Дурной день.*

Таким отвратительно мерзким этот тихий, тёплый осенний день, наполненным солнцем, для Главы города Старый Ключ Косого Сильвестр Андреича был, наверное, единственным за все последние годы. По крайней мере, так сейчас он думал, с самого раннего утра сидя в зале заседаний Городского Совета и с фальшивой улыбкой на лице принимая откровенно лживые поздравления от представителей краевых властей по случаю открытия в их городе учебной Академии.

И только откровенным издевательством можно было расценить все эти фальшивые улыбочки, расточаемые ему прилюдно в глаза и хвалебные отзывы об его уме и предусмотрительности, о его правильном понимании текущего момента и прочем, прочем, прочем.

— "Сидоровы штучки, — раздражённо думал он. — Всё о ящерах своих беспокоится, мерзавец хренов, выборный глава ящерова клана, — мысленно обругал он непоседливого барона, которому всё что-то неймётся. Вот ещё и какую-то академию у него в городе затеял. Детишек, видите ли, учить вздумал. Даже не спросясь с городскими властями. Всё сам, да сам.

Просто взял и поставил всех перед фактом своего самоуправства, а ты теперь сиди тут и разбирайся.

"Да ещё и через голову городских властей стал действовать, напрямую обратившись за поддержкой в Территориальный Совет.

Этих только тут не хватало, — едва сдержался Голова от того, чтобы вслух не выругаться.

Сиди вот теперь тут и расхлёбывай".

Самым неприятным было осознавать, что делалось всё явно в пику ему, Голове.

Ванька Ведун, зараза такая, нашёл-таки способ на нём отыграться и унизить в глазах всего города.

И ещё более неприятным было осознавать, что все в зале прекрасно всё понимали, судя по бросаемым на него откровенно насмешливым взглядам и издевательским ухмылкам его давнего недоброжелателя Потапа Буряка всего его клана, будь они трижды неладны.

Мысленно он снова зацепился за Буряка.

— "Какая связь между ним и Сидором?" — с тщательно скрываемым даже от себя беспокойством, пронеслась у него в голове быстрая мысль.

Неожиданно, даже для самого себя Голова отметил, что одна только мысль, мимоходом проскользнувшая у него в голове о возможном союзе Потапа Буряка с бароном Сидором, вдруг вызвала в его душе настоящую бурю неподдельной озабоченности.

Такой союз грозил ему уже не мелкими пакостями, как в случае с отдельно взятым Сидором, пусть даже включая сюда и Машку с остальными. Нет, такой союз грозил ему уже крупными проблемами.

Потап Буряк был весомой величиной. А барон?

Тихой сапой на барона уже искоса стала посматривать вся южная половина города. Что он предпримет и как на что реагирует. А если брать всю женскую половину, причём не одного, только южного конца, а ещё и прилегающего к нему нищего портового района, то и тут уже было всё совершенно ясно. Как скажет его жена, баронесса Изабелла де Вехтор, так поступят не только все бабы с тех концов города, но и все амазонки, что за последние годы прижились в городе. А это, без малого несколько сот, если не тысяч голосов.

И если раньше на тех же амазонок можно было просто махнуть рукой, отмахнувшись из-за их разобщённости, то теперь, когда в городе появился явный, и что ещё хуже, признанный ими самими лидер — баронесса де Вехтор, с этим бабьим фактором придётся теперь серьёзно считаться. А там и другие городские бабы, глядишь, за ними потянутся.

Если уж и в его доме завелась измена. Голова вспомнил, какими глазами сноха его младшенького смотрела на баронессу, и на душе его стало ещё пакостней.

В душе его вдруг захолонуло. Там же у них есть ещё и Машка! Дрянь такая.

Баба, избившая самого Главу города, его, Косого. Прилюдно поставившая ему фингал под глазом. И которой за это ничего не было! Даже простой матерной выволочки!

Попробуй её теперь такую тронь, загрызёт бабьё.

Это уже не лезло, ни в какие ворота. Придётся оглядываться ещё и на баб! Ужас!

Да ещё лесовики с хуторянами, отчего-то сделавшие ставку на Сидора.

Раньше демонстративно державшиеся в стороне и не вмешивавшиеся в дела города, теперь они вдруг, непонятно с чего зашевелились.

"Видать больно им понравилась спокойная жизнь летом под защитой медведей. А медведи — это Сидор. Сидор и Машка. Есть Сидор, есть Машка — есть медведи. Нет их — нет медведей. Логическая цепочка выстраивалась железно.

На границу бы этого Сидора с его медведями, — несколько нелогично вильнула мысль Головы в сторону. — А заодно к нему туда и Стёпку с Ванькой, братьёв Дюжих, вместе с остальными мхом заросшими лесовиками, и ещё, кое-кого из города. К ящерам в соседи, чтоб одумались", — невольно раздражаясь, подумал Голова.

Настроение испортилось ещё больше. За Дюжим мысль зацепилась за Трошиных, а там и ещё другие полезли.

— "Нет, теперь Сидра просто так не сковырнёшь. Врос корнями, скотина такая в ключёвскую землю, теперь только попробуй его тронь. Такой хай подымится…

И попробую, — мстительно пообещал сам себе Голова. — Ещё как попробую. И денежки мои, мой миллион, не полученный из-за него на Басанрогской таможне, он мне ещё вернёт".

То, что самому Сидору было откровенно на всё плевать, и тот не собирался бодаться ни с Головой, ни с кем-либо ещё, он в тот момент как-то не подумал. Ему было не до того. Мысленно Голова составлял план мести.

— "Чего эта скотина там ещё плела? — мучительно пытался вспомнить позднюю встречу в трактире с таможенником мрачный Голова.

С фальшивой улыбкой на губах он принимал поздравления от членов Совета, и привычно, с приклеенной на губах улыбкой пропуская мимо ушей всё тянущуюся и тянущуюся речь представителя центральных властей. Он мучительно пытался восстановить в памяти мельчайшие подробности той поздней, и так печально закончившейся встречи. Что-то там было такое, что мимолётно царапнуло его сознание и тут же забылось, смытое злостью, вспыхнувшей в его душе от озвученных таможенником цифр полученного Сидором дохода.

