста.

И Машка его в тот же день принесла официальное заявление в Совет о досрочном расторжении договора между их компанией и городскими властями города Старый Ключ в выделении городу десятилетней безпроцентной суды на подготовку и переоснащение городского войска.

Мол, обе задачи фактически уже выполнены, а в городе полно иных, клановых центров обучения, где готовят не худших воинов. А переоснащение войска, после городского конкурса пулемётов, вообще теперь пойдёт на иных принципах. Поэтому и необходимости в ссуде городу они уже больше не видят. Потребовала провести ревизию, расторжения договора и досрочного возвращения ссуды.

Вот он подтвердит, — Староста мрачно кивнул на сразу же сникшего после этих слов Боровца.

— Сильный удар, — аж крякнул от расстройства Голова. — Ай, да Сидор, ай да Маша.

И всё по закону. У нас обучающие центры свои, чего раньше не было. А он для себя обучает свою неопытную дружину. И ему нужны деньги и учебный центр. И пока он свою дружину не обучит, использовать его бойцов на каких-либо городских делах нельзя. Не по праву.

А обучать он её, естественно, может хоть двадцать пять лет — срок службы дружинника, хоть вдвое больше. Пока обучаемые не умрут от старости. А там и призвать, кого на службу города нельзя будет. Померла дружина, что теперь с мёртвых возьмёшь.

И обучение, когда оно полностью в твоих руках, можно так построить, что со стороны и не поймёшь, что происходит. А, не поняв — не придерёшься.

То ли он их обучает, то ли этот горе вояка сейчас землю пашет, а обучаться он будет потом, когда отсеется, или когда урожай соберёт, или когда крепость где-нибудь там, на их озёрах построит, или когда то, или когда сё… Дружина то вспомогательная, не основная. Потому как в основную брать некого.

Ай, да Сидор, — недоверчиво покачал он головой. — Ишь, как замутил то.

Так обучать можно до безконечности, сами знаете.

И через гильдии городских ремесленников мы его не прижмём, — перебил он попытавшегося что-то вставить Голову. — Все городские ремесленные гильдии получили взятку!

— Как взятку, — сбросив оцепенение, на глазах стал звереть Голова. — Да я им…

— Заткнись, — резко оборвал его Староста.

Гильдиям уплачено вперёд за три месяца обучения. Разом, — оборвал его Староста. — Как бы только за три первых месяца, а не за двенадцать, но вперёд и золотом, а не услугами и не льготами, как это у тебя принято, — буквально набросился он на заткнувшегося в недоумении Голову. — И уплачена безумная по нашим меркам сумма — сто тысяч имперских золотых! Сразу! Разом!

А впереди им ещё обещано трижды по столько.

Сам видел вчера, как таскали сундуки с золотом из подвалов их банка. И как сундуки с золотом расхватывали гильдейские, словно горячие пирожки с поддона.

Вот куда пошло золото с "Золотой лодьи"! — раздражённо хлопнул он себя кнутовищем по сапогу.

Раздражённый, злой Староста злобно сплюнул на грязные доски настила.

— И теперь все городские ремесленные гильдии будут сидеть и молчать, чтобы ты не сказал и чтобы тут Сидор не воротил. А если ты, не дай тебе Бог, к ним сунешься, и что-либо против этой компании вякнешь….

Если только эти жирные коты почувствуют угрозу для своего уже полученного от барона золота и для своего сытого будущего, то они и тебя, и меня, и даже его с дерьмом смешают!

Староста в сильнейшем возбуждении ткнул прямо в глаз начальника Городской Стражи указательным пальцем, заставив того в испуге отпрянуть в сторону.

— Потому что таких денег сейчас, когда они так остро всем нужны, им взять, кроме как у барона, просто негде. А они им сам знаешь, как нужны. Срочно и как кровь из носу!

Перевал то открыли, а ты своё золото никому не даёшь, в загашнике держишь. А они дали! И дали много, и сразу!

Голова внимательно, несколько долгих, напряжённых минут молча разглядывал нахохлившегося Старосту, отвернувшего от них в сторону, и неожиданно глухим, напряжённым голосом тихо поинтересовался:

— Ты это когда понял? Сразу, или только сейчас догадался?

— Только что, — негромко буркнул Староста, не глядя на него. — Думать об этом начал сразу, как только его жена притащила в Совет заявку на обоз, а дошло только сейчас. Здесь на пристани! Как увидел, так сразу всё и встало на свои места. Никакие это не дружинники. Это переселенцы: селяне, рабочие, шахтёры, лесники, все кто угодно, но не воины. Не дружина это, а его крепостные на двадцать пять лет.

Но и с этого боку ты его никак не прижмёшь, потому что он уже выправил первую очередь в тридцать тысяч именных участков на свободное поселение своих дружинников. Мол, должны же они чем-то питаться. Вот и землица им, свободная, пожалуйста.

Но, как ты бы мог и сам догадаться, участки эти почему-то оказались из их же участков. Из тех, что ушли от нас по старым закладным. И теперь под его рукой не менее тридцати тысяч коренных жителей будет. Участки то у него — староосвоенные, — с горечью проговорил он.

Вот где они пригодились, закладные то, — глухо буркнул он, так и глядя в сторону. — Нам бы, нам. А не этому барону о том бы догадаться, что так можно их использовать, — с нескрываемой в голосе горечью проговорил Староста. — Нам бы, а не барону.

— Не вижу проблем, — тихо откликнулся Голова. — Не вижу проблем, — громче повторил он, привлекая внимание Старосты.

Всё это же можно использовать любому, — медленно и тягуче выговаривая каждое слово, негромко проговорил он. — Это же любой может так сделать! Мы же так можем легко заселить огромные массивы пустующей земли. А у нас, в отличие от Сидора и от всей их компании возможностей в том много больше.

— Не любой, а только шляхтич, барон или князь, — глухо отрезал Староста. — Но, ни ты, ни я, ни кто-либо из наших — не дворяне. Так что об этом способе увеличить население наших клановых деревень даже не мечтай.

Голова, хищно ухмыльнувшись, насмешливо посмотрел на Старосту.

— Шляхтич, говоришь?

А как тебе нищий шляхтич? Нищий шляхтич, который за малую денежку купит себе такую дружину, а потом передаст её нам в найм. Нанимают же баронские дружины себе ратников у нас на Левобережье? Нанимают! Для отражения набегов и амазонок, и ящеров. Стоит это конечно дорого, но ведь оно того стоит!

— Вот и мы себе такую дружину наймём. Или, обоз, как тот же Сидор, таких же сопляков. Это наверняка и дешевле, и…

— И выложим за неё такие же деньги, как эти? Четыреста тысяч? — Староста пренебрежительно кивнул в сторону, где стояли, что-то обсуждая, Маша Корнеева со своим мужем и Изабелла де Вехтор. — Ты готов к этому? — ехидно глянул он на Голову, ничуть не сомневаясь в ответе.

— Да и кто нам такое позволит? В Совете все на уши встанут. Да и гильдии городских ремесленников в этом случае, думаю, не останутся совсем безучастными. Один раз прошло, но второй раз не прокатит. Не дадут. Они тоже не дураки и уже через пару месяцев поймут, что их кинули. И с другими, то есть с нами, начнут цену задирать.

Поймут что это хороший заработок и захотят больше. Сам знаешь, аппетиты растут во время еды.

И вот с нас они возьмут уже сразу не за три месяца сразу, а за все двенадцать. И наличными, как барон платил. Скажут, что прецедент уже был. И никуда ты не денешься, если захочешь договориться. Да и то, думаю, вряд ли. Не дураки они рубить сук, на котором сидят, и пускать в город посторонних дешёвых рабочих не будут. Чай понимают, чем им лично это грозит. Поэтому, цена будет запредельная.

Поехали отсюда, — усталым, поникшим голосом заметил он, разворачивая своего коня обратно в город. — Сейчас мы ничего не придумаем, а вот завтра посмотрим, — с нотками скрытой угрозы в голосе пообещал он, бросив косой взгляд в сторону копошащегося на пристани клана землян.

— Ну почему же ничего, — насмешливо усмехнулся Голова, покровительственно посмотрев на друга. — Всяко дело имеет, как правило, два решения, неправильное и моё.

Так вот что я скажу тебе, друг мой. Всякое войско хочет кушать и, как правило, не впроголодь. А сейчас — осень. А ни зерна у этой шустрой компании, ни каких-либо других продуктов питания своего нет. Земельку то их мы им по весне не дали засеять? Не дали! Вот они и без своего хлебушка в этот год остались. А хлеб есть у нас. И через три месяца, когда кончится обучение у ремесленных гильдий, перед ними во весь рост встанет призрак голода.

Сколько, говоришь, у них людей планируется? Тыщ двадцать? Сорок?

— По последним данным то ли тридцать два, то ли тридцать шесть. Неопределённо, — заинтересованно глянул на него Староста. — Может и так, а вероятнее всего больше. Но жрать им точно нечего. Тут ты попал в самую точку.

— Не забывайте, — деловым тоном включился в разговор Боровец. — На их шее ещё и подгорные людоеды сидят, несколько тысяч. Пленные, что им руду кайлят в горах и на озёрах где-то в ящеровых предгорьях.

— О-очень хорошо, — расплылся Голова в радостной ухмылке. — Вот эти точно знают, что, а точнее кого они будут есть. Своих охранниц, которых давно пора бы было скинуть с тех озёр и зачистить от них территорию. Такие роскошные места не для каких-то бывших разбойниц. Которых, кстати, — Голова со значимым видом поднял вверх указательный палец, — они давно должны были отпустить на волю.

И срок, отведённый им — вышел. Пора к порядку призвать, — нагло ухмыльнулся он.

А хлеба своего у них нет, — с непередаваемо довольным видом снова констатировал он. — И если мы чуть-чуть подсобим — то и не будет.

А это ещё что? — заинтересовался он, заметив повышенную суету на прибывшей лодье. — Что это они там из трюма выносят?

О, — с непередаваемым удовлетворением проговорил Голова. — А вот и дохленькие. Гляди, как зашевелились, как забегали.

Всё! — хлопнул он себя кнутовищем по сапогу, — Можно закрывать лавочку и объявлять о наличие на борту корабля эпидемии. Объявляем карантин. И больше ни одна лодья нашего барона не войдёт в воды Ключевки без моего согласия. И из барона теперь можно будет вить верёвки.

— Я буду не я, если он нам половину людишек своих не отстегнёт, лишь бы остальных не трогали.

— М-да? — со скептическим видом синхронно повернулись к нему оба его товарища. — А объявлять о том, что ты вводишь карантин, ты кому будешь?

— Баронессе? Вон она стоит на пристани. Иди и объяви. Ведь Сидора нет в городе. Значит, только ей. Обоз то её.

Голова заметно увял. Связываться с баронессой Изабеллой де Вехтор он не хотел ни под каким видом. Мало того, что он перед ней натурально робел, так ведь, если честно признаться, хотя бы уж самому себе, он её просто боялся.

Та ведь могла и не посмотреть что он Глава этого города. Выхватит свою маленькую, изящную сабельку, которая вот так небрежно висит у неё на изукрашенном жемчугом пояске, махнёт, так его голова и покатится по настилу. И никакие телохранители его не спасут. Воспрявшее было паскудное настроение, упало ниже некуда.

— Не, — ехидно поддержал Старосту и Боровец с другой стороны, при том, подмигнув товарищу. — Он Белле ничего не скажет, он скажет Маше.

— Марье Ивановне Корнеевой, — тщательно выговаривая слова, проговорил он, ехидно глядя прямо в глаза Голове. — Она ему один фингал под глаз уже поставила, за равноправие в распределении премии за спасение жителей нашего города, поставит и второй, для симметрии. А потом добавит, — лыбящийся Боровец с любовью посмотрел на вытянутый перед собой кулак.

У них на случай какой-либо эпидемии всё предусмотрено. Врачи — самые лучшие. Не то, что в нашем городе, а на всём континенте, и лагерь, оборудованный всем, чем только можно.

У нас с тобой дома нет того, что у них хранится в аптечке самого обычного лагерного лазарета, — мрачно покосился он на Голову.

Даже неведомо где взятой колючей проволокой в два ряда периметр лагеря для переселенцев обнесли, стервецы такие. Чтобы во время двухмесячного карантина ни у кого из вновь прибывших раньше положенного времени не было желания сбежать и пообщаться с местными сверстниками.

Всё предусмотрели, — разочаровано проворчал он, — тут ты не подкопаешься. Надо искать иных путей.

Нет, можно конечно, дождаться самого Сидора и объявить ему о том, что ты вводишь карантин.

Тебе что, — посмотрел он в глаза Головы, — нужны проблемы с Территориальным Советом? Ведь программа барона с переселением курируется лично Ведуном.

Тебе нужны ТАКИЕ проблемы? — выделил он голосом сказанное.

— Твою мать! — выругался от души Голова, со злобой теперь уже рассматривая прибывший корабль. — Со всех сторон прикрылся, сволочь. Ладно. Будем думать. Нет такого дела, что человек не мог бы придумать. Как нет и такого, что нельзя было бы ему в том помешать. Надо думать.

— Думай, — равнодушно пожал плечами Боровец. — Если делать нечего, думай, никто тебе не запретит. А я лучше попытаюсь с ним договориться. Ведь обучить настоящему бою такую прорву сопливых пацанов не так-то легко. Да и места много надо. Так что и для моей стражи там работёнка найдётся, выдрессировать пару, другую сотен бойцов. А барон платит исправно, это всем известно.

И не скупится, в отличие от некоторых, — холодно глянул он на мгновенно смутившегося Голову.

 

Глава 4 Ореховая сень

Претензия.*

Пронзительно ясная, тёплая золотая осень как-то удивительно быстро и незаметно прошла, оставив после себя одни только грустные воспоминания о прекрасных, тёплых деньках нежданного золотого бабьего лета. И снова вернувшаяся на своё законное место промозглая сырая погода встала над Ключёвским краем мгновенно всем надоевшей слякотью и зарядившими на долгие дни обложными холодными осенними дождями.

Серые, тяжело нависшие над городом набухшие влагой дождевые тучи, казалось, придавили небо низко-низко к земле, создавая впечатление, что за них можно буквально схватиться рукой, и глядя на царящую кругом холодную слякоть, настроение у людей было соответствующее — раздражённое.

После совсем недавнего жаркого, насыщенного кучей произошедших событий бабьего лета и золотой осени, пришедшая слякоть казалась каким-то устоявшимся, неизменным болотом, в котором уже ничего не могло произойти. И хоть это было совсем не так, но сделать что-либо с этим странным и непонятным ощущением, буквально преследовавшим последние дни Сидора, он ничего не мог.

Даже вестей из Приморья о том, как там идут дела в отправленных туда двух торговых обозах, в последние дни не было. Последней короткой вестью, принесённой голубем две недели назад, было, что дело налаживается, претензий к ним ни у кого не возникает и, главное, что барона де Вехтор там ещё не забыли, а в иных местах так очень даже хорошо помнят. И особенно помнят передвижной госпиталь ящеров.

И очень интересовались: "Не собирается ли господин барон и в следующем году восстановить свой доходный промысел. И даже обещали поставлять клиентуру, дабы возникнет таковая потребность. Лишь бы господин барон восстановил свой великолепный передвижной госпиталь, услугу, как оказалось, в тех суровых краях крайне необходимую.

Воевать то народ друг с другом воевал, воевал постоянно, а вот лечить потом пострадавших, было некому.

Не то чтобы совсем некому, знахарей и костоправов всяких хватало, а вот так, чтоб больные при лечении ещё и гарантировано выживали, чем собственно и славен был баронский госпиталь, такого не было.

Поэтому, очень многие серьёзные люди в Приморье интересовались, когда следует ожидать ответ от господина барона, и каковой он будет. За что, готовы были рассмотреть любые его предложения по торговле и иным делам, буде таковые у господина барона возникнут.

Потому и серьёзных проблем с приморскими обозами, Сидор в делах пока не наблюдал. И, более главное, что они пока не предвидятся.

Обещались в самом скором времени прислать первые денежки и напоминали, что с такой интенсивной торговлей, своего товара им опять очень быстро не хватит и, что следовало бы поторопиться с восстановлением особого, третьего обоза обеспечения, доставлявшего бы товары с гор на равнину. Поскольку самим, каждый раз отправляться всем обозом в Гуано и обратно, как они это пока делали, становилось всё более накладно. Торговые обороты росли прямо на глазах, и время на доставку терять было крайне нежелательно.

Одним словом — всё было просто супер. Если не считать, конечно, того, как велика оказалась конкуренция местных торговцев, быстро сообразивших выгоды, приносимые большим, хорошо защищённым торговым обозом и тут же включившимся в подобную гонку.

Так что, хоть общая доходность сего промысла, по сравнению с прошлым годом и упала в разы, не принося уже былых сверхдоходов, но и того что получалось — было вполне достаточно. О таких небольших прибылях в Приморье, в родном городе следовало лишь мечтать. Поэтому настоятельно советовали высылать как можно больше товара, причём, любого. Здесь можно было продать всё.

Можно сказать, это был единственный светлый лучик в их серых мокрых буднях осени этого года на Левобережье.

И, глядя на сыплющуюся с неба морось, Сидор с тоской вспоминал сухие, ясные солнечные дни в Приморье и прошедшего в горах лета. Здесь и сейчас была слякоть и холод, а там…

— А ты знаешь, чем закончилась та безумная программа, затеянная тобою вдвоём с профессором, по посадке саженцев кедра на заброшенных вырубках, — неожиданно выдернул Сидора из мечтаний суховатый, резкий голосок Маши.

Точнее не закончилась, а только началась…

— Что? — повернулся он к ней, стараясь спуститься мыслями обратно на землю. Получалось плохо, мысли никак не желали настраиваться на деловой лад.

Кто бы мог подумать, что не столь уж и длительная командировка Корнея в поречные города для найма баронского обоза, обернётся вдруг такими серьёзными изменениями в характере Маши.

Она стала сухой, деловитой женщиной, сосредоточенной чисто на работе и на доме. Маленькая дочка, которой ранее не уделялось практически никакого внимания, теперь заняла основное место в её жизни и в разговорах с Беллой. И Сидор уже не удивлялся тому, что не было ни дня, когда бы она не заглянула к ним в землянку, как она говорила: "На минутку, языки почесать".

Причём, минутка эта, как правило, растягивалась на многие часы и поэтому на то, о чём там они трепались с Беллой, Сидор, каждый вечер сидя у ежедневно топящегося по такой сырой погоде камина, давно уже привычно не обращал внимания.

Посему, прямое обращение к себе он банально проворонил, витая мыслями в собственных мечтах и планах по организации ещё одного, помимо планируемого для амазонок, теперь уже вспомогательного обоза в Приморье, чтоб уж окончательно закрыть тот вопрос. Пока не дождался от Маши весьма чувствительного тычка себе в бок, заставившего его сердито почесаться, и наконец-то прислушаться к тому, что Маша оказывается, к нему обращается.

— Ау, — помахала Маша у него перед глазами рукой. — Дома есть кто? — ядовито поинтересовалась она, сухо щёлкая перед его лицом пальцами.

— Ты слышал о чём я говорила? — повторила она вопрос, заметив искру сознания, вернувшуюся в глаза Сидора.

— Ты что-то там говорила о каких-то питомцах? — переспросил неохотно Сидор. Было откровенно лениво, и влезать в какие-то очередные разборки, с которыми, похоже, опять подвалила Маша, категорически не хотелось.

— Не питомцы, а питомники. И не какие-то, а наши собственные, кедровые, — въедливо ухмыльнулась Маша, видя, что тот ещё не очнулся. — Понимаю, что неохота вникать в очередные разборки, но придётся. Поскольку ваша с профессором бурная деятельность по плантациям кедра получила неожиданное продолжение. И для нас крайне неприятное, к твоему сведению.

Маша, замолчав с любопытством смотрела на едва проявившего ленивое любопытство Сидора. Видно было, что тому совершенно неохота сейчас ни во что не вникать.

— Ну что там ещё? — равнодушно откликнулся Сидор.

— Ещё там есть та самая ваша откровенно дурацкая программа, где ты с профессором помимо кедра, ещё сахарный клён сажали по вырубкам, там, когда у вас не хватило кедровых саженцев! — усмехнулась краешком губ Маша. Все терзания Сидора она видела как на открытом листе, но щадить его лень, похоже, не собиралась.

— Чё это ты вспомнила седую древность такую? — удивлённо уставился на неё Сидор. — У нас что, дел мало, что ты про плантации эти вспомнила? Не гоношись. Там до этих плантаций дела дойдут, дай Бог лет через пятьдесят, а то и все шестьдесят. Если не чрез сто, — с усмешкой уточнил он срок. — А ты уже сейчас всполошилась. Да что с тобой? — возмущённо переспросил он её. — Те что, делать нечего? Так бы и сказала. Я б тебе живо занятие нашёл. Вот, например…

— Ах, делать мне нечего, — одними губами изобразила холодную улыбку Маша. Весёлое до того выражение медленно сползало с неё, словно старая кожа с тела змеи, ясно показывая насколько веселье Маши было напускное. — Ну-ну, — совсем уже холодно, заледеневшим голосом проговорила она. — Думаю, что тут ты ошибаешься. Дел у меня, благодаря вам с профессором не убывает. А про пятьдесят лет спокойной жизни с этого дня можешь вообще забыть. Твоя седая древность оказалась живее всех живых.

Вот насчёт вашего сахарного клёна — скажу одно. Хрен бы с ним, с клёном этим, — устало и безнадёжно махнула на него рукой Маша, невольно вдруг выругавшись. — Сахарный он там, не сахарный, Бог с ним. С клёном и потом как-нибудь можно будет разобраться. Когда он ещё вырастет, и когда ещё от него первая польза будет, одному Богу известно. А вот с тем, что получилось в результате ваших безумных посадок кедровых саженцев, ты, к сожалению серьёзно ошибаешься. Тут придётся разбираться сейчас. И чем быстрей, тем лучше.

Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что у вас там в ваших кедровых угодьях творится?

Молчишь! — обвиняюще ткнула она пальчиком в его сторону.

А вот мы с Изабеллой имеем! Нас, в отличие от тебя, уже проинформировали.

— Ну, и, — скептически глянул на неё Сидор.

Претензии Маши к ним с профессором были просто смешны. В памяти его тут же всплыло, что Машка умудрилась натворить за прошедшее время, всего лишь за три неполных года их нахождения здесь, в этом мире. Список впечатлял. Так что, честнее будет сказать прямо — сама она была проблема. Причём, большая такая, пудика на четыре.

Сидор скептическим взглядом окинул изящную фигуру Маши. Ничего так! Корнею явно повезло. Было там, за что подержаться и что приласкать.

Сидор лениво отогнал дурные мысли, мысленно махнув рукой на всё прошлое, и про себя ухмыльнулся. Настроение начало стремительно повышаться. Всё это было дело прошлое. Да и сил разбираться кто кому там чего должен, и кому, какие проблемы создал, честно говоря, не было. Как впрочем, не было и желания копаться в старом грязном белье. Своё бы отстирать. Сам он тоже дел в прошлом наворочал немало.

— Так что там с кедром то, говоришь? — не выдержав затянувшегося угрюмого молчания Маши, поторопил её Сидор. Что он меньше всего любил, так это вот такие пустые разговоры. Вокруг, да около, да ни о чём. К тому ж сопровождаемое вот таким вот непонятно с чего вдруг мрачным молчанием. — Говори толком. Вымерз, что ли?

— Сам ты вымерз! — рявкнула взбешённая Маша.

Последнее время из-за расшатанной нервной системы ей трудно было себя контролировать, и она частенько срывалась. На что все окружающие, впрочем, внимания не обращали, притерпелись. Да и понимали, что это скоро пройдёт, успокоится Машка.

— Если что и вымерзло, так это ваши с профессором мозги! Причём с самого начала, ещё до начала ваших дурацких работ!

Когда вы затевали эту свою безумную программу с кедровыми плантациями, вы чем думали? Задницей?

Вы знали о том, что это не тот кедр, что растёт у нас здесь на лонгарской равнине? Не лонгарский равнинный, а другая какая-то его разновидность — горный?

— Ну, знали, ну и чего. Какая разница? — удивился Сидор. — И тот кедр, и этот кедр. Что такого? Горный даже лучше. У него и шишка крупнее, и эти, орешки, больше. Тот хорош одним, этот — другим. Что попалось, то и посадили. Точнее, что привезли, то и посадили. А что?

— Судя по твоему глупому виду — значит, не знал! — в сильнейшем раздражении Маша хлопнула ладонью по столу.

Так вот, Мичурин ты хренов, чтоб знал на будущее. Оказалось, что при пересадке в определённом возрасте, в том самом, в котором вы его и сажали, десятилетнем, тот ваш неместный кедр, который горный, подгорный или как там его ещё…

Не знаю, как и обругать то его покрепче…, - с неожиданной горечью в голосе проговорила Маша.

Злая, раздражённая Маша вдруг откровенно, не смущаясь, грязно выругалась. У Сидора от изумления вытянулось лицо. Такого, он от неё никак не ожидал услышать.

— Да что случилось то? — изумлённо переспросил он, ничего уже не понимая. Машка чуть не плакала, глядя на него.

— Случилось, — змеюкой зашипела та на изумлённого Сидора. — Этот ваш кедр неместный, горный, подгорный или какой он там, начинает плодоносить не на семидесятый год после посадки, как у нас на земле, да и как здесь повсеместно имеет место быть у всех приличных людей, а на следующий же год после пересадки его зимой в десятилетнем возрасте. В одиннадцать лет!

— Угу, — флегматично отозвался Сидор с облегчением. — А я китайский император.

Да что за бред, Маша, — искренне возмутился Сидор. От подобной неслыханной глупости он на какой-то момент даже растерялся. — Да этого просто не может быть.

Не слушая его, возмущённая Маша наседала.

— И у нас с тобой сейчас на руках тысячи безхозных гектар тайги, с вашими посадками кедра. И все как один, они у нас проходят по графе "угодья".

А за угодья, за плодоносящие угодья, тем более такие урожайные как наши, — глаза Сидора изумлённо, неверяще распахнулись, — положено платить налоги, будь они неладны! — совершенно уже не сдерживаясь, рявкнула на Сидора расстроенная Маша. — Поскольку земли под них нам выделила городская администрация и мы являемся законопослушными жителями города.

— А законопослушные жители, чтоб ты знал, или вспомнил, если забыл, платят налоги, — сердито постучала она костяшками пальцев по столу. — Все, такие как мы, платят десятину, вот и мы должны платить.

Уже этой осенью наши угодья дадут второй уже урожай, а мы ни сном, ни духом. Точнее — ни рылом, — раздражённо глянула она на Сидора.

Первый год мы все благополучно проср…ли, так хоть второй бы не проср…ть!

— "Похоже, у Машки окончательно снесло крышу, — осторожно отодвинулся от неё Сидор. — Боже мой, что за бред она несёт".

— А безхозные они потому, что никто ими не занимается, — развела Маша руками. — А с наших угодий можно уже снимать урожай. Всё, завтра первый платёж — льгота кончилась. Пора пришла платить налоги. Второй год, нам в Совете так уж и быть простят, поскольку сами никак такого не ожидали, а вот за третий — будь любезен, дорогой. Плати!

— За что? — ещё больше растерялся Сидор. — За что платить то?

— Идиот! — не выдержав, обругала его снова Маша. — Ты чем слушал? Ухом или брюхом?

У нас нет семидесяти лет ожиданий, поскольку наши кедровые угодья уже дали даже не первый, а второй урожай. И никто больше откладывать наш платёж не намерен. Этой осенью с нас потребуют заплатить десятину. Со всех наших площадей, что стоят во всех списках. Шесть с чем-то там тысяч га. За которые мы обязаны заплатить в Управу налог в размере десятины, в натуральном выражении. Или в деньгах.

Конечно, если они начинают исправно функционировать, то есть давать урожай. А у нас они урожай уже дали. Досрочно! Вот нам счёт скоро и выкатят. Срок вышел.

— Выкатят? — ухватился за последние слова Сидор. — Значит, ещё не выкатили, а ты уже всполошилась?

— Может, ты ошибаешься? Откуда такие сведения, что нам счёт выкатят?

— От Имры Строгой, — донёсся со стороны до Сидора голос его жены.

Сидящая молча в стороне Белла, повернула к Сидору голову и внимательно смотрела на него, не отводя глаза.

— На днях у нас в гостях была гостья, Имра Строгая, сноха Головы. Ты её не застал, да она и сама не горела желанием с тобой пообщаться. Но нам, все, что надо сказала.

Городская Старшина готовит нам "ассиметричный" ответ на наши выкрутасы с Басанрогским перевалом и помимо этого надеется что-нибудь отщипнуть от нас из числа переселенцев. Тысчонку, другую.

— А чтоб мы особо не рыпались, собирается нас прижать с нашими кедровниками. И имеет на то несомненное право.

— Кедровники проходят в Совете по графе "угодья" и второй год уже как плодоносят. Что неоспоримо доказанный факт. Поэтому, мы обязаны этой осенью заплатить за них налог, десятину.

— Вот и всё, — скупо улыбнулась она одними губами.

— Впрочем, не всё так плохо, — включилась в разговор Маша. — Если кто не согласен, то нет проблем. Верни землю и убирайся с занятых тобой участков. Отдай другим. Желающих полно.

— Так может отдать? — неосторожно ляпнул Сидор. — Нахрена оно нам сдалось. У нас и других дел навалом. Нам только ещё с кедровниками сейчас и возиться.

— Что? — Маша посмотрела на Сидора как на идиота. — Отдать? Шесть тысяч гектар земли? Кедровник?

— Идиот! Ты видел как он плодоносит? Орех твой! Деревья — сплошь шишкой укрытые, как старый пень опятами. Под кроной — ковёр прошлогодних шишек. Вот такой толщины!

Маша в возбуждении махнула руками, изобразив нечто совсем невообразимое — слой опавшей шишки, толщиной не менее полутора метров.

— И плодоносит эта зараза, чтоб ты знал, раза в два больше своего равнинного собрата! И ценится он выше. И орех крупнее. Вот как два моих кулачка. С литровую банку будут, — Маша сунула Сидору под нос два своих сжатых кулачка, которым до литровой банки не хватало как минимум ещё пары точно таких же объёмов. — Ты эту новую шишку видел? Не видел? Ужас!

Орех — как жёлудь. — Вот такой подлец — как палец! — ткнула она своим пальчиком Сидору прямо в нос.

Нос ощутимо заболел. Маша в возбуждении силушки не сдерживала и врезала ему кулачком по носу от всей души.

— Ой, извини, — тут же повинилась она. Но, впрочем, мгновенно о том забыла.

Главное же, что ценится он, оказывается дороже, чем обычный, равнинный, — тут же опять вернулась она к наболевшему. — Что-то там такое с маслом, отжимаемым из ореха. Чем-то он ценнее. И меня уже за горло берут, чтобы я его продала. И чего делать — я не знаю.

— Что продала, — растерялся Сидор. — Орех или угодья?

— И то и другое, — гавкнула на него Маша в бешенстве.

У меня в банке на столе вот такенная стопка заявлений от местных промысловиков с просьбами сдать в аренду наши новые кедровники, — покосилась на него Маша. — А я не знаю что им ответить. То в банке ни одного клиента за целый год не было, а тут косяком поплыл. И всем: "Дай, да дай".

Маша рукой изобразила ещё одну стопку заявлений, чуть ли не метровой высоты, возвышающуюся над столом.

— А ты ничего не путаешь? — недоверчиво посмотрел на неё Сидор.

Во-первых, откуда у нас тысячи гектар тайги? Откуда ты взяла такие…, - Сидор на какое-то мгновение замялся, — несуразные цифры? Не было ничего у нас такого. Я точно помню. Я же сам этим занимался, сам рассаживал. Полянка, другая и всё!

— А ты часом не забыл, что и где сам засаживал? — возмутилась Маша. — И что потом сам же писал в сопроводительных писульках и как оформлял? Похоже, забыл.

— А во-вторых, — недовольно перебил её Сидор. Что-то подобное ему смутно вспоминалось. — Даже, если то, что ты говоришь и правда, то это же хорошо. У нас будет свой кедровый орех. Можно будет им торговать. Чего ты ругаешься? Это же хорошо!

— М-м-м! — застонала от бессильной злости Маша. — Убью! Дважды убью! А потом — трижды! Потом вообще — стану некромантом, воскрешу твой труп и буду каждый день по новой тебя убивать. С удовольствием.

— Как встану рано утречком и первым делом начну новый день с того, что тебя в очередной раз убью.

Чётких карт с точным обозначением и описанием границ участков — нет, — глядя на него, как на идиота, Маша принялась по порядку загибать пальцы. — Межевых и пограничных столбов — нет. Как результат, какие налоги платить — непонятно. А любая непонятка в нашем положении — прекрасное поле нашим врагам для произвола.

Если сейчас не приведём всё в надлежащий порядок — просто всё потеряем. Или заплатим ни за что непомерные деньги. Или то и другое одновременно. На выбор!

Ты знаешь о том, что все, абсолютно все городские кланы бросились захватывать бывшие пустоши и вырубки, никому до того не нужные, и собираются устраивать там плантации кедрача по вашему с профессором образу и подобию.

— Слышал что-то такое, краем уха, — растерянно отозвался Сидор. — Но значения не придал. Думал, что нас это не касается. У нас и так делов полно, не хватало ещё возиться с какими-то кедровниками.

— Не с какими-то, а с нашими, — ядовитым голосом поправила его Маша

Пока ты там, на Басанроге мотался со своей нефтью и возился с Приморьем, местные лесники вышли на наши кедровые посадки и посмотрели, что там происходит.

Посмотрели и ужаснулись. Не знаю, по каким признакам, по каким своим методикам и что они там определяли, но определили, что у нас будет просто безумный урожай этой осенью. И все тут же бросились сажать у себя под боком новые кедровники, чтоб далеко в горы по осени не мотаться.

Сидор, медленно откинувшись на спинку своего любимого кресла, в котором он обычно сидел в гостиной, и некоторое время молчал, задумчиво глядя на красную, взъерошенную Машу.

— Гляди ка. Как удачно, а главное, как вовремя, — понятливо хмыкнул он. — Я нагадил Голове, у нас всё идёт хорошо, и городские власти тут же заинтересовались нашими, то ли угодьями, то ли плантациями. Очень вовремя и как кстати. А со стороны всё совершенно невинно. Наводят порядок с неплательщиками. Хм, понятно.

А ты ничего не путаешь?

— У нас нет оснований не доверять Имре, — вместо Маши отозвалась Белла. — Та серьёзно заинтересована в получении платы за свой донос. Серьёзной платы за получение стратегической информации.

— Вот значит как, — задумчиво хмыкнул Сидор, покосившись на неё.

Та явно нахваталась от Машки земных словечек, о которых ранее не имела ни малейшего представления и неизвестно когда научилась вставлять их весьма к месту. Растёт девочка.

— Значит, говоришь, чтобы не мотаться каждый год по осени далеко в горы за орехом, они решили по нашему примеру завести у себя под боком плантации кедрача, — задумчиво пробормотал Сидор. — Какие предусмотрительные, блин. Как всё вовремя и как к месту начался кедровый бум.

— Вот именно, — буркнула Маша. — К месту и во время.

Масса народа из города и лесных хуторков ускоренными темпами вырубает малоценные лесные насаждения на своих делянках, расчищая тем самым площади под свои новые будущие кедровые плантации. И собирается высаживать там кедры по вашему с профессором методу. Даже термин особый придумали, мерзавцы, — опять выругалась Маша, но уже гораздо спокойнее и менее экспрессивно, — професидровая посадка.

— Ц-ц-ц, — тихо зацокал языком Сидор. — Филологи, блин.

— И если мы сейчас не установим свои собственные границы, они просто захапают наши участки вместе с твоими посадками. Иди потом доказывай, что это не они сажали, а мы. Планов участков нет. Границ нет! Межевых и пограничных столбов нет. Ничего нет.

Ты вспомни, как вы тогда сажали…

А-а-а! — Маша обречённо махнула рукой, на озадаченного Сидора, мучительно пытающегося вспомнить хоть что-то из такого далёкого уже прошлого. — Сотня саженцев — туда, сотня — сюда. Какая, мол, разница, потом разберёмся, лет через десять. Если что вырастет. Время есть — куда торопиться. У нас впереди сто лет! А если не сто, то пятьдесят точно. Успеем. Главное пока — площадь захватить.

Захватили. Выросло.

А сколько? А где? А чего?

Так никто из нас до сих пор толком ничего и не знает, сколько же мы тогда засадили гектар тайги кедром, а сколько сахарным клёном. И каким кедром, и каким клёном? Может он у вас не сахарный, а обычный, какой-нибудь ясенелистный или остролистный? Кто его проверял? Ты его листья видел? Я — нет! Я вообще не знаю, каков он из себя, тот самый сахарный клён. И ты не знаешь, — обвиняюще ткнула она в Сидора пальцем.

Всю зиму нам везли халявные саженцы. Ну, пусть не халявные, — поправилась она. — Но всё одно за сущие гроши. А вы их тыкали, тыкали, тыкали куда попало. Вот и дотыкались. Теперь даже мы не знаем что, где, сколько и, главное, какие у нас посадки.

А за ними же и уход ведь особый нужен, чтобы он нормально развивался и на следующий год не перестал плодоносить.

Кто этим будет заниматься? Я? — Маша возмущённо ткнула пальцем себя в грудь.

Если конечно ты хочешь чтобы они постоянно и обильно плодоносили, то за ними надо ухаживать. А не платить тупо в казну города налог за торговлю продукцией с угодьев, которых нет и фактически не имея их. Да и за сами угодья, поскольку расположены они на землях города.

И сколько? — равнодушно зевнул Сидор.

Он совершенно не понимал, что это Маша так вскипятилась. Ну, надо, заплатим. Сколько там этих налогов то с пары, другой сотен деревцов, которые они с профессором когда-то давно повтыкали в землю. Копейки! Все, кто в городе имел угодья чего-либо, прекрасно разбирались с городскими властями и каких-либо проблем с этой стороны ни у кого не было.

— Предварительно — пол лимона, — отрезала Маша.

— Ты с ума сошла!

Равнодушие мгновенно слетело с Сидора. Его пробил холодный пот. Опять пол лимона. Да сколько ж можно!

— Блин! — Сидор задумчиво почесал голову. — Неужели это не может немного подождать? Лет этак семьдесят?

— Не может, — холодно отрезала Маша. — По нашим с Беллой первым прикидкам, только в этом году, с наших шести с чем-то там тысяч гектар угодий, мы уже должны будем заплатить Управе пол лимона. И это — лишь по предварительным прикидкам, определённым исключительно по заявленным площадям.

Проблема в том, что никто толком не знает, сколько у нас точно площадей угодий. От этого очень сильно разнится сумма.

Но у нас же, есть карты с выделенными участками, — Сидор недоумённо посмотрел на Машу. — Те, что мы брали в Совете перед посадками. Нам их вполне официально выдавали. Есть перечень…

— Сидо-о-о-р! — Маша постучала костяшками пальцев по столу. — Ты что, идиот, что ли? Какие карты? Какой перечень?

Выдать то выдали, да вот документами эти бумажки являются только в твоём воспалённом воображении. А для них это филькина грамота! Простое уведомление. Там же ничего нет. Только название места и примерная площадь с примерным обозначением границ. указание какие это угодья и всё!

Я специально сравнила самую обычную стандартную карту с описанием первого попавшегося кланового кедрача, с теми, как бы картами, что у нас сейчас на руках. Земля и небо. Ничего общего. Любой, кто захочет, легко может предъявить нам претензии на половину того что у нас есть. А если немного подумает, то и на оставшуюся половину тож.

— Так ты хочешь, чтобы я этим занялся? — растерялся Сидор.

До него наконец-то дошло чего от него Маша добивается. Взваливать на собственную шею ещё одну выплывшую нежданно проблему как-то не хотелось. Дел и без того было полно.

— Я!?

— Я хочу? — ткнула себя пальцем в грудь Маша и распахнула деланно удивлённые глаза.

Да мы с Беллой только и ждали того дня, когда ты отдохнёшь после той дикой гонки с нефтью и разберёшься с самыми проблемными делами, и наконец-то сможешь этим делом заняться.

Да ты и сам мог бы заметить, что тебя даже к работам с обозом не привлекали, хоть дел там выше крыши. И тоже отнюдь не без проблем. Однако тебя не трогали, дали отдохнуть.

Сидор вздрогнул.

— "И, правда, — сердито подумал он, — не привлекали. А я-то дурак радовался, что меня не трогают, мол, сами разберутся. А оно вона что. Ну, хоть на том спасибо".

— А ведь есть ещё и ягодники дикой и княжеской шишко-ягоды, и горельник, будь он неладен, и долина, — недобро смотрела на него Маша.

А долина наша вообще требует особого внимания. А мы вообще её практически забросили. Одни девочки Димкины там вкалывают. Мы с этого что-то имеем, на том и успокоились.

А ты как только услыхал о своих дурацких патронах, так прямо спятил. Вынь тебе их да полож. Мальчик в войнушку не наигрался, — сердито хлопнула она ладонью по столешнице.

— Без пулемётов и без патронов, а также без пулек к пневмопулемётам, нас вышибут из Приморья, с озёр и из нашей Долины, и вообще отовсюду не позже чем через год, — холодно отрезал Сидор. — И мы лишимся всех мест реализации своих товаров.

Также как мы лишимся и всей руды, идущей с озёр, и выплавляемого из неё металла. А это нам смерть. Никто нам здесь не рад и церемониться с нами не будет.

— Обойдёшься тем, что есть, — отрезала Маша. — Не горит! У ребят на заводе этой руды с каменным углём — горы. На год вперёд хватит, я узнавала.

Так что, срочно займись кедрачом. Это уже не просто горит — пылает.

Мильён готов засадить на переоборудование завода, который и так худо-бедно работает. Пусть не так хорошо, как хотелось бы, но работает, — Маша, не слушая его, упорно твердила своё.

Пусть у ребят на литейном не такой хороший прокатный стан, как им бы хотелось, не заводской, а самодельный с кривыми валками, но листовую сталь он даёт. Пусть металлический лист неравномерно катанный, пусть кривой и косой, неровно отрезанный. Ну и что? Тебе что, стрелять из него, что ли? Продажи идут влёт! Только давай, даже такой кривой, косой, убогий!

Только-только вышли на самоокупаемость, так ты опять хочешь вложиться. И не на три копейки медью, а на миллион золотом!

Сидор долго молча смотрел на Машу, похожую на рассерженного, взъерошенного воробья, сердито нахохлившуюся на своём стуле и мрачно глядящую куда-то в угол.

— "Она боится, — понял он. — Она дико боится что нас опять разорят. Весь этот крик только из-за этого".

— Давай отложим этот разговор, — успокаивающе тронул он её за рукав. — Из того, что сказано, ясно что дел у нас невпроворот. И наличных денег на всё про всё, просто не хватит.

Не волнуйся, я займусь всеми этими вопросами. Проработаю их. А, к примеру через недельку, мы снова здесь соберёмся, в этом, или расширенном составе.

Тогда всё и решим. Хорошо?

— А! — обречённо махнула на него рукой Маша. — Считай! Когда сам посчитаешь, можешь ко мне подойти. Я тебе дам свои расчёты. Сравнишь — ужаснёшься.

— Хорошо Договорились, — своим согласием Сидор попытался хоть немного успокоить расстроенную Машу, которая окончательно пала духом и пришла в полное расстройство от мрачных перспектив, которые уже явственно нарисовались у неё в мозгу.

— "Очень резкие перепады настроения, — с беспокойством подумал он, глядя на расстроенную Машку. — Как бы она на самом деле опять серьёзно не заболела. Теперь уже действительно нервным расстройством".

Но сделаем мы по другому, — неожиданно улыбнулся он.

Свои расчёты завтра утром передашь мне. Сама, — холодным, враз ставшим деловым тоном оборвал он Машу. — Я просмотрю и по ним приму решение.

Всё, — отрезал он. — Маша, игры в демократию кончились. Чтоб завтра утром все расчёты лежали у тебя на столе. Я зайду в банк, возьму.

Будем думать, как выбираться из той задницы, куда по собственной глупости влипли.

И, умоляю тебя, Маша, не думай что это чья-то там вина. У нас слишком серьёзные враги, чтоб нам ещё и между собой собачиться. А в том что произошло все мы виноваты в равной степени. Слишком мало раньше думали. Вот теперь и приходится расплачиваться по старым долгам.

Ничего, — с невозмутимым видом пожал он плечами. — Разберёмся! — кончил он на оптимистической ноте.

Сидор с безпокойством смотрел на Машу. Маша после разгрома банка вообще очень сильно изменилась, и практически уже ничем не напоминала себя былую, весёлую беззаботную хохотушку. Лишь иногда в её глазах загорался огонёк, вот как сейчас, и она в тот момент напоминала себя прежнюю. Но чаще она, молча, сидела, уставясь в угол и чтобы вывести её из этого депрессивного состояния, надо было чем-то её серьёзно заинтересовать или обеспокоить.

Видно было, что поддерживать себя в прежней форме ей было очень и очень нелегко.

Беда было только в том, что последнее время её практически ничего не интересовало, а вот беспокойства прибывало, словно на дрожжах.

— "Ничё, — подумал Сидор. — Поможем. Выведем Машку из депрессии. Главное, не дать ей туда, в неё опять свалиться".

— И последнее на сегодня, — оборвала его мысли Белла. — Раз вы наконец-то берётесь за это дело, то должны знать условия Имры, на которых она сообщила нам сведения о скорых претензиях к нам со стороны Совета.

— Она хочет…..

— Ах, у неё ещё и условия, она хочет, — понимающе улыбнулся Сидор. — Кто б сомневался.

— Не перебивайте, барон, — поморщилась Белла. — Ёрничанье здесь не к месту и не ко времени. Вопрос слишком серьёзен.

— Так вот.

— За свои сведения она хочет: два броневика, из новейшей серии, двадцать пневматических дальнобойных винтовок, полторы сотни арбалетов, двойных, ящеровых, имперских. Причём, не обязательно настоящих, из имперских мастерских, можно и местного производства. То есть, Трошинской мастерской.

Сюда же локтевых два десятка. Это, надо так понимать, для бойцов ближнего круга. Кольчужек стеклянных, облегчённого типа, полная защита лошади — полторы сотни комплектов. Ну и так далее, по списку.

— Список прилагается, — со смешком уточнила Маша. — Весьма подробный и детальный. Полностью тупо копируя вооружение и защиту наших девочек из приморского торгового каравана.

Сидор слушал, с совершенно невозмутимым лицом. С каждым уточнением списка вооружения, запрашиваемого для отряда Имры Строгой, становилось всё интересней и интересней. А подозрения насчёт происходящего всё больше и больше.

— Естественно, платить за всё это она не желает. Желает получить не за деньги, а в оплату за предоставленные сведений стратегического характера.

— Угу, — неопределённо как-то гугукнул Сидор. — Кто б сомневался. Конечно, стратегического, какого же ещё.

— Ну, и чтоб прикрыть перед всеми тот странный факт, что мы ни с того, ни с сего, имея сами в том нужду, вдруг продаём страшно дефицитные винтовки и броневики, которых и самой компании-то не хватает, Имра предлагает следующий ход.

Она перегоняет нам в город, или куда скажем, скорее всего, в предгорья, на луговые предгорные террасы к Тупику, несколько стад овец, молочных коров и бычков на мясо. Для обеспечения прибывшего обоза переселенцев продовольствием, ну и живностью развитие дворов. И якобы за это она у нас и "купила" оружие и всё остальное.

А то, что она не платила, знать будем лишь мы и никто иной. Ну а чтобы со своим отрядом за работу расплатиться, она хочет денег за перегон.

Причём молочных коров Имра обязуется поставить из элитного маточного стада. Чтоб в день давали не по полтора литра молока, а хотя бы, — Маша замялась, пытаясь вспомнить названные им при встрече цифры удоев породистых коров, — литров по семь, что ли, — неуверенно проговорила она.

— Восемь-десять, — сухо поправила её Белла. — Корова с таким удоем — действительно породистая. Да и названия пород она называла соответствующие: молочные — сеньковские и маловские, а мясных бычков — кревские.

— Это действительно хорошие породы. И легко определяются, не перепутаешь. Так что проверить можно легко.

— Правда, цену за голову она заломила, — недовольно поморщилась Белла. — По ползолотого за голову на месте, что молочных пород, что мясных. Без различия, что овцы, что коровы.

— А у нас, в городе? — решил уточнить Сидор.

Цену на мясной и молочный скот он не знал, поскольку никогда до того не покупал в городе скот. Но вот то, что цена явно завышена, чувствовал всеми фибрами души. Ну не может обычная корова стоить столько. Даже породистая.

— У нас по медяшке за дойную корову, или за пару телёнков. Про овец вообще молчу, ещё ниже, — глухо отозвалась Маша. — Одна беда, не продают. Никто ничего. Самим всем надо. Поэтому цена за корову здесь в городе для нас лишена всякого смысла. Стада на продажу здесь нет. А нам людей скоро кормить нечем будет.

— Так что её предложение для нас выход. И она это прекрасно понимает. Отсюда и столь высокая цена.

— Высокая цена за голову, — начал загибать Сидор пальцы. — Оружие даром. Броневики — новейшей модели, облегчённые и более эффективные, которых мы даже себе в Приморье ещё не поставили.

— Зашибись, — тихо проговорил он. — Лихие запросы.

— И придётся заплатить, — жёстко проговорила Маша. — Корней отправился за очередной партией обозников. Скоро будет вторая треть. И ему останется ещё одна, последняя ездка.

— Так что, пока время терпит. Нет той остроты и того напряжения, которое обязательно будет, когда Корней доставит в город все тридцать две тысячи купленных голов человеческого стада. Два месяца они у нас на карантине. На это время запас продуктов у нас есть. Потом на три месяца половину прибывших забирают на обучение ремесленные гильдии. И вот тут-то нас и накроет. Через пару месяцев нам нечем будет кормить пятнадцать тысяч подростков.

— А Имра через два месяца обязуется пригнать к нам сюда любое количество голов скота. Хоть тысячу, хоть две, хоть двадцать две. Любое стадо или отару. Только плати.

— Одиннадцать тысяч золотом на руки. Не так дорого в сложившихся условиях, — задумчиво пробормотал Сидор себе под нос. — В обмен на новейшие броневики, которых сам Голова, учитывая наши взаимные "тёплые" отношения, иным способом никогда бы не получил. Плюс снайперские духовые винтовки и амуницию на полторы сотни человек.

— Я правильно посчитал?

Сидор поднёс поближе к глазам предоставленный Имрой список, и ещё раз, более внимательно вчитался.

— Думаю, все эти разговоры о прикрытии перегоном скота доноса Имры и якобы своего стратегического агента, ерунда полная. Якобы нанимая Строгую для крайне важного для компании дела — обеспечение переселенцев продовольствием, мы обеспечиваем её оружием и выводим из-под подозрения. А нанимаем именно её, потому что у той якобы давно уже готовый отряд в сто с лишним полностью подчинённых ей амазонок и не хватает только самого современного оружия, чтобы помочь нам. Бред.

Ерунда всё это.

Де-факто, Голова стремится нажиться на нас. И Имра, его сноха — один из таких инструментов в его руках. На проблемы других Голове плевать. Он принуждает зависимых от него людей делать то, что ему надо, не смотря на то, что после этого у людей возникают серьёзные проблемы.

Голова не боится, что те люди, кого он сейчас принудил разорвать с нами договора по поставкам продовольствия, понесут потери. Да и потери то не особо велики. Зерно он по своим каналам продастся на запад и за хорошие деньги. Я знаю конъюнктуру на зерно в этом году. Из-за продолжающегося эмбарго амазонок на торговлю с Левобережьем — цены как никогда высоки. Так что все "потери" с нами они легко компенсируют.

И на выборы, что его якобы "обиженные" выборщики потом не переизберут, ему тоже плевать. Сумел принудить сейчас, сумеет принудить и потом.

А вот денег заработать на поставках продуктов питания тому, для кого сам же и создал проблемы — это дело. Это бизнес.

Тем более что время очень чётко подгадано. У нашей компании практически очень мало времени искать более дешёвые варианты по продовольствию. И мы вынуждены будем согласиться. Чаз, — мрачно буркнул он себе под нос, — разбежались.

И ещё важный момент, — мрачно констатировал он. — Пока мы со своими амазонками решаем, будет или не будет у них свой отдельный обоз для торговли в Приморье, Имра, а точнее — Голова, нашими же руками собирается нам же и составить там конкуренцию.

Да и получить мощный, хорошо вооружённый отряд амазонок под боком, не сильно нам дружественный, что-то не хочется.

Ишь, какие прыткие, выискались, — едва слышно пробормотал он.

И всё это подаётся под соусом заботы о пропитании голодающих Поречья, — невесело ухмыльнулся он. — Мудро.

Деверь, Голова, создаёт нам проблемы, а сноха, Имра Строгая, на том зарабатывает. Семейный подряд в чистом виде. Нечего сказать, нет слов.

И мы сами, своими руками отдаём в механические мастерские Головы образец нашей самой совершенной техники — пневмопулемёт, которого нет ни у кого, кроме нас.

Два дня на разборку, месяц на освоение и через три, четыре месяца механические мастерские Головы, одни из лучших в городе, начинают выпуск аналогов наших пулемётных систем. Учитывая отношение местных к авторским правам других, картина вырисовывается однозначная.

Ай, да Голова, — тихо пробормотал Сидор себе под нос. — Ай, да сукин сын. Натуральный семейный подряд освоил.

— И нам на всё это придётся пойти, — сухо вмешалась в его рассуждения Маша. — Иначе нашим переселенцам грозит голод. Впрочем, как и пленным ящерам на озёрах, которые вообще полностью завязаны на наш хлеб. Ведь никто их бесплатно в общественных столовых кормить не будет. Ни тех, ни этих. Это обоз обеспечения баронов де Вехтор, — с горечью проговорила она, — и город к ним не имеет никакого отношения. Ваши проблемы, сами и решайте, а на помощь города не рассчитывайте.

Так, или примерно так ответили нам с Беллой в Управе, когда мы туда обратились за помощью.

Вот, если вы выделите городу толику переселенцев, читай — Старшине, то Совет пойдёт вам навстречу и обеспечит питанием. Нет — значит, нет.

И даже не скрывают, что прекрасно поняли, что это у нас за маркитанты такие, что это за "шлюхи обоего пола", и что это за обоз такой странный. И ничего их не смущает, — покосилась она на молчаливую Беллу. Та словно и не заметила, в чей огород камешек, невозмутимо пропустив шпильку Маши мимо ушей. — Поздравляли с удачной находкой, с великолепной идеей, и далее открытым текстом: "Отдайте нам часть своих людей, если не хотите проблем". Без обиняков.

Я послала.

Что сказала Белла, лучше не повторять.

— Прекрасно, — помрачнел Сидор. — Теперь понятно, как Корней умудрился так быстро завалить покупку двухсот тысячного стада молодняка. Здесь все, всё прекрасно понимают, без объяснений.

А это также значит, что и с кем-либо другим, задумавшим такую же афёру, номер этот не пройдёт. Жаль, очень жаль.

Умные, черти, — раздражённо хлопнул он ладонью по столу.

Но это всё равно не отменяет того факта, что что-то с нашими "кедровниками" делать надо.

Что, пока не ясно. Но одно скажу точно. Ни винтовок, ни пулемётов, не говоря уж про новейшие броневики, Имра не получит. Не такая уж и важная её "стратегическая" информация, чтоб мы сами, собственными руками отдавали новейшие образцы вооружения в чужие руки.

Вот если б они у нас заказали партию в несколько сот винтовок — можно было бы подумать. Это хороший заказ был бы. Для нас. А две, три, пусть даже двадцать — исключено.

То же и по броневикам. Закажут полсотни, продадим. Даже новейшие. А один, два, на образцы — перебьются. Так Имре и передайте, раз не хочет лично со мной встречаться, — холодным голосом закончил он разговор.

А кольчужки, брони и арбалеты, как впрочем, и всё остальное — сколько угодно. Только плати. Но плата — вперёд, как все. Чтоб потом не соскочили.

Следовательно, и коровки эти по золотой цене, но без овец, пусть тоже пригоняет: и мясные, и молочные. Для начала — двадцать тысяч голов. Хрен с ним. Не обедняем мы с потери десятки, даже двух, — раздражённо махнул он рукой. — Зато спокойны будем, что у нас будет запас своего молока и мяса на крайний случай. А пока суд да дело, из Приморья свой хлеб попробуем доставить, хоть там он чуть ли не золотой. Это, конечно тоже нам влетит в золотую копеечку, но зато все знать будут, что нас так просто не прижмёшь.

"И что-то тут есть ещё, — мрачно подумал про себя Сидор, тем не менее, стараясь не озвучивать без проверки все пришедшие ему в голову мысли. — Что-то тут на втором плане есть. Не всё так прямолинейно. Что-то в этом предложении Имры и наезде городских властей на нас, а точнее Головы, есть что-то странное.

Вроде бы интерес Головы ясно просматривался. Но! Причём здесь кедрач, если с самого начала наша реакция элементарно просчитывалась. Что-то здесь не сходится. Не хватает какого-то момента. Слишком всё прямолинейно. Не похоже на Голову".

Сидора никак не оставляло ощущение, что он что-то упускает. Но что?

— А завтра поутру я поеду по местам наших кедрачей, — улыбнулся он, глядя на обеих нахохлившихся женщин, явно недовольных его ответом. — Посмотрю, что там и как, и тогда уж по итогам будем принимать окончательное решение.

Подготовка.*

Следующие дни у Сидора мало были похожи на то безмятежное, умиротворённое состояние, в котором он пребывал всё время по возвращению с перевала.

Это был натуральный дурдом.

Правда, он иногда ловил себя на мысли, что в такие стрессовые моменты мозг его работает намного эффективнее и быстрее, чем в спокойные дни. И что, работая с таким напряжением, он за несколько стрессовых дней успевает много больше, чем порой за два, три месяца спокойной, размеренной работы.

Первым делом, чтобы успокоить Машу, он решил разобраться с нависшей над ними проблемой по кедровым посадкам. Всё остальное могло и подождать. Да ему и самому стало здорово интересно. Что ж там за хрень такая непонятная стряслась с их самыми обычными кедрами. Ну, не может такого быть, чтоб простое дерево, обычный кедр, пошло против всех законов природы. И если ему положено дать первую шишку на семидесятом году жизни, край в пятьдесят лет, если растёт на культурной плантации с надлежащим уходом, то так оно и должно быть. Но никак не на десятом.

Ну, не Мичурин же он, в конце концов, и даже не Лысенко, хотя последний тоже, именно с помощью холода умудрился чем-то прославиться. Да и профессор, другой активный участник процесса посадки кедров, явно на этих двух известных товарищей походил мало.

Выехав на три первые попавшиеся участка, Сидор уже к концу второго дня мог для себя окончательно определиться, в какой заднице они очутились.

Как Сидор с самого начала и подозревал, вспоминая то, как они с профессором холодной зимой производили посадки кедровых саженцев в каменную, промороженную землю, культурные посадки саженцев кедра, культурными являлись лишь по названию. А точнее потому, что они их сами захотели тогда так назвать. И назвали.

Спрашивается, зачем? Не иначе как помрачение рассудка на них с профессором тогда накатило. Иного объяснения просто не было.

В действительности же это были разреженные, хаотично высаженные по периметру какой-нибудь вырубки или лесной поляны один, в лучшем случае два коротких ряда кедровых саженцев.

В лучшем случае они представляли собой в заявку на будущую плантацию, и не более того. Внутри же участков ещё оставалась масса свободного, незанятого ничем пространства, где можно было свободно разместить ещё несметную кучу точно таких же саженцев. И от одного только предварительного подсчёта того, сколько же надо будет ещё тут посадить, становилось дурно.

Это были типичные угодья, в которых учёт мог вестись не по площадям, а буквально по отдельным деревцам, и в таком виде они и должны были везде учитываться. Здесь же везде стояли площади. И не одна, две квадратные сажени, а сотни и сотни десятин. Самый натуральный бред, иначе и не назовёшь.

Как прекрасно помнил Сидор, тогда ими с профессором владела мания приобретения земельных наделов и как можно больше. И основной целью подобной посадки был тогда элементарный захват свободного участка, в надежде на его последующее освоение и использование. Ни о какой закладке культурных плантаций или рациональном использовании земли никто тогда и не думал. Даже в мыслях подобного не держали.

А уж о том, что им могут элементарно выкатить счёт за землю, им тогда даже в голову не пришло.

Как же клял теперь Сидор себя за подобную глупость, как же ругал. Кой пёс сдались им эти никому не нужные вырубки и лесные поляны, на которых они пару лет назад сдуру, хорошо не подумав, насовали саженцев.

Ну чего, спрашивается, они все прижились. Нет, чтоб сдохли, клятые. Так нет же! Выжили!

Выжили, молодые кедры, и повесили ему на шею вот такенно здоровущий геморрой.

Сидор только на краткий миг представил себе, как в натуре будет выглядеть тот самый геморрой, о котором он подумал, и даже закашлялся от хохота. Натуральный сюр.

— "Господи, — после каждой новой посещённой делянки уныло возвращался он мыслями к проблеме. — Ну, когда же это всё кончится".

Их постоянно догоняли проблемы, в которые они влезли всеми лапами ещё в самом начале, и так до сих пор со всем не разобрались.

Теперь надо было, кровь из носу хоть с этим покончить.

А это значило, что в эти проклятые нежданные, негаданные, свалившиеся на них словно снег на голову кедровые плантации, или угодья требовалось вкладывать деньги. Много денег!

Исключительно для того, чтобы не выглядеть в глазах всего города посмешищем, ранее кричавшем на каждом углу, что они владельцы тысяч и тысяч гектар кедрача, а на самом деле владеющими лишь жалкой тысячей, двумя молодых деревьев.

И не через пятьдесят, не через семьдесят лет, а прямо сейчас и завтра. И для чего — непонятно.

Полный бред! Словно у них не было других мест приложения для своего капитала. Мест, намного более им нужных и более выгодных.

— Чтоб вы все поздыхали.

Сидор уныло окинул тоскливым взглядом какую-то очередную пустынную вырубку перед собой с тремя десятками разбросанных по всей поляне молодых пушистых кедров. От звона птичьего щебета просто звенело в ушах.

— "Вот ещё одна проблема, — недовольно подумал он, сердито глядя на галдящих, недовольных его появлением здесь птиц. — Какого спрашивается рожна на наших, так называемых "угодьях", расплодилось такое огромное, просто безумное количество птиц. И самых разных, начиная от дятлов и кончая воробьями. Что их сюда приманивает? Шишки? Или мёдом им тут намазано?"

Надо было срочно найти в лесу Сучка и плотно пообщаться с ним на эту тему. Слишком уж много странного творилось вокруг этих "угодий", слишком много непонятного.

Смысла тащиться дальше, на другую, точно такую же поляну с двумя, тремя саженцами не имелось ни малейшего. Очередная поляна с тем же что и здесь, и больше — ничего. Всё было ясно.

Куча проблем, без внятного ответа — зачем. И если уж ввязываться в программу по восстановлению этих кедрачей и приведение их к надлежащему виду, как настойчиво, буквально с пеной у рта каждый вечер доказывала ему Маша, то надо было искать саженцы кедра. Вопрос — где?

Рассчитывать ещё раз на фактически бесплатные, халявные саженцы, как в прошлый раз, не стоило. Всё, нет больше тех поставщиков что возили им кедры. Сидор с удивлением только сейчас обратил внимание на этот факт, что с того раза, два года назад, он тех возчиков, что параллельно со своим товаром возили им с профессором заказанные саженцы, ни разу так и не видел. Странно, а ведь, вроде бы как договаривались на следующий год продолжить…

— "Не появились…" — Сидор глубоко задумался. Выходило опять что-то странное.

Тогда, на следующую зиму, значения этому факту он не придал, решив, что ребята заняты или просто переключились на другие свои дела, более выгодные. А про данные какому-то чужаку обещания просто забыли, или, что вернее, плюнули. Ведь какие там у них с тех саженцев были доходы. Так, смех один. Больше возни, чем денег.

Потом Сидора дела закрутили, а потом он и вовсе забыл о каких-то кедровых "угодьях".

Теперь же такое поведение возчиков виделось ему совсем в ином ключе.

Да ещё бум этот кедровый, непонятно с чего вдруг разразившийся. Бум с посадками кедра, начавшийся в округе сразу после того, как "все увидели", что высаженный зимой десятилетний саженец на следующий же год начал плодоносить. Как по заказу.

В результате чего, ещё вчера фактически дармовые саженцы из клановых питомников вдруг разом исчезли из свободной продажи, превратившись в страшный дефицит, продаваемый только своим, только из-под полы и чуть ли не по золотому штука. И теперь для того чтобы даже не равномерно, а только редкой порослью прикрыть все занятые ими площади, ему потребовались бы сотни и сотни тысяч золотых, если не миллионы.

И всё это удивительным образом совпадало по времени с его возвращением с перевала. Это было странно и вызывало подозрения. Но связать одно с другим он не мог. Не было точек соприкосновения, кроме времени.

— "Хорошо хоть то, что теперь понятно, что делать", — угрюмо думал Сидор, одну за другой объезжая их плантации кедра и везде наблюдая одну и ту же картину пышного расцвета их молодых посадок.

И всё равно, одно было ему не понятно. Что же всё-таки произошло, почему совершенно обычный кедр вдруг так резко ломанул в своём развитии, он не понимал. Что-то в этом деле ускользало от его внимания.

— "Ладно, — решил Сидор сам для себя. — Раз ничего не понятно, пойдём с начала. Попробуем для начала подсчитать, что у нас есть. А для этого мне нужен геодезист. Пусть обмеряет всё и обсчитывает. Это его работа. Пусть для начала хотя бы первые три участка обсчитает и подготовит бумаги как положено, самые к городу ближние и самые типовые. А там посмотрим, что получается.

— Денег жаль, конечно, что потратим на такую дурную работу. Но тут уж куда деваться. Надо".

Через неделю он со всеми вместе, и даже с Корнеем, в этот день как раз, как по заказу вернувшегося в город со второй партией молодняка из низовий Лонгары, сидел вечером у себя в землянке и с огромным интересом рассматривал первые три готовые карты. Только этим вечером переданные ему для ознакомления группой городского геодезиста, они буквально ввергли его в шок.

То что они видели сейчас перед собой, в корне отличалось от того убожества что было ранее у них по этим участкам. И это навевало самые нехорошие мысли. И первая из них была та, что площади, заявленные ими в городском Совете по этим якобы "угодьям" и считавшиеся им самим ещё вчера сильно завышенными, на практике различались совсем в другую сторону. К сожалению, в сторону увеличения.

— Ну, площади под кедровые посадки, можно считать мы захватили, — с грустью заметил Сидор, обращаясь к невероятно довольному, рассматривающему первые в своей жизни "настоящие" карты Корнею. — Но что дальше? Покупать и сажать десятилетние саженцы, как это делают все в городе, кто имеет доступ к саженцам, мы не можем. Во-первых, нам их никто не продаст. А во-вторых, по нынешним ценам на саженцы у нас элементарно не хватит на всё средств.

Да это и не надо, потому как это чистый бред. Откуда такие дикие расценки на простые саженцы? Они что взбесились? Не понимаю, что происходит. Цены на саженцы в городе ползут вверх как на дрожжах. На сегодняшний день — золотой штука! А нам надо тысячи и тысячи, миллионы саженцев.

Это же, какие деньги, — возмущённо воскликнул он. — Это не Машины полмиллиона налоговых платежей. Это минимум полтора на ветер, а то и больше. И это только за сами саженцы.

А за работу?

Я тут на городском рынке утром слышал разговор меж двух лесовиков. Они называли ТАКИЕ цены! Посадка саженца равна его стоимости! Это же бред! Два золотых — один саженец.

— Мы их окупим через два года, — с довольной, буквально лучащейся довольствием физиономией, проворчал Корней. — Да ты чего, Сидор? Это же золотое дно.

— Нахватался у Машки своей умных словечек, — недовольно проворчал Сидор, покосившись на довольную, буквально светящуюся от счастья Машу, с любовью глядящую на своего занятого картами мужа. — Экономист доморощенный.

— Три года, и у нас рабочие плантации кедра, а через пять лет мы полностью выйдем на максимально возможную урожайность кедра в наших условиях и станем по-настоящему богатыми, — мечтательно подняв глаза вверх, к низкому потолку землянки, Корней вещал, не слушая голоса разума в лице Сидора. — Это тебе не то, что сейчас.

Кедровый орех — это такой товар, что его всегда и везде возьмут. Кедрач — это серьёзный статус. Два, три года тяжёлого, каторжного труда и у нас с тобой годовой доход с продаж — несколько миллионов золотом. Мы станем настоящими миллионщиками.

Ты подобное мог себе раньше представить?

Я, нет.

Остаётся только заявку в Совет кинуть, что мы начали реконструкцию наших "угодий" и переводим их в категорию "плантаций". Ещё три года на работу, и дело готово. И за работу никому платить не надо. Тем более — по золотому за штуку. У нас пацанвы свободной, ничем не занятой, тридцать тысяч. Они тебе чёрта лысого посадят, не то, что несколько миллионов саженцев, — довольно промурлыкал он. — Верное дело.

А что до остального, до этого твоего патронного заводика, так завтра разберёмся! Завтра наши ребята с литейного подъедут, посмотрим, что они там тебе напроектировали.

Вот это — действительно проблема из проблем, которую с хода не решить. Это тебе не кедр, который на наших землях как сухую палку, ткни в землю, он и вырастет. Это тебе — о-го-го!

Корней со значительным видом покивал мрачно глядящему на него Сидору и ткнул вверх указательным пальцем.

— Ого-го, — со значением повторил он. Физиономия его буквально сияла от счастья.

Мысленно махнув рукой на довольного, ничего вокруг не слышащего Корнея, как на безнадёжно больного оптимиста, Сидор опять углубился в расчёты, приведённые в пояснительной записке по будущей плантации. Что-то там его смущало. А вот что, понять пока что не мог. Что-то пока не складывалось. Червячок беспокойства никак не желал угомониться. Всё точил и точил.

Когда через пару часов он оторвался от своих записей, вид у него уже был не такой оптимистический, как вначале.

— Миллионы, говоришь, — глухо проговорил он, глядя за окно, где уже вовсю царила глубокая ночь, а позёвывающий Корней, откровенно уже клюющий носом, собирался завалиться спать на широкий удобный диван у них в гостиной.

К этому времени они с ним остались одни в гостиной и никто больше не отвлекал его от серьёзного разговора.

Отложив в сторону исписанные быстрым, убористым подчерком листы грубой, желтоватого цвета бумаги, Сидор с мрачной грустью в глазах смотрел на Корнея.

— Ну вот, — удовлетворённо сказал он, откидываясь на спинку стула. — Картина проясняется. — Значит, говоришь, мы через пять лет станем миллионщиками? — неожиданно зло усмехнулся он.

Мгновенно насторожившийся Корней, у которого, наверное, уже из подкорки сознания появлялась волчья настороженность, как только он видел своего друга Сидора с такой вот ёрнической, злой усмешкой на губах, внутренне подобрался.

— Мне не нравится твоя ухмылка, — осторожно заметил он, приподымаясь и заново устраиваясь поудобнее в полусидящем положении возле боковой спинки дивана.

— Ты у Маши часом не интересовался причиной, по которой она вдруг вспомнила о наших кедровых плантациях? — суховатым голосом поинтересовался у него Сидор. — О тех, что мы благополучно с позапрошлого года все дружно позабыли и до сего дня ни разу не вспоминали?

Так вот, по поводу наших кедров, — с ядовитой усмешкой на губах продолжил он, ехидно глядя на смутившегося Корнея. — Так сказать, вернемся к нашим баранам.

Всё началось с нежданного визита к нам Имры Строгой, снохи Головы и последующего определения Маши с Беллой нашего будущего годового платежа за эти так называемые "угодья". Что-то около полумиллиона золотом.

Замолчав, Сидор уже без тени улыбки смотрел на растерянно глядящего на него Корнея.

— Откуда полмиллиона? — непонимающе смотрел на него Корней. — За что столько?

— Понятно, — недовольно проворчал Сидор. — По твоему виду понятно, что Маша тебе так ни слова и не сказала. Значит, любит и бережёт. Не хочет портить тебе настроение перед твоей последней поездкой,

Ну и как тебе сумма? — ухмыльнулся невесело он. — Впечатляет? Полмиллиона! Золотом! За год! Только с кедровых плантаций! А там нет ни хрена! А ты плати!

Деньги у нас есть, но за что платить то?

И ведь не подкопаешься! И я, и Маша десять раз все расчёты перепроверяли. Всё правильно, — раздражённо качнул он головой. — Площадь есть, есть. Средняя урожайность с гектара есть — есть. По ней начисляем налог и получите.

— Голова! — Корней зло смотрел на Сидора. — Мстит, тварь такая за нефть.

— Хотя, — недоумённо пожал он плечами, — как-то для него это мелко. Всего только половина миллиона.

— Бери шире, — мрачным тоном возразил Сидор, — Не одному Голове мы ноги оттоптали, тут вся городская верхушка в нашей травле участвует. Та самая, которая была задействована в операции по монопольным поставкам нефти и других товаров на Левобережье, и которая тоже здорово погорела.

Они потеряли просто бешеные деньги на отмене запретов на торговлю. Которые, по их общему мнению, прикарманили мы. И если бы не эта история с нефтью, то о наших кедровых угодьях не вспоминали бы ещё лет семьдесят.

— Они потеряли миллионы, а счёт нам собираются выставить на каких-то жалких полмиллиона? — недоверчиво посмотрел на него Корней. — Как-то мелко, не сходится. Вот если б на десять, я бы понял, а на пол миллиона? — удивлённо поднял он в недоумении брови. — Нет, не сходится, — резко мотнул он головой. — На них не похоже.

В любой момент мы можем всё бросить и сказать, что вот есть у нас две тысячи молодых деревьев кедра, те, что ты реально насчитал, и нам этого хватит. А кому надо больше — пусть сам и сажает себе, сколько захочет. И считает тогда по десятинам, хоть все шесть тысяч. Пусть тогда он вам и платит ваши пол миллиона. А мы всё бросаем.

И на том успокоиться. И про сахарный клён забыть, как и не бывало.

Тем более что никто из нас даже не знает, как он на самом деле внешне выглядит. А доверять поставщикам после этой истории с кедром, как то будет неправильно.

Не вижу мёртвой хватки Головы за горло, как это у него принято. Что есть очень странно, — задумчиво пробормотал Корней. — Полное впечатление, что просто попугал и отпустил. Не похоже это на нашего Голову. Не похоже.

— М-да? — Сидор задумчиво почесал затылок. Мысли Корнея в точности повторяли и его размышления, что не могло не настораживать. — Вот и мне не всё ещё в этом деле понятно. Нет полной и ясной картины.

— И что теперь? — нетерпеливо поторопил Корней.

— Что, что теперь? — разозлился Сидор. — Теперь наши ребята, вместо того чтобы повышать своё воинское мастерство, как того следует, совместно с городским геодезистом и его группой оформляют документы на наши будущие кедровые плантации, так как положено. Детальный план, описание участка, все повышающие и понижающие коэффициенты и прочая, прочая, прочая лабуда. Шесть тысяч гектар тайги это тебе не шутка.

И тут же вылезла вполне очевидная проблема. Площади наших участков в результате этого правильного оформления резко поползли вверх, — сердито проворчал Сидор. — И приближаются к девяти тысячам. И всё в естественных границах выбранного участка.

Вот тебе один из примеров.

Сидор с брезгливым выражением лица поднял за уголок какой-то исписанный листок.

— Третий по счёту из первоначально выбранных для работы объектов, — пояснил он, небрежно помахав листком в воздухе. — Предварительная оценка и замечания.

Предложение геодезиста. Раздвинуть границы выбранного участка до естественных границ. Вверху — ограничиться макушкой холма, справа — оврагом, слева — ручьём, а снизу дном мокрой лощины. Тогда вся выбранная площадь представляет единым массив с одинаковыми природно-климатическими условиями или параметрами, удобными для расчёта налога.

Так и написано. И, между прочим, правильно написано. Так, по уму и надо было бы сделать. Только нам такого не надо. В результате такого "доброго" совета небольшая лесная полянка, кое-как засаженная жалким десятком наших кедров, увеличивается ровно на треть. А это значит, что и налог увеличивается на треть.

Ну и нафига нам такое удовольствие, — раздражённо проворчал он.

Геодезист говорит, что такой подход — правильный. Кто б спорил, конечно, правильный, согласен, — раздражённо кивнул головой Сидор. — Одна беда. В результате такого увеличения сумма налога с нас, при площадном учёте, увеличивается ровно на треть. А у нас нет свободных денег. Да даже если б и были, то, с какого бодуна мы вообще должны кому-то что-то платить? За что? За пустырь?

Хотят получать с нас налоги — пусть передают нам эти земли в собственность, а мы, так уж и быть, будем платить городу торговую копеечку с каждого проданного мешка ореха. Как все. А не как сейчас — за десятину с занятого под угодья у города участка, находящегося в пределах особой экономической зоны города.

Не забывай, что все наши участки с кедром находятся в пределах тридцативёрстной защитной черты, окружающей город.

Ну не могли мы с профессором по зиме, по глубоким сугробам, в колотун кататься куда-то далеко. Хапали, что поближе к городу было. Вот и дохапались.

Помолчав, Сидор продолжил, видя горящие искренней заинтересованностью глаза Корнея.

— И так, по всем участкам.

— Так надо сбросить балласт, — откликнулся Кондрат, внимательно глядя на Сидора. — В чём проблема?

В жадности, — мрачно хмыкнул Сидор. — Ни Маша, ни Белла категорически не желают расставаться с такими большими площадями кедровников. По разным причинам, но не желают.

А балласт сбросить нет проблем! — неохотно мотнул он головой. — Всё можно сбросить. Охотников на такие участки последнее время появилось что-то слишком много, особенно в свете нынешнего кедрового бума.

Но! Это не решение наших проблем. Девочкам жалко расставаться с мечтой и отдавать земли, когда они уже вроде бы как наши и из них вполне реально можно что-то толковое сделать.

И тут вылезает та самая проблема, вокруг которой всё и вертится: "Сколько это будет стоить"?

Так вот, говорю тебе первому, чтоб ты знал. Учитывая нынешние высокие цены на саженцы, то на приведение наших угодий в нормальный вид, такой, какой обычно подразумевается под понятием кедровая роща, кедрач, кедровая плантация, ну и так далее: на всякие там саженцы, дороги, зимовьё для сборщиков, мелиорацию участка, вырубку малоценных и ненужных насаждений, раскорчёвку, ну и всё такое прочее — всё это потребует от нас затрат….

Сидор снова покопался в груде рассыпанных на столе бумаг перед собой, и, достав какой-то мятый, словно жёваный листок, густо исписанный какими-то записями с расчётами, небрежно помахал им в воздухе.

— Вот! Шесть тысяч га, грубо считая, триста деревьев на гектар. Итого — один миллион восемьсот тысяч. Если по нынешним ценам золотой за саженец…

— Ну, сумму ты уже представил, — усмехнулся Сидор. — Нас пытаются втянуть в большую, серьёзную и дорогую работу, которая займёт нас надолго, на три года как минимум. А вот потом, когда всё будет готово, результат работ у нас можно и присвоить. Отберут под любым благовидным предлогом. Как наши пахотные земли возле города отобрали и до сих пор не возвращают. Земля то не наша. Нам её просто дали в пользование.

Я тебе даже сейчас с дюжину таких предлогов сходу назову, — с невесёлой усмешкой проговорил Сидор. — А если хорошо подумаю, то и ещё десяток нарисую.

И Маша это поняла, как, впрочем, и Белла. Потому они обе и в панике. Не знают, что и делать. Бросить жалко, а до ума доводить — себе дороже

Выход один. Или всё бросить, так как оно сейчас есть, но перед этим выкопав и вывезя с участков всё что мы там до того посадили, и действительно устроить маленькую такую плантацию кедра площадью на семь-восемь гектар, исходя из наличного количества деревьев. Или, громко заявить перед всеми, что да! Не было у нас до того ничего, а теперь будет. И мы ставим свои шесть тысяч десятин на реконструкцию. И будем делать культурные плантации, как положено. Вот у нас и обмеры есть, и расчёты, и планы будущих посадок. И взять, таким образом тайм-аут на три года.

А это значит серьёзно вкладываться в серьёзную работу. На миллионы!

А где ты под городом столько земли нашей видел? Где ты лишние деньги у нас видал? Нет ничего!

— Эко удивил, — буркнул Корней. — По-моему, это обычное для нас состояние безденежья. Чего-нибудь придумаем. Ты придумаешь, — ткнул он в сторону Сидора пальцем.

— Ну да, — Сидор хмуро, без малейшей тени улыбки смотрел на Корнея. — Я-то придумаю. А кто делать потом будет? И на какие шиши?

У нас просто нет ни лишнего миллиона, ни полумиллиона, ни даже ста тысяч. Вот в чём дело.

И у нас каждая монетка на счету. А того ореха, что мы этой осенью сможем собрать с того что посажено было три года назад, в лучшем случае хватит чтобы только самим полузгать калёным кедровым орешком. Да поставить парочку бочек кедровых настоек на скорлупках с ядрышками, всему городу на смех.

Такая же картина и по посадкам сахарного клёна. Только что с площадями пока не определялись и судя по всему, определяться не будем. Плюнем и забудем.

Единственный плюс сейчас с клёном — никто в Совете до сих пор в нашем крае с сахарным клёном не сталкивался, потому и ситуация зависла. Но это только пока! Но что будет через год, неизвестно. Но, что-то придумают, не сомневайся.

Нет таких крепостей, которые бы не взяла наша жадная до чужого добра Старшина. А в деле обдирания шкур со своего ближнего, они впереди планеты всей.

В общем, — грустно прихлопнул Сидор лежащую перед ним пачку бумаг своей ладонью, — всё хреново.

Теперь тебе, наверное, понятно и то почему мы прекратили все игрища в благотворительность, — сухо заметил Сидор. — Всё сократили. Даже строительство мостов, что планировалось на дороге к нашему перевалу, тоже полностью свёрнуто. Хотя, конечно, жаль. Но обойдёмся пока и бродами.

А ведь Голова ещё и заикался, что мы должны за свой счёт строить крепости для защиты местного населения. Мол, за это нам послабления разные будут.

И строим, куда денешься, самим надо, а послаблений нет, одни только претензии.

Как тебе это? Взять хотя бы Тупик, — Сидор внимательно смотрел на задумчивого Корнея. — Ладно бы там все были наши люди, которые бы работали на нас. Так ведь нет. В основной массе это пришлый, совершенно посторонний народ. К тому же, тут же норовящий стать нашим конкурентом.

Самый характерный пример из подобных — Бугуруслан.

Работал на нас. Но только до тех пор, пока на нашёл на осваиваемых нами предгорьях больших площадей ничейных кедровников. И тут же их присвоил, наплевав на все наши с ним договорённости.

Потому как кедровник — это статус. К кедру здесь особое отношение. Это — в первую очередь не деньги, а статус. Незримый, нематериальный, но, тем не менее, вполне реальный высокий статус в глазах всего местного общества.

Откуда и вытекает жёсткое требование Беллы любым способом заиметь себе заявленные нами когда-то давно площади кедрача. Потому как по её мнению выбора у нас нет. Раз сказали, что у нас шесть тысяч гектар кедрача, значит, так оно и есть. И хоть ты тресни, но сделай.

У тебя может не быть много денег, но если у тебя есть посадки кедра, хоть одна десятина на своей земле, — тебя введут в городской Совет и будут искренне уважать.

Нет кедрача, но есть бочки с золотом — для всех ты просто скоробогач. Да хоть на золотой посуде ешь, хоть по нужде ходи в золотой унитаз — никого не волнует.

И это же особое отношение к кедру, безусловно, значит, что никто земли, занятые ныне нами под "угодья" ни под каким видом никогда нам в собственность не передаст, даже если мы и захотим. А выкупить их у города — ты знаешь, в какую сумму они оценивают один гектар местных чернозёмов — закачаешься.

Поэтому, — Сидор с флегматическим видом на миг задумался. — Вывод один. Сваливать с этих якобы угодий надо, куда угодно, потому как ничего нам там сделать просто не дадут. Или дадут, но при этом ободрав как липку, а потом всё равно отобрав всё что сделано.

А если уж и заниматься кедровниками, как требуют моя Белла вместе с твоем Машей, то только там, куда не дотянутся жадные лапы Совета. То есть или у нас в горах, или на озёрах. А на озёрах ящеры, — уныло констатировал он. — Да и в горы они частенько забредают.

Корней, резким взмахом руки остановил унылую речь Сидора.

— Кстати о Бугуруслане. А ведь там, в предгорьях могло бы быть много молодого подроста, в тех самых найденных им кедрачах. Которые вполне можно было бы нам использовать как свои собственные саженцы. Тогда бы все и наши проблемы с плантациями были бы решены. Сейчас же, как я понял из твоего нытья, получается, хрен знает что. Где брать саженцы — непонятно. Что делать — непонятно.

Бросить — жалко, а вкладываться — жаба душит.

Корней, внимательно глядел на мрачного Сидора.

— Давно хотел спросить, — вдруг неожиданно сменил он тему. — Зачем ты к себе в дом притащил целое дерево? Да ещё с корнями.

Небрежным кивком головы Корней указал на небольшое засохшее деревце кедра, стоящее в углу комнаты. Пол под ним был густо усыпан опавшими иголками, среди которых отдельной горкой возвышались снятые с него шишки.

— Да, — равнодушно махнул рукой в ту сторону Сидор. — Хотел поближе на него взглянуть, под микроскопом профессора. Надо же разобраться, что это за порода такая странная. Точно ли это тот самый горный поморский кедр, или что-то ещё. И с чего бы это он так резко принялся плодоносить.

— Пытался отломить ствол у корня — не вышло, крепкий сволочь. Пытался срубить топором, так чуть топор не сломал. Интересно стало, вот и притащил. А что с корнями — так попробуй его сломать, особенно у шейки — хрен что получится. Удивительно крепкая древесина.

— И? — немного оживился Корней. — Узнал что нового?

— Только то, что на богатых чернозёмах великолепно развивается корневая система растений, — устало зевнул Сидор. — Что я и так хорошо до того знал. Ничего нового.

Сделал пару поперечных спилов со ствола, сломав зубья у двух пил, но ещё не смотрел. Не до того было, да и профессор микроскоп не дал, жадина такая. Какие-то у него там свои срочные дела, оборудование всё занято. Сунулся в лабораторию к нему — выгнал, сказал, что не до меня, приходи позже. Теперь сижу, жду, когда освободится.

— А ты не думал на недельку смотаться в горы и поговорить с ребятами атамана на предмет покупки у них саженцев? — хмыкнул Корней. — Чай, мы им не чужие, вместе предгорья осваиваем. И если у них действительно есть молодой десятилетний подрост, как все говорят в городе, то с ними наверняка можно договориться о поставках, на каких-нибудь льготных условиях.

— Вот и девочки о том же постоянно твердят, — мрачно буркнул Сидор. — Только они не знают так хорошо тех двух друганов, что вместо атамана там теперь всем заправляют.

И это не люди атамана, учти на будущее. Они разругались с Бугурусланом вусмерть и теперь сами по себе. Впрочем, как и раньше оно было.

Так вот, — криво усмехнулся Сидор. — Последний год я плотно с ними общался и вот что скажу. Они хрен тебе монетку медную уступят там, где можно получить всё. Удавятся, но на уступки не пойдут. Каким бы ты для них другом ни был.

— Шёл бы ты спать, Сидор! — устало покачал головой Корней. — Уже ночь глубокая на дворе, завтра, рано с утра ребята с завода приедут, а ты всё говоришь, говоришь, говоришь…. Уже голова от твоего ныться распухла, а ты всё не угомонишься, нудишь и нудишь.

Сам не спишь, и другим не даёшь.

— Какой тут сон, — глухо протянул Сидор, с тоскою глядя на устраивающегося на диване в гостиной Корнея. — Тут от этих подсчётов, голова кругом идёт, да во всех небритых местах шерсть дыбом встаёт, а ты про какой-то сон думаешь.

Махнув на него рукой, Сидор с обречённым видом опять уткнулся в свои записи и остался сидеть, склонившись над ними и подперев щеку правой рукой.

Когда на утро Корней поднялся встречать ожидаемых рано утром гостей, тот так и спал, сидя за столом и уткнувшись лицом в бумаги.

 

Глава 5 И снова атаман

"Чудный" завтрак.*

То, что следующим утром привезли с собой литейщики, впечатляло.

Большой ком бумаг, бересты, каких-то кип непонятных с первого взгляда чертежей, ворохом вываленные на стол перед сонно хлопающим невыспавшимися глазами Сидором, мог ввести в ступор не только такого неподготовленного человека, как Корней, но и целую толпу проверяющих.

— Ё-ёпрть! — приуныл он, разглядывая своих собственных егерей из охраны, перетаскивающих связки каких-то бумаг из телеги инженеров в землянку и аккуратно складывающих их у Сидора в рабочем кабинете.

— "Не тем парни заняты, — флегматично отметил он про себя непрофильное использование ближнего круга охраны. — С таким пониманием проблем собственной безопасности, удивительно как Сидор ещё и жив то. Ну да пока ладно, — многообещающе прищурился он, запоминая лица парней, весело и с прибаутками помогавшим инженерам разгружать их коляску и десятника, отвечающего этим днём за дежурную смену.

— Вернусь с последними переселенцами из обоза де Вехторов, я им припомню эту разгрузку. Быстро вспомнят: и своё место, и что обязаны, а что ни под каким видом не должны делать. Охранять тело клиента надо, а не грузчиками подрабатывать. И то, что вокруг сейчас всё спокойно, не значит ничего".

— Ну, я пошёл, — с глубокомысленно деловым видом поспешил он улизнуть, как только последняя пачка бумаг была свалена в большую кучу в углу комнаты и появилась чисто теоретическая возможность у Сидора привлечь его к разбору и систематизации документов.

Что это за труд, Корней имел уже один раз возможность убедиться на собственном печальном опыте. Неделю потом голова болела от непонятных терминов и кривых козюлей с загогулинами, чем были исчерканы подобные писульки. Врагу не пожелаешь.

— Вы тут разбирайтесь без меня, а мне надо своими делами заниматься, — поспешно пояснил он невнимательно слушающему его Сидору, уже разбирающего привезённые бумаги и что-то обсуждающего с копающимися в углу обоими инженерами.

— Надо сходить покушать, — невнятно пробормотал он, постаравшись побыстрей улизнуть из сидорова дома, пока не проснулась ещё и его жена.

Чёртова баба взяла за дурацкое правило морить его с утра голодом, как только он оказывался в пределах её досягаемости, находясь у Сидора в гостях. И никогда не давала ему нормально позавтракать. А ходить с утра голодным он не привык.

Перед началом трудового дня всегда следовало плотненько подкрепиться. И сделать это можно было лишь в соседнем кабаке у Брахуна.

С удобством устроившись в углу уютного зала ближайшего к Сидоровой землянке кабака, где он обычно и завтракал в том случае, когда оставался ночевать в городе, Корней махнул кабатчику рукой, показывая, чтобы тот подавал его утреннее блюдо.

Поскольку Корней был давешним и постоянным клиентом в этом заведении, то вкусы его здесь знали прекрасно, и буквально через пару минут перед ним уже стояло большое блюдо любимой им жареной картошки с грибами, присыпанное сверху молодой зелёной петрушкой с укропчиком. А в поданном тут же стеклянном графине плескался густой клюквенный морс.

Безумно дорогое блюдо, особенно учитывая готовку его на пахучем растительном масле поджаренных семян редкого ещё в этих краях южного растения — подсолнечника.

Завтракать у Сидора с Изабеллой Корней очень не любил. Это была настоящая пытка. Изабелла постоянно, каждый раз надоедливо ему зудила, что с утра надо есть мало, как впрочем, и днём, и вечером тоже, так как лишняя еда ведёт к ожирению. Что он явно переедает, и что Маша не раз ей уже жаловалась, что тот не влезает ни в одни брюки. И что его постоянные шутки о том, что он достаточно зарабатывает, чтобы купить себе новые штаны, несчастной Маше уже надоели.

Врёт, чёртова баба, ничего такого сама Маша ему не говорила.

И чтобы в очередной раз не выслушивать надоевшие донельзя нравоучения глупой бабёнки, ничего не понимающей в настоящей мужской еде и как надо кормить мужика, Корней просто перестал питаться у Сидора по утрам.

— "Бедняга Сидор, — мысленно пожалел он товарища. — Вот, досталось же "сокровище" парню. Он-то сейчас сидел в трактире и с блаженно мечтательным выражением на лице вдыхал чудные ароматы своего любимого блюда, а тот…".

— Опять жрёшь с утра! — вырвал его из кулинарной нирваны сухой, грубый, надтреснутый голос.

— Нет! — с тоской в голосе жалобно и обречённо протянул Корней

— Да! — с насмешкой возразил ему голос напротив и на стул перед Корнеем грузно опустился его старый приятель атаман.

— Ты ошибся на несколько домов, — враждебно глядя на него, мрачно проговорил Корней. — Тебе надо прямо, а потом за углом направо, и ещё раз направо. Там в сырой, холодной, недружелюбной землянке тебя ждёт то, что на самом деле тебе надобно. Пара тумаков и горячее пожелание проваливать нафиг.

Может, ты свалишь? — с тоской спросил он атамана, глядя, как тот безцеремонно пододвигает к себе его блюдо с картошкой и, схватив лежащую на столе его вилку, принимается быстро уплетать его персональный завтрак.

— Полночи не ел! — чавкая, как сильно изголодавшийся человек, и не обращая внимания на не очень культурные манеры, атаман с усмешкой наблюдал, как Корней с тоской провожает глазами каждый кусок ему в горло.

Тебе же говорили, что много есть с утра вредно, — с ехидной ухмылкой заметил атаман. — Умная женщина, между прочим! А ты ей не поверил. Погляди на себя, — ткнул он вилкой в сторону тоскливо глядящего на него Корнея. — Разожрался, словно боров.

Вот вёл бы такой образ жизни, как я! — атаман, матёрый, закабанелый мужичище, с воодушевлением ткнул вилкой теперь уже себе в грудь, мало что не пробив её насквозь. — Тогда был бы такой же стройный и красивый. И никто бы не стал тебя ни в чём упрекать.

А так, тебе остаётся только смотреть, как я ем, — ухмыльнулся он, отправляя себе в рот исходящий паром очередной кусок картофеля с одуряющим ароматом душистого, свежего укропчика.

Корней с тоской втянул в себя одуряющие ароматы любимого блюда.

— У, гад, — тихо проворчал он. — Дать бы тебе по шее, чтоб не лишал человека пищи, да, как такому дашь, — с тоской протянул он, мрачно глядя на бугрящиеся под рубашкой мышцы атамана.

— Вот-вот, — ухмыльнулся в ответ атаман. — Там, куда ты меня пытаешься в мыслях сейчас послать, мне делать нечего. А мне с тобой переговорить надо. Срочно!

Сидор ещё не вменяем, рвёт и мечет с тех самых пор, как после перевала снова включился в работу, поэтому решил с тобой поговорить. Чай, надеюсь, не прогонишь сразу старого товарища то.

Пожалели б мужика, ироды. Что вы такого с ним сделали? — с невинным видом поинтересовался атаман. — Последнее время к нему подходить близко страшно. А встречаться с его жёнушкой, стервой, это гарантировано подписать себе смертный приговор.

У-у-у. Эта мелкая, тощая бабёнка, — раздражённо констатировал атаман. — Один раз мне сказала, чтоб я больше не появлялся у неё в доме, пока меня не позовут. Так только самоубийца её не послушает. Поэтому, я к тебе.

Чуть склонившись к столу, атаман опасливо оглянулся по сторонам, словно проверяя, не слышит ли их кто его уничижительного отзыва о баронессе. И в каком-то нервическом ознобе незаметно передёрнул могучими, покатыми плечами.

— Подишь ты, — усмехнулся понимающе Корней. — Как припёрло, так сразу вспомнил: и старых товарищей, и где они завтракают, и свои старые лагерные шутки. А то всё рожу кривил и делал вид, что не знакомы.

— Я уж думал, что ты всё, отказался от своего прошлого. А оно выходит, что нет? — Корней насмешливо прищурил глаз, ехидно глядя на атамана.

— Ты ешь, ешь, голодный, небось, — кивком головы ёрнически посочувствовал он атаману. — Дома, небось не кормят, или деньги кончились? Так ты заглядывай к нам в гости почаще, покормлю, так уж и быть, по старому знакомству.

Атаман у него за столом это была ПРОБЛЕМА. И Корней очень чётко это понимал. Тому что-то от него было надо и атаман по своему обычаю пойдёт напролом. Придётся останавливать, а не хотелось бы. Тогда всплывёт наружу малоизвестное их совместное "приключение" в гостях у одного, долгое время державшего их в плену барона, а вот этого категорически не хотелось. Ни ему, ни, думается, атаману. Не зря же он столько времени молчал и избегал даже здороваться с ним при редких, случайных встречах.

Слишком уж в тот раз с тем бароном вышло кровавое, грязное дело. И предавать его лишней огласке не хотелось. Ни Корнею, ни, как выяснилось, атаману.

Но раз уж Дюжий сам пошёл на нарушение их негласного договора, значит, припекло. А ещё это значит, что атаман теперь землю будет рыть, пока или не добьётся своего, или не получит от него по шее, что, учитывая прошлую взаимную нелюбовь, скорее всего и произойдёт.

— Ну, чё тебе надо, ирод, объедатель! — мрачно глядя на уничтожаемый атаманом свой завтрак, демонстративно жалостливо и тоскливо протянул Корней. Настроение, бывшее таким прекрасным с утра, стремительно рухнуло.

— Говорят, Сидор сидит целыми днями и что-то считает? — невинно глядя на него абсолютно честными невинными глазами проговорил атаман.

— Говорят, что кур доят. Тебе то что? — усмехнулся Корней, мгновенно поняв, куда тот клонит.

— Да, ничего! — деланно безразлично пожал плечами атаман. — Просто пробегал мимо, вот и решил зайти, так сказать, проведать старого друга. Захотелось вдруг узнать, как тот живёт, чем дышит, а заодно и поинтересоваться. Может и для моих ребят у вас есть какая работёнка?

— Пробегал мимо, пробегай, — недовольно проворчал Корней. — По крайней мере, некоторые бы хоть спокойно позавтракали.

Половой! — махнул он рукой, подзывая служку. — Ещё одно блюдо мне и кружку пива нашему безденежному другу, — насмешливо кивнул он на Дюжего.

Дюже тут некоторые товарищи голодные сидят и много едят, — с усмешкой констатировал он. — А платить, судя по аппетиту им нечем.

Никак прогуляли уже что привезли? — ещё более ехидно поинтересовался Корней у насупившегося атамана.

— Такой кусок быстро не переваришь, — атаман вдруг весело издал губами довольно неприличный звук, отдалённо напоминающий нечто вроде "Фьють".

Тут дело в другом, — расхохотался он. — Хороший атаман всегда держит нос по ветру. А я, скажу без ложной скромности — хороший атаман. Поэтому, я здесь.

У вас, я смотрю, опять какие-то интересные дела затеваются. Сидор бригаду изыскателей своих пригнал с вашего уже знаменитого Великого Озёрного Пути. Всю зиму и лето сидели там безвылазно, что-то всё вымеряя и размечая, а тут вдруг как с цепи сорвались. Мотаются по ближним пригородам, по местам, где у вас расположены посадки кедра, и всё что-то меряют, меряют.

Ваньку Череда, городского геодезиста по своим делам припахали плотно. Да так, что жена его жаловалась подругам на базаре, что мужика своего забыла, когда уже дома и видела.

— Ага, — проворчал как-то неопределённо Корней. — Отследил-таки.

— Вот я что и подумал, — с невинным видом продолжил меж тем атаман, — уж не переоформляете ли вы их.

— Кого? — деланно изумлённо распахнул чистые и невинные глаза Корней.

— Кедрачи свои, — невозмутимо продолжил атаман, словно ничего и не заметив. — А раз так, то, глядишь, может и нам одну, две из угодий своих продадите

— Чего? — ещё более изумлённо и широко распахнул глаза Корней. От удивления у него пропал даже аппетит, насколько неожиданными были слова атамана.

— Слышал я, что вам скоро выкатят налог в каких-то безумных, совершенно неподъёмных размерах, — с совершенно невинным видом продолжил меж тем атаман. — Вот вы и засуетились порядок в своих делах наводить.

— Я всегда знал, что в нашем городе ничего не спрячешь, — мрачно ухмыльнулся Корней.

— "Интересную "стратегическую" информацию донесла до нас эта сучка Имра, — мрачно подумал он. — Все бабы на базаре о том знают, что и она. Стратег, ети её м…ть".

Только вот, большой налог — это смотря для кого неподъёмный, — сердито проворчал он. — Для вас — может быть, а для нас — очень даже небольшой. Просто, нет дураков, такие деньги за пустое платить. Вот мы и ищем пути обхода, чтоб обойти такую наглую предъяву.

— А я подумал, продавать будете, — с грустным вздохом опечалился атаман. — А городского геодезиста привлекли для предпродажной подготовки участка, — с деланно безразличным видом проговорил он. — В самом деле, дружище, зачем вам столько и таких здоровущих плантаций? Продайте мне парочку? А лучше три. По нашей старой дружбе, так сказать.

— "Вспомнил, как понадобился, — холодно посмотрел на него Корней. — А до того всё рожу свою ворочал, как и не знаком раньше был".

— Нравится мне ход твоих мыслей, Семён, — невозмутимо хмыкнул Корней. — Если у тебя есть много, а у меня нет ничего, то отдай мне своё. И, разумеется, лучше всего, за так. Но чтобы и у меня, и у тебя что-то было. Интересная логика. Что-то мне напоминающая, — теперь уже откровенно насмешливо глядел он на сидящего напротив человека. — А ещё лучше, отдай мне своё всё. Чтоб у меня было, а тебе ни к чему. Тебе же не надо, с тебя и другого хватит, нематериального. К примеру, славы, о том, что ты добрый. Оч-чень интересная логика.

А не хочешь сам заложить себе парочку собственных плантаций? — с всё той же насмешливой интонацией в голосе спросил Корней. — Так сказать, чтоб своим горбом заработать? Тогда бы и просить меня ни о чём не надо было бы. Места свободного в тайге полно, закладывай плантации — никто, и слова поперёк не скажет. Уйди только за исключительную зону города, за засечную черту, чтоб дурных налогов не платить за пользование городской землёй, как тут с нас за пашню попытались содрать, — и всё в порядке.

И спи спокойно потом, добрый, нищий товарищ, — сердито прищурился он. — Как все.

— Если бы я мог, я бы так и сделал, — сухо отозвался атаман. Видно было, что рассуждения Корнея ему сильно не понравились, но обиду он проглотил. — Но мои мозги и ваши работают по-разному. В результате у вас есть плантации, а у меня их нет.

Но и с этим бы я разобрался со временем. Только у меня нет его, времени, как нет и саженцев. И взять мне их негде и неоткуда. Никто не продаёт. Все лишь говорят, какие они жутко дорогие, а в продаже саженцы кедра отсутствуют.

Зато они есть у вашего друга татарина, у Травника. А он от вас зависим.

Зависим, зависим, — раздражённо отмахнулся он от попытавшегося что-то возразить Корнея. — Живёт в вашем городе, хоть и убогом, но вашем. Работает на вас или по вашим заказам. Так что, не возражай, зависим. Поэтому он вам саженцы из своих горных кедровых угодий и продаст. А вы продадите мне, или лучше сделаете мне кедровник.

А выращивать саженцы из орешка, теряя на этом кучу времени, как это делают во всех клановых питомниках, я не могу, — сухо констатировал он. — Я вообще не по этой части и не представляю, как это вообще делается.

Зато у меня есть толпа отморозков, у которых тоже есть семьи и которые тоже думают и о старости, и о гарантированном, стабильном доходе. Вы одним зарабатываете на жизнь — мы другим.

Поэтому мы подошли к главному вопросу моего здесь присутствия. У тебя есть для меня и моих парней работа?

Сколько бы мы в прошлом ни заработали, а всё когда-нибудь кончается. И тот, кто сиднем сидит на одном месте, на заднице, рискует вообще под старость остаться без куска хлеба.

Поэтому я повторяю свой вопрос. У тебя есть для моих ребят работа?

Судя по твоему задумчиво-рассеянному виду, подобного вопроса ты явно не ожидал, — понимающе усмехнулся атаман. — Ну, так ты подумай, подумай. Я не спешу. Любое серьёзное дело требует серьёзной подготовки, а судя по той суете, что поднялась вокруг вас, вы явно задумали что-то очень серьёзное.

Вот я и предлагаю тебе хорошенько подумать о нас. И если появится какая интересная работёнка для меня с ребятами — ты только свистни. Ты знаешь, за нами не заржавеет.

Тщательно, со вкусом промокнув корочкой белого хлеба ароматную подливу, атаман со счастливым, сытым рыком хлопнул себя лопатообразной ладонью по гулко отозвавшемуся брюху. Вежливо, но со смешинкой в глазах, поблагодарив Корнея за проявленную чуткость к его голодному брюху, он поднялся и, помахав напоследок рукой, быстро покинул кабак, провожаемый задумчиво-оценивающим взглядом Корнея.

Аппетит у того пропал. Предложение атамана было интересным и наводило на слишком многие мысли. В частности стало окончательно ясно, что ничего из того что они тут делают, не остаётся тайной ни для кого из местных. И это, в дальнейшем планировании своих работ следовало обязательно учесть.

Отложив вилку, Корней погрузился в размышления.

— "Похоже, — мрачно констатировал он, — спокойно поесть сегодня мне не дадут".

К его столу направлялся ещё один атаман небольшой ватаги местных бандитов, или, как их тут обтекаемо называли "хуторян", Герасим Малой, здоровый мужик, ростом более чем два метра.

— Здорово, — грубым голосом начал тот, по примеру Дюжего, чуть ли не в прыжке плюхаясь на соседний стул. Могучая трактирная мебель, по спец заказу изготовленная трактирщиком как раз на подобный случай, жалобно скрипнула.

— Крепкая, — радостно оскалясь, поднял вверх указательный палец Малой.

— Ну-с, — радостно потёр он руки, и протянул их к едва тронутой тарелке с картошкой Корнея.

Терять ещё и второе блюдо желания не было ни малейшего и Корней твёрдо, но вежливо, можно сказать осторожно, отвёл протянутую руку в сторону.

— Сначала сам себе закажи, а потом угощайся, — скупо улыбнулся он. — Нет денег, так и скажи. Угощу, по старой дружбе.

Сразу начинать разговор со ссоры не стоило. Жаль что этого, похоже, не понимал Малой, сразу сердито засопевший. Похоже, лагерные привычки, подхваченные Дюжим в бытность их знакомства в лагерных бараках у барона де Горрка, имели дурную тенденцию распространяться.

— Тоже в городе "случайно"? — с усмешкой поинтересовался Корней. — Или что надо? Прямо говори, а то мне никакой картошки не хватит вас всех угощать

Глядя, как и этот "гость" первым делом, без слов, ополовинил принесённую тарелку, Корней затосковал. Было ясно, что в городе начинался голодный бум. Половина обычно пустынных в этот ранний час столиков в кабаке Брахуна были сейчас заняты. И что удивительно, все, как на подбор личностями, хорошо известными в городе.

Если не все, то многие из атаманов местных шаек разбойников, обычно нанимаемых кланами для войны на границе с ящерами, с невинным видом сидели за столиками кабака и с преувеличенно озабоченным видом поедали свой утренний завтрак.

— "Похоже, план по продаже картошки я Брахуну этим утром сделал", — флегматично отметил про себя Корней.

Он понял, что спокойно поесть ему сегодня не дадут. Голодные глаза соседей за соседними столиками сверкали совсем не тем интересом, отнюдь не обеденным.

— Нет, — покачал он головой, глядя, как в очередном голодном брюхе быстро исчезает уже не только его любимое блюдо, — в следующий раз, есть буду дома, — грустно заметил он, видя очередного старого друга, заходящего в широко распахнутые двери кабака.

— Пусть даже у Сидора под ворчанье его жены буду завтракать, но не здесь. Здесь спокойно покушать не дают, мерзавцы, — с чувством выругался он.

— Всё, Малой, мне пора, — резко оборвал он так и не начавшийся разговор.

Зачем тот пришёл и почему подсел к нему за столик, Корней уже понял. Тому тоже нужна была работа. Похоже, обстановка на границе с ящерами поуспокоилась, приближалась зима — "мёртвый сезон" и городские кланы рассчитали большинство нанятых на лето наёмных отрядов. Вот те и искали теперь себе заработка в городе. А, прослышав, что в компании затеваются какие-то дела, решили поинтересоваться у него наймом.

— "Только наёмников нам и не хватало, — сердито подумал Корней. — Так нам никаких доходов не хватит, чтоб ещё и с ними рассчитаться".

По-быстрому, на грани грубости, оборвав едва что-то начавшего говорить Малого, он поспешил выскочить на улицу.

На проводивший его вслед настороженно внимательный взгляд того, он привычно равнодушно не обратил внимания. Малой же так и остался сидеть за их столиком, застыв с едва надкушенным куском картошки на вилке.

Прищурив глаз, Герасим поднёс вилку ко рту и медленно прожевав, проглотил кусок.

— "Вкусно, — подумал он. — Видимо Корней знает, не только за какой конец меча хвататься, но и как красиво и вкусно позавтракать. Это надо взять на заметку", — были первые его "трезвые" мысли после того как за спиной "учителя фехтования" захлопнулась входная дверь.

Вот теперь всё вставало на свои места. И то, что прежде было непонятно, нашло чёткие однозначные объяснения. Атаман Дюжий начал борьбу за лидерство. И первый круг борьбы за лидерство он уже выиграл. Ещё ничего, как и все, толком не зная, лишь догадываясь, он, в отличие от него, Малого, сделал правильные выводы. В этой компании странных землян, так шумно заявившей о себе за последний год, обязательно будет что-то происходить. И те обязательно привлекут наёмников на какие-то свои работы.

Не могут не привлечь, потому как своих сил на все заявленные ими дела у них просто нет. А значит, и будет возможность хорошего найма. Потому как стоило только посмотреть как стелился Дюжий под этого "учителя", как показывал все здесь насколько у них дружеские, чуть ли не панибратские отношения, как многое становилось понятно. Сорвав один раз с работ с этой компанией солидный куш, атаман Дюжий рассчитывал на ещё один, не меньший.

И, сделав свои выводы, сработал на опережение, подставив его, Малого. И судя по молчаливой реакции "учителя", по его предупреждающему взгляду, брошенному мельком на Герасима, серьёзно подставившего. Да и какой он "учитель". Достаточно было взглянуть, как тот движется, как незаметно, на уровне подсознания контролирует всё пространство вокруг себя, как сразу бы развеялись все навеянные Дюжим иллюзии.

— Ну-ну, — едва слышно пробормотал Малой одними губами. — Посмотрим, посмотрим, какие ещё фокусы ты дальше выкинешь, атаман. Но ушки теперь будем держать торчком, друг старый.

Он сделал серьёзную ошибку, послушав атамана и решив по примеру Дюжего шуточно покуситься на утренний завтрак "учителя". Не говоря уж про то, что никакой тот не "учитель", как Корнея представил Малому Дюжий.

— "Как бы "учитель" не обиделся", — всерьёз теперь обеспокоился Малой.

Тогда вопрос перспективного найма подвисал бы в воздухе. А это было плохо, очень плохо.

Потому как иных перспектив впереди на эту осень и ближайшие месяцы зимы не было.

Герасим Малой был профессиональным наёмником, подвизавшемся в Старом Ключе на войне с ящерами. Правда, последнее время, в связи с общей "упокоённостью" границы кормила его профессия плохо. Особенно последний год

Ящеры на границы последний год что-то попритихли, и несущие на границе пограничную службу старые кланы, сразу поуспокоились. Дурачьё. Кому, как не Малому и иным, непосредственно контачившим с людоедами бойцам было знать, что это сплошь одна видимость. Что на самом деле ящер набирает силы перед следующим рывком на запад. Что в равнинных селениях на востоке зреет новая, могучая сила, с которой надо работать на опережение. Что надо выбить подросший молодняк сейчас, пока он не вошёл в полную силу. И пока есть ещё для того возможность.

Только ведь ни его, ни его товарищей городская верхушка, кормящаяся с целевых платежей города на охрану границы, ничего и слушать не хотела.

"Экономика — должна быть экономной" — неизвестно кем придуманный бредовый лозунг, застилавший ей теперь глаза.

Объявив об "упокоённости" границы с ящером, они резко снизили и так невысокую планку оплаты найма бойцов, положив в собственный карман жирный куш из выделенных городом платежей, который должен был бы пойти на найм пограничного войска. А вместо этого упокоился по сундукам клановых схронов приграничных кланов. И атаману Малому с его небольшим профессиональным отрядом пришлось туго. Как, впрочем, и многим другим, кое-кого Малой как раз сейчас наблюдал за соседними столиками.

И от чьих настороженно внимательных глаз которых, казалось готова была загореться спина, настолько яростными были прожигавшие её взгляды.

Если парни из конкурентных отрядов решат что он своей бесцеремонностью сорвал им всем их будущие контракты, к гадалке не ходи, ему серьёзно не поздоровится.

Холодный озноб пробежал у него по спине. С наёмниками погранцами, заинтересованными в хорошем найме, шутить никому не следовало.

— "Ну, Дюжий, — пообещал себе Герасим. — За мной должок. При случае верну, с процентами".

Малой ещё раз прокрутил в голове прошедший разговор. Хм, не всё так плохо, как на первый взгляд показалось ему. Чему была подтверждением насмешливо вежливая, понимающая улыбка "учителя".

Не оборвал сразу разговор, фактически пошёл на контакт, пусть и в такой неявной форме, значит, в компании землян действительно намечаются какие-то серьёзные работы. А значит, им скоро понадобятся бойцы, серьёзные бойцы, такие как его отряд. И тогда он будет тут как тут. И, в отличие от этого раза будет лучше готов.

Значит, по крайней мере, ещё один раз к так толком и не состоявшемуся разговору можно будет вернуться. Малой слегка приободрился и повеселел. И неожиданно для себя весело подмигнул встревожено глядящим на него своим парням, пережидавшим разговор за столиком в дальнем отсюда углу зала.

— "Не всё так плохо, — постарался убедить он сам себя. — Не всё так плохо".

И обязательно надо будет прощупать этого их Сидора, в один из тех его редких моментов, когда он окажется в городе. Глядишь, тот пожиже окажется, чем этот их вояка, судя по всему отвечающий за силовую составляющую их компании.

— "Как же он так ошибся то, — ещё раз попенял себе Малой. — Ну, да не беда, поправим. Всё поправим", — многообещающе мстительно подумал он, вспомнив прощальный торжествующий взгляд атамана, мельком брошенный в его сторону.

— "А пока вернёмся к любимому корнеевскому блюду", — Герасим Малой с безграничным удивлением смотрел на пустую тарелку перед собой, которую за своими размышлениями успел уже не только опустошить, но ещё и тщательно протереть корочкой свежего, утреннего хлеба, которую как раз в этот момент и доедал.

— "Вкусно, — с усмешкой отметил он про себя. — Так не заметишь и язык проглотишь. Умеет командир хорошо покушать".

Незаметно для самого себя, Малой уже назвал своего будущего нанимателя "командир", ничуть больше не сомневаясь, кто в их будущем наёмном войске будет главным.

— "Уж никак не Семён Дюжий", — с усмешкой отметил Герасим про себя.

Было в глазах этого "учителя" нечто, что сразу всё расставляло по местам.

Встречи во дворе…*

Только выйдя на улицу и подойдя к сидорову дому, Корней начал понимать, что вокруг происходит. И откуда такое обилие наёмников оказалось вдруг в кабаке Брахуна. Да ещё с самого раннего утра.

Наёмники почуяли поживу и возможность хорошего найма. И словно пчёлы на мёд, или, что вернее, мухи на другую, более реальную субстанцию, слетелись к ним в округу.

Возле поворота, ведущего в проулок к Сидоровой землянке, стоял пост охраны из всех трёх ящеровых кланов, прижившихся с их подачи в городе. А возле них, невиданное дело, с невинным видом ошивалась парочка каких-то смутно знакомых ему амазонок.

— Это ещё что за безобразие? — потрясённо выдохнул из себя воздух Корней.

От невиданного зрелища у него даже перехватило дыхание. Здесь и сейчас такого быть просто не могло. На озёрах — пожалуйста. Здесь и сейчас — нет.

Амазонки, помимо своих мощных луков, небрежно закинутых за спину в сагайдаках, были вооружены ещё и дальнобойными духовыми винтовками, на которые они с важным видом опирались, явно демонстрируя всем своё невиданное богатство.

Оптические прицелы, являющиеся штатной частью этого оружия, видимо для сохранности были отвинчены, на что указывали аккуратные, рыжие кожаные чехольчики, висящие на поясе с правой стороны у амазонок и бывшие истинной гордостью мастерских оптического цеха Берлога.

Но сам факт наличия прицелов у девиц, не вызывал у Корнея ни малейшего сомнения, поскольку он сам, ещё до поездки за обозом готовил конкретно эти пенальчики для передачи персональной группе охраны самой Кары Господне, их командиру. Но!

По его мнению, эти амазонки должны были сейчас находиться не здесь, а за сотни вёрст отсюда, на озёрах. Они должны были не красоваться сейчас перед всеми, а отстреливать закрепившихся в горах одиночек из людоедов, во множестве уже проникших обратно на покинутые ранее ими территории предгорий, вдоль всего Озёрного Пути.

Вместо всего этого, амазонки Кары сейчас небольшими группами кучковались возле въездных ворот сидоровой землянки, явно контролируя всё пространство улицы, а заодно и ящеров, с которыми они о чём-то весело зубоскалили.

Впрочем, последние сами не остались в долгу, расположившись так, чтоб в случае какой-либо заварухи, амазонки сразу же оказывались в плотном их кольце.

— "Что-то тут происходит!" — проскочил у него в мозгах озадаченная мысль.

"Блин! — чуть не хлопнул он себя кулаком по лбу. — Забыл. Совсем забыл! Совещание по итогам летней компании! То самое, с которого он заранее свинтил, не желая слушать хвалебные словеса.

Раздача слонов и обещание будущих пряников, как говорит Маша. Нет! Это не для меня, — хмыкнул он раздражённо. — Этим пусть девочки наши занимаются. Оно им нравится, да и получается не в пример лучше, чем, если бы с этими воинственными бабами разговаривал я".

Причина нежелания Корнея идти на это Совещание, проста была до безобразия. На нём предстояло разделить нежданную добычу, свалившуюся им буквально снег на голову в последние дни.

В самом конце, когда, казалось, все предусмотренные первоначальным планом задачи были ими выполнены, случайно свернувшим в какую-то долину амазонкам, уже далеко за пределами зоны боевых действий, неожиданно открылось обширное поселение ящеров, которого до того не было ни у кого на картах и о котором никто не знал.

Это оказалось несколько разрозненных, враждующих между собой поселений, занятых разработкой неизвестного никому богатого месторождения меди.

Добываемая в долине руда отправлялась потом ящерами куда-то на юг и там сбывалась. Ни в Старом Ключе, ни в Империи ящеров, об этом довольно богатом и активно разрабатываемом месторождении, по-видимому, никто не имел ни малейшего представления. Поскольку никакой охраны у рудников, разбросанных на значительном расстоянии друг от друга по довольно просторной долине, вроде какого-нибудь инвалидного имперского легиона, обычного в таких случаях, на месте не нашлось. Каждый из тех кланов ящеров, что добывали здесь руду, не мог оказать достаточно серьёзного сопротивления, и амазонками было быстро подавлено. Старые хозяева в скоротечных боях поочерёдно были разбиты, а потом неожиданно выяснилось, что месторождение ничьё. Оно находилось вне оговоренной зоны деятельности амазонок, и они теоретически имели, как бы возможность на него претендовать. Чем те незамедлительно и воспользовались, заявив свои права. Довольно сомнительные, как они и сами прекрасно понимали.

Как понимали и то, что оставлять это в собственности одних только амазонок, наткнувшихся на долину, никто и не подумает, поскольку они как бы были наёмницами, и по закону, вся их добыча во время найма должна была принадлежать работодателю. То есть, конкретно клану землян.

Но и уступать за просто так столь жирный кусок, амазонки не собирались, и поскольку рудная долина находилась как бы далеко за официальными пределами отведённого им для работы участка, у них появилась маленькая зацепка, по которой они могли бы потребовать себе какую-то долю.

Конечно, всё это было сильно притянуто за уши. Да амазонки и сами это прекрасно понимали, что права их птичьи, что никто им просто так ничего не отдаст. И что одни они сами с этими рудниками никак не справятся. Да и не собирались они этим владеть, по большому счёту.

Эксплуатация рудных шахт требовала определённых знаний и опыта. Чего и в помине у них не было. Может, если бы за ними стояло их государство, их Амазония, то они ещё бы и посопротивлялись. Но это были собранные в один отряд одиночки, оторванные от своего дома, и потому полностью зависели от нанимателей. Но на какую-то часть они надеялись твёрдо, поскольку понимали, что без них этот край не удержать.

Другим претендентом на нежданно свалившееся богатство были городские ящеры. Формально и они не имели никаких прав, но поскольку долина попала как бы на границу ничейных территорий, и охрану её легче было осуществлять силами ящеров, поселившихся по правому берегу реки Малая Лонгара, то и они предъявили требования на свою часть добычи.

Ну а права людей из компании землян, затеявших всё это предприятие и полностью финансировавших войну в тех краях, никто и не оспаривал, поскольку это была именно их затея со всей этой катавасией.

Мнением же бывших ранее многочисленных владельцев медного месторождения в той долине никто из собравшихся в этот день на данном совещании даже и не подумал поинтересоваться. Немногих выживших загнали в концлагеря и оставили там до времени, в надежде использовать в дальнейшем как дешёвую рабочую силу.

А потом ящеры надеялись как-то примириться со своими соотечественниками, попытавшись постепенно отучить от людоедства и тем изменив психологию. Тем более что самых прытких, самых бойких и активных, попытавшихся было сопротивляться, подчистую выбили амазонки.

— "Ну-ну, — скептически подумал Корней, как только мысли его свернули на ящеров. — Блажен, кто верует".

Теперь в той долине стоял гарнизон из сотни амазонок, плотно контролировавших все входы и выходы из долины, а добыча руды всё набирала и набирала темп, увеличиваясь прямо на глазах.

Прекрасно понимая ценность добываемой руды, амазонки согнали в шахты практически всё ставшееся население долины, оставив на свободе лишь малую часть бывших местных жителей, достаточную лишь для обеспечения минимального пропитания безвылазно работающих в шахтах, оставшихся ещё в живых ящеров.

Это было откровенное, ничем не прикрытое рабство. Но пока вопрос с дальнейшей судьбой месторождения не был решён, никто вмешиваться в то, что там творилось, не собирался. И уж тем более жалости к людоедам никто не испытывал.

Другая причина, не менее важная, чем первая, по которой Корней не хотел присутствовать на этом совещании, была та, что переговорив на днях с Сидором, он уже имел ясное представление, чем всё закончится.

Фактически решение могло быть лишь одно. Это неравное распределение прибыли от совместной эксплуатации месторождения. Причём своей компании Сидор собирался отжать не менее двух третей, оставив жалкий остаток на делёжку поровну между ящерами и амазонками. Что реально в итоге получат девицы, учитывая стремление ящеров получить прямой доступ на рудники, можно было лишь догадываться. Хорошо если процентов пять, шесть. Весовые категории сторон были уж слишком разные.

А вот то, что амазонки получали сущую мелочь, их компания собиралась компенсировать поставками новейшего вооружения, до которого те были весьма охочи.

Что те любили больше всего в жизни, кроме самих себя, так это оружие. Именно с этой целью, заранее задобрить возможное недовольство амазонок, Сидор, и вручил им пару недель назад пробную партию мощных пневматических винтовок с оптическими прицелами, с которыми они теперь красовались у ворот.

То, что хитрый ход с оружием прошёл на все сто, и рыбка полностью заглотила крючок, вместе с леской, Корней прекрасно видел сейчас по гордым, напыщенным позам девиц.

Сейчас же, наблюдая, как ещё несколько смутно знакомых ему девиц по деловому осматривают стоящий в углу хозяйственного двора броневик, специально вчера пригнанный с литейного завода, он понял, что всё, воинственные девицы куплены с потрохами.

Тот броневик, который они сейчас буквально разбирали по винтику, любовно облизывая и оглаживая каждую досочку, был из последней, улучшенной партии. Он был намного легче предыдущих моделей и компактней. В нём был применён ряд новинок, значительно облегчивших общий вес конструкции и усиливший вооружённость. Были добавлены высокие и широкие колёса, а общие габариты хоть и незначительно, но всё же были уменьшены. Так что теперь его вполне уже можно было использовать и на болотистых, трудно проходимых землях межозёрья, где происходили основные стычки амазонок с подгорными людоедами, а не только на сухих, каменистых предгорных террасах.

Тем более что, заранее имея представление о будущих хозяевах, внутренней и внешней отделке броневика на заводе было уделено повышенное внимание. И теперь перед броневиком толпилась большая группа буквально очарованных новой игрушкой девиц, восхищённо охающих и ахающих при малейшем повороте прозрачной пулемётной башенки.

Ещё в рукаве у Сидора была возможность обеспечить амазонок непробиваемыми кольчугами, о чём они постоянно ему напоминали всё последнее время. Так что Корней не сомневался, что у Сидора с Машей и Изабеллой, было достаточно весомых рычагов чтобы добиться нужного им результата.

Тем более, что все эти поставки планировались в счёт доли амазонок по добыче руды. Так что, практически ничего не теряя, они приобретали весомую часть в богатейшем медном месторождении на всём Левобережье.

Было там, в этом тайном договоре с амазонками за чужими спинами ещё что-то такое, о чём Корнея не проинформировали. Но что точно присутствовало, судя по довольной, буквально масляной улыбке на губах у его жены, тотчас же возникавшей, как только речь заходила о них.

Впрочем, Корней предусмотрительно старался лишнего не знать и в дела, его напрямую не касавшееся, не вникать. Всё равно же Машка ничего не скажет, даже ему, а настроение после того гарантировано испортится.

В общем-то, всё было давно предварительно обговорено и согласовано, так что сейчас делать там Корнею было совершенно нечего. Поэтому он с лёгким сердцем присоединился к группе амазонок, толкущихся возле броневика.

Здесь было кое-что, на что обязательно надо было посмотреть вблизи и хотя бы предварительно оценить последствия принятых ими решений.

Как ни старались амазонки перед всеми выступать единым фронтом, но последние прошедшие полгода окончательно разделило их на несколько независимых, часто враждующих между собою воинственных групп, что явственно проявлялось даже здесь.

В общем-то, то, что пригнан был всего лишь один броневик, тоже имело определённый смысл. Им хотелось посмотреть на реакцию обеих групп, из тяготеющих к ним амазонок на то, что им предоставлялся только один броневик. И как бы оставлялся выбор — кому достанется. И теперь ясно было видно, что фактический раскол, который амазонки всячески перед всеми скрывали, имеет место быть.

Стоящая перед Корнеем группа невидимо, но чётко была разделена на две неравные части. Большая часть. Гораздо хуже одетая и беднее вооружённая старым, видавшим виды оружием, была, как он понял по отдельным долетавшим до него репликам из тех, кто не попал к ним в плен при атаке Речной пристани, угодив в химические сонные ловушки. И, счастливо избежав газов, вернулся с разгромленным десантом на родину, где тут же подвёргся обструкции и преследованию со стороны всего местного общества.

Меньшая же часть, из попавших к ним в плен амазонок, была более агрессивна. Она даже по одежде сильно выделялась среди собравшихся. На всех них были хоть и потрёпанные, но вполне целые мундиры, в которые они превратили свою бывшую рабочую одежду, доставшуюся им при работах на строительстве дороги на перевал, да так у них и оставшуюся.

Фактически превратившаяся за прошедшее время в их персональную униформу, немного переделанная и приспособленная под новые задачи, она постепенно стала как бы их отличительным признаком. И дошло даже до того, что ношение подобного же покроя одежды другими амазонками, не строившими вместе с ними дорогу, воспринималось последними уже как вызов. Что соответственно влекло за собой репрессивные ответные меры к нарушителям.

Да и вооружены они были значительно более качественно. Чего стоили хотя бы переданные им пневматические дальнобойные винтовки. Так что, кому достанется броневик, у Корнея не было ни малейшего сомнения. Впрочем, как и у всех присутствующих. Что не вызывало у обделённой группы амазонок горячих, доброжелательных чувств к своим товаркам.

Да и поведение последних, заносчивое и полупрезрительное к менее удачливым, как они считали, товарищам, сильно не добавляло любви к ним.

Так что, отношения между этими двумя группами можно было считать окончательно испорченными. Что они тут же и подтвердили, чуть ли не затеяв драку между собой, когда вышедшая после совещания Кара приказала своим девицам запрягать тройку тяжеловозов в броневик и отправляться на базу.

Остановившаяся рядом с Корнеем с раскрасневшимся, сердитым лицом Жужа Красивая, ставшая в последние время уже как бы официальным лидером второй группы, мрачным голосом и парой резких, громких команд быстро прекратила, назревавшую было потасовку, не дав ей разгореться.

Видимо ещё не отошедшая от ругани на совещании, сверкая буквально метающими молнии гневными, сердитыми глазами, она мрачным голосом поинтересовалась.

— Ну что? Доволен?

Стоя рядом она сухо уточнила, глядя прямо перед собой.

— Доволен, спрашиваю?

— Чем? — непонимающе повернулся к ней Корней.

— Тем, что стравили нас между собой, — глухо и едва слышно проговорила Жужа. — Или ты мне сейчас скажешь, что пригнать сразу два броневика вы не имели возможностей?

