Великий Озёрный Путь.*
Второй день Сидор добирался до места, где сейчас находился временный лагерь Корнея. Ушкуй Митьки, занятый нынче под свои нужды Сидором, медленно пробирался по узкому извилистому руслу небольшой речки, когда-то наверное жутко красивой своими подходящими прямо к берегам высокими песчаными откосами с бывшим там ранее густым сосновым бором, а ныне белея кругом гнетущим множеством желтеющих повсюду широких пеньков.
Тянущаяся куда-то далеко в сторону сплошная вырубка производила мрачное, тяжёлое впечатление.
— "Красивый здесь был когда-то бор. Наверное, — в который уже раз грустно подумал Сидор, всматриваясь в окружающие пейзажи. — Теперь всё это уйдёт под воду. А жаль.
— Жаль, что не видел, — грустно отметил он про себя. — А что вся эта земля будет затоплена, как раз-то и не жаль, а очень даже хорошо".
— Это здесь всегда нападали? — повернулся он к Митьке.
Заматеревший, с огрубевшим на постоянном открытом воздухе лицом, когда-то весёлый молодой парень ничем уже не напоминал себя прежнего. Сейчас это был опытный, уверенный в себе речной капитан, хоть и молодой, но уже прошедший, что называется огонь, воду и медные трубы.
— Ни разу не было, чтоб пропустили, — нехотя разжал он губы.
Вместе с изменившимся, повзрослевшим лицом, изменился и характер парня. Теперь, чтобы выдавить из него хоть слово, надо было серьёзно постараться.
— А как вырубили — ни одного. Думаю, схроны по берегам тайно готовят, чтоб разом взять большую добычу. Раньше — не надо было, а теперь без схрона никак.
Надо срочно затапливать, — неторопливо, с достоинством проговорил он. — И тогда в этой протоке нас уже никому будет не взять.
— А как дела на плотине?
— На днях вторую сотню пленных туда привёз, на отсыпку грунта. Да всё бестолку. На места производства работ по ночам тайно пробираются ящеровы пластуны и рассыпают по тропам и рядом отравленный чеснок. Потом мы утром пригоняем туда босоногих пленных и кто-нибудь из них нет-нет, да наступит на колючку. Смерть мгновенная.
А им много и не надо. Один сдох — все остальные тут же бросают работу. И ничем ты их не проймёшь. И так смерть, и так смерть.
Пришлось остановить все работы, пока не пошьём всем им сапоги. В траве чеснок не виден. Ищи не ищи, всё не соберёшь.
— Дожили, — сердито проворчал он. — Пленным за свой счёт шьём сапоги. Да не абы какие, а с усиленной армированной подошвой с металлическими набойками, чтоб эти туши семипудовые не кололи себе нежные ноженьки.
Корней рвёт и мечет. Счёт идёт буквально на дни, а всё стоит. Вот, — Митька неопределённо как-то мотнул головой. — Везу первую партию сапог из города. Посмотрим, как теперь будет. Откажутся работать и теперь — всех в расход пустим. Нечего кормить тунеядцев.
— У вас новые или старые?
— В пополаме.
— И как?
— Старый подвид поспокойней будет, проблем много не доставляет. А новые — гнилые. Подлые и мстительные. Так и норовят подловить момент и сделать тебе какую гадость, хоть самую малость, хотя бы просто плюнут вслед, но пока не плюнут, не успокоятся.
Приходится из каждой новой партии уничтожать не менее половины, пока остальные резко не умнеют и не начинают понимать кто здесь хозяин. Зато новые — намного здоровей, да и выработка у них — на порядки выше. Так, на так, оно и выходит.
И ещё хорошо, что с утилизацией мёртвых проблем нет, — неожиданно усмехнулся Митька. — Сжирают всё, только дай. Что его ж в прошлом товарищ был — им всё равно. Главное для них — мясо. А какое — неважно. Хоть тухлое. Лишь бы побольше.
Безотходный у нас здесь процесс, — вдруг неожиданно тихо проговорил он. — Мы даже если кто из наших гибнет, здесь не хороним, а домой на заводы везём. Иначе ночью проберутся на кладбище, выроют и съедят.
Тут за нами из-за каждого куста чужие глаза наблюдают.
Разговор, и до того не слишком оживлённый, с последними словами Митьки окончательно заглох, и дальше они уже в молчании двигались по извилистому ручью, шкрябая низкими бортами перегруженного ушкуя близкие берега и настороженно наблюдая за близкими берегами.
Вечером были на месте. А утром Сидор воочию мог наблюдать, о чём вчера говорил ему Митька.
Надо сказать, что вид скорчившегося, изломанного судорогой тела мёртвого ящера представлял собой крайне неприглядное зрелище. Даже глядеть то на него было противно, не то, что стоять рядом. Резкий, животный запах мёртвого тела перебивал даже запах захваченной с собой Сидором очередной травниковской присыпки от запаха ящеров, не помогая фактически ни в чём, а лишь усиливая весьма характерный сладковатый аромат смерти.
— Они всегда так воняют?
— Всегда, — мрачно отозвался стоящий рядом Корней. — А летом ещё сильней. Так что на свои татарские порошки можешь больше не тратиться и к нам сюда не присылать. Побереги деньги, лишний расход. Не помогают. Что-то такое есть в яде этих шипов, что вызывает образование этого устойчивого трупного запаха у мёртвых. Другие так не пахнут, — пояснил он.
Не трогай, — предостерёг он Сидора, склонившегося к вывернутой совершенно необъяснимым образом ноге ящера. — Мышечная судорога. Ломает все кости. Так что если вскрыть, внутри всё переломано.
И касаться шипа голой рукой не стоит. Опасно. Наколешься — ничто не спасёт. Была у нас пара прецедентов. Погибли хорошие ребята, как только схватились за шипы.
Сейчас могильщики с баграми подойдут и на костёр оттащат. А то тут недавно прибыла очередная партия новеньких, ещё не учёных. Так того и гляди вздумают трупом полакомиться. Собирай потом очередных покойников, — недовольно проворчал Корней.
— Что так? — поинтересовался Сидор.
— У трупов каким-то образом и мясо их отравляется.
— А чем — выяснить не пробовали?
— В город надо тащить, — неохотно проговорил Корней. — В лекарскую Академию Ящеров или в лабораторию к нашему профессору. А они не сохраняются. Два дня и слизь одна остаётся. А воняет — мочи никакой терпеть нет.
— Потерпи уж, — сухо проговорил недовольно нахмуривший брови Сидор. — Пусть или профессор, или наши ящеры разберутся, что это за яд такой хитрый. Я в городе сколько ни спрашивал — никто ничего сказать не может. Что-то новенькое.
Так что, придётся немного потерпеть и понюхать эту гадость. А вот если они и там, в городе не разберутся, тогда и говорить с лекарями будем по-другому, что надо бы здесь на месте посмотреть, пока свеженькие.
Не хотят ехать, — Сидор мрачно посмотрел на понимающе ухмыльнувшегося Корнея. — Ящерам наша война с подгорными — по барабану. У них свои дела какие-то, и отвлекаться на всякие мелочи, как они говорят, у наших сверх занятых ящеров, видите ли, нет времени. Тем более, чуть ли не на неделю. Два дня сюда, два обратно и три дня здесь, пока хоть в чём-то не разберутся. Вот неделю как корова и языком слизнула.
Пошли отсюда, — безнадёжно махнул он рукой на труп. — Насмотрелся уже.
Давай, показывай дальше своё хозяйство, а заодно и поговорим по проблеме, из-за которой я сюда притащился.
— Смотри, флегматично хмыкнул Корней. — Всё перед тобой. Раз уж в кои-то веки удалось тебя сюда на стройку затащить, то смотри, любуйся на своё детище. А меня уже от одного вида всего этого тошнит.
Стоя на краю высокой насыпи будущей плотины, Сидор с интересом глядел на нечеловеческий муравейник у себя под ногами. С высоты десяти метров открывался прекрасный вид на всю стройку. Прямо под ними далеко вперёд простиралась обширная вырубка с небольшим участком расчищенного от пней места будущей плотины, на одном из отсыпанных участков которой они как раз и стояли. Слева и сзади, и далеко впереди, на другом конце будущей плотины, виднелись высокие дубовые ряжи будущих острожков, ещё даже не заваленные камнем и не засыпанные землёй. И везде, куда только доставал взгляд, виднелись сторожевые вышки охраны с лучницами амазонками, и с копошащимися у их подножья маленькими отсюда фигурками людоедов.
Стройка была в самом разгаре, и, судя по царящей кругом деловой суете, каждый здесь знал что делать.
— М-да, — довольно заметил Сидор. — Дело двигается. Смотришь — и сердце радуется.
— У тебя может, и радуется, — глухо проворчал Корней. — А у меня эта твоя стройка давно уже в печёнках сидит. Так что, чтоб меня не раздражать, лучше поговорим о проблеме, с чем ты сюда припёрся.
Первое, и главное, — мрачно ухмыльнулся он. — Это для тебя оно проблема. А лично мне уже давно ясно, что делать. С самого первого раза, когда прочитал обстоятельный доклад Беллы по рассказу Кольки Молчуна.
Сразу уточню. Словам нашего Молчуна, передавшего рассказ Стёпки Немого, я склонен верить на все сто. Подставила городская Старшина ваших пореченских рыцарей, крепко подставила. Фактически обманула и бросила на убой. И то, что те дураки как бы сами шею свою подставили, их не оправдывает. Или мозги есть, или их нет.
И тут у тебя невелик выбор. Либо ты их спасаешь от смерти, сам взяв крепость штурмом, либо бросаешь их всех там умирать. Иного не дано. Выбор за тобой, — внимательно посмотрел он на задумчивого Сидора.
Помолчав, вдруг совсем уж задумчиво добавил:
— Есть, правда, ещё и третий вариант. В который я совсем уж не верю.
Разбив свои дубовые лбы о стены крепости чередой бесполезных и бессмысленных кровавых штурмов, реально один, два, не больше, оставшиеся в живых рыцари резко поумнеют и попытаются бросить всё. Бросить — значит, вырваться оттуда.
Только в этом случае, думаю, уже сами ящеры их живыми оттуда не выпустят. Чай, не дураки. Вцепятся мёртвой хваткой и постараются извлечь из сложившейся ситуации всё что возможно. И первым делом — вдосталь потренироваться на молодых дураках.
Уж сложить-то дважды два они сумеют. А сложив, поймут, что молодняк тот не просто так там под стенами оказался, и заведомо дурным делом занялся. И что никто на помощь залётным рыцарям из местных матёрых бойцов не придёт.
И если мы правы, а мы правы, и если уже подросла новая генерация ящеров, а она подросла, как говорят наши имперские ящеры, то вождям подгорных кровь из носу необходим боевой опыт для своей молодёжи. И тут нашим рыцарям, твоим рыцарям, — с коротеньким смешком поправился Корней, — для подгорных ящеров цены нет.
А раз так, то они устроят пореченскому рыцарству показательную порку. Очень уж это для них удобно. Да и понимают они, что рыцаря лучше уничтожить сейчас, пока он ещё мал, туп, глуп и соплив, чем когда он заматереет и ты его уже за просто так, как сейчас, не возьмёшь.
Бросать рыцарей на произвол судьбы, даже если мысль такая у тебя и была — не советую, — прямо взглянул он Сидору в глаза. — То, что парни уже погибли или погибнут — это одно. И тебя оно не касается. А вот то, что ты, зная, что доверившиеся тебе люди в беде, им на помощь не пришёл — вот это совсем другое. И вот этого отцы этих парней тебе ни в жизнь не простят. Так что и выбора у тебя нет. Или ты им сейчас помогаешь, или про баронство своей жены забудь! Раз и навсегда! А заодно и про жену.
Выбор за тобой.
— Тогда о чём спич? — пожал плечами Сидор. — Потеряю баронство — жены мне не видать. Белла ничего такого мне прямо не говорит, но это и так понятно. Баронство мне и нафиг не сдалось, а жену я люблю. И теперь, чтоб не потерять жену, придётся спасать ещё и этих молодых щенков. Так что, у меня нет выбора.
Сидор с совершенно бесстрастным видом демонстративно безразлично пожал плечами.
— Никаких или-или.
Но и подыхать, за просто так, или даже за любовь, мне совсем не охота. Чем помирать, лучше я буду жить долго, счастливым и любимым. С любящей женой и в окружении многочисленного счастливого потомства.
Потому я к тебе и приехал в надежде на то, что ты за прошедшее время хоть какой-никакой хитрый план, а всё же измыслил. Потому как лично у меня ничего иного кроме как простого кавалерийского наскока в голову не приходит. А боюсь, наскоком тут не получится. Даже не боюсь, а твёрдо знаю, что в лоб тут ничего не сделаешь, — мрачно проворчал он.
Это Сатино-Татарское — как тот медведь в берлоге. Залезть-то туда в берлогу к медведю легко, а вот вылезти — поди, попробуй. Вот это единственное меня пока и останавливает.