Нет, — с сожалением вернулся он сознанием в реальность. — Ничего больше не вспоминается. Будем тогда слушать дальше, чего ещё нового соврут эти территориалы.

Может быть, он бы и поверил сейчас в эти поздравления. Тем более что так хотелось в это поверить, и по привычке принять желаемое за действительное, если бы не письмо от того же самого руководства территориальных властей, буквально жгущее его внутренний боковой карман.

Ему, с непривычной откровенностью и безпримерной, досель невиданной наглостью была устроена жёсткая выволочка за небрежение в столь важном деле, как образование населения подотчётной ему территории. И за что? Только за то, что он не подарил, а всего навсего продал этой самозваной Академии пару гектар своей землицы под расширяющееся буквально на дрожжах учебное заведение. Новый корпус, видите ли, захотели себе построить. А он им, видите ли, не отдал даром, а продал свою землицу. Уроды!

Самое же неприятное было осознавать, что эту выволочку он заслужил. Голова сам так считал. Он на самом деле пожадничал и был целиком неправ в этом деле. Бесило же его только та бесцеремонность, с какой всё это безобразие было устроено. Вот это ему не нравилось.

— "Так ведь пахотная то землица, а не абы что, не бросовая! Чистый чернозём!" — вновь, в который раз за прошедшее с того злосчастного дня время, убеждал он сам себя вновь и вновь, пытаясь доказать хотя бы самому себе что был прав. Что радел ради дела, а не пытался нажиться. И понимал, что даже с убеждением самого себя у него получается плохо. Он пожадничал, и за это его сегодня фактически прилюдно высекли.

Пусть словесно, но оттого не менее неприятно.

Вот что его бесило.

Но то, что теперь разворачивалось прямо перед ним, окончательно опустило его настроение ниже и так невысокого уровня. Этой самозваной Академии была вручена "небольшая денежная сумма на развитие".

Но небольшая она наверное была только в воспалённом мозгу этого представителя территориалов, прибывшего на специально зафрахтованном для перевоза дорогого груза большой речной ладье с двумя боевыми лодьями прикрытия. Видать, во избежание возникновения в умах особо дерзких речных пиратов соблазна напасть на жирного золотого гуся.

— "Золотая лодья — вот как это называется", — угрюмо думал Голова, с буквально приклеенной к губам фальшивой улыбкой кивая головой на неискренние поздравления себе любимому.

И ведь ни одна зараза ни из амазонок, ни из подгорных, не говоря уж про имперских ящеров на реке лодью не тронула, хоть все и знали прекрасно, что она везёт в своём трюме. Значит, проход лодьи согласован был на самом высшем уровне, а якобы "боевое" прикрытие — это так, одна видимость, призванная демонстрировать всем заботу о сохранности груза. И не более того.

Но кому! Кому передают груз этой золотой лодьи?"

Казалось, сейчас Голова волком взвоет от тоски, на какой-то краткий миг охватившей его, настолько ему было тошно смотреть на происходящее прямо у него на глазах.

Деньги, совершенно игнорируя ранее принятую практику невмешательства в городские дела и существующую в городе власть, напрямую вручались кланам, занимавшимся в прошлом году хоть какой-то благотворительностью. Понемногу, но всем, кто что-либо делал в этой области. Тем, кто организовал приюты для сирот по типу кадетских корпусов или занимался устройством различных учебных заведений, от простейших кожевенных мастерских для обучения мальчиков кожевенному делу, а девочек кройке и шитью.

А это, как для Головы оказалось совершенно неожиданно, была, чуть ли не половина всех кланов города. И причём, старейших кланов, самых уважаемых, самых богатых. Которые, не в пример ему, как оказалось не жалели денег на благотворительность. И которые, как теперь, оказалось, получили целевые, компенсационные дары на подобные предприятия в будущем.

И получали они её через банк "Жемчужный", который ещё вчера был натуральной пустышкой, непонятно за какой надобностью держащейся на плаву одной лишь фанаберией группы землян. И тут вдруг, словно бессмертный феникс возродившийся вновь.

И только его клана не было в этом списке. И что самое обидное, это было озвучено прилюдно.

— "Мне прилюдно попеняли на невнимание к сиротам".

Голова от одного только воспоминания о пережитом унижении чуть не впал в глухую тоску.

— "Да ещё и в личном письме отметили моё личное небрежение к данному вопросу", — снова проскочила в голове кисло тошнотворная мысль.

Такого позора он давно не испытывал.

Но всё бы было ничего, если бы в этом же, самом списке специально не отмечался особый вклад неприятного лично для него клана землян. Этот "бабий клан", как Голова в последнее время его про себя называл.

И ладно бы они получили какие-то медяшки, не жалко. Нет! Но двести тысяч золотом?! Двести тысяч банку "Жемчужный" на благотворительность! Это уж слишком! Плюс распределение выделенных кланам средств, от которых тоже что-то прилипнет к ручкам этой… Машки!"

"Двести тысяч! — чуть ли не в голос взвыл мысленно Голова. — И на что? На покупку земли для дальнейшего развития академии, на устройство строений, найм преподавателей, покупку оборудования для учебных лабораторий и прочая, прочая, прочая! А мне наглая, безцеремонная, прилюдная выволочка за то, что я им, видите ли, кусочек своей землицы продал, а не подарил, как другие. И что не поддерживаю столь важного и богоугодного дела, так необходимого для взаимопонимания двух наших рас".

И косой, многозначительный взгляд в его сторону Главы "золотой миссии" территориалов Симки Безпалого, его давнего недруга, распинающегося сейчас перед собравшимися в зале представителями кланов, и не преминувшего походя пнуть былого недруга.

