Претензия.*

Пронзительно ясная, тёплая золотая осень как-то удивительно быстро и незаметно прошла, оставив после себя одни только грустные воспоминания о прекрасных, тёплых деньках нежданного золотого бабьего лета. И снова вернувшаяся на своё законное место промозглая сырая погода встала над Ключёвским краем мгновенно всем надоевшей слякотью и зарядившими на долгие дни обложными холодными осенними дождями.

Серые, тяжело нависшие над городом набухшие влагой дождевые тучи, казалось, придавили небо низко-низко к земле, создавая впечатление, что за них можно буквально схватиться рукой, и глядя на царящую кругом холодную слякоть, настроение у людей было соответствующее — раздражённое.

После совсем недавнего жаркого, насыщенного кучей произошедших событий бабьего лета и золотой осени, пришедшая слякоть казалась каким-то устоявшимся, неизменным болотом, в котором уже ничего не могло произойти. И хоть это было совсем не так, но сделать что-либо с этим странным и непонятным ощущением, буквально преследовавшим последние дни Сидора, он ничего не мог.

Даже вестей из Приморья о том, как там идут дела в отправленных туда двух торговых обозах, в последние дни не было. Последней короткой вестью, принесённой голубем две недели назад, было, что дело налаживается, претензий к ним ни у кого не возникает и, главное, что барона де Вехтор там ещё не забыли, а в иных местах так очень даже хорошо помнят. И особенно помнят передвижной госпиталь ящеров.

И очень интересовались: "Не собирается ли господин барон и в следующем году восстановить свой доходный промысел. И даже обещали поставлять клиентуру, дабы возникнет таковая потребность. Лишь бы господин барон восстановил свой великолепный передвижной госпиталь, услугу, как оказалось, в тех суровых краях крайне необходимую.

Воевать то народ друг с другом воевал, воевал постоянно, а вот лечить потом пострадавших, было некому.

Не то чтобы совсем некому, знахарей и костоправов всяких хватало, а вот так, чтоб больные при лечении ещё и гарантировано выживали, чем собственно и славен был баронский госпиталь, такого не было.

Поэтому, очень многие серьёзные люди в Приморье интересовались, когда следует ожидать ответ от господина барона, и каковой он будет. За что, готовы были рассмотреть любые его предложения по торговле и иным делам, буде таковые у господина барона возникнут.

Потому и серьёзных проблем с приморскими обозами, Сидор в делах пока не наблюдал. И, более главное, что они пока не предвидятся.

Обещались в самом скором времени прислать первые денежки и напоминали, что с такой интенсивной торговлей, своего товара им опять очень быстро не хватит и, что следовало бы поторопиться с восстановлением особого, третьего обоза обеспечения, доставлявшего бы товары с гор на равнину. Поскольку самим, каждый раз отправляться всем обозом в Гуано и обратно, как они это пока делали, становилось всё более накладно. Торговые обороты росли прямо на глазах, и время на доставку терять было крайне нежелательно.

Одним словом — всё было просто супер. Если не считать, конечно, того, как велика оказалась конкуренция местных торговцев, быстро сообразивших выгоды, приносимые большим, хорошо защищённым торговым обозом и тут же включившимся в подобную гонку.

Так что, хоть общая доходность сего промысла, по сравнению с прошлым годом и упала в разы, не принося уже былых сверхдоходов, но и того что получалось — было вполне достаточно. О таких небольших прибылях в Приморье, в родном городе следовало лишь мечтать. Поэтому настоятельно советовали высылать как можно больше товара, причём, любого. Здесь можно было продать всё.

Можно сказать, это был единственный светлый лучик в их серых мокрых буднях осени этого года на Левобережье.

И, глядя на сыплющуюся с неба морось, Сидор с тоской вспоминал сухие, ясные солнечные дни в Приморье и прошедшего в горах лета. Здесь и сейчас была слякоть и холод, а там…

— А ты знаешь, чем закончилась та безумная программа, затеянная тобою вдвоём с профессором, по посадке саженцев кедра на заброшенных вырубках, — неожиданно выдернул Сидора из мечтаний суховатый, резкий голосок Маши.

Точнее не закончилась, а только началась…

— Что? — повернулся он к ней, стараясь спуститься мыслями обратно на землю. Получалось плохо, мысли никак не желали настраиваться на деловой лад.

Кто бы мог подумать, что не столь уж и длительная командировка Корнея в поречные города для найма баронского обоза, обернётся вдруг такими серьёзными изменениями в характере Маши.

Она стала сухой, деловитой женщиной, сосредоточенной чисто на работе и на доме. Маленькая дочка, которой ранее не уделялось практически никакого внимания, теперь заняла основное место в её жизни и в разговорах с Беллой. И Сидор уже не удивлялся тому, что не было ни дня, когда бы она не заглянула к ним в землянку, как она говорила: "На минутку, языки почесать".

Причём, минутка эта, как правило, растягивалась на многие часы и поэтому на то, о чём там они трепались с Беллой, Сидор, каждый вечер сидя у ежедневно топящегося по такой сырой погоде камина, давно уже привычно не обращал внимания.

Посему, прямое обращение к себе он банально проворонил, витая мыслями в собственных мечтах и планах по организации ещё одного, помимо планируемого для амазонок, теперь уже вспомогательного обоза в Приморье, чтоб уж окончательно закрыть тот вопрос. Пока не дождался от Маши весьма чувствительного тычка себе в бок, заставившего его сердито почесаться, и наконец-то прислушаться к тому, что Маша оказывается, к нему обращается.

— Ау, — помахала Маша у него перед глазами рукой. — Дома есть кто? — ядовито поинтересовалась она, сухо щёлкая перед его лицом пальцами.

— Ты слышал о чём я говорила? — повторила она вопрос, заметив искру сознания, вернувшуюся в глаза Сидора.

— Ты что-то там говорила о каких-то питомцах? — переспросил неохотно Сидор. Было откровенно лениво, и влезать в какие-то очередные разборки, с которыми, похоже, опять подвалила Маша, категорически не хотелось.

— Не питомцы, а питомники. И не какие-то, а наши собственные, кедровые, — въедливо ухмыльнулась Маша, видя, что тот ещё не очнулся. — Понимаю, что неохота вникать в очередные разборки, но придётся. Поскольку ваша с профессором бурная деятельность по плантациям кедра получила неожиданное продолжение. И для нас крайне неприятное, к твоему сведению.

Маша, замолчав с любопытством смотрела на едва проявившего ленивое любопытство Сидора. Видно было, что тому совершенно неохота сейчас ни во что не вникать.

— Ну что там ещё? — равнодушно откликнулся Сидор.

— Ещё там есть та самая ваша откровенно дурацкая программа, где ты с профессором помимо кедра, ещё сахарный клён сажали по вырубкам, там, когда у вас не хватило кедровых саженцев! — усмехнулась краешком губ Маша. Все терзания Сидора она видела как на открытом листе, но щадить его лень, похоже, не собиралась.

— Чё это ты вспомнила седую древность такую? — удивлённо уставился на неё Сидор. — У нас что, дел мало, что ты про плантации эти вспомнила? Не гоношись. Там до этих плантаций дела дойдут, дай Бог лет через пятьдесят, а то и все шестьдесят. Если не чрез сто, — с усмешкой уточнил он срок. — А ты уже сейчас всполошилась. Да что с тобой? — возмущённо переспросил он её. — Те что, делать нечего? Так бы и сказала. Я б тебе живо занятие нашёл. Вот, например…

— Ах, делать мне нечего, — одними губами изобразила холодную улыбку Маша. Весёлое до того выражение медленно сползало с неё, словно старая кожа с тела змеи, ясно показывая насколько веселье Маши было напускное. — Ну-ну, — совсем уже холодно, заледеневшим голосом проговорила она. — Думаю, что тут ты ошибаешься. Дел у меня, благодаря вам с профессором не убывает. А про пятьдесят лет спокойной жизни с этого дня можешь вообще забыть. Твоя седая древность оказалась живее всех живых.

Вот насчёт вашего сахарного клёна — скажу одно. Хрен бы с ним, с клёном этим, — устало и безнадёжно махнула на него рукой Маша, невольно вдруг выругавшись. — Сахарный он там, не сахарный, Бог с ним. С клёном и потом как-нибудь можно будет разобраться. Когда он ещё вырастет, и когда ещё от него первая польза будет, одному Богу известно. А вот с тем, что получилось в результате ваших безумных посадок кедровых саженцев, ты, к сожалению серьёзно ошибаешься. Тут придётся разбираться сейчас. И чем быстрей, тем лучше.

Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что у вас там в ваших кедровых угодьях творится?

Молчишь! — обвиняюще ткнула она пальчиком в его сторону.

А вот мы с Изабеллой имеем! Нас, в отличие от тебя, уже проинформировали.

— Ну, и, — скептически глянул на неё Сидор.

Претензии Маши к ним с профессором были просто смешны. В памяти его тут же всплыло, что Машка умудрилась натворить за прошедшее время, всего лишь за три неполных года их нахождения здесь, в этом мире. Список впечатлял. Так что, честнее будет сказать прямо — сама она была проблема. Причём, большая такая, пудика на четыре.

Сидор скептическим взглядом окинул изящную фигуру Маши. Ничего так! Корнею явно повезло. Было там, за что подержаться и что приласкать.

Сидор лениво отогнал дурные мысли, мысленно махнув рукой на всё прошлое, и про себя ухмыльнулся. Настроение начало стремительно повышаться. Всё это было дело прошлое. Да и сил разбираться кто кому там чего должен, и кому, какие проблемы создал, честно говоря, не было. Как впрочем, не было и желания копаться в старом грязном белье. Своё бы отстирать. Сам он тоже дел в прошлом наворочал немало.