Правая щека её, рассечённая когда-то давно кривым, звездообразным шрамом мелко подёргивалась, как от нервного тика. Именно из-за этой особенности, проявлявшейся при сильнейшем раздражении, она и получила когда-то в молодости к своему имени издевательскую приставку "Красивая".

Помолчав, подождав пока прекратится дёргаться изуродованная щека, она холодным, деловым голосом негромко продолжила.

— С самого начала было ясно, что согласимся мы только на два пулемётных броневика: им и нам. А пригнали только один. И естественно дело чуть не дошло до драки, — мрачным голосом констатировала она. И естественно вы заняли сторону этих, — зло мотнула она головой в сторону довольных амазонок Кары, быстро впрягавших лошадей в броневик.

— "Умная, зараза, — проскочила у Корнея в голове холодная, оценивающая мысль. — Возможно, будут проблемы".

Немного помолчав, помрачневший Корней тихо откликнулся, но так, чтобы их разговор не слышали стоящие неподалёку возбуждённо что-то обсуждающие амазонки.

— Ты хотя бы представляешь себе, сколько он такой стоит?

Ты что думаешь, у нас золото кругом валяется и нам его девать некуда? или у нас дефицитными материалами, что пошли на его постройку, все склады забиты?

Да один такой броневик нам обошёлся в три цены того, что был первоначальный. А ты хочешь, чтобы мы их пачками клепали. Мы не такие богатые, как ты думаешь. Да ещё чтобы вот так легко разбрасываться столь дорогущими штучками. Этой дай, той подари, эту не обдели. А у нас самих ещё такого нет.

А ты говоришь, дай и мне тоже.

Раз обещали, дадим!

Повернувшись к ней, он тихо заметил.

— И стравливать вас нам ни к чему. Вы и так грызётесь между собой, как дикие кошки. Всё территории, как кошки не поделите?

— Время, — холодно оборвала его Жужа. — Время, когда я получу обещанное? — враждебным, холодным голосом уточнил она, в упор, глядя на Корнея.

— Неделя, две, — пожал тот плечами, и с сожалением развёл руки в стороны. — Не знаю. Это вопрос не ко мне. Хотя, в принципе он почти готов. Осталось только немного с отделкой повозиться, и можно забирать. Или пригоним, куда скажите.

— Сюда и пригоните, — холодным тоном отрезала Жужа, и резко развернувшись, так что отлетевшими в сторону ножнами чуть не задело по Корнею, быстрым шагом двинулась со двора. Её товарки нестройной толпой нехотя потянулись следом.

— "Не поверила, — без сожаления констатировал Корней. — Но приняла всё как должное. Так что, без обид".

Ему было всё равно. Поверила — не поверила, какая разница. Той всё одно некуда было деваться. Так что делать будет всё равно то, что ей прикажут.

— "Скорей бы закончить это дело с переселенцами, — раздражённо подумал он. — Ох, тогда я за этих наглых баб возьмусь. Мухами будут летать у меня по озёрам и выковыривать ящеров из их нор. Я живо научу их родину любить".

Разговор с металлургами.*

Едва открыв дверь землянки, Корней понял, что в этот день спокойно погостевать у Сидора с Беллой точно уже не получится.

За время пока он ходил к Брахуну в трактир завтракать, в помещение успела набиться вроде бы и небольшая такая куча разного делового народа, но они все меж собой настолько бурно и горячо что-то обсуждали, что о каком-либо отдыхе и спокойствии на сегодняшний день можно было смело забыть. Оба прибывших с завода сталевара буквально матом орали друг на друга, а на них скептически, как на детей, посматривал взятый ими с собой какой-то мастер из ящеров, которого оба парня почему-то уважительно привлекали ко всем своим спорам.

Судя же по уверенным ухваткам и деловым замечаниям последнего, как вспомнил Корней из последнего разговора с Машей, это был как раз тот мастер, который буквально на пальцах разъяснил Сидору плачевные перспективы их жалких потуг на какое-либо серьёзное место в городе среди оружейников.

Ещё раз, окинув взглядом собравшуюся в гостиной компанию, Корней расстроился. Он понял, что мог бы никуда и не ходить, ноги не топтать. Все как раз в это время заканчивали "лёгкий перекус", выразившийся в огромном количестве всякого жареного и пареного мяса с его любимой жареной картошкой, остатки которого как раз добивала в этот момент вся компания. И, отставив грязные тарелки в стороны, сталевары уже торопливо раскладывали на столе какие-то свои бумаги. Судя по всему, речь опять должна была пойти о станках и оборудовании. И в этот раз, похоже, ребята были подготовлены гораздо серьёзнее, чем в первую встречу.

— Вот оговоренный список, — ящер Извар протянул Сидору свёрнутый в рулон большой лист пергамента.

Сбоку там — примерные цены на это оборудование по разным регионам, — уточнил он, видя, что Сидор с интересом рассматривает представленный документ.

Фактически списков два, — заметил он, видя, что Сидор дошёл до конца и принялся заново перечитывать. — Первый, укороченный, это тот минимум, без которого никак не обойтись, общей суммой на четыреста семьдесят пять тысяч золотых.

Второй — расширенный. Это то, что очень хотелось бы иметь. Общей суммой на семьсот восемьдесят тысяч. Грубо говоря, на восемьсот тысяч. Конечно, без стоимости доставки. Но всё в реальных ценах. И тут только то, о чём мы знаем, и то о котором известно, где его можно достать. Если что за последнее время и появилось новое, то это уже отдельные деньги и отдельный разговор.

Доставка, портовые сборы, найм лошадей, гостиницы, подкуп чиновников, таможенников, подарки их жёнам, любовницам, шлюхам и родственникам, и прочее подобное же — ещё займёт тысяч сто, сто двадцать. Дополнительно.

— Ну и у меня кое-что, — Маша со смешинкой в глазах прервала ящера.

Строгая, деловая, такая, какой Корней давно уже её не видел, Маша протянула Сидору лист какой-то свёрнутой в трубочку бумаги, и с лёгкой улыбкой на губах, добавила.

— Небольшой довесочек от профессора. Как ты и просил, всё-всё-всё, и самое лучшее.

Поскольку он сам нынче присутствовать здесь не может и остался копаться в своей лаборатории в Берлоге, всё с чем-то интересным для него возится, то со мной прислал тебе списочек того, что ему кровь из носу потребуется в самое ближайшее время. Особенно в связи с производством того самого бездымного пороха.

Можешь сейчас не вникать, — усмехнулась она, заметив, как у Сидора от изумления полезли вверх брови, при первой попытке углубиться в его изучение.

Это всё равно пойдёт добавкой к вашим расходам. И как ты прекрасно знаешь профессора, его просьбы обсуждению и корректировке не подлежат. Зело осерчает иначе.

Ещё триста двадцать тысяч, — грустно сказала она. — Без подкупа, без дороги, без таможни, без ничего. Триста двадцать тысяч золотых, — грустно повторила она.

Но тут я с профессором полностью согласна. Тут никуда не денешься, это надо покупать. По моим подсчётам, это оборудование мы окупим уже за первые полгода, настолько ожидается безумный бум на его продукцию. Порох — виновато пожала она плечами. Твой проклятый порох, который профессор собирается довести до чего-то необыкновенного, что у нас будут с руками отрывать.

Порох и резина. Кажется, — добавила она неуверенно. — Про последнюю ничего не скажу, это ты с ним сам разбирайся. Я в этих ваших вещах совершенно ни бум-бум. А свой список по оборудованию он мне сунул в последний момент, ничего не объясняя.

Сидор с задумчивым видом сложил списки в стопочку и нервно побарабанил по ним пальцами.

— Миллион двести, — задумчиво протянул он. — Грубо считая — миллион двести.

— Да чего уж там, — тихо заметила Маша. — Считай полтора, не ошибёшься. Половина из того, что у нас есть.

— Срок окупаемости вложений не более года, — неожиданно вклинился ящер. — Если завтра получим это оборудование, то уже через полгода вернём все вложенные средства. И если не к весне, учитывая всякие накладки, но к следующей осени вернём всё с лихвой.

— Ой-ля-ля! Твоими бы устам да мёд пить, — тихо пробормотал под нос Сидор. — Вернутся ли? Хотелось бы конечно верить, но что-то я не слыхал раньше, чтоб капитальные вложения в машиностроение и промышленность столь быстро окупались.

— А заводские корпуса, помимо станков, которых ещё нет? И, желательно стены всё же каменные иметь, или кирпичные, на худой конец. А не пожароопасные деревянные бараки, как сейчас, на скорую руку. А люди, а охрана, а…, - запнувшись, обречённо махнул в сторону ящера рукой. — Сказал бы лет через двадцать, пятьдесят окупятся, я б тебе поверил, а так… через полгода, — скептически пробормотал он.

— Если об этой операции никто ничего не будет знать, то вернём. И если не через полгода, ладно уж, соглашусь, то через год точно, — сухо оборвал его ящер.

— Как? — сердито развернулся к нему Сидор.

Ящер Извар внимательно смотрел на собравшихся. Побарабанив своими сосисочно образными пальцами по столешнице, он повторил.

— Если проведём в тайне ото всех эту сделку, то окупим её за полгода, год, — недовольно проворчал он. — Точно говорю. На одном только прокате прутка озолотимся. Не говоря уж про трубы и листовое железо.

Как провернуть дело в тайне, чтоб о том никто чужой не узнал — другой вопрос? Есть кое-какие соображения. Потом обсудим. Но, по любому надо максимально постараться.

Тогда мы сделаем такой технологический рывок вперёд, что все остальные мастерские в городе сразу лягут под нас, и на многие годы вперёд станут нам не конкуренты, и мы для них станем недосягаемы.

Недосягаемы! — повторил он, подняв вверх указательный палец. — А за это стоит побороться.

Ну! — ящер поднялся со своего места. — Мы своё дело сделали — остальное за вами. Решайте. Пошли ребята, — решительно направился он на выход.

Да! — резко затормозил он буквально уже перед дверью.

В империю лучше ехать мне одному, без людей. Там и связи у меня кое-какие до сих пор ещё остались, да и вообще. Появляться людям в столице Империи всё же не стоит, опасно, какие бы титулы они не носили.

Мы тут между собой посовещались, — тихо заметил Василий, глядя прямо в глаза Сидору, — и решили, что в Империю лучше всё-таки ехать ему, а на запад поеду я. Лёшка же останется дома на хозяйстве.

Я там бывал, места знаю. Меня там тоже кое-кто из деловых людей, надеюсь, не забыл. Но мне нужен кто-либо из дворян для прикрытия, — тихо проговорил он. — Есть места, куда я без титула не сунусь. Там нужно дворянское имя, и желательно с родословной подлиньше. Даже ты со своим новым дворянским титулом кое-куда не сунешься, не говоря уж про меня.

Тебе не предлагаю. Появишься там — ты труп. Родственники казнённых на Девичьем поле дворян такой удобный случай разобраться с тобой не упустят. Да и у княжны Подгорной добраться до тебя там, больше возможностей, чем где-либо ещё, сам понимаешь.

Поэтому, поеду я.

— Туда поедет мой Советник, барон Ивар фон Дюкс. С родословной у него всё в порядке, — холодным тоном проговорила Изабелла. — Этот момент уже с ним согласован и все инструкции, как и все бумаги, необходимые для представления в банки Западного Торгового Союза и Герцогства для получения денежного вклада там, ему дадены. Также как и во все прочие места. Поэтому в средствах можете не стесняться. И если что надо ещё, — многозначительно замолчала она, — не ограничивайтесь этим списком, — небрежно потыкала она своим пальчиком в толстый рулон пергамента. — Не скупитесь, берите самое лучшее и в достатке.

— Почему вы сами решили, что в Империю едет Извар, — нейтральным тоном поинтересовался Сидор. — А не Ли Дуг, не Ван, и никто другой из тех, кого мы хорошо знаем по совместной работе в нашем городе? И кому доверяем на все сто процентов.

— Потому что тупые и ни бельмеса не смыслят в инженерном деле, — холодным тоном отрезал ящер.

С раздражённым видом он быстро вернулся от двери и присел обратно за стол.

— Гонору много, а знаний — ноль, — хрипло проговорил он. — Тупые солдафоны и ничего более. Ни бельмеса не разбирающиеся в предмете, за который тем не менее готовы с радостью взяться.

И потому, что в Империи известно, что они не только остались, но и прижились в вашем городе и занимают здесь весьма высокое положение. И там их считают изменниками и предателями. А я, — ящер посмотрел в упор на Сидора, — до сих пор считаюсь чуть ли другом Императрицы.

Были, знаете ли, кое-какие совместные грешки в молодости, — растянул он губы в холодной, змеиной улыбке.

Странная, косая ухмылка, которую только с большой натяжкой можно было бы назвать улыбкой, до неузнаваемости исказила лицо ящера, превратив в маску какого-то жуткого, неведомого чудовища.

— Вы ему верите? — холодно глядя на обоих инженеров, спросил их Сидор, как будто ящера не было в комнате.

— Зуб на холодец не дам, — криво усмехнулся Алексей, — но что-то в нём заставляет ему поверить. Да и история с умирающими от голода детьми не его выдумка. Профессор проверял, иначе бы его просто сейчас здесь не было. И я склонен ему поверить. Да и выбора у нас нет. Съедят там нас, кого из людей ни пошли. А наши ящеры…, - Лёшка как-то неопределенно мотнул головой. — Он прав, дороги назад им нет.

— Чем же так тебя зацепил этот голод? — вопросительно взглянул на ящера Сидор. — Что в этом такого, с чем бы ты ни сталкивался допреж.

— С таким чудовищным, наглым и неприкрытым воровством, — жёстко ответил Извар. — С хорошо организованным воровством горсти зерна от умирающих с голода. Когда эта тварь, имперский чиновник, знает, что это зерно ждут чьи-то голодные дети, и скармливает их своим курам, щедро высыпая на землю…., - на секунду он замолчал, пытаясь справиться с обуревающими его чувствами. — Или тайком продаёт подгорным людоедам…

Такие твари не должны жить. И Империя, вскармливающая подобных тварей, не должна больше существовать. Никогда раньше такого не было. Это пышно расцвело только последнее время при молодой Императрице и этому надо положить конец.

— Ясно, — равнодушно хмыкнул Сидор.

Влезать в чужие разборки, он не собирался ни под каким видом, как бы его в это не втягивали. Только вот говорить о том всем желающим, он ни под каким видом не собирался. Не стоит никого расстраивать раньше времени.

— Месть плохой помощник в делах, — невозмутимо продолжил Сидор. — Но, надеюсь, специалист ты хороший, потому как послать кого-либо кроме тебя, у нас действительно некого.

Есть какие-нибудь дополнительные соображения?

Задумавшись, ящер чуть погодя с лёгкой неуверенностью в голосе добавил.

— Вот ещё что. Не самое важное, но всё же.

Если из столичных мастерских прокатный стан брать не разобранным, а большими, уже собранными на заводе частями, то в дальнейшем это серьёзно скажется при качестве сборки, последующей наладке и эксплуатации. Всё же мастеров, настоящих мастеров, на кого бы в таком тонком деле можно было смело положиться, у нас нет.

Но для этого необходимо перевезти на платформе единый неразъёмный кусок металлической конструкции весом в полторы — две тысячи пудов и габаритами две на пять саженей.

Мысленно, переведя местные размеры в привычные земные, Сидор задумчиво переспросил:

— А платформа, три на восемь метров не подойдёт?

— Если такое, возможно, было бы просто отлично! — кивнул головой мастер. — Нет? — пожал он могучими плечами. — Будем разбирать, и возить частями. Что не есть хорошо, но не смертельно.

Задумавшись, Сидор долго молчал, задумчиво рассматривая разговаривающих между собой товарищей, уже практически не обращающих внимания на то, что он сидит рядом с ними, молчит и о чём-то думает.

— Попробую, — вдруг негромко проговорил он. — Есть тут одно соображение. Если что получится, то можно будет перевезти такой кусок, а то даже и побольше.

— Таких кусков должно быть шесть, — сразу же поправил его ящер.

— Шесть? — удивлённо протянул Сидор. — Шесть таких тележек? — задумался он, запуская пальца в свою шевелюру. — Шесть это уже сложнее. Вот если б одна…

— Шесть это только из Империи, — холодно уточнил ящер. — Если же получится заполучить подобный же прокатный стан, но с Западного Берега континента, то таких повозок понадобится ещё столько же.

— А по очереди?

— Можно и по очереди, но лучше решить дело одним рывком, дабы не привлекать лишнего внимания подобными передвижными монстрами.

— Кто знает? Кто знает? — неопределённо как-то пробормотал Сидор. — Может, как раз подобные монстры и не будут привлекать внимания. Особенно если они постоянно будут сновать по одному и тому же маршруту, да с одним и тем же хорошо известным всем товаром.

Ну, к примеру, с бочками нашего пива, плотно прикрытого сверху от дождя плотной тканью. Или в большой цистерне с сырой нефтью? Или с кирпичом…, - тихо пробормотал он себе под нос. — Говорят, в Приморье есть какой-то необычно хороший и крепкий кирпич, который даже кувалдой не разобьёшь.

Говорят, что стоит он просто безумно дорого, но всё равно идёт нарасхват. Чуть ли не в очередь люди за ним стоят, и готовы везти оттуда хоть на край света.

Вот бы и нам было неплохо такого кирпича там прикупить и сюда доставить. А под этим прикрытием…, - интригующе замолчал он.

Ладно! — вяло махнул он рукой. — Действительно, ребята, идите отдыхать. Вам ещё завтра рано с утра на завод отправляться. Надо хотя бы перед дорогой вам выспаться.

— Ты чё Сидор? — Корней удивлённо смотрел на него. — На дворе середина дня, солнце в зените, а ты о сне думаешь. Совсем уже заработался?

— Блин! — в растерянности Сидор почесал небритую щеку, которую он уже несколько дней как собирался побрить, да всё руки не доходили.

Действительно, белый день на дворе, а я всё о сне, да о сне, — пробормотал он. — Ладно! Идите и делайте что хотите, а мне надо немного поработать.

В общем, на днях ждите на заводе, приеду, сообщу что решили.

Приехавшие инженеры не стали ждать повторного разрешения и уже буквально через пару минут в комнате никого не было. Судя по репликам, донёсшимся к оставшимся в комнате людям из-за неплотно прикрытых дверей прихожей, ждать сегодня ночью кого-нибудь из них рано, пожалуй, не следовало. Ребята решили оторваться по полной. И, судя по смешкам, донёсшимся из прихожей, гулять они собрались долго и всерьёз. И если бы тело кого из них принесли завтра с утра сюда, где они остановились, это было бы не удивительно. Народ настраивался на серьёзный загул.

Воспользовавшись моментом, и Корней свалил куда-то, отговорившись какими-то своими срочными, неотложными делами, которые его заждались на полигоне. Мол, долгое отсутствие начальства не слишком хорошо сказывается на дисциплине подчинённых. Вот он и решил воспользоваться своим кратким присутствием в городе и проверить, как у него идут дела в учебке.

— Ну! — насмешливо хмыкнул Сидор, окидывая оставшихся усталым сонным взглядом, когда все причастные к операции разбежались по своим персональным делам. — Как поступим?

Что, Маша, скажешь? — посмотрел он на главного их банкира, без согласия которого он всё равно бы не стал ничего затевать.

— Скажу, что у нас нет выбора, — тихо проговорила Маша. — И попытка провернуть эту операцию у нас есть только одна. Потом будет поздно., Потом и другие расчухают что происходит. Потом на реке встанет лёд. Потом ещё что-нибудь случится. И купить подобные станки станет невозможно. Доставить ещё, так-сяк, куда не шло, а вот купить — нет, — совсем мрачно проговорила она.

— Корней, вон, уже съездил за людьми. Собирался набрать двести тысяч. А хорошо ещё, что седьмую часть от желаемого привезёт. А то могло бы и этого не быть, если б сразу не ухватил большую партию.

— Да и амазонки по реке больше одного раза без денег не пропускают. Больше одного раза подкуп не действует. Приходится снова и снова платить, а это уже не есть good.

— Они всё больше и больше норовят залезть к нам в карман. Почувствовали поживу, вот и наглеют. Но и это лучше, чем доставка по суше: или через Басанрог, или через Приморье и дальше через "мокрую кишку".

А если до ледостава опоздаем — придётся тащить через Приморье. А из Империи — сначала по Малой Лонгаре, а потом, не спускаясь в море — вдоль предгорий по занятым подгорными людоедами землям до нашего Великого Озёрного пути. А там дальше легче. Тут по льду озёр, по протокам к нам сюда проще доставить будет.

Тоже вполне возможный путь доставки, — задумчиво проговорила она. — Кстати, ящер Извар, как раз на этот путь тебе и намекал. На кое-какие свои соображения по этому поводу, о которых действительно лучше поговорить попозже, ближе ко времени.

Мы с Беллой долго крутили в голове сложившуюся ситуацию. И так и эдак. Советника её привлекли. И вот что мы тебе скажем. У нас есть от силы полгода, чтобы сделать мощный рывок вперёд, о котором говорил Извар. А потом действительно будет поздно.

Советник Беллы подтвердил то, что, в общем-то, и так было всем очевидно. В Западных баронствах существует негласный контроль и запрет на поставки на Левобережье высокоточных станков и любого достаточно приличного оборудования. С чем мы вплотную и столкнулись на примере работы с доном Диего. Обязательства свои по поставкам нам оборудования он выполнил, а толку — чуть. Как сидели в своём средневековье, так и сидим.

Поречным баронам и князьям не надо, чтобы вольные города Левобережья набрали слишком много силы. Иначе это грозит осложнением у них самих с их подданными, которым и так не очень нравится собственное рабское положение. Поэтому они и не дают, слишком далеко отрываться в развитии нашим городам, держа их как бы на коротком поводке.

И дон Диего, при всей его ласковости и улыбчивости ничем от них не отличается. Вместо нормального оборудования подсунул нам старьё, от которого мы не смогли отказаться, потому что тут и такого нет. А основные денежные средства за проданные изумруды предоставил в виде банковских бумаг далеко на Западе, чтобы наши денежки там же, на Западе и остались.

Отсюда же, от такого подхода, и эти постоянные блокады реки амазонками, которые негласно финансируются баронствами и речными княжествами. Отсюда же и постоянный пресс на нас с стороны Империи ящеров, которым, если разобраться, глубоко без разницы само наше существование. Сидят они в Империи, занимаются своими делами, им и дела до нас казалось бы нету. Ан нет. Лезут! И лезут опять же с подачи баронств.

— Хотя, последнее время и имперская безопасность что-то у них зашевелилась. Помнится и Ведун говорил, что новая, молодая Императрица полна старыми идеями имперского превосходства на континенте и только и мечтает об империи "от можа до можа". То есть с востока до запада, от моря до моря. И нам с вами там, на востоке, в Империи, как вы уже поняли, место есть только в одном качестве… В качестве основного мясного блюда к столу.

— А там, на западе, только в качестве рабов, или, в лучшем случае, крепостных.

Это нам буквально на пальцах расписал её Советник, — кивнула Маша в сторону молчаливой Изабеллы. — Толковый мужик, как оказалось.

Поэтому мы все пришли к единодушному выводу, что надо вложить заработанные нами на нефти три миллиона в наше будущее. Плюнуть на всё, даже на кедровники, и привлечь к этому делу все средства, даже которые у нас на счетах в западных банках, из тех, что нам фактически заморозил дон Диего, не отдав наличного золота за изумруды.

— Да, медленно протянул Сидор. — Поимел нас дон, поимел, ничего не скажешь. Изумруды взял, а фактически расплатился бумажками, которые теперь приходится извращаться, чтобы в нормальные деньги бумаги его обернуть. И обязательства перед нами выполнил, и ничего толкового так и не поставил.

Вот теперь он пусть и сам подождёт с остальным, что ему надо, пока мы окончательно не разберёмся с его долгами и сами не вытащим с запада все наши денежки. Всё одно покупать изумруды кроме как у нас, ему не у кого. Вот пусть теперь терпеливо и ждёт, скотина такая.

Теперь по суммам, — перешла Маша к практической части. — Пока, как я поняла, у нас пристроено полтора лимона. Осталось ещё полтора в какую-нибудь жопу воткнуть и можно смело протягивать ноги, — грубовато пошутила она.

Брови Сидра в очередной раз полезли вверх. Новая Маша представала перед ними с совершенно неожиданной стороны.

Помолчав, Маша негромким голосом продолжила.

— Что сразу приходит на ум, это лёгкая промышленность. А проще говоря — текстильная и сукновальная фабрички. Спрос на продукцию которых, без скромности скажу — чудовищный. Что ни выбрось на рынок, всё сметут. Любое дерьмо. Потому как нет ничего.

Ты же прекрасно знаешь, что самая быстрая отдача вложений идёт не от каменного угля с чугуном, а от торговли текстилём и тряпками.

Своя пошивочная мастерская принесёт нам больше денег, чем все твои патронные заводики с пороховыми вместе. И она у нас есть. Вон! — Маша снова кивнула на Изабеллу. — Белла не даст соврать. Девочки у неё в мастерской работают в две смены, а всё равно количество заказов не уменьшается. Штат постоянно растёт, а они еле-еле справляются. А после появления у нас ещё и девиц из обоза, нам и третью смену легко можно будет организовать.

Так что и я тебе подготовлю наш с Беллой списочек, — с необычайно довольным видом мурлыкнула она.

Эх, — мечтательно закатила Маша глаза. — Нам бы свои ткани. Льняные, шерстяные. Из той шерсти, чем у нас все подвалы в Тупике забито, из яковой…

— Так в чём проблема? — с интересом посмотрел на неё Сидор. — У нас же огромные площади вырубок простаивают, подготовленные для посадок под зерно для винных заводов. У нас куча свободных, неосвоенных земель по нашим закладным. А с появлением в городе баронского "обоза", засеять их льном вообще не проблема. Вот вам и льняные ткани, идущие чуть ли не на вес золота. Люди теперь есть. Обучить их работе со льном — не проблема, надо только с кем-нибудь из местных договориться, чтоб взял на себя курирование работ и обучение.

— По-моему, у меня даже один такой человечек есть на примете, — задумчиво пробормотал он, лихорадочно пытаясь сообразить, когда последний раз разговаривал с кем-либо из местных на эту тему. Человека он помнил, а вот чем тогда закончился их разговор, забыл.

За чем тогда дело стало? — с невинным видом полюбопытствовал он.

Что там тогда получилось из разговора с тем селянином, сейчас было не важно. Воспоминания о прошлом могли бы и подождать. А вот то, что Машка с Беллой чем-то всерьёз заинтересовались, всячески следовало поддержать и не дать угаснуть инициативе. А там дальше видно будет. Кто-нибудь наверняка под руку подвернётся. Кто-нибудь серьёзный, кто взвалит данное дело на себя.

Такое всегда случается с теми, кто решится чем-то серьёзно заняться. Всегда находятся и люди, и возможности, и средства.

— Дело за малым, — тихо проговорила Изабелла, внимательно, с прищуром глядя на него. — Дело за плохим сырьём, за отсталой технологией производства, за плохим оборудованием, за некачественными семенами, за необученными людьми. На тех домашних прялках, которые здесь сейчас только и есть, получают довольно грубую нить. А, следовательно, и дешёвую домотканую ткань. Мешковину, как назвала её Маша.

— И никому такая не нужна, даже если она и есть, — грустно вздохнула она.

Поэтому с ней никто и не желает связываться. Её же невозможно потом продать. Кому охота ходить в мешковине?

А такую ткань, чтобы шла на вес золота, мы делать не можем. Круг замкнулся.

Лён не сажают, потому что в итоге не могут выпустить хорошую льняную ткань, за которую можно получить хорошие деньги.

И опять нужны станки, станки, станки. Такие, как стоят на фабриках Берегового Союза, где по слухам делают самую лучшую в мире льняную ткань.

Советник, уже получил задание провентилировать там, на месте этот вопрос. Но и ты, когда будешь в Приморье, это дело не оставь без внимания. Посмотри, может и у тебя там что под руку попадётся?

В общем, у нас на это дело, если ничего с западными банками не получится, ещё есть полтора миллиона из нашего нефтяного дохода. Так что, если мы решительно плюём на кедровые плантации здесь возле города, то в расходах можно не стесняться.

— Задачу понял, — насмешливо фыркнул Сидор. — Девочкам нужны тряпки на платьица? Будут!

"Но и от кедрача я бы не стал так легко отказываться. Впрочем, как и от сахарного клёна, если только он действительно сахарный, а не какой-нибудь обыкновенный, ясенелистный или остролистный", — мрачно подумал он, ничем не обнаружив своих несвоевременных мыслей.

Мешком стукнутый.*

Корней сидел на стуле в кабинете Сидора, в землянке, и чувствовал себя полностью морально раздавленным. Такого он не ожидал.

Встали на место все несуразности последнего времени и замечаемые им странности, регулярно последнее время приводившие к постоянным тяжёлым скандалам в их с Машей и так непростых семейных отношениях.

Он чувствовал, чувствовал, что та что-то ему недоговаривает. Но чтобы ТАКОЕ!

Компания, оказывается, владела золотым рудником!

И все странности последнего времени, и умолчания Маши, объяснялись одним этим единственным фактом. Они всё это время готовились отобрать у амазонок найденную теми золотую шахту в горах и реквизировать всё добытое там за последний год золото.

А способ и средства, которыми добывалась из недр горы золотоносная руда, вообще вызвали у него натуральный ступор. Несколько тысяч пленных подгорных людоедов, поедающих друг друга, только и занятых в той шахте добычей золота.

И ему ни слова, ни полслова, ни намёка, все последние полгода, когда операция по захвату золотого имущества вступила в решающую стадию. Всё с ящерами, всё с ящерами, как будто бы не он отвечал в их кругу за все военные операции. За их подготовку и успешное проведение.

А как можно этого успешно добиться, с самого начала не зная: ни целей, ни задач, как в данном случае.

— "Это всё следовало бы обдумать и сделать соответствующие выводы на будущее, — мрачно решил для себя Корней. — Они все что, считают меня безвольным юбочником, держащимся за юбку жены, только и годным на то, чтобы учить сопливых мальчишек, за какой конец держать саблю в руках?"

Корней почувствовал, что серьёзно обиделся. Ему не доверяли.

Не доверяли ему, хотя именно он разработал весь план прикрытия и защиты озёрного рудного пути на всём его протяжении от набегов подгорных людоедов. План, на котором до сих пор всё только и держится.

Не будь его, не будь того, что он сам там сделал — ничего бы сейчас у них на озёрах не было.

Ему не доверяли, хотя именно он всего лишь за какие-то полгода, за четыре тёплых месяца этого лета и короткой весны построил вдоль трассы канала пять мощных крепостей, пусть не полностью, но серьёзно защитивших озёрную дорогу от набегов.

Пусть деревянных, в которых один только каменный детинец и был. Но зато с дубовыми стенами высотой до шести и более метров, и кольцевыми пулемётами, которые чуть ли не с кровью пришлось выдирать из зубов того же Сидора, мечтавшего поставить их на свои любимые тачанки.

И только теперь ему стали наконец-то понятны все те странности с определением мест постройки первых крепостей, на которые он с самого начала обратил внимание. Обратить то обратил, но так до конца свои логические размышления и не довёл, отвлёкшись на какую-то ерунду с переселенцами.

И то, что его собирались проинформировать и привлечь к данной операции на самом последнем этапе, когда амазонок потребовалось бы силой принудить согласиться с требованиями их компании, утешало слабо. Он выполнил всю подготовку к операции, не зная, чем занимается.

Знай, он, для чего всё делается, во многом бы поступил иначе. И в первую очередь, крепости бы такие большие не строил. Шире, ниже, но не такие, как построенные монстры.

Корней сжал от злости кулаки. Столько потеряно времени, столько зря растрачено дефицитного, дорогущего материала. Столько…

А в конце вообще оказалось, что ничего этого не понадобилось. Необходимости в его профессиональных знаниях и навыках не возникло. Амазонки сами вышли на Сидора с баронессой и за спиной у всех, тайно с ними обо всём договорились. А о чём — стало известно только сейчас, когда всё уже в прошлом.

Договорились с ними о передаче компании ста семидесяти пудов добытого ими золота, определились со своей долей в дальнейшей добыче, получили новейшее оружие, и довольные убыли восвояси.

Выходит что? Он тогда никому теперь не нужен? Каково же тогда его место в компании?

То, что ни с кем другим, кроме де Вехторов амазонки разговаривать не собирались, утешало слабо. Значит, воинственные бабы его, как лидера, как серьёзного партнёра, как опасного воина, с кем только и стоит вести дела, всерьёз не рассматривали.

Такие соображения наводили на самые нехорошие мысли.

Корней покосился на Машу. Встревоженная его долгим молчанием, жена периодически нервно посматривала в его сторону, тревожно теребя пальчиками края рукава. Судя по её лицу, та прекрасно отдавала себе отчёт, о чём сейчас думает её муж и что впоследствии выскажет ей один на один.

Корней всегда был жёстким поборником того, чтобы семейные дрязги никогда не должны были проявляться на людях. И если кто из супругов чем-то был недоволен, то решать обоюдные проблемы они должны были один на один, без свидетелей.

И это было правильно.

А учитывая градус накала страстей в данном мероприятии и многозначительные взгляды Корнея на неё, ничего лично для себя хорошего она в ближайший вечер дома не ожидала.

— А вот теперь, самое главное, — неожиданно вывел его из раздумий холодный голос Сидора.

Вот, — Сидор что-то положил перед Корнеем. — Лицевая маска аквалангиста. Первый и единственный существующий в этом мире готовый образец. Для тебя.

— Тебе, Корней, предстоит сделать то, на что никто другой из нас не способен, — тихо проговорил Сидор, глядя ему прямо в глаза. — К сожалению, подтвердились наши самые худшие прогнозы, что амазонки будут прятать часть золота, и спрячут именно в воде. И нырять в студёную осеннюю воду придётся тебе. Ты самый закалённый из нас.

— Что? — Корней удивлённо развернул лежащий перед ним свёрток.

— Прорезиненная маска со стеклом, трубка дыхательная к ней и утеплённый гидрокостюм. Всё подогнано по твоей фигуре, — пояснил Сидор, недоумённо крутящему что-то непонятное в руках Корнею. — Плотная, льняная ткань, пропитанная природным каучуком, тайно собранным с каучуконосов из верховий Лонгары. Утеплённая изнутри бобровым мехом. Тяжёлый, зараза, — с сожалением прицокнул он языком.

— При добыче каучука погибло пятеро наших ребят, учти это. Поэтому костюм беречь как зеницу ока.

— Это последнее, над чем упорно работал всё это время профессор.

— А почему я? — растерянно перебил его Корней.

— Потому что никто кроме тебя не может надолго задерживать под водой дыхание, — хмуро пояснил Сидор. — А ты, как мне как-то хвасталась Маша, да и ты сам не раз о том рассказывал, под водой без дыхания можешь находиться до пяти минут.

— А возиться, ещё и с изобретением акваланга у нас просто нет времени. Извлечь золото из воды надо до зимы.

— Ну, пять минут под водой я даже сейчас, в таком своём состоянии продержаться, пожалуй, что и смогу, — осторожно проговорил Корей, настороженно на него покосившись. — Правда, я сейчас не в той форме что надо, разжирел немного…, - Корней неожиданно запнулся, поражённо повернувшись к сидящей рядом Белле.

Так это выходит что? — совсем некультурно ткнул он в её сторону пальцем. — Все эти разговоры, вся эта якобы забота о моей фигуре, значит…

— Да, — сухо кивнула та головой. — Нам ты нужен стройный и сильный, не отягощённый лишним жиром. К сожалению, из моих усилий ничего не вышло. Но ничего, сало — это лучшая защита от холода, — критически глянула она на слегка расплывшуюся фигуру Корнея. — А времени ждать пока ты похудеешь, больше нет.

— Что значит, нет? — непонимающе повернулся в сторону Сидора Корней. — Мы опять куда-то торопимся?

— То и значит, — мрачно отозвался тот. — Зима на носу. — А золото нужно сейчас, немедленно. А никак не будущей весной и не следующим летом, когда вода потеплеет.

— Какое золото? — настороженно переспросил Корней. — Амазонок?

— Так, вроде бы мы с них всё получили?

— Всё да не всё, — загадочно отозвался Сидор.

— Ещё не менее девяноста пудов в закрытых плетёных корзинах амазонки свалили под воду в одном тайном месте на озере Долгое, верстах в десяти от их золотого рудника, — сухим, надтреснутым голосом, тихо проговорила Белла.

Мы думаем, они бы спрятали там и больше, но не успели отлить слитки. Почувствовали, что время вышло, вот и поторопились нас опередить, пока мы сами не заявились по их души на золотую шахту и не предъявили претензии. А заодно бы и не пересчитали, сколько ими на самом деле добыто за прошедший год.

— Добыли золота они намного больше, чем отдали нам, — глухо проговорил Сидор. — А чтобы заняться печатаньем фальшивых денег…

Хорошо, хорошо, — поднял он руки вверх, успокаивая недовольно вскинувшуюся Беллу. — Не фальшивых, настоящих. И не денег, а монет. Пусть так.

Так вот, — обратился он опять к внимательно слушающему его Корнею. — Ты знаешь, у нас много нерешённых проблем. А денег на всё нет. Это золото — нам кровь из носу как нужно.

Из него мы отчеканим, сколько возможно монет по старым чеканам монетного двора бывшего баронства Вехи, о месте нахождения которых знает пока только одна Белла, — покосился он на жену, — и пустим их в оборот. И решим если не все, то очень многие из наших проблем.

Считай, — подтянул он к себе какой-то исчерканный карандашом листок с расчётами. — Сто семьдесят пудов они нам сдали. Плюс, из-под воды ты достанешь ещё девяносто.

Девяносто, девяносто, — упреждающе покивал он головой, успокаивая изумлённого Корнея, — сведения точные. От кого, знать тебе не надо. Да и наши ребята, что всё это время тайно следили за амазонками, эти данные подтверждают. Так что с весом всё точно.

Итого — двести шестьдесят пудов. Из них мы отчеканим один миллион сорок тысяч золотых монет старой веховской чеканки, весом четыре грамма, которая по нынешним ценам идёт одна к трём имперским ящерам. Итого получаем три миллиона сто двадцать тысяч золотых ящеров.

И это далеко не всё, — остановил он изумлённо глядящего на него Корнея.

Амазонки занимались хищнической добычей золота, только то, что можно было легко извлечь из породы самыми простейшими способами. И из всей добытой руды извлекали не более трети всего золота. Остальное ушло в отвалы.

Мы, извлечь остаток, можем. Всё это время профессор только тем и занимался, что разрабатывал процесс как бы извлечь из горной породы все сто процентов.

Всё у него не получилось, но процентов девяносто — мы за зиму из отвалов извлечём. И это даст нам ещё дополнительно семьсот восемьдесят пудов золота. Что в конечном итоге нам даст ещё три миллиона сто двадцать тысяч монет баронства Вехи. Или, если считать по покупной способности этих монет — около девяти с половиной миллионов имперских золотых ящеров.

Итого, общим числом мы должны в итоге получить — почти тринадцать миллионов.

Хороший куш, — невнятно буркнул он.

Но начать мы должны с затопленного золота, чтоб никто, и тем более амазонки, не думали, что нас можно обманывать. Их надо наказать.

Это золото наше и только наше. И мы должны его вернуть.

Поэтому в последнюю ездку за пацанвой поедешь не ты, а Советник. Сядешь вместе с ним на свою лодью, и на глазах у всего города отбудешь в низовья. И официально тебя в городе не будет всё это время.

Возвращаться с обозом он не будет и сразу двинется дальше на запад, за станками и оборудованием.

Как всё будет происходить.

После того как вы покинете Ключевку и выйдете в воды Лонгары, там, где тебя даже теоретически никто из горожан не сможет увидать, ночью, сойдёшь с корабля в месте, где тебе чуть позже укажут, и там тебя будет встречать группа сопровождения.

Запомни. Никто тебя не должен здесь видеть после твоего отбытия. Для всех ты убыл за последней партией обозников вместе со всеми лодьями, что занимаются перевозками.

Там, на лодье, ты как бы для всех тяжело заболеешь, но ничего смертельного, не беспокойся, и не будешь показываться из каюты до момента, пока тайно не вернёшься назад. И на борт вернёшься на том же самом месте, где и сошёл. Всеми делами, естественно во время твоей болезни будет заниматься Советник. За исключением короткого обратного периода, на обратном пути, когда он отправится дальше, а всем на кораблях во время твоей "болезни" заправлять будет…, - запнулся он.

Сам человека подберёшь, — махнул Сидор рукой. — Тебе лично виднее на кого можно положиться.

Далее.

С группой прикрытия, которая там тебя уже ждёт, на месте, тайными тропами вы пройдёте сюда на озёра, на Великий Озёрный Путь, где в условленном месте тебя ждать будет Митяй, парень из семьи лонгарских рыбаков, сейчас работающий на нас на нашем ушкуе. С ним вы проберётесь к тому месту, что он укажет. Он знает.

На месте спрячете ушкуй в камышах и тайно, ночами, вытащите из воды всё то золото, которое туда сбросили амазонки. Вместо него оставите на дне те же корзины, но только теперь уже наполненные камнями, чтоб для тех, кто вздумает вдруг раньше времени проверить всё ли на месте, и захочет понырять в тех местах, внешне всё выглядело, как и было.

И кроме тебя это доверить некому, — тихо проговорил Сидор, глядя, казалось бы, прямо Корнею в душу. — Ты один из нас всех можешь так долго находиться под водой. И только ты сможешь поднять с двухсаженных глубин тяжёлые корзины. И все это знают. Значит, если тебя нет, если меня нет, а я в это время буду далеко в горах, инспектировать нашу "мокрую кишку" и Тупик, то и нас в краже спрятанного золота заподозрить невозможно.

Ну что, согласен? — вдруг улыбнулся Сидор. — Судя по твоим горящим возбуждением глазам, согласен ты давно. Так что, озвучь, прилюдно это, пожалуйста, и можешь быть свободен.

— Согласен, — расплывшийся в счастливой улыбке, Корней с силой хлопнул по подставленный ладони. Звон пошёл по всей комнате.

— Ну вот и хорошо, медведь, — недовольно буркнул Сидор, пряча мгновенно отсохшую руку.

 

Глава 6 Горы

Старая крепость в горах. *

Хоть и прибыли они вчера в старую крепость поздно ночью, но в прибранной и протопленной заранее к его приезду комнате спалось покойно и хорошо. Осенние ночи были холодные, и тёплый, прогретый дом был воистину то что надо. Поэтому хорошо выспавшись, на следующее утро Сидор встал рано, и первым же делом отправился изучать останки того, что привело его в такую несусветную даль.

Битых полчаса Сидор ходил вокруг разбитой и частично кем-то уже разобранной платформы Кузнеца, валяющейся на заднем дворе горной крепости, и с задумчивым видом созерцал конструкцию, так до конца и не доработанную бугуруслановским кузнецом Римом ещё в бытность их первого похода в Приморье.

Было понятно, что пытаться с первого взгляда разобраться в конструкции и как эта хитрая штука устроена, не разобрав её до основания, было невозможно. Надо было тащить останки в Трошинские мастерские и там, на месте разбираться, пока её окончательно тут не доломали.

С тех пор, как они вернулись, полуразобранная платформа так и валялась в крепости, брошенная хозяевами возле такого же, как и сама, не отремонтированного, с отсутствующей крышей, полуразрушенного сарая. Дров в округе было мало, лес из-за появившихся в окрестности крепости медведей на дрова рубили мало и осторожно, только сухостой. Поэтому, что с ней будет ещё через полгода, после зимы, догадаться было не сложно.

Сидор критическим взглядом окинул отрядную кузню. По раннему времени, здесь ещё никого не было, но что никакие работы здесь не ведутся и что горн кузни давно остыл, понятно было с одного взгляда.

У кузни явно не было хозяина.

В своё время, сразу по возвращению из Приморья, бугуруслановский кузнец Рим попытался было приспособить этот сарай под свою персональную кузню, но ему так и не дали тогда этого сделать, быстренько выпроводив за пределы крепостных стен, и сказав, что на том месте должна быть отрядная кузня, а никак не его личная.

Так кузнец тогда свою колымагу тут и бросил, видать, позабыл про неё. А теперь вот Сидору она понадобилась. Следовало договориться с кузнецом, что он её забирает.

Как-никак он же полностью профинансировал все работы по ней, и можно считать, что Сидор и является её фактическим собственником, так что, разрешения у кузнеца можно было и не спрашивать. Но лучше, всё же, было переговорить. Чего на пустом месте обижать хорошего человека. Тем более вложившего в неё столько своего труда и изобретательности, пусть даже Сидором и оплаченных.

— Итак, одно из дел, приведших меня сюда, сделано, — Сидор удовлетворённо потёр ладони.

Повезло. Это было самое то, что ему было надо для доставки тяжёлых неразъёмных частей прокатного стана. Большая деревянная платформа с колёсами на нескольких поворотных станках. Размерами три на десять метров, с возможностью удлинения и расширения практически до любой длины и габаритов. Как раз то, что Извару было надо.

Теперь оставалось только воспроизвести конструкцию в лёгких материалах из клееной фанеры, и дело в шляпе. Можно отправляться в Приморье и везти оттуда всё, что угодно. Хоть прокатный стан, хоть кирпич, хоть что. По крайней мере, лошади не надорвутся, как в прошлом.

А если на неё ещё поставить клееную из фанеры цистерну для сырой нефти, тонны на три-четыре, какую он когда-то, давно ещё просил сделать для него мастера каретника, то от открывающихся впереди перспектив просто захватывало дух.

— Любуешься?

Насмешливый, весёлый голос, раздавшийся за его спиной, ясно показал, что его повышенный интерес к старым, забытым останкам из прошлого не прошёл незамеченным.

— Товарищ Травник! — Сидор с ехидной ухмылкой на губах медленно повернулся назад. — Ну? — глубокомысленно задрал вверх он правую бровь. — Как идёт наживание личного богатства в отдельно взятой семье? Как ваш гошпиталь? Как больные? Проблемы, потребности, просьбы есть? Говорите, не стесняйтесь, товарищ Главврач! Или лучше будет сказать, ГлавСнаб? Или ГлавТравк?

Вы же знаете, что лично Вам ни в чём отказа не будет. Всё для Вас. Всё для дела. Любое ящеровое лекарство по первому вашему требованию. Только скажите. Любой инструмент, самый редкий и дефицитный. Всё будет, только скажи-те! — ехидно добавил он.

— Издеваешься, — осуждающе констатировал Травник. — Не стыдно! Вместо того, чтобы войти в положение товарища, издеваешься.

— А кто бился за независимость и кричал что сам с усам? — насмешливо посмотрел на него Сидор. — Вы!

Кто громче всех кричал, что обойдётся без чьей-либо помощи, а уж без барона, как его там, Вехтора, в первую очередь? Вы! А кто организовал свой собственный госпиталь? В противовес нашему, создав тем самым нам нездоровую, никому не нужную конкуренцию? Вы!

И что в итоге? Пшик! Ни одного больного за всё последнее полугодье.

В конце концов, кто потерял своего командира?

— Бугуруслан не наш командир и никто его не терял, — насмешливо ухмыльнулся Травник. — Он что, девка, чтобы его терять?

— И где же он тогда?

— А хрен его знает? — равнодушным голосом протянул травник, демонстративно ёрнически передёрнув плечами, как бы изображая арлекина с кривой рожей. — Может так и торгует где-то по Приморью, как и ты раньше. А может и ещё где. Его, в отличие от Дюжего никто и не искал толком. Так что, где он сейчас есть, никто не знает. Может, так и торгует, горя не зная, — Травник равнодушно пожал плечами.

— Чего тогда не едете к нему и с ним не торгуете? Кучей же веселее, да и безопаснее. Особенно по тем местам.

Мне деньги нужны, между прочим. Хоть на поборах с вас монетку маленькую заработаю. За провод каравана по "мокрой кишке" хотя бы. Так вы, кажется, называли мою пещеру и моё законное требование собрать деньги на ремонт стен вот этой милой крепостицы?

Сидор с глубокомысленным видом обвёл широким жестом полуразобранные развалины у себя за спиной.

— Вишь, сколько здесь ещё работы. Начать и кончить. А вы торговать отказываетесь. Не порядок.

Хоть что-то с вас дармоедов получу. Хоть долю малую, — демонстративно, ёрнически всхлипнул Сидор, смахивая несуществующую слезу.

Ничего не отвечая, Травник радостно скалился, весело глядя на Сидора.

— Не вижу повода для радости, — мрачно пробурчал Сидор, глядя на его весёлую, довольную физиономию. — Вам-то оно может и в радость, а вот нам недавно такую пилюлю вставили, что приходится теперь к бедности готовиться, — Сидор закатил глаза и развёл руки широко в стороны, изображая воображаемый размер вставленной им пилюли.

Слышал, небось, как наш славный Горсовет приложил нас с нашими кедровниками? Потребовали разобраться, что у нас за угодья такие и заплатить налог. И такой счёт выкатили, что у всего города волосы дыбом встали.

— Да об этом только глухой не слыхал, — явно довольный этим, травник ехидно ухмыльнулся. — Пол миллиона золотых, кажись, с вас затребовали? — травник расплылся в ещё более довольной ухмылке. — Я доволен. Так вам и надо! Орали на всех углах, что у вас шесть тысяч гектар кедровников, а на самом деле всего пара тысяч жалких молодых деревцев в собственности имеете. И за преднамеренный обман должны быть наказаны.

Так что Совет поступил совершенно правильно, выкатив вам такой здоровый счёт. Врать надо меньше.

И как вы, ребята, умудряетесь постоянно влипать во всякую дрянь? — он с деланным сожалением пожал плечами. — Ну что ж, придётся помочь боевым товарищам, — несколько нелогично в сравнении с только что сказанным проговорил он.

— Что? — изумился Сидор. — Помочь? Это как? — развеселился он.

— Я уж так и быть, готов пожертвовать частью своих редких трав в твой карман. Чтобы только поддержать товарища, — со значительным, важным видом Травник шутливо ткнул своим пудовым кулачищем в плечо Сидора. — Сколько, ты там говоришь тебе надо налога заплатить?

— Так сколько ты говоришь у тебя твоего сена? — ехидно поинтересовался в ответ Сидор. — Давай, показывай!

— Сена? — возмущённо возопил травник, так что у Сидора от его вопля даже зазвенело в ушах, и он яростно затряс пальцем в ухе.

— Ладно, ладно! — Сидор попытался успокоить вулкан взметнувшихся страстей. — Не сена, не сена! Травы! Сухой травы!

— Гад ты Сидор! — улыбнулся Травник. — Барон и гад. Но, за что я тебя люблю, так это за твою общую незлобивость и исключительную пользительность для общего дела. Пшли, — ткнул он его ещё раз кулаком в многострадальное плечо, — тут рядом.

За весёлым, шутливым трёпом они не спеша подошли к полуразрушенной крепостной башне, в подвале которой, как сказали Сидору, травник хранил какие-то свои особо редкие и дорогие травы.

Сидор ещё сразу по приезду хотел заглянуть сюда, полюбопытствовать. Но первым делом поторопился посмотреть на платформу и теперь он с искренним любопытством рассматривал широкую дверь в подвал, которую собирался отпирать травник.

Правда, отпирать это громко сказано. Всё отпирание заключалось лишь в том, что он выдернул из щеколды какую-то щепочку, единственно и запирающую дверь, и, поднапрягшись, с трудом распахнул жутко заскрипевшее несмазанными старыми петлями толстое дверное полотно.

— Прошу, — травник гостеприимно указал на широкие ступени, ведущие куда-то в темноту подвала.

— Во-во! — проворчал Сидор. — Показывай своё богатство. А то, что боевой товарищ скоро по миру с сумой пойдёт, это теперь как бы и не важно.

— Кто пойдёт? — от искреннего удивления Травник аж споткнулся, чуть не упав в открытую дверь. — Ты? — с неподдельным изумлением Травник смотрел на Сидора, так что тому даже на миг стало стыдно за свою глупую шутку.

— И не стыдно тебе? — осуждающе покачал Травник головой, следом за Сидором осторожно спускаясь по старым, разрушенным ступеням. — Из города приходят вести, что ты Голове такую шпильку на нефти вставил, что тот неделю как боров резаный орал на своих домашних.

— А неплохой подвальчик, здоровущий, — с одобрением заметил Сидор, старательно пытаясь увести разговор в сторону. К своим доходам по нефти он не горел желанием привлекать лишнего внимания.

Сидор с любопытством окинул внимательным взглядом темноватое после яркого солнечного дня полуподвальное помещение башни. По опыту он знал, что если травник подымает вопрос о деньгах, значит, будет пытаться обязательно что-то из него выжать. Внимание Травника от затронутого предмета следовало срочно отвести. Сидор никак не хотел, чтобы кто-либо обсуждал его дела.

— И свет из окошек есть, и сухо, на удивление. И места здесь полно для твоего сена. Единственно плохо, что сюда с подводой по пандусу не спустишься, приходится на руках всё таскать. Разрушен.

Сидор критическим взглядом окинул полуразрушенный каменный пандус, ведущий наверх, к заложенному большими каменными блоками бывшему когда-то выходу из подвала башни.

— Да, — задумчиво протянул он, окидывая более внимательным взглядом помещение. — Не мешало бы всё это восстановить, а тебя отсюда выселить.

— Говорят, ты заработал пол миллиона? — Травник с хитрой улыбкой смотрел прямо в глаза Сидора, не обращая внимания на то, что тот говорит.

Сбить Травника с того, что тому было интересно, ещё никому не удавалось. Впрочем, Сидор, зная его неуступчивую натуру, даже не пытался.

— Врут, — сделав честные глаза Сидор широко раскрыв их, прямо посмотрел на него. — Я заработал три миллиона!

— И-эх! — Травник осуждающе покачал головой. — Врёшь! Старым боевым товарищам врёшь! И как тебе не стыдно!

Ладно! — дружески хлопнул он Сидора по плечу.

Поморщившись, Сидор осторожно помял мгновенно онемевшее плечо. Что-что, а рука, у здорового татарина была ой какая тяжёлая, никакой анестезии не надо.

— Посмотрел на свой подвал и на моё сено, так пошли! — ухмыльнулся Рим. — Ребята в пивнушке собрались, только тебя и ждут. Заждались, поди! Решили отпраздновать шпильку, которую ты вставил Голове и городской Старшине в задницу.

У нас теперь есть своя пивная! — радостно сообщил он Сидору новость. — Теперь есть где собраться и что-нибудь отпраздновать. Причём подают только ваше пиво. Цени! Ничьё не берут, только ваше! Самое лучшее!

Это из уважения лично к тебе, за то, что ты так здорово вставил пистон городской Старшине.

Кедровый питомник Травника/Кузнеца.*

Утром, после вчерашнего загула, Сидору показалось, что он уже не встанет.

Как минимум часов пять или шесть, ещё точно. А может и все десять. А если его не трогать, то и до завтрашнего дня у него не будет сил подняться. Хотя бы к чайнику, стоящему на подоконнике и полному вкуснейшей, холоднейшей воды, которая, как он твёрдо был уверен, наполняла вожделенный сосуд до самых краёв. Или, хотя бы надеялся на то, что там что-то есть.

— "Литр там, наверное, всё же остался, — медленная, тягучая мысль нехотя ворочалась в гудящей с перепою башке, в которую казалось, бухает и бухает чем-то твёрдым и ужасно надоедливым.

Господи, как же давно я так не напивался. Даже странно. Вроде алкоголь не должен на меня так хреново действовать. Что же такого мы пили, чтоб я так траванулся. Вроде бы всё своё было. И пиво, и водка. И не мешал вроде. Если только чуть-чуть".

— Ты собираешься вставать?

От громкого, оглушающего голоса, раздавшегося прямо над ухом, Сидору показалось, что у него сейчас взорвётся башка.

— Блин! — еле слышно прошептал он пересохшими от жажды губами. — Нельзя ли потише?

Значит это не у меня в голове, — проскрипел он. — Значит, опять кого-то со сранья принесло.

Подняв голову, он увидел давешнего Травника, что-то деловито делающего возле печки.

— Больше пить не буду, — попытался он твёрдо расставить всё по своим местам.

Сидор почувствовал лёгкую панику. Сил чтобы встать — не было.

Такого, чтоб напиться до состояния, чтобы не смочь подняться утром на ноги, он вообще за собой не помнил. Лёгкая паника грозила перейти в серьёзный испуг. Что происходит?

Дел в крепости было невпроворот. И времени валяться в постели не было. А вчерашний загул, при всей приятности воспоминаний о весёлой компании, серьёзно выбивал его из жёсткого графика, который он сам же для себя и установил, когда ещё только собирался сюда в предгорья.

Не то, что он вчера надрался как свинья, и не то, что у него сейчас раскалывалась голова, всё это было мелочи. Один потерянный рабочий день. Целый день напряжённой трудовой осени, когда дорога каждая минута, когда все дни впереди расписаны буквально по часам.

Это для него был чудовищный провал в планах.

Поэтому, нежданное появление Травника, и ожидаемое с его появлением возобновление пьянки, буквально ввергли Сидора в ужас.

— Пить больше не буду, — попытался он проявить твёрдость. Но слабость, неожиданно поселившаяся в теле, не дала ему это сделать. Голос его был едва слышен.

Не зная как поаккуратней отказаться, чтобы не обидеть товарищей, Сидор уже мысленно начал переборку вариантов, когда Травник закончил свою непонятную возню возле печки и подошёл к кровати с какой-то плошкой в руках.

— На, выпей, страдалец.

— Это что? — попытался Сидор поднять голову.

— Это же надо, — осуждающе покачал Травник головой. — За каждого погибшего товарища выпили по полной стопке водки. Как ты вообще после такого живой? Первый раз такое вижу.

Пей, пей! — подтолкнул он руку Сидора попытавшегося оттолкнуть протянутую ему плошку с каким-то варевом. — Это лекарство. Похмелье, как рукой снимет. Огурчиком не будешь, но в норму придёшь быстро. А то ты мне что-то не нравишься, — критически оглядел он лежащего на постели товарища.

По крайней мере, пройтись со мной кой-куда сможешь, — таинственно ухмыльнулся он.

— Куда, кой-куда? — проскрипел осипшим голосом Сидор, пытаясь не уронить из дрожащей руки пустую миску из-под гадостного пойла Травника, и подозрительно глядя на товарища.

Ну и гадость, — наконец-то скривился он, как только напиток провалился куда-то внутрь и все ощущения начали постепенно возвращаться в пропитанный алкоголем организм.

— Ты что, забыл? — насмешливо посмотрел на него травник. — Подарок — благодарность товарищей за помощь и поддержку. Ты ещё вчера всё порывался поехать посмотреть, да уже было темно и тебя как-то умудрились отговорить, накатив очередной стакан.

Все собрались, ждут только тебя.

— Вчера я слышал нечто подобное. Но что — не упомню, — угрюмо заметил Сидор. — А чем всё кончилось видно на примере моего бренного тела, лежащего ныне в горизонтальном состоянии, — сухо, в деловом, телеграфном тоне проговорил он.

— Подымай своё тело из горизонтального состояния и приводи его в вертикальное стояние, — в точно таком же телеграфном ключе отозвался Травник. — Люди ждут, нехорошо опаздывать.

— А без меня никак?

— Никак! — сурово отрезал травник.

— По правде сказать, — наклонился к нему травник с ехидной ухмылкой на лице, — именно без тебя — ну никак!

— Тогда подымаюсь, — тяжело и обречённо вздохнул Сидор, медленно вставая и шаркая ногами перемещаясь к тазику в углу, где к стене был прибит рукомойник.

Умывшись, он уже с более бодрым видом энергичнее заходил по комнате, подбирая разбросанную по разным углам одежду.

Одевшись, Сидор неожиданно почувствовал, что сосущее чувство перепоя и непонятной какой-то тяжести, с какими он буквально пару минут назад с трудом поднимал голову с подушки, бесследно исчезло.

— Однако у тебя и зелья? — удивлённо посмотрел он на невозмутимого Травника.

Ни следа перепоя, — удивлённо похлопывая себя по бокам, окончательно пришедший в себя Сидор, сноровисто вооружался привычным оружием, которое, несмотря на вчерашнее пьянство и полную потерю воспоминаний о том, чем окончился вечер, оказалось в строго отведённых для него местах. — Так, лёгкая заторможенность в членах и не более того. Даже голова не болит.

Всё на месте, — довольно констатировал он, засовывая очередной метательный ножик на привычное место. — Мастерство не пропьёшь.

— Ты вчера себя не видел, — насмешливо отозвался на его замечание Травник. — Не знаю, как тебя ребята удержали от смертоубийства, когда ты вчера удумал демонстрировать своё мастерство. Да не на ком-нибудь, а на нашем несчастном трактирщике.

— Чем тебе трактирщик-то не угодил? — насмешливо глянул он на Сидора. — Нормальный мужик. И кормят у него хорошо, и дерёт недорого. А ты как его увидел, так прям взъелся, еле оттащили.

Почему, мол, без разрешения кабак в крепости открыл. Как посмел. Кто разрешил. Я разрешения на кабак тебе не давал и всё такое. Чуть не убил, несчастного. По всему залу гонял, швыряя в него свои ножички.

— И что? Так ни разу и не попал? — Сидор удивлённо смотрел на озадаченного вопросом Травника. — Странно.

— Ну и чего ты так на него взъелся? — хмыкнул Травник. — Чем он тебе не понравился, что ты готов был его убить? Ну, открыл кабак и открыл. Даже если и без твоего разрешения. Так тебе то что. Его трактир. Где хочет, там и открывает. И когда хочет, тогда и открывает, — насмешливо ухмыльнулся он. — И ни ты, ни кто-либо другой ему не указ. Так что жди теперь счёт от него за поруганные честь и достоинство.

— Опять, — загрустил сразу Сидор, тут же явственно представив возможную сумму, в которую обычно кабатчики оценивают подобные, как у него вчера, гуляния, и особенно покушения на целостность собственной драгоценной шкурки.

И всё равно. Несмотря на подобную мрачную перспективу, даже сейчас в душе его ворохнулось какое-то нехорошее, злое чувство, как только речь зашла о новом трактирщике. Чем-то тот ему с самого начала сильно не понравился, а вот чем, Сидор никак не мог вспомнить.

Головная боль и тяжесть во всём теле постепенно возвращались, что вообще ни в какие ворота не лезло. Такого вообще не должно было быть.

После того, как они с Димоном обожрались в этом мире шишко-ягодой, по одной простой причине — есть на тот момент было больше нечего, Сидор уже думал, что ему вообще можно было бросать пить, потому как, на него алкоголь практически перестал действовать. Теперь же, выходит, что он ошибался. Видимо действие ягоды имеет строго ограниченное действие по времени.

— "Вернусь, надо будет сожрать ещё пару вёдер этой ягоды, чтоб ещё года на три хватило, — уныло подумал он, только на миг, представив себе тяжёлые последствия для своего желудка подобной нагрузки. — А то даже патентованное травниковское средство плохо помогает".

Не смотря на весь свой чудный, нежный вкус, спелая шишко-ягода что-то у него ничего кроме тошноты и отвращения последнее время не вызывала. Похоже, действительно, он ею окончательно объелся.

За собственными грустными размышлениями Сидор даже не заметил, как Травник умудрился всё же вытащить его на улицу, хотя сам Сидор думал какое-то время вообще не показываться на людях. Стыдно было за вчерашние художества.

Однако, вспомнив, что пресловутый трактирщик так ему вчера ничего и не ответил на вопросы о получении разрешения на открытие трактира в крепости, Сидор пришёл к выводу, что хочешь, не хочешь, а выползать на улицу надо, и к делам, намеченным на эту поездку, добавилась ещё одна большая головная боль.

Судя же по тому энтузиазму, с которым вчера гуляли в новом кабаке их егеря с местными хуторянами и новопоселенцами, наличие кабака в городке являлось долгожданной вестью, которую все с энтузиазмом принимали. И закрытие его, по одной лишь своей прихоти, как он вчера сгоряча решил, не прибавит ему популярности в глазах этих, как оказалось, совсем ему не чужих, и не безразличных людей.

Да и возможный доход, который обычно приносят подобные заведения для местной администрации, в их нынешнем тяжелом положении скорого безденежья был далеко не лишний.

Так за подобными мрачными размышлениями он и не заметил, как они с Травником умудрились быстро проскочить всю небольшую крепость и теперь куда-то целенаправленно двигались по накатанной грунтовой дороге за пределы хаотично разросшегося вокруг крепости посада.

Бодрый утренний осенний холодок освежал, и Сидор, почувствовав себя лучше, быстро успокоившись, и уже через несколько минут просто выбросил из головы тягостные воспоминания о странностях вчерашнего вечера, полностью отдавшись на откуп холодному осеннему дню. И ветру, стылому ветру поздней осени, казалось, пронизывавшему его насквозь.

— "Легко я что-то оделся, — подумалось ему, под толстой меховой курткой. — Или знобит что-то. Наверное, после вчерашнего загула ещё не отошёл, или действительно реально холодно. Хотя, с чего бы, солнышко то вовсю светит, словно где-то на юге.

Слава Богу, вроде пришли. Скорей бы обратно, в свою тёплую конуру".

Они, похоже, действительно уже подошли туда, куда целенаправленно тащил его Травник, и где гудящая посреди какого-то поля небольшая толпа, состоящая из его вчерашних собутыльников, сразу же выбила из его головы все посторонние мысли.

— Что здесь происходит? — Сидор с любопытством огляделся вокруг.

— Подарок, — расплывшись в довольной ухмылке, Травник подтолкнул его плечом по направлению к гудящей разными голосами толпе. — Сюрприз!

— Баро-он! Сидор! Ура!

От раздавшегося радостного вопля, который издал неизвестно каким образом оказавшийся здесь бывший бугуруслановский кузнец Рим, полуразрушенное творение которого он вчера внимательно изучал возле стены сарая, уже стоял перед ним и тискал его в своих костедробительных объятиях.

— Раздавишь, чёрт, — просипел Сидор, тщетно пытаясь пропихнуть хоть толику воздуха в стиснутые до невозможности рёбра.

— Не боись! Я раздавлю — этот залечит! — двусмысленно заржав, кузнец гулко хлопнул по плечу стоящего рядом Травника.

Отпустив наконец-то Сидора, который с очумелым видом жадно хватал ртом воздух, словно вытащенная на воздух рыба, кузнец потащил обоих приятелей в самую гущу толпы, откуда уже раздавались нетерпеливые воинственные выкрики, требующие присутствия главного виновника торжества на самом почётном месте.

Почётное место оказалось самой обыкновенной бочкой из-под пива, похоже снабжавшее чистой питьевой водой работников на полях по соседству, и притащенной на этот край поля неизвестно кем, неизвестно откуда, и непонятно с какой целью.

Только сейчас, приглядевшись, Сидор с удивлением заметил, что дальнее поле, куда так целенаправленно вытащил его Травник, являлось как раз одним из тех лакомых кусков, которых им с Димоном удалось прошлой весной буквально из-под носа вытащить у зазевавшихся Бугуруслана и его бывших егерей.

Теперь всё лежащее перед ними пространство имело вид прекрасно обработанного, ухоженного поля, как будто за ним денно и нощно присматривали рачительные хозяева.

— "Вот так сюрприз, — чуть не рассмеялся открыто Сидор. — Да за вами, ребятки чуть ли не полгода уже внимательно присматривают, что вы тут творите, а вы ни ухом, ни рылом, как я погляжу. Комендант так вообще половину еженедельного отчёта посвящает вашему "Сюрпризу". Ну-ка, посмотрим, что у вас тут такое.

Однако, судя по радостным лицам всех присутствующих, так оно и должно было быть, — удивлённо констатировал он про себя, видя кругом весёлые лица. — Они что, действительно считают, что сделали для меня сюрприз? Абалдеть! Блин! Я теперь что, должен изобразить у себя удивление, а потом радостный щенячий восторг от того что они тут наворотили? Щаз! Разбежались!"

"Однако, придётся лицедействовать", — Сидор улыбнулся, молча слушая радостные шутливые поздравления в свой адрес.

"Ну да ладно, веселитесь. Пока! Считайте что и барон, и компания, владеющая этими землями, эфемерно растворилась в воздухе и ничего не знают о происходящем прямо у них под носом. Воистину, настоящий сюрприз ждёт вас впереди.

Надо только постараться как-то так его преподнести, чтоб потом не было сюрприза уже лично для меня. Да и за поднятую залежь и за удобренное навозом поле тоже спасибо. Нет худа без добра", — чуть в голос не расхохотался он.

— "А коменданта, сволочь такую, всё одно убью, — несколько нелогично вильнула в сторону мысль в опять гудящей непонятно с чего голове. — Мало того что я ничего не знаю об открытом без спроса кабаке на внутренней территории крепости, так та тварь ещё и палёной водкой меня опоила. Ведь чуть не помер же утром.

— Ох, как же мне тяжело".

Сил крепиться почти уже не было, но и показывать людям вид, как ему хреново, было нельзя. Оставалось стиснуть зубы и терпеть.

— "Хотелось бы знать, — думал меж тем Сидор, принимая дружеские похлопывания по спине и поздравления с таким дорогим подарком, — на что же они всё-таки рассчитывали?"

Восторгов этих людей он откровенно не понимал.

А что если хозяин, на земли которого не спросясь влезли самовольные захватчики, взбрыкнёт и пошлёт всех этих земледельцев пеше-сексуальным маршрутом? Что они тогда делать будут? Снова старой травой засеют?

Сидор с удовольствием окинул своё поле хозяйским взглядом.

— "Хорошо ребята поработали, на отлично, — довольно констатировал он. — И, главное, как по заказу сделали то, что мне надо".

— "Так всё же, на что они рассчитывали?" — вновь в задумчивости Сидор окинул внимательным взглядом расстилающееся перед ним поле.

Сидор перевёл задумчивый взгляд себе под ноги, на какие-то торчащие из земли прутики.

— "Значит, всё-таки, кедр", — удовлетворённо констатировал он.

Всё огромное поле возле городка, сотни и сотни гектар, их с Димоном тайная гордость и любовь, было вспахано, а местами даже пробороновано, а потом аккуратно поделено неглубокими канавками на большие чёрные квадраты. А самый центр пустынного поля засажен был огромным, просто чудовищным количеством саженцев кедра, небольшим зелёным пятном выделявшимся на огромном общем чёрном фоне перепаханной земли. Причем, если приглядеться, то, хорошо было видно, как высаженные ровными, прямыми рядками саженцы тщательно распределены по высоте, образуя совершенно равные по размерам квадраты на поле, разделённые узкими, неширокими проходами, годными, лишь на то, чтобы по ним свободно могла пройти двуколка.

Даже просто представить, сколько на это могло быть затрачено времени, сил и тяжёлого человеческого труда было невозможно. Работа была просто колоссальная.

— Вот! — стоящий рядом кузнец с гордым видом ткнул пальцем в небольшой участочек поля перед ними, засаженный саженцами кедра. — Целое поле с саженцами кедра, — с гордостью констатировал он совершенно очевидную действительность. — Наш подарок тебе от семей спасённых тобой хуторян. И от всех их друзей.

— Так это всё мне? — в совершенной растерянности спросил Сидор, впадая в какой-то ступор. — Всё мне? Ого! Ну, спасибо, — обрадовался он.

— Да когда ж вы успели?

— Ну, — замялся кузнец. — Не совсем чтобы всё….

— И не совсем чтоб тебе…, - задумчиво продолжил за него Сидор, понимающе глядя на совершенно смущённого кузнеца. — Понятно.

— Как бы это тебе сказать…, помягче…., - окончательно смутился Кузнец, не зная как разобраться с объяснениями и сам, пребывая в некотором ступоре.

— Как есть, так и говори, — мрачно заметил Сидор. Ему уже стало даже интересно, во что эти хитрые хуторяне постараются его втянуть на этот раз? В какое такое очередное дерьмо. И, как совершенно понятно, опять помимо его воли и за его счёт.

В отличие от всех предыдущих раз, когда он сталкивался с хитроумными местными жителями, эта авантюра, в которую его только что сунули носом, похоже, грозила ему ещё более нешуточными проблемами. Хотя, похоже, сами лесовики, если судить по их радостно возбуждённым лицам, этого пока не понимали.

Вдруг зачесавшаяся левая лопатка на спине, ясно сказала Сидору, что его мысли, не так уж и далеки от истины. Что-то подобное всегда так проявлялось, вылезая лёгким зудом на коже спины, когда он каким-то нутряным, шестым чувством чувствовал, что снова куда-то уверенно влезает всеми своими четырьмя конечностями. В какое-то очередное дерьмо.

— Ну и кто мне что-либо всё же объяснит? — язвительным тоном поинтересовался он у толпы, замершей вокруг него.

— Наверное, всё-таки я, — нарочито картинно склонил повинную голову Травник, с хитрой улыбкой на губах сверкнув весёлым, смеющимся глазом.

— Понимаешь, Сидор, — начал он задушевным тоном.

— Барон, — сухо оборвал его Сидор. Настроения шутить не было. Хитроумные хуторяне достали его ещё до того, как собрались что-то, интересное для них, ему сообщить. — Мне кажется, что так у тебя чётче и конкретнее пойдут объяснения. Более толково, что ли.

— Ну вот, — прогудел из толпы чей-то голос. — Я ж говорил, что Сидор обидится. А вы всё потом, да потом. Вот и допотомкались.

— Ты уж извини, Сидор, — вздохнул обречённо кузнец. — Но, честное слово, хотели тебе сюрприз сделать. Да видимо не получилось.

— Ну почему ж, — насмешливо хмыкнул Сидор. — Как раз сюрприз то у вас и получился. Не получается только почему-то с объяснениями, а с сюрпризом полный порядок.

— "Да и сюрпризец-то, так себе, на троечку, — ухмыльнулся он про себя. — Можно подумать, я не знаю, что у меня под боком творится. А то мне не докладывают. Ну-ну, посмотрим, как выкручиваться стервецы будут. А потом уже я вас обрадую. Сделаю тоже вам сюрприз. Все саженцы отберу, нахрен, — весело, тут же на месте решил он. — Они мне, как раз для Дюжего пригодятся.

Нет, — тут же перерешил он. — Всё отбирать не буду. Часть всё же оставлю, малую, три процента, чтобы не так шибко обижались. Как раз ту долю малую, что они тут меж собой, надо понимать заранее, решили мне выделить".

— Ну ладно, — начал заново Травник. — Вкратце — такое дело.

Мы с ребятами прослышали, как вас кинули с премией за освобождение хуторян в Приморье и решили со своей стороны хоть как-то тебя отблагодарить. Если бы не вы, то никто из наших хуторских ребят оттуда, из Приморья, не вернулся бы. А поведение Городского Совета нам очень не понравилось.

— "Как благородно, щаз заплачу, — пронеслась в голове Сидора весёлая насмешливая мысль. — Особенно если не знать, что такая объёмная работа, как здесь, должна была быть начата сразу же после моего возвращения из Приморья. Ещё весной. Задолго до всей этой эпопеи с освобождением Дюжего. А это лишь попытка легализации. Жалкая, скажем прямо. Хотя, работа, честно надо признаться, проведена колоссальная. Вот что значит серьёзно заинтересовать людей.

Мне так легко, как это получилось у Травника с Кузнецом такую здоровущую толпу на нужную мне работу, уж точно тут было не собрать, — с лёгкой грустью позавидовал он мужикам.

Ну а теперь, чтобы задобрить, сунут мне мелкий, ничего не значащий кусок в пасть и что-то будут просить. Весомое, грубое, зримое. Точнее — требовать, — насмешливо хмыкнул он про себя, вслушиваясь в горячий монолог Кузнеца с благодарностями за спасение их товарищей. — А ещё точнее, с ножом у горла будут выкручивать мне руки, чтобы добиться чего-то своего, им крайне нужного".

— Потом мы узнали, что у тебя затруднения с плантациями твоими кедровыми. Потом до нас дошёл слух о кедровом буме, разразившемся в городе, — поддержал меж тем товарища Травник.

— "Вот-вот, — довольно оживился Сидор. — Уже теплее, теплее. Ври дальше".

— Вот мы собрались и порешили. Чего это у тебя земля будет простаивать, пустовать, да ещё тут, совсем рядом с крепостью, прям у нас под боком. Когда ещё вы с Димоном соберётесь её обрабатывать. Ну, мужики взялись и сообща быстро всё поле и перепахали. А потом собрали из наших окрестных кедровников саженцы и под чутким руководством нашего главного травознатца, то есть под моим личным присмотром, всё аккуратно и высадили.

Травник с гордым видом протянул руку, указывая на поле.

— "Зашибись, — чуть в голос не заржал Сидор, увидев позу, в которую встал Травник. — Ему бы Ильичом на постаменте подрабатывать, отбою бы от почитателей не было. От голубей, то есть".

— И как видишь, всё прижилось, — с довольным видом вещал меж тем Травник. — Воду от горного ручья для полива на поле тебе подвели, — ткнул он пальцем себе под ноги, где Сидор только сейчас с удивлением заметил небольшой ручеёк, текущий по тянущейся вдоль дороги канавке.

— "Да, — с укором попенял он себе. — С пьянством надо заканчивать, да ещё в таких количествах. Не мальчик чай. Не видеть уже, что у тебя прямо под ногами находится? Совсем допился, алкаш".

— Детишки, вот, поливают, где канавок не достаёт, — Травник рукой с гордым видом указал куда-то в сторону. — Правда, много ещё пока недоработок, много не доделано, но ничего, народ старается, и скоро всё наладят. Все, как положено, будет.

Где-то, чуть ли не на горизонте, но, во всяком случае, гораздо дальше, чем можно было свободно докричаться, копошились какие-то маленькие фигурки, в которых только сейчас Сидор с удивлением признал многочисленную крепостную детвору, которой он с удивлением не обнаруживал вчера в самой крепости.

Мысль о детях, которых он не заметил сразу по приезду, отложилась с самого начала на подсознании, и только сейчас он понял, что же подспудно так его беспокоило всё это утро. Не это его пьянство не ко времени, а куда подевались все крепостные дети. Оказывается, вона что.

Все дети работали на его поле. Делая что-то такое, чего он пока не знал, но уже начинал догадываться.

Настроение Сидора начало медленно, но уверенно портиться.

— "Не будет, — вдруг с внезапной щемящей грустью в груди подумал Сидор. — Не будет, друг мой Травник. Как положено, ничего у вас не будет. Не дадут. А будет то, что я вас сейчас огорчу. Сильно огорчу".

Отдавать в пользование хитрых хуторян это, самое ближнее к крепости поле, одно из самых лучших во всей округе, он не собирался ни под каким видом. В этом у него не было даже и тени сомнения. Мало того что потом хрен его обратно вернёшь без жуткого скандала, так ещё этим пронырам как бы потом и должным не оказаться.

Да и детский труд, хоть и не считался в этих краях чем-то предосудительным, но откровенно и не поощрялся. А Сидору, получившему недавно на свою голову кучу подростков, так и вообще категорически что-то нравиться перестал. Особенно последнее время, сразу после того как он за какой-то надобностью на короткое время заскочил в карантинный лагерь своего обоза на Речной Пристани. Тысячи и тысячи подростков, собранных в одном месте — это… нечто.

— "Нахрен — сердито подумал Сидор. — Надо сразу возвращать назад своё поле, иначе потом придётся изгонять их отсюда силой. Выгнать выгоню, да что там, сами уйдут, как только потребую и поставлю вопрос ребром. Тем более что с самого начала они так и сказали. Но всё равно серьёзно поссорюсь. А это не есть good.

Кто же это мутит воду в крепости, стравливая нас? — вдруг озадачился он. — Меня с хуторянами довольно ловко стравливают, а их со мной. Кто это тут такой умный выискался, что присоветовал подобное? Надо бы узнать. Ведь не сами же они придумали такое. Кто-то наверняка "посоветовал" занять мои земли, как будто кругом мало пустующих участков, не хуже.

— А вот собственно и то, о чём мы тебе говорили с самого начала.

Голос Травника, громом раздавшийся прямо над его ухом, вывел Сидора из глубокой задумчивости.

— Вот тебе наш подарок — саженцы кедра. Самые большие, самые крепкие, самые, самые…. Ровным счётом полторы тысячи штук. Все примерно одного роста и возраста, где-то по десять — двенадцать лет. Так что, можешь, смело высаживать их по своей с профессором професидровой методе на своих многочисленных плантациях и через год собирать свою шишку.

— "Понятно, — чуть не заржал в полный голос Сидор. — Мне, значит, полторы тысячи саженцев, а себе — остальные тридцать — сорок тысяч. На этом поле, если на глаз прикинуть, как раз тысяч сорок саженцев и будет. Здорово! Думаете самые умные?

Так я вас огорчу, — мстительно прищурил он глаза. — Хрен вам, а не моё поле".

— И сколько же здесь уже посажено, всего? — поинтересовался он нейтральным тоном.

— Сейчас уже тысяч сорок, — тут же с довольным видом отозвался травник, полностью подтвердив расчёты Сидора. — А будет сто.

Сидор даже в этот момент почувствовал чувство внутренней гордости, насколько чётко он просчитал шельмецов. И, главное, не ошибся в своих подсчётах, даже на глаз.

— Но народ постоянно подвозит и подвозит, еле успеваем сортировать и высаживать, — вещал меж тем довольный донельзя Травник. — Так что, думаем к зиме, когда придёт пора пересаживать их на новые плантации, на этом поле уже будут как раз означенные сто тысяч.

— "На этом поле, — мгновенно отметил для себя Сидор. — Значит, есть и другое. И наверняка тоже моё".

— Тогда и твоих здесь будет тысячи три — четыре, — тут же подтвердил мысли Сидора Рим.

— Значит, три — четыре процента? — не сумев сдержать кривой усмешки, нейтральным тоном обронил Сидор, бросив косой взгляд на Травника.

Тот незаметно напрягся. Тон Сидора ему не понравился. Побывав с ним во многих передрягах в Приморье, Травник давно уже научился замечать малейшие нюансы в поведении того. И то, что ему послышалось в голосе Сидора, серьёзно настораживало.

Переведя взгляд на толпу, Сидора заметил радостные, довольные улыбки у всех на лицах. Ну, точь в точь как у пронырливых крестьян, провёдших барина, и теперь с довольным видом ожидающих от него если и не похвалы, то уж во всяком случае, какой-никакой награды.

"От, шельмы! Процент, меньше даже, чем обычная десятина городу. Как дети, честное слово, — устало подумал про себя Сидор. Сил злиться на лесовиков уже не было. — Только вот я вам не тупой барин, или баран, что точнее отвечает вашим чаяниям, — мысленно поправился он. — Но, и вы не хитроумные пейзане. И сейчас я вас сильно огорчу. Потому как достали".

— Значит, три-четыре процента? — задумчиво повторил он вслух. — Не густо.

— Ну-у-у, Сидор, — мгновенно деланно возмутился Травник.

Глаза его настороженно блеснули. Тон Сидора и его задумчивость нравились ему всё меньше и меньше. Сейчас ему идея занять ближнее к городу поле, как наиболее безопасное с точки зрения защиты от набегов подгорных людоедов, уже не казалась такой хорошей, как полгода назад. Да и потом он не раз хотел перебраться куда-нибудь в другие места, пусть и дальше от крепости и защиты, но не такое скандальное, как того с самого начала можно было бы и предположить. Сейчас самые его наихудшие предположения, похоже, подтверждались. Сидор явно был настроен на скандал. А это грозило им серьёзной задержкой в их планах, а значит и потерей будущих колоссальных прибылей.

— Ты же сам не раз говорил, что много брать со своих не будешь, максимум три, пять процентов, — тем не менее мгновенно сократил он вдвое все когда-либо ранее слышанные от Сидора цифры каких-либо налогов.

Да и что тебе не нравится? — деланно возмутился он. — Поле так и так пустовало. А мы целину подняли, перепахали, унавозили, пробороновали, воду подвели. Границы выровняли, срезав опушки и расчистив заросшие куски. Рвами граничными окопали. Всё честь по чести. Теперь поле словно конфетка. Составляет ровно сто квадратных десятин великолепной пашни. Тютелька в тютельку. А к весне мы вообще полностью освободим его от всех своих саженцев. Делай тогда с ним что хочешь.

Конечно, это не равнинные чернозёмы, а лесной подзол, но рожь родит чудо как. Хоть кукурузу свою любимую сажай, хоть что, — расплылся он в счастливой, довольной улыбке.

— "Какая ещё кукуруза? — раздражённо подумал Сидор, невольно отвлекаясь от рассеянного созерцания ровных рядков саженцев у себя под ногами. — И откуда, только к нему это прицепилось? И я-то здесь при чём, непонятно. Ведь никогда же ничего подобного не говорил. Или говорил что, спьяну? — вдруг озадачился он. — Не помню".

— Другой кусочек твоего поля, — Травник уверенно кивнул куда-то за спину Сидору, там, где через дорогу, по которой они пришли, начиналось если не точно такое же, но уж никак не меньшее по площади поле, как и то, на котором они стояли. — Если не будешь возражать, то и на этом поле ещё один питомник сделаем, второй. Ещё как раз на сто гектар. Но это уже на следующий год, сейчас уже поздно.

Хотя, — задумчиво задрал он голову, с сомнением глядя на низкое хмурое небо. — Если такая тёплая погода и дальше будет стоять, то можем управиться и этой осенью, до снегов.

А нет, — деланно пожал он плечами, — так начнём с весны и как раз к зиме всё закончим. Так что максимум ещё через год ты получишь ещё одно полностью готовое к обработке поле. Как тебе план? — с ухмылкой полюбопытствовал он.

Впрочем, судя по тону вопроса, в ответе он нисколько не сомневался.

— "Широко шагаешь, дорогой товарищ, штаны порвёшь", — сердито подумал Сидор, глядя на довольную физиономию Травника. Раздражение неумолимо нарастало.

За спокойной уверенностью мужика стояло чёткое понимание того, что до этой зимы Сидор никак не соберётся начать обрабатывать свои земли. Хотя бы, потому что вот она, зима уже почти началась. А это значит, что и возражать против его планов Сидор особо не будет, потому как нет на то у него веских оснований. Так, может потрепыхается чуток, чтоб права свои показать и лица не потерять, а потом всё одно согласится. Ведь выгода — вот она, прям на ладони. Пусть и малая, но есть. А иначе бы не было. А поле его всё одно в его собственности остаётся, никто же на него не покушается.

Пока, во всяком случае. А там дальше, кто его знает, как оно всё повернётся. Может и вообще он от своего поля со временем откажется. Зачем оно ему, в самом то деле, всё одно не пользуется.

А раз так, значит, можно легко сейчас воспользоваться чужим имуществом, заплатив за пользование сущие гроши. Или вообще лучше ничего не платить.

Эта внутренняя уверенность в собственной правоте и оборотистости буквально пёрла из того, как тесто на дрожжах, вызывая у Сидора всё растущее и растущее чувство гадливости и глухого раздражения.

— Ещё на сто тысяч саженцев кедра, значит, — задумчиво констатировал Сидор, глядя прямо перед собой.

— Ну, где-то так, — согласился с ним Травник.

Присев на корточки, Сидор протянул руку к растущему под ногами саженцу и принялся что-то внимательно рассматривать, периодически теребя в пальцах резко пахнувшие хвоёй иголки деревца.

— Как же вы умудрились так быстро всё это поднять? — задумчиво поинтересовался он, рассеянно разглядывая растёртую хвою на пальцах. — Ещё весной здесь воистину конь не валялся, а теперь, прям настоящий питомник? Что же вас так подвигло то?

В возникшие у него в голове и окончательно укрепившиеся сейчас подозрения он никак не хотел поверить. Слишком чудовищная картина тогда вырисовывалась. И он окончательно сейчас понял, в чём была основная причина невероятного кедрового бума последнего времени. И что он, барон Сидор де Вехтор здесь совершенно ни при чём, это он тоже сейчас понял совершенно отчётливо.

— Кедровый бум ессесьтьвенно, — со смешком подтвердил Рим его самые мрачные предположения. — Так что считай, что ты сам нас на это дело и подвинул. В городе настоящая драчка идёт за саженцы нашего горного кедра. А у нас в лесах его полно. Всё, что у нас из леса приносится, уже всё продано. А то, что перед тобой — это просто передержка, которую новые хозяева попросили нас попридержать здесь до зимы, когда пересаживать будут по вашему с профессором методу.

— И почём пучок? — нахмурившись, сухо поинтересовался Сидор.

Впрочем, последнего он мог бы и не спрашивать, так как сам прекрасно знал устоявшиеся за последний месяц в городе цены на данный товар. Безумно дорогой, и столь же невозможный к покупке.

— По золотому штука, — довольно бодрым ещё голосом тихо ответил травник.

Улыбка, до того так и сиявшая у него на лице, медленно сползала, замещаемая настороженным, обеспокоенным взглядом.

— Золотой за десятилетку, плюс два, три года, — уже совсем сухим, деловым тоном уточнил он. — Твои саженцы, не безпокойся, мы не трогали, но если тебе так нужны деньги, выкупим, хоть сейчас — по золотому штука.

— А дорого то, чего так? — повернул к нему хмурое, мрачное лицо Сидор. — Обычная же цена — медяшка за дюжину. А то и ещё меньше.

— А с того, что через год наши саженцы, после зимней пересадки будут готовой продуктивной плантацией, — грубым, недовольным голосом отозвался стоящий рядом Кузнец, которому, так же как и Травнику начинало сильно не нравиться мрачное выражение лица Сидора.

— Не будут! — жёстко отрезал Сидор.

Зная в чём тут дело, обманывать этих людей, он не хотел. Хоть они и свиньи были порядочные, захватившие, пусть и на короткое время, всего на один сезон, его земли, но всё одно, оставлять их в неведении, во что они вляпались нельзя было. Не по-товарищески это.

— Ни через год, ни через два, ни через пять лет, никакого урожая у вас не будет, — жёстким холодным тоном повторил он.

Установившееся вокруг оглушительное гробовое молчание яснее ясного показало реакцию присутствующих на его слова. Никто ничего не понимал. Понятно было только что праздник, устроенный ими в честь открытия нового, перспективного дела, не получился. И сорвал его главный виновник торжества.

— Объяснись! — ледяным тоном потребовал Кузнец. — Весь посад с половиной крепости, две сотни живых душ, пацаны, бабы, старики несколько месяцев корячилась, не разгибая спины с рассвета и до заката, а ты приехал и одним своим словом разрушил мечту людей о хорошем заработке. Говоришь, что у них ничего не будет. Как тебя понимать?

Мы уже все деньги за эти саженцы по договорам с заказчиков получили. И люди их уже потратили.

Мы всем желающим ещё вдвое больше саженцев обещали, и опять деньги вперёд получили. И половину работ уже сделали. И что? Сказать, что ты нам отказываешь от места, и данные нами обещания повисают в воздухе? Тебе что, поле это освободить? Прям щас? Срочно? Так тебя надо понимать? Или тебе процент мал? Жаба душит?

Несколько долгих, томительных минут Сидор стоял один, молча перед сгрудившейся перед ним толпой мрачных, угрюмых хуторян. Их обветренные на солнце, суровые, жёсткие лица не сулили ему ничего хорошего. Сверкающие яростью глаза, казалось, насквозь прожигали в нём дырки.

Наклонившись к земле, он выхватил из голенища засапожный нож и резким взмахом руки полоснул по тонкому стволу деревца. Срубленная верхушка мягко упала на землю.

Подхватив её, Сидор, молча, не обращая внимания на опасно заворчавшую толпу, внимательно всмотрелся в тонкий, ровный срез.

— Ничего у вас не будет, — тихо повторил он.

Поднявшийся было шум, как ножом отрезало.

— Вы поверили в ложный слух, что десятилетний саженец кедра горного после зимней пересадки по какой-то особой "професидровой" методе на следующий же год даёт шишку. Поверили в "новую" технологию, "освящённую" именем знаменитого на всё Левобережье профессора, — ядовитым голосом выделил он слово "новую". — Решили, что самые умные, и что уже следующей осенью озолотитесь?

Этого всего не будет. Всё это ложь.

Это! — Сидор резко ткнул указательным пальцем прямо себе под ноги, указывая на растущие там саженцы. — Это тот самый горный кедр, о котором и идёт речь! Десятилетний. Самый обычный горный кедр для этих мест. И первый урожай он, как и положено самому обыкновенному десятилетнему горному поморскому кедру даёт не на следующий год после пересадки, несмотря ни на какую обработку холодом и зимнюю пересадку, а на семидесятый год своей жизни. А полной зрелости плантация кедра, или естественный, природный кедровник, как вы все прекрасно знаете, достигает к ста годам и потом на протяжении трёхсот лет даёт устойчивый, постоянный урожай кедровой шишки.

Так?

Так! — ответил он сам себе при всеобщем, гробовом молчании.

Тот же кедр, который мы, то есть наша компания, высадили на своих плантациях и уже через год получили первый урожай, и из-за которого потом начался весь этот кедровый бум, вообще непонятно что. Но что не этот, который вы тут рассадили на моём поле, точно, при всей их похожести.

И древесина у него не такая, а словно камень. А почему?

Потому что рос он раньше не в здешних мягких условиях, а в какой-то экстремальной климатической зоне. На какой-нибудь вечной мерзлоте на севере, будь она трижды неладна или на скалах под ледником. Откуда и был привезён к нам и здесь посажен. И здесь, в гораздо более мягких для себя условиях, он и ломанул так в росте, и сразу, в первый же год дал здоровую, невиданную никем шишку. Которую там, у себя на родине, наверняка, никто и никогда от него даже не видал.

А разницы внешней между этими двумя деревцами нет. Что и говорит за то, что это одна и та же древесная порода.

Вот, — поднял он над головой что-то круглое и коричневое. — Маленький спил с того дерева, что внезапно дало невиданный урожай. Годовые кольца глазом не просматриваются. Только в самый сильный микроскоп, что я нашёл в лаборатории у профессора. Оттого он такой и коричневый. Сто двадцать лет дереву. И нет ничего удивительного, что оно сразу же дало урожай, как только попало в тепличные условия. Всё по законам природы.

А вот тот саженец, что я при вас одним взмахом располовинил ножом. Вот его срез, — показал он всем жёлтую сердцевину среза. — Земля и небо. Взрослое, столетнее дерево с плотной и твёрдой древесиной, и молодое десятилетнее деревце с мягкой древесиной.

Мне очень жаль разрушать вашу мечту, но это правда. Хреновая, но, правда. Это не тот кедр. Возраст не тот. И никакого урожая через год от ваших саженцев не будет. И это правда.

После этих слов он замолчал, и долго молча, смотрел на стоящих напротив него разочарованных, поникших людей.

— Вы сами можете всё проверить, сделав спил.

— Сделать спил, о котором ты говоришь — значит убить дерево, — едва слышно, с трудом проговорил Травник. — Мне такое даже в голову не приходит.

— Значит, ты веришь, что я говорю правду.

— Пошёл бы ты, знаешь куда, со своей правдой! — тихий, обречённый голос кого-то из толпы совершенно недвусмысленно показал, что народ понял и поверил в его слова.

— Пришёл барон и всё обосрал. Эх! — мрачный, злой чей-то голос, прокомментировал слова своего товарища.

Больше никто ничего не сказал, только стоящая перед ним толпа стала постепенно, как-то незаметно рассеиваться и скоро по направлению к городу медленно и уныло двигалась немногочисленная группа людей, по понурым спинам которых ясно читалось об их настроении и обманутых надеждах.

Возвращаться обратно в крепость вместе со всеми, у Сидора не было ни малейшего желания. На душе было тяжело.

— Всё точно, как ты и сказал?

Тихий голос Травника вывел Сидора из задумчивости.

Обернувшись, он понял, что остался на поле совершенно один. И лишь Травник с Кузнецом одни сейчас и составляли ему компанию.

— А вы чего остались? — вяло поинтересовался Сидор, глядя, как два его старых товарища угрюмо смотрят на него.

— Умеешь ты Сидор людей порадовать, — тихо проговорил Кузнец. — Ничего не скажешь. Это что? Особое такое умение — сначала плюнуть людям в душу, когда у них праздник, а потом ещё и потоптаться?

Не мог сейчас промолчать, а сказать потом, нам двоим, тихо, чтоб никто ничего раньше времени не услышал? Чтоб сейчас не портить людям настроение? Ведь у них же праздник… Был, — закончил он совсем упавшим голосом.

Если считаешь что прав, то подождал бы немного, люди бы разошлись, а потом бы и вываливал на нас двоих свою правду, раз так уж невтерпёж. Ничего бы не изменилось. Тем более что так ли это на самом деле, это ещё надо доказать.

А ты прям в лоб, безцеремонно. Никакого в тебе вежества Сидор нет.

— Не верите? — Мрачный Сидор хмуро смотрел на своих друзей.

— Знали бы тебя чуть хуже, не стояли бы тут, — отрезал Кузнец. — Хоть ты и скотина изрядная, и нам такой хороший праздник испортил, но хотелось бы мне разобраться. Слишком велика цена вопроса.

Это они там, те, кто в толпе, могут себе позволить развернуться и уйти. А за это поле и за все, что на нём растёт, перед всем обществом нам двоим с тёзкой моим ответ держать. И если то, что ты говоришь, правда, то дело наше хреновое. И тогда ты тут на все сто процентов прав. Тут уж не до вежества. Тут нам всем правду надо искать.

— Хочешь знать всю правду, так слушай. Слушай и не перебивай, — поморщился Сидор от злого взгляда кузнеца. — Только перед этим, пошли куда-нибудь присядем, разговор будет долгим. Да и на холодном ветру стоять неохота.

— Вон, развалины рядом, — кузнец кивнул в сторону каменных руин метрах в ста от них, мимо которых они проходили, когда направлялись на поле. — Собирались заодно тебе домик тот починить, брёвна, доски завезли, хотели крышу перебрать и вообще, в порядок привести, больно ух расположен домишко удобно. Для смотрителя в самый раз.

— А потом слупили бы с меня, как за два новых, — мрачно констатировал Сидор, ни на секунду не обольщаясь их альтруизмом.

— Не без того, — согласно кивнул Кузнец, как о деле совершенно само собой разумеющемся, чем тут же вызвал в душе Сидора целую бурю чувств. — Да теперь уж видно не судьба, — тяжело вздохнул кузнец.

На досках там посидим, — хмуро бросил он. — Хоть уже и не лето, но на солнышке там хорошо.

Когда они все втроём устроились на досках, лежащих штабелем под стеной дома от пронзительного северного ветра, солнце стояло уже чуть ли не в зените, и под защитой полуразрушенной стены жарило так, что казалось, наступила макушка лета. Однако периодически задувавший из-за угла дома бодрящий, прохладный ветерок, своим чуть ли не зимним ледяным дыханием живо напоминал, что до скорой зимы ой как недалеко.

— Может быть вы и правы, — начал Сидор, поудобнее устраиваясь на лежащей сверху штабеля широкой толстой доске и мрачно посматривая на товарищей. — Может быть я и перестраховщик, и мерзавец, и правда всё то, что не сказали, но подумали все те, кто только, что был с нами на этом поле, а сейчас плюнув в мою сторону, ушёл, не оглядываясь, но…

Горечь, прозвучавшая в словах Сидора, на миг сбила маску равнодушия и безразличия, которую он нацепил на себя, как только услышал первую грубость в свой адрес.

— Но слушайте, как я понимаю всё то, что здесь и сейчас происходит.

Я сам только перед отъездом сюда в этом вопросе разобрался. И то, как выяснилось, не до конца. И не поверите, — кривая улыбка на миг перекосила его лицо, — помогли мне в этом птицы.

— Какие птицы? — недоверчиво посмотрел на него Кузнец.

— Разные, — сердито огрызнулся Сидор.

Что-либо объяснять в данной ситуации было тяжело, но он попытался.

— Самые обыкновенные птицы: дятлы, воробьи, сороки и множество всякой другой пернатой живности, во множестве слетевшейся на наши так называемые "кедровые угодья" под городом и вот уже второй год активно там обитающие. Просто птичий базар какой-то.

Сначала данный факт не вызвал у меня никакого интереса. Ну, птицы и птицы. Ну, много и много. И что?

А потом, как пошла вся эта эпопея с кедрачом, заинтересовался. Чего это они так активно роются у подножия наших кедров, буквально раскапывая корни? Чего это там дятлы нашли, что вместо дерева суют свои клювы в землю. И даже присутствие человека их не останавливает, словно они нас в упор не видят.

Стали с профессором разбираться. И вот что выяснили.

Те деревца, что нам с профессором привезли откуда-то из-за гор под видом горного кедра, им таковым на самом деле и являются. Натуральный горный кедр и никто иной.

Отличие в одном. Рос этот наш кедр где-то в жутко экстремальных условиях, как я и говорил. И в столетнем возрасте как две капли воды похож был на местную десятилетку. Оттого и древесина у него как камень, что я две пилы сломал, пока умудрился один единственный кружок для микроскопа спилить.

Это что-то типа карельской берёзы у нас на Земле. Имеет очень крепкую и удивительно красивую древесину, за что высоко и ценится.

Вы эту историю может, не знаете, но была у нас в истории государства как-то попытка вырастить подобное дерево в более мягких, более южных условиях, где оно могло бы быстрей развиваться и соответственно давать больший объём прироста ценной древесины.

Но, как только дерево попало в более мягкие для себя климатические условия, так сразу же выродилась в самую обычную берёзу, ничем от местных не отличающуюся. Как была берёзой, так и стала берёзой, только уже местной. Что мы и имеем в нашем случае с кедром, когда он на второй же год так ломанул в своём развитии, что все ахнули.

Но это ещё не всё. Хитрость не только в этом. Это растение — нечто вроде того, что на Земле называется бонсай или бонсаи. Не помню, как правильно называется, но нам и не важно. Что сову об пень, что пнём по сове, эффект один. Главное, что основной причиной, по которой этот бонсай не растёт, так как нормальному дереву положено, является ежегодное вытряхивание его из земли и подрезание корней дерева. Что ведёт к его угнетению и соответственно к прекращению роста и развития.

А здесь ту же функцию подрезания корней выполняет личинка какого-то гадского жука, называемого какой-то там корнеед. Его специально подселяют в корни таких растений, чтобы оно не развивалось. Личинка жука жрёт корни кедра и помимо этого ещё и своими выделениями угнетает его рост. Поэтому, когда растения попадают в нормальные для своего развития условия — они не растут. Личинка им не позволяет.

Отсюда и такое обилие птиц на местах посадки этого кедра. Я с внучком нашего лешего Сучком потом плотно пообщался и он подтвердил, что это его работа. Это он приманил к нашим посадкам столько птиц. Деревья ему стало жаль, вот он и распорядился. Сам. А птицы и рады. Это для них оказался какой-то жутко приманчивый деликатес. Они на этих жуках так там расплодились, что местные жители эти места уже окрестили птичьи раем, столько их там много.

Вот и всё ребята, — мрачный Сидор недовольно покачал головой. — Над нами хотели посмеяться, потому и подсунули нам этот бонсаи. Заложили мину под нас, а подорвались вы со своим питомником.

— Придётся деньги возвращать, — хриплым, ровным голосом, без тени малейшей эмоции, выдавил из себя Травник.

Его мрачное, угрюмое лицо не выражало никаких чувств, и только чуть дрогнувший голос выдал его в этот момент.

— Одно лето каторжного труда псу под хвост, — тихо проговорил он. — Мечты, надежды — все вдребезги.

— Думаешь легко отделаться, — с кривой ухмылкой непонятно как-то хмыкнул Сидор. — Не выйдет. Думаешь, извинился, деньги отдал и всё?

— А они у тебя есть?

Сидор замолчал, напряжённо наблюдая за реакцией Травника с Кузнецом. Дождавшись от них лишь мрачного, злого взгляда, с тяжёлым вздохом мрачно продолжил:

— Нет, дружок. Малой кровью вы не отделаетесь. Всё гораздо хуже, — Сидор с мрачным видом прервал попытавшегося что-то возразить травника. — У вашей истории есть и своя предыстория.

А она такова, судари мои.

Вы наверняка знаете, что всеми вопросами, связанными с кедровниками, в нашем городе занимается некий "Кедровый Союз". В него входит вся часть городской старшины, чьи кланы владеют хоть одним единственным кедровником. И в городе существует фактическая монополия и на продажу кедрового ореха, и на всю продукцию от этого производства: на муку кедровую, на масло, на поделки из древесины кедра, на всё, идущее за пределы города на продажу.

Знаешь такой? — в упор глянул он прямо в глаза травника.

— Ну, знаю, — неохотно отозвался тот. — Сволочи те ещё и крови они нам в своё время попортили изрядно. И с нашими кедровниками, когда мы заявляли на них права, да и вообще.

— Ну, так вот, — криво усмехнулся Сидор. — Раз знаешь, продолжаю.

Этот "Кедровый Союз" монопольно торгует кедровым орешком и всеми продуктами из него. И он же монопольно устанавливает в городе закупочные цены. И он же следит за нарушениями в этой сфере. То есть делает всё то, что обычно делает какой-нибудь специализированный ремесленный цех или гильдия, вроде пивоваров или других ремесленников. Но, ни цехом, ни гильдией они себя не спешат назвать, чтоб не нести никакой ответственности низа что, и вообще, стараются не привлекать к себе лишнего внимания. И соответственно не платить обязательных гильдейских налогов в казну города. Де-факто они гильдия, де-юре — они никто, простая общественная организация, клуб по интересам, не несущая ни за что никакой ответственность. Но, тем не менее, устанавливающая довольно жёсткие законы и правила в своей области.

Никто на это внимания как бы, не обращает, потому, как за давностью лет уже попривыкли, примелькалось, да и потому, что формально кедровники числятся вроде бы как клановые, то есть общественные. Не как единоличная чья-то собственность, а как групповая, то есть коллективная. Да и удобно это — всегда цена на товар известна и будущая прибыль легко просчитывается. Да и прибыль весьма и весьма существенна. Так что все довольны.

— И за этим фактом тщательно скрывается тот факт, что главное не владеть кедровником, а иметь возможность распоряжаться продукцией, получаемой с него.

— Вот этой группе, которая и есть самая настоящая монополия, ваша и моя деятельность встала поперёк горла.

— В чём главная прелесть монополии? — криво усмехнулся Сидор. — В монопольной цене, в возможности диктовать её всем и каждому. Причём не только чужим, а в первую очередь своим. А вы и я её нарушили.

— У вас появились свои кедровники и вы самостоятельно вышли на рынки Приморья, минуя их и не учитывая интересы "Кедрового союза". Только вы так считаете, что рынок свободный. Но судя по тому, как себя ведёт эта группа, она как раз считает обратно. Рынок давно поделен и в появлении там нового конкурента со своим, точно таким же товаром, никто не заинтересован.

И в принципе, они правы. Выступая на внешних рынках разрозненно, мы сами себе сбиваем цену. То есть от этого никто из нас не выигрывает, кроме потребителя там, в пресловутом Приморье. По крайней мере, когда мы появились там со своим кедровым орешком, оптовая цена на него сразу упала процентов на десять и до сих пор имеет устойчивую тенденцию к снижению.

Дальше, — ухмыльнулся невесело Сидор.

Помимо вас, отморозков, нагло плюющих на установившиеся правила и кричащих о свободе торговли, есть ещё и некий барон де Вехтор, который, невиданное дело, устроил себе такие огромные плантации кедровников, что всю их монополию просто развеет по ветру буквально через пару лет. Который, если, а что важнее — когда у него заработают его плантации, завалит кедровым орехом не только Приморье, но и все западные баронства, и Империю ящеров, и вообще весь континент.

Ну и что, что рынок кедрового орешка всё проглотит, а вдруг это не так. Кто это знает наверняка — да никто! Никто же не проверял. И проверять никто не стремится. Это и деньги — лишние траты, и внимание стороннее, которого они стараются всячески избегать. То есть, кедровники барона — прямая угроза для наших монополистов. Потому как работать они не хотят, а вот получать монопольно высокую цену на свой продукт, очень даже не прочь.

И поэтому они устраивают многоходовую провокацию.

Первое.

Они внимательно следят за всем, что происходит в сфере их интереса. И как только наша компания обратилась в городской Совет за разрешением занять пустующие, брошенные вырубки под свои нужды, в частности, имелось в виду создание плантаций кедрового ореха и сахарного клёна, как все предварительные договорённости с клановыми питомниками на покупку саженцев были мгновенно похерены под самыми благовидными предлогами.

А из якобы "свободной" продажи вдруг пропали все саженцы кедра. Их просто не стало, без объяснения причин.

Честно сказать, мне тогда и в голову не пришло связать одно и другое. Ну, отказались продавать нам саженцы, так и хрен бы с ними. Нас голыми руками не возьмёшь. Я на стороне куплю.

И купил, что самое интересное.

Но вот что я купил. Вот это интересно.

Факт в том, что если уж в наших в головах поселилась какая дурная мысль, так её же оттуда пушкой не вышибешь.

Поэтому, я обратился к своему "другу" Голове за помощью, и тот услужливо порекомендовал мне своих знакомых возчиков, занятых перевозками грузов из-за перевала, и готовых, прям как по заказу, поставить мне из-за Камня любое количество саженцев. Только плати, поставят, всё что хочешь. И всё по дешёвке, за сущие гроши. Ведь не специально же везут, а так, за компанию с основным своим грузом.

И поставили. То есть просил кедр и получил кедр. Просил высотой до полуметра — получил высотой до полуметра. Всё в точности, как и заказывал и столько, сколько успели за зиму привезти. В результате чего заполучили огромные плантации кедрача. Того самого горного приморского кедра. А я теперь никому формально не могу предъявить никаких претензий.

Да и возчиков тех давно уже нет, как в воздухе растворились. И никто не знает кто они и откуда. И Голова, сволочь такая, делает морду ящиком, мол, ничего не знаю, у нас здесь по зиме много пришлого люда работает, вот и эти были из пришлых. И из каких краёв они были — не имеет ни малейшего представления. Никогда, мол, не интересовался.

Это одна сторона. Та, что касается нас.

Теперь другая, — криво усмехнулся Сидор. — Та, что касается вас.

Это наезд не на меня и не на нашу компанию, хотя и началось с нас. Это наезд на вас, соколы мои, — криво поморщился Сидор

Объяснять свои, такие непростые догадки, было крайне неприятно и тяжело.

Не думаю, что Кедровый Союз с самого начала планировал подобную акцию. Скорее всего, той зимой они даже не представляли себе, к чему это приведёт. Собирались лишь посмеяться над незадачливыми самоуверенными землянами и выставить нас на всеобщее посмешище, этакими беззлобными дурачками. Мол, земляне совершенно не разбираются в самых простых вещах, хватаются, мол, за всё что ни попадя, вот и получается у них одна сплошная ерунда.

Одним словом — типичный подрыв деловой репутации во всей её красе.

А потом, когда выявилась другая, более важная цель, переключились на вас, умело воспользовавшись удачно сложившимися обстоятельствами.

Так что, — невесело усмехнулся он. — С вами, ребятки, совсем иное дело. Вы так легко, как мы, простым испугом не отделаетесь. Это у нас ничего нет, никаких реальных плантаций кедра. Сплошное фуфло. У вас же они есть. Целых пятьсот двадцать квадратных десятин в коллективном пользовании.

Или больше? — вопросительно глянул он на молчаливых мужиков.

Не дождавшись в очередной раз никакого ответа, с лёгким оттенком раздражения в голосе продолжил:

— А надо, чтобы у вас никакого кедрача не было, — сердито проговорил Сидор.

Это не мы, это вы на данный момент их главный конкурент и противник. И если нас они сумели так, немного попугать, поставив в глазах всего города, как говорится — "на место", то за вас они принялись сразу и всерьёз.

Так что всё что я вам тут понарассказывал — правда. Одна голимая правда.

Десятка хороших плодоносящих деревьев не пожалел с разных своих плантаций в разных местах, чтобы точно в том удостовериться. Всё никак сам не мог поверить в то что видят мои глаза.

Везде одна и та же картина. Ста, ста двадцати, ста тридцатилетние деревья. А ростом и статью — типичнейшие десятилетки.

— Я не понимаю, зачем такие сложности? — бросил на него мрачный, недоверчивый взгляд Кузнец. — Ты ведь так ничего и не сказал.

— Зачем было затевать с вами такие сложности? — Сидор задумчиво посмотрел на него, как на несмышлёныша. — А как иначе отберёшь у вас кедровники? Да никак!

Нет у них никаких формальных зацепок, чтобы отобрать у вас найденные вами ничейные кедрачи.

А ещё им надо, чтобы впредь у всех желающих устроить себе личную кедровую плантацию, в сознании крепко накрепко отложилось, что ничего хорошего из этого не получится, смех один.

А чтоб крепче закрепилось, ещё и деньгой немалой хорошенько приложить.

Когда мы влезали в это дело, — ткнул себя пальцем в грудь Сидор, — о том не подумали, что земли то городские. Вот нам, как предприятию, расположенному на арендованных городских землях, налог здоровенный и выкатили. Какую площадь плантации заявили, такой налог нам тупо и начислили.

Да столько, что мы за голову схватились. Мы-то — за голову, а народ — за бока. Только ленивый над нами в городе не ржал. До сих пор шуточки отпускают по поводу наших липовых кедровников.

— Так откажись, — настороженно предложил кузнец. — Если знаешь, что Совет неправ — откажись. Никто принуждать тебя к владению силой не будет, ещё и извинятся, что так поздно обратили на такое несоответствие своё внимание.

— Откажусь, — равнодушно пожал плечами Сидор. — Только этим УЖЕ ничего не изменишь, народ то мы УЖЕ повеселили. И в глазах всего города, на радость того пресловутого Кедрового Союза, мы — УЖЕ брехуны и пустозвоны. И если не во всём, то в этой части — точно.

Но хуже всего то, что якобы весь кедровый бум в городе пошёл как бы из-за нас. То есть, как бы с нашей подачи.

По крайней мере — это мнение всех в городе. И не важно, что это не так. Важно, что все так считают.

А это вообще полный подрыв всей деловой репутации. Полный пи…ц, — грустно вздохнул Сидор, глядя на сразу насупившихся и замолчавших Травника с Кузнецом. — Теперь, хочешь, не хочешь, а придётся заводить себе такие огромные плантации кедровников, о которых было заявлено.

Правда, теперь дурных нет, не на землях, примыкающих к городу, а, чтобы не платить дурных налогов, здесь в горах. Или ещё где-нибудь, где, пока не знаю, места ещё не подобрал, но завести придётся обязательно.

Для чего мне бы и не помешали ваши саженцы. Потому, я их у вас куплю.

Но не по тем грабительским ценам, что вы тут все мне называли, а по нормальным, доскандальным, так сказать. Медяшка за пучок.

И всё равно, в результате всего этого мы теперь вынуждены серьёзно вкладываться в создание новых плантаций. Благо, что у нас и деньги на это есть. Только вот по самым скромным и предварительным расчётам на это потребуются миллионы.

А если б их не было? — не сдержавшись, рявкнул на мужиков Сидор. — Если б мы на торговле нефтью миллионов не заработали? Что тогда?

— Вы на нефти заработали миллионы? — неверяще широко распахнул глаза Кузнец.

Широко раскрытыми глазами он потрясённо смотрел на не менее потрясённого Травника.

— "Бли-ин! — с досадой чертыхнулся про себя Сидор. — Всё-таки проболтался, идиот. Молчал, молчал, а тут, как за язык кто потянул".

Сколько мы заработали, это не неважно, — хмуро буркнул он. Очень хотелось выразиться много грубее, но Сидор сдержался. — Важно, что не будь у нас денег, нас бы точно схарчили.

Но пока этого не произошло, к нам уже подкатили от Кедрового Совета с деловым предложением — рассмотреть возможность нашего членства в "Союзе". Ведь сколько то кедров в наличие у нас на самом то деле есть. И не мало, целых две тысячи штук.

А это, как ни крути, если высадить в одном месте — не менее семи десятин кедровника. Так что мы уже имеем формальное право, занять своё положенное место в этом пресловутом Союзе.

Другое дело, надо ли нам это.

Заметьте, подобное предложение поступило сразу же после того, как мы отправили комплексную экспедицию по разметке и учёту наших кедровых плантаций, и первые документы поступили в Совет. Сразу же после этого нас тут же поспешили подгрести под себя.

А чтоб мы не ломанулись в сторону, к вам в частности, и не объёдинились с другими, точно такими же изгоями, — Сидор вдруг заметил, что при этих словах лица Травника с Кузнецом как-то странно дрогнули, но сделал вид, что ничего не видел, — нам кинули сахарную косточку, этакий шикарный бонус.

Обещали походатайствовать перед Советом о значительном сокращении сроков и размеров аренды, занятых под кедровники городских земель, и последующему переводу их в нашу собственность. А то и вовсе об отмене аренды, а соответственно и всех арендных платежей. С этаким подтекстом, что если мы особо не будем себя зажимать, и в площадях себя не будем ограничивать, и сделаем всё как положено, по уму, а не по кошельку, то и они со своей стороны пойдут нам навстречу. Передадут все занятые нами площади под кедровники в нашу личную собственность, без всяких особых или предварительных условий.

Мол, такие большие площади кедрача и так близко к городу — весьма ценное приобретение для самого города, независимо ни от чего. Значительно увеличенная налогооблагаемая база и всё такое, бла-бла-бла.

Серьёзное, между прочим, предложение, — хмыкнул Сидор. — Это позволит нам сэкономить огромные деньги.

А учитывая то, что практически все члены "Кедрового Союза" являются как правило, и членами городского Совета, то это предложение более чем реально. И имеет хорошие перспективы на будущее.

— И вы, конечно, согласились, — выражение горечи, на миг проскочившее на лице, чётко показало, что оба сидорова собеседника об этом думают.

Помолчав, Сидор с задумчивым видом сильно почесал кончик носа.

— Зачем спешить, — тихо проговорил он. — Мы взяли время подумать, годика три, пока полностью не разберёмся с тем, что у нас получается. Вот тогда и ответ дадим.

Но я думаю, что откажемся, — Сидор задумчиво цыкнул зубом. — Как у нас говорят: "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить".

По реальным обмерам занятых нами сейчас участков, с учётом того что выходит из-под пера городского геодезиста, площади наших будущих кедровников увеличатся минимум на треть. А это уже не шесть, это девять тысяч гектар, если не все десять. Чего уж мелочиться то, — мрачно ухмыльнулся Сидор. — Такого вообще ни у кого в городе нет. Тогда мы становимся лидерами!

И сразу возникает закономерный вопрос. А нужно ли "Кедровому Союзу" это?

Ой, что-то я сомневаюсь…, - с откровенной издёвкой в голосе проговорил Сидор. — Но! Перед тем как в будущем они разберутся с нами…

Разберутся, разберутся, — насмешливо покивал он головой, словно насмехаясь над своей будущей незавидной судьбой. — Не верю я, что халявщики из Совета оставят в нашей собственности такие большие площади кедровников.

Девять тысяч десятин кедрача, — Сидор, как бы в недоумении покачал головой. — Даже если нам и дадут такое разрешение на "будущие наши земли", со всеми согласованиями, печатями и подписями, то потом под любым надуманным предлогом постараются всё отобрать обратно. Только не пустые земли, как теперь, а реальные действующие кедровые плантации, пусть даже и совсем молодые.

Ну, не может такого быть, чтоб эта шатия братия оставила такой шикарный куш в чьих-то чужих руках. Не такие это люди. Натура не та!

Но до того, светлого для них будущего, здесь и сейчас им надо разобраться с вами. Двумя самоуверенными, наглыми татарами, возомнившими о себе невесть что.

Им надо сковырнуть тот камешек, что случайно попался им на дороге в их светлое, безбедное будущее. В их райские кущи.

Вас, судари мои, надо им сковырнуть. Потому как вы не камушек. Вы, образно выражаясь, здоровенная каменюка у них под ногами, которую ни обойти, ни объехать.

Хм! — Сидор, поднявшись, перебрался на соседнее полуобгорелое трухлявое бревно, валявшееся напротив штабеля, чтобы ему удобнее было разговаривать с мужиками. — Подишь ты, — подивился он сам себе. — Как всё складно-то излагаю.

Только сейчас, чётко проговаривая собственные путаные мысли, связывая вместе всё, что знал раньше, и что понял только что, Сидор полностью осознал, что вокруг него происходит.

— Ты продолжай, продолжай, — угрюмо поторопил задумавшегося Сидора кузнец. — Ты вообще, не барон, а баян. И даже не баян, а баюн. Кот, — мрачно покосился он на него. — Так складно поёшь, аж заслушаешься. Но мыслью, а главное соплями, по древу не растекайся, давай точнее и короче. А то что-то с твоих слов в сон потянуло. Со всеми этими разговорами, — бросил он косой взгляд на серое осеннее небо. — Вечер уж близко, завязывать пора.

— Будет тебе: и сейчас, и короче, и без соплей, — раздражённо огрызнулся Сидор.

Бросив косой злой взгляд на хмурые лица двух товарищей, отвернувшихся в сторону, и с мрачным видом слушающих его догадки, ему даже на какой-то момент стало жалко мужиков. Их мрачные фигуры навевали тяжёлые, нехорошие мысли.

— Теперь, касаемо вас, — жёстко продолжил он. — Ещё раз, коротко.

Наличие у вас неподконтрольных "Кедровому Союзу" кедровников представляет серьёзную угрозу для их монополии, слишком уж они у вас большие. Сколько у вас? — мрачно поинтересовался он. — Десятин под тыщу?

Ах, да, — демонстративно звонко хлопнул он себя по лбу ладонью, — пятьсот двадцать квадратных десятин ровным счётом. Это если не считать доли Бугуруслана с Виталиком и семейства Дормидонта, — тут же с усмешкой уточнил он.

Не дождавшись ответа, понимающе ухмыльнулся. Да, за такой куш не только Бугуруслан пошёл на нарушение их прежнего договора. И эти два перца от него не отстали, нагло присвоив себе то, что по праву должно было принадлежать ему и всей их компании.

— Да-а-а, — задумчиво повторил он вслух, уже по-новому глядя на старых товарищей. Как-то раньше с этой стороны он вопрос с кедрачом не рассматривал. А следовало бы.

— Пятьсот двадцать гектар — это не мои жалких два, три кустика, — сухо проговорил он. — И как я уже сказал — их задача заполучить, или поставить ваши кедровники под свой контроль.

Что для того делается.

В городе разворачивается рекламная компания, настоящий бум по устройству новых кедровых плантаций с возможностью быстрого обогащения.

Ни с того, ни с сего, вдруг всем, абсолютно всем становится абсолютно точно известно, что, оказывается…, - криво ухмыльнулся Сидор. — Оказывается простой десятилетний саженец кедра, пересаженный зимой по простейшей, всем доступной "професидровой" методе, уже на второй год даёт первый урожай. Кто бы мог подумать.

И далее молодое деревце обильно плодоносит. Более того, даже второго урожая ещё с этих кедровников никто не получил, они даже ещё не зацвели, а уже весной этого года это достоверно известно абсолютно всем. Что все последующие четыреста с лишним лет так оно всё и будет. А дерево не загнётся по неизвестной причине годика так через два или три.

Никто естественно ничего подобного не видел и точно не знает, но всем совершенно достоверно это известно, и все почему-то в этот бред верят. И вы в том числе.

Бред полный, но почему-то все и сразу в него поверили. Или, сделали вид, что поверили, — мрачно ухмыльнулся он, с издёвкой глядя на хмурых мужиков. — Наверное, для того чтоб в этот бред поверили именно вы.

И вы схватили наживку. Как тот голодный карась жирного червя.

Неистребимая тяга к халяве, как у всякого нормального человека, — понимающе покивал он головой.

И соответственно вы сделали Кедровому Союзу шикарный подарок. Взяли первый заказ на поставки саженцев горного кедра первому заказчику. Поставки приморского горного кедра с последующей посадкой.

Потому как никому другому кроме себя такое важное дело доверить не могли.

Как же иначе, ведь такие деньги, сколько на тот момент уже стоил один саженец кедра, надо было отрабатывать. Да и опаска была, дело то для всех — малознакомое. А единственные кто уже принимал в этом деле самое непосредственное участие и кто сам получил бесценный опыт — это пресловутый Сидор, профессор, да вы двое. Ну, может быть ещё три — четыре мужичка из возчиков, которых на данный момент нигде нет и найти не могут.

Так что вы — безусловные лидеры, имеющие уже реальный опыт подобных посадок. И к вам потянулся народ. Сперва — по мелочи, одна сотня саженцев, две, три. Дальше — больше. Уже и большие, крупные заказы пошли. Бум разрастается. Люди хватают пустовавшие до того земли, требуются саженцы, много саженцев. Не десятки, не сотни — тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч саженцев. А их нет! Люди сунулись в старые кедровые питомники кланов, а там всем от ворот поворот. У них всё давно распределено и лишнего нет, и не будет. Да и самим, мол, надо. Сами, мол, собираются заняться тем же самым.

И тут вы. Неожиданно, — грустно усмехнулся Сидор, — подчёркиваю, совершенно неожиданно, в городе вспоминают, что в предгорьях, там, где никто давно уже не живёт, недавно нашли большие площади молодых продуктивных кедровников, в которых должно быть полно молодого подроста, а, следовательно, и потенциальных саженцев. И что там уже торгуют теми самыми вожделенными саженцами. Пусть дорого, но торгуют. И не абы кто, а сам Травник Рим со своим другом Кузнецом, Римом вторым.

Свои ребята, соседи по хутору.

И все бросаются сюда к вам.

Ну а поскольку всем уже хорошо известно, что саженец надо высаживать только зимой, то купленные саженцы оставляют у вас на доращивание, с условием забрать зимой перед посадкой.

Не забрать, — мрачно поправил его Кузнец хриплым басом, — а чтобы мы же сами зимой всё и посадили. Даже ещё по золотому за штуку не пожалели. Но чтоб перед тем обязательно расчистили будущую плантацию от сорных насаждений, раскорчевали от старых пней и молодого подроста. Чтоб заразу всякую и короеда не разводить.

— А чтобы вы не передумали, — покосился на него Сидор, — или не сорвались с крючка с таким жирным червём, вам авансом вперёд проплачивается значительная часть договорной суммы. На которую, вы тут же радостно устраиваете огромный, просто великолепно организованный питомник кедровых саженцев здесь, на чужих землях. Куда благополучно и вбухиваете все до последней монетки деньги, полученные вперёд за саженцы.

Вбухали? — задал он куда-то в молчаливое пространство вокруг риторический вопрос, — Вбухали, — удовлетворённо подтвердил он сам себе, кивнув головой.

Результат — у вас на руках огромная масса саженцев, стоимостью в сущие гроши, полное отсутствие каких-либо наличных средств, и просто сумасшедшая сумма долга, которую вы должны будете вернуть за непоставленный товар. Плюс штраф за обман и за срыв сроков договора.

Сколько вы уже получили? Тысяч тридцать — сорок? И, небось, уже всё потратили?

Сидор, прервавшись, с любопытством посмотрел на понуро сидящих мужиков.

— Сто тысяч, — тихо откликнулся Травник сиплым, севшим вдруг голосом. Лицо Сидора медленно вытянулось от изумления. — Под первые договора мы уже посадили в питомник сорок тысяч саженцев, и остаток, ещё шестьдесят, должны были добрать на днях. Сумма штрафа в случае непоставки товара или за срыв сроков, согласно условиям договора, равняется семи процентам от стоимости одного саженца на условиях нашей посадки, то есть — два золотых. Это ещё плюс четырнадцать тысяч. И мы на это пошли, потому что были абсолютно уверены в успехе…

И денег действительно уже нет, — совсем уже тихо добавил он. — Там же по условиям договоров мы и площади под кедровник должны были полностью расчистить: от кустов, от сорного леса, от старых пней, от всего, что могло бы помешать посадкам. Чтоб всё чисто там было, словно под пашню. И обустроить места будущих плантаций: дороги, жильё шишкобоям и смотрителям, и прочее.

И вся эта часть по всем договорам уже готова. Потому и денег уже нет, что пошли на оплату этих работ. Одного стекла на окна у Марка закупили тыщ на двадцать.

Хотели даже у тебя немного занять, или в вашем банке у Маши. Мол, не рассчитали чуток, то, сё. Для того и саженцы тебе решили подарить, и представление это глупое устроили, чтоб задобрить и чтоб не ругался сильно на то, что временно заняли поле твоё. Нам то что, жалко, что ли? Таких саженцев, что подарили тебе, у нас по лесам можно набрать не одну тысячу, — хриплым, каким-то потерянным голосом проговорил Травник.

Но тебя долго не было, а тут недавно Кира Бедный, хуторянин из соседнего, недавно отстроенного неподалёку от крепости хутора, подвалил. С предложением ещё и ему поставить сотенку тыщ саженцев. Мол, он тоже хочет себе большой кедровник завести. И даже сам предложил, чтобы мы занимались их посадками в местах, что он укажет. И даже участки под это дело показал.

— Что нам, — раздражённо глянул Травник на Сидора, — отказываться? От таких-то денег? Двести тысяч сразу и ещё три сотни потом сверху за работу, после окончательной сдачи.

— Вот мы и взяли второй договор. Ещё двести тысяч аванса к первым ста.

— Ты не сомневайся, и вторую твою залежь, что здесь рядом, через дорогу, к концу этой осени бы подняли. Все сто гектар.

Ты не смотри, что скоро белые мухи полетят, управились бы.

Не стали бы весны ждать. Это ведь ещё сто тысяч саженцев на продажу и три сотни чистого дохода, — поднял он на Сидора тяжёлый, угрюмый взгляд. — Не всё ж тебе одному миллионами ворочать, чай и нам не мешало бы такие серьёзные деньги в руках подержать.

Вот и было бы у нас к следующей осени двести гектар великолепной кедровой плантации. Земля то здесь богатая, настоящий лесной подзол. Всё прёт, прям как на дрожжах. Никакого чернозёма не надо. А когда бы мы это новое дело на твоих полях отработали, то, где-то через год, и на свои бы участки перебрались. Мы уже и участочки в лесу, тут рядом, неподалёку от крепости себе подобрали подходящие под новый кедрач. Дело то было бы знакомое, уже нами опробованное.