— "Знает! Знает мерзавец, что в письме, — мрачно думал Голова. — О, как зыркает на меня своими буркалами. Небось, его потому и послали сюда, что знали что он мне лично неприятен".

Но как Голова ни был расстроен подобным положением дел, то что предстояло этим вечером ещё больше выбивало его из колеи.

Этим вечером предстоял бал. Самый настоящий бал. С приглашённым оркестром из сорока разных струнных и ударных инструментов, с надраенным до зеркального блеска полом в банкетном зале Горсовета и с гостями с "золотой лодьи", специально для которых он, собственно, и был устроен, будь они неладны.

И всё это, сложившись вместе, окончательно создало в городе нерабочее, праздничное настроение.

— "Нет! — пришёл к окончательному выводу Голова. — День не задался!

Однако, — неожиданная мысль вдруг пришла ему в голову. — Где это раньше было видано, чтобы в Старый Ключ приходила "золотая лодья"?

Ого! Мы подымаемся! Выходит, статус города растёт! И это всё во время МОЕГО правления!"

"Но двести тысяч этим нищебродам, — ледяная дрожь прокатилась волной по спине Головы. — Двести и миллион, украденный у меня Сидором не перевале. Мой миллион! Мой! Это ведь я его должен был получить! И его, и ещё много, много миллионов, которые я теперь уже никогда не получу. И всё из-за жадности этого новоявленного дворянчика с купленным титулом, у которого вдруг оказались такие весомые привилегии.

Ненавижу! — мышцы лица буквально сводило судорогой от злости. — Ненавижу этого наглеца, что фактически ограбил меня. Уже даже не на миллион, а на миллион двести! Ограбил и прилюдно унизил. Не прощу! Ненавижу!"

Непонятная какая-то встреча…*

Ожидая прибытия на литейный завод барона, Марьяна нервничала. Вернувшись обратно после той странной, непонятной поездки на озёра, она всё время после того пребывала в странных, каких-то раздёрганных чувствах.

Марьяна никак не могла для себя решить, что произошло. Правильно ли она поступила, согласившись с предложением барона поговорить со своими подругами с озёр и предложить им деньги для помощи их товарищам в городе, которым не так как им повезло в жизни.

Тогда, перед поездкой ей в предложении барона не показалось ничего странного. Ведь действительно. Тысяча золотых, данные от всей души, без всяких условий на помощь бедствующим товарищам — что может быть благороднее.

— "Какая же я дура, — мрачно, но очень точно для себя оценила собственные умственные способности Марьяна. — Барон играет в какие-то свои игры с девочками на озёрах, а её с этим золотом использовал втёмную. Какая же я дура".

Осознавать, что тебя использовали, причём использовали без твоего согласия, было неприятно.

Оставалось лишь утешиться, что ничего изменить теперь было нельзя. И что сделано, то сделано. Она, немолодая сорокалетняя женщина, которой давно было бы пора разбираться в подобных вещах, ошиблась. И в результате ничего теперь не будет.

Она провалила просьбу барона по передаче подругам золота. Те, по каким-то причинам отказались его принять, а вот как теперь на данный факт посмотрит настоящий владелец золота, Марьяна не знала.

Амазонка была полна сомнений. Останется ли в силе их последнее с бароном соглашение о формировании отдельного, дополнительного обоза, в котором уже сами амазонки будут главными владельцами, а не на подхвате у других, у тех же ящеров, будь они неладны. Или теперь следует о своей мечте забыть? Всему их отряду, всем оставшимся на сегодняшний день живым тридцати шести человек.

И какова теперь будет судьба тех пятидесяти девиц, что поддались на её агитацию и собираются отправиться вместе с ней в Приморье, она тоже не знала.

— "Как поступит барон?" — мрачно теперь предавалась грустным мыслям амазонка.

— Здравствуйте, Марьяна.

Холодный, вежливый голос человека, о котором она только что думала, мгновенно вывел амазонку из мрачной депрессии, куда она готова была вот-вот свалиться.

— Здравствуйте, господин Сидор, — откликнулась та. — Какими судьбами? Так рано? Вроде в заводской конторе сказали, что вы будете не ранее чем через два, три дня. Что-то случилось?

— Случится тут, — мрачно буркнул в ответ Сидор. — Дел полно, везде не успеваю. Вот и приходится крутиться, мотаясь туда-сюда по несколько раз на дню.

— Хоть военный полевой телефон покупай у трофейщиков, — раздражённо буркнул он. — Никакой нормальной связи. А эти птицы меня уже задолбали.

Но, ладно, — оборвав свои причитания, раздражённо махнул он рукой. — Вернёмся к нашим баранам.

Марьяна внутренне подобралась. Похоже, теперь разговор пойдёт серьёзный и по её делу.

— Как я тут только что узнал, — суховатым голосом начал Сидор, — миссия наша по поддержке ваших же товарищей, бедствующих в городе, провалилась.

Сидор криво улыбнулся, раздражённо мотнув головой.

— Поди ж ты, — буркнул он. — Отказались. В кои то веки вздумал сделать доброе дело и то, послали.

Значит, не взяли деньги, — мрачно констатировал он, не глядя на Марьяну. — Ну что ж, их право. И понять их можно — не хотят быть должными. Даже если в результате никто из тех, кому можно было бы реально помочь, так помощи и не получит.

Да и хрен бы с ними, — Сидор вдруг искренне, добродушно улыбнулся, глядя прямо в глаза амазонке, и с улыбкой заметил.

Не хотят, не надо. А золото это, тысяча золотом, — пусть остаётся у вас. Так сказать, в виде премии за потраченное время и силы. Распоряжайтесь им как сами найдёте нужным.

Марьяна ещё больше насторожилась. Такие подарки были не к добру.

— Помимо этого, — продолжил меж тем барон, словно не заметив беспокойного шевеления собеседника, — от своего ранешнего обещания учредить ещё один торговый обоз, персонально под вас, я не отказываюсь.