— Так что там с кедром то, говоришь? — не выдержав затянувшегося угрюмого молчания Маши, поторопил её Сидор. Что он меньше всего любил, так это вот такие пустые разговоры. Вокруг, да около, да ни о чём. К тому ж сопровождаемое вот таким вот непонятно с чего вдруг мрачным молчанием. — Говори толком. Вымерз, что ли?

— Сам ты вымерз! — рявкнула взбешённая Маша.

Последнее время из-за расшатанной нервной системы ей трудно было себя контролировать, и она частенько срывалась. На что все окружающие, впрочем, внимания не обращали, притерпелись. Да и понимали, что это скоро пройдёт, успокоится Машка.

— Если что и вымерзло, так это ваши с профессором мозги! Причём с самого начала, ещё до начала ваших дурацких работ!

Когда вы затевали эту свою безумную программу с кедровыми плантациями, вы чем думали? Задницей?

Вы знали о том, что это не тот кедр, что растёт у нас здесь на лонгарской равнине? Не лонгарский равнинный, а другая какая-то его разновидность — горный?

— Ну, знали, ну и чего. Какая разница? — удивился Сидор. — И тот кедр, и этот кедр. Что такого? Горный даже лучше. У него и шишка крупнее, и эти, орешки, больше. Тот хорош одним, этот — другим. Что попалось, то и посадили. Точнее, что привезли, то и посадили. А что?

— Судя по твоему глупому виду — значит, не знал! — в сильнейшем раздражении Маша хлопнула ладонью по столу.

Так вот, Мичурин ты хренов, чтоб знал на будущее. Оказалось, что при пересадке в определённом возрасте, в том самом, в котором вы его и сажали, десятилетнем, тот ваш неместный кедр, который горный, подгорный или как там его ещё…

Не знаю, как и обругать то его покрепче…, - с неожиданной горечью в голосе проговорила Маша.

Злая, раздражённая Маша вдруг откровенно, не смущаясь, грязно выругалась. У Сидора от изумления вытянулось лицо. Такого, он от неё никак не ожидал услышать.

— Да что случилось то? — изумлённо переспросил он, ничего уже не понимая. Машка чуть не плакала, глядя на него.

— Случилось, — змеюкой зашипела та на изумлённого Сидора. — Этот ваш кедр неместный, горный, подгорный или какой он там, начинает плодоносить не на семидесятый год после посадки, как у нас на земле, да и как здесь повсеместно имеет место быть у всех приличных людей, а на следующий же год после пересадки его зимой в десятилетнем возрасте. В одиннадцать лет!

— Угу, — флегматично отозвался Сидор с облегчением. — А я китайский император.

Да что за бред, Маша, — искренне возмутился Сидор. От подобной неслыханной глупости он на какой-то момент даже растерялся. — Да этого просто не может быть.

Не слушая его, возмущённая Маша наседала.

— И у нас с тобой сейчас на руках тысячи безхозных гектар тайги, с вашими посадками кедра. И все как один, они у нас проходят по графе "угодья".

А за угодья, за плодоносящие угодья, тем более такие урожайные как наши, — глаза Сидора изумлённо, неверяще распахнулись, — положено платить налоги, будь они неладны! — совершенно уже не сдерживаясь, рявкнула на Сидора расстроенная Маша. — Поскольку земли под них нам выделила городская администрация и мы являемся законопослушными жителями города.

— А законопослушные жители, чтоб ты знал, или вспомнил, если забыл, платят налоги, — сердито постучала она костяшками пальцев по столу. — Все, такие как мы, платят десятину, вот и мы должны платить.

Уже этой осенью наши угодья дадут второй уже урожай, а мы ни сном, ни духом. Точнее — ни рылом, — раздражённо глянула она на Сидора.

Первый год мы все благополучно проср…ли, так хоть второй бы не проср…ть!

— "Похоже, у Машки окончательно снесло крышу, — осторожно отодвинулся от неё Сидор. — Боже мой, что за бред она несёт".

— А безхозные они потому, что никто ими не занимается, — развела Маша руками. — А с наших угодий можно уже снимать урожай. Всё, завтра первый платёж — льгота кончилась. Пора пришла платить налоги. Второй год, нам в Совете так уж и быть простят, поскольку сами никак такого не ожидали, а вот за третий — будь любезен, дорогой. Плати!

— За что? — ещё больше растерялся Сидор. — За что платить то?

— Идиот! — не выдержав, обругала его снова Маша. — Ты чем слушал? Ухом или брюхом?

У нас нет семидесяти лет ожиданий, поскольку наши кедровые угодья уже дали даже не первый, а второй урожай. И никто больше откладывать наш платёж не намерен. Этой осенью с нас потребуют заплатить десятину. Со всех наших площадей, что стоят во всех списках. Шесть с чем-то там тысяч га. За которые мы обязаны заплатить в Управу налог в размере десятины, в натуральном выражении. Или в деньгах.

Конечно, если они начинают исправно функционировать, то есть давать урожай. А у нас они урожай уже дали. Досрочно! Вот нам счёт скоро и выкатят. Срок вышел.

— Выкатят? — ухватился за последние слова Сидор. — Значит, ещё не выкатили, а ты уже всполошилась?

— Может, ты ошибаешься? Откуда такие сведения, что нам счёт выкатят?

— От Имры Строгой, — донёсся со стороны до Сидора голос его жены.

Сидящая молча в стороне Белла, повернула к Сидору голову и внимательно смотрела на него, не отводя глаза.

— На днях у нас в гостях была гостья, Имра Строгая, сноха Головы. Ты её не застал, да она и сама не горела желанием с тобой пообщаться. Но нам, все, что надо сказала.

Городская Старшина готовит нам "ассиметричный" ответ на наши выкрутасы с Басанрогским перевалом и помимо этого надеется что-нибудь отщипнуть от нас из числа переселенцев. Тысчонку, другую.

— А чтоб мы особо не рыпались, собирается нас прижать с нашими кедровниками. И имеет на то несомненное право.

— Кедровники проходят в Совете по графе "угодья" и второй год уже как плодоносят. Что неоспоримо доказанный факт. Поэтому, мы обязаны этой осенью заплатить за них налог, десятину.

— Вот и всё, — скупо улыбнулась она одними губами.

— Впрочем, не всё так плохо, — включилась в разговор Маша. — Если кто не согласен, то нет проблем. Верни землю и убирайся с занятых тобой участков. Отдай другим. Желающих полно.

— Так может отдать? — неосторожно ляпнул Сидор. — Нахрена оно нам сдалось. У нас и других дел навалом. Нам только ещё с кедровниками сейчас и возиться.

— Что? — Маша посмотрела на Сидора как на идиота. — Отдать? Шесть тысяч гектар земли? Кедровник?

— Идиот! Ты видел как он плодоносит? Орех твой! Деревья — сплошь шишкой укрытые, как старый пень опятами. Под кроной — ковёр прошлогодних шишек. Вот такой толщины!

Маша в возбуждении махнула руками, изобразив нечто совсем невообразимое — слой опавшей шишки, толщиной не менее полутора метров.

— И плодоносит эта зараза, чтоб ты знал, раза в два больше своего равнинного собрата! И ценится он выше. И орех крупнее. Вот как два моих кулачка. С литровую банку будут, — Маша сунула Сидору под нос два своих сжатых кулачка, которым до литровой банки не хватало как минимум ещё пары точно таких же объёмов. — Ты эту новую шишку видел? Не видел? Ужас!

Орех — как жёлудь. — Вот такой подлец — как палец! — ткнула она своим пальчиком Сидору прямо в нос.

Нос ощутимо заболел. Маша в возбуждении силушки не сдерживала и врезала ему кулачком по носу от всей души.

— Ой, извини, — тут же повинилась она. Но, впрочем, мгновенно о том забыла.

Главное же, что ценится он, оказывается дороже, чем обычный, равнинный, — тут же опять вернулась она к наболевшему. — Что-то там такое с маслом, отжимаемым из ореха. Чем-то он ценнее. И меня уже за горло берут, чтобы я его продала. И чего делать — я не знаю.

— Что продала, — растерялся Сидор. — Орех или угодья?

— И то и другое, — гавкнула на него Маша в бешенстве.

У меня в банке на столе вот такенная стопка заявлений от местных промысловиков с просьбами сдать в аренду наши новые кедровники, — покосилась на него Маша. — А я не знаю что им ответить. То в банке ни одного клиента за целый год не было, а тут косяком поплыл. И всем: "Дай, да дай".

Маша рукой изобразила ещё одну стопку заявлений, чуть ли не метровой высоты, возвышающуюся над столом.

— А ты ничего не путаешь? — недоверчиво посмотрел на неё Сидор.

Во-первых, откуда у нас тысячи гектар тайги? Откуда ты взяла такие…, - Сидор на какое-то мгновение замялся, — несуразные цифры? Не было ничего у нас такого. Я точно помню. Я же сам этим занимался, сам рассаживал. Полянка, другая и всё!

— А ты часом не забыл, что и где сам засаживал? — возмутилась Маша. — И что потом сам же писал в сопроводительных писульках и как оформлял? Похоже, забыл.

— А во-вторых, — недовольно перебил её Сидор. Что-то подобное ему смутно вспоминалось. — Даже, если то, что ты говоришь и правда, то это же хорошо. У нас будет свой кедровый орех. Можно будет им торговать. Чего ты ругаешься? Это же хорошо!