Вкратце, план мой таков. Берём амазонок и наших егерей, сколько ты считаешь нужным или возможным без ущерба для дела отсюда с маршрутов снять, и быстро выдвигаемся к Сатино. Там, объединяемся с остатками рыцарского войска, если там есть еще, кого спасать, а нет, так можем и без них, если тем что-то в наших планах вдруг не понравится или спасать уже некого. И методично, как тараканов или клопов, травим сонными газами всех, кто на тот момент находится в крепости.
Защиты никакой против сонного газа у ящеров нет. И мы спокойно, без потерь занимаем крепость. Кто сунется со стороны — отгоним пулемётами и мортирами со шрапнелью.
Потом палим нафиг это Сатино-Татарское вместе с трупами, чтоб заразу не разводить, и сваливаем быстренько домой, как честно выполнившие все свои обязательства. Сказали, что поречное рыцарство возьмёт Сатино — взяли. Сказали, что стены спалят — спалили. А те или эти — тут уж увольте. Не их собачье дело.
На всё про всё — три, четыре недели. Неделя нам всем, чтобы собраться возле литейного, неделю добираться до этого Сатино, день на штурм, два дня на уборку и утилизацию трупов. Неделю обратно. Итого — месяц.
Ещё месяц мне понадобится, чтоб вернуться в Приморье и наконец-то добраться до точки рандеву с Советником. Как раз к этому времени, когда он обещался подогнать в оговоренную точку станки и прокатные станы. Тогда же станет и окончательно ясно, что там происходит в Империи, и как обстоят и у Извара дела.
Так что пока, всё складывается более-менее удачно. И если мы с рыцарями не облажаемся, то можно считать что год кончился для нас более чем успешно.
Сразу скажу. Что потом, после взятия Сатино-Татарского будут делать рыцари — мне по барабану. Точно я могу сказать одно. Из города их надо срочно убирать, а то мы можем потом что угодно говорить их семьям, но присутствие рыцарей в Старом Ключе так и будут постоянно привязывать к нам. И волей-неволей мы вынуждены будем постоянно теперь отвлекаться от своих дел, и возиться с этими вооружёнными до зубов инфантильными малолетками с куриными мозгами.
Поэтому, надо дать рыцарям небольшую денежку, чтоб им только можно было добраться до дому, и постараться выпихнуть куда-нибудь из города. Желательно за перевал Басанрог. Откуда они уже не вернутся.
Я прав?
Прервавшись, Сидор требовательно посмотрел на спокойного, словно речной утёс Корнея, слушающего его внимательно и ни словом не реагирующего на его речь.
Дождавшись молчаливого подтверждающего кивка, с кривой усмешкой продолжил.
По сонным газам я с профессором уже договорился. Часть возьмём со складов, из старых запасов, часть он дня через два ещё приготовит. Будем идти мимо города — по дороге захватим. Если у него чего получится и с боевыми ОВ, прихватим и это. Проверим так сказать в боевых условиях. А нет — так и не надо. Даже лучше — не надо, — сердито махнул он рукой. — Хватит и сонных. К тому же, самим безопасней.
А гадёнышей Старосту с Головой, подкинувших нам такую подлянку, оставляем одних, разбираться с взбешёнными ящерами, враз лишившимися крупнейшего и мощнейшего оборонительного узла на границе. И как оно там у них будет — вот это уже мне лично всё равно. Пусть это будет их головная боль.
Пусть своими шкурами дыру на границе затыкают и уже свою кровушку проливают, а не этих дубоголовых пацанов.
— Думаешь, прокатит? — с сомнением посмотрел на него Корней. — Да не с нашими городскими властями, с которыми и так всё ясно, а с рыцарями? — уточнил он с усмешкой, видя неподдельное изумление Сидора.
— Я рыцарь? — флегматично, с весёлой чертинкой в глазах посмотрел на него Сидор. — Рыцарь, — утвердительно кивнул он головой. — По крайней мере, формально, то есть официально. Тьфу ты, — сплюнул он в раздражении, запутавшись. — По крайней мере — я дворянин. Де-юре. И этого даже для нашей Старшины будет довольно. Впрочем, как и для рыцарей. Так что, если возьму крепость я, — Сидор с силой ткнул себя большим пальцем в грудь, — значит, в моём лице и всё поречное рыцарство. А то и попрошу их держаться сзади, в виде массовки. Главное, чтоб они послушались, а мне самому уцелеть под стенами этого Сатино. Иначе потом вопросы лишние возникнут, и весь поход потеряет смысл.
Так что, дело только за тобой, — хлопнул он Корнея по плечу. — Без тебя — никак. Кто-то же должен рулить всем этим бедламом. И если такой план прокатит, мы будем в шоколаде.
— В чём? — подозрительно уставился на него Корней.
— Э-э. Не важно. Субстанция это такая, коричневая, — отмахнулся с усмешкой Сидор. — Ну так, ты не прочь размять старые кости и тряхнуть стариной?
— Ну, кости, допустим, не старые, — ухмыльнулся в ответ и Корней. — А на вопрос — не прочь ли я, отвечу так. Застоялся я что-то. Всё это…, - широким жестом Корней повёл рукой вокруг. — Всё это не моё. Понимаю, конечно, что надо, что кроме меня больше некому. Но, не моё это. Все эти дамбы, дороги, мосты, каналы, вся эта стройка, пленные, сапоги, рыба. Тошнит меня от этого всего.
Давно хотел чутка поразмяться, — хлопнув в ладони, предвкушающе потёр их. — Не шариться по кустам, выцеживая оттуда по одному, по два ящера, а чтоб сотнями их давить. Чтоб разом решить с ними проблему.
Так что, если ты не прочь, теперь за дело берусь я! — с довольным видом гулко стукнул он себя кулаком в грудь. — Покажем, людоедам, что и мы тут не зря по кустам шарились и кой-чему научились, — и громко расхохотался, необычайно довольный.
Тем более что и поутихли они тут что-то последнее время, — подмигнул он Сидору. — А раз так, то и Кара с Дюжим и Малой без меня здесь справятся. Чай, не маленькие. Илону берём с собой. Чтоб амазонками своими командовала.
Ну а теперь, — необычно воодушевился он. — Пойдём, быстренько пробежимся по стройке и я тебе отчитаюсь, чтоб уж больше к этому дерьму не возвращаться. И на ближайшую пару месяцев я об этом неприятном периоде своей жизни постараюсь забыть и не вспоминать, как о дурном сне. А потом уже я тебе расскажу, что я придумал по твоему делу, — весело ткнул он пальцем Сидора в бок.
Итак, сударь, — махнул он в сторону вырубки рукой. — Перед вами ложе вашего будущего водохранилища, как ты сам это мерзкое безобразие называешь….
Вечером они сидели вдвоём с Корнеем у того в походном шатре и внимательно изучали расстеленную прямо на полу большую пергаментную склейку, представлявшую собой практически всё известное им на сегодняшний день по всему этому углу Ключёвского края.
Большая склеенная из разных кусков разномасштабная карта пестрила крупными кусками ничем не занятых белых пятен, и соответствовала местности, скажем так, относительно условно. Но общее впечатление о рельефе, реках и крупных поселениях ящеров, тем не менее, передавала.
— Нет, — уверенно возражал Сидору Корней. — План твой хорош, но только в самых общих чертах. Только в том, что Сатино-Татарское надо всё же взять, — улыбнулся он, глядя на заинтересованно слушающего его Сидора.
Но делать это мы будем совсем не так, как ты предлагаешь. Мы пойдём другим путём.
— Ну да, — флегматично отозвался Сидор. — Мы пойдём мимо и дальше. Помню-помню…
Ладно, — усмехнулся он. — Чего-то такого я от тебя и ожидал. Так что, шепти дальше, Уитмен ты наш доморощенный.
Главное, — улыбнулся Корней, — мы не будем кругом огибать земли ящеров на равнине. Сначала, возвращаясь по озёрам на запад, на литейный завод, потом двигаясь на север, обратно в город. А уже оттуда — на восток, до Сатино-Татарское ещё неделю будем добираться. Слишком это долго. Боюсь, что к тому времени, когда мы до конечного пункта доберёмся, там уже и спасать то некого будет.
Хотя, это вряд ли, — с усмешкой заметил он. — Насколько я знаю этих тупоголовых сопляков, как ты их называешь, то чего у них не отнять, так это прагматизма.
Не забывай, что поречное рыцарство сюда послало младших сыновей, которым дома ничего не светило. Ну, то есть, совершенно ничего. А о чём это говорит? — выжидающе замолчал он, с интересом ожидая реакции Сидора. Не дождавшись, с усмешкой проворчал. — В первую очередь это говорит за то, что они великолепные бойцы, с детства, знающие, что ничего кроме сабли или меча им из отцовского наследства не достанется. Поэтому, и озвученные для всех цифры потерь в семьдесят процентов — иначе как полный бред не назовёшь. Будь так, там бы давно уже никого не было. Давно бы все разбежались, не смотря ни на какую там рыцарскую честь и данное слово. Поверь мне, среди поречного дворянства, особенно среди младших сыновей шляхты, дураков и идеалистов нет.
Поэтому, раз там под стенами Сатино ещё стоит рыцарское войско, то значит, во-первых, там есть кому стоять. А во-вторых, они на что-то надеются.
Но, надеяться он могут на что угодно, хоть на чудо, а скорее всего они понимают, что сами ящеры их оттуда просто так не выпустят.
Тем не менее, — вдруг резко оборвал его Сидор. — Раз они не дубоголовые сопляки, как считаю я, а весьма умные и предусмотрительные товарищи, как считаешь ты, то, по-твоему, на что они надеются? И чего они ждут.
— Ждать они могут только одно, — недовольный тем, что его перебили, сердито буркнул Корней. — Окончательных договорённостей с амазонками по поводу найма их войска. Как я уже сказал, дураков среди шляхты нет. Поэтому, к сегодняшнему дню в рыцарском войске уже разобрались, что городские власти Старого Ключа их подставили. Тебе они присягать не будут, можешь не сомневаться. А…
— Почему? — с любопытством посмотрел на него Сидор. — Ну, — хмыкнул он. — Я тоже, в отличие от Беллы считаю, что именно мне они присягать не будут. Хотелось бы знать, почему ты так думаешь?
— Потому что ты купец, а они родовая шляхта, — мрачно буркнул Корней. — Наняться к купцу в охрану они могут, а вот принять вассалитет — нет. И жаль, что Белла этого не понимает и на что-то ещё надеется. Напрасно. Это — самообман. Если ещё до прибытия сюда у поречной шляхты по отношению к де Вехторам и были какие-то иллюзия, то попав в Старый Ключ они полностью рассеялись.
— Именно поэтому, помирать за просто так, за какой-то мальчишеский спор, за пустые обещания и чужие интересы, они не будут. Рыцари — не дураки.
— А раз не дураки, то и понимать должны, что пути обратно у них нет. Не взяв Сатино-Татарское, возвращаться обратно в Старый Ключ они не могут. Их туда просто уже не пустят. Единственный оставшийся для них путь — спуститься по Чёрной речке к устью, до Лонгары.
— А там — Амазония, ведущая войну. И амазонки, везде, где только можно, нанимающие себе наёмников. И такой жирный кусок прямо у себя под носом, те точно не пропустят. Поэтому, голову даю на отсечение, штурма Сатино-Татарского никакого не будет. В лучшем случае будет имитация.
А пока что они сидят и ждут те самые лодьи, что получили от нашей компании для эвакуации в Амазонию на новый фронт. Но что более вероятно, они ждут, когда у амазонок дела совсем станут швах, и чёртовы бабы уже не будут так скупиться, как это за ними постоянно водится.
Думаю, на сегодняшний день это единственная причина, по которой они ещё не на Правом берегу, а застряли под Сатино. Поэтому, и нам с тобой спешить особо не след. Пусть посидят под стенами и научатся лучше думать, куда и к кому можно, а главное, нужно совать свои дубоголовые головы, чтоб ещё иметь потом возможность вытащить их обратно.
Поэтому, решать мы будем не проблему рыцарей, а свои собственные, целиком и полностью связанные с нашими озёрами.
А нам главное что? — ухмыльнулся он. — Максимально ослабить местных ящеров. Потому как если мы этого не сделаем, они нас съедят.
— И отнюдь не в фигуральном смысле, — согласно кивнул головой мрачный Сидор.
— Поэтому, делаем так, — продолжил Корней.
Вместо твоего длинного, обходного пути, ударим строго на север, вниз, прямо на равнину, самым кратчайшим путём до Сатино.
Это логично. Как говорит наш профессор: "Кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая". И самое быстрое. А время — главное, что нам сейчас требуется. Если амазонки перехватят наших рыцарей — вся затея с твоим походом теряет смысл, и мы просто выставляем сами себя перед всеми на посмешище. Пришли спасать — а нам помахали ручкой и убыли восвояси.
Поэтому мы должны не только спасти твоих рыцарей, но ещё и не дать им возможности оставаться там и дальше на месте. Не оставить им ни малейшей возможности сидеть и спокойно дожидаться эвакуационных кораблей амазонок.
— Зашибись, — флегматично заметил Сидор. — И как мы это сделаем? Пока что я вижу только то, что мы спускаемся с террас с озёрами на равнину, и упираемся прямо в спину чернореченской группировке пограничных племён ящеров, охраняющих границу с нами в верховьях притоков Чёрной речки. И можешь не сомневаться, там нас уже радостно ждут. И схарчат они нас в пять секунд. Независимо от того сколько нас будет. Две тысячи, три, пять, десять — всяко меньше, чем воинов в тамошних племенах.