— Ну да — ну да, на мне бы всё и отработали, — понятливо кивнул головой Сидор. — На ком же еще, кроме как не на бароне де Вехтор. Он же рядом, он тут. Он вместо того чтоб даром отобрать всё посаженное на его землях и без его согласия, да ещё и оштрафовать на кругленькую сумму, чтоб неповадно было, разговоры всякие разговаривает. И глаза, дурень такой, открывает на устроенную для них ловушку.

— Как же не поиметь, дурачка такого то? Я прав?

— Не без того, — мрачно покосился на него Кузнец. — Только ты зря ёрничаешь. Так и так, были бы все довольны. Ты бы получил назад подготовленную к своим посадкам залежь и сажал бы всё, чтобы ни захотел. Хоть кукурузу свою, хоть овёс. А мы бы получили безценный опыт, подрощенные отобранные саженцы, и хорошие деньги на развитие.

Уже сейчас я знаю, как надо и как не надо делать такой большой питомник, и чего следует избегать. И на втором поле я как раз собирался опробовать свои мысли. Не вышло!

Триста тысяч! — Травник в отчаянии схватился за голову. — Триста тысяч! Из которых на руках уже нет ничего.

И как мы такую простую ловушку прошляпили? Ума не приложу, — Травник вяло и как-то равнодушно, пожал плечами. — Ладно, он, — Рим вяло кивнул на кузнеца. — Но я то? Я-то знал, что такое возможно.

Знал я про эту тварь, горного корнееда, — с силой хлопнул он себя ладонью по коленке. — Надо было только остановиться на миг и немного подумать, а не бросаться очертя голову на золото, как голодная собака на кость.

— На этом весь расчёт и строился, — тихо проговорил Сидор. — Чтобы у вас не было времени остановиться и подумать.

— Его и не было, — Травник снова в отчаянии схватился за голову. — Не было у меня времени, чтобы самому ещё раз съёздить на ваши кедровники и самому там, на месте ещё раз всё детально посмотреть, чтоб всё наверняка было. Чтоб срез этот твой годовой сделать — тоже не было времени. Чтоб уж точно быть во всём уверенным. На птиц этих ваших посмотреть. Ведь слышал же я, что у вас там настоящий птичий базар. Мне бы тогда задуматься что происходит.

Нет же! — сердито хлопнул он себя кулаком по колену. — Как навалились, как навалились. Один, второй, третий, пятый, десятый. И всем ведь надо было срочно. Давай, давай, быстрей, быстрей! Всем срочно и сейчас.

— На это был и расчёт весь, — тяжело вздохнул Сидор. — Чтоб у вас не было времени подумать. А подумав, проверить догадки.

Травник поднял на Сидора мрачный, насупленный взгляд. В глубине его глаз затрепетал слабый огонёк надежды

— Может попробовать купить саженцы там, где ты свои покупал? Те самые, особые кедры из суровой зоны произрастания? Пусть даже и по золотому за штуку? Скинемся, чего уж там, — тяжело вздохнул он. — Поскребём по сусекам и скинемся. Зато все обязательства перед людьми выполним.

Не всё так просто, — мрачно возразил Сидор, качнув головой. — Про саженцы за хребтом можете спокойно забыть. Время обрубить концы у тех, кто подготовил всю эту операцию, было.

Так вот, — Сидор криво, невесело усмехнулся. — Никто, ничего, ни у кого не купит. Тех, кто тогда, два года назад, мне эти хитрые саженцы продал, теперь днём с огнём не сыщешь. Мы с профессором пытались хоть кого найти — ни следа.

— Но ведь они где-то есть, — задумчиво посмотрел на него Травник. — Не возчики, саженцы.

— Искать надо, — мрачно бросил кузнец. — Связи поднять, узнать, откуда на Запад в дворянские усадьбы везут подобные штучки, и взять поставщиков за вымя.

— Ищи, — равнодушно пожал плечами Сидор. — Найдёшь, хватай за что хошь. Хоть за вымя, хоть за ещё что, выше, ниже. У меня же на подобную дурь времени нет. Тем более что передо мной они чистые. Обещали поставить кедр, кедр и поставили. А тот или этот — о том уговора не было. Не догадался я, — невесело рассмеялся Сидор.

— Искать? — хмуро повернулся к кузнецу травник. — Где? Сразу с той стороны гор кедровников нет. Я там был, да и ты тоже, так, что это так, нам известно.

Может, конечно, если хорошо поискать, они там, где и найдутся, но когда мы были там в последний раз, я что-то ничего такого не заметил. Да и оказывается нам надо не абы какой, а какой-то жутко редкий бонсаи, который за сто лет вырастает лишь до полуметра. Ты такой в тех краях где-нибудь видел? Я — нет.

— Можете не искать, — хмуро бросил Сидор. — Мы с профессором даже наших ящеров потрясли на предмет знаний об этом экзоте. Даже Советника моей баронессы расспрашивали. Никто, ничего не знает.

Надеяться же, что случайно наткнётесь — я пас. В такие игры я не играю.

Хотя, — небрежно пожал он плечами. — Деньги у вас наверняка ещё есть, не всю же эту сумму вы потратили. Можете и попробовать. Нанять кого на поиски, или самим поискать.

Или уже нет? — удивлённо посмотрел он на двух товарищей. — Нет, — неверяще замотал он головой. — Не верю! Что? И вторые две сотни просрали.

Лихо! — тихо проговорил он, глядя на товарищей уже совершенно другими глазами.

Но это ваши проблемы. Сами разберётесь.

Меня же сейчас другая проблема интересует, — покосился он на мужиков. — Кто будет заниматься тем, что здесь уже сделано? С питомником этим? У вас есть такой человек?

Ты не можешь, — кивнул он на Травника, — поскольку тебе нельзя появляться сейчас на людях. Он тоже не может, — кивнул Сидор на кузнеца, — по той же причине.

Кто-нибудь из крепости? — Сидор обвёл задумавшихся мужиков внимательным, настороженным взглядом.

Так кто? Есть кандидатура? — Сидор заметил реакцию быстро обменявшихся взглядами мужиков и обрадовался. — Ага, кандидатура, как я понимаю, всё же есть. Так вот я бы хотел знать, кто. Кто вместо вас двоих будет здесь на месте распоряжаться?

Поскольку ни я, ни Димон, ни кто-либо из нашей компании не можем долго в этих краях находиться, да и людей таких под рукой у нас нет, то человек должен быть хоть и ваш, но проверенный, верный. И захочет ли он здесь работать после всего произошедшего, тоже хотелось бы мне знать, не сбежит ли.

И кто работать в питомнике будет, тоже люди нужны. И я бы с большим удовольствием купил у вас эти саженцы, все двести тысяч. Правда, только, когда они тут, на поле стоять будут, — усмехнулся он. — И никаких авансов вперёд, как вы сами понимаете, я платить не буду. Денег нет, да даже если б и были, то не стал бы. Ненадёжные вы товарищи, как показала практика. И саженцы эти я у вас возьму не по два золотых штука, на условиях вашей же посадки, а по медяшке за пучок. В пучке — дюжина. Всё как здесь и принято, всё по обычаю. И сажать буду сам. А то цены у вас…

Золотой за посадку одного саженца, — как бы неверяще, Сидор отчаянно помотал головой.

Конечно, это не так шикарно, как вам обещали, но зато цена честная, без обмана.

Так что мы вполне могли бы скооперироваться. Вы собираете по лесам и доращиваете до нужной кондиции саженцы. Я предоставляю вам участок под питомник рядом с крепостью, охрану от подгорных людоедов и на корню скупаю всю вашу продукцию.

Как план?

Судя по их мрачному виду, оба мужика ясно понимали, что именно ему надо. Только вот понимание это явно не подвинуло их в сторону интересов Сидора. Сидору даже показалось, что они не слышали, о чём он только что перед ними тут распинался. Физиономии их оставались всё так же хмурыми и равнодушными.

— Твой интерес понятен, — с лёгкой ноткой раздражения в голосе начал Травник.

Только, первое. С чего ты взял, что я сам не могу этим заниматься? И, второе, — усмехнулся он. — С чего это ты решил, что мы всё тебе продадим? За гроши! А не поломаем и не выкинем всё в мусорную яму, раз уж ты так настроен, выкинуть нас со своего поля.

Или, что более всего вероятно, не соберём всё с твоего поля, — ядовитым, ёрническим голосом выделил он слово "твоего поля", — и не посадим сами для себя кедровник, где-нибудь поблизости.

Пусть лучше моим детям достанется, чем тебе за гроши отдавать.

И ещё, запомни, барон, — жёстким холодным голосом проговорил Травник, глядя ему прямо в глаза. — Я за чужими спинами прятаться ни от кого не собирался и не собираюсь. И если я виноват, то я и отвечу. И исправлю, все, что сам же и натворил.

— Когда? Как? — Сидор, замолчав несколько долгих, томительных минут с любопытством смотрел на злого Травника. — Когда ты сможешь вернуть деньги?

Через год? Через три? Через десять?

— Уже этой зимой, — холодно отрезал Травник. — Думаю, ребята войдут в наше положение, и не будет сразу требовать своей доли. И как только мы продадим весь орех с наших кедров, так сразу деньги и будут. Пусть не всё, то хотя бы часть, — жёстко отрезал Травник. — Мы все в этом деле повязаны, так что они не будут наседать? По крайней мере, сразу. А потом, в течение ряда лет, мы всем долги вернём.

Не слушая его, Сидор раздражённо заметил:

— И ты веришь в то, что если на кону стоит такой куш, как пятьсот двадцать десятин кедровников, вам дадут возможность заработать? Не вообще заработать, а ТАКИЕ деньги? Триста четырнадцать тысяч?

Я — так нет, я в такое не верю.

Если за вас взялись, то бить будут всерьёз и до конца.

Простейший приём — одновременно с вами выкинуть на рынок равное или даже большее количество кедрового ореха и по намного более низкой цене. К примеру, раза в два? Или, раз в пять? Или раз в десять? Почему нет, раз на кону такие ставки?

Заработаете вы тогда за один сезон, который у вас только и есть, ТАКИЕ деньги?

Нет.

И это только один из множества грязных приёмов конкурентной борьбы, что можно сходу придумать. А если хорошенько подумать? Неужели у них не найдётся других, ещё более грязных способов?

Я в такое не верю. Одна история с экзотами чего стоит. Это же надо такое удумать! Бонсаи продать под видом обычных саженцев!

Ведь самое главное что? Им нужны ваши кедровники, а не ваши деньги. И чтобы их получить, нужны вы оба. Чтоб сразу обрубить все концы и сразу всё решить.

А это значит, что возвращаться вам сейчас в крепость нельзя ни в коем случае.

— Это ещё почему? — мрачно поинтересовался Травник, хриплым, злым голосом. — Я сказал, прятаться ни от кого не намерен и если виноват, то за свои дела сам и отвечу. И за чужие спины, тем более за твою, барон, худосочную, прятаться я не собираюсь.

— Да вы что, совсем тупые? Оба! — тихо поинтересовался Сидор, сразу ставшим злым, хриплым голосом. — Вы чем слушали? Ухом или брюхом? Я же вам русским языком сказал, что практически вся городская верхушка замешана в этом деле?

— Ты нас мордой в собственное дерьмецо то не тыкай, не тыкай. Если есть что сказать, то говори, а не изображай из себя умника. Не похож! — оборвал его молчавший до того кузнец. — Сам в собственном дерьме по уши сидишь, а нас поучаешь.

— За одну только худосочную спину послать бы вас…. Обоих, — мечтательно пробормотал Сидор, глядя на двух товарищей злыми, сузившимися глазами. Не понимаю, чего я с вами вожусь. Ещё один подобный перл и я развернусь и уйду. И дальше будете разбираться со своим дерьмом уже сами.

Учтите, это я вам нужен, а не вы мне.

Я достаточно ясно выразился? — посмотрел он на Травника ледяным взглядом.

Не дождавшись ответа, продолжил. Уже более спокойно.

— Хочешь услышать, так слушай. И не говори что не слышал, — раздражённо проговорил Сидор, сердито сверкнув в его сторону глазами. Сидор постепенно начинал закипать и едва уже сдерживался. Тупая упёртость селян, не желающих видеть дальше собственного носа, его откровенно достала. И главное, ему-то всё это нахрен было не надо. В конце концов, разобраться с кедровником для атамана Дюжего он мог бы и без Травника, да и тем более без кузнеца. Как-нибудь да сам. Ничего в том такого сложного не было. А саженцы, при отсутствии другого пути, вырастить можно было и из орешков, как они ту же княжескую шишко-ягоду у себя в долине и вырастили.

Добившись своим продолжительным молчанием повышенного к себе внимания, неохотно бросил.

— Пока исковое требование официально не предъявлено лично должнику, на его имущество временно накладывается арест. В это время его семья может свободно распоряжаться своим имуществом, исключая только продажу, порчу и прочую деструктивную деятельность. Срок ареста один год с момента оглашения обвинения.

А вот если должник не появился в течение года — тогда его имущество сразу по истечению этого срока продают с торгов для покрытия долга. Правда, теперь только в случае если у должника нет средств, чтобы расплатиться. Слава Богу, что теперь, после длинной череды скандалов с кузнецами, снова вернулись к старым нормам и дают людям возможность расплатиться деньгами, а не сразу имуществом.

Но всё равно, я бы на вашем месте на подобное всё же не рассчитывал. В ближайшем будущем таких денег у вас точно нет, и, не будет. Триста с лишним тысяч золотых вам точно никто в долг не даст. Потому как нет никакой уверенности в том, что вы когда-нибудь хоть что-то из этой суммы вернёте.

Не верите, равнодушно пожал он плечами, — попробуйте сами в том убедиться. Но опять же, это вы сможете сделать, только если вам сейчас лично не предъявят долговых требований. И не запустят машину немедленного банкротства.

Надеетесь на меня — забудьте. Я своим деньгам найду лучшее применение, чем просто одалживаться. Поэтому, постарайтесь в ближайшее время нигде, особенно в людных местах не показываться. Особенно, дома, где вас могут легко найти.

Пока вам официально не предъявлено требование о взыскании долга, у вас есть время и простор для манёвра, чтобы разобраться с долгами.

— Ладно, согласен, — тяжело вздохнул Травник. — Тут ты прав. Уел! Только пошли наконец-то домой, а то ты Сидор буквально примёрз к этим руинам. Надоело уже торчать возле каких-то развалин. Скоро вечер, а мы всё тут сидим и сидим, как примёрзли к этим доскам. Дома, говорят, и стены помогают. Может быть, там в голову придёт какая дельная мысль.

Думаю, дня три у нас ещё в запасе есть, — переглянулся он с Кузнецом. — Пока весть дойдёт до города, пока на нас там выпишут ордер на взыскание, пока сюда обратно доберутся. Остаётся только выставить наблюдателя на окраину посада и успеть улизнуть, до предъявления долгового требования. Ты прав. Нет должника — не с кого и спрашивать. А пока они возятся, можно спокойно и вещички собрать.

Ты много чего тут порасписал. Красиво, ничего не скажешь, — обречённо вздохнул он. — Полдня языком молол, не переставая….

Сидор раздражённо поморщился. Травник в откровенных выражениях в его адрес совсем не стеснялся, что не могло не раздражать.

— Но, как мы поняли, у тебя есть и свой интерес. Ты не прочь с нами договориться конкретно на весь этот питомник, — вяло кинул он на ровные ряды кедровых саженцев у себя за спиной.

Но нам надо во всем, что ты тут наговорил, самим удостовериться. Правда ли всё это. Больно уж много у тебя неподтверждённых, высосанных из пальца домыслов.

А вот когда мы сами во всём разберёмся, когда все концы с концами у нас с кузнецом сойдутся, тогда мы с тобой и разговаривать будем. Хоть здесь, хоть в любом другом месте, — жёстким, холодным тоном закончил он.

Замолчав, Травник решительно поднялся. Видя, что Сидор даже не пошевелился, а кузнец, искоса посматривая на того, тоже не спешит поднять с досок свою задницу, недовольно проворчал:

— Ладно, согласен. Если всё что ты сказал, правда, то саженцы мы тебе продадим. И по той цене, что ты заявил, хрен с тобой, пей нашу кровь. Они нам уже не нужны. И те, что сейчас на поле и те, что ещё должны подсобрать, всё тебе отойдёт. Все двести тысяч.

— Никому, кроме тебя они такие не нужны, — с обречённым вздохом проговорил Травник. — Опять же, возвращаясь к условиям заключённых нами договоров, плодоносить начать они должны на следующий год. А это — нереально в нашем случае. Значит, на лицо преднамеренный обман с нашей стороны. И доказать обратное будет весьма затруднительно. А с учётом их заинтересованности в наших кедрачах — то практически невозможно. И тут ты прав.

— И прав в том, что на всё это надо время, — мрачно чертыхнулся он.

— И с народом поговорим, может, и найдём тебе кого, кто бы в твоё отсутствие питомником твоим занимался.

— Доволен? — сердито проворчал недовольно покосившийся на Сидора Травник.

Сидор, не двинувшись с места, мрачно смотрел на него.

— Упорный, — медленно покачал он головой. — Упорный и тупой.

Вы что, мужики, совсем тупые? — Сидор с садистским удовольствием вернул Травнику его любезность. — Вы что, действительно не понимаете, что на вас уже давно розыскная бумага выписана и лежит у кого-то под подушкой здесь, в крепости? Что она только и ждёт своего часа? — тихо проговорил он. — Что с ней если что и надо сделать, то только проставить число и вручить должнику.

По крайней мере, я бы на их месте именно так и поступил.

Зная наперёд, что кедр не тот, что в любой момент может разразиться скандал, я бы заранее подготовил сыскное требование о взыскании долгов и аресте имущества. И только бы ждал удобного момента. Ставки слишком высоки, чтобы оставлять вам малейшую лазейку и время для манёвра. Вас пасут. И пасут плотно, чтоб вы с крючка не сорвались.

Если они до сего дня чего и ждали, так только увеличения суммы долга, чтобы вас окончательно в кабалу вогнать, чтоб вы ещё больше влезли в долги, и вывернуться у вас не было бы шанса.

И вы влезли. А не останови я вас сейчас, вы бы и ещё больше влезли.

Я прав?

Судя по вашему оглушительному молчанию, я прав, — насмешливо хмыкнул он.

Но теперь, когда всем стало известно, что саженец не тот, больше ждать не будут. Вас сразу возьмут за горло. Сегодня же! Сейчас же, как только вы заявитесь в крепость.

Так что, никаких трёх дней вам никто не даст. Вам и часу не дадут. Забудьте об этом.

Чем быстрее вам предъявят долговое требование — тем им спокойнее. И тем скорее они получат ваши кедровники. И этой уже осенью у них уже будут новые хозяева.

На их месте я бы сюда ещё и десяток городской стражи прислал. А лучше пару десятков стражников, для верности. Чтобы они сидели тут тихо под боком, и всегда были под рукой. А в случае возникновения необходимости, могли поймать беглеца, если должник окажется чересчур прытким и сообразительным.

Что? — мгновенно насторожился он, видя, как неожиданно напряглись травник с кузнецом.

— Луговой Стёпка! Сука! — тихо, сквозь зубы выругался кузнец. — То-то он мне сразу не понравился. То-то он всё шнырял вокруг, всё интересовался, как у нас идут дела. Всё как бы нам завидовал, что мы забогатеем.

— Упс, — растерялся от неожиданности Сидор. Столь скорого подтверждения собственных догадок он никак не ожидал. — Кто такой? Я его знаю? Что-то имя вроде как знакомо.

— Луговой Степан — полусотник городской стражи, — нехотя пустился в объяснения травник, заметив непонимающий взгляд Сидора. — С неделю как гостит у свояка на соседнем хуторе, как бы в отпуске. И не с десятком, а со всей своей полусотней. Отсюда, если по прямой от крепости, считай, вёрст с десяток к северу будет. От него и от его ребят, в лесу белка не скроется, не то, что человек.

А я ещё удивлялся, чего это он вдруг заявился. Вроде бы как не его зона ответственности, да и не тем он обычно занимается. Думал, Совет его к нам в помощь послал. Так, для помощи в борьбе с зашевелившимися ящерами, или так, для профилактики. А оно вона что…

Они всей своей полусотней поначалу попытались было в крепости расположиться, — неохотно пояснил он заинтересовавшемуся новостями Сидору, — да комендант их живо оттуда шуганул, сказав, что пока он тут комендант, никто без его разрешения в крепости не останется. А посторонние ему в крепости не нужны. А заодно и из посада попёр, сказав, что возле крепости свободного места нет и стоять лагерем здесь негде. Везде, мол, баронская земля, вашей компании то есть.

Так они упорные оказались, к свояку Стёпкиному на хутор перебрались. А тот и рад — целая полусотня на постое, это никакой головной боли по поводу бродячих в округе ящеров.

— Как удачно, — тихо пробормотал себе под нос Сидор. — И как вовремя там организовался тот хутор. А свояк Стёпки, не Кира Бедный часом будет? Не тот самый, кто без слов, сходу отвалил вам двести тысяч, заказав последние саженцы.

Увидев в ответ изумлённо распахнувшиеся глаза двух товарищей, тихо выругался матом.

— Но и оттуда Стёпке надо время добраться до крепости, — тихо проговорил Кузнец.

В глазах его появилось сомнение. Видно, едва слышные слова Сидора всё же попали ему в уши, зародив серьёзные сомнения, что вокруг не всё так просто.

— Так что, — негромко пробормотал Кузнец, — если и есть у них кто из своих в крепости, и его уже предупредили, то сюда полусотня Лугового доберётся не ранее завтрашнего утра. Это лишь, кажется, что хутор рядом, а на самом деле по тайге-то попробуй, доберись. Это не ваш широченный тракт до города, туда прямых дорог нет.

А зная Стёпкину любовь к пьянству, раньше утра ждать их нечего. А значит и домой можно заскочить и вещички собрать, и с людьми переговорить.

— Упорный, — с уважением глядя на него, покачал головой Сидор. — Ещё один. Упорный и тупой, — с сожалением повторил он.

На несколько секунд Сидор замер, явно не зная, что сказать, и помолчав, ещё раз с сожалением покачал головой.

— Для особо упорных и донельзя тупых, ещё раз напоминаю, что только что, прямо сейчас, прямо перед нами, в крепость прошла целая толпа народа, сердито обсуждающая неблагодарного барона Сидора, который, мерзавец, раскрыл им глаза на правду.

Вам это ни о чём не говорит?

Да вас же обоих у порога дома уже ждут, чтоб вы часом не улизнули.

— Кто? — недоверчиво посмотрел на него Травник. — Ни в крепости, ни в посаде чужих нет.

— Кабатчик, — тихо проговорил кузнец. — Кабатчик, Сашка Гишпанец со своими холуями. Очень уж подходят на эту роль. Процентщик, сука! Тихо влез, так что никто и не заметил. Полгода не прошло, а уже половина гарнизона у него в должниках ходят. А в посаде так почитай каждый первый. Все ему что-то должны. Так что никто против него не попрёт, и из крепости его уже просто так не выкинешь.

— "Как интересно, — подумал Сидор, внимательно следя за разговором друзей. — А комендант мне о том ничего не сказал. И в докладах своих еженедельных ни полслова не было о том, что здесь в крепости уже есть кабак и в нём дают деньги в рост. Не отметил, значит. Не посчитал нужным? Ну, он у меня и получит…"

— Непонятно, но так уж и быть, поверю, — мрачно проворчал Травник.

Так что же тогда делать? — обвёл он всех хмурым взглядом. — Домой нельзя, назад в город нельзя. В крепость, оказывается тоже нельзя. А куда можно? В лес, что ли?

— Можно и в лес, — неохотно согласился с ним кузнец. — Только что там делать? Зима на носу. Да и здесь хозяйство просто так не бросишь.

Да и не бегать же нам по лесу, как зайцам. Возраст не тот, да и денег так не добудешь, с долгами не рассчитаешься. Да и от Стёпки в лесу ни одна тварь не скроется, следопыт от Бога. Единственный путь в горы. Там в скалах легко затеряться можно.

Но и в Приморье так просто оттуда уже не свалишь, — тихо проговорил он. — Через горы свободно не пройдёшь, там, в ущельях уже снега полно, да и лавиной легко накрыть может.

Остаётся только ваш мокрый туннель. Но и он сейчас перекрыт.

— Как это? — мгновенно насторожился Сидор. — Как перекрыт? Кем?

— Раз уж мы принялись за кабатчиков, то вот тебе ещё пища для размышлений, — хмыкнул Кузнец, обращаясь к нему. — Там, где у вас стоит небольшой острожек с постом охраны входа в туннель, где-то с месяц назад появился малознакомый нам человек из города.

Так, ничего особого вроде бы как, но что-то странное в нём есть. Главное, что многим из наших он сразу не понравился. Глаз у него нехороший, а наши такое сразу подмечают. Хотели уже сами разобраться, но ребята решили пока отложить до твоего приезда. Твой проход — тебе с ним и разбираться. Теперь понятно, что это была ошибка.

Так вот, для начала, поставил он возле входа в пещеру свой фургон с откидным задним бортом и принялся торговать водкой на разлив. Недели не прошло, заменил фургон на большую матерчатую палатку. Но тоже поставил её неподалёку от выхода, где ему комендант позволил, и где продавал уже не только водку, но и пиво проходящим мимо караванщикам. Для сугрева нутра, так сказать.

Теперь, заметь, месяца не прошло, а у него уже там деревянная сараюшка стоит, где за положенной на две пустые бочки доской он отпускает всем страждущим выпить всё, что душе угодно, и предлагает лёгкие закуски, буквально на один зуб.

Очень удобно. После сырой пещеры, после подземного холода — пропустить сто грамм ледяной водочки или самогонки и закусить кусочком подкопченного сальца на чёрном хлебушке с солёным огурчиком. Здорово, одним словом!

Короче, на отсутствие клиентов он, мягко говоря, не жалуется. И если подозревать всех кабатчиков в округе, то он на эту роль прекрасно попадает. Да и помощничков он себе двоих подобрал. Ещё те мордовороты. Даже я не рискнул бы с ними один на один схлестнуться. Так что, мимо него на ту сторону никак не проскочишь.

А я-то всё удивлялся, чего это они рядом с ним делают, — задумчиво пробормотал он. — Здоровые лбы, а в глаза глянул, и очень они мне напомнили глаза одного знакомого людолова с низовий Лонгары. Такие же бесцветные и равнодушные.

И сразу видно, что не малограмотный какой-то служка и не сопливые пацаны. Волки. Такие давно дело своё должны бы иметь. А эти двое у него в подсобниках ходят. Непонятно это.

А оно вона что, — задумчиво пробормотал он.

Так что вота, господин барон, — мрачно проворчал кузнец. — Обложили нас со всех сторон, так, что и деваться уже некуда. Придётся идти штурмом в лоб. Поэтому возвращаемся сейчас в крепость, а там будем бодаться до упора. И посмотрим, как оно у них выйдет, — с открытой угрозой в голосе, тихо пообещал он неизвестно кому.

Поднявшись на ноги, кузнец хищно, медленно потянулся мощным, могучим телом, разминая затёкшие сидючи ноги.

— Ну? Ты с нами? — несколько двусмысленно бросил он Сидору, который так и сидел, внимательно наблюдая за его телодвижениями.

— "Ого! — мысленно отметил для себя Сидор. — Как интересно. Уже и у нас, и мы, и с нами. Что дальше?"

Подождав ещё пару мгновений, он с кряхтеньем, словно больной, старый дед, медленно поднялся, и задумчиво почесав подбородок, пробормотал, даже не двинувшись с места.

— Ты прав. Уходить вам давно пора. И уходить надо прямо сейчас, отсюда, не появляясь в крепости и не дожидаясь утра. И путь вам только один — в горы.

— В горах тоже что-то жрать надо, — тихо проговорил кузнец. — И сейчас не лето, когда даже в скалах можно хотя бы корешков разных накопать.

Двое стоявших напротив Сидора мрачных, матёрых мужика молча переглянулись, обменявшись настороженными взглядами. Потом кузнец негромко заметил.

— Говори что тебе надо, а то идти пора. По глазам вижу, что тебе от нас ещё что-то надо. Говори.

— Угу, — неопределённо гугукнул Сидор, внимательно глядя на мрачного Травника.

— Будем считать, что вы мне поверили и проверка пройдена. Так?

Сидор в упор, буквально буравил взглядом хмурого травника. На кузнеца он демонстративно не обращал внимания, справедливо полагая, что с тем всё уже ясно.

— Так? — немного надавил он голосом на Травника.

— Нет, не так, — невозмутимо отозвался тот. — Сначала мы всё сказанное тобой перепроверим, а потом и думать будем.

— Да и с горами не так всё плохо, — насмешливо покосился он на товарища. — Пару дней и в лесу перебиться можно, по соседству, не такой уж Стёпка и следопыт, чтоб его обмануть нельзя было. А потом тропками тайными и через горы в Приморье уйдём. Две, три недели и мы на той стороне. А там нас уже никто не возьмёт, прав таких нет.

— Главное — время выгадать, тут ты прав.

— Поэтому, опять возвращаемся к тому что тебе надо. Слишком ты ласковый, Сидор, что не может не настораживать.

— Говори, что тебе надо и сваливаем отсюда. Надоело мёрзнуть здесь на досках.

— Хорошо, — хмыкнул Сидор, бросив заинтересованный взгляд на него. — Мне сено твоё надо. Надо же мне на чём-то зарабатывать. Ты ещё долго его не сможешь продать, а со временем оно только портится. Продай его мне, прям счас, пока на него арест не наложен.

— Бери, — не дослушав, махнул рукой Травник. — Что ещё?

— Ещё? — перевёл Сидор взгляд на кузнеца. — Ещё разрешение кузнеца на право воспользоваться его передвижной платформой, которая столько времени без дела валяется в полуразобранном состоянии возле крепостной кузни.

— Но не той, что валяется перед крепостной кузней, та и так моя, поскольку я проплатил все работы по ней. А нужна мне та, что заново собрана в кузне Рима в посаде, с какими-то новыми наворотами.

— А проще, продай мне её, — внешне совсем безразлично попросил он. — Тебе она уже ни к чему, натетешкался, как я понимаю. А я на ней сено травника в Приморье на продажу отправлю. Надо же мне на чём-то это сено за перевал доставить.

— Я так прикинул, что больно уж штука для этого дела удобная. Чего ей зря тут пропадать. Только на такой здоровущей и длиннющей платформе мне и возможно будет сено травниковское за перевал доставить. И людей мне для того немного понадобится, так что смогу кого-нибудь крайне нужного освободить для других дел.

— Лошадей, как вы знаете, у меня много, а людей мало.

— Опять врёшь, — тяжело вздохнул кузнец. Посмотрев на травника и дождавшись его молчаливого согласного кивка, он нехотя, с сожалением тоже согласно покивал головой. — Ладно! — хриплым голосом согласился он. — Бери мою платформу, пользуйся, и бери всё его сено. Деньги за то и другое ребятам в кузне передашь. За платформу пару монет, а за сено…., - кузнец замолчал, не сводя с Сидора задумчивых глаз. — За сено, пожалуй, деньги отдашь после его продажи. Себе возьмёшь две десятины. Одну за доставку, другую за продажу. Письмо о том, сейчас мы тебе черканём.

Сунув руку за пазуху, кузнец достал оттуда клочок тонкой бересты и быстро на нём что-то нацарапал.

— Передашь моим дома, — протянул он письмо Сидору.

Думаю, так оно лучше будет, — насмешливо посмотрел он на него. — Зачем тебе здесь его сено продавать, задёшево, когда ты можешь продать его там, за Камнем, дорого.

И тебе прямая выгода, и нам, в нынешних условиях, любая денежка не помешает.

Всё? — усмехнулся он, выжидательно глядя на Сидора. — Или ещё чего скажешь?

Внимательно посмотрев на мрачно ухмыляющегося кузнеца, Сидор с задумчивым видом предложил:

— Возвращаясь к вопросу о деньгах.

— Ещё на пару минут вас задержу, не торопись, — поторопился успокоить он раздражённо вскинувшегося было Травника.

— Как я понимаю, колоссальная сумма долга в три с лишком сотни золотых вас особо не смущает. И даже, догадываюсь почему.

— Надеетесь, изумруды продать, — понимающе кивнул он головой. — Переберётесь через горы и там, в Приморье продадите.

— Так зачем вам продавать там, давайте я куплю ваши камни здесь, на месте.

— Цены у тебя низкие, — хриплым басом оборвал Сидора Травник. — Нас они не устраивают.

— А повышать их мне нет резона, — невозмутимо отозвался Сидор. — Недавно вот столкнулся с тем, что некоторые камни, которые сразу внешне и не отличишь, иначе как по цене изумрудной пыли и не продают. Рассыпаются при обработке. Так что, то ж на то ж, оно и выходит.

— Подумайте. По старым ценам камней, пусть даже и тех, что потом при обработке рассыпятся пылью, на сумму в триста четырнадцать тысяч я бы у вас купил. Пусть небольшая прибыль, но всё ж.

— Ты бы купил, — усмехнулся понимающе Кузнец. — Да мы вот не продаём.

— Ладно, — внешне безразлично пожал Сидор плечами. — Не получилось, бывает. Попытка — не пытка.

— Но если потом всё же, передумаете, то где-то недели через две-три найти меня вы сможете в городе Кязим, там, за горами. Отсюда, к юго-западу будет. Совсем рядом с Басанрогом.

— Где? — ахнул кузнец. — Ты ничего не перепутал? Где мы и где тот город. До него же месяца два отсюда добираться, если не вдвое больше.

— Я там буду через пару недель, вместе с твоим сеном. Может, чуть позже. Если захотите, там же сами и займётесь его продажей. У тебя оно лучше выйдет, — хмуро уточнил Сидор, покосившись на Травника. — У меня своих дел полно. Ещё и с телегой переростком разобраться надо.

— В крайнем случае — подождёте. Там, в городе есть наши ребята, они вас примут.

Ухмыльнувшись, Сидор кивнул мужикам, прощаясь, и скоро вся троица разбежалась в надвигающихся сумерках.

Крепость.*

Обратно в крепость Сидор вернулся один и уже глубоко затемно, и тут же угодил в самую гущу устроенных обозлёнными посадскими жителями в крепости беспорядков,

Вернувшиеся с поля питомника бывшие там участники событий, рассказали остававшимся в крепости о провале их Великой Мечты, и все они дружно двинули в единственный в крепости кабак, отмечать Гибель Большого Светлого Будущего. Набравшись там основательно выставленного по такому горестному случаю дармового пойла, они уже через пару часов были в невменяемом состоянии и ещё через час пришли к выводу, что виноват во всём, конечно, барон, а, следовательно, надо пойти и набить ему морду.

Предложение разгромить его усадьбу, большинством пьяных голосов было решительно отвергнуто, поскольку все прекрасно были осведомлены о том, что никакой усадьбы у того ни в крепости, ни рядом с ней нет. Одна лишь жалкая комнатёнка в полуразваленном доме, который к настоящему времени только-только слегка подлатали и не более. И что это убожество никак не стоит того, чтобы на неё борцы за справедливость обращали внимание.

Жилища у многих, даже недавно поселившихся возле крепости людей, были намного лучше и богаче обставлены, чем та жалкая сидорова конура с облупленными и до сих пор так до конца и не оштукатуренными стенами. Поэтому было признано, что она недостойна внимания. Но вот самому ему следовало бы обязательно набить морду. Дабы в другой раз так подло не разрушал Великую Светлую Мечту.

И разогретая дармовым спиртным толпа двинулась к коменданту, дабы он дал ответ, куда делся барон, которому надо набить морду, потому что он…. И далее по тексту.

Правда, с походом к коменданту с самого начала дело не заладилось, поскольку комендант, предупреждённый об идущей к нему толпе, собрал всех егерей, бывших под рукой в крепости и устроил толпе форменное мордобитие прямо под окнами своей комендатуры.

И тут сказалась выучка, приобретённая егерями за время сурового обучения у Корнея и последующих регулярных курсов повышения мастерства в Приморье. И ещё то, что хоть и небольшое, но абсолютно трезвое и сбитое железной дисциплиной воинское подразделение столкнулось с разрозненной, хаотичной толпой чуть ли не вусмерть пьяных мужиков.

И огромная толпа буянов, по числу раз в пять превышающая жалкую цепь выставленных против них егерей, буквально за полчаса была жестоко побита и рассеяна по крепости, где она тут же принялась громить баронское имущество там, где только могла до него добраться.

Большинство егерей из крепости в свободное время и сами участвовали в создании этого кедрового питомника и сами пострадали. И прекрасно были осведомлены, как впрочем, и все остальные, что Сидор вообще не имеет к этой истории с кедрачом никакого отношения. Поэтому, обвинения толпы в адрес барона возмутили и разозлили их. Тем более что его якобы вина, косвенно падала и на них, как на его подчинённых. Ну а когда разбежавшаяся толпа занялась поджогами уже их собственного имущества, крича, что это собственность барона, терпению гарнизона окончательно пришёл конец.

То есть ко времени, когда в надвигающихся сумерках ничего не подозревающий Сидор вернулся обратно в крепость после долгих и трудных переговоров с кузнецом и травником, там уже царила тишь и благодать. Только чадили, догорая несколько подожженных штабелей досок, складированных возле готовящейся к восстановлению крепостной стены, и догорала угловая башня, в которой от случайной искры сгорели огромные запасы сена, заготовленного травником на продажу.

Причём здесь запасы трав их же товарища, никто из поджигателей ничего внятно ответить не мог, поскольку большинство из них до сих пор находилось в невменяемом состоянии. Те же, от кого можно было хоть чего то добиться, клялись и божились, что ничего подобного не делали, и что только идиот может поджечь собственное имущество их же своего товарища. И они сами вообще ничего не понимают, как такое вообще могло произойти. Так напиться, чтоб пойти громить своих же собственных товарищей, это было непонятно. Никто ничего не понимал.

Комендант, разозлённый всей этой историей, приказал взять под арест кабатчика, допустившего раздачу безплатного спиртного и фактически подтолкнувшего толпу на неспровоцированный бунт. И теперь в подвале единственной, оставшейся неповреждённой башни, шёл допрос главного подозреваемого в подстрекательстве и организации бунта.

Положение сильно осложняла бумага, найденная при нём. Подписанная первыми лицами Городского Совета, она подтверждала его право вести собственное расследование всех происшествий на всех территориях, входящих в зону влияния города Старый Ключ. Так что выходило, что арестовывать его он как бы не имел права.

Помимо этого у него неожиданно оказался ордер на арест двух человек из крепости, травника и кузнеца, первым пунктом которого предъявлялось два исковых требования на сто и на двести тысяч золотых от ряда жителей города Старый Ключ, которым они не поставили положенного по договору товара. Вторым пунктом следовало обвинение в адрес и того, и другого о преднамеренном введение в заблуждение жителей города с кедровыми саженцами, то есть обвинение в афёре и мошенничестве, с целью получения незаслуженной прибыли.

Эти бумаги сильно затрудняли деятельность следственной комиссии, буквально в считанные секунды созданной комендантом для расследования погрома и поджогов на территории вверенной ему крепости. Поэтому он только и ждал появления Сидора, чтобы свалить на него принятие какого-нибудь решения, хоть как-то могущего сдвинуть с места забуксовавшее на месте правосудие.

Явившийся к вечеру Сидор, к сильному удивлению коменданта не выказал никакого удивления произошедшими в крепости беспорядками, чем вызвал у коменданта серьёзное беспокойство.

Ещё большее удивление у него вызвало безразличие, с которым тот ознакомился с предъявленными комендантом бумагами.

Повертев в руках ордер с обвинением в мошенничестве, он только равнодушно хмыкнул и в сопровождении коменданта отправился в подвал башни, где содержался задержанный кабатчик.

Всю ночь до рассвета длилось следствие, в котором к удивлению коменданта, Сидора интересовали только вопросы долгов жителей посада и егерей кабатчику. Всё же остальное, в чём до того пытался разобраться комендант, и в причинах его столь необдуманного поступка, привёдшего к пьяному погрому, его не интересовало совершенно. Почему тот выкатил бочки с водкой, и принялся за бесплатную раздачу спиртного? Почему он допустил подобное, если сам он утверждает, что это не он, а его работники, а он только пошёл у толпы на поводу?

И куда делись его работники, когда пришли его арестовать?

Все эти вопросы совершенно не интересовали барона. Его интересовало только — кто и сколько кабатчику должен.

Да ещё немного расшевелило сообщение егерей, что водка и пиво, выставленная кабатчиком для толпы, оказалась отравлена каким-то сильно действующим наркотиком, что категорически отрицал сам кабатчик, вопя, что ему водку подсунули его работники, а сам он ни сном, ни духом.

Но что больше всего возмутило коменданта, хотя тот и постарался не показать виду, это полное равнодушие барона на прямые оскорбления со стороны кабатчика в его адрес и наглое, доходящее до бесцеремонности поведение задержанного. Создавалось впечатление, что это не кабатчик отвечает в допросном подвале за совершённое преступление, а сам барон или комендант в чём-то провинились перед ним.

Когда на рассвете комендант вместе с Сидором покидали подвал, где происходил допрос, он наконец не выдержал и обрушился с упрёками на Сидора, обвиняя того в потакании мерзавцам.

Внимательно и молча выслушав, Сидор несколько долгих минут внимательно смотрел на него ничего не говоря, а потом тихо заговорил.

— Милейший! — с лёгкой улыбкой на губах поинтересовался у него Сидор. — В чем вы меня обвиняете и чем вы недовольны?

— Барон! — буквально зашипел от злости комендант. — Как вас изволите понимать? Эта сволочь, это хамло, это быдло, мало того, что устроило беспорядки в крепости, споило и отравило половину посадских мужиков и пыталось споить наших егерей, так ещё и плюёт на нас. А вы занимаетесь выяснением какой-то ерунды. Кто и кому сколько должен.

— Завтра сюда заявится ещё какая-нибудь сволочь с бумагой от Совета, вытащит его из подвала, и они примутся на пару устанавливать здесь свои порядки. Здесь, в нашей крепости! А вы что, так и будете спокойно стоять и смотреть, как они тут хозяйничаю? Словно у себя дома?

Остановившись посреди лестницы, прямо перед дверью, ведущей на выход, Сидор равнодушно посмотрел на коменданта.

— Господин комендант, — тихо проговорил он, в упор глядя на него, — мне вам напомнить о статусе данной крепости? Мне вам напомнить о ваших должностных обязанностях? Вы забыли, что данный объект официально числится как боевой рубеж обороны города с южного направления? Он защищает город и всё окрестное население от нападения пиратов и особенно подгорных ящеров-людоедов, недавнее нападение которых с юго-западных предгорий вы еле, еле отбили.

— Мне странны и непонятны ваши упрёки. Есть пьяный бунт, есть его фактический лидер и организатор, пойманный на месте преступления с поличным в руках. Вам что, недостаточно доказательств его вины и прямого подстрекательства. У вас половина крепости свидетели.

— Вам мало того, что водка была отравлена каким-то галлюциногеном, превратившим всех пивших её в настоящих зомби?

— Раз вам не хватает своей власти, чтоб навести здесь порядок, и чтоб в дальнейшем не возникало двусмысленностей и кривотолков, подготовьте письменный приказ за моей подписью о казни данного лица. Формулировка — подрыв боеспособности военной крепости, спаивание и попытка отравление гарнизона, организация беспорядков, преднамеренная отравление местных жителей. Приговор привести в исполнение в течение десяти минут после оглашения.

— И поторопитесь, у вас мало времени, скоро рассвет.

— Подготовьте верёвку покрепче и виселицу. Для этой цели приказываю взять полуобгоревший брус из сгоревшего штабеля, закрепить его в окне второго этажа, выходящем на площадь, и на полуобгорелом конце бруса повесить мерзавца. Пусть под конец понюхает, чем пахнет его работа.

Оставив коменданта стоять в ступоре, Сидор спокойно поднялся по оставшимся до выхода ступенькам и, приоткрыв дверь, медленно повернулся обратно к окаменевшему на месте коменданту.

— Если не хотите чтоб он дёргался и мешал вам работать, то просто удавите в подвале и повесьте готовый труп, — тихо проговорил он. — Так будет проще и быстрей.

— У вас пять минут подготовить приказ и принести мне на подпись. Я в своей комнате.

— А с поджигателями что делаем? — так же тихо, на грани слышимости спросил охрипшим вдруг голосом комендант.

— Всё по обычаю, — снова повернулся к нему Сидор. — Тем, кто пойман с огнём в руках, шесть плетей каждому. И пусть сами себя порют, нечего нам руки марать. Всем остальным, принявшим участие в беспорядках, пол дня стояния у позорного столба.

Те, кого не поймали на месте, но кто участвовал в бесчинствах и поджогах, должны явиться на площадь добровольно и отстоять положенное время у позорного столба самостоятельно.

Не согласные с таким решением должны немедленно убраться из крепости и прилегающей территории вместе со своими семьями. И впредь дорога сюда для них будет заказана.

Да! Ещё одно, главное, — Сидор вяло поднял вверх указательный палец. — Работников кабатчика, сбежавших от правосудия, как только поймаете — немедленно повесить, на месте. Это также отразить в приказе. Формулировка та же — организация и участие в бунте, отравление населения и всё прочее, бла-бла-бла.

И ещё, — Сидор смотрел в упор на коменданта холодным, ледяным взглядом, внимательно наблюдая за его реакцией на свои слова.

То, что вы проспали врага внутри крепости — целиком и полностью ваша вина, господин комендант. Не выполните приказ — расстанетесь с тёплым местом и вылетите из компании со свистом. А кабатчика я всё равно повешу. Сам, лично. Понятно?

Развернувшись, он вышел и аккуратно прикрыл дверь за своей спиной. Сзади он только услышал тихий, недовольный голос коменданта, вышедшего наконец-то из ступора: "Тоже мне, испугал. Это тёплое место, очень скоро станет для кого-то очень даже горячим! А кабатчика я тебе не отдам, сам тварь такую удавлю".

Через час Сидор сидел в глубоком, удобном кресле, стоящем посреди недавно отремонтированного широкого и высокого крыльца комендатуры, прямо напротив каменных ступеней, ведущих вниз на площадь перед зданием, и внешне совершенно равнодушно смотрел на экзекуцию.

Рядом с ним, сбоку и сзади, стоял хмурый комендант с небольшой группой вооружённых арбалетами егерей, так же, как и они, молча наблюдавших за происходящим на площади.

Прямо перед ними, не далее десяти метров, за редкой цепью опирающихся на копья егерей шестеро мужиков, вяло помахивая длинными ногайками, стегали поочерёдно такого же, как и они, мужика с голой спиной. Тот стоял, чуть склонившись вперёд и, упёршись руками в стоящие напротив высокие козлы, едва заметно вздрагивал под ударами хлыстов.

— Шесть! — закончил отсчёт чей-то звонкий голос. — Следующий!

Один из шестерых, тех, кто только что хлестал кнутом, передал кнут тому, кого только что сам истязал, и без слов, с тяжёлым вздохом стащив со спины рубашку, занял освободившееся место. Экзекуция продолжалась.

— Трое пойманных поджигателей не явились, — негромко проговорил комендант, бросив косой взгляд в сторону сидящего в кресле Сидора. — Сейчас их семьи пакуют имущество и к полудню съедут. Из остальных, десяток буянов сами явились, поддержать товарищей и постоять у столба.

— Это они как раз заканчивают вкапывание позорного столба, — кивнул комендант в сторону группы вооружённых лопатами посадских мужиков, которые как раз заканчивали трамбовать землю вокруг какого-то вкопанного посреди пустой площади корявого столба.

— А сабли и щиты с копьями у группы поддержки, это у них для красоты, наверное, или для групповых плясок, — мрачно пошутил Сидор.

— А вот и долгожданные гости! — негромко, со скрытой злобой перебил его комендант. — А ты, Сидор, оказывается, был прав. Выходит, зря я сразу тебе не поверил.

После этих слов глубоко утонувшему в кресле Сидору стало видно то, что стоящий позади него комендант заметил раньше. На крепостную площадь, прямо перед комендантским домом медленно въезжала большая конная группа вооружённых людей.

Раздвинув лошадьми стоящих неплотной толпой жителей крепости, наблюдавших за проводившейся экзекуцией, они медленно, неторопясь, подъехали к комендантскому дому и остановились, враждебно глядя на группу, стоящую на крыльце комендатуры.

— Что здесь происходит? — хриплым, простуженным голосом поинтересовался их командир, статный, черноусый красавец, в воронёной кольчуге, с большой, широкой саблей у пояса и виднеющимся за спиной кавалерийским огнестрельным карабином.

Наличие карабина совершенно недвусмысленно указывало на его высокий, командирский статус.

Не смотря на то, что последнее время в городе появилось много огнестрельного оружия, владеть им, а тем более использовать по назначению, могли лишь очень состоятельные люди. И то, что за спиной командира прибывшего отряда висела не простая винтовка, а настоящий самовзводный кавалерийский карабин, из недавно принятых на вооружение в городе, точно указывало на его высокий официальный статус. Не говоря уж про то, что, судя по убранству его коня, он сам по себе был весьма состоятельный человек, могущий позволить себе купить подобное дорогущее оружие.

— Кто спрашивает? — равнодушному голосу Сидора могли бы, наверное, позавидовать пески пустыни Гоби, настолько в нём не было и тени эмоций.

— Степан Луговой, полусотник городской стражи со своей полусотней, — скривившись, так что даже слышно было, как заскрипели у него от злости зубы, Луговой презрительно прищурился. — Прибыл для поимки и передачи в руки закона злостного обманщика Травника и дружка его Кузнеца.

— Лицо официальное, просьба препятствий не чинить. Во избежание, так сказать, — подпустил он угрозы в голос.

— А что здесь делаете? — так же равнодушно поинтересовался Сидор, как будто это его не касалось. — Ни того, ни другого в крепости нет. Наверное, сбежали, сволочи. По крайней мере, со вчерашнего вечера их никто больше не видел.

— У меня приказ найти и предъявить им долговое требование. Приказ городского Совета.

— Лови и предъявляй, — безразлично пожал плечами Сидор. — Они кстати и мне задолжали. Так что когда поймаешь, не забудь и мне сообщить, чтобы и я с них должок стребовал. Полторы тысячи обещанных саженцев кедра, это тебе не шутка.

— Ещё раз спрашиваю. Что вы делаете здесь?

Было очень похоже, что весть о том, что барон и сам предъявляет долговые требования к пропавших владельцам кедровых саженцев, для полусотника стало полной неожиданностью. Какое-то мгновение он растерянно хлопал глазами, не зная, что ответить. Потом, сообразив видимо как поступить, он приосанился и со значительным, важным видом потребовал.

— Господин Сидор, будьте любезны всё-таки объяснить мне, что здесь происходит и предоставить нам место для постоя, ведь не могу же я искать беглецов сидя на каком-то богом забытом хуторе в десяти верстах от крепости. Был бы я на месте, возможно, такого бы и не случилось, — полусотник бросил только слегка завуалированный презрительный взгляд на стоящих рядом с Сидором коменданта и егерей.

— Насчёт того что здесь случилось и чем мы тут занимаемся, это не ваше дело, — равнодушно отозвался Сидор. — И со своими делами мы сами прекрасно справляемся, без сопливых. Вы же делайте своё дело и не вмешивайтесь в наши. А насчёт постоя, вам один раз уже указали, что свободного места для вас в крепости нет. Так что, не заставляйте повторять. И если ещё раз заявитесь сюда с такими же бесцеремонными претензиями, добром для вас это не кончится.

— Вы, полусотник, видимо не всё ещё разглядели, — с кривой ухмылкой заметил он, кивая головой куда-то в сторону. — Посмотрите направо, посмотрите налево.

Пылающему злостью полусотнику, собравшемуся было приструнить зарвавшегося наглеца, только сейчас на глаза попались два пулемётных броневика, стоящих в тени от крепостной стены и удобно расположившихся по углам площади.

Дула пулемётов, смотрящие до того на стоящую перед комендантским домом толпу местных жителей, в этот момент едва заметно пошевелились, и теперь смотрели в упор на стоящую перед крыльцом полусотню.

Судя по изменившемуся выражению лица, полусотник прекрасно представлял, для чего могут стоять броневики по углам площади и что он сам попадал в самую поражаемую зону вероятного огня.

— Э…, - начал он, мгновенно меняя тон и манеру поведения. — У меня к вам, господин барон, будет ещё одно небольшое, даже, маленькое дельце. Не подскажите ли, когда и где я могу видеть некоего господина Гната Седого.

На какое-то мгновение задумавшись, Сидор всё тем же чуть усталым, равнодушным голосом отозвался, даже не повернувшись к нему.

— Не знаю такого. Ни в крепости, ни в посаде такого человека нет, так что ничем вам помочь не могу.

— Здесь, у вас он может быть известен как кабатчик Гонта из недавно открытого кабака. У него должно быть исковое требование на взыскание с должника задолженности. Мне оно необходимо для отчётности.

— Кабак в крепости закрыт, как рассадник мятежа и смутьянства. Кабатчик, как вы его назвали, Гонта, повешен за организацию беспорядков в военной крепости во время ведения боевых действий, за спаивание и попытку отравления гарнизона. Висит прямо у вас перед носом. И если вы потрудитесь немного задрать голову и повернуть шею чуть в сторону, то вы его увидите. Исковое требование на взыскание задолженности лежит у коменданта в кабинете, в отдельной папочке. В случае появления должников в крепости он его им обязательно вручит в точном соответствии с положением о клановой военной комендатуре.

— Всё! — жёстким, холодным голосом обрубил он. — Можешь проваливать.

Подняв на полусотника холодный, какой-то мёртвый взгляд, он негромко проговорил.

— Это всё, полусотник. На все вопросы вы получили ответ, и теперь вам здесь больше делать нечего. Немедленно покиньте крепость.

Слова его, в оглушающей тишине, установившейся на площади, были отчётливо слышны в самых отдалённых уголках.

Замершему соляным столбом полусотнику, как на удава, глядящему на только сейчас им замеченный труп кабатчика, висящий в тени дома, на высунутом из окна второго этажа полуобгорелом брусе, именно в этот момент стало окончательно ясно, что ему действительно здесь больше делать нечего.

Ни слова не сказав, полусотник молча, развернул лошадь, и слегка пришпорив её, во главе своей полусотни галопом вылетел из распахнутых настежь ворот крепости.

— Будут проблемы, — тихий голос коменданта из-за спины Сидора, вывел его из задумчиво созерцательного состояния, с каким тот глядел в спину спешно покидавшим крепость всадникам. — Эта тварь злопамятная и так дело не оставит.

— У меня тоже память хорошая, — не оборачиваясь, недобро усмехнулся Сидор. — И я тоже так это дело не оставлю. А будут проблемы, будем решать.

Теперь же, пошли заниматься делами. Здесь уже делать нечего, представление окончено.

Резким, решительный движением, Сидор поднялся со своего места, и уже ничем не напоминая равнодушную ко всему развалину, сидящую обвиснув в кресле, быстрым, деловым шагом двинулся в сторону рабочего кабинета коменданта.

С его уходом обстановка на площади резко изменилась. Грозные броневики, держащие под прицелом небольшую толпу народа, мрачно наблюдающую за экзекуцией, сразу же развернули тройки и, не обращая никакого внимания на провожающих их удивлённо настороженными взглядами людей, двинулись в сторону конюшен, где было их постоянное место.

Оставшиеся на площади в одиночестве виновные во вчерашних безобразиях, остались в растерянности, не зная, что им остаётся делать.

Однако вышедший из комендатуры через несколько минут комендант холодным резким голосом посоветовал не останавливаться в продолжение собственной экзекуции, поскольку наказания им никто не отменял, и отменять не собирается. И кто виноват, должен быть наказан.

Дальше уже вокруг возобновилась суета, обычная для деловой жизни какой-нибудь небольшой тихой крепостицы в каком-нибудь медвежьем углу.

До того сбитая в грозную кучу толпа вооружённых хуторян, не видя перед собой врага и не знающая теперь что и делать, постепенно медленно рассосалась. Скоро на площади осталась лишь небольшая группка унылых мужиков, мрачно стоящая у позорного столба, который они сами только что, этим утром и вкопали, и присматривающая за ними дежурная пятёрка егерей, проводящая физические упражнения по соседству.

Назад в город.*

Говоря, что будут проблемы, будем и решать, Сидор ничуть не лукавил. Отдавая приказ о казни кабатчика, он совсем не обольщался, что за этим немедленно последует. Фактически он решительно продемонстрировал городским властям, что больше не позволит безцеремонно вмешиваться в дела компании и безнаказанно их грабить, чего бы им это ни стоило. И проявленная им жестокость и быстрота расправы над ставленником города, должны были убедить всех в серьёзности его намерений.

Так ли это на самом деле или нет, он надеялся, что городская Старшина не заставит его ещё более жёстко доказывать и переводить конфликт уже в военную фазу. Пролитая кровь — не та субстанция, что легко льётся и быстро забывается.

И хотя крепостной гарнизон совершенно не разделял миролюбивых шагов Сидора навстречу властям и готов был драться до смерти, лишь бы отстоять свою независимость и нежелание, чтобы в их жизнь кто-то беспардонно вмешивался, сам Сидор совершенно не горел желанием воевать с городскими властями. Не те весовые категории были.

Известие о том, что в крепости, рядом с ними жил человек, как говорится "с камнем за пазухой" и, улыбаясь тебе, тайно держал в загашнике заранее заготовленную бумагу с предписанием на твой арест, буквально всех взорвало. Ну а то, что полусотник городской стражи Сёмка Луговой, оказывается, не просто так гостил у свояка, а выжидал время, чтобы арестовать их товарища, привело к тому, что хутор, где пресловутая полусотня поджидала удобное время, сожгли. А самого свояка Сёмки, Киру Бедного, навсегда прогнали из этих мест с наказом никогда больше тут не появляться, во избежание, так сказать.

Точнее, дословно это звучало так: "Появишься, убьём, с…ка".

Этого хватило.

Народ местный был настолько зол на того свояка, что Кира даже не пытался оспорить или укрыться за спину маячившей за его спиной полусотни Лугового, которая, всё это время находясь рядом и молча глядя на творимое на хуторе "беззаконие", так и не решилась вступиться за своего ставленника.

Да ещё бы им было не стоять молча, когда за спиной "погромщиков и поджигателей" грозно маячил пулемётный броневик барона, любезно одолженный последним жителям крепостного посада для наведения в округе "порядка и справедливости". Ну а десяток лучниц амазонок с мощными дальнобойными луками, из числа подруг посадских, находившихся в это время на излечении в крепостном лазарете и согласившихся помочь товарищам, окончательно расставило все точки над i.

Спорить или отстаивать своё мнение противу толпы погромщиков ни у кого из полусотни Лугового не было ни малейшего желания. Как впрочем, было и понимание самого полусотника, что он проиграл.

Потому как не знать насколько метко стреляют прошедшие жестокую боевую практику и немногие выжившие в Приморье лучницы из амазонок, в крепости не мог только младенец. И соваться под меткий выстрел, дурных не было. Убить не убьют, но жестоко покалечат — точно.

Кире оставалось, лишь стиснув от бессильной злости зубы, молча смотреть как жгут его имущество и выгоняют его семью из новенького дома. Оставалось лишь громко ругаться и обещать пожаловаться в городской Совет на самоуправство поджигателей. Что, впрочем, никого не остановило.

К вечеру от многочисленных построек хутора остались одни головешки, а многочисленное семейство Киры Бедного на шести подводах навсегда покинуло подгорный край. Лишённая же нормального жилья полусотня Лугового, потому как никто больше не пускал его к себе на постой, вынуждена была перебраться в лес, по соседству с сожженным хутором.

Там они устроили себе временный лагерь в поспешно вырытых землянках. До "окончательного решения проблем с бароном", как многозначительно пообещал потерянному Кире бледный от бешенства полусотник.

Впрочем, сидеть и смирно ждать, когда кто-то где-то что-то за него решит, Сидор не собирался. Следовало предпринять превентивные меры, дабы окончательно не усугублять и так не слишком-то весёлую обстановку.

Да и оставлять без надзора доказавшую свою враждебность полусотню никто не собирался. По соседству с ними, на соседнем холме тут же был устроен тренировочный лагерь егерей из охраны обоза, где небольшой смешанный отряд из егерей, амазонок и ящеров, даже не скрываясь, присматривал за соседями.

Непонятная слабость, так с того памятного утра и поселившаяся в теле Сидора, проходила медленно, несмотря на все усилия крепостных врачей ящеров из госпиталя, но всё же, слава Богу, проходила. На лицо было явное отравление. Причём, достаточно серьёзное, раз даже, весьма и, весьма искушённые в таких вопросах ящеры виновато разводили руками и никак не могли быстро справиться с этой напастью. Только вот кто был в том виноват, всё равно было непонятно.

Кабатчик, несмотря на все его письменные признания, был отброшен сразу. Его "признание" — пустая, ничего не проясняющая отмазка перед городскими властями, не более. На случай, если бы пришлось серьёзно разбираться и доказывать собственную невиновность в якобы "поспешной и незаслуженной" казни. И все причастные к последнему и единственному допросу кабатчика это прекрасно понимали.

Брошенные в запале и зафиксированные на бумаге злые, поносные слова кабатчика являться серьёзным доказательством не могли, как бы им того не хотелось. Надо было искать истинного виновника. И, что самое интересное, был один такой на примете. На это место уверенно претендовал другой человек, из недавно поселившихся в этих местах новых поселенцев.

Подозрение вызывал держатель трактира возле входа в "мокрую кишку", или, как его называли там, на месте — рюмочной.

Не одного Травника с Кузнецом, оказывается, обеспокоил новый содержатель рюмочной. И комендант Тупика, и многие из числа посадских хуторян чуть ли не с первого дня появления того в горах искоса посматривали на того, внимательно отслеживая и контролируя его поведение.

Ну а помощнички рюмочника сразу не понравились всем. Слишком уж у многих из местных была большая практика знакомств с подобными личностями. Людоловов в этих свободолюбивых местах сильно не любили.

И всё это сразу было вывалено на Сидора, как только он после разборок с хутором Киры Бедного поднял этот вопрос в разговоре с комендантом.

И ещё следовало бы серьёзно побеспокоиться о собственной безопасности. Поэтому, он отправил протоколы допроса кабатчика в город с собственным сопроводительным письмом профессору и Белле, в котором он детально обрисовал возникшую ситуацию и причины собственных поступков.

Для уверенности, что письмо не пропадёт по дороге и точно попадёт им в руки, он отправил в город тройку егерей, не пожалев для сопровождения придать им третий из прибывших с ним броневиков.

Бросать всё нажитое здесь имущество и ударяться неизвестно куда в бега, его совершенно не прельщало. Но и позволять садиться себе на шею, он никому больше не собирался позволять.

Возникло своего рода неустойчивое положение, когда он не мог определиться в своих дальнейших действиях. Все планы, рассчитанные им на текущий год, пошли прахом в результате казни какого-то подсадного засланца, который неожиданно оказался немалым чином из городской стражи, к тому же, как явствовало из предъявленных кабатчиком бумаг, находящимся в крепости по служебной надобности.

Правда, то что он был как бы официальным лицом не отменяло того что он сделал, но вот имел ли Сидор права так с ним разобраться — это ещё был тот вопрос.

Формально — имел, фактически — это как ещё посмотрят городские власти. А объясняться с властями по его поводу, у Сидора не было ни малейшего желания.

Но и просто бросать всё нажитое и уходить в другие места, тоже не хотелось. Поэтому он решил переждать в крепости какое-то время, пока всё само собой не устаканится.

Ну а чтобы не терять время на бессмысленные ожидания, решил лично навестить содержателя "рюмочной", чтоб там, на месте попытаться разобраться, правы ли они все в своих подозрениях.

Надежды на то, что ему это удастся, не было никакой. Ну, не опер он, не опер, что уж тут говорить. Но попытаться, стоило.

И на следующий же день после сожжения хутора Киры Бедного и изгнания полусотни Лугового в леса, из крепости выступил большой, хорошо вооружённый отряд под предводительством самого Сидора, включивший в себя, как ни показалось бы странно, и многих из посадских.

Сидору, не смотря на так и не прошедшую до конца слабость, надо было самому, лично на месте разобраться с новоявленным поселенцем, и, пользуясь собственными правами на владение проходом и горной крепостью, изгнать посторонних со столь стратегически важного места.

Становилось окончательно ясно, что простым присматриванием за постоянно появляющимися в округе чужими здесь уже не обойдёшься, и надо радикально решать возникший вопрос.

Ликвидация пещерной рюмочной.*

То, что они опоздали, Сидор понял еще, когда их отряд выметнулся из-за поворота ущелья и перед ними, в дальнем конце небольшой долины раскрылось широкое зево входа в пещеру. Пылающее ярким пламенем невысокое здание "Скальной Рюмки" и немногочисленные суетящиеся рядом фигурки егерей из охраны подземного прохода сразу расставило всё по своим местам. Они прибыли слишком поздно.

Не подъезжая близко к пылающему зданию, весь отряд сгрудился на единственной более-менее ровной небольшой площадке перед бывшей рюмочной.

— Что здесь произошло? — низко свесившись с седла пересохшим от долгой скачки голосом сипло спросил Сидор у пробегавшего мимо какого-то измазанного в саже егеря. — Почему горит? — повторил он вопрос, глядя в непонимающие, словно подёрнутые плёнкой безумия глаза человека.

— Г-господин Сидор? — робкая искорка осознания медленно разгоралась в мутных глазах парня. — А нам сказали, что вас отравили. Что вы уже того…, - рассеянно махнул он ребром ладони поперёк горла.

— Кто сказал?

Ещё ниже свесившись, Сидор с силой схватил парня за шиворот и грубо подтянул его лицо вплотную к себе.

— Кто сказал, спрашиваю? — медленно процедил он, впившись взглядом в зрачки говорившего. — Отвечать!

— Рюмочник, — в полной растерянности отозвался тот. — Дядько Цымбал, владелец "Скальной Рюмки", — тут же поправился он, окончательно уже приходя в себя и пытаясь безуспешно вытянуться перед начальством в струнку.

— И? — ледяным тоном поторопил Сидор, замолчавшего было парня.

— И объявил, что теперь он, Цымбал Игнат Юльевич, потомственный шляхтич и шинкарь, берёт проход на эту сторону гор под свой сугубый контроль, — совсем убитым голосом проговорил егерь. — И что отныне теперь все должны платить ему десятину. А кто не согласен, может убираться восвояси. Иначе, мол, знакомых баронов с перевала позовёт, и они нам тут всем покажут.

— И? — ещё более холодно, совсем уже тихим, не обещавшим ничего хорошего голосом поторопил, замолчавшего было парня, Сидор.

— И, вот, — не совсем понятно, парень неопределённо ткнул в сторону догорающей рюмочной измазанным в саже пальцем.

— Что, вот? — начиная уже терять терпение, повторил вопрос Сидор. — Что, вот, отвечай! — не сдержавшись, в полный голос рявкнул он на парня.

— Не кричи на него.

Раздавшийся с другой стороны коня чей-то голос заставил Сидора резко распрямиться в седле.

— Не кричи на парня, он здесь ни при чём, — негромко, как смертельно уставший человек, повторил подошедший.

— А-а-а, полусотник Рябой Иван Матвеевич, — медленно, чётко выговаривая буквы, Сидор говорил сухим, злым голосом. — Начальник местного гарнизона и охраны прохода, как мне помнится. Объясните, любезный, что здесь происходит?

— Попытка мятежа, попытка отравления гарнизона, попытка захвата контроля над защитным укреплением при входе, попытка…. И вообще, — устало и равнодушно зевнул полусотник, оборвав перечисления. — Попытались пришлые нас отсюда выкинуть. Ничего у них не получилось. Только вот кровушки они нам пустили… изрядно…, - совсем глухо проговорил полусотник.

— В результате их попытки захвата сгорели: рюмочная, наши казармы, деревянные стены укреплённой крепостицы и вообще…. Всё сгорело, Сидор, — совсем уж тихо проговорил он. — Утренней трапезой отравлено до смерти пять парней. И то, только потому, что основная смена задержалась с пересменком и часть её позавтракала чуть раньше, а остальные просто не успели. Иначе — отравленных было бы ещё больше. Всех бы траванули.

— Тела троих погибших от отравления сгорели при пожаре столовой. Даже предъявить родственникам нечего, — ещё более тихо проговорил он.

— Помимо этого есть ещё пятеро раненых. Из них трое — безнадёжны.

— Врачи-ящеры, оба два, — предупреждающе поднял он вверх правую ладонь, предупреждая вопрос, — погибли при мятеже. Убиты в самом начале, когда ещё никто не знал что происходит.

— Как? — хрипло каркнул Сидор.

С лица его схлынули все краски и, побелев, словно сама смерть, он требовательно, широко распахнувшимися злыми глазами смотрел на полусотника.

— Как-как? Каком! — неожиданно зло, с яростью каркнул тот в ответ вдруг севшим, хриплым басом.

Ещё в самом начале, когда ни о чём подобном не было и речи, эта тварь рюмочник, зашёл в наш лазарет, вместе с обоими своими половыми, якобы по какой-то своей надобности. И спокойно, можно сказать на глазах у всего острожка зарезали ничего не подозревавших докторов, а следом и двух молодых парней, что там в стационаре лежали.

Не успели в Тупик отправить после недавней стычки в горах с подгорными, — тихо пояснил он.

Да так аккуратно и тихо дельце своё провернули, что о том, что у нас уже нет никого из врачей мы…. Я, — тут же поправился он, виновато поморщившись и отводя взгляд в сторону, — узнал буквально пару часов назад.

Они частенько последние дни туда заходили с утра. Поговорить, взять какие-то травы, которыми доктора их чего-то пичкали. Так и примелькались.

Короче, — сухо оборвал он свои путаные пояснения. — Этим утром неожиданно на пост охраны навалились подгорные. И раньше подобное случалось. Редко, но было. А тут, прям, что-то невероятное. Голов сорок, пятьдесят разом бросились на стены.

Пока дежурная смена была занята и отбивались, рюмочник внутри бузу тут замутил и попытался захватить пост охраны.

Накануне вечером к нам сюда прибыл обоз с той стороны гор. Ничего казалось бы странного, ничего особого. Две телеги с каким-то мелким товаром: отрезы дорогих тканей, штук пять, шесть, нитки, иголки, мелочёвка разная. В сопровождении — два возчика, пяток охраны, сам хозяин обоза, какой-то рыцарь из поречных дворян, и его, то ли помощник, то ли…, - полусотник замолчал, наморщившись и мучительно пытаясь вспомнить забытое слово, — этот… оруженосец, — облегчённо выдохнул он.

Хозяин обоза сказался старым знакомцами рюмочника, решившим навестить товарища, а заодно и поторговать здесь, в наших краях по мелочи. А заодно и посмотреть, можно ли с нами здесь иметь торговые дела. Обещались денёк погостить, а потом двигаться дальше, в Тупик на встречу с тобой. Чтобы уж окончательно решить все возникающие по этому поводу вопросы: платежи, условия предоставления помещений под склады, ну и всё такое прочее. Всё как обычно, всё как мы с тобой и оговаривали про подобный случай.

Прибыли в сопровождении охраны из тройки наших парней с той стороны, из Гуано, чтоб по дороге, куда не надо в сторону не свернули.

Вечером накануне всё было нормально, а утром — понеслось.

На рассвете напали подгорные. Пока с ними разбирались, эти, прибывшие с обозом, поддержанные рюмочником попытались во время боя захватить пост охраны, ударив нам в спину изнутри.

И им бы всё удалось, если бы дежурная смена не задержалась на пересменке и не опоздала бы к завтраку.

Пришли — а в столовой одни трупы, включая и поваров, и пожар начинается, от рассыпавшихся из топки плиты углей. Тут же охранники из обоза толкутся, агитируют за переход под другую руку. И в этот момент на пост охраны ящеры напали, как по заказу. Пришлось бежать на стены, отбивать нападение. А тут пришлые в спину и ударили. Какое уж тут тушение пожара.

Так столовая с погибшими и сгорела, — окончательно помрачнев, глухо проговорил он. — А потом казармы, а следом и стены.

Нападавших подгорных уничтожено трое. Сколько ранено — неизвестно. В руки к нам никто не попал, но следов крови обнаружено много. Можно предположить что, по крайней мере, десяток мы же серьёзно подранили. Так что если поискать там дальше в скалах, наверняка наткнёмся ещё на парочку трупов. Всего же их было не менее пяти десятков. Да плюс эти, изнутри,

Вместе с напавшими ящерами, уничтожены оба помощника рюмочника. Уничтожены все прибывшие с обозом, все девять, включая и рыцаря. Сам рюмочник скрылся в горах, воспользовавшись начавшимся пожаром и поднявшейся суматохой.

Извини Сидор, — виновато развёл он руками. — Но никого из обоза живьём взять не удалось. Матёрые волки, в плен не сдаются. И даже будучи ранеными, предпочитают какую-то траву в пасть себе сунуть и сдохнуть.

Что за трава такая ядовитая — не знаю. Никогда ранее такой гадости не встречал.

Ну а потом, — виновато запнулся он, не зная как сказать. — После боя собрались, было, раненых обиходить. Сунулись в лазарет, а там, — обречённо махнул он рукой. — Четыре трупа: два ящера и двое наших, из молодых последнего найма.

Общие потери: погибших — девять, из них: два ящера доктора, двое молодых и пятеро старичков. Раненых — тоже пятеро. Трое из них без немедленной помощи гарантировано к следующему утру умрут. Врачи убиты, все лекарства уничтожены.

По моему мнению, нападение подгорных людоедов было скоординировано с выступлением рюмочника. Уж слишком всё вовремя и одновременно началось. Те — снаружи, эти — изнутри. Всё было подгадано.

Из двух десятков охраны, в живых, на ногах осталось пятеро. Все заняты тушением подожженного рюмочником своего дома, хлева, столовой и здания казармы. Часть деревянной оборонительной стены тоже сгорела.

Пост охраны фактически разгромлен.

— Что с Гуано?

— В Гуано отправлен гонец с предупреждением. Но думаю, что он опоздает. Если напали на нас, то должны были напасть и на них. И если они не готовы, то придётся отбивать Гуано обратно. А это какой же кровью, — совсем тихо проговорил он. — Гуано не чета нашему хилому острожку. Туда вкладывались и вкладывались. И труд, и деньги. Там одного оборонительного периметра вокруг всей долины, версты две, наверное, наберётся. Одного только камня тёсаного на стены ушло тысяч двенадцать кубов, если не больше.

— Оставлю тебе десяток Супрунова и кого-нибудь их посадских, в помощь, — мрачно проговорил Сидор. — А сам на ту сторону, проверим, что и как. Может, успеем. А то у меня какое-то нехорошее предчувствие зародилось, что и там без приятелей этого рюмочника не обошлось.

Если мрачные прогнозы имеют тенденцию сбываться, то это был как раз тот случай.

Ещё не доходя до выхода из пещеры возле долины, где была их крепость Гуано, все почувствовали запах гари.

Был полдень. Солнце стояло в зените, а каменная крепость, в которой и дерева то практически не было, горела. И на её останках добивали последних из ещё оставшихся в живых защитников. Помощь подоспела как нельзя вовремя. И последний из ещё оставшихся под рукой Сидора броневиков полностью показал, на что он способен.

Пройдясь ливнем стекла и свинца по захваченным уже стенам оборонительного периметра долины, он мгновенно смёл оттуда всё живое, а поддержанные отрядом Сидора немногочисленные ещё оставшиеся в живых защитники цитадели, одним рывком выбили прорвавшихся в крепость захватчиков.

К вечеру всё было кончено. Завалив трупами нападавших все ближайшие к стенам Гуано склоны, крепость отстояли. Большой своей кровью, но нападавших прогнали. Теперь следовало разобраться, что произошло.

Впрочем, картина была ясна, даже без объяснения. И слова последнего и единственного оставшегося в живых десятника из крепости, Третьяка Рудого лишь дополнили мелкими деталями общую, и так понятную картину.

И здесь, как и на той стороне, всё началось с прибывшего обоза. Со второго, потому как первый обоз, дав ему троих человек в охрану и сопровождение, погибший комендант отправил по проходу на ту, левобережную сторону.

И то, что здесь в отличие от противоположной стороны, никого из прибывших не впустили внутрь крепости, заставив ждать утра под стенами, серьёзно помогло. Ночью прибывшие атаковали пост приставленной к ним охраны, попытавшись тихо вырезать их сонными.

Идиоты, или, что, скорее всего, у них здесь просто не было своего человека внутри крепости. Потому и первую атаку отбили сразу, легко, с разгромным для нападавших счётом. Весь прибывший обоз в количестве двух десятков человек был вырезан полностью.

С этой стороны гор охрана находилась практически в постоянном напряжении, и застать её врасплох было невозможно. Так что первый этап нападения погибшим комендантом был выигран вчистую.

А вот потом, утром, стало хуже, значительно хуже.

На рассвете к стенам недостроенной ещё до конца цитадели подошёл большой отряд какого-то местного барона, поддержанный местными горцами и откуда-то тут появившимися им в помощь подгорными ящерами. И начался планомерный штурм, окончание которого как раз и застал прибывший на подмогу отряд Сидора.

Так что на этот момент из всего крепостного гарнизона из пяти десятков душ, не считая полностью погибший отряд из десятка амазонок, по случаю пережидавших в крепости свою смену, в живых осталось меньше половины егерей, человек двадцать. Да и тех, следовало бы всех отправить в госпиталь на лечение, поскольку среди выживших не было ни одного не раненого. Все тяжёлые до того погибли при штурме. Вырезали ворвавшиеся в подземный лазарет людоеды.

— Мать! Мать! Мать! — только и оставалось материться Сидору по итогам его короткой инспекционной поездки в горы.

Такого, даже в кошмарном сне невозможно было представить. За одну неполную неделю оказалось практически разгромлено всё, с таким трудом налаженное дело. Но что ещё хуже, так и не удалось выяснить, кто на них напал, кто это такой был. Кто посмел сунуться к ним в гости и так недружественно себя повести.

И что это за странность, когда все оказавшиеся у них в плену раненые предпочли отравиться той странной травой, чем живыми попасть им в руки.

Что же до подгорных людоедов, так их в плен никто и не брал. И тут спросить было не у кого.

Оставалось теперь сидеть сиднем в Гуано и терпеливо ждать, когда из Тупика, предупреждённая о произошедшем, подойдёт подмога, и новый гарнизон, на смену погибшим. Оставить раненых одних, без помощи было невозможно. Пришлось терпеливо ждать смену.

Через неделю прибыла сотня наёмников, спешно набранных из числа хуторян, прижившихся в Тупике. Пока с заводов не подошла смена, те согласились временно помочь и заняли опустевшие койки и места на стенах старого гарнизона.

На этих можно было положиться. Живущие в посаде при крепости, они были кровно заинтересованы в существовании и Гуано, и подземного скального прохода, многие из которых там и работали. И Сидор со спокойной совестью убыл в Тупик.

Там следовало окончательно разобраться с делами и дождаться реакции из города на всё произошедшее.

Слава Богу, ждать, долго не пришлось. Уже на третий день по его возвращению с перевала, на рассвете в крепости появился гонец из города с письмом от профессора. Там тот подробно, с ехидными комментариями описывал реакцию городских властей на его выкрутасы и на последние дошедшие до них в город вести.

И честно признавался, что если бы не нападение на "мокрую кишку", устроенную кем-то из местных баронов заодно с людоедами, грозившее городу потерей свободного доступа к новому проходу и выход в Восточное Приморье, и не то, как жёстко и эффективно его отстояли егеря компании, неизвестно ещё как оно там дальше и повернулось бы.

Всё же, что там ни говори, что в Восточном Приморье торговать и опасно, и не стоит, больно уж кровавая там выходит торговля, и ещё куча всяких если, но…. Иметь под собственным контролем персональный проход на ту сторону гор, в городе всё же, хотели бы. Да и выучка бойцов, продемонстрированная выжившими, многих в городе впечатлила.

Так что…

Несмотря на устроенную профессору и Белле с Машей в Совете грандиозную головомойку за "самоуправство", отделались они сравнительно легко, фактически лишь мелкой вирой за убийство кабатчика в пользу семьи потерпевшего. И даже Совет не стал больше навязывать свою помощь в охране и защите прохода, сквозь зубы нехотя процедив, что данная компания и сама может со своими проблемами справиться.

Однако для кого вира и мелкая, а пятьдесят тысяч золотых монет, начисленных компании за убийство представителя городских властей, показались бы иному просто чудовищно огромной суммой.

Но, тут уж никуда не денешься. Вира начислялась по доходу виновного. А виновным, пусть даже и в обоснованной, но казни, были признаны они. И чем виновный оказывался богаче, тем, и вира была крупней. Так что семье кабатчика, можно сказать повезло. Безбедная жизнь на ближайшие лет сто с гаком, им всем была обеспечена.

Поэтому, в конце пространного письма стояла маленькая, едкая приписка, написанная подрагивающей нервной рукой Маши, где она выспренным ядовитым слогом и, не стесняясь в непечатных выражениях, советовала ему в следующий раз вешать кого-нибудь менее разорительного для их бюджета. Типа пары тысяч рыцарей, посаженных на кол, или десятка, другого подгорных людоедов с управляющими, связанных и живьём брошенных в воду. Или ещё кого-нибудь такого же, но только не того, за кого назначают столь безумно огромную виру. Не представителя властей, мать-мать-мать, видимо от души выругалась Маша напоследок.

Заканчивалось же письмо скупой строчкой о том, что его соображения на счёт происходящего приняты во внимание и выводы соответствующие сделаны. Причём всеми сторонами, включая и город, сквозь зубы всё же поблагодарившей компанию за столь эффективное противодействие распространению влияния поморских баронов с Басанрогской таможни на левобережные земли.

Похоже, и у них не вызывало ни малейшего сомнения кто был истинным заказчиком данного нападения.

Далее шли обычные пожелания в добром здравии и весьма жёсткая просьба поторопиться с обещанным, поскольку время идёт, а дело замерло на одной точке. И что ему следует незамедлительно продолжить реализацию ВСЕХ запланированных дел.

Из этого следовало, что находиться в крепости больше уже нельзя. И хоть дел здесь было ещё полно, а надо было, как можно быстрей возвращаться.

Оставалось последнее, за всем произошедшим в последние дни невольно заброшенное. Оставалось только договориться по одному, крайне неотложному делу с давно уже его поджидавшим в крепости городским геодезистом, бароном де Оред, и можно было со спокойной совестью возвращаться домой.

Тем более что и на литейном заводе, по последним данным, его давно уже дожидалась практически готовая платформа под перевоз прокатного стана, а с ней и ещё ряд крайне необходимых им изделий.

То ещё дельце, как ни крути, и крайне перспективное.

Давно отправленная на завод к мастеру каретнику, ещё даже до всех последних событий в крепости Тупик, ещё в первый же день его туда прибытия, большая передвижная платформа давно уже была полностью переделана и готова к последним испытаниям. И ждала лишь окончательной приёмки заказчиком перед запуском в массовое производство. А с ней и ещё ряд интересных новинок.

А заказчик, в лице Сидора, в это время безвылазно сидел в Тупике и терпеливо ждал, чем же всё-таки окончится его противостояние с местной властью, параллельно отбиваясь от нападавших людоедов. То ещё времяпрепровождение.

Отвлёкшегося на свои тяжёлые думы Сидора вернул к жизни тихий, отчётливо артикулированный голос собеседника.

— Итак, барон, что мы имеем.

— Оставь, Вань, — поморщился устало Сидор. — Хоть между собой давай не будем придерживаться этой официальщины. Барон, вашество и прочая мутотень. Давай проще.

— Хорошо, — невозмутимо отозвался геодезист. — Давай, как ты говоришь.

— Итак, — снова начал он свой доклад. — Пока ты там воевал с врагами за свои права на эту собственность, я тут разобрался с твоим предложением. Собрал в одну кучу все материалы, что вы уже накропали по этим пещерам, переговорил с людьми, что там последнее время вели исследования и проводили обмеры, и вот что я тебе в итоге скажу.

— Всё не так плохо, как ты думал, — неожиданно улыбнулся он. — И если тебе действительно надо, а судя по тому, как тщательно ты подходишь к данному вопросу, это так и есть, то…, - многозначительно замолчал он, таинственно улыбаясь.

— То за месяц, или за тридцать календарных рабочих дней я тебе твой проход под платформу сделаю. Расчищу от обвалов, где надо, а где надо и заново прорублю. И никакой возни с мостом через водопад, — усмехнулся он. — С этим тебе точно возиться не придётся. Есть другая дорога.

— То есть? — насторожился Сидор. Такого неожиданного оборота он никак не ожидал. Ещё один проход? Да сколько же их всего?

— Более длинная, — невозмутимо кивнул геодезист головой. — По первоначальным прикидкам, вёрст на пять — десять длиннее, чем этот ваш нынешний скальный проход, но зато более широкий, высокий и более удобный для провода тяжелогруженых больших и неповоротливых платформ, наподобие той, что ты отправил к каретнику на завод. Даже с высоко наложенным грузом, при замерах от пола высотой до…, - замолчал он, поспешно копаясь в своих записях. — До трёх-четырёх метров точно, — уточнил он. — А если ещё кое-где подрубить потолки, то и до пяти метров высотой.

— Кстати, зачем? — заинтересованно глянул он на Сидора.

— Понятно, — улыбнулся понимающе геодезист. — Собираешься сделать большой фургон и заняться крупногабаритными перевозками. Хочешь сделать нечто вроде контейнеровоза? — вопросительно глянул он на Сидора

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнул он головой, не дождавшись немедленного ответа. — Но, ладно, сейчас не об этом.

— Итак, — снова вернулся он к теме разговора. — Что мы имеем?

— А имеем мы, если судить по тем крокам и составленным от руки картам, что вами уже наработано и что следует, безусловно, ещё дорабатывать и дорабатывать, имеем мы разорванную цепь длинных прямых туннелей, соединявших когда-то две стороны гор.

— И почему я этого не знаю? — с любопытством глянул на него Сидор. — Ребята работали, работали, а такой вывод сделал лишь ты один. Не странно ли?

— Не странно, — невозмутимо отозвался Иван. — Совершенно не странно.

— Люди у тебя работали каждый сам по себе и зачастую даже дублировали друг друга. Работали каждый со своей стороны гор и о том, что творится у соседа, не имели ни малейшего представления.

— Потом. Работали разные люди. Очень много разных людей, а не одна выделенная группа, как следовало бы. И никто не сводил вместе результат их работ. Не было одного ответственного. Да к тому же того, кто бы хоть немного разбирался в маркшейдерском деле.

Сидор поморщился. Что это неправильно, что так вести дела нельзя, он и сам знал. Знал, но ничего поделать не мог. Людей на все прожекты ему постоянно не хватало. Потому и приходилось их постоянно дёргать, перебрасывая с места на место, иначе бы всё окончательно встало. А так, хоть как-то дело шло.

Вот и сам геодезист, ругаться ругается, а наработанными материалами воспользовался, хоть и недоволен царящим в этом деле бардаком.

— "А пещеры? А что пещеры? — раздражённо подумал Сидор, недовольно косясь на невозмутимо глядящего на него геодезиста. — Если б не необходимость доставки из Приморья большого прокатного стана одним куском, то ещё бы лет десять никто из нас не озаботился бы детальный изучением пещер и поиском новой дороги, более удобной".

— Ну и? — сердито поторопил он замолчавшего, с интересом наблюдавшего за его смятением чувств геодезиста. — Ну и что в сухом остатке? — сердито повторил он свой вопрос.

— В сухом остатке, — улыбнулся одними губами геодезист, — мы имеем практически готовый путь, который требует лишь небольшой расчистки и кое-каких небольших дополнительных работ по укреплению сводов и заделке кое-где трещин в сводах и отнорков в стенах.

— Сразу предупреждаю, — особо отметил он. — Сейчас речь идёт только и исключительно только о срочной проводке под горами твоих больших платформ с грузом.

— Что одну, что десять, что двести десять — сейчас не важно. Сейчас мы говорим о сугубо предварительной расчистке самого минимума, которую можно провести наличными в крепости силами в срок один месяц.

— Как раз уложиться в тот срок, что ты просил.

— Это стоить тебе будет…, - барон де Оред замолчал и молча протянул Сидору исписанный какими-то цифрами листок.

— Что? — неверяще уставился на написанное Сидор. — Сто тысяч? И это только тебе? Только за работу? А остальным из твоей группы ещё половина от этой суммы. И тоже только за работу? За месяц? Сто пятьдесят тысяч?

— Ты с ума сошёл? — неверяще посмотрел он в упор на геодезиста.

Склонившись вплотную к лицу собеседника, так что между ними оставалось не более пары сантиметров, Ианн едва слышно проговорил.

— Помимо этого, ты нам выделяешь всех своих пленных ящеров, что сейчас трудятся в крепости на восстановлении стен и на строительстве дороги сюда с завода. И обеспечиваешь снабжение по первому требованию всего что нам потребуется. В любой час дня и ночи. И только в этом случае я тебе могу гарантировать, что не позже чем через месяц, а точнее, — геодезист на миг задумался, что-то рассчитывая в уме. — Не позднее третьего воскресенья ноября этого года ты получаешь широкую, проходимую дорогу с той стороны гор на эту. Под землёй, — тихо подчеркнул он.

— С ней ещё потом, конечно, придётся долго и серьёзно работать, доводя путь до ума. И не месяц, и не два, и не три, а как бы, не полгода. Но проехать по ней с той стороны гор на эту, на твоих адовых колесницах, или, как ты их называешь, на больших грузовых платформах, влекомых упряжками из шестёрки тяжеловозов — проблем уже не будет.

— Потом мы ещё месяц, другой, не торопясь, доводим туннель до ума, силами всех привлечённых специалистов. Самые срочные и самые необходимые работы, что сам ты, один не сделаешь.

— А потом…, - вдруг мрачно и таинственно замолчал он, внимательно, в упор, глядя в глаза Сидора.

— Потом группа городского геодезиста из города Старый Ключ, некоего барона Ианна де Оред, или по местному Ивана Очередько, погибнет под обвалом. Вся, целиком, полностью до последнего человека. Так, что даже никого из тел, раздавленных на куски опознать не смогут. И оканчивать работы ты уже будешь без нас.

— Будут проводить взрывные работы, что-то там пойдёт не так, произойдёт случайный взрыв прорвавшегося рудного газа или метана, что-то да придумаем, и вся группа геодезистов, мастеров и инженеров, занятых в этом проекте, полностью вся погибнет.

— Любви людей к тебе это не добавит, сразу предупреждаю, — Иван изобразил губами некую холодную улыбку. — Сильно не добавит, — повторил он. — Придётся выплатить виру семьям погибших и немалую при том. Но! Зато убережёт самого геодезиста, как впрочем и всех его помощников, от дальнейшего преследования со стороны баронов с Басанрогского перевала, наверняка захотящих узнать детальные планы сооружения и всё, всё, всё, связанное с его строительством.

— А мне бы этого очень не хотелось, — криво ухмыльнулся геодезист. — Как ты понимаешь, такой повышенный интерес чреват невосполнимым вредом для здоровья спрашиваемого.

— Поэтому, вся моя группа погибнет под обвалом в полном составе.

— А потом воскреснет, — невесело ухмыльнулся он. — Где-нибудь далеко на Западе и под другими именами. Восток, как ты понимаешь, отпадает сразу, там ящеры со своей Империей. Там съедят.

— Ну и, — невесело усмехнулся он, — придётся сменить фамилию. Что, впрочем, мне не привыкать.

— А если тебя что-то в этом деле не устраивает, то все мы дружно, всем составом готовы убраться и на другой материк. Там тоже люди живут. По крайней мере, если верить купцам и князьям Подгорным, что возят оттуда такой же как и у вас эксклюзивный напиток — кофе.

— Оттуда возят, не оттуда, неважно, — предостерегающе поднял он правую руку, чтоб Сидор не помешал ему договорить. — Что люди там живут — вот что для нас имеет сейчас значение. И, проблемы нашего выживания, что здесь абсолютно не гарантировано.

— Там мы и затеряемся.

— С такими деньгами, — небрежно постучал он пальчиком по листку с записями, — мы везде затеряемся. Что на этом континенте, что на другом.

— Согласен? — протянул он руку для пожатия. — Тогда пожмем, друг другу руки и немедленно примемся каждый за своё дело. Время дорого. И если ты хочешь уложиться в этот срок — надо спешить. Нет — занимайся сам, а подставлять собственную шею за так, за спасибо, какие бы мы с тобой ни были друзья, я не буду.

— Решай, Сидор.

— По рукам, — Сидор быстро и решительно пожал протянутую руку.

Выбора на самом то деле у него не было. Итак всё слишком затянулось, а не позже чем через месяц, начиная с этого дня, он уже должен был быть на южном побережье Приморья в оговоренном с Советником де Вехторов месте и принимать там первую партию станков и прочего оборудования. Может быть, включая и пресловутый прокатный стан, ещё и с Запада, от баронов. А рассчитывать на то, что ему беспрепятственно позволят провезти новейшие станки и оборудование через Басанрог, нечего было и думать. Не дураки там сидят, что полностью подтвердили последние события в Гуано и по эту сторону гор. Поэтому, следовало торопиться и, как бы того не хотелось, а соглашаться на условия геодезиста.

Тем более что у него ещё и готова то не была та платформа, на которую он так рассчитывал.

— "Жаль расставаться, — Сидор грустно смотрел на ставшего ему за последнее время таким близким человека. На человека, на которого всегда можно было положиться. — Не сложилось. Не успели толком сойтись, а уже приходится расставаться.

— Проклятый цейтнот, — раздражённо подумал он. — Опять спешка и опять с непредсказуемыми последствиями. Но, делать нечего, придётся поторопиться".

— И последнее, — совсем уже тихо проговорил геодезист. — Пленных, занятых на работе в туннеле придётся потом…, - геодезист не говоря ни слова, рукой мазнул где-то в области горла.

— И тела сжечь, а пепел и кости свалить в подземный водопад, чтоб даже останков не нашли. Никто не должен даже теоретически иметь возможность получить со стороны хоть какие-то сведения. Даже самые обрывистые, даже от неграмотных ящеров рабов.

— И учти, сразу после устранения пленных подозрения в том, что нашу группу устранил и устранил преднамеренно именно ты, и что это никакая не случайность, не авария, а диверсия, усилятся. Тебе придётся серьёзно отбиваться от обвинителей. Будь готов, и сразу давай продумаем линию твоей защиты, чтоб лишнего на тебя не навешали.

— Поэтому, сделаем так.

— Первую партию из двухсот пленных, что находится и работает сейчас в городе, я у тебя сразу забираю и отправляю в пещеры. Как только они выполнять первоначальную расчистку и кое-какие мелкие работы, мы их в провал, — махнул он рукой куда-то в пол.

— И ты тут же пригоняешь к нам сюда другую партию, чтобы никто из них не имел ни малейшего представления об объекте целиком и о том, что и где было до них сделано. Работа в разных местах, только частями, а потом немедленная ликвидация, чтобы никакая информация не ушла на сторону. Ни под каким видом.

— А охрана, по-твоему, не проболтается, — настороженно глянул на него Сидор. — Если тот сейчас предложит и с парнями сделать нечто подобное, ему придётся с ним расстаться, здесь и сейчас. А то и ещё круче обойтись, учитывая, что тот слишком много знал.

— Охрану сразу предупредить, чтоб ничего лишнего не болтали, а потом разделить и не давать смешиваться, чтобы не обменивались сплетнями. А потом, сразу по окончанию работ раскидать по разным, удалённым друг от друга местам Левобережья. Лучше всего на границу с ящерами или на озёра, где никто с Басанрогского перевала до них не доберётся.

— И никоим случаем не выпускать никого из них по ту сторону гор в Приморье, где до них обязательно сможет добраться кто-нибудь из заинтересованных лиц.

— И всё это тихо, без скандала, чтобы не привлекать к этим людям лишнего внимания. Ну копаются ребята под горой, ну и что. Все там копаются. Одни более, а другие менее успешно. Но копаются все.

— Поэтому очень скоро всё забудется и парни постепенно смогут снова вернуться к своему привычному укладу жизни.

— Согласен, работаем, — мотнул он нетерпеливо головой, поторапливая Сидора с решением.

— Быть по сему, — хрипло каркнул севшим голосом Сидор.

Работы впереди было не просто много, а буквально завал. И как он со всем этим разберётся, он даже себе не представлял. Но одно знал твёрдо. С геодезистом он видится в последний раз. Больше им в этой жизни уже не встретиться, если только случайно.

Следующим утром, захватив с собой большое число тюков с шерстью, завалявшихся в подвалах крепости ещё с весны и случайно уцелевшие во время пожара несколько тюков с травами, собранными травником и случайно забытых им в других подвалах крепости, во главе небольшого, до зубов вооружённого обоза с одним единственным пулемётом, Сидор покинул крепость.

На месте он оставил коменданта со строгим наказом попытаться хоть как-нибудь помириться с посадскими людьми, чтобы они к осени подняли целину на втором поле и подготовили его к посадам нового питомника, а заодно и закончили работы, начатые травником на первом поле.

Будет ли в силе его с кузнецом и травником тайное соглашение, не будет ли, Сидор не знал, но на всякий случай решил подстраховаться, заранее подготовив землю под новый питомник и отдав коменданту все необходимые распоряжения.

Ни травник, ни кузнец так в крепости со дня беспорядков и не появились, словно провалившись под землю. Поэтому решать такие дела пока что было не с кем. Проблема на какое-то время зависла.

Сам говорить с хуторянами он не стал, несмотря на всю их немалую помощь в защите Гуано и отражении нападения на пост охраны, справедливо рассудив, что накалившиеся в их взаимных отношениях страсти, должны немного поутихнуть, и только после этого с ними можно будет нормально вести дела. Комендант же был человек посторонний и никак не участвовавших в этом скандале с питомником. Поэтому он надеялся, что у него что-нибудь с ними и получится. Если же и у него ничего бы не получилось, то пришлось бы тогда искать другие пути решения. Но, в любом случае, попробовать установить с людьми нормальные, деловые отношения стоило. Жить им здесь вместе и долго. И взаимно собачиться с самого начала не стоило.

Для этой же цели он попросил коменданта подобрать толкового человека и заново открыть в крепости кабак, раз уж людям так необходимо место для встреч и посиделок. Но теперь уже под плотным их контролем, не допускающим появление посторонних, незнакомых людей на территории крепости.

С этой же целью ему было приказано восстановить и тот кабак, или рюмочную, устроенную без их разрешения возле "мокрой трубы. Пусть там, на месте он сам решит, или с людьми посоветуется, как лучше. Рюмочная или трактир? Но чтоб что-то там было, раз всем так оказалось надо.

Оставлять в чужих руках малейшие рычаги влияния на собственное дело и пускать что-либо на самотёк Сидор больше не собирался. Не всё сразу получалось, но что получалось, за то надо было держаться твёрдо. Поэтому комендант получил совершенно недвусмысленные и жёсткие указания по наведению порядка и приведению к привычным в пограничье нормам жизнь в крепости и округе.

 

Глава 7 Подготовка к новому походу. Или — кто так готовится…

Встреча в кабаке.*

Не доехав до дому Сидор на несколько дней застрял на литейном. Привезённые им из Тупика бумаги кузнеца, где тот подробно, в деталях излагал свои мысли и разрисовывал собственные соображения на счёт "плавающего основания" тяжёлой грузовой платформы для перевозки негабаритных и больших грузов, с поворотными сегментами, вызвала у местных умельцев просто безумный восторг, мгновенно перешедший в столь же бурное новое изобретательство.

Идея, положенная в основу гибкого основания платформы, казалось, лежала буквально на поверхности, настолько была проста и очевидна, впрочем, как и всё гениальное. И теперь проектная группа с литейного потребовали от него только подождать ещё одну, две недельки, пока они окончательно не доведут изобретение кузнеца до ума и не проверят на полигоне свои дополнения к его изобретению. А потом уже и можно будет к ним приезжать и окончательно принимать платформу к эксплуатации.

Можно было теперь уже со спокойной совестью отправляться домой, зная, что дело на финишной прямой и запущено в оборот.

Вернувшись в город следующим утром, первое время Сидор не знал чем себя занять эти внезапно появившиеся свободные две недели. Все планы приходилось опять сдвигать, и у него внезапно образовалась ничем и ничем пока не занятая лакуна свободного времени.

Это было здорово.

Хотя, самому себе можно было честно признаться, и Сидор прекрасно отдавал себе в том отчёт, что его домашние спокойно отдыхать ему не дадут. И что обязательно, какое-нибудь сверх важное и сверх срочное дельце, требующее его непременно личного присутствия, обязательно отыщется.

Как говорится: "Была бы шея, хомут найдётся".

Но, пока что он ещё не был занят ничем, и у него была пара свободных деньков, когда можно было бы предаться сладостному безделью. Поэтому сегодняшним вечером Сидор с наслаждением бездельничал, сидючи в одном из кабаков их компании и с удовольствием потягивал свежее пиво из только что, специально для него, открытой бочки.

Чёрт возьми, подобное отношение было приятно. Сидор настолько уже привык последнее время постоянно получать со всех сторон тумаки и шишки, что даже такая сугубая малость, как простое, незатейливое внимание со стороны знакомого трактирщика, привела его в самое радужное, беззаботное состояние. Поэтому он сейчас тихо сидел в своём любимом дальнем, полутёмном углу большого полуподвального помещения ближнего к их дому кабака Брахуна и наслаждался своим любимым напитком — светлым бархатным пивом "Ключёвское бархатное".

Подошедший "незаметно" к его столику атаман с лёгкой улыбкой на губах молча, присел на свободный стул, стоящий рядом с его уединённым столиком.

— Не возражаешь? — с усмешкой поинтересовался тот, когда окончательно устроившись за столом, и развалясь на стуле, сделал длинный, долгий глоток пива из принесённой с собой большой, двухлитровой кружки.

— А тебе и возражай, всё одно сел, — с лёгкой ленцой ехидно заметил Сидор.

Атамана Семёна Дюжева, тихо сидевшего в противоположном углу зала, он приметил сразу, как только пришёл в кабак и выбирал место, где бы устроиться. Но сам подходить не стал, решив подождать, что тот предпримет. Ему была интересна реакция атамана на его появление в городе после последних событий в их крепости у перевала и как тот себя теперь поведёт, увидав Сидора, что называется "без петли на шее".

— Говорят, ты зверствуешь понемногу? — вяло поинтересовался атаман, делая вид, что увлечён своей впечатляющих размеров кружкой. — Говорят, стукача, смотрящего, поставленного городом повесил?

— Слухи бегут впереди паровоза, — усмехнулся Сидор. — Но, надеюсь, ты ко мне подошёл не затем, чтобы выразить соболезнование за огромную виру, наложенную на нашу несчастную компанию за столь богоугодное дело? Или узнать что такое паровоз?

— Верно, — коротко хохотнул атаман. — Не затем. Судьба какого-то неудачника меня не интересует, пусть даже и такой крутой шишки, как сотник тайной стражи города, которого вот так просто, без серьёзных для себя последствий вешает, всяк кто хошь. Особенно такие новички в нашем крае, как ты, Сидор, и ваша странная компания.

Атаман демонстративно вежливо склонился чуть ниже к столу, и с откровенной усмешкой, словно на что-то намекая, посмотрел Сидору прямо в глаза.

— Просто мне захотелось вдруг подойти, поговорить со старым другом о том, о сём. О делах странных, вокруг вас творящихся.

— Вот ребятки мои наблюдают шевеления всякие у вас непонятные. Слух прошёл, что ты Кондрату обратно станки его продал. Непонятно это. То буквально руки ему вывернул, заставив его оснастить своё новое патронное производство. А тут нате вам — сам отдаёшь обратно новое оборудование, причём добровольно.

— Ну и ещё, ряд странных, но интересных дел.

— Вот ребятки мои и интересуются что мол, да как. Сказали подойти, поговорить, поинтересоваться. Не случилось ли у вас чего. Вдруг помощь, какая нужна? Или вдруг работёнка для них какая-нибудь найдётся, денежная? В скалах ваших каменных в горах посидеть, ящера погонять с баронами, аль ещё чего, — прищурив глаз, кольнул он Сидора холодным, пронзительным взглядом.

— В прошлый раз мы вместе неплохо сработали, вот ребятушки мои и подумали, а почему бы и не спросить у тебя. А вдруг что интересное предложишь?

— Ну и ещё просили у вас прикупить парочку ваших пневмопулемётов, в просторечии броневиков. Очень уж штука убойная оказалась. Говорят, с парочкой подобных штуковин, вы по весне всю подгорную террасу от людоедов за пару месяцев очистили. Да и совсем недавно, говорят, в вашем Гуано она отличилась. Убойная машинка, говорят.

— Сподобился-таки, — ехидно ухмыльнулся Сидор. — И года не прошло. А то всё кричал: "Не надо! Не надо!"

Только учти, броневик штука дорогая, — ухмыльнулся уже совсем открыто он. — И дёшево я их уже не продам. Всё, время прошло, когда тебе можно было их купить, так сказать, по дешёвке.

Может вам для начала обойтись парочкой просто пулемётов, без броневиков?

Поставите их на своих хуторах, вместо чучела, и будете ворон от огорода отгонять. Это, почитай, обойдется, чуть ли не вдвое дешевле.

— Хорошая мысль, — согласно кивнул головой атаман. — Особенно если эти вороны где-нибудь возле озёр обретаться будут, а пулемётики твои обойдутся нам в половину от нынешней цены.

Говорят, там, на озёрах, их в последнее время много развелось, ворон этих. Говорят, за отстрел этого сельскохозяйственного вредителя, портящего огороды и разоряющих плодовые сады, — атаман, играя голосом, подчеркнул слово "плодовые", — хорошие деньги платят? А ещё говорят, что сами вороны очень даже недовольны этим и активно тому возражают. Хотя им это помогает мало.

— Может быть, всё может быть, — медленно протянул Сидор, внимательно присматриваясь к атаману. — Очень даже может быть. Много чего говорят, — ухмыльнулся он.

— По крайней мере, я передам садовникам, что им надо будет подумать над таким твоим предложением. Свои сады должны быть чистыми. И без ворон, и без иных сельскохозяйственных вредителей, — с многозначительным видом глубокомысленно изрёк Сидор.

Что он только что сказал, такое — умное, Сидор и сам не понял, чувствуя, что он зарапортовался. Но что ляпнул что-то шибко заковыристое — точно. Иначе бы на лице атамана не застыло то странное выражения изумлённого недоумения, которого Сидор на нём никогда ещё не наблюдал.

Удовлетворившись увиденным, Сидор глубокомысленно продолжил, мучительно думая про себя, какую бы ещё хрень такую ляпнуть, чтоб сказано было красиво, а главное, замысловато и чтоб непонятно.

— Да и жить хочется в мирном, пасторальном краю, где нет места ни для ворон, ни для иных сельскохозяйственных вредителей. А для этого и последней рубашки не жалко.

— Вот-вот, — мгновенно оживился атаман, пропустив мимо ушей весь прошлый бред Сидора и вычленив для себя главное. — С этого момента поподробнее? — прищурил он свой блеснувший хитринкой глаз. — Что там насчёт рубашки?

— Сёма, отстань, — Сидор смотрел на него ничего не выражающим, спокойным и доброжелательным взглядом. — Отстань, прошу. Нет, умоляю! Ну, что ты можешь?

Прикрывать от нападения непонятно кого обозы с нефтью, отпугивая одним только своим грозным видом ленивых идиотов, вздумавших поживиться чужим добром в спокойном краю, там, где что такое ящер давно и прочно уже позабыли — много ума не надо.

Да и людей то у тебя осталось, всего ничего. По-моему, не более пяти десятков?

— Каждый из моих парней, десяток других стоит, — скупо усмехнулся атаман. — Про ваших егерей слова худого не скажу, особенно про приморских, что у вас на торговых трассах там заняты, но, к примеру, местная городская Стража, на наши хутора даже не суётся. Знает, что ей там делать нечего — без неё справляемся. Да её и не особо желают там видеть.

А насчёт числа — тоже не проблема. Свистну, так и две, и три сотни хороших парней набегут. Было бы только ради чего.

А у вас, я слышал, проблемы, — неожиданно сменил он тему. — Подгорную то террасу с озёрами вы себе отвоевали, а теперь не знаете, что с ней и делать. Как бы обратно отдавать не пришлось? Ящер то, говорят, обратно попёр.

— Попёр, — поморщившись, нехотя согласился Сидор. — Оказалось, что прогнать его с насиженного места легче, чем потом защитить от него же всю территорию подгорной террасы — бывшие его же места обитания. Наше человеколюбие, а точнее — наша дурь и недомыслие, против нас же боком теперь и вылезло.

И хочешь, не хочешь, а с озёрным ящером придётся теперь уже окончательно разбираться, если не хотим всё там потерять.

А это же, сколько труда и сил было туда вложено, — без всякого следа ёрничанья, тяжело вздохнул Сидор. — И всё прахом может пойти.

— А в чём проблема? — сочувственно поддакнул атаман. — Может, поделишься?

— Сидор тяжело, неподдельно обречённо вздохнул.

— Так уж вышло, что ящеры те, изгнанные, обосновавшимся на лонгарской равнине родственным кланам ящеров, у кого изгнанные попытались было укрыться, без надобности оказались. Вот равнинные подгорных обратно и выперли. А чтобы те активнее воевали, семьи их оставили у себя в качестве заложников, а заодно и безплатной рабочей силы.

Поэтому, изгнанным оказалось нечего терять. Вот они и лютуют, вернувшись обратно на террасу, надеются вернуть свои дома и земли обратно. Ну а мы, как ты понимаешь, этого не хотим и активно сопротивляемся. У нас там и рудники, и шахты, и вообще, — глубокомысленно проговорил он, старательно стараясь не вдаваться в детали, чтоб чего лишнего не сказать. — Мы их только, только разрабатывать принялись. Только-только дело налаживаться стало, и доход оттуда пошёл. Так что терять их нам теперь нет никакого резона. Ни сейчас, ни потом.

— Вот, — усмехнулся довольный атаман. — Сам же и подтверждаешь, что у вас есть проблемы. Потому и ребята мои спрашивают: "Не нужны ли вам проверенные люди".

— А у кого их нет, проблем, то есть, — Сидор равнодушно пожал плечами. — Но люди, тем не менее, нужны. Тут ты прав, — Сидор с серьёзным видом покивал головой. — Только вот надёжным людям надо платить надёжную, серьёзную зарплату, чтоб они к делу подходили серьёзно. А с деньгами у нас последнее время надвигается большая напряжёнка. Боюсь, что платить вам нам скоро будет уже нечем.

— Ещё пара таких вир, стребованных с нас городскими властями, и мы гарантировано без штанов останемся.

— Платить ведь совсем не обязательно золотом, — с глубокомысленным видом проговорил атаман, неспешно отхлебнув глоток пива. — Золото хорошо для молодых, когда девкам в глаза пыль пустить надо. А когда пыль золотая, то и девка более покладистая, на многое согласная.

Такая уж у них, у баб, натура, — с глубокомысленным видом изрёк прописную истину атаман.

Впрочем, — с коротеньким смешком тут же поправился он, — и парни не лучше. Не больно-то бесприданниц замуж берут.

Но это всё лирика, — небрежно отмахнулся он.

Бровь Сидора демонстративно изумлённо задралась вверх. Слог атамана явно не соответствовал сложившемуся у него об атамане образе.

— У меня же народ больше семейный, более основательный, — с глубокомысленно значительным видом вещал меж тем атаман. — Им бы надо чего более стабильного, более постоянного, чтобы и после них осталось что-то. А золото что…, - атаман презрительно скривил губу, словно собираясь сплюнуть на пол, но, посмотрев на чистые полы вокруг, спохватился. Помолчав, с усмешкой продолжил. — Золото плохо тем, что оно быстро кончается, а потом его опять надо. И желательно не меньше, чем было. И к нему быстро привыкаешь. В этом главная проблема с золотом.

— Что же есть у нас для тебя такого интересного, что представляет больший интерес, чем просто золото, и что бы могло так сильно заинтересовать и тебя, и твоих людей?

Коротко глянув на Сидора, атаман улыбнулся.

— Наверное, тебе уже передали, что нас бы заинтересовала парочка ваших кедровых плантаций. Надеюсь, Корней перед своим отъездом успел переговорить с тобой, на сей счёт.

Сидор с разочарованным видом откинулся на спинку стула, издав губами нечто вроде: "Пф-ф-ф!"

— Это ты что, опять про то самое своё предложение Корнею? — демонстративно ёрнически изогнул он высоко поднятую правую бровь.

— Пф-ф-ф, — снова издал он губами неприличный звук.

А тебе твои доброжелатели не сказали, что угодья они только по названию, — ухмыльнулся он. — Их ещё до нормальной, действующей плантации лет десять доводить и доводить. И денежки туда вкладывать и вкладывать. И немалые денежки, между прочим.

А оно нам надо? — уже теряя интерес к разговору, равнодушно отмахнулся он от предложения. — С чего ты взял, что мы будем своими деньгами разбрасываться на такое пустое, безнадёжное предприятие, а просто не плюнем и не избавимся от балласта?

Нам балласт не нужен, — с весёлой ухмылкой мотнул он головой. — Мы деловые люди.

Хорошо, — вдруг неожиданно широко зевнул он. — Пусть будет по-твоему. Даже если мы пойдём на твои условия, как считать будем? Цены то на них, на плантации, то есть, нет.

— Никто не продаёт, вот и нет цены, — невозмутимо хмыкнул атаман. — А ты продай, вот она и будет. В конце концов, мы же и сами можем между собой договориться о цене. О цене, которая нас обоих устроит.

А можно и ещё проще. Бартер, как говорят ваши земляне, — атаман выжидательно глядел Сидору в глаза, внимательно отслеживая его реакцию. — Мы вам работу, вы нам плантацию.

Мы тут с ребятами покумекали. И так, и эдак прикинули. И пришли к выводу, что цена в шестьсот золотых за ваш гектар, или по-нашему за десятину, будет вполне приемлемо. Можно, конечно, было бы и дороже, но тогда смысла для нас, как и для вас никакого нет напрягаться.

— Шестьсот — это за что? — немного напрягшись, Сидор уже не сводил с атамана внимательного, заинтересованного взгляда.

Атаман, откинувшись на спинку своего стула, с лёгкой, слегка насмешливой улыбкой на губах, смотрел на сидящего напротив Сидора. Он был доволен. Всё, рыбка заглотила крючок, и осталось лишь умело подсечь, чтоб не сорвалась.

— Не боись! Речь идёт о самом обычном кедре, — тихо хохотнул он. — Нас вполне устроит и самый обычный кедр. Хоть горный, хоть лонгарский равнинный, без разницы. Тот самый, что родить начинает на семидесятом году жизни. Раньше — совсем не обязательно. А что равнинный, что горный, нам тоже без разницы. Сойдёт любой. Лишь бы был.

— Бу? — изумлённый до глубины души, Сидор удивлённо уставился на него. — Чё это ты сподобился?

Чё это ты вздумал? — подозрительно прищурился он. — Все желающие, все как один, разочаровались в личных кедровниках и все единодушно отказались от того, чтобы завести у себя персональные плантации кедра. Хоть совсем недавно всё было с точностью до наоборот. И все потребовали с наших татар вернуть деньги обратно, настаивая, что те их обманули и ввели в заблуждение.

А тут ты вдруг в противу всем решил заиметь себе кедровую плантацию. Да не обычным способом — сам же себе её и посадив, а прикупив ещё даже не готовую, а ту, которой и в проекте то нет.

— И у кого? У нас! У тех, у кого заведомо нет никаких плантаций, и над кем совсем недавно весь город смеялся, как над обманщиками.

Атаман несколько долгих минут снисходительно, со смешинкой в глазах смотрел на Сидора.

— Скажи, я похож на человека, который будет сажать какие-то там вершки, корешки или ещё что, подобное? Заниматься делом, в котором ничего не понимает?

Замолчав, он, молча, с интересом наблюдал за реакцией Сидора.

— Похож, — с усмешкой кивнул головой Сидор, уже догадываясь, куда тот клонит. — Именно ты и похож. Натуральный селянин. Сельпо, как говорят у нас на родине.

Атаман недовольно поморщился, нутром чувствуя, что Сидор над ним издевается, но вот в чём, никак не мог догадаться.

Я на такого человека не похож, — сердито проворчал он.

Да ну? — ненатурально изумился Сидор.

Его несло и, раз уж появилась такая безнаказанная возможность, хотелось хоть немного поиздеваться над человеком, в своё время изрядно облегчившем его кошелёк и немало попившим его кровушки.

— Ну а раз не похож, то мне проще купить её у тебя, чем возиться с ней самому, — невозмутимо гнул свою линию атаман. — Только вот две беды. Одна — то, что нет у меня на её покупку таких денег, сколько сам же за неё и определил. А другая — то, что её никто не продаёт. Ни её, ни саженцы, которые можно было бы самому высадить и самому устроить себе собственную плантацию кедра. Никто ничего не продаёт, как оказалось.

Кедровых саженцев в городе в свободной продаже нет. Но зато есть Травник, из поречных татар, который где-то далеко в горах скрывается от претензий городских властей, и у которого они есть, и он активно, говорят, ими торгует. Или торговал, — тут же поправился атаман. — Говорят, с половиной города уже договорился, что поставит саженцы по зиме. Да ещё и с посадкой.

Правда, потом местные дураки с чего-то вдруг отказались от его услуг и потребовали вернуть деньги обратно, непонятно, — атаман внешне недоумённо пожал своими могучими плечами. — Но, как ты сам прекрасно понимаешь, это не значит, что саженцев у него нет.

Ты знаком с ним. Он от тебя зависит.

Сидор ёрнически, без слов, задрал вверх правую бровь.

— Зависит, зависит, — в зародыше подавил атаман вялое сопротивление Сидора. — Живёт под вашей охраной — значит, зависим, чтобы он сам о том ни говорил.

Да и уже заготовленные людьми Травника саженцы, те самые от которых отказались ранешние покупатели, теперь говорят, перешли в твою собственность.

Или это не так? — кольнул он Сидора ледяным взглядом. — Скажи, что не так и я от тебя отстану, — повторил он вопрос.

— Так, — скупо улыбнулся Сидор. — Всё именно так, как ты говоришь. Бывшие саженцы Травника теперь все мои, тут уж не отвертишься. Как и от того, что кое-какие обязательства по его бывшим договорам перешли теперь ко мне. Что и какие — тебя не касается.

— А ты определил в три сотни золотых за гектар, считаешь, не дорого будет? — полюбопытствовал Сидор.

— В шесть, — холодно поправил его атаман. — В шестьсот золотых за десятину, — невозмутимо отозвался атаман. — Три — это только саженцы. Ещё три — работа. И это не важно, что я считаю и как. Важно, что ни до, ни после этих событий, кедровники как не продавались, так и не продаются. И, судя по всему, продаваться так и не будут. Впрочем, как и саженцы, — криво ухмыльнулся атаман. — Всё, маски сброшены. И те двое, что попытались этим вопросом заняться, огребли такие нешуточные проблемы, что теперь скрываются неизвестно где.

— И поэтому, ты решил сразу же обратиться ко мне, — Сидор с задумчивым видом побарабанил пальцами по столешнице. — Интересно это, интересно!

Хочешь, чтоб проблемы огрёб теперь я? И с чего ты взял, что я могу тебе продать то, чего у меня нет?

— У тебя есть кедровые саженцы, которые в одночасье стали бесхозными. А ты на них очень быстро руку свою наложил.

Слыхал я, что ты хочешь, чтобы тебе и остаток на поле твоё собрали? Все сто тысяч, что взялся подготовить и поставить заказчикам Травник. Желаешь, мол, чтобы были у тебя под ругой. На всякий случай, так сказать.

— Ты много оказывается, чего слышал, — задумчиво проговорил Сидор, с интересом глядя на атамана. — Только немного ошибся. Не сто тысяч, а двести.

— Дести тысяч саженцев, — сухо поправил он атамана. — Чего уж мелочиться-то.

И что ты ещё слыхал? — нейтральным тоном поинтересовался он.

— Слыхал, что все бросовые пустоши под городом, разобранные было разными людьми из города под свои будущие кедровые плантации, опять в Совете числятся бесхозными, — медленно и как бы даже лениво, проговорил атаман. — Видимо судьба главных инициаторов кедровых подвигов всех впечатлила в достаточной мере, чтобы всё бросить и оставить, как оно и ранешьне було.

Слыхал, что Травника с Кузнецом, двух главных инициаторов создания пресловутого кедрового питомника, так и не нашли. Даже следов не обнаружили, как ни искали. Словно в воду канули. Ограничились тем, что арест на имущество наложили, и год теперь будут выждать, пока те оба два не объявятся.

Только это им уже не поможет, как впрочем, и остальным их товарищам, согласившихся заложить свои кедровники по обязательствам Травника и Кузнеца. Свои кедровники они, считай что, уже потеряли, хоть срок возмещения и отложен на год. Денег то, таких, как они должны, им теперь вовек не собрать.

Если только вы им не поможете, — жёстко кольнул он невозмутимого Сидора взглядом.

Ну и нафига тебе это надо, барон? — воткнул он жёсткий, требовательный взгляд прямо в глаза Сидора. — Зачем тебе эта оттяжка? — повторил атаман вопрос сухим, холодным голосом.

Молчишь, — удовлетворённо констатировал он. — Значит, есть что скрывать.

И это есть очень хорошо. Значит и для нас с ребятами у тебя работка найдётся.

На наших условиях, — с ухмылкой подчеркнул он.

Кстати, информация к размышлению, — ещё более нагло ухмыльнулся атаман.

— Говорят, у Стёпки Лугового из-за его пьянства, или, как он считает, из-за тебя, теперь серьёзные проблемы по службе возникли.

Понимаешь, какая неприятность. Двинули парня с полусотника особой сотни, обратно в простые десятники в дальнем, богом забытом гарнизоне на границе по Чёрной речке, — усмехнулся зло атаман. — За то, что спал много, пил и не владел ситуацией. За утрату инициативы и за то, что когда на вас напали, он так ничего и не предпринял чтобы вам помочь, хотя и мог. За всё сразу. И это есть хорошо. Это есть правильно, — удовлетворённо мотнул головой атаман.

Вчера он тебе не помог, сегодня мне не поможет, завтра ещё кому- то ещё. И на хрена он такой сотник городу нужен?

И парень ещё легко отделался, — насмешливо заметил атаман. — А то ведь за такие деяния могли бы и совсем до рядового разжаловать, если не под трибунал отдать, со всеми из этого вытекающими.

Говорят, Голова на него орал так, что стёкла в командной избе Стражи у Боровца, чуть ли из рам не повылетали.

— Да? — как-то невнятно равнодушно протянул Сидор. До судьбы какого-то сотника, которого он и видел то мельком, ему не было никакого дела. — Оказывается, ты много чего слыхал. Ты прямо-таки кладезь интересной информации.

А что в городе ещё говорят? Ещё чего-нибудь такого же интересного? И столь мне нужного, — Сидор вдруг, неожиданно даже для самого себя, широко и равнодушно зевнул.

Как то я последнее время постоянно выпадаю из центра общественной жизни, — грустно пожаловался Сидор на собственную судьбу. — И всё самое интересное узнаю как обычно всегда самым последним.

— Тебе, в отличие от меня, не надо ничего узнавать и никуда выпадать, — понятливо усмехнулся атаман. — Последнее время ты сам центр местной общественной жизни. И всё самое интересное крутится возле тебя.

Надо же? — искренне удивился Сидор. — А я и не знал.

А что же ещё вокруг меня крутится? — лениво поинтересовался он. — Такого…, - как-то неопределённо Сидор покрутил возле правого виска растопыренными пальцами.

— Ещё то, что те, кто орал, что спалит проклятого барона вместе с его питомником, прекратили пить и неожиданно вышли на работу. И теперь вкалывают на ваших компанейских землях не за страх, а за совесть. Хотя, по слухам, барон им ничего и не обещал, и не должен. Но они всё равно исправно работают. Как бы даже без оплаты, по старым, ещё травниковским обязательствам.

— И это при том, что барон, говорят, устроил им показательную порку их же собственными руками. Так сказать, опозорил стоянием у позорного столба. А некоторых так ещё и высек.

— Надо же? — искренне удивился Сидор. — А я и не знал. Давно, видать вестей с гор не было.

Наверное…, - Сидор в задумчивости почесал макушку, потом висок, потом схватился ладонью за подбородок. Помял его с глубокомысленным видом. — Наверное, это они устыдились устроенных по пьяни безобразий. Вот и решили сами себя наказать. Потом, сами же себя и выпороли. А потом решили всё же выполнить свои обязательства перед Травником.

Тут ты прав. Видимо, совесть у людей проснулась. Мол, так и так должны саженцы. Не тому, так этому. Вот и решили сразу со всеми своими старыми долгими рассчитаться. Чтоб ни быть теперь ещё и ненавистному барону должным. Тем более что и деньги за работу, как я слышал из разговоров в крепости, все они давно уже получили вперёд. И неплохие деньги, между прочим. Которые даже потратить где-то все успели. Вот, видимо, и отрабатывают.

Те самые, — кольнул он атамана ледяным, оценивающим взглядом, — шесть сотен золотых за десятину.

— Ну, вот видишь, — расплылся в добродушной, ласковой улыбке и атаман. — У тебя в крепости скоро появится под сотню тысяч саженцев кедра. А там и до двух сотен совсем недалеко. И чего тебе с ними делать? Не пропадать же добру.

Вот, я тебе и предлагаю — сделай для нас сотню десятин кедровника. Чего тебе это стоит. Всего на всего тридцать тысяч саженцев, которые у тебя уже есть.

Ну а мы со своей стороны, тебе отработаем. Ты же знаешь, нам проще саблей помахать, чем в земле ковыряться.

Вот мы для вас пол годика сабельками помашем по лесным полянам, ящера погоняем. Ну, а вы нам за это сотню десятин молодого кедровника предоставите.

— Пятьдесят человек на полгода за сто гектар? — неподдельно изумился Сидор. — Тыща двести золотых в месяц на человека? Рожа не треснет?

Откинувшись на спинку стула, Сидор внимательно, без тени улыбки, холодно смотрел на атамана.

— Может, всё-таки на меньшее согласишься? Хотя бы на соотносимое с теми ценами, которые ты сам же и называл, шестьсот золотых за гектар. И ценой одного наёмника — десятка в год.

— Может, обойдётесь меньшим? — ехидно поинтересовался он. — Урезай осетра, атаман. Тем более что на такую площадь у меня и саженцы гарантировано есть. Те самые, из травниковского питомника, да и цена такая, более соответствующая предлагаемым услугам.

— Мне число сто, нравится больше, — холодно, одними губами улыбнулся атаман.

А насчёт людей, ты не беспокойся. Под сотню гектар я тебе, сколько надо, столько народу и пригоню. Ты, главное, согласие своё дай, чтоб у ребят уверенность была, в завтрашнем дне, — скупо усмехнулся он.

А чтоб у них ещё больше поднялась эта пресловутая уверенность в завтрашнем дне, — ещё более холодно добавил он, — вы нам с вашего завода отпустите три сотни полных комплектов бронников. Как для своих, — с усмешкой уточнил атаман, — за пол цены. Это не считая пневматики, парочки пулемётов, — уточнил тут же атаман. — Из новейшей серии. Нам старья не надо.

Да пулек к ним, без счёта. Да винтовочек дальнобойных с прицелами оптическими штучек шесть, восемь. Мы, конечно, не снайперы амазонки, но и нам они тоже не помешают.

Сидор с задумчивым видом нервно потёр вспотевшие ладони, глядя на разошедшегося атамана.

— Броники все по счёту, — негромко заметил он. — И расписаны, на несколько месяцев вперёд, если не на годы. И выделить даже один комплект — уже проблема. А ты хочешь триста. И сразу, и вперёд.

— Так и ты хочешь сразу, — хмыкнул атаман.

— Опять не получается, — раздражённо уточнил Сидор. — И броники, и пульки, и пулемёты — всё денег стоит. И больших денег, даже если считать по заводским, отпускным ценам. А вы же, небось, и форму себе захотите маскировочную, из тех, что Изабелла в своей мастерской шьёт? Чтоб ящер в лесу вас издали не заметил.

Атаман согласно кивнул головой.

— И обувку для болот пригодную, вы тоже захотите, — продолжил Сидор ещё одни дополнения к договору, уже как бы негласно обещанные. — И всё это, между прочим, больших денег стоит.

— И всё это было бы очень даже неплохо, — согласно кивнул головой атаман. — Мы много чего хотим. Я даже готов тебе списочек предоставить, чего мы хотим.

И если ты принципиально согласен с нашим наймом и расплатой за то кедрачом, то и я подобью бабки, чтоб всё сходилось тип-топ. Люди, деньги, участок. Участок можно даже с привязкой по месту. Документы, положенные к регистрации в Управе чтоб были в полном порядке и соответствии положенным нормам по оформлению. Чтоб потом проблем, каких не возникало.

Так как, по рукам, барон? Или, всё же, Сидор? — с ехидной подковыркой уточнил он.

Атаман протянул через стол руку и молча, требовательно уставился в глаза Сидора.

— Не слишком-то ты учтив со своим будущим нанимателем, — нейтральным голосом проговорил Сидор, никак больше не выражая своего отношения к словам атамана. — Должен тебе сказать, что подобное поведение чревато для будущих условий найма. Подумай над этим хорошенько в следующий раз, когда придёшь к кому-либо наниматься.

— Считай, — медленно проговорил он, так и не пожав протянутой руки. — Я тоже посчитаю, а потом мы сравним наши подсчёты. Если они сойдутся, будем дальше вести разговор.

Так что, до завтра, — попрощался он. — Вечером жду тебя здесь, за этим столиком. Здесь тихо, хорошо, посторонние не мешают, — покосился он в сторону невозмутимого кабатчика, флегматично протиравшего пивные кружке за барной стойкой. Я скажу Брахуну, чтобы он никого из посторонних завтра вечером сюда не пускал. Завтра и поговорим, и сразу решим, что и как.