— М-м-м! — застонала от бессильной злости Маша. — Убью! Дважды убью! А потом — трижды! Потом вообще — стану некромантом, воскрешу твой труп и буду каждый день по новой тебя убивать. С удовольствием.

— Как встану рано утречком и первым делом начну новый день с того, что тебя в очередной раз убью.

Чётких карт с точным обозначением и описанием границ участков — нет, — глядя на него, как на идиота, Маша принялась по порядку загибать пальцы. — Межевых и пограничных столбов — нет. Как результат, какие налоги платить — непонятно. А любая непонятка в нашем положении — прекрасное поле нашим врагам для произвола.

Если сейчас не приведём всё в надлежащий порядок — просто всё потеряем. Или заплатим ни за что непомерные деньги. Или то и другое одновременно. На выбор!

Ты знаешь о том, что все, абсолютно все городские кланы бросились захватывать бывшие пустоши и вырубки, никому до того не нужные, и собираются устраивать там плантации кедрача по вашему с профессором образу и подобию.

— Слышал что-то такое, краем уха, — растерянно отозвался Сидор. — Но значения не придал. Думал, что нас это не касается. У нас и так делов полно, не хватало ещё возиться с какими-то кедровниками.

— Не с какими-то, а с нашими, — ядовитым голосом поправила его Маша

Пока ты там, на Басанроге мотался со своей нефтью и возился с Приморьем, местные лесники вышли на наши кедровые посадки и посмотрели, что там происходит.

Посмотрели и ужаснулись. Не знаю, по каким признакам, по каким своим методикам и что они там определяли, но определили, что у нас будет просто безумный урожай этой осенью. И все тут же бросились сажать у себя под боком новые кедровники, чтоб далеко в горы по осени не мотаться.

Сидор, медленно откинувшись на спинку своего любимого кресла, в котором он обычно сидел в гостиной, и некоторое время молчал, задумчиво глядя на красную, взъерошенную Машу.

— Гляди ка. Как удачно, а главное, как вовремя, — понятливо хмыкнул он. — Я нагадил Голове, у нас всё идёт хорошо, и городские власти тут же заинтересовались нашими, то ли угодьями, то ли плантациями. Очень вовремя и как кстати. А со стороны всё совершенно невинно. Наводят порядок с неплательщиками. Хм, понятно.

А ты ничего не путаешь?

— У нас нет оснований не доверять Имре, — вместо Маши отозвалась Белла. — Та серьёзно заинтересована в получении платы за свой донос. Серьёзной платы за получение стратегической информации.

— Вот значит как, — задумчиво хмыкнул Сидор, покосившись на неё.

Та явно нахваталась от Машки земных словечек, о которых ранее не имела ни малейшего представления и неизвестно когда научилась вставлять их весьма к месту. Растёт девочка.

— Значит, говоришь, чтобы не мотаться каждый год по осени далеко в горы за орехом, они решили по нашему примеру завести у себя под боком плантации кедрача, — задумчиво пробормотал Сидор. — Какие предусмотрительные, блин. Как всё вовремя и как к месту начался кедровый бум.

— Вот именно, — буркнула Маша. — К месту и во время.

Масса народа из города и лесных хуторков ускоренными темпами вырубает малоценные лесные насаждения на своих делянках, расчищая тем самым площади под свои новые будущие кедровые плантации. И собирается высаживать там кедры по вашему с профессором методу. Даже термин особый придумали, мерзавцы, — опять выругалась Маша, но уже гораздо спокойнее и менее экспрессивно, — професидровая посадка.

— Ц-ц-ц, — тихо зацокал языком Сидор. — Филологи, блин.

— И если мы сейчас не установим свои собственные границы, они просто захапают наши участки вместе с твоими посадками. Иди потом доказывай, что это не они сажали, а мы. Планов участков нет. Границ нет! Межевых и пограничных столбов нет. Ничего нет.

Ты вспомни, как вы тогда сажали…

А-а-а! — Маша обречённо махнула рукой, на озадаченного Сидора, мучительно пытающегося вспомнить хоть что-то из такого далёкого уже прошлого. — Сотня саженцев — туда, сотня — сюда. Какая, мол, разница, потом разберёмся, лет через десять. Если что вырастет. Время есть — куда торопиться. У нас впереди сто лет! А если не сто, то пятьдесят точно. Успеем. Главное пока — площадь захватить.

Захватили. Выросло.

А сколько? А где? А чего?

Так никто из нас до сих пор толком ничего и не знает, сколько же мы тогда засадили гектар тайги кедром, а сколько сахарным клёном. И каким кедром, и каким клёном? Может он у вас не сахарный, а обычный, какой-нибудь ясенелистный или остролистный? Кто его проверял? Ты его листья видел? Я — нет! Я вообще не знаю, каков он из себя, тот самый сахарный клён. И ты не знаешь, — обвиняюще ткнула она в Сидора пальцем.

Всю зиму нам везли халявные саженцы. Ну, пусть не халявные, — поправилась она. — Но всё одно за сущие гроши. А вы их тыкали, тыкали, тыкали куда попало. Вот и дотыкались. Теперь даже мы не знаем что, где, сколько и, главное, какие у нас посадки.

А за ними же и уход ведь особый нужен, чтобы он нормально развивался и на следующий год не перестал плодоносить.

Кто этим будет заниматься? Я? — Маша возмущённо ткнула пальцем себя в грудь.

Если конечно ты хочешь чтобы они постоянно и обильно плодоносили, то за ними надо ухаживать. А не платить тупо в казну города налог за торговлю продукцией с угодьев, которых нет и фактически не имея их. Да и за сами угодья, поскольку расположены они на землях города.

И сколько? — равнодушно зевнул Сидор.

Он совершенно не понимал, что это Маша так вскипятилась. Ну, надо, заплатим. Сколько там этих налогов то с пары, другой сотен деревцов, которые они с профессором когда-то давно повтыкали в землю. Копейки! Все, кто в городе имел угодья чего-либо, прекрасно разбирались с городскими властями и каких-либо проблем с этой стороны ни у кого не было.

— Предварительно — пол лимона, — отрезала Маша.

— Ты с ума сошла!

Равнодушие мгновенно слетело с Сидора. Его пробил холодный пот. Опять пол лимона. Да сколько ж можно!

— Блин! — Сидор задумчиво почесал голову. — Неужели это не может немного подождать? Лет этак семьдесят?

— Не может, — холодно отрезала Маша. — По нашим с Беллой первым прикидкам, только в этом году, с наших шести с чем-то там тысяч гектар угодий, мы уже должны будем заплатить Управе пол лимона. И это — лишь по предварительным прикидкам, определённым исключительно по заявленным площадям.

Проблема в том, что никто толком не знает, сколько у нас точно площадей угодий. От этого очень сильно разнится сумма.

Но у нас же, есть карты с выделенными участками, — Сидор недоумённо посмотрел на Машу. — Те, что мы брали в Совете перед посадками. Нам их вполне официально выдавали. Есть перечень…

— Сидо-о-о-р! — Маша постучала костяшками пальцев по столу. — Ты что, идиот, что ли? Какие карты? Какой перечень?

Выдать то выдали, да вот документами эти бумажки являются только в твоём воспалённом воображении. А для них это филькина грамота! Простое уведомление. Там же ничего нет. Только название места и примерная площадь с примерным обозначением границ. указание какие это угодья и всё!

Я специально сравнила самую обычную стандартную карту с описанием первого попавшегося кланового кедрача, с теми, как бы картами, что у нас сейчас на руках. Земля и небо. Ничего общего. Любой, кто захочет, легко может предъявить нам претензии на половину того что у нас есть. А если немного подумает, то и на оставшуюся половину тож.

— Так ты хочешь, чтобы я этим занялся? — растерялся Сидор.

До него наконец-то дошло чего от него Маша добивается. Взваливать на собственную шею ещё одну выплывшую нежданно проблему как-то не хотелось. Дел и без того было полно.

— Я!?

— Я хочу? — ткнула себя пальцем в грудь Маша и распахнула деланно удивлённые глаза.

Да мы с Беллой только и ждали того дня, когда ты отдохнёшь после той дикой гонки с нефтью и разберёшься с самыми проблемными делами, и наконец-то сможешь этим делом заняться.

Да ты и сам мог бы заметить, что тебя даже к работам с обозом не привлекали, хоть дел там выше крыши. И тоже отнюдь не без проблем. Однако тебя не трогали, дали отдохнуть.

Сидор вздрогнул.

— "И, правда, — сердито подумал он, — не привлекали. А я-то дурак радовался, что меня не трогают, мол, сами разберутся. А оно вона что. Ну, хоть на том спасибо".

— А ведь есть ещё и ягодники дикой и княжеской шишко-ягоды, и горельник, будь он неладен, и долина, — недобро смотрела на него Маша.

А долина наша вообще требует особого внимания. А мы вообще её практически забросили. Одни девочки Димкины там вкалывают. Мы с этого что-то имеем, на том и успокоились.

А ты как только услыхал о своих дурацких патронах, так прямо спятил. Вынь тебе их да полож. Мальчик в войнушку не наигрался, — сердито хлопнула она ладонью по столешнице.

— Без пулемётов и без патронов, а также без пулек к пневмопулемётам, нас вышибут из Приморья, с озёр и из нашей Долины, и вообще отовсюду не позже чем через год, — холодно отрезал Сидор. — И мы лишимся всех мест реализации своих товаров.

Также как мы лишимся и всей руды, идущей с озёр, и выплавляемого из неё металла. А это нам смерть. Никто нам здесь не рад и церемониться с нами не будет.