Думаю, что к тому времени, когда мы спустимся на равнину, они уже разберутся, сколько нас всего, и выставят всё, до чего только смогут дотянуться. А смогут они много больше, чем нам бы хотелось. И это не есть хорошо.
Тут в предгорьях, на террасах с озёрами они нас не трогают, фактически плюнув на эти земли, поскольку они им не нужны, а вот там, на равнине, там их дом. И спокойно смотреть, как по их землям шляются посторонние, они не будут. И там нам сразу наступит кирдык.
— Во-о-т, — довольно ухмыльнулся Корней. — Если так думаешь ты, то так наверняка подумают и сами ящеры. Что нам и надо. Поэтому, спустившись на равнину, вступать в сражение с ожидающими нас на равнине пограничными кланами мы не будем. Чай, не дураки.
Резко сворачиваем вправо…,
Куда? — изумился Сидор
На восток, — флегматично ответил Корней. — И быстро двигаемся по краю равнины вдоль всех предгорий, частым гребнем выжигая всё по пути и все попавшиеся деревеньки. Всё, что находится в пределах суточной досягаемости.
Вот для этого нам собственно и понадобятся наши амазонки. Но немного сотен пять — шесть, не больше. На большее мы лошадей сейчас не наберём. Увы, до сего дня я успел лишь шесть сотен с пастбищ пригнать. Очень тяжела доставка сюда лошадей, — посетовал Корней.
Тем самым мы обезопасим свои озёра. Вот, по-моему, основная цель рейда, а не твои рыцари. Рыцари это так — побочное.
Тем самым мы лишим наших людоедов на озёрах базы и их семей, которых держат там в аманатах. И лишаем людоедов смысла войны. Нет семей — нет войны. Нет тыла — некуда возвращаться, нет оружия — ничего нет.
— Зато есть новая цель — месть, — флегматично продолжил его мысль Сидор. — Оч-чень мило.
— С глаз долой, из сердца вон, — отрезал Корней. — Ты плохо знаешь ящеров, хоть и много времени среди них проводишь. Поэтому не знаешь, что мстительность для них нехарактерна. И к семьям у них чисто утилитарное отношение. Есть — хорошо. Нет — и ладно.
— Ну-ну, — скептически глянул на него Сидор. — Твоими б устами, да мёд пить. Но ладно, что дальше? Слушаю.
— Дальше? — Корней некоторое время задумчиво рассматривал карту, будто надеялся что-то новое на ней высмотреть. — Дальше двигаемся вот до этой точки, — ткнул он пальцем куда-то в центр склейки. — До речки Трубёж.
Дальше начинаются уже собственно внутренние земли подгорных. Поэтому спокойно ждать и смотреть, как мы разоряем их деревни они не будут. Дальше идти нам не дадут. Думаю, это понятно. Уже у этой речки нас и будут ждать. Меньшее войско, надеюсь, — мрачно пробормотал Корней, — но для нас, думаю, вполне достаточное.
Тут опять. Не вступая в сражение, по высокому левому берегу Трубежа, оставляя между нами и войском ящеров эту болотистую речку, делаем резкий рывок вдоль реки на север, к большому озеру Плещеево и по ней спускаемся к городу Луганску, расположенному на его берегах. Бывшему Луганску, — мрачно поправился Корней. — Как он ныне у ящеров называется — одному Богу известно. У меня же свежих данных на сей счёт нет.
Почему к Луганску, а не сразу левым, высоким берегом мимо, не останавливаясь — поясняю. Луганск — племенной центр всего того приозёрного края и там кругом сосредоточены крупные запасы зерна в племенных зернохранилищах, которые традиционно у ящеров сосредоточены в каком-нибудь одном месте, для удобства защиты. Таковым центром для всего того края как раз и является наш Луганск. И если мы разорим хотя бы часть тех складов, то обеспечим ящерам крупные проблемы с питанием. И если от голода помрет, хоть какая-то часть ящеров, нам тут на озёрах станет намного легче.
Поэтому мы потратим на уничтожение хлебных складов Луганска столько дней, сколько потребуется, чтоб нанести максимальный ущерб. Потом…
А потом, точнее, на следующий день, — мрачно хмыкнул Сидор, — нас догоняет группировка ящеров, с которой мы столкнулись на реке Трубёж. А слева нам в бок выходит догнавшая нас за время наших невинных развлечений с хлебными складами группировка пограничных ящеров, мимо которой мы проскользнули. А справа — тот самый город Луганск, который мы, если у нас конечно ещё остались хоть какие-то мозги, брать не будем, потому как он нам нафиг не сдался. А перед нами — Плещеево озеро. И мы в котле. Сначала в фигуральном смысле этого слова, а потом и в самом прямом.
Потом день, два, когда нас будут колошматить, а потом наши косточки уже доедают ящеры из походных котлов на берегу озера. И это милое чудное озеро в очередной раз поменяет своё название. Было Плещеево, а стало Костеево. Или Кощеево, это уж вам, батенька, как будет угодно, — мрачно пошутил Сидор.
Улыбнувшись, Корней покровительственно похлопал его по плечу.
— Вот и ящер так подумает, — довольно заметил он. — Но мы поступим иначе.
Ждать, когда нас прижмут к озеру, не будем. Как только появляются первые преследователи, на захваченных с собой фанерных плоскодонках, которые фактически ничего не весят, а взять в себя могут уйму народа, пересекаем Плещеево озеро, и по вытекающей из него реке Вёкса двигаемся дальше на север, до озера Сом. И из него, уже по реке Нерли, минуя другой племенной центр, город Росток Малый — на Лебедянку, приток Чёрной. По ней спускаемся к устью, разоряя по пути все поселения ящеров. И уже по Чёрной речке подымаемся до нашего искомого Сатино-Татарского. И там ударяем в спину ничего не подозревающим ящерам.
— Ну да, — сердито проворчал Сидор. — А то они слепые и глухие. Насколько я слышал, служба оповещения у ящеров развита великолепно. Так что, задолго до подхода не то что к Сатино, а уже при подходе к Ростоку Малому нас там будут ждать.
— И если Луганск они ещё могут проспать, то уже у Ростока нас точно остановят. Тут-то мышеловка и захлопнется.
— Вот и отлично, — усмехнулся Корней. — Полагаю, и они так думать будут. Но данный вариант тоже предусмотрен. Мы не идём к Ростоку. Нет! Мы высаживаемся на левый берег Нерли. Там соединяемся с двигавшейся по берегу конницей амазонок, разорявшей побережные деревеньки и, пользуясь тем, что зима до сих пор так и не началась, и много снега ещё нет, ставим наши плоскодонки на предусмотрительно захваченные с собой колёса. Подымаем паруса, и, прикрываясь бортами чёрных лодок как щитами, прямо на плоскодонках прорываемся по равнине в лагерь к нашим рыцарям. Самым кратчайшим путём.
Нас ждут перед Ростоком Малым, а мы, не доходя до него, ускользаем перед самым их носом, — безмятежно пожал он плечами. — Прямо через болота.
Вряд ли там по краю много войск в округе. Скорее всего, стоять будет только небольшое прикрытие, тысяча, две, которое мы сходу собьём.
— Сколько же ты хочешь людей взять? — задумчиво посмотрел на него Сидор. — Я-то думал, человек пятьсот — шестьсот?
— Это только амазонок. Из новеньких, — устало зевнул Корней. — Полторы тысячи ветеранов из числа амазонок я посажу в лодьи, как и всех наших егерей, из местных, озёрных, прошедших здесь обкатку, — уже крайне серьёзно, без ёрничанья посмотрел на него Корней. — Всего три тысячи.
И ещё, — остановил он собравшегося что-то сказать Сидора. — Всех ветеранов брать с собой мы не будем. Тогда здесь останутся одни новички, а это чревато непредсказуемыми последствиями. Поэтому, берём полторы тысячи ветеранов из амазонок, ещё первого призыва. И треть из новичков, самых гонористых и рвущихся повоевать за Родину. Вот пусть они и повоюют, раз им такая охота. Только не там, у себя дома, а здесь, на озёрах. Заодно и поработав на нас.
Остальные — семь сотен егерей и три сотни наёмников. Пусть и они поучаствуют. Проверим, чего они стоят, и не зря ли мы платим им деньги. И вот этого точно хватит.
— И мы железным катком прокатимся по внутренним землям ящеров. Давить будем всё на своём пути. И если не навсегда, то на ближайшую пару лет точно обеспечим себе тишину и спокойствие на своих озёрах. И тогда они точно станут нашими. Потому как ящеры отсюда уйдут. Нечего им тут станет делать. Нет семей, нет тыловой базы, дома — нет — и смысла воевать нет, — довольный, кивнул он головой.
— На всё про всё — неделя, максимум две. И гарантия того, что к этому времени там под стенами Сатино-Татарское ещё будет, кого спасать и рыцари никуда ещё оттуда не свалят.
— Ну-ну, — задумчиво, с большим сомнением в глазах посмотрел на него Сидор. — Авантюра чистой воды.
Гляди, как бы твой железный каток, не превратился в каток ледяной, с которого нас в пол пинка вышибут, одним толчком, за борт. Поэтому, ни без Беллы, ни без профессора, я на твою авантюру не подпишусь. Дадут добро — тогда и я свою шею подставлю. А нет — не обессудь, пойдём длинным путём.
Нормальные герои — всегда идут в обход, — вдруг неожиданно, с кривой улыбкой на губах выдал он непонятную сентенцию, заработав в ответ непонимающий взгляд будущего Великого полководца.
А у нас нет времени, — флегматично заметил он. — Решить этот вопрос мы можем лишь при личной встрече, а это — неделя. А вот лишней недели у нас точно нет. Поэтому, решать придётся здесь и сейчас. Решай!
— Что-то я становлюсь фаталистом, — задумчиво глядя на Корнея, флегматично заметил Сидор. — И что-то мне подсказывает, что ты прав. Поэтому, не будем затягивать. Всё одно, ни Белла, ни профессор ничего нового нам не скажут.
— Посему — подписываюсь я на твою авантюру. Хрен с ним. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
Начало. Первая запись дневника.*
Выйдя живым из того кровавого ада, куда судьба сунула их по их же собственной воле, Сидор клятвенно пообещал себе, что когда-нибудь напишет мемуары на основе своих дневников, как оно всё тогда было. А пока лишь ограничивался скупыми регулярными записями в своей полевой тетрадке, где для памяти отмечал основные вехи пройденного пути.
"Ноябрь, двадцать пятое число, семь тысяч пятьсот девятнадцатого года от сотворения мира с Империей Ящеров. Вышли из Корнеевского лагеря на озёрах по направлению строго на север. Перед нами пологий заболоченный склон предгорной террасы, тянущийся куда-то далеко на север в бесконечную даль, густо заросший смешанным, сорным лесом, в просторечии называемым чернолесьем, и до безобразия насыщенный мелкими болотистыми речками, текущими с предгорий куда-то на равнину. Куда — никто не знает. Откуда, где их начало — никому неизвестно. Настолько малых речек и ручьёв было много и так прихотливо они извивались, что порой непонятно было, где какая и есть".
На этом запись обрывалась. По простой причине — нечего было писать, настолько всё было однообразно.
Первая же попытка Сидора вести что-то вроде путевой топографической съёмки, дабы иметь на будущее карту если не всей округи, то хотя бы того малого куска местности по которому они прошли, на второй же день с треском провалилась. В этом диком хаосе речек, ручьёв, мелких торфяных болот и озёр разобраться в чём-либо, кроме самого общего направления строго на север, было совершенно невозможно.
А при их невероятном подобии друг другу и полном отсутствии времени, чтобы хоть в чём-то разобраться и к чему-либо привязаться с кроками, подобное занятие вообще превращалось в дурное, бесполезное дело.
И самое главное, определяющее — на топографическую съёмку не было времени.
Надо было спешить вперёд, пока ящер не схватился и не подготовил им горячую встречу. А картографирование? Ну что ж, потом, на это ещё будет время. Может быть. Если оно будет вообще. И если хоть кто-то из них вернётся из этого похода живым. Во что очень хотелось верить, но верилось с трудом, слишком уж вся эта затея отдавала откровенной авантюрой.
Потому, едва начав, на второй же день картографирование бросили, ограничившись простейшими кроками. И силы меньше отвлекало, и реальной нужды в том не было.
Тем более что и до того, как-то без карт в этой местности обходились. Так что, о том, с чем их отряд встретится по пути, можно было лишь смутно догадываться. В основном корректируя свой путь на основе полученных от неразговорчивых пленных скупых, путаных описаний.
Скупых не потому, что те не знали что ответить, а потому, что сами спрашивавшие раньше как-то не догадались спросить. Не надо было. Раньше, никому и в голову не могло прийти, что когда-нибудь могут понадобиться подробные сведения о той местности.