Кивнув на прощанье, он поднялся и, подойдя к стоящему за стойкой кабатчику, расплатился с ним, что-то мимоходом быстро шепнув на ухо. После чего, бросив на прощанье ещё один косой взгляд на атамана, быстрым шагом покинул помещение.

За столом остался сидеть атаман, так и продолжающий медленно и неспешно потягивать недопитое пиво из своей безразмерной кружки. Вид его был самый удовлетворённый.

Совет со товарищи.*

При всей неоднозначности, предложение атамана казалось крайне заманчивым. Настолько заманчивым, что поздним вечером того же дня Сидор уже сидел у Корнея в Берлоге, и вместе с присоединившимся к ним профессором они все вместе обмозговывали возможные перспективы и выгоды данного предложения.

— Положение тяжёлое, — мрачно, уже, наверное, раз в пятый повторял Корней.

Сам он был в каком-то странном, вздёрнутом состоянии, и как ни пытался казаться спокойным, раздражение и злость периодически прорывалось.

— Я дома всего лишь неделю и только вчера вернулся с озёр. И вот что я вам скажу, браты: я в шоке от того что там увидел. Хреново у нас на озёрах обстоят дела. Очень хреново.

Ящер прёт и прёт. Жуть полная. Прёт, сволочь такая, не останавливаясь. Мы его бьём, бьём, а он всё одно не кончается. Словно плотину с равнины прорвало и началось великое переселение ящеров, оттуда сюда.

Но и это бы ладно. Ящером больше, ящером меньше, — раздражённо поморщился он. — В конце концов, порох мы не тратим, а свинец и стекло у нас почитай что дармовые. Хуже другое.

Маша тут подсчитала и ужаснулась! Один проход каравана барж с медной рудой уже обходится нам, чуть ли не вдвое дороже, чем прежде, в самом начале. А с железной рудой так я вообще помолчу. Трасса доставки едва лишь вдвое длинней, а затраты втрое больше. Поставки практически прекратились. И если бы не наши пулемёты, то подгорные вообще бы нам волоки перекрыли.

Раньше, до того как мы выгнали их на равнину, такого не было. Поэтому, надо ускорять строительство водного пути. Надо срочно рыть каналы, как ты и говорил, — мельком бросил он взгляд на Сидора, ожидая его реакции. Не заметив ничего в ответ, со вздохом продолжил. — Надо убирать волоки, на которых мы фактически в их власти. Тогда хоть летом на воде будет караванам полегче и можно сосредоточиться на одной лишь охране рудников. Это уже серьёзное облегчение.

Прервавшись, Корней оглядел друзей суровым, напряжённым взглядом, словно ожидая противоречия. Не дождавшись отклика, раздражённо продолжил, словно был сильно недоволен их молчанием.

— Если дело так и дальше пойдёт, то нам придётся всё бросить и сворачиваться. Одни мы этот натиск больше не выдержим. У нас и так сейчас в одном караване с рудой охраны больше, чем мы можем себе это позволить. Маша сказала, что доставка уже не рентабельна. Уже!

Нужны стационарные посты, нужны крепости возле каждой будущей плотины или канала. Того что этим летом было сделано — уже недостаточно. Нужны мобильные группы для преследования, нужно больше пулемётов, нужно поля минные закладывать, полосы препятствия расширять, чтоб перекрыть все подступы к волокам.

Только тогда мы сможем переломить хреновую для нас тенденцию.

Но людей у нас для этого нет. А амазонки с ящерами и немногие наши егеря уже не справляются. Мы медленно, но неуклонно проигрываем.

Совет нам своих людей не даст. Они будут только рады, когда нас вышибут и с озёр, и с предгорий. А если даст людей, то с такими помощниками вся наша монополия на озёрный путь затрещит по всем швам, и все наши усилия кончатся большим грандиозным пшиком.

— Значит, вывод однозначен. Придётся принимать предложение атамана, на его условиях, — поднял на него хмурый взгляд Сидор. — Честно говоря, мне его расклад не нравится. Проще заплатить и не возиться с плантацией для них. Расходы те же, а возни не в пример больше. Да и кто у нас этим будет заниматься? Опять я, что ли?

— Ты конечно, — мрачно ухмыльнулся Корней. — Больше некому.

Ещё и условия их…, - Сидор в сильнейшем раздражении сердито хлопнул ладонью по столу.

Из соседней комнаты тут же послышалось сердитое шипенье Маши, чтоб вели себя потише, дочка спит.

Оглянувшись на закрытую дверь, Сидор уже значительно тише продолжил:

— Где мы им возьмём за столь короткое время столько броников? Ответ один. Если только закажем их в кузницах у Стальнова, где уже есть вся налаженная оснастка для их производства, и они регулярно их клепают по нашим заказам. А это тройная цена противу нашей.

И мы сами, своими собственными руками взращиваем себе из Стального конкурента. Серьёзного конкурента, — сердито сверкнул глазами Сидор.

Кондрат словно на дрожжах подымается на наших военных заказах, а мы что? Так и останемся, с маленькой мастерской братьев Трошиных сидеть, отдавая такие жирные куски на сторону? Братья и так уже ворчат, что мы эту гадину вскармливаем в ущерб себе. Сколько можно? — сердито проворчал он.

Да и с пулемётами та же история. То не было никого-никого, ни одного заказчика, а тут прям обвал какой-то. Для того же Демьяна Богата мы не позже середины зимы должны большой заказ выполнить. А тут ещё атаман со своим заказом влезает.

Другие без работы сидят, плачут, а мы плачем, что работой завалены по самую маковку, — раздражённо фыркнул Корней. — Но с Демьяном ты не прав. Он может и подождать. Да, не может, а подождёт, — сердито поправился Кондрат, — никуда он от нас не денется. Деньги взяты, а вот сроки поставок, между прочим, не оговорены. Так что он-то как раз и подождёт. А вот от предложения атамана придётся отказываться, как бы ни хотелось обратного.

— О? — изумлённо поднял брови Сидор. — Хитро излагаешь, заковыристо. Не понял, — расплылся он в насмешливой ухмылке. — Обоснуй, пожалуйста, свою гибкую мысль, а то я что-то за ней не поспеваю.

Настороженно покосившись на насмешливо глядящего на него Сидора, Корней немного нервничая, явно ожидая с той стороны подвоха, продолжил:

— Мы тут с профессором давно думаем над той проблемой, которую нам подкинули вернувшиеся в предгорья ящеры. И поверь мне, нам его, то ли сто, то ли пятьдесят, то ли триста человек погоды не сделают. Они что есть, что их нет. Проблемы наши не решат, а головной боли нам серьёзно добавят. Без них даже проще.

— Да и цену он заломил, несуразную, — нахмурился ещё больше Корней.

И если уж вести речь о привлечении людей, то людей у атамана должно быть не менее семи сотен, а лучше тысяча. А совсем хорошо — две.

Вот это было бы дело, атамана на пару тысяч бойцов раскрутить. Но тогда для наших скудных платёжных ресурсов, это уже будет нечто из запредельной области, — поморщился он.

— Забудь, — раздался из-за закрытой соседней двери сонный голос Маши. — Мы это уже точно не потянем.

— Так что, может быть кедровники атамана для нас действительно выход, — покосился в ту сторону Корней. — А тебе что сто гектар кедровника посадить, что двести, что тысячу — всё едино. Всё одно где-то надо брать саженцы, которых столько у нас нет. Так что, предлагаю обмен. Пусть атаман ищет ещё новых людей и возвращается к условиям обычного найма и оплаты наёмников, тогда и мы согласимся на его условия.

Ему нужен кедровник, а нам нужны бойцы. Вот пусть он свою часть сделки и отрабатывает.

И второе! Нас не устраивает срок в полгода. За такой срок никакие вложения в эту тысячу, или две тысячи бойцов не окупятся. Ты сам посчитай, — Корней принялся загибать пальцы, подсчитывая затраты. — Полный комплект защитной брони — раз. Пулемёты, не менее десяти штук на такую толпу народа — два. Комплект защитного обмундирования — летний, зимний, осенний — три.

Плюс сюда же добавь ускоренный курс переподготовки и слаживания на полигоне — четыре. А без него в горы или на озёра нечего и соваться, убьют в первой же стычке, — тут же остановил он, собравшегося было возмутиться Сидора.

А ещё вира, отступное семье погибших и покалеченных, и прочая, прочая, прочая. Те ещё расходы.

Таким образом, одна только подготовка банды атамана к серьёзным боям, чтоб полностью зачистить все трассы проводки наших караванов, займёт не менее пары месяцев. А ещё надо учесть, что ящер нынче пошёл другой. Это раньше он зимой дома сидел сытый, добрый и ленивый. Теперь же он голодный, злой и бездомный. И к нам сюда ящера гонят не его интерес, а большие сильные кланы с лонгарской равнины, у которых их семьи в заложниках. И которым вся эта огромная масса бездомных ящеров, у себя под боком, совершенно не нужна. Так что деваться им некуда, кроме как вернуться обратно. Что они и делают.

Чем думали, когда планировали войну — непонятно, — раздражённо хлопнул он кулаком по столу. Стол явственно перекосило.

Что за мебель делают, — раздражённо покосился на свой кулак Корней.

Короче, — раздражённым тоном продолжил он — Иначе как идиотизмом нашу войну с подгорными и не назовёшь. Проср…ли мы её начало, надо прямо признать. Прос…ли!

По запросу профессора наши ребята прошерстили все найденные на озёрах места проживания подгорных людоедов. Посчитали их потери при изгнании на равнину и сколько их там ранее проживало.

Профессор детально исследовал их стоянки и поселения, и определил наконец-то количество ящеров, ранее проживавших на территории нашего Великого Озёрного Пути.

И вывод его крайне для нас неутешительный.

Лоханулись мы здорово. Даже не здорово, а очень серьёзно. Надо было их истреблять под корень пулемётами, пока они сидели запертыми за оградой своих поселений, газами травить тварей, а не выдавливать живьём на равнину.

Выдавили, на свою голову. Обрадовались, — Кондрат длинно замысловато выругался, выдав на гора свой богатый матерный запас. — Теперь, чтобы наличными у нас силами истребить всех тех, кто желает вернуться обратно, нам надо затратить не менее двух лет непрерывной войны! А учитывая их растущее прямо на глазах мастерство и вооружённость, за счёт тут же подсуетившейся Империи, так срок её окончания вообще теряется где-то в неведомом несветлом будущем…

И самый пик нагрузки на нас ляжет не на лето, как обычно, а на эту зиму, когда весь наш Озёрный Путь превратится в один огромный, протяжённый каток, на котором мы будем, как на ладони и наименее всего защищены. А наши редкие поселения амазонок возле мест добычи руды и угля — в осаждённые крепости.

И будь уверен, людоеды это прекрасно понимают и готовятся.

Нашими следопытами уже выявлены несколько схронов подгорных с оружием и запасами продовольствия неподалёку от наших трасс. А сколько не выявлено?

А у нас до ледостава в лучшем случае остался один месяц. И что делать? Неясно!

С чем вас и поздравляю, господа.

А по некоторым косвенным признакам, профессор уверенно пришёл к выводу, что в это дело уже влезла Империя. Она даёт ящерам продукты и оружие. Вашим кланам ящеров, переселившимся на Малую Лонгару, не досталось ни зёрнышка из того зерна, выделенного в столице для поддержки голодающих кланов — якобы разворовали чиновники, а вот только за попытку прикарманить малую часть зерна, выделенного в поддержку изгнанным нами из предгорий людоедам, чиновник, за это ответственный, был казнён. И вооружены они уже не самодельными дубинами, как в начале, когда мы их только гнали из их селений, а хоть и старыми, но мечами и щитами из имперских арсеналов. И амуниция у них оттуда же. Хоть и старая, но вполне пригодная.

Одним словом, разворошили мы осиное гнездо по собственной неосторожности, — мрачно ухмыльнулся Корней. — Так что, нам нужна тысяча атамана. И пусть он, где хочет, там её и набирает, сволочь такая. Хочет свою кедровую плантацию — пусть старается.

— Готовой кедровой плантации у нас нет. Придётся оплачивать наёмников. А ты хотя бы представляешь, во что нам обойдётся найм тысячи человек? — с тихим ужасом посмотрел на него Сидор. — Да они нас по миру пустят. Это же тридцать — сорок тысяч золотых в месяц. А за шесть месяцев четверть миллиона! Они же нас разорят!

— Или, с учётом оснащения этих бойцов нашим оружием и снаряжением — тысяча гектар кедровника, — холодным, деловым тоном отрезал Корней, сердито глядя на того.

— Или ты хочешь выложить из своего кармана шестьсот тысяч золотом для найма на два, три года такого войска? Я — нет!

— Тысяча гектар, — тихо проговорил Сидор. — А если, как ты говоришь, нам надо две тысячи бойцов, то реально нам надо подготовить две тысячи квадратных десятин кедровников.

— Или миллион двести тысяч золотом, — холодно отрезал Корней.

— Это же шестьсот тысяч саженцев! — схватился за голову Сидор. — Ты соображаешь, что предлагаешь?

Не подымая на товарища злого, раздражённого взгляда, Сидор упорно смотрел в пол. Он боялся сейчас сорваться, нахамив Корнею. Того явно захватила идея получить под своё начало ещё одну тысячу бойцов и Корней упорно искал пути её претворения в жизнь. И, как чётко осознавал Сидор, Корней, сволочь такая, своего добьётся. И, конечно же за счёт хребта Сидора. Ну, некого, некого больше было на это дело поставить. Не профессора же.

А Димон, гад такой, шарился где-то по Правому берегу Лонгары, выискивая себе интересные трофеи, а здесь оставался только он, один. Точнее — его шея, с тяжеленным хомутом на ней

А ещё ведь было и Приморье, куда в самом скором времени ему следовало отправляться. И опять по единственной причине — потому как некому…

— Ты хотя бы представляешь себе, что минимальная тысяча бойцов — это тысяча гектар кедровой плантации, и это, как минимум триста тысяч саженцев. Саженцев, которых у нас нет!

— А хочешь ты — две тысячи бойцов! Шестьсот тысяч саженцев!

— И Травник твой, неизвестно куда пропавший, для организации и ведения работ, — сухим, жёстким голосом дополнил его причитания Корней. — И где хочешь, и как хочешь, но ты должен его найди и добиться от него согласия на работу. Потому что без него нам эту тысячу бойцов не видать, как своих ушей.

— Две тысячи, — устало и равнодушно поправил его Сидор.

Сил спорить и что-либо доказывать, не было. Оставалось лишь плюнуть и впрячься в ещё одну тяжёлую работу, будь оно всё проклято.

— О, Господи, — буквально простонал Сидор в отчаянии. — Ещё и этого злого татарина мне на шею не хватало. Он же со своим дружком кузнецом чуть ли не полгода в Приморье кровь мою пил, литрами. Хочешь, чтобы и здесь мне от них покоя не было. Гад ты Корней. Самый настоящий гад и тиран. Знай это.

— А не будет татар, не будет руды, — жёстко отрезал Корней, сердито глядя на него в упор. — Не будет руды — ничего не будет. Ни металла, ни нового прокатного стана, ни литейного, ни твоего нового патронного завода. Ничего не будет.

Что тебе проку от новых станков, когда нет металла. Только если продать тому же Кондрату или кому из Старшины, у кого есть свои месторождения болотных руд на равнине. Тому же Голове, — зло прищурил он глаза. — Который с бо-о-ольшим удовольствием купит у нас твои новейшие станочки. Даже, думаю, не поскупится на этот раз.

Так почему бы действительно, расплатиться не деньгами, которых нет, а кедровником? Это же много проще.

Сидор в отчаянии замычал, звонко хлопнув себя ладонью по лбу. Всё что он только что говорил, похоже, прошло мимо сознания Корнея. Тот как тетерев, слышал лишь то, что сам хотел слышать, только себя.

И чего бы ему действительно не токовать, если не он будет работать, а Сидор.

— Атаману нужен кедровник, — раздражённо оборвал его горестное мычание Корней. — Ни о каких деньгах и речи нет. Деньги его не интересуют. А если он говорит, что согласен работать за кедровник, то ничем иным его не привлечёшь. Поверь, я эту упёртую селянскую натуру не понаслышке знаю.

И пойми ты, наконец-то. Нам нужен атаман! Нужен! Но не сам по себе, а с тысячей, а лучше с двумя тысячами своих бойцов.

Сердце Сидора в этот момент дало сбой. С тысячей гектар плантации кедровника он уже готов был примириться, а тут выходило что речь уже точно пошла про две. Аппетиты явно росли. Нет, Корнея надо было срочно тормозить, а то он вскоре заговорит и про полный легион. А это уже десять тысяч. И ведь всё отрабатывать будет не он, а Сидор. И на хрена оно ему сдалось?

— Хотя в принципе нам без разницы кто это будет, атаман, или кто-то другой, — вещал меж тем Корней, словно тетерев на току. Он не видел и не слышал мучительных терзаний Сидора, полностью увлечённый своими блестящими перспективами. — У нас на Озёрном Пути кроме амазонок нет серьёзных воинских сил. Одна охрана в караванах сопровождении, да на рудниках немного наших парней. И всё!

А это чревато уже сложностями в отношениях с самими амазонками.

Сейчас они разобщены и грызутся между собой, но если у них появится лидер, которому они поверят и за кем пойдут, та же Тара из Сенка, их бывший командир легиона, они объединятся и у нас будут проблемы. Серьёзные проблемы.

Нам срочно нужен мощный противовес мобильным отрядам амазонок на озёрах. У самих нас таких сил нет и не скоро будут. Потому как тому молодняку, что я привёз с низовий, нужно время, чтобы откормиться, обучиться и стать настоящими бойцами. Лет пять, не меньше. И сколько их к тому времени останется в живых — тоже неизвестно.

Значит, — С кривой ухмылкой мрачно улыбнулся Корней, — нам на озёрах нужен атаман, а точнее одна, две тысячи своих человек.

— Ну да, ну да, — негромко пробормотал Сидор. — Две с лишком тысяч амазонок, под командованием Кары, две тысячи хуторян, под командованием атамана Семёна Дюжего и мы, жалкая кучка охранников, непонятно с чего владеющих таким богатейшим краем.

— Ну и сколько мы после того там продержимся, в хозяевах то? — мрачно поинтересовался он. — Что угодно вы мне говорите, но атаман не похож на человека, что будет вечно соблюдать договор, который ему не выгоден. Живо нас оттуда выкинет, как только там хоть немного закрепится.

— Нет, братцы, это не выход. Нужны свои войска.

— Пять лет, — жёстко отрезал Корней. — Чтобы набрать парням силу, нам надо пять лет. Только тогда нас никто не сможет ниоткуда выкинуть. А пока придётся прогибаться под всех подряд и улыбаться, улыбаться, улыбаться. Всем и каждому. Даже твоему, не любимому тобой Голове. Особенно ему, змее подколодной.

— Значит, так и будет, — согласно кивнул головой Сидор с невозмутимым видом.

А хуторян мы пока будем сдерживать при помощи амазонок. Не зря же моя Белла так с ними носится, — хищно усмехнулся он. — Амазонки, в большинстве своём, особенно старшее поколение, мечтают о возрождении своего легиона, своей Речной Стражи. Вот этой морковкой Белла их и заманит, чтоб были послушные и покладистые. А пока они нас будут слушаться мы из твоих обозников…

Ты, — поправился он, ткнув в сторону Корнея пальцем. — Ты, Корней, сделаешь из них элитных бойцов, которым никакие атаманы не страшны.

Сколько тебе надо минимального времени, чтобы подготовить из этих сопляков хоть как-то серьёзную силу, что может противостоять хуторянам? Чтоб они с нами считались?

Минимум! — пронзительно глянул он на Корнея.

Год, — сухо отозвался тот. — Я пока их возил, присмотрелся чуток к перевозимому материалу. Есть там из чего выбрать, есть. Но мне нужен год.

Год у тебя будет, — мрачно ощерился Сидор. — Год и атаман, и амазонки будут сидеть тихо, как мыши под веником. Год — это эта зима и следующее лето. Зимой ящер попрёт и им будет ни до чего, а летом наверняка следует ожидать ещё большей активизации подгорных. Ну не оставит Империя такой удобный повод для вмешательства в дела на континенте без своего пристального внимания, зуб даю.

А вот потом, следующей зимой, и атаман, и амазонки точно возбухнут. Потребуют большего и пересмотра старых договоров, исходя уже из новых реалий.

Попривыкнут, оботрутся, обживутся и не захотят никуда с озёр уходить. Тем более не обратно на свои нищие хутора, где других наследников достаточно.

Профессор, до того молча сидевший не вмешиваясь в разговор, вдруг негромко проговорил:

— Как ты видишь, Сидор, расплатиться деньгами с наёмниками — уже не проще. Совсем не проще. Хуже другое. Наш бюджет начинает понемногу трещать. Доходы с каждым месяцем падают, а новых поступлений практически нет. Хуторяне уже не так охотно везут зерно на наши винные заводы. Плюс этот дурацкий демарш Головы с запретом своим людям продавать нам зерно.

— Толку от него никакого и мы, конечно, легко его обошли, но своё чёрное дело он сделал. Производство нашей водки упало. И сбыт падает. Ты всех так застращал с качеством продукта, что народ теперь сам чётко следит, чтобы не производили дерьма.

А с открытием перевала хуторянам теперь выгоднее везти зерно напрямую в Приморские княжества, в устье Лонгары. И выручка выше, и нам насолить можно.

И в перспективе у нас закрытие чуть ли не половины винных цехов из-за отсутствия сырья. Так что на водочные деньги мы уже не можем рассчитывать. Спасают положение пока лишь долгосрочные, пятилетние контракты, заключённые нами ещё в самом начале.

Но срок их действия кончится через три года, и, если негативная тенденция не изменится, то мы разом лишаемся практически семидесяти процентов от всех водочных поступлений. Это стопудово.

Срочно необходима замена основного источника поступления средств. Необходимо поднимать залежи по старым закладным и создавать, создавать, создавать новые поселения и хутора из обозников, чтобы у нас был собственный, гарантированный источник поступления хлеба. Но этот год пропал, следующий как будет — неизвестно, посмотрим по весне. Так что, не ранее чем через три года мы хоть как-то выйдем на самоокупаемость с этим проектом по переселенцам.

И хорошо, что у нас тридцать тысяч их, а не двести, — сердито проворчал профессор. — Никакого сладу нет с этим шпанистым молодняком. Дрессировать их ещё и дрессировать. Так что ты учти ещё и этот момент.

И всё равно, все наши денежные потребности не покроют ни это будущее зерно, ни твоё будущее вехторовское золото. Растущие заводы, словно чудовищные монстры, пожирают все поступающие с доходами деньги. Словно монстры! — сердито воскликнул профессор, не сдержавшись.

И самыми надёжными источниками поступления средств на данный момент являются, как ни странно, наши кедровые плантации.

Маша с Изабеллой тут высчитали. Для того чтобы через три года хотя бы не провалиться по деньгам, нам через год, через два, надо ввести в эксплуатацию хотя бы треть из заявленных нами плантаций. Две тысячи гектар из тех самых пресловутых шести. И не лонгарского кедра, равнинного, который даст первый урожай через семьдесят лет, и не горного, приморского, который практически ничем от равнинного не отличается. Нам кровь из носу необходим тот самый кедр, что даст урожай уже на второй год. Этот твой бонсай, будь он неладен.

И тебе придётся его найти. Найти и посадить кровь из носу необходимые нам шесть тысяч гектар кедровых плантаций. Чтоб уже через пару лет у нас была своя шишка.

Довольная улыбка медленно сползла с лица Сидора.

— "Будет тебе шишка, старый пердун, — Сидор злобно покосился на старенького профессора, увлечённо вещавшего своё видение процесса. — Дать бы тебе в лоб, чтоб была хорошая такая шишка, и не говорил ерунды".

Сидор тупо смотрел на профессора. И этот туда же. Они что, все тут сбрендили? И этому старому пердуну нужен горный кедр, который даст урожай на второй год. Но это же, бред. Нет же нигде такого. Нет, и никогда не будет. Неужели они все этого не понимают? Ведь объяснил же Машке, что это физически невозможно, объяснил всем. Неужели до их куриных мозгов не доходит? Даже до профессорских? Обалдеть! Где я им найду этот чёртов бонсай?

Сидор тяжело, обречённо вздохнул. Похоже, что так. Теперь придётся вправлять мозги ещё и профессору. Вот же непруха. Неудобно, да и как-то нехорошо тыкать носом в грязь уважаемого старого человека. А придётся.

— Нам кровь из носу нужен орех, — жёстким деловым тоном оборвал его размышления профессор. — Много! У меня на него большие планы. Точнее не на него, а на золото, что мы получим с его продажи. Ведь к вехторовскому золоту, как я понимаю, меня не подпустят. На него уже есть куда других претендентов.

Так что, чтобы гарантированно ни от чего и, ни от кого не зависеть, ни от природных колебаний урожайности на зерно в том числе, нам надо ввести в эксплуатацию все наши кедровые плантации, полностью. Все! Полностью! Все нами заявленные гектары.

Пусть в других местах, пусть в горах. Да где угодно, но все. Все, я сказал! Все шесть тысяч! Нет, десять!

Сидор мысленно взвыл. Маразм крепчал.

— И сделать мы это можем, только если подключим к этому делу твоего татарина, Травника, как самого серьёзного специалиста в нашем крае. И самого для нас доступного. Для тебя доступного, — глядя Сидору прямо в глаза, подчеркнул профессор. — Ибо он твой должник и друг. И ни один из местных кланов нам в этом деле не поможет, хотя у них и есть хорошие специалисты.

Но! Конкуренты никому не нужны. И тут ты со своим анализом угодил в самую точку.

Поэтому Маша считает, что лучше сейчас потратить сто тысяч, когда они у нас есть, чем потом судорожно метаться в поисках выхода, когда денег у нас уже совсем не будет.

— Триста с лишком тысяч долга, если мы берём на себя обязательства по их договорам, — сердито поправил его Сидор. — Триста! Сколько можно повторять!

И то, только тогда, когда согласятся сами татары. Но пока такого согласия я от них не получил.

Сколько вам всем можно о том говорить, — буквально взвыл он.

Не слушая его, теперь уже и профессор токовал дальше:

— Помимо этого у нас упали доходы с торговли в Приморье. Точнее сказать — они стабилизировались. У нас там есть устойчивый спрос на наше листовое стекло и, как ни странно, на наши пульки и стрелки к арбалетам, отлитые из бронированного стекла со свинцовой начинкой. Но это фактически единственный постоянный источник дохода. Все другие постепенно иссякают. Даже зерна у нас больше для торговли нет. И даже пульки те пресловутые мы вынуждены теперь придерживать для Озёрного Пути, не отправляя в Приморье всё сплошняком.

И это при том, что Марк Иваныч наладил уже третью смену на заводе. И всё равно с заявками не справляются.

Стекольный завод вообще у нас самое тонкое место, — грустно пошутил он. — Марк, хоть и хороший человек, верный, и хозяйственник он отменный, но…. Не тянет, — профессор с сожалением покачал головой. — Не тянет.

Да и кто бы потянул с такими скудными людскими ресурсами, как у него, — с неприкрытой горечью констатировал он. — Марк буквально разрывается.

Надо срочно добавлять ему и денег, и людей, хотя бы тех же подростков. Иначе там всё рухнет.

Профессор прервался, помолчал немного, пожевав губами. В этот момент он очень походил на старого, усталого человека, полностью соответствующего своему семидесятилетнему возрасту.

— Кедровники для нас выход, — тихо и устало проговорил он. — И не простые, а те самые, наши приморские, горные, бонсайские, дающие урожай на второй год. Тот самый твой бонсаи. Кроме него ничего из того, что у нас есть, не поможет нам выбраться из финансовой ямы, куда нас стремительно засасывает эта необдуманная война с людоедами.

— Всё ясно, — тихо и устало откликнулся Сидор. — За свои ошибки приходится платить. И теперь мы ищем хотя бы тысячу бойцов себе гирей на шею, и ускоренными темпами сажаем кедровники, которых не существует в природе. Блеск! Через семьдесят лет кончим войну с ящерами, и будет всем нам счастье. Я всё понял. Уря-уря, впэрод-впэрод. Андестенд, клиа! Понял. Мы в ж…пе!

Помолчав, с мрачным видом закончил.

— Решено, поговорю с атаманом. Если получится, то будем работать вместе, а нет — будем искать другие выходы, на других людей.

Самое в этом деле хреновое, знаете что? — вопросительно глянул он на друзей. — То, что я совершенно не знаю, откуда этот поганый горный кедр взялся. Этот бонсаи чёртов. Не знаю, будь оно всё проклято! — приглушённым сиплым голосом тихо рявкнул он на товарищей.

Я не знаю! — вдруг заорал он в полный голос, со всей силой хлопнув обоими кулаками по столу.

Мощная, пятивершковой толщины столешница покосилась и опасно наклонилась к полу. Но Сидор в сильнейшем раздражении даже не заметил этого. Ему хотелось кого-нибудь сейчас прибить. Жаль, что с сидящими напротив Корнем и профессором, нельзя было того сотворить.

Один и сам мог дать кому хошь по шее, да и ни при чём здесь он был. А второй слишком старенький был для драки. Мог и помереть от грубого обращения.

Хотелось взвыть волком. Перспектив выбраться из того узкого, коричневого прохода, куда оба этих два его товарища дружно загоняли, не было ни малейшей. И ничего впереди хорошего не просматривалось.

— Ищи, — пожал плечами Корней. Он с сочувствием смотрел на злого, взъерошенного Сидора. — Ищи лучше. Не нашёл до сих пор, значит, плохо искал.

Это твоё дело, в конце концов, искать. Делай свою работу.

Маленький договор с большим будущим.*

На встречу с Дюжим Сидор пришёл в тот самый кабак, где они встречались вчера. Принимать атамана у себя дома, где можно было бы гораздо спокойнее и без ушей посторонних поговорить на любые темы, Сидор категорически не желал. И чтобы слишком пристального постороннего внимания к своим с ним достаточно близким отношениям не привлекать, да и чтобы не стеснять Изабеллу, замотанную в последние дни проблемами с расхворавшимися детьми. Да и что ни говори, а отказывать человеку было сподручнее в чужом, общественном месте, а не у себя дома, где стены прямо таки настраивали на умиротворённый лад.

А в том, что придётся отказываться, Сидор ничуть не сомневался, поскольку, в общем-то, представлял довольно ограниченный круг возможностей атамана по найму и привлечению людей, особенно после столь неудачно прошедшего для того похода в Приморье, где он потерял практически весь свой отряд.

Да и давать в руки атамана возможность организации за их счёт столь крупного вооружённого отряда, аж в две тысячи бойцов, у него не было ни малейшей.

Знаем, плавали. Легко лису в курятник запустить, да вот выкинуть её оттуда потом, сложновато будет.

О том же, что Семён Дюжий в итоге вернулся домой с о-очень крупным капиталом в кармане, представ перед товарищами в совершенно обратном виде, удачливого, оборотистого купца, Сидор как-то не подумал. Начисто забыл, привычно разделяя для себя время до и после освобождения атамана со скал.

Поэтому, предупредив домашних, где его должен искать атаман, если вдруг заявится к ним домой, спокойно отправился пьянствовать пивко в тот же кабак, где первоначально и встретил атамана и где, в принципе на сегодня у него с ним назначена была встреча.

И выкинув из головы все посторонние мысли, битый час уже Сидор сидел с безмятежным видом за своим любимым столиком в уединённом углу общей залы, потягивая замечательное свежее Ключёвское бархатное пиво, бочку которого, непонятно с какого перепугу специально вчера вскрыл для него вечером кабатчик. И снова с наслажденьем предавался любимому занятию — безделью. Благодать!

Раки у кабатчика в этот раз, как посчитал Сидор, не удались, поэтому он ограничился несколькими большими, вялеными лещами. Один из них он как раз и теребил, когда к его столику подсел долгожданный гость.

— "Атаман, будь он неладен. Всё-таки явился! Интересно, с чем?" — угрюмо подумал Сидор.

В этот раз, видимо для разнообразия, атаман был не один.

Рядом натуральной горой возвышался здоровенный бугай, драчун и гуляка Герасим Малой, хорошо известный в городе под этой же самой кличкой "Бугай" — огромного роста, здоровенный мужик, просто каких-то невероятных, огромных размеров, рядом с которым и сам немаленький атаман выглядел обычным подростком. Что уж тут говорить про не такого уж и высокого, среднего роста Сидора, который даже на фоне массивного атамана Дюжего изрядно терялся.

Только, на минуту оторвавшись от потрошения леща и подняв кверху глаза, Сидору пришлось, чуть ли не до потолка задирать голову, чтобы хотя бы лицо у подошедшего здоровяка увидеть.

— Однако, — выдавил он из себя вместо приветствия, от растерянности даже не поздоровавшись. — Сам Герасим Малой почтил нас своим присутствием. Самый большой человек нашего города, — усмехнулся он.

— "Зачем Герасим утопил Му-Му, я не пойму, я не пойму…", — тут же пришла ему в голову дурацкая детская песенка на мотив музыки из кинофильма "Генералы песчаных карьеров", мгновенно сбив его с делового настроя.

— "Тьфу ты, — мысленно выругался Сидор, старательно пытаясь подавить улыбку у себя, так и норовившую раздвинуть губы от уха до уха. — Как вижу Малого, так сразу эту дурацкую песенку вспоминаю. Но, задери меня, не знаю что или кто, Бугай — истинный Герасим. Как есть — Герасим. Натуральный Му-му".

— "Не дай Бог ляпнешь так, по неосторожности, — тут же на полном серьёзе озадачился он, — точно прибьёт. Точнее — попытается. Придётся тогда сразу насмерть валить, иначе не остановишь. Этот человаек-гора шуток не понимает. Слыхал-слыхал".

Присаживайтесь, господа, — тут же спохватился Сидор, старательно задавливая на собственной физиономии дурацкую улыбку, заметив, что слишком долго молчит, и как опасно сузились глаза Малого.

Присевший Герасим подозрительно покосился на него. Видать, Сидор всё-таки чем-то невольно себя выдал.

— Пиво, раки, потанцуем, — от растерянности, неожиданно ляпнул Сидор.

О, нет, пардон, — мгновенно спохватился он. — Пиво, раки, водка? — напустив на себя ещё большее покрывало невозмутимости, сухо поинтересовался Сидор.

"Боже, что я несу", — обречённо думал он, наблюдая, как гости неторопливо и основательно устраиваются за столом, вроде бы как не заметив его оговорки.

Угощайтесь, — кивнул он на маленькую горку своих лещей.

Махнув рукой, Сидор подозвал полового и сделал новый заказ, с учётом габаритов прибывших гостей.

Пока принесли закуски, пока перед ними поставили большое блюдо с варёными раками, пришедшие гости уже давно распотрошили маленькую горсточку лещей, заказанных до того Сидором и теперь молча сидели, терпеливо ожидая заказа.

Начинать любое дело, хорошенько не отметив его начало, в этих краях и, особенно среди старых горожан, было как-то не принято. Считалось дурным тоном. Поэтому Сидору пришлось терпеливо сидеть и ждать, пока не приготовят и не принесут заказ, и пока гости не прикончат предложенное угощение.

Только покончив с раками, которые на удивление Сидору показались ему теперь на удивление вкусными, они приступили к обстоятельной, неспешной беседе.

— "Вот гад трактирщик, — ещё озадаченно успел подумать он, расправляясь с новой порцией поданных раков. — Как мне, так дрянь какую-то подсунул. А как Малому, так прям пальчики оближешь. Уважает, значит, народ в городе Герасима, в отличие от меня. Ну, погоди, я на тебе старый, ещё отыграюсь, скотина такая, — сердито подумал он про Брахуна. — Никакая новая бочка пива тебе больше не поможет. Атамстю. И мстя моя…".

— Говорят, ты готов продать свой кедрач? — сразу же взял быка за рога Малой.

Это хорошо, это правильно, — усмехнулся он. — Зачем он тебе, — коротко хохотнул он. — Завтра откроешь свой бордель и что? Нахрена тогда кедрач тебе больше нужен будет? Повесят, — невозмутимо, с отчётливо заметными смешинками в глазах пожал он могучими плечами — Нахрена висельнику кедрач, — с удовольствием повторил он. — Знай, виси себе, мух приваживай.

— "Ни хрена себе? — брови Сидора удивлённо поползли вверх. — И этот человек пришёл сюда наниматься к ним на работу? Первым делом, нахамив хозяевам? Совсем у мужика крышу снесло?"

— Ближе к теме, — сквозь зубы процедил Сидор.

Подколки со стороны друзей и знакомых, а то и совершенно незнакомых людей на тему прибывшего в город большого баронского обоза его уже откровенно достали. Он уже едва сдерживался.

Но в городе было скучно. Осень, поздняя, урожай давно уже собран и убран в хозяйские закрома, и делать в городе было совершенно нечего. Вот народ и изгалялся, всяк как мог. Потому-то и было столько весёлых разговоров об очередной причуде барона, вызвавшей натуральный ажиотаж и буквально взорвавший город.

Теперь все с нетерпением ждали, когда же начнёт работать его бордель тире, который обоз, и когда Сидора наконец-то повесят на главной площади города. За шею, или за ногу, это как убегать будет.

Уже даже делались ставки, сколько он висеть будет. День? Два? Три? Неделю?

Некоторые сволочи, договорились до того, что такой ценный труп должен висеть месяц, в назидание шибко вумным, которые не той головкой думают. А чтоб не вонял и ворон не приманивал, то следует обмазать его дёгтем. А лучше смолой, да подкоптить чуток.

"Шоб дюже нэ вонял" — с довольными рожами некоторые старожилы участливо беспокоились о комфорте горожан.

В общем, все с нетерпением ждали. Когда? Когда же барон откроет свой бордель и когда же его повесят?

Что, по большому счёту не могло не радовать такому пристальному вниманию к своей персоне со стороны местных старожилов. Барон Сидор де Вехтор со товарищи, уверенно набирали рейтинг.

Теперь вот и Малой включился в его травлю, хотя, если судить по тому, что он вместе с Дюжим пришёл на встречу, значит, и сам Малой имел какой-то интерес в этом деле.

Теперь становились понятны слова Малого. Тот решил грубовато пошутить, как это принято было у местных, и как бы становясь с ним на дружескую ногу. Только вот не учёл реакции Сидора на подобные дурные шутки. Видать никогда ранее этим вопросом не интересовался или не додумал, что, скорее всего.

Но зато рядом с ним сидел тот, кто прекрасно знал ответную реакцию Сидора, и кто явно подтолкнул под локоток Малого на эту дурно пахнущую шутку. Становилось понятно и странное молчание атамана Дюжего, и чего тот приволок с собой атамана Малого на эту встречу.

Дюжий работал на явное выбивание конкурентов в неявной ещё борьбе за лидерство в управлении будущим наёмным войском. А, значит, совершенно был уверен в его ответе на своё предложение.

— "Так-так-так, — пронеслась у Сидора в голове раздражённая мысль. — Рвёшься на первые роли, атаман? Так вот хрен тебе по всей морде. Будешь на посылках, или один из многих, как все".

Голос Малого, казалось бы, долженствующий звучать трубным гласом в полупустом зале, сотрясая стены, вдруг оказался едва слышен даже на противоположной стороне стола, и Сидор вынужден был слегка склониться вперёд, чтобы расслышать собеседника.

— "Ого! — проскочила у него удивлённая мысль. — А хлопец-то не желает привлекать лишнее внимание. Может, оказывается и таиться, когда ему надо. Велика фигура, а, отнюдь не дура".

Было горячее, прям таки нестерпимое желание нахамить в ответ, но пришлось сдержаться. Парни пришли по делу, и надо было постараться быть серьёзным. Ну, хотя бы первые пять минут.

— Тебя кто-то явно ввёл в заблуждение, — негромко ответил он, покосившись многозначительно на атамана. — Никто никому никакой кедрач продавать не собирается. И лучше пусть начнёт разговор атаман, раз ты не в теме.

— Эк ты его, — довольно усмехнулся атаман, бросив насмешливый взгляд на побагровевшего от гнева товарища.

Незаметно для посторонних он приободрился. И если б Сидор внимательно не отслеживал мельчайшие изменения его мимики, то совершенно бы того не заметил.

— Ну да это ладно, — уверенным тоном начал он. — Хочешь, чтобы я первый начал, так я начну.

Вот наши расчёты, — протянул он Сидору сложенный вдвое листок. — Если в двух словах, то есть у меня три сотни людей. Так что на сей счёт можешь не безпокоиться. Остаётся только….

— Не пойдёт. Три сотни нас не устраивает. Никак! — перебил его Сидор холодным, деловым тоном, не глядя, отстраняя рукой протянутый листок.

Склонившись слегка вперёд, он тихим, отчётливо акцентированным голосом проговорил.

— Нас не устраивают три сотни. Ни твои, ни чьи либо ещё. Совершенно. Нам надо или больше, или ничего. Или-или. И на срок не шесть месяцев, как мы говорили, а не менее чем на два года. Тогда мы хотя бы сможем окупить наши вложения в вас.

Тысяча, лучше — две, но не менее. Можно больше, но уже на других условиях. Не таких для нас разорительных.

— А вы, однако, не стесняетесь в расходах, — усмехнулся атаман, оценивающе глядя на собеседника. — Видать здорово припекло. Тысяча человек, да на два года, это не десять и не сто квадратных десятин кедровника. Это не менее тысячи, если считать по десятине на брата.

Не у всякого крупного клана в городе есть такие площади кедрача, — задумчиво протянул он. — Да и у вас, как я знаю, таких нет.

— У нас и десяти нет, — равнодушно пожал плечами Сидор. — И все сидящие за этим столом, я полагаю, прекрасно о том осведомлены. Так что речь идёт только о молодых посадках самого простого кедра, всё же уточним, — усмехнулся понимающе он. — И никаких ранних плодоносящих плантаций неизвестного кедра, чтоб без иллюзий.

— Тысяча человек. Не молодняка, а опытных, проверенных бойцов, ветеранов, это много, — тихо заметил Герасим. — Тысяча бойцов — это очень, очень много. Что вы с ними делать будете?

— Я же тебя не спрашиваю, что вы делать будете с тысячей гектар молодого кедровника, который даст первый урожай только через семьдесят лет? — холодно проговорил Сидор, в упор, глядя в удивительно маленькие, на таком крупном лице, но умные, проницательные глаза.

— А я и не скрывал никогда, что мне лично кедрач нужен, чтобы попасть в "Кедровый союз" города. Только ради статуса, — невозмутимо отозвался Малой

— Понятно, — негромко хмыкнул атаман, словно не замечая повисшего за столом напряжения. — Нечто подобное я и подозревал с самого начала, когда подходил к тебе. Правда, я думал, что ты сразу определишься в размерах, но тебе потребовались сутки, чтобы разобраться в собственных проблемах.

— Приятно слышать, — раздражённо глянул на него Сидор, — что, наши проблемы ни для кого не секрет в городе.

— Не секрет, — согласно кивнул головой атаман. — Ни для кого в городе не секрет, что вы вляпались по уши. Точь в точь, как тот мужик, что ухватил медведя, а теперь не может вылезти с ним из берлоги.

Щека Сидора нервно дёрнулась. Сравнение было слишком уж точное, так и тянуло нахамить атаману в ответ. Но…, нельзя было. Похоже, теперь они были с атаманом надолго и накрепко повязаны и отношения портить с самого начала, категорически не стоило. Всё-таки, атаман был им нужен. Точнее не сам атаман, а та тысяча, две опытных бойцов, которых тот мог привлечь.

— Поэтому, — понимающе ухмыльнулся атаман, правильно поняв и оценив молчаливую мимику Сидора, — мы готовы предложить тебе ту тысячу, что вам требуется. На наших, естественно условиях. Если же надо ещё, то и это мы можем обговорить. Но, позднее.

Скажем, когда на вас будет работать пропавший неизвестно где травник, без которого вы с посадкой кедровника ничего не сделаете и…, - ухмыльнулся многозначительно он, глядя прямо в глаза Сидору, — которого удивительным образом никак не могут разыскать городские власти, чтобы предъявить ему долговые требования.

Замолчав, он, молча, уставился на Сидора в упор, глядя на него спокойным, слегка насмешливым взглядом.

— Ну, раз так, раз обе стороны согласны на предварительные условия, то будем считать, что договорились, — нехотя, суховато откликнулся тот.

До последней минуты он надеялся, что у них с договором ничего не получится, поскольку любая проблема имела как минимум несколько решений, а то решение что ему фактически навязали товарищи, ему не нравилось. Слишком оно было поспешное и до конца не продуманное. А в перспективе вообще сулило нешуточные проблемы, в частности с самим атаманом.

Да и ещё он считал, что пока реального решения по кедровникам не найдено, нечего в эти дела было и соваться. Но что отнюдь не значило, что какого-то реального решения по вопросу с кедровником нет. Оно есть, наверняка есть. И наверняка не такое разорительное, как сейчас. А то, что предлагал Корней, с наймом тысячи и более человек, его вводило в откровенный ступор, и совершенно Сидору не нравилось, какие бы у них не были проблемы на озёрах.

И ещё он прекрасно помнил ту неуправляемую, враждебную толпу в две тысячи голов курсантов на Девичьем поле, и, в отличие от Корнея, имевшего богатый опыт командования такими бандформированиями, сталкиваться снова с неуправляемой толпой природных анархистов хуторян лично у него не было ни малейшего желания.

Сидор всей шкурой чувствовал, что будут проблемы.

Впрочем, это уже было дело Корнея, и ему, слава Богу, можно было в эти дела больше не соваться. Хочется тому повоевать — флаг ему в руку и барабан на шею. И как всегда добавляла в таких случаях Маша, недовольная чьей-либо дурной, в её представлении, инициативой: "Ветер в спину и пинок под зад!"

Только вот будет ли она теперь так безразлично реагировать, когда коснётся её лично, вот это был вопрос…. И чего она тогда выкинет — вот об этом надо было подумать заранее, подготовиться. А то мало ли что. Маша, она такая…. Она может… всякое…

— Ну, раз в общих чертах договорились, — сухо проговорил он, — завтра поутру прошу в банк к Маше, там и договор, как положено, оформите. Она же его и подпишет, со всеми выкладками и расчётами. Там же и Корней будет. Все военные вопросы отныне, согласовываете с ним. Он командир. Я же займусь вашими кедровниками.

— Ладно-ладно, — криво поморщился он, бросив на косо посмотревшего на него атамана слегка раздражённый, сердитый взгляд. — Попробую, попробую отыскать этого вашего незаменимого травника, раз уж вы все так его высоко цените. Глядишь, у меня, в отличие от Совета, что-нибудь да получится.

Холодно кивнув напоследок, он расплатился с подошедшим половым и покинул, не оглядываясь, кабак. Довольных лиц своих собеседников он уже не видел, как впрочем, и устроенной ими в кабаке грандиозной гулянки по случаю столь удачного найма.

Последняя его мысль была:

— "А вот и противовес нашему хитроумному атаману — атаман Малой, — немного повеселился он напоследок".

Достаточно было глянуть, как смотрит Малой на Дюжего, и как тот свысока, покровительственно, в ответ на того посматривает, как сразу всё становилось на свои места. Тут и любому дураку было понятно, что до Малого дошло, с чьей подачи он с нанимателем накосячил.

— "Вот и ладненько, вот и хорошо, — подумал Сидор. — И года не прошло, работать ещё не начали, а между ними уже кошка пробежала.

— Чего тогда, спрашивается, припёрлись вместе? Козе же понятно, что мы теперь это используем. Только ведь, атаман не коза", — чуть не расхохотался он напоследок, бросив прощальный косой взгляд на лучащуюся довольством физиономию атамана.

Упавшее было настроение уверенно пошло вверх.

 

Глава 8 Зима. Даёшь скорый отъезд!

Бегом, бегом…*

Вернувшись после разговора с атаманом, Сидор недолго пребывал во взвинченном, раздражённом состоянии. В самом деле, чего было злиться. Всё шло своей обычной, привычной чередой, и реальных причин для раздражения, фактически не было. Если не считать одной, той самой — истинной.

Чтобы там Корней ни говорил, как бы ни настаивал на привлечении к ним на службу больших масс наёмного войска, и чтобы он сам в том направлении ни делал, как бы он сам не понимал необходимость идти на этот найм, а всё одно. Сидор никак не мог себя переломить. Любые разговоры о больших вооружённых массах людей, с тех давних пор, когда он вплотную столкнулся с этим при перегоне лошадей, у него ничего кроме глухого раздражения и злости не вызывали.

А тут ещё тридцать тысяч подростков обоего пола, что с недавнего времени повисли у них камнем на шее, и с кем тоже надо было разбираться и устраивать их по жизни.

Да и вообще было много в этом деле непонятного. Главное — как такая огромная масса чужих людей после выхода из карантина поведёт себя в незнакомом городе. К тому же не таком уж и многочисленном по числу жителей, чуть ли не сравнимом с новоприбывшими.

Об этом можно было лишь догадываться.

Не зря, ох, не зря городские власти, до того никак не проявлявшие своей обеспокоенности судьбой баронского обоза, уже недвусмысленно и прямо ему намекнули, чтоб убирал своих переселенцев куда угодно от города, хоть к людоедам в котёл. Но чтоб сразу предупредил своих сопляков, что любое нарушение принятых на территории города и края норм и правил караться будет самым жесточайшим образом. И что город не позволят превратить в ярмарочный балаган.

И что виселица перед зданием Совета простаивать не будет, если что. И что розог с кнутами для жестокой порки заготовлено в достатке.

Одним словом, нерешённых проблем хватало.

Может, кто-то и мечтает о лаврах Наполеона с Македонским и прочими муд…ми, водивших в бой миллионные армии и повелевавших судьбами мира, Сидору же на подобное было откровенно наср…ть. Он думал исключительно о благополучии своей семьи, своих близких и друзей. Ну, иногда, в крайнем случае, знакомых. И чтоб к нему не лезли с мировыми проблемами.

Ну а о судьбах всего мира, или, как его старательно пытался втянуть в свои дела Ведун — о будущей судьбе всего этого муравейника Левобережья, думать ему было просто противно. Особенно наблюдая как старательно манкируют своими прямыми обязанностями некоторые товарищи из местных должностных лиц, по самой своей сути обязанные беспокоиться о таких нематериальных вещах.

Чего стоит одно только дело с отменой запрета на торговлю и поставки товаров на Левобережье через Басанрогский перевал. Вместо того чтобы костьми лечь и постараться сразу отменить запрет, городская Старшина левобережного города Старый Ключ попыталась извлечь из того выгоду.

И ладно бы они выторговали преференции для всего сообщества Левобережья. Ну, или хотя бы для их города, а то лишь для себя любимых и ни для кого ещё.

И какими же волками они потом смотрели на Сидора, когда он после отмены запретов вернулся в город. Убить, готовы были. И убили бы, если б смогли.

А почему? Потому что пострадали лично они. А на остальных, что другим стало после этого хорошо — этой публике было плевать.

— "Может, и моё недавнее отравление там, в Тупике, из этого же ряда?" — угрюмо подумал он.

При одной только мысли об этом настроение резко рухнуло вниз. Казавшаяся ранее такой надёжной защита шишко-ягодой от всех местных ядов, дала здоровую такую трещину.

Постаравшись выбросить из головы несвоевременные мысли, вернулся к тому, что обдумывал раньше.

Слава Богу, что хоть не все там, в городском Совете были такие ненормальные, как Голова со Старостой, Совет и Управа, будь они все там неладны, оба.

Слава Богу, что большинство там всё же было из тех, что радовались отмене запретов. Хотя, Сидор прекрасно понимал, что подобная радость могла быть вызвана и не их честностью и альтруизмом, а банальным расчётом и игрой на популизме.

Да ещё и грядущие выборы явно сыграли в этом деле свою роль. До них всего то оставалось, года полтора, не больше.

Хай-тек. Или платформа кузнеца.*

Промучившись со злыми, раздражёнными, а главное, бесполезными мыслями какое-то время, Сидор, в конце концов, решил больше не маяться дурью и завалиться спать. А на следующий день с утра пораньше лучше отправиться на литейный, чем ещё один пустой день проторчать без дела в городе. Его место было там, на заводах. Там был его мир. И там, в первую очередь следовало проверить ведение дел по воссозданию бывшей кузнечной платформы в новых материалах и формах.

Да и вообще, там, хватало всяких нужных и интересных дел, где, в отличие от города, решив дело с наймом войска и атаманом, он просто не знал чем себя ещё занять. Дальше уже было не его дело.

Как и собирался, рано утром на рассвете Сидор отправился на завод.

Сидя в удобном кресле пулемётного поворотного станка в верхнем стеклянном броневом колпаке башни броневика, Сидор оттуда, с верхотуры обозревал проплывающую мимо дорогу. Что ни говори, а здорово. Толстый бараний тулуп и лес, искрящийся на лёгком утреннем морозце покрытыми первым выпавшим снегом иголками. И солнце, постепенно поджаривающее его в под стеклянным колпаком до состояния шкварки. И дорога. Залитая ослепляющим ранним солнцем и усыпанная первым выпавшим снежком утренняя зимняя дорога, которую он прекрасно обозревал с высоты.

— "Надо будет поговорить с мастером каретником о создании вагончика, что-то типа дилижанса, как на Диком Западе, только обязательно двухэтажного, — ленивые мысли вяло бродили в его голове. — Это как у лаймов с их двухэтажными экскурсионными автобусами в Лондоне. Или как у пиндосов. Или ещё где…"

Были ли в истории его родной Земли двухэтажные автобусы ещё в какой-либо стране, Сидор не знал. Да это было и не важно. Свой бы такой сделать.

— "А потом устроить на этой трассе пассажирское сообщение, — мысли текли вяло, размеренно, а открытая грудь в распахнутой нараспашку рубашке, буквально купалось в лучах тёплого под стеклянным колпаком утреннего солнышка, как в нирване. — А потом и на других трассах можно устроить подобное пассажирское сообщение, хотя бы до Басангского Рога. И чтоб окна второго этажа конки были большими, во всю стену, как в московских троллейбусах. Тогда вокруг такой вид открывается — аж дух захватывает

— И обязательно просторный, светлый салон, чтоб боками друг о друга пассажирам не тереться. Не люблю тесноты. И чтоб крыша стеклянная — за небом наблюдать. Можно бронированную", — улыбнувшись собственным мыслям, Сидор тут же внёс обязательное уточнение с учётом местной специфики пограничья.

Он мечтательно вздохнул. Чтобы там ни было дальше, а пока всё шло хорошо. Можно было и помечтать, немного, о будущем.

Переночевав по дороге в одном из своих придорожных трактиров, следующим днём были на месте. И сразу же, не отдыхая, отправился по делам.

Первая его мысль была, как только он увидел то за чем сюда приехал: "Пи…ц!"

Сборно-разборная раздвижная бывшая платформа кузнеца, теперь уже действительно стала бывшая. Ничем уже, даже внешним обликом она не напоминала былое.

Это было нечто! Хай-тек этого мира! Стиль двадцатых годов начала двадцатого века на Земле в лучших своих проявлениях. Дизайн высшего разряда.

Хоть сейчас на обложку глянцевого журнала для автомобилистов.

Невысокая, изящная, размерами два на три метра, с полукруглыми, зализанными бортиками, высотой чуть более полуметра, при нужде легко откидывающимися, на двух поворотных станках — настоящая грузовая платформа, как основа всевозможных дальнейших прибамбасов, на выбор, чего только в голову взбредёт. То, что надо и чего он уже чуть ли не полгода безуспешно пытался добиться от мастера.

И тут же рядом, как образцы для дальнейшей разработки: крытая и открытая плоские грузовые платформы, пулемётный броневагон, в отличие от тачанки, с двумя поворотными пулемётами по обеим сторонам вагона и…

Мортирная батарея — четыре приземистые, зализанные по бокам небольшие повозки с мощными пневматическими мортирами, спрятанными под изящным кожухом из чёрной брони. Со стеклянным броневым колпаком сверху, откуда торчало широкое и короткое дуло пневматической мортиры.

— Вот! — с истинной гордостью мастер первым делом подвёл Сидора к своему любимому бронеходному орудию и бережно, с любовью погладил чёрный, лоснящийся, словно облитый маслом, глянцевый бок своего детища.

— Вот, то, что ты давно просил. Сделали! Теперь уже орудийную прислугу у тебя не вырежут какие-то там поморские рыцари со своими железяками.

— Жаль только, не самоходная, — с сожалением прицокнул он языком. — Моторчик бы ей, — бережно похлопал он по гулко отозвавшейся пустотой чёрной фанерной стенке. — Ох, и навела бы она шороху среди твоего рыцарства.

— "Как везде и как всегда, — равнодушно подумал Сидор.

В отличие от всех причастных к оружию, лично он никакого пиетета или восторга по данному поводу не испытывал. Подумаешь, ещё одно орудие смертоубийства. Как будто их в истории человечества было мало.

К тому же не очень-то и совершенное. Так, серединка на половинку. Снаряды то до ума так и не довели. Взрывались где и как хотели. Получше, конечно, чем прежде, много лучше, но всё равно, увы-увы.

На земле таких вот бронеходов, даже намного более тяжёлых, мощных и более совершенных — пруд пруди было. И что? Что-то от этого изменилось, по сравнению со временами рыцарства, когда единственным оружием были меч, копьё и стрелы?

— Ни-че-го, — холодная злая мысль испортила всё бывшее только что столь праздничным настроение. — Как убивали люди друг друга, так и продолжают убивать. И пушками, и танками, и бомбами, и ножами, и стрелами. Ничего не изменилось.

Зараза, — выругался он про себя. — Ну что, спрашивается, хрень всякая в голову лезет. Нет бы, просто порадоваться: за мастера, за отлично выполненную работу, за себя, в конце то концов, что наконец-то получил то, о чём так долго просил и о чём мечтал всё это время".

"Гляди ко, как сам-то мастер изменился, — отметил он про себя внешний вид каретника. — Успокоился, раздобрел. В одежду нормальную стал одеваться. И больше не похож на того злого, взъерошенного сморчка, готового по поводу и без повода загрызть всех и каждого, лично с ним не согласных…".

Спасибо, мастер, — искренне поблагодарил он старого мастера каретника, казалось бы на этот раз переплюнувшего даже себя. — Ваш ряд изделий просто потрясает.

Особенно этот, — с улыбкой кивнул он на открытую грузовую платформу с лёгкой ажурной конструкцией сверху, по типу летней, воздушной беседки с прозрачными шёлковыми занавесями.

Особенно впечатляют эти ваши ажурные, полупрозрачные ткани. Белый цвет — лучшая защита от солнца.

На случай дождя — тоже сойдёт, — понимающе улыбнулся мастер. — Только это ваши ткани из несгораемой нити, между прочим, — пояснил он, улыбнувшись.

По бокам — тонкие, кисейные, от ветра, дождя и москитов. А наверху, на крыше, так они вообще плотные, непромокаемые. Хоть и прозрачные. Вроде как тент. А общее впечатление — лёгкости и прозрачности.

— Гарем падишаха, — с мечтательной улыбкой на губах Сидор смотрел на тонкую ажурную конструкцию, более похожую на место чувственного отдохновения гурий из гарема, чем на простую грузовую платформу с крепким защитным покрытием из несгораемых тканей.

Достархана там не хватает, — мечтательно проворчал он. — Подушек, персидского ковра, плова из курдючного барашка, зелёного чая и одалисок на выезде.

Первые же слова об одалисках сразу развернули мысли на Димона с его любвеобильностью и многочисленными жёнами.

— "Где эта сволочь, — раздражённо подумал он. — Белые мухи уже полетели. Первый снег пал, а этой гадины всё нет и нет. Завтра шуга появится и лёд на реке встанет. И что? Где его искать?

Убью, как только увижу".

— А вот ещё, — вещал меж тем мастер, — образец номер два. Сборно-разборный фургон для перевозки лёгких материалов: шерсти или хлопка. Или того же сена, как ты и просил. Не одним же зерном кормить лошадей зимой. Надо и запасец сенца иметь с собой. А то на дальних маршрутах траву то из-под снега нет времени добывать, торопиться надо. Время — деньги.

Сидор недоумённо покосился в сторону мастера. Ишь, разговорился, боян, доморощенный. Вот что значит, любимый труд делает с человеком. Прям расцвёл, мастер-каретник.

— В отличие от платформы для гарема, — улыбнулся мастер, — здесь несколько иная защита от зажигательных стрел. Не ткани. Здесь особая конструкция для покатой, высокой кровли из облегчённой вдвое негорючей фанеры и возможность её лёгкой установки с демонтажём, — вещал далее с восторгом мастер. — Высота — хоть до двух сажень, хоть до трёх. Главное — чтоб не опрокинулась. И если готов такое чудо везти — вези. Конструкция сборно-разборного защитного щита из дощатой фанеры с направляющими по типу заплота, позволяет за относительно небольшое время превращать открытую платформу в несгораемый, наглухо закрытый фургон.

Прекрасно приспособлена для перевозки любых легко воспламеняемых товаров, требующих защиты от зажигательных стрел. Чем, как ты знаешь, очень любят поразвлечься многочисленные разбойники в юго-восточной части лесостепи Приморья.

По принципу: "Ни себе, ни людям".

Практически эти две конструкции для эксплуатации готовы и в мастерских идёт лишь мелкая доводка и правка отдельных деталей, которые необходимо привести к идеальному виду.

— "Ну да, — с оттенком лёгкого раздражения подумал Сидор. — Неистребимое естество мастера — сделать всё идеально. А мне только плати и плати. Словно у меня карман резиновый. Не остановишь — так и будет всё улучшать и улучшать, пока заказчика окончательно не разорит".

— Ну а где главное? — повернулся он всем телом к мастеру, словно угрожающе нависая над ним. — Где мои цистерны для перевозки жидкостей: нефти, спирта, водки, пива?

— Нет, — запнулся он, улыбнувшись. — Для пива — пожалуй, не надо. Пиво возить будем в дубовых бочках, как обычно. Там оно лучше вызревает, чем в твоих клееных фанерных цистернах.

— Будет, — улыбнулся понимающе тот. — Всё тебе будет и будет прямо сейчас.

— Вуаля, — изобразил он нечто замысловатое кистями рук, в лёгком шутливом поклоне указывая куда-то в сторону.

— "Ещё один француз на мою голову", — чуть не выругался матом Сидор. И тут же забыл про своё недовольство.

Не смотря на всё изящное махание кистями рук, ничего ниоткуда не появилось. Фокус факира, похоже, не удался.

— Ну и? — с ехидцей глянул он на мастера, с гордым видом показывающего на пустую стену амбара прямо перед ними.

— Ну и что? — непонимающе повернулся к нему тот.

— Ну и где? Где обещанная цистерна? — ехидно поинтересовался Сидор. — Не успели? Или опять не получилось?

— Обижаешь, начальник, — негромко жеманясь, мастер раздражённо махнул как-то странно вывернутой рукой, словно паяц-арлекин.

— Упс, — с лица Сидора медленно сползла ехидная ухмылка.

Из-за угла соседнего амбара медленно и не торопясь, влекомая парой тяжеловозов не выехала, а буквально выплыла… Цистерна!

Длиной метров шесть-семь, шириной и высотой — под три, круглый цилиндр, словно надломленный посередине с уклоном днища в серёд, она покоилась на мощной и толстой клееной балке, установленной на два широких и мощных станка по концам цистерны, с двумя парами низких и широких колёс каждый.

— Великолепно проходима. Способна легко пойти по любому местному бездорожью, — с гордостью первым делом указал на широкие колёса мастер. — Высота — сажень, ширина — полторы, длина — три сажени. Люк сверху, как видишь, тоже квадратный с заваленными краями, для удобства обслуживания, с запираемой на засов крышкой. Снизу — кран, для слива жидкости. Внутри — лесенка для обслуживания. Внутреннее пространство разделено на секции для предотвращения общего взбалтывания.

— "Два, на три, на шесть, — Сидор привычно перевёл местные размеры в привычные для себя. — Где он тут три тонны видел?" — уже в откровенной панике подумал он.

— Принимай, — махнул мастер рукой куда-то в сторону.

— Теперь можешь возить что хошь. Что нефть свою, что водку. Древесина совершенно нейтральная и перевозить можно всё что угодно.

— Кроме кислоты и растворителей, конечно, — всё же поправился он.

— Хотя, — полез он чесать затылок. — С этим я что-то не то сказал. Откуда здесь столько кислоты может взяться. Да и зачем? Кому она нужна, — отмахнулся он от Сидора.

— Это всё твои парни, будь они неладны, сталевары, — сердито проворчал он. — Сбили с панталыку, несчастного меня, со своими кислотами. Всё-то им что-то постоянно надо. То одно, то другое, то третье.

— Два на три на шесть — это будет около тридцати шести тонн, — злым тихим голосом оборвал рассуждения мастера Сидор. — Ты что, сбрендил? Где я тебе тут такой тягач найду, чтоб потащил такую махину? А лошадьми — с места не сдвинешь.

— Разъедини, — невозмутимо пожал плечами мастер. — Возьми одну секцию, поставь на отдельную платформу, есть у нас в запасе и такая, — вот тебе и секция на три тонны будет. Она же составная, разделяй, а потом соединяй, как хочешь, — небрежно пояснил он.

— А лучше, воспользуйся этой, — опять махнул он рукой куда-то в сторону амбара, из-за которого влекомая одной лишь маленькой мохноногой горской лошадкой медленно выплывала небольшая, какая-то вся из себя ладная и аккуратная платформа с установленной на ней небольшой, округлой цистерной.

— Ого! Хай-тек, начала двадцатого века, блин. Для начала — неплохо, — тихо проговорил Сидор сам себе. — Очень даже неплохо.

— А чего она вся такая квадратная и такая низкая. В ширину больше, чем в высоту.

Чтоб не опрокинулась, и ты же сам хотел её по туннелям своим таскать, подгорным, — пожал плечами мастер. — Сам же и габариты прохода задавал. Вот я её и сделал такой: вёрткой, неширокой и плоской. А длинная, потому как старался уложиться в заданный тобой объём, в три тонны, под одну пару тяжеловозов. Хотя, — пожал он плечами, — не такая уж она и длинная. В самый раз будет.

Высотой чуть больше полуметра, шириной — два, и длиной — в три метра, маленькая цистерна была удивительно соразмерна.

— Это тебе уж точно на твои три тонны, — ухмыльнулся мастер. — Впрягай своих волов, — презрительно покосился он на пару элитных тяжеловозов, медленно, не спеша как раз подтягивающих в это время большую цистерну к ним поближе. — И вози свою нефть, сколько хочешь и где только хочешь. Хоть по местному бездорожью, хоть по подземным пустотам, хоть где.

— Такая малютка, где угодно пройдёт. Даже в пещерах, даже в болотах, не говоря уж про каменистые дороги Приморья.

— А для открытых, равнинных дорог — будь любезен…

На манер небезызвестного Ильича на постаменте, мастер протянул руку вперёд, указывая на своего монстра.

— "Ну, щас, — Сидор невесело ухмыльнулся про себя. — Монстру твоему мы иное применение найдём. Будем использовать под временное передвижное хранилище. Ты хоть и хороший мастер, от Бога, а придурок придурком. Ещё один Адольф Алоизович с гипертрофировано развитой гигантоманией.

Нет в этом мире пока тягачей, способных тянуть такую тяжесть. Даже наши элитные тяжеловозы такое не потянут. Если только не впрячь в упряжку восемнадцать пар голов. А оно такое мне надо?

Вот же ж, связался с идиотом, — с досадой подумал он. — Гигантоман, доморощенный. Теперь придётся приспосабливать его изобретение для дела. Ведь не оставлять же без использования такое чудо инженерной мысли".

Отлично, — с широкой открытой улыбкой повернулся он к мастеру.

— А теперь сладкое, раз уж взялся мне новинки показывать. Поехали на озёра. Там, как мне сказали у тебя новый прорыв? Лодью нефтеналивную из фанеры своей смайстрячил.

Радостный мастер заметно скис.

— Да не то чтобы лодью, — вдруг засмущался он. — И не то чтобы нефтеналивную… Скорее это можно назвать лодкой плоскодонкой. А до настоящей лодьи ей ой как ещё далеко.

— Вот груз руды на ней возить — отлично, особенно по мелководью, а плавать по открытому озеру, пустой, особенно в шторм или при некотором волнении, — обтекаемо уточнил он, — очень проблематично.

— Весьма и весьма, — совсем тихо закончил он.

— Ну что ж, — тяжело вздохнул Сидор, о чём-то подобном давно уже предупреждённый.

Тема лодий была для них весьма актуальна и злободневна. А также и крайне болезненна.

— Пошли уж, корабел, — грустно заметил он, уже понимая, что то, что он там увидит, ему не понравится. — Показывай своё чудотворение.

Чудотворение…*

Просторный озёрный залив на ближайшем к литейному заводу озере, получившем уже у местных название Сытное, за обилие и многообразие видов обитающих там рыб, не считая колоссального количества во множестве обитавших в густых прибрежных камышах раков, был широк и просторен. И хорошо укрыт от сильных ветров с озера высокими, обрывистыми берегами с произрастающим на склонах густым хвойным лесом, и… мелководен. Захочешь — не утонешь. Натуральный лиман, только вот не с грязью по уши, а с твёрдым каменисто-песчаным дном.

Идеальное место для строительства мастером каретником его водных затей — широких и ёмких грузовых плоскодонок. Что полностью и подтверждала разросшаяся там за последние полгода небольшая деревенька с немногочисленным пока ещё населением из судостроительных рабочих, обитавших в просторных избах за невысоким заплотом из брёвен. И стоящие на краю воды длинные, высокие амбары опытного лодейного производства, растянувшиеся редкой цепью по всему пологому берегу залива, дополняли индустриальную картину бурно развивающегося судостроительного производства.

Вход же в залив охранял ещё один небольшой острожек с единственным оставшимся ещё у них многострельным станковым арбалетом на поворотной станине и торчащей, словно заноза на открытом всем ветрам пустынном мысу залива ажурной сигнальной башенкой с шатровым навесом, высоко возвышающейся над низкими стенами острожка.

— А чего в таком мелководье расположились, словно места получше не нашли? — без всякой задней мысли полюбопытствовал Сидор. — Рядом же глубоководный залив есть, где ещё амазонки что-то подобное своё пытались создать.

— Денег запросили, — неохотно сознался мастер. — Много.

За свой сухой материал на складах, за кособокие свои, оставляемые новым владельцам убогие избы, за пирсы, за сухой док, на который без слёз не взглянешь. Да за что только не запросили, — раздражённо проворчал он. — Словно всё у них там из чистого золота сделано.

Потому и не дал я своего согласия. Ещё потом вставишь эту сумму мне в мой персональный долг, что, мол, не экономлю казённые средства. Растрачиваю, когда всё можно создать самим, даром, но по соседству. А оно мне надо?

— Угу, — угукнул неопределённо Сидор. — Правильно мыслите, товарищ. Не понравилось бы, вставил. Тут ты прав. Видел я их смету. Пусть за такие деньги сами же у себя и покупают.

— Да и не больно-то теперь они торопятся верфи свои продать. Вспышка первого ажиотажа прошла, когда они ещё собирались домой, и теперь, как я слышал, они резко передумали. Собираются наладить там собственное производство больших грузовых лодий для плавания по озёрам и боевых ушкуев.

— Где бы только разрешения им от нас получить на все их желания, да леса бы им сухого взять на все их великие прожекты, — с усмешкой уточнил он. — А нету лесу — нету и лодий. Затерроризировали уже Беллу со своими требованиями. Дай им то, дай им сё. Да досок сухих дай, да гвоздей, канатов, парусины… и всё по самым низким ценам…

Чёрт, — чертыхнулся он в полголоса. — Сухого, выдержанного леса полно, а распилить негде. Лесопилку нашу нам до сих пор так и не вернули, а новую построить всё руки не доходят. А когда вернут, и то, что вернут, мне уже и самому не надо, — тихо проворчал он, сердито отвернувшись в сторону. — Угробили, сволочи, станки, а чинить даже не собираются. Значит, со дня на день следует ждать согласия на возврат. Глядишь, ещё и пожар на прощанье устроят.

— Уроды, — тихо, сквозь зубы выругался он.

— Что? — повернулся к нему невнимательно слушавший его мастер. — Ты что-то сказал?

— Нет, ничего, — резко мотнул Сидор головой. — Забудь. Тебя это не касается.

— Итак! Где твои лодьи?

— Вот! — на манер Ильича, мастер протянул руку вперёд.

— Блин! — Сидор длинно и замысловато выругался.

И на этот раз мастер превзошёл самого себя. Такого уродца из его рук ещё ни разу не выходило.

Лодьи, это было единственное, что у мастера пока что не получалось. Никак! Всё, что создавалось в стенах его мастерской, иначе, чем уродцами и назвать было нельзя.

Правда, за то время, что прошло с его появлением на литейном, и организации, там по соседству его персонального фанерного цеха, он сумел таки добиться от своей фанеры требуемой прочности и долговечности при контакте с влагой. Но это было единственное его серьёзное достижение за последние полгода. Единственное, чего он добился. В остальном же был полный швах.

Да и насчёт долговечности были большие вопросы. Реального опыта то эксплуатации фанеры в воде практически не было. А те три месяца, что опытные образцы пролежали под водой, и ничего с ними якобы не случилось, ещё ни о чём не говорили. Корабли то эксплуатируются десятками лет, а не парой, другой тёплых летних месяцев.

Лодьи у него как с самого начала не пошли, так и не получались до сих пор.

Как у мастера великолепно получались изделия для суши, те же фургоны, броневики, так же у него безобразно выглядело всё связанное с водой.

Ну, сухопутный он был человек, сухопутный, всю жизнь проведший вдалеке от любой, даже относительно большой воды. Что уж тут говорить.

Если мастер каретник раньше что и видел, то лишь неширокий, пересыхающий к концу лета узкий ручеёк в степи, который и воробей то мог в половодье за три скока перескочить.

Потому видать и самую обыкновенную речную лодью сделать для него было проблемой. Не хватало специальных навыков и знаний. А найти мастеров, согласных с ним работать в паре, оказалось невозможно. Все те мастера корабелы, что строили, или пытались строить когда-то для их компании лодьи, почему-то оказались в последнее время ужасно занятыми. И почему-то они никак не могли выбрать свободное время, чтобы хотя бы проконсультировать мастера и поделиться несколькими профессиональными советами на заданную тему. Даже за очень большие деньги, что предлагал им Сидор.

Глядя на подобную "занятость", у Сидора не было ни малейшего сомнения, что нежелание знакомых ему мастеров работать с ним тесно связано в первую очередь с усилением влияния их компании, а никак не с тем, что у местных мастеров корабелов якобы не хватает для него своего свободного времени.

Кто-то из сильных, значимых людей в городе делал всё, чтобы не допустить ещё большего усиления их компании. А иметь свой торговый флот на реке — это значило выйти сразу же на иной уровень, стать вровень, если не со всеми, то по крайней мере с половиной старых городских кланов. Видать, кому-то этого очень не хотелось.

Не получился и другой путь — договориться с амазонками, в среде которых вроде бы как оказались мастера по этой части. Но, не получилось, сколько Сидор, ни пытался. Те упорно отмалчивались на все неоднократные сидоровы заходы, словно не слыша, о чём он регулярно с ними заводит речь.

Это наводило на самые определённые мысли. Что те категорически не желают выпускать такой весомый козырь в будущей торговле с ним по каким-то своим важным для них вопросам. Знать бы только, чего им ещё от них было надо.

Впрочем, Сидор ещё после второй безуспешной попытки добиться от Илоны Бережной какого-нибудь внятного ответа по своему запросу о мастерах корабелах, бросил все попытки что-либо с ними решить. Те явно не желали иметь с ним дела, откладывая все вопросы на свои редкие встречи с Беллой.

Вот с ней они готовы были работать и сотрудничать. Причём, что самое удивительное — на любых условиях.

На словах. На деле же, как только и она заводила речь о том же самом, что амазонкам не мешало бы, выделить из своей среды парочку корабельных мастеров им в помощь, из тех, что шьют им плоскодонки для перевоза руды на озёрах, как те замыкались наглухо и словно глохли.

Значит, было ещё не время.

Не имея же своих мастеров, компания не могла сделать лодку даже по подобию, просто разобрав любую подвернувшуюся лодью по досточкам, чтобы потренироваться и набраться мастерства. В городе просто не было свободных лодий в продаже. А все те, что были в пределах их досягаемости — или стояли на приколе в дальних речных старицах Ключевки, пережидая блокаду амазонок, или не продавались. Ни за какие деньги.

Все хозяева любых плавсредств в городе с нетерпением ждали окончания ведённой амазонками речной блокады. И особенно ожидания всех усилились, когда с перевала пираты её наконец-то сняли.

Теперь в городе только и разговоров было о том, как, кто и куда поедет, и что повезёт на продажу. И не будут ли амазонки снова свирепствовать на реке, мешая их торговле.

И все дружно приходили к однозначному выводу, что нет, больше не будут. Наелись, и больно уж и сами амазонки понесли большие потери на этой никому не нужной блокаде.

Поэтому и разговоров о какой-либо продаже даже не вели.

Разобрать же один из собственных ушкуев, хотя бы даже один, из тех, что Сидор сам когда-то украл у амазонок, и которые теперь упорно трудились на озёрах, а потом заново собрать, но в иных, новых материалах — не получалось. О таком он даже не заикался, настолько это было чревато.

Каждая из них была там, на вес золота, причем, совсем не в фигуральном смысле. И даже устранение на самое короткое время хотя бы одной боевой лодьи немедленно повлекло бы за собой самые негативные последствия по проводке грузовых караванов с рудой. Подгорные ящеры на озёрах не дремали и с каждым днём всё наращивали и наращивали давление на трассах. И если они не хотели вообще оставить свои заводы без руды и каменного угля, изымать, хотя бы один ушкуй их охраны проводимых караванов было чревато.

Чудо на воде. Или — водяное чудовище…*

— Ну ты и создал, — запнулся Сидор, не зная как и назвать то, что красовалось у него перед глазами. — Уё…ще, — тихо проговорил он, стараясь, чтобы и сам расстроенный не меньше него мастер не услышал.

Сидор замер в размышлениях перед очередным неудачным творением мастера.

— "Рождённый ползать — плавать не может", — раз за разом посещала его одна и та же мрачная мысль, как только он встречался взглядом с мастером-каретником, с унылым видом рассматривающим собственные жалкие потуги на ниве кораблестроения.

— "М-да, — мрачно подумал Сидор. — Что у мастера получалось, то получалось хорошо. А что не получалось — то не получалось".

Мысли Сидора приняли вдруг самый неожиданный поворот.

— "А что? На это уё…ще можно ведь и по-другому взглянуть.

Шедевр! Натуральный шедевр.

Плоскодонная несамоходная баржа, для перевозки руды и любых сыпучих грузов! Если, правда, огромную, безобразную лохань, напоминающую скорее корыто для стирки белья какой-нибудь деревенской бабы, чем изящную речную лодью, можно было назвать столь возвышенным словом — речная несамоходная баржа.

Но зато, какая эффективность!

Ну, блин, и дизайнер…"

Перед Сидором на мелководье хорошо укрытой от сильных ветров бухте озера покачивалась огромная — шириной не менее десяти метров, а длиной достигающая всех семнадцати… Нет, не покачивалась, а покачивалось — корыто!

Сидор поймал себя на мысли что уже битый час стоит перед этим уё…щем и молча смотрит на неё. Что сказать, он просто не знал.

— А оно это…, - замялся он, — не опрокинется?

— Легко, — мрачно буркнул мастер. Если не гружёный, сносит малейшим ветерком напрочь, и никакой парус не помогает. А стоит нагрузить — попробуй сдвинь его с места.

— Движитель бы ей, — тяжело вздохнул мастер. — Типа тех, что мне тут ребята сталевары порасписали. Так называемый дизель. И помощнее.

— И где ж я тебе его возьму? — задумчиво посмотрел на мастера Сидор.

Тот явно прогрессировал семимильными шагами. Вот и о дизелях речь завёл, словно с самого начала на них и рассчитывал свои кособокие конструкции.

Сидор ещё раз окинул оценивающим взглядом высящееся перед ним уё…ще.

Высотой во все пять с половиной метров — оно было прекрасным образцом крепкой, надёжной конструкции. Прекрасно пройдя все испытания, уё…ще полностью оправдывало связанные с ней ожидания, за один раз перевозя просто огромное количество руды, сравнимое разве что с прошлым целым караваном. А там, где не прошла бы никакая другая лодья, сделанная из дерева, она скользила по мелководью, словно по просторной речной глади.

С плоским, ровным носом и кормой, такими же ровными и прямыми бортами, очень удобная для погрузки руды, практически невесомая, несмотря на свои внушительные размеры, она легко управлялась буквально одним человеком и доставлялась прямо к месту загрузки. А потом, гружёная по самые борта, также легко скользя по поперечным каткам плоским, как блин, днищем, быстро скатываясь с покатого берега в воду. И можно было не опасаться, что такое огромное, длинное и тяжёлое судно в каком-либо месте переломится, настолько у неё была крепкая, надёжная конструкция.

Но это было единственное её достоинство. В остальном же это было самое настоящее уё…ище. Или, попросту, называя вещи своими именами — корыто, каковое имя так к ней намертво уже и прикипело.

— Корыто, — убитым голосом констатировал мысли Сидора и мастер. — Сколько ни пытались придумать иного названия — не получилось. Все кто в первый раз Это видят, иначе и не называют.

— Вот и мы, махнули рукой, — обречённо констатировал мастер. — Пусть будет корыто. Так уж тому и быть. Так и всю серию назовём, если вдруг решишься начать серийное производство корыт — К1. Да и чего от корыта ожидать, — пожал он плечами. — Главное, что хороша для перевозки руды, а иного от корыта и не надо.

— А пробовали прикинуть, как на вашем корыте встанет мортира? — вдруг замер столбом перед конструкцией Сидор.

До того медленно прохаживавшийся из стороны в сторону и молча, с интересом разглядывавший этот очередной "шедевр" мастера, Сидор вдруг задал совершенно неожиданный даже для самого себя вопрос.

— Одну мортиру по центру на круговой станине, чтоб стреляла во все стороны, и пара пулемётов по концам вашего корыта, спереди и сзади. Как план? — вопросительно глянул он на стоящего рядом Лёшку.

Инженер тут же полез задумчиво чесать затылок.

А что? — невнятно пробормотал он ещё что-то себе под нос. — Это мысль. Тогда мы и от ушкуев не будем так зависеть. Мало их, да и общая огневая мощь в караване сразу и значительно повысится. А то уж ребята думали на плотах с рудой батареи устанавливать, настолько сладу с этими ящерами не стало.

Вот тот ваш броневагон в мортирой и пулемётами, — развил свою мысль Сидор. — Переставьте сюда, на корыто, сделаете кровлю — вот вам и монитор.

Чего? — непонимающе повернулся к нему мастер.

Жесть! — Лёха в восторге чуть не пустился в пляс. — Точно! Я такое чудо бронированное однажды в фильме видел про гражданскую войну в Америке.

По нему чугунными ядрами колотят, а оно в ответ лишь бум да бум. Непробиваем.

Я знаю, что нам надо, — со всей дури хлопнул он мастера по плечу. — Всё! Ящеры у нас в кармане. Я знаю, что нам надо делать.

Вот и ладненько, — согласно кивнул головой и Сидор. — Раз и с этим разобрались, значит, возвращаемся обратно к нашим баранам.

Когда и сколько?

Переглянувшиеся мастер и Лёшка, синхронно пожали плечами.

— Неделя, две, — в один голос ответили оба. И весело расхохотались, радостно глядя друг на друга.

— Всё уже готово, — с улыбкой пояснил мастер на непонимающий взгляд Сидора. — Все нужные заготовки давно лежат на складе и только и ждут своего часа. Так что, когда вернёшься сюда через пару недель, тут тебя будет ждать десяток корыт и целая флотилия твоих мониторов

— Да и с пулемётами, и с мортирами проблем нет, — расплылся в улыбке Лёшка. — Пусть они из себя все неказистые, и конструкция ещё весьма и весьма сырая, но работают, заразы. Ещё как работают, — в полном восторге воскликнул он.

— Тогда определяемся в числе, — сухо оборвал неуместное веселье Сидор. — Если у вас полно всяких заготовок, то мне в первую очередь нужны не эти ваши мониторы с корытами, а грузовые платформы для перевозки грузов из Приморья сюда на Левобережную сторону.

— Сколько и когда от вас ждать.

— Ну, — на миг задумался мастер. — Мониторов этих, раз уж о них первыми зашла речь, без большого напряга сделать можно десяток. Больше пока не стоит…

Прервавшись, мастер вопросительно глянул на инженера.

— Согласен, — кивнул тот головой. — Десяток, не больше. Под десяток у меня и готовые мортиры есть, лежат на складе. И пулемётов готовых пару десятков сразу наберём. Особенно если отложим отгрузку готового товара другим заказчикам.

— Так что, через неделю десять мониторов спускаем на воду, — уверенно пообещал он.

— Ещё и с Марком поговорим, чтоб он нам стеклянные колпаки для мортир и для пулемётных башенок вне плана подкинул. У него тоже есть готовые уже заготовки под бронеколпаки. Так что и с этим всё в порядке.

— Теперь по платформам…

Тут уж Лёшка серьёзно задумался.

— Что скажешь? — повернулся он к каретнику.

— С этим не так хорошо, — теперь уж мастер надолго задумался.

— Ну, — медленно протянул он. — Две больших, тридцати тонных цистерны, ты можешь сразу забирать, — бросил он взгляд на Сидора. — они готовые на складе стоят, тебя дожидаются. Малые, те, которые по паре тонн…

— По три, — поправил его Сидор.

— По паре, — сердито огрызнулся мастер. — Считается внутренний объём, а не внешние габариты. Да и три тонны даже паре тяжеловозов постоянно тащить тяжело. А вот две — в самый раз.

— Так что учти, — бросил он на Сидора предупреждающий взгляд. — Больше двух тонн нефти в малые цистерны не заливать, иначе лошади не вытянут.

— Так вот малых…, - снова задумался он. — Четыре поезда по десятку цистерн мы тебе сразу сделаем, это точно. И ещё столько же спустя пару недель.

— Так что можешь свободно гнать с перевала к нам сюда свою нефть и ни о чём не беспокоиться.

— Приёмный терминал готов? — повернулся Сидору к инженеру.

— Что? — рассеянно повернулся к нему Лёшка. — А-а-а, — протянул он. — Ты о месте разгрузки платформ с бочками нефти, возле дороги, на той стороне озера?

— О чём же ещё, — недовольно проворчал Сидор. — Не тащить же тяжеленные цистерны по болотам к вам на змеиный остров.

— Туда и захочешь — не протащишь, — тихо проворчал мастер. — Только по воде и только нефтеналивными баржами. Или бочками, но тоже всё одно по воде. Иначе — никак.

— А гать? — удивлённо глянул в его сторону Сидор. — Для кого дорогу-то по болоту строили? Столько денег вбухали — страсть Божия.

— Забудь! Нет больше той дороги, — тихо проговорил мастер, отводя взгляд.

Людоеды, как прознали, что у нас на тот остров налажено регулярное сообщение и ходят большие караваны с каким-то грузом, так столь же регулярно стали гать на болоте тайком разбирать. Теперь постоянная борьба у нас с ними там идёт — кто кого. Пока побеждает ящер. Еженедельно возчики теряют на гати одну-две повозки вместе с лошадьми. Связь с сушей по гати практически прекратилась. Сообщение только по воде, где подгорным намного трудней до нас добраться.

Открытого пространства много, да и болота там кругом, легко не подступишься. А на воде они как на ладони — всё видать.

Так что, доставка только по воде.

Сидор серьёзно задумался. Доставка сырой нефти на нефтеперерабатывающий завод, расположенный в глубине приозёрных топей на острове была тонким местом. И единственным удобным и безопасным на сегодняшний день маршрутом, действительно был путь по воде.

Но для этого надо было довести до ума приёмную базу на другой стороне системы сообщающихся протоками озёр, там, где трасса дороги, ведущая из Старого Ключа в Тупик, подходила максимально близко к воде. А там, честно говоря, конь ещё не валялся.

Расчёт до того был полностью на доставку нефти фургонами, или, как теперь, нефтеналивными цистернами. Но раз гать через топкие болота подгорные людоеды фактически перекрыли, оставался единственный путь. Путь по воде.

Понятно, — мрачно буркнул он. — Наземный путь перекрыт. А нефтеналивной баржи, как я понимаю, нет. Есть только понимание того что она необходима, а самого прототипа не существует.

— А нафига? — пожал плечами Лёха. — Есть корыто, есть большая цистерна на тридцать тонн, и есть желание соединить и то, и то. Что получится — то получится. Нам очередное своё уё. ще на выставку красоты не выставлять. Лишь бы нефть возило. А то уж ребята с нефтяного заводика исстрадались все. Дай да дай им нефти, а то простаивают.

— Да и нам хороший бензин срочно необходим. Дни нынче стали короткие, а ночи длинные. А дел неотложных — начать и кончить.

— Так что, — посмотрел он на согласно кивнувшего головой мастера. — Пожалуй, первым делом мы тебе закончим с нефтеналивными баржами и приёмными терминалами: и на том берегу, и на Змеином острове. И это придётся делать вместо мониторов, — с сожалением развёл он руками. — И только потом за них примемся.

— Пойдёт? — вопросительно глянул он на Сидора.

— Железный кулак монитора, с парой пулемётов и мортирой, сунутый вовремя под нос ящерам… или амазонкам, — Сидор с усмешкой глянул на двух главных своих корабелов здесь на озере. — Это — хорошая идея.

Кулак, сунутый под нос — для некоторой категории людей, и нелюдей, — с усмешкой уточнил он, — самая убедительная и самая веская из всех возможных причин не соваться в чужие дела.

Но пока что с речной программой у нас ничего не получается, сосредоточимся — на озёрной.

Делайте, — с усмешкой кивнул он головой. — Делайте, как можно скорей, пока лёд в протоках не встал, и ещё можно обкатать ваши мониторы с баржами в реальных условиях эксплуатации.

А я пока смотаюсь на перевал проверить, как там у нас идут дела, — тихо пробормотал он себе под нос.

Литейный.*

Больше здесь делать было нечего и, подкрепившись напоследок в заводской столовой на литейном густыми щами с зайчатиной и большой миской гречневой каши с густой мясной подливой, Сидор с плотно набитым брюхом, удовлетворённый отбыл домой в город.

В общем, проведя несколько дней на литейном и обойдя все мастерские, как грибы, разросшиеся за последний год по всей округе, Сидор пришёл к выводу, что процесс подготовки к техническому перевооружению идёт полным ходом и от него уже ничего здесь не зависит.

Ящер Извар Усатый давно уже отбыл в Империю, сопровождаемый тяжело гружёным обозом с золотом и большой, серьёзной охраной из одних только ящеров. Сначала по хорошей дороге от города до заводов, потом водой по освоенной ими системе озёр по предгорной террасе практически до владений Империи, а дальше немного болотистым лесом, спускаясь в долину большой реки Малая Лонгара. И потом по ней, как по основной транспортной артерии Империи, с поджидавшими его в условленном месте лодьями — до столицы. Не раз уже проходившийся тайный путь к ящерам на их родину.

И по уму, его уже скоро следовало бы ждать обратно, вместе с грузом.

Советник с Василием, отпущенным с литейного для закупки на Западе оборудования и оснастки, тоже должны были бы скоро появиться, или хотя бы прислать весточку, как у них там идут дела.

Всё было на мази.

Так что оставалась самая малость — подождать ещё пару, тройку дней до окончательной готовности платформ, и он мог сам отправляться по своим делам в Приморье. Торговать, и всё такое. А заодно и обкатывать в реальных условиях эксплуатации новые платформы.

Проверить, так ли оно всё на самом деле, как представляется отсюда из мастерских. Что всяко лучше, чем самые длительные полигонные испытания. Жизнь порой подкидывает такие случаи, что не всякий человеческий мозг и придумает.

Тем более, что у него давно уже был запасён товар, которым он хотел попробовать поторговать в тех местах.

Это были редкие и дорогие травы, оставленные ему травников во время их с кузнецом поспешного бегства от кредиторов.

Конечно, перевозить сено на столь громоздкой конструкции, предназначенной к тому же для перевозки тяжестей, было откровенной дурью. Но Сидор хотел чтобы у всех, кто бы ни заинтересовался тем, что такого барон де Вехтор перевозит на своих огромных, несуразных конструкциях, сложилось бы устойчивое мнение о странностях самого барона, способного везти всё что угодно, хоть сено. И чтобы на барона де Вехтор просто перестали обращать внимание, привыкнув ко всяким его странностям.

Поэтому травниковскому сену отводилась важнейшая роль в операции прикрытия поставок машинного оборудования.

Всё шло своим чередом. Так что, поняв, что здесь делать ему больше нечего, Сидор отправился пережидать свободное время в долину, где неожиданно увлёкся корректировкой своего же проекта по Великому Озёрному Пути.

Там тоже проблем хватало. Следовало разобраться.

Визит Илоны Бережной.*

— Тысяча Вёрст, тысяча вёрст, — сердито ругался Сидор сквозь зубы. — Десять тысяч рулонов дефицитной бумаги, стоимостью золотой за рулон. Охренели совсем барыги проклятые, — материл он продавцов чертёжной бумаги из единственной в городе лавки, за бешенные деньги торгующей всякой подобной канцелярией.

Сидор уже второй день после возвращения с литейного сидел за чертежами последних обмеров малого озёрного ушкуя, снятых по его просьбе Лёхой сталеваром с первой подвернувшейся ему под руку лодьи, и, не прерываясь, матерился по-чёрному.

Домашние уже старались обходить его стороной последние два дня, настолько он становился неадекватен в те мрачные моменты, когда садился за кульман и в очередной раз упирался в недостачу обмеров какого-нибудь мелкого, но крайне важного элемента.

Слава Богу, что таких моментов с каждым разом становилось всё меньше и меньше. Дело помалу двигалось, хоть и с чудовищным скрипом. Ну, не корабел он был, не корабел. И ему, так же как и мастеру-каретнику, жутко не хватало специального образования.

Приходилось импровизировать на ходу, а когда не хватало фантазии, то и просто высасывать из пальца. Благо, там и высасывать то особо было нечего. Лодка — она и есть лодка, обыкновенная, как ты её не проектируй.

— Если не гора идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе, — мрачно каламбурил каждый раз Сидор, внимательно рассматривая обмерные чертежи корабля амазонок.

Он в очередной раз убедился, что ничего там сложного нет. Особенно такого, чтоб так надолго застрять в своих жалких попытках скопировать самый банальный ушкуй и повторить его в других материалах. Всё должно было получиться.

Оставалось признать, что все их неудачи последнего времени на почве строительства кораблей имели одну и ту же основу. Мастер каретник не хотел думать, и хоть чуть-чуть приподнять свою задницу в попытке поискать иные какие пути достижения поставленной цели, кроме как идти на поклон к кому-либо и пытаться вызнать тайны корабельного мастерства. А не ныть, с безнадёжным видом размазывая по роже сопли:

— Не получается, Сидор Матвеич, не получается, Сидор Матвеич, — раздражённо передразнил Сидор старого мастера, ставя последний размер на практически готовых чертежах.

— Даже по отчеству готов называть, старый пердун, — тихо ругался он сквозь зубы в такие моменты. — Лишь бы только не думать собственной головой и не чертить. Ветродуй ленивый.

— Ну, вот и всё, — с довольным видом откинулся он на спинку стула. — И было из-за чего огород городить, — окинул он довольным взглядом огромную стопку собственных чертежей, чуть ли не за полгода тяжёлых трудов всё же выполненную Сидором собственными силами.

После того как все чертёжники были загружены работой на проектных работах по перевалу и по всем остальным крайне важным текущим делам, поручить такое, вроде бы совсем немудреное дело по приведению обмеров малого речного ушкуя к удобоваримому результату, было просто некому. Приходилось работать самому, что серьёзно задержало его подготовку к походу в Приморье и производство работ по созданию своих собственных кораблей на озёрах. Но в конечном итоге всё же, принесло долгожданный итог.

Только вот из-за того что времени на черчение практически не было, растянулась столь небольшая, в общем-то работа, столь надолго. Чуть ли не на целых полгода.

— Точнее — на полных шесть месяцев и три дня, — бросил он косой взгляд на календарь, висящий над столом.

— Вот плюну на всё и займусь производством чернил и туши. Озолочусь, как эти мерзавцы. Это же надо, — пожаловался он вошедшей в этот миг в его рабочий кабинет Белле. — Только за прошлую неделю у нас на ватман, то есть на плотную бумагу для черчения, ушло целых сто золотых. И это не считая чернил, потраченных на написание всякой писанины, будь оно всё проклято.

— Особенно глядя на твоё к ней отношение, если что не получается, — улыбнулась понимающе Белла.

Бросив осуждающий взгляд на большую кучу рваной в ярости бумаги, ровным слоем покрывавшей пол чуть ли не всего кабинета, она недовольно покачала головой.

Как можно так работать со столь дорогущей бумагой. Никакой экономии.

— Деньги летят, словно пыль ветром сдувает, — виновато развёл Сидор руками. — Скоро сами следом за ними в трубу вылетим.

Добившись своим возмущённым воплем лишь сочувствующего взгляда жены, уныло попенял на мировую несправедливость.

— Нет в мире вселенском справедливости. Нет и щасьтя. Увы!

— Приехала Илона Бережная, с озёр. Поговорить хочет.

— О чём? — равнодушно поинтересовался Сидор. — Никак амазонки обнаружили пропажу своего золота и засуетились?

— Вообще-то это золото именно она нам сдала. Так сказать в знак будущего сотрудничества.

— Угу, — насмешливо хмыкнул Сидор. — Сдала, сама, особенно зная, что мы плотно контролируем каждый их шаг. И о том, сколько реально они добывают, и сколько отлито золотых слитков, знаем не хуже самих добытчиков. Если не лучше.

Оптика, знаешь ли, вещь дорогая, но хорошая. Особенно мощная, десятикратная. А в иных случаях, так просто незаменимая.

— Она умнее своей подруги Кары, дальше своего носа не видящей, — тихо проговорила Белла. — Поэтому, лучше работать с ней, чем с Карой. Тем более что та её слушает.

— По крайней мере…, пока, — чётко акцентировала она внимание Сидора на последнем слове. — Пока Кара её слушает.

— А вот как будет дальше, когда Илона признается своей подруге в предательстве, неизвестно. А не признаться, она не может — потому как натура такая, честная.

— Ну да, честная, — хмыкнул Сидор. — Особенно после того, как сама же сдала своих нам со всеми потрохами.

— Думаю, после того они расстанутся, — невозмутимо констатировала Белла.

— Что не есть хорошо, — продолжил за неё Сидор. — Раздрай в единственных боеспособных войсках на территории озёр — не есть good, — грустно констатировал он.

— Раздрая не будет, — тихо, но на удивление жёстко и холодно проговорила Белла. — И разбежаться по отдельным группкам я им не позволю. Я так ей с самого начала и сказала. Разругаетесь, вздумаете разделять по отдельным группам единственный боеспособный контингент на озёрах, нарушите наши планы, обеим не жить. Полагаю, у подруг хватит ума понять это и поверить мне. Не маленькие, чай.

— Потому что бароны де Вехтор раз данного слова не нарушают, бросила она предупреждающий взгляд в сторону Сидора, словно на что-то ей одной известное намекая.

— И чего ты этим хочешь сказать? — удивлённо задрал правую бровь Сидор, недоумённо глядя на неё. — Что это я что-то нарушаю? Что именно?

— Где обещанный кедрач? — мимолётная улыбка тронула красивые губы Беллы.

— У-у-у, — хлопнул Сидор себя по лбу в отчаянии. — Так и знал, что всё этим кончится. Ты что? Серьёзно считаешь, что нам нужны эти шесть с чем-то там тысяч гектар кедровника?

— Не с чем-то, — улыбка мгновенно пропала с красивых губ Беллы. — А ровно шесть тысяч семьсот восемьдесят две десятины кедрача у нас должны быть. Нравится это нам или нет, не важно. Но шесть тысяч семьсот восемьдесят две квадратные десятины кедрача за нашей компанией должны числиться. Сделаешь десять, как оно по уму выходит, — хорошо. Нет — ограничимся этим числом.

— И это не обсуждается, — с вдруг прорезавшимися жёсткими властными нотками в голосе жёстко проговорила Белла. — Ни одна собака на свете не должна иметь возможности упрекнуть нас в том, что бароны де Вехтор сказали, и не сделали. Мы дворяне и это наш долг. Сказал — сделал. Всё! Сказано было — шесть тысяч десятин кедрача, значит — шесть. Сделали десять — честь нам и хвала.

Добрую пару долгих, томительных минут Сидор молчал, с любопытством глядя на раскрасневшуюся, сверкающую глазами Беллу.

— Как мне повезло с моей женой, — с улыбкой покачал он головой, глядя на Беллу. — Ну что бы я без тебя делал? Обленился бы…

— Наверное, кедрач точно бы не стал сажать, - улыбнулась в ответ Белла.

— Точно, — улыбнулся Сидор. — Я бы лучше занялся шишко-ягодой. С неё доход больше, чем с вашего кедрача. Ладно, — нежно притянув жену к себе, Сидор поцеловал её в висок. — Только ради тебя и слова баронов де Вехтор. Как у нас говорят: "Слово не воробей, вылетит — не поймаешь". И ещё, — снова улыбнулся он. — "Попала белка в колесо, пищи, а тащи".

— Итак, возвращаемся к нашим баранам, — слегка отстранил в сторону жену Сидор. — Что она хочет?

— Того же что и раньше, — улыбнулась жена в ответ, поуютнее устраиваясь у него на коленках и отчаянно сопротивляясь его попыткам отстраниться. — Возрождения своего легиона. Того самого пресловутого легиона Речной Стражи.

— И-и-и? — поторопил её Сидор, крепче прижимая к себе.

— И позволить отобрать из прибывшего контингента подростков достойных кандидатов для обучения воинскому мастерству амазонок, — улыбнулась Белла.

— И-и-и?

— И помощи готовящемуся восстанию штрафного легиона в верховьях Лонгары на каучуковый болотах.

— Блин, — мгновенно протрезвел Сидор, резко отстраняясь. — Ещё одна война? Только теперь уже в угоду амазонкам? Да сколько ж можно то?

— До бесконечности, — грустно вздохнула Белла. — Девочек из прибывшего контингента подростков они уже присмотрели себе. Требуется только твоё согласие на их передачу им для дальнейшего обучения.

— Немного, — успокаивающе остановила она ручкой, попытавшегося было возмущённо встать со стула Сидора. — Всего три сотни. Хотели больше, но уже я не позволила. И так девочек у нас меньше чем мальчиков и половой баланс надо всё же соблюдать. Хоть приблизительно. А то они как заберут к себе девчонок, так потом их уже и не увидишь никогда.

— И три сотни, жалко конечно, но не смертельно.

— И ещё она сказала одну интересную вещь.

Бела интригующе замолчала, весело глядя в глаза Сидору своими искрящимися счастливыми глазами.

— По своим каналам они вызнали, что в город скоро следует ждать официальную делегацию от амазонок с Правого берега с предложением городским властям по отмене торговой блокады. Чего она собственно и засуетилась.

— А за это, будут просить у города помощи в борьбе с подгорным ящером. Амазонкам там, на Правом берегу последнее время приходится несладко. Ящер не только у нас на озёрах попёр. Он ещё и на Правом берегу активность неумеренную стал проявлять.

— То ли там они победнее и последние ресурсы подъели, и теперь готовы от бескормицы к новому натиску на запад, на земли людей, то ли ещё что — неизвестно. Но факт имеет место быть. По Правому берегу Лонгары на пограничные с ящерами земли в Амазонии резко усилился натиск подгорных людоедов с равнин. И амазонки сами одни уже не справляются. Они ищут союзников и ваш город самый естественный для них союзник из всех возможных.

— Ну да, ну да, — задумчиво пробормотал Сидор. — И со своим предложением они появляются удивительно вовремя. В городе полно хлеба, который не знают как вывезти, полно кедрового ореха, который везут с клановых кедрачей тоннами, полно вообще всякого залежавшегося за время блокады товара, и тут они, все из себя белые и пушистые со своим щедрым предложением.

— Отменяют блокаду, и народ, не думая ни о чём, на всех парах рвётся в низовья, продавать залежалый товар. Город пустеет. А перед тем кланы с границ уже сняли отряды наёмников.

Всё по обычаю. Так как зимой ящер практически никогда за последние десять лет никому не мешал и наёмные отряды всегда последние десять лет перед зимой рассчитывали, чтоб лишнего не платить. Зря что ли, они так рвутся к нам наёмничать на озёрах.

— Потом ударяют морозы, потому как не могут не ударить — зима на носу. И наши левобережные людоеды тут же воспользуются благоприятным моментом. И нападут!

— Нападут, нападут, — уверенно заявил Сидор, покрепче прижимая сидящую у него на коленях Беллу. — Не могут не напасть, видя такой удобный момент.

— В результате городские власти спохватываются, а уже поздно. Хутора горят, ящер зверствует и город вынужденно и необратимо втягивается в так необходимую амазонкам войну.

— Мо-лод-цы! — медленно, по слогам тихо проговорил Сидор. — Ай, да молодцы, бабоньки. Какой чудный расчёт.

— Цена на наёмные отряды растёт, — медленно продолжила его мысль Белла. — И, если мы сейчас окончательно не договоримся с атаманами наёмников по найму, одной десятиной кедрача за год работы мы не обойдёмся.

— За два, — неохотно поправил её Сидор. — Одна десятина за два года, если мне не изменяет память.

— Пусть за два, — покладисто кивнула головой Белла. — Это мало что меняет. Для нас.

— Амазонки так и так добиваются того что им надо.

— Какой чёткий расчёт, — нехотя согласился с ней Сидор. — И, главное, ничего не сделаешь. Разыграли как по нотам.

— Похоже, что именно для этого они и устроили нам блокаду, нагадив везде, где только можно.

— Не только, — щёлкнула Белла пальчиком Сидора по кончику носа. — Нечего было воровать у них корабли. Совесть надо иметь.

Ворованные ушкуи у нас плавают на озёрах. И они об этом знают. Ещё несколько больших боевых лодий из бывшего десанта занято перевозками обоза дружины баронов де Вехтор сюда в Старый Ключ.

Скажи спасибо, что по реке без вопросов пропускают наши лодьи с переселенцами, поскольку они не заняты никакой экономической деятельностью, а де факто работают на будущую войну с ящерами.

— Потому они такие и неконфликтные.

— Угу, спасибо, — мрачно угукнул Сидор. — Только перед тем с каждой нашей лодьи за один проход сдирают по тыще золотых. Чтоб без конфликта, — невесело ухмыльнулся Сидор. — А так в остальном всё нормально. Плавайте, соколы. Только платите отступного безумную сумму. Платите и плавайте. Сколько угодно.

— Топить этих тварей надо, а не договариваться с ними. И уж тем более не платить отступного, когда можно кулаком выбить им зубы, чтоб не наглели, — сухо проговорил он.

— Можешь? Нет! — сердито отрезала Белла. — А раз нет, то и разговаривать не о чем.

Отстранив Беллу, Сидор поднялся со своего места и раздражённо заметался по комнате.

— Значит, их визит означает снятие торговой блокады. Это не есть хорошо, — задумчиво пробормотал он, замерев на месте. — Зараза, — хлопнул он себя ладонью по бедру. — Материл городскую Старшину за то, что на Басанроге блюли собственный интерес, создав монополию, а тут сам готов идти по их же пути, лишь бы обеспечить свой проход под Большим Камнем клиентурой и товарами. А значит и налоговыми сборами.

— Давай, вкратце, ещё раз, — повернулся он к Белле. — Что требуется от меня?

— Согласие на увеличение численности их возрождаемого Легиона до четырёх тысяч.

— Нет! — отрезал Сидор.

— Частично за счёт наших девочек-подростков из новоприбывших, частично за счёт найма нового контингента из числа местных жителей и осевших на постоянное жительство, на Левобережье, бывших амазонок, — невозмутимо продолжила Белла, словно и не слышала отказа. — С соответствующим нашим вооружением и нашим же, за наш счёт обеспечением.

— Ещё более полутора тысяч? — изумлённо уставился на неё Сидор. — А деньги на это где нам взять? У нас что, дел своих мало, на что нам понадобятся наши скудные средства, что мы будем заниматься возрождением целого легиона, в угоду зарвавшимся бабам?

— Понятно, — задумчиво протянул он. — Илона, как бы сдала нам девяносто пудов золота, и за сие благое деяние возжелала получить обратно двести.

— Двести не двести, а что собирается вытянуть обратно все эти денежки — без сомнения, — с усмешкой согласилась с ним Белла. — Только вот собирается и вытянет — это разные вещи.

— А как связан визит делегации амазонок и требования Илоны об увеличении численности их отряда? — внимательно глянул на Беллу Сидор.

— Правильный вопрос, — кивнула та головой. — Самым непосредственным образом эти два процесса связаны. За рекой руководство республики боится, что левобережные ящеры окажут помощь своим правобережным товарищам. И если их тут не занять чем-нибудь интересным, то они отправятся на другой берег, к ним в гости. Потому и засуетились.

Будут просить нас. Именно нас в помощи. Не городские власти, что ничего не делают. С ними они поступят по-другому, как ты тут только что прекрасно всё расписал. А нагибать будут именно нашу компанию, как единственных, на данный момент ведущих войну с людоедами и отвлекающих их внимание от правобережных земель.

А под это дело амазонки формально согласны на многое.

В частности, планируется большой заказ на строительство у нас в городе больших боевых и десантных лодий для войны на реке.

Верфи свои в верховьях Лонгары они уже потеряли, как Ведун в своё время и предупреждал. Сожгли ящеры. Поэтому, теперь ищут альтернативную им замену.

Почему и наши амазонки так вцепились в свои судостроительные верфи на озёрах, где они делали свои плоскодонки для перевоза руды по озёрам. Почему они категорически и отказываются работать с твоим мастером каретником, потому как не хотят конкуренции и мечтают отхватить себе такой крупный заказ.

— Крупный, это как? — с интересом взглянул на жену Сидор. — Поподробнее, пли-и-из, — улыбнулся он.

— Четырнадцать малых боевых ушкуев, навроде тех, что ты в своё время стащил у них из-под носа с тех самых сгоревших ныне судовых верфей в верховьях Лонгары. Пять больших транспортных лодий и пять больших боевых лодий, с численностью экипажа до ста и более человек. На десять — двенадцать тысяч пудов водоизмещением, говоря на их птичьем языке. С полным оснащением и со всей положенной корабельной оснасткой. Ну, там…, - замялась она, вспоминая незнакомые слова, — паруса там всякие, якоря, верёвки какие-то особые, лодейные.

— Упс, — без тени улыбки смотрел теперь на жену Сидор. — Это же…

— Да, — кивнула Белла головой. — Заказ на пятнадцать миллионов золотых имперских ящеров. И это только на строительство лодий. Не считая оружия, — со значением прервалась Белла, глядя прямо в глаза Сидору. — Тех самых пневматических пулемётных систем и обязательно…, - подчеркнула ещё раз она. — Обязательно, чтобы на больших боевых лодьях стояло, как минимум по паре мортир, в эффективности которых амазонки прекрасно осведомлены от своих агентов с озёр. Как минимум по паре, — подчеркнула она в очередной раз.

И Илона хочет отхватить от такого большого заказа свой кусочек. Весомый кусочек!

— Для начала пять малых ушкуев для строительства их на озёрах, с последующей транспортировкой и доставкой по суше до Ключевки. И две больших боевых лодьи, для строительства их на наших новых верфях в Южном речном заливе на Ключёвке. Где они под это дело даже согласны те самые новые верфи и построить, раз у нас самих их там нет. А то, что там есть, амазонок не устраивает. Ни тех, заречных, ни этих, местных, озёрных.

— И по деньгам это выходит? — задрал правую бровь вверх Сидор.

— Два с половиной миллиона имперских ящеров им в карман, — невозмутимо отозвалась Белла.

— А нам? — ещё выше поднял бровь Сидор, уже начиная о чём-то догадываться.

— Нам три, — холодно отрезала Белла.

— Что? — глаза Сидора полезли на лоб. — Три? Я не ослышался? За три миллиона они хотят получить от нас девять малых ушкуев и восемь больших лодий? А нам заплатить три?

— Нам три, а своим, за меньшее — два с половиной.

— А?

— А остальное — положить себе в карман, откатом, — раздражённо отрезала Белла. — Но для всех будут означены совсем другие цифры. Что стоимость этого заказа не пятнадцать миллионов, а двадцать пять.

— Разницу в десять мы должны будем сразу же перечислить в некоторые банки на Запад, на имена людей, которых они нам назовут. Остальные десять — по окончанию работ, после окончательной приёмки лодий комиссией из представителей амазонок и как только к нам доставят те средства.

— Это даже не смешно, — без тени улыбки проговорил Сидор. — Это что? Их своеобразное понимание того, что они дали нам возможность спокойно перевезти наших переселенцев с низовий Лонгары сюда в верховья? Я правильно понимаю?

— Правильно, — согласно кивнула головой Белла. — Ты всё понимаешь правильно. И про нечто подобное они с нами с самого начала и договорились, если ты ещё не забыл предварительные с ними договорённости.

— Дёшево они нас ценят, — задумчиво пробормотал Сидор. — Чуть более ста тысяч за одну лодью? При норме — не менее пяти сотен? И это не считая пулемётов и мортир.

— Дёшево, — мрачно согласилась с ним Белла. — Много дешевле чем местную Старшину, которой тоже закажут где-то с два десятка новых судов. Чтоб нас особо не выделять на общем фоне.

Кому три, кому два. Голове, на его самые большие в городе судоверфи — так вообще шесть, если мне не изменяет память. Староста получит заказ на пять больших боевых лодий. А Демьян Богат — на четыре. Но только не боевых, а транспортных.

Но вот заплатят им, не в пример нашему, много больше. И откаты, как я слышала, там намного ниже, чем у нас. Там их вообще нет, — мрачно буркнула Белла.

Единственное что утешает, эта цена всё же без оружия, только за сами лодьи.

— И на кой тогда оно нам всё это сдалось? — Сидор задумчиво смотрел на раскрасневшуюся от гнева жену. — Построй им новые суда, да ещё потом и продай старые, честно отбитые у них в бою. Чтоб у них было всё, а у тебя — ничего. Я правильно понял?

— Правильно, — согласно кивнула головой такая же, как и он раздражённая Белла.

Бела вообще была сегодня на удивление на всё согласная. Только вот это нисколечко не радовало. Это было не то согласие, которого бы Сидору хотелось. Это было согласие из-под палки.

— Дай, продолжу за тебя логическую цепочку, — мрачно пробурчал Сидор. — Мы строим амазонкам ушкуи и лодьи, большие и малые. Продаём, потом, у них же ранее отбитые трофеи. Вкладываем в этот занимательный процесс все наши наличные ресурсы: металл, сухое дерево, которого не так уж у нас и много, новейшее, по всем местным меркам оружие поставляем, труд свой, фактически дармовый. А в результате — сами остаёмся с голой жо…ой? Так выходит?

— Так, — согласно кивнула головой Белла. — Ещё раз повторяю. Так!

— Тогда, повторяю вопрос. В чём наша выгода?

— Ни в чём, — пожала Белла плечами. — Наша выгода амазонками даже не рассматривается. Они и пропустили-то сюда в город такую огромную массу народа по одной единственной причине. Надеялись задействовать всех переселенцев на строительстве кораблей для себя, а девочек планировали забрать в свою армию. Это теперь стало окончательно ясно. И это же прямо подтвердила и Илона, когда я поставила вопрос в лоб. Так ли это?

Она полностью согласилась с моими выводами. Чётко и недвусмысленно. Все девочки должны будут оказаться у неё в легионе. И если этого не произойдёт, у нас будут проблемы с Правым берегом. Открытым текстом, ничуть не скрываясь.

— Приехали, — едва слышно пробормотал себе под нос Сидор. — Операция прикрытия, так тщательно разработанная Ведуном для сокрытия источников поступления к нам средств от продажи изумрудов, дала неожиданный результат. Амазонки нас уже и за людей не считают. Так, средство для достижения своих целей.

— Тогда, спрашивается, перед кем мы тут скрываемся? Амазонки так и так знать будут, что у нас неизвестно откуда появились крупные наличные средства. И как только у них на глазах произойдёт переоснащение наших заводов новейшим оборудованием и строительство новых заводов — как они тут же взвоют. Откуда? Откуда у нас эти деньги?

Про изумруды не скажу, но наша золотая шахта тут же всплывёт. Слишком многие о ней знают. И разразится грандиозный скандал.

За подобное, за чеканку золотых монет несуществующего баронства нас здесь в пыль сотрут городские власти. Не за то, что занимались чеканкой, а за то, что посмели что-то делать у них за спиной и не поделились. Вспомни историю хотя бы с Пашиным серебром и его шахтой. До сих пор регулярно напоминают и спрашивают: "Когда мы примемся за её разработку? Когда в город пойдёт серебро?" не забыли ли мы о наших предварительных договорённостях, а то ведь можно и напомнить…

Так что, если сразу не сотрут с лица земли, то потребуют своей доли, причём с процентами и моральными неустойками. Иначе, мол, выпрут из города на все четыре стороны с голой жо..й. Естественно перед тем отобрав всё здесь нажитое.

И куда мы тогда подадимся? — совсем убитым, мрачным голосом поинтересовался он. — Без штанов и в шляпе?

Нет, — мрачно мотнул Сидор головой. — Это для нас не вариант. Откаты надо давать осторожно, без лишнего фанатизма.

А засветимся со своими неучтёнными миллионами перед амазонками. Да ещё такими колоссальными, двадцать миллионов отката, который потом вдруг всплывёт неучтённым новейшим оборудованием, смерти подобно.

Да они с нас потом с живых не слезут. Так и будут жилы из нас тянуть и кровь нашу пить. И платить за дорогущие работы сущие копейки. Вымогатели они ещё те, с хорошей школой и богатой практикой.

Да и Ведун, скотина такая, явно нас подставляет, чтоб тоже на коротком поводке держать и далеко не отпущать.

Ну? — повернулся он к Белле. — Что говорим Илоне?

— Что она получает наших триста и отдаёт нам для работы в Приморье триста своих, — холодно улыбнулась одними губами Белла. — И про возрождение своего легиона может забыть. По крайней мере, пока. Пока мы не сможем полностью проконтролировать такую большую массу вооружённых амазонок.

— И если она хочет вообще заниматься строительством лодий и получить свои вожделенные два с половиной миллиона, то работать будет только под нашим присмотром и на наших условиях. В указанных нами местах и предоставив нашему мастеру-каретнику своих самых лучших мастеров корабелов, для решения наших насущных задач.

— Илона — единственная, кого уже мы можем нагнуть, — сухо проговорила Белла. — И пусть амазонки строят для своих привычные им корабли. Мы же пойдём иным путём. Мы будем нарабатывать опыт, и строить свои лодьи из нашей фанеры.

— Которые неизвестно, сколько времени могут провести на воде, пока не расслоятся и корабль не утопнет, — мрачно пошутил Сидор. — Так что, если они и нам построят парочку каких-нибудь своих, самых обычных больших транспортных судов, для наших насущных целей, я возражать не буду. Но не за те бешеные деньги, что согласны им заплатить в Амазонии.

— Так Илоне и скажи. Согласна — будет у неё триста девочек и два с половиной миллиона. Нет — пошла нахрен.

Нефтебаза.*

Оказаться наконец-то на перевале Басангский Рог для Сидора было настоящей удачей.

— "Господи! Дай мне наконец-то возможность вырваться из этого болота!" — наверное, это была, чуть ли не ежедневная утренняя молитва Сидора каждый день, когда он просыпался в своей кровати в такой милой и уютной родной землянке.

Такой милой и уютной, но так осточертевшей из-за невозможности вырваться в столь понравившееся ему, ставшее ещё более родным Восточное Приморье.

Степь, колки, буераки, овраги, лощины и огромные пустынные пространства равнины с колышущемся на лёгком ветру ковылём. И рассветы. Безумно красивые степные рассветы рано-рано утром. И тишина. Оглушающая тишина пустынной, наполненной скрытой бурлящей жизнью степи.

Как давно он там не был. Теперь они ему снились каждую ночь. Степь, скрип колёс фургона, нагретая на солнце горячая рукоятка ложа арбалета и крупы шагающих неторопливой поступью лошадей упряжки, лениво отмахивающиеся от досаждавших оводов короткими точными шлепками хвостов.

Как ему теперь этого не хватало.

Даже Белла, в конце концов, не выдержала его постоянных просыпаний в середине ночи и долгих беспокойных ворочаний без сна с широко открытыми бессонными глазами.

Кончилось всё тем, что устав каждую ночь просыпаться с тревожным ощущением какой-то ненормальности в происходящем вокруг, она, в конце концов, сама вытолкала Сидора в короткую поездку на перевал. Чтоб муж хоть как-то немного развеялся и прекратил эти постоянные еженощные ворочанья в кровати.

Надо сказать, это было правильное, мудрое решение.

В дороге Сидор как-то сразу успокоился, беспокойные сны прекратились, и теперь, устав после длинного дня в дороге, он уже не видел в своих снах бесконечной череды однообразных картин моря ковыля впереди лошадиных хвостов. Теперь он уже совсем снов не видел. Он был счастлив.

С тех счастливых времён, когда Сидор был здесь в последний раз, закончив свою денежную эпопею с нефтью, принёсшую их компании баснословные барыши, прошло не так уж и много времени, а как же здесь всё поменялось. Не занятый упорной, с утра до поздней ночи изматывающей работой многочисленный персонал нефтебазы имел теперь намного больше свободного времени, и за прошедшее время сумел достаточно эффективно им воспользоваться.

Сидор стоял посреди занятой ими под нефтебазу небольшой горной долины, пустынной в этот ранний утренний час, и с искренним восхищением крутил головой во все стороны.

Теперь это уже была не та, поспешно огороженная невнятным плетёным заплотом из тонкой лозы случайная долина, а, пусть и небольшая, но настоящая, хорошо укреплённая крепость, с развитым защитным периметром и великолепно обученным профессиональным гарнизоном. И хотя своим внешним видом она совершенно не отличалась от точно таких же мелких торговых поселений, во множестве разбросанных по всей северной, левобережной стороне перевала, вдоль веером разбегавшихся с Басанрогского Рога в разные стороны многочисленных торговых трактов Левобережья, это была настоящая цитадель.

По всему внешнему периметру укрепления тянулся невысокий крепкий тын, из поставленных на попа толстых дубовых заострённых сверху брёвен, защищающий всю немалую занятую ими территорию из нескольких сопряжённых друг с другом горных долин, с жилыми домами, амбарами с продукцией и обширной территорией для хранения бочек с сырой нефтью.

И хотя не такой уж и высотой тын был местами не более двух, трёх метров, в понижениях достигая и четырёх, но на том защита не ограничивалась. Вдоль всего охраняемого периметра по внутренней стороне заплота шли широкие удобные мостки для стрелков, регулярно, через каждые пять сажен перемежаемые небольшими, возвышающимися над уровнем тына на два метра крытыми щепой квадратными башенками часовых. А с учётом того, что стояла ограда по вершинам окружающих долину холмов, и перед тыном простиралось теперь большое ровное, расчищенное от стоявших там ранее деревьев и кустарников предполье, то это уже было крайне серьёзное укрепление.

Одна была беда — своя крепость им тут была не нужна, а на сырую нефть, основной их здесь интерес, не было больше стольких покупателей, как они незаметно для себя успели уже привыкнуть. И на складе вдруг оказалось столько свободной нефти, что никто не знал, куда её теперь девать.

Выходило, что большой нефтепоезд из нескольких платформ с наливными цистернами, гордость Сидора и мастерских мастера каретника, способный за раз, силами всего лишь трёх, четырёх человек привезти не менее десяти тонн нефти, оказались никому не нужными. Не было клиентов на такие большие объёмы.

Однако не всё было так плохо.

Несложное, казалось, заглохнувшее было после открытия пиратами перевала дело, когда в Приморье хлынул из Левобережья поток торговцев, стремившихся самим выйти на местные рынки, постепенно заново набирало обороты.

И нефтеторговая компания "Барон де Вехтор и К?" снова уверенно набирала торговые обороты, медленно, но верно возвращаясь на своё, ставшее уже привычным высокое место в незримом табеле о рангах местного торгового сообщества.

И этому в значительной степени ещё больше должно было поспособствовать обладание компанией теми самыми многоосными передвижными нефтеналивными цистернами, предметом истинной гордости мастера каретника, позволявшими за раз перемещать большое количество нефти, или продуктов её перегонки.

Крепкая, несгораемая конструкция должна была стать настоящим предметов зависти всех остальных торговцев. И Сидор уже подумывал не начать ли торговлю собственно цистернами, тем более, что торговля фанерными двухсотлитровыми бочками под нефть последнее время приносила к казну их компании весьма ощутимый доход.

Единственное что останавливало, так это неопределённость по объёмам поставок на Левобережье и неясная отсюда собственная обеспеченность такими цистернами.

Поэтому, пока сами они не определились, сколько им самим надо было сырой нефти, цистернами торговать не стоило, хотя, одного лишь появления Сидора на перевале хватило, чтоб на них валом повалились заявки.

Яростный щебет воробьёв, дерущихся из-за какой-то крошки, вернул мысли Сидора на землю.

— Слышь, командир…

Хрипловатый, простуженный голос, раздавшийся из-за его спины, не мог принадлежать никому, кроме десятника.

Медленно, не торопясь, Сидор развернулся на голос.

— Можно поговорить?

Даже не оборачиваясь, Сидор мог бы сразу сказать, кого он там увидит и чего от говорившего следовало ожидать. Перед ним стоял и смущённо мялся Юрка Нагой, командир местного отряда из двух десятков егерей, прикреплённых к нефтяному обозу для охраны, мающийся последнее время в крепости от безделья.

— Долго спишь, — жёстко оборвал он попытку Юрася что-то сказать. — Я ожидал вас ещё вчера вечером, когда мы только прибыли, ну а ты, Юрась долго собирался. Не похоже на тебя. Я ведь мог и уехать сегодня рано утром, не дожидаясь твоего визита.

— Не мог, — с весёлой хитринкой в глазах улыбнулся десятник. — Пока бы наше дело не решил, ребята бы тебя не отпустили.

— Да ну? — ухмыльнулся Сидор. — И как ты это себе представляешь? Как бы они мне помешали? Чувствую, — сделал он глубокомысленный, многозначительный вид, — вам здесь явно заняться нечем. Ну, так это хорошо, работу я вам быстро найду.

— Считай, уже нашёл. На копке рва, — усмехнулся он одними губами, — по всему внешнему периметру укрепления. Крайне необходимое и важное занятие, — чуть прищурив глаз, Сидор с интересом глянул на десятника. — Сколько там? Версты две, три? Пять?

— Не-не-не, — отчаянно замотал Юрась головой.

Перспектива провести следующие несколько холодных зимних месяцев на нудных земляных работах, не устраивали хитрого десятника категорически.

— Нет, командир, так дело не пойдёт. Держать два десятка хорошо обученных егерей здесь, в этом стоячем болоте, где последний раз бандита видели, Бог знает сколько лет назад, это просто расточительно. Да ещё и занимать профессионалов тупой копкой мёрзлого грунта, с которой прекрасно справляются разовые землекопы людоеды, это не дело, — тут же ещё более жалостливо заныл Юрась.

— Кто б спорил, — с усмешкой согласился с ним Сидор, выжидающе глядя на того.

И? — насмешливо поторопил он десятника, наслаждаясь его смущением, но даже не думая помочь тому попытаться объясниться.

— Взял бы ты нас с собой? — уныло попросил десятник, уже шкурой чувствуя полную бесперспективность своей просьбы. — Ну, в самом деле. Что нам делать на этих озёрах. Ящеров гонять? Так это скукота смертная. Избиение младенцев — иначе не назовёшь.

— Ну, да, младенцев, избиение, — улыбка медленно сползла с лица Сидор. — Оптимист, сопливый, — зло ощерился он. — Дурак! Последнее время ящер там другой пошёл. Злой, опытный, битый. Ленивых, да младенцев повыбили, без тебя, сопливого. Остались самые-самые. Самые опытные, самые матёрые убийцы. И их так просто не погоняешь. Они тебе кого хочешь, сами погоняют. И в первую очередь сопливых, самоуверенных идиотов, таких как Юрась Нагой.

Так что тебе с парнями будет там самое место боевого опыта поднабраться, гонору посшибать.

А в Приморье опыта тоже можно не меньше набраться, — уныло возразил десятник. — И там мы нужны не меньше, если не больше. Сам же говорил, что собираетесь устраивать морскую базу на побережье, и людей туда не хватает. Что замок твой надо восстанавливать. А это как раз для нас. Мы ребята с опытом. Видел, какую мы здесь базу всего за пару месяцев отгрохали, — кивнул он на мощный тын, опоясывающий долину. — Мы и с камнем можем работать, и с кирпичом, и с деревом. И с металлом умеем.

— Кто б сомневался, — усмехнулся Сидор, понемногу успокаиваясь. — Вас же всех и подбирали в этот отряд по этому признаку, чтоб не только из арбалета стрелять умели и саблей худо-бедно махать, но и с любым материалом, чтоб работали. Зря, что ли вы так теперь и называетесь — сапёрно-инженерный отряд.

Вот вы и подтвердили правильность вашего подбора. Теперь вам у Корнея на всю зиму и на всё будущее лето работы хватит. Поставите два десятка острогов вдоль проток и по берегам озёр, окопы покопаете, землянки, тогда и поговорим.

А то ишь чего захотели? Море, девочки…, - Сидор с откровенной насмешкой посмотрел на совершенно смущённого парня. — Тёплое море — мечта! Любвеобильные амазонки нестрогих нравов — курорт!