— Обойдёшься тем, что есть, — отрезала Маша. — Не горит! У ребят на заводе этой руды с каменным углём — горы. На год вперёд хватит, я узнавала.

Так что, срочно займись кедрачом. Это уже не просто горит — пылает.

Мильён готов засадить на переоборудование завода, который и так худо-бедно работает. Пусть не так хорошо, как хотелось бы, но работает, — Маша, не слушая его, упорно твердила своё.

Пусть у ребят на литейном не такой хороший прокатный стан, как им бы хотелось, не заводской, а самодельный с кривыми валками, но листовую сталь он даёт. Пусть металлический лист неравномерно катанный, пусть кривой и косой, неровно отрезанный. Ну и что? Тебе что, стрелять из него, что ли? Продажи идут влёт! Только давай, даже такой кривой, косой, убогий!

Только-только вышли на самоокупаемость, так ты опять хочешь вложиться. И не на три копейки медью, а на миллион золотом!

Сидор долго молча смотрел на Машу, похожую на рассерженного, взъерошенного воробья, сердито нахохлившуюся на своём стуле и мрачно глядящую куда-то в угол.

— "Она боится, — понял он. — Она дико боится что нас опять разорят. Весь этот крик только из-за этого".

— Давай отложим этот разговор, — успокаивающе тронул он её за рукав. — Из того, что сказано, ясно что дел у нас невпроворот. И наличных денег на всё про всё, просто не хватит.

Не волнуйся, я займусь всеми этими вопросами. Проработаю их. А, к примеру через недельку, мы снова здесь соберёмся, в этом, или расширенном составе.

Тогда всё и решим. Хорошо?

— А! — обречённо махнула на него рукой Маша. — Считай! Когда сам посчитаешь, можешь ко мне подойти. Я тебе дам свои расчёты. Сравнишь — ужаснёшься.

— Хорошо Договорились, — своим согласием Сидор попытался хоть немного успокоить расстроенную Машу, которая окончательно пала духом и пришла в полное расстройство от мрачных перспектив, которые уже явственно нарисовались у неё в мозгу.

— "Очень резкие перепады настроения, — с беспокойством подумал он, глядя на расстроенную Машку. — Как бы она на самом деле опять серьёзно не заболела. Теперь уже действительно нервным расстройством".

Но сделаем мы по другому, — неожиданно улыбнулся он.

Свои расчёты завтра утром передашь мне. Сама, — холодным, враз ставшим деловым тоном оборвал он Машу. — Я просмотрю и по ним приму решение.

Всё, — отрезал он. — Маша, игры в демократию кончились. Чтоб завтра утром все расчёты лежали у тебя на столе. Я зайду в банк, возьму.

Будем думать, как выбираться из той задницы, куда по собственной глупости влипли.

И, умоляю тебя, Маша, не думай что это чья-то там вина. У нас слишком серьёзные враги, чтоб нам ещё и между собой собачиться. А в том что произошло все мы виноваты в равной степени. Слишком мало раньше думали. Вот теперь и приходится расплачиваться по старым долгам.

Ничего, — с невозмутимым видом пожал он плечами. — Разберёмся! — кончил он на оптимистической ноте.

Сидор с безпокойством смотрел на Машу. Маша после разгрома банка вообще очень сильно изменилась, и практически уже ничем не напоминала себя былую, весёлую беззаботную хохотушку. Лишь иногда в её глазах загорался огонёк, вот как сейчас, и она в тот момент напоминала себя прежнюю. Но чаще она, молча, сидела, уставясь в угол и чтобы вывести её из этого депрессивного состояния, надо было чем-то её серьёзно заинтересовать или обеспокоить.

Видно было, что поддерживать себя в прежней форме ей было очень и очень нелегко.

Беда было только в том, что последнее время её практически ничего не интересовало, а вот беспокойства прибывало, словно на дрожжах.

— "Ничё, — подумал Сидор. — Поможем. Выведем Машку из депрессии. Главное, не дать ей туда, в неё опять свалиться".

— И последнее на сегодня, — оборвала его мысли Белла. — Раз вы наконец-то берётесь за это дело, то должны знать условия Имры, на которых она сообщила нам сведения о скорых претензиях к нам со стороны Совета.

— Она хочет…..

— Ах, у неё ещё и условия, она хочет, — понимающе улыбнулся Сидор. — Кто б сомневался.

— Не перебивайте, барон, — поморщилась Белла. — Ёрничанье здесь не к месту и не ко времени. Вопрос слишком серьёзен.

— Так вот.

— За свои сведения она хочет: два броневика, из новейшей серии, двадцать пневматических дальнобойных винтовок, полторы сотни арбалетов, двойных, ящеровых, имперских. Причём, не обязательно настоящих, из имперских мастерских, можно и местного производства. То есть, Трошинской мастерской.

Сюда же локтевых два десятка. Это, надо так понимать, для бойцов ближнего круга. Кольчужек стеклянных, облегчённого типа, полная защита лошади — полторы сотни комплектов. Ну и так далее, по списку.

— Список прилагается, — со смешком уточнила Маша. — Весьма подробный и детальный. Полностью тупо копируя вооружение и защиту наших девочек из приморского торгового каравана.

Сидор слушал, с совершенно невозмутимым лицом. С каждым уточнением списка вооружения, запрашиваемого для отряда Имры Строгой, становилось всё интересней и интересней. А подозрения насчёт происходящего всё больше и больше.

— Естественно, платить за всё это она не желает. Желает получить не за деньги, а в оплату за предоставленные сведений стратегического характера.

— Угу, — неопределённо как-то гугукнул Сидор. — Кто б сомневался. Конечно, стратегического, какого же ещё.

— Ну, и чтоб прикрыть перед всеми тот странный факт, что мы ни с того, ни с сего, имея сами в том нужду, вдруг продаём страшно дефицитные винтовки и броневики, которых и самой компании-то не хватает, Имра предлагает следующий ход.

Она перегоняет нам в город, или куда скажем, скорее всего, в предгорья, на луговые предгорные террасы к Тупику, несколько стад овец, молочных коров и бычков на мясо. Для обеспечения прибывшего обоза переселенцев продовольствием, ну и живностью развитие дворов. И якобы за это она у нас и "купила" оружие и всё остальное.

А то, что она не платила, знать будем лишь мы и никто иной. Ну а чтобы со своим отрядом за работу расплатиться, она хочет денег за перегон.

Причём молочных коров Имра обязуется поставить из элитного маточного стада. Чтоб в день давали не по полтора литра молока, а хотя бы, — Маша замялась, пытаясь вспомнить названные им при встрече цифры удоев породистых коров, — литров по семь, что ли, — неуверенно проговорила она.

— Восемь-десять, — сухо поправила её Белла. — Корова с таким удоем — действительно породистая. Да и названия пород она называла соответствующие: молочные — сеньковские и маловские, а мясных бычков — кревские.

— Это действительно хорошие породы. И легко определяются, не перепутаешь. Так что проверить можно легко.

— Правда, цену за голову она заломила, — недовольно поморщилась Белла. — По ползолотого за голову на месте, что молочных пород, что мясных. Без различия, что овцы, что коровы.

— А у нас, в городе? — решил уточнить Сидор.

Цену на мясной и молочный скот он не знал, поскольку никогда до того не покупал в городе скот. Но вот то, что цена явно завышена, чувствовал всеми фибрами души. Ну не может обычная корова стоить столько. Даже породистая.

— У нас по медяшке за дойную корову, или за пару телёнков. Про овец вообще молчу, ещё ниже, — глухо отозвалась Маша. — Одна беда, не продают. Никто ничего. Самим всем надо. Поэтому цена за корову здесь в городе для нас лишена всякого смысла. Стада на продажу здесь нет. А нам людей скоро кормить нечем будет.

— Так что её предложение для нас выход. И она это прекрасно понимает. Отсюда и столь высокая цена.

— Высокая цена за голову, — начал загибать Сидор пальцы. — Оружие даром. Броневики — новейшей модели, облегчённые и более эффективные, которых мы даже себе в Приморье ещё не поставили.

— Зашибись, — тихо проговорил он. — Лихие запросы.

— И придётся заплатить, — жёстко проговорила Маша. — Корней отправился за очередной партией обозников. Скоро будет вторая треть. И ему останется ещё одна, последняя ездка.

— Так что, пока время терпит. Нет той остроты и того напряжения, которое обязательно будет, когда Корней доставит в город все тридцать две тысячи купленных голов человеческого стада. Два месяца они у нас на карантине. На это время запас продуктов у нас есть. Потом на три месяца половину прибывших забирают на обучение ремесленные гильдии. И вот тут-то нас и накроет. Через пару месяцев нам нечем будет кормить пятнадцать тысяч подростков.

— А Имра через два месяца обязуется пригнать к нам сюда любое количество голов скота. Хоть тысячу, хоть две, хоть двадцать две. Любое стадо или отару. Только плати.

— Одиннадцать тысяч золотом на руки. Не так дорого в сложившихся условиях, — задумчиво пробормотал Сидор себе под нос. — В обмен на новейшие броневики, которых сам Голова, учитывая наши взаимные "тёплые" отношения, иным способом никогда бы не получил. Плюс снайперские духовые винтовки и амуницию на полторы сотни человек.

— Я правильно посчитал?

Сидор поднёс поближе к глазам предоставленный Имрой список, и ещё раз, более внимательно вчитался.