Знали лишь то, что впереди у них был путь вёрст в пятьдесят через этот страшный бурелом, густонасыщенный болотами, реками с топкими заторфяненными берегами и густым чернолесьем. А далее, открывался бескрайний равнинный простор Верхнелонгарской равнины, когда-то в прошлую бытность густонаселённую людьми, а ныне, занятой расплодившимися многочисленными племенами подгорных ящеров.
И с чем по пути придётся столкнуться, не знал никто. Никто и ничего, кроме общего числа вёрст впереди, весьма и весьма приблизительного. Да самых общих представлений о той местности: две, три небольшие полноводные речки впереди и плоская равнина с многочисленными племенами ящеров. Всё.
Вторая запись.*
— "Вторая запись в дневнике. Со времени последней записи прошло три дня. Сегодня — вечер двадцать восьмого ноября семь тысяч пятьсот девятнадцатого года. Прошли, наверное, вёрст шестьдесят.
Два прошедших дня — наверное, самое спокойное время из всех прошедших дней. Почему-то мне так кажется.
Правда, некоторые в таких случаях всегда добавляют: "Когда кажется — креститься надо". И крепкое такое подозрение, что это действительно так и есть.
Вспоминать прошедшие дни охоты большой не было. Да и что вспоминать-то. Как с матом вытаскивал регулярно тонущее в болотных окнах снаряжение: тюки, вьюки, ящики с пульками и снарядами к мортире, мешки с продовольствием?
Трудно представить себе, что может быть что-либо ещё хуже.
Особенно, мало удовольствия вспоминать, как на своих плечах вытаскивал из очередной водяной ямы собственный броневик, который, как оказалось, только на твёрдом грунте был лёгким и вёртким. А вот тут, в этих жутких дебрях чернолесья и болот, вдруг превратился в страшно неповоротливое, тяжеленное чудовище, собрав на свою броню только за первый день, наверное, весь запас матерных слов.
И отнюдь не одного меня с экипажем, но ещё и двух десятков приданных нам в помощь егерей. Потому как, страшно вымотанные в первый же день лошади, сами уже тащить по этой хляби подобную тяжесть больше не могли".
На этом запись опять обрывалась. Ни сил, ни желания писать дальше у автора не было.
Рухнув пластом вечером третьего дня на какой-то кажущейся сухой кочке, рядом со своим броневиком, Сидор мог лишь утешаться мыслью, что экипажу мортирной конеходки досталось ещё круче. Всё то же самое что и у них, плюс ещё и сама мортира — более чем стопудовая тяжеленная дура, с которой ни под каким видом не желал расставаться Корней.
Два пулемётных броневика и конеходная пневматическая мортира — всё, что они могли с собой взять, без опасения резко ослабить оставляемые на озёрах дружины. И с чем, они оба прекрасно знали, с самого начала придётся страшно тяжело возиться, в этих, совершенно не пригодных для перемещения по болотам повозкам.
Была у них с Корнеем мысль отправить броневики и мортиру по нормальным дорогам дальним, круговым путём под стены Сатино, где намечалось их основное применение при штурме. И не тащить с собой по болотам.
Только вот потом, они довольно быстро пришли к консенсусу, что без пулемётов с мортирой обойтись в стычках на равнине с вооружённым ящером не получится. Не было у них решающего перевеса над дружинами людоедов. Ни в чём не было.
И пренебрегать столь совершенным оружием, аналогов которому в этом крае ни у кого не было, с их стороны было бы верхом глупости. Что, собственно и решило вопрос.
Поэтому, ограничились тем, что под стены Сатино послали только одну пушку, из тех, что когда-то притащил с Правого берега Димон, со всем запасом снарядов, ровно десять штук, что у них ещё остались с прошлых времён.
Хорошо ещё что хоть с мало-мальски обученным орудийным расчётом. Хотя, чему они могли толком обучиться, когда за всё это время никто из них ни разу так и не выстрелил из орудия. Дорого, страшно дорог тратить дорогущие снаряды на обучение. Вот и решили, заодно воспользоваться удобным случаем, и проверить чему парни там выучились.
А свои броневики и пневматическую мортиру взяли с собой. На всякий случай.
Только вот, кто б только знал, как же тяжело тащить на своём хребте по этой хляби эту тяжесть.
Лёжа без сил на "сухой" постепенно проваливающейся и напитывающейся влагой болотной кочке, Сидор думал же совсем о другом: "Как так могло получиться, что он, вроде бы трезвый, способный логически мыслить человек, поддался на уговоры Беллы? Почему он сам, собственной волей сунул свою дурную голову крокодилу в пасть"? И никак он не мог понять одного простого вопроса: "Зачем"? Зачем он сам сунулся сюда, в эти страшные болота, чернолесье и к этим ящерам? Логики в его поведении не было ни на грош.
— "Вот что любовь с нормальным прежде человеком делает, — обречённо думал он. — Знаешь, что делаешь глупость, а всё одно делаешь. И никуда ты не денешься. Попала белка в колесо, пищи, а тащи. Лубоф-ф".
Нравится, не нравится, только вот теперь поздно было задаваться тем самым извечным вопросом: "Кто виноват и, что делать". Всё дальнейшее от него уже не зависело. Раз запущенная машина войны исправно завертела свои, ещё не смазанные густой красной кровью шестерёнки. И что по большей части будет она ящеровой, утешало мало. В это хотелось верить, но так ранее никогда не бывало. Не только ящеровой, и людской крови — тоже хватит.
Не тот у них был противник, чтоб думать, что эта их авантюра с рейдом по внутренним, глубинным землям ящеров кончится для них бескровно. Оставалось лишь попытаться свести к минимуму будущие потери. И пулемётам с мортирой отводилась в том главная роль.
Вечером третьего дня они вышли из полосы заболоченных склоновых лесов на равнину и, в полном соответствии с предположением Корнея, уткнулись в спину вооружённых до зубов семитысячной пограничной верхне-чернореченской группировке людоедов.
Слава Богу, что те их не ждали. Иначе бы злые, крайне озабоченные вышедшей им глубоко в тыл немалой воинской группировкой людей, ящеры устроили бы показательную порку.
Семь тысяч здоровых, профессионально обученных и готовых к бою ящеров, против трёхтысячной группировки людей, смертельно вымотанных тяжёлой дорогой в чащобах заболоченных лесов предгорий и топями гнилых болот.
Вымотанным отсутствием дорог и липкой, несмываемой чёрной торфяной грязью людям необходима была передышка. И изумлённый невиданным доселе делом, пограничный легион им её дал. Не понимая, что происходит, не готовые к войне пограничные ящеры спешно стягивали силы в кулак, готовясь предотвратить готовящийся удар в спину.
Составленная из жителей этих, вплотную примыкающих к предгорьям земель, ещё два дня назад нёсшие на этом участке границы с Ключёвским краем тихую, размеренную пограничную службу, ящеры и подумать не могли, что кто-то окажется в глубине их земель. И оказались элементарно не готовы к такому развороту событий.
Ночь их отряд никто не трогал. А утром оказалось, что и воевать не с кем. Неожиданно вышедшая глубоко в тыл ящеровых земель крупная группировка вооружённых людей, вместо того, чтобы рвануть наикратчайшей дорогой к человеческим землям, испуганным зайцем ринулась вглубь ящеровых территорий. И выиграла ещё не менее суток передышки, пока ничего не понимающие ящеры спешно организовывали погоню.
Второй перегон. Третья запись.*
У бегущего одна дорога, у догоняющего — тысяча. Поэтому уже к концу второго дня у отряда перед пограничниками была железная фора в двое суток.
Как же Сидор с Корнеем сейчас жалел, что у них с собой было всего лишь шесть сотен конницы, а не хотя бы по числу амазонок, хотя бы полторы тысячи. Вот бы они тут наделали делов. Тут, в глубине мирных ящеровых земель, где никого из людей никто не ждал и давно уже не видел, за долгие спокойные годы, привыкнув к спокойствию этих пограничных ящеровых земель.
И запылали страшными пожарищами мирные деревеньки подгорных людоедов. И сгорали в пламени пожаров старики, жёны и дети тех, кто так любил добыть к праздничному столу ставшее за последние годы столь деликатесным и редким человеческое мясо.
— "Дети вырастут, молодые женщины родят новых людоедов, а старики обучат молодых воинов, как надо воевать с людьми", — успокаивал свою совесть Сидор, глядя, как егеря с амазонками безжалостно режут всех попавших им в руки пленных, а потом бросают мёртвые тела в горящие дома.
И не потому, чтоб устроить ящерам столь почитаемое ими огненное погребение, из уважения к достойному противнику, а потому, чтобы тела погибших не достались в пищу немногим выжившим. Поэтому за собой их отряд оставлял выжженную землю, где не оставалось ни крошки съёстного. И участи оставшимся в живых можно было лишь посочувствовать.
"Цель, оправдывает средства" — древняя жестокая мудрость веков.
И полученную фору в два дня, отряд барона Сидора де Вехтор, в котором на скромной должности снабженца, подвизался сам барон Сидор де Вехтор, полностью отдав всё командование в руки профессионалов, с успехом и воспользовался, залив огнём и кровью весь свой путь до другой, более-менее приличной речки Трубёж.
Там их уже с нетерпением поджидали спешно согнанные туда из окрестных поселений многочисленные ополченцы ящеров, единственной целью которых было не разбить, а задержать бандитов, до подхода регулярных дружин левобережного союза племён.
— "Третья запись в дневнике. Прошло очередные три дня после последней записи. Сегодня первое декабря семь тысяч пятьсот девятнадцатого года от сотворения мира. Вечер. За три дня прошли двести сорок вёрст. Уничтожено около четырёх сотен деревень подгорных ящеров. Убито общим числом около двадцати тысяч ящеров. Немного, учитывая наши возможности и внезапность нападения. Не хватает сноровки. А, главное, ни у кого нет больше желания убивать. В первый же день, утолив жажду мести, потом занимались этим кровавым ремеслом спустя рукава. Потому и много ящеров, которых можно было бы поймать и уничтожить, сбежали.
Разведка докладывает. Впереди река Трубёж и порядка пяти тысяч спешно согнанных нам навстречу плохо вооружённых ополченцев. Понятно. Хотят задержать нас, чтоб пока мы с ними возимся, нас нагнали клановые дружины. Вот тогда мы точно уже никуда не вырвемся и нам каюк. Время опять сворачивать".
Даже такая толпа плохо вооружённых ящеров, за счёт своей многочисленности представляла собой не шуточную угрозу для вымотанных быстрым, на пределе возможности маршем егерей с амазонками. Поэтому, обстреляв издалека шрапнелью лагерь с толпами ополченцев, и не вступая с ними в бой, отряд резко свернул на север, к Лонгаре. И высоким левым берегом Трубежа войско барона де Вехтор, спешащее на помощь рыцарям у Сатино-Татарское, быстрым маршем двинулось к Плещееву озеру, к местам, где у ящеров исконно хранились собранные со всех окрестных земель клановые запасы зерна.
К концу вторых суток, третьего декабря были возле города.
Неизвестно чем ящеры думали и думали ли вообще, но Луганск оказался не прикрыт, ни одним отрядом регулярных клановых войск.
Взяли его легко, сходу сбив небольшой заслон каких-то очередных ополченцев. И город запылал, вместе со всеми своими на удивление небольшим запасами зерна и мирными местными жителями, безжалостно истребляемыми ключёвскими егерями с амазонками. И запылали склады хлеба, распространяя по всему приозёрному краю запах горящего хлеба и будущей голодной зимы.
И вот тут, похоже, везенье их кончилось.
Как ни торопись, а время, чтобы уничтожить город и все найденные склады с зерном всё же требовалось. И занятые уничтожением города, отряд барона потерял главное — время, и не успел выскользнуть из горящего города.
С запада подошедшие пограничные войска перекрыли путь по высокому удобному для отхода левому берегу озера. Сзади, с юга, подошла не разгромленная, усилившаяся за счёт новых рекрутов орда ополченцев. С востока утром второго дня после взятия города, встали укреплённым лагерем спешно стянутые к Луганску из глубинных районов регулярные клановые войска. А севера было бескрайнее, уже местами по берегу схватывающееся первым тонким ледком стылое озеро.
И отряд людей, не успевших вырваться на оперативный равнинный простор, намертво запечатали в горящем городе.
И во всём этом большом приозёрном городе с многочисленными прибрежными рыбацкими деревеньками, славном своими богатыми рыболовецкими традициями, известными даже в людских землях, не оказалось ни одной рыбацкой лодки. Даже самой завалящейся. Перед захватом Луганска людьми, все они вдруг оказались угнаны куда-то.
Людям подсунули кусок, мимо которого они не могли пройти, чтобы не задержаться — брошенный войсками и забитый хлебными запасами город, на уничтожение которого люди потратили выигранные ранее у ящеров драгоценные два дня. Которые оказались столь необходимы самим ящерам, чтобы стянуть в один этот узел свои войска.
Вечером второго дня ловушка захлопнулась.
Четвёртая запись. Ретирада.*
Не учли ящеры одной малости — наличия у людей лёгких, удобных для переноса плоскодонок, и готовности к подобному развороту событий. И слишком тёплой для этого времени года была нынешняя осень. Не было на озере до сих пор того тонкого, коварного льда, который человека не держит и не даёт ему возможности плавать на чём-либо по озеру.