Говоря подобное, Сидор откровенно лукавил, если не сказать честнее — врал как сивый мерин. Нравы у амазонок, к разочарованию многих и очень многих местных парней, оказались очень даже строгие, откровенно говоря — пуританские. И вся их демонстративная гиперсексуальность и любвеобильность, на поверку оказались лишь показухой, имеющей единственную цель при хроническом дефиците женихов — побыстрей выскочить замуж. Добившись же своего, зачастую железной, жёсткой хваткой, они неожиданно для молодого мужа превращались в удивительно любящих и ласковых подруг, верных, как говорится, до гроба.

Но это хорошо знал он, знали те, кто уже вернулся оттуда, из Приморья. В среде же егерей, ни разу не побывавших ни в Приморье, ни в Амазонии, ни хотя бы поближе здесь, ни разу не столкнувшихся с их нравами, царила святая убеждённость в обратном. И поэтому все молодые парни, из которых собственно и состояли практически все их немногочисленные егерские войска, как пчёлы на мёд стремились в Приморье. Вполне понятное желание, подкреплённое байками вернувшихся оттуда парней, откровенно развлекавшихся над подобной наивностью.

За последнее время оно расцвело пышным цветом в среде молодняка, окрасилось радужными, наивными красками, и как магнитом тянула парней к тёплому морю. К морю и девочкам.

Поэтому, как только стало ясно, что для нормальной, ритмичной работы двух нефтепоездов, оставляемых на перевале, достаточно всего пары человек, и ещё одной пары им на подмену, практически без какой-либо охраны, как в этой молодежной среде развернулось бурное соревнование — кто едет в Приморье.

Иные варианты никем даже не рассматривались.

Первые признаки заговора молодых Сидор заметил ещё вчера, когда вся группа сопровождения неожиданно устроила потешное кулачное соревнование на выбивание, многочисленные следы которого Сидор сегодня утром с интересом разглядывал на побитых физиономиях парней.

Была и ещё одна, уже более серьёзная причина, по которой парни настойчиво стремились в Приморье, в отличие от земель по Великому Озёрному Пути.

В Приморье они бы занимались доходным делом, торговлей, а значит, им бы шёл оттуда пусть и небольшой, но стабильный процент от дохода. На который они даже не могли надеяться на всём Озёрном Пути, где кроме каменюки или стрелы из куста от ящера, ловить было нечего.

Но как ни нужны были ему люди в Приморье, на Озёрном Пути они нужны были ещё больше. Поэтому давно уже было принято решение все высвобождающиеся ресурсы, отправлять сразу туда. И как бы сейчас ребята его не просили, и как бы ему самому не надо было, он ничего поделать не мог. Всех свободных следовало направлять на строительство и защиту Озёрного Пути, который всё более и более затягивал их в болото нескончаемой, верховым палом разгорающейся войны.

— Мне жаль, Юрик, — Сидор с сожалением покачал головой. — Очень жаль, но всех свободных придётся теперь отправить на Озёра. Там вы нужнее.

Я и так с трудом смог вытребовать вас у Корнея хотя бы на это время, пока не обкатаются здесь платформы. И чтобы не затягивать, вам сегодня же следует отправиться к нему на Речной полигон. Там он уже с нетерпением ждёт вас.

— Опять острожки строить, — уныло протянул Юрка. — По всем волокам? Надоело. Может мы лучше тебе тут, в соседнем городе за перевалом поливную систему восстановим?

— Чего? — подозрительно уставился на него Сидор. — Какую такую поливную систему? — Улыбка мгновенно сползла с его лица. — В каком таком соседнем городе?

— Ну как же, как же, — сделал деланно удивлённые глаза Юрка. — Пашка Чивый вчерась говорил, что надо срочно, кровь из носу восстановить твоё поливное хозяйство в соседнем городе. Мол, какие-то важные планы у тебя на него. Хлопок на порох, рис на прокорм и всё такое прочее…

Вот мы бы и занялись, — лукаво посмотрел на него десятник. — Мы же всё таки сапёрно-инженерный отряд, как никак.

— Кто такой Чивый? — мгновенно растеряв всю весёлость, холодно поинтересовался Сидор. — Здесь нет никакого Чивого. Откуда он взялся?

— Как откуда? Гонец из Кязима, — деланно удивился десятник. — Прибыл вчера поздно за полночь с важным письмом.

Пока нёсся сюда, чуть не убился по дороге, — кивнул куда-то в сторону десятник. — Умаялся бедняга. Спит до сих пор в казарме

— Почему сразу не доложили? — холодно, без тени улыбки спросил Сидор, принимая из рук десятника протянутое письмо.

— Гонец сказал, что может подождать и до утра. Поэтому тебя сразу и не стали будить, отложив на утро.

Поняв, что шутки кончились, десятник вытянулся во фрунт и демонстративно преданно глядя в глаза начальства, рявкнул:

— Не решился будить, господин барон, больно уж вы были вымотаны за последние дни, господин барон. Поэтому докладаю только сейчас о прибытии важного гонца из нашего форпоста в городе Кязим на Приморских территориях. Все сведения в письме. На словах просили передать, что вам следует по возможности быстро прибыть в вашу горную усадьбу в окрестностях города. Есть важные сведения, требующие вашего пригляда и присутствия на месте.

Разрешите идти, господин барон, готовить отряд в дорогу?

Не отвечая, Сидор быстро пробежал глазами текст.

— Идите, — сухо бросил он, недовольно на него покосившись. — Готовьтесь к срочной отправке. А насчёт вас и ваших желаний позже поговорим.

Какие бы у него ни были раньше планы, письмо оттуда уже их изменило. Тем более что соваться одному, или с малочисленной охраной, в Кязим категорически не следовало. Там у него были уже один раз крупные неприятности из-за малочисленности их отряда. Поэтому снова убегать из города сломя голову, спасая собственную шкуру, Сидору совершенно не улыбалось. Прохвост Юрка Нагой, десятник и командир отряда инженерного обеспечения, ответственного за строительство нефтебазы и укрепления на перевале, всё-таки его провёл. Не зря, ох не зря среди знакомых про него ходила кличка — Долгорукий. Если он очень хотел, то мог до всего дотянуться. Поэтому у Сидора было устойчивое подозрение, что пока он тут мотался со своей нефтью по перевалу, это сам проныра Юрка заранее заслал в Кязим гонца, чтобы тот вытребовал у работающих там ребят нужное ему письмо.

Уж очень вовремя оно появилось. А в подобные совпадения, особенно имея дело с таким пронырливым парнем, Сидор давно уже не верил.

Ещё раз, уже более внимательно вчитавшись в письмо, Сидор окончательно уверился в своих подозрениях.

Писал травник, что само по себе уже было необычно. Где Кязим, и кто такой Травник.

Однако писал именно он. И писал, что присутствие Сидора в его горной усадьбе под Кязимом совершенно обязательно. И в самое ближайшее же время. Что у него для барона есть масса выгодных предложений, и что ни одно из них не терпит долгих отлагательств, и ничего нельзя доверить письму. Требуется его личное присутствие, так как без него никак нельзя ничего тут решить.

И, конечно же, внизу письма чуть ли не аршинными буквами стояла приписка корявой рукой кузнеца. Чтобы он обязательно захватил с собой свой сопливый инженерно-сапёрный отряд, работающий на перевале. А то, мол, у них своих наличных сил для неких срочных и неотложных работ по усадьбе недостаточно.

— "Ну, Юрка, ну, стервец! — выругался про себя Сидор, сердито глядя на довольную спину командира сапёрного отряда, уже деловито раздающего приказания и гоняющего своих подчинённых. — Не хочет на озёрах плотины строить и в болоте копаться. Сыро ему, видите ли".

"Ну, погоди, заяц! — мысленно, многообещающе усмехнулся он. — Я тебе устрою приятный променад к морю и девочек. Я научу тебя, как правильно трудиться на благо компании и как хранить верность молодой супруге. Попомнишь ты у меня эту поездку".

Дождавшись, когда весело переговаривающиеся егеря сформируют обоз, загрузив его всевозможным своим шанцевым и прочим инструментам, Сидор неожиданно для себя подивился тому, насколько удобна для нужд сапёров оказалась платформа кузнеца.

Практически всё их инженерное оборудование, включая какие-то ящики с гвоздями и скобами, корзины со смолой, большие и малые вороты, канаты, и прочее многочисленное имущество сапёров полностью разместилось всего лишь на одной из них. И судя по довольному виду их начальника, тот прекрасно это осознавал, деловито осматривая и по мелочи поправляя грузимое имущество.

Видно было, что он уже считал выделенную ему на время грузовую платформу, чуть ли не своей личной собственностью, настолько по-хозяйски он ею распоряжался, деловито покрикивая на подчинённых.

— "Ну вот, — пронеслась у Сидора довольная мысль. — Ещё одно удачное применение для нашего изобретения. Раньше на такой обоз нам бы понадобилось два десятка подвод и как минимум десять возчиков. А тут всего два, да и то, второй лишь для подмены. А так, при нужде, можно было бы и одним обойтись".

Попрощавшись с остающимися на месте егерями охраны, обоз ещё до полудня покинул базу.

Сидор, заняв привычное место в пулемётной башенке переднего броневика, возглавил сапёрный караван, который медленно и неторопливо выбирался из узкого прохода, ведущего в долину.

— "Завтра к вечеру будем на месте, — подумал он, подняв голову и посмотрев на низкое тусклое зимнее солнце. Прикидывая время, потребное для того чтобы добраться до усадьбы под Кязимом. — Или послезавтра, — неожиданно лениво и беззаботно подумал он. — Какая разница".

 

Глава 9 Империя

Ткань для ящеров.*

— С этого момента, давай поподробнее, — ледяным тоном оборвала вяло тянущийся утренний доклад Императрица. — Что ты там сказал? Есть сведения по искомым нами тканям?

— Докладываю, что есть сведения по корню — травке, используемой в производстве того роскошного материала, что вызвал в Империи такой ажиотаж.

— Сведения пришли от подгорных людоедов с Левобережья Лонгары. Но есть маленькая загвоздка. Это не официальные данные. Все сведения получены агентурным путём.

— Что конкретно.

— Правильная обработка тканей требует присутствия в процессе обработки водной вытяжки из корня одного весьма редкого болотного растения под названием мыльнянка.

— Произрастает эндемиком в верховых болотах Лонгары. Точнее, в одном из них, которое в настоящий момент усиленно охраняется. Единственное ли это болото, или есть ещё — неизвестно.

— Отмечено несколько попыток проникновения левобережцев на территорию болота и попыток заготовки там корня. Все они сорваны. Насколько успешно — трудно сказать, поскольку подгорные не желают идти с нами по данному вопросу на контакт. Они упираются и не желают за просто так ничего отдавать. Ни траву эту редкую, ни даже малейшие сведения о ней. Что за трава, как называется, где растёт, как используется. Ничего не говорят.

— Всё что мы узнали, мы узнали агентурным путём, подкупом и запугиванием. Ничто иное на них не действует. Сами же они требуют оружия и продовольствия. Требуют вперёд, так же, как неосторожно мы провели операцию по поставкам старого имперского оружия этим летом. Вперёд, много и без оплаты.

— Прелесть дармовщины они хорошо распробовали и теперь желают чтобы и дальше оно также и было.

— Ну-ну, — многообещающе прищурила глаза Императрица. — Посмотрим насколько их хватит.

— Подгорные признаются что у них голод, и просят помощи в налаживании сельского хозяйства, чтобы можно было прокормить бурно растущее население. И требуют наших специалистов агрономов.

— Но сами учиться не хотят. Точнее — учатся, если заставлять из-под палки. Но потом всё равно работать по специальности отказываются, стараясь всеми способами избежать труда и занять какое-нибудь командное место. Руководить, командовать, грабить — вот их стезя. Работать — нет, не хотят. Работать у них считается чем-то позорным.

— Им что, нужны наши рабочие и инженеры в качестве рабов? — недоумённо воззрилась императрица на докладчика. — Чтоб те за них работали, а они только барствовали? Я правильно тебя поняла?

— Правильно, — с довольным видом кивнул головой огромный, мощный ящер из писцов, что сегодня читал ей доклад. — Правильно! Работать они не желают, а вот править — не отказались бы. Им нужны рабы. Толковые, обученные, работящие рабы. Желательно, жители Империи. А себе они отводят место хозяев.

— Ну, или как-то так, — раздражённо поморщился он.

Всем видом своим он показывал, что вспоминать о тяжёлых переговорах с подгорными людоедами ему не хотелось категорически.

Взгляд докладчика перестал метаться по комнате и задержался на императрице.

Императрица сидела в мягком, удобном кресле и молча, с задумчивым видом постукивая обглоданной куриной косточкой, оставшейся от обеда, по мягкой, расшитой шёлком обивке кресла.

— Лю Шань!

Невысокий, совсем не характерно мелкий для огромных ящеров, невзрачный, слегка сутуловатый подгорный ящер нарисовался за её спиной буквально из воздуха.

— Что скажешь?

Лю Шань, для всех невзрачная, ничем не примечательная личность, почему-то выделенная Императрицей из большой череды вероятных претендентов-любовников, давно уже привык к манере Императрицы говорить загадками и полуфразами, которыми буквально каждый день проверяли его на сообразительность. Как это не было увлекательно для стороннего существа, с интересом наблюдавшего за подобным со стороны, но для того к кому обращались, не попадание с правильным ответом в то, о чём она думала, грозило самыми серьёзными неприятностями.

Казалось, он чудом ещё держался. Все остальные, кто начинал вместе с ним карьеру при дворце давно уже куда-то пропали. Он же оставался, раз за разом совершенно чудесным образом угадывая запросы своей госпожи.

Об истинной же причине столь стойкой непотопляемости мелкого придворного служки знали лишь они вдвоём с Императрицей. Для всех остальных он был такой же как все, только чуть более удачлив.

Впрочем, чудес здесь не было. Это только на посторонний взгляд была чудесная, нечаянная догадка. На самом деле за этим стоял огромный вычислительный аппарат имперской безопасности по сбору и анализу информации, который заранее информировал о будущем предмете интереса Императрицы. И тщательно поддерживаемая пред всеми легенда о простой удачливости мелкого клерка. И ГБ же давал соответствующие рекомендации. И мелкий служка до того ни разу не ошибся.

Такое поведение, имело под собой серьёзную подоплёку. В первую очередь, отвлечение внимания от самой Императрицы, мол, высшее существо и ей всё позволено, а во-вторых, что, наверное самое главное, и из-за чего в своё время собственно и была затеяна вся данная комбинация, такая система позволяла в любой момент убрать из дворца любого неугодного. Без объяснения причин. Просто не понравился Императрице — и всё.

И жаловаться никто не мог. Точнее — не смел. Ведь вот же он — удачливый клерк. Смотрите — любуйтесь, берите с него пример. Что вам мешает быть такими же? Не можете — сами виноваты.

И ещё ни разу подобная система не давала сбоев.

К тому же и самой Императрицей при таком раскладе было легче управлять. Туповатая ящерица искренне считала что её вопросы с утра фрейлинам по тому или иному вопросу найдут своё логическое продолжения в ответах Лю Шаня. А что сами вопросы сформулированы и ненавязчиво ей подсунуты — она не понимала. Как не понимала и того как можно манипулировать мыслящими существами без прямых, чётко и ясно отданных приказов.

— За художником послали, — ниже обычного склонился в поклоне Лю Шань. — Дня два ему надо на то чтобы сделать лицевые копии в достаточном числе. А дальше, будем проверять. Если это действительно они, незабвенные враги нашей дорогой княжны, то она с нами не всегда была искренна.

— Никто с нами никогда не бывает до конца откровенен, — недовольно проскрипела Императрица. — Ну что за люди скверные, лживые существа. Нет бы, прямо сказать. Так, мол, и так. Отдай их мне. Нет, ей надо самой, надо обязательно что-то затеять этакое, с подковыркой. Узнай! Что ей от них надо. В моей империи не должно быть ничего, что бы я не знала. Тем более того, что касалось бы этих трёх смешанных кланов. И особенно их глав.

— Можешь особо не торопиться, — усмехнулась она. — Но знать я должна всё!

— И костюмчик её проверь, — тихо проговорила она в спину испарившемуся помощнику. — Что-то в нём не так!

— Госпожа это имеет в виду?

Перед лицом императрицы замаячил маленький кусочек какой-то материи, по цвету очень похожий на тот, в котором была на приёме княжна.

— И здесь успел, — довольно откликнулась императрица, осторожно принимая в руки обрывок материи. — Молодец.

— Тебе он ничего не напоминает?

— Защитная, кровеостанавливающая ткань, — тихим, ровным голосом откликнулся Лю. — Высшего качества. Выше всего того, с чем до сих пор сталкивались. Аналогов в Империи не имеется, никем не производится и ниоткуда не поставляется. Последний год, начиная с месяца травня — основная статья затрат внешних торговых закупок. Откуда везут — неизвестно. Где производят — неизвестно. Кто производит — неизвестно. Из чего производят — не известно. Не известно ничего.

— Возникает на городских рынках словно бы ниоткуда и куда деваются деньги, полученные купцами за поставки — неизвестно. Молчат на все вопросы, а пытки вы приказали не применять.

— Коротко — неизвестно ничего.

— Кроме того, что княжна Подгорная носит костюм, сшитый из таких, совершенно неизвестных тканей, — тихо проговорила Императрица, приблизив к глазам маленький кусочек материи. — Интересно, очень интересно.

— Ничего неизвестно, кроме того что покупка таких тканей грозит пробить серьёзную дыру в нашем бюджете, а легионы уже не просят — требуют: дай, дай, дай. И ничего слышать не хотят.

Кто бы мог подумать что простая какая-то ткань приведёт к фактическому бунту легионов, — тихо пробормотала Императрица. — Так жёстко с нами они ещё не разговаривали. Давно с нами никто так не говорил.

Вот что значит коснулось их лично, коснулось их крови.

Это опасная тенденция, — холодно проговорила она. — И возникшее напряжение надо постараться максимально быстро снять, — неожиданно прорезавшиеся жёсткие нотки в голосе Императрицы неприятно царапнули чуткий слух Лю Шаня.

Такого голоса у той ещё никогда до того не было.

— "Похоже, девочка всерьёз стала опасаться потерять трон под задницей, — развеселился тот. — Маленькая глупышка. Не того боишься, не того испугалась. Тебе нас надо бояться, но похоже ты об этом забыла. Придётся напомнить", — пришёл он к трудному решению.

— Боюсь что если мы в ближайшее время не решим эту проблему, то проблемы будут у нас, — проговорил невозмутимо Лю Шань.

— Бунт, — сухо проговорил он. — Бунт легионов. С вполне вероятной, ожидаемой многими сменой Императора.

— Враг не дремлет, — пафосно и напыщенно воскликнул он.

— Наши враги безусловно воспользуются удачным моментом. Можно сказать что всё висит на волоске. Дело за малым. Доказать что вы, моя дорогая Императрица виновны в ничего неделании и всё. Вся наша неустойчивая конструкция договорённостей и противовесов рухнет. Всё, чему мы положили столько труда обвалится, как дом на гнилом фундаменте, и погребёт нас под собой.

— "Как запел, сволочь", — мысленно порадовалась Императрица.

Советник предсказуемо забеспокоился. Это было хорошо, он стал предсказуем, а значит уже неопасен.

Внешне на её лице не дрогнула ни одна чёрточка лица, бесстрастно слушающая своего "мудрого" Советника и "удачливого" царедворца.

В мыслях она вдруг для самой себя неожиданно вернулась во вчерашний день.

Княжна — посол Подгорного княжества. Фактическая наследница пожалуй пусть не самого крупного, но самого бурно развивающегося княжества на всём северо-западе, грозящего со дня на день стать серьёзным конкурентом Северо-Западному Герцогству и другим мощным торгово-промышленным побережным государствам всего Северо-запада.

Стать очень серьёзным конкурентом, если судить не по тому, что вокруг говорят досужие кумушки, а ориентироваться на данные собственной экономической разведки.

Но недостаточно серьёзным, чтоб обеспокоиться ей, её Империи.

Подгорное княжество. Судьбы…*

Честно говоря, идя на приём к старому князю, княжна испытывала немалую робость. Правящий князь Подгорный слыл весьма суровым человеком и понимание того что провал посольства в Империю ящеров в этот раз для неё может кончиться не так уж и хорошо, не доставляло ей уверенности в благополучном разрешении приёма. Несмотря на все их более ранние договорённости, от данного посольства старый князь желал получить много большего, чем ей повезло привезти. И то что она фактически провалила посольство, серьёзно портило настроение.

Пустые обещания, разговоры ни о чём, переливание из пустого в порожнее, и даже, что совсем удивительно, княжне в этот раз не удалось вывезти из столицы Империи ничего. Ни одного сколько-нибудь ценного станка или иного какого машинного оборудования из так и продолжавшихся до сих пор разграбляться имперских столичных заводов.

Бывшая краса и гордость империи, столичные машиностроительные заводы до сих пор грабили все кому ни лень. И никого не останавливало то, что этим подрывалась былая индустриальная мощь Империи. Словно так оно и должно было быть. И что наводило осведомлённых людей на самые нехорошие мысли. Что в Империи, значит, есть ещё что-то подобное. Что-то аналогичное по мощи и оснащённости, а то даже и превосходящее.

И тем не менее, ни гвоздика, ни болтика, ни шайбочки, ни кусочка обработанного металла украсть с разграбляемых до сих пор столичных заводов княжне не свезло. Словно все кого она знала занимающимися ранее этим делом, вмиг оглохли и ослепли. И все прошлые договорённости с княжной о поставках воруемого с заводов оборудования, вдруг разом развеялись как дым. Словно их и не было.

Провал этой, тайной составляющей её поездки был, особенно не допустим. И ничего хорошего для себя от предстоящего разговора она не ожидала.

— Княжна Лидия Подгорная? — холодный голос бессменного секретаря старого князя полностью подтвердил её самые худшие подозрения. — Вас ждут.

— "Тварь, — мысленно гадюкой зашипев в сторону кресла секретаря у окна приёмной, Лидия прошла в тут же распахнутую перед ней широкую и высокую дверь кабинета князя.

— Одну створку распахнули, — горько посетовала княжна на свою будущую горькую судьбу. — Верный признак. Сейчас меня если и не убьют, то крови выпьют ведро, не меньше. А потом останки отдадут на прокорм пленных подгорных людоедов".

Со стуком захлопнувшаяся у неё за спиной дверь кабинета, сразу отсекла все звуки из приёмной, словно перечёркивая тем всю её прежнюю жизнь.

— "Вот и всё", — обречённо подумала княжна, глядя на медленно подымающего от бумаг на столе седую голову пожилого, ещё не старого мужчину.

— Садись, Лидия.

Старый князь протянутой рукой указал княжне на стоящее возле разожженного по зимнему времени камина роскошное кресло для особо важных посетителей.

Глаза княжны широко распахнулись. Неверяще она посмотрела туда, куда указывала рука. Три кресла, в одном из которых уже кто-то сидел.

Генрих? — изумлённо переспросила она, не веря своим глазам. — Генрих фон Гарс?

Глаза княжны вспыхнули неподдельной радостью, словно она увидала собственную мечту, нечаянно спустившуюся к маленькой девочке с небосвода.

— Что ты тут делаешь, Генрих фон Гарс? — мгновенно трезвея, холодным тоном, без малейших эмоций поинтересовалась она. — По-моему, отношения между нами не настолько близки, чтобы нам с тобой встречаться вот так, накоротке, в интимной обстановке рабочего кабинета Подгорных князей.

— Девчонка! Здесь, я буду решать где, кого и почему принимают, — ледяным тоном осадил забывшуюся княжну старый князь. — Не забывайся! Ты пока что не правящая княжна!

— Да, мой князь, — смиренно склонила голову, мгновенно опамятавшаяся княжна.

Шутить со старым князем не стоило. Никому. Особенно в подобных вещах. Тут он шуток или забывчивости не понимал и не прощал.

Помолчав, повысив тем градус напряжения в комнате до предела, старый князь продолжил, словно ничего только что и не случилось

Герцог здесь по моему приглашению. Цель приглашения — обговорить возможное будущее соглашение между Подгорным княжеством и герцогством Гарс.

Какое соглашение, — сердито покосилась в сторону безмятежно сидящего в кресле Генриха княжна.

Свадебное, — невозмутимо отозвался князь, словно не заметив сердитого взгляда княжны, брошенного в сторону камина.

— Что? — ахнула княжна. — Свадебного? Это какая-то глупая шутка?

— Это такой холодный политический расчёт, — отрезал князь. — И сразу предупреждаю, что пока ты там каталась со всякими посольствами, бездарно транжиря моё время, мои деньги и безвозвратно портя бывшие хорошие отношения с Империей, мы с герцогом обо всём договорились.

— Свадьбе быть! — жёстко осёк он, попытавшуюся было возмутиться княжну.

— Этой свадьбой объединяются наше княжество и его герцогство, и все земли по Северному Стрыю. Создаётся Подгорная Империя. Пусть небольшая, пусть территориально меньше соседнего Северо-западного Герцогства. Но Империя! И будущие её правителя зваться будут — императоры.

— Ваши дети. Твои дети, — глядя ей прямо в глаза, медленно и веско проговорил старый князь.

— О том, что было прежде, забудь. Обо всех своих в прошлом многочисленных любовниках и увлечениях — забудь. Отныне и навсегда. Иначе, — тихо, с неприкрытой угрозой проговорил князь, — о своём будущем тоже можешь забыть. Разом и навсегда.

— Дети должны быть от законного мужа. И только! Также, если с обеих сторон имеются ранее рождённые, они должны быть умерщвлены. Если таковые есть.

— Это требование герцога и моё. Мы не имеем права рисковать. Самозванцы, даже если они таковыми и не являются, способны разрушить нашу будущую молодую Империю. И они нам не нужны.

— Этот вопрос мы должны решить сразу, здесь и сейчас, ещё до официального провозглашения о будущем союзе, и до провозглашения Империи и новой династии императоров. До того, как даже слухи пойдут о чём-то подобном, — тихо и веско проговорил старый князь.

— Лидия, — старый князь замолчал, внимательно отслеживая малейшую реакцию на свои слова. — Решай здесь и сейчас. Другого варианта не будет. Есть дети?

— Нет, — холодно отозвалась Лидия. — Детей вне брака у меня нет.

Старый князь довольно прикрыл глаза. Лидия ответила правильно. Ну а то, что она солгала, так что ж, от всякого мужа у любой женщины должны быть тайны. А уж от такого…

Старый князь с едва заметным оттенком лёгкого презрения бросил взгляд на сидящего у камина герцога.

— "Сопляк, — мысленно презрительно усмехнулся он. — Кому вздумал ставить условия. Нам, князьям Подгорным? И в чём? В ликвидации незаконнорожденных детей! Чьих? Князей Подгорных? Не дорос ещё с такими хотеньями. Хотелка не выросла".

О том, что незаконно рожденный пятилетний отпрыск княжны Лидии Подгорной, тайно рождённый княжной от какого-то мелкопоместного шляхтича, к этому моменту уже мёртв, князь ещё не знал. "Приятные" вести для него были ещё впереди. Как и понимание того факта, что с баронами фон Гарс князьям Подгорным придётся всё же считаться, не смотря на всю их уверенность в обратном.

— Хорошо, — холодно, без тени эмоций проговорила княжна. — Вижу, что пока меня дома не было, вы обо всём договорились.

Бросив на герцога короткий, злой взгляд, ещё более сухим, официальным тоном произнесла:

— Только, раз уж это и меня касается самым непосредственным образом, хотелось бы знать. Чем вызван столь крутой разворот в отношениях между нашими государствами. Про себя лично не спрашиваю. Итак всё знаю. Потому хотелось бы знать. Чем вызвана такая резкая перемена со стороны герцога?

На какое-то время в комнате установилось молчание, не нарушаемое никем.

— Скажу я, — не дождавшись от герцога слов, начал старый князь.

Бросив ещё один удивлённый взгляд на необычно молчаливого фон Гарса, князь продолжил:

— Как ты понимаешь, дорогая племянница, после всего между вами с герцогом произошедшего, говорить о любви смысла не имеет. Речь идёт о государственных интересах.

— И в чём дело? — поторопила замявшегося князя Лидия. — Что произошло?

— Бароны де Вехтор готовятся к войне, — вдруг неожиданно нарушил тишину герцог. — Они выкинули на продажу семейные сокровища и попытались купить в низовых баронствах и княжествах двести тысяч рекрутов, под видом найма якобы шлюх для своего обоза, и если бы за всем, связанным с этими баронами тщательно не следили, у них бы всё получилось.

— Двухсоттысячная армия, — тихо проговорил герцог. — Двести тысяч! — тихо, словно не веря в названную цифру, повторил он. — Ни у кого на континенте нет такой большой армии. Ни у кого, кроме Империи.

— И у них бы всё получилось. Подростков бы обучил некий Корней, мастер меча и прекрасный учитель воинов. Не считая того что этот человек, командуя у одного поречного барона его войском, не проиграл ни одного сражения, выказав немалый опыт и знания, характерные для настоящего полководца.

— А девочек де Вехторам подготовили бы нанятые ими амазонки. С каковой целью баронами в предгорной зоне возле Старого Ключа, на границе с Империей и подгорными людоедами, с помощью некоей компанией землян, с коими бароны связаны самыми тесными, семейными узами, уже создана целая сеть лагерей по подготовке бойцов. Где они уже принялись готовить себе армию и отрабатывать новейшие системы вооружения.

— Два, три года, максимум пять лет, и в середине континента появится сила, которой никто не сможет противостоять.

— На всё это надо иметь много денег, — тихо проговорила Лидия. — Не верю. Бароны де Вехтор — нищие!

— Уже нет, — не глядя на неё, сухо бросил герцог. — Про жемчуг вы, княжна, и сами знаете, сталкивались. А вот последние сведения про баронов вам расскажет ваш дядя.

— И? — требовательно повернулась княжна к князю.

— Де Вехторы вскрыли родовую казну, — не глядя на неё, тихо проговорил старый князь. — И слухи о баснословном богатстве этого рода оказались отнюдь не слухами.

— Ими на продажу, пока ещё тайно, выкинуты крупные партии поморских изумрудов.

— Они сами, или через подставных лиц из числа пореченских татар и ряда других неустановленных личностей, продают поморские изумруды. Всем, кто может заплатить сразу и наличными.

— Пока они продавали только жемчуг, можно было не беспокоиться. Суммы там мизерные. Сейчас же, когда, видимо, вскрыта основная родовая казна, положение резко изменилось. Вехторы готовятся к войне.

— В герцогстве вдруг активизировались спавшие много лет сепаратистские настроения, — эхом отозвался на его слова герцог. — И если раньше это были пустые, досужие салонные разговоры, которые никто не принимал всерьёз, то теперь, в старых семьях поречных дворян на полном серьёзе рассматривают вопрос о возвращении бывшему баронству Вехи полной независимости.

— Веховские дворяне вдруг вспомнили о своих родовых вольностях и стали выказывать недовольство отстранением дворянских семей бывшего баронства Вехи от реальной власти. И заговорили о независимости.

— Независимости, от фон Гарсов, — тихо проговорил он.

— "На которую тебе, впрочем, ранее было совершенно плевать, Генрих. Да и теперь, наверняка, то ж. Но, не плевать твоей родне, которая тебя и принудила к этому державному браку. Не весело, — грустно подумала княжна. — Наша будущая совместная супружеская жизнь, чувствую, подкинет нам много подарков, в лице твоей родни, Генрих. Плохо ты выходит, их знаешь, свою собственную родню, раз согласился на их предложение".

Княжне стало грустно. В том, что сам Генрих, ни под каким видом не стал бы даже рассматривать подобное, дикое для него предложение о сватовстве, исходи оно с любой другой стороны, у княжны не было ни малейшего сомнения.

— Теперь последнее, — вернул её в реальность сухой голос старого князя. — По поводу твоего досрочного и, главное, бесславного возвращения.

— Как я понимаю, отношения с Империей испорчены. Безвозвратно.

— Не скажешь, почему? — князь вдруг оборвал сам себя, и чуть склонив голову к правому плечу, с интересом глянул на племянницу.

— Почему? — тихо повторил он вопрос.

— Видимо им стала известна наша тайная деятельность по скупке промышленного оборудования с ликвидируемых заводов, — недоумённо пожала княжна изящными плечиками.

— Ерунда! — жёстко пресёк князь попытку княжны ещё что-то добавить.

— Я о тебе был лучшего мнения, — недовольно проворчал он.

— Заработав тем самым недоумённый взгляд со стороны княжны, с сердитой гримасой продолжил:

— Не удивляйся, что говорю о столь тайных вещах при Генрихе. Теперь можно. Теперь он, считай, что член нашей семьи. И этот вопрос мы должны решить вместе.

— Какой вопрос? — непонимающе подняла правую бровь Лидия.

— Вопрос кровеостанавливающей ткани для ящеров со специальными заживляющими мазями, — сухо пояснил князь. — Прекрасного кровеостанавливающего материала, недавно кем-то разработанного и во множестве вброшенного на продажу в Империи. Что повлекло за собой, чуть было не состоявшийся бунт легионов и пробило колоссальную дыру в бюджете имперской казны.

Хотя, стоило бы сказать, что дыра не особо то и колоссальная, важнее негативная тенденция давления на Императрицу. Вот, что самое для нас неприятное в этом деле.

Пока, крупными закупками перевязочных материалов со стороны имперской казны вопрос снят. Но он остался. На будущее. Потому как никто не знает, ни откуда он вдруг взялся такой, никогда ранее не виданный чудесный перевязочный материал, ни кто его производит.

— И при чём здесь наша дипломатическая миссия? — недоумённо посмотрела на него Белла.

— А как ты думаешь, почему она провалилась? — князь сердито посмотрел на княжну, раздражённый её непонятливостью.

Из-за того что ты была неосторожна, и имперская безопасность прознала про твои шашни с контрабандистами по скупке оборудования столичных заводов?

Ерунда! — грустно проговорил князь. — Всё намного проще.

Во что ты одета?

— Что? — недоумённо нахмурила брови княжна. — В костюм. Брючный костюм — новая мода, пришедшая с запада.

Княжна ещё раз недоумённо оглядела свой новенький, только этим утром примеренный у портного и до сих пор ни разу не одёванную на выход брючную пару.

— А ткань? — совсем уже грустно поинтересовался князь.

— Ткань? — удивлённо подняла правую бровь княжна. — Ткань, как раз местная. С одной из тех текстильных фабричек, что вечно ищут нашего покровительства, чтоб защититься от произвола твоих чиновников, — кольнула она мелкой шпилькой князя.

Не всё ж дядьке было носом её во всякое дерьмо тыкать. Есть и у неё, чем ткнуть князя в непотребства, творимые его чиновничеством во время его правления.

— Так вот, — криво улыбнулся князь. — Нет никакого фабриканта, который ищет твоего покровительства. Нет, и не было. Как нет и никакой фабрички, выделывающей ту чудную, мягкую ткань, из которой пошит твой прекрасный костюм.

Это всё диверсия де Вехторов, чтобы поссорить нас с Империей.

Удачная диверсия, — тихо проговорил князь. — Удавшаяся.

Ты ведь на приёме у Императрицы, по случаю прибытия посольства, была в точно таком же костюме из такой же ткани?

— Костюм — нет, ткань — да, — пересохшими губами прошептала княжна.

— А там на первом приёме не случилось с ним чего необычного?

— Было, — пересохшими губами прошептала княжна. — Урод какой-то незаметно отрезал у меня брючный карман. Так, что я это заметила лишь когда вернулась в посольство.

До неё медленно начал доходить тайный смысл вопросов князя. И они замерла в ужасе. Если всё обстоит так, как она догадывается, всё значительно хуже, чем она себе представляла даже в самых ужасных своих предположениях.

Дело касалось крови. Святой ящеровой крови! Предмета, с которым в Империи Ящеров никто никогда не шутил, слишком серьёзно там к данному вопросу относились. И она действительно подставилась.

— Я правильно тебя поняла, дядя? — севшим вдруг голосом, едва слышно проговорила она. — Это та самая ткань, с которой последнее время так носятся в Империи? Та самая, из-за которой в столичном гарнизоне у молодой Императрицы разыгрались нешуточные проблемы с её легионами?

— Теперь понятен тот взгляд, — тихо проговорила она.

— Что за взгляд? — настороженно проговорил князь.

— Ненависти, — тихо откликнулась княжна. — Прощальный взгляд Императрицы, когда отбывало наше посольство.

— Я всю дорогу удивлялась и думала, что же такого произошло, что я, лично я удостоилась такого прощального взгляда. Оказывается, вона что.

— Кровь ящеров! И пошатнувшийся трон. И угроза для всего её будущего.

— Такое эта ящерица не простит, — медленно повторила она. — Она очень любит власть. Власть для неё всё. Тогда выходит что…, - недоговорив, княжна требовательно посмотрела на князя.

— Да, — неохотно кивнул тот головой. — И тут торчат уши де Вехторов.

— Мы отследили то, что смогли отследить. К сожалению, крайне мало. Только до района портовых складов, где по документам якобы располагалась та фабричка, производившая подобные ткани.

— Ни-че-го. Ни следа. Пусто. Голые стены и дырявая крыша.

— С момента регистрации никто там ни разу так и не появлялся. Чиновники, опасаясь твоего необузданного гнева, туда не совались, потому что опасались налететь на твоё неудовольствие. А местные бродяги туда не лезли, потому что знали и так, что там ничего нет.

— Как оно на самом деле и есть.

— Вот так-то, моя дорогая племянница. Нас в нашем же доме провели наши же враги.

— А мы оказались к тому не готовы.

Молча глядя на бушующие в этой комнате страсти, фон Гарс мысленно оценивал всё вокруг происходящее. Вынужденный согласиться с требованием своей семьи о женитьбе на этой молодой, но уже бесплодной шлюхе, княжне Лидии Подгорной, герцог фон Гарс со скрытым удовлетворением вслушивался в разгорающийся прямо на глазах скандал между правящим Подгорным князем и его племянницей.

В том, что у них ничего не вышло с поиском следов той фабрички, была и его заслуга. Купец, реальный владелец тех складов, вовремя предупреждённый о досрочном возвращении посольства в Империю и о возникшем вдруг интересе Подгорного князя к производителю данного материала, успел скрыться. А сегодня ночью, от неосторожного обращения с огнём портовых бродяг, холодной зимней ночью забравшихся погреться на заброшенные склады, сгорит весь тот портовый район, где располагалась ранее фабричка.

Окончательно скрыв все следы деятельности де Вехторов, герцог хоть как-то оплатит свои долги перед баронами.

А вот дальше будет видно. Жить с этой… женщиной, к тому же уже бесплодной, как уверяли его компетентные люди, хорошо знакомые с тайными эпизодами личной жизни княжны последние годы, он не собирался. Как не собирался, и объединять своё герцогство с Подгорным княжеством. Только старые идиоты из его семейства, могли серьёзно думать, что их семье от того объединения что-то светит. Герцог слишком хорошо за последнее время сумел разобраться в характере многочисленного семейства Подгорных князей. И слишком много узнал тайного, чтоб поверить в то, что у фон Гарсов после этой женитьбы и объединения княжества с герцогством будет сама возможность существовать. Князья Подгорные не терпели конкурентов. И практика решения подобных вопросов у этого семейства была одна — физическое устранение. Чему прекрасным примером служила судьба рода де Вехторов.

Многочисленный и богатый в прошлом род, практически прекратил своё существование. И оказаться на их месте у Генриха фон Гарс не было ни малейшего желания. Как не было и желания делить свою постель с этой потасканной шлюхой Лидкой.

Фон Гарс был брезглив…

 

Глава 10 Усадьба "За хребтом"

Горячая встреча…*

Город Кязим в пурпурных лучах заходящего солнца был удивительно красив. Никогда Сидор до того не встречал такой дивной красоты. Даже в кино на земле таких красок Сидор никогда не видел, хотя регулярно просматривал дома на Земле видеоролики о красотах и ландшафтах Земли. Разве что, такие вот зеленовато-жёлтые оттенки старой крепостной стены можно было увидеть…

— Снова к нам в гости, господин барон?

Вопрос удивительно знакомого офицера городской стражи на въездных воротах, которого Сидор никак не ожидал увидеть здесь и сейчас, вернул его мыслями на грешную землю.

— Здравствуйте, господин полусотник, — приветливо поздоровался он с мелкопоместным приморским рыцарем, хорошо знакомым ему ещё по встречам в Приморье, а ныне, как оказалось, подвизавшемся в страже этого города.

Чего никак не ожидал, так это вас здесь увидеть. Какими судьбами?

— Нужда, — с весёлой улыбкой полусотник виновато развёл в стороны руками. — Большая семья требует больших денег. А здесь, не в пример береговым городам Поморья платят хорошо. И что удивительно, вовремя.

— Ничего удивительного, — улыбнулся Сидор. — Там был торговый город, здесь — пограничный. Горы рядом, бандиты, ящеры и всё такое прочее. Риск он как-то дисциплинирует и развязывает кошельки.

— Будто там этого дерьма не хватало, — ухмыльнулся стражник.

Да эти места, по сравнению с прежними — райские кущи и просто удивительно тихое местечко.

Раньше было, — со вздохом, мрачно добавил он. — Теперь…, - безнадёжно махнул он рукой.

Господин барон, — обратился он снова к Сидору. — Не смотря на наше старое знакомство, вынужден вас просить немедленно покинуть город.

— А что такое? — неподдельно изумился Сидор. — На меня что, какая-то бумага в магистратуре выписана, запрещающая мне посещать город, в котором есть моя собственность?

— Нет, конечно, — с виноватым видом стражник мотнул опять как-то непонятно головой. — Не в том речь, что вам что-то запрещают. Нет. Речь идёт о вашей безопасности.

— Тот есть? — от столь неожиданного заявления у Сидора натурально глаза полезли на лоб.

Ничего подобного ранее от стражников он никогда не слышал. И услыхать неподдельную заботу, промелькнувшую в голосе полусотника, ожидал менее всего.

— Что тут происходит? — невольно холодея голосом, сухо поинтересовался он.

— Пореченские татары гулять изволят, — с обречённым вздохом признался стражник. — В городе неспокойно. Вторая неделя пошла. Никакого сладу нет. Пытались вразумить, — стражник невольно коснулся старого, уже плохо видного на лице, практически сошедшего синяка, охватывающего у него чуть ли не пол лица, и снова тяжело вздохнул. — Вот что получилось, — невольно пожаловался он.

Сидор с изрядной долей сомнения покосился на того. Лезть в заведомую драку с незнакомцами не хотелось, но и уехать, не посмотрев свой дом, было глупо. Настроение стремительно портилось.

— Их что, так много, что вы не можете с ними справиться? — мрачно полюбопытствовал он.

— Да не то что б очень, — проворчал стражник. — Два десятка всего. Но злые, черти. Что-то у них там в их делах не заладилось, вот они ко всем и цепляются. И особенно не любят дворян, должен вам сказать, господин барон. Очень, — подчеркнул он, со значением глянув ему в глаза. — Особенно последние дни.

— Ещё когда только здесь появились, ещё было ничего. Но потом, они, кажется, с кем-то о чём-то не договорились. Вот с тех пор и гуляют.

— Стёкла бьют в витринах лавок, женщин на улице задирают, пляски устраивают для всех. Кто хочет, кто не хочет — неважно. Они гуляют, значит, и все остальные обязаны танцевать вместе с ними.

— Рыцаря тут одного, давеча, что отказался подчиниться в их бесчинствах, и попытался было вступиться за честь своих дам, раздели догола и батогами гнали до соседнего города. Босиком по холодной земле. И там бросили побитого. Чуть до смерти не замёрз, бедняга.

— А женщины? — насторожился Сидор. — Они что, оскорбляют местных женщин?

Когда в этих краях вопрос касался женщин, варианты развития дальнейших событий были однозначные. Виновные, в конце концов, всегда оказывались на виселице. И не важно, какое насилие было произведено ими. Реакция на неё была одна — верёвка. А участвовать в самосуде, куда их неизбежно вовлекут, не хотелось.

— Да не то что бы оскорбляют, нет, — растерянно полез чесать затылок стражник. — Внешне то, как раз все приличия соблюдены. Пригласили то вежливо, со всем выказанным уважением.

Другое дело, что рыцарю что-то в приглашении не понравилось. А скорее всего, просто не понравились рожи этих бандитов. Вот он им и высказал, всё, что он о них думает. Те, естественно, обиделись. И батогами-то его и поучили вежливости, как с порядочными людьми себя надо вести какой-то мелкопоместной шляхте.

А девчонки его потом жаловались на другое, — вдруг неожиданно широко улыбнулся стражник. — Что ноги до колен стёрли, пока пляски плясали до утра. И что их теперь от одного только вида самого дорогущего вина и от фруктов с пирожными тошнит. Ну да это дело молодое, — с видом глубокомысленного старца, важно произнёс стражник.

Однако рыцарь жалобу в магистрат всё-таки подал. Да толку то, — мрачно констатировал он. — Нас, стражи пять десятков всего, и соваться под тяжёлую руку татар, мы не будем. Жизнь ещё дорога. А они немного ещё погуляют и далее поедут. Они не местные, чужие здесь. Ждут кого-то, как я понял из их разговоров.

— Двое на одного — это вам мало? — насмешливо посмотрел на него Сидор. — Что-то не узнаю я вас, господин Победняк. Раньше вы были более решительный.

— Я и сейчас решительный, — стражник раздражённо коснулся своей желтоватой, в следах ещё не до конца сошедших разводов, половины лица. — Только вся моя решительность разбивается о приказ начальства татар не трогать. Мол, пусть гуляют.

Они столько денег каждый день в кабаках оставляют, что наши, заправляющие последнее время всем в этом городе кабатчики, решили: "Пусть оставят свои деньги у нас, чем достанутся кому-то ещё. Вот нас и не пускают наводить порядок".

— А наведёшь? — с любопытством посмотрел на него Сидор.

— По крайней мере, попытался бы, — отвёл взгляд в сторону стражник. — А там, дело покажет.

— Ладно, — понимающе усмехнулся Сидор.

В голосе стражника не было ни малейшей уверенности в том, что у него хоть что-то получится. Поэтому дальше терзать несчастного служаку не стоило. Чего его расстраивать. И так всё ясно. Тот больше хорохорился, чем был уверен в том, что справится.

— Я, пожалуй, всё же на денёк к себе заскочу, — кивнул он стражнику на прощанье. — Надо дом посмотреть и как идут дела с ремонтом. Да и вообще, интересно глянуть на этих страшных татар. Никогда до того не видел, как они гуляют, эти неизвестные татары, — ухмыльнулся он, кивком головы прощаясь с остальной стражей.

— Век бы их не видеть, — донёсся ему в спину чей-то тихий голос от сторожевой будки у въездных врат.

— "По крайней мере, надо бы проверить те ли это, кого я ищу. Хотя, сразу можно сказать — не похожи. Наши дебошей не устраивают. И уж тем более не заставляют чужих молодых бабёнок танцевать всю ночь. Да и денег у наших нет, чтоб так гулять".

Впрочем, тут он был не прав. Встретиться с пореченскими татарами, когда те "отдыхают", никто в здравом уме и врагу бы не пожелал. Управы, как правило, на них не было. Как не было и тормозов у этой, довольно безбашенной публики. А уж когда те — "гуляли"… вообще лучше было к ним не соваться.

Настроение испортилось. Случись с ними сейчас случайно встретиться на улице, придётся драться, без вариантов. А драться категорически не хотелось. Сегодня они встали ещё до света и весь день без остановки спешили в город, торопясь успеть до заката.

Успели, блин. А тут такой сюрприз — вполне вероятная драка с какими-то отморозками.

— Что такое не везёт и как с этим бороться, — мрачно пробормотал он. — Но делать нечего, надо ехать. Не ночевать же под стенами города, испугавшись каких-то дебоширов, — вяло пошутил он. — К тому ж…, - Сидор оглянулся назад, на свой небольшой караван.

— М-да, — глубокомысленно изрёк он. — Кажется, это я один такой здесь из себя весь миролюбивый и толерантный.

На довольные физиономии немногочисленного отряда у себя за спиной следовало бы посмотреть. Те явно собирались нарываться на драку, доставая заранее спрятанные в перемётных сумах лошадей специально как раз на такой случай приготовленные крепкие деревянные палки и поудобней укладывая их на луки сёдел.

Похоже, что драться придётся, сомневался лишь он один.

— Вот всегда так, — мрачно констатировал Сидор с видом истинного философа. — Что за народ вокруг собрался. Никакого миролюбия. Что ни город — обязательно драка.

— Нормально, — донёсся чей-то весёлый голос из конца их небольшого каравана. — Перед сном разомнёмся. А то уже два дня в Приморье, а ещё ни одной драки не было. Непорядок.

— Пить, так пить, пробормотал котёнок, которого несли топить в пруду, — флегматично отозвался Сидор. — Ну что ж. Раз процесса нельзя избежать, придётся его возглавить.

Где там моя палочка-выручалочка.

Вот она, моя палочка-выручалочка.

Сидор с довольным видом нежно провёл рукой по отполированной частыми прикосновениями гладкой ручке небольшой аккуратной палицы, внешне удивительно похожей на самую банальную скалку для раскатывания теста, и небрежно приподняв, прислонил её к правому плечу.

Поехали, братцы. Покажем местной татарве, где русский дух, где русью пахнет.

И легонько постучав скалкой по крышке пулемётного броневика, послал тачанку вперёд. В городе у Сидора было много дел, и задерживаться надолго в воротах не стоило. Да и спать хотелось жуть, как, всё-таки встали рано, а до дома ещё не добрались. Да и завтра надо было бы пораньше встать и заскочить в своё имении здесь в горах. Проверить, как там идут дела.

Да и вообще…, кулаки чесались.

Сидор почувствовал лёгкий азарт, что по опыту он знал, являлось непременным предзнаменованием близкой крепкой драчки.

Утро…, недоброе…*

Всё же, хоть и нет у его дома здесь пока ещё нормальной мебели, а всё одно, лучше просыпаться под своей крышей, хоть и на полу, чем на свежем воздухе, да под дождичком, или даже под утренней росой.

Открыв глаза, Сидор долго ещё лежал в темноте, нежась в нагретой за ночь постели из брошенного на недавно настеленный свежий пол овчинного кожушка и толстого овечьего одеяла, сверху. Дом ещё спал. Было тихо, и Сидор с неохотой вспомнил вчерашнее.

Сразу заныл подбитый вчера глаз, легонько дёргая тупой болью. В ухо тут же стрельнуло и настроение сразу поднялось. Славно вчера кулаки почесали, ничего не скажешь.

Пробраться аккуратно к своему дому и там переночевать, спокойно их отряду не дали. В одном их боковых улочек, которыми они тихо пробирались в свою часть города к Сидорову дому, их отряд всё же наткнулся на каких-то "гуляющих" отморозков.

Каким ветром их занесло в тот тёмный переулок, одному Богу известно. И что им там было надо — тоже осталось покрыто мраком, потому как едва завидя друг друга, обе группы не сговариваясь, молча, устремились навстречу друг другу. И разлившаяся уже к тому времени вокруг чернильная чернота позднего осеннего вечера сыграла с ними плохую шутку.

В том, что встретились свои, они разобрались, лишь только когда изрядно начистили друг другу морды. И лишь после того, принялись разбираться, с кем встретились и чего от них хотят.

И с удивлением обнаружили знакомых парней из Гуано. Переселенцы с равнины, нанятые на время, пока их не сменит там очередная смена дежурных егерей, пришедшая на смену погибшему гарнизону.

А после была грандиозная примирительная пьянка, как обычно затянувшаяся чуть ли не до утра. А потом, не дожидаясь её окончания, Сидор ушёл к себе в комнату спать.

И сейчас пытался встать, лениво почёсывая тупо ноющие после вчерашней драки бока. Ничего не скажешь, весело они вчера добрались до дома.

Сидор осторожно потрогал лицо. Вроде, все зубы целы.

Распухшие губы торчали на лице, словно два надутых воздухом мешочка. Славно Травник вчера съездил ему по физиономии, пока они не разобрались кого мутузят.

— "Но, ничего, — мстительно ухмыльнулся он, вспомнив торчащее далеко в сторону багровое, оттопыренное ухо Травника. — Я ему тоже от души врезал. Теперь знать будет, как приставать к мирным прохожим в тёмном переулке. Гулёна, блин".

— Проснулся?

Гулкий, эком отозвавшийся от углов в комнате голос Кузнеца, громом прогремел у Сидора над головой

— Блин, — со стоном Сидор схватился за голову. — Нельзя ли потише. Народ спит ещё, а ты в полный голос орёшь.

— Народ проснётся, потому что народу пора вставать, — с усмешкой отозвался тот, входя в комнату и закрывая за собой дверь. — Надеюсь, ты не будешь спать до обеда, как здесь у всех дворян принято.

— Ну, — Сидор с удовольствием душераздирающе зевнул. — Принимая во внимание, что я не природный дворянин. То бишь, не урождённый, — с очередным зевком, лениво уточнил он. — То спаньё до обеда мне не грозит. Особливо с такими побудчиками, — сердито покосился он на кузнеца.

— Нам, гагарам, надо пропитание своё в поте лица свово зарабатывать. Потому, встаю.

— Вставай, вставай, — поторопил его кузнец. — Которую неделю торчим в городе, тебя дожидаючись. А тебя всё нет и нет. Непорядок. Так что вставай и поехали.

— Ка-кх-м, — закашлялся удивлённый Сидор. — А мы что? Договаривались о чём-то конкретном? Куда это поехали? Я никуда сегодня не собирался. По крайней мере с тобой.

— Нет, — улыбнулся кузнец. — Не договаривались. Но мог бы и пораньше приехать и мы б с тобой тут договорились. Чё те там в Ключе делать? Тут твоё место. Тут ты владелец огромных земельных угодий. А там влачишь жалкое существование и бьёшься с Советом за право засеять пшеницей жалкий клочок землицы для собственного пропитания, а тебя гнобят.

— Непорядок это. Тебе надо перебираться сюда.

— Понятно, — глубокомысленно изрёк Сидор. — Вам понравилась моя усадьба в горах и вы положили на неё глаз.

— Не дам. Сразу предупреждаю. Не дам! — рявкнул он на кузнеца. — Обнаглели вы парни. Словно своего мало, всё на чужое покушаетесь.

— В чужом саду и яблоки вкусней, — гулко расхохотался в пустой комнате кузнец.

— Собирайся! А по поводу твоей усадьбы в горах разговор долгий будет. Если будет вообще, — ухмыльнулся он. — Если договоримся.

— Нам есть о чём договариваться? — вопросительно поднял бровь Сидор.

— А то.

— Ты давай, давай, собирайся, — кузнец быстро направился к двери. — А я пойду народ подымать. День впереди короткий, зимний. А нам надо ещё много чего успеть.

— И вообще, пора из города сваливать, а то местные на нас уже что-то чересчур искоса посматривать стали. Уже и золото наше их не устраивает, словно мы его у них украли.

— А разве нет? — Сидор бросил на кузнеца насмешливо вопросительный взгляд.

— Кстати, — не отвечая на подначку, кузнец взялся за ручку входной двери. — По твоей земле, у нас есть к тебе пара дельных предложений. Опять же, в свете наших прежних договорённостей.

— "Господи! — Сидор схватился за голову, провожая взглядом быстро вышедшего из комнаты кузнеца. — За что мне такое наказание? Опять эти татары. Опять! Как я надеялся, что они свалили куда-нибудь. За море, к примеру, на другой континент, на Луну, в конце концов. Куда угодно! Нет, они меня точно изведут своими "выгодными" предложениями. Бизнесмены, блин".

Дорога от горной усадьбы до города Кязим была не раз Сидором езжена, ещё в бытность его в этих местах в прошлые разы. Так что, согласившись с кузнецом выехать пораньше, чтобы ещё до полудня добраться до нового места жительства, он не ошибся.

Солнце не успело ещё толком подняться над горизонтом и добраться до зенита, а весь их многочисленный теперь отряд, уже поднимался по широкой пологой дороге, ведущей от городского тракта к разрушенным столбам его горной усадьбы под Кязимом.

С учётом присоединившихся к ним двух десятков дожидавшихся Сидора в городе друзей Кузнеца с Травником и подтянувшегося с перевала Басанрог обоза с товарами для Приморья, их насчитывалось уже более двух сотен душ.

За всеми этими пертурбациями с отменой и разрешением на торговлю на Басанроге, было понятно что и дальше возможны всяческие подобные препятствия. Поэтому следовало заранее проверить и отработать все возможные маршруты движения обозов, на случай очередных неприятностей. Тем более что подвернулся такой удобный случай посетить Кязим — проверка хода дел по ведению восстановительных работ в усадьбах де Вехторов в Кязиме и рядом в горах.

В горной усадьбе уже ждали.

Вчера вечером к повороту дороги, ведущему в горную усадьбу от большого тракта с перевала, подтянулся припозднившийся, медленно плетущийся обоз, и сегодня утром отряд Сидора догнал их на горной дороге.

К вечеру были на месте. Поскольку приехали поздно, все дела отложили на утро.

Ночь пришлось провести на голых камнях. Несмотря на вчерашнее предупреждение, что с перевала пришёл обоз, усадьба оказалась фактически не готова к приёму такого большого наплыва постояльцев. Полторы сотни человек из отряда охраны торгового обоза, полтора десятка охранявших Сидора ящеров, двадцать егерей из сапёрной группы, да ещё два десятка левобережных отморозков из пореченских татар, увязавшихся в компании с обоими Римами следом за Сидором из Кязима. Этого оказалось слишком много для хоть и не маленькой, но полностью разрушенной усадьбы.

По какой-то непонятной причине там до сих пор не было восстановлено ни одного здания, в отличие от города, и разместиться на постой оказалось негде.

— "Интересно! — отметил для себя Сидор, когда Мишка Запрудный, оставленный при последнем посещении здесь за коменданта, принялся деловито размещать прибывших людей, отводя им для сна одни лишь голые стены, даже без потолка. — А почему до сих пор здесь ремонт не сделан? Деньги были дадены. Без счёта, то есть — много. Рабочие местные здесь есть, готовые подрядиться буквально за гроши. И недостатка в них тоже нет. Так почему никто тут не работает? Единственно, что сделано — от мусора территория более-менее расчищена. И всё?".

И это всё? — озвучил он мучавший его всё это время вопрос.

В сгустившихся уже сумерках, Сидор окинул раздражённым взглядом виднеющиеся вокруг руины.

— Повторяю вопрос. Мишаня, это всё? Это, вот это всё, — широко повёл он кругом рукой, — результат нескольких месяцев твоей здесь работы? — сердито повернулся он к коменданту усадьбы.

— Сами вы как, тоже на камнях спите?

Не! — небрежно отмахнулся Мишка сразу от всех претензий Сидора. Сердитое возмущение своего непосредственного начальства скатилось с него, как с гуся вода. — Сами мы спим, как положено, как белые люди. А вас мы, честно говоря, так скоро не ждали. Потому толком и не подготовились. Ты ж не писал, что скоро будешь. Так что — не обижайся.

Чего? — неподдельно изумился Сидор. Подобной наглости он совершенно не ожидал.

Полгода — это так скоро?

— Вообще-то у меня была такая мысль, подготовить одну, две казармы на сотню, другую человек, — невозмутимый Мишка в задумчивости полез чесать затылок. — Думал, как не думать. Да потом дела всякие отвлекли. Но о делах завтра. Сейчас уже поздно, так что завтра посмотрим, куда вас разместить. Сейчас переночуете в походных условиях, а завтра с утречка разберёмся.

— Ну-ну! — многообещающе покосился на парня Сидор.

Он тоже устал от всей его болтовни, да и день выдался тяжёлым. Хотелось просто отдохнуть, потому, как сил ругаться, или спорить, не было. В конце концов, ещё одна ночь, проведённая на голых камнях, мало чего изменит.

— Завтра, так завтра, — покладисто согласился он. — С утра покажешь, что за дела тебя так отвлекли, что ты не выполнил того, за чем тебя здесь оставляли. А пока спать пошли, — мрачно согласился он, чувствуя, что и сам начинает понемногу засыпать прямо на ногах, настолько его вымотал тяжёлый подъём в усадьбу.

Последний перед усадьбой участок дороги оказался сильно разрушен за прошедшее время когда за дорогой не следили. И добираться пришлось по полностью разрушенному старыми оползнями крутому скальному откосу. Так что тяжелогруженые воды на последнем разрушенном участке дороги пришлось вытаскивать в гору чуть ли не на плечах.

К тому же, путешествия по пыльным дорогам Приморья имели свои некоторые особенности в виде страшно досаждавшей людям неистребимой пыли, и непривычных людей быстро выматывали, особенно первые дни. А по прошлому опыту Сидор прекрасно знал, что в такую тяжёлую дорогу надо втягиваться постепенно. Тогда она становилась, как бы незаметна и уже так не выматывала.

Обустройство походного лагеря дело было привычное и с ним быстро справились. Так что, выставив дополнительные посты часовых, большой, с трудом разместившийся в развалинах усадьбы большой обоз, очень скоро погрузился в сон.

Утро красит…*

Как всегда в таких случаях, когда с вечера что-то сделано не так или неправильно, Сидор встал раздражённым. От лежания на голых камнях встал он не выспавшийся, с больной головой, ноющими костями всего тела и, откровенно говоря, злым, как собака.

И что больше всего его бесило — в том, что он так толком и не выспался, была чисто его вина. Он умудрился забыть на нефтебазе свой большой и толстый походный спальник из шерсти горных быков, или яков, по местному, который всегда спасал его от походных неудобств. И вспомнил об этом, лишь здесь, когда устраивался уже на ночь.

А ведь спальник был чудо как хорош. Помимо того, что в нём зимой на снегу невозможно было замёрзнуть, а летом он великолепно спасал от жары, так он ко всему прочему ещё, как оказалось, он и защищал человека от всяческих мелких кусючих насекомых, в обилии водящихся в местной, сухой почве.

Только сейчас он наконец-то понял, что же такого пытался ему втолковать старый горец, когда за бешеные деньги два года назад буквально всучил ему этот спальник. Понял то, во что ни тогда, ни потом так и не поверил, небрежно отмахнувшись, и в чём этой ночью убедился на собственной изрядно покусанной шкуре.

Оказывается, любая местная вошка обходила десятой стороной начинку, из которой был пошит тот спальник. И теперь, привыкнув за всё это время к отсутствию насекомых, он яростно чесался, раздирая кожу чуть ли не до крови, злобно костеря самого себя за собственную забывчивость.

— "Надо найти того старого горца и выпытать у него секрет начинки, и наладить у Беллы в швейной мастерской пошив таких спальников, — яростно почёсываясь, думал Сидор. — Как егеря спят среди всей этой гадости? Шкуры у них что ли дублёные?"

— Чешешься? — поинтересовался у него за спиной знакомый насмешливый голос. — Сказал бы сразу что новичок, я бы тебе трав дал от местных мелких паразитов. Сразу бы спокойно уснул.

— А чего сразу не дал? — раздражённым голосом поинтересовался Сидор, принимая из рук Травника маленький пакетик с каким-то серым порошком, и обильно стряхивая его на себя, на постель, где ночевал, и густо посыпая рядом, куда только мог дотянуться.

Травить, гадов надо, травить. Не мог сразу предложить? — сердито проворчал он.

— Ещё чего! — тут же возмутился Травник. — Стану я свои ценные травы просто так на всех разбрасывать! Ты знаешь, сколько стоит тот пакетик, который ты так небрежно, не скупясь, рассыпал по земле? Два золотых!

— Что? — натурально вытаращился на него Сидор. — Ты с ума сошёл.

— Думаешь, овсяница овечья везде растёт? — сердито проворчал Травник. — Да её пока найдёшь, половину гор излазаешь, все ноги отобьёшь, — теперь уже совсем раздражённо добавил он. — Такой пакетик зелья иному на месяц хватит, а ты весь его рассыпал за раз, транжира.

— Овсяница это то, от чего все эти твари дохнут? — догадливо покивал головой Сидор, невольно принюхиваясь к запаху сушёной травы. — Фу! — брезгливо отворотил он нос в строну. — Ну и гадость! И эта вонючка что, действительно такая редкость?

— Действительно, — согласно кивнул головой довольный произведённым впечатлением травник, с насмешкой глядя на брезгливо поморщившегося Сидора. — Не морщись, не морщись. Она воняет только пока свежая, до года. Потом запаха не чувствуется. Но свойства сохраняются ещё не менее двух лет. Так что чем она дольше лежит, тем трава ценнее.

Но это ещё что. Хуже то, что она редко встречается и плохо разводится. Сколько люди не пытались её выращивать у себя дома на огородах — мало у кого получалось. Да и если что получается, то по свойствам намного хуже дикоросов.

— Ага! — наконец-то повернулся к нему Сидор, перестав расчёсываться. — Помогла твоя вонючка, — довольно заметил он.

— И сколько я вонять буду этой гадость? — раздражённо поинтересовался он.

— Пять минут, и она окончательно выветрится, — отмахнулся от его раздражения травник. — Потерпи чуток. Зато потом двое суток ни одна тварь близко не подойдёт.

— М-да? — подозрительно глянул Сидор на блеснувшие хитринкой умные глаза татарина. — Врёшь, поди?

— Вру, — не выдержав, открыто заржал травник. — Всё, — вытирая слёзы, махнул он рукой. — Месяц можешь ни о чём не беспокоиться, только если не смоешь с себя и с одежды весь без остатка порошок. А это — вряд ли. Больно уж она едкая.

Вдруг насторожившись, Сидор более внимательно принюхался к запаху.

Слу-ушай! — хлопнул он травника по плечу, весело оскалясь. — А ведь такая трава у тебя точно растёт. Я знаю. Я после твоего бегства за хребет был у тебя дома, на твоём питомнике. И у тебя там, на грядках растёт точь в точь такая же травка, как эта. Запах — один в один. Тут ты меня не проведёшь.

— А ты что, пёс-нюхач? — недовольно огрызнулся травник. — Ты что, уже травы по запаху стал отличать?

— Ну, такую вонючку ни с чем не перепутаешь, — довольный Сидор подбоченился. — Небось, на вес золота продаёшь? — весело оскалился он. — Два золотых за пакетик, говоришь?

Сидор с заметно большим интересом посмотрел на пустой бумажный пакетик у себя в руке, что-то про себя прикидывая.

— Интересно. А в обозе у нас случайно такой травы нет? — неожиданно заинтересовался он.

На несколько минут он глубоко задумался, вспоминая не встречался ли он в везомых с собой мешках трав с подобным запахом.

— А ведь точно нет, — с разочарованием пришёл он к окончательному выводу, так ничего и не вспомнив.

Тогда, слушай, солнце моё, — с усмешкой обратился он к Травнику. — Есть предложение….

— Нет! — жёстко отрезал травник. — Знаю я твои предложения. Поэтому, перебьёшься! Сам продам, и в посредниках не нуждаюсь.

— А кто говорит о посредниках? — тут же сделал невинное лицо Сидор, как будто не он только что сам собирался предложить травнику именно это.

— И много продавать, тоже не буду, — тут же добавил травник, настороженно глядя на того. — Много продавать — цены сбивать. А мне вкалывать за гроши в своём питомнике — нет интереса.

— Скажи, — отвлёк его от скользкой темы Сидор, — а у тебя что, все травы такие же ценные?

— Надо посмотреть что ты привёз, а потом и сказать можно, — раздражённо передёрнул плечами травник. — Я тут с ребятами поговорил. Они сказали, что в крепости пожар был. Сгорело много чего.

Сгорела вся трава, что была у тебя в подвалах под единственной бывшей целой башней, в крепости, — уточнил Сидор. — Так что с тебя причитается за башню. После пожара её пришлось всю разобрать по камешку — грозила обвалиться.

— Что же у тебя за башни такие? — насмешливо ухмыльнулся травник. — Если б новая сгорела, то ещё бы поговорили, а старая…, - он насмешливо отмахнулся рукой. — Старая и так рухлядь была, на честном слове держалась.

К тому же она вообще не твоя, не ты строил. Так что претензий не принимаю, — усмехнулся он.

— Если бы не твой пожар, то эта рухлядь ещё бы простояла сто лет, — без тени улыбки, суховато возразил Сидор. — И в следующий раз потрудись пользоваться собственными помещениями. А если ещё раз замечу, что хранишь там что-либо без спроса — конфискую. Учти на будущее. Жечь не буду, больно уж у тебя травы твои ценные. Но конфискую обязательно. И сам продам.

— Пожар не мой, — мгновенно взорвался травник.

— Но-но-но! — остановил разгорающуюся прямо на глазах ссору тихо подошедший сзади кузнец. — Вы ещё подеритесь из-за ерунды.

— Эта, так называемая ерунда мне в пять тысяч золотых встанет, — сердито огрызнулся Сидор, поворачиваясь к нему. — И что-то я не слышал, чтобы ящеры каменщики мне по дружбе скостили цену на работы по её разборке, а потом по восстановлению этой рухляди, как он её назвал, — сердито кивнул Сидор на травника. — Всё как раз наоборот. Знают, что надо делать и деваться некуда, так такие цены вздули, что на эти деньги можно три такие крепости отгрохать.

— Прикормил, так теперь сам и разбирайся, — огрызнулся Травник.

— Ну и отгрохай, — флегматично согласился с травником кузнец. — А эту рухлядь брось. На кой она тебе. Возни больше чем проку.

У тебя что, денег мало? Вон, какой караван с собой притащил. А ребятам жалко дать немного деньжат заработать?

Хоть они и твои клановые ящеры, так теперь им что, за так на тебя вкалывать?

Несколько долгих, томительных минут между ними царило ничем не нарушаемое молчание.

Тихо переведя дух, выпустив из груди перехваченный от ярости воздух, Сидор сделал осторожный, медленный вдох. Объяснять что-либо людям, не желающим ничего знать, кроме своих собственных интересов, было бесполезно. Всё одно ничего не докажешь и не объяснишь, только дураком себя выставишь.

— Я получил письмо от вас двоих, — монотонно, без эмоций, негромко проговорил Сидор. — Вы писали, что вам надо сообщить мне что-то сверх срочное и архи важное.

Я бросил все дела и примчался сюда.

И что в итоге я имею? Один мне в морду кулаком тычет, зубы до сих пор ноют, а другой в карман норовит залезть.

Будьте любезны, господа, объяснитесь. Зачем вы меня вызывали? Да ещё столь срочно?

— Эк ты, официально-то как, — недовольно поморщился Травник. — Не нравится правда то? Так она никому не нравится. Морщись, не морщись, а принимать её надо такой, какова она есть.

А зубы что, — Травник осторожно потрогал багровое, не принявшее ещё нормальный размер своё ухо. — Зубы твои пройдут, как и моё ухо.

— Так что у вас за дела? — тихо перебил Травника Сидор, никак больше не отреагировав на его слова. — Говорите быстрей, раз уж здесь собрались оба два. А то мне надо своими делами заниматься. Вот, — кивнул он на аккуратно сложенные кучи камней возле какой-то полуразрушенной стены, — надо ещё проверить, как работы по восстановлению идут. Дел полно, а вы меня задерживаете.

— Э! — мгновенно воодушевился кузнец. — Тут такое дело. Собственно, оно тоже связано с восстановлением твоей усадьбы, а точнее с восстановлением одного механизма, действовавшего когда-то здесь.

— Какого? — сухо поинтересовался Сидор, на удивление не выразив ни малейшего интереса.

Казалось, после ссоры он как-то разом охладел к собеседникам, и было видно, что разговор его даже начинает немного тяготить.

— Речь пойдёт о восстановлении твоего водохранилища и поливных земель ниже плотины, — поторопился уточнить кузнец, словно куда-то торопился.

Травник, демонстративно не принимая больше участия в разговоре, молча, стоял рядом и косо посматривал на мрачного, отстранённого Сидора. Причину мрачного настроения того он откровенно не понимал, но неожиданно поймал себя на мысли, что чувствует какое-то странное неудобство, словно ненароком обидел не такого уж и плохого человека. А вот где и в чём, никак понять не мог.

— В общем, мы тут со своими ребятами полазили по норам вокруг водоёма. Там-сям. Посмотрели что, да как, и в каком всё состоянии, — быстро, речитативом вещал меж тем кузнец. — И вот что я тебе скажу. Восстановить и водоём, и водотоки, и все механизмы на плотине и каналах — можно. Сложно, но можно. Надо только немного взрывчатки, много времени, кузницу хорошую и десять человек нам в помощь, помимо тех, что у нас уже есть.

— Если вам это раз плюнуть, то почему никто здесь до сих пор того не сделал? — сухо переспросил Сидор. — Они здесь что, совсем тупые, по-твоему? Или вы шибко умные? Вода в этих краях на вес золота, а вы говорите, что поливную систему легко восстановить. Местные, по-вашему, что, ленивые идиоты? Не похоже.

— Не всё так просто, — недовольно проворчал Травник. — Можно, не значит легко. Говорят же тебе — работа довольно сложная. И крайне трудоёмкая. И одними лопатами ты тут ничего не сделаешь. Очень много тяжёлого физического труда. И грунт, который надо копать, здесь не песок и даже не глина. Скальный грунт, будь он неладен.

Работать надо со взрывчаткой. И видимо из местных никто с ней толком дел не имел, или не хотел иметь, в отличие от нас. И даже нам это не раз плюнуть. Нам самим, прежде чем сюда соваться, надо ещё раз всё хорошенько продумать и обмозговать.

Ну а пока тебя не было, мы тут подсуетились чуток и прикупили потребное количество тротила.

— Чего? — брови Сидора изумлённо поползли вверх. — Чего прикупили?

— Ну да, — раздражённо посмотрел на него кузнец, — тротила. А что такого?

Правда пришлось смотаться чуть ли не к устью Лонгары и самим разбирать там старую морскую мину, выставленную трофейщиками на продажу. Как мы при том не подорвались, ума не приложу. Но ничего, за пару недель справились.

Так что, если мы с тобой договоримся, то водоём и систему полива на нижних поливных землях мы тебе восстановим.

— Что вам надо? — сухо, без тени эмоций спросил Сидор.

В альтруизме своих собеседников он ничуть не обольщался. Если те что-то предлагали, то, значит, давно уже просчитали свою выгоду. И она была явно немаленькая, раз оба Рима так настойчиво подкатывали к нему со своим предложением.

— Нам надо часть твоих поливных земель в долгосрочную аренду и бесплатно вода из водохранилища для полива, — недовольно проворчал травник.

Собираемся создать здесь, на твоих землях свой кедровый питомник. А здесь — чтобы из-за хребта никто до нас тут не дотянулся, — уточнил он. — Тогда за пару лет мы выполним свои обязательства по договорам и сможем спокойно вернуться домой, не возвращая полученные деньги.

Есть способ, — уверенно заявил он Сидору. — Говорить сразу, что и как не буду, чтоб не сглазить. Но поверь, способ такой есть. Правда, довольно трудоёмкий и требующий много сил, знаний и времени. И помимо всего этого ещё и спокойных условий работы, чего мы точно не получим там, у себя дома. Там спокойно работать нам не дадут. Так что, если с тобой договоримся, можем и для тебя кое-что сделать.

К тому ж, мы тут с местным народцем плотно пообщались на данную тему, пока гулеванили в городе, поговорили с разными заинтересованными лицами. Так вот.

Местные говорят, что здесь и с налогами не сильно то прижимают, да и вообще, посвободнее, чем у нас будет. Так что можно хорошо развернуться. А прикрываясь твоим баронским именем, так, тем более. А сбывать выращенное будем туда, за хребет, — мотнул он головой в сторону подымающихся сразу за полуразрушенной оградой скал. — К нашим на равнину. Там сбыт гарантирован.

Колоссальный сбыт! — со значением поднял он вверх указательный палец.

Ничего сразу не отвечая, Сидор задумался на пару минут, а потом поднял на двух друзей ничего не выражающий холодный взгляд.

— И сколько вы хотите? — тихо поинтересовался он.

— В пополаме, — расплылся в улыбке довольный травник. — Тебе половину от выручки, и нам половину.

Поняв что многообещающее дело может и выгореть, он резко пришёл в воодушевлённое состояние и теперь с оптимизмом смотрел на стоящего напротив Сидора.

В отличие от него кузнец что-то почувствовал не то. Видимо, умея работать с железом, он научился и людей лучше чувствовать. Поэтому теперь он со скрытым беспокойством посматривал на необычно молчаливого и краткого Сидора.

— Я ни с кем делиться больше не буду, — тихо проговорил Сидор, в упор, глядя прямо в глаза травника. — Ни на каких самых выгодных условиях. Ни с кем и никогда! Хватит, наелся. И в делении каких-либо доходов в пополаме, как ты говоришь, я не буду принимать участия тем более. Только найм и работа по найму с вашей стороны. И только честная оплата за честно выполненный труд с моей стороны. Возможен небольшой процент от прибыли, два, три процента, но это всё.

Если мои условия не устраивают, я вас не держу.

Кстати! Я предложил посадским за ваши черенки по медяшке за десяток. Это чуть дороже, чем обычная цена на саженцы в клановых питомниках. Там медяшка идёт за дюжину саженцев. Они с радостью согласились. Но сказали, что пока главный у них ты, пока они не получили чётких и ясных указаний от вас двоих, то подобные вопросы надо бы согласовывать с тобой. Или с ним, — кивнул он на кузнеца.

Вот я вас обоих и спрашиваю. Вы согласны продать мне свои кедровые саженцы, высаженные на моём поле, что возле крепости? Все двести тысяч штук. И те сорок, что уже есть и те сто шестьдесят, что посадские мужики старательно собирают и прикапывают на моём поле, пытаясь успеть до больших снегов?

Если согласны, то выдайте мне бумагу за своей подписью, чтоб не получилось, так как в прошлый раз. С вами мы договорились, а своих людей вы почему-то не предупредили. Забыли, наверное, — усмехнулся понимающе он. — Или предупредили, но непонятно о чём и неизвестно кого. И у меня постоянные скандалы теперь с ними возникают: кто и что там делает и кто кому чего должен.

Зарубите себе на носу. Это мой питомник, это моя земля, и на моей земле в моём питомнике работают только мои люди, которые подчиняются только мне. Всё.

Не согласны — выметайтесь. Но подобного самоуправства, я больше не потерплю.

Теперь, возвращаясь к деньгам. Стоимость ваших двухсот тысяч саженцев кедра, в сумме составит восемь тысяч триста тридцать три золотых ящера и восемь медяшек.

Если согласны, то считайте, что я их у вас купил. Деньги получите в обмен на подтверждающую факт купли-продажи бумагу. Здесь и сейчас, немедленно, чтоб потом никто ничего не говорили. Знаю — не знаю, верю — не верю.

Да, нет?

Длительное, задумчивое молчание было ему весьма характерным ответом.

— Понятно, — раздражённо хмыкнул Сидор.

— Скорее нет, чем да, — негромко подтвердил его вывод кузнец. — Мы за них получили…

— Триста четырнадцать тысяч золотых долга, — сухо перебил его Сидор. — А насчёт цены можете справиться в клановых питомниках. По такой цене они рассчитывают рентабельность своих плантаций. И по такой цене рассчитываются со своими работниками.

— Но по какой, ты там ничего не купишь, — холодным, нейтральным голосом возразил травник.

— Мне неприятно опять возвращаться к тому же самому вопросу, который мы, кажется, ранее уже решили, там на досках в Тупике, но, так и быть, повторю опять. Лично я в клановых питомниках и по золотому ничего не куплю, — негромко откликнулся Сидор. И не глядя на него, сухо добавил:

Во всяком случае это вполне реальная цена за ваши саженцы. И сколько я не выяснял, большую цену за них никто никогда никому не давал и не даёт. Поэтому и я готов их у вас купить за эти деньги.

— Мы тебе только что сказали, — так же холодно откликнулся травник. — Что есть способ решить наши проблемы с устройством кедрача по договорам. И все саженцы с твоего питомника нам нужны. Все до самого последнего. Даже твои четыре тысячи включительно.

А твоя заявленная явочным порядком цена очень уж низкая. Крайне низкая. И раз уж ты завёл разговор о продаже, то думаю нам надо поискать и других покупателей. Глядишь, кого и найдём. Тем более что и покупатели на наши саженцы у нас фактически, по крайней мере официально, есть.

— Ищи, — равнодушно передёрнул плечами Сидор. — Официально, неофициально, мне всё равно. Только учти, что я вам только что сказал. Не дадите мне положительный ответ на моё предложение в течение этих суток — отдам приказ выкинуть ваши саженцы с поля, не смотря ни на что, ни на какие мои с вами вроде как "дружеские" отношения. Куда хотите — туда их потом и девайте. Но чтоб моё поле в течение недели освободили.

И скажите спасибо, что в течение недели, а не двух, трёх дней, как следовало бы.

Мне надоело. То мы договариваемся, то вдруг потом выясняется, что мы ни о чём, оказывается, не договорились, а это был лишь самый предварительный, ни к чему вас не обязывающий разговор. Проще говоря — пустой трёп. И что оставленный вами вместо себя человек, ни сном, ни духом ничего не знает о наших договорённостях и нагло продолжает пользоваться чужой собственностью.

Довольно! Сегодня не получу положительный ответ — завтра выкину вас и ваши саженцы с поля. Включая и мой, якобы процент.

Напишу коменданту письмо, чтоб взял лошадей и перепахал там всё к ядренее фене.

— Что-то у меня большие сомнения на сей счёт, что у тебя там что-то получится, — негромко заметил Травник, бросив на Сидора косой взгляд исподлобья.

— Есть сомненья, проверь, — усмехнулся зло Сидор. — Возвращайтесь обратно, сдавайтесь властям — и всё в норме, проверяйте сколько угодно. У вас на руках полностью достоверная информация. Как говорится, из первых рук.

Можете и не возвращаться. На судьбе питомника это никак не отразится. Мне без разницы, чьи саженцы выкидывать со своего участка. Ваши, городских властей или подгорных людоедов. Городских властей даже лучше — удовольствия получу от того много больше, что хоть чем-то нагадил этим засранцам.

И последнее. Это уже не я, это всё руководство нашей компании просило вам передать наше коллективное решение. Я был против, но решил пока подчиниться. Пока. Пока вы снова что-нибудь не выкинули, этакого, аналогичного нашим прежним решениям и договорённостям по питомнику. Что-нибудь вроде того как сейчас. Сначала вы соглашаетесь, и я действую в рамках нашего устного соглашения. А потом вдруг оказывается, что вы посчитали, что вас дурят и вы уже не согласны. И от наших договорённостей упорно теперь отказываетесь.

Так не пойдёт.

Теперь впредь, все наши будущие отношения переходят в более формальную форму. Ряд — по всей форме. Письменный или устный, но при свидетелях и со всеми клятвами и обязательствами. Чтоб не отвертелись.

Значит так, уточняю детали. Наша компания готова оплатить ваш долг в размере триста четырнадцать тысяч золотых вашим кредиторам, и снять тем самым с вас двоих долговые обязательства, позволив вам и вашим людям сохранить свои кедрачи в предгорьях и возврат к нормальным условиям жизни и работы. Условие — если ты, Травник и ты Кузнец, согласитесь создать нам на указанных нами участках несколько кедровых питомников и ввести в ряды действующих все наши кедровые плантации на площади в десять тысяч гектар. Как с приморским, так и с лонгарским кедром, на наше усмотрение. Участки и посадочный материал мы вам предоставим, за вами и вашими людьми только работа. Расчёт произведён исходя из стоимости одного саженца с учётом посадки, в размере двух с половиной медяшек.

Это всё, — холодно отрезал он. — Больше у меня к вам предложений нет.

А насчёт моих слов, что вас в городе ждут…, - Сидор мрачно ухмыльнулся, глядя на них сквозь лёгкий прищур глаз. — Не верите мне на слово, проверьте сами. Мне это уже безразлично. После того что произошло после наших с вами договорённостей и вашего фактического отказа, мне уже безразлично всё что с вами связано.

Меня уже достали все, вроде вас. Кому помогаешь, а потом они же на тебя и смотрят, как на дойную корову, — неожиданно сорвался Сидор, от злости буквально взорвавшись.

Помолчав, медленно успокаиваясь, нехотя продолжил:

Ну ладно, эмоции в делах не уместны. Так что, вы тут думайте, а я пойду своими делами заниматься.

Резко развернувшись, Сидор с мрачным, злым лицом быстро пошёл к главному дому, где копошились егеря, разгружая стоящую рядом грузовую платформу.

Оба товарища остались стоять на прежнем месте, в недоумённой задумчивости глядя ему в спину.

— Эк, его колбасит. Чего это с ним? — вопросительно глянут на кузнеца травник. — Такое впечатление, что он словно с цепи сорвался. Ему что, жалко для своих ребят денег немного переплатить, за какую-то башню? — проявил он неожиданно чудеса наблюдательности. — И чего питомник наш приплёл, спрашивается.

Он, как про эту башню услышал, так точно взбесился, — недовольно покачал травник головой.

— Надо с ребятами поговорить, — с задумчивым видом согласился с ним кузнец. — Чего это он, в самом-то деле? Как будто для него эти пять тысяч последние.

— А насчёт питомника он вообще не прав. Ряд мы с ним не заключали, по рукам не ударяли. Свидетелей нашей договорённости не было, и нет. Так чего ж он хотел? Чтоб мы ему за так, по дешёвке отдали свои дорогущие саженцы? И это после того как мы сами нашли необходимое решение своих проблем? Он что? Совсем последнего ума лишился?

— Вот что жадность с хорошим человеком делает, — тяжело вздохнул он.

Весь день прошёл в хлопотах. Оказалось, что не только Сидор этой ночью плохо выспался. Оказывается, в этих местах спать на голых камнях вообще всем крайне не рекомендовалось, слишком уж много всякой ядовитой кусючей всячины водилось в трещинах скал. И как выяснилось, только у Сидора был давно выработан иммунитет против местных насекомых. У остальных же ничего подобного не было и в помине.

И уже к вечеру все полторы сотни пришедших с ним егерей свалились в горячке на те самые камни, ставшие невольной причиной поголовной болезни всех заново пришедших.

Весь вечер и ночь, Сидор с теми, кто не заболел, ухаживал за больными. Разносили и поили отварами, которые в огромном казане варил травник, старательно отпаивая заболевших.

Ночью умерло трое. Следом, под утро, ещё пятеро. Последними, уже, когда совсем рассвело, померли два молодых ящера из группы охраны Сидора. Но остальные перебороли болезнь и уже к полудню стало ясно, что кризис миновал и никто больше не умрёт.

— Ну что, монополист хренов, — с кривой гримасой на лице мрачно поинтересовался у травника Сидор. — Будешь делиться своей отравой?

Сидя вместе с ним возле еле дымящего, давно прогоревшего костра, чувствуя полную моральную и физическую опустошённость после тяжёлой, бессонной ночи, он глухо проговорил:

— Теперь мне понятно на чём ты зарабатывать собираешься. Если здесь простая ночёвка на земле таким боком выходит, то что же делать местным. Ясно, что твои травы идут тут нарасхват.

Не объяснишь, с чего это все вдруг разом свалились? Что за напасть такая?

— Клещевой энцефалит, какая-то его местная разновидность, — нехотя отозвался травник. — Типичные симптомы и характерное проявление. В общем-то ничего странного.

— Ничего странного? — неподдельно изумился Сидор.

— Обычно здесь всегда так и проходит местная акклиматизация, — неохотно проговорил Травник, отводя взгляд. — Не вы первые, не вы последние, — мрачно вздохнул он.

В общем-то, обычно, действительно ничего странного. Так, поболеют люди день-два, а потом уже никогда болеть не будут. Иммунитет вырабатывается, — невесело проговорил он. — Здесь наши ребята им все переболели.

— Ничего странного? — непонимающе переспросил его Сидор. — Десять бойцов мертвы. Это, по-твоему, ничего странного? Не в стычке с бандитами, а после первой же ночёвки в горах на холодных камнях.

— Тут, или лёгкая, непродолжительная болезнь, — тяжело вздохнул травник, — или сразу смерть, в первые же часы заболевания.

Или-или, другого не дано. Почему — не знаю. Я тебе не Господь Бог, чтобы знать всё. Но осенью заболевание почему-то проходит много тяжелее. Так что те, кто ночь эту пережил, будут лежать ещё неделю, две, а потом встанут как ничего и не бывало.

— А бывает, что и никто не заболеет. Такое тоже встречается. Редко, но встречается.

Вот ты ведь даже не заболел. Я не заболел. Кузнец — не заболел. Ребята, что пришли с нами из города, не заболели. Местная ваша группа вся, не заболела. А стальные все свалились.

А почему? — вопросительно взглянул он на Сидора. — Потому что не в первый раз мы здесь, уже ранее переболели. Наверное, в какой-то лёгкой форме.

У тебя же в обозе практически одни новички.

— Со мной ясно, — Сидор недовольно поморщился. — Я в своё время много съел шишко-ягоды, да и потом регулярно ею питался. До сих пор мутит от одного воспоминания. И теперь мало подвержен местным болезням. Разве что, как недавно тут выяснилось, каким-то неизвестным ядам. Да и то в слабой форме. Да и в этих краях я не в первый раз. Мог, по твоим же словам и переболеть втихую. А вот с тобой что?

— Как я и сказал, — травник с сожалением развёл руками. — Скорее всего, прошлым годом, когда мы здесь, в Приморье торговали, незаметно все наши переболели. Пока что — это единственное объяснение.

Но ладно, — махнул он рукой. — Ты вот что….

Травник прервался, молча глядя на почти потухший костёр.

Мы с кузнецом спросить хотели. Эти твои слова насчёт выкупа нашего долга — это что, серьёзно?

— Серьёзно, — равнодушно отозвался Сидор. — Наша компания заинтересована в найме вас обоих к нам на работу и готова пойти на серьёзные траты. Мы готовы выкупить ваш долг в обмен на вашу работу. Точнее — твою, — кивнул он на Травника. — Ну а кузнец, это уже так, паровозом пойдёт, поскольку вы оба всегда ходите вместе и вместе же всегда занимаетесь всеми своими делами.

И ещё, последнее. Нам нужны и свои питомники, и действующие плантации кедра. За это мы готовы сейчас разом рассчитаться с вашими заимодавцами. И даже я готов пойти на какие-то формы аренды вами земли здесь, чтоб вы могли создать свой питомник и спокойно выполнить свои обязательства по договорам. Но, ни о каких бесплатных подарках, на что вы видимо, рассчитываете, не идёт и речи. Долг вернёте полностью. И помимо этого ещё и отработаете, так сказать, проценты, в виде своего труда.

— Ну и какая между вами с Головой разница, — криво усмехнулся Травник. — Что тот со своей братией семь шкур с нас норовят содрать, что ты норовишь к этому же "приятному" процессу примазаться. Только ты ещё и в дружбаны играешь.

Немного помолчав, Сидор негромко заметил.

— Я в дружбаны, как ты выразился, ни с кем не играю. Как не играю и в халяву. Не нравится — не ешь. Можешь со своей проблемой справиться сам — справляйся. Мои условия вы знаете. Если будете готовы на них пойти — скажите. Где меня найти ты тоже знаешь.

Поднявшись с камня, на котором сидел, Сидор неторопливой, усталой походкой двинулся к своему месту на камнях рядом с полуразобраной стеной какого-то здания, буквально в двух шагах от костра.

— И последнее, — хмуро бросил он, остановившись на миг. — Надумаете сразу с нами рассчитаться по долгам, продав свои изумруды — цены наши вы тоже знаете. Нет — будете вы и ваши потомки отрабатывать лет сто такую колоссальную сумму своего долга, пока не рассчитаетесь. Потому как долг висит на вас, а не на всех остальных членах вашей общины.

Так что — думайте, что вам выгоднее? Продать сейчас мне свои изумруды, так сказать, по дешёвке, или чахнуть над златом, в безнадёжной надежде когда-нибудь потом продать их за очень большие деньги. С постоянной угрозой для своей жизни, как я понимаю, — невесело ухмыльнулся он.

Думайте.

Бросив напоследок прощальный косой взгляд на молчаливых мужиков, отвернулся и пошёл устраиваться спать на своё место.

Присев на разложенное среди камней своё ложе, он устало, с удовольствием растянулся на нём, и негромко, тихо, но так что его хоть и едва, но отчётливо было слышно у костра, проговорил:

— А насчёт разницы, отвечу. Нам ваши кедровники без надобности. У нас и со своими головной боли хватает. Я, конечно, могу ошибаться и вся эта история никак с ними не связана, но тогда вам действительно нечего бояться и незачем здесь сидеть. Возвращайтесь в город и решайте на месте свои проблемы. Сами, без нас. И больше не морочьте мне голову.

Помолчав немного, негромко спросил:

— Ну так что, решили что насчёт саженцев? Будете продавать?

— Нет, — флегматично отрезал Травник. — Эти двести — нет. А вот другие, ещё двести тыщ, не против, если ты не будешь упираться и не будешь трогать то, что уже сделано. И выделишь ещё два новых участка своего поля, там у Тупика под это дело. Ещё двести гектар. Ну, и здесь, двести, триста, сколько потребуется.

Если согласен, в крепость весточку я передам. Завтра же, с голубем. Чтобы ребята и поле тебе там подготовили, и сколько тебе надо, саженцев по сусекам наскребли. Чтоб ты не сомневался в наших словах. Думаю, к концу зимы всё соберём, если здесь и сейчас договоримся.

— "Ну вот, — угрюмо подумал Сидор. — Стоило устроить скандал, как сразу пошёл на попятную.

Ну и как с ними после такого работать? Машку бы, дуру, сюда, на разговор с этими хитрыми и упёртыми татарами. Враз бы пропало всякое желание связываться".

— Только вот зачем они тебе? — деланно недоумённо поинтересовался Травник. — Семьдесят лет ты точно не проживёшь.

— Кедровник посажу, детям останется, — пожал плечами Сидор. — На что же ещё?

— А кедровник на что? — настырно поинтересовался травник. — Через семьдесят лет, когда уже ни тебя, ни меня, ни Рима не будет, эта плантация даст первый урожай, а на нормальную производительность выйдет ещё через лет тридцать. Оно тебе надо?

— Вырастет кедр — шишку даст, — флегматично, с отчётливо различимыми насмешливыми нотками откликнулся Сидор. — Шишку соберём — продадим. Продадим — деньги будут. Не у меня, так у моих потомков.

Зачем же ещё нужен кедровник, как не за деньгами? — с усмешкой пояснил ему Сидор.

— Не хочешь говорить, — понимающе кивнул головой травник. — Ну да это дело твоё.

— Значит, по данному вопросу, будем считать, что предварительно мы договорились, — удовлетворённо констатировал он.

— Предварительно, — усмехнулся Сидор. — Весьма и весьма предварительно. Посмотрим, что вы предложите ещё.

— Теперь давай по тому, что мы тебе говорили о водоёме, — вернулся к интересующему его вопросу Травник.

Если хочешь быть единственным владельцем крупного источника воды во всей этой сухой долине, то это возможно. Собственно, так раньше оно и было. Эта усадьба контролировала водоём с плотиной, где собиралась вся вода с гор. Потом, она системой открытых каналов, мощёных когда-то камнем для предотвращения фильтрации, обеспечивала самотечный полив всех нижележащих земель.

Золотое дно, — усмехнулся он.

А потом, — Травник снова скупо улыбнулся, — кто-то очень умный хорошо постарался, и перекрыл все водотоки, ведущие в эту долину с гор, отведя частью их на другой склон горы и перенаправив сток в бассейн нашей реки Каменки. А другой частью вообще перекрыв весь сток, создав сеть глухих, бессточных озёр. Создав тем самым угрозу внезапного прорыва новых плотин и разрушительных селей в низовьях.

В общем, мы со своими мужиками примерную схему работ по восстановлению водотока составили. Так что, ты её посмотри при случае. Можешь сам с этим возиться, можешь нас нанять.

Как мы поняли, никакого совместного производства не будет?

— Правильно поняли, — негромко отозвался Сидор, лёжа на спине и разглядывая высокие звёзды в ночном небе.

Травник молча согласно кивнул головой, как бы отвечая на собственные мысли.

— Ну тогда решай сам, — неторопливо и обстоятельно продолжил он. — Если закажешь работу нам, взрывчатка у нас своя. Искать и тратиться уже не придётся. За работу возьмём дорого, сразу предупреждаю. Хочешь сэкономить — делай сам. Нет — так мы работаем за пять тысяч.

Но чтобы ты не думал, что это дорого, сразу скажу, что две трети цены — стоимость взрывчатки. И то, только потому, что морскую мину разряжали мы сами. Так что в этой стоимости и цена за риск сидит, — усмехнулся он. — И если бы она рванула, то мы бы с тобой сейчас здесь не разговаривали.

— А если я у вас куплю всю вашу взрывчатку и сделаю всё сам, дешевле? — слегка заинтересованно Сидор повернулся на ложе в сторону травника.

— За пару тысяч мы бы тебе её продали, — флегматично отозвался тот. — И за десяток детонаторов ещё сотен пять. Итого две с половиной тысячи только за взрывчатку. Сколько тебе обойдётся работа — решай сам. И можешь взрывчатку дешевле не искать, — усмехнулся понимающе он, — не найдёшь.

Всегда, самое дорогое это оружие, — мрачно усмехнулся Сидор, согласно кивнув головой. — А сами вы сделаете за пять? И со своей взрывчаткой и с детонаторами? Так?

— Так! — согласно кивнул травник. — Только учти, если нам не хватит того, что у нас есть, придётся ещё докупать. Но это уже за твой счёт.

— А у вас взрывчатки только с одной морской мины, — задумчиво протянул Сидор, непонятно, то ли утверждая, то ли спрашивая.

— Хорошо, — нехотя кивнул он. — Договариваемся на пять. И если не хватит взрывчатки, то я докупаю за свой счёт.

— И взрыватели, — методично уточнил травник. — Взрыватели — самое дорогое во всём этом деле. И даёшь Мишку с его ребятами нам в помощь.

— Кто тебе будет тут восстанавливать усадьбу я не знаю, но нам без его помощи не обойтись.

— Хорошо.

Травник некоторое время молчал, о чём-то думая.

— Тогда завтра с утра можем и начать. Всё одно пару недель вам надо тут побыть, пока парни твои болеют. Ребята сейчас совсем никуда не годны, а тут за пару недель и от болезни отойдут понемногу, и подлечатся, и что-нибудь поделают. А то у Мишки на всё рук просто не хватает.

Ты на него не ругайся, — тихо попросил Травник. — Он парень неплохой, только копуша. Всё сделает если надо, но очень медленно и обстоятельно. А ты, если хочешь чтобы к весне у тебя были и здесь, и там свой питомник, то начинать надо завтра, чтобы было время и водохранилище не спеша наполнить, и поля подготовить.

Кстати, — поднял он на Сидора холодный взгляд. — Если будешь искать арендатора, то лучше бери местных. Того же рыцаря, что сейчас занимает другую твою усадьбу в нижней части долины. Второго, что сбежал, я бы тебе не советовал. Хитрован говорят, мужик, а я таких не люблю.

Впрочем, — пожал он плечами, — что тебе до моей любви. У тебя своя голова есть на плечах. Но если интересует наше с кузнецом мнение — то не связывайся с ним. Как узнал, что вернулся старый хозяин, так сразу слинял, чтобы нельзя было с него плату за пользование получить.

— Какую плату? — вопросительно взглянул на него Сидор. — Аренду что ли?

— Ага! — усмехнулся травник. — Аренду. За целых пятьдесят лет, что здесь не было прежних хозяев. Представляешь, сколько там набежало?

Травник с непонятным выражением лица, медленно покачал головой.

— А второй, значит, не сбежал — хмыкнул Сидор. — Богатый, что ли?

— Беден, как церковная крыса, — тихо заметил травник, невольно насупившись. — Мужик, мужиком, но гонору! Как же — потомственный рыцарь, шляхта!

Если захочешь с него что-либо получить, — усмехнулся он, — бери с собой побольше людей. Этот если чем и заплатит, то только сталью. Гордый. Учти это.

И ещё учти, что у него большая семья, дочь на выданье, сына надо скоро отделять. Коня дать, оружие, доспех, надел выделить. А денег на всё это у него нет. Нас с кузнецом не проведёшь, — усмехнулся он. — Мы кошелёк человека сразу видим. И то, что ему некуда деваться это я тебе точно говорю. Так что если правильно себя поведёшь и не будешь хамить, как это ты обычно делаешь, то у тебя может и получиться взять его в арендаторы.

А другого я бы тебе всё-таки не советовал, — снова покачал он головой. — Тот-то сам прибежит, как только вода в водоём пойдёт. Но, продаст при первой же возможности. Настоящий барон, — тихо процедил он сквозь зубы.

— Где это ты про местных столько узнал? — удивлённо поднял голову с лежака Сидор. — Что, вот так с первого взгляда?

— Зачем с первого, — тихо хмыкнул травник. — Со второго, а то и с третьего. Мы уже с этой гнидой как-то по жизни пересекались. Тут, я смотрю, вообще много знакомого нам люда проживает, — тихо заметил он.

Ну, так я пойду, — сказал травник, поднимаясь с бревна. — Вечер уже, а ещё надо Мишку твоего найти, сказать, что завтра с утра отправляемся подрывными работами заниматься и чтоб на нас завтра не рассчитывал.

— Ты, я так понимаю, с нами? — улыбнулся он.

— А как же, — хмыкнул Сидор. — Надо же посмотреть, за что я такие деньги отдавать буду. Чай, немалые.

— Хорошо, — кивнул головой Травник. — Заодно и поучишься подрывному делу, если захочешь. Пойду, — сказал он.

Поднявшись, Травник неспешной походкой смертельно усталого человека двинулся к главному дому, рядом с которым располагалось единственное пока отремонтированное здание — казарма егерей, выделенных для восстановления этой усадьбы.

— "Ну что ж, — успел ещё подумать Сидор перед тем как заснуть. — Значит всё завтра. Завтра полезем в горы, искать засыпанные, как он говорит, водотоки. Завтра и посмотрим, что это такое есть".

Большая чистка.*

Назавтра немногочисленная группа в составе двух Римов, Сидора и пятерых бойцов компании, захваченных для производства всяких мелких, подготовительных работ, уже двигались по руслу основного водотока, ведущего куда-то глубоко в горы.

К вечеру следующего дня они уже были возле первой намеченной точки, с которой кузнец решил начать восстановление водной системы.

— Блин! — коротко и ёмко выругался Сидор, как только увидел то, с чем им предстоит иметь дело. — Ты уверен, что нам хватит вашего тротила.

— Я уверен в одном, — мрачно зыркнул на него кузнец. — Что у тебя есть деньги ещё докупить взрывчатки. А в том, сколько уйдёт этой дряни на подрыв сего завала, я ничуть не уверен.

В конце концов, я тебе не Господь Бог, чтоб знать всё на свете, — сердито проворчал он.

Впрочем, если надо просто снести этот завал одним махом, много взрывчатки не надо. Кстати, как и ума. Хватит и десятой доли того, что мы захватили с собой.

Но ты же не хочешь этого? — сердито посмотрел он на Сидора. — Тебе же не нужна волна в ущелье высотой в десять метров?

— Мне и в половину не нужна. И даже в треть, — хмуро отозвался Сидор, мрачно разглядывая высящийся перед ними десятиметровой высоты завал из камня, глины и каких-то скальных обломков, торчащих из тела плотины, у подножия которой они втроём стояли.

Что скажешь? — вопросительно посмотрел он на кузнеца. — Это что? — требовательно ткнул он рукой в высящийся перед ним завал. — Это, по-твоему, естественный обвал? Это — землетрус?

— А кто говорил, что завал естественный, — посмотрел на него как на идиота кузнец. — Тебе же русским языком сказано было, что кто-то очень постарался и перекрыл все водотоки.

Все! — постучал он себя пальцем по лбу. — А кто это сделал и как, о том не было сказано ни слова. Так что, кушай что дают и не верещи.

Но если хочешь, — развёл он руками в стороны с откровенной насмешкой в глазах, — то можем подняться наверх и оттуда посмотреть, куда сейчас вытекает образовавшееся там озеро. Хотя, в принципе, ничего любопытного в том нет. Озеро — бессточное. Это и так видно. А вода уходит куда-то в скалы.

А может, — кузнец с задумчивым видом рассеянно почесал затылок, — она до сих пор так ещё и не заполнила все возможные полости и пустоты под горой.

Кто её знает, — пожал он плечами.

— Полезли наверх, — хмуро бросил Сидор.

Лезть вверх по каменной осыпи совершенно не хотелось. А надо было. Иначе было не разобраться что здесь когда-то произошло, и что теперь следовало делать.

— Пока сам всё не увижу своими глазами, ничего делать не дам, — сердито проворчал Сидор, делая первый шаг наверх. Настроение резко упало.

Отдав распоряжение егерям, чтобы разбивали лагерь, группа из Сидора, травника и кузнеца, быстро двинулась по пологой осыпи на верх завала, осторожно обходя огромные валуны и куски скал, встречающиеся на пути.

Поднявшись наверх, они долго стояли там, молча глядя на раскинувшееся у подножия завала большое, мелководное озеро, перегородившее сток из бывшей здесь ранее просторной долины.

По всей поверхности озера виднелись корявые остовы высохших деревьев, торчащих над поверхностью воды рукотворным памятником человеческой деятельности.

— Похоже, здесь раньше долина была, — прокомментировал очевидные вещи Сидор. — А в ней лес.

— А теперь огромное, мелководное болото, — флегматично добавил травник. — И высохшие деревья с пнями. Только тут возле плотины метров десять глубины будет, а там, далее — одно сплошное мелководье. Рыбалка тут, наверное — знатная, — мечтательно добавил он, окидывая мечтательным взглядом просторное озеро. — Местные говорят, что тут летом птицы разной водоплавающей — не счесть. Если бы дорога сюда нормальная была, то рыбу отсюда, наверное, возами можно было бы возить.

— Ну да, — подхватил кузнец. — Если бы у бабушки было кое-что, она была бы дедушкой. Так что про рыбу — забудь, — усмехнулся он.

Ну что, спускаем? — посмотрел он на Сидора.

— Как? — Сидор растерянно повернулся к нему. — За один раз? С десятиметровым валом воды? Который, как пушинку, снесёт нашу плотину?

— Объясняю, — усмехнулся кузнец. — Сначала в завале рвём канал метра в два глубиной, и пока спускается первый метровый уровень воды в этом озере, идём к следующему завалу. Там повторяем всё то же самое.

И так по кругу, пока не спустим всё до дна.

— И за две недели справимся? — недоверчиво глянул на него Сидор.

— Даже за месяц не управимся, — тяжело вздохнул травник. — А за две недели мы только один раз всё по кругу обойдём. Если, конечно, обойдём, — проворчал он.

Ну что, нагляделся? Если хватит, пошли обратно. Завтра с утра будем начинать.

Утром рванули первые заряды, едва обозначив начальное, неглубокое русло.

Как ни экономили, но уже первый же взрыв унёс с собой половину взятого с собой небольшого запаса взрывчатки. Опыта взрывных работ было мало, так что одного раза оказалось недостаточно. Пришлось закладывать второй заряд, на который и ушли остатки взрывчатки.

Глядя на то, как у него под ногами бушует устремившейся в долину пенный поток воды, Сидор мрачно в уме подсчитывал, во что же ему встанет вся эта работа. Выходило не очень хорошо. Чтобы окупить затраты, которые сейчас придётся сюда вкладывать, надо будет в будущем очень хорошо постараться.

— "Ломать — не строить, — мрачно рассуждал сам с собой Сидор, глядя на воду. — Тот, кто взрывал, явно потратился намного меньше времени, денег и сил. Так как здесь явно работал специалист.

А эти…, - недобро покосился он на виновато посматривающих в его сторону Травника с Кузнецом. — Похоже, решили за мой счёт получить себе новую специальность, взрывника. Экспериментаторы, блин, недоучки".

А судя по тому, как грамотно перекрыто русло бывшей здесь когда-то речки, работал тут явно хороший специалист. Не то, что мы. Точнее, не мы, а не эти два самозванца", — горькая мысль окончательно отравила его бывшее ещё до взрывов хорошим настроение.

— Думаешь, во что оно встанет? — мрачный голос травника вывел его из задумчивости, подтвердив, что не он один тут оказался такой умный. — Могу уже сейчас сказать, по первому опыту.

Мы с кузнецом прикинули и получается, что всей нашей взрывчатки не хватит и на четверть того что задумали. Так что решай. Рвём дальше, или на этом останавливаемся и бросаем эту затею. Взрывчатку спишем на наш счёт, как на просчитавшихся с самого начала.

Мы тебя в это дело втянули, нам и ответ держать.

— Как благородно, щас расплачусь, — сердито проворчал Сидор. — Только я остальных завалов не видел, — мрачно глядя на него, Сидор что-то усиленно прокручивал в своей голове.

— Видел один, считай, что видел все, — безнадёжно махнул рукой травник. — И все образовавшиеся озёра, все, как один бессточные. Вода уходит куда-то вглубь гор. Тут же кругом полно провалов, трещин. Карст, чего ты хочешь! Так что водичка дырочку нашла, — мрачно скаламбурил он.

Единственное отличие — самое высокое озеро, на водоразделе. Там точно таким же завалом подняли уровень воды в озере метров на пять, и вода пошла на нашу сторону, к нам в Каменку. И ты наверняка знаешь эту речку. Там у вас ещё постоялый двор поставлен. Колька Лекшиц арендует, — напомнил он. — Мы спускались к нему, так что это точно.

— А! — понимающе протянул Сидор, тщетно пытаясь вспомнить незнакомого человека. — Не помню, — помотал он головой. — А что делать, решим потом. Сначала вернёмся, посмотрим как плотина выдержала удар стихии.

— Какой ещё удар стихии, — насмешливо хмыкнул кузнец. — Там до плотины, хорошо если жалкий ручеёк дотянется. Сухое русло. Вся вода впитается по дороге. Я же говорю, что тут карст кругом.

Но ты прав, — сухо заметил он. — Надо возвращаться. Взрывчатки у нас с собой точно больше нет.

Обратная дорога вышла намного труднее, дольше и опаснее. Там, где раньше они легко проходили по сухому дну ущелья, теперь везде была несущаяся бешеным потоком вода, сбивающая с ног.

Попытки найти обходной путь по склонам не увенчались успехом. Везде были отвесные скалы, не дающие ни малейшей возможности подняться наверх.

— Представляешь, что было бы, если б рванули, хотя бы ещё одно озеро? — весело проорал Сидор, когда его в последний момент поймал за ворот куртки кузнец, сам еле держащийся на ногах в стремительном потоке.

Перехватив половчей верёвку, которой они были вместе связаны, он весело заорал, неизвестно чему радуясь.

— Да есть, есть другой путь поверху! — проорал кузнец в самое ухо Сидора, чтобы тот хоть что-нибудь смог услышать в шуме бешено несущейся мимо воды. — Только отсюда на него не попадёшь. Единственно, прямым ходом от усадьбы.

Забыл, — отчаянно постучал он себя кулаком по голове. — Голова садовая, забыл совсем. Не подумал сразу, что здесь воды будет полно, а теперь уже поздно. Теперь только там, ниже, можем из ущелья на склон выбраться.

Так что придётся возвращаться по этому руслу.

Ну, ошибся, с кем не бывает, — рассмеялся он, когда снова сбитый с ног Сидор едва не отправил его следом за собой в путешествие по воде.

Снова ухватив его за куртку, он помог Сидору подняться на ноги и проорал на ухо, перекрывая шум бурлящей вокруг ледяной воды.

— Надо добраться до следующего поворота! Там расширение! Должно быть потише!

И точно. Стоило им только дойти до следующего поворота, как поток резко раздался вширь и теперь они уже могли двигаться гораздо спокойнее, не опасаясь быть сбитыми с ног и унесёнными бушующей вокруг стихией.

Дальше, дно ещё более расширялось, и бушующий выше по ущелью поток совсем практически пропал, превратившись в несколько мелких, разрозненных ручейков. И они уже могли спокойно перемещаться, не опасаясь ни замочить ног, ни покалечиться.

До усадьбы добрались лишь на третий день, затратив на дорогу обратно один лишний день.

Так рано их никто обратно не ждал. Однако все были рады их увидеть целыми и здоровыми, поскольку появление в сухом ранее водоёме неизвестно откуда вдруг взявшейся воды, вызвало ажиотажное оживление в среде местных жителей. И в округе усадьбы, там, где раньше месяцами нельзя было встретить ни одной живой души, стало появляться множество неизвестных лиц. А учитывая то, что все местные были для них неизвестные, то опасения их были не беспочвенные.

Оставшиеся на ногах егеря были не лучшей защита для чуть ли не полутора сотен малоподвижных, лежачих больных, у многих их которых, не смотря ни на какие усилия, до сих пор была лихорадка и держалась высокая температура.

Осмотрев больных, травник вынужденно признал, что он с самого начала чего-то недоглядел и что простой, казалось бы, с самого начала случай, грозил иметь тяжёлые последствия.

Пришлось откладывать планы, намеченные на будущее, и вплотную заниматься лечением. И все последовавшие за тем несколько долгих, тяжёлых дней, когда они все сбились с ног, выхаживая больных, Сидор не раз поблагодарил небеса за то, что они надоумили его послать сюда травника. Не будь этого травознатца и неизвестно ещё чем бы закончилась эта непонятно с чего разразившаяся эпидемия.

Теперь уже ни он, ни травник, ни все остальные не верили в то, что это непонятное заболевание был простой клещевой энцефалит, что-то типа лёгкого насморка для привычных местных жителей.

— Ну не знаю я, — в очередной раз безнадёжно разводил руками травник, когда его опять попытался поспрашивать Сидор о причинах заболевания. — Не знаю я, что происходит. Может, съели чего. Ты лучше вспомни, не покупали вы чего-либо в пути, когда сюда шли. В конце концов, это может быть и простым отравлением. Симптомы то похожие.

А на следующий день стало не до поиска причин странной болезни. Ночью на них напали. И хорошо, что вымуштрованные Корнеем егеря исправно тянули служебную лямку. Нападение не стало неожиданным.

Как нападавшие не таились, скрадываясь в ночи, а имеющие богатый опыт засад и войны в лесах егеря задолго до нападения заметили возле лагеря посторонних, и, незаметно перетащив на наиболее опасные участки пулемётные броневики, хорошо подготовились.

Короткая стычка не заняла много времени. Гораздо больше ушло на то чтобы прибрать трупы нападавших. На ногах могли передвигаться немногие из отряда, остальные так и лежали в лёжку, да и оставшиеся на ногах были не в лучшей форме, вымотанные за предыдущие дни.

Потому и уборка с погребением многочисленных трупов заняла у них чуть ли не два дня. Сколько было нападавших никто не считал. Собрали только трофеи, а трупы свалили без счёта в одну глубокую могилу подальше от стен усадьбы, разровняв и плотно утрамбовав каменистый грунт, чтобы не разрыли местные хищники и чтоб следа не осталось.

— Обживаемся помалу, — негромко заметил Мишка Запрудный, стоя рядом с могилой и задумчиво, мыском сапога ковырнув плотно утрамбованную землю. — Появились первые могилы.

Весь в жёлтой пыли, страшно усталый после долгой копки глубокой и большой могилы, он стоял, опёршись на большую штыковую лопату, и глядя на садящееся за горы вечернее солнце, с мрачным, тоскливым видом пошутил, обращаясь к стоящему рядом Травнику:

— Тот, первый раз, Сидор тут на плотине с Димоном завалили пятнадцать человек. Нынче мы все вместе наваляли не меньше, раза в два. Если так и дальше пойдёт, нам скоро придётся жить не в прекрасной горной усадьбе, а на погосте, — совсем уж мрачно пошутил он.

Если сегодня полезут, надо людей вдогонку посылать, — тут же перешёл на деловой тон Травник. — Иначе так и дальше будет продолжаться. Некоторую публику только сталь чему-либо учит.

Нехорошо сузив глаза и глядя на виднеющийся далеко у подножия горного склона поморский город, Мишка с мстительным выражением на лице тихо проговорил:

Знаешь, Рим, я уж начал думать, что все сидоровы слова "Держать ушки на макушке" ерунда полная, настолько здесь без вас было тихо и покойно. Но, похоже, что нас не трогали пока и мы ничего тут не делали, и никуда не лезли. Стоило нам только начать заниматься своим имуществом, как сразу вылезло….

Ну-ну, — со скрытой угрозой в голосе тихо проворчал он. — Видать, они с ключёвскими парнями ещё мало сталкивались.

Послать людей, чтоб вокруг порыскали? — бросил он вопросительный взгляд на подошедшего к ним Сидора.

— И на ночь секреты удвой, — Сидор устало кивнул головой. — Посмотрим, насколько их хватит.

Ночь прошла спокойно. И потом несколько дней, пока больные в отряде постепенно восстанавливали силы, ничего вокруг не происходило.

Казалось, про них все вдруг забыли, и всё снова вернулось в нормальное, спокойное русло.

Три дня спустя.*

Выпить рано утром чашечку прекрасного кофейного напитка, приготовленного из собственноручно с вечера тщательно перемолотых и хорошо прожаренных зёрен шишко-ягоды, что может быть прекрасней.

И чудовищным диссонансом в эту благость ввалился Травник. Прямо с утра.

— "Шоб ты скис", — была первая мысль Сидора, как только он увидел направляющегося к его костру Рима.

Первым увидеть тебя утром — к потере денег. Примета верная, — с усмешкой, весело поприветствовал он его. — Кофе будешь?

Сидя, сложив по-татарски ноги на своей постели, поверх небрежно застеленного покрывала, с полной чашкой любимого напитка в руке, Сидор флегматично наблюдал, как деловитой походкой уверенного в себе человека, Рим быстро двигался к нему.

— Ну, три дня прошло. Надо решать чё делать дальше будем, — начал тот вместо приветствия и не обращая внимания на носящиеся в воздухе божественные ароматы. — Что ты надумал? Будем взрывать и дальше, или ты бросишь эту затею?

Присев на лежащий возле костра обрезок бруса, служащий вместо скамейки, немного помолчав, уточнил.

— Конечно, это будет стоить теперь дороже, чем мы договаривались. Сам видишь, что работы больше чем первоначально планировалось. Хочешь, не хочешь, а ещё тысяч на десять только одной взрывчатки уйдёт. А цена ей не пара медяков. Плюс, дополнительные расходы, то, сё — ещё тыщ на пять. Итого, двадцатка.

Внимательно посмотрев на него, Сидор лишь молча, понимающе улыбнулся, ничего не сказав.

— Оно тебе надо? — флегматично поинтересовался меж тем Травник. — Пятьсот выжженных солнцем десятин каменистой земли за двадцать тысяч золотых? И это, не считая того, во что тебе встанет восстановление вот этих твоих развалин, — небрежно кивнул он на развалины вокруг.

— Повторяю свой вопрос. Тебе надо, прекрасную горную усадебку с чистым прозрачным воздухом и великолепными пейзажами стоимостью в такие баснословные деньги, когда кругом полно точно таких же и за гораздо меньшие?

— Надо, — флегматично, без эмоций отозвался Сидор. — Мне, надо. А тебе?

— Договоримся на работу, надо будет и мне, — скупо улыбнулся Травник. — Понятно. Жена, любовь, женино наследство и всё такое.

— Ну, так как? — предвкушающе потёр он руки. — Договоримся?

— Расшевелили вы местных своими взрывами, — улыбнулся в ответ и Сидор, не отвечая на прямо поставленный вопрос. — Думается мне, что не начни вы взрывать, никто бы и не дёрнулся в нашу сторону. Всем до того было плевать на то что мы тут есть, и чем мы тут заняты, что думается мне…

— В огороде — бузина, в Казани — дядька, — сердито оборвал его Травник. — Давай ближе к теме.

— Стоило прекратить взрывные работы, как и нападения на нашу усадьбу прекратились, — флегматично пожал Сидор плечами, словно не слыша того. — Раз куснули, показали зубы, отскочили. Теперь сидят, смотрят, что мы предпримем. Сунемся опять в горы или нет? Сунемся — опять нападут.

— Возможно, — согласно кивнул головой Травник. — Но это уже не твоя печаль. Сунутся — отобьёмся. Вопрос в другом. Кому мы тут со своими взрывами помешали? А главное, непонятно зачем. Мы с кузнецом уже всю голову у себя сломали, решая этот простой вопрос.

К чему столько усилий за каких-то жалких пятьсот десятин сухой пахотной земли в этой долине?

Травник на краткий миг замолчал, внимательно глядя на Сидора. Не дождавшись ответа понятливо, с усмешкой хмыкнул. Помолчав немного, с довольным видом поднял вверх указательный палец, привлекая внимание.

— Вывод, рвём дальше, чтоб ещё больше расшевелить это гадючье гнездо и выявить интересантов.

— Значит, — Сидор с усмешкой точно так же поднял вверх и свой палец. — Нас там, в горах будут ждать. И у них было время подготовиться к тёплой встрече. Там, не здесь. Целая неделя. И пока мы здесь клювом щёлкали, ожидая нападения, они там, в горах схронов понарыли, чтоб потом ударить нам в спину, когда мы этого меньше всего ждать будем.

И они, в отличие от нас — местные. Все отнорки там знают. Большой кровью можно умыться.

Сидор, — усмехнулся Травник. — Сказали же. Не твоё это дело. Ты платишь деньги, мы работаем. Козе понятно, здесь по морде получили, значит, ждут там, — поморщившись, слегка раздражённо проговорил он. — Ну и что? Что в этом нового?

Непонятно другое. Причина, по которой они к нам прицепились?

— Земля и вода — флегматично пожал плечами Сидор, как бы удивляясь его недогадливости. — Что тут неясного?

В этих краях вода на вес золота и кто-то, довольно серьёзный товарищ, если судить, хотя бы по количеству ночных нападавших, очень не хочет, чтобы эта вода досталась нам, старым хозяевам. То бишь, баронам де Вехтор.

Если тебе это непонятно, — ехидно вставил он травнику шпильку, заметив недоверчивую реакцию того, — то давай специально для тебя разберём эту задачку по косточкам.

Немного оживившись, Сидор поднялся со своего ложа, и подсел к Травнику на брус, к еле дымящемуся ещё костру.

— Итак, — предвкушающе потёр он руки. — Что мы имеем?

Неизвестно кто, непонятно с чего, неожиданно нападает на нас.

Сначала нас пытаются отравить.

— Чего? — изумлённо уставился на него Травник. — Ты шутишь. Отравить?

— Отравить, — подтверждающе кивнул головой Сидор. — Потому что в подтверждение этому есть два факта.

Факт первый. Наши ребята сидят в усадьбе уже несколько месяцев и за всё это время никто их пальцем не тронул. На них совершенно не обращали раньше внимания. И никаких проблем у них не было. До моего сюда приезда, — Сидор снова поднял вверх указательный палец, отмечая сей факт.

Факт второй. Как только появляюсь я в этих краях и вступаю в права хозяина, как меня тут же пытаются убить. В первый же день!

При повторном моём появлении здесь, меня снова пытаются убить. И для начала травят весь отряд. Точнее — пытаются. А когда видят что из этого ничего не выходит, устраивают нападение.

— А с чего ты взял, что нас пытались отравить, — с сомнением в голосе перебил его Травник. — По моему мнению, это больше похоже на эпидемию клещевого энцефалита. Я же говорил. И время осеннее и симптомы…

Опять два факта, — сухо перебил его Сидор.

Факт первый. Все восемь умерших егерей и оба ящера ни разу не проходили курс выживания шишко-ягодой. Все они из сапёрного отряда, который не предназначался для работ в Приморье, а значит и не проходил этот курс.

К сожалению, количество наших людей в Приморье растёт, а вот ягоды катастрофически не хватает на растущие нужды. Так что тем, кто не предполагался для работ в Приморье, ягода не выделялась вообще.

Ну, мало её у нас, мало! — с глухой тоской в голосе Сидор раздражённо хлопнул себя по коленям руками. — Так что ребятам из сапёрного отряда её не давали вообще, потому как они должны были сразу же после окончания работ на перевале отправиться на строительство Озёрного Пути.

Но им всем очень захотелось сюда. Здесь и денег больше. Да что там больше, — Сидор раздражённо махнул рукой, — намного больше, если уж говорить правду. Опять же, тут тебе и море, и девки молодые, амазонки то есть. Здесь каждый день что-то новое и интересное. А там что? Болота, мошка, змеи, клещи и постоянная сырость со злыми ящерами людоедами в придачу? Стрелы из кустов, да тупые земляные работы, по принципу бери больше, кидай дальше?

И вот тут я…., - Сидор замолчал, не зная, какое подобрать нужное слово. — Вот тут я дал слабину, — тихо проговорил он. — Повёлся на это их вполне понятное желание и забыл об этом обязательном правиле. Я привык, что меня яды не касаются, а покойный Юрка постарался, чтобы никто мне о том не напомнил.

Вот тебе и ответ.

Сидор сидел на бревне и мрачно смотрел на Травника.

— Тем же ребятам, что здесь занимался стройкой, после истории с отравлением Мишки Запрудного, специально была выдана увеличенная доза ягоды.

И вы тоже ели ту ягоду! — Сидор ткнул пальцем, чуть ли не в самое лицо травника. — Вы оба! Ты и кузнец. Ещё в бытность вашу в Тупике. Давно, но ели.

Вспомнил? — мрачно поинтересовался он, раздражённо глядя на удивлённого травника.

И ребят из пришедшего с вами отряда кормили ею в бытность их службы в Гуано. Совсем недавно, кстати.

Вот тебе и эпидемия клещевого энцефалита, — тихо проговорил Сидор, с тоской глядя на потухший костёр. — Доэкономились, — раздражённо проворчал он. — Всё на коньяк, да на коньяк, — зло передразнил он кого-то.

Было б у нас этой ягоды в достатке, всех бы подряд закармливали. До изжоги! Отправляют кого в Приморье, не отправляют, без разницы. Тогда бы вообще никто не отравился бы. В крайнем случае, пронесло бы, как Мишку Запрудного после отравления в трактире, и всё. Полчаса мучений и ты снова свеж как огурчик.

С этим надеюсь ясно? — тихо спросил он, бросив короткий, внимательный взгляд на помрачневшего, молчаливого травника.

Факт второй. Эта странная эпидемия началась сразу после нашего приезда в город. До того мы питались из своих запасов и таких проблем не было. Как только мы перешли на продукты, купленные в городе, тут же возникла "эпидемия клещевого энцефалита", как ты её назвал.

Теперь вопрос. Кому это надо? Кому надо чтобы умер барон де Вехтор.

Ответ — тому, кто скупил здесь все земли, что располагаются ниже плотины и всё это время терпеливо ждал, когда вымрут прямые наследники владельца плотины и водохранилища, и он, или они, спокойно вступят в права наследования. По факту владения, при отсутствии прямых наследников.

Тогда он, или они, проведут всю ту работу, которую хочешь сейчас сделать ты, по восстановлению водотоков, и весь этот край зазеленеет, принося баснословные барыши его новым владельцам.

Сидор прервавшись, с довольным видом потянулся, разминая затёкшие плечи.

— Ты параноик Сидор, — тихо проговорил Травник, глядя на него в упор. — Из пальца высосал целую теорию. Тебе бы книги писать, развлекательные, для детей, цены б твоим фантазиям не было.

Все твои факты — гроша ломаного не стоят и в равной степени могут быть применены и к тому, что я тебе говорил, к клещевому энцефалиту. Ты меня не убедил.

Да пойми ты, чудило. Никто не станет начинать дорогостоящую войну за воду, с конечной целью заполучить в свою собственность паршивый кусок каменистой земли, площадью в пять сотен десятин.

А если ты подымешь свою параноидальную задницу со своей тёплой постельки, то увидишь, что вся площадь поливных земель во всех твоих трёх усадьбах этой долины, не превышает полутысячи гектар.

Повторяю! — травник с сочувствующим видом, глядя на него как на идиота, постучал себя по лбу костяшками пальцев. — Земли здесь столько нет, чтоб затевать из-за неё войну.

О! — крикнул он куда-то в сторону. — Рим! Иди сюда!

Рим, — дёрнул он за руку подошедшего кузнеца, усаживая рядом. — Скажи этому параноику. Вот мы с тобой считали площади земель в этой долине. Сколько тут земли, годной под земледелие?

Кузнец с задумчивым видом почесал затылок.

— Возле этих руин, где мы сидим, соток сорок, шестьдесят, не больше. Если на что и годных, то только под плодовый сад, огород или небольшой виноградник. А вот там внизу, под плотиной, там гектар под тысячу будет.

Ну, — пожал он плечами, — может, чуть меньше.

— Вот! — торжествующий травник ткнул в сторону Сидора указательным пальцем. — Никто не будет связываться с такими мелкими участками, даже если они поливные и на них можно получать два, а при умелом развороте и все три урожая в год.

— А если их несколько десятков тысяч? — тихо спросил Сидор. — Если вся засушливая равнина, на которой стоит город Кязим, и всё прилегающее к нему предгорье может быть орошено водами из нашего водохранилища? А это десятки и десятки тысяч десятин орошаемых земель.

Вы же видели что это за колоссальное сооружение. А вы прикидывали объём воды в этом водохранилище? Нет? А я вот да!

И должен вам сказать, что воды в нём может быть намного больше того, что необходимо для полива каких-то жалких пяти сотен гектар. Ведь оросительная система из водохранилища явно не достроена. Даже основной поливной канал до конца долины не дотянут.

Не обратили внимания? — ёрнически, с ехидцей подковырнул он задумавшихся вдруг друзей. — А вот я обратил. И зарубите себе на носу, никто не строит таких больших плотин, чтоб оросить какие-то жалкие пятьсот гектар.

Вот вам и интерес! — хмыкнул он, не дождавшись ответа. — За такие поливные земли могут не то, что какой-то дворянский род под корень вырезать, войны меж государствами начинают. А вы…. Ерунда!… Пятьсот гектар!… Кому это надо!…

А тому и надо, кто скупил эти земли. Узнаем кто — будем знать имя того, кто хочет нашей смерти.

— Твоей смерти, — сухо поправил его сидящий рядом кузнец. — Мы уж за компанию с тобой пойдём, как не вовремя примазавшийся элемент.

Но то, что ты говоришь, очень похоже на правду. И я тебе сам могу привести парочку подобных примеров уничтожения целых кланов, а не то, что какого-то одного захудалого дворянского рода.