— Думаю, все эти разговоры о прикрытии перегоном скота доноса Имры и якобы своего стратегического агента, ерунда полная. Якобы нанимая Строгую для крайне важного для компании дела — обеспечение переселенцев продовольствием, мы обеспечиваем её оружием и выводим из-под подозрения. А нанимаем именно её, потому что у той якобы давно уже готовый отряд в сто с лишним полностью подчинённых ей амазонок и не хватает только самого современного оружия, чтобы помочь нам. Бред.

Ерунда всё это.

Де-факто, Голова стремится нажиться на нас. И Имра, его сноха — один из таких инструментов в его руках. На проблемы других Голове плевать. Он принуждает зависимых от него людей делать то, что ему надо, не смотря на то, что после этого у людей возникают серьёзные проблемы.

Голова не боится, что те люди, кого он сейчас принудил разорвать с нами договора по поставкам продовольствия, понесут потери. Да и потери то не особо велики. Зерно он по своим каналам продастся на запад и за хорошие деньги. Я знаю конъюнктуру на зерно в этом году. Из-за продолжающегося эмбарго амазонок на торговлю с Левобережьем — цены как никогда высоки. Так что все "потери" с нами они легко компенсируют.

И на выборы, что его якобы "обиженные" выборщики потом не переизберут, ему тоже плевать. Сумел принудить сейчас, сумеет принудить и потом.

А вот денег заработать на поставках продуктов питания тому, для кого сам же и создал проблемы — это дело. Это бизнес.

Тем более что время очень чётко подгадано. У нашей компании практически очень мало времени искать более дешёвые варианты по продовольствию. И мы вынуждены будем согласиться. Чаз, — мрачно буркнул он себе под нос, — разбежались.

И ещё важный момент, — мрачно констатировал он. — Пока мы со своими амазонками решаем, будет или не будет у них свой отдельный обоз для торговли в Приморье, Имра, а точнее — Голова, нашими же руками собирается нам же и составить там конкуренцию.

Да и получить мощный, хорошо вооружённый отряд амазонок под боком, не сильно нам дружественный, что-то не хочется.

Ишь, какие прыткие, выискались, — едва слышно пробормотал он.

И всё это подаётся под соусом заботы о пропитании голодающих Поречья, — невесело ухмыльнулся он. — Мудро.

Деверь, Голова, создаёт нам проблемы, а сноха, Имра Строгая, на том зарабатывает. Семейный подряд в чистом виде. Нечего сказать, нет слов.

И мы сами, своими руками отдаём в механические мастерские Головы образец нашей самой совершенной техники — пневмопулемёт, которого нет ни у кого, кроме нас.

Два дня на разборку, месяц на освоение и через три, четыре месяца механические мастерские Головы, одни из лучших в городе, начинают выпуск аналогов наших пулемётных систем. Учитывая отношение местных к авторским правам других, картина вырисовывается однозначная.

Ай, да Голова, — тихо пробормотал Сидор себе под нос. — Ай, да сукин сын. Натуральный семейный подряд освоил.

— И нам на всё это придётся пойти, — сухо вмешалась в его рассуждения Маша. — Иначе нашим переселенцам грозит голод. Впрочем, как и пленным ящерам на озёрах, которые вообще полностью завязаны на наш хлеб. Ведь никто их бесплатно в общественных столовых кормить не будет. Ни тех, ни этих. Это обоз обеспечения баронов де Вехтор, — с горечью проговорила она, — и город к ним не имеет никакого отношения. Ваши проблемы, сами и решайте, а на помощь города не рассчитывайте.

Так, или примерно так ответили нам с Беллой в Управе, когда мы туда обратились за помощью.

Вот, если вы выделите городу толику переселенцев, читай — Старшине, то Совет пойдёт вам навстречу и обеспечит питанием. Нет — значит, нет.

И даже не скрывают, что прекрасно поняли, что это у нас за маркитанты такие, что это за "шлюхи обоего пола", и что это за обоз такой странный. И ничего их не смущает, — покосилась она на молчаливую Беллу. Та словно и не заметила, в чей огород камешек, невозмутимо пропустив шпильку Маши мимо ушей. — Поздравляли с удачной находкой, с великолепной идеей, и далее открытым текстом: "Отдайте нам часть своих людей, если не хотите проблем". Без обиняков.

Я послала.

Что сказала Белла, лучше не повторять.

— Прекрасно, — помрачнел Сидор. — Теперь понятно, как Корней умудрился так быстро завалить покупку двухсот тысячного стада молодняка. Здесь все, всё прекрасно понимают, без объяснений.

А это также значит, что и с кем-либо другим, задумавшим такую же афёру, номер этот не пройдёт. Жаль, очень жаль.

Умные, черти, — раздражённо хлопнул он ладонью по столу.

Но это всё равно не отменяет того факта, что что-то с нашими "кедровниками" делать надо.

Что, пока не ясно. Но одно скажу точно. Ни винтовок, ни пулемётов, не говоря уж про новейшие броневики, Имра не получит. Не такая уж и важная её "стратегическая" информация, чтоб мы сами, собственными руками отдавали новейшие образцы вооружения в чужие руки.

Вот если б они у нас заказали партию в несколько сот винтовок — можно было бы подумать. Это хороший заказ был бы. Для нас. А две, три, пусть даже двадцать — исключено.

То же и по броневикам. Закажут полсотни, продадим. Даже новейшие. А один, два, на образцы — перебьются. Так Имре и передайте, раз не хочет лично со мной встречаться, — холодным голосом закончил он разговор.

А кольчужки, брони и арбалеты, как впрочем, и всё остальное — сколько угодно. Только плати. Но плата — вперёд, как все. Чтоб потом не соскочили.

Следовательно, и коровки эти по золотой цене, но без овец, пусть тоже пригоняет: и мясные, и молочные. Для начала — двадцать тысяч голов. Хрен с ним. Не обедняем мы с потери десятки, даже двух, — раздражённо махнул он рукой. — Зато спокойны будем, что у нас будет запас своего молока и мяса на крайний случай. А пока суд да дело, из Приморья свой хлеб попробуем доставить, хоть там он чуть ли не золотой. Это, конечно тоже нам влетит в золотую копеечку, но зато все знать будут, что нас так просто не прижмёшь.

"И что-то тут есть ещё, — мрачно подумал про себя Сидор, тем не менее, стараясь не озвучивать без проверки все пришедшие ему в голову мысли. — Что-то тут на втором плане есть. Не всё так прямолинейно. Что-то в этом предложении Имры и наезде городских властей на нас, а точнее Головы, есть что-то странное.

Вроде бы интерес Головы ясно просматривался. Но! Причём здесь кедрач, если с самого начала наша реакция элементарно просчитывалась. Что-то здесь не сходится. Не хватает какого-то момента. Слишком всё прямолинейно. Не похоже на Голову".

Сидора никак не оставляло ощущение, что он что-то упускает. Но что?

— А завтра поутру я поеду по местам наших кедрачей, — улыбнулся он, глядя на обеих нахохлившихся женщин, явно недовольных его ответом. — Посмотрю, что там и как, и тогда уж по итогам будем принимать окончательное решение.

Подготовка.*

Следующие дни у Сидора мало были похожи на то безмятежное, умиротворённое состояние, в котором он пребывал всё время по возвращению с перевала.

Это был натуральный дурдом.

Правда, он иногда ловил себя на мысли, что в такие стрессовые моменты мозг его работает намного эффективнее и быстрее, чем в спокойные дни. И что, работая с таким напряжением, он за несколько стрессовых дней успевает много больше, чем порой за два, три месяца спокойной, размеренной работы.

Первым делом, чтобы успокоить Машу, он решил разобраться с нависшей над ними проблемой по кедровым посадкам. Всё остальное могло и подождать. Да ему и самому стало здорово интересно. Что ж там за хрень такая непонятная стряслась с их самыми обычными кедрами. Ну, не может такого быть, чтоб простое дерево, обычный кедр, пошло против всех законов природы. И если ему положено дать первую шишку на семидесятом году жизни, край в пятьдесят лет, если растёт на культурной плантации с надлежащим уходом, то так оно и должно быть. Но никак не на десятом.

Ну, не Мичурин же он, в конце концов, и даже не Лысенко, хотя последний тоже, именно с помощью холода умудрился чем-то прославиться. Да и профессор, другой активный участник процесса посадки кедров, явно на этих двух известных товарищей походил мало.

Выехав на три первые попавшиеся участка, Сидор уже к концу второго дня мог для себя окончательно определиться, в какой заднице они очутились.

Как Сидор с самого начала и подозревал, вспоминая то, как они с профессором холодной зимой производили посадки кедровых саженцев в каменную, промороженную землю, культурные посадки саженцев кедра, культурными являлись лишь по названию. А точнее потому, что они их сами захотели тогда так назвать. И назвали.

Спрашивается, зачем? Не иначе как помрачение рассудка на них с профессором тогда накатило. Иного объяснения просто не было.

В действительности же это были разреженные, хаотично высаженные по периметру какой-нибудь вырубки или лесной поляны один, в лучшем случае два коротких ряда кедровых саженцев.

В лучшем случае они представляли собой в заявку на будущую плантацию, и не более того. Внутри же участков ещё оставалась масса свободного, незанятого ничем пространства, где можно было свободно разместить ещё несметную кучу точно таких же саженцев. И от одного только предварительного подсчёта того, сколько же надо будет ещё тут посадить, становилось дурно.

Это были типичные угодья, в которых учёт мог вестись не по площадям, а буквально по отдельным деревцам, и в таком виде они и должны были везде учитываться. Здесь же везде стояли площади. И не одна, две квадратные сажени, а сотни и сотни десятин. Самый натуральный бред, иначе и не назовёшь.