Сейчас группа планирования как раз прорабатывает ваши будущие маршруты и подготавливает всю необходимую оснастку, чтоб с вас на нём в городах лишнего не брали. Ну, — барон задумчиво почесал макушку. — Карты там всякие, кроки, где карт нет, но есть описание, перстни дворянские, чтоб вы не тратили лишнего на плате за торговое место и за въезд в город. И многое, многое ещё.

Одних только фургонов вам надо не менее полутора сотен сделать, а их сейчас готовых нет ни одного. Дело это не быстрое и так просто не решается.

Да и есть ещё много разных тёмных моментов.

На тех трассах, где сейчас работают наши первые два каравана, всё уже давно устоялось и определено. Лишнему там места нет. Поэтому, вам придётся работать по новым местам, по новым маршрутам. Возможны трудности, — поднял он тяжёлый взгляд на амазонку.

Так и скажешь Катарине, когда будешь на месте. Что барон от своего слова не отказывается, и как только всё будет готово: лошади, фургоны, товары, вы сразу же выделяетесь в отдельный караван.

Но отдельный не значит совсем отдельный, — понимающе усмехнулся он, заметив вспыхнувшую искорку интереса в глазах амазонки. — Вас слишком мало для такого большого дела. Да и не все функции в караване вы можете выполнять. Тех же кузнецов среди вас нет, плотников нет, одни стрелки. Вот так давайте и договоримся. Вас и дальше будем в основном как стрелков использовать, а в остальном — всё по сложившейся, проверенной практике.

И для начала, для подтверждения серьёзности наших договорённостей, вы получите в своё распоряжение два пулемётных броневика.

Они вас ждут на заднем дворе литейного, — улыбнулся он, видя сразу заволновавшуюся амазонку.

Это, — замялась та. — Это из новой серии? С улучшенными обводами, облегчённые и с цельнолитым стеклянным колпаком? Тот самый? — восхищённо ахнула амазонка.

Те самые, — скупо улыбнулся в ответ Сидор. — Два!

Идите, принимайте и осваивайте. Я распорядился, чтоб вам выделили время на полигоне и дали там вволю пострелять. Так что пульки можете не экономить. Пока не научитесь стрелять из пулемёта так же как из своих луков, в Приморье вы не вернётесь.

Так что, тренируйтесь.

И последнее, — грустно улыбнулся он. — В городе из вновь прибывших из Амазонии девиц, решивших на нас немного понаёмничать, к сегодняшнему дню скопилось уже чуть ли не полторы сотни душ. По договору с Карой и Илоной, они должны были поступить в их распоряжение. Но раз у вас есть с руководством озёрных амазонок договорённость о свободном найме, то я бы вам советовал попытаться сагитировать кого-нибудь ещё из этих полутора сотен. Глядишь, кто-то потом у нас в приморском караване и задержится.

Не все же сбегают, кто-то же и остаётся, — многозначительно глянул он в глаза Марьяны. — И тем, лучшие преференции будут, — со значением подчеркнул он.

Остро глянув в светлые глаза барона, такие честные, честные, Марьяна чуть грязно не выругалась матом. Барон покупал их с потрохами, но как же это было здорово. Теперь они точно выходили на новый уровень. И если она после всего этого выживет, а выживет она точно, потому как помирать теперь нет никакого смысла, то безбедная жизнь впереди у неё точно будет.

С достоинством кивнув, Марьяна молча вышла из комнаты. Дел теперь, с получением в своё распоряжение броневиков у неё прибавилось. А надо было ещё и лошадей в табунах барона подобрать, да чтоб порезвее.

Глядя вслед амазонке, на захлопнувшуюся дверь, Сидор медленно, как бы ни веря сам себе, покачал головой.

— Потрясающе милитаризованные бабы, — едва слышно хмыкнул он. — Ничего кроме оружия не интересует.

"А вот с золотом — проблема, — мрачно подумал Сидор. — Не спугнул ли я Кару с Илоной этой золотой приманкой, переданной через Марьяну. Похоже, что так. Даже она сама что-то заподозрила. Вон, как глазками зыркала, да рожу кривила. Готова была во мне дырку насквозь просверлить. Не понравилось, что использовал втёмную.

А что использовал — это она хорошо поняла. Потому и кривила физиономию весь разговор. Даже весть о броневике мало что изменила.

Ну да ладно, — мысленно махнул он рукой. — Главное чтоб не догадалась, зачем я это сделал. А вот это точно, она не догадалась.

А подруги, видать не просветили, — довольно констатировал он. — Значит, золото амазонок пока на месте и круг посвящённых они расширять, не намерены. И можно ещё недельку потянуть, пока Корней с моим передвижным борделем не доберётся на своих лодьях хотя бы до устья Ключёвки.

Потом, день, два на обустройство новосёлов. И вот тогда, — Сидор прищурил глаза в предвкушении. — Когда Корней появится в городе…, вот тогда мы с амазонками с озёр уже по-другому поговорим. Он вояка, ему и карты все в руки. Это его дело воевать.

Главное, что он вернулся и вернулся с добычей, — повеселел Сидор. — И Машка довольна теперь будет, да и мне полегче. Всё не одному на своей шее все дела волочь. Теперь войну с племенами подгорных на озёрах можно смело на него сбросить, и войну и амазонок, а самому заняться более важными вещами.

Решить наконец-то вопрос с землёй и претензиями по пленным амазонкам. А то ишь, повадились. Пленных нет давно, все это знают, а землицу так и не вернули, всё тянут. Формальности, вишь ли не соблюдены.

Придётся идти в Совет, ругаться".

Сидор недовольно поморщился. Видеться с Головой не хотелось категорически. Тот последнее время в разговорах с ним был крайне неадекватен.

Сидор опять тяжело вздохнул. Не успев даже перевести дух и отдохнуть с удочкой на берегу озера, приходилось возвращаться обратно в город. Слишком много было там нерешённых проблем. И проблема с Марьяной, начавшей смутно о чём-то догадываться, была среди них не самой важной.