Оставаться в городе ещё хотя бы на пол суток было смерти подобно. И погрузив ночью на захваченные с собой фанерные лодьи немногих лошадей из упряжки броневиков и конеходки, всё что могли с собой захватить, войско барона де Вехтор двинулось сквозь стылые воды бескрайнего Плещеева озера на север, забив перед тем всех лошадей амазонок.
— "Четвёртая запись. Пятое декабря семь тысяч пятьсот девятнадцатого года. Вечер. По левому берегу не прорваться, как впрочем, и по правому. С запада подошли регулярные войска ящеров, не менее трёх тысяч клановых дружинников. Поэтому, не имея возможности вырваться на равнину или взять лошадей с собой, сами своими руками забили всех строевых лошадей. Амазонки плакали. Тяжёлое зрелище.
Погрузившись на свои плоскодонки, двинулись через озеро на север, в сторону вытекающей там из озера большой реки и заросшей камышом низины, где нас фактически невозможно найти. Найти — невозможно, а вот сжечь — легко. Да ладно, разберёмся. Хоть одну ночь, да время выиграем".
Ночной переход через озеро с перехлёстывающими через низкие борта перегруженных лодок стылыми, холодными водами озера, запомнился Сидору на всю жизнь. А потом целый день судорожных бестолковых метаний по заросшим камышом узким мелководным протокам, что представляла собой вытекающая из Плещеева озера река Нерль. И мифическое озеро Сом с высокими лесистыми островами, где первоначально планировали сделать временную стоянку, которое они так и не нашли, проскочив где-то в камышах. И судорожное бегство от огня на второй день, когда ящеры, поняв что потеряли людей и, не утруждая себя их поиском, запалили камыши.
И тысячи и тысячи сгорающих заживо животных: кабаны, бобры, выдры и прочая живность, нашедшая на зиму приют в камышах этой низины. Ничто не остановило ящеров, взбешённых, что у них из-под носа выскользнули беглецы. И задержись они хоть на миг, остановись хоть раз на одну ночёвку или дневную стоянку, будь хоть раз ветер в их сторону, так бы они все там и остались в пламени горящих камышей болотистых плавней реки Нерли и Сомова озера.
Как они выбирались на высокий берег сквозь топкое мелководье с перегруженными плоскодонками, которые приходилось, чуть ли не на собственных плечах вытаскивать из камышей, как судорожно быстро ставили взятые с собой лодки на колёса, как ставили паруса и приспосабливались к передвижению по земле на столь странных, непривычных конструкциях — отдельная песня.
Об этом, и вспоминать то не хотелось. Настолько всё было судорожно, торопливо и бестолково. Времени на раскачку не было, опыта подобного не было. Людей было больше, чем первоначально планировалось. Много раненых, требующих внимания. И едва только последний парус занял положенное ему место на последней установленной мачте, весь отряд немедленно двинулся в путь. С юга и севера уже подходили дружины ящеров, идущие навстречу друг другу вдоль высокого берега реки. И встречаться с жаждущими мести подгорными людоедами желания ни малейшего не было.
Вот где плоскодонки каретного мастера показали себя в высшей степени прекрасным изобретением. Лёгкие, вёрткие, при малейшей ошибке опрокидываемые неудачным манёвром набок, тем не менее, они спасли всех.
Клещи захлопнулись у них за спиной. И пока ящеры в плавнях разбирались, куда делся отряд барона, тот опять показал высшую прыть.
"Пешему не догнать конного. А уж того, кто не хочет, чтобы его догнали, тем более. А уж лодью под парусом, даже не на воде, а по суше — нечего и думать" — мудрость, въевшаяся с того дня в подкорку каждого, кто был там тогда. И то, что сам Сидор запомнил на всю жизнь.
Не останавливаясь и не отвлекаясь на многочисленные попадавшиеся им по дороге беззащитные деревеньки ящеров, погромыхивая на колдобинах расшатанными вдрыск корпусами плоскодонок, за неделю преодолев триста вёрст безлесной, полностью распаханной равнины и сбив по пути несколько жидких заслонов пограничников, вечером седьмого дня отряд барона де Вехтора был на правом берегу Чёрной речки.
Здесь в верховьях реки она не так ещё была широка, как в низовьях. И здесь, в широкой излучине противоположного, левого берега реки, на высоком насыпном холме стоял форпост экспансии подгорных людоедов — Сатино-Татарское. Бывшая ставка одного из многочисленных ханов Поречной орды, а ныне — неприступный ледяной форпост ящеров на Левобережье. Город их славы и ледяная крепость, блестящие валы которой скрывали за невысоким частоколом неизвестный по численности гарнизон людоедов.
И под стенами его до сих пор стояло и неизвестно чего ждало полутора тысячное рыцарское войско с огромным, занимавшим чуть ли не половину их лагеря обозом, значительно увеличившимся за последние месяцы за счёт новоприбывших. Полторы тысячи прекрасно вооружённых и готовых к бою бойцов, за прошедшее время и пальцем о палец не ударивших для взятия Сатино-Татарского.
Переправа.*
— "Переправа, переправа, берег левый, берег правый…".
Навязчивая строчка полузабытых стихов одного из земных поэтов, имени, которого Сидор, как ни пытался так и не сумел вспомнить, навязчиво крутилась у него в голове, пока усталые, падающие с ног егеря с амазонками на глазах у высыпавших на валы крепости подгорных ящеров переправлялись через реку Чёрную.
— "Это удачно, однако мы вышли, — мысленно похвалил Сидор сам себя.
Поскольку это была именно его идея, взять чуть-чуть к югу от первоначального направления драпа обратно домой, то можно было себя хоть немного похвалить. А то в последнее время внутренняя самооценка его что-то сильно упала.
Пока прорывались от Плещеева озера к Чёрной речке, сидя в лодке, было у него время для первоначальной оценки итогов их похода, и выводы, к которым он пришёл, крайне его расстроили. Четыреста двадцать три сожжённые деревеньки и двадцать тысяч побитых ящеров — жалкие итоги всего похода. Более чем жалкие.
Потому как деревеньки те — слова доброго не стоят. В лучшем случае две, три полуземлянки в одном месте, соединённые подземными ходами. Значительно реже — куст из пяти, шести полуземлянок. А то, по большей части вообще — одна, две простые норы в откосе одного из многочисленных оврагов, где и брать то нечего. Столб центральный опорный арканом зацепил, выдернул — вот тебе и всю нору завалил, устроив братскую могилу для прежних обитателей.
И это, лишь в том случае, если их там, на месте поймали. А по большей части, так большинство разбежалось. Да и пойди их вообще найди, норы эти. Нищета, да убогость — жалкое зрелище.
Хотя, будь у них времени побольше, побольше опыта набегов, не торопись они так, бегом-бегом, то даже при отсутствии опытов карателей, результат мог бы быть значительно выше.
Так что, как ни крути, а те жалкие двадцать тысяч побитых стариков с бабами и детьми — это слишком мало для такого тяжёлого их рейда по внутренним землям подгорных. Несообразно по затраченным усилиям. Должно было быть больше, много больше. И не стариков с бабами, а крепких взрослых ящеров. Тех, кто собственно и доставляет им беспокойство на озёрах. Да вот, опыта набегов ни егерям, ни амазонкам явно не хватило. Большинство ящеров просто сбежало.
Ах, да, ещё в плюс можно занести сожжённый город Луганск со всеми их хлебными запасами и жителями.
Только вот жителей там, оказалось, дай Бог, если десятая часть от того, что должно было быть. Что, безусловно, говорит о том, что основная часть населения опять успела сбежать из города, а им досталась лишь самая жалкая, маргинальная часть. Те, кого было самим ящерам не жалко, но кто достаточно эффективно справился со своей ролью — задержать в городе войско людей до подхода клановых дружин.
— "И задержали", — мрачно, снова раздражаясь от собственной тупости, констатировал Сидор.
Гибель шести сотен великолепных строевых лошадей до сих пор тяжёлым камнем лежала у него на сердце. Никак не мог он себе простить, что в первый же день после занятия Луганска не выгнал увлёкшихся грабежом стольного города амазонок обратно в поле, где пешие дружины ящеров при всём их желании никогда бы не смогли поймать вёртких конных всадниц. Как бы славно они там порезвились.
Так что то, что окрестности озера остались практически не разорёнными, тоже тяжёлым грузом лежало у него на душе.
Из всего запланированного ими с Корнеем, выполнена была в лучшем случае треть, если только ещё не меньше. Разорили предгорья, а вот глубинные районы ящеровых земель серьёзно пощипать не получилось.
И очень похоже на то, что вожди союза Плещеевских племён просто подставили под мечи егерей с амазонками мешающие им самим семьи подгорных. Тех, кого компания Сидора вытеснила с предгорных озёр. И их руками расправились с теми, кто им самим был не нужен.
Привстав с сиденья броневика, Сидор внимательней присмотрелся к месту переправы. Доклад разведки это хорошо, а своим глазам довериться верней будет.
За их спинами пылали деревянные мосты, соединявшие крепость в речной излучине с правым берегом, а чуть дальше в стороне от них, за низкими, земляными валами, на переправившееся через реку Чёрную людское войско удивлённо пялилось всё собравшееся там рыцарское войско.
— "Твардовский — не Твардовский. Тёркин — не Тёркин. Одно из четырёх", — тупые, какие-то тяжёлые, вязкие мысли вяло ворочались в гудящей, казалось набитой ватой голове Сидора.
Сколько у нас времени, по-твоему? — высунувшись из верхнего люка, крикнул Сидор державшемуся рядом с броневиком Корнею.
Подстегнув лошадь, Корней подъехал поближе, чтоб не орать друг другу.
— Думаю суток двое, трое у нас есть, не считая сегодняшнего вечера.
Кто б мог подумать, — неверяще мотнул он головой. — Прокатились на лодках по земле, как по реке, и выиграли столько времени. Надо было полозья брать, тогда бы сейчас вообще о подгорных дружинах не думали.
— Да, не рассчитали, чутка, — нехотя кивнул головой Сидор. — Были бы полозья, а не колёса, ещё пару деньков у ящеров по снежку выиграли б точно.
— Что будем делать? — повернулся он к Корнею. — Рыцари на месте. Связь Сатино с правым берегом — уничтожена. Помощи подгорным ждать неоткуда. На штурм? — вяло поинтересовался он.
— Как насчёт того, чтобы денёк отдохнуть? — внимательно посмотрел на него Корней. — Два то дня у нас в запасе точно есть. Можем и недолгий передых для себя устроить. А то парни с девчатами буквально с ног валятся. В крайнем случае, рыцари посторожат, постерегут ящеров.
— Уверен, что у нас есть два дня? — вяло, с откровенным скепсисом поинтересовался Сидор. — Я — нет.
— Я - тоже нет, — равнодушно устало отозвался Корней, отворачиваясь. — Твоя, правда. Тогда сразу вопрос. Что у нас с артиллерией?
— Химия вся цела, а вот шрапнели — выстрелов двадцать всего. И сюда загодя ничего не прислали. Хреново спланировали, — с горечью констатировал он. — Не додумали. Да и пулек на день плотной стрельбы хватит, а потом всё, сливайте воду.
Кто ж знал, что такой расход будет, — совсем тихо добавил он.
Ещё, одно орудие Димона с десятком снарядов здесь нас должно ждать. И всё.
— Если завтра до полудня не управимся — нам хана, — жёстко проговорил Корней. — Вечер — крайнее время. Ящеры буквально на глазах учатся. И если до Луганска я тебе ещё мог гарантировать точное время отрыва от дружинных войск ящеров, то уже здесь — нет. Здорово мы их зацепили. Так что, теперь они от нас не отстанут.
Вот, где они у меня сидят, — зло хлопнул он себя ладонью по шее.
Повернувшись назад к реке, Сидор задумчиво посмотрел на догорающие уже за их спинами мосты, связывающие крепость с правобережными землями ящеров.
— Ну, — задумчиво хмыкнул он. — Без мостов, Сатино надёжно отрезано от помощи с правого берега. По крайней мере, на сутки, пока не наведут новые, мы можем рассчитывать. Даже, если погоня появится завтра. Так что некоторая фора у нас пока есть.
— Вот именно — пока, — глухо буркнул Корней. — Поэтому, слушай приказ, снабженец, — ядовитым голосом подчеркнул он. — Два часа на отдых, а потом, народ отдыхает, а нам с тобой — начинаем готовиться к штурму. Крепость берём завтра утром, на рассвете.
Надо разом покончить со всеми твоими проблемами, связанными с этим городком. А потом, постараемся не попасть под удар объединённого войска подгорных. И ходу-ходу отсюда.
Будем надеяться, что они нас всё-таки не догонят, — коротко, зло хохотнул он.
Взятие Бастилии.*
— "Жаль, что в этом мире нет Бастилии, — с искренним сожалением думал Сидор, флегматично, с оттенком лёгкого презрения глядя на медленно проступающие сквозь рассеивающийся утренний туман невысокие деревянные стены Сатино. Облитые водой высокие земляные валы крепости для образования на откосах ледяной корки, тускло проступали неряшливым, ноздреватым грязно-серым пятном сквозь туман. — Но не беда. За её отсутствием, возьмём Сатино-Татарское. Тоже нехилая фортеция".