Как прекрасно помнил Сидор, тогда ими с профессором владела мания приобретения земельных наделов и как можно больше. И основной целью подобной посадки был тогда элементарный захват свободного участка, в надежде на его последующее освоение и использование. Ни о какой закладке культурных плантаций или рациональном использовании земли никто тогда и не думал. Даже в мыслях подобного не держали.

А уж о том, что им могут элементарно выкатить счёт за землю, им тогда даже в голову не пришло.

Как же клял теперь Сидор себя за подобную глупость, как же ругал. Кой пёс сдались им эти никому не нужные вырубки и лесные поляны, на которых они пару лет назад сдуру, хорошо не подумав, насовали саженцев.

Ну чего, спрашивается, они все прижились. Нет, чтоб сдохли, клятые. Так нет же! Выжили!

Выжили, молодые кедры, и повесили ему на шею вот такенно здоровущий геморрой.

Сидор только на краткий миг представил себе, как в натуре будет выглядеть тот самый геморрой, о котором он подумал, и даже закашлялся от хохота. Натуральный сюр.

— "Господи, — после каждой новой посещённой делянки уныло возвращался он мыслями к проблеме. — Ну, когда же это всё кончится".

Их постоянно догоняли проблемы, в которые они влезли всеми лапами ещё в самом начале, и так до сих пор со всем не разобрались.

Теперь надо было, кровь из носу хоть с этим покончить.

А это значило, что в эти проклятые нежданные, негаданные, свалившиеся на них словно снег на голову кедровые плантации, или угодья требовалось вкладывать деньги. Много денег!

Исключительно для того, чтобы не выглядеть в глазах всего города посмешищем, ранее кричавшем на каждом углу, что они владельцы тысяч и тысяч гектар кедрача, а на самом деле владеющими лишь жалкой тысячей, двумя молодых деревьев.

И не через пятьдесят, не через семьдесят лет, а прямо сейчас и завтра. И для чего — непонятно.

Полный бред! Словно у них не было других мест приложения для своего капитала. Мест, намного более им нужных и более выгодных.

— Чтоб вы все поздыхали.

Сидор уныло окинул тоскливым взглядом какую-то очередную пустынную вырубку перед собой с тремя десятками разбросанных по всей поляне молодых пушистых кедров. От звона птичьего щебета просто звенело в ушах.

— "Вот ещё одна проблема, — недовольно подумал он, сердито глядя на галдящих, недовольных его появлением здесь птиц. — Какого спрашивается рожна на наших, так называемых "угодьях", расплодилось такое огромное, просто безумное количество птиц. И самых разных, начиная от дятлов и кончая воробьями. Что их сюда приманивает? Шишки? Или мёдом им тут намазано?"

Надо было срочно найти в лесу Сучка и плотно пообщаться с ним на эту тему. Слишком уж много странного творилось вокруг этих "угодий", слишком много непонятного.

Смысла тащиться дальше, на другую, точно такую же поляну с двумя, тремя саженцами не имелось ни малейшего. Очередная поляна с тем же что и здесь, и больше — ничего. Всё было ясно.

Куча проблем, без внятного ответа — зачем. И если уж ввязываться в программу по восстановлению этих кедрачей и приведение их к надлежащему виду, как настойчиво, буквально с пеной у рта каждый вечер доказывала ему Маша, то надо было искать саженцы кедра. Вопрос — где?

Рассчитывать ещё раз на фактически бесплатные, халявные саженцы, как в прошлый раз, не стоило. Всё, нет больше тех поставщиков что возили им кедры. Сидор с удивлением только сейчас обратил внимание на этот факт, что с того раза, два года назад, он тех возчиков, что параллельно со своим товаром возили им с профессором заказанные саженцы, ни разу так и не видел. Странно, а ведь, вроде бы как договаривались на следующий год продолжить…

— "Не появились…" — Сидор глубоко задумался. Выходило опять что-то странное.

Тогда, на следующую зиму, значения этому факту он не придал, решив, что ребята заняты или просто переключились на другие свои дела, более выгодные. А про данные какому-то чужаку обещания просто забыли, или, что вернее, плюнули. Ведь какие там у них с тех саженцев были доходы. Так, смех один. Больше возни, чем денег.

Потом Сидора дела закрутили, а потом он и вовсе забыл о каких-то кедровых "угодьях".

Теперь же такое поведение возчиков виделось ему совсем в ином ключе.

Да ещё бум этот кедровый, непонятно с чего вдруг разразившийся. Бум с посадками кедра, начавшийся в округе сразу после того, как "все увидели", что высаженный зимой десятилетний саженец на следующий же год начал плодоносить. Как по заказу.

В результате чего, ещё вчера фактически дармовые саженцы из клановых питомников вдруг разом исчезли из свободной продажи, превратившись в страшный дефицит, продаваемый только своим, только из-под полы и чуть ли не по золотому штука. И теперь для того чтобы даже не равномерно, а только редкой порослью прикрыть все занятые ими площади, ему потребовались бы сотни и сотни тысяч золотых, если не миллионы.

И всё это удивительным образом совпадало по времени с его возвращением с перевала. Это было странно и вызывало подозрения. Но связать одно с другим он не мог. Не было точек соприкосновения, кроме времени.

— "Хорошо хоть то, что теперь понятно, что делать", — угрюмо думал Сидор, одну за другой объезжая их плантации кедра и везде наблюдая одну и ту же картину пышного расцвета их молодых посадок.

И всё равно, одно было ему не понятно. Что же всё-таки произошло, почему совершенно обычный кедр вдруг так резко ломанул в своём развитии, он не понимал. Что-то в этом деле ускользало от его внимания.

— "Ладно, — решил Сидор сам для себя. — Раз ничего не понятно, пойдём с начала. Попробуем для начала подсчитать, что у нас есть. А для этого мне нужен геодезист. Пусть обмеряет всё и обсчитывает. Это его работа. Пусть для начала хотя бы первые три участка обсчитает и подготовит бумаги как положено, самые к городу ближние и самые типовые. А там посмотрим, что получается.

— Денег жаль, конечно, что потратим на такую дурную работу. Но тут уж куда деваться. Надо".

Через неделю он со всеми вместе, и даже с Корнеем, в этот день как раз, как по заказу вернувшегося в город со второй партией молодняка из низовий Лонгары, сидел вечером у себя в землянке и с огромным интересом рассматривал первые три готовые карты. Только этим вечером переданные ему для ознакомления группой городского геодезиста, они буквально ввергли его в шок.

То что они видели сейчас перед собой, в корне отличалось от того убожества что было ранее у них по этим участкам. И это навевало самые нехорошие мысли. И первая из них была та, что площади, заявленные ими в городском Совете по этим якобы "угодьям" и считавшиеся им самим ещё вчера сильно завышенными, на практике различались совсем в другую сторону. К сожалению, в сторону увеличения.

— Ну, площади под кедровые посадки, можно считать мы захватили, — с грустью заметил Сидор, обращаясь к невероятно довольному, рассматривающему первые в своей жизни "настоящие" карты Корнею. — Но что дальше? Покупать и сажать десятилетние саженцы, как это делают все в городе, кто имеет доступ к саженцам, мы не можем. Во-первых, нам их никто не продаст. А во-вторых, по нынешним ценам на саженцы у нас элементарно не хватит на всё средств.

Да это и не надо, потому как это чистый бред. Откуда такие дикие расценки на простые саженцы? Они что взбесились? Не понимаю, что происходит. Цены на саженцы в городе ползут вверх как на дрожжах. На сегодняшний день — золотой штука! А нам надо тысячи и тысячи, миллионы саженцев.

Это же, какие деньги, — возмущённо воскликнул он. — Это не Машины полмиллиона налоговых платежей. Это минимум полтора на ветер, а то и больше. И это только за сами саженцы.

А за работу?

Я тут на городском рынке утром слышал разговор меж двух лесовиков. Они называли ТАКИЕ цены! Посадка саженца равна его стоимости! Это же бред! Два золотых — один саженец.

— Мы их окупим через два года, — с довольной, буквально лучащейся довольствием физиономией, проворчал Корней. — Да ты чего, Сидор? Это же золотое дно.

— Нахватался у Машки своей умных словечек, — недовольно проворчал Сидор, покосившись на довольную, буквально светящуюся от счастья Машу, с любовью глядящую на своего занятого картами мужа. — Экономист доморощенный.

— Три года, и у нас рабочие плантации кедра, а через пять лет мы полностью выйдем на максимально возможную урожайность кедра в наших условиях и станем по-настоящему богатыми, — мечтательно подняв глаза вверх, к низкому потолку землянки, Корней вещал, не слушая голоса разума в лице Сидора. — Это тебе не то, что сейчас.

Кедровый орех — это такой товар, что его всегда и везде возьмут. Кедрач — это серьёзный статус. Два, три года тяжёлого, каторжного труда и у нас с тобой годовой доход с продаж — несколько миллионов золотом. Мы станем настоящими миллионщиками.

Ты подобное мог себе раньше представить?

Я, нет.

Остаётся только заявку в Совет кинуть, что мы начали реконструкцию наших "угодий" и переводим их в категорию "плантаций". Ещё три года на работу, и дело готово. И за работу никому платить не надо. Тем более — по золотому за штуку. У нас пацанвы свободной, ничем не занятой, тридцать тысяч. Они тебе чёрта лысого посадят, не то, что несколько миллионов саженцев, — довольно промурлыкал он. — Верное дело.