И за меньшее уничтожают.

— Захудалого, — флегматично повторил за ним Сидор. — Спасибо на ласковом слове, добрый ты человек, кузнец.

— И что ты Сидор за человек, — кузнец раздражённо хлопнул кулаком в ладонь. — Вечно с тобой в какую-нибудь гадость вляпаешься. Теперь вляпались ещё и в войну за воду. Хотя, конечно, сам дурак, — хмыкнул он. — Знал же, с кем связываемся. Что с саженцами влетели, что теперь с этой взрывчаткой. И всё из-за тебя.

— Из-за меня? — неподдельно удивился Сидор. — Лихо, — мотнул он головой. — Продолжай дальше. Всё интересатее и интересатее.

— Ничего у тебя просто так не бывает, — в сильнейшем раздражении кузнец пнул ногой по валявшейся рядом с костром какой-то головешке. — Вечно с подковыркой.

Посмотрев за полётом отлетевшей в сторону дымящейся головни, рассыпавшейся в воздухе весёлыми красивыми дымками, кузнец сердито сплюнул.

— А вы не обособляйтесь, тогда и взлетать не будете, — насмешливо проводил взглядом рассыпавшуюся искрами головню Сидор.

— Говори что решил, — сухо, сиплым, сильно охрипшим голосом, ещё окончательно не справившись со своим раздражением, сердито спросил кузнец. — Будем дальше взрывать или бросишь всё как есть?

— А сам-то ты как думаешь? — с любопытством глядя на мрачного кузнеца, поинтересовался Сидор.

— Что ты всё крутишь, — сердито проворчал кузнец. — Не уходи от ответа. Я уже сказал, что я думаю. Лучше бы мы с тобой никогда не связывались. Но если уж начали, то закончить обязаны.

И ещё, не знаю, что ты там сам решишь, но я бы на твоём месте нашёл этих отравителей и вырезал всех под корень. Сколько хорошего народа потравили, твари.

Конечно, бароны де Вехтор тебе никто, и ты здесь вроде бы как и ни при чём. Но раз уж ты остался из них один мужик, последний, то теперь тебе за весь их род придётся отдуваться. Раз у тебя есть жена, есть дети, то ты должен отомстить за весь их погибший род. Чего бы это тебе ни стоило.

И если ты этого не сделаешь — знать тебя больше не желаю, — жёстко отрубил кузнец зло, в упор, глядя Сидору в глаза.

— Значит, — улыбнулся Сидор в ответ на гневную речь, — считаем, что рвём дальше.

— Хорошо! — кузнец нехотя кивнул головой. — Раз работаем дальше, то надо сразу решать вопрос с взрывчаткой. Того что у нас есть не хватит.

— Ты так думаешь? — улыбнулся опять Сидор. — Как раз с этим-то проблем больше нет.

Проблема только как её взять, чтоб самому не взлететь при том на воздух, как та головня, — покосился он на потухший костёр. — Вас допускать к разминированию усадьбы я не хочу. Потому как жить хотца, — пояснил он непонимающе глядящим на него друзьям. — Сапёры из вас, как из меня недопрыг балерун.

— Ты чё, хочешь сказать, что мы сидим на взрывчатке? — удивлённо уставился на него Травник. — Здесь что, — Травник ещё более удивлённым взглядом окинул руины вокруг, — всё заминировано? Нахрена?

— Килограмм двести тола под нами точно есть, — флегматично отозвался Сидор. — Может, больше. Даже наверняка больше. Мишка не считал, потому, как побоялся самому браться за разминирование и дальше первых найденных закладок не пошёл. Только все провода, ведущие к ящикам со взрывчаткой пообрывал. Идиот! — с чувством выразил Сидор своё отношение к самоуверенному идиоту. — Теперь вот сидим, ждём, когда к нам приедет специалист минёр из города.

Где-то Корней нашёл толкового спеца, не чета вам, любителям. Скоро будет, со дня на день. Так что можете отсыпаться дальше. Сидим, ждём, — с усмешкой кивнул он головой.

— Хочешь сказать, что не рванёт? — пересохшими вмиг губами, тихо проговорил Травник.

— Не знаю, — безразлично пожал Сидор плечами. — Уверен в другом, что если мы вздумаем из усадьбы куда перебазироваться, то может и рвануть. Может, рванёт, а может, и нет. Неизвестно. А больных ведь не бросишь. И что там Мишка пообрывал, и всё ли — неизвестно. Этот муд…к-любитель вообще, в том что усадьба заминирована признался только после нашего прибытия сюда. А до того молчал как партизан, боялся что его отсюда сразу выгонят. А ему, видите ли, обратно в Ключ возвращаться неохота. Так что, сидим на ящиках с взрывчаткой и спокойно курим.

И пока не прибыл настоящий специалист взрывник, никаких взрывных работ. Отдыхайте, ребята.

Поднявшись с бруса, Сидор под внимательными взглядами друзей спокойно отошёл к своему ложу и с чувством глубокого удовлетворения, растянулся поверх одеяла.

Сладостно, с удовольствием потянувшись, разминая затёкшие мышцы, с усмешкой продолжил:

И последнее, как ты сам давеча сказал, — бросил он короткий взгляд на Травника. — "Списываем использованную дорогущую взрывчатку на нашу, то есть на вашу, некомпетентность…". Как-то так?

Вы, мужики, зарвались, — сердито проворчал он. — В четыре раза! В четыре раза повысить первоначально самими же и назначенную стоимость работ. Где такое видано!

Скажу вам лишь одно. Идите вы нахрен с такими запросами.

Некоторое время возле потухшего костра царило озадаченное молчание.

— Специалист, это, так надо понимать, Гришка Перебейнос, конечно, — вдруг первым нарушил молчание кузнец. — Иных специалистов серьёзного уровня ты в нашем городе не найдёшь. А чужих, к тебе в эту усадьбу тащить нельзя, — задумчиво пробормотал он, — оценивающе окидывая внимательным взглядом лежащего на своём ложе Сидора.

Удивлённый Сидор слегка приподнялся, с интересом глядя на Кузнеца, и камнем застыл, молча ожидая интересного продолжения. Каковое не заставило себя ждать, вызвав на лице Сидора озадаченную мину.

— Значит, — медленно проговорил кузнец, разворачиваясь и окидывая горы вокруг себя внимательным, оценивающим взглядом. — Вот это и есть, одна и тех знаменитых в прошлом усадеб.

— Ты это о чём? — с интересом глянул на него и Травник.

— О том, — медленно проговорил Кузнец. — Что это никакая не горная усадьба для летнего проживания большой и богатой семьи, как мы с тобой думали.

За подобные, никому не нужные усадьбы, даже если они и горны, такие серьёзные драчки не происходят. Да и вода тут вполне может быть и ни при чём. Здесь дела серьёзнее. Это — "Тропа" в обход Басанрогского перевала. Здесь, под нами где-то ход, — медленно, со значением потыкал он пальцем прямо себе под ноги. — Подземный ход на ту сторону гор, на Левобережье. И судя по прекрасной дороге сюда от подножия склона, это так и есть.

Как я сразу не догадался, — звонко хлопнул он себя ладонью по лбу.

Откинувшись назад, закрыв глаза, кузнец поднял лицо к небу и медленно, осторожно выдохнул.

— Я прав? — с улыбкой повернулся он в сторону Сидора.

Не дожидаясь ответа, сладостно втянул в себя сладкий морозный горный воздух.

— Сидор, ты везунчик. Это же золотое дно. Но без нас ты труп, сразу предупреждаю.

И хорошо, что ты это и сам понимаешь, иначе бы даже не стал с нами и разговаривать. И близко бы к этой усадьбе не подпустил.

Я всё думал, — ухмыльнулся довольный кузнец. — Что ты с нами всё возишься. Что ты всё терпишь наши с Травником закидоны. А оно вона что.

Мы тебе нужны, Сидор. Мы тебе очень нужны, — медленно, по слогам повторил он.

Тебе не на кого здесь опереться. Совсем не на кого. А с Мишкой Запрудным тут никаких дел не сделаешь. Молод ещё. Молод и глуп. И история с взрывчаткой это прекрасно показывает. Если ты, конечно, не соврал, — кольнул он Сидора внимательным настороженным взглядом. — Поэтому, предлагаю дружить.

— Не знаю как там насчёт трупа, и уж насчёт надёжной опоры крайне сомнительно, — сухо проговорил Сидор. — Потому как с такими друзьями, я живо вылечу в трубу. Вы меры не знаете. И считаете что у меня не кошелёк, а бездонная бочка.

Я готов платить за хорошую работу хорошие деньги. Но ведь вам всегда мало. А мне это надоело.

Стоп-стоп-стоп, — остановил разошедшегося Сидора кузнец. — Согласен, мы не всегда были правы, а в данном случае вообще, скажем так, слегка погорячились. Поэтому, давай снова вернёмся к самому началу. И у нас будет тогда к тебе новое деловое предложение.

Ты на льготных условиях сдаёшь нам в аренду одну из двух своих нижних усадеб в этой долине с прилегающим участком земли. Лет, хотя бы на двадцать пять, тридцать. Ту, которую бросил прежний владелец, сбежавший перед нашим приездом. И никакой арендной платы. А мы за это выдёргиваем из-за перевала своих ребят и наводим здесь порядок.

— Всё что мне надо, я могу сделать и без вас, сам, — флегматично заметил Сидор. — Но ты прав, с вами будет намного легче и быстрей. А времени и людей у меня нет. Мне к морю срочно надо, а я тут застрял. И отряд мой весь в лёжку. И когда люди смогут хотя бы на ноги встать, ни ты, ни я, никто не знает. Но что не ранее чем через пару недель — это точно.

Так что, будь всё иначе, я бы тут с вами не сидел и не разговаривал. Только поэтому я с вами и вожусь. Обстоятельства вынуждают.

Но вы, ребята, перегнули палку со своими аппетитами. Так что, никаких договорённостей не будет. ни первоначальных, ни каких-либо иных.

И все твои догадки Рим, — Сидор с усмешкой глянул на кузнеца. — Гроша ломаного не стоят. Есть тут что под нами, нет ли, лично вам — неизвестно. По крайней мере, достоверно. Как и неизвестно место где тот твой мифический ход выйдет наружу по ту сторону гор.

А твои догадки, — Сидор абсолютно равнодушно пожал плечами, — они так догадками и останутся. Потому как никакой возможности что-либо проверить, у вас нет.

А таких усадеб, как эта, — Сидор небрежно помахал рукой в воздухе, — здесь тысячи и тысячи. И дороги к ним ведут ещё поболе удобные, чем эта. Так что и по факту наличия хорошей и удобной дороги ничего не докажешь. А вот вода — это серьёзно.

Поэтому, хотите с нас что-то поиметь, слушайте сюда.

Вы помогаете нам посадить десять тысяч гектар кедрача, там, на Левобережье, и создать два кедровых питомника для решения этой задачи, здесь и там, за хребтом, в Тупике.

Под эти цели я вам выделяю здесь и там потребные участки земли. И оплачу эту работу. Но по разумным ценам, а не по два золотых за саженец, как вы размечтались, наверное. И для решения этой задачи, в этой долине я готов выделить вам ту усадебку, на которую вы глаз положили. Там как раз под эти нужды две сотни десятин земли будет.

— Согласны, — кивнул головой травник. — Это будет справедливо. Но и ты со своей стороны должен пойти нам навстречу и предоставить нам право бесплатного прохода в своей дырке под горой.

— Опять двадцать пять, — раздражённо хлопнул Сидор кулаком по коленке. — Ты ему про Фому, а он всё про Ярёму.

Разгорячившийся травник вскочил на ноги и заметался вокруг костра.

— Крутиться через перевал, тратя на это не менее двух, трёх недель, имея под боком удобный проход под горами — дурь несусветная. Отсюда до крепости, до моего дома, самым неспешным шагом под горой три, четыре дня. Опять же никакого таможенного сбора на перевале.

— Ты так говоришь, словно абсолютно уверен, что проход под горами есть и что он удобный? — насмешливо поднял правую бровь Сидор. — Вот так? Не видя, ни разу по нему не пройдясь, а уже уверен? На одних лишь пустых подозрениях кузнеца?

— Уверен, — холодно отрезал Травник. — Я, уверен! Зная твою натуру, такую добрую, скромную и незлобивую, — ёрнически, с издевательской усмешкой скривился он, — уверен, что в вашей компании вообще ничего просто так не делается. Что у вас во всём есть второе дно. Из вас вообще тайны прут, как опара из казана возле тёплого бока печки.

Так что, хочешь иметь здесь питомник кедра, хочешь, чтобы мы тебе сделали твои тысячи гектар посадок кедра, там, на Левобережье, открывай нам с ребятами бесплатный доступ в свой проход. К тому же, сам видишь, сейчас нам по любому надо быстро попасть в крепость. Продукты кончаются. Того, что вы с собой привезли, хватит дня на два, на три, а потом жрать будет нечего. Всё же, что купили в городе лучше сразу выбросить, не разбираясь. И время сэкономим, и сами, глядишь, целее будем.

Отправить же малый отряд через перевал мы не можем — нет людей, да и вырежут по дороге, к гадалке не ходи.

И мы на твоей стороне, — медленно проговорил он, в упор, глядя на Сидора. — Привязал ты нас, барон, к себе не тонкими нитками, конопляными канатами. И никуда нам теперь друг от друга не деться.

— Так что, барон, давай договариваться, — напряжённо посмотрел он на Сидора. — Всё, игры кончились. Это война, и лучше бы нам быть вместе. Поодиночке — сожрут. И тебя, и нас.

Пару минут возле костра стояло задумчивое молчание.

А я знаю, чего вы за мной сюда увязались, и чего цепляетесь тут за всякую ерунду, лишь бы остаться, — первым нарушив молчание, вдруг ни с того, ни с сего заявил Сидор.

Вы пытались продать свои изумруды, по примеру Бугуруслана, и рассчитаться по своим долгам, не будучи мне ничем должным.

У вас ничего не получилось, и теперь вы хватаетесь за любую работу, даже за ту, в которой плохо разбираетесь, лишь бы хоть как-то поддержать штаны.

Так? — внимательно глянул он на молча, переглянувшихся Травника с Кузнецом.

Так, — невозмутимо отозвался кузнец. Медленно подняв опущенную было голову, он взглянул в упор на Сидора. — Я тебе даже больше скажу. Часть камней мы всё-таки продали, на что всё это время и гуляли, тебя в Кязиме дожидаючись.

Только вот это была всякая мелочь, слова доброго не стоящая. Денег оказалось, здесь во всём крае нет столько, сколько наши хорошие камни стоят. Погулять хватает, а вот для чего серьёзного уже недостаточно.

И я тебе даже другие условия могу предложить, — усмехнулся понимающе кузнец. — Мы тут с ребятами посовещались и пришли к выводу, что для нас лучше будет, если вопросами реализации добытых камней заниматься будешь ты один. Через своего Ведуна, через Советника своей баронессы или иным каким путём, для нас это неважно. Но для всех будет лучше, если на виду будешь ты один.

Потому как мы не слепцы и не идиоты. И видим, что за свои камни ты получаешь вполне реальные деньги, на которые в вашей компании всё и вертится. А нас, как только мы высунулись здесь в Приморье с продажей, попытались сначала банально ограбить, а потом убить. А когда не получилось ни того, ни другого, больше какого-то определённого минимума платить отказываются.

И при сравнении, оказывается, что и деньги-то не слишком разнятся с твоими закупками. Причём, даже в меньшую сторону. Так что нам спокойнее, выгоднее и проще работать с тобой, чем пытаться самим продавать камни.

Подумай. Серьёзное предложение, в ответ на серьёзную услугу. Наши изумруды за полцены, обмен вна доступ к твоему тайному проходу.

И насчёт того что языками будем трепать, можешь не беспокоиться. Уж как мы умеем хранить тайны — ты знаешь. О том, что у нас есть шахта с изумрудами, до сих пор ни одна живая, — выделил голосом он слово, — собака во всём мире не знает. И с проходом твоим также будет. Никто и никогда ничего от нас не узнает. Даже если мы с тобой сейчас и не договоримся. А люди для его обслуживания тебе всё равно нужны. И лучше тебе иметь дело с нами, чем быть одному, или даже со своими егерями или ящерами.

Один ты не справишься.

Откинувшийся на спину Сидор некоторое время после слов кузнеца молча лежал, уставясь застывшим взглядом в высокое небо, а потом, повернувшись снова с костру, негромко проговорил:

— Я вам открываю проход под горой, а вы мне открываете полный доступ в шахту с изумрудами, и я вместе с вами участвую в распределении и дележе добычи. А не так как сейчас. На тебе Боже, что нам не гоже. Абы что и как-нибудь.

И поимённый список всех тех, кому разрешён будет бесплатный проход и провоз товара под горой. Клятва на крови и на оружии. Это касается и вас, обоих, — холодным глухим голосом проговорил Сидор. — Нефига здесь шляться всем кому не лень. Кто не согласен, пусть проваливает.

Договорились, — согласно кивнул головой травник. — Мы тоже с кузнецом считаем, что посторонним тут не место. Только свои.

Ещё бы знать кто тут свои? — мрачно пробурчал себе под нос Сидор злым голосом, в упор глядя на мужиков.

— Мы свои, — холодно отрезал Кузнец. — Пока действуют наши договорённости, мы здесь все свои. А дальше…, - безразлично пожал он плечами. — Чего загадывать. Дальше будем решать. Если доживём.

Травник, как будто не слыша, из под ладони смотрел на стоящее к этому времени высоко в зените солнце.

— Пока трепались, половина дня прошла, — тихо проговорил он.

— И чего? — глянул на него Сидор.

— А не посмотреть ли нам твоё наследство поближе? — опустил он с неба взгляд на Сидора. — До темноты ещё далеко, днём, думаю, никто сюда не полезет, да и дали мы им по мозгам крепко. Так что, время у нас есть.

— Чего я там не видел? — раздражённо поинтересовался Сидор.

Да и ты мне не говори, что вы там всё заранее не осмотрели. А то я не знаю, где вы были вчера, вдвоём с кузнецом.

— Заметил-таки, — с усмешкой глянул на него кузнец. — Это хорошо. Доверяй, но проверяй. Ну, а раз такое дело, раз ты нас застукал, — негромко рассмеялся он, — то не будем лукавить. Были. Смотрели. Понравилось. Потому и согласились сходу на твои условия.

Только давай договоримся сразу.

За нами ещё долг висит, в триста четырнадцать тысяч золотых, деньги немалые. Так что у нас на те две сотни гектар свои планы есть, никак с твоими интересами не связанные.

Поэтому так. С продажей изумрудов дело ведь не быстрое, — бросил он на Сидора озабоченный взгляд. — Но всё же хочется какой-то определённости. Сколько тебе надо времени уточнить, когда и как вы сможете выплатить наш долг? Как мы понимаем, тебе нужно время чтобы найти деньги. Деньги и покупателя.

— Правильно понимаешь, — нехотя подтвердил Сидор. — У нас самих большие загвоздки с получением наличных. Не больно то охотно покупатели с ними расстаются. Приходится целые операции разрабатывать, чтоб хоть что-то получить.

А насчёт аренды землицы здесь в долине, — вдруг хитро прищурил он глаз. — Может и я не прочь в ваших планах поучаствовать. Так сказать, в доле. Мне, например, травка ваша очень понравилась, от клещей. Эта…, - замялся он, пытаясь вспомнить название, — как его, овсяница какая-то? — бросил он на травника хитрый взгляд.

— Овсяница овечья, местный подвид, экзот и вообще крайне редкое и трудное для выращивания растение, — усмехнулся понимающе травник. — Так и знал, что ты в неё вцепишься. Ладно, так уж и быть, дам я тебе пару…

— …тысяч пакетиков, — перебил его Сидор с лёгкой усмешкой на губах наблюдая как у того от изумления поползли брови вверх. — Только естественно не по той цене, по которой ты ею здесь торговать собираешься. Мне нужен опт.

— Надо было содрать с тебя ещё и вторую усадьбу, — хищно прищурясь и с сожалением поцокав языком, травник мрачно смотрел на Сидора. — Ну, у тебя, Сидор, и запросы, — неверяще покачал он головой. — Это же, — окончательно растерявшись, Травник заткнулся.

— Тогда сегодня никуда не поедем и смотреть ничего не будем, — подвёл итог разговору Сидор. — Сделаем так.

Ты, — обратился он к кузнецу. — Возьмёшь у Мишки одного бойца в сопровождение и с ним сегодня же отправитесь в крепость. Нечего время терять. Мишку я предупрежу, бойца он выделит.

Ты…., - Сидор замолчал, в глубокой задумчивости глядя на травника. — Ты займись проверкой продуктов. Но не пробу на язык, а где, у кого и что покупали? Что ели, что пили и в каком количестве? И почему кто-то заболел, а кто-то нет? Догадки догадками, а проверить надо ещё раз, досконально. Не ошибся ли я.

Может, колодец, которым мы пользовались, отравили, — неожиданно заметил он. — Может ещё что. В общем, надо детальнее разобраться.

И мне надо точно знать, когда я смогу двигаться дальше, — жёстко закончил он. — Когда люди выздоровеют? Меня ждут и каждая минута простоя — это не потеря денег, а угроза провала всех моих планов в Приморье. Осень уж кончилась, а я тут застрял в этом захолустье.

Мне надо срочно на юг, зарабатывать деньги. Тем более, что сейчас уже не будет таких сверх доходов, как в прошлом году, — мрачно заметил он.

Помолчав, он продолжил, внимательно глядя на травника с кузнецом.

Я сейчас напишу вам пару писем. Одно с условиями нашего уговора, Маше, в банк, чтобы она немедленно занялась подготовкой документов по нашему соглашению и выяснению обстоятельств по выкупу вашего долга. Какое там сейчас реальное положение. Ещё одно получит комендант крепости, чтоб сразу выдал тебе всё, что нам здесь потребно.

Если что собираетесь выяснять, то выясняйте сейчас. Завтра уже подпишите наше соглашение, и пути назад не будет, придётся выполнять.

Сроку на всё про всё — неделя. Больше тут ждать я уже не могу, и так чересчур задержался.

Ладно, — насмешливо протянул кузнец, понимающе переглянувшись с травником. — Сделаем как ты говоришь. Но и ты за это время разберись со своими усадьбами, чтобы у нас потом не было проблем, как только ты уедешь. А то из одной твоей усадьбы бывший пользователь удрал, не расплатившись по долгам, а второй так и сидит. Непонятно это.

И ещё совет. Не в службу, а в дружбу, как говорится. Постарайся договориться с тем рыцарем, чтобы остался в твоей усадьбе. Он мужик неплохой, правильный, хоть и шляхта. Да и семья у него, опять же. Жена, детишки. А нет, так мы и от второй усадебки здесь не отказались бы.

— "Ещё бы, — сердито подумал Сидор. — Вам что ни дай, вы ни от чего не отказываетесь".

Выселение.*

Усадьба рыцаря была вторая по ходу, куда Сидор с Травником наконец-то добрались к полудню следующего дня.

К этому времени кузнец, уже, наверное, был где-то на той стороне гор, отправившись в Тупик ещё вчера, под вечер. А они, вдвоём с Травником только еле-еле разобрались с тем "сокровищем", что досталось Сидору в первой по ходу усадьбе от прежнего владельца.

Честно сказать, усадьба Сидора как-то не впечатлила. И это ещё мягко сказано. Он явно ожидал большего, что-то на подобии своего горного поместья или городской усадьбы, рассчитывая на множество просторных надворных построек и большие, глубокие подвалы.

Действительность же разочаровывала. Один, стоящий с настежь распахнутыми окнами и дверьми пустой аккуратный домик, на небольшую семью человек на восемь, и четыре весьма и весьма скромных надворных строения: конюшня, каретный сарай, овин и амбар, в которых было хоть шаром покати. Пусто, проще говоря.

Хотя травник, в отличие от него, был просто в восторге от строений, а главное от хоть и высохших за последние засушливые годы чуть ли не до состояния камня, но просторных и идеально ровных бывших там когда-то ранее полей, окружающих ту усадьбу.

Глядя на его неумеренные восторги, Сидор лишь недовольно морщился. Он не видел ровным счётом ничего, что бы могло того так возбудить. И все крики Травника о том, что он вырастит тут три урожая, его как-то совершенно не впечатлили. В мыслях он уже витал далеко, на побережье, где его к этому времени вполне могли уже ждать вести от Советника баронессы, и даже от ящера Извара из Империи, и потому на восторги Травника Сидор глядел совершенно равнодушно.

Оставив его с парой его людей разбираться с доставшимся ему имуществом, он двинулся к видневшейся вдалеке второй своей усадьбе.

Тройка гнедых, вяло подгоняемая кучером, неспешно потащила сидоров броневик на противоположную сторону долины.

Покосившиеся, как будто тараном выбитые ворота, со свисающей на внутреннюю сторону створкой, являли собой апофеоз памятника разрухи, если бы рядом не валялся вываленный наружу плетень, красующийся вокруг битыми жёлтыми горшками.

— Тут что, было второе Ватерлоо? — заинтересованно полюбопытствовал Сидор, высовываясь чуть ли не на половину из откинутой настежь верхней дверцы броневика.

Попридержав тройку сразу в начале большого, просторного двора, он с любопытством огляделся вокруг. Увиденное настраивало на самый пессимистичный лад.

— Такое впечатление, что здесь крушили направо и налево, — весело хмыкнул он, обозревая царящий кругом разгром. — Кто-то явно нас опередил.

Повсюду валялись поломанные лопаты, грабли, ещё какие-то непонятные, сломанные инструменты, а апофеозом разрухи высилась прямо посреди двора перерубленная ровно пополам телега. Полная каким-то наваленным в неё кучей добром, с торчащей высоко вверх длинной оглоблей, она производила особенно неизгладимое впечатление.

Даже полусгоревший главный дом усадьбы с проваленной крышей и выбитыми стёклами и дверьми на её фоне как-то не смотрелся.

— Гей мужик!

Невольно развеселившись от увиденной картины разрушения, Сидор весело заорал во весь голос, заметив какого-то понурого человека, безучастно сидящего в дальнем углу двора подперев спиной крашеную белой известью стену мазанки и держащего в руках драный сапог, с которым он, похоже, занимался до того починкой. Рядом, по бокам каменными статуями застыла пара мелких ящеров с копьями, высланных вперёд организовать встречу. Ещё несколько посланных вперёд егерей грамотно распределившихся по всему двору и постройкам, контролировали всю усадьбу.

— Мужик, где твой хозяин?

— Я хозяин.

— О, как? — удивлённо воззрился на него Сидор, невольно останавливая перед ним броневик.

Ну, извини, не знал, — брякнул он, не подумав.

Не менее Сидора поражённые видом разгромленного подворья татары из отряда Травника немедленно грамотно распределились по всему двору, и с интересом оглядывались вокруг, рассматривая совершенно непривычную для них картину, о возможности которой они до того лишь слышали.

Перед ними был типичный мелкий шляхтич, живущий своим трудом. У которого, по всему его замызганному, драному виду, похоже за душой не было ничего, кроме нескольких разрозненных частей от старых, дедовских доспехов, которыми они обычно безумно гордились, передавая из поколения в поколение, от отца к сыновьям.

А поскольку сыновей у мелкой шляхты, как правило, было много, а денег мало, то буквально через пару, тройку поколений от бывшего когда-то великолепного целого доспеха оставались лишь отдельные, разрозненные фрагменты.

Впрочем, если бы детали этих фрагментов кто-нибудь собрал все вместе, то старый доспех заново бы засиял былым великолепием, настолько трепетное отношение было в таких семьях к старым доказательствам былой славы, богатства или удачливости.

Но по всему виду хозяина, сейчас сидящего и бесцельно мнущего никому не нужный сапог, было видно, что времена былой славы и могущества его семьи, если они когда и были, давно канули в прошлое, и сейчас он находится в тщательно ото всех скрываемой, но совершенной бедности.

Когда-то его предки заняли пустующую, брошенную, никому не нужную усадьбу, а теперь настоящий хозяин приехал выселять его. И по всему виду не старого ещё рыцаря видно было, что тот прекрасно осознавал это.

— Кто это тут погром такой учинил? — полюбопытствовал Сидор, с интересом разглядывая царящую кругом разруху. — Это какая же сволочь мне такие убытки нанесла?

Позвольте представиться, — тут же поправился он, не дожидаясь реакции в ответ. — Владелец данной усадьбы и прилегающих земель — барон Сидор де Вехтор. За отдалённостью сиих мест от местов моего постоянного обитания, впервые посетивший сии благословенные места, — с улыбкой добавил он, широким жестом поведя рукой в сторону.

Поднявшийся в ушах рыцаря шум мгновенно накрыл его голову плотным, глухим пологом, не позволившим ему расслышать имя самопредставившегося владельца.

Это был конец. Конец всему, что было у него в жизни.

В город вернулся настоящий владелец всех усадеб этой сухой долины, и пришло время вернуть настоящему хозяину его имущество, поскольку, как рыцарь знал совершенно определённо, усадьба эта была не их собственностью.

Тщательно скрываемый ото всех, даже от своей жены факт, что он не являлся владельцем здесь ничего. Ни дома, ни построек, ни земли в округе, хоть та и слова доброго давно не стоила. Да и о постройках теперь можно было уже не говорить. Всё поломали посетившие на днях его дом люди настоящего владельца. А дом подожгли. Чтоб, видимо не задерживался здесь надолго, когда вот такой "добрый и ласковый" новый хозяин придёт вступать в наследственные права.

Слава Богу, что удалось сразу же загасить легко занявшуюся соломенную крышу и деревянные полы. Лишь одна комната и пострадала. Одна комната, но именно та, в которой хранились все бумаги, подтверждающие его хоть какие-то права на право проживания в этой усадьбе.

Теперь у него не было ничего. Ни-че-го. И ничего теперь он никому не докажет.

Лишь только сейчас он понял слова своего прежнего соседа, встреченного им недавно в городе, что рыцарю надо немедленно покинуть свой дом, иначе будут большие проблемы. И что сам сосед давно уже съехал из своего дома, бросив свою усадьбу на произвол судьбы.

Только вот так как тот, рыцарь поступить не мог. По одной простой причине. В этой земле лежали кости как минимум трёх поколений фон Тюньгофф и бросать их он не мог.

Но эта причина была только внешним проявлением того простого, но тщательно срываемого ото всех факта, что рыцарю просто некуда было ехать. Некуда и не на чем. И у него не было денег, чтобы снять хотя бы одну комнату на всех на постоялом дворе. Не говоря уже о том, что одной комнаты для его многочисленного семейства было совсем недостаточно.

Когда-то, когда в их семье ещё водились деньги, не проигранные отцом в карточной игре, они могли себе с отцом позволить жить в дорогих гостиницах, часто и подолгу путешествуя и по западным баронствам, и по Империи ящеров, и по всему Приморью.

Причин, по которым их носило, чуть ли не по всему континенту рыцарь не знал. Тогда он был ещё слишком мал, чтоб понимать по какой причине его отец, не задерживаясь в городах подолгу, не сидит на одном месте.

С тех давних, детских воспоминаний о путешествии у него до сих пор остались самые трогательные, самые светлые воспоминания.

А потом деньги кончились. Как кончилась и вся его прежняя жизнь. Разом. За один вечер их отец проиграл всё. Всё их состояние, включая и родовые земли далеко на западе. Состояние и жизнь, убитый сразу же после той злополучной карточной игры.

А потом их семье не удалось добиться по суду справедливости. Суд не признал сделку, совершённую за карточным столом притворной, сочтя неубедительными слова и доводы маленького мальчика, что отца преднамеренно обобрали шулера, а потом убили, для сокрытия следов.

И им пришлось вернуться сюда, в то единственное место, которое ещё у них оставалось. И только теперь рыцарь начал по-настоящему понимать, почему тогда отец не поставил тогда на кон вот эту усадьбу, в отличие от других, их родовых земель.

У него просто не приняли заклад, потому что, она никогда не была их собственностью. Они пользовались, но никогда ею не владели. И никакая это была не предусмотрительность, как он раньше думал, стараясь в мыслях хоть как-то выгородить игрока отца, а просто суровая реальность.

И теперь появившийся владелец мог потребовать с него аренду за все поколения его предков, жившие на этой земле, за все пятьдесят лет. А для него это была неподъёмная сумма. Недаром же его умный сосед заранее сбежал из усадьбы, как только услышал, что в городе появился истинный владелец долины и верхняя усадьба занята его людьми.

И теперь он стоял перед ним, разжиревший на торговле купчик, купивший титул, а заодно и все земли старого, угасшего рода. И теперь ему придётся расстаться с деньгами, откладываемыми на приданое дочери, и тем окончательно определить её будущую несчастную судьбу.

За старшего сына он не беспокоился. Тот давно уже стал взрослым и даже принимал участие в двух последних набегах на дальние, богатые западные баронства, существенно тем пополнив семейную казну.

Но в последние годы воинское счастье от них отвернулось, и последний поход не принёс ничего, кроме долгов в отрядную казну за поломанное в бою оружие.

Все деньги, отложенные на чёрный день, давно кончились, им грозило выселение из родного дома и их семье приходилось начинать всё заново. На новом месте и без средств к существованию.

И если со старшим сыном всё было ясно, то, что будет с дочерью и двумя младшими сыновьями, которые только, только вошли в возраст новиков, он не знал.

Они всю жизнь жили бедно, питаясь с огорода. Да ещё с того, что рыцарь зарабатывал своим мечом, участвуя в набегах на Западное побережье, нанимаясь в наёмники, и в сопровождение караванов, которых раньше было много на Большом торговом тракте, ведущем с перевала. Заработков всегда хватало, правда, не густо и не так, как хотелось бы. Но голод его семье никогда не грозил, поскольку огород всегда прокармливал, а зарабатываемых им средств хватало на обновки.

Потом тракт, проходивший через Кязим, по какой-то причине захирел, и семья лишилась столь выгодных приработков.

Оставалась земля, с орошаемых полей которой снимали два, а то и три урожая в год. Тогда их семья жила хорошо. И от тех времён в семье ещё сохранилось много красивых и дорогих вещей.

Потом, лет двадцать назад, в горах прошёл большой земляной трус, и водоток, питавший Большой пруд в долине пересох. И теперь просторные поля, когда-то со всех сторон окружавшие усадьбу, заросли травой, высыхавшей уже к началу лета.

И единственно, что этот купчик мог сейчас с них получить, так это тройку небольших стожков сена, да выпас для небольшого стада овец, за которым присматривали младшие сыновья.

Это тоже давало им хоть и небольшой, но уверенный, стабильный доход, позволявший семье худо-бедно сводить концы с концами.

Но, похоже, эта жизнь кончилась с визитом в его дом этого наглого, зажиревшего на шальных деньгах купчика. Точно такого же, как и те, кого ему частенько приходилось потрошить во времена былых лихих набегов на западное побережье.

И теперь перед этим нагло заявившимся к нему в дом купчиной сидел матёрый, сильный мужик сорока лет, с налаженной, устоявшейся жизнью. Пусть и близкой к нищете, но, устоявшейся и своей собственной. Которой он только что лишился.

Рыцарь был хмур, зол и мрачно ждал перемен.

И всё это открытым текстом читалось сейчас на его лице.

— В общем, я хозяин этой усадьбы, — сбивчиво, путаясь в словах и не зная с чего начать, Сидор озадаченно почесал затылок. — А вы, как бы арендатор…

Сидор окончательно запутался, растерянно глядя на вышедшую из дома вставшую на пороге ещё не старую, удивительно красивую женщину.

Рядом с ней встал явно её взрослый сын, просто изумительно чертами лица похожий на свою мать, и уже умудрившийся за несколько минут их здесь появления, облачиться в тесноватую в плечах, старенькую кольчугу, не достававшую парню даже до бёдер. В руках он держал огромный, двуручный меч, который небрежно закинул на плечо, демонстрируя свою удаль и немалую силушку.

Рядом с ним на крыльце выстроились в ряд по бокам два подростка, по виду десяти и двенадцати лет. Все они как две капли воды были похожи на папашу, только старший сынок выбивался немалой статью, как гора нависая над хрупкой, невысокой матерью и своими братьями.

Чуть в стороне, совершенно грамотно, стояла невысокая, хрупкая девушка, явная дочь хозяина. Все они были вооружены самострелами. И не простыми, а многозарядными, что совершенно определённо говорило о характере и уровне воинской подготовки всей семьи.

По тому, как они их держали в руках, было видно, что семейство умеет обращаться с оружием и сдаваться без боя не собирается.

— Нет, нет, нет, — Сидор с улыбкой широко развёл руками. — Мы не собираемся с вами воевать. И громить вашу усадьбу, по примеру других, мы тоже не собираемся.

Я приехал чтобы разобраться в существующем положении и только поговорить.

Только поговорить и ничего более.

Поймите меня правильно. Никто не собирается вас никуда выгонять, как вы наверное уже подумали, — улыбнулся он, стараясь хоть улыбкой немного сбить возникшее напряжение. — Речь идёт только об уплате аренды. И потом, кто-то же должен здесь жить. Так почему бы и не вы. Усадьба мне даром не нужна. Платите только аренду и живите сколько пожелаете.

— Чтобы платить аренду с этих земель, у меня нет денег, — скупо отрезал рыцарь.

Чтобы получать доход с земель, что числятся за этим поместьем, нет воды. Раньше была, теперь — нет. Когда-то давно, лет двадцать назад, в горах прошёл большой трус, земля тряслась дней пять. После этого пересохли все водотоки, что питали земли этой долины. С тех пор никто их не обрабатывает. Нет воды, — тихо повторил он.

Платить аренду за пятьдесят лет я не буду. Нет денег. А если бы и были, то мы с тобой об этом не договаривались. А не договаривались, то и платить я не собираюсь, — отрезал он.

В холопы к тебе, барон, как там тебя, — рыцарь зло скривился, — не пойду. В вассалы тем более. Никому никогда не кланялся, не буду кланяться и тебе.

Денег нет — не проси. Будешь настаивать — заплачу сталью, — сказал он уже с открытой угрозой.

Рыцарь отчаянно блефовал. Он был опытный воин и видел с кем предстоит иметь дело. И то, что против рассыпавшихся по двору воинов этого барончика они не продержатся ни минуты, он совершенно не сомневался. Да и та чёрная колесница, на которой новый хозяин въехал во двор, и которую сразу правильно определил рыцарь, не оставляла его семье ни малейших шансов. Да и слышал он уже о подобных адовых колесницах, чёрной славой прославившихся за последний год в Приморье. Видеть не видел, но слыхать довелось. А теперь и лично стыкнуться, на пороге собственного дома.

Но и сдаваться просто так он не привык, решив, что лучше умереть на пороге своего дома, чем бродить нищим по пыльным дорогам Приморья, наблюдая, как медленно умирает от голода его семья.

Правда и поведение прибывших с купчиком наёмников сильно выбивалось из общепринятого образа. Обычно все, кто стоял под прицелом нескольких арбалетов вели себя намного скромнее. Эти же с усмешкой смотрели на самострелы в руках семьи рыцаря и скаля зубы шуточками комментировали стать и манеру поведения его дочери и сыновей.

Ни рыцаря, ни его жену, ни старшего сына ни словом не трогали, как будто их и не было, но с девчонкой зубоскалили, как обычные пацаны с подружкой, знакомой с детства. Такое поведение было нетипичным и выбивало из привычного боевого настроя.

Да и два мелких ящера по бокам, наводили на самые грустные размышления. Ни малейших шансов на счастливое окончание стычки у его семьи, в отличие от недавнего, точно такого же посещения, не было.

Да и дочка явно растерялась. Слушая хвалу своей красоте, она краснела и хмурила точёные бровки, что ещё больше добавляло зубоскалам удовольствия, и они ещё больше веселились, комментируя её стать и красоту. Но, что совсем странно, уважительно, без оскорблений,

Девочка явно не привыкла к подобному, повышенному вниманию и не знала, что и ответить, смущаясь и краснея.

Стоящий же перед ним барон что-то говорил и говорил, совершенно не обращая внимания на зубоскалов, словно не слыша, а скорее всего просто привычно не обращая внимания. Что ещё больше выбивало рыцаря из равновесия.

Буквально за пять минут его дочь получила пять предложений руки и сердца, ровно в пять раз больше, чем за всю свою юную жизнь, хотя у неё был уже довольно приличный для невесты возраст. Восемнадцать лет, рассвет девичьей красоты.

Глядя на то, как неизвестные ему вояки зубоскалят с его дочерью, рыцарь недовольно хмурился. Хотя, положа руку на сердце, особо ничего возразить и не мог, поскольку всё происходило в рамках приличий, и рыцарского вежества не нарушало. Придраться было не к чему.

Просто это было непривычно. Никто раньше ни с ним, ни с его семьёй так себя не вёл.

Тем не менее, всё что вокруг происходило, не отменяло того, за чем приехал сюда этот, стоящий напротив него барон, настоящий владелец того дома в котором жили уже несколько поколений его семьи.

— Надо съехать — съедем, — нехотя проговорил рыцарь, отводя взгляд от стоящего напротив человека. — Соберём что своё, и съедем.

— Зачем? — с лёгкими нотками раздражения в голосе возразил Сидор. — Живите себе и дальше. Как жильцы и арендаторы вы меня вполне устраиваете.

— Чем же? — сердито прищурясь, рыцарь со злой, бессильной усмешкой смотрел на него. — Денег нет, и не будет. Возьмёшь в уплату пару баранов? — едко усмехнулся он. — Так они тощие, за лето так и не отъелись. Воды нет, нет и травы, нет и мяса. Да и не дам я тебе их, самому что-то жрать надо. Так с чего же тогда такое благоволение?

— А других всё равно нет. По крайней мере пока, — пожал плечами купчик. — Так что живите, сколько хотите. Платите только аренду. Хотя бы как за съёмное жильё.

Уедете вы, дом без людей быстро развалится. Ещё потом тратиться на ремонт придётся.

— А в этих краях это дорого! — скупо усмехнулся рыцарь, подивившись про себя наивности и какой-то детской, самонадеянной наглости этого покупного барона, открыто говорящему ему в глаза вещи, за которые в другом месте и в другое время рыцарь бы его просто убил.

Рыцарь умел это делать. Очень хорошо. Именно потому он и дожил до своих сорока лет, завёл семью и четырёх детей. И этого лопуха, что перед ним корчил из себя не пойми что, родовитого дворянина, он мог убить даже сейчас, в том неудобном положении, в котором сейчас находился. Но понял, что не может этого сделать. Он теперь неожиданно понял, что всем своим беззаботным видом хотел ему сказать стоящий напротив барон.

— "Если хочешь, чтобы твоя семья жила — соглашайся!"

И в этот момент рыцарь понял, что никогда не простит тому этого унижения и когда-нибудь убьёт его. За то, что тот сейчас вот так стоял перед ним, подбоченясь, а он, родовитый шляхтич из семьи старых поречных дворян, чьи предки никогда ни перед кем не склоняли головы, должен был сидеть перед ним, как слуга и смотреть в землю. Чтобы тот не заметил его ненавидящий взгляд. И терпеть. Терпеть унижение ради своей семьи, судьба которых находилась сейчас всецело в руках этого разбогатевшего торговца, за свои грязные деньги купившего где-то дворянский титул.

А то, что этот барончик был из купцов, рыцарь понял с первого же взгляда.

Манеры!

Манеры, речь и поведение трусоватого простолюдина. Простолюдина, выбившегося сначала в богатые торговцы, а потом купившего себе титул у какой-нибудь разорившейся семьи. И теперь думающего, что он хозяин всего, что добывали и строили веками совсем не его предки, а предки тех, чей титул он нагло присвоил, а теперь присваивал и их имущество.

А то, что этот купчик трус, рыцарь даже не усомнился, глядя на многочисленную, до зубов вооружённую охрану, рассыпавшуюся по усадьбе и взявшей в кольцо его и всю его семью.

В душе рыцаря ворохнулась ненависть, лютая ненависть родового обедневшего дворянина к плебею, рвущемуся в паны.

— Не надо, — усмехнулся стоящий напротив барон, глядя прямо в глаза рыцаря. — Не надо меня убивать. Хотя бы по двум причинам.

Первая. У вас всё равно ничего не получится. А вторая — если вы попытаетесь убить меня, я убью вас и всю вашу семью.

Причём вы даже ничего сделать не успеете, — скучным голосом добавил он.

"Блин, — со злостью думал Сидор, глядя на сверкавшего глазами рыцаря. — Ну до чего же все эти местные рыцари тупые. Все их мысли написаны на их роже аршинными буквами, и каждый раз все как один удивляются, откуда я знаю, что они хотят сделать. Наивная простота".

Да у вас, сударь, на лице написано, что вы хотите меня убить, — с мрачным видом заметил он, глядя на молчаливого, подобравшегося рыцаря, глядящего на него пустым, ничего не выражающим взглядом матёрого убийцы.

Итак! Выбор за вами. Не будем играть в демократию и входить в ваше тяжёлое положение. Будем считать, что мне плевать на него.

Вам плевать на меня, а мне плевать на вас.

Так вот к вашему сведению. Только слепой не видит, что весь ваш вид и вид вашей семьи буквально кричат о том, что у вас нет и не может быть денег. И нет давно.

Поэтому, я не буду приставать к вам с какой-то дурацкой арендой, да ещё за пятьдесят последних лет. Тем более, что с вас и взять то нечего. А бараны ваши тощие мне и даром не нужны, ешьте их сами.

Нет таких доходов, чтобы было из чего платить, — скупо усмехнувшись, повторил рыцарь. — Нет и не будет, — жёстко отрезал он, невольно переходя на агрессивный, резкий тон.

Казалось, человек, стоящий напротив, даже не заметил агрессивных ноток, явственно проскользнувших в голосе рыцаря. Тем не менее, даже рыцарю, было хорошо видно, что этот человек хотел от него чего-то добиться.

Задумчиво почесав макушку, он внешне как бы лениво поинтересовался.

— А не хотите отработать? Я человек непоседливый, не сидящий на одном месте. И уж тем более не собираюсь сидеть в этом городе. И вообще, у меня в другом месте свой дом, жена, усадьба….

Здесь же не хотелось бы оставлять без внимания такие хорошие земли.

Сидор чувствовал себя отвратительно. Хочешь, не хочешь, а придётся выгонять на улицу семью рыцаря. А оставлять у себя за спиной человека, который тебя ненавидел и в любой момент готов был тебя убить, было бы верхом глупости.

Ну а то, что у того действительно нет денег, ни на что, видно было по всему виду одетой в откровенное рваньё семье.

— "И я что, должен теперь выгнать рыцаря с семьёй на улицу? Только потому, что у него нет денег? Сыновей в бандиты, а дочь на панель? Или в постель какому-нибудь старому магнату, как обычно подобное и происходит? Или как они тут называются? Бароны, князья, графья? Или как ещё?

Не видел я, что ли таких вот семей? Пока профессора искали, полконтинента обошли. Насмотрелся на подобную шляхетскую нищету вдоволь.

Я что им зверь, что ли?" — сердито подумал он.

И к огромному его сожалению, даже если сейчас рыцаря просто выгнать, не требуя с того никаких денег за мифическую аренду, это уже ничего не изменит. Тот его уже ненавидел.

И так клин, и так клин.

Сидор долго молчал мрачно поглядывая на стоящую напротив семью.

— Мне под боком не нужны люди, собирающиеся меня убить, — охрипшим с чего-то голосом мрачно проговорил он. — А ты именно это и собираешься сделать. Сейчас или потом — не важно.

Я по своей натуре человек спокойный и мирный. Даже, можно сказать, не конфликтный. И со всеми хотел бы жить в мире и дружбе. С тобой же этого не получится. Больно гонору много, смирения не хватает. Поэтому вот тебе моё решение.

Никакого долга, как я раньше думал, я тебе не прощаю. Тридцать лет ваша семья кормилась с этих земель и потом ещё двадцать, когда пропала вода, вы просто жили в чужой усадьбе, ни за что не платя. Вот и заплатите и за то, и за другое.

А чтоб ты был посговорчивей, забираю себе на службу тебя, старшего сына и дочь.

Задумчиво посмотрев на молча сидящего неподвижно перед ним, стиснувшего зубы, прожигающего его ненавидящим взглядом рыцаря, он угрюмо продолжил.

Все вы, как я заметил, неплохо умеете обращаться с оружием. Вот и отработайте свой должок. Ты с сыном на войне с ящерами, у нас в лесах под городом Старый Ключ. Надеюсь, знаешь такой пограничный с ящерами город в верховьях Лонгары, — неприятно усмехнулся он. — А дочь твоя там же, в составе войск амазонок повоюет.

Лет за пять вы все вместе должок-то и выплатите. Да и своё финансовое положение изрядно поправите. Воевать будете не за так, а согласно стандартной плате за наёмничество.

Заодно, хотя бы на этот срок обезопасю лично себя от поползновений с твоей стороны. Как-никак, а убивать работодателей у наёмников не принято, — мрачно пошутил Сидор.

А пять лет вам как раз хватит, чтоб со мной расплатиться. Если к концу в живых останетесь, — мрачно, с намёком добавил он. — Ящер там нынче злой пошёл и просто так в руки не даётся. Так что. Повозиться вам придётся.

Отправитесь по месту своей будущей службы прямо сейчас. А чтоб вы случайно не пропали по дороге, понадеявшись вернуться и с друзьями отбить оставшуюся в заложниках жену и двух сыновей, вам в сопровождение дадут тройку тех милых ящерков, что стоят сейчас по обоим бокам тебя, рыцарь.

Молчаливый рыцарь демонстративно медленно оглянулся, как бы оценивая стоящих у него по бокам ящеров, и сразу погрустнел. Видно, что те собой представляли, он прекрасно был осведомлён, и напрасных иллюзий на счёт их совсем мирного, не угрожающего вида не питал совершенно.

— В дорогу вам дадут денег. Немного, но в достатке, чтоб пока до места доберётесь не питать нужды ни в чём. Но не на руки. Расплачиваться за вас будут всё те же ящерки, что будут вас сопровождать. Они же и будут регулярно отсылать мне сюда сообщения, что дорога проходит штатно, и вы никуда не сбежали.

Убивать их не советую. Во-первых, это трудно, а во-вторых, немедленно повлечёт за собой репрессии по отношению к оставшимся у нас заложникам.

Выбирай, — скучным голосом сухо проговорил Сидор, отвернувшись в сторону и не глядя на рыцаря и его семью. — Я всё сказал. Здесь и сейчас клятва наёмника и возможность лет через пять начать новую достойную жизнь. Или смерть, здесь и сейчас.

— Понятно, — мрачно пробормотал рыцарь, как бы разговаривая сам с собой. — Заложников хочешь получить.

— Хочу, и получил уже, — согласился холодно Сидор. — Пушечное мясо мне нужно, солдатская кровь, если так тебе понятнее.

— Ну а ты, как я вижу, согласен, — криво ухмыльнулся он. — Не самое лучшее приобретение, но: "На безбабье и кулак блондинка". Поэтому, поторопись с присягой и мне пора.

Дождавшись слов присяги, мёртвым, казённым голосом произнесённых рыцарем, его сыном и дочерью, мрачно кивнул головой. Подняв голову вверх, к заходящему уже за горы солнцу, суховатым голосом, без эмоций закончил.

— Собирайте вещички и немедленно отправляйтесь на перевал и дальше в Старый Ключ. Там явитесь в банк "Жемчужный", где с вами и заключат окончательный ряд на наёмничество. Там же вам и объяснят вашу дальнейшую судьбу на ближайшие пять лет. Где, с кем и как вы будете воевать.

Скатертью дорога, — хрипло проскрипел он севшим вдруг голосом, и, развернувшись, больше не глядя на семью рыцаря, покинул двор. Дальнейшая судьба встретившихся ему в этой усадьбе людей его больше не интересовала.

На душе было противно. И большей частью от осознания того сурового факта, что и выбора то у него здесь не было.

На месте остались лишь три молодых ящера, обязанных теперь проследить за сборами рыцаря, и его будущими попутчиками по дальней дороге.

Тайные таланты Мишки Запрудного.*

Следовало признать, что решение Сидора не соваться в развалины и не искать там себе места для временного жилья, расположившись со своим костром под первой попавшейся более-менее целой стеной, было абсолютно верным.

Это Сидор окончательно понял только сейчас, когда встретился с Мишкой Запрудным в занятой тем единственной более-менее прилично сохранившейся комнате бывшей усадьбы.

Вид обшарпанных стен и потрескавшейся, осыпающейся с потолка штукатурки, производил крайне неприятное впечатление. Да и, раз уж ты в походе, не хотелось даже на один день оказаться в точно такой же комнате, как и у него, была в Тупике. Ассоциации были самые неприятные.

— "Вернусь в Тупик, первым же делом заставлю коменданта сделать ремонт в моём доме. Пусть Димон как хочет, а лично мне всё это уже надоело. Вся эта нищета, сидючи на мешках с золотом. Можно подумать, денег у нас нет или некому ремонтом заняться.

Пол жизни проводишь в дороге, мотаясь из конца в конец по Ключёвской земле, а приспособить под нормальное проживание всего навсего один единственный дом в горах, в той ср…ной крепости, времени, якобы, не хватает.

Идиотизм, иначе это и не назовёшь, — мысленно обругал он сам себя.

— Стоп! А почему: "Когда вернусь?"

Что-то странно знакомое в словах Мишки Запрудного, расслышанное краем сознания, выдернуло Сидора из привычной череды пустопорожних мечтаний. Сидор тяжело, обречённо вздохнул. Если жареный петух его в задницу не клюнет, то точно, ничего он делать не будет, никакого ремонта.

— "Надо Беллу с детьми как-нибудь вытащить погостить в Тупик, — неожидан вильнула мысль в сторону. — Места у нас там обалденно красивые и ей наверняка понравится. А то что-то вся моя семейная жизнь крутится вокруг одной землянки и койки. Приехал, помиловался и обратно в поля ускакал, деньги делать. Вот и вся моя супружеская жизнь.

М-да, — мрачно озаботился вдруг Сидор. — Так, глядишь, жену-то я и потеряю, с такой-то семейной жизнью и с подобным потребительским отношением к женщине. Приехал, трахнул, уехал. Так нельзя.

Поэтому…, - напрягшись, Сидор попытался поймать скользнувшую краем сознания какую-то мысль. — Идиот, — тут же обругал он сам себя, удивляясь собственному недопониманию. — Можно ведь просто написать коменданту, чтоб привёл оба дома в порядок. А уж чей он там, мой или Димона, потом разберёмся. В принципе, мне оба нравятся, так что проблем с выбором, можно считать, что и нет. Или тот, или этот, без разницы".

Что ты сказал? Это точно? — с сильным сомнением в голосе, перебил доклад Мишки Сидор.

Наконец-то до его сознания достучалась мысль, что всё это время подспудно его терзала. Мишка упомянул князей Подгорных.

— Ты точно это выяснил? — на всякий случай переспросил он. — Точно к князьям Подгорным ниточки отсюда тянутся? И нападение, и отравление, и всё-всё-всё?

— Точнее не бывает, — уверенно подтвердил Мишка. — Сведения самые точные, можно сказать, прямым ходом из постели спрашиваемого.

— И? — насмешливо поднял бровь Сидор.

— Марфа Клуша — дочка пирожника с базарного конца Кязима, проболталась, — сухо прокомментировал своё двусмысленное заявление Мишка. — Хвасталась подругам, что скоро станет богатой женщиной и дворянкой. Очень богатой, это она особо подчёркивала.

— Небольшое только уточнение, — ещё более сухим тоном проговорил Сидор. — Что в понимании дочери булочника с базарного конца нищего города является понятие "очень богатая"?

— Сто золотых, — уверенно уточнил Мишка. — Причём, не постоянного годового дохода, она такового, просто не понимает, а разово полученная большая сумма. И даже ещё меньше, — подчеркнул Мишка, — не сто, а золотых пятьдесят. Даже такую сумму она в своей жизни никогда в руках не держала. И всё что свыше полтинника, хотя бы на один золотой, это для таких как она, уже — много.

Её подруги это точно подтверждают, потому что когда с ними разговаривали, они даже такого понятия как стоимость сотни золотых и что на такую сумму можно купить не знали. А уж про золото если вообще заводить речь, то им и один золотой — чудовищно огромные деньги.

Здесь нищий, разорённый край, — тихо проговорил Мишка. — Любые деньги для них — много.

Потому дочка пирожника и стремится вырваться из этого пыльного проклятого города, куда угодно и как угодно. Тем более в свою собственную усадьбу, и в другие, благословенные мета.

Самое интересное другое. Куда именно она уедет, в какие благословенные места? — скупо усмехнулся Мишка. — По её словам, выболтанными разозлёнными на её высокомерие подругами, уехать на жительство она должна была в самом скором времени, в начале зимы. То есть, как раз в настоящее время. А место — знаменитые тёплые долины в районе устья Северного Стрыя с целебными гейзерами. Это на северном побережье, — пояснил он, видя, что Сидор непонимающе напрягся.

Марфа особо хвасталась именно этим моментом, особо подчёркивая, что будет там, на уровне самых родовитых дворянок, что ездят туда "на воды". Что станет им ровня.

Чем вызвала нешуточное недовольство своих бывших подруг.

— Так уж и бывших? — с усмешкой прокомментировал его слова Сидор.

— Теперь уже точно бывших, — без тени улыбки подтвердил Мишка. — Тело Марфы Клуши нашли вчерашним утром в сухом колодце на городском кладбище.

Что туда её понесло, или кто — неизвестно, — предупреждая вопрос, сразу пояснил он. — Но тело опознано родственниками, и к настоящему моменту наверняка уже и погребено. Так что никуда Марфа уже точно не поедет. А вот почему — это уже другой интересный вопрос. Незадолго до своего сначала исчезновения, а потом внезапного появления в виде трупа, Марфа проболталась, тайком, конечно, — с коротеньким смешком уточнил Мишка. — Что уедет не просто так, а со своим мил-другом, который ей после какого-то важного дела сделает предложение руки и сердца. Вот-вот и сейчас-сейчас. Как только выполнит что-то, так сразу и сделает. А потом вдруг как-то разом и странно замолчала. А потом и вовсе — пропала. И до вчерашнего утра её никто не видел.

И хахаля её, то есть мил-друга, никто не видел, — тихо проговорил Мишка. — Ни раньше, ни потом.

Раньше она его никому не показывала. По её же словам, чтоб подруги не увели. А потом, видимо, и показывать стало некого.

— Точнее, — сухо оборвал Сидор Мишку. — И давай только факты.

Сразу подобравшись, Мишка согнал с лица ехидную ухмылку.

— Только факты, — тихо проговорил он. — По данным бывшего бургомистра города, отрабатывающего полученные от нас деньги, в городе никого нового и подозрительного за последние месяцы не появлялось. Ни до вашего приезда сюда, ни после. А вот в ближайшей округе отмечены эти любопытные факты.

Два дня назад, как раз когда пропала пресловутая Марфа, на тупиковой дороге к заброшенному городу, бывшему ранее когда-то по соседству с Кязимом, сгорела небольшая дворянская усадебка. Сгорела не просто так, а со всеми своими дворовыми постройками, хозяевами и гостями, гостившими там по какому-то случаю. Несчастный случай, как утверждают городские власти.

Кто, что, сколько там хозяев было, сколько было гостей — городским властям выяснить не удалось. А точнее будет сказать, что когда городская стража попыталась навести справки и разобраться, кто там и что вообще могло бы быть, им тут же дали по рукам из нынешнего органа власти — из городской магистратуры.

Поэтому, стражники удовлетворились лишь самым поверхностным внешним осмотром и глубоко копать не стали. А потом и вовсе чудо произошло, — Мишка скупо усмехнулся.

Внезапно появились наследники прежних погибших хозяев и тут же принялись за наведение порядка в усадьбе. Ремонт, перестройка и всё такое. Так что, не прошло и недели после пожара, а там и следа от былого уже нет. Всё кругом новенькое и сверкает свежей побелкой.

Но что следует отметить….

Мишка внезапно замолчал, интригующе глядя на Сидора.

— Знающие люди из городской стражи, сильно обиженные на то, что им не дали выполнить их профессиональные обязанности должным образом, просили донести до сведения господина барона нечто. То есть до тебя, Сидор, — уже без тени ухмылки на лице, Мишка совершенно серьёзно смотрел на Сидора, — что совсем незадолго до пожара рядом с той сгоревшей потом усадебкой видели…

Кого б ты никак не ожидал бы здесь увидеть? — Мишка, с откровенно победоносным видом, ехидно смотрел на Сидра.

— Короче, — с тяжёлым, обречённым вздохом, Сидор прикрыл ладонью глаза. — Сколько раз тебе сказано было, чтоб докладывал коротко и самую суть, а не растекался мыслью по древу.

И пожалуйста, — устало попросил он. — Давай без этих драматических пауз.

Кто был, что делал? — чётко акцентируя слова, тихо спросил Сидор.

Наклонившись прямо к его уху, чтоб даже чисто теоретически никто бы не смог услышать, Мишка прошептал:

— Князь Подгорный, Дмитрий Сергеевич, двоюродный брат нашей княжны, собственной персоной, с малым отрядом сопровождения числом в пять вооружённых до зубов рыл. Его персональный карательный отряд, который просто так нигде и никогда не появляется. И после которого никогда не остаётся никаких свидетелей. А пожар — верное средство сокрытия любых следов, особенно следов пребывания в той усадьбе большого отряда наёмников числом в пять десятков. Который вдруг неожиданно куда-то пропал. Бесследно, — веско проговорил Мишка.

А если посчитать, сколько мы тут наваляли трупов при ночном нападении, да добавить к ним тех, что вы с Димоном положили на плотине, в прошлый свой приезд сюда, то, как раз выходим на это число.

Сведения совершенно точные. Отряд князя видел направляющимся как раз по дороге к той сгоревшей усадьбе ваш знакомец, Мыкола Победняк, тот, который нынче в городе полусотником городской стражи служит. Он с князем как-то встречался на узкой дорожке и с тех пор питает к нему никак не проходящую горячую любовь и нежность, доходящую до того, что готов убить его при первой представившейся возможности. Любым способом, в любое время дня и ночи. И хоть сам он потомственный дворянин, не слишком куртуазный способ устранения князя его ничуть не смущает.

Вот такая у него горячая любовь к этому самому князю.

— Вот тебе и большая семья, требующая большого жалованья и регулярных её выплат, — мрачно констатировал Сидор, с кривой улыбкой. — Ай, да Мыкола, ай да Победняк.

И чего до сих пор не убил? — вроде бы как лениво поинтересовался Сидор.

— А того и не убил, говорит, что встретил он князя не одного, а с его тем самым отрядом головорезов. А соваться к ним, даже с целым десятком он поостерёгся. Подготовка у местной стражи не та. А Мыкола работает только наверняка. Вот того и не убил.

Так что, полусотник просил передать. Что если господин барон, как заинтересованное лицо, изволит выделить бедному, обнищавшему рыцарю энную сумму, достаточную для найма группы серьёзных профессионалов, то он, как другое крайне заинтересованное лицо, готов возглавить погоню с целью уничтожения и князя, и его отряда.

Пусть даже прошло уже несколько дней после их исчезновения, но след он найдёт, потому как знает где и как искать. За тем, мол, он в эти края и приехал, что была у него тайная надежда столкнуться с этим князем на короткой дорожке. Поскольку, по его сведениям, есть у того князя в этих краях какой-то свой серьёзный интерес. И князя здесь регулярно встречали, и как недавно выяснилось, всё так же регулярно встречают и поныне.

— Вот, значит, как, — едва слышно проговорил Сидор. — А что именно? Что именно так тянет князя Подгорного в эти места? Не сказал? Не спрашивал?

— Спрашивал, — тяжело вздохнул Мишка. — Но полусотник не знает. Точнее — не интересовался. Одно отметил совершенно точно. Как только он начинает интересоваться у кого-либо в городе или округе владельцами той усадьбы, как спрашиваемый моментально замыкается, и говорить перестаёт напрочь, словно вдруг слепнет и глохнет.

— Весьма многозначительный факт, — буквально промурлыкал довольный Мишка. — Поэтому, каково будет наше решение? — предвкушающе нервно потёр он руки.

— Сидим на попе ровно и не высовываемся, — холодным тоном отрезал Сидор. — Нас здесь слишком мало, чтоб нам нос высовывать. Да и те кто есть, еле ноги таскают. Поэтому — приказ: "Сидеть, наблюдать и не рыпаться. Но что происходит в округе, знать досконально".

— И займись немедленным восстановлением дороги к усадьбе. Как только мы отсюда уедем, так сразу и займись. Мало ли что. Вдруг она нам срочно понадобится.

— Пол версты дороги всего-то и разрушено, а ни пройти, ни проехать.

— Ну, на это-то в городе как раз найти людей не сложно, — невозмутимо отозвался Мишка. — Ума там много не надо. Бери больше, кидай дальше, трамбуй. Так что если даёшь добро, завтра же и приступим.

— Приступай, — сухо проговорил Сидор. — Усадьбу не трогай, мало ли что. Вдруг действительно взлетим на воздух, если примемся здесь что-либо делать. А вот дорогой непременно займись, время не ждёт.

— А полусотник? — вопросительно глянул на него Мишка. — Ему что ответить, когда спросит?

— Сколько он хотел? — вяло и внешне равнодушно поинтересовался Сидор, словно о чём-то неинтересном.

— Просил пятьсот сразу и ещё пятьсот потом, по исполнению.

— Дашь сразу тысячу и потом две. И предупреди, чтоб слишком не рисковал. И что мне нужен результат. Любой. И если не получится банально убить князя, то пусть нанесёт любой вред, какой только сможет. Я согласен и на меньшее, лишь бы досадить.

Достали меня эти князья Подгорные, — раздражённо сжал он кулак. — Надо бы им напомнить, что не всё коту масленица, и они тоже под Богом ходят. Не зря же говорят: "Как аукнется — так и откликнется".

"Быстрое" возвращение…*

Назавтра Сидору стало уже не до местного шляхтича, его семьи, дочки и чужих семейных проблем. Неожиданно по тайному подземному ходу из крепости прибыл гонец, которого не должно было быть ещё как минимум несколько дней, и на Сидора сразу навалились новые дела и заботы, принесённые им с собой.

Впрочем, проблемы принёс не гонец, а большая кожаная сумка с кучей писем из крепости, скопившихся там за последний месяц в надежде, что подвернётся удобный случай, чтобы быть переданными Сидору. Каковой тут же и представился, как только посланный за помощью в горный госпиталь гонец, добрался до крепости.

— Комендант приказал срочно передать вам скопившуюся в крепости почту, — негромким голосом проговорил гонец, сверяя по описи количество писем из сумки и проверяя их печати и сохранность. — А к нему специально из города отправляли, в надежде перехватить вас по дороге в Кязим.

— М-да? — флегматично пробормотал Сидор, на глаз окидывая неожиданно большое количество почты.

Он уже не ждал ничего хорошего. Такого раньше никогда не бывало. Чтоб его пытались перехватить с почтой прямо на середине дороги куда-либо? Это был очень нехороший признак.

— Из банка, от Марьи Сергеевны, — перечислял меж тем гонец, поочерёдно проверяя печати и откладывая запечатанные конверты в сторону. — Из города, от некоего Ивана. Без отчества и каких-либо других пояснений, — отложил он в сторону второй конверт. — От вашей жены. От ящеров. И от городских властей.

— А этим-то чего от меня надо? — неподдельно изумился Сидор.

— Наверное требуют войска, — с невозмутимым видом пожал гонец плечами.

— Чего? — широко распахнул глаза Сидор.

— Войска на войну с ящерами, — опять пожал плечами гонец. Лицо его оставалось невозмутимым, но в глазах явственно заплясали весёлые чёртики, что было совсем уж непонятно. — В городе последнее время только и разговоров было по этому поводу. Что мы, война скоро. Вот, наверное, по этому поводу городские власти и засуетились. Или денег просят, а Марья Ивановна, как обычно их посылает….

— Не понял? — изумлённо распахнул глаза Сидор. — Каких денег? Что ещё за новое дело? Они там что, совсем оборзели? — рявкнул он на невозмутимого гонца.

— Да нет, — пожал тот плечами. — Всё по закону. Не хочешь воевать — плати.

— За что? — ещё более изумился Сидор. — За войну?

— А я знаю? — невозмутимо пожал плечами гонец. — Это не моё дело.

Единственное что могу сказать. На днях, как раз перед моим отбытием из Тупика, туда дошли вести, что скоро война будет.

Именно поэтому на словах меня просили при личной встрече непременно передать: "Немедленно вернуться в город для решения важных проблем"

Немедленно. Это ваша жена особо подчёркивала несколько раз. Немедленно.

И последнее. На словах комендант просил передать, что врач для отряда скоро будет. Ждут из города кого-то новенького. Как раз специалиста по отравлениям. Как прибудет, так сразу к вам и отправится.

Хорошо, — кивнул головой Сидор. — Почту сдал, почту принял. Свободен. Пока поступаешь в распоряжение Мишки Запрудного, а как буду готов с ответом, сообщу. Пока что — гуляй.

Дождавшись, когда гонец отойдёт от его костра подальше, неторопливо вскрыл первое по важности письмо — от Ведуна. Краткость текста неприятно поразили.

— "Срочно приезжай, жду".

— Как информативно, — недовольно проворчал он, откладывая письмо обратно в сумку.

Кто тут у нас второй? Советник, — тихо проворчал он себе под нос. — Что этот пишет?

Распечатав конверт, быстро пробежал глазами содержимое.

— Что и следовало ожидать, — мрачно констатировал он. — "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить". Да здравствует Александр Васильевич Суворов со своими знаменитыми поговорками. Не в бровь, как говорится, а в глаз. Бревном!

Сначала денег не хотели отдавать, отдали. Хоть и со скрипом, но отдали. Потом были станки — не хотели продавать. Шапку хорошую сверху накинули — продали. Теперь доставка забуксовала, не знают куда везти и кто повезёт. В это время нет желающих соваться в штормовое море, учитывая и возможный лёд. А в устье Лонгары по этому времени боятся даже сунуться, только в Восточное Приморье, подальше от любопытных глаз и ото льдов. А это ещё лишние сотни вёрст вдоль побережья. А потом ещё через пол континента на волах. Точнее на битюгах.

Тьфу ты, — раздражённо сплюнул Сидор на землю. — На тяжеловозах, будь оно всё неладно. Шикарная перспективка, — чуть матом не выругался Сидор. — В итоге — плюс месяц, другой к крайнему сроку доставки. Значит, стан у нас в городе будет не раньше середины, а вернее всего в конце зимы. И нет порта, где б его можно было безопасно, без чужих глаз разгрузить.

Единственное место, что приходит на ум, где мы могли бы относительно свободно принять груз — это баронский в прошлом город Солёный Плёс.

Приехали! — помрачнел Сидор.

Перспективы с Солёным Плёсом были самые не радужные. Не говоря про то, что там всё, что только можно, было разрушено, он к тому же стоял на самом последнем месте по вероятным местам выгрузки прокатного стана и прочего промышленного оборудования. От него до любого из его подгорных проходов было дальше всего по приморской равнине. А значит, и наиболее опасно. К тому же там, на месте даже причалов приличных чтобы принять негабаритный груз не было. Придётся теперь неподъёмные тяжести тащить на своём горбу из трюма или с помощью какой-то матери с пердячим паром пополам. Или на скорую руку сооружать там какие-то временные разгрузочные площадки с кранами, талями и прочим портовым оборудованием. И сколько это займёт времени и труда не хотелось даже думать. Уже понятно, что не день и не два. Одно радовало, будет это не завтра, а не ранее чем через два, три месяца. Заведомо успеешь подготовиться.

— Очень занимательно, — тихо проворчал он себе под нос. — Всю жизнь мечтал только этим и заниматься. Ладно, — тяжело вздохнул он. — Смотрим что дальше. Ящеры.

— Пипец, — не сдержавшись, уже дальше матом, сквозь зубы прокомментировал он содержимое письма.

Со злостью швырнув скомканный лист бумаги в сумку, не сдержавшись, грязно выругался.

— И эти туда же, по стопам Советника. Нужно время для подготовки утверждённой операции. Будем не раньше чем через два, три месяца и тоже в крайней точке. А крайняя для них точка — всё тот же проклятый Плёс.

Ну, свет клином сошёлся на этом Плёсе, — выругался он. — Мёдом им там намазано что ли, на этой помойке.

Ладно, — мрачно констатировал он. — Главное, что теперь точно время есть, и можно уже никуда не спешить. Посмотрим, что пишут городские власти. Что этим-то от меня надо? О, как! — раздражённо хлопнул он кулаком по листу бумаги. — Просят рассмотреть вопрос о посылке нашей дружины на охрану границы с ящерами. Сроком на месяц, как все. Все посылают, а мы нет. И то, что у нас нет дружины, как таковой, их уже не смущает. Мило! По количеству нанятых у нас на заводы рабочих посчитали, что должна быть, и потребовали.

О, как, — невесело рассмеялся он. — Похоже, переварили оплеуху с перевалом и взялись за нас всерьёз. Знают, что пошлём, но всё равно потребовали. Надеются что проскочит или на скандал нарываются. Последнее вероятнее всего, — мрачно констатировал он.

Перебьются, — Сидор решительно отложил письмо обратно в сумку.

Теперь, приятное, — загрустил он сразу, только вскрыв письмо от жены.

По содержанию, ну прям копия Ведуна: "Приезжай немедленно жду". Запятую ставить по месту. Где хош, там и ставь. Как под копирку друг у друга списывали.

А может, действительно и списывали, — пожал он плечами. — С Белки станется и не такое отчебучить.

Теперь, последнее. Машка! Наша Машенька-писательница разродилась целым романом.

С мрачным предвкушением Сидор достал из необычно толстого конверта целую кипу с двух сторон густо исписанных мелким убористым почерком писчих листов и углубился в чтение.

Закончив, устало прикрыл глаза. Всё происходящее ему категорически не нравилось. Стоило ему уехать, как дома начало твориться чёрте что, и оттуда требовали его немедленного возвращения. А он не мог оставить отряд в том состоянии, в котором тот сейчас находился. Две трети бойцов были в лёжку. Татары свалили к себе в нижнюю усадьбу и там обживаются, наводя порядок. И в случае нападения рассчитывать приходится только на немногих оставшихся на ногах егерей. А его срочно требуют домой. И притом усадьба заминирована. И вполне возможно, что и сам туннель тоже заминирован, вместе с выходом на той стороне. Никто ведь не проверял. До сего дня подобное и в голову никому не приходило. А жить на минном поле удовольствие то ещё.

Получалось, что срочно уехать он не мог. Через Басанрог долго. А через туннель опасно. И бросить всё здесь в том положении, что оно есть — нельзя. Надо ждать взрывников и не соваться в туннель пока его не разминируют. И никого туда больше не пускать, и самому не соваться. Мало ли что случится. Раз повезло, пронесло, два повезло, пронесло, на третий может и не повезти.

Сидор мысленно чертыхнулся. И так клин, и так клин. Ещё и врача из госпиталя нет до сих пор, и будет только через несколько дней, вместе с группой сапёров. Нравится, не нравится, а придётся сидеть и ждать, как бы Белла с Ведуном и Машка не возмущались и его не торопили.

Ну а пока выдалось свободное время, не занятое ничем срочным, можно было и поближе ознакомиться с усадьбой. Тем более что при ближайшем рассмотрении выскочило много интересного. А лазить по развалинам, где можно было найти массу всякого любопытного, Сидор любил. Поэтому, отложив на потом все текущие дела, он принялся за детальное изучение доставшегося ему имущества жены.

И при повторном, более внимательном обследовании впечатления были самые положительные. Сидор ещё больше убедился в правильности своего решения расположить здесь свою основную торговую базу.

Для этого здесь были, чуть ли не идеальные условия. Огромные подвальные помещения, настоящие катакомбы, соединённые между собой многочисленными подземными проходами, создававшими впечатление, что сама усадьба строилась больше вниз, чем вверх.

На небольшой горной террасе, на которой стояла эта усадьба, над катакомбами возвышались лишь небольшой Главный усадебный дом — изящная двухэтажная постройка с мезонином, и немногочисленные, скромные одноэтажные постройки.

По внешнему виду это была типичная небогатая усадьба какого-нибудь бедного дворянина. И уж никак нельзя было предположить, что под ней устроен огромный, подземный комплекс.

Может быть, ещё и поэтому на неё до сих пор никто не обратил внимания, так как практического использования всех этих огромных подвальных помещений в отдалённой от города горной усадьбе никак не просматривалось.

Да и для стоянки транзитного обоза усадьба подходила мало. Стояла она в стороне, как бы на отшибе, в трёх верстах от основного торгового тракта, идущего по подножию горного склона, и смысла тащить тяжелогружёные фургоны по серпантину в горы не было ни малейшего. К тому ж по всей длине прилегающего к городу участка бывшего торгового тракта, до сих пор ещё отчётливо просматривались руины бывших там когда-то ранее многочисленных торговых пристанищ, и лезть куда-то в горы смысла не имело ни малейшего.

Однако для нужд самого хозяина этой усадьбы, владельца этой обильной водой долины, она была весьма удобна. Учитывая же тайное назначение усадьбы, как склада товаров для торговли с той стороной, с Загорьем, как в этих краях называли Левобережье, эта усадьба была приспособлена идеально.

Длинный пологий спуск на тракт, только снизу, со стороны тракта от подножия склона, казался тяжёлым, длинным и утомительным. На самом же деле это был чисто оптический обман зрения и даже для тяжелогружёного фургона подъём был совсем не обременительным. И обычная пара тяжеловозов уверенно могла тащить тяжёлый груз вверх по пологому, извилистому серпантину дороги.

Спускаться же вниз с горы, так вообще было одним сплошным удовольствием.

Словом эта усадьба идеально подходила на место торгово-складского центра всего этого края. Тем более что с защитой её также проблем никаких не было.

При производстве раскопок выявилось наличие широченного крепостного рва трёхметровой глубины, выдолбленного в каменистом грунте вдоль всей крепостной стены, полностью в настоящее время засыпанного кирпично-известковым крошевом от разрушенных стен и прочим каким-то мусором.

И стоило только откопать ров и восстановить бывшие тут когда-то трёхметровой высоты толстые кирпичные стены, от которых ещё остались, как образец, пара кусков не до конца взорванной внешней ограды, взять штурмом эту горную твердыню, цитадель, было бы крайне затруднительно.

Помимо внешнего, комплекс имел ещё и внутреннюю защиту от возможного проникновения внутрь усадьбы по подземному ходу с той стороны гор. И только необычайным везением и обрушением части боковой стены подземелий при взрыве, и можно было объяснить, что первый раз они вообще смогли попасть сюда с той стороны год. Да ещё может быть тем, что когда-то главный выход из пещеры, перекрытый сейчас обвалом, практически погрёб под собой все смертоносные ловушки, которые в изобилии стали проявляться при первой же попытке откопать основной проход. Одновременно, при том, открыв доступ в пещеры.

Соваться в подземелья было смертельно опасно, а вот расчистить засыпанный мусором ров ничто не мешало, чем, не дожидаясь сапёров, активно и занимались поправляющиеся после отравления егеря Сидорова торгового отряда, постепенно по мере сил включавшиеся в процесс восстановительных работ.

Впрочем, глубоко вникать в строительные особенности и архитектуру горной усадьбы Сидору не пришлось. Буквально через пару дней после прибытия гонца с почтой из Тупика прибыл отряд сапёров, числом в пять душ, вместе с группой врачей из госпиталя, и весь их немаленький обоз, вместе с хозяином, в первый же день безжалостно вышвырнули с обжитой стоянки.

Командир прибывших сапёров, приведший с собой ещё и какого-то ящера, как оказалось, спеца по подобным сооружениям, только головой качал, потрясённо глядя на то, что уже успели натворить в усадьбе татары, егеря Сидора, сам Сидор и несколько месяцев сидевшая тут небольшая группа Мишки Запрудного.

— Нет слов, нет слов, — раз за разом качал он головой, глядя, как успевший буквально за пару минут уже во всём разобраться ящер, с диким матом, пинками выгонял из раскопов рва егерей, щедро охаживая тех по спинам подобранным где-то черенком от лопаты. — Ну что вы за идиоты? Ты хотя бы знаешь, что весь комплекс заминирован?

— Ну, — мрачно косился на подобное непотребство Сидор, морщась, но, тем не менее, стараясь не вмешиваться в дела специалистов. — И что?

С неподдельным интересом минёр смотрел на злого Сидора, словно не веря тому, что видел:

— Ты понимаешь, что только чудом тут ещё всё не рвануло?

Если бы твои идиоты, про присутствующих ни слова, — ёрнически ухмыльнулся он, — хотя бы потрудились немного пошевелить своими куриными мозгами, они бы задали один единственный вопрос. А что это за куски мыла везде разбросаны по подземельям.

Не стали бы тупо откапывать ров и завалы, а сначала хотя бы прибрались немного. Тогда может быть нашли бы ещё пару пудов тола, припрятанного в стенах у них под самым носом.

На кой ляд мы тащили с собой столько дорогущего тротила, взрывать твои завалы в горах, когда у вас здесь в стенах, в подвалах, в подземном проходе и везде по территории мы уже чуть ли не пол тонны взрывчатки откопали. А сколько ещё найдём, одному Богу известно! — уже чуть ли не матом орал он прямо в лицо виновато хлопающего глазами Сидора.

— Чё ты орёшь! — рявкнул на него не выдержавший ора Сидор. — Кто ж знал, что его так много. А мыло твоё, что могли, собрали. А туда, в дальние подвалы даже не совались, чтоб случайно не подорваться. Мало ли что. И хватит на меня орать, орало. Иди, займись делом, а от меня отъе…сь со своим тротилом. Делай то, для чего тебя наняли, и не верещи.

Вся эта история с взрывчаткой, неожиданно в обилии появившейся в стенах заурядной, всеми забытой усадебки, его и так уже достаточно вывела из себя, так что выслушивать ещё ор и крики какого-то несдержанного тупоголового вояки, он совершенно не собирался.

— Ты спокойно разговаривать можешь? — уже гораздо более спокойно проворчал он, видя, что и минёр уже поуспокоился и больше не зыркает злобно по сторонам. — Кому в голову могло прийти минировать эти развалины, — постучал он себя по лбу. — Ты хотя бы прикинь, во что встаёт тот тротил, что вы уже нашли. Это уже тысяча килограмм. Куда его столько? Да и кто бы мог о подобном даже просто подумать? Ты соображаешь, сколько это стоит?

— А то, что у тебя тут перевал под боком, тебя это не напрягает? — флегматично поинтересовался командир сапёров. — Кому, нахрен, нужны конкуренты. Об этом ты не подумал?

— А чего раньше тогда не взорвали? — неожиданно улыбнувшись, Сидор дружески хлопнул его по плечу.

— Откуда я знаю, — улыбнулся в ответ минёр. — Может, ждали таких идиотов, как вы. Или ждали более удобного случая, чтобы подорвать остатки развалин вместе с вами и проходом, одновременно. А может, приберегали сам проход, на всякий случай.

А потом твой дурак-переросток все провода тут пообрывал, и взрывать стало невозможно. Хоть какая-то польза от этого идиота Мишки.

И, кстати, — схватился он. — По поводу охраны. Я уже обратно, на ту сторону своих ребят послал. Пусть постерегут выход, да заодно и посмотрят как там и что. Если здесь тротила не пожалели, то и там наверняка есть.

Хотя, — сапёр задумчиво почесал пальцем шею. — Сомнительно. Судя по тому, как разворочен там весь склон, на той стороне всё как раз подчистую было взорвано. А вот тут явно что-то помешало. Но что? — пожал он плечами, — не пойму.

Ход под горами то явно оборудован для транспортировки груза конными фургонами, — пояснил он. — Так что оставлять такой проход на волю судьбы, никак не должны были.

Пиши письмо коменданту, чтобы ставил на том выходе тайный пост. Иначе, точно взорвут и отрежут нас от дома.

Тот, кто это всё устроил, — сапёр широким жестом повёл рукой вокруг, — был совсем не дурак. И то, что взорвано не всё, знает прекрасно. И уж место выхода пещеры на той стороне гор, ему известно как раз очень даже хорошо. Поэтому, охранять придётся оба выхода. Здесь — явно, там — тайно.

Хотя, — безнадёжно махнул он рукой. — Какая уж теперь тут тайна. Столько народу о твоём проходе уже знает, что о полной тайне можно спокойно забыть.

И ещё. У меня сложилось такое странное впечатление, что мы нашли только то, что нам хотели показать, а главное, ещё не обнаружено. Так что, дай мне…, - сапёр глубоко задумался, прикидывая что-то в уме. — Дай мне, своих человек пятьдесят. Они, хоть пока ещё ноги еле таскают, но для моих мелких нужд и такие доходяги сойдут.

О плотинах же в горах на ближайшую пару месяцев можешь спокойно забыть, — жёстко отрезал он на так и не заданный вопрос. — В туннеле этом под горой нам ещё сидеть и сидеть, проверять и проверять. И боюсь, что тут не то, что за пару дней, а и за пару недель не управишься. Если вообще, не за пару месяцев.

Очень большая и серьёзная работа, — напряжённо посмотрел он на Сидора. — Так что, готовь денежки, потому как договор наш придётся пересмотреть в сторону увеличения. Насколько — скажу по исполнении. Если скажу, — скупо улыбнулся он, — а не взлечу перед тем на воздух, что вполне вероятно с такими помощниками, — сердито покосился он на смутившегося Сидора.

Развернувшись уходить, внезапно притормозил.

— Да! Будет лучше вам со всем своим табором всё же убраться отсюда ещё дальше, денька на три. Пока мы тут окончательно всё тщательно не осмотрим. Не дай Бог, рванёт какая-нибудь скрытая закладка, которую мы пока не нашли. И что? Кто мне потом за работу платить будет? — негромко рассмеялся он.

Той же ночью, чтоб не привлекать лишнего внимания и, не смотря на большое число лежачих больных, весь обоз целиком перебрался на несколько верст, ниже по склону, временно обосновавшись в двух усадьбах де Вехторов в долине. Правда и они перед тем были заранее тщательно проверены на наличие минных закладок.

Никаких работ до окончательного разминирования усадьбы решено было больше не проводить. Поэтому оставшиеся на ногах и не занятые на разминировании усадьбы выздоравливающие егеря были отправлены в помощь Травнику, активно осваивавшему доставшуюся ему усадьбу. Пользы от едва стоящих на ногах егерей было с гулькин нос, но хоть что-то, чтобы быстрей привести в порядок и так не слишком запущенные постройки.

Как командир сапёров и говорил, самое тщательное обследование не заняло больше трёх дней, по истечении которых весь караван вернулся обратно в усадьбу.

О чём подумали местные жители, наверняка внимательно наблюдавшие за странными перемещениями обоза, Сидор не стал интересоваться. Не до того сейчас было.

Главное дело, из-за которого он оказался здесь, в этих пыльных сухих скалах, неожиданно забуксовало, и когда он сможет двинуться дальше, в Восточное Приморье, пока было непонятно. Но той остроты проблемы, по которой ему следовало бы здесь всё срочно бросить и спешить на побережье, уже не было. Приобретение оборудования в Империи и на Западе резко забуксовало. По разным причинам, но результат был одинаков. Ни оттуда, ни оттуда в ближайшую пару месяцев ждать ни станки, ни оборудование, ни инструмент не стоило. Потому и срочной необходимости нестись сломя голову на побережье, смысла не было ни малейшего.

А учитывая состояние всего торгового отряда, двигаться на приморские равнины сейчас для них было смерти подобно.

Учитывая же настойчивое требование врача из госпиталя, что тому понадобится не менее двух недель на выздоровление бойцов, и ещё хотя бы одной недели на их реабилитацию, то раньше чем через месяц и возвращаться, сюда не стоило.

Так что причин Сидору задерживаться в этой горной усадьбе не было, исключая лишь то, что ему самому было дико интересно, чем же закончится вся эта эпопея с водохранилищем, и хотелось лично посмотреть, как будут взрывать завалы.

Но и тут вышел полный облом.

Казалось бы, небольшой ручей, организованным ими с ближайшей запруды, давал уверенный, неиссякаемый источник воды, вполне достаточный для полива тех пятисот гектар земель, что были в собственности баронов де Вехтор в этой долине. А больше и не надо было. Проведённая совместно с вновь прибывшими егерями краткая, осторожная вылазка на то озеро выявила весьма характерные признаки того, что поток этот так и не иссякнет, как они первоначально думали. А для тех двух небольших усадеб, земли которых планировалось поливать, вполне хватало даже этого небольшого ручья.

И надо было спешить домой. Больше в горах его уже ничего не держало.

Письмо…*

Последний перед отправлением домой вечер Сидор провёл один возле своего полюбившегося костра. Можно было, конечно, не ждать утра и отправляться сразу по готовности, тем более что идти пришлось бы всё одно под землёй, где солнца так и так нет, но… Во-первых, биологические часы ты не обманешь, и спать всё равно захочется. А спать в хоть как-то обустроенном месте всё же, лучше, чем на голых камнях в холодной пещере. А во-вторых….

Во-вторых, надо было ещё раз перечитать полученные письма и попытаться ещё раз разобраться в том, что всё-таки происходит в городе и не ошиблись ли они с Ведуном, затевая эту многоходовую операцию по сокрытию источника поступления к ним средств. Уж больно были неоднозначны первые полученные результаты.

Весь последний вечер при слабом, колеблющимся свете своего небольшого, попыхивающего можжевеловым дымком костерка Сидор в который уже раз за последние дни с трудом продирался сквозь витиеватые изыски изощрённого слога Маши и корявые, написанные, словно пьяная курица лапкой буковки. Вчитываясь в текст он просто наслаждался её фантазиями, где она в мельчайших деталях, подробно, откровенным матом и ничуть не сдерживаясь в выражениях, описывала, где и как она будет иметь эту бл…ь Ведуна, как только тот попадётся ей в руки. И желательно подальше от людей, там, где никто не посмеет ей помешать расправиться с этой бл…ью.

Две трети текста письма Маша всячески изощрялась в своих бурных фантазиях на тему сексуальных предпочтений и половой ориентации "этого гнусного ё. я", и всего их ё…го Территориального Совета, которые за счёт их компании решали какие-то свои дела. О, которых, кстати, их даже не удосужились заранее поставить в известность.

И только потом, деловым сухим языком она кратко, лишь факты, извещала его, что речная блокада амазонок, так угнетавшая экономику всего Ключёвского края, снята и что всё в делах компании идёт штатно.

Не считая планируемой городом войны с ящерами, в которую старательно втягивают их компанию, словно им мало проблем с ящерами на озёрах. Ещё требуют предоставить им собственные клановые войска для отправки на Чёрную речку. Мол, наняли наёмников оттуда к себе на работу, так теперь будьте любезны, верните их обратно, но уже как своих клановых дружинников.

"Идиотизм и беспримерная наглость", впрочем, в свете всего последнее время произошедшего, вполне естественная.

И совершенно дурацкая история с посольством амазонок, к которому непонятно было, как и относиться.

Для всех была представлена картина одна. Что амазонки, теснимые с востока ящерами, попросили город Старый Ключ о помощи, и тот, сам заинтересованный в пресечении поползновений подгорных людоедов на человеческие земли, пошёл им навстречу.

Как это выглядело? Да просто.

Пограничный левобережный город Старый Ключ согласился с предложением амазонок о постройке на верфях города нескольких боевых лодий для республики. Заказ был немаленький и щедро оплачиваемый. И город, что называется с крючком заглотил столь щедрое предложение соседей.

Ещё бы — колоссальный заказ на четырнадцать малых боевых ушкуев, десять больших боевых лодий и десять больших транспортных десантных лодий. Практически всё то, о чём и говорила им при встрече Илона Бережная — тридцать четыре боевые лодьи.

И все как одна проплыли мимо их носа, помахав ручкой.

Сумма контракта была просто чудовищная — десять миллионов золотых имперских ящеров. Плюс к тому, обещание руководства республики, что если всё пойдёт хорошо, то после выполнения данного заказа, городу будет предложен для исполнения ещё один, не меньший заказ. Если не по количеству судов, то уж по сумме потраченного на него золота — точно.

Было лишь одно такое, ма-а-аленькое уточнение со стороны амазонок, предложивших городу столь роскошные перспективы.

Они открытым текстом потребовали от города надавить на баронов де Вехтор и на так досаждавшую им компанию землян в лице господ Сидора, Димона, Марьи Корнеевой и остальных, связанных с этой компанией лиц. И заставить тех, вернуть таки назад в Амазонию бесчестно захваченные ими в плен суда, во время последнего мелкого недоразумения между левобережным городом и республикой. Тем более что руководство самой республики не мешало баронам де Вехтор всё это лето активно пользоваться неправедно приобретённым "чужим" имуществом.

То, что каждый такой рейс хорошо проплачивался Речной Страже и амазонки при этом ещё и хорошенько нажились на взятках, осталось где-то за кадром. Никто из них о том даже не заикнулся, словно так и должно было быть.

Город же, кто б сомневался, в лице представителя городского Совета господина Косого, естественно, пообещал всячески поспособствовать выполнению "пожеланий" соседей, больше похожих на наглые, бесцеремонные требования. И сразу же, не дожидаясь окончания переговоров, как говорится, не откладывая дело в долгий ящик, попытался вывернуть их компании руки, требуя чуть ли не безвозмездной передачи "чужого" имущества их бывшим владельцам.

И у Совета это, к сожалению, получилось. Пришлось пойти навстречу и клятвенно пообещать, вернуть "чужое" имущество, сразу же по достижению договорённостей о снятии блокады.

А то, что их компания потратила на восстановление этих судов, амазонки обещали компенсировать небольшой платой за передаваемые суда.

И дальше шла короткая приписка, полная скрытой горечи: "Пятьсот тысяч золотых — небольшие деньги за пять великолепных судов, которые по самым скромным подсчётам должны были бы потянуть на миллион двести, миллион пятьсот. Сумма совершенно ничтожная и намного меньшая, чем всё то, на что они рассчитывали ранее в самых скромных своих предположениях. Но хоть как-то покрывающая издержки компании по ремонту и восстановлению трофейных судов.

Ни о каком отдельном большом заказе персонально их компании строительства двадцати четырёх боевых кораблей нигде не было сказано ни слова. Все обещания Илоны Бережной и её уверения, оказались пустым бабьим трёпом, ни к чему никого не обязывающим. Пустышка, подсунутая им, и, как оказалось, и самой Илоне непонятно с какой целью.

Последние скупые строчки письма, написанные рукой Беллы, сухо поведали о том, что им всё же придётся пойти на передачу трофейных судов. И хочется того им или нет, не имеет значения, поскольку невыполнение компанией данного требования грозит серьёзными осложнениями уже чуть ли не со всем городом. А суда, как ни сопротивляйся, отобрали бы и так. Уж слишком серьёзно были настроены члены Совета на достижение мирных договорённостей с амазонками.

И ещё там дальше было короткая, злая приписка от Беллы: "Про пять уворованных у них же ушкуев, воюющих ныне с ящерами на озёрах, посольством не сказано было ни слова, словно амазонки ничего и не знали о том. И это не смотря на то, что до половины экипажей там, на суднах, составляли всё те же самые бывшие пленные амазонки, и не знать о том, что у компании есть ещё одно такое же "трофейное" имущество, амазонки, ну, никак не могли. Видимо, оставили рычаги влияния на будущее".

"Однако, с паршивой овцы, хоть шерсти клок" — была последняя короткая злая приписка Беллы в том письме.

Отложив в сторону письмо Маши, Сидор надолго задумался.

Всё шло штатно.

Машка прекрасно отыграла свою роль, громко, на весь город вопя, что их грабят. И это было очень хорошо. Надо было дать городским властям Старого Ключа видимость, что они в очередной раз прогнули компанию землян, отомстив им за перевал, чтобы за этой дымовой завесой провернуть свои дела.

К тому же сейчас, когда компании землян надо было тишком притащить в город кучу драгоценного оборудования, приходилось сидеть тише воды, ниже травы, и бодаться с городскими властями на их поле, сейчас было смерти подобно, да ещё в таком деликатном вопросе, как снятие торговой блокады амазонок на реке. Слишком велико было раздражение в рядах городской Старшины по отношению к их компании. Особенно усилившееся после того, как благодаря именно деятельности Сидора с нефтью на перевале Басанрог, с города была снята блокада и там, а вот городская Старшина при том понесла весьма существенные потери. И стоило им сейчас хоть немного возмутиться, а не молча проглотить оскорбление, их бы просто и без затей смешали с грязью.

Следовало затаиться, потому что было понятно, церемониться с ними больше не будут. Тем более что и общественное мнение горожан теперь было полностью на стороне городского Совета. Блокада тяготила всех. И если ради общих интересов надо было пожертвовать интересами кого одного, то почему бы и не компанией землян. Благо это не ты, не твой друг, не сосед, не товарищ, не свояк… и так далее по индивидуальному перечню.

Хорошо, что Маша и Белла это прекрасно понимали, и не стали входить с городскими властями в контры, просто молча, без скандала уступив.

— Нас нагнули на глазах у всех. А мы смолчали, — тихо пробормотал Сидор себе под нос. — Теперь будет очень трудно работать в городе. Это не есть хорошо.

Всё, чего добились за последний год, рухнуло. Конечно, нас все пожалеют, не без того. Мол, пострадали ради общества и всё такое. Но за глаза будут презирать, что дали себя прогнуть.

— М-да, — задумчиво хмыкнул Сидор. — В глазах всего Ключёвского общества мы серьёзно упали.

Посидев немного в глубокой задумчивости, Сидор достал из потайного кармана у себя в куртке ещё одно письмо и углубился уже в его изучение.

Впрочем, этого можно было и не делать. Он и так помнил весь текст, чуть ли не наизусть.

Письмо было от Ведуна, догнавшее его с посыльным еже на перевале Басанрог в последний день. Письмо с детальным, чётким перечнем его планов.

Ведун вёл свою персональную сольную партию в своём Территориальном Совете и отыграл её на все сто процентов, добившись того чего ему надо. Снятия блокады и привязки интересов амазонок к экономическому развитию города. Благое дело.

Только вот сделано всё было за счёт их компании и без каких-либо компенсаций.

И как теперь посчитать моральный урон, понесённый их компанией, даже в голову не приходило. Одно было кристально ясно. Будет трудно. Ближайшее время будет очень трудно. И как преломить сложившееся у всех впечатление, что их можно безнаказанно прогнуть было пока непонятно.

Раздражённо хмыкнув, Сидор опять вернулся к Машиному письму.

Там дальше теми же скупыми словами было сказано, что Городской Совет: "Принимая во внимание результат усилий их компании по снятию блокады", предложил их клану ввести своего представителя в Городской Совет с правом совещательного голоса. Мол, в виде компенсации за понесённые ими ради интересов всех потери и бла-бла-бла.

С этаким издевательским подтекстом, мол: "Всё что можем, всё что можем"….

Короче, отыгрались на них за перевал по полной.

На что она, при полной поддержке Беллы, отказалась. Хватит! Сидеть бесправной попкой на собраниях и лишь беззубо вякать, не имея никаких прав реально влиять на принятие решений и на их исполнение — нет уж, это не для них.

На этот раз, видимо для разнообразия, матерная фраза в конце фразы отсутствовала.

А дальше опять пошли мрачные сетования на то, что они опять оказались элементарно не готовы к изменившимся обстоятельствам.

Стоило только в городе стать широко известным, что амазонки сняли речную блокаду, как весь город буквально сошёл с ума. И чуть ли не в тот же день в низовья Лонгары ломанулось практически всё свободное взрослое население города, а дома остались одни лишь убогие ни на что не годные работники. В связи, с чем у них опять открылась колоссальная вакансия по рабочим местам на заводах, спешно заполняемая необученными подростками из баронского обоза. И больше всего, как водится, пострадали водочные производства.

И не иначе как насмешкой тут можно было расценить обращение посольства амазонок к Городскому Совету, с просьбой о возможности заказа на заводе их компании нескольких десятков стационарных пулемётных пневматических систем для пограничных крепостей.

Прекрасно, будучи осведомлены об их проблемах с рабочими, иначе, как издевательством со стороны амазонок, это и назвать было нельзя.

Узнав вероятные сроки изготовления — весна будущего года, не раньше, они сочувствующе покивали головами и отдали заказ на сторону. И теперь огромный, дорогущий, архи выгодный заказ на сорок пневматических пулемётных систем уплыл мимо их носа большей частью в руки Кондратия Стальнова, а меньшей достался Демьяну Богат, двум их заклятым конкурентам.

Дальше опять на полстраницы шли сочные матерные выражения, буквально впавшей в истерику Маши, с обещаниями в другой раз оторвать ему все выступающие части тела, несмотря на горячие просьбы о его помиловании от её подруги Беллы, если он, хотя бы один раз ещё пожалеет эту сволочь, Кондрата. Который теперь ходит по городу гоголем и свысока, насмешливо посматривает на неё. Да ещё и подкалывает с этим заказом, мерзавец!

О сумме доставшегося ему контракта можно судить хотя бы по тому, что только у них, и одной лишь меди он попытался заказать на сумму не менее ста тыщ. Пришлось послать. Хоть медь у них есть, а денег, как всегда, нет.

Впрочем, это ничуть не опечалило Кондрата, который в тот же день заключил с Головой контракт на поставки ему медных чушек с Запада. И даже выставленные Головой безумные цены за металл, равные двойной стоимости на самых дорогущих рынках цветных металлов, Кондрата не остановили, заставив всех в городе серьёзно задуматься о ближайших перспективах развития мастерских Стальнова.

Теперь Кондрат — член Совета, и, без всякого сомнения, входит в сотню богатейших людей города, оставив далеко позади всю их компанию и многих старых именитых горожан.

И дальше опять шли Машины сетования, что у неё появилось горячее желание открутить бошку одному слишком вумному Ведуну, который не потрудился их даже поставить в известность о планируемых им мероприятиях, о чём, как теперь выяснилось, прекрасно были все осведомлёны в городе: и Голова со своими компаньонами, и практически все-все-все городские кланы. Все, кроме них одних.

Потому-то другие и сумели так подготовиться к переменам, что буквально за два дня компенсировали все свои потери от блокады, отправив в низовья Лонгары огромное количество лодий, шнек и прочей плавающей мелочи, под завязку гружёных зерном.

И никакие теперь отговорки Ведуна типа того, что не мог, не успел, был занят, не было людей, кого можно было послать и оповестить, и прочее, прочее, её больше не интересуют.

Одним словом, ничего кроме достаточно серьёзных для них проблем, снятие речной блокады им не доставило — это была основная нить всего этого сумбурного и бестолкового письма. И раньше, мол, были проблемы, а со снятием блокады они только выросли.

И тут же шло прямое подтверждение её слов.

Наконец-то разрешилась проблема с их "пленными" амазонками, теми, которых они якобы держали в плену и не отпускали домой.

Все претензии к ним со стороны городских властей были сняты и им формально возвращены все отобранные у них земли, удерживаемые до сих пор городскими властями в своей собственности.

И даже мельницу пресловутую вернули, на которую было, наложил свою лапу Демьян Богат. Со скандалом, но вернули. В знак, как бы доброй воли и компенсации потерь.

Только вот это уже не мельница. Это теперь совсем непонятно что. Куча дров с торчащими откуда-то из середины развалин останками бывших когда-то станков. Куча железного и дровяного хлама, убитого вусмерть.

— А вот это мы и без твоего письма знаем, — флегматично хмыкнул Сидор. — Могла бы и не писать. Был я перед отъездом на той мельнице. Впечатлился, что называется загодя. Так что те руины пусть пока постоят, подождут, когда я не вернусь. Тогда и разбираться будем.

Сидор с силой провёл ладонью по лицу, стирая усталость, и до боли сжал подбородок, возвращая ясность сознания. Сколько бы он ни хорохорился, а их в очередной раз поимели. Причём, в отличие от прошлого, в этот раз ещё и демонстративно унизили, на глазах у всех приказав отдать честно завоёванную добычу. И им пришлось на это пойти, иначе последствия были бы для них много хуже.

— "Сегодня отобрали трофейные суда, просто так, в приказном порядке, а завтра отберут построенное нами же самими, — мрачно подумал он. — Раз утвердившаяся практика безнаказанного грабежа так и дальше будет иметь место быть. Ведь не попросили добром, как следовало бы, а заставили, прилюдно унизив. И если не дать им сейчас по сусалам, ничего у них не будет. Так и будут дальше регулярно стричь как баранов. Потому как привыкли уже.

Отсюда, кстати и нехватка рабочих на заводах, — угрюмо подумал он. — Люди не желают работать с неудачниками и теми, кого можно безнаказанно обобрать. Таких не любят и дел с ними иметь не желают.

И что теперь?

А теперь будем думать", — мрачно прищурился он на пламя костра.

Попавший в глаза слабенький дымок вызвал слабую слезу, показавшуюся в уголке глаза, и можно было бы подумать, что человек у костра тихо плачет, если б не сверкнувшие из-под бровей лютой злобой холодные глаза.

Впрочем, сверкать глазами можно было сколько угодно, на дело это не влияло ни на йоту и ни на чём не отражалось. Надо было решить как выбираться из того болота, куда их во многом по его вине и стараниями того же Ведуна занесло. Так вышло, что их мягкость и благожелательность к окружающим воспринималась всеми однозначно как слабость. И если теперь виновных в их унижении не наказать, то о достойной жизни в Старом Ключе можно было навеки забыть.

Все в городе прекрасно всё понимают, что они ни в чём не виноваты, тем более в происходящем. И не их в том вина, что амазонки в обмен на отмену блокады потребовали наказать их компанию, а не кого-то другого. Но понимать слабость и простить — это разные вещи. Такого никто не простит. Терпеть рядом будут, как убогого калеку, но уважать — нет.

Зло, ворохнув плечами, Сидор постарался отвлечься от мрачных дум. Выходило плохо, но надо было. Поднеся письмо поближе к свету, снова вчитался в текст.

— "А теперь, юридически их компания не имела больше никаких прав, якобы насильно удерживать амазонок в плену", — шёл дальнейший перечень Машей их бед и проблем.

И дальше следовал ехидный, полный неприкрытого сарказма рассказ о том, как посольство амазонок отправилось посмотреть, в каких условиях содержались их пленные товарки. И с каким скандалом они добивались этого, требуя немедленно показать им места содержания, концентрационные лагеря за колючей проволокой в несколько рядов, баланду, чем их кормят, и так далее. Иначе, мол, не будет никакого снятия блокады.

И каково же было изумление посольства, когда они наконец-то попали в лагерь Кары на озёрах.

Короче, половина посольства, привлечённая роскошными условиями жизни и заработками, пожелала там же сразу и остаться, не желая возвращаться обратно. И кончилось всё очередным колоссальным скандалом, и посольская лодья ушла из города с половинным экипажем. Оставшаяся же половина предпочла наплевать на мнение начальства и остаться в лагерях, немного повоевать с подгорными ящерами, а заодно и хорошо подзаработать.

— Ну, конечно, — скептически хмыкнул Сидор. — А то, можно подумать, они про заработки у нас ранее ничего не знали, и такой большой состав посольства и был то ими специально подобран, как раз исходя из того, что половина их изъявит желание остаться у нас на заработках.

Дальше шли сетования на то, что эта сволочь, Ведун, чуть ли не в ультимативной форме потребовал от неё ещё камешков, обещая в скором времени превратить их в золото и ссылаясь на какие-то прежние сидоровы договорённости с ним. На что она просто и без затей послала его по хорошо тому известному пеше-сексуальному маршруту, добавив при том, что лишь крайняя нужда в средствах не позволяет им сейчас же, немедленно выкинуть и его лично, и его пресловутый Территориальный Совет из учредителей их банка и рассчитаться по их доле. И что подобное его поведение и скрытность привели нашу компанию к серьёзным, невосполнимым убыткам. Мужик сразу увял.

— Маша, Маша, — Сидор с сожалением покачал головой. — Когда ты научишься видеть дальше собственного носа и того что лежит на поверхности. Ведун не должен прилюдно проявлять предпочтений ни к кому. Должность у него такая. И вот то, что ты с ним прилюдно поссорилась, для нас это даже хорошо. Лишь бы он сам с нами не поссорился, — сердито проворчал он себе под нос. — Во всём этом деле с отменой блокады явно что-то пошло не так и наперекосяк.

Ну не должны были амазонки делать заказ на суда городу. Договорённость с ними была на заказ конкретно нам. Те самые двадцать четыре лодьи. А вот вторая партия, якобы обещанных позже городу заказов, собственно городу и должна была достаться, чтоб скрыть полученный нами жирный кусок. И не потом, а сразу.

История же с заказом пулемётных систем, вообще ни в какие ворота не лезет. Заказ должен был быть наш и только наш. И ничей иной. И раз это не так, то значит, что-то произошло. Что-то весьма серьёзное и связанное именно с нами. Но что?

— Сидор внимательно вчитался далее в текст письма. Ответа не было. Подумав, Сидор достал из сумки письмо Ведуна, по краткости сравнимое разве что со знаменитыми речами какого-нибудь древнего философа молчуна. Ответа в трёх словах не было.

Опять вернувшись к наиболее подробному из всех писем, принялся заново перечитывать Машино послание, начиная с места на котором остановился.

Маша далее вещала вообще для неё непонятное. Оставшиеся в городе и нанявшиеся к ним на службу амазонки фактически ни присяги, ни чего иного этим своим поступком, как оказалось, не нарушали. У них и самих сейчас идёт жестокая война с неожиданно активизировавшимися подгорными ящерами по всей границе с Империей. Поэтому и место службы теперь для них не играет особой роли, если только ты реально воюешь с подгорными ящерами, а не бьёшь баклуши где-нибудь в тылу. А вот заработки — на озёрах и в болотах верховий, не сравнить. Как оказалось, здесь они на порядок выше, чем у них дома. Поэтому даже те, что уплыли, обещали в скором времени вернуться, пока их места не заняли желающие. Так что, на полторы тысячи новых рекрутов можно смело рассчитывать.

— Это называется: Не нытьём, так катаньем, — недовольно проворчал Сидор. — Вот как надо нанимать полторы тысячи добровольцев. Не за тысячные гектары кедрача, а просто за золото. Кстати, не такое уж и большое, — снова невольно раздражаясь, как, только, он вспоминал об основной своей проблеме за последние месяцы, тихо пробурчал он себе под нос.

Ну-с, и что мы имеем? Четыре тысячи амазонок, — уже более серьёзно задумался он. — А стоит ли вот так сразу сводить их всех вместе? Ответ однозначный — нет, не стоит.

Полторы тысячи пришло — убрать оттуда полторы. Куда? В Приморье, конечно. Пусть сидят и ждут прибытия кораблей десанта. Пусть лучше на трассах поторгуют, денежку, хоть малую нам заработают.

Четыре тысячи! — Сидор в задумчивости запустил пятерню в свои волосы и яростно подёргал шевелюру. — Блин! Чуть ли не половина бывшего списочного состава прошлого легиона Речной Стражи. А с учётом отсутствия служб обеспечения, функции которых фактически выполняет наша компания, так практически все линейные части. Полный списочный состав. Чудовищно много для нашего тощего кошелька и страшно мало для наших потребностей, даже там, на Великом Озёрном Пути. Да ещё и этот облом с заказом от амазонок. Уж эти-то денежки нам бы точно не помешали.

Нет, — покачал он головой. — Надо разбивать отряды амазонок на части и использовать по отдельности. Нефиг им вместе собираться.

Дальше в письме шли одни грустные слова, что нужно золото, золото, золото. Много золота. И единственный источник его поступления на данный момент это торговля с Приморьем, поскольку по реке они ничего отправить не могут. Есть лодьи, свои собственные, уже без всяких привязок к тем амазонкам, те самые двенадцать штук, что занимались перевозом обоза барона с низовий Лонгары в Старый Ключ, но нет к ним экипажей.

Все подготовленные ранее группы матросов отправлены на озёра, осуществлять проводку караванов с рудой и набираться опыта. Там дикая нехватка бойцов из-за активизации ящеров. И на все нужды обученных людей опять не хватает.

И ни с кем из городских речников ей не удалось договориться о доставке их товаров в низовья Лонгары. Все везут только своё. Все лодьи, шнявы, рыбацкие баркасы, лодочки и плоты, бывшие ранее в городе, ушли в низовья, под завязку, под самые борта набитые залежавшимся в городе товаром. И места там для их товаров не нашлось.

После того как Совет столь бесцеремонно обошёлся с ними, а они молча утёрлись, отношение к ним в городе серьёзно изменилось. И если раньше ещё хоть как-то проявлялись признаки уважения, то теперь с ними окончательно перестали считаться. Словно они в глазах всех превратились в парий.

Даже Дюжий попытался было расторгнуть заключённый контракт на работы.

Пришлось сунуть ему под нос подписанные им же самим бумаги. Атаман увял, но столь злобно зыркнул, что у неё зародились серьёзные сомнения в действенности достигнутых с ним соглашений. Хорошо, что пока его сдерживает Малой, второй атаман, имеющий вес в нанятых Сидором бандах. Только это и спасает пока от окончательного развала всего и вся.

"Вот так вот, дорогой друг Сидор. Всем в первую очередь только своё!", — шла мрачная присказка в конце.

Город пуст, словно по нему прокатилась чума.

— "Знал, что будет трудно. Но чтоб настолько — даже не догадывался. А мог бы", — мрачно констатировал для себя Сидор.

Отложив в сторону письмо, Сидор устало зевнул. Поздно. За окном давно уже полночь, а он всё не спит.

"Надо завязывать с этими полночными посиделками, — пришёл он к окончательному выводу. — Завтра опять рано вставать, и опять будет с самого утра голова трещать, с недосыпу".

"Спать-спать-спать, — устало зевнул он. — Утро вечера мудренее", — успел ещё подумать он, проваливаясь в сон.

Впрочем, снов он давно уже не видел. Никаких.

 

Глава 11 Город и Старшина, или Старшина и город

Сбор.*

Простой воскресный день первого месяца начала зимы удивительным образом совпал с праздничным днём в доме Городского Головы. И по этому случаю с самого раннего утра в доме Сильвестра Андреича Косого царило необычное для столь раннего часа оживление — на сегодня были назначены крестины его долгожданного внука Ванечки. Первого сына его младшенького и самого любимого сыночка Аркаши. И теперь ничего не подозревающий по своему несмышлёному, грудничковому возрасту Иван Аркадьевич Косой, внук Главы города Старый Ключ, готовился вечером принимать гостей. И для этой важной цели усиленно набирался сил, тихо посапывая рядом со своей молодой мамашей — бывшей амазонкой речной стражи Имры Строгой, в замужестве Имры Косой.

Правда, злые языки возводили гнусный поклёп на его младшенького, говоря, что тот оказался абсолютно безхарактерным мужичонком и попал под каблук и полный контроль со стороны своей юной жены. И теперь не то, что выпить лишнюю стопку боялся, но даже смотреть в ту сторону не смел. Даже смели имя их родовое ломать, ёрнически называя сыночка Аркашу — Строго Косой. Хотя, Голове нравилось, хоть он и ворчал часто по этому поводу.

И плохой бы он был политик, если б не использовал подвернувшийся случай в своих интересах. Приставка Строгий к родовому имени, по мнению Головы, придавала ему большей значительности. И порой он сам иногда думал, а не оставить ли окончательно и у себя подобную приставку-расширение. Тем более что существующими языковыми нормами подобное допускалось. По крайней мере, это могло бы поставить на место некоторых слишком зарвавшихся в последнее время жителей этого города.

Вот по этому поводу, по поводу крещения своего внука, Голова и собирал на крестины представителей всех старых, богатых родов города. И чтобы не ударить лицом в грязь, с самого раннего утра в его усадьбе царил упорядоченный, строго выверенный хаос, результатом которого этим вечером должна была стать знатная пирушка старых, проверенных друзей.

Правда, на пирушке должны были присутствовать и кое-какие не совсем желательные посторонние из новеньких скоробогатых, но это не должно было нарушить привычный, давно выработанный ритм праздника.

Поэтому стоящий на высоком крыльце своего терема Сильвестр Андреич Косой — Строгий, как он в мыслях уже привычно себя называл, с самого раннего утра пребывал в самом преотличнейшем настроении, и грядущий, впереди суетливый день подготовки к празднику, обещал ему самые приятственные впечатления.

Вечером, его приподнятое с самого утра настроение только ещё более усилилось. Дошли вести что Ведун, так досаждавший ему последнее время своим регулярным присутствием в городе, неожиданно быстро собрался и куда-то отбыл. Как утверждали надёжные источники — подался в низовья Лонгары, решать какие-то свои дела в Большом Территориальном Совете всея земли Левобережныя, таков был далеко не полный титул этого управляющего всеми левобережными землями верховного органа власти.

Только это и заставляло Голову терпеть порой просто безобразные выходки этого наглого Ведуна, навроде того, что тот не так давно отчебучил, когда в принудительном порядке ввёл в Городской Совет представителей одного молодого, непоседливого клана землян, без всяких на то законных оснований.

Но этому наглому молодому клану впрочем, очень скоро указали на истинное, положенное этому место, быстренько выкинув самозванцев из состава Совета.

Однако, как в тайне ото всех сам себе признавался Голова, лично для него это имело далеко не самые лучшие последствия. Он серьёзно поссорился с этими шебутными, непоседливыми ребятками и мелкая, казалось бы, ссора, грозила не просто затянуться, а уже перешла в пока ещё скрытое, но вполне серьёзное противостояние. А вот это было плохо. Голова не хотел ни с кем ссориться. Лаской да таской добиться можно было много большего, чем одной лишь таской. О которой, впрочем, никогда забывать не стоило. Особливо с тем кланом землян, которые слова доброго иной раз просто не понимали, но которых непонятно по какой причине поддерживал Ведун.

А Ведун — это был Территориальный Совет, ссориться с которым Голова категорически не хотел. По крайней мере, серьёзно. Поэтому надо было поискать путей, чтобы ненавязчиво помириться с этими новичками, но так, чтобы не уронить при этом своего достоинства, чем он весьма и весьма дорожил.

Одно утешало, что Ведун, похоже, в последнее время и сам серьёзно поссорился с этими ребятушками. Во всяком случае, как докладывали самые достоверные источники, при последней попытке встретиться с Машей, того даже не допустили в её кабинет. А по личному распоряжению управляющей банка Машки Корнеевой охране было категорически указано не допускать того даже на крыльцо.

Чем уж так насолил им Ведун, Голова не знал, но догадывался. И догадки не могли его не радовать. Похоже, Ведун здорово досадил землянам.

И причём, весьма серьёзно, судя по очень и очень резкой реакции на него той самой Машки Корнеевой. И эти догадки были очень похожи на правду, судя по тому, как вела себя Маша, сквозь зубы согласившись с условиями отмены торгового эмбарго амазонок, фактически за их счёт. Когда в присутствии всех членов Городского Совета молча, проглотила неприкрытое оскорбление со стороны Городского Совета, легко пошедшего на соглашение и настоятельную "просьбу" амазонок поспособствовать в возвращении потерянных ими при последнем набеге на Старый Ключ больших транспортных лодий. Уж очень, мол, амазонкам необходимы большие транспортные корабли в начавшейся внезапно войне.

Беспрецедентное по наглости требование, с которым, тем не менее, легко согласились практически все члены городского Совета, поскольку лично никого из них они не касались. А то, что при этом серьёзно пострадал кто-то из горожан, никого не остановило. Похоже, все были довольны, что мимо них пронесло, поскольку чуть ли не за каждым из них тянулся в прошлое аналогичный грешок.

Ну а уж чего стоило самому Голове, чтобы добиться столь внешне согласного всеми решения, знал лишь он один. И знание то радости ему не доставляло. Долго ещё придётся расплачиваться. Одно радовало. Вбитый его неимоверными усилиями клин между компанией землян и Территориальный Советом имел место быть. А вот это дорогого стоило. Ему в городе не нужны были шпионы территориалов.

Ну а уж взгляд, которым тогда Машка наградила Ведуна, был весьма и весьма красноречив. Таким взглядом убивают, но никак не привечают друзей. Так что о странной дружбе между кланом каких-то землян и Территориальным Советом, кошмаром Головы последние несколько лет, можно было смело забыть. По крайней мере, на какое-то время.

Поэтому теперь Голова даже подумывал отложить замирение с этим кланом на более поздние сроки, мол, со временем все неприятности позабудутся, а там они и сами собой помирятся. Чего им делить то, на самом деле.

— "Хотя, на самом деле, есть что делить", — сразу помрачнев, вспомнил Голова. — "Васяткины земли, будь они неладны. И даже не сами Васяткины, как то, что позднее им же самим было бездумно присоединено к этим землям и теперь проходило под таким общим наименованием в бумагах Совета. И которые теперь не выделишь в отдельную часть и не учтёшь отдельно, не перепродашь, не сбросишь как балласт, как давно и по уму следовало бы сделать. Потому, что сразу же самым естественным образом поднимется крайне неприятный вопрос о жульничестве и подтасовках с его стороны.

Как говорится: "Не буди лихо, пока оно тихо".

К тому же и уступать ничего своего Голова никому не собирался. Никому и ничего! Даже бывшим хозяевам. Даже ту небольшую часть, что когда-то действительно была Васяткиными землями.

— "Что с возу упало, то пропало", — любимая его поговорка на все подобные Васяткиным случаи.

А эти земли он давно уже и по праву считал своими, и отдавать за просто так, пусть даже и какому-то своему дальнему родственнику, был не намерен. Даже часть. Тем более что те земли приносили весьма существенный доход в его казну. Точнее в клановую казну, но которую он давно уже считал практически своей.

— "Эх, хорошо! — пронеслась у него в голове довольная мысль при виде деловито суетящихся по двору работников. — А вот и первые гости", — обрадовался Голова, видя, хорошо знакомую подрессоренную коляску Всеслав Игоревича Котова, своего старого и самого надёжного компаньона, первым за этот вечер, подъехавшим к нему.

Слава Богу, что гостей встречал он не один, иначе замечтавшись, он попросту пропустил бы появление долгожданного гостя.

На его счастье, рядом с ним встречая гостей, с ребёнком на руках, стояла его "любимая", будь она неладна, сноха. Она то и не дала ему опростоволоситься, довольно невежливо ткнув своим острым локотком его под бок.

Она была очаровательна в своём красивом, вечернем платье со сверкающей в левом ушке изумительной красоты маленькой серебряной серёжкой. Дивной старинной поморской работы, она нежно сияла на солнце страшно дорогущим зелёным поморском изумрудом в серёдке тонкой паутинки висюльки.

Это был личный подарок баронессы Изабеллы де Вехтор Имре Строгой-Косой на рождение первенца.

И это был предмет ещё одной тайной гордости за свою сноху Головы.

Случилось так, что вредная сноха, вертящая его сыном, как ей вздумается, желая произвести на приглашённых гостей незабываемое впечатление, потребовала от него доставить ей на пиршеский стол несколько бутылочек не чего либо, а орехового напитка "Старый Когнак", жутко дорого и страшно редко встречаемого в продаже коньяка.

Его, Главу города, как будто ему заняться было нечем, кроме как доставать какой-то бабе, пусть даже и собственной снохе, неизвестно откуда безумно дорогущие напитки, словно он половой в трактире. Тем более что у него получился, с таким поначалу казавшимся незначительным вопросом, полным облом.

Насколько уж он был не самым последним человеком в этом городе, но не получилось у него достать, ни одной бутылочки на крестины. У кого бы ни спрашивал, все лишь с сожалением разводили руками, говоря, что старые запасы у всех давно кончились, слишком велик на когнак оказался спрос и потребление, а земной клан, единственный производитель этого редкого напитка, в последнее время перестал им торговать, придерживая его для каких-то своих нужд.

И как последнее время начал подозревать Голова, он понял, для каких. Для тайного подкупа членов его семьи.

Но даже это не становило упрямую сноху. И она добилась-таки своего. Но не с его помощью, а вопреки.

Не найдя коньяка нигде в городе в свободной продаже, она не придумала ничего лучшего, как заявиться в банк к Машке Корнеевой с просьбой поспособствовать в покупке. А потом вместе с ней завалилась в гости к самой баронессе Изабелле де Вехтор, жене лично неприятного ему человека, последнее время серьёзно досаждавшего и Голове, и всем его друзьям.

Да не просто так завалилась в гости, а ещё и потребовала от баронессы продать ей на торжество парочку бутылочек самого дорогущего когнака.

— "Стерва, не экономит семейные капиталы", — мгновенно вспыхнуло раздражение, как только мысли Головы вильнули в ту сторону.

И баронесса, ещё одна точно такая же стерва, если не хуже, якобы растроганная ангельским видом спящего, невинного младенца, которого хитрая баба притащила с собой, не придумала ничего лучшего, как подарить ей серёжку с поморским изумрудом из собственного ушка. Безумно дорогу. фамильную драгоценность, простой амазонке. Подарить просто так, без всякой выгоды, только как матери понравившегося ей младенца. Щаз! Так он и поверил!

Хотя нет, подарила не просто так, а с условием, что Имра Строгая Косая, вместе с его сыном Аркашкой, не задержатся со вторым. Тогда она подарит ей и вторую серёжку, до пары.

Сказать, что Глова был недоволен этим подарком, значит не сказать ничего. Просто в этой ситуации он ничего не мог сделать. Он сцепил зубы и промолчал. Потому что домашние бабы как только увидели подарок сразу раскудахтались, разахались, и сказать им в этот момент что-либо против, было смерти подобно. Тем более что сноха настолько гордилась этим подарком, что даже на ночь с ней не расставалась, не вынимая его из ушка даже ложась в постель с супругом.

И надо сказать, что к условию баронессы Имра отнеслась более чем серьёзно. И теперь из их комнаты каждую ночь доносились весьма характерные звуки, приводя в весьма легкомысленное состояние всех его домочадцев. Даже жена его, на что уж баба не молодая и ленивая, но и та теперь довольно недвусмысленно каждую ночь пихала его в бок, требуя и своей бабьей доли.

Ну а про то, что все в городе только и судачили о столь ценном, дорогом подарке простой амазонке и вообще говорить не стоило. Хотя, какая она простая — единственная дочь весьма небедных родителей, далеко-о-о не последних людей у себя в республике.

Собственно, именно это и примирило Косого с этим подарком. В конце концов, выходило, что ни у кого в городе нет такой редкой драгоценности, кроме как в семье Городского Головы.

Сама же баронесса, обладательница подобной редкости, была не в счёт. Поскольку в старинных дворянских семьях можно было и не такое ещё встретить. Но вот раздаривать направо и налево столь дорогие подарки — это не всякому было дано. И Голова прекрасно понимал, что в лице собственной снохи он получил к себе в семью тайного агента баронессы, беззаветно ей преданного и, что самое главное — искренне любящего своего благодетеля.

Да и самому себе Голова признавался, что он на месте своей снохи, точно также относился бы к такому человеку. К которому ты, придя в робкой, безнадёжной попытке попросить на продажу хотя бы одну бутылочку ценнейшего, самого редкого в их краях напитка "Старый Когнак", получил в подарок такую ценность.

А по случаю крестин, баронесса подарила его снохе не просто пару бутылок, а целую корзину, ровно девять литровых бутылок ценнейшего и редчайшего напитка, не считая бесценную, дорогущую серёжку. Да ещё с таким весёлым, фривольным пожеланием.

Но теперь целых семь бутылок "Старого Когнака" горделиво красовались посреди пиршеского стола, утверждая его превосходство пред всеми прочими, а оставшуюся пару Голова решительно припрятал у себя в шкафу, на всякий случай, как он объяснил возмущённой его поступком снохе. Последнюю же, десятую они выпили вместе с ней на двоих, в знак обоюдного примирения и взаимного согласия. Младшенького же сынка предусмотрительно не позвали — бутылка была одна, да и молод он ещё был такие дорогущие напитки распивать.

На том, что сама вредная сноха была значительно моложе его сына, он благоразумно акцентировать внимание не стал, справедливо рассудив про себя, что иначе ему точно не достанется ни-че-го.

Дальше его мысли прервались, и прибывающие всё новые и новые гости закружились своим нескончаемым чередом. И буквально через пару часов весёлый пир по случаю крестин нового жителя их города бушевал уже по всему терему. Включая и дворовые службы, и гостевые комнаты, и даже сеновалы, куда уже оттащили первых не выдержавших соревнования с зелёным змием гостей.

И за всей этой вакханалией празднества в дальней, уединённой горнице, скрытой от основной массы приглашённых длинным и узким коридором с парой проходных комнат, в которых расположились приближённые стражники, собрался узкий, сугубо ограниченный круг особо приближённых гостей. Для обсуждения наиважнейших стоящих на повестке дня перед городом вопросов.

Узкий круг.*

Первым на сегодня был вопрос дня: "Что делать с посольством амазонок?". Первым и самым главным.

Приятная, радостная, долгожданная, наконец-то с успехом разрешившаяся, но крайне серьёзная головная боль — бывшее недавно в городе Старый Ключ Посольство Совета Матерей амазонок с предложением Старому Ключу о снятии амазонками торговой блокады по реке в обмен на помощь в войне с ящерами. И, породившее невероятную кучу серьёзных проблем, разрешение большинства из которых даже не просматривалось.

Предложение, ещё вчера бы показавшееся полным бредом, теперь звучало крайне серьёзно и без малейшего ёрничанья. Амазонки сами запросили мира и помощи. И с охотой пошли на предложенные городом мирные решения, словно только их и ждали.

Крайне непонятное положение. И что делать, было неясно. Кроме одного, что-то в мире сдвинулось, а вот что — неясно.

Точнее ясно — надо было по-быстрому соглашаться, пока те не передумали, и как можно быстрей закреплять полученный результат.

Однако во всём этом деле была куча маленьких "но", которые требовалось всесторонне обсосать с ближниками со всем надлежащим тщанием, и как можно скорее, пока время не ушло.

По всем данным выходило, что дела в Амазонии творятся странные и доселе невиданные. Была обезглавлена чуть ли не половина пресловутого Совета Матерей Амазонии, органа, управлявшего всей страной, и в республике воцарился хаос. И всё это на фоне какого-то непонятного восстания штрафного легиона где-то в верховьях Лонгары, и начавшейся войны на границе с людоедами.