Скажем так, совсем не важной.

Обоз, или "вспомогательная дружина".*

Солнце в небе жарило немилосердно. Это было какое-то чудо. Среди холодной, сырой осени с промозглыми ветрами и затянутыми дождевыми тучами небосводом, вдруг прорезался по-настоящему тёплый летний день. И окрасил всё вокруг золотом пышной уходящей осени. Казалось, всё вернулось назад.

И в этот прекрасный осенний день, когда надо было бы наслаждаться последними тёплыми деньками перед стылой, холодной зимой, Голова вынужден был бросить всё и явиться сюда, в этот Богом забытый речной затон, принадлежавший компании своего клятого недруга барона Сидора де Вехтор и встречать прибывающую в город "Вспомогательную" дружину барона.

Пропустить такое событие он не мог ни в коем случае. Во-первых, ему было просто интересно. Что это ещё за особую "вспомогательную" дружину Сидор себе набрал. А во-вторых, прибытие в город любых воинских отрядов тщательно контролировалось городскими властями. И они были обязаны лично контролировать этот процесс. Тем более что все заинтересованные лица заранее ставили власти в известность о прибытии в город любых своих вооружённых формирований, даже если они были представлены в единичном числе какого-нибудь одинокого бойца.

В противном случае чужих могли просто перебить по пути, пока они поднимались по течению реки Ключевки от Лонгары вверх до города.

Специально для этого на реке было оборудовано несколько скрытых береговых укреплений с гигантскими, стеновыми арбалетами, миновать которые никто без серьёзных потерь для себя не сумел бы. И функционировала данная система настолько эффективно, что давно уж не было любителей проверить её на прочность. Особенно после последнего чудовищного разгрома наглых амазонок, устроенного городским войском совсем недавно.

Поэтому, самый подозрительный житель города барон Сидор де Вехтор, в лице своей жены баронессы Изабеллы де Вехтор, загодя, чуть ли не за два месяца до того, поставил городские власти в известность, что в Старый Ключ в самом скором времени прибывает баронская вспомогательная дружина, или, иначе говоря, по местному — обоз. Что баронесса имела в виду под словом "вспомогательная" Голове стало понятно только сейчас, когда он уже стоял в начале причала компанейского портового залива Речная Пристань и, широко раскрыв от удивления глаза, смотрел на это людское стадо, что называлось громким и звучным именем "баронская вспомогательная дружина" или обоз.

По началу, сразу по прибытии, когда первые дружинники вывалились с прибывшей лодьи на причал, он настолько оторопел, что буквально впал в ступор и несколько минут не знал какое найти слово для характеристики того юного галдящего словно стадо гусей сброда, что предстал перед ним.

— Да? — услышал он за своей спиной насмешливый голос Боровца. — Бедный наш Корней. Совсем его Сидор не ценит. Даже ему с его богатым учительским опытом, сделать полноценных бойцов из этого сопливого стада козликов не скоро удастся. Поверьте мне, уж я-то знаю. Повидал за свою жизнь всякого, но это…, - Боровец демонстративно изумлённо задрал высоко брови.

— Кто-то серьёзно подставил нашего бедного Сидора, — с отчётливо прозвучавшими в голосе покровительственными, генеральскими нотками, весело проговорил Голова. — На сколько человек они прислали заявку? — Голова повернулся к молчаливому Старосте, который единственный из них всех никак внешне не прореагировал на происходящее, а только со всё более возрастающим интересом рассматривал выгружающихся пассажиров большой транспортной лодьи.

— Двенадцать тысяч, — хриплым, простуженным голосом нарушил тот своё молчание. — Первоначально — двенадцать, первым рейсом. А дальше будет ещё больше. До тридцати, говорила баронесса, если, правда, мне не изменяет память. Вполне может и больше. Да ещё обоз с маркитантками, то есть шлюхами обоего пола. Тоже тысяч на двадцать, тридцать, но точнее, как у него сказано — "по составу дружины или по обстоятельствам".

Странно, — снова задумался он. — И куда ему такой большой обоз? У баронессы же не такая и здоровущая армия будет? Её у неё вообще пока нет. Или Сидор всерьёз озаботился отвоевать баронство своей жены. У Сидора что, совсем крышу снесло? — с неподдельным удивлением посмотрел Староста на не менее его озадаченного Голову. — Странно, не похоже на нашего хитрожопого барона.

А вот и маркитантки, — медленно проговорил он, окончательно впадая в ещё более глубокую задумчивость. — Вторая лодья — с маркитантками. Что-то будет.

— Ёпрть! — не выдержал Голова при первом же взгляде на баронских маркитанток. — И это у него маркитантки? — потрясённо уставился он на Боровца. — Молодые девки, которые ещё не знают, с какого конца юбку перед мужиком задирать? Соплюшки по тринадцать, пятнадцать лет? Это что же они ему в обозе намаркетируют, — усмехнулся недоумённо он. — Сидор что, совсем из ума выжил? Кого ему нанимают? Ему там, на юге что, совсем голову солнышком напекло?

— Боюсь, как бы нам тут всем голову скоро не напекло, — сухим, скучным голосом наконец-то отозвался Староста.

— То есть? — недоумённо повернулся к нему Голова. — Тебя что, маркитантки эти не удивляют?

— Меня всё, связанное с этой компанией больше не удивляет, — сухо и резко отрезал Староста. — Меня всё, связанное с этой компанией настораживает. Странно, что ты ещё не привык к этому и постоянно удивляешься.

Мало тебе Басанрогского перевала?

Ты не находишь, что всё это, более чем странно? — Староста с брезгливо презрительным видом кивнул на реку. — Странные сопливые дружинники, совершенные селяне, не годные ни на что, кроме как быть мясом в мясорубке. Девицы эти, называемые маркитантками, а более смахивающие на простых деревенских девок на выданье. А явление их здесь вообще, больше похоже на смотрины невест, чем на выбор шлюх в походном борделе.