А что до остального, до этого твоего патронного заводика, так завтра разберёмся! Завтра наши ребята с литейного подъедут, посмотрим, что они там тебе напроектировали.

Вот это — действительно проблема из проблем, которую с хода не решить. Это тебе не кедр, который на наших землях как сухую палку, ткни в землю, он и вырастет. Это тебе — о-го-го!

Корней со значительным видом покивал мрачно глядящему на него Сидору и ткнул вверх указательным пальцем.

— Ого-го, — со значением повторил он. Физиономия его буквально сияла от счастья.

Мысленно махнув рукой на довольного, ничего вокруг не слышащего Корнея, как на безнадёжно больного оптимиста, Сидор опять углубился в расчёты, приведённые в пояснительной записке по будущей плантации. Что-то там его смущало. А вот что, понять пока что не мог. Что-то пока не складывалось. Червячок беспокойства никак не желал угомониться. Всё точил и точил.

Когда через пару часов он оторвался от своих записей, вид у него уже был не такой оптимистический, как вначале.

— Миллионы, говоришь, — глухо проговорил он, глядя за окно, где уже вовсю царила глубокая ночь, а позёвывающий Корней, откровенно уже клюющий носом, собирался завалиться спать на широкий удобный диван у них в гостиной.

К этому времени они с ним остались одни в гостиной и никто больше не отвлекал его от серьёзного разговора.

Отложив в сторону исписанные быстрым, убористым подчерком листы грубой, желтоватого цвета бумаги, Сидор с мрачной грустью в глазах смотрел на Корнея.

— Ну вот, — удовлетворённо сказал он, откидываясь на спинку стула. — Картина проясняется. — Значит, говоришь, мы через пять лет станем миллионщиками? — неожиданно зло усмехнулся он.

Мгновенно насторожившийся Корней, у которого, наверное, уже из подкорки сознания появлялась волчья настороженность, как только он видел своего друга Сидора с такой вот ёрнической, злой усмешкой на губах, внутренне подобрался.

— Мне не нравится твоя ухмылка, — осторожно заметил он, приподымаясь и заново устраиваясь поудобнее в полусидящем положении возле боковой спинки дивана.

— Ты у Маши часом не интересовался причиной, по которой она вдруг вспомнила о наших кедровых плантациях? — суховатым голосом поинтересовался у него Сидор. — О тех, что мы благополучно с позапрошлого года все дружно позабыли и до сего дня ни разу не вспоминали?

Так вот, по поводу наших кедров, — с ядовитой усмешкой на губах продолжил он, ехидно глядя на смутившегося Корнея. — Так сказать, вернемся к нашим баранам.

Всё началось с нежданного визита к нам Имры Строгой, снохи Головы и последующего определения Маши с Беллой нашего будущего годового платежа за эти так называемые "угодья". Что-то около полумиллиона золотом.

Замолчав, Сидор уже без тени улыбки смотрел на растерянно глядящего на него Корнея.

— Откуда полмиллиона? — непонимающе смотрел на него Корней. — За что столько?

— Понятно, — недовольно проворчал Сидор. — По твоему виду понятно, что Маша тебе так ни слова и не сказала. Значит, любит и бережёт. Не хочет портить тебе настроение перед твоей последней поездкой,

Ну и как тебе сумма? — ухмыльнулся невесело он. — Впечатляет? Полмиллиона! Золотом! За год! Только с кедровых плантаций! А там нет ни хрена! А ты плати!

Деньги у нас есть, но за что платить то?

И ведь не подкопаешься! И я, и Маша десять раз все расчёты перепроверяли. Всё правильно, — раздражённо качнул он головой. — Площадь есть, есть. Средняя урожайность с гектара есть — есть. По ней начисляем налог и получите.

— Голова! — Корней зло смотрел на Сидора. — Мстит, тварь такая за нефть.

— Хотя, — недоумённо пожал он плечами, — как-то для него это мелко. Всего только половина миллиона.

— Бери шире, — мрачным тоном возразил Сидор, — Не одному Голове мы ноги оттоптали, тут вся городская верхушка в нашей травле участвует. Та самая, которая была задействована в операции по монопольным поставкам нефти и других товаров на Левобережье, и которая тоже здорово погорела.

Они потеряли просто бешеные деньги на отмене запретов на торговлю. Которые, по их общему мнению, прикарманили мы. И если бы не эта история с нефтью, то о наших кедровых угодьях не вспоминали бы ещё лет семьдесят.

— Они потеряли миллионы, а счёт нам собираются выставить на каких-то жалких полмиллиона? — недоверчиво посмотрел на него Корней. — Как-то мелко, не сходится. Вот если б на десять, я бы понял, а на пол миллиона? — удивлённо поднял он в недоумении брови. — Нет, не сходится, — резко мотнул он головой. — На них не похоже.

В любой момент мы можем всё бросить и сказать, что вот есть у нас две тысячи молодых деревьев кедра, те, что ты реально насчитал, и нам этого хватит. А кому надо больше — пусть сам и сажает себе, сколько захочет. И считает тогда по десятинам, хоть все шесть тысяч. Пусть тогда он вам и платит ваши пол миллиона. А мы всё бросаем.

И на том успокоиться. И про сахарный клён забыть, как и не бывало.

Тем более что никто из нас даже не знает, как он на самом деле внешне выглядит. А доверять поставщикам после этой истории с кедром, как то будет неправильно.

Не вижу мёртвой хватки Головы за горло, как это у него принято. Что есть очень странно, — задумчиво пробормотал Корней. — Полное впечатление, что просто попугал и отпустил. Не похоже это на нашего Голову. Не похоже.

— М-да? — Сидор задумчиво почесал затылок. Мысли Корнея в точности повторяли и его размышления, что не могло не настораживать. — Вот и мне не всё ещё в этом деле понятно. Нет полной и ясной картины.

— И что теперь? — нетерпеливо поторопил Корней.

— Что, что теперь? — разозлился Сидор. — Теперь наши ребята, вместо того чтобы повышать своё воинское мастерство, как того следует, совместно с городским геодезистом и его группой оформляют документы на наши будущие кедровые плантации, так как положено. Детальный план, описание участка, все повышающие и понижающие коэффициенты и прочая, прочая, прочая лабуда. Шесть тысяч гектар тайги это тебе не шутка.

И тут же вылезла вполне очевидная проблема. Площади наших участков в результате этого правильного оформления резко поползли вверх, — сердито проворчал Сидор. — И приближаются к девяти тысячам. И всё в естественных границах выбранного участка.

Вот тебе один из примеров.

Сидор с брезгливым выражением лица поднял за уголок какой-то исписанный листок.

— Третий по счёту из первоначально выбранных для работы объектов, — пояснил он, небрежно помахав листком в воздухе. — Предварительная оценка и замечания.

Предложение геодезиста. Раздвинуть границы выбранного участка до естественных границ. Вверху — ограничиться макушкой холма, справа — оврагом, слева — ручьём, а снизу дном мокрой лощины. Тогда вся выбранная площадь представляет единым массив с одинаковыми природно-климатическими условиями или параметрами, удобными для расчёта налога.

Так и написано. И, между прочим, правильно написано. Так, по уму и надо было бы сделать. Только нам такого не надо. В результате такого "доброго" совета небольшая лесная полянка, кое-как засаженная жалким десятком наших кедров, увеличивается ровно на треть. А это значит, что и налог увеличивается на треть.

Ну и нафига нам такое удовольствие, — раздражённо проворчал он.

Геодезист говорит, что такой подход — правильный. Кто б спорил, конечно, правильный, согласен, — раздражённо кивнул головой Сидор. — Одна беда. В результате такого увеличения сумма налога с нас, при площадном учёте, увеличивается ровно на треть. А у нас нет свободных денег. Да даже если б и были, то, с какого бодуна мы вообще должны кому-то что-то платить? За что? За пустырь?

Хотят получать с нас налоги — пусть передают нам эти земли в собственность, а мы, так уж и быть, будем платить городу торговую копеечку с каждого проданного мешка ореха. Как все. А не как сейчас — за десятину с занятого под угодья у города участка, находящегося в пределах особой экономической зоны города.

Не забывай, что все наши участки с кедром находятся в пределах тридцативёрстной защитной черты, окружающей город.

Ну не могли мы с профессором по зиме, по глубоким сугробам, в колотун кататься куда-то далеко. Хапали, что поближе к городу было. Вот и дохапались.

Помолчав, Сидор продолжил, видя горящие искренней заинтересованностью глаза Корнея.

— И так, по всем участкам.

— Так надо сбросить балласт, — откликнулся Кондрат, внимательно глядя на Сидора. — В чём проблема?

В жадности, — мрачно хмыкнул Сидор. — Ни Маша, ни Белла категорически не желают расставаться с такими большими площадями кедровников. По разным причинам, но не желают.

А балласт сбросить нет проблем! — неохотно мотнул он головой. — Всё можно сбросить. Охотников на такие участки последнее время появилось что-то слишком много, особенно в свете нынешнего кедрового бума.

Но! Это не решение наших проблем. Девочкам жалко расставаться с мечтой и отдавать земли, когда они уже вроде бы как наши и из них вполне реально можно что-то толковое сделать.

И тут вылезает та самая проблема, вокруг которой всё и вертится: "Сколько это будет стоить"?

Так вот, говорю тебе первому, чтоб ты знал. Учитывая нынешние высокие цены на саженцы, то на приведение наших угодий в нормальный вид, такой, какой обычно подразумевается под понятием кедровая роща, кедрач, кедровая плантация, ну и так далее: на всякие там саженцы, дороги, зимовьё для сборщиков, мелиорацию участка, вырубку малоценных и ненужных насаждений, раскорчёвку, ну и всё такое прочее — всё это потребует от нас затрат….