Сегодня утром погодка им как по заказу подфартила. Прошедшей ночью накатила внезапная оттепель, и вся равнина вокруг окуталось удивительно густым и плотным туманом, под прикрытием которого они спокойно, без особого напряга смогли подготовиться к штурму.
Слава Богу, пока всё шло штатно. И следовало закончить с крепостью побыстрее, пока ещё ящеры там за рекой не пришли в себя от их наглости. Следовало поторопиться, и валить-валить-валить отсюда на всех парах. Уж больно они разозлили Плещеевский союз племён, чтобы надеяться на то, что те отстанут от них и не отомстят за сожженный стольный город и уничтоженные хлебные запасы.
Хотя, если подумать, за что мстить-то. Нормальный вообще-то для войны разворот. Ну, сожгли годовые запасы хлеба всего того края. Что, впрочем, очень сомнительно. Сомнительно, что годового. Что-то странно мало было на тех складах хлеба, словно неурожай случился у ящеров. А это — странно. Не было у них в городе никаких сведений ни о чём подобном.
Да и со взятием Луганска не всё ясно. Точнее — всё неясно. Странное какое-то разгильдяйство. Полное отсутствие серьёзных военных сил в городе. И это — стольный центр союза племён? Что-то верится в такое с трудом.
Странно, что даже не додумались выставить у своих хлебных складов в достатке охраны. Вот и оставили ящеров помирать с голоду? Хм? Сомнительно.
— "А, ладно, — мысленно плюнул он на загадки прошедшего. — Потом разберёмся, если будет охота. А пока что. Если за зиму, дай Бог, хотя бы треть вымрет, уже хорошо. И что? Это много"?
И обязательно надо было за такую малость стремиться выесть твою печень, как во всеуслышание орал благим матом на пожарище главный ихенный пахан всего того края?
— "Как там его? — Сидор напряг память, пытаясь вспомнить имя главного ящера, выбитое разведчиками из пленных уже потом, когда они выбирались из плавней. — Блюмкин, Фрумкин какой-то, — с огорчением вздохнул он, так и не вспомнив. — Да и фиг бы с ним", — мысленно плюнул он на совершенную глупость, почему-то постоянно последнее время занимавшую его мысли.
Сидор, устало зевнув, повернулся в сторону глухо звучащих сквозь туман голосов двигавшихся следом Корнея с его ординарцем Сашкой Скворцом. Корней как раз отдавал какое-то распоряжение, и, хоть не было ничего понятно сквозь забившую уши вату усталости и окутавший всё вокруг туман, всё же было понятно, что тот погнал своего ординарца к артиллеристам. Чтобы не теряли попусту время и сразу занимали позиции.
Времени действительно не было. День потеряешь, неизвестно, унесёшь ли потом ноги отсюда вообще. Орда злых ящеров на хвосте — это вам….
Сидор раздражённо сплюнул. Приличных сравнений в голову не приходило. Когда не высыпался, он всегда был зол и раздражён. Да и вряд ли пара часов, которые он успел прихватить на короткий сон в своём броневике, можно оценить как нормальный сон. Да и общение с рыцарями вчерашним вечером удовольствия не доставило. Если не сказать проще — пять минут общения с этой публикой — и как в душу наср…ли.
Прав он был с самого начала, прав, что не хотел ввязываться в эту замятню с рыцарями. Нечего им тут ловить. Не авторитет он для них, не авторитет, несмотря на то, что он барон де Вехтор. И никакой присяги они ему, как барону, приносить не будут.
— "Вот и, Слава Богу", — вдруг неожиданно подумал Сидор.
На душе его вдруг стало необычайно легко и свободно. Всё решилось. Так тяготившее его дело с принятием вассальной присяги от людей, которые ему по большому счёту были не нужны, не состоялось. И уже понятно, что и не состоится. Хватило короткой встречи с командованием рыцарского войска, чтобы всё это понять. Никто баронам де Вехтор из находящихся ныне в лагере дворян, как впрочем, и не дворян, присягать не собирался. Ни в какой форме, ни под каким видом.
О чём ему откровенно, недвусмысленно, прямо в глаза и было вчера заявлено.
И следовало бы ещё раз посмотреть на вытянувшиеся рожи этой шляхтянской сволочи, когда Сидор в ответ на заявленный ему жёсткий отказ приносить присягу, как не природному дворянину, неожиданно для рыцарей вдруг с облегчением радостно улыбнулся.
Всё-таки, что ни говори, а перенервничал он тогда здорово, сильно перенервничал. Шутка ли. Торопился, спешил, гнал изо всех сил, чтобы успеть спасти невинных младенцев, попавших в лапы злых прохиндеев, а тута вона что. Младенцами и не пахнет. А буквально воняет наглыми борзыми щенками.
Стоит под стенами пограничной крепости Сатино-Татарское прекрасно организованное и хорошо вооружённое полуторатысячное рыцарское войско, и лишь только тем и занимается, что имитирует штурм, даже не думая относиться к этому делу хоть как-то всерьёз. И все разговоры о чуть ли двух третях погибших при ежедневных штурмах рыцарей — откровенно пустая брехня. Развесистая клюква, призванная прикрыть подготовку рыцарей к прорыву высоким левым берегом Чёрной речки к её устью, где их уже давно должны ждать, да отчего-то задерживаются транспортные лодьи амазонок, чтобы вывезти всё рыцарское войско через Лонгару для войны в Амазонии.
Всё в полном соответствии с тем, что Корней и предполагал. Лишь в одном тот ошибся. Думал, что рыцари хотя бы один раз пойдут на штурм стен Сатино-Татарского, чтобы хотя бы создать видимость выполнения данного слова… Чаз-з-з! Поречная шляхта оказалась вельми умна и прозорлива. И стоило им лишь раз увидеть, что это за малая деревенька такая Сатино-Татарское, куда их послали добрые дяди из города Старый Ключ, якобы по их же желанию, как им всё тут же стало ясно и понятно. И демонстративно поизображав пару жалких попыток штурма, причём силами исключительно обозников, как рыцари тут же успокоились, и больше уже никаких дальнейших телодвижений, даже малейших, в сторону Сатино и предпринимать не стали.
Поняв в какую они угодили ловушку, ими немедленно была выслана к амазонкам целая делегация представителей от пореченского дворянства с предложением о найме их войска на войну с ящерами. И если бы Сидор с Корнеем еще, хотя бы немного подзадержались, или же пошли тем путём, что изначально предлагал Сидор, кругом огибая равнинные земли ящеров, никого бы здесь на месте они бы уже не застали.
Исключая, наверное, Боровца, с его жалкими полутора сотнями городских стражников, только и ставшимися у него на сегодняшний день от довольно многочисленного ранее отряда. Остальные же не стали ждать и так понятной развязки, и плюнув на всё, разбрелись по домам.
— "Жаль, с Боровцом, так и не получилось толком поговорить, — попенял себе Сидор на чрезмерную свою загруженность, так и не давшие ему возможности перекинуться с Боровцом хоть парой слов.
Но, ничего. Возьмём Сатино, а там и поговорим", — решил он.
— "Вот же ещё проблема, — ещё больше разозлился Сидор. — Брать штурмом Сатино больше нет ни малейшего смысла, а придётся. Раз уж припёрлись сюда, то надо взять. Вот зараза!" — мысленно выругался он.
Все кому было надо, на данный момент уже прекрасно были осведомлены, что сами рыцари отказались от данного ими слова, сочтя предложенные им условия спора — обманом и чистейшей воды провокацией. И никаких обязательств перед кем-либо, в связи со вновь открывшихся обстоятельств, исполнять они не собирались. А в случае каких-либо напоминаний о том, грозились разобраться уже с самими спорщиками.
О чём открытым текстом самому Сидору и было заявлено прямо в глаза. С этаким молчаливым, многозначительным подтекстом, что, если господин барон будет настаивать на их участие в штурме, то именно его посчитают прямым виновником случившегося непотребства. Со всеми из того вытекающими.
Вольным или невольным виновником, но в данном случае это уже никого волновать не будет.
Улыбка Сидора в ответ, надо признать, здорово шокировала рыцарей. Похоже, такой реакции они от него совсем не ожидали.
— Ну что ж, — улыбнулся довольно Сидор, скосив глаз на стоявшего рядом с невозмутимым видом Корнея. Улыбнувшись, Сидор демонстративно дружелюбно развёл руки в стороны.
Раз поречное рыцарство решило, что брать Сатино оно не будет, то не смею вам в том мешать. Сатино возьмём мы. Без вас. Купец и бывший наёмник, как вы нас назвали.
Раз уж мы здесь оказались, вольно или невольно, — ухмыльнулся он, при том нагло глядя в глаза бывшим в палатке рыцарям, — то почему бы нам чуток и не поразмяться.
Нет-нет, — предупреждающе поднял он руку. — Никаких обид. Всё что вы сказали — истинная, правда. Действительно, я — купец, а он — действительно бывший наёмник. Это — правда. А на правду, как известно, не обижаются. Поэтому — с нашей стороны никаких обид.
Одна только просьба. Не в службу, а в дружбу. Планируется большое количество трупов, а было бы крайне нежелательно оставлять их на прокорм людоедам. Мы тут у них в тылах пошалили немного. Малость зернохранилища племенные потрясли, сожгли, проще говоря. Поэтому оставлять им хотя бы грамм мяса, было бы с нашей стороны крайне непредусмотрительно. Необходима срочная утилизация.
Поскольку времени у нас мало, а трупов планируется много, а мы за последнюю неделю устали как собаки, то нам бы не помешала ваша помощь.
По вашим же данным, сейчас в Сатино за частоколом сидит не менее трёх тысяч ящеров. Сжечь столько трупов за один день — можно, но очень сложно. А времени практически нет. На плечах у нас висит вся пограничная группировка верхне-чернореченских пограничных дружин, да плюс Плещеевская озёрная братва, которая будет здесь, под стенами Сатино не позднее чем через пару суток, считая с часа нашего прибытия сюда. То есть, послезавтра к вечеру, а скорее всего к полудню здесь будет не менее десяти тысяч злых подгорных людоедов, встречаться с которыми у нас с товарищем Корнеем нет ни малейшего желания. Вы как хотите, а вот нам надо было бы поторопиться домой. Оченно уж они на нас злые.
Да и дома дел полно, — с ханжеским сожалением развёл Сидор руками.
Поэтому, управиться со взятием Сатино мы постараемся часа за два, за три. А вот потом придётся повозиться. И тут нам нужна ваша помощь. Крайне необходима.
Мы вам за это заплатим, — вдруг оживился он, поняв, чем можно привлечь рыцарей. — Я слышал, вы в городе поиздержались, так что по ползлотого в день на человека — будет вполне достойная оплата труда могильщика. И если вы не возражаете, то мы бы наняли всех ваших кнехтов, или как их там, оруженосцев, что ли, на подработку могильщиками. Надо срочно кремировать несколько тысяч трупов.
Поверьте, это очень тяжёлый труд. Боюсь, наши ребята, вымотанные двух недельной гонкой, за сутки не справятся. Да и потом, хотелось бы ещё и силы иметь, чтоб и саблей при случае чего можно было помахать, и лук натянуть.
Вспоминая сейчас вытянувшиеся лица рыцарей, Сидор гадал, чем же он так сильно удивил пореченскую шляхту. Ничего умного, или хоть как-то поясняющего столь странное поведение шляхты, в гудящую от усталости голову не приходило.
— "Да и ладно, — мысленно махнул он рукой. — Главное мы получили разрешение рыцарей на найм их слуг, оруженосцев и прочих кнехтов. Теперь надо быстро провернуть это дельце со штурмом и немедленно сваливать".
Сидор не лгал, говоря пореченскому дворянству что на их плечах висит чуть ли не всё окрестное войско ящеров. Про несколько тысяч ящеров в крепости это он так ляпнул, не подумав. Там вполне могло оказаться и все семь, и десять, так же как и одна, и две. Никто этого не знал. А сами ящеры не высовывались за стены своей ледовой цитадели. Так что и проверить их количество было невозможно.
Поэтому помощь рыцарских кнехтов в быстрой утилизации трупов могла оказаться неоценимой, если не критичной. Потому и деньги следовало не экономить, а постараться побыстрей разделаться со здешним делом, и быстро-быстро сваливать отсюда, пока не попали под вал мести взбешённых ящеров.
Штурм Сатино-Татарского.*
— Они что? Думают, им тут бесплатное шоу устроили?
— Что такое шоу? — повернулся к нему стоящий рядом Корней.
— Спектакль такой, музыкальный, — мрачно буркнул Сидор отворачиваясь. На недоумённо поднятую правую бровь Корнея он уже внимания не обратил.
Мрачно глядя на ровные, словно под линейку ряды выстроившихся за их спинами пышно разодетой поречной шляхты, Сидор начал уже про себя прикидывать, как бы сподручнее было развернуть башню своей пулемётной тачанки, да полоснуть длинной очередью по этому наглому рыцарскому стаду, устроившего из их штурма Сатино-Татарского настоящий балаган.
А как иначе назвать было то, что вокруг происходило.