И особенно много было непонятного с самими казнёнными.

Худо-бедно, но до сих пор казнённые вполне нормально справлялись со своими должностными обязанностями, а тут вдруг были объявлены как не справившиеся с доверием народа и казнены. Прилюдно, при большом стечении толпы.

И что ещё более странное, никто не выступил в их защиту, а значит, что и вины казнённых были, безусловно доказаны, раз никто с тем не спорил. А вот это наводило на самые серьёзные мысли и неприятные ассоциации.

Но и обстоятельства, приведшее к подобному, неслыханному ранее положению дел, были допреж тоже не слыханы. На болотистые, казалось бы ранее никому не нужные земли амазонок в верховьях Лонгары навалились доселе вполне им лояльные пограничные племена подгорных ящеров-людоедов, до того считавшиеся там чуть ли не союзниками, несмотря на всё их людоедство. И на бывшей мирной границе с каждым днём всё более и более разгорался пожар войны.

И теперь, разбитые в быстротечных приграничных сражениях регулярные войска амазонок с тяжёлыми кровопролитными боями медленно отходили вглубь своих пограничных земель, оставляя людоедам свои болота. За которые они непонятно почему вцепились мёртвой хваткой и не желали отдавать. Хотя, спрашивается, что там было такого ценного, что стоило такой крови?

На данный момент амазонкам было потеряно уже до половины территории пограничных болот в верховьях, и пока ими ещё удерживалась узкая полоса болотистой земли вдоль цепочки торфяных озёр, разделявшей все принадлежавшие ранее амазонкам болота верховий где-то наполовину. И теперь на топких болотистых берегах Гнилой речки, реки, названия которой до сего дня не знал практически никто, в кровопролитной схватке намертво вцепились пограничники амазонок с неизвестно откуда взявшимися у людоедов прекрасно подготовленными и вооружёнными легионами ящеров.

Не имперских, что было удивительно, но от того было не легче. В болотах верховий идут кровавые бои, и амазонки еле сдерживают страшный натиск людоедов. А с кем они воюют — непонятно.

И отчаявшиеся уже амазонки, просят ключёвцев надавить на ящера здесь, чтоб снять давление с них там.

И следовало бы решить, принять предложение амазонок и влезть в так не нужную им войну, или всё же послать их куда подальше, посоветовав самим решать свои проблемы. Вот только в таком случае возникала серьёзная опасность, что те же самые проблемы в самом скором времени станут и их тоже. Потеря соседями своей территории кого угодно могло впечатлить, как не могло не вызывать и беспокойства собравшихся в дальней, потаённой комнате людей.

Странное затишье последнего года на их собственной границе с ящером получило грозное, пугающее объяснение. И практика последних месяцев, когда практически все ответственные за определённые участки границы кланы в преддверии зимнего затишья, распустили по домам нанятые ими на летний сезон отряды лесовиков-наёмников, следовало бы признать крайне поспешной и явно ошибочной практикой. Своих войск при таком раскладе могло и не хватить.

К тому ж, хоть напрямую это кланов и не касалось, но их собственный недавний негативный опыт по ведению боёв против новой генерации подгорных ящеров показал высокую уязвимость клановых войск в боях.

По всему выходило, что амазонки столкнулись на своих землях с тем же самым явлением, что и люди на Левобережье. В пограничной зоне контакта с людьми у подгорных ящеров появилась новая раса ящеров. Более высокая, более сильная, более легко обучаемая и более разумная, чем обычный подгорный людоед.

В этой связи всеми с неохотой вспоминалась информация, ещё прошлой весной доведённая до сведения городских властей земным кланом, этим неугомонным Сидором с компанией, о возможности чего-то подобного. Тогда их никто не послушал, сочтя за откровенные басни и желание выделиться. И тем неприятнее было теперь осознавать, насколько те в своих предположениях оказались правы. Хотя, какие уже предположения, это суровая реальность оказалась.

И никому из сейчас собравшихся в этой комнате, подобное положение дел не нравилось. Сильно не нравилось.

И ещё это однозначно свидетельствовало, что натиск Империи Ящеров на земли людей не остановился, как они все последнее время думали. И совсем уж не пошёл обратный откат, как они все себя в наивном ослеплении уверяли, видя творимые безобразия в самой Империи.

И ещё это значило, что усыпляя их внимание демонстративным бездействием и пассивностью, на самом деле Империя последние годы взращивала новую генерацию бойцов для борьбы с людьми. И вырастила! Более сильных, более умных, более дисциплинированных. А насколько умен, может быть ящер, они прекрасно знали по своим, городским ящерам, во множестве поселившимся последний год в их пограничном городе. И даже основавшим в городе свою Лекарскую Академию, где преподавали не только химию и математику, но и более точные науки, механику и биологию, не говоря уж о своём излюбленном предмете — медицине.

Но что больше всего примиряло горожан с этими ящерами, буквально намертво связывая, была их абсолютная, смертельная ненависть к Империи и лично к нынешней правящей династии Императриц. Что они неоднократно уже и доказали, щедро проливая свою кровь в пограничных боях. Правда, не на границе по Чёрной речке, а в сугубо семейной драчке землян с подгорными людоедами на своих озёрах где-то в предгорьях, но оттого не менее кровавых.

И любому их них, случись им случайно оказаться в той самой Империи откуда они все были родом, грозила медленная, мучительная смерть.

Потому их и не гнали из города, что лучшего союзника нельзя было и придумать. Умные, сильные, умелые, они уже весьма значительно помогли многим городским кланам укрепить собственную обороноспособность, за это лето построив на границе для трёх городских кланов четыре хоть и небольшие, но каменные крепости, обещавшие стать непреодолимой преградой на пути подгорных ящеров в будущую военную компанию этой пришедшей суматошной зимы.

Голова настолько погрузился в собственные мысли, что утратил нить ведущегося за столом разговора, и теперь с несколько безсмысленным, бездумным взглядом слушал очередного выступающего. О чем там говорилось, он совершенно не обращал внимания.

Мысли его привычно вернулись на наезженную за последний месяц колею: "Хватит гнобить этот клан землян, или ещё можно немножко?"

Подбитый когда-то глаз задёргало тупой фантомной болью, и о том, что он ещё пять минут назад он думал как бы замириться с кланом землян, Голова забыл начисто.

Как в своё время объясняли ему врачи ящеры, свои, из Академии, боль эта была не в теле, а в его голове. И утихнет лишь тогда, когда он сам решит, что с него довольно, что он отомщён и можно успокоиться. Тогда всё пройдёт само собой. А пока так и будет глаз периодически дёргать, напоминая о неприятном прошлом.

— "За тот фингал, что поставила ему Машка, та стерва должна заплатить. И заплатит, — клятвенно пообещал он себе в который раз.

Надо было так отыграться на Машке, чтоб никто в городе не смел никогда сказать, что Городского Голову можно безнаказанно бить. А это значило, что уже проделанных дел было мало. Надо было ещё придумать какой план, чтоб ещё более унизить эту наглую компанию землян, чтоб окончательно всех утвердить в мысли что ни самого Голову, ни его клан, ни его интересы, ничего с ним связанное никто не смеет и пальцем тронуть.

А для этого надо было ещё более унизить землян. Брать с них пока что было нечего, а вот унизить — можно было расстараться.

— "Жаль, что с принятием в Совет ничего не получилось. — Вывернулась Машка, отказавшись принять "щедрое" предложение Головы войти в состав Совета с правом совещательного голоса. А то бы там открылась немало прекрасных возможностей поиздеваться над этой докучливой бабёнкой. Да видать у той оказались толковые советники".

В этот миг припомнив короткий взгляд баронессы, мельком брошенный на него при оглашении Головой предложений Совета клану землян, Голове на миг поплохело. Было понятно, откуда ноги растут с отказом принять его "щедрое" предложение. У дуры Машки своих бы мозгов точно на такое не хватило. Баронесса! Умная стерва, заранее отсекающая малейшие рычаги влияния на клан.

— "Ну да ничего, — клятвенно пообещал себе Голова. — Найдётся и на эту норовистую кобылку крепкая уздечка".

Тут же вспомнилось ещё одно его предложение, с энтузиазмом подхваченное всеми остальными членами Совета. И настроение Головы тут же быстро пошло вверх. "Дать клану землян, тяжко "пострадавшему" от наглых требований беспредельщиков амазонок, льготу по налогам сроком на три года".

Да о каких льготах вообще можно вести речь, — усмехнулся мысленно Голова. — Доходов то у них всего с гулькин нос. Так что три года, предоставленных для них налоговых льгот, это просто пустышка, ничего не значащая".

Голова по праву гордился собственноручно разработанной и с блеском проведённой им операцией по наказанию зарвавшегося клана. Добиться от Совета подобного срока, за который они гарантированно не смогут вернуть ни-че-го, это дорогого стоило.

А уж как он детально разработал и ловко провернул операцию по лишению земного клана работников с их заводов, так вообще можно было хоть сейчас заносить в учебники тайных операций.

— "Ну что у нас за народ, — весело подумал Голова. — Бараны! Настоящие бараны! Поверить на слово, что в низовьях Лонгары текут медовые реки с кисельными берегами? Это, каким же надо быть идиотом? Сорваться с нагретого места с гарантированной хорошей оплатой! Бросив всё, наплевав на все договорённости с работодателем! Таких дураков надо наказывать. Вот пусть Сидор их и накажет. А Голова их потом пригреет, как неправедно обиженных. Только вот потом, набив шишек, они всяко потише будут и былого гонору поубавится. Чего, собственно он и добивался".

И хорошо, что никто искренне не понимает, зачем ему это надо, демонстративно кого-либо наказывать. Да ещё именно эту компанию землян, которая ничего худого до сих пор никому не сделала. И Голове пришлось приложить воистину титанические усилия, чтобы доиться своего. Впереди Городу предстояло выполнение крупного промышленного заказа из Амазонии. И выполнить его следовало СВОИМИ силами. Или, в крайнем случае, силами ЛОЯЛЬНЫХ ему промышленников, типа Кондрата Стальнова и ещё пары других. Но никак не руками слишком самостоятельной компании землян.

"И в самом деле, дороговато вышло", — недовольно поморщился он, вспомнив конечную сумму взяток и договорённостей, розданных им для принятия нужного ему решения. Но клан безпокойных землян терял в этом случае ещё больше, и Голова не мог отказать себе в сладости мести, хотя бы за тот фингал, который украшал его левый глаз целых две недели после сорванного этой злой Машкой чествования освободителей хуторян.

Ну и что, что поздравляли и награждали не тех, кто в действительности на самом деле освободил и помог выбраться из смертельной ловушки их землякам. Что с того? Это же не значит, что надо швыряться наградой, тяжёленьким таким мешочком с несколькими десятками золотых, прямо ему в глаз. А потом ещё и кулачком своим в тот же глаз ещё раз добавить. Да больно-то как. Да прилюдно, на глазах у всего города.

— "Подумаешь, цаца какая! — угрюмо вспомнил случившуюся неприятность Голова. — Не понравилось, что дружески похлопал по попке. Так не надо выставлять такое богатство всем на обозрение и вертеть у него перед носом. Тоже мне, цаца. Так вот вам теперь всем и надо. Крутитесь теперь без своего капитала, умники. И без своих лодий. И без городских заказов! А то ишь ты, гордецы какие выискались!"….

— Поэтому я предлагаю увеличить финансирование военных разработок из городского бюджета минимум вдвое, — неожиданно ввалившись в ведущийся рядом разговор, Голова услышал только конец обрывка фразы.

Впрочем, о чём сейчас говорил Кондрат Стальнов, Голова более-менее себе представлял. Тот наверняка опять просил у Совета денег. Недостающий оборотный капитал теперь уже на выполнение заказа амазонок по поставкам пулемётов.

— "До чего же он жадный, — с внезапно вспыхнувшим раздражением подумал Голова. — Всё-то ему мало! Лучше бы расценки свои снизил, выжига", — Голова мысленно недовольно поморщился, однако никак не показав это на собственном лице. Что-что, а управлять собственными лицевыми мышцами, он научился давно.

Голова невольно поймал себя на мысли, что ему вдруг стало безумно интересно: "А как бы на месте Кондрата повёл себя барон, барон Сидор де Вехтор. Или его друг Димон Безфамильный. И собственный вывод из невольного сравнения неприятно поразил его.

— "Ну, что они точно не стали бы делать, так это ничего, ни у кого не просили бы. Это уж точно. Гордые, больно", — усмехнулся невольно Голова, только на миг, представив обоих бывших своих друзей здесь, в этой комнате.

— "А впрочем, и представлять не надо, — сразу же помрачнел он. — Эти двое сюда даже не придут. И не то, что их никто не пригласит или их нет обоих в городе, а даже если б и пригласили, они всё равно бы не пришли. Не та, мол, компания!"

Голова снова нечаянно вывалился в самый конец разговора, толком, не расслышав окончания фразы.

— "Всё-таки надо будет дать ему денег из городской казны. Много. Чтоб послушней был. И дать, прямо сейчас, пока в рот смотрит. Чтобы и дальше в рот смотрел, а не на сторону. И чтобы на порох, и на остальную необходимую мелочь ему хватило, — Голова усмехнулся, внутренне торжествуя. Всё шло согласно его планам. — Пусть потом у меня же и купит и селитру, и всё остальное, из чего потом будет делать этот свой порох, или что там ещё. Вот денежки назад и вернутся. В те руки, в чьих они и должны быть. Но уже чистыми, честно заработанными.

И хорошо, что в наших краях ничего потребного для производства огнестрелов нет. Можно хорошо заработать на доставке".

Что происходило дальше, Голова уже не слушал, окончательно погрузившись в мир своих дум и грёз. Да и слушать тут было нечего. Дальше вечеринка уже окончательно превратилась в банальную пьянку, где все друг друга любят, никто никого не слушает и никому ни до кого уже нет дела. Только тела окончательно сомлевших холопы регулярно продолжали выносить на сеновал и в холодные сени, старательно укрывая тулупами, чтоб не простыли.

Пробуждение…*

Пробуждение было кошмарным.

— "Столько пить нельзя", — была первая мысль Главы Городского Совета города Старый Ключ следующим днём.

Схватившись за раскалывающуюся с похмелья голову, Сильвестр Андреич глухо застонал. Возле кровати едва видимой в предрассветном сумраке тенью маячил его постельничий Кузьма.

— Кузька, — просипел Голова пересохшими губами, — дай рассолу.

Жадно ополовинив тут же подсунутый немалый ковшик с густым капустным рассолом, облегчённо перевёл дух.

— Уф! — шумно выдохнул он воздух из себя. — Теперь говори. Чего разбудил ни свет, ни заря.

— В порту высаживаются войска рыцарей.

— Что? — едва просипел, перехваченным страхом горлом Голова, мгновенно трезвея. Самые страшные кошмары из всех, когда-либо преследовавших его, воплощались. — Рыцари?!

Изумрудная шахта.*

Как ни спешил Сидор в родной город, гонимый домой письмами с настоятельными требованиями скорейшего возвращения, а задержаться в горах на пару деньков, для того чтобы наконец-то осмотреть долгожданную тайную шахту с изумрудами, которую в обмен на соглашение по подгорному проходу согласились показать ему татары, он всё же выбрал.

Знай, он тогда, во что обойдётся ему эта задержка и сколько на самом деле этот поход в горы займёт времени, ни за что бы, не повёлся на настойчивое предложение Дормидонта, наконец-то освобождённого от данного им слова молчать, проводить его к шахте. Десять раз бы до того подумал.

Ну а может быть, его подкупило то, что решение показать ему шахту принято было без согласия последнего члена их группы, Бугуруслана, мнение которого все дружно проигнорировали. А сам Сидор так даже и обрадовался, что можно хоть чем-то насолить атаману, который в своё время довольно серьёзно подставил и его, и весь их обоз, что чуть было, не привело к его полному разгрому.

Однако же не привело. Хотя запомнил тот случай Сидор крепко, решив про себя никогда больше не доверять атаману и не обращать на его мнение ни малейшего внимания.

Поэтому, стоило ему только появиться в крепости и удостовериться, что всё здесь идёт согласно утверждённым ранее планам, штатно, предупредив коменданта, что уезжает на несколько дней, и, дождавшись, начала обильного снегопада, поздней ночью Сидор исчез из крепости. По странному стечению обстоятельств, вместе с ним из крепости исчезли и пара прибывших с ним егерей, из числа первооткрывателей рудника, а также дожидавшийся его всё это время в крепости Дормидонт.

Добираться до шахты пришлось долго. Попетляв в ближайших горах по совершенно глухим, запутанным ущельям, переправившись через пару жуткого вида осыпей, чуть не окунувшись с головой в зимнюю, бурную речку, на место они добрались только к вечеру второго дня.

И тут же стало понятно, что ни о каких двух днях пути на шахту и обратно, о которых всё это время твердил проводник Дормидонт, с самого начала не шло и речи. Ещё одна обманка с целью сбить с толку возможного соглядатая или преследователей, что вызвало в душе торопящегося домой Сидора лишь глухое раздражение и злость к помешанным на маниакальной скрытности татарам.

И что ещё более его изумило, так оказалось, что и в среде самих татар точное место расположения шахты знают лишь единицы. Даже сыновьям своим Дормидонт не сказал о том, лишь криво ухмыльнувшись в ответ на недоумённый вопрос Сидора.

И в первую же ночёвку между ними состоялся разговор.

— Что знают трое — знает и свинья, — глухо проворчал Дормидонт, в конце концов, не выдержав долгого и настойчивого требования Сидора объяснить, что всё это значит.

— Ты четвёртый теперь знаешь путь. И последний, — тихо, со скрытой угрозой в голосе проговорил он. — Я, Рим, который кузнец, Бугуруслан и теперь ещё ты. Если об этой шахте узнают, то мы будем знать, кто рассказал, — глухо проговорил он, пронзительно глядя Сидру прямо в глаза. — Учти это, когда вздумаешь хоть словом проболтаться своей жёнушке или другу своему Димону. И это будет последнее, что в этой жизни ты кому-либо расскажешь.

— А как же в случае гибели кого-либо, или всех четверых? — недоверчиво глянул на него Сидор. — Тогда же путь к шахте пропадет, и никто из ваших же ребят никогда её больше не найдёт.

— Не волнуйся, — глухо отозвался Дормидонт, отворачиваясь. — Разработана целая система, которая начнёт действовать, если или когда, все из нас погибнут. Только тогда она начнёт действовать и только тогда остальные получат то, за чем мы с тобой идём сейчас в горы.

— То есть ты хочешь сказать…, - насторожившись, Сидор внимательней присмотрелся к молчаливым фигурам двух сопровождавших его егерей из числа тех, кто, как он точно ранее знал, состоит пайщиками изумрудной шахты.

— Они подождут нас в оговоренном месте за два дня пути до конечной точки, — глухо отозвался Дормидонт.

— За два дня? — глаза Сидора широко распахнулись. На такие сроки он никак не рассчитывал. — Предупреждать надо было, — раздражённо буркнул он, озлясь на скрытного Дормидонта, даже не подумавшего предупредить его о подобной задержке.

Мне, вообще-то надо быть в городе как можно скорей. А ты намеренно ввёл меня в заблуждение.

— Привыкай, — отвернулся Дормидонт от костра и прикрывая глаза. — Впереди ещё много будет странного и не такого как оно тебе кажется.

Не отвечая больше на вопросы Сидора, он уснул.

Утро встретило их продолжающимся снегопадом и прощанием с сопровождающими их егерями, которые должны были дожидаться их возвращения уже в другом месте.

Дальше уже шли одни.

Если бы его потом спросили, где находится это место, он бы не ответил. Сидору хватило уже и того, что между несколькими соседними ущельями они прошли по каким-то пещерам, соединявшихся довольно запутанным образом.

Видимо, когда-то раньше там протекала горная река, поскольку пол и стены в этих пещерах были странно гладкими, как будто вымыты водой. Потом, довольно долгое время они ехали в темноте какого-то длинного узкого пещерного прохода, пару раз явственно повернув обратно, как будто Дормидонт, выступавший проводником, заплутал.

А потом внезапно оказалось, что двигаться уже никуда не надо и они на месте.

Ожидая увидеть нечто вроде привычного ему образа высокого надшахтного здания, прикрывающего сверху ствол шахты, Сидор даже не заметил момента, когда они остановились передохнуть в какой-то неглубокой пещере. Потом, протиснулись по узкому боковому лазу в соседний зал пещеры, вышли в какую-то глухую, замкнутую со всех сторон небольшую котловину, а потом внезапно оказалось, что это уже и есть то, к чему они добирались более пяти суток.

Очередная, ничем не приметная дырка в скалах, оказавшаяся небольшой пещеркой, оканчивающейся прикрытой большим плоским камнем дырой в дальнем углу, где собственно и начинался длинный и узкий лаз в шахту.

Вокруг не было ни малейших следов, указывающих на то, что здесь когда-то кто-либо что-то добывал. Выжженные солнцем и вымытые дождями голые скалы кругом, и единственное о чём надо было беспокоиться — на сколько им хватит захваченного с собой небольшого запаса дров. И чтобы кто-нибудь посторонний не увидел слабого дыма костра, разводимого остановившимися в этом месте добытчиками изумрудов.

Но и это было не проблемой, поскольку длинный узкий лаз, ведущий из пещеры куда-то вверх, рассеивал дым костра где-то далеко выше по склону.

На руднике они с Дормидонтом просидели ещё трое суток, лазая по каким-то узким извилистым ходам и копаясь в отвалах старой выработки. Насколько это была богатая жила, Сидору стало понятно в первый же день. Даже того, что они нашли при подобном способе добычи всего за три дня, любому человеку хватило бы на целую жизнь. Если бы только тот сумел добычу свою сначала продать, а потом ещё и остался ещё после этого в живых.

Больше копаться в старых отвалах, выискивая всё новые и новые изумруды, не имело смысла. Время поджимало и Дормидонт, недовольно морщась, дал согласие на возвращение.

— В следующий раз точно предупрежу тебя, что идти надо на несколько дней. Не менее чем на неделю, а то и дней на десять, — недовольно ворчал он всю дорогу назад. — Что это за работа? Три дня судорожного рытья в отвалах, вместо нормальной работы в забое.

— Сорок камней — по-твоему, мало? — чувствуя свою невольную вину, сердито огрызался Сидор.

— Нас двадцать человек с гаком, — тихо проворчал Дормидонт. — Меньше пары мелких камней на нос. Ни одного большого. Собрали не драгоценные камни, а мусор. И это ты называешь добыча?

— Ходили к шахте, поставили её под угрозу возможного обнаружения. И это за сорок тысяч, вероятной стоимости добытых камней? Ты считаешь, оно того стоило? Поставить всё под угрозу обнаружения за подобную мелочь?

Или ты думаешь, что можно за большее продать тот мусор, что мы наскребли по отвалам? Ребятам нужны реальные деньги, и желательно остаться при том в живых. Никто из нас не забыл ещё истории с разгромом твоего обоза из-за дурости Бугуруслана, и рисковать, подставляя свою шею под новые приключения, никто больше не желает.

Поэтому, в следующий раз думай, когда что-то предлагаешь. А удовлетворять твоё досужее любопытство, прогулявшись в горы на развлекательную прогулку, можно как-нибудь и иначе.

— Кстати, — перебил его Сидор. — Как получилось, что ты, вроде бы как уступивший нам с Димоном свою долю, вдруг снова оказался в числе пайщиков.

— Ребята перераспределили. По завещанию, — неохотно отозвался Дормидонт, сразу посмурнев. — Кое-кто из парней погиб, и их доля перешла наследникам. И мне в том числе. К тому ж я один из немногих, кто знает путь. Так мне с моими парнями доля мёртвых и досталось. Так что на будущее учти это. Завещание кому достанется твоя доля, говори сразу, чтоб потом путаницы не было.

Старательно скрыв все возможные следы своего пребывания в этих местах, засыпав данным Травником специальным каким-то порошком, отшибающим собакам нюх, свои следы, уже через несколько дней они были обратно в крепости.

Небольшой, на пару деньков пикник в горах для утоления собственного любопытства, на который по незнанию рассчитывал Сидор, занял полных две недели, резко выбив его из жёсткого графика возвращения в город, и потянул за собой целый ворох трудноразрешимых проблем.

Заседание Старшины.*

Что подобное хотя бы в принципе возможно, до этого, то ли чёрного, то ли очень светлого и радостного дня, никто в городе Старый Ключ и представить себе не мог.

Чтобы в левобережный поречный город Старый Ключ, на границе с подгорными ящерами заявилась настоящая шляхта? Да не просто так, не с целью пограбить или вернуть сбежавших в эти края своих бывших холопов от царивших в их родовых поместьях произвола, а чтобы наняться на войну? Подобное совершенно не укладывалось в головах ни у кого из членов городского Совета, ответственных за принятие решений по данной проблематике.

Потому, наверное, все в городе и пропустили мимо ушей заблаговременное предупреждение из Рвицы в устье Ключевки, что по реке в город на большой транспортной лодье амазонок поднимается чей-то крупный рыцарский отряд, видимо, сочтя такую весть за чью-то глупую шутку. Или посчитав, что раз это не сами амазонки, то и беспокоиться тут не о чем.

И когда вооружённых до зубов отряд в составе полутора сотен рыцарей в сопровождении не менее четырёх сотен оруженосцев и множества кнехтов с большим, тяжелогружёным обозом, с доверху наполненными каким-то воинским скарбом телегами, разгрузившись ночью в речном порту, на рассвете внезапно появился перед речными воротами города, в городе началась натуральная паника.

Городская стража в очередной раз проспала появление врага, оказавшись элементарно не готовой к нештатным ситуациям. И возникшая, в результате чего сумятица привела к тому, что перед носом прибывшего рыцарского войска захлопнули городские ворота, а из казарм городской стражи туда бросилась дежурная сотня, поспешно на ходу напяливая на себя чуть ли не покрытые паутиной кольчуги.

Хотя, что могла сделать жалкая сотня против чуть ли не тысячного отряда.

Городу элементарно повезло, что воевать с ним никто не собирался. иначе… Иначе, неизвестно чем бы всё это дело кончилось. Разорить город такое небольшое войско не разорило бы, но уж бед бы наделала, мама не горюй.

Вот тут то в возникшей сумятице и выяснилось, что прибывший неизвестный воинский отряд прибыл не напасть на город, а наниматься на службу к барону де Вехтор.

И поспешно примчавшаяся к портовым воротам баронесса Изабелла де Вехтор, которую чуть ли не силой вытащили из банка, где она с Марьей Корнеевой с утра занималась какими-то своими делами, только недоумённо хлопала глазами и от удивления разводила руками, сама ничего не понимая. Ничего и близко подобного, а уж прибытия на службу к де Вехторам такого крупного отряда рыцарей — ну никак никто не ожидал.

Да она вообще ничего подобного не ожидала. И ей можно было верить. Уж слишком растерянной выглядела она в тот момент, изумлённо глядящей на стройные ряды выстроившегося на небольшой базарной площади перед Речными воротами рыцарского войска.

В город, конечно, рыцарей не пустили, отведя им место для временного размещения выше по реке, возле учебного центра компании землян в Южном заливе возле Речной Пристани. Там и место для разбивки лагеря было, да и от города подальше. В случае чего, всегда можно было среагировать. И не так, как во всей красе показали себя сонные молодцы Боровца.

Доклад Боровца.*

Во всех смыслах это был необычный день. Не говоря уж о том, что в речном порту высадилось целое рыцарское войско, так и ещё то, что на Совете присутствовали ВСЕ члены Совета, оказавшиеся на данный момент в городе — это вообще было неслыханно. ТАКОГО ранее за всю историю города никогда не было.

Тем более что на повестке дня решался один единственный вопрос: "Что делать с прибывшими рыцарями?". И самая большая трудность заключалась в том, что рыцари прибыли не воевать, а поступать на службу. А к кому — догадаться было нетрудно, да они и не скрывали. Во всём городе был один единственный человек, к которому рыцари хотя бы теоретически могли наняться, барон Сидор де Вехтор, в настоящий момент отсутствующий в городе. К каковому на самом деле они и прибыли принимать вассалитет.

Ничего подобного история левобережного города Старый Ключ, как, впрочем, и всех других левобережных городов, славных своими непростыми кровавыми отношениями с поречным рыцарством, не помнила. И что тут делать никто в городе не знал.

Именно поэтому, собравшиеся в зале заседаний Управы члены городского Совета крайне внимательно вслушивались в доклад бывшего начальника стражи города господина Боровца Игната Марьевича и его невнятные, путаные объяснения.

Поспешно собранные им сведения были крайне любопытны. Настолько, что, по мнению многих, можно было и отложить на будущее вопрос о немедленном снятии провинившегося Боровца с тёпленького местечка, настолько тот выказал великое умение необычайно быстро добывать важную информацию.

А скорее всего потому, что никто в преддверии грядущих скорых выборов не хотел брать на себя ответственность за те мелкие грешки и ошибки, что натворил за всё прошедшее время Боровец.

И из его доклада становилась совершенно понятна истинная подоплёка всего происходящего. Городу аукнулась история с наймом этим непоседливым бароном "обоза", якобы для своего войска.

Прибывший сборный отряд рыцарей оказался из числа бывших вассалов баронов де Вехтор, давно уже потерявших всякую с ними связь, но, тем не менее, услышав разнёсшиеся в баронствах слухи о найме бароном де Вехтор новой дружины, и узнав точное место сбора, решивших по собственной инициативе, и на удачу попытаться наняться к нему на службу. И что вообще ни в какие ворота не лезло, похоже такой отряд был не один. По косвенным признакам можно было догадаться о вполне вероятном прибытии в их края ещё как минимум двух, а то и трёх не меньших по численности отрядов. Правда, точно не сейчас, скорее всего ближе к весне. Но оттого новость была не менее ошарашивающей.

Слушая доклад, Голова, молча, стараясь не привлекать к себе внимания, изредка косился в сторону Силы Савельича. Идея Старосты привлечь кого-либо из обнищавшей поречной шляхты для найма им поселенцев на пустующие в крае земли, рушилась прямо на глазах. Становилось понятно, что из-за присутствия в городе баронов де Вехтор за всеми творящимися в городе делами, в поречных баронствах пристально наблюдают. И что первая же их попытка вывезти в Край бывших крепостных, под каким-либо видом, будет немедленно обречена на провал.

От заманчивой идеи приходилось срочно отказываться, на ходу меняя свёрстанные уже планы.

— В большинстве своём это младшие, безземельные сыновья мелкой шляхты, которая и решила рискнуть попытать счастья в этих дальних, Богом забытых местах, — донёсся до Головы голос Боровца. — Но моя попытка потребовать от баронессы Изабеллы де Вехтор убрать отряд от города, сразу же провалилась. У баронессы нет никаких рычагов влияния на прибывших рыцарей. А поскольку никто из прибывших не проявляет ни малейшей агрессивности по отношению к городу и его жителям, то и формальных причин для отказа впускать большой вооружённый отряд в город или позволить ему дождаться барона тут рядом, по соседству, у нас нет.

Да и возраст рыцарей не вызывет опасений, — скупо усмехнулся Боровец. — Шестнадцать — девятнадцать лет. Сопляки! Это тоже следовало бы учесть при принятии окончательного решения.

Пока что им позволили временно разместиться на общинном лугу возле Южного залива, — ещё раз уточнил Боровец. — Что они, к нашему удивлению, безропотно и выполнили.

Что делать — не знаю, — разом как-то свернул свой доклад Боровец. — То, что я скажу, прозвучит как бред, но это именно так и есть. Рыцари мирные, никого не задирают. Готовы соблюдать наши законы и установленные в крае порядки, готовы полностью заплатить за всё доставленное ими нам неудобство.

По всему выходит, что прибывшие рыцари с самого начала не настроены ссориться ни с городскими властями, ни с местными жителями. Что, по всей видимости, и является истинной причиной их столь покладистого, мирного поведения.

Повторяю свой вывод, — сухим казённым голосом окончил он свой доклад. — Что делать — не знаю.

Неделю спустя.*

Можно было сколько угодно говорить о мирных намерениях дворян и что они, не доставляя никому хлопот, только просто подождут, тут рядом, нужного им человека, но разница в менталитете и поведении сказалась всё же очень скоро. Поэтому буквально через неделю пребывания рыцарей под стенами города, баронессу Изабеллу де Вехтор официально вызвали в Городской Совет.

— Госпожа баронесса, — Голова растерянно смотрел на только что вошедшую в зал заседаний и остановившуюся прямо перед столом президиума красивую миниатюрную женщину. И не знал с чего начать.

— Э…, - промямлил он растеряно.

— Может, для начала, вы предложите мне присесть? — ехидно поинтересовалась эта стерва.

— Да-да, — засуетился Голова. — Эй, кто там, — крикнул он в широко распахнутые двери зала заседаний. — Кресло госпоже Изабелле. И помягче! — рявкнул он на появившегося в дверях служку.

Краем глаза, заметив мелькнувшую на губах баронессы лёгкую, понимающую улыбку, мучительно покраснел. Чувствовать себя откровенным сопляком, краснеющим перед своим ИДЕАЛОМ, было мучительно и неприятно.

Дождавшись, когда баронесса с удобством расположится в принесённом персонально для неё мягком, оббитом красным роскошным атласом кресле, решительно начал. Молчаливые одобрительные кивки собравшихся придали ему решительности:

— Госпожа баронесса, не могли бы вы немного приструнить своих вассалов.

— Нет.

— А то они совсем…. Что?

— Что значит, нет? — раздражённый голос сидящего чуть в стороне Старосты влез в разговор Изабеллы с Головой. — Вы госпожа Изабелла, что себе позволяете?

— Что значит, ваше нет? Объяснитесь!

Они уже вторую неделю торчат на вашем выгоне возле вашего учебного полигона, жрут ваши продукты и от безделья не знают чем заняться. Шляются целыми толпами по городу, пьют немерено водку, и чуть что, дерутся подряд со всеми парнями города. Серенады принялись по ночам распевать под заборами местных девиц, мешая добропорядочным отцам спать. А те дуры и млеют. И после всего этого вы говорите — нет?

Как вас изволите понимать? Не можете занять их чем-либо, так отошлите своих сопляков обратно. Или Вы что, отказываетесь приструнить своих вассалов? Ну, так мы живо им напомним о порядке поведения в нашем городе приезжими.

Несколько мгновений Изабелла невозмутимо смотрела на красного от гнева Старосту, рядом со смущённым Головой, который, тем не менее, временами косо на неё посматривал.

— Господа, — тихо начала баронесса. — Произошло явное недоразумение. И вы видимо кое-чего не понимаете.

Во-первых, и самое главное — они не мои вассалы. И, нет — это значит, не то что я отказываюсь приструнить загулявших рыцарей, а то, что они меня не послушают.

— Хватит ваньку валять, — взорвался Староста. — Что значит, не послушают? Что за бред? Они ясно и однозначно обозначили себя как ваши в прошлом вассалы, и что они пришли наниматься к вам на службу в соответствии с какими-то там своими родовыми обязательствами. А вы жена Сидора, хозяйка в доме в отсутствие мужа, баронесса, в конце концов, и вообще, одно из главных лиц во всей вашей компании. Так извольте их приструнить

— Не могу, — с сожалением развела Изабелла руками. — Извините господа, но я не могу. Хочу, готова, но не могу.

— Что значит, не могу? — неожиданно, словно проснулся Голова. — Вы жена или не жена? Как за горло нас брать по всяким пустякам и руки нам выворачивать, так жена. А как приструнить каких-то нищебродов, так не жена. Так что ли?

Баронесса с ясно читаемым сочувствием в глазах сожалеючи развела руками.

— Как я вас понимаю, господа.

Изабелла с искренним сочувствием, написанным буквально аршинными буквами у неё на лице, понимающе смотрела на собравшихся.

— Извините меня, господа, но ничего сделать я действительно не могу. До приезда моего мужа и принятия ими вассалитета я совершенно не властна над прибывшими.

Рыцарская этика…

— Что? — взревел раненым быком Староста. — Хватит нам тут мозги парить, — не сдержавшись, Сила Савельич замысловато выругался. — Что ещё за рыцарская этика? Что за бред!

— Согласно правилам этого, как вы, господин Староста, выразились, бреда, — невозмутимо отозвалась Белла, — женщина в семье поречного дворянина — ничто. И только по этой, единственной причине я и не могу помочь вам в ваших проблемах. Хочу! Искренне хочу! Но не могу! И потом. Они же ещё совсем дети!

— Изабелла…

От неожиданно личного, интимного обращения Головы к баронессе, все в комнате на мгновение замерли.

— Вы это что, серьёзно? Что это за бред с какой-то этикой? Вы же его жена, так и распорядитесь в отсутствие своего мужа, как вы всегда до того и поступали.

— Не могу, — Изабелла с искренним сожалением пожала плечами. — Не могу ничего сделать. Они меня не слушают. Если я ещё раз к ним с этим вопросом подойду, то в лучшем случае они меня просто выслушивают. Из чистой вежливости, как красивую женщину, жену своего будущего сюзерена, но не более того. Но чтоб выполнить то, что я им скажу или попрошу, об этом не может идти и речи.

Даже если я буду говорить им что-то жизненно важное и необходимое, они меня не послушают, потому что женщина в рыцарской семье ничто. Имеет значение только слово рыцаря, но не его жены.

— Вы это что, серьёзно? — растерявшийся от неожиданности Староста, растерянно смотрел на баронессу. — Что за бред. А если он куда уехал? А если он отсутствует на данный момент, то что, всё хозяйство бросать и пусть всё течёт само собой? Так получается? Хватит врать то, — недовольно поморщившись, сердито пробурчал он.

— А почему я, по-вашему, не возвращаюсь обратно в своё баронство? — Изабелла подняла на Старосту свой пронзительный, проникающий прямо в душу взгляд.

— Ну, — растерянно замялся Староста. — Понравилось, может здесь? Места то у нас знатные. Рыбалка…. Пиво… раки…

Староста замялся, не зная что и вспомнить из того чем можно было бы заняться в городе молодой красивой женщине.

— У вас вон какое хозяйство какое, — растеряно пробормотал он. — Глаз да глаз нужен. Как же тут без хозяйки, — Староста вконец растерялся и замолчал, не зная, что сказать.

— Вот, — с лёгкой грустью в голосе продолжила за него баронесса. — Вам даже в голову не приходит, как это жена не может не заниматься делами своего мужа. А вот для них…, - Изабелла с грустной улыбкой на губах кивнула куда-то в сторону заколоченного на зиму окна, из-за которого до них доносились слабые звуки очередной, исполняемой кем-то серенады. — Им… Им даже в голову не приходит, что жена рыцаря может что-то решать или делать по хозяйству, кроме как вышивать крестиком и махать платочком вслед уходящему в поход герою. Не только что-то решать, но ещё и что-то делать. По крайней мере у молодых, так именно подобное представление в голове сидит, о месте женщины в обществе и в семье. Они же форменные дети ещё!

— Госпожа баронесса…, - Голос Городского Головы был сух и официален. — Это ваши проблемы, дети они или не дети. Это ваши гости и потрудитесь разобраться с ними сами. В противном случае с ними будем разбираться мы, а отношение к данной публике в нашем городе вам, надеюсь, прекрасно известно. И если вы не хотите появления в окрестностях города новых украшений, в виде развешанных по дубам рыцарей, то пусть они ведут себя в соответствии с нашими правилами и обычаями.

Вы, госпожа баронесса, ведь тоже дворянка. Но лично к вам у нас нет ни единой претензии, ни в чём. Так что прекратите нести тут всякую чушь об их обычаях, понятиях, знаниях, незнаниях, возрасте. Дело в людях и только. В их воспитании, в конце концов. И если кто из них чего-то не понимает, то живо украсит собой ближайшее же дерево.

Так своим людям и передайте.

Сроку вам для того, чтобы ознакомить господ рыцарей с правилами поведения в нашем крае даётся два дня. Кто не поймёт — повесим. Так и запомните.

Как вы будете это делать — ваши проблемы. Но чтоб через два дня они были тише воды, ниже травы. Альтернатива одна — смерть. Всё!

Вы свободны, госпожа баронесса.

С сидящей напротив Головы женщины в этот момент можно было наверное лепить статую, настолько она была холодна и неподвижна, словно закаменев. Молча сидя и глядя на разговорившегося градоначальника, Изабелла, как бы оценивала про себя то, что она сделает с ним в следующие пару минут.

Разгорячившийся, рассерженный Голова, встретившись с ней взглядом, поперхнулся на полуслове и замолчал в растерянности, не зная, что сказать.

— "Гадюка! — обречённо подумал он, невольно втягивая голову в плечи и затравленно шаря глазами по размытым лицам в зале в поисках выхода. — Вцепится в горло, ничто не спасёт, — судорожно колотилась в голове испуганная мысль".

Впрочем, — просипел он вдруг разом пересохшими губами, — есть выход. Раз ваши гости такие хорошие певцы, то почему бы им не спеть на балу.

— Где? — недоумённо развернулись к нему практически все члены Совета.

Даже Богат, насколько уж делал равнодушный вид, демонстративно показывая всем, что он здесь ни при чём. И раз нынешние городские власти не могут справиться с такой простой проблемой, то значит и решение основного вопроса этого собрания состоит не в решении проблемы, а в самих властях. Даже он в этот момент не смог скрыть своего изумления, от растерянности даже слегка приоткрыв рот.

— На чём ты предлагаешь им спеть? — не удержался и он от повторного вопроса.

— На балу.

Приободрившийся Голова, видя всеобщее удивление, заметно повеселел.

— Господа, — обвёл он всех присутствующих сразу повеселевшим взглядом. — Раз прибывшие в наш город господа рыцари так желают петь и веселиться, то почему бы нам и не пойти им навстречу, и не устроить для них и для себя веселье.

Организуем танцы!

Музыки у нас у каждого на такой случай у всех есть. На игру их мы допреж не жаловались. Так покажем этим соплякам, как надо петь и плясать. Как поют и пляшут настоящие парни на границе, а не какие-то кошкой драные завывалы под окнами, откуда-то с низовий.

— А что, — раздался откуда-то из середины зала чей-то неуверенный голос. — А, покажем! И споём и спляшем. Да так, что знать будут, как сердца наших девок серенадами сманивать.

— А вы, госпожа баронесса, что скажите? — почувствовав поддержку всего зала, Голова уже более уверенно смотрел на Изабеллу.

— Только то, что вы во многом правы, единственно и спасает вас от немедленной расправы за грубость, — тихим, мелодичным голосом проговорила Изабелла. Сердце Головы на миг окатило холодом. — И я ещё раз попробую, поговорю с прибывшими рыцарями, чтоб они поумерили свой пыл. И если кто не поймёт, как воспитанному дворянину надо вести себя в гостях, тот уедет обратно. Это я вам обещаю. Но, ни о каких ультиматумах, ни о каких двух днях, ни о какой срочности не может быть и речи. Сознание у людей не меняется в два дня по чьему-либо желанию. Даже по вашему, — сердито выговаривала она Голове, словно нашкодившему мальчишке. — И я не позволю самовольно расправиться с доверившимися мне людьми, как бы они в вашем представлении не вели себя неправильно. Всё должно быть по закону. По закону гостеприимства!

Хорошенько запомните это, господин временно пока Голова. Впрочем, как и все остальные, — окатила она весь зал ледяным взглядом. — Я никому подобного не позволю.

И я думаю, что ваше последнее предложение толковое и имеет место быть, как говорит в таких случаях мой муж. Лучше танцевать, чем воевать. Хоть вы мужчины предпочитаете и обратное.

Медленным, плавным, каким-то тягучим движением опасного хищника поднявшись, она с холодной улыбкой на лице спокойно попрощалась с членами Совета и не спеша вышла из зала совещаний, напоследок ещё раз пообещав придумать что-нибудь, чтоб приструнить разгулявшихся гостей.

Несколько минут после её ухода в комнате царило ошалелое молчание.

— Уф! — с тихим хлюпаньем, Голова медленно провёл ладонью по лицу, стирая выступивший там обильный пот. — Думал, сейчас голову снимет. Гадюка! Нет, кобра! — тихо, с отчётливо различимыми обречёнными паническими нотками в голосе проговорил он. — Как есть кобра, — обречённо выдохнул он.

Скрывать ото всех, что он до судорог боится эту бабёнку, Голова даже не пытался. О том в городе давно было всем известно, но никто его не осуждал. По крайней мере, открыто. Слава непревзойдённой мечницы, приобретённая баронессой во время мятежа амазонок, ставила её вне общего ряда. И бояться такого воина, не бабы, а именно воина, никому было не зазорно. Такое поведение наоборот, говорило об уме и предусмотрительности Головы, и никак о трусости.

Дождавшись, когда все в Совете, накоротке предварительно согласовав время, место и сроки будущего бала, разойдутся, Голова, прихватив со стола недописанные протоколы собрания и сердечно распрощавшись со всеми, поспешно забился в свой кабинет.

— Фу, — тяжело перевёл он дух, бросая ненужные уже бумаги на стол и с облегчением, откидываясь на высокую, глухую спинку. — Наконец-то.

— Наконец-то, что? — раздался из противоположного, тёмного угла комнаты чей-то голос.

— Что? — подскочил от неожиданности Голова. — Что? Кто здесь?

Тихий звук чиркнувшей по тёрке коробка спички и небольшой вспыхнувший огонёк разорвали сгустившуюся по углам кабинета Головы темноту и перед растерявшимся от неожиданности Сильвестр Андреичем предстали оба его товарища.

Слева от него угадывался тёмный грузный силуэт Боровца, а справа, склонившись над распахнутым настежь тёмным и давно остывшим зевом топки обогревательного щитка, виднелась повёрнутая к нему спиной сутулая, худая спина Старосты. В руках тот держал зажженную только что спичку, собираясь разжечь сложенную в топке печки аккуратную горку лучины.

— Ну, — раздался с его стороны голос, — говори что задумал. К чему этот дурацкий бал?

— С вами заикой на всю жизнь останешься, — Голова устало провёл ладонью по лицу, стирая выступивший пот.

— То, что ты до судорог боишься этой бабы, беды в том нет. Все умные люди её боятся. И я в том числе, — сухим, бесцветным голосом проговорил Староста. — А дураки не в счёт. Но это не меняет ничего из того, что нам теперь надо что-то делать с этим твоим спонтанным предложением. Вопрос — что?

— Проводить бал, — басом из своего угла отозвался Боровец. — Это уже однозначно и не обсуждается. Обсуждать здесь мы можем время и место, но никак не сам факт танцев. Надеюсь, это всем понятно.

— Непонятно другое, — развернулся в его сторону Староста. — Как нам избавиться от рыцарей. Да-да, избавиться! Но избавиться так, чтоб не накликать на себя месть со стороны всего поречного рыцарства.

Надеюсь, вы все здесь прекрасно понимаете, что если мы, хоть пальцем кого-либо из этих сопляков тронем, всё, подчёркиваю, всё низовое поречное рыцарство наш город сотрёт с лица земли. И совсем не в фигуральном, а в совершенно прямом физическом смысле. Буквально! Сровняет город с землёй и всю округу засыплет солью, чтоб и века спустя на этом месте ничего не росло. И у них это получится, не сомневайтесь, потому как тягаться с разозлёнными рыцарями нам не по силам. Сколько их и сколько нас, даже с учётом помощи низовых левобережных городов.

— Надеюсь, всем собравшимся это ясно?

Обведя молчаливых товарищей напряжённым внимательным взглядом, Староста сухим, жёстким голосом продолжил:

— Раз это понятно, то я тебя слушаю, — повернулся он к Голове. — Отвечай. Что ты там задумал, предлагая этот дурацкий бал, да ещё какие-то глупые соревнования по песням с плясками?

— Соревнования может быть и дурацкие, — пересохшими губами, запинаясь, пробормотал Голова. В мозгу его судорожно билась мутная, не определившаяся ещё до конца мысль, за хвост которой он никак не мог ухватиться. — Но результат будет именно тот, что нам нужен.

— Какой? — жёстким, скрипучим голосом поторопил его Староста.

— Есть! — радостно подпрыгнул на своём месте Голова. — Есть, — расплылся он в счастливой победоносной улыбке.

— Мы вызовем их на соревнование, — широко, радостно оскалился он. — Сначала, по песням и пляскам. Потом, когда и они, и наши парни разогреются и натешатся и тем и другим, предложим им рыцарский турнир. И когда они его проиграют, а они его точно проиграют, потому, как не могут не проиграть, Сами они ещё сопляки, а наши парни уже крови ящеровой вкусили и не по одному разу. Вот тогда-то и предложим им обелить честь свою рыцарскую. И для примера кто-нибудь предложит рыцарям взять штурмом какую-нибудь маленькую ящерову деревеньку. Чего-нибудь попроще.

И вот тут-то взыграет рыцарское ретивое. Те захотят большего, мол, что им какая-то там нищая мелкая деревенька. И тогда кто-нибудь из толпы… Кто-нибудь неизвестный. А может быть и кто из самих рыцарей. Поди, узнай потом, — коварно улыбнулся Голова, — подсунет им первый попавшийся пограничный городок. К примеру…, - Голова таинственно замолчал, — Сатино-Татарское.

— С ума сошёл? — взорвался Боровец. — Там же сборный пункт людоедских дружин порубежных кланов. Там же их могут быть тысячи и тысячи…

— Могут быть, а могут и не быть, — вдруг тонко улыбнулся Староста, поворачиваясь к возмущённо пыхтящему Боровцу. — А настоящий рыцарь не может отказаться от вызова, И никто не посмеет нам и слова против сказать, когда все до одного молодые рыцари складут головы под стенами какой-то никому не известной деревеньки.

— Как это неизвестной? Как это никому? — возмутился Боровец. — Да у нас её каждый ребёнок знает.

— У нас да, — улыбнулся Голова. — А вот у них — вряд ли. И потом, — ещё более широко расплылся он в улыбке. — Мы ведь и скрывать не будем насколько это опасно. А там уж предоставим им самим право решать. Принимать вызов или отказаться.

И вот тут-то ловушка захлопнется, — тихо рассмеялся Староста. — Избавимся от сопляков рыцарей, а заодно и без всяких затрат с нашей стороны выполним свои обязательства перед амазонками по развязыванию войны на нашем берегу и по отвлечению войск ящеров на наш берег.

— А как рыцарей перебью, так мы и войну закончим. Мол, просили отвлечь внимание о Амазонии — мы свои обязательства выполнили, отвлекли. Сделали всё, что могли. А так, или этак — это уж наше дело. Чуть ли не тысячный отряд исконного пореченского рыцарства, павший в боях с людоедами — это ли не настоящая помощь нашим дорогим союзницам.

— Многим в дворянских семьях такое не понравится. Они придут разбираться, — тихо проговорил Боровец. — Они будут мстить.

Ссутулившись, его большая сильная фигура сидела, скрючившись в стоящем в дальнем углу комнаты кресле, и он старательно не смотрел на своих товарищей, отводя взгляд.

— Разбираться? Мстить? За что? — деланно рассмеялся Староста, поддержанный тихим, довольным смешком Головы. — За верность рыцарскому слову? За честь рыцарскую, не порушенную трусостью и бегством с поля боя перед более многочисленным и сильным противником? За что мстить то?

— Так нечестно, — тихо проговорил Боровец. — Мы ведь знаем, за что. Это подлость.

— Это бизнес, — ледяным тоном отрезал Сила Савельич. — Но если ты так хочешь, поставим вопрос иначе. А петь любовные серенады под окнами и сманивать девок у наших парней — честно? — рявкнул он на него. — А иметь у себя под боком неуправляемую тысячную массу прекрасно вооружённых и великолепно обученных бойцов, которые по жизни руководствуются не трезвым расчётом, а какими-то эфемерными понятиями типа долга и чести — это по-твоему как? Честно?

На войне все средства хороши, — немного поуспокоившись, спустя пару секунд уже намного более спокойно проворчал он, видя, что с ним никто и не спорит.

— Бизнес, есть бизнес, — тихим, жёстким голосом уверенно поддержал его с другой стороны Голова. — Ничего личного. А перед амазонками у нас обязательства, не забывай это. И мы должны их отработать.

— Как знаете, — сухо отрезал Боровец. — А я своё мнение сказал. И если парни на такую подлянку поведутся, то там, под стенами Сатино-Татарца буду и я со своими парнями.

— Вот и хорошо, — расцвёл в холодной улыбке Голова, резко хлопнув ладонью по веером разлетевшимся по комнате листкам протокола сегодняшнего совещания. — Тогда уж точно никто не посмеет упрекнуть нас в том, что мы бросили чьих-то детей на гарантированный убой. Раз там погибли и наши бойцы, то прикрытие у нас будет железное.

Все свободны, — ещё более холодно проговорил он, подымаясь.

Ты, Гнат, иди, — посмотрел он Боровцу прямо в глаза. — А нам тут со Старостой поговорить ещё есть о чём. Без посторонних, — ещё более холодно отрезал он.

Молча дождавшись, когда за решительно покинувшим комнату молчаливым, хмурым Боровцом с грохотом захлопнется дверь, неторопясь, с ледяной улыбкой на губах сел обратно.

— Давно хотел это сделать, — тихо проговорил он.

— Давно НАДО было это сделать, — ещё более тихо отозвался Староста. — И жаль, что ты это сделал только сейчас, вывалив на него ВСЕ наши планы. Он не НАШ человек. Он всегда был свой, и с ним всегда было трудно.

— Не беда, — пожал плечами Голова. — Этот не проболтается. Именно по той самой рыцарской этике: "Не лгать и не доносить на товарища". Да и не поверит ему сейчас никто, чтобы он кому ни сказал. А потом будет поздно. Или погибнет, что более чем вероятно, учитывая куда они сунутся, или уже сам будет молчать, чтоб самому не стать крайним. Если Боровец не дурак, то, понимая, что в этой комнате было сказано, он будет молчать. А Боровец, совсем не дурак, — пришёл он к окончательному решению. — Поэтому, он БУДЕТ молчать.

— Впрочем, чтобы он замолчал, можно ведь ему и помочь, — совсем уж тихо, едва слышно отозвался Староста, глядя прямо в глаза своего друга.

О том, что их обоих в этот момент может кто-то услышать, ни тот, ни другой не подумали. Сильно скособочившаяся и неплотно прикрытая после зверского хлопка Боровцом, дверь в кабинет слегка приоткрылась под сквозняком, и шмыгнувшую в сторону невысокую худенькую фигурку какого-то подростка никто не заметил.

Большой бал.*

В то, что такое вообще возможно, до сего дня в городе Старый Ключ никто вообще представить себе не мог. Городские власти для приехавших в город рыцарей устроили Большой Бал.

Чья это была грандиозная идея устроить для рыцарей бал, сейчас нанятые Головой люди трубили чуть ли не на каждом углу, старательно раздувая миф о внимании и заботе об интересах подрастающего молодого поколения нынешних городских властей. И надо сказать, ч т пиар-компания, раздуваемая Гловой имела колоссальный успех. Раз высказанная мысль была живо подхвачена в среде городской молодёжи и если бы сейчас Совет города вдруг вздумал бы по какой-то причине отказаться от намечавшегося Бала, сославшись по обычаю то на нехватку средств или ещё на какую "объективную" причину, то у него бы были крайне серьёзные неприятности. Никто из городского неженатого молодняка, лихорадочно готовившегося к теперь празднику, танцулькам, гулянке, ему бы подобное кощунство никогда не простил.

Так что, Горсовет был поставлен перед суровой необходимостью: во-первых, найти достойное помещение для подобной сходки, каковое, впрочем, тут же и нашлось, с каковой целью из комнаты общих собраний Управы была безжалостно удалена вся бывшая там мебель и в одночасье выкинута на задний двор под снег и ледяной дождь, а во-вторых… Во-вторых, срочно понадобились дополнительные музыканты, согласные целый вечер без перерыва наигрывать танцевальные мелодии для танцующей без перерыва молодёжи.

Делать перерыв в танцах на такую мелочь как попить, поесть, отдохнут — никому и в голову не приходило. Гулять местная молодёжь собиралась серьёзно. И понятно было, что одна группа музыкантов подобного не выдержит, поэтому срочно требовалось найти ещё хотя бы пару, а лучше тройку таких же групп, каковые тут же и были найдены.

Ну ещё бы. Да за такие деньги, что молодёжь выколотила из городских властей на оплату музыки, можно было бы набрать не две, три, а все пять подобных групп музыкантов. Беда была лишь в том, что нужны были лучшие. Потому как городские парни не хотели ударить лицом в грязь перед приезжими гостями, желая показать самое лучшее, что у них есть. А таковых групп музыков на весь город было всего две: группа Пашки Корчева, завсегдатая практически всех свадеб в городе, и группа Силантия Богата, старшего сына одного из самых богатых и влиятельных людей города. А по совместительству ещё прекрасного музыканта и великолепного организатора всяческих гулянок и вечеринок. А также неизменного и активнейшего их участника.

По крайней мере, ни одно из сборищ молодняка в городе не обходилось без его участия. Одним словом, компания для веселья подобралась, чудо как хороша. И желала гульнуть так, чтоб прибывшим рыцарям, если не на всю их оставшуюся жизнь, то хотя бы до следующего подобного же бала, было что вспомнить.

Бал прошёл великолепно. Но! Девки смотрели только на разряженных, словно павлины рыцарей, не обращая никакого внимания на бывших своих парней, и можно было далеко не загадывать, чем это кончится. Естественно дракой. И естественно, пролилась кровь.

Хорошо, что хоть никого не убили. Вовремя вызванные на бал врачи-ящеры сумели спасти не одного раненого ревнивца. А ранившие драчунов рыцари, как впрочем и сами зачинатели драк из местного молодняка попал в глубокие казематы под арсенальной башней, положив начало официальному существованию в городе настоящей тюрьмы, каковой допреж как-то не было.

Впрочем, помогло это мало. Толпа была распалена и угомониться, как к тому призывали городские власти, никто не желал. Какого-то придурка, крикнувшего из толпы какую-то глупость об устройстве рыцарского турнира, все местные дружно проигнорировали, решив решить дело по местному обычаю, кулаками, стенка на стенку.

И поскольку рыцари были здесь как бы в гостях, им пришлось принять навязанные им правила. Давно вызревавшая драка, как её ни старались предотвратить организаторы бала, всё же состоялась. Грандиозная драка стенка на стенку, где с одной стороны были практически все рыцари с оруженосцами, а с другой местные парни всё же состоялась.

И с разгромным счётом полутысячный отряд рыцарей с кнехтами и оруженосцами местные умельцы вынесли кулаками с отведённого под схватку игрового поля.

Кулак оказался не тем оружием, к которому было привычно рыцарство, и чтоб доказать местным девицам что и они не лыком шиты, молодые петухи взялись за оружие.

Слава Богу, в этот раз лучше подготовленные городские власти сумели перехватить инициативу и не допустить смертоубийства. Теперь уже городским властям пришлось уже вмешиваться всерьёз, закованной в сталь рукой разведя толпы вооружённого оружием молодняка в разные стороны.

Однако долго такое продолжаться не могло, и по счастливой случайности легко разрешилось, когда сами же рыцари выкриками со своей стороны побожились доказать свои умения и превосходство взятием на копьё какого-нибудь небольшого поселения подгорных людоедов на границе.

Дальше всё покатилось как-то само собой. Тут же была сформирована небольшая экспертная группа в составе представителей рыцарства и местных властей, для принятия конечного решения о том кто лучший. И утром следующего же дня, всё без исключения рыцарское войско под звуки музыки, пение волынок и грохот барабанов, гордо расправив плечи и сияя битыми мордами и начищенными до зеркального блеска дедовскими бронями и кольчугами, гордо двинулось на взятие какого-то мелкого ящерового городка.

Имя местного городка Сатино-Татарское не говорило им ничего. На настойчивые призывы властей передумать и подобрать чего попроще, не такое большое и опасное, гордая пореченская шляхта ответила суровым отказом. Не пристало природным рыцарям искать лёгких путей. И если уж брать на свои плечи задачи, то лишь неподъёмные, чтоб доказать сияющим восторгом глазам понравившихся им девчонок, что такое есть настоящий рыцарь и дворянин.

И не одно девичье сердечко в то утро билось неровно, с перебоями, при взгляде на проходящее мимо усыпанных разодетыми девчонками городских стен ровные, как под линейку выровненные ряды закованного в сталь гордого поречного рыцарства.

 

Глава 12 "Великий" поход

Горькое возвращение.*

Медленно, осторожно раздвинув ветви густого куста орешника, худое, землистого цвета лицо подростка выглянуло на поляну. Кругом было изумительно тихо. Как тихо в лесу может быть лишь глубокой зимой, хотя снега ещё практически не было и о том, что наступила зима, напоминал лишь едва слышно падающий пареньку на голову редкий мокрый снежок. Да какая-то незнакомая парню пичужка, надоедливо заверещавшая у него над головой, стоило ему только сунуться в этот куст, так и продолжала орать, беспокоясь то ли за потревоженное находниками гнездо, то ли ещё что.

— Да цыц ты, — раздражённо цыкнул, скосив глаз в ту сторону парень. — Не тронем мы твоё гнездо, сказал же. Чего верещишь, свиристелка.

На удивление, птичка видать поняла сердитую шипящую речь парня, потому как тут же заткнулась, и дальше лишь беспокойно перепархивала с ветки на ветку, внимательно отслеживая перемещение находников сквозь её куст.

Аккуратно пригнув к земле мешающие пройти ветки орешника, парень выбрался из куста и тщательно проследил чтоб ни одна из пригнутых к земле ветвей не была сломана.

Было несколько странно со стороны наблюдать за его непонятными манипуляциями, но всё сразу же, встало на свои места, стоило лишь следом за ним показаться огромной мохнатой туше бурого медведя.

— Осторожно Тиша.

Аккуратно придерживая мешающие проходу ветви, парень отстранился чуть в сторону, давая большому медведю за ним протиснуться сквозь густые, толстые ветви.

Тяжело переваливаясь с боку на бок, следом за пареньком на поляну выбрался большой бурый шатун. Вид медведя был страшен. Исполосованная длинными, кровоточащими шрамами грязная, сбитая в колты густая, когда-то бурая шерсть, была вся покрыта неряшливыми комками тины и болотной грязи.

На спине его горбился огромный, крепко привязанный к телу медведя широкими крепкими кожаными ремнями большой тюк тёмной, грязно-буро-серого цвета материи, на верху которого выделялось маленькое, светлое пятно.

Это был замотанный в какие-то грязные серые тряпки рыжий лис. Такое же, как и у медведя, перепачканное в болотной грязи и тине его неподвижное, привязанное к тюку грязными, разлохмаченными верёвками маленькое тельце не подавало признаков жизни. Тем не менее, оба его товарища, медведь с человеком подростком, не обращали на сей факт никакого внимания, просто принимая как данность что тот был без сознания.

— Где-то здесь, — тихо проговорил паренёк. Тихий, согласный рык медведя был ему ответом.

— Ну и что, что рано, — недовольно проворчал паренёк, сердито покосившись на медведя. — Зато отдохнём немного перед встречей и раны рыжему промоем и ещё раз перевяжем. Там под дубом и копанка должна быть. Наконец-то попьём нормальной, ключевой воды, а не той болотной тухлятины, чем эта горелая деревяшка нас всю дорогу поит.

— Знаю, знаю, — сердито проворчал паренёк, покосившись куда-то в сторону. — Ну не встретилось никакого ключа по пути и что нельзя было из болот выбираться. Но ведь можно же было на короткое время выбраться из болот на сушу и поискать.

— Нельзя, нельзя, — тихо проворчал он, виновато покосившись на сердито что-то рыкнувшего медведя. — И так еле оторвались, а с водой бы нас точно тогда замели.

— Вот, — замер он на миг на краю поляны, настороженно окидывая лесной луг перед собой внимательным, всё замечающим взглядом. Чистый, нетронутый наст перед ним белел девственной белизной. — Пришли. Мы на месте. Вот и дуб. А где-то там под корнями и копанка должна быть.

— Горелая деревяшка идёт первая, — проскрипело что-то сзади них. — Чтобы проверить, нет ли там чего угрожающего всяким неблагодарным человекам.

— Да ладно тебе Сучок, — виновато обернулся назад паренёк. — Что ты сразу в бутылку лезешь?

— Это ты постоянно лезешь во всякие непотребные места, — проскрипело сзади какое-то странное, непонятное существо.

Внешне оно было совершенно несуразно. Невысокого роста, оно всё было какое-то изломанное, чёрно-серое, покрытое чем-то странным, отдалённо напоминающим кору старого, обгорелого, дерева.

— А Леший, настоящий Леший, — ту же поправилось странное существо, — всегда знает, что творится вокруг.

— Особенно, горелый Леший, — коротко хохотнул парёнёк под одобрительный тихий рык медведя.

— Вот и сейчас он знает, что нас окружают вооружённые человеки с теми зверьми, что две недели назад загнали нас в эти болота, — сердит покосилось в его сторону существо.

— Спокойно, — уверенно поднял он руку вверх. — Свои.

— Свои, я сказал! — ойкнул он, резво отпрыгнув в сторону от вонзившегося у его ног короткого арбалетного болта.

— Ты! — завопил он в ужасе, уже не сдерживаясь, когда второй, точно такой же болт со смачным хрустом вонзился в густой дёрн у его ног. — Сказал же, свои!

— Свои дома спят на печи. Зубами к стенке, — суровый мужской голос, из-за спины сбившейся в кучу компании, немного разрядил мгновенно накалившуюся обстановку.

— Колька, опусти зброю! — всё тот же голос из кустов, сурово одёрнул паренька, направившего небольшой, взведённый арбалет в сторону голоса из кустов.

— Опусти кому говорят. Не балуй.

— Ты кто? — холодным, лишённым эмоций голосом спросил паренёк. — Обзовись именем, или спускаю курок.

— Тише, тише, скаженный…

По осторожному шевелению в кустах, сопровождаемому медленным поворотом ложа арбалета в сторону звука, стало понятно, что так и не ответивший человек осторожно выходил из-под выстрела.

— Совсем ты парень какой-то дурной стал, — вдруг с внезапно прорезавшимися мальчишескими нотками в голосе, пожаловался человек за кустом. — Да я это, я, Марфы портомойки с портового конца племяш. Андрюха Зелёный, не узнал, что ли?

— Покажись, яколка.

Всё с теми же спокойными, совсем не угрожающими, но какими-то мёртвыми, обещающими нотками в голосе, паренек чуть шевельнул арбалетом.

Осторожно раздвинув ветки скрывающего фигуру человека куста орешника, следом за странной компанией, на поляну выбрался вооружённый коротким копьём и висящем на боку коротким мечом, человек.

— Ну? — недовольно проворчал он, чуть щурясь на ярком, слепящем на снегу солнце. — Признал?

Молодой, здоровый парень, возрастом лишь чуть более старше, чем стоящий в окружении странных существ паренёк был лишь чутка старше своего собеседника.

— Что ты тут делаешь, Зелень? — не опуская арбалета, смотрящего прямо в живот вылезшего из леса человека.

— Да как ты…, - начал вооружённый копьём парень, но вдруг осёкся, глядя прямо в глаза паренька.

— Я задал вопрос тебе, Зелень, — тихо повторил вопрос паренёк. — Ты на него не ответил. И если ты сейчас ещё раз не ответишь, и не ответишь правильно, то ты здесь и сейчас умрёшь.

— Что ты тут делаешь? — тихим, чётко акцентированным голосом повторил по слогам свой вопрос паренёк.

— Он здесь по моему приказу.

Приятный, мелодичный женский голос мгновенно сломал, казалось физически ощутимо сгустившееся напряжение.

— Баронесса? — негромко спросил паренёк. — Баронесса Изабелла де Вехтор?

Зашуршавшие чуть в стороне кусты осторожно раздвинулись, и на поляну, стряхивая с ветвей налипший снег медленно, настороженно поглядывая на стоящую чуть в отдалении компанию, вышла молодая, красивая женщина.

— Здравствуй Коля, — негромко проговорила она. — Мне передали, что ты просил встречи. Я пришла.

— Тихон, это ты? — не двигаясь с места, тихо спросила она, переведя взгляд на распластавшуюся у ног подростка на снегу большую бурую фигуру, покрытую грязным бурым мехом. — Что с Рыжим?

— Тяжело ранен, — вдруг устало опустился на снег паренёк. Арбалет его ткнулся в землю и со звонким щелчком разрядился, воткнув болт в дернину. — Состояние стабильное. Стабильно тяжёлое, — тихо уточнил он. — Нужны медикаменты и перевязка. Нужен врач. У нас всё кончилось ещё несколько дней назад. Как и продукты, так и вода.

— Если ты не против, то ящеры его осмотрят, — негромко попросила женщина. — Наши, из города.

— Я их знаю? — со скрытым напряжением в голосе спросил паренёк.

— Гур де Дуак, травник из Академии.

— Такого знаю, — устало согласно кивнул головой паренёк. — Пусть подойдёт, посмотрит.

Последние слова, казалось, сломали что-то невидимое. Вдруг, вся листва кустов по периметру тихо зашевелилась, и на открытую всем взорам поляну вышла густая цепь вооружённых большими листовидными копьями ящеров, пополам с вооружёнными обнажёнными мечами людьми.

Возле неподвижного рыжего тела лиса, словно из воздуха нарисовался невысокий, сухонький ящер, чуть выше среднего человеческого роста, явно крайне преклонного возраста, и засуетился, аккуратно снимая со спины медведя рыжее неподвижное тело.

— Осторожно, осторожно сымай, — донеслись негромкие голоса с той стороны. — Кладите на подстилку.

— О! — со слабым, равнодушным восторгом в голосе, негромко воскликнул паренёк. — Какая пышная встреча. Меня, смотрю, весь Ягодный припёрся встречать, пополам с вашей личной охраной, госпожа баронесса.

— Твоя просьба о тайной встрече была столь странна и необычна, что мы решили перестраховаться, — прокомментировала та его заявление. — Как ты и просил. Личная встреча наедине.

— Это — наедине? — с грустной улыбкой на губах, паренёк окинул всю поляну странно напряжённым взглядом.

— Отойдём к дубу, — тихо проговорила Белла, осторожно кладя руку на вздрогнувшее плечо паренька. — Там есть копанка, где можно напиться чистой ключевой воды и рядом есть место, чтобы умыться и привести себя в порядок.

Судя же по виду всей вашей компании, чистой воды вы не видали давно.

Два месяца, — тихим, охрипшим голосом прошептал паренёк. Ровно с того самого дня когда…, - голос паренька дрогнул и напряжение в его голосе усилилось.

— Подожди, — мягко остановила его Белла. — Пойдём к дереву и там поговорим. Одни. Там нам никто не помешает, и ты сможешь сказать мне всё, о чём просил передать через своего дружка, Стёпку Немого.

— Немой, — скупо улыбнулась Белла. — Интересные у тебя дружки, Коля Молчун. Видать по себе подбираешь.

— Немой полностью соответствует своему прозвищу, — скупо улыбнулась она одними губами. — Только и сказал, что ты вернулся, но в город идти боишься, потому как опасаешься за свою жизнь. И будешь встречать меня на поляне за болотом возле Долины. Там где дуб и ключ бьёт из-под корней.

— Хорошо, что я правильно угадала место, — грустно вздохнула она, с жалостью глядя на серое, страшно осунувшееся, с заострившимися чертами худое лицо паренька.

Не обращая внимания на суетящихся возле неподвижного тела лиса людей и ящеров, лишь бросив в ту сторону встревоженный взгляд и дождавшись ответного успокаивающего кивка от врача, баронесса с облегчённым вздохом медленно прошла с пареньком к большому, развесистому дубу на другом краю поляны.

Умывайся, — кивком головы указала она на небольшую, обложенную некрупными валунами копанку, с бьющим со дна ключом.

Смахнув снег, сама она присела на высоко выступающий из земли толстый, покрытый корявой корой корень, по соседству с жадно припавшим к холодной ключевой воде усталым пареньком. И долго, терпеливо ждала, не торопя того, пока паренёк не напьётся и не умоет лицо.

С облегчением откинувшись от холодной ключевой воды, Колька наконец-то с огромным облегчением перевёл дух.

— Нас предали, — вдруг тихо проговорил он. — Заметив, как чуть вздрогнули плечи сидящей рядом с ним молодой женщины, тихим, напряжённым голосом продолжил.

— На месте нас ждала засада. И ждала именно нас.

— Почему ты так решил? — тихо прошелестел едва слышный вопрос.

— Мы слышали ночной разговор меж подгорных, — ещё тише проговорил паренёк. — Уже потом, когда выбирались за кольцо оцепления. Пришлось пробираться прямо сквозь их лагерь и мы много услышали, не предназначенного для чужих ушей.

— Иного пути не было, — виновато пожал он плечами, словно кратковременное ночное пребывание в стане врагов накладывало на него какое-то грязное пятно. — И возле какой-то офицерской палатки мы слышали разговор двух офицеров.

— У подгорных нет офицеров, — напряжённым голосом возразила Белла.

— Теперь есть — жёстко отрезал Колька. — Теперь у них много чего есть. И не только офицеры.

— У них есть даже огнестрельное оружие. Немного и старого. Но оно всё рабочее и в хорошем, ухоженном состоянии.

— Откуда ты знаешь? — нетерпеливо перебила его Белла.

— Из такого оружия перебили весь наш отряд, — тихо проговорил паренёк.

— Огромный пулемёт с толстым стволом. Очень крупного калибра. Никто не ожидал ничего подобного. Пробивал нашу стеклобронь навылет.

— Стеклобронь? — неверяще переспросила Изабелла. — Нашу стеклобронь?

— Облегчённый вариант, как раз для диверсионных вылазок сделанный. Я же говорю, — ещё тише проговорил паренёк. — Это была засада. Хорошо подготовленная засада. И они знали, с кем имеют дело, какой дорогой мы будем возвращаться и с чем, с какой защитой встретятся.

Их оружие пробивало наши брони, — с напряжением в голосе требовательно глядел на неё Колька. — А прикрывавшие пулемётчика ящеры ставили перед ним толстые ростовые щиты. Мы пробовали, потом один такой поднять с Тихоном.

Когда все ушли с болота, мы пытались один такой брошенный ящерами вытащить из болота. Хотели с собой взять, чтоб показать вам. Чтобы не быть голословным. Так едва смогли его чуть приподнять, зацепив за краешек, торчащий из воды. Металл на щите очень толстый был, — виноватым голосом, глухо проговорил паренёк.

Это были толстые кованные металлические щиты. И наши арбалеты их не пробивали. Мы вдруг оказались безоружными против них. А под прикрытием этих щитов подгорные подошли к отряду вплотную и расстреляли всех кто ещё оставался в живых после пулемёта.

Мы с Тишкой спаслись лишь потому, что были далеко сзади, задержались, и нас не заметили. Сучок помог, — тихо поправился он. — Глаза отвёл, вот нас и не заметили. А искали нас потом долго и упорно, до самой ночи. А потом ещё и всё следующее утро не прекращали поиски. Искали именно нас, мы слышали разговоры.

А потом, когда все ушли, мы вернулись и нашли на месте боя раненого Рыжего. Он едва дышал и подгорные его почему-то не добили. Видать, посчитали, что уже мёртв. Но на следующее утро, когда обнаружили пропажу, буквально по листику перевернули всё болото.

И если бы не Сучок, опять отведший им глаза, нас бы здесь не было. Ни меня, ни Рыжего, ни Тихона.

Нас кто-то предал, — паренёк посмотрел прямо в глаза Беллы тяжёлым, недоверчивым взглядом.

Нас ждали и напали лишь после того как мы набрали корня. Я так думаю, чтобы наверняка удостовериться, за чем мы туда пришли.

— Корень? — напряжённым голосом тихо уточнила Белла.

— Частью здесь, но большей частью спрятан в укромном месте, — так же тихо проговорил паренёк. — Здесь, недалеко. На встречу не взяли, опасались. Думали, что если опять придётся бежать, то без него намного легче. Да и Тихон устал. Два месяца считай что без еды и нормальной воды. Болота, лишь мёртвые болота кругом и обильная клюква с брусникой.

— Семян сколько?

— Небольшой мешочек с вызревшими семенами и около полутора тысяч штук корней, завёрнутых в сырой сфагнум и перетянутых ниткой, чтоб не высох по дороге. На всём пути мы регулярно его поливали. Сажать можно и весной, но лучше сейчас, пока землю морозом не прихватило. А семена — хоть сейчас, хоть весной.

Семян набрали откровенно мало, — с неприкрытой горечью проговорил Колька. — Кто-то до нас хорошенько прошёлся по зарослям мыльнянки и собрал всё что вызрело. Это мы насобирали из паданки, которой не заметили, и по углам, по отдельным растеньицам, на что пришлые собиратели не позарились.

Ради всего этого погибло десять отличных парней. И кто-то за это заплатит.

И я должен проследить, чтоб ни один корень не пропал, — хриплым, жёстким голосом проговорил паренёк. — Чтоб каждое семя взошло. За них заплачено кровью. Большой кровью.

— Здесь, рядом с городом сажать нельзя, — тихо, глубоко задумавшись, проговорила Белла. — Слишком много глаз. Да и странно такое наше внимание какой-то мыльнянке.

Внешне она как бы, не слышала, что сказал паренёк, но по брошенному на того короткому, внимательному взгляду стало понятно, что слова его приняты к сведению.

— Хорошо бы и тебя Колька спрятать, чтоб никто посторонний раньше времени не увидел. Да куда вот, сразу не соображу.

— Если только, — задумалась она, внимательно наблюдая за мальчиком. — Если только не на Ягодном спрятать, среди курсантов.

— А эти? — напряжённым голосом тихо проговорил Колька, слабым кивком головы чуть обозначив обращение к заполонившим поляну людям и ящерам.

— Эти не продадут, — тихо и убеждённо проговорила Белла. — Никто из них ни сном, ни духом не знал о готовящейся экспедиции. Даже более того. Ни у кого из них за всё прошедшее время ни с кем из города не было никаких сношений. Ни малейших.

— Как только ты передал со своим дружком с хутора послание, так я сразу и озаботилась подбором людей. Как и нелюдей, — тихо добавила она.

Но чтобы полностью исключить возможную утечку, мы пока что и их изолируем.

Вопрос только куда.

— В Приморье хочу, — вдруг подал голос паренёк. — К Сидору хочу.

Медленно повернувшись к нему, Изабелла очень долго внимательно глядела прямо в смертельно усталые глаза паренька. Тяжело вздохнув, видимо придя к какому-то непростому решению, медленно проговорила:

— Вам, всем четырём: тебе, Тише, Сучку и Рыжику, придётся надолго покинуть дом. Дом, и город. И назад, обратно домой вам можно будет вернуться, только когда мы узнаем, кто вас предал. До того момента жизнь ваша будет в постоянной опасности.

— Ерунда, — слабо улыбнулся паренёк. — Достаточно будет и того, если мы пока поживём на Ягодном.

— Жить вы будете не там, где тебе нравится или удобно, — холодным, строгим голосом отрезала Белла, — а там, где укажут. Где я посчитаю нужным, и где будет безопасно. И вернётесь домой только тогда, когда минет опасность для ваших жизней.

Нагрузки, которым подвергаются курсанты на Ягодном, для тебя пока что слишком велики. Вот годика через два, самое оно будет. А пока надо подождать. Жить же там бездельничая, когда другие кругом заняты — это не дело. Занятия же какого для вас, там я не вижу пока, не придумала, — одними губами добавила она едва слышно.

— Думаю, что даже с Димоном на Правобережье тебе сейчас будет безопасней, чем в городе, — сердито прошептала она.

— О, Господи, — Белла вдруг серьёзно всполошилась. — Даже не думай! — не сдерживая голоса, сердито воскликнула она, глядя на оживившегося паренька.

— Забудь! — отрубила она тихо, едва слышно. — Я сказала, забудь! — ледяным тоном добавила она. — Ты пока не готов для такого похода. И ни на какой правый берег ты сейчас не пойдёшь. Тебе надо отдохнуть, набраться сил.

— Тем более, что совсем неизвестно где сейчас Димон и чем занят.

— Так я мигом узнаю, — вдруг воодушевился паренёк.

— Я не шучу, — едва слышно подпустила Белла угрозы в свой голос. — Сейчас, никакого Правого берега, никакого Приморья.

— Вам всем надо отдохнуть, — совсем тихо проговорила Белла, уже с откровенной жалостью глядя на усталого, осунувшегося паренька.

А нам — найти того, кто вас выдал. А это задачка посложней будет, чем даже новая экспедиция в пустынные земли Амазонии.

И тебе надо хотя бы отъесться, — жалостливо посмотрела она на страшно отощавшего паренька.

Умывайся ещё раз и пошли, — кивком головы поторопила она паренька. — Ящеры кончили возиться с Рыжиком и нам пора. Корень заберём сейчас, по дороге. Чтоб с ним чего непотребного не случилось.

А вы поживёте пока у своих знакомых на хуторе.

Поднявшись с корня дерева, на котором сидела, ожидая пока напьётся и умоется паренёк, она тихо проговорила:

— Мы проверили. Место там надёжное. Неделю пересидите, а потом посмотрим. Может к тому времени, и острота вопроса отпадёт, и тебе не будет нужды скрываться.

Охранять вас будет эта группа, что встречала. Никто другой видать пока тебя не должен.

В Молчуне ты уверен? — вдруг совсем тихо спросила Белла. Дождавшись молчаливого кивка, облегчённо вздохнула. — Хорошо, что есть хоть кто-то, кому можно доверять.

Сорока. Или: Девичьи слёзы — что вода, сколько ни лей — не кончаются…*

Зареванное, всё в грязных некрасивых потёках слёз, лицо Дарьи Докучаевой было малосимпатичным, если не сказать откровенней — некрасивым. Но в отличие от всех прошлых раз сейчас она чувствовала, что её слёзы не производят на присутствующих былого эффекта. Сейчас со стороны сидящей за столом её кумира, баронессы Изабеллы де Вехтор веяло ледяной стужей.

Дарья буквально физически ощущала идущий с той стороны холод и… презрение. Дарья не верила своим ощущениям. Они отказывалась им верить, но ничего не могла поделать с собой. Её ранимая, юная душа, тонко чувствующая все малейшие оттенки истинного отношения к себе, буквально кричала о том, что бывшее ранее хорошим, добрым, любящим отношение к ней за последние дни резко изменилось. И не хотелось даже думать в какую сторону. А чувства её никогда ещё не обманывали.

Даша не верила и не понимала, что происходит.

— Дарья, — холодный голос баронессы Изабеллы де Вехтор нарушил молчание.

Глядя на сидящую в кресле у камина молодую, красивую женщину, в данный момент более похожую на Снежную Королеву, как её описывали в сказках, никак нельзя было предположить, что когда-то она улыбалась. Даже, что ЭТА холодная, властная женщина могла просто улыбнуться.

Брови женщины были сурово сведены к переносице и на Дашу, прямо в самую глубину её души смотрели два пронзительных, голубых ледяных глаза.

— Дарья, — донёсся до испуганного сознания девочки холодный голос. — Ещё раз повторяю вопрос. Кому, кроме своих подружек ты регулярно рассказывала о том, что происходит у нас дома? Кому ты ещё хвасталась, что твой дружок Колька, непутёвый, по твоему выражению, мальчишка, пойдёт на земли подгорных ящеров добывать корень мыльнянки с помощью которого ты сделаешь такие восхитительные, дорогущие ткани и бинты для продажи ящерам?

— Кто ещё мог слышать твою похвальбу?

Тихие девичьи слёзы были ответом на заданный вопрос. Сознание девочки схлопнулось, и она лишь плакала, не отвечая ничего на ясный конкретный вопрос.

— Вижу, добром ты ничего не понимаешь, — донёсся до Даши холодный голос. — Тогда тебя будут пороть, пока ты не скажешь, кому ещё, кроме вдовы рыбака Бухарева, у которых вы с девочками собирались на свои девичьи посиделки, ты хвасталась, как много ты знаешь и какая ты важная личность.

— Никому, — испуганной мышкой пискнула в ответ Даша.

Испуганно втянутая в плечи голова, совсем не красила девочку, но ещё более нахмурившиеся брови баронессы окончательно ввергли девочку в ступор.

— Врёшь, — тихо проговорила баронесса. — Тебе ясно и недвусмысленно было однажды сказано, когда тебя брали на работу в землянку. "Никогда, ни под каким видом, ни малейшей крупицы сведений не должно выйти за стены этого помещения".

Прервавшись, Изабелла обвела стены гостиной тяжёлым, мрачным взглядом, словно спрашивая у них прощения за то, что она сама не проследила за исполнением своих же распоряжений.

— Ты сказала, что всё понимаешь, и что никто и никогда из твоих уст и под страшной пыткой ничего не вызнает. А теперь оказывается, что всё, что ты слышала в гостиной, на кухне, в мастерских, в лаборатории профессора — тут же становилось достоянием любопытной бездетной кумушки Марфы Бухаревой, любезно предоставившей свой дом под места встречи соседской молодёжи, на язычок ты была несдержанна. И, как сказали соседи, весьма гордившейся этим. Да и соседки были довольны, что у их детей есть приличное место встречи. Что детишки собираются у вдовы дома и всегда под присмотром.

— Почему ты хвасталась перед своими подругами тем, что происходит у нас дома, и всегда вываливала всё этой вдове? Чем тебя она опоила? Кто тебя за язык тянул?

— Я ничего не говорила, — слабо пискнула девчушка.

— Врёшь, — отрезал холодный голос. — Твои же подруги показали, что не раз и не два заставали тебя о чём-то шепчущимся с вдовой. Да и перед ними ты не стеснялась.

— О чём вы ещё говорили?

— Она просто такая взрослая и так внимательно слушала, — вдруг тихо проговорила Даша. — А она была старая подруга ещё моей матери. Ещё мой отец когда-то к ней сватался, до того, как она вышла замуж за своего рыбака. Да и потом между ними что-то такое было. Я знаю, я видела по их глазам, когда они встречались.

— Она была мне вроде второй матери, — едва слышно прошептала Даша. — Она не могла предать.

— Вы можете спросить её сами, — вдруг решительно подняла, опущенную было голову Даша. Она подтвердит! Она скажет правду! Она не могла никому сказать ничего из тех секретов, что я ей говорила. Она мне как мать!

— Нет, — ледяным тоном отрезала Белла. — Вдова рыбака Митрофана Бухарева Марфа Бухарева уже ничего никому не скажет. Её тело сегодня утром было найдено плавающим в грязной воде портового залива в районе заброшенных портовых складов. Со слов стражи, вдовица немного перебрала спиртного, а потом оступилась нечаянно с пирса и упала в воду.

А потом также нечаянно несколько раз сильно ударилась виском о сваю. Не говоря уж про то, что приличной женщине, вдове уважаемого всеми рыбака, приличного соседа, нечего было делать поздно ночью в том районе.

Удивительно вовремя она упала в воду и очень удачно захлебнулась, — мрачно пошутила Белла. — Сразу, как только ты ей рассказала, что у нас дома появился раненый Рыжик. И такая вся из себя приличная вдова тут же поспешила посетить один весьма любопытный трактир в порту. Опять же — не место пребывания приличной женщине. И там встречалась с неустановленным лицом…

Ещё более удивительно, — нехорошо как-то, многообещающе улыбнулась Изабелла, — что установить, с кем встречалась там наша вдова, нам так и не удалось. Его никто не знает, мало, кто видел, и куда он делся сразу после встречи — установить, также не удалось.

Ещё одна странность. Вдова, сразу после той тайной встречи, вдруг сразу падает в воду. И там захлёбывается. А соглядатай, пошедший следом за тем таинственным незнакомцем, той же ночью исчезает. Бесследно. И боюсь, что тело его мы уже так никогда и не найдём.

На твоей совести Даша, жизни десятерых парней, пошедших в поход за корнем мыльнянки, и никак не предполагавших что твой длинный язык приведёт их к смерти. И на твоей совести жизни вдовы и нашего соглядатая, хорошего парня с Ягодного. Ещё два человека.

Дюжина живых душ. По твоей вине раньше времени простившихся с жизнью.

— Я не виновата, — широко раскрытыми от ужаса глазами, часто-часто замотала головой Даша. — Это не я. Я ничего такого сделать не могла. Это ошибка.

— Может быть это и ошибка, — вдруг ставшим тихим и усталым голосом проговорила Изабелла. — Но это твоя ошибка и за неё придётся заплатить тебе.

Для начала тебя выпорют на козлах в сенном сарае. Так, что ты неделю сидеть не сможешь. А сразу после этого тебя под охраной отправят исправлять свои ошибки в сотню к Илоне Бережной. К твоим любимым амазонкам на озёра. Там ты поближе познакомишься с тем чем ты так восторгаешься и если выживешь в стычках с подгорными людоедами, она тебя научит, что слова старших надо выполнять так, как они тебе это сказали. И не вносить в них собственные домыслы. Думала, не думала, подумала, предполагала, тебе что-то показалось… и прочее.

Не хочешь думать головой! Не можешь! Научим думать через поротую задницу, — ледяным тоном отрезала она. — А теперь пошла вон, мерзавка, — буквально вышвырнула она бедную девочку из комнаты. — И чтоб я тебя рядом с собой не видела.

После того как два здоровых ящера, на фоне которых маленькая фигурка несчастной девочки выглядела ещё более жалкой, вытащили безвольно передвигавшее ногами тело девочки из землянки, и за ними захлопнулась входная дверь, в гостиной ещё долго стояло тягучее, тягостное молчание.

— Что вы молчите профессор, — первой нарушила молчание Белла. — Скажите, что я слишком сурова с маленькой девочкой? Что надо было её пожалеть, простить. Что я не права.

— Нет, — тихо откликнулся профессор. — Я думаю, почему вы обошлись с ней так мягко. Выпороть на конюшне. Всего навсего…, - профессор замолчал, что-то молча обдумывая.

— В сенном сарае, — мягко поправила его Белла. — А почему так мягко, так потому что не уверена, что Марфа виновна в том, в чём все её подозревают.

Слишком уж это бросается в глаза, — медленно и задумчиво проговорила она. — Слишком всё на виду. Вот я и думаю. Такая великолепная организация по разгрому нашей тайной экспедиции и такое бездарное завершение.

А всё ли так просто? Может нас увели на ложный след?

А ведь мы, профессор, — подняла она на него внимательный взгляд, — так и не может точно утверждать, что сведения от нас на сторону шли черед Марфу. Дарья так перепугана, что добиться от неё сейчас чего-либо внятного просто невозможно. А подружки её из швейной мастерской обмолвились мимоходом, что та им хвасталась, какие она ткани будет делать на собственной фабричке, когда Колька корешки принесёт. И даже сроки точные называла.

Так что, Марфа могла и не одна такая быть. И даже наверняка.

Дарья — просто молоденькая, глупенькая девочка, невоздержанная на язычок. Надеюсь, Илона научит её держать его за зубами, — тихо, со скрытой угрозой проговорила Белла. — Иначе, я возьмусь уже за саму Илону.

Да и одна ли балаболка Дарья трепала языком? Ведь есть же ещё и охрана, которая точно могла что-то где-то и услышать, и казачёк, Игорёк Белов, которого взяли на место Васятки. Есть кормилица. Есть масса другого чужого народа, который часто бывает у нас дома и мог бы слышать не касающиеся их разговоры. А мы сами никогда серьёзно не относились к собственным тайнам.

Вспомните хотя бы все наши последние встречи. Масса чужого народа. Все говорят, перебивая друг друга, и голоса никто не сдерживает.

И распахнутые настежь от духоты в запертом помещении окна, — вдруг тихо проговорила Белла, глядя куда-то во двор. — Так небрежно, как мы сами относимся к сохранению собственных тайн, могут относиться только враги сами к себе.

Поэтому, — Белла встала со своего кресла возле камина и решительно подошла к распахнутому, настежь окну во двор. — Вот так, — со стуком сердито захлопнула она рамы, отрезая холодный воздух и все звуки со двора. — Давайте сами прекратим собственную безалаберность. А потом и с других спрашивать будем.

— А Даша? — вопросительно поднял брови профессор.

— Даша получила за дело, — жёстко отрезала Изабелла. — Сказано из дома ничего, значит — ничего. Даже тому, кто заменил тебе родную мать. И пока она это не поймёт сама, без напоминания, толку с неё не будет.

Ещё один хмурый вечер.*

То, что беды не ходят на особицу, баронесса Изабелла де Вехтор знала всегда. Как пойдёт чёрная полоса, так только держись. Поэтому рассказанная Молчуном история о том, как на сущем пустяке подловили поречное дворянство и заставили воевать за чужие интересы, проливая свою кровь, и где у них не было ни малейшего шанса выжить, заставило Беллу серьёзно задуматься о людях, среди которых она жила последние два года.

Всё вокруг представлялось ей теперь не таким простым, как совсем недавно.

— "Наверное, Советник бы порадовался такому моему "открытию". Сказал бы, что взрослею", — мрачно думала она, слушая короткий, но оттого не менее зловещий рассказ Кольки Молчуна.

По просьбе дружка своего Стёпки, по прозвищу Немой, какого-то там…юродного племянника городского Головы Сильвестр Андреича, Колька поведал ей то, что дружок его случайно подслушал из-за неплотно прикрытой двери в тереме Головы. Сам Немой прийти не решился, побоявшись привлечь к себе нежелательное внимание своего дядьки, но дружку своему Кольке наказал передать весь подслушанный им разговор весьма обстоятельно, чуть ли не в интонациях.

У Кольки же оказался практически абсолютный музыкальный слух, и, слушая паренька, Белла буквально в лицах представляла себе весь произошедший разговор. Оттого её, наверное, и пробила холодная, злая дрожь от чудовищности всего того что она услышала.

Вот и погода сегодня как по заказу подгадала, такая же дрянная. Небо обложили низкие снеговые тучи, и на головы жителей города с самого утра сыпался противный мокрый снег, впрочем, тут же быстро таявший и стоявший по всему двору широкими, мелкими лужами.

Тогда, после рассказа она долго не могла прийти в себя, целый день думая, что делать. И сегодня с утра она с казачком передала Маше с Корнеем просьбу обязательно подойти к ней вечером, и попросила не уходить никуда по своим делам профессора. Надо было решить, что делать с теми сведениями, что она получила от паренька, и как им следовало дальше реагировать на вновь открывшиеся обстоятельства. Оставлять всё в том виде как оно сейчас есть, нельзя было ни в коем разе.

Впрочем, по крайней мере, одно было понятно уже сейчас. Надо было срочно попытаться вернуть Сидора домой, потому как, без его личного присутствия надеяться, что-либо изменить, можно было и не мечтать. Упёртость поречного дворянства в достижении поставленной цели, Белла знала как никто. Сама совсем недавно была такая.

Поэтому, сразу же после рассказа Молчуна, он озаботилась немедленным написанием Сидору письма, в котором, она, по крайней мере, она так надеялась, привела достаточные веские основания необходимости досрочного прекращения начатой мужем операции со станками и его немедленного возвращения домой.

— "Знать бы ещё послушается ли", — тяжело вздохнула Белла.

Упёртость уже собственного мужа в некоторых вопросах, в которых тот считал, что прав он, была под стать упёртости пореченской шляхты. И о том она тоже знала не по наслышке. Было дело, имела неприятную возможность убедиться.

— Заходи, Маш, — кивнула она рукой входящей в комнату подруге.

Корнею, привет, — поприветствовала она входящего следом её мужа.

Поспешно встав, она быстро прошла на кухню, взять со стола заготовленное заранее угощенье.

— Как Дашку отправили к амазонкам на исправление, приходится теперь самой всё делать, — со вздохом пожаловалась она. — Но ничего не поделаешь. Дело у нас такое, что лишних ушей быть не должно.

Расставив на столе гостевые чашки, она водрузила на стол небольшой, пыхтящий дымком серебряный самовар с украшающим его сверху прозрачным стеклянным заварным чайничком и с довольным видом уселась на своё любимое место во главе стола.

— Ну-с, — радостно потёрла на ручки, предвкушающе глядя на высокую горку высящихся на краю стола своих любимых пирожков с капустой, только недавно принесённых из соседней пекарни Брахуна. — Посмотрим, чем нас кормит наш дорогой сосед.

Устраивайтесь, профессор, — кивком пригласила она вошедшего в комнату профессора.

Ну-с, кто будет говорить первым? Надеюсь, с подробным изложением разговора Старосты с Головой, переданным нам Молчуном, вы ознакомились в моём письме. Жду ваших мыслей.

Переглянувшись между собой, собравшаяся за столом троица, смущённо молчала.

— Поскольку данная тематика ближе всё-таки ко мне, то и говорить, пожалуй, буду я, — первым нарушил молчание Корней.

— Итак, — начал он. — Любая попытка проведения какой-либо спасательной операции по вытаскиванию молодых дураков из того дерьма куда они по собственной дурости вляпались, обречена на гарантированный провал. Ни от кого помощи они не примут.

Даже само слово помощь использовать категорически никому не советовал бы. Гонор. Взятие Сатино-Татарского на данный момент является приоритетным делом славного поречного рыцарства. И только!

Второй момент. Информация, переданная ещё весной нашими имперскими ящерами о том, что на границе с людскими землями выращена новая генерация, новый подвид ящера, в корне отличный от старого, тупого людоеда, полностью подтвердилась. Так грамотно действовать, как действуют засевшие в Сатино-Татарском нынешние ящеры, старый подвид людоедов не смог бы никогда. Ему бы такое даже в голову не пришло.

Эти же что делают. Уступили рыцарям два разрушенных, ни на что толком не годных укрепления в предполье, воодушевили тем самым молодых сопляков, и теперь сидят за крепкими, высокими стенами Сатино, методично выбивая самых активных при чуть ли не ежедневных бездарно организованных штурмах. А те дураки, как и не видят, что ящер с ними играется.

Они воодушевились лёгкими победами по захвату второстепенных укреплений и теперь, пока не возьмут штурмом основного поселения, не отступятся.

Я эту шляхетскую породу знаю, — мрачно вздохнул Корней. — Обратно они уже не пойдут, отступить им гонор теперь не даст. А это значит…, - Корней замолчал, грустно глядя на Изабеллу.

— Они все смертники, — тихо проговорил Корней, глядя прямо в глаза Изабеллы. — И мы ничем им не поможем, если только не свершится чуда. А чуда не будет. Я в чудо не верю.

На том вечер и закончился, так и не начавшись. Говорить было не о чем. Одинокая горка пирожков так и осталась стоять не тронутой на краю стола, пока Белла сама её не выкинула в помойное ведро свиньям несколько дней спустя.

 

Глава 13 Home, sweet home…

Возвращение.*

Ставший таким "родным и милым" левобережный город Старый Ключ встретил Сидора с его отрядом сопровождения низко нависшими над головой тяжёлыми снеговыми тучами, густым мокрым снегом в лицо и виселицей возле главных южных ворот, с тремя покачивающимися на ней телами подростков. И настороженными, злыми глазами на удивление молчаливых городских стражников. И в этот раз, в отличие от былого, никто его дружескими приветствиями, едва завидев, не встречал.

— "Интересный пердимонокль", — была первая мысль Сидора при въезде.

Ненадолго задержавшись возле нового элемента городской малой архитектуры, в виде п-образного деревянного сооружения с висящими на ней трупами, Сидор без слов проследовал дальше.

Особо присматриваться к необычному "приветствию" городских властей не стоило. Всё шло штатно. Стоило только на миг отпустить туго натянутые вожжи и выпустить из карантинных лагерей на работу и обучение в городе привезённых подростков, где буйный их нрав сдерживался установленной там Корнеем железной дисциплиной, как с самого начала ожидаемые последствия не замедлили себя ждать.

Привыкший в западных баронствах к либеральным порядкам и попустительству молодняк, никак не желал верить на слово. И сколько им до того ранее не было говорено о царящих в городе и на всём Левобережье жёстких порядках, никак не желал прислушиваться к словам старших. И как результат, тела неслухов качались теперь в петлях на специально для них и построенной перед южными воротами виселице. Так сказать, поближе к месту временного проживания основной массы непонятливых переселенцев.

Что там произошло и как, и почему телами его обозников "украсили" виселицу, Сидора совершенно не интересовало. И если кто думал, что тем выведет его из себя, как бы показав компании землян, кто в доме хозяин, то он ошибся. Такие потери были с самого начала запланированы и даже, в какой-то степени спровоцированы ими самими, поскольку терять своё личное время и вдалбливать в головы тупоголовых неслухов простые, очевидные истины, никто из руководства компании землян не собирался. Своих дел хватало.

Сказано, воровать нельзя — значит нельзя. Сказано — не тронь чужое, значит — не тронь. Сказано — уважать старших — уважай. Не согласен — отведай батогов или марш болтаться на виселице и кормить вороньё.

И ничего в подобной практике применения наказаний преступникам Сидор менять не собирался. Тюрем здесь, чтоб за твой счёт государство делало из малолетнего преступника матёрого вора и насильника, не было. Как не было и самого либерального государства, с удовольствием занимавшегося столь любовно пестуемым им занятием.

Подобное попустительство осталось в прошлом, в старой жизни подростков из поречных княжеств и баронств, где последние годы подобная практика взращивания с детства преступников всё более набирала силу. И молодняку, до конца так и не поверившему привёзшим их в эти края людям, придётся на собственном кровавом опыте убедиться в этом.

Но это были проблемы самих новых переселенцев и Сидора никоим образом не касались. Поэтому едва виселица с качающимися на лёгком ветру трупами скрылась с глаз, он окончательно выкинул из головы все несвоевременные мысли.

— Куда в первую очередь движемся? Не так быстро.

Начальник его личной охраны ящер Сур де Туан, подъехав вплотную, перехватив повод. попридержал невольно разгорячившего своего коня Сидора.

Похоже, увиденная Сидором при въезде картина, не оставила его столь равнодушным, как он было для себя решил, и Сидор невольно ускорил движение отряда.

— Домой, — негромко рыкнул на него Сидор, сердито вырывая повод. — Сначала домой, а там, на месте решим. — И прекрати каждый раз хватать за повод! — зло рявкнул он на ящера. — Если что не так, достаточно и слова сказать. А то ишь, повадился.

— Да ты последнее время совсем сбесился. Говоришь, говоришь тебе, а ты как не слышишь, — рявкнул в ответ Сур. — Сколько раз сказано было, чтоб первым не совался. Нет! Всё время норовишь вырваться. Сколько раз ты соглашался, и что? Как лез вперёд поперёд всех, так и лезешь. Нет, чтоб сидел в своём броневике под защитой брони, глядишь, целее был бы.

— Ладно, — нехотя согласился с ним Сидор. — Признаю, был неправ. И больше из броневика носа не покажу. А пока сворачиваем домой, в Совет и завтра явиться не поздно. А пока хоть с дороги немного отдохнём.

Мельница.*

О том, что здесь менее года назад было прекрасное, передовое по всем мыслимым меркам предприятие, теперь напоминал лишь небольшой кусок на удивление хорошо сохранившейся грунтовой дороги, ведущей от плотины к разрушенному водой посёлку у её подножия и… всё.

Собственно, новой была только дорога от плотины с мельницей до самого нового посёлка, построенного уже после того, как лесопилка поменяла хозяев, каковым он и был — ровно месяц после того, к настоящему времени, кажется, уже навсегда прекратив своё существование. Как, впрочем, и та дорога, что вела от города к плотине, к этому дню из-за отсутствия ухода разбитая уже так, что было совершенно непонятно, как по ней можно ездить.

Раньше, ещё до аварии на плотине, посёлок работников мельницы располагался на дальнем берегу пруда, выше по течению речки. Следует признать, ее самое лучшее место, потому видимо новые хозяева и посчитали, что раз посёлок стоит выше по реке, то значит должен загрязнять воду, а значит и возможны в будущем проблемы с чистотой воды в пруду.

В принципе, правильный вывод и принятое решение, но бездарное исполнение. Деревенское стадо действительно приносило хозяевам мельницы большие неудобства, загрязняя пруд. И чтоб не было ненужного конфликта с наблюдавшей за поддержанием водоёма в чистоте семьёй местных медведей, кормившейся с этого пруда рыбой, решили дело радикально. Попросту перенесли всю деревеньку со всеми её домами, постройками, жителями и живностью ниже по течению реки. И все дела. А то, что деревенька при этом попадала в зону возможного затопления, в случае случайного прорыва плотины, учесть забыли. Точнее — не подумали. А ещё точнее — не захотели подумать, привычно понадеявшись на авось. Видать, новым хозяевам только недавно построенная плотина казалась надёжной.

Маша, привстав с сиденья своей коляски, рукой указала куда-то на середину плотины.

— Если интересно, можно подъехать к прорану поближе и оттуда всё посмотреть. Там лучше видно, что эти дураки не подумали перед дождём снять пару досок на водосливе, чтоб проход для воды открыть побольше. Плотина вполне могла выстоять.

Да она и на самом деле была надёжной. Если б только эти придурки смотрели за ней так как следует, — раздражённо проворчала Маша. — И не стремились максимально поднять уровень воды в пруду, в погоне за длинным рублём добиваясь наибольшего напора.

В какой-то момент недосмотрели и… ква! Получили — плотину, размытую перехлестнувшей через гребень водой, и брошенную, полностью выработавшую свой ресурс лесопильную мельницу с убитыми насмерть станками. От мельницы так вообще, к настоящему времени даже и остова каркаса не осталось. Разобрали на дрова оставшиеся ещё в деревеньке немногие не покинувшие её жители.

И что ты надеялся здесь увидеть?

Недовольная всей этой поездкой Маша, выйдя из коляски, присоединяясь к замершему столбом на краю свежего совсем прорана Сидору.

— Стой, не стой, а смотреть здесь больше не на что. Была плотина с мельницей, и нет её. Ни того, ни другого. Треть плотины, как корова языком слизнула, от мельницы остался один только остов. Нельзя даже подъехать и посмотреть на так тобой любимые развалины.

Но я тебе и так скажу. Станки выработали свой ресурс раза три, и восстанавливать их или пытаться отремонтировать — пустая трата и денег, и сил. Пил, даже ломаных и ржавых — нет и в помине. И кто им ноги сделал, не известно. Стен мельницы с крышей, как впрочем, и части фундамента, — невесело ухмыльнулась она, — смытого во время прорыва воды — тоже нет. Так что я не удивляюсь, что Потап с радостью, чуть ли не в припрыжку вернул нам это "богатство". И даже без всякого выкупа, на котором ранее жёстко наставал.

И в глазах всего городского сообщества предпринимателей он теперь выглядит этаким благодетелем и оборотистым дельцом, каких здесь все уважают. Вернувшим бывшим хозяевам сомнительно отобранное у них имущество, а заодно ловко сбывшим с рук ненужное ему барахло. Да ещё и наваривший на том хороший капитал.

Не смотри на меня так, — вдруг тихо проговорила она. — Чтоб всё это восстановить в прежнем виде потребуются серьёзные деньги. Меньше, конечно, чем обошлось первоначальное строительство, но ненамного. А с деньгами ты и сам знаешь у нас как, — тяжело вздохнула она.

Мы тут с Беллой прикинули, и выходит, что лучше бы нам за эти развалины не браться вообще. Возни много, денег потратим много, а прибытку — чуть. Да и строевого леса здесь во всей прилегающей округе, больше нет. Повывел Буряк отведённую ещё для нас лесосеку, под ноль, начисто свёл. Пилить здесь больше нечего. Молевой сплав запрещён, с нашей же подачи. А возить издалека — дорого, сам знаешь. Дешевле где-нибудь на месте новую лесопилку построить, пусть и не такую большую, как эта.

— Что молчишь, — хмуро бросила она.

— Думаю, — флегматично отозвался Сидор. — А что медведи?

— А что медведи, — эхом повторила за ним Маша.

В голосе её невольно прорезалось глухое раздражение, как только зашла речь о косолапых.

— Что Катьке, что остальным медведям совершенно фиолетово, кто владеет водоёмом, те или эти, как впрочем, и лесопилкой. Сам знаешь, их интересует только пруд, а точнее — рыба в пруду, да ещё малина по вырубкам. И чтоб жратва никогда не переводилась. За это они обеспечивают хозяевам лесопилки и жителям прилегающих к водоёму деревень спокойствие и защиту от залётных ящеров.

И стоило только плотине разрушиться из-за недосмотра, как семья присматривающих за этим местом медведей тут же перекочевала куда-то на другое хлебное место. А следом за ними отсюда разбежались и работнички, будь они неладны, — Маша сквозь зубы что-то тихо и сердито пробормотала себе под нос.

Нынче с этим делом просто стало. Гладя на нас и городские кланы стали приманивать медведей рыбными прудам. Так что они теперь ещё и выбирают, у кого лучше условия. И мы здесь, с этим прудом, никак не катим.

Теперь в этой брошенной деревне живут всего две семьи. Твой старый знакомый бригадир Лысый и брат его Михаил, та ещё вредина и хам.

— Не уезжают, значит, — как-то неопределённо пробормотал Сидор.

— Люди говорят, что как плотина с мельницей разрушились, и все отсюда разбежались, остались лишь они вдвоём. Ну, не считая их семей, — поправилась Маша. — С тех пор, лишившись работы, они бочки кому-то на заказ по мелочи делают, тем и живут.

— Хочешь зайти, поздороваться, — ёрнически скривила она губы, видя заинтересованность Сидора. — Ну-ну, Бог тебе в помощь. Добрый ты Сидор, — осуждающе покачала она головой. — Люди нас предали, остались работать на наших врагов, а ты их простить хочешь.

— О! — мрачно усмехнулась она. — Легки на помине. Можешь поздороваться, не заходя в развалины. Сюда идут, оба.

Видя что Сидор никак не реагирует на её слова, обиженно замолчала.

— Ну, здорово, соколы, — мрачно поздоровалась она, как только оба брата подошли поближе. — Что это вас сюда принесло? Вроде не звали.

— Здравствуйте, Сидор Матвеич, — не обращая на Машу внимания, оба бондаря уважительно поклонились Сидору, чуть ли не в пояс.

Брови Маши от удивления, изумлённо поднялись ввысь.

— Что за чёрт, — невольно чертыхнулась она.

— Здорово, мужики, — кивнул в ответ Сидор, разворачиваясь от прорана и здороваясь с бондарями за руку. — Ну? Как ваши дела?

— Да не очень, — бывший бригадир бондарей Лысый, как-то неуверенно передёрнул плечами. — Сам видишь, как оно получилось, Сидор Матвеич. Кто ж знал, что она так ливанёт и треть плотины снесёт. Думали чутка будет, краем захватит. А она вона что, — Лысый виновато смотрел на Сидора.

— Я знал, — улыбнулся вдруг в ответ Сидор. — Правда, когда услышал, что вы свою деревню за плотину перенесли, немного обеспокоиться, как бы вас при размыве не зацепило. Но, слава Богу, пронесло.

— Пронесло, — мрачно вздохнул брат Лысого. — Вместе со всеми курами и парой утопших коровёнок дурака Прошки, которому говорили-говорили отогнать своих коров в стадо, да он не послушал, умный больно. И которые потом пошли на корм медведям. Те любят тухлятинку. Но люди, слава Богу, не пострадали, тут вам, Сидор Матвеич, наша самая большая благодарность, что предупредили заранее о возможности прорыва.

— Так какие теперь планы, Сидор Матвеич? — не слушая брата, попытался сразу взять быка за рога Лысый.

При этом он напряжённо, выжидающе смотрел на Сидора, словно ждал от него какого-то знака.

— Как и договаривались, — негромким голосом откликнулся на его напряжённый взгляд Сидор. — Первым делом созывайте людей и восстанавливаем плотину.

Люди есть? — вопросительно глянул он на Лысого.

— Есть, есть, — часто закивал тот головой. Глаза его, до того тусклые и словно потухшие, радостно блеснули. — Ждут, истомились уже, вашего слова дожидаючись.

— Вот и хорошо, — согласно кивнул головой Сидор. — Тогда завтра к вам подъедет ящер Ван и вы с ним обговорите все интересующие вас вопросы.

— А? — замялся бригадир. — Как же с лесом-то быть, Сидор Матвеич? Здесь же кругом строевого леса ни ствола не осталось. Надо заново сажать и вырастет он лет через сто, не раньше. Что делать то?

— Что, что делать, — улыбнулся Сидор. — Посадим, конечно. Весной. А нам на ближайшие годы строевой лес здесь и не нужен. Плотину мы будем восстанавливать для другого дела. Для какого — скажу потом. А пока в точности выполняйте все распоряжения Вана, какими бы странными и дикими они вам ни показались. Он в курсе всех наших планов.

— Ну, вот и всё, — улыбнулся он, протягивая руку для прощанья. — Рад был вас видеть целыми и здоровыми, обоих. Будут вопросы, по существу, — опять улыбнулся он, — заскакивайте. Где меня найти — вы знаете.

— Поехали, Маш, — кивнул он озадаченно молчащей Маше, усаживаясь обратно в коляску и терпеливо дожидаясь пока та неспеша устроится рядом.

— Да, — обернулся он к бондарям. — Для деревеньки своей завтра же начинайте подбирать новое селище. Здесь ей не место. Впрочем, как и на старом месте. И в принципе правильно, что перенесли, нечего коровам пруд загаживать.

— Но! — щёлкнул он вожжами, разворачивая коляску на пятачке и быстро посылая её вперёд. — Но, залётные!

В себя озадаченная Маша пришла только на подъезде к городу, когда впереди уже отчётливо замаячили крепостные стены и ясно видны были замершие в воротах фигурки воротной стражи.

— И что это было? — первым задала она всё это время вертящийся у неё на языке вопрос. — Как вас изволите понимать, господин Сидор Матвеич? — ёрнически выделила она его отчество.

— Ну, то что там была никакая не авария, не стихийное бедствие, я уже поняла. Не дура, чай. Но что это за предупреждения заранее и что это за совместные планы? Может, расскажите мне о них, раз уж вы, сударь, при мне проболтались о делах своих подковёрных. А то я, дура-баба, так и буду до скончания веков пребывать в непонятках. Отчего это вдруг такая крепкая, самим нашим великим гидротехником товаристчем Сидором сделанная плотина, ни с того, ни с сего, вдруг рушится, смывая нахрен и мельницу и деревеньку под ней. А потом сам Потап Буряк, без всяких напоминаний, ни с того, ни с сего, за просто так, то есть даром, уступает такой чудный, хоть и полностью разрушенный объект. Без всякого выкупа, без каких-либо условий. В виде дружеского жеста, так сказать. Якобы по просьбе городского Совета, за все наши потери при заключении мирного договора с амазонками. Добрый, мол, вот он весь такой.

— С Потапом проще всего, — улыбнулся Сидор, скосив на Машу хитрый глаз. — Ему сначала продемонстрировали, что случается с неправедно нажитым имуществом. А потом объяснили, доходчиво, тот же Лысый и объяснил, что у него таких мельниц не одна и не две, а добрый десяток. И если он не хочет, чтобы и с его имуществом стряслось нечто подобное, то лучше будет отдать чужое. Тем более что он достаточно уже им попользовался и даже фактически угробил прекрасное прежде предприятие. Товарищ внял.

— Чтобы Потап Буряк испугался какого-то Лысого? — с нескрываемым сомнением в голосе переспросила Маша. — Не верю. — Маша медленно, отрицательно покачала головой. — Не верю.

— Может, и не Лысого, может и ещё кого, — с усмешкой пожал плечами Сидор. — А оно так и было. Испугался товаристч. Особенно когда тебе до того некий хорошо знакомый господин, по имени Изабелла де Вехтор, в совершенно, как ты понимаешь, случайной встрече где-то в коридорах нашего Совета, походя, как бы между прочим намекнёт, что нехорошо это, удерживать за собой чужое. А спустя несколько дней у тебя смывает плотину.

Тут и дурак поймёт, что к чему. А Потап совсем не дурак. Ой, не дурак.

— А природе Лысый помог, — скептически глянула на него Маша.

— Марат Баев, — усмехнулся Сидор, глядя Маше прямо в глаза.

Марат? — тихо ахнула Маша, схватившись за грудь. — Наш инструктор по взрывным работам с Ягодного? Тот самый? Тот, кому мы платим безумно бешеное жалованье непонятно за что?

Теперь многое проясняется, — медленно покачала она головой. — По крайней мере, за что он получает такие бабки.

— Тот самый, — с улыбкой кивнул головой Сидор. — Лучший минёр в городе. Дождался ночки с грозой и ливнем, и рванул серией мелких зарядов боковину плотины, где было указано. Сделал всё в лучшем виде. Чисто, комар носа не подточит. Так, что даже тебе не пришло в голову, что плотину не дождевым паводком размыло.

Тот самый, который сейчас занимается разминированием нашего потайного прохода возле Басанрога, а потом будет медленно наполнять водохранилище водой из горных озёр, аккуратно и постепенно подрывая их одно за другим. Ноги которого в ближайшие пол года в городе не будет. Так сказать, во избежание, — улыбнулся Сидор.

— Ладно, — медленно проговорила Маша, подозрительно на него косясь, — поверю. Хоть и сильно сомневаюсь, но в этот раз поверю. Да и сам Потап что-то последнее время при встречах стал удивительно приторно вежливым и сладким, словно патоки наелся. Я всё на Беллу грешила, а та всё отнекивалась. Ни при чём, мол.

Ну-ну, — сердито нахмурила она брови, — подруга называется.

Тогда следующий вопрос. Что там насчёт твоих планов на эту плотину? Что в ней такого есть, что так тебя заинтересовало, и ты даже пошёл на её разрушение. Зачем надо было ломать то? Раз объект так и так переходил к нам, раз угроза возымела действие, зачем было сносить треть плотины. Что, недостаточно было угроз?

— Недостаточно, — хмуро посмотрел на неё Сидор. — Потап должен был понять, что мы не шутим. И если уж ломаем своё, то уж его-то сломать — раз плюнуть. Ему показали готовые закладки в его плотинах, во всех, — мрачно усмехнулся Сидор, — намекнули, чтоб язык за зубами держал, и мужик всё понял правильно. И совершенно адекватно отреагировал. И то, что меня во время аварии не было в городе — тоже сыграло нам на руку. Никто нас не связывает с аварией, и никто не может нам предъявить ни малейших претензий. А если кто и догадывается, то молчит. Потому как мы не слишком-то зарываемся, только возвращаем своё. Так что Потап поворчал, поворчал, и пошёл на мировую.

И никто не должен знать особого нашего интереса к этому месту. Потому как мы будем здесь строить ГЭС, Маша, — с улыбкой посмотрел на неё Сидор. — Настоящую малую ГЭС, чтоб у нас было своё электричество. Первую в этом крае. Для этого и эта речка, и та долина, где расположена наша разрушенная плотина, идеально подходят. Только ради нашей будущей малой ГЭС я Потапа оттуда и выкинул. А иначе даже возиться б не стал.

— Упс, — растерянно буркнула Маша. — Приехали. А зачем нам электричество?

— Ну, Маша, — деланно возмутился Сидор.

— Так, замолчал, — рявкнула на него Маша. — Врать будешь другим и потом. А сейчас ответил. Мне! Честно! Быстро! Зачем тебе ТАМ, — выделила она голосом слово, — электричество?

— Ящеры говорят что там, на Быстринке есть большие залежи глинозёмов, а это, если ты помнишь, алюминий. А для добычи алюминия нужно много электричества. А алюминий нам нужен для строительства моторов.

— А турбину ты на коленке склепаешь? — насмешливо посмотрела на него Маша. — Братья Трошины производство простейшего мотоциклетного моторчика и то едва-едва наладить смогли. Да и то, такое убожество, без слёз не взглянешь. А тут — турбина малой ГЭС. Не смеши меня.

Ни рабочих, ни завода, ни оборудования соответствующего для её производства у нас нет. Ничего нет. И когда будет — неизвестно. И будет ли вообще — тоже неизвестно. Советник опять пишет, что почему-то задерживается, что у него опять какие-то серьёзные проблемы. И что ты мне на это ответишь? — требовательно уставилась она на Сидора.

— Всё привезёт Советник, — улыбнулся в ответ Сидор. — Из Северо-Западного герцогства, вместе с прокатным станом и ещё кое-какими милыми подарками. Потому, собственно и задерживается. А помимо того, что ранее с ним при всех обговорено, ещё всё необходимое для производства турбин оборудование привезёт, и как образец, три, четыре турбины. Парочку, из которых мы и поставим на этой плотине. Ещё для одной малой ГЭС — поищем местечко рядом с литейным, а одну турбину — на разбор — для создания собственного прототипа.

Для того и понадобилось разрушить эту плотину в строго определённом месте, потому как там будем строиться машинный зал и всё такое.

Маша недовольно покачала головой.

— Ну, ты, Сидор, и спец. Разломать хорошую плотину, чтобы потом самому же её и чинить? За свой счёт! Это же надо догадаться! — постучала она костяшками пальцев себя по лбу.

— Ну, извини, — виновато развёл Сидор руками. — Так было надо. Чтоб Потап был посговорчивее. Да и как там строить этот машинный зал, я пока что, и сам ещё толком не знаю. Потому так радикально и расчистили место под будущий машинный зал. Будем учиться по ходу, Маша, что поделаешь.

А ГЭС — должна была быть нашим с Советником сюрпризом для всех. Но так уж и быть, тебе скажу первой, кто не посвящён. Пока что знают только я, Советник, Белла, а теперь ещё и ты Маша. Даже для Ведуна это будет неожиданностью.

Это для того, чтоб не зарывался слишком, что, мол, без него мы уже ничего не можем, — мрачная, злая ухмылка перекосила лицо Сидора. — Больше считаться будет.

— Упс, — растерялась Маша. — Неплохо, — на миг задумалась она. — А нам-то, нам, для, так сказать, внутреннего потребления останется после твоих глинозёмов хоть что-то. Хоть чуть-чуть. А то мне надоело уже при свете лучины сидеть вечерами. Лампочку Ильича хочу.

— Хоти! — улыбнулся Сидор, гладя на раскрасневшуюся, сверкающую яркими глазами Машу. — Много не обещаю, но на пару лампочек Ильича хватит точно. Лишь бы проводов хватило дотянуть до Берлога электролинию.

— Хватит, — довольная Маша уверенно кивнула головой. — Завтра же попрошу Лёшку сталевара поставить ещё пару ящеров на волочильный станок. Нет, — оживилась она ещё больше. — Попрошу Кару, чтоб поймала мне персонально десяток ящеров покрепче и поздоровей, и пусть все они занимаются волочением проволоки, чтоб к тому моменту, когда наша ГЭС была готова, у нас тоже было бы всё готово.

А то я тебя знаю, — опасливо покосилась она на Сидора. — Скажешь что медь или проволоку надо на что другое, так мне лампочки и не видать. Нет, — снова воодушевилась она. — Завтра же отправлюсь к Каре с персональным визитом и поговорю сама с ней. Лично. Что мне надо…, - замялась она. — Нет, лучше не десять, лучше сто ящеров занять на волочении проволоки. Им всё равно в своих лесах делать нечего, а нам прибыток. Да и Каре всё равно, сколько ловить, десять, двадцать или сто. А сотня — это уже ого-го сколько проволоки можно вытянуть.

Покосившись на неё, Сидор лишь молча улыбнулся. Всё! Машка была нейтрализована на ближайшие месяцы. Теперь у неё только и мыслей будет о будущем электрическом освещении собственного будуара. Так что теперь можно было спокойно заниматься всеми остальными делами без её навязчивого внимания. Вреда от неё больше не будет. Да и на Ведуна теперь она не будет таким волком смотреть.

— "Наверное, — Сидор ещё раз с сомнением бросил на замечтавшуюся, чему-то улыбающуюся Машу задумчивый взгляд. — Ну а проволока… А что проволока? Будет проволока — применение ей найдём".

На озадаченные лица воротных сторожей, настороженно глядящих на их улыбки, он уже не обратил внимания, за последние дни к тому привыкнув.

Начало зимы.*

Эта зима была какая-то странная, необычная, более похожа на странно тёплую позднюю осень, с частыми холодными затяжными дождями и чёрной, не укрытой снегом землёй. И ничем не напоминала привычную в этих местах светлую морозную зиму, с обильными снегопадами, слепящим солнцем и толстым льдом, на замерзших уже к этому времени реках.

Короткие периоды сухой, бесснежной погоды тут же сменялись мокрым снегом, плюсовыми температурами, и бурным таянием выпавшего накануне снега. И набухшими влагой реками, катившими свои мутные, налитые свинцом воды куда-то в низовья, к морю.

Единственно, что оставалось неизменным — короткий зимний день и долгие холодные ночи.

— "Начало этой зимы именно этим мне и запомнится, — мрачно думал Сидор, молча глядя, как по большой луже перед порогом барабанят капли дождя. — Вот этими длинными, холодными, целыми днями моросящими дождями".

Только вчера он вернулся из Приморья, буквально с середины дороги выдернутый обратно паническим письмом Беллы и суматошным, малопонятным посланием Маши. И теперь сидел на широкой низкой скамейке под широким навесом крыльца своего дома, и бездумным, остановившимся взглядом следил за капелью с крыши, стараясь сложить в голове головоломку, которая не складывалась никак.

— "Лужа, значит, вертикальную планировку двора плохо сделали, — недовольно подумал он. — От, халтурщики! — обругал он нанятых им же самим местных бракоделов, за которыми он так и не сумел толком присмотреть во время работ, а теперь расхлёбывал последствия своей же занятости.

Хмурый Сидор с мрачным видом смотрел, как с козырька навеса крыльца потоком сливается дождевая вода.

— "Хорошо, что козырёк покрыл черепицей", — неповоротливая ленивая мысль тяжело ворочалась в голове, произвольно прыгая с одного предмета на другой.

На душе было неспокойно. Думать было откровенно лениво. Низкое холодное, набухшее мокрым снегом небо, казалось давило к земле, и хотелось спать и спать, не обращая ни на что внимания.

Два дня прошло со времени его возвращения из Приморья, а он всё никак не мог освободиться от чувства постоянной настороженности, которое казалось, насквозь его пропитало в дороге. В Приморье без этого было никуда, но вот что делать здесь с этим чувством вечной готовности мгновенно взорваться, посылая болт из арбалета в сторону опасности, он не знал. Перестроиться никак не получалось. Слишком уж на нём сильно отложилась печать Приморья, печать постоянной готовности к смерти и опасности.

Вот, уже который день как он дома, а до сих пор так не мог выйти в туалет или на кухню без того, чтобы не прихватить с собой заряженный и взведённый к бою арбалет. Без него он чувствовал себя голым.

— "Да, — тяжело вздохнул Сидор, — привычки так просто не рождаются и от них не так легко избавиться".

Тихо скрипнувшая у него за спиной входная дверь показала, что Белла, не дождавшись его к завтраку, вышла на улицу посмотреть, что он тут делает.

— Думаешь что делать? — тихий голос жены, раздавшийся из-за спины, вывел его из созерцательно-задумчивого состояния.

— Ты о чём? — повернул он голову в её сторону.

— Весь город гудит, у амазонок война, — тихо проговорила Белла, присаживаясь рядом с ним и прижимаясь к нему тёплым бедром. — Неслыханное дело — восстал штрафной легион.

— Всё лучше, чем пассивно сидеть и ждать неминучей смерти, — мрачно бросил Сидор, отворачиваясь. — Ладно бы у них был хоть какой выбор, а то ведь по любому убьют. Что на службе, что после неё — живых не выпускают. Так чего столько времени ждали то. На их месте я бы давно восстал.

Любые разговоры на тему гражданской войны в Амазонии после своего возвращения в город он старательно избегал. У них в компании и так хватало своих дел, а тут ещё эти слухи. И если они подтвердятся, если их действительно втянут ещё и в эту войну на чьей-либо стороне, то у них точно будут проблемы. Большие, серьёзные проблемы.

За прошедший год к ним на службу устроилось слишком много амазонок из бывшего Речного Легиона, и фактически заново возродившийся под крылом их компании бывший легион Речной Стражи, пусть и в сильно усечённом масштабе, занимал слишком весомое место во всех его планах.

Даже половина экипажей боевых ушкуев там, на озёрах, составляли бывшие пленные амазонки, шустро гонявшие утлые долблёнки подгорных людоедов на местах былых ящеровых ловов. А доход, получаемый компанией от продажи выловленной там рыбы, был слишком весом, чтобы им пренебрегать. Очень много было на том завязано.

Вся их дорогущая и тяжёлая программа по очистке и обустройству старых рыболовецких ловов на реках в Ключёвском крае до сих пор так и не вышла даже на самоокупаемость, не принося компании ничего кроме необходимости очередных крупных вложений.

И, как ни пытался Сидор абстрагироваться от чужих проблем, он уже не мог спокойно слушать досужую болтовню городских кумушек о начавшейся на родине у амазонок войне. Потому как прямо на глазах разворачивающаяся в Амазонии гражданская война, вместе с внезапным нападением подгорных людоедов на республику, грозила их компании потерей с такими трудностями набранных и с огромным трудом обученных нескольких тысяч бойцов. Это грозило им серьёзным пересмотром поголовно всех планов, а в дальнейшем могло и привести к серьёзным финансовым потерям.

Воевать же самим, или ещё каким-либо образом встревать в замятню, воцарившуюся на Правом берегу, никому из их компании не хотелось. Категорически!

Не хотелось, но Белла, всю прошедшую неделю изводившая его просьбами пересмотреть своё отношение к данному вопросу, казалось, способна была довести любого до белого каления. Как будто он был амазонкам что-то должен.

И было совершенно непонятно, зачем Белле надо было встревать в эту свару, которая совершенно, казалось бы, их не касалась.

А тут ещё вчера в городе прошёл слух, что вчера в город прибыла вербовочная команда из республики для найма прижившихся в их городе амазонок для войны на том берегу, в верховых болотах. Да и, что ещё более удивительно, готова была принять любых охотников из числа мужиков, кто только согласится отправиться воевать в те гнилые края.

Видать дела у амазонок совсем были кислые, раз они пошли на такое беспрецедентное изменение своих основополагающих жизненных принципов.

— Меня просили с тобой поговорить, — раздался сбоку тихий голос Беллы.

— А ночью ты чем занималась? — скупо улыбнулся Сидор. — Такого бурного энтузиазма в переговорах я от тебя ну никак не ожидал.

Слегка покраснев, Белла тесней прижалась к нему.