Вам не кажется всё это очень странным?

Это всё что угодно, но только не баронская дружина. Тем более никакая не вспомогательная. И никакой не обоз! — не сдержавшись, рявкнул он на собеседников.

— Что же это тогда? — удивлённо воззрился на него Боровец, оторвавшись, наконец-то от завлекательного зрелища с разглядыванием новобранцев.

— Идея!

Какая богатая идея, — не обращая на него внимания, Староста с задумчивым видом медленно качал головой. — Боже мой, какая богатая идея! — повышая и повышая с каждым словом голос, Староста наконец-то оторвался от внутреннего созерцания и восхищённо уставился на товарищей. — Ну, Сидор! Ну, сукин сын!

Вы знаете, что это такое? — расплывшись в улыбке от уха до уха, он с победоносным, торжествующим видом кивнул головой на большую толпу подростков, сгрудившуюся на пристани.

Не дождавшись ответа от заинтересованно глядящих на него товарищей, он с довольным видом пояснил.

— Это не дружина, это вспомогательное войско!

— Ну, ясно, — поторопил его Голова. — Сам же говорил, что в заявке его так и написано: "Обоз, или вспомогательная баронская дружина".

— Нет! — медленно покачал головой Староста. — Вы все так ничего и не поняли. Вспомогательная, у него в самом прямом смысле означает помогать. А это значит, — усмехнулся он невольной тавтологии, — что нигде и ни с кем воевать это войско не собирается. А будет оно барону землю пахать, на рудниках его руду кайлить, да на заводах баронских вкалывать, преумножая баронское благосостояние.

Нет, дорогие мои товарищи! Это очень богатая мысль, создать себе этакую вспомогательную дружину. Ну, Сидор, — Староста в искреннем восхищении звонко шлёпнул себя руками по бокам. — Ну, стервец! Ну, молодца! Такое придумать! Это же надо! Так ловко обойти баронские запреты на вывоз крепостных. Никому ещё такого в голову не приходило.

— Крепостных? — хриплым, севшим вдруг сразу голосом едва слышно проскрипел Голова. — Ну, я ему покажу, крепостных, — тихо процедил он сквозь стиснутые зубы, до которого наконец-то стало доходить, что такое перед ним происходит. — Ну, гад! Меня чуть на виселицу не послали, обвинив чуть ли не в рабовладении, а сам…. Ну, погоди! — мстительно прищурился он.

— А чего годить то, — усмехнулся Староста. — Что ты ему сделаешь?

Накажешь? За что?

— Как за что? — аж растерялся от подобной наглости Голова. — Вот за это! — ткнул он рукой по направлению толпы переселенцев. — Да я…

— Ты заткнешься, и будешь молчать! — неожиданно тихо и зло, каким-то придушенным, злым голосом рыкнул на него Староста. — Молчать и смотреть, если не хочешь проблем себе на шею. И ничего ты ему не сделаешь.

Державшемуся всё это время чуть в стороне Боровцу, в этот момент вдруг стало отчётливо ясно, кто в этой двойке главный. Не Голова, который всегда прилюдно был впереди и на первых ролях, а Староста — серый кардинал, как говорили в таких случаях сами земляне.

Боровец поёжился. Многие знания грозили многими проблемами, а связываться с этими двумя — себе дороже было. Только такие отморозки, как Сидор со своей компанией могли на такое пойти, а он был человек степенный, семейный. И давать кому-либо из них повод подумать, что он догадался о внутренних пружинах этого союза, он не собирался.

Сделав безразличную, нейтральную морду, Боровец, внешне совершенно равнодушно зевнул.

— Лучше следить надо было за тем, что у тебя под собственным носом происходит, — ругался меж тем Староста, не обращая никакого внимания на манипуляции с лицом Боровца. — Корней уже известил Совет, что у него большой заказ на обучение новобранцев и поэтому никого из города брать на обучение он больше не будет.

Можно подумать ему кто предлагал, — сердито прошипел Староста.

И Машка его в тот же день принесла официальное заявление в Совет о досрочном расторжении договора между их компанией и городскими властями города Старый Ключ в выделении городу десятилетней безпроцентной суды на подготовку и переоснащение городского войска.

Мол, обе задачи фактически уже выполнены, а в городе полно иных, клановых центров обучения, где готовят не худших воинов. А переоснащение войска, после городского конкурса пулемётов, вообще теперь пойдёт на иных принципах. Поэтому и необходимости в ссуде городу они уже больше не видят. Потребовала провести ревизию, расторжения договора и досрочного возвращения ссуды.

Вот он подтвердит, — Староста мрачно кивнул на сразу же сникшего после этих слов Боровца.

— Сильный удар, — аж крякнул от расстройства Голова. — Ай, да Сидор, ай да Маша.

И всё по закону. У нас обучающие центры свои, чего раньше не было. А он для себя обучает свою неопытную дружину. И ему нужны деньги и учебный центр. И пока он свою дружину не обучит, использовать его бойцов на каких-либо городских делах нельзя. Не по праву.

А обучать он её, естественно, может хоть двадцать пять лет — срок службы дружинника, хоть вдвое больше. Пока обучаемые не умрут от старости. А там и призвать, кого на службу города нельзя будет. Померла дружина, что теперь с мёртвых возьмёшь.

И обучение, когда оно полностью в твоих руках, можно так построить, что со стороны и не поймёшь, что происходит. А, не поняв — не придерёшься.

То ли он их обучает, то ли этот горе вояка сейчас землю пашет, а обучаться он будет потом, когда отсеется, или когда урожай соберёт, или когда крепость где-нибудь там, на их озёрах построит, или когда то, или когда сё… Дружина то вспомогательная, не основная. Потому как в основную брать некого.

Ай, да Сидор, — недоверчиво покачал он головой. — Ишь, как замутил то.

Так обучать можно до безконечности, сами знаете.