Прошлым вечером они вышли к лагерю рыцарей возле Сатино-Татарского и объяснили им всю текущую на данный момент обстановку. Что нет времени, что нельзя ждать, что необходимо срочно брать Сатино-Татарское, и что у них на плечах висят тысячные орды обозлённых подгорных людоедов. И что у них есть всего один день на всё про всё, и что необходимо срочно со всем этим делом покончить. Проще говоря, взять Сатино-Татарское штурмом и быстро свалить отсюда.
И что? И ничего. Чуть ли не дословно ответ прозвучал так: "Тебе надо, ты и бери". А-фи-геть!
В результате, они готовятся штурмовать крепость, а эти…, эти пышно разряженные паны, натуральные павлины, заключают между собой пари сколько из их неполных трёх тысяч останется после того в живых. Сто, двести или вообще меньше десятка.
И всё это даже не сдерживая голоса, словно никого из них здесь рядом нет.
Скоты! И это вместо того, чтобы помочь. Или, хотя бы язык за зубами подержать.
— Достали, — раздражённо выругался Сидор сквозь зубы, покосившись назад. — Одну ночку я с ними знаком, а они меня уже достали. Сказали держаться сзади, а они только что стулья с балдахинами не вытащили.
— Ждут, во что выльется наша попытка. Вороньё, — не сдержавшись, тихо выругался и Корней, словно читая его мысли.
— Сами-то они даже не пытались, — мрачно буркнул в ответ Сидор.
Очень хотелось врезать очередью по этой сволоте, но, похоже, пореченское рыцарство явно было знакомо со штучками, подобными их пулемётным броневикам. И старательно держалось чуть в стороне, укрываясь от пулемётов за спинами немногочисленных отрядов мрачных, придерживающихся нейтралитета амазонок, держащихся между двумя враждебно поглядывающими друг на друга группами.
Купив этой ночью у рыцарей коней и снова превратившись в конницу, понимающие всю неприглядность сложившегося положения, те сами мрачно поглядывали на рыцарей у себя за спинами
Якобы как резерв поставленные там Корнеем, который явно опасался удара рыцарей в спину, они теперь служили как бы буфером между их отрядом и рыцарями, старательно демонстрируя свой нейтралитет и сугубую свою якобы незаинтересованность.
— Начали? — Сидор вопросительно глянул на Корнея.
Предаваться дурным мыслям больше не было времени. Рассветало прямо на глазах и следовало поторопиться, пока ещё фактор неожиданности был у них.
— Начали! — жёстко проговорил Корней, посылая своего коня вперёд.
Гнездо.*
— "Бли-и-ин, как же больно то…"
Осторожно тронув прикрытую бронёй, ноющую грудь, Сидор осторожно, чтобы не потревожить сломанные рёбра попытался выползти из-под засыпавшей его груды ящиков с пульками опрокинутого набок броневика. Длинная строчка вновь образовавшихся отверстий в днище, над его головой и что-то с силой снова ударившее в грудь, вновь бросило его на закрытую дверцу лежащего на боку броневика, на миг погасив от боли сознание.
Чуть придя в себя, Сидор удивлённо смотрел на вторую, странно ровную строчку маленьких, аккуратных отверстий, прочертившую днище броневика перед ним чуть выше первой.
— Ну, ни хрена ж себе, — немеющими от боли губами прошептал едва слышно он. — Это что же такое? Кто же это нас так? Эй, есть кто живой? — едва слышно проскрипел он.
В рассветных сумерках едва начавшегося дня, внутри закрытого корпуса броневика было плохо видно. Света добавляли лишь слабые солнечные лучики, проходящие через строчки пулевых отверстий, но ясности оттого не добавлявшие. Что произошло, было совершенно непонятно.
Близкий разрыв снаряда рядом с корпусом слабо пошатнул броневик взрывной волной, густо сыпанув по корпусу сухой металлической дробью.
— Что за хрень? — неверяще потряс Сидор головой. — Стреляют? Это что, по нам? Пушки? Станиславский — не верю. Бред какой-то. Откуда здесь пушки? Где я?
— Эй! — повёл он плывущим взглядом вокруг. — Что происходит? Есть кто живой? — чуть окрепшим голосом, попытался он хоть как-то прояснить для себя ситуацию.
Слабый стон откуда-то спереди, с места кучера, донёсся до него.
— Мишка! — проскрипел Сидор едва слышно. — Ты там живой? Живой, спрашиваю?
— Не знаю, — донёсся откуда-то спереди слабый голос. — Что это было?
— Похоже, на нас не пожалели целый снаряд потратить, а то и два, — мрачно констатировал Сидор. — Или, на две мины мы разом наехали. Последнее что помню, под копытами лошадей вздымается земля и нас подкидывает в воздух. А потом по голове что-то — тресь!
— А теперь нас какая-то тварь, похоже, из пулемёта расстреливает, — едва заметно кивнул он на ещё одну ровную строчку небольших рваных отверстий, заново перечеркнувшую днище. — Интересно, что это за пулемёт такой, что нашу непробиваемую броню пробивает? Хорошо, что мы внизу валяемся. Встал бы, точно попали б.
— Нам каюк? — донёсся спереди слабый голос.
— Похоже, что так…
Сидор осторожно попытался проползти вперёд.
— Сволочи, — не сдержавшись, вдруг выругался он. — Игорька убило. Пол головы пулей снесло. Я прям в мозги руками вляпался.
Брезгливо попытавшись вытереть руки о ткань одежды убитого, Сидор старательно не подымая головы, попытался перевались своё, странно непослушное тело через труп мёртвого заряжающего. Близко раздавшийся взрыв и что-то упавшее сверху, разом оборвали его жалкие попытки, опять погрузив в беспамятство.
В себя обратно он пришёл уже в лекарской палатке, о чём недвусмысленно свидетельствовали витавшие в воздухе запахи лечебных мазей и перешибавший всё аромат свежих, только что наломанных хвойных веток. Лежать на куче лапника, и не чувствовать собственного тела, один лишь хвойный аромат вокруг — было странно и крайне неприятно.
— "Кажется, запах хвои теперь всегда у меня будет ассоциироваться с запахом смерти, — была первая мысль, едва он открыл глаза. — И ещё эта мерзкая вонючая ящерова мазь, будь она неладна. Господи, сейчас стошнит. О-о-о, крепко же по моей многострадальной бошке врезало. Сейчас блевану".
— Гей, — проскрипел он едва слышным, слабым голосом. — Есть тут хто?
— О, ожил, — донёсся откуда-то сзади, где его Сидор не мог увидеть чей-то смутно знакомый голос. И о чём-то быстро залопотал, смывая сознание Сидора куда-то обратно во тьму.
— Ты кто? — был первый вопрос, когда он снова открыл глаза.
— Я-то? Я, Ван, — глухо донеслось до Сидора сквозь какой-то странный гул, поселившийся у него в голове.
— А ты — ты Сидор. Барон Сидор де Вехтор. Землянин и выборный глава нашего ящерового клана. Вспомнил?
— Я и не забывал, — устало прикрыл глаза Сидор.
Несмотря на слабый свет, проникающий в палатку сквозь ткань, глаза нестерпимо резало. А говорить громче не было сил. Хотелось лежать, и чтоб его никто ближайшие минуток шестьсот не беспокоил. Но отчего-то именно это вполне понятное желание и вызывало какое-то внутреннее беспокойство. Словно ему надо было куда-то спешить.
— Что со мной? — вдруг неожиданно спросил он.
Только сейчас он сообразил, что с ним что-то не так. А что — никак нельзя было понять.
— Что произошло? — повторил он вопрос.
— Ты нарвался на минные ловушки, — неохотно проговорил Ван. — Единственные на поле и ты их нашёл. Обе две. И можно сказать, разминировал. Лошадей — в кровавый фарш. Броневик — в хлам, не восстанавливаемый. Убиты заряжающий Игорь Селиванов и механик, не знаю как его по имени. Ранены ты и кучер, Мишка Загорский.
Мишку только слегка контузило, и он уже оправился. Сейчас помогает в крепости трупы убирать. А тебя взрывом сперва башкой о броневой колпак приложило, а потом ещё приласкало сорвавшимся с креплений баллоном с газом. И всё по твоей многострадальной голове. Про то же, что в тебя попало не менее трёх крупнокалиберных пуль из крепостного пулемёта, я уж помолчу. Тут кроме синяков и пары сломанных рёбер, ничего страшного нет. Пройдёт. Повезло, вскользь прилетело. А вот ребят насквозь через стенку прошило. В голову, обоих. Тебя же бронька наша спасла.
— Какого пулемёта? — непонимающе посмотрел на ящера Сидор. — Откуда?
— В таких случаях ты сам всегда отвечал: "От верблюда", — сердито огрызнулся ящер.
В правой угловой башне оказался скрыт крупнокалиберный пулемёт, о котором до сего дня никто ничего не знал. Как раз там, где оказалась твой броневик. Они были практически замурованы в стене, а амбразура была закрыта заслонкой, имитирующей бревно. Потому видать и сонный газ до пулемётчиков сразу не добрался. Так что дел натворить они успели изрядно.
Оба наших броневика — в хлам. Броневик Дениса превратил в натуральное решето.
А ты сам наехал на минное поле. Два подрыва одновременно. Один разнёс на клочки лошадей, второй опрокинул броневик. Потом из пулемёта убило заряжающего с механиком. А потом и от второго секрета подгорных подарок словил. Парочку снарядов, перед тем как заснуть, и те выпустить по тебе успели.
Видать дошли до них слухи кого следует опасаться в первую очередь. Вот заранее и подготовились. Похоже, взялись за нас, — мрачно констатировал Ван. — И если б не газ, ты бы сейчас тут не сидел. Патронов у того пулемёта было в достатке. Как и снарядов к той пушке. По крайней мере, тебе и двух хватило.
— А Денисов броневик как? — слабо шевельнулся на ворохе веток Сидор.
— С первой очереди борта насквозь прошил, — нехотя проговорил Ван. — Видимо попал в баллон, и тот взорвался внутри. Всех ребят осколками в фарш, пулемёт — на выброс. А лошади — целы.
— Значит, крепость всё же взяли, — устало прикрыв глаза, попытался свернуть разговор в сторону Сидор, — слушать рассказ, как тебя чуть было не убили, было очень неприятно.
— Взяли, — согласно кивнул головой ящер. — Всех, кто был там внутри, сразу под нож пустили, без разбору. И теперь парни там готовят всё к обряду огненного погребения. Последний бензин отдал, — вдруг посетовал Ван. — Да он нам уже и без нужды. Броневики восстановлению не подлежат, а у мортирной конеходки снаряды кончились. Им тоже бензин без надобности. И надо торопиться. Разведка докладывает, погоня в десяти часах от нас. И лучше бы нам с ней не встречаться. Даже по предварительным оценкам их там не менее десяти тысяч. Вся верхнереченская группировка, вся плещеевская и чуть ли не половина ростокской. А если ещё и снизу, от устья Чёрной речки подтянутся — нам точно крышка. Надо сматываться.
Корней рвёт и мечет, — пояснил он на невысказанный вопрос Сидора. — Рыцари со своими кнехтами помогать помогают, но как-то вяло, словно из-под палки. А скорее всего, чтоб нельзя было потребовать с них возврата оплаты. Но делать толком ничего не делают. Ходят, как сонные мухи, только раздражают. Так что приходится по большей части всё самим, да самим.
— Чего так? — вяло поинтересовался Сидор. — Сил даже на любопытство не было. В глазах всё плыло и слегка качало, словно на речной волне.
— Их дворянския благородия, видите ли, возмутило, что мы без разговоров резали пленным глотки, даже не приводя их перед тем в сознание и ни о чём не спрашивая. Вот так, брали и резали. И ни о чём не спрашивали. Ай-яй-яй, — с преувеличенным сожалением ящер покачал головой. — Как это нехорошо.
Странные они какие-то, — пожал он плечами. — О чём спрашивать-то? Так и так ведь резать, так зачем перед тем будить то? Чтоб возни больше было? Дурные они у тебя, Сидор, какие-то, — бросил он устало равнодушный взгляд на того. — Молодые и дурные. И хоть уже чуть ли не месяц провели тут на границе, а мозгов всё одно нет. Так и не поняли, что хороший ящер — мёртвый ящер.
— На себя в зеркало давно глядел, — слабо улыбнулся одними губами Сидор.
— Встать сможешь? — вместо ответа, сердито покосился на него Ван.
— А надо?
— Надо, — устало вздохнул Ван. — Ещё час и зачистка кончится. И надо уходить. А перед тем хорошо бы было тебе с рыцарями поговорить. А то с них станется тут остаться и подождать непонятно чего. А в нашем случае висящей у нас на плечах погони.
Хотя, это как посмотреть. С другой стороны это было бы и неплохо. Встали бы заслоном между нами и подгорными людоедами. Но лучше бы тебе с ними всё же, поговорить. А то Корней иначе как матом с ними уже и не разговаривает. Уже пару раз чуть было не до стычки дошло. Еле растащили в стороны его и этих молодых сопляков.
Хамят, — устало пояснил он. — Деньги им заплатили, а работать не хотят. И глядя на своё начальство, и кнехты их работают спустя рукава. А нашим всё это не нравится.