— Я не только об амазонках поговорить хотела, — тихо начала она, старательно пряча глаза.

— Угу, — довольно хмыкнул Сидор. — Например, что ты стала что-то чересчур быстро поправляться.

Глядя на растерявшуюся, смутившуюся жену, Сидр улыбнулся.

— Когда ждём прибавления, — расплылся он в широкой, счастливой улыбке.

— Весной, — заалела щёчками совершенно смутившаяся жена. — Но я не о том. У нас есть ещё одна проблема — рыцари. Для нас с тобой сейчас более важная.

— Более важная, чем наши дети? — нахмурился Сидор. — Ну и что рыцари? — слегка напрягся он. — С рыцарями вроде бы как всё ясно. Как только разобьют супостата у Сатино-Татарского, так сразу же и вернутся в город праздновать победу. Петь, да гулять. Тогда и поговорим, так сказать, в процессе.

— Боюсь, тогда будет поздно, — тихо откликнулась Белла. — Тогда петь и плясать будет некому и не с кем.

— Что так? — невольно срываясь на враждебный тон, нехотя полюбопытствовал Сидор. — Времени не будет?

— Вчера был гонец из-под стен Сатино с последними вестями. От отряда рыцарей на ногах осталась, дай Бог треть. А с такими силами им не то, что Сатино-Татарское не взять, теперь уже сами ящеры их оттуда живыми не выпустят. И раньше-то было проблематично, когда их было, чуть ли не полная тысяча. А теперь нечего и говорить.

Только ведь они не отступят. Рыцари. Слово дали. Так и будут раз за разом идти на штурм, пока все там и не погибнут.

— И что? — сердито глянул на неё Сидор. — Что ты предлагаешь? Мне самому туда отправляться? Лезть вместе с ними на стены? По примеру Боровца? Уведшего из города, чуть ли не половину своей бывшей городской стражи, якобы добровольцами, и застрявшего под стенами Сатино-Татарского на долгие недели. За что его и выкинули с тёпленького местечка поста Начальника Городской Стражи, а в Совете только и воплей о том, что защита города оголена и надо срочно собрать деньжат на найм и обучение новых рекрутов. Зашибись!

Наверное, Боровец решил быть поближе, так сказать к месту основного действа. Подождать рядом, пока всех твоих рыцарей там не перебьют. А потом спокойненько вернётся обратно. Хероем! — сердито проворчал он. — По примеру клановых молодых петухов, радующихся, что у них от их прыщавых соплюшек убрали конкурентов.

— Боровец ушёл умирать, — тихо проговорила Белла, не глядя ему в глаза. — И всем в городе прекрасно известно, что за спины рыцарей он не прячется. А что парни его оказались лучше подготовлены к войне с ящером, чем тот сопливый молодняк их низовых баронств, так за это ему честь и хвала.

— Корнею, — выплеснув раздражение, сердито отвёл глаза в сторону Сидор. — Это Корней сделал из его тюфяков настоящих бойцов. И это его заслуга в том, что за две недели боёв у Боровца в отряде потери десять процентов, а у рыцарей — семьдесят. Что называется, почувствуйте разницу.

— И раз уж мы вспомнили Корнея, то не мешало бы проехаться на озёра и посмотреть, как там у него идут дела. Что у нас там со строительством нашего Великого Озёрного Пути. Вот что нас должно интересовать, а не амазонки и судьба каких-то сопляков.

— Эти сопляки — сыновья бывших вассалов нашего баронства. Наши будущие вассалы. И если они сейчас погибнут, я себе этого никогда не прощу.

— И ты мне предлагаешь их спасать? — с горечью посмотрел на жену Сидор. — Спасибо. За доверие, говорю, спасибо, — сердитым голосом пояснил он ничего не понимающей Белле.

Сидор, откинувшись на стенку землянки, широким жестом провёл рукой перед собой.

— Надо будет плакат такой написать и вывесить на своих воротах: "Сидор, спаситель пореченского рыцарства!", — ёрнически изобразил он лозунг. — А дубликат, как Олегов щит прибить на стене здания городской Управы, прям перед входом, у парадного крыльца, чтоб все видели, какой я херой.

— От слова х…, - запнулся он под сердитым взглядом Беллы.

Заткнувшись, какое-то время Сидор сидел, молча, сердито сопя и о чём-то раздражённо думая.

— С чего ты взяла, что Боровец ушёл умирать, — вдруг неожиданно спросил он, отвернувшись от жены.

— Немой сказал, дружок нашего Кольки.

— А ему сорока на хвосте принесла, — рассердился Сидор.

— Немой подслушал разговор Головы со Старостой, когда те разругались с Боровцом как раз по поводу всей этой истории с приглашением рыцарей на бал и вызовом на турнир. Так получилось, что он всё слышал. А потом пересказал Кольке, чтоб тот поговорил с нами, и чтоб мы помогли Боровцу.

Боровец его какой-то там по счёту дядька, седьмая вода на киселе, навроде Головы. Но Боровца, в отличие от Сильвестра он сильно уважает. Вот и постарался нас предупредить, чтоб мы ему помогли.

— Мы? — изумлённо уставился на жену Сидор. — Чтобы мы сами пошли под стены Сатино и там сложили свои дурные головы? По примеру этих сопляков?

Боровца в любом случае убьют, под стенами Сатино или потом, чтоб он не проболтался о разговоре между ним, Головой и Старостой, что вся эта история со штурмом Сатино была ими, Головой и Старостой подстроена. Что целью заманивания туда рыцарей было избавиться от них в городе, а заодно и выполнить свои обязательства перед амазонками по союзному договору. Тогда бы они, не пролив ни капли своей крови, не потратив ни единой своей монетка, полностью выполнили бы взятые на себя обязательства.

Ведь за такой крупный куш, что им отвалили амазонки по заказам на строительство судов и на закупку оружия, они обязались развязать войну с левобережными ящерами. Вот они и постарались вывернуться за счёт чужой крови. И у них это получилось.

— И это всё тебе рассказал парнишка, — задумчиво глядя на жену, констатировал Сидор.

— Если ты немного подумаешь, кому это выгодно, убрать из города тысячу вооружённых профессиональных бойцов и положить её на границе, без привлечения своих клановых войск, то ты сам поймёшь что я права. Даже без того, что сказал нам Молчун. Просто хорошенько подумав.

— Хм, — задумался Сидор. — Честно говоря, мне было несколько странно, что как-то уж очень удачно все приехавшие рыцари вдруг разом оказались на границе, где им вообще делать нечего. А учитывая настоятельные потуги городских властей затащить на охрану границ хоть кого-то, любым способом, вплоть до обмана, то догадки твои вполне имеют место быть.

— Это, к сожалению, не мои догадки, — тяжело вздохнула Белла. — Это полностью подтверждённые факты.

— О, как, — тихо прошептал Сидор. — Даже так.

— Даже так, — сердито кивнула головой Белла.

— В Амазонии по границе с подгорными ящерами идут тяжёлые бои с новым поколением ящеров, — тихо проговорила Белла. — И это аукается нам всё сильней и сильней.

Ящеры наступают с востока на юг и на запад, через бывшие волоки и болота верховий, полностью перерезав всяческое сношение всего Поречья с Империей. И амазонки терпят жестокие поражения, медленно теряя свои территории и постепенно, верста за верстой отходя на запад и север. Уже потеряно до половины территории каучуковых болот на востоке страны. И перспективы перед амазонками самые безрадостные. Поэтому они, активно ищут союзников, закупают везде оружие и нанимают бойцов. В том числе и в Ключе. И им уже без разницы кто воюет и как, ключёвцы или пореченцы. Лишь бы оттянули с фронта хоть кого, и чтобы туда, на их фронт местные ящеры не дали подкреплений с этого берега.

А тут ещё и восстание доведённых до отчаяния штрафников. Точнее смертников.

Власти Амазонии снова официально обратились к городским властям с просьбой о помощи и покупке оружия. И теперь уже гонору у них сильно поубавилось. Теперь они не прочь купить и у нас наши пневматические пулемёты, а при нашем согласии, то ещё и мортиры. С каждым днём положение у них ухудшается и они хватаются за всё, даже за соломинку.

— Оно-то, может быть, и так, — раздражённо хмыкнул Сидор. — Для них. А вот надо ли это нам соваться в ту войну? Ответ — нет, не надо. Продать им оружие — можно, даже нужно. А вот воевать за чужие интересы — нет, не надо. А Голова если хочет, пусть воюет. Но только без нас.

— И без наших рыцарей, — поддержала его Белла.

Покосившись на неё, Сидор тяжело, обречённо вздохнул.

— Белла, они не наши, пойми ты это. И нашими они никогда не будут. Они — чужие. Потому и соваться в ту мясорубку я не собираюсь. И тебе не дам.

Всё что ты говоришь — хорошо, правильно, — тихо проговорил Сидор. — Рыцарский долг, будущие вассалы, нужды амазонок, наших вероятных союзников, и всё такое. Пусть так. И что?

Амазонки — получают то, чего добиваются. А что получаем мы? Ни-че-го!

Молчишь? Молчишь, — с тяжёлым вздохом констатировал он. — Так вот, что я тебе отвечу Белла. Ничего мы от этой войны не получаем. Ничего, — тихо повторил он. — И даже меньше чем ничего.

Давай рассмотрим предлагаемой Илоной с Карой вариант. Мы бросаем в чужую войну все четыре тысячи наших наёмных амазонок и ударом в подбрюшье ящеров в верховьях Лонгары на левом берегу останавливаем войну. В Амазонии, — подчеркнул он. — Повторяю — войну останавливаем в Амазонии.

И начинаем её здесь. Разозлённые ящеры, не сумевшие отобрать у амазонок так нужные им каучуконосы, основу уже их благосостояния, бьют по нам. Со всей пролетарской злостью. Или пролетарской ненавистью, — с кривой усмешкой поправился он. — И нам что? Нам — каюк! Пипец! Крышка! Хана!

Нас вышибают с озёр, Белла. Вышибут с нашей кормушки, — повернул он голову к ней. — В полпинка! И на нашей компании сразу можно будет поставить жирный крест. У нас всё, абсолютно всё завязано на эти озёра. Золото, лес, железные и медные руды, рыба, уголь. Даже Пашино серебро, до которого мы так никак и не можем добраться, и то, дорога к нему идёт через этот озёрный край.

И всё это наше благосостояние поставить на кон? Всё поставить под угрозу? Привлечь к нам ещё большее внимание ящеров? Мы и так еле-еле удерживаем за собой озёра. Всё трещит. Всё на грани. Скажи прямо. Тебе нужна эта война? Тебе лично, нужна ТАКАЯ война?

— Мне никакая война не нужна, — сухо откликнулась Белла.

— Не уходи от ответа, — поморщился Сидор. — Отвечай прямо. Зачем нам эта война?

Молчишь, — нахмурился он. — Опять молчишь. Всю неделю молчишь, — мрачно констатировал он. — Тогда и ответ мой — нет.

— С последней партией наёмниц прибыло много агитаторов из Республики, во всех красках расписывающих надвигающиеся на их дом ужас, — тихо проговорила Белла. — Нравится, нам это, не нравится, а именно с этим ничего сделать мы не можем. Агитаторы действуют очень тонко. Их родина в опасности. От них просят помощи, а они тут заняты какой-то ерундой. Доставкой какой-то руды. Совершенно не героическое занятие. А амазонки — молодые горячие девки. Глупые! Да! — рассерженно воскликнула Белла. — Молодые и глупые. Но агитаторов мы никак прищучить не можем, потому что так как они, говорят все, абсолютно все прибывшие оттуда. И нам надо или прекратить вообще из Амазонии людей принимать и запереть своих амазонок на озёрах без малейших сведений из дома, или как-то реагировать.

А реагировать мы можем одним единственным способом — ввязавшись в войну на стороне амазонок. Мы фактически оказались их заложниками. А своих сил, чтоб выгнать агитаторов, а потом попытаться с оставшимися амазонками удержать озёра за собой, ты прав, у нас нет. И в ближайшее время не будет.

И думается мне. Что основной причиной, по которой сами власти Амазонии пошли на беспрецедентную отмену торговой блокады и не препятствуют повальному бегству бывших речных стражниц к нам сюда, якобы для устройства на хорошо оплачиваемую работу, являлось именно то, что они хотели добраться до нашего, практически возрождённого нами Речного легиона.

Две с половиной тысячи прекрасно вооружённых, обученных, опытных бойцов, дополненных полутора тысячами новобранцев, тоже не совсем неумех — грозная сила. И она им нужна.

И надо честно признать, борьбу за их умы мы проиграли. Нельзя было принимать к себе на работу те полторы тысячи, что прибыли после последнего их посольства в Старый Ключ. Надо было сразу всем отказать. Тогда был ещё шанс удержать своих амазонок за собой. А теперь всё. Поздно. Или-или.

Они сбегут, — тихо проговорила Белла. — Всех агитаторов мы не выловим. Да они их и сами не выдадут. Патриотизм и всё такое. И стоит нам агитаторов только тронуть пальцем — нам конец. Не считая того, что тех не одна, не две, а все полторы тысячи.

— Да пускай, — равнодушно пожал плечами Сидор. — Уйдут, так уйдут. Тут мы ничего сделать не можем. Ты права. И насильно их удержать мы тоже не сможет. Поэтому — пускай бегут. Ведь не будем же мы ставить у них в тылу пулемёты с заградотрядами. Чай не звери какие. Пусть бегут, — невесело усмехнулся он. — Если ничего нельзя сделать, то будем делать то, что должны. И тогда мы с полным правом сможем заявить, что в таком случае и у нас нет никаких обязанностей по отношению к ним. И никакие наши, достигнутые ранее договорённости с амазонками больше недействительны. А если дура какая и останется на прежнем месте, не сбежит, то и передоговариваться с ней будем уже по новому. А про свои доли в золоте, меди, железе, угле, рыбе… Что там ещё, — наморщил он лоб, вспоминая. — А! — сердито махнул Сидор рукой, — О своём интересе в наших проектах — могут спокойно забыть. Раз и навсегда! Как аукнется, так и откликнется.

— А мы не можем им отказать, — тихо проговорила Белла. — И не сможем спокойно остаться в стороне. Мы уже втянуты в эту войну. Уже!

— Да ну, — насмешливо усмехнулся Сидор. — А почему тогда я этого не знаю? Может, ты мне тогда объяснишь, как?

— Рыцари, — тихо проговорила Белла. — Наши будущие вассалы рыцари. Те молодые дураки, поддавшиеся на провокацию Старшины и теперь проливающие кровь в безсмысленной, не нужной нам войне на границе с ящерами. Амазонки и рыцари. Две проблемы от которых не отсидишься в стороне.

— Блин, — Сидор тихо, длинно и замысловато выругался. — Сколько ни гнал от себя эти мысли, что надо что-то делать с этими сопляками, а ничего в голову не приходит.

— Тебя они послушают, — тихо проговорила Белла. — Ты мужчина, дворянин, тебя они послушают. Ты — барон!

— Это не так, — ещё тише отозвался Сидор. — Мне тут ребята наши передали некоторые разговоры, что последние дни перед их отправкой на границу шли между самими рыцарями. Так вот, должен тебя разочаровать. Похоже, парни уже передумали становиться нашими вассалами.

Когда ехали сюда, они не представляли с чем, а точнее с кем придётся дело иметь. Думали, тут барон, такой же, как и они. Этакий герой в изгнании. Романтика! А оказалась суровая проза — мелкий купчик, которого даже в городе не шибко-то уважают, и вынужденная невеста, продавшая купчику свой древний титул. Никакой романтики, голая проза.

По моим данным, а точнее, по данным профессора, многие из них уже собирались к себе домой. И если бы не эта дурацкая затея с балом, то они бы уже воспользовавшись тем что река так до сих пор ещё и не замёрзла, и двинулись бы к себе обратно, несмотря на прямой приказ отцов их семейств поступить к нам на службу и принести присягу.

Тебе на службу, — посмотрел он на притихшую Беллу. — Всё же, Белла, к тебе. Потому как обо мне и речи нет. Когда они узнали, кто на самом деле является мифическим бароном де Вехтор, они совсем по-другому посмотрели на своё здесь пребывание. Слушать меня, не смотря на то, что я де-юре барон де Вехтор, и они как бы до сих пор стремились ко мне в вассалы, они не будут. Это точно.

И в вассалы к нам они точно не пойдут, можешь не сомневаться. А будем предлагать — так ещё и сами же унизим себя в их глазах, как навязчивые неудачники.

Ну, нет у меня ореола героя! Нет!

Сидор в сильнейшем раздражении хлопнул себя кулаком по коленке. Поморщившись, помял его, разгоняя кровь.

— Почему, думаешь, я здесь который день сижу и ничего не предпринимаю? — нехотя продолжил он. — Почему я не еду туда на границу и не забираю оттуда этих малолетних сопляков? Не освобождаю, как их сюзерен от данного ими дурацкого обещания взять штурмом Сатино-Татарское и раскатать весь тот паршивый городок по брёвнышку.

Потому что никакой присяги они нам не принесли и не принесут. И прав ни на что у меня никаких нет. Да и спасать мне там никого не хочется. Зачем спасать дураков?

Неполной тыщей плохо организованной толпы на две с лишним тысячи вооруженных баранов напасть на прекрасно отмобилизованных и готовых к отпору ящеров, сидящих за высокими и крепкими крепостными стенами. Напасть в лоб? С шашками наголо на глубокие рвы и крепостные стены высотой до пяти метров. Без какой-либо подготовки. Идиоты! Уроды! Козлы!

Да и ехать туда уже поздно. К этому времени там, наверное, уже и спасать то некого. Сколько времени прошло!

— А Боровец? — тихо спросила Белла. — Ты же к нему вроде как неплохо ранее относился?

— Боровец дурак! — взорвался Сидор. — Сам полез. Спрашивается — чего? Решил умереть? Чтоб смыть своей кровью подлость О-очень Худого и Стро-о-ого Косого?

Смерти ищет? — раздражённо проворчал он. — Завтра возьму десяток мортир, сотню егерей, два десятка возов со шрапнелью, пушки Димона с последними снарядами и все свои пулемёты по округе соберу, до кучи. И устрою ящерам под стенами Сатино-Татарского местный армагедец с армагедулем вместе взятым!

— Газы возьму! — хлопнул он себя кулаком по коленке. — Ага! Сонные газы, оставшиеся ещё с прошлых времён мятежа. Той твари, что не достанется от шрапнели, поможет сонный газ. Заснут — всех повяжем. А деревьев там, в округе полно, не повырубили ещё ящеры всё под свои огороды. Будет на чём гирлянды висельников развесить.

— Правильно, — тут же чмокнула его в щёку жена. — Покажем им, как рак с пескарём зимует.

— Кто? Где? — растерянно пробормотал Сидор.

Он изумлённо, в растерянности смотрел на оживившуюся жену. Что это всё был полный бред и глупая шутка, сказать он так и не успел.

— Выкинем половину так необходимого нам мильёна на чужую войну? А то и ещё больше? — растерянно пробормотал он. — Лишь для того только, чтоб соседям можно было похвастаться, что мы сделали всё что могли. Что наша совесть чиста. И…

— Правильно, — горячо поцеловала его в губы Изабелла. — Так и надо. Так держать! Только сотню не бери, бери больше, а то с сотней точно там делать нечего. И забирай с собой всех новеньких амазонок, что недавно прибыли. Чтоб и духом их подлым предательским не пахло.

И резво подхватившись со скамейки, Белла упорхнула предупредить охрану, что завтра Сидор уезжает.

Глядя на захлопнувшуюся входную дверь землянки, Сидор в отчаянии схватился за голову. Воевать, и уж тем более проливать свою кровь за чужие интересы, энтузиазма не было ни малейшего. Однако жена его так не думала. Дворянка — тяжёлый случай.

— А с сотней, действительно там делать нечего, — мрачно глядя куда-то в пространство перед собой, обречённо, тихим голосом констатировал он. — Во, влип-то.

И надо действительно прихватить с собой амазонок, пусть потренируются в штурме крепости. И пусть этим грязным делом занимается Корней. Это его стезя. А я лучше поговорю с профессором, не сможет ли он за пару дней, пока я смотаюсь за Корнеем с амазонками на озёра, смайстрячить на коленке какого-нибудь боевого газа: зарина, зомана или ещё какого другого отравляющего вещества. Всё лучше сонного газа.

Пить, так пить, сказал котёнок, вприпрыжку торопясь топиться.

 

Глава 14 Железный каток

Великий Озёрный Путь.*

Второй день Сидор добирался до места, где сейчас находился временный лагерь Корнея. Ушкуй Митьки, занятый нынче под свои нужды Сидором, медленно пробирался по узкому извилистому руслу небольшой речки, когда-то наверное жутко красивой своими подходящими прямо к берегам высокими песчаными откосами с бывшим там ранее густым сосновым бором, а ныне белея кругом гнетущим множеством желтеющих повсюду широких пеньков.

Тянущаяся куда-то далеко в сторону сплошная вырубка производила мрачное, тяжёлое впечатление.

— "Красивый здесь был когда-то бор. Наверное, — в который уже раз грустно подумал Сидор, всматриваясь в окружающие пейзажи. — Теперь всё это уйдёт под воду. А жаль.

— Жаль, что не видел, — грустно отметил он про себя. — А что вся эта земля будет затоплена, как раз-то и не жаль, а очень даже хорошо".

— Это здесь всегда нападали? — повернулся он к Митьке.

Заматеревший, с огрубевшим на постоянном открытом воздухе лицом, когда-то весёлый молодой парень ничем уже не напоминал себя прежнего. Сейчас это был опытный, уверенный в себе речной капитан, хоть и молодой, но уже прошедший, что называется огонь, воду и медные трубы.

— Ни разу не было, чтоб пропустили, — нехотя разжал он губы.

Вместе с изменившимся, повзрослевшим лицом, изменился и характер парня. Теперь, чтобы выдавить из него хоть слово, надо было серьёзно постараться.

— А как вырубили — ни одного. Думаю, схроны по берегам тайно готовят, чтоб разом взять большую добычу. Раньше — не надо было, а теперь без схрона никак.

Надо срочно затапливать, — неторопливо, с достоинством проговорил он. — И тогда в этой протоке нас уже никому будет не взять.

— А как дела на плотине?

— На днях вторую сотню пленных туда привёз, на отсыпку грунта. Да всё бестолку. На места производства работ по ночам тайно пробираются ящеровы пластуны и рассыпают по тропам и рядом отравленный чеснок. Потом мы утром пригоняем туда босоногих пленных и кто-нибудь из них нет-нет, да наступит на колючку. Смерть мгновенная.

А им много и не надо. Один сдох — все остальные тут же бросают работу. И ничем ты их не проймёшь. И так смерть, и так смерть.

Пришлось остановить все работы, пока не пошьём всем им сапоги. В траве чеснок не виден. Ищи не ищи, всё не соберёшь.

— Дожили, — сердито проворчал он. — Пленным за свой счёт шьём сапоги. Да не абы какие, а с усиленной армированной подошвой с металлическими набойками, чтоб эти туши семипудовые не кололи себе нежные ноженьки.

Корней рвёт и мечет. Счёт идёт буквально на дни, а всё стоит. Вот, — Митька неопределённо как-то мотнул головой. — Везу первую партию сапог из города. Посмотрим, как теперь будет. Откажутся работать и теперь — всех в расход пустим. Нечего кормить тунеядцев.

— У вас новые или старые?

— В пополаме.

— И как?

— Старый подвид поспокойней будет, проблем много не доставляет. А новые — гнилые. Подлые и мстительные. Так и норовят подловить момент и сделать тебе какую гадость, хоть самую малость, хотя бы просто плюнут вслед, но пока не плюнут, не успокоятся.

Приходится из каждой новой партии уничтожать не менее половины, пока остальные резко не умнеют и не начинают понимать кто здесь хозяин. Зато новые — намного здоровей, да и выработка у них — на порядки выше. Так, на так, оно и выходит.

И ещё хорошо, что с утилизацией мёртвых проблем нет, — неожиданно усмехнулся Митька. — Сжирают всё, только дай. Что его ж в прошлом товарищ был — им всё равно. Главное для них — мясо. А какое — неважно. Хоть тухлое. Лишь бы побольше.

Безотходный у нас здесь процесс, — вдруг неожиданно тихо проговорил он. — Мы даже если кто из наших гибнет, здесь не хороним, а домой на заводы везём. Иначе ночью проберутся на кладбище, выроют и съедят.

Тут за нами из-за каждого куста чужие глаза наблюдают.

Разговор, и до того не слишком оживлённый, с последними словами Митьки окончательно заглох, и дальше они уже в молчании двигались по извилистому ручью, шкрябая низкими бортами перегруженного ушкуя близкие берега и настороженно наблюдая за близкими берегами.

Вечером были на месте. А утром Сидор воочию мог наблюдать, о чём вчера говорил ему Митька.

Надо сказать, что вид скорчившегося, изломанного судорогой тела мёртвого ящера представлял собой крайне неприглядное зрелище. Даже глядеть то на него было противно, не то, что стоять рядом. Резкий, животный запах мёртвого тела перебивал даже запах захваченной с собой Сидором очередной травниковской присыпки от запаха ящеров, не помогая фактически ни в чём, а лишь усиливая весьма характерный сладковатый аромат смерти.

— Они всегда так воняют?

— Всегда, — мрачно отозвался стоящий рядом Корней. — А летом ещё сильней. Так что на свои татарские порошки можешь больше не тратиться и к нам сюда не присылать. Побереги деньги, лишний расход. Не помогают. Что-то такое есть в яде этих шипов, что вызывает образование этого устойчивого трупного запаха у мёртвых. Другие так не пахнут, — пояснил он.

Не трогай, — предостерёг он Сидора, склонившегося к вывернутой совершенно необъяснимым образом ноге ящера. — Мышечная судорога. Ломает все кости. Так что если вскрыть, внутри всё переломано.

И касаться шипа голой рукой не стоит. Опасно. Наколешься — ничто не спасёт. Была у нас пара прецедентов. Погибли хорошие ребята, как только схватились за шипы.

Сейчас могильщики с баграми подойдут и на костёр оттащат. А то тут недавно прибыла очередная партия новеньких, ещё не учёных. Так того и гляди вздумают трупом полакомиться. Собирай потом очередных покойников, — недовольно проворчал Корней.

— Что так? — поинтересовался Сидор.

— У трупов каким-то образом и мясо их отравляется.

— А чем — выяснить не пробовали?

— В город надо тащить, — неохотно проговорил Корней. — В лекарскую Академию Ящеров или в лабораторию к нашему профессору. А они не сохраняются. Два дня и слизь одна остаётся. А воняет — мочи никакой терпеть нет.

— Потерпи уж, — сухо проговорил недовольно нахмуривший брови Сидор. — Пусть или профессор, или наши ящеры разберутся, что это за яд такой хитрый. Я в городе сколько ни спрашивал — никто ничего сказать не может. Что-то новенькое.

Так что, придётся немного потерпеть и понюхать эту гадость. А вот если они и там, в городе не разберутся, тогда и говорить с лекарями будем по-другому, что надо бы здесь на месте посмотреть, пока свеженькие.

Не хотят ехать, — Сидор мрачно посмотрел на понимающе ухмыльнувшегося Корнея. — Ящерам наша война с подгорными — по барабану. У них свои дела какие-то, и отвлекаться на всякие мелочи, как они говорят, у наших сверх занятых ящеров, видите ли, нет времени. Тем более, чуть ли не на неделю. Два дня сюда, два обратно и три дня здесь, пока хоть в чём-то не разберутся. Вот неделю как корова и языком слизнула.

Пошли отсюда, — безнадёжно махнул он рукой на труп. — Насмотрелся уже.

Давай, показывай дальше своё хозяйство, а заодно и поговорим по проблеме, из-за которой я сюда притащился.

— Смотри, флегматично хмыкнул Корней. — Всё перед тобой. Раз уж в кои-то веки удалось тебя сюда на стройку затащить, то смотри, любуйся на своё детище. А меня уже от одного вида всего этого тошнит.

Стоя на краю высокой насыпи будущей плотины, Сидор с интересом глядел на нечеловеческий муравейник у себя под ногами. С высоты десяти метров открывался прекрасный вид на всю стройку. Прямо под ними далеко вперёд простиралась обширная вырубка с небольшим участком расчищенного от пней места будущей плотины, на одном из отсыпанных участков которой они как раз и стояли. Слева и сзади, и далеко впереди, на другом конце будущей плотины, виднелись высокие дубовые ряжи будущих острожков, ещё даже не заваленные камнем и не засыпанные землёй. И везде, куда только доставал взгляд, виднелись сторожевые вышки охраны с лучницами амазонками, и с копошащимися у их подножья маленькими отсюда фигурками людоедов.

Стройка была в самом разгаре, и, судя по царящей кругом деловой суете, каждый здесь знал что делать.

— М-да, — довольно заметил Сидор. — Дело двигается. Смотришь — и сердце радуется.

— У тебя может, и радуется, — глухо проворчал Корней. — А у меня эта твоя стройка давно уже в печёнках сидит. Так что, чтоб меня не раздражать, лучше поговорим о проблеме, с чем ты сюда припёрся.

Первое, и главное, — мрачно ухмыльнулся он. — Это для тебя оно проблема. А лично мне уже давно ясно, что делать. С самого первого раза, когда прочитал обстоятельный доклад Беллы по рассказу Кольки Молчуна.

Сразу уточню. Словам нашего Молчуна, передавшего рассказ Стёпки Немого, я склонен верить на все сто. Подставила городская Старшина ваших пореченских рыцарей, крепко подставила. Фактически обманула и бросила на убой. И то, что те дураки как бы сами шею свою подставили, их не оправдывает. Или мозги есть, или их нет.

И тут у тебя невелик выбор. Либо ты их спасаешь от смерти, сам взяв крепость штурмом, либо бросаешь их всех там умирать. Иного не дано. Выбор за тобой, — внимательно посмотрел он на задумчивого Сидора.

Помолчав, вдруг совсем уж задумчиво добавил:

— Есть, правда, ещё и третий вариант. В который я совсем уж не верю.

Разбив свои дубовые лбы о стены крепости чередой бесполезных и бессмысленных кровавых штурмов, реально один, два, не больше, оставшиеся в живых рыцари резко поумнеют и попытаются бросить всё. Бросить — значит, вырваться оттуда.

Только в этом случае, думаю, уже сами ящеры их живыми оттуда не выпустят. Чай, не дураки. Вцепятся мёртвой хваткой и постараются извлечь из сложившейся ситуации всё что возможно. И первым делом — вдосталь потренироваться на молодых дураках.

Уж сложить-то дважды два они сумеют. А сложив, поймут, что молодняк тот не просто так там под стенами оказался, и заведомо дурным делом занялся. И что никто на помощь залётным рыцарям из местных матёрых бойцов не придёт.

И если мы правы, а мы правы, и если уже подросла новая генерация ящеров, а она подросла, как говорят наши имперские ящеры, то вождям подгорных кровь из носу необходим боевой опыт для своей молодёжи. И тут нашим рыцарям, твоим рыцарям, — с коротеньким смешком поправился Корней, — для подгорных ящеров цены нет.

А раз так, то они устроят пореченскому рыцарству показательную порку. Очень уж это для них удобно. Да и понимают они, что рыцаря лучше уничтожить сейчас, пока он ещё мал, туп, глуп и соплив, чем когда он заматереет и ты его уже за просто так, как сейчас, не возьмёшь.

Бросать рыцарей на произвол судьбы, даже если мысль такая у тебя и была — не советую, — прямо взглянул он Сидору в глаза. — То, что парни уже погибли или погибнут — это одно. И тебя оно не касается. А вот то, что ты, зная, что доверившиеся тебе люди в беде, им на помощь не пришёл — вот это совсем другое. И вот этого отцы этих парней тебе ни в жизнь не простят. Так что и выбора у тебя нет. Или ты им сейчас помогаешь, или про баронство своей жены забудь! Раз и навсегда! А заодно и про жену.

Выбор за тобой.

— Тогда о чём спич? — пожал плечами Сидор. — Потеряю баронство — жены мне не видать. Белла ничего такого мне прямо не говорит, но это и так понятно. Баронство мне и нафиг не сдалось, а жену я люблю. И теперь, чтоб не потерять жену, придётся спасать ещё и этих молодых щенков. Так что, у меня нет выбора.

Сидор с совершенно бесстрастным видом демонстративно безразлично пожал плечами.

— Никаких или-или.

Но и подыхать, за просто так, или даже за любовь, мне совсем не охота. Чем помирать, лучше я буду жить долго, счастливым и любимым. С любящей женой и в окружении многочисленного счастливого потомства.

Потому я к тебе и приехал в надежде на то, что ты за прошедшее время хоть какой-никакой хитрый план, а всё же измыслил. Потому как лично у меня ничего иного кроме как простого кавалерийского наскока в голову не приходит. А боюсь, наскоком тут не получится. Даже не боюсь, а твёрдо знаю, что в лоб тут ничего не сделаешь, — мрачно проворчал он.

Это Сатино-Татарское — как тот медведь в берлоге. Залезть-то туда в берлогу к медведю легко, а вот вылезти — поди, попробуй. Вот это единственное меня пока и останавливает.

Вкратце, план мой таков. Берём амазонок и наших егерей, сколько ты считаешь нужным или возможным без ущерба для дела отсюда с маршрутов снять, и быстро выдвигаемся к Сатино. Там, объединяемся с остатками рыцарского войска, если там есть еще, кого спасать, а нет, так можем и без них, если тем что-то в наших планах вдруг не понравится или спасать уже некого. И методично, как тараканов или клопов, травим сонными газами всех, кто на тот момент находится в крепости.

Защиты никакой против сонного газа у ящеров нет. И мы спокойно, без потерь занимаем крепость. Кто сунется со стороны — отгоним пулемётами и мортирами со шрапнелью.

Потом палим нафиг это Сатино-Татарское вместе с трупами, чтоб заразу не разводить, и сваливаем быстренько домой, как честно выполнившие все свои обязательства. Сказали, что поречное рыцарство возьмёт Сатино — взяли. Сказали, что стены спалят — спалили. А те или эти — тут уж увольте. Не их собачье дело.

На всё про всё — три, четыре недели. Неделя нам всем, чтобы собраться возле литейного, неделю добираться до этого Сатино, день на штурм, два дня на уборку и утилизацию трупов. Неделю обратно. Итого — месяц.

Ещё месяц мне понадобится, чтоб вернуться в Приморье и наконец-то добраться до точки рандеву с Советником. Как раз к этому времени, когда он обещался подогнать в оговоренную точку станки и прокатные станы. Тогда же станет и окончательно ясно, что там происходит в Империи, и как обстоят и у Извара дела.

Так что пока, всё складывается более-менее удачно. И если мы с рыцарями не облажаемся, то можно считать что год кончился для нас более чем успешно.

Сразу скажу. Что потом, после взятия Сатино-Татарского будут делать рыцари — мне по барабану. Точно я могу сказать одно. Из города их надо срочно убирать, а то мы можем потом что угодно говорить их семьям, но присутствие рыцарей в Старом Ключе так и будут постоянно привязывать к нам. И волей-неволей мы вынуждены будем постоянно теперь отвлекаться от своих дел, и возиться с этими вооружёнными до зубов инфантильными малолетками с куриными мозгами.

Поэтому, надо дать рыцарям небольшую денежку, чтоб им только можно было добраться до дому, и постараться выпихнуть куда-нибудь из города. Желательно за перевал Басанрог. Откуда они уже не вернутся.

Я прав?

Прервавшись, Сидор требовательно посмотрел на спокойного, словно речной утёс Корнея, слушающего его внимательно и ни словом не реагирующего на его речь.

Дождавшись молчаливого подтверждающего кивка, с кривой усмешкой продолжил.

По сонным газам я с профессором уже договорился. Часть возьмём со складов, из старых запасов, часть он дня через два ещё приготовит. Будем идти мимо города — по дороге захватим. Если у него чего получится и с боевыми ОВ, прихватим и это. Проверим так сказать в боевых условиях. А нет — так и не надо. Даже лучше — не надо, — сердито махнул он рукой. — Хватит и сонных. К тому же, самим безопасней.

А гадёнышей Старосту с Головой, подкинувших нам такую подлянку, оставляем одних, разбираться с взбешёнными ящерами, враз лишившимися крупнейшего и мощнейшего оборонительного узла на границе. И как оно там у них будет — вот это уже мне лично всё равно. Пусть это будет их головная боль.

Пусть своими шкурами дыру на границе затыкают и уже свою кровушку проливают, а не этих дубоголовых пацанов.

— Думаешь, прокатит? — с сомнением посмотрел на него Корней. — Да не с нашими городскими властями, с которыми и так всё ясно, а с рыцарями? — уточнил он с усмешкой, видя неподдельное изумление Сидора.

— Я рыцарь? — флегматично, с весёлой чертинкой в глазах посмотрел на него Сидор. — Рыцарь, — утвердительно кивнул он головой. — По крайней мере, формально, то есть официально. Тьфу ты, — сплюнул он в раздражении, запутавшись. — По крайней мере — я дворянин. Де-юре. И этого даже для нашей Старшины будет довольно. Впрочем, как и для рыцарей. Так что, если возьму крепость я, — Сидор с силой ткнул себя большим пальцем в грудь, — значит, в моём лице и всё поречное рыцарство. А то и попрошу их держаться сзади, в виде массовки. Главное, чтоб они послушались, а мне самому уцелеть под стенами этого Сатино. Иначе потом вопросы лишние возникнут, и весь поход потеряет смысл.

Так что, дело только за тобой, — хлопнул он Корнея по плечу. — Без тебя — никак. Кто-то же должен рулить всем этим бедламом. И если такой план прокатит, мы будем в шоколаде.

— В чём? — подозрительно уставился на него Корней.

— Э-э. Не важно. Субстанция это такая, коричневая, — отмахнулся с усмешкой Сидор. — Ну так, ты не прочь размять старые кости и тряхнуть стариной?

— Ну, кости, допустим, не старые, — ухмыльнулся в ответ и Корней. — А на вопрос — не прочь ли я, отвечу так. Застоялся я что-то. Всё это…, - широким жестом Корней повёл рукой вокруг. — Всё это не моё. Понимаю, конечно, что надо, что кроме меня больше некому. Но, не моё это. Все эти дамбы, дороги, мосты, каналы, вся эта стройка, пленные, сапоги, рыба. Тошнит меня от этого всего.

Давно хотел чутка поразмяться, — хлопнув в ладони, предвкушающе потёр их. — Не шариться по кустам, выцеживая оттуда по одному, по два ящера, а чтоб сотнями их давить. Чтоб разом решить с ними проблему.

Так что, если ты не прочь, теперь за дело берусь я! — с довольным видом гулко стукнул он себя кулаком в грудь. — Покажем, людоедам, что и мы тут не зря по кустам шарились и кой-чему научились, — и громко расхохотался, необычайно довольный.

Тем более что и поутихли они тут что-то последнее время, — подмигнул он Сидору. — А раз так, то и Кара с Дюжим и Малой без меня здесь справятся. Чай, не маленькие. Илону берём с собой. Чтоб амазонками своими командовала.

Ну а теперь, — необычно воодушевился он. — Пойдём, быстренько пробежимся по стройке и я тебе отчитаюсь, чтоб уж больше к этому дерьму не возвращаться. И на ближайшую пару месяцев я об этом неприятном периоде своей жизни постараюсь забыть и не вспоминать, как о дурном сне. А потом уже я тебе расскажу, что я придумал по твоему делу, — весело ткнул он пальцем Сидора в бок.

Итак, сударь, — махнул он в сторону вырубки рукой. — Перед вами ложе вашего будущего водохранилища, как ты сам это мерзкое безобразие называешь….

Вечером они сидели вдвоём с Корнеем у того в походном шатре и внимательно изучали расстеленную прямо на полу большую пергаментную склейку, представлявшую собой практически всё известное им на сегодняшний день по всему этому углу Ключёвского края.

Большая склеенная из разных кусков разномасштабная карта пестрила крупными кусками ничем не занятых белых пятен, и соответствовала местности, скажем так, относительно условно. Но общее впечатление о рельефе, реках и крупных поселениях ящеров, тем не менее, передавала.

— Нет, — уверенно возражал Сидору Корней. — План твой хорош, но только в самых общих чертах. Только в том, что Сатино-Татарское надо всё же взять, — улыбнулся он, глядя на заинтересованно слушающего его Сидора.

Но делать это мы будем совсем не так, как ты предлагаешь. Мы пойдём другим путём.

— Ну да, — флегматично отозвался Сидор. — Мы пойдём мимо и дальше. Помню-помню…

Ладно, — усмехнулся он. — Чего-то такого я от тебя и ожидал. Так что, шепти дальше, Уитмен ты наш доморощенный.

Главное, — улыбнулся Корней, — мы не будем кругом огибать земли ящеров на равнине. Сначала, возвращаясь по озёрам на запад, на литейный завод, потом двигаясь на север, обратно в город. А уже оттуда — на восток, до Сатино-Татарское ещё неделю будем добираться. Слишком это долго. Боюсь, что к тому времени, когда мы до конечного пункта доберёмся, там уже и спасать то некого будет.

Хотя, это вряд ли, — с усмешкой заметил он. — Насколько я знаю этих тупоголовых сопляков, как ты их называешь, то чего у них не отнять, так это прагматизма.

Не забывай, что поречное рыцарство сюда послало младших сыновей, которым дома ничего не светило. Ну, то есть, совершенно ничего. А о чём это говорит? — выжидающе замолчал он, с интересом ожидая реакции Сидора. Не дождавшись, с усмешкой проворчал. — В первую очередь это говорит за то, что они великолепные бойцы, с детства, знающие, что ничего кроме сабли или меча им из отцовского наследства не достанется. Поэтому, и озвученные для всех цифры потерь в семьдесят процентов — иначе как полный бред не назовёшь. Будь так, там бы давно уже никого не было. Давно бы все разбежались, не смотря ни на какую там рыцарскую честь и данное слово. Поверь мне, среди поречного дворянства, особенно среди младших сыновей шляхты, дураков и идеалистов нет.

Поэтому, раз там под стенами Сатино ещё стоит рыцарское войско, то значит, во-первых, там есть кому стоять. А во-вторых, они на что-то надеются.

Но, надеяться он могут на что угодно, хоть на чудо, а скорее всего они понимают, что сами ящеры их оттуда просто так не выпустят.

Тем не менее, — вдруг резко оборвал его Сидор. — Раз они не дубоголовые сопляки, как считаю я, а весьма умные и предусмотрительные товарищи, как считаешь ты, то, по-твоему, на что они надеются? И чего они ждут.

— Ждать они могут только одно, — недовольный тем, что его перебили, сердито буркнул Корней. — Окончательных договорённостей с амазонками по поводу найма их войска. Как я уже сказал, дураков среди шляхты нет. Поэтому, к сегодняшнему дню в рыцарском войске уже разобрались, что городские власти Старого Ключа их подставили. Тебе они присягать не будут, можешь не сомневаться. А…

— Почему? — с любопытством посмотрел на него Сидор. — Ну, — хмыкнул он. — Я тоже, в отличие от Беллы считаю, что именно мне они присягать не будут. Хотелось бы знать, почему ты так думаешь?

— Потому что ты купец, а они родовая шляхта, — мрачно буркнул Корней. — Наняться к купцу в охрану они могут, а вот принять вассалитет — нет. И жаль, что Белла этого не понимает и на что-то ещё надеется. Напрасно. Это — самообман. Если ещё до прибытия сюда у поречной шляхты по отношению к де Вехторам и были какие-то иллюзия, то попав в Старый Ключ они полностью рассеялись.

— Именно поэтому, помирать за просто так, за какой-то мальчишеский спор, за пустые обещания и чужие интересы, они не будут. Рыцари — не дураки.

— А раз не дураки, то и понимать должны, что пути обратно у них нет. Не взяв Сатино-Татарское, возвращаться обратно в Старый Ключ они не могут. Их туда просто уже не пустят. Единственный оставшийся для них путь — спуститься по Чёрной речке к устью, до Лонгары.

— А там — Амазония, ведущая войну. И амазонки, везде, где только можно, нанимающие себе наёмников. И такой жирный кусок прямо у себя под носом, те точно не пропустят. Поэтому, голову даю на отсечение, штурма Сатино-Татарского никакого не будет. В лучшем случае будет имитация.

А пока что они сидят и ждут те самые лодьи, что получили от нашей компании для эвакуации в Амазонию на новый фронт. Но что более вероятно, они ждут, когда у амазонок дела совсем станут швах, и чёртовы бабы уже не будут так скупиться, как это за ними постоянно водится.

Думаю, на сегодняшний день это единственная причина, по которой они ещё не на Правом берегу, а застряли под Сатино. Поэтому, и нам с тобой спешить особо не след. Пусть посидят под стенами и научатся лучше думать, куда и к кому можно, а главное, нужно совать свои дубоголовые головы, чтоб ещё иметь потом возможность вытащить их обратно.

Поэтому, решать мы будем не проблему рыцарей, а свои собственные, целиком и полностью связанные с нашими озёрами.

А нам главное что? — ухмыльнулся он. — Максимально ослабить местных ящеров. Потому как если мы этого не сделаем, они нас съедят.

— И отнюдь не в фигуральном смысле, — согласно кивнул головой мрачный Сидор.

— Поэтому, делаем так, — продолжил Корней.

Вместо твоего длинного, обходного пути, ударим строго на север, вниз, прямо на равнину, самым кратчайшим путём до Сатино.

Это логично. Как говорит наш профессор: "Кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая". И самое быстрое. А время — главное, что нам сейчас требуется. Если амазонки перехватят наших рыцарей — вся затея с твоим походом теряет смысл, и мы просто выставляем сами себя перед всеми на посмешище. Пришли спасать — а нам помахали ручкой и убыли восвояси.

Поэтому мы должны не только спасти твоих рыцарей, но ещё и не дать им возможности оставаться там и дальше на месте. Не оставить им ни малейшей возможности сидеть и спокойно дожидаться эвакуационных кораблей амазонок.

— Зашибись, — флегматично заметил Сидор. — И как мы это сделаем? Пока что я вижу только то, что мы спускаемся с террас с озёрами на равнину, и упираемся прямо в спину чернореченской группировке пограничных племён ящеров, охраняющих границу с нами в верховьях притоков Чёрной речки. И можешь не сомневаться, там нас уже радостно ждут. И схарчат они нас в пять секунд. Независимо от того сколько нас будет. Две тысячи, три, пять, десять — всяко меньше, чем воинов в тамошних племенах.

Думаю, что к тому времени, когда мы спустимся на равнину, они уже разберутся, сколько нас всего, и выставят всё, до чего только смогут дотянуться. А смогут они много больше, чем нам бы хотелось. И это не есть хорошо.

Тут в предгорьях, на террасах с озёрами они нас не трогают, фактически плюнув на эти земли, поскольку они им не нужны, а вот там, на равнине, там их дом. И спокойно смотреть, как по их землям шляются посторонние, они не будут. И там нам сразу наступит кирдык.

— Во-о-т, — довольно ухмыльнулся Корней. — Если так думаешь ты, то так наверняка подумают и сами ящеры. Что нам и надо. Поэтому, спустившись на равнину, вступать в сражение с ожидающими нас на равнине пограничными кланами мы не будем. Чай, не дураки.

Резко сворачиваем вправо…,

Куда? — изумился Сидор

На восток, — флегматично ответил Корней. — И быстро двигаемся по краю равнины вдоль всех предгорий, частым гребнем выжигая всё по пути и все попавшиеся деревеньки. Всё, что находится в пределах суточной досягаемости.

Вот для этого нам собственно и понадобятся наши амазонки. Но немного сотен пять — шесть, не больше. На большее мы лошадей сейчас не наберём. Увы, до сего дня я успел лишь шесть сотен с пастбищ пригнать. Очень тяжела доставка сюда лошадей, — посетовал Корней.

Тем самым мы обезопасим свои озёра. Вот, по-моему, основная цель рейда, а не твои рыцари. Рыцари это так — побочное.

Тем самым мы лишим наших людоедов на озёрах базы и их семей, которых держат там в аманатах. И лишаем людоедов смысла войны. Нет семей — нет войны. Нет тыла — некуда возвращаться, нет оружия — ничего нет.

— Зато есть новая цель — месть, — флегматично продолжил его мысль Сидор. — Оч-чень мило.

— С глаз долой, из сердца вон, — отрезал Корней. — Ты плохо знаешь ящеров, хоть и много времени среди них проводишь. Поэтому не знаешь, что мстительность для них нехарактерна. И к семьям у них чисто утилитарное отношение. Есть — хорошо. Нет — и ладно.

— Ну-ну, — скептически глянул на него Сидор. — Твоими б устами, да мёд пить. Но ладно, что дальше? Слушаю.

— Дальше? — Корней некоторое время задумчиво рассматривал карту, будто надеялся что-то новое на ней высмотреть. — Дальше двигаемся вот до этой точки, — ткнул он пальцем куда-то в центр склейки. — До речки Трубёж.

Дальше начинаются уже собственно внутренние земли подгорных. Поэтому спокойно ждать и смотреть, как мы разоряем их деревни они не будут. Дальше идти нам не дадут. Думаю, это понятно. Уже у этой речки нас и будут ждать. Меньшее войско, надеюсь, — мрачно пробормотал Корней, — но для нас, думаю, вполне достаточное.

Тут опять. Не вступая в сражение, по высокому левому берегу Трубежа, оставляя между нами и войском ящеров эту болотистую речку, делаем резкий рывок вдоль реки на север, к большому озеру Плещеево и по ней спускаемся к городу Луганску, расположенному на его берегах. Бывшему Луганску, — мрачно поправился Корней. — Как он ныне у ящеров называется — одному Богу известно. У меня же свежих данных на сей счёт нет.

Почему к Луганску, а не сразу левым, высоким берегом мимо, не останавливаясь — поясняю. Луганск — племенной центр всего того приозёрного края и там кругом сосредоточены крупные запасы зерна в племенных зернохранилищах, которые традиционно у ящеров сосредоточены в каком-нибудь одном месте, для удобства защиты. Таковым центром для всего того края как раз и является наш Луганск. И если мы разорим хотя бы часть тех складов, то обеспечим ящерам крупные проблемы с питанием. И если от голода помрет, хоть какая-то часть ящеров, нам тут на озёрах станет намного легче.

Поэтому мы потратим на уничтожение хлебных складов Луганска столько дней, сколько потребуется, чтоб нанести максимальный ущерб. Потом…

А потом, точнее, на следующий день, — мрачно хмыкнул Сидор, — нас догоняет группировка ящеров, с которой мы столкнулись на реке Трубёж. А слева нам в бок выходит догнавшая нас за время наших невинных развлечений с хлебными складами группировка пограничных ящеров, мимо которой мы проскользнули. А справа — тот самый город Луганск, который мы, если у нас конечно ещё остались хоть какие-то мозги, брать не будем, потому как он нам нафиг не сдался. А перед нами — Плещеево озеро. И мы в котле. Сначала в фигуральном смысле этого слова, а потом и в самом прямом.

Потом день, два, когда нас будут колошматить, а потом наши косточки уже доедают ящеры из походных котлов на берегу озера. И это милое чудное озеро в очередной раз поменяет своё название. Было Плещеево, а стало Костеево. Или Кощеево, это уж вам, батенька, как будет угодно, — мрачно пошутил Сидор.

Улыбнувшись, Корней покровительственно похлопал его по плечу.

— Вот и ящер так подумает, — довольно заметил он. — Но мы поступим иначе.

Ждать, когда нас прижмут к озеру, не будем. Как только появляются первые преследователи, на захваченных с собой фанерных плоскодонках, которые фактически ничего не весят, а взять в себя могут уйму народа, пересекаем Плещеево озеро, и по вытекающей из него реке Вёкса двигаемся дальше на север, до озера Сом. И из него, уже по реке Нерли, минуя другой племенной центр, город Росток Малый — на Лебедянку, приток Чёрной. По ней спускаемся к устью, разоряя по пути все поселения ящеров. И уже по Чёрной речке подымаемся до нашего искомого Сатино-Татарского. И там ударяем в спину ничего не подозревающим ящерам.

— Ну да, — сердито проворчал Сидор. — А то они слепые и глухие. Насколько я слышал, служба оповещения у ящеров развита великолепно. Так что, задолго до подхода не то что к Сатино, а уже при подходе к Ростоку Малому нас там будут ждать.

— И если Луганск они ещё могут проспать, то уже у Ростока нас точно остановят. Тут-то мышеловка и захлопнется.

— Вот и отлично, — усмехнулся Корней. — Полагаю, и они так думать будут. Но данный вариант тоже предусмотрен. Мы не идём к Ростоку. Нет! Мы высаживаемся на левый берег Нерли. Там соединяемся с двигавшейся по берегу конницей амазонок, разорявшей побережные деревеньки и, пользуясь тем, что зима до сих пор так и не началась, и много снега ещё нет, ставим наши плоскодонки на предусмотрительно захваченные с собой колёса. Подымаем паруса, и, прикрываясь бортами чёрных лодок как щитами, прямо на плоскодонках прорываемся по равнине в лагерь к нашим рыцарям. Самым кратчайшим путём.

Нас ждут перед Ростоком Малым, а мы, не доходя до него, ускользаем перед самым их носом, — безмятежно пожал он плечами. — Прямо через болота.

Вряд ли там по краю много войск в округе. Скорее всего, стоять будет только небольшое прикрытие, тысяча, две, которое мы сходу собьём.

— Сколько же ты хочешь людей взять? — задумчиво посмотрел на него Сидор. — Я-то думал, человек пятьсот — шестьсот?

— Это только амазонок. Из новеньких, — устало зевнул Корней. — Полторы тысячи ветеранов из числа амазонок я посажу в лодьи, как и всех наших егерей, из местных, озёрных, прошедших здесь обкатку, — уже крайне серьёзно, без ёрничанья посмотрел на него Корней. — Всего три тысячи.

И ещё, — остановил он собравшегося что-то сказать Сидора. — Всех ветеранов брать с собой мы не будем. Тогда здесь останутся одни новички, а это чревато непредсказуемыми последствиями. Поэтому, берём полторы тысячи ветеранов из амазонок, ещё первого призыва. И треть из новичков, самых гонористых и рвущихся повоевать за Родину. Вот пусть они и повоюют, раз им такая охота. Только не там, у себя дома, а здесь, на озёрах. Заодно и поработав на нас.

Остальные — семь сотен егерей и три сотни наёмников. Пусть и они поучаствуют. Проверим, чего они стоят, и не зря ли мы платим им деньги. И вот этого точно хватит.

— И мы железным катком прокатимся по внутренним землям ящеров. Давить будем всё на своём пути. И если не навсегда, то на ближайшую пару лет точно обеспечим себе тишину и спокойствие на своих озёрах. И тогда они точно станут нашими. Потому как ящеры отсюда уйдут. Нечего им тут станет делать. Нет семей, нет тыловой базы, дома — нет — и смысла воевать нет, — довольный, кивнул он головой.

— На всё про всё — неделя, максимум две. И гарантия того, что к этому времени там под стенами Сатино-Татарское ещё будет, кого спасать и рыцари никуда ещё оттуда не свалят.

— Ну-ну, — задумчиво, с большим сомнением в глазах посмотрел на него Сидор. — Авантюра чистой воды.

Гляди, как бы твой железный каток, не превратился в каток ледяной, с которого нас в пол пинка вышибут, одним толчком, за борт. Поэтому, ни без Беллы, ни без профессора, я на твою авантюру не подпишусь. Дадут добро — тогда и я свою шею подставлю. А нет — не обессудь, пойдём длинным путём.

Нормальные герои — всегда идут в обход, — вдруг неожиданно, с кривой улыбкой на губах выдал он непонятную сентенцию, заработав в ответ непонимающий взгляд будущего Великого полководца.

А у нас нет времени, — флегматично заметил он. — Решить этот вопрос мы можем лишь при личной встрече, а это — неделя. А вот лишней недели у нас точно нет. Поэтому, решать придётся здесь и сейчас. Решай!

— Что-то я становлюсь фаталистом, — задумчиво глядя на Корнея, флегматично заметил Сидор. — И что-то мне подсказывает, что ты прав. Поэтому, не будем затягивать. Всё одно, ни Белла, ни профессор ничего нового нам не скажут.

— Посему — подписываюсь я на твою авантюру. Хрен с ним. Или грудь в крестах, или голова в кустах.

Начало. Первая запись дневника.*

Выйдя живым из того кровавого ада, куда судьба сунула их по их же собственной воле, Сидор клятвенно пообещал себе, что когда-нибудь напишет мемуары на основе своих дневников, как оно всё тогда было. А пока лишь ограничивался скупыми регулярными записями в своей полевой тетрадке, где для памяти отмечал основные вехи пройденного пути.

"Ноябрь, двадцать пятое число, семь тысяч пятьсот девятнадцатого года от сотворения мира с Империей Ящеров. Вышли из Корнеевского лагеря на озёрах по направлению строго на север. Перед нами пологий заболоченный склон предгорной террасы, тянущийся куда-то далеко на север в бесконечную даль, густо заросший смешанным, сорным лесом, в просторечии называемым чернолесьем, и до безобразия насыщенный мелкими болотистыми речками, текущими с предгорий куда-то на равнину. Куда — никто не знает. Откуда, где их начало — никому неизвестно. Настолько малых речек и ручьёв было много и так прихотливо они извивались, что порой непонятно было, где какая и есть".

На этом запись обрывалась. По простой причине — нечего было писать, настолько всё было однообразно.

Первая же попытка Сидора вести что-то вроде путевой топографической съёмки, дабы иметь на будущее карту если не всей округи, то хотя бы того малого куска местности по которому они прошли, на второй же день с треском провалилась. В этом диком хаосе речек, ручьёв, мелких торфяных болот и озёр разобраться в чём-либо, кроме самого общего направления строго на север, было совершенно невозможно.

А при их невероятном подобии друг другу и полном отсутствии времени, чтобы хоть в чём-то разобраться и к чему-либо привязаться с кроками, подобное занятие вообще превращалось в дурное, бесполезное дело.

И самое главное, определяющее — на топографическую съёмку не было времени.

Надо было спешить вперёд, пока ящер не схватился и не подготовил им горячую встречу. А картографирование? Ну что ж, потом, на это ещё будет время. Может быть. Если оно будет вообще. И если хоть кто-то из них вернётся из этого похода живым. Во что очень хотелось верить, но верилось с трудом, слишком уж вся эта затея отдавала откровенной авантюрой.

Потому, едва начав, на второй же день картографирование бросили, ограничившись простейшими кроками. И силы меньше отвлекало, и реальной нужды в том не было.

Тем более что и до того, как-то без карт в этой местности обходились. Так что, о том, с чем их отряд встретится по пути, можно было лишь смутно догадываться. В основном корректируя свой путь на основе полученных от неразговорчивых пленных скупых, путаных описаний.

Скупых не потому, что те не знали что ответить, а потому, что сами спрашивавшие раньше как-то не догадались спросить. Не надо было. Раньше, никому и в голову не могло прийти, что когда-нибудь могут понадобиться подробные сведения о той местности.

Знали лишь то, что впереди у них был путь вёрст в пятьдесят через этот страшный бурелом, густонасыщенный болотами, реками с топкими заторфяненными берегами и густым чернолесьем. А далее, открывался бескрайний равнинный простор Верхнелонгарской равнины, когда-то в прошлую бытность густонаселённую людьми, а ныне, занятой расплодившимися многочисленными племенами подгорных ящеров.

И с чем по пути придётся столкнуться, не знал никто. Никто и ничего, кроме общего числа вёрст впереди, весьма и весьма приблизительного. Да самых общих представлений о той местности: две, три небольшие полноводные речки впереди и плоская равнина с многочисленными племенами ящеров. Всё.

Вторая запись.*

— "Вторая запись в дневнике. Со времени последней записи прошло три дня. Сегодня — вечер двадцать восьмого ноября семь тысяч пятьсот девятнадцатого года. Прошли, наверное, вёрст шестьдесят.

Два прошедших дня — наверное, самое спокойное время из всех прошедших дней. Почему-то мне так кажется.

Правда, некоторые в таких случаях всегда добавляют: "Когда кажется — креститься надо". И крепкое такое подозрение, что это действительно так и есть.

Вспоминать прошедшие дни охоты большой не было. Да и что вспоминать-то. Как с матом вытаскивал регулярно тонущее в болотных окнах снаряжение: тюки, вьюки, ящики с пульками и снарядами к мортире, мешки с продовольствием?

Трудно представить себе, что может быть что-либо ещё хуже.

Особенно, мало удовольствия вспоминать, как на своих плечах вытаскивал из очередной водяной ямы собственный броневик, который, как оказалось, только на твёрдом грунте был лёгким и вёртким. А вот тут, в этих жутких дебрях чернолесья и болот, вдруг превратился в страшно неповоротливое, тяжеленное чудовище, собрав на свою броню только за первый день, наверное, весь запас матерных слов.

И отнюдь не одного меня с экипажем, но ещё и двух десятков приданных нам в помощь егерей. Потому как, страшно вымотанные в первый же день лошади, сами уже тащить по этой хляби подобную тяжесть больше не могли".

На этом запись опять обрывалась. Ни сил, ни желания писать дальше у автора не было.

Рухнув пластом вечером третьего дня на какой-то кажущейся сухой кочке, рядом со своим броневиком, Сидор мог лишь утешаться мыслью, что экипажу мортирной конеходки досталось ещё круче. Всё то же самое что и у них, плюс ещё и сама мортира — более чем стопудовая тяжеленная дура, с которой ни под каким видом не желал расставаться Корней.

Два пулемётных броневика и конеходная пневматическая мортира — всё, что они могли с собой взять, без опасения резко ослабить оставляемые на озёрах дружины. И с чем, они оба прекрасно знали, с самого начала придётся страшно тяжело возиться, в этих, совершенно не пригодных для перемещения по болотам повозкам.

Была у них с Корнеем мысль отправить броневики и мортиру по нормальным дорогам дальним, круговым путём под стены Сатино, где намечалось их основное применение при штурме. И не тащить с собой по болотам.

Только вот потом, они довольно быстро пришли к консенсусу, что без пулемётов с мортирой обойтись в стычках на равнине с вооружённым ящером не получится. Не было у них решающего перевеса над дружинами людоедов. Ни в чём не было.

И пренебрегать столь совершенным оружием, аналогов которому в этом крае ни у кого не было, с их стороны было бы верхом глупости. Что, собственно и решило вопрос.

Поэтому, ограничились тем, что под стены Сатино послали только одну пушку, из тех, что когда-то притащил с Правого берега Димон, со всем запасом снарядов, ровно десять штук, что у них ещё остались с прошлых времён.

Хорошо ещё что хоть с мало-мальски обученным орудийным расчётом. Хотя, чему они могли толком обучиться, когда за всё это время никто из них ни разу так и не выстрелил из орудия. Дорого, страшно дорог тратить дорогущие снаряды на обучение. Вот и решили, заодно воспользоваться удобным случаем, и проверить чему парни там выучились.

А свои броневики и пневматическую мортиру взяли с собой. На всякий случай.

Только вот, кто б только знал, как же тяжело тащить на своём хребте по этой хляби эту тяжесть.

Лёжа без сил на "сухой" постепенно проваливающейся и напитывающейся влагой болотной кочке, Сидор думал же совсем о другом: "Как так могло получиться, что он, вроде бы трезвый, способный логически мыслить человек, поддался на уговоры Беллы? Почему он сам, собственной волей сунул свою дурную голову крокодилу в пасть"? И никак он не мог понять одного простого вопроса: "Зачем"? Зачем он сам сунулся сюда, в эти страшные болота, чернолесье и к этим ящерам? Логики в его поведении не было ни на грош.

— "Вот что любовь с нормальным прежде человеком делает, — обречённо думал он. — Знаешь, что делаешь глупость, а всё одно делаешь. И никуда ты не денешься. Попала белка в колесо, пищи, а тащи. Лубоф-ф".

Нравится, не нравится, только вот теперь поздно было задаваться тем самым извечным вопросом: "Кто виноват и, что делать". Всё дальнейшее от него уже не зависело. Раз запущенная машина войны исправно завертела свои, ещё не смазанные густой красной кровью шестерёнки. И что по большей части будет она ящеровой, утешало мало. В это хотелось верить, но так ранее никогда не бывало. Не только ящеровой, и людской крови — тоже хватит.

Не тот у них был противник, чтоб думать, что эта их авантюра с рейдом по внутренним, глубинным землям ящеров кончится для них бескровно. Оставалось лишь попытаться свести к минимуму будущие потери. И пулемётам с мортирой отводилась в том главная роль.

Вечером третьего дня они вышли из полосы заболоченных склоновых лесов на равнину и, в полном соответствии с предположением Корнея, уткнулись в спину вооружённых до зубов семитысячной пограничной верхне-чернореченской группировке людоедов.

Слава Богу, что те их не ждали. Иначе бы злые, крайне озабоченные вышедшей им глубоко в тыл немалой воинской группировкой людей, ящеры устроили бы показательную порку.

Семь тысяч здоровых, профессионально обученных и готовых к бою ящеров, против трёхтысячной группировки людей, смертельно вымотанных тяжёлой дорогой в чащобах заболоченных лесов предгорий и топями гнилых болот.

Вымотанным отсутствием дорог и липкой, несмываемой чёрной торфяной грязью людям необходима была передышка. И изумлённый невиданным доселе делом, пограничный легион им её дал. Не понимая, что происходит, не готовые к войне пограничные ящеры спешно стягивали силы в кулак, готовясь предотвратить готовящийся удар в спину.

Составленная из жителей этих, вплотную примыкающих к предгорьям земель, ещё два дня назад нёсшие на этом участке границы с Ключёвским краем тихую, размеренную пограничную службу, ящеры и подумать не могли, что кто-то окажется в глубине их земель. И оказались элементарно не готовы к такому развороту событий.

Ночь их отряд никто не трогал. А утром оказалось, что и воевать не с кем. Неожиданно вышедшая глубоко в тыл ящеровых земель крупная группировка вооружённых людей, вместо того, чтобы рвануть наикратчайшей дорогой к человеческим землям, испуганным зайцем ринулась вглубь ящеровых территорий. И выиграла ещё не менее суток передышки, пока ничего не понимающие ящеры спешно организовывали погоню.

Второй перегон. Третья запись.*

У бегущего одна дорога, у догоняющего — тысяча. Поэтому уже к концу второго дня у отряда перед пограничниками была железная фора в двое суток.

Как же Сидор с Корнеем сейчас жалел, что у них с собой было всего лишь шесть сотен конницы, а не хотя бы по числу амазонок, хотя бы полторы тысячи. Вот бы они тут наделали делов. Тут, в глубине мирных ящеровых земель, где никого из людей никто не ждал и давно уже не видел, за долгие спокойные годы, привыкнув к спокойствию этих пограничных ящеровых земель.

И запылали страшными пожарищами мирные деревеньки подгорных людоедов. И сгорали в пламени пожаров старики, жёны и дети тех, кто так любил добыть к праздничному столу ставшее за последние годы столь деликатесным и редким человеческое мясо.

— "Дети вырастут, молодые женщины родят новых людоедов, а старики обучат молодых воинов, как надо воевать с людьми", — успокаивал свою совесть Сидор, глядя, как егеря с амазонками безжалостно режут всех попавших им в руки пленных, а потом бросают мёртвые тела в горящие дома.

И не потому, чтоб устроить ящерам столь почитаемое ими огненное погребение, из уважения к достойному противнику, а потому, чтобы тела погибших не достались в пищу немногим выжившим. Поэтому за собой их отряд оставлял выжженную землю, где не оставалось ни крошки съёстного. И участи оставшимся в живых можно было лишь посочувствовать.

"Цель, оправдывает средства" — древняя жестокая мудрость веков.

И полученную фору в два дня, отряд барона Сидора де Вехтор, в котором на скромной должности снабженца, подвизался сам барон Сидор де Вехтор, полностью отдав всё командование в руки профессионалов, с успехом и воспользовался, залив огнём и кровью весь свой путь до другой, более-менее приличной речки Трубёж.

Там их уже с нетерпением поджидали спешно согнанные туда из окрестных поселений многочисленные ополченцы ящеров, единственной целью которых было не разбить, а задержать бандитов, до подхода регулярных дружин левобережного союза племён.

— "Третья запись в дневнике. Прошло очередные три дня после последней записи. Сегодня первое декабря семь тысяч пятьсот девятнадцатого года от сотворения мира. Вечер. За три дня прошли двести сорок вёрст. Уничтожено около четырёх сотен деревень подгорных ящеров. Убито общим числом около двадцати тысяч ящеров. Немного, учитывая наши возможности и внезапность нападения. Не хватает сноровки. А, главное, ни у кого нет больше желания убивать. В первый же день, утолив жажду мести, потом занимались этим кровавым ремеслом спустя рукава. Потому и много ящеров, которых можно было бы поймать и уничтожить, сбежали.

Разведка докладывает. Впереди река Трубёж и порядка пяти тысяч спешно согнанных нам навстречу плохо вооружённых ополченцев. Понятно. Хотят задержать нас, чтоб пока мы с ними возимся, нас нагнали клановые дружины. Вот тогда мы точно уже никуда не вырвемся и нам каюк. Время опять сворачивать".

Даже такая толпа плохо вооружённых ящеров, за счёт своей многочисленности представляла собой не шуточную угрозу для вымотанных быстрым, на пределе возможности маршем егерей с амазонками. Поэтому, обстреляв издалека шрапнелью лагерь с толпами ополченцев, и не вступая с ними в бой, отряд резко свернул на север, к Лонгаре. И высоким левым берегом Трубежа войско барона де Вехтор, спешащее на помощь рыцарям у Сатино-Татарское, быстрым маршем двинулось к Плещееву озеру, к местам, где у ящеров исконно хранились собранные со всех окрестных земель клановые запасы зерна.

К концу вторых суток, третьего декабря были возле города.

Неизвестно чем ящеры думали и думали ли вообще, но Луганск оказался не прикрыт, ни одним отрядом регулярных клановых войск.

Взяли его легко, сходу сбив небольшой заслон каких-то очередных ополченцев. И город запылал, вместе со всеми своими на удивление небольшим запасами зерна и мирными местными жителями, безжалостно истребляемыми ключёвскими егерями с амазонками. И запылали склады хлеба, распространяя по всему приозёрному краю запах горящего хлеба и будущей голодной зимы.

И вот тут, похоже, везенье их кончилось.

Как ни торопись, а время, чтобы уничтожить город и все найденные склады с зерном всё же требовалось. И занятые уничтожением города, отряд барона потерял главное — время, и не успел выскользнуть из горящего города.

С запада подошедшие пограничные войска перекрыли путь по высокому удобному для отхода левому берегу озера. Сзади, с юга, подошла не разгромленная, усилившаяся за счёт новых рекрутов орда ополченцев. С востока утром второго дня после взятия города, встали укреплённым лагерем спешно стянутые к Луганску из глубинных районов регулярные клановые войска. А севера было бескрайнее, уже местами по берегу схватывающееся первым тонким ледком стылое озеро.

И отряд людей, не успевших вырваться на оперативный равнинный простор, намертво запечатали в горящем городе.

И во всём этом большом приозёрном городе с многочисленными прибрежными рыбацкими деревеньками, славном своими богатыми рыболовецкими традициями, известными даже в людских землях, не оказалось ни одной рыбацкой лодки. Даже самой завалящейся. Перед захватом Луганска людьми, все они вдруг оказались угнаны куда-то.

Людям подсунули кусок, мимо которого они не могли пройти, чтобы не задержаться — брошенный войсками и забитый хлебными запасами город, на уничтожение которого люди потратили выигранные ранее у ящеров драгоценные два дня. Которые оказались столь необходимы самим ящерам, чтобы стянуть в один этот узел свои войска.

Вечером второго дня ловушка захлопнулась.

Четвёртая запись. Ретирада.*

Не учли ящеры одной малости — наличия у людей лёгких, удобных для переноса плоскодонок, и готовности к подобному развороту событий. И слишком тёплой для этого времени года была нынешняя осень. Не было на озере до сих пор того тонкого, коварного льда, который человека не держит и не даёт ему возможности плавать на чём-либо по озеру.

Оставаться в городе ещё хотя бы на пол суток было смерти подобно. И погрузив ночью на захваченные с собой фанерные лодьи немногих лошадей из упряжки броневиков и конеходки, всё что могли с собой захватить, войско барона де Вехтор двинулось сквозь стылые воды бескрайнего Плещеева озера на север, забив перед тем всех лошадей амазонок.

— "Четвёртая запись. Пятое декабря семь тысяч пятьсот девятнадцатого года. Вечер. По левому берегу не прорваться, как впрочем, и по правому. С запада подошли регулярные войска ящеров, не менее трёх тысяч клановых дружинников. Поэтому, не имея возможности вырваться на равнину или взять лошадей с собой, сами своими руками забили всех строевых лошадей. Амазонки плакали. Тяжёлое зрелище.

Погрузившись на свои плоскодонки, двинулись через озеро на север, в сторону вытекающей там из озера большой реки и заросшей камышом низины, где нас фактически невозможно найти. Найти — невозможно, а вот сжечь — легко. Да ладно, разберёмся. Хоть одну ночь, да время выиграем".

Ночной переход через озеро с перехлёстывающими через низкие борта перегруженных лодок стылыми, холодными водами озера, запомнился Сидору на всю жизнь. А потом целый день судорожных бестолковых метаний по заросшим камышом узким мелководным протокам, что представляла собой вытекающая из Плещеева озера река Нерль. И мифическое озеро Сом с высокими лесистыми островами, где первоначально планировали сделать временную стоянку, которое они так и не нашли, проскочив где-то в камышах. И судорожное бегство от огня на второй день, когда ящеры, поняв что потеряли людей и, не утруждая себя их поиском, запалили камыши.

И тысячи и тысячи сгорающих заживо животных: кабаны, бобры, выдры и прочая живность, нашедшая на зиму приют в камышах этой низины. Ничто не остановило ящеров, взбешённых, что у них из-под носа выскользнули беглецы. И задержись они хоть на миг, остановись хоть раз на одну ночёвку или дневную стоянку, будь хоть раз ветер в их сторону, так бы они все там и остались в пламени горящих камышей болотистых плавней реки Нерли и Сомова озера.

Как они выбирались на высокий берег сквозь топкое мелководье с перегруженными плоскодонками, которые приходилось, чуть ли не на собственных плечах вытаскивать из камышей, как судорожно быстро ставили взятые с собой лодки на колёса, как ставили паруса и приспосабливались к передвижению по земле на столь странных, непривычных конструкциях — отдельная песня.

Об этом, и вспоминать то не хотелось. Настолько всё было судорожно, торопливо и бестолково. Времени на раскачку не было, опыта подобного не было. Людей было больше, чем первоначально планировалось. Много раненых, требующих внимания. И едва только последний парус занял положенное ему место на последней установленной мачте, весь отряд немедленно двинулся в путь. С юга и севера уже подходили дружины ящеров, идущие навстречу друг другу вдоль высокого берега реки. И встречаться с жаждущими мести подгорными людоедами желания ни малейшего не было.

Вот где плоскодонки каретного мастера показали себя в высшей степени прекрасным изобретением. Лёгкие, вёрткие, при малейшей ошибке опрокидываемые неудачным манёвром набок, тем не менее, они спасли всех.

Клещи захлопнулись у них за спиной. И пока ящеры в плавнях разбирались, куда делся отряд барона, тот опять показал высшую прыть.

"Пешему не догнать конного. А уж того, кто не хочет, чтобы его догнали, тем более. А уж лодью под парусом, даже не на воде, а по суше — нечего и думать" — мудрость, въевшаяся с того дня в подкорку каждого, кто был там тогда. И то, что сам Сидор запомнил на всю жизнь.

Не останавливаясь и не отвлекаясь на многочисленные попадавшиеся им по дороге беззащитные деревеньки ящеров, погромыхивая на колдобинах расшатанными вдрыск корпусами плоскодонок, за неделю преодолев триста вёрст безлесной, полностью распаханной равнины и сбив по пути несколько жидких заслонов пограничников, вечером седьмого дня отряд барона де Вехтора был на правом берегу Чёрной речки.

Здесь в верховьях реки она не так ещё была широка, как в низовьях. И здесь, в широкой излучине противоположного, левого берега реки, на высоком насыпном холме стоял форпост экспансии подгорных людоедов — Сатино-Татарское. Бывшая ставка одного из многочисленных ханов Поречной орды, а ныне — неприступный ледяной форпост ящеров на Левобережье. Город их славы и ледяная крепость, блестящие валы которой скрывали за невысоким частоколом неизвестный по численности гарнизон людоедов.

И под стенами его до сих пор стояло и неизвестно чего ждало полутора тысячное рыцарское войско с огромным, занимавшим чуть ли не половину их лагеря обозом, значительно увеличившимся за последние месяцы за счёт новоприбывших. Полторы тысячи прекрасно вооружённых и готовых к бою бойцов, за прошедшее время и пальцем о палец не ударивших для взятия Сатино-Татарского.

Переправа.*

— "Переправа, переправа, берег левый, берег правый…".

Навязчивая строчка полузабытых стихов одного из земных поэтов, имени, которого Сидор, как ни пытался так и не сумел вспомнить, навязчиво крутилась у него в голове, пока усталые, падающие с ног егеря с амазонками на глазах у высыпавших на валы крепости подгорных ящеров переправлялись через реку Чёрную.

— "Это удачно, однако мы вышли, — мысленно похвалил Сидор сам себя.

Поскольку это была именно его идея, взять чуть-чуть к югу от первоначального направления драпа обратно домой, то можно было себя хоть немного похвалить. А то в последнее время внутренняя самооценка его что-то сильно упала.

Пока прорывались от Плещеева озера к Чёрной речке, сидя в лодке, было у него время для первоначальной оценки итогов их похода, и выводы, к которым он пришёл, крайне его расстроили. Четыреста двадцать три сожжённые деревеньки и двадцать тысяч побитых ящеров — жалкие итоги всего похода. Более чем жалкие.

Потому как деревеньки те — слова доброго не стоят. В лучшем случае две, три полуземлянки в одном месте, соединённые подземными ходами. Значительно реже — куст из пяти, шести полуземлянок. А то, по большей части вообще — одна, две простые норы в откосе одного из многочисленных оврагов, где и брать то нечего. Столб центральный опорный арканом зацепил, выдернул — вот тебе и всю нору завалил, устроив братскую могилу для прежних обитателей.

И это, лишь в том случае, если их там, на месте поймали. А по большей части, так большинство разбежалось. Да и пойди их вообще найди, норы эти. Нищета, да убогость — жалкое зрелище.

Хотя, будь у них времени побольше, побольше опыта набегов, не торопись они так, бегом-бегом, то даже при отсутствии опытов карателей, результат мог бы быть значительно выше.

Так что, как ни крути, а те жалкие двадцать тысяч побитых стариков с бабами и детьми — это слишком мало для такого тяжёлого их рейда по внутренним землям подгорных. Несообразно по затраченным усилиям. Должно было быть больше, много больше. И не стариков с бабами, а крепких взрослых ящеров. Тех, кто собственно и доставляет им беспокойство на озёрах. Да вот, опыта набегов ни егерям, ни амазонкам явно не хватило. Большинство ящеров просто сбежало.

Ах, да, ещё в плюс можно занести сожжённый город Луганск со всеми их хлебными запасами и жителями.

Только вот жителей там, оказалось, дай Бог, если десятая часть от того, что должно было быть. Что, безусловно, говорит о том, что основная часть населения опять успела сбежать из города, а им досталась лишь самая жалкая, маргинальная часть. Те, кого было самим ящерам не жалко, но кто достаточно эффективно справился со своей ролью — задержать в городе войско людей до подхода клановых дружин.

— "И задержали", — мрачно, снова раздражаясь от собственной тупости, констатировал Сидор.

Гибель шести сотен великолепных строевых лошадей до сих пор тяжёлым камнем лежала у него на сердце. Никак не мог он себе простить, что в первый же день после занятия Луганска не выгнал увлёкшихся грабежом стольного города амазонок обратно в поле, где пешие дружины ящеров при всём их желании никогда бы не смогли поймать вёртких конных всадниц. Как бы славно они там порезвились.

Так что то, что окрестности озера остались практически не разорёнными, тоже тяжёлым грузом лежало у него на душе.

Из всего запланированного ими с Корнеем, выполнена была в лучшем случае треть, если только ещё не меньше. Разорили предгорья, а вот глубинные районы ящеровых земель серьёзно пощипать не получилось.

И очень похоже на то, что вожди союза Плещеевских племён просто подставили под мечи егерей с амазонками мешающие им самим семьи подгорных. Тех, кого компания Сидора вытеснила с предгорных озёр. И их руками расправились с теми, кто им самим был не нужен.

Привстав с сиденья броневика, Сидор внимательней присмотрелся к месту переправы. Доклад разведки это хорошо, а своим глазам довериться верней будет.

За их спинами пылали деревянные мосты, соединявшие крепость в речной излучине с правым берегом, а чуть дальше в стороне от них, за низкими, земляными валами, на переправившееся через реку Чёрную людское войско удивлённо пялилось всё собравшееся там рыцарское войско.

— "Твардовский — не Твардовский. Тёркин — не Тёркин. Одно из четырёх", — тупые, какие-то тяжёлые, вязкие мысли вяло ворочались в гудящей, казалось набитой ватой голове Сидора.

Сколько у нас времени, по-твоему? — высунувшись из верхнего люка, крикнул Сидор державшемуся рядом с броневиком Корнею.

Подстегнув лошадь, Корней подъехал поближе, чтоб не орать друг другу.

— Думаю суток двое, трое у нас есть, не считая сегодняшнего вечера.

Кто б мог подумать, — неверяще мотнул он головой. — Прокатились на лодках по земле, как по реке, и выиграли столько времени. Надо было полозья брать, тогда бы сейчас вообще о подгорных дружинах не думали.

— Да, не рассчитали, чутка, — нехотя кивнул головой Сидор. — Были бы полозья, а не колёса, ещё пару деньков у ящеров по снежку выиграли б точно.

— Что будем делать? — повернулся он к Корнею. — Рыцари на месте. Связь Сатино с правым берегом — уничтожена. Помощи подгорным ждать неоткуда. На штурм? — вяло поинтересовался он.

— Как насчёт того, чтобы денёк отдохнуть? — внимательно посмотрел на него Корней. — Два то дня у нас в запасе точно есть. Можем и недолгий передых для себя устроить. А то парни с девчатами буквально с ног валятся. В крайнем случае, рыцари посторожат, постерегут ящеров.

— Уверен, что у нас есть два дня? — вяло, с откровенным скепсисом поинтересовался Сидор. — Я — нет.

— Я - тоже нет, — равнодушно устало отозвался Корней, отворачиваясь. — Твоя, правда. Тогда сразу вопрос. Что у нас с артиллерией?

— Химия вся цела, а вот шрапнели — выстрелов двадцать всего. И сюда загодя ничего не прислали. Хреново спланировали, — с горечью констатировал он. — Не додумали. Да и пулек на день плотной стрельбы хватит, а потом всё, сливайте воду.

Кто ж знал, что такой расход будет, — совсем тихо добавил он.

Ещё, одно орудие Димона с десятком снарядов здесь нас должно ждать. И всё.

— Если завтра до полудня не управимся — нам хана, — жёстко проговорил Корней. — Вечер — крайнее время. Ящеры буквально на глазах учатся. И если до Луганска я тебе ещё мог гарантировать точное время отрыва от дружинных войск ящеров, то уже здесь — нет. Здорово мы их зацепили. Так что, теперь они от нас не отстанут.

Вот, где они у меня сидят, — зло хлопнул он себя ладонью по шее.

Повернувшись назад к реке, Сидор задумчиво посмотрел на догорающие уже за их спинами мосты, связывающие крепость с правобережными землями ящеров.

— Ну, — задумчиво хмыкнул он. — Без мостов, Сатино надёжно отрезано от помощи с правого берега. По крайней мере, на сутки, пока не наведут новые, мы можем рассчитывать. Даже, если погоня появится завтра. Так что некоторая фора у нас пока есть.

— Вот именно — пока, — глухо буркнул Корней. — Поэтому, слушай приказ, снабженец, — ядовитым голосом подчеркнул он. — Два часа на отдых, а потом, народ отдыхает, а нам с тобой — начинаем готовиться к штурму. Крепость берём завтра утром, на рассвете.

Надо разом покончить со всеми твоими проблемами, связанными с этим городком. А потом, постараемся не попасть под удар объединённого войска подгорных. И ходу-ходу отсюда.

Будем надеяться, что они нас всё-таки не догонят, — коротко, зло хохотнул он.

Взятие Бастилии.*

— "Жаль, что в этом мире нет Бастилии, — с искренним сожалением думал Сидор, флегматично, с оттенком лёгкого презрения глядя на медленно проступающие сквозь рассеивающийся утренний туман невысокие деревянные стены Сатино. Облитые водой высокие земляные валы крепости для образования на откосах ледяной корки, тускло проступали неряшливым, ноздреватым грязно-серым пятном сквозь туман. — Но не беда. За её отсутствием, возьмём Сатино-Татарское. Тоже нехилая фортеция".

Сегодня утром погодка им как по заказу подфартила. Прошедшей ночью накатила внезапная оттепель, и вся равнина вокруг окуталось удивительно густым и плотным туманом, под прикрытием которого они спокойно, без особого напряга смогли подготовиться к штурму.

Слава Богу, пока всё шло штатно. И следовало закончить с крепостью побыстрее, пока ещё ящеры там за рекой не пришли в себя от их наглости. Следовало поторопиться, и валить-валить-валить отсюда на всех парах. Уж больно они разозлили Плещеевский союз племён, чтобы надеяться на то, что те отстанут от них и не отомстят за сожженный стольный город и уничтоженные хлебные запасы.

Хотя, если подумать, за что мстить-то. Нормальный вообще-то для войны разворот. Ну, сожгли годовые запасы хлеба всего того края. Что, впрочем, очень сомнительно. Сомнительно, что годового. Что-то странно мало было на тех складах хлеба, словно неурожай случился у ящеров. А это — странно. Не было у них в городе никаких сведений ни о чём подобном.

Да и со взятием Луганска не всё ясно. Точнее — всё неясно. Странное какое-то разгильдяйство. Полное отсутствие серьёзных военных сил в городе. И это — стольный центр союза племён? Что-то верится в такое с трудом.

Странно, что даже не додумались выставить у своих хлебных складов в достатке охраны. Вот и оставили ящеров помирать с голоду? Хм? Сомнительно.

— "А, ладно, — мысленно плюнул он на загадки прошедшего. — Потом разберёмся, если будет охота. А пока что. Если за зиму, дай Бог, хотя бы треть вымрет, уже хорошо. И что? Это много"?

И обязательно надо было за такую малость стремиться выесть твою печень, как во всеуслышание орал благим матом на пожарище главный ихенный пахан всего того края?

— "Как там его? — Сидор напряг память, пытаясь вспомнить имя главного ящера, выбитое разведчиками из пленных уже потом, когда они выбирались из плавней. — Блюмкин, Фрумкин какой-то, — с огорчением вздохнул он, так и не вспомнив. — Да и фиг бы с ним", — мысленно плюнул он на совершенную глупость, почему-то постоянно последнее время занимавшую его мысли.

Сидор, устало зевнув, повернулся в сторону глухо звучащих сквозь туман голосов двигавшихся следом Корнея с его ординарцем Сашкой Скворцом. Корней как раз отдавал какое-то распоряжение, и, хоть не было ничего понятно сквозь забившую уши вату усталости и окутавший всё вокруг туман, всё же было понятно, что тот погнал своего ординарца к артиллеристам. Чтобы не теряли попусту время и сразу занимали позиции.

Времени действительно не было. День потеряешь, неизвестно, унесёшь ли потом ноги отсюда вообще. Орда злых ящеров на хвосте — это вам….

Сидор раздражённо сплюнул. Приличных сравнений в голову не приходило. Когда не высыпался, он всегда был зол и раздражён. Да и вряд ли пара часов, которые он успел прихватить на короткий сон в своём броневике, можно оценить как нормальный сон. Да и общение с рыцарями вчерашним вечером удовольствия не доставило. Если не сказать проще — пять минут общения с этой публикой — и как в душу наср…ли.

Прав он был с самого начала, прав, что не хотел ввязываться в эту замятню с рыцарями. Нечего им тут ловить. Не авторитет он для них, не авторитет, несмотря на то, что он барон де Вехтор. И никакой присяги они ему, как барону, приносить не будут.

— "Вот и, Слава Богу", — вдруг неожиданно подумал Сидор.

На душе его вдруг стало необычайно легко и свободно. Всё решилось. Так тяготившее его дело с принятием вассальной присяги от людей, которые ему по большому счёту были не нужны, не состоялось. И уже понятно, что и не состоится. Хватило короткой встречи с командованием рыцарского войска, чтобы всё это понять. Никто баронам де Вехтор из находящихся ныне в лагере дворян, как впрочем, и не дворян, присягать не собирался. Ни в какой форме, ни под каким видом.

О чём ему откровенно, недвусмысленно, прямо в глаза и было вчера заявлено.

И следовало бы ещё раз посмотреть на вытянувшиеся рожи этой шляхтянской сволочи, когда Сидор в ответ на заявленный ему жёсткий отказ приносить присягу, как не природному дворянину, неожиданно для рыцарей вдруг с облегчением радостно улыбнулся.

Всё-таки, что ни говори, а перенервничал он тогда здорово, сильно перенервничал. Шутка ли. Торопился, спешил, гнал изо всех сил, чтобы успеть спасти невинных младенцев, попавших в лапы злых прохиндеев, а тута вона что. Младенцами и не пахнет. А буквально воняет наглыми борзыми щенками.

Стоит под стенами пограничной крепости Сатино-Татарское прекрасно организованное и хорошо вооружённое полуторатысячное рыцарское войско, и лишь только тем и занимается, что имитирует штурм, даже не думая относиться к этому делу хоть как-то всерьёз. И все разговоры о чуть ли двух третях погибших при ежедневных штурмах рыцарей — откровенно пустая брехня. Развесистая клюква, призванная прикрыть подготовку рыцарей к прорыву высоким левым берегом Чёрной речки к её устью, где их уже давно должны ждать, да отчего-то задерживаются транспортные лодьи амазонок, чтобы вывезти всё рыцарское войско через Лонгару для войны в Амазонии.

Всё в полном соответствии с тем, что Корней и предполагал. Лишь в одном тот ошибся. Думал, что рыцари хотя бы один раз пойдут на штурм стен Сатино-Татарского, чтобы хотя бы создать видимость выполнения данного слова… Чаз-з-з! Поречная шляхта оказалась вельми умна и прозорлива. И стоило им лишь раз увидеть, что это за малая деревенька такая Сатино-Татарское, куда их послали добрые дяди из города Старый Ключ, якобы по их же желанию, как им всё тут же стало ясно и понятно. И демонстративно поизображав пару жалких попыток штурма, причём силами исключительно обозников, как рыцари тут же успокоились, и больше уже никаких дальнейших телодвижений, даже малейших, в сторону Сатино и предпринимать не стали.

Поняв в какую они угодили ловушку, ими немедленно была выслана к амазонкам целая делегация представителей от пореченского дворянства с предложением о найме их войска на войну с ящерами. И если бы Сидор с Корнеем еще, хотя бы немного подзадержались, или же пошли тем путём, что изначально предлагал Сидор, кругом огибая равнинные земли ящеров, никого бы здесь на месте они бы уже не застали.

Исключая, наверное, Боровца, с его жалкими полутора сотнями городских стражников, только и ставшимися у него на сегодняшний день от довольно многочисленного ранее отряда. Остальные же не стали ждать и так понятной развязки, и плюнув на всё, разбрелись по домам.

— "Жаль, с Боровцом, так и не получилось толком поговорить, — попенял себе Сидор на чрезмерную свою загруженность, так и не давшие ему возможности перекинуться с Боровцом хоть парой слов.

Но, ничего. Возьмём Сатино, а там и поговорим", — решил он.

— "Вот же ещё проблема, — ещё больше разозлился Сидор. — Брать штурмом Сатино больше нет ни малейшего смысла, а придётся. Раз уж припёрлись сюда, то надо взять. Вот зараза!" — мысленно выругался он.

Все кому было надо, на данный момент уже прекрасно были осведомлены, что сами рыцари отказались от данного ими слова, сочтя предложенные им условия спора — обманом и чистейшей воды провокацией. И никаких обязательств перед кем-либо, в связи со вновь открывшихся обстоятельств, исполнять они не собирались. А в случае каких-либо напоминаний о том, грозились разобраться уже с самими спорщиками.

О чём открытым текстом самому Сидору и было заявлено прямо в глаза. С этаким молчаливым, многозначительным подтекстом, что, если господин барон будет настаивать на их участие в штурме, то именно его посчитают прямым виновником случившегося непотребства. Со всеми из того вытекающими.

Вольным или невольным виновником, но в данном случае это уже никого волновать не будет.

Улыбка Сидора в ответ, надо признать, здорово шокировала рыцарей. Похоже, такой реакции они от него совсем не ожидали.

— Ну что ж, — улыбнулся довольно Сидор, скосив глаз на стоявшего рядом с невозмутимым видом Корнея. Улыбнувшись, Сидор демонстративно дружелюбно развёл руки в стороны.

Раз поречное рыцарство решило, что брать Сатино оно не будет, то не смею вам в том мешать. Сатино возьмём мы. Без вас. Купец и бывший наёмник, как вы нас назвали.

Раз уж мы здесь оказались, вольно или невольно, — ухмыльнулся он, при том нагло глядя в глаза бывшим в палатке рыцарям, — то почему бы нам чуток и не поразмяться.

Нет-нет, — предупреждающе поднял он руку. — Никаких обид. Всё что вы сказали — истинная, правда. Действительно, я — купец, а он — действительно бывший наёмник. Это — правда. А на правду, как известно, не обижаются. Поэтому — с нашей стороны никаких обид.

Одна только просьба. Не в службу, а в дружбу. Планируется большое количество трупов, а было бы крайне нежелательно оставлять их на прокорм людоедам. Мы тут у них в тылах пошалили немного. Малость зернохранилища племенные потрясли, сожгли, проще говоря. Поэтому оставлять им хотя бы грамм мяса, было бы с нашей стороны крайне непредусмотрительно. Необходима срочная утилизация.

Поскольку времени у нас мало, а трупов планируется много, а мы за последнюю неделю устали как собаки, то нам бы не помешала ваша помощь.

По вашим же данным, сейчас в Сатино за частоколом сидит не менее трёх тысяч ящеров. Сжечь столько трупов за один день — можно, но очень сложно. А времени практически нет. На плечах у нас висит вся пограничная группировка верхне-чернореченских пограничных дружин, да плюс Плещеевская озёрная братва, которая будет здесь, под стенами Сатино не позднее чем через пару суток, считая с часа нашего прибытия сюда. То есть, послезавтра к вечеру, а скорее всего к полудню здесь будет не менее десяти тысяч злых подгорных людоедов, встречаться с которыми у нас с товарищем Корнеем нет ни малейшего желания. Вы как хотите, а вот нам надо было бы поторопиться домой. Оченно уж они на нас злые.

Да и дома дел полно, — с ханжеским сожалением развёл Сидор руками.

Поэтому, управиться со взятием Сатино мы постараемся часа за два, за три. А вот потом придётся повозиться. И тут нам нужна ваша помощь. Крайне необходима.

Мы вам за это заплатим, — вдруг оживился он, поняв, чем можно привлечь рыцарей. — Я слышал, вы в городе поиздержались, так что по ползлотого в день на человека — будет вполне достойная оплата труда могильщика. И если вы не возражаете, то мы бы наняли всех ваших кнехтов, или как их там, оруженосцев, что ли, на подработку могильщиками. Надо срочно кремировать несколько тысяч трупов.

Поверьте, это очень тяжёлый труд. Боюсь, наши ребята, вымотанные двух недельной гонкой, за сутки не справятся. Да и потом, хотелось бы ещё и силы иметь, чтоб и саблей при случае чего можно было помахать, и лук натянуть.

Вспоминая сейчас вытянувшиеся лица рыцарей, Сидор гадал, чем же он так сильно удивил пореченскую шляхту. Ничего умного, или хоть как-то поясняющего столь странное поведение шляхты, в гудящую от усталости голову не приходило.

— "Да и ладно, — мысленно махнул он рукой. — Главное мы получили разрешение рыцарей на найм их слуг, оруженосцев и прочих кнехтов. Теперь надо быстро провернуть это дельце со штурмом и немедленно сваливать".

Сидор не лгал, говоря пореченскому дворянству что на их плечах висит чуть ли не всё окрестное войско ящеров. Про несколько тысяч ящеров в крепости это он так ляпнул, не подумав. Там вполне могло оказаться и все семь, и десять, так же как и одна, и две. Никто этого не знал. А сами ящеры не высовывались за стены своей ледовой цитадели. Так что и проверить их количество было невозможно.

Поэтому помощь рыцарских кнехтов в быстрой утилизации трупов могла оказаться неоценимой, если не критичной. Потому и деньги следовало не экономить, а постараться побыстрей разделаться со здешним делом, и быстро-быстро сваливать отсюда, пока не попали под вал мести взбешённых ящеров.

Штурм Сатино-Татарского.*

— Они что? Думают, им тут бесплатное шоу устроили?

— Что такое шоу? — повернулся к нему стоящий рядом Корней.

— Спектакль такой, музыкальный, — мрачно буркнул Сидор отворачиваясь. На недоумённо поднятую правую бровь Корнея он уже внимания не обратил.

Мрачно глядя на ровные, словно под линейку ряды выстроившихся за их спинами пышно разодетой поречной шляхты, Сидор начал уже про себя прикидывать, как бы сподручнее было развернуть башню своей пулемётной тачанки, да полоснуть длинной очередью по этому наглому рыцарскому стаду, устроившего из их штурма Сатино-Татарского настоящий балаган.

А как иначе назвать было то, что вокруг происходило.

Прошлым вечером они вышли к лагерю рыцарей возле Сатино-Татарского и объяснили им всю текущую на данный момент обстановку. Что нет времени, что нельзя ждать, что необходимо срочно брать Сатино-Татарское, и что у них на плечах висят тысячные орды обозлённых подгорных людоедов. И что у них есть всего один день на всё про всё, и что необходимо срочно со всем этим делом покончить. Проще говоря, взять Сатино-Татарское штурмом и быстро свалить отсюда.

И что? И ничего. Чуть ли не дословно ответ прозвучал так: "Тебе надо, ты и бери". А-фи-геть!

В результате, они готовятся штурмовать крепость, а эти…, эти пышно разряженные паны, натуральные павлины, заключают между собой пари сколько из их неполных трёх тысяч останется после того в живых. Сто, двести или вообще меньше десятка.

И всё это даже не сдерживая голоса, словно никого из них здесь рядом нет.

Скоты! И это вместо того, чтобы помочь. Или, хотя бы язык за зубами подержать.

— Достали, — раздражённо выругался Сидор сквозь зубы, покосившись назад. — Одну ночку я с ними знаком, а они меня уже достали. Сказали держаться сзади, а они только что стулья с балдахинами не вытащили.

— Ждут, во что выльется наша попытка. Вороньё, — не сдержавшись, тихо выругался и Корней, словно читая его мысли.

— Сами-то они даже не пытались, — мрачно буркнул в ответ Сидор.

Очень хотелось врезать очередью по этой сволоте, но, похоже, пореченское рыцарство явно было знакомо со штучками, подобными их пулемётным броневикам. И старательно держалось чуть в стороне, укрываясь от пулемётов за спинами немногочисленных отрядов мрачных, придерживающихся нейтралитета амазонок, держащихся между двумя враждебно поглядывающими друг на друга группами.

Купив этой ночью у рыцарей коней и снова превратившись в конницу, понимающие всю неприглядность сложившегося положения, те сами мрачно поглядывали на рыцарей у себя за спинами

Якобы как резерв поставленные там Корнеем, который явно опасался удара рыцарей в спину, они теперь служили как бы буфером между их отрядом и рыцарями, старательно демонстрируя свой нейтралитет и сугубую свою якобы незаинтересованность.

— Начали? — Сидор вопросительно глянул на Корнея.

Предаваться дурным мыслям больше не было времени. Рассветало прямо на глазах и следовало поторопиться, пока ещё фактор неожиданности был у них.

— Начали! — жёстко проговорил Корней, посылая своего коня вперёд.

Гнездо.*

— "Бли-и-ин, как же больно то…"

Осторожно тронув прикрытую бронёй, ноющую грудь, Сидор осторожно, чтобы не потревожить сломанные рёбра попытался выползти из-под засыпавшей его груды ящиков с пульками опрокинутого набок броневика. Длинная строчка вновь образовавшихся отверстий в днище, над его головой и что-то с силой снова ударившее в грудь, вновь бросило его на закрытую дверцу лежащего на боку броневика, на миг погасив от боли сознание.

Чуть придя в себя, Сидор удивлённо смотрел на вторую, странно ровную строчку маленьких, аккуратных отверстий, прочертившую днище броневика перед ним чуть выше первой.

— Ну, ни хрена ж себе, — немеющими от боли губами прошептал едва слышно он. — Это что же такое? Кто же это нас так? Эй, есть кто живой? — едва слышно проскрипел он.

В рассветных сумерках едва начавшегося дня, внутри закрытого корпуса броневика было плохо видно. Света добавляли лишь слабые солнечные лучики, проходящие через строчки пулевых отверстий, но ясности оттого не добавлявшие. Что произошло, было совершенно непонятно.

Близкий разрыв снаряда рядом с корпусом слабо пошатнул броневик взрывной волной, густо сыпанув по корпусу сухой металлической дробью.

— Что за хрень? — неверяще потряс Сидор головой. — Стреляют? Это что, по нам? Пушки? Станиславский — не верю. Бред какой-то. Откуда здесь пушки? Где я?

— Эй! — повёл он плывущим взглядом вокруг. — Что происходит? Есть кто живой? — чуть окрепшим голосом, попытался он хоть как-то прояснить для себя ситуацию.

Слабый стон откуда-то спереди, с места кучера, донёсся до него.

— Мишка! — проскрипел Сидор едва слышно. — Ты там живой? Живой, спрашиваю?

— Не знаю, — донёсся откуда-то спереди слабый голос. — Что это было?

— Похоже, на нас не пожалели целый снаряд потратить, а то и два, — мрачно констатировал Сидор. — Или, на две мины мы разом наехали. Последнее что помню, под копытами лошадей вздымается земля и нас подкидывает в воздух. А потом по голове что-то — тресь!

— А теперь нас какая-то тварь, похоже, из пулемёта расстреливает, — едва заметно кивнул он на ещё одну ровную строчку небольших рваных отверстий, заново перечеркнувшую днище. — Интересно, что это за пулемёт такой, что нашу непробиваемую броню пробивает? Хорошо, что мы внизу валяемся. Встал бы, точно попали б.

— Нам каюк? — донёсся спереди слабый голос.

— Похоже, что так…

Сидор осторожно попытался проползти вперёд.

— Сволочи, — не сдержавшись, вдруг выругался он. — Игорька убило. Пол головы пулей снесло. Я прям в мозги руками вляпался.

Брезгливо попытавшись вытереть руки о ткань одежды убитого, Сидор старательно не подымая головы, попытался перевались своё, странно непослушное тело через труп мёртвого заряжающего. Близко раздавшийся взрыв и что-то упавшее сверху, разом оборвали его жалкие попытки, опять погрузив в беспамятство.

В себя обратно он пришёл уже в лекарской палатке, о чём недвусмысленно свидетельствовали витавшие в воздухе запахи лечебных мазей и перешибавший всё аромат свежих, только что наломанных хвойных веток. Лежать на куче лапника, и не чувствовать собственного тела, один лишь хвойный аромат вокруг — было странно и крайне неприятно.

— "Кажется, запах хвои теперь всегда у меня будет ассоциироваться с запахом смерти, — была первая мысль, едва он открыл глаза. — И ещё эта мерзкая вонючая ящерова мазь, будь она неладна. Господи, сейчас стошнит. О-о-о, крепко же по моей многострадальной бошке врезало. Сейчас блевану".

— Гей, — проскрипел он едва слышным, слабым голосом. — Есть тут хто?

— О, ожил, — донёсся откуда-то сзади, где его Сидор не мог увидеть чей-то смутно знакомый голос. И о чём-то быстро залопотал, смывая сознание Сидора куда-то обратно во тьму.

— Ты кто? — был первый вопрос, когда он снова открыл глаза.

— Я-то? Я, Ван, — глухо донеслось до Сидора сквозь какой-то странный гул, поселившийся у него в голове.

— А ты — ты Сидор. Барон Сидор де Вехтор. Землянин и выборный глава нашего ящерового клана. Вспомнил?

— Я и не забывал, — устало прикрыл глаза Сидор.

Несмотря на слабый свет, проникающий в палатку сквозь ткань, глаза нестерпимо резало. А говорить громче не было сил. Хотелось лежать, и чтоб его никто ближайшие минуток шестьсот не беспокоил. Но отчего-то именно это вполне понятное желание и вызывало какое-то внутреннее беспокойство. Словно ему надо было куда-то спешить.

— Что со мной? — вдруг неожиданно спросил он.

Только сейчас он сообразил, что с ним что-то не так. А что — никак нельзя было понять.

— Что произошло? — повторил он вопрос.

— Ты нарвался на минные ловушки, — неохотно проговорил Ван. — Единственные на поле и ты их нашёл. Обе две. И можно сказать, разминировал. Лошадей — в кровавый фарш. Броневик — в хлам, не восстанавливаемый. Убиты заряжающий Игорь Селиванов и механик, не знаю как его по имени. Ранены ты и кучер, Мишка Загорский.

Мишку только слегка контузило, и он уже оправился. Сейчас помогает в крепости трупы убирать. А тебя взрывом сперва башкой о броневой колпак приложило, а потом ещё приласкало сорвавшимся с креплений баллоном с газом. И всё по твоей многострадальной голове. Про то же, что в тебя попало не менее трёх крупнокалиберных пуль из крепостного пулемёта, я уж помолчу. Тут кроме синяков и пары сломанных рёбер, ничего страшного нет. Пройдёт. Повезло, вскользь прилетело. А вот ребят насквозь через стенку прошило. В голову, обоих. Тебя же бронька наша спасла.

— Какого пулемёта? — непонимающе посмотрел на ящера Сидор. — Откуда?

— В таких случаях ты сам всегда отвечал: "От верблюда", — сердито огрызнулся ящер.

В правой угловой башне оказался скрыт крупнокалиберный пулемёт, о котором до сего дня никто ничего не знал. Как раз там, где оказалась твой броневик. Они были практически замурованы в стене, а амбразура была закрыта заслонкой, имитирующей бревно. Потому видать и сонный газ до пулемётчиков сразу не добрался. Так что дел натворить они успели изрядно.

Оба наших броневика — в хлам. Броневик Дениса превратил в натуральное решето.

А ты сам наехал на минное поле. Два подрыва одновременно. Один разнёс на клочки лошадей, второй опрокинул броневик. Потом из пулемёта убило заряжающего с механиком. А потом и от второго секрета подгорных подарок словил. Парочку снарядов, перед тем как заснуть, и те выпустить по тебе успели.

Видать дошли до них слухи кого следует опасаться в первую очередь. Вот заранее и подготовились. Похоже, взялись за нас, — мрачно констатировал Ван. — И если б не газ, ты бы сейчас тут не сидел. Патронов у того пулемёта было в достатке. Как и снарядов к той пушке. По крайней мере, тебе и двух хватило.

— А Денисов броневик как? — слабо шевельнулся на ворохе веток Сидор.

— С первой очереди борта насквозь прошил, — нехотя проговорил Ван. — Видимо попал в баллон, и тот взорвался внутри. Всех ребят осколками в фарш, пулемёт — на выброс. А лошади — целы.

— Значит, крепость всё же взяли, — устало прикрыв глаза, попытался свернуть разговор в сторону Сидор, — слушать рассказ, как тебя чуть было не убили, было очень неприятно.

— Взяли, — согласно кивнул головой ящер. — Всех, кто был там внутри, сразу под нож пустили, без разбору. И теперь парни там готовят всё к обряду огненного погребения. Последний бензин отдал, — вдруг посетовал Ван. — Да он нам уже и без нужды. Броневики восстановлению не подлежат, а у мортирной конеходки снаряды кончились. Им тоже бензин без надобности. И надо торопиться. Разведка докладывает, погоня в десяти часах от нас. И лучше бы нам с ней не встречаться. Даже по предварительным оценкам их там не менее десяти тысяч. Вся верхнереченская группировка, вся плещеевская и чуть ли не половина ростокской. А если ещё и снизу, от устья Чёрной речки подтянутся — нам точно крышка. Надо сматываться.

Корней рвёт и мечет, — пояснил он на невысказанный вопрос Сидора. — Рыцари со своими кнехтами помогать помогают, но как-то вяло, словно из-под палки. А скорее всего, чтоб нельзя было потребовать с них возврата оплаты. Но делать толком ничего не делают. Ходят, как сонные мухи, только раздражают. Так что приходится по большей части всё самим, да самим.

— Чего так? — вяло поинтересовался Сидор. — Сил даже на любопытство не было. В глазах всё плыло и слегка качало, словно на речной волне.

— Их дворянския благородия, видите ли, возмутило, что мы без разговоров резали пленным глотки, даже не приводя их перед тем в сознание и ни о чём не спрашивая. Вот так, брали и резали. И ни о чём не спрашивали. Ай-яй-яй, — с преувеличенным сожалением ящер покачал головой. — Как это нехорошо.

Странные они какие-то, — пожал он плечами. — О чём спрашивать-то? Так и так ведь резать, так зачем перед тем будить то? Чтоб возни больше было? Дурные они у тебя, Сидор, какие-то, — бросил он устало равнодушный взгляд на того. — Молодые и дурные. И хоть уже чуть ли не месяц провели тут на границе, а мозгов всё одно нет. Так и не поняли, что хороший ящер — мёртвый ящер.

— На себя в зеркало давно глядел, — слабо улыбнулся одними губами Сидор.

— Встать сможешь? — вместо ответа, сердито покосился на него Ван.

— А надо?

— Надо, — устало вздохнул Ван. — Ещё час и зачистка кончится. И надо уходить. А перед тем хорошо бы было тебе с рыцарями поговорить. А то с них станется тут остаться и подождать непонятно чего. А в нашем случае висящей у нас на плечах погони.

Хотя, это как посмотреть. С другой стороны это было бы и неплохо. Встали бы заслоном между нами и подгорными людоедами. Но лучше бы тебе с ними всё же, поговорить. А то Корней иначе как матом с ними уже и не разговаривает. Уже пару раз чуть было не до стычки дошло. Еле растащили в стороны его и этих молодых сопляков.

Хамят, — устало пояснил он. — Деньги им заплатили, а работать не хотят. И глядя на своё начальство, и кнехты их работают спустя рукава. А нашим всё это не нравится.

Если всё самим делать, то нахрена было ещё и рыцарям такие деньги платить? Ребята недовольны, — мрачно буркнул он.

— Передай, чтоб своё недовольство засунули себе в задницу, — столь же мрачно буркнул Сидор. — Самим нам быстро не справиться, а с паршивой овцы хоть шерсти клок. Так парням и передай.

С трудом поднявшись с прикрывавшей лапник попоны, пошатнувшись, Сидор осторожно сделал первый шаг. Схватившись за подставленное плечо ящера, с облегчением перевёл дух.

— Похоже, сотрясение мозга, — едва слышно проговорил он. — Перед глазами всё плывёт. Ну да делать нечего. Помоги добраться до штабной палатки, а вы давайте заканчивайте. На рыцарей внимания не обращать. Пусть что хотят, то и творят. Деньги? Что ж — хрен с ними, ещё заработаем, а то и ящера пограбим, благо уже наловчились. Так что, быстро делаем своё дело и сваливаем.

Быстро-быстро, — прошептал он. — Быстро! Максимум через два часа нас здесь уже не должно быть. Иначе, точно догонят и нам уже не вырваться. Сейчас, без своих пулемётов и мортиры мы против ящера ничто. И даже меньше чем ничто. Так парням и передай. Жить хотят — пусть быстрее поворачиваются.

А командование рыцарей пригласи в штабную палатку. Придут, не придут — их дело, а пригласить надо. Чтоб потом никто не сказал, что, мол, бросили.

И пожалуйста, позови туда же Корнея, — тихо крикнул он в спину, недалеко отошедшему ящеру. — Пусть сразу подходит. А в крепости и без него разберутся.

Конец детства.*

В этот раз большая штабная палатка Корнея, где обычно проводились все военные совещания и разборы полётов, как и делёжка трофеев, была набита необычайно плотно. На удивление, на переданную руководству рыцарского войска просьбу барона де Вехтора прибыть на совещание, прибыли чуть ли не все рыцари, "штурмовавшие" стены Сатино-Татарского. Даже те, что не "участвовал" в последнем штурме.

Как, оказалось, были и такие, что решили пересидеть в лагере штурм и издалека, так сказать из графской ложи, посмотреть на то, как "это мужичьё умоется кровавой юшкой". Наверное, результаты их впечатли, раз прибыли практически все. Все, кто хоть что-то значил в рыцарском войске. А таковыми себя посчитали, чуть ли не две сотни рыцарей, как командиры своих отрядов, так и одиночек.

Честно говоря, на такое количество людей до сих пор считавшаяся большой, палатка Корнея рассчитана не была. Поэтому уже буквально через пять минут внутри уже не было чем дышать, и входной полог шатра был максимально откинут в сторону, давая возможность попасть внутрь хоть какой-то толике свежего воздуха.

И особая просьба прибыть на совещание была передана Боровцу с его немногочисленной группой офицеров, оставшихся ещё при нём.

Теперь, Сидор имел прекрасную возможность лицезреть мрачную физиономию того в самом дальнем углу штабной палатки. Как и двух его, державшихся от рыцарей наособицу сотников, единственных оставшихся на сегодняшний день из всей группы пошедших за ним стражников.

— "Вот уж точно, — мрачно подумал Сидор, — пришли все".

Глядя на плотно набившихся в палатку мрачных, суровых воинов, трудно было представить себе, что не далее полутора месяца назад именно эти весёлые, беззаботные молодые парни высадились в Ключёвском речном порту, и ещё вчера яростно наяривали мазурку и иные шляхетские пляски под зажигательную музыку клановых музыкантов.

Сидор видел молодых рыцарей впервые. До того как-то не было времени хотя бы представиться, поэтому сейчас он чувствовал некую скованность перед их лицом и странное неудобство. Словно в неурочное время ввалился в чужой дом, да ещё без приглашения.

— "Издержки прежнего воспитания, — флегматично отметил он про себя. — На тебя откровенно пялятся, им нормально, а тебе — неудобно. М-да. Раз никто меня представить не удосужился, придётся заниматься самопиаром".

— Итак, господа, — Сидор кончиком свинцового карандаша постучал по лежащей перед ним на походном складном столе металлической каске, привлекая внимание. — Позвольте представиться, барон Сидор де Вехтор. Как мне тут сказали, тот самый, ради которого вы оказались в наших негостеприимных краях.

Каска — это было единственное, что захватили вместе с ним санитары из разбитого броневика, и он с каким-то странным пиететом теперь боялся с ней расстаться, понимая, что если б не она, свалившийся ему на голову баллон с газом вероятнее всего раскроил бы ему череп. И сейчас бы он тут с умным видом не сидел, решая как бы им выбраться без потерь из этой грязной истории с рыцарями.

Но если с этим заявлением он и ожидал что-либо увидеть на лицах собравшихся, его ждало жестокое разочарование.

И тени благодарности не читалось на этих лицах. Всё что угодно: раздражение, злость, усталость, равнодушие, любопытство…. Всё, кроме благодарности, за то, что он фактически выполнил за них их работу.

А ведь взяв Сатино-Татарское и запалив город, он тем самым спасли честь поречного рыцарства, как ни крути. Только вот, судя по этим лицам, тем было всё равно.

— "М-да, — мрачно констатировал для себя Сидор. — Приплыли. Не мечите бисер перед свиньями — старинная народная мудрость. Кажется, я её забыл".

В душе его медленно подымалась холодная, злая ярость. Хотелось выплеснуть её на это дворянское стадо, на которое приходилось тратить свои силы и время, свою кровь, теперь уже твёрдо зная, что ни малейшей благодарности в ответ они не получат. Все иллюзии окончательно развеялись. Хватило одного этого утра и пяти минут нахождения в одной палатке с этими…. говнюками, чтобы всё это понять.

И страстно захотелось заорать во весь голос: "Ну, какой же ты Сидор, муд….к"!

— Информация к размышлению, — негромко проговорил Сидор, не дожидаясь, когда все собравшиеся окончательно успокоятся, перестанут переговариваться между собой, и наконец-то обратят своё царственное внимание на единственных сидящих за столом в палатке людей. На него и на Корнея.

Тем не менее, чувствуя неудобство, что они единственные сидят, когда все остальные стоят, Сидор решительно встал из-за стола, и вышел вперёд на маленький свободный пятачок перед походным раскладным столом.

— Повторяю, — ещё более понизив голос, негромко проговорил он. — Информация к размышлению.

Ему в этот момент вдруг стало удивительно спокойно и всё равно. Ему стали вдруг абсолютно безразличны все эти люди. Которым они помогли, и с которыми приходится ещё и дальше возиться, чтоб миром решить возникший с ними вопрос. И которые на все их усилия откровенно плевали.

— Свои обязательства, данные городу Старый Ключ взять штурмом стены деревеньки Сатино-Татарское поречное рыцарство выполнило. То, что сделано это было не именно вами, а другим каким-то рыцарем, ничего в данном случае не меняет. Поскольку барон де Вехтор, то бишь я, де-факто является поречным дворянином, то, нравится вам это, не нравится, значения не имеет.

Повторяю. Данное поречным рыцарством слово взять Сатино-Татарское и сжечь его, выполнено. Всё! С этого дня вы все свободны от данного вами слова и можете быть свободны.

Это вам подтвердит и представитель городских властей, посланный наблюдать за соответствующим исполнением данных вами обязательств, господин Боровец, с которым у нас уже состоялся по этому поводу разговор.

— Господин Боровец…, - запнулся он, — подтвердит, — прохрипел Сидор.

Отчего-то вдруг перехватило горло и от нахлынувшей на него злости хотелось не говорить, а просто ругаться матом, не пытаясь объяснить этим гонористым, свысока посматривающим на них с Корнеем говн…кам, что-либо. Тем более, как прекрасно он теперь сам видел по бросаемым на него плохо скрытым презрительным взглядам, он мог бы и не стараться. Рыцари пришли сюда чисто из любопытства, вроде бы как посмотреть на него, как на какую-то диковинную обезьянку.

И судя по всему, никакого чувства благодарности за что-либо, тем более за какое-то мифическое спасение, они совершенно не испытывали. Чувствовать себя полным дерьмом, и конкретным таким идиотом, было…., было как-то было неприятно.

И чтобы он сейчас им не сказал, ничего бы не изменилось. Им проще было умереть, чем начать думать собственной головой, не обращая внимания на въевшиеся в их плоть и кровь догмы и воспитание. А по ним выходило, что ни этот стоящий перед ними мелкий купчик, ни тот, молчаливо сидящий за столом мрачный вояка, неизвестный им Корней, командир взявшего этот ящеров город войска, не стояли с ними на одном уровне. Им, рыцарям, разговаривать о чём-либо с ними не было ни малейшей необходимости.

Это настолько ясно читалось по лицам собравшихся в палатке рыцарей, что Сидор на какой-то момент даже растерялся, не зная, что и сказать.

И окончательно он это понял сейчас, даже не начав говорить, а лишь выйдя вперёд и встав лицом к лицу перед этой толпой тупых, так ничему и не научившихся напыщенных юнцов.

— "Не получилось, — мысленно констатировал для себя Сидор. — Ну, может быть это и неплохо".

— Не буду отнимать у вас, как и у себя, время, — сухо проговорил он. — Время дорого. Сюда следом за нами скоро подойдёт целая орда ящеров из внутренних районов. Встречаться с десятитысячным войском здесь, в открытом поле, после того как мы сами собственными руками уничтожили крепость, лично у меня нет ни малейшего желания. Поэтому, через час мы покидаем лагерь. Город, точнее то, что от него осталось, оставляем вам. Нам он не нужен. Надо было взять — взяли. Надо было сжечь — сожгли. А вот защищать его уговора не было. Поэтому мы уходим. Вы же — как хотите. У вас есть выбор. Вы можете остаться здесь и дальше, и продолжать это бессмысленное стояние на границе. А можете уехать домой.

К вашему сожалению Лонгара вот-вот встанет. Низовье Чёрной речки перекрыто цепями ящеров, поэтому эвакуационных лодий амазонок, по нашему мнению, не будет. И пока ещё лёд на реке тонкий, санных обозов в низовья тоже долго ещё не будет.

Терпеть вас в городе, раз вы только имитировали штурм Сатино, городские власти не намерены. Надеюсь, это вы понимаете. И это же подтвердит присутствующий здесь представитель городских властей, господин Боровец, — повысил он голос в ответ на поднявшийся недовольный ропот в палатке.

Скосив глаза в сторону мрачного, забившегося в угол Боровца, он посмотрел ему прямо в глаза

Принимать от вас вассальную присягу, то, за чем вы прибыли в наши края, я не буду. Причины — говорить не буду, сами знаете.

Сидор на миг замолчал. Ему было удивительно всё равно, что о нём сейчас думают эти парни. Надо было скорее закругляться. И уже совершенно не сдерживаясь, он вывалил на них всё то, что давно хотел сказать, с первого дня как только узнал, что они появились в городе.

— Хотя нет, пожалуй, скажу, — повысил он голос.

Мне не нужны вассалы, вроде вас. Вам не нравится что я купчик, а мне не нравится, что вам это не нравится. И поскольку это вы пришли ко мне, а не я к вам, то предлагаю разойтись миром. Вы отдельно и мы отдельно. Мне от вас ничего не надо, надеюсь и вам от меня тоже больше ничего не надо.

Поэтому, больше вам в городе делать нечего. Если кто хочет наняться в нашу компанию наёмником и ещё повоевать на границе, но уже за отдельные деньги, того наша компания с удовольствием наймёт. Не бароны де Вехтор. Повторяю, не бароны де Вехтор, а компания. Нет — скатертью дорога. Санный путь на перевал Басанрог уже открыт, и в городе вас никто и ничто больше не держит.

И последнее, — повысил он голос, стремясь заглушить поднявшийся в палатке ропот. — По просьбе господина Боровца, как представителя городских властей, делаю для вас сообщение.

Если кто здесь за прошедшее время поиздержался, или у кого нет денег на обратную дорогу, тому городские власти выделят небольшое денежное вспомоществование, по золотому на одну рыцарскую голову. Так сказать, подадут на бедность. Раненых, если таковые найдутся, — усмехнулся он, — вылечат за счёт города. Так сказать, в знак благодарности за пролитую вами здесь кровь. И только они могут ненадолго задержаться в городе, — криво усмехнулся он. — Всем остальным — скатертью дорога.

— Это, в общем-то, всё, — резко оборвал он свою и так короткую речь. — Мы уходим. Уходим прямо сейчас. Потому что с востока сюда идёт армия ящеров, и воевать с нею у нас нет ни малейшего желания. А вы — на выбор. Оставайтесь здесь или возвращайтесь домой.

— Всё! На этом собрание окончено.

— Вопросы?

Дождавшись в ответ лишь глухого недовольного ворчания, решительно продолжил:

— Господа, тогда с нашей стороны, всё. Встретимся через час, если кто решит с нами уходить. Нет — оставайтесь. Если у кого есть вопросы — решать будем в индивидуальном порядке. А сейчас — закругляемся.

Сидор так и простоял, молча всё то время, пока недовольно бурчащие что-то рыцари не покинули палатку.

 

Глава 15 Возвращение

Боровец.*

— Упс, — с кривой усмешкой Сидор смотрел на что-то задержавшегося в палатке Боровца. — Судя по твоему загадочному виду, ты что-то ещё имеешь нам сказать. И что? — вяло, без особого интереса полюбопытствовал он.

— Димон вернулся, — глухо буркнул Боровец. — Только что перед совещанием весточку из города с голубем получил. Уже после нашей встречи.

— И что? — вдруг напрягся Сидор, буквально спинным мозгом чувствуя новые неприятности.

— Он в тюрьме, — как-то вдруг странно и нехорошо улыбнулся Боровец.

— А у нас что, в городе, оказывается, есть тюрьма? — вдруг раздался из-за спины Сидора сухой, жёсткий голос Корнея. — Я этого не знал.

— Теперь знаешь, — ещё более мрачно бросил Боровец. — Специально для вашего Димона парочку казематов под арсенальной башней освободили. Так что, мой вам совет поторопиться. А то вы здесь, а он — там, — как-то неопределённо проговорил Боровец.

— Понятно, — хмыкнул Сидор. — Хотя, ничего не понятно. Ну да ладно, разберёмся. Ты лучше скажи, сам-то ты как? А то тут басни ходят, что турнули тебя с поста любимого.

— С одного турнули, на другой поставили. Только что, — невозмутимо отозвался Боровец. — Пока вас не было, мне предложили взять под контроль этот участок границы. Сто вёрст ниже по течению Чёрной речки, до устья Лебедянки, и всё что выше, до истоков Чёрной — всё моя зона ответственности. Так что мы теперь с вами будем контактировать практически по линии ваших озёр, — хмыкнул многозначительно Боровец. — Если, конечно, не принимать во внимание небольшую территорию ящеров между нами. Ещё под пару сотен вёрст.

А пока, вам дорога домой, а мне здесь разбираться с тем, что вы наворочали. И если правда ваши слова, что у вас на плечах висит целое войско ящеров, то преградить ему путь на наши земли как раз и будет моей задачей.

Это вам, пробежался по чужим огородам, растревожил осиное гнездо, и свалил домой, словно так и надо. А мне теперь расхлёбывай за вами.

— За нами? — с интересом посмотрел на него Сидор. — А может быть за твоими двумя дружками, Головой и Старостой, что подтолкнули этих сопляков на штурм Сатино, и кто собственно и затеял всю это возню?

Замолчав, Сидор выжидательно смотрел на насторожившегося Боровца.

— Молчишь, — флегматично констатировал Сидор, не дождавшись ответной реакции. — Ну, молчи-молчи. Только знай, что нам известно, кто всё это затеял и почему ты тут оказался. И если к тебе у нас претензий нет, то с теми двумя мы отдельно разбираться будем. На рыцарей нам плевать, но важен сам факт. И свои выводы из произошедшего мы сделаем. Советую и тебе сделать то же самое.

— Выводы вы можете делать, какие угодно, — невозмутимо отозвался Боровец. — Но зарубите себе на носу — интересы города превыше всего. И в соответствии с ними, твоим рыцарям в городе не место. Плохо, что ты этого не понимаешь. и ты, Корней, тоже этого не понимаешь, — отклонившись в сторону, он заглянул Сидору за спину. — Пришлось указать вам место. Надеюсь — дошло.

— Или нет? — ещё раз наклонившись, заглянул он за спину Сидору, глядя как среагирует Корней.

А свои хилые угрозы оставьте при себе. Против тех двоих вы никто и звать вас — никак. И радуйся, что они за вас ещё серьёзно не взялись. Иначе бы от всей вашей кодлы и места б мокрого не сталось. И никакие твои пулемёты с броневиками, да пукалка эта пневматическая, вам бы не помогли. Как говорят ваши же земляне, вы планктон — корм для китов. И таким планктоном вы и останетесь, не обольщайтесь.

Так что, советую наклониться, и получать удовольствие.

Счастливо оставаться, херои, — раздражённо бросил Боровец, разворачиваясь и быстро покидая палатку.

Молча посмотрев на колышущийся полог, сомкнувшийся за спиной Боровца, Сидор некоторое время молчал.

— Что скажешь? — повернулся он к молчаливому Корнею.

— Скажу, что внесу ка я кое-какие изменения в программу подготовки наших рекрутов в сторону сокращения сроков и, пожалуй, увеличу нагрузки. И через год мы посмотрим, кто из нас никто и кого как звать. И, похоже, передых кончается.

Кое в чём он прав, — внимательно глянул Корней на Сидора. — Мы, для таких как они — планктон. И стоит нам только приподняться, как они нас тут же прижмут. Прижмут так, что мы и рады будем сами всё отдать, лишь бы голову из-под топора вытянуть. И никакие наёмники за нас воевать не будут, потому как, все они тут повязаны кровными и родственными узами, и родную кровь проливать не будут.

А те, кто будет, тех слишком мало против даже двух кланов: Головы и Старосты. И посмотри, как они аккуратно убрали этих рыцарей из под нашего влияния. Сначала обласкали, как самых дорогих гостей, а потом демонстративно показали, как к ним здесь власти относятся. А тебя вообще с грязью смешали. Мол, ты здесь никто.

Тут любой уважающий себя дворянин поступит так, как рыцари и поступили. Послали этот город по всем известному адресу. И тебя, заодно с ними.

Что Старшине в городе и надо было, — мрачно констатировал Корней. — И чего она, в конце концов, и добилась.

И последнее. Ближайшие пару лет нам надо сидеть тише воды, ниже травы. А эти молодые козлики слишком уж рано привлекли к нам внимание. Да ещё эта крепость дурацкая, которую мы сдуру взяли за один час, когда все остальные боялись даже к ней приближаться. Как бы кто-нибудь из Старшины раньше времени не обратил бы внимание на этот факт.

Нам нужно время и ничего кроме времени. Деньги у нас есть. И чтоб ни одна зараза в городе не догадалась, чем мы у себя занимаемся.

— То есть, нам надо всё то, чем мы всё прошедшее время и занимались, — согласно кивнул головой Сидор. — И чтобы никто на нас не обращал внимания, как на предмет, не стоящий интереса, надо постараться не высовывать носа, затихариться.

И действительно, займись вплотную обучением наших переселенцев. Может быть, даже в ущерб их профессиональной подготовке. А то я что-то не хочу в один совсем не прекрасный момент лишиться всего, на что уже положил столько пота и крови.

Understand?

Я-я, натюрлих, — со злым смешком кивнул головой Корней