И через гильдии городских ремесленников мы его не прижмём, — перебил он попытавшегося что-то вставить Голову. — Все городские ремесленные гильдии получили взятку!

— Как взятку, — сбросив оцепенение, на глазах стал звереть Голова. — Да я им…

— Заткнись, — резко оборвал его Староста.

Гильдиям уплачено вперёд за три месяца обучения. Разом, — оборвал его Староста. — Как бы только за три первых месяца, а не за двенадцать, но вперёд и золотом, а не услугами и не льготами, как это у тебя принято, — буквально набросился он на заткнувшегося в недоумении Голову. — И уплачена безумная по нашим меркам сумма — сто тысяч имперских золотых! Сразу! Разом!

А впереди им ещё обещано трижды по столько.

Сам видел вчера, как таскали сундуки с золотом из подвалов их банка. И как сундуки с золотом расхватывали гильдейские, словно горячие пирожки с поддона.

Вот куда пошло золото с "Золотой лодьи"! — раздражённо хлопнул он себя кнутовищем по сапогу.

Раздражённый, злой Староста злобно сплюнул на грязные доски настила.

— И теперь все городские ремесленные гильдии будут сидеть и молчать, чтобы ты не сказал и чтобы тут Сидор не воротил. А если ты, не дай тебе Бог, к ним сунешься, и что-либо против этой компании вякнешь….

Если только эти жирные коты почувствуют угрозу для своего уже полученного от барона золота и для своего сытого будущего, то они и тебя, и меня, и даже его с дерьмом смешают!

Староста в сильнейшем возбуждении ткнул прямо в глаз начальника Городской Стражи указательным пальцем, заставив того в испуге отпрянуть в сторону.

— Потому что таких денег сейчас, когда они так остро всем нужны, им взять, кроме как у барона, просто негде. А они им сам знаешь, как нужны. Срочно и как кровь из носу!

Перевал то открыли, а ты своё золото никому не даёшь, в загашнике держишь. А они дали! И дали много, и сразу!

Голова внимательно, несколько долгих, напряжённых минут молча разглядывал нахохлившегося Старосту, отвернувшего от них в сторону, и неожиданно глухим, напряжённым голосом тихо поинтересовался:

— Ты это когда понял? Сразу, или только сейчас догадался?

— Только что, — негромко буркнул Староста, не глядя на него. — Думать об этом начал сразу, как только его жена притащила в Совет заявку на обоз, а дошло только сейчас. Здесь на пристани! Как увидел, так сразу всё и встало на свои места. Никакие это не дружинники. Это переселенцы: селяне, рабочие, шахтёры, лесники, все кто угодно, но не воины. Не дружина это, а его крепостные на двадцать пять лет.

Но и с этого боку ты его никак не прижмёшь, потому что он уже выправил первую очередь в тридцать тысяч именных участков на свободное поселение своих дружинников. Мол, должны же они чем-то питаться. Вот и землица им, свободная, пожалуйста.

Но, как ты бы мог и сам догадаться, участки эти почему-то оказались из их же участков. Из тех, что ушли от нас по старым закладным. И теперь под его рукой не менее тридцати тысяч коренных жителей будет. Участки то у него — староосвоенные, — с горечью проговорил он.

Вот где они пригодились, закладные то, — глухо буркнул он, так и глядя в сторону. — Нам бы, нам. А не этому барону о том бы догадаться, что так можно их использовать, — с нескрываемой в голосе горечью проговорил Староста. — Нам бы, а не барону.

— Не вижу проблем, — тихо откликнулся Голова. — Не вижу проблем, — громче повторил он, привлекая внимание Старосты.

Всё это же можно использовать любому, — медленно и тягуче выговаривая каждое слово, негромко проговорил он. — Это же любой может так сделать! Мы же так можем легко заселить огромные массивы пустующей земли. А у нас, в отличие от Сидора и от всей их компании возможностей в том много больше.

— Не любой, а только шляхтич, барон или князь, — глухо отрезал Староста. — Но, ни ты, ни я, ни кто-либо из наших — не дворяне. Так что об этом способе увеличить население наших клановых деревень даже не мечтай.

Голова, хищно ухмыльнувшись, насмешливо посмотрел на Старосту.

— Шляхтич, говоришь?

А как тебе нищий шляхтич? Нищий шляхтич, который за малую денежку купит себе такую дружину, а потом передаст её нам в найм. Нанимают же баронские дружины себе ратников у нас на Левобережье? Нанимают! Для отражения набегов и амазонок, и ящеров. Стоит это конечно дорого, но ведь оно того стоит!

— Вот и мы себе такую дружину наймём. Или, обоз, как тот же Сидор, таких же сопляков. Это наверняка и дешевле, и…

— И выложим за неё такие же деньги, как эти? Четыреста тысяч? — Староста пренебрежительно кивнул в сторону, где стояли, что-то обсуждая, Маша Корнеева со своим мужем и Изабелла де Вехтор. — Ты готов к этому? — ехидно глянул он на Голову, ничуть не сомневаясь в ответе.

— Да и кто нам такое позволит? В Совете все на уши встанут. Да и гильдии городских ремесленников в этом случае, думаю, не останутся совсем безучастными. Один раз прошло, но второй раз не прокатит. Не дадут. Они тоже не дураки и уже через пару месяцев поймут, что их кинули. И с другими, то есть с нами, начнут цену задирать.

Поймут что это хороший заработок и захотят больше. Сам знаешь, аппетиты растут во время еды.

И вот с нас они возьмут уже сразу не за три месяца сразу, а за все двенадцать. И наличными, как барон платил. Скажут, что прецедент уже был. И никуда ты не денешься, если захочешь договориться. Да и то, думаю, вряд ли. Не дураки они рубить сук, на котором сидят, и пускать в город посторонних дешёвых рабочих не будут. Чай понимают, чем им лично это грозит. Поэтому, цена будет запредельная.