Если всё самим делать, то нахрена было ещё и рыцарям такие деньги платить? Ребята недовольны, — мрачно буркнул он.
— Передай, чтоб своё недовольство засунули себе в задницу, — столь же мрачно буркнул Сидор. — Самим нам быстро не справиться, а с паршивой овцы хоть шерсти клок. Так парням и передай.
С трудом поднявшись с прикрывавшей лапник попоны, пошатнувшись, Сидор осторожно сделал первый шаг. Схватившись за подставленное плечо ящера, с облегчением перевёл дух.
— Похоже, сотрясение мозга, — едва слышно проговорил он. — Перед глазами всё плывёт. Ну да делать нечего. Помоги добраться до штабной палатки, а вы давайте заканчивайте. На рыцарей внимания не обращать. Пусть что хотят, то и творят. Деньги? Что ж — хрен с ними, ещё заработаем, а то и ящера пограбим, благо уже наловчились. Так что, быстро делаем своё дело и сваливаем.
Быстро-быстро, — прошептал он. — Быстро! Максимум через два часа нас здесь уже не должно быть. Иначе, точно догонят и нам уже не вырваться. Сейчас, без своих пулемётов и мортиры мы против ящера ничто. И даже меньше чем ничто. Так парням и передай. Жить хотят — пусть быстрее поворачиваются.
А командование рыцарей пригласи в штабную палатку. Придут, не придут — их дело, а пригласить надо. Чтоб потом никто не сказал, что, мол, бросили.
И пожалуйста, позови туда же Корнея, — тихо крикнул он в спину, недалеко отошедшему ящеру. — Пусть сразу подходит. А в крепости и без него разберутся.
Конец детства.*
В этот раз большая штабная палатка Корнея, где обычно проводились все военные совещания и разборы полётов, как и делёжка трофеев, была набита необычайно плотно. На удивление, на переданную руководству рыцарского войска просьбу барона де Вехтора прибыть на совещание, прибыли чуть ли не все рыцари, "штурмовавшие" стены Сатино-Татарского. Даже те, что не "участвовал" в последнем штурме.
Как, оказалось, были и такие, что решили пересидеть в лагере штурм и издалека, так сказать из графской ложи, посмотреть на то, как "это мужичьё умоется кровавой юшкой". Наверное, результаты их впечатли, раз прибыли практически все. Все, кто хоть что-то значил в рыцарском войске. А таковыми себя посчитали, чуть ли не две сотни рыцарей, как командиры своих отрядов, так и одиночек.
Честно говоря, на такое количество людей до сих пор считавшаяся большой, палатка Корнея рассчитана не была. Поэтому уже буквально через пять минут внутри уже не было чем дышать, и входной полог шатра был максимально откинут в сторону, давая возможность попасть внутрь хоть какой-то толике свежего воздуха.
И особая просьба прибыть на совещание была передана Боровцу с его немногочисленной группой офицеров, оставшихся ещё при нём.
Теперь, Сидор имел прекрасную возможность лицезреть мрачную физиономию того в самом дальнем углу штабной палатки. Как и двух его, державшихся от рыцарей наособицу сотников, единственных оставшихся на сегодняшний день из всей группы пошедших за ним стражников.
— "Вот уж точно, — мрачно подумал Сидор, — пришли все".
Глядя на плотно набившихся в палатку мрачных, суровых воинов, трудно было представить себе, что не далее полутора месяца назад именно эти весёлые, беззаботные молодые парни высадились в Ключёвском речном порту, и ещё вчера яростно наяривали мазурку и иные шляхетские пляски под зажигательную музыку клановых музыкантов.
Сидор видел молодых рыцарей впервые. До того как-то не было времени хотя бы представиться, поэтому сейчас он чувствовал некую скованность перед их лицом и странное неудобство. Словно в неурочное время ввалился в чужой дом, да ещё без приглашения.
— "Издержки прежнего воспитания, — флегматично отметил он про себя. — На тебя откровенно пялятся, им нормально, а тебе — неудобно. М-да. Раз никто меня представить не удосужился, придётся заниматься самопиаром".
— Итак, господа, — Сидор кончиком свинцового карандаша постучал по лежащей перед ним на походном складном столе металлической каске, привлекая внимание. — Позвольте представиться, барон Сидор де Вехтор. Как мне тут сказали, тот самый, ради которого вы оказались в наших негостеприимных краях.
Каска — это было единственное, что захватили вместе с ним санитары из разбитого броневика, и он с каким-то странным пиететом теперь боялся с ней расстаться, понимая, что если б не она, свалившийся ему на голову баллон с газом вероятнее всего раскроил бы ему череп. И сейчас бы он тут с умным видом не сидел, решая как бы им выбраться без потерь из этой грязной истории с рыцарями.
Но если с этим заявлением он и ожидал что-либо увидеть на лицах собравшихся, его ждало жестокое разочарование.
И тени благодарности не читалось на этих лицах. Всё что угодно: раздражение, злость, усталость, равнодушие, любопытство…. Всё, кроме благодарности, за то, что он фактически выполнил за них их работу.
А ведь взяв Сатино-Татарское и запалив город, он тем самым спасли честь поречного рыцарства, как ни крути. Только вот, судя по этим лицам, тем было всё равно.
— "М-да, — мрачно констатировал для себя Сидор. — Приплыли. Не мечите бисер перед свиньями — старинная народная мудрость. Кажется, я её забыл".
В душе его медленно подымалась холодная, злая ярость. Хотелось выплеснуть её на это дворянское стадо, на которое приходилось тратить свои силы и время, свою кровь, теперь уже твёрдо зная, что ни малейшей благодарности в ответ они не получат. Все иллюзии окончательно развеялись. Хватило одного этого утра и пяти минут нахождения в одной палатке с этими…. говнюками, чтобы всё это понять.
И страстно захотелось заорать во весь голос: "Ну, какой же ты Сидор, муд….к"!
— Информация к размышлению, — негромко проговорил Сидор, не дожидаясь, когда все собравшиеся окончательно успокоятся, перестанут переговариваться между собой, и наконец-то обратят своё царственное внимание на единственных сидящих за столом в палатке людей. На него и на Корнея.
Тем не менее, чувствуя неудобство, что они единственные сидят, когда все остальные стоят, Сидор решительно встал из-за стола, и вышел вперёд на маленький свободный пятачок перед походным раскладным столом.
— Повторяю, — ещё более понизив голос, негромко проговорил он. — Информация к размышлению.
Ему в этот момент вдруг стало удивительно спокойно и всё равно. Ему стали вдруг абсолютно безразличны все эти люди. Которым они помогли, и с которыми приходится ещё и дальше возиться, чтоб миром решить возникший с ними вопрос. И которые на все их усилия откровенно плевали.
— Свои обязательства, данные городу Старый Ключ взять штурмом стены деревеньки Сатино-Татарское поречное рыцарство выполнило. То, что сделано это было не именно вами, а другим каким-то рыцарем, ничего в данном случае не меняет. Поскольку барон де Вехтор, то бишь я, де-факто является поречным дворянином, то, нравится вам это, не нравится, значения не имеет.
Повторяю. Данное поречным рыцарством слово взять Сатино-Татарское и сжечь его, выполнено. Всё! С этого дня вы все свободны от данного вами слова и можете быть свободны.
Это вам подтвердит и представитель городских властей, посланный наблюдать за соответствующим исполнением данных вами обязательств, господин Боровец, с которым у нас уже состоялся по этому поводу разговор.
— Господин Боровец…, - запнулся он, — подтвердит, — прохрипел Сидор.
Отчего-то вдруг перехватило горло и от нахлынувшей на него злости хотелось не говорить, а просто ругаться матом, не пытаясь объяснить этим гонористым, свысока посматривающим на них с Корнеем говн…кам, что-либо. Тем более, как прекрасно он теперь сам видел по бросаемым на него плохо скрытым презрительным взглядам, он мог бы и не стараться. Рыцари пришли сюда чисто из любопытства, вроде бы как посмотреть на него, как на какую-то диковинную обезьянку.
И судя по всему, никакого чувства благодарности за что-либо, тем более за какое-то мифическое спасение, они совершенно не испытывали. Чувствовать себя полным дерьмом, и конкретным таким идиотом, было…., было как-то было неприятно.
И чтобы он сейчас им не сказал, ничего бы не изменилось. Им проще было умереть, чем начать думать собственной головой, не обращая внимания на въевшиеся в их плоть и кровь догмы и воспитание. А по ним выходило, что ни этот стоящий перед ними мелкий купчик, ни тот, молчаливо сидящий за столом мрачный вояка, неизвестный им Корней, командир взявшего этот ящеров город войска, не стояли с ними на одном уровне. Им, рыцарям, разговаривать о чём-либо с ними не было ни малейшей необходимости.
Это настолько ясно читалось по лицам собравшихся в палатке рыцарей, что Сидор на какой-то момент даже растерялся, не зная, что и сказать.
И окончательно он это понял сейчас, даже не начав говорить, а лишь выйдя вперёд и встав лицом к лицу перед этой толпой тупых, так ничему и не научившихся напыщенных юнцов.
— "Не получилось, — мысленно констатировал для себя Сидор. — Ну, может быть это и неплохо".
— Не буду отнимать у вас, как и у себя, время, — сухо проговорил он. — Время дорого. Сюда следом за нами скоро подойдёт целая орда ящеров из внутренних районов. Встречаться с десятитысячным войском здесь, в открытом поле, после того как мы сами собственными руками уничтожили крепость, лично у меня нет ни малейшего желания. Поэтому, через час мы покидаем лагерь. Город, точнее то, что от него осталось, оставляем вам. Нам он не нужен. Надо было взять — взяли. Надо было сжечь — сожгли. А вот защищать его уговора не было. Поэтому мы уходим. Вы же — как хотите. У вас есть выбор. Вы можете остаться здесь и дальше, и продолжать это бессмысленное стояние на границе. А можете уехать домой.
К вашему сожалению Лонгара вот-вот встанет. Низовье Чёрной речки перекрыто цепями ящеров, поэтому эвакуационных лодий амазонок, по нашему мнению, не будет. И пока ещё лёд на реке тонкий, санных обозов в низовья тоже долго ещё не будет.
Терпеть вас в городе, раз вы только имитировали штурм Сатино, городские власти не намерены. Надеюсь, это вы понимаете. И это же подтвердит присутствующий здесь представитель городских властей, господин Боровец, — повысил он голос в ответ на поднявшийся недовольный ропот в палатке.
Скосив глаза в сторону мрачного, забившегося в угол Боровца, он посмотрел ему прямо в глаза
Принимать от вас вассальную присягу, то, за чем вы прибыли в наши края, я не буду. Причины — говорить не буду, сами знаете.
Сидор на миг замолчал. Ему было удивительно всё равно, что о нём сейчас думают эти парни. Надо было скорее закругляться. И уже совершенно не сдерживаясь, он вывалил на них всё то, что давно хотел сказать, с первого дня как только узнал, что они появились в городе.
— Хотя нет, пожалуй, скажу, — повысил он голос.
Мне не нужны вассалы, вроде вас. Вам не нравится что я купчик, а мне не нравится, что вам это не нравится. И поскольку это вы пришли ко мне, а не я к вам, то предлагаю разойтись миром. Вы отдельно и мы отдельно. Мне от вас ничего не надо, надеюсь и вам от меня тоже больше ничего не надо.
Поэтому, больше вам в городе делать нечего. Если кто хочет наняться в нашу компанию наёмником и ещё повоевать на границе, но уже за отдельные деньги, того наша компания с удовольствием наймёт. Не бароны де Вехтор. Повторяю, не бароны де Вехтор, а компания. Нет — скатертью дорога. Санный путь на перевал Басанрог уже открыт, и в городе вас никто и ничто больше не держит.
И последнее, — повысил он голос, стремясь заглушить поднявшийся в палатке ропот. — По просьбе господина Боровца, как представителя городских властей, делаю для вас сообщение.
Если кто здесь за прошедшее время поиздержался, или у кого нет денег на обратную дорогу, тому городские власти выделят небольшое денежное вспомоществование, по золотому на одну рыцарскую голову. Так сказать, подадут на бедность. Раненых, если таковые найдутся, — усмехнулся он, — вылечат за счёт города. Так сказать, в знак благодарности за пролитую вами здесь кровь. И только они могут ненадолго задержаться в городе, — криво усмехнулся он. — Всем остальным — скатертью дорога.
— Это, в общем-то, всё, — резко оборвал он свою и так короткую речь. — Мы уходим. Уходим прямо сейчас. Потому что с востока сюда идёт армия ящеров, и воевать с нею у нас нет ни малейшего желания. А вы — на выбор. Оставайтесь здесь или возвращайтесь домой.
— Всё! На этом собрание окончено.
— Вопросы?
Дождавшись в ответ лишь глухого недовольного ворчания, решительно продолжил:
— Господа, тогда с нашей стороны, всё. Встретимся через час, если кто решит с нами уходить. Нет — оставайтесь. Если у кого есть вопросы — решать будем в индивидуальном порядке. А сейчас — закругляемся.
Сидор так и простоял, молча всё то время, пока недовольно бурчащие что-то рыцари не покинули палатку.