Поехали отсюда, — усталым, поникшим голосом заметил он, разворачивая своего коня обратно в город. — Сейчас мы ничего не придумаем, а вот завтра посмотрим, — с нотками скрытой угрозы в голосе пообещал он, бросив косой взгляд в сторону копошащегося на пристани клана землян.

— Ну почему же ничего, — насмешливо усмехнулся Голова, покровительственно посмотрев на друга. — Всяко дело имеет, как правило, два решения, неправильное и моё.

Так вот что я скажу тебе, друг мой. Всякое войско хочет кушать и, как правило, не впроголодь. А сейчас — осень. А ни зерна у этой шустрой компании, ни каких-либо других продуктов питания своего нет. Земельку то их мы им по весне не дали засеять? Не дали! Вот они и без своего хлебушка в этот год остались. А хлеб есть у нас. И через три месяца, когда кончится обучение у ремесленных гильдий, перед ними во весь рост встанет призрак голода.

Сколько, говоришь, у них людей планируется? Тыщ двадцать? Сорок?

— По последним данным то ли тридцать два, то ли тридцать шесть. Неопределённо, — заинтересованно глянул на него Староста. — Может и так, а вероятнее всего больше. Но жрать им точно нечего. Тут ты попал в самую точку.

— Не забывайте, — деловым тоном включился в разговор Боровец. — На их шее ещё и подгорные людоеды сидят, несколько тысяч. Пленные, что им руду кайлят в горах и на озёрах где-то в ящеровых предгорьях.

— О-очень хорошо, — расплылся Голова в радостной ухмылке. — Вот эти точно знают, что, а точнее кого они будут есть. Своих охранниц, которых давно пора бы было скинуть с тех озёр и зачистить от них территорию. Такие роскошные места не для каких-то бывших разбойниц. Которых, кстати, — Голова со значимым видом поднял вверх указательный палец, — они давно должны были отпустить на волю.

И срок, отведённый им — вышел. Пора к порядку призвать, — нагло ухмыльнулся он.

А хлеба своего у них нет, — с непередаваемо довольным видом снова констатировал он. — И если мы чуть-чуть подсобим — то и не будет.

А это ещё что? — заинтересовался он, заметив повышенную суету на прибывшей лодье. — Что это они там из трюма выносят?

О, — с непередаваемым удовлетворением проговорил Голова. — А вот и дохленькие. Гляди, как зашевелились, как забегали.

Всё! — хлопнул он себя кнутовищем по сапогу, — Можно закрывать лавочку и объявлять о наличие на борту корабля эпидемии. Объявляем карантин. И больше ни одна лодья нашего барона не войдёт в воды Ключевки без моего согласия. И из барона теперь можно будет вить верёвки.

— Я буду не я, если он нам половину людишек своих не отстегнёт, лишь бы остальных не трогали.

— М-да? — со скептическим видом синхронно повернулись к нему оба его товарища. — А объявлять о том, что ты вводишь карантин, ты кому будешь?

— Баронессе? Вон она стоит на пристани. Иди и объяви. Ведь Сидора нет в городе. Значит, только ей. Обоз то её.

Голова заметно увял. Связываться с баронессой Изабеллой де Вехтор он не хотел ни под каким видом. Мало того, что он перед ней натурально робел, так ведь, если честно признаться, хотя бы уж самому себе, он её просто боялся.

Та ведь могла и не посмотреть что он Глава этого города. Выхватит свою маленькую, изящную сабельку, которая вот так небрежно висит у неё на изукрашенном жемчугом пояске, махнёт, так его голова и покатится по настилу. И никакие телохранители его не спасут. Воспрявшее было паскудное настроение, упало ниже некуда.

— Не, — ехидно поддержал Старосту и Боровец с другой стороны, при том, подмигнув товарищу. — Он Белле ничего не скажет, он скажет Маше.

— Марье Ивановне Корнеевой, — тщательно выговаривая слова, проговорил он, ехидно глядя прямо в глаза Голове. — Она ему один фингал под глаз уже поставила, за равноправие в распределении премии за спасение жителей нашего города, поставит и второй, для симметрии. А потом добавит, — лыбящийся Боровец с любовью посмотрел на вытянутый перед собой кулак.

У них на случай какой-либо эпидемии всё предусмотрено. Врачи — самые лучшие. Не то, что в нашем городе, а на всём континенте, и лагерь, оборудованный всем, чем только можно.

У нас с тобой дома нет того, что у них хранится в аптечке самого обычного лагерного лазарета, — мрачно покосился он на Голову.

Даже неведомо где взятой колючей проволокой в два ряда периметр лагеря для переселенцев обнесли, стервецы такие. Чтобы во время двухмесячного карантина ни у кого из вновь прибывших раньше положенного времени не было желания сбежать и пообщаться с местными сверстниками.

Всё предусмотрели, — разочаровано проворчал он, — тут ты не подкопаешься. Надо искать иных путей.

Нет, можно конечно, дождаться самого Сидора и объявить ему о том, что ты вводишь карантин.

Тебе что, — посмотрел он в глаза Головы, — нужны проблемы с Территориальным Советом? Ведь программа барона с переселением курируется лично Ведуном.

Тебе нужны ТАКИЕ проблемы? — выделил он голосом сказанное.

— Твою мать! — выругался от души Голова, со злобой теперь уже рассматривая прибывший корабль. — Со всех сторон прикрылся, сволочь. Ладно. Будем думать. Нет такого дела, что человек не мог бы придумать. Как нет и такого, что нельзя было бы ему в том помешать. Надо думать.

— Думай, — равнодушно пожал плечами Боровец. — Если делать нечего, думай, никто тебе не запретит. А я лучше попытаюсь с ним договориться. Ведь обучить настоящему бою такую прорву сопливых пацанов не так-то легко. Да и места много надо. Так что и для моей стражи там работёнка найдётся, выдрессировать пару, другую сотен бойцов. А барон платит исправно, это всем известно.

И не скупится, в отличие от некоторых, — холодно глянул он на мгновенно смутившегося Голову.