Сидор снова покопался в груде рассыпанных на столе бумаг перед собой, и, достав какой-то мятый, словно жёваный листок, густо исписанный какими-то записями с расчётами, небрежно помахал им в воздухе.

— Вот! Шесть тысяч га, грубо считая, триста деревьев на гектар. Итого — один миллион восемьсот тысяч. Если по нынешним ценам золотой за саженец…

— Ну, сумму ты уже представил, — усмехнулся Сидор. — Нас пытаются втянуть в большую, серьёзную и дорогую работу, которая займёт нас надолго, на три года как минимум. А вот потом, когда всё будет готово, результат работ у нас можно и присвоить. Отберут под любым благовидным предлогом. Как наши пахотные земли возле города отобрали и до сих пор не возвращают. Земля то не наша. Нам её просто дали в пользование.

Я тебе даже сейчас с дюжину таких предлогов сходу назову, — с невесёлой усмешкой проговорил Сидор. — А если хорошо подумаю, то и ещё десяток нарисую.

И Маша это поняла, как, впрочем, и Белла. Потому они обе и в панике. Не знают, что и делать. Бросить жалко, а до ума доводить — себе дороже

Выход один. Или всё бросить, так как оно сейчас есть, но перед этим выкопав и вывезя с участков всё что мы там до того посадили, и действительно устроить маленькую такую плантацию кедра площадью на семь-восемь гектар, исходя из наличного количества деревьев. Или, громко заявить перед всеми, что да! Не было у нас до того ничего, а теперь будет. И мы ставим свои шесть тысяч десятин на реконструкцию. И будем делать культурные плантации, как положено. Вот у нас и обмеры есть, и расчёты, и планы будущих посадок. И взять, таким образом тайм-аут на три года.

А это значит серьёзно вкладываться в серьёзную работу. На миллионы!

А где ты под городом столько земли нашей видел? Где ты лишние деньги у нас видал? Нет ничего!

— Эко удивил, — буркнул Корней. — По-моему, это обычное для нас состояние безденежья. Чего-нибудь придумаем. Ты придумаешь, — ткнул он в сторону Сидора пальцем.

— Ну да, — Сидор хмуро, без малейшей тени улыбки смотрел на Корнея. — Я-то придумаю. А кто делать потом будет? И на какие шиши?

У нас просто нет ни лишнего миллиона, ни полумиллиона, ни даже ста тысяч. Вот в чём дело.

И у нас каждая монетка на счету. А того ореха, что мы этой осенью сможем собрать с того что посажено было три года назад, в лучшем случае хватит чтобы только самим полузгать калёным кедровым орешком. Да поставить парочку бочек кедровых настоек на скорлупках с ядрышками, всему городу на смех.

Такая же картина и по посадкам сахарного клёна. Только что с площадями пока не определялись и судя по всему, определяться не будем. Плюнем и забудем.

Единственный плюс сейчас с клёном — никто в Совете до сих пор в нашем крае с сахарным клёном не сталкивался, потому и ситуация зависла. Но это только пока! Но что будет через год, неизвестно. Но, что-то придумают, не сомневайся.

Нет таких крепостей, которые бы не взяла наша жадная до чужого добра Старшина. А в деле обдирания шкур со своего ближнего, они впереди планеты всей.

В общем, — грустно прихлопнул Сидор лежащую перед ним пачку бумаг своей ладонью, — всё хреново.

Теперь тебе, наверное, понятно и то почему мы прекратили все игрища в благотворительность, — сухо заметил Сидор. — Всё сократили. Даже строительство мостов, что планировалось на дороге к нашему перевалу, тоже полностью свёрнуто. Хотя, конечно, жаль. Но обойдёмся пока и бродами.

А ведь Голова ещё и заикался, что мы должны за свой счёт строить крепости для защиты местного населения. Мол, за это нам послабления разные будут.

И строим, куда денешься, самим надо, а послаблений нет, одни только претензии.

Как тебе это? Взять хотя бы Тупик, — Сидор внимательно смотрел на задумчивого Корнея. — Ладно бы там все были наши люди, которые бы работали на нас. Так ведь нет. В основной массе это пришлый, совершенно посторонний народ. К тому же, тут же норовящий стать нашим конкурентом.

Самый характерный пример из подобных — Бугуруслан.

Работал на нас. Но только до тех пор, пока на нашёл на осваиваемых нами предгорьях больших площадей ничейных кедровников. И тут же их присвоил, наплевав на все наши с ним договорённости.

Потому как кедровник — это статус. К кедру здесь особое отношение. Это — в первую очередь не деньги, а статус. Незримый, нематериальный, но, тем не менее, вполне реальный высокий статус в глазах всего местного общества.

Откуда и вытекает жёсткое требование Беллы любым способом заиметь себе заявленные нами когда-то давно площади кедрача. Потому как по её мнению выбора у нас нет. Раз сказали, что у нас шесть тысяч гектар кедрача, значит, так оно и есть. И хоть ты тресни, но сделай.

У тебя может не быть много денег, но если у тебя есть посадки кедра, хоть одна десятина на своей земле, — тебя введут в городской Совет и будут искренне уважать.

Нет кедрача, но есть бочки с золотом — для всех ты просто скоробогач. Да хоть на золотой посуде ешь, хоть по нужде ходи в золотой унитаз — никого не волнует.

И это же особое отношение к кедру, безусловно, значит, что никто земли, занятые ныне нами под "угодья" ни под каким видом никогда нам в собственность не передаст, даже если мы и захотим. А выкупить их у города — ты знаешь, в какую сумму они оценивают один гектар местных чернозёмов — закачаешься.

Поэтому, — Сидор с флегматическим видом на миг задумался. — Вывод один. Сваливать с этих якобы угодий надо, куда угодно, потому как ничего нам там сделать просто не дадут. Или дадут, но при этом ободрав как липку, а потом всё равно отобрав всё что сделано.

А если уж и заниматься кедровниками, как требуют моя Белла вместе с твоем Машей, то только там, куда не дотянутся жадные лапы Совета. То есть или у нас в горах, или на озёрах. А на озёрах ящеры, — уныло констатировал он. — Да и в горы они частенько забредают.

Корней, резким взмахом руки остановил унылую речь Сидора.

— Кстати о Бугуруслане. А ведь там, в предгорьях могло бы быть много молодого подроста, в тех самых найденных им кедрачах. Которые вполне можно было бы нам использовать как свои собственные саженцы. Тогда бы все и наши проблемы с плантациями были бы решены. Сейчас же, как я понял из твоего нытья, получается, хрен знает что. Где брать саженцы — непонятно. Что делать — непонятно.

Бросить — жалко, а вкладываться — жаба душит.

Корней, внимательно глядел на мрачного Сидора.

— Давно хотел спросить, — вдруг неожиданно сменил он тему. — Зачем ты к себе в дом притащил целое дерево? Да ещё с корнями.

Небрежным кивком головы Корней указал на небольшое засохшее деревце кедра, стоящее в углу комнаты. Пол под ним был густо усыпан опавшими иголками, среди которых отдельной горкой возвышались снятые с него шишки.

— Да, — равнодушно махнул рукой в ту сторону Сидор. — Хотел поближе на него взглянуть, под микроскопом профессора. Надо же разобраться, что это за порода такая странная. Точно ли это тот самый горный поморский кедр, или что-то ещё. И с чего бы это он так резко принялся плодоносить.

— Пытался отломить ствол у корня — не вышло, крепкий сволочь. Пытался срубить топором, так чуть топор не сломал. Интересно стало, вот и притащил. А что с корнями — так попробуй его сломать, особенно у шейки — хрен что получится. Удивительно крепкая древесина.

— И? — немного оживился Корней. — Узнал что нового?

— Только то, что на богатых чернозёмах великолепно развивается корневая система растений, — устало зевнул Сидор. — Что я и так хорошо до того знал. Ничего нового.

Сделал пару поперечных спилов со ствола, сломав зубья у двух пил, но ещё не смотрел. Не до того было, да и профессор микроскоп не дал, жадина такая. Какие-то у него там свои срочные дела, оборудование всё занято. Сунулся в лабораторию к нему — выгнал, сказал, что не до меня, приходи позже. Теперь сижу, жду, когда освободится.

— А ты не думал на недельку смотаться в горы и поговорить с ребятами атамана на предмет покупки у них саженцев? — хмыкнул Корней. — Чай, мы им не чужие, вместе предгорья осваиваем. И если у них действительно есть молодой десятилетний подрост, как все говорят в городе, то с ними наверняка можно договориться о поставках, на каких-нибудь льготных условиях.

— Вот и девочки о том же постоянно твердят, — мрачно буркнул Сидор. — Только они не знают так хорошо тех двух друганов, что вместо атамана там теперь всем заправляют.

И это не люди атамана, учти на будущее. Они разругались с Бугурусланом вусмерть и теперь сами по себе. Впрочем, как и раньше оно было.

Так вот, — криво усмехнулся Сидор. — Последний год я плотно с ними общался и вот что скажу. Они хрен тебе монетку медную уступят там, где можно получить всё. Удавятся, но на уступки не пойдут. Каким бы ты для них другом ни был.

— Шёл бы ты спать, Сидор! — устало покачал головой Корней. — Уже ночь глубокая на дворе, завтра, рано с утра ребята с завода приедут, а ты всё говоришь, говоришь, говоришь…. Уже голова от твоего ныться распухла, а ты всё не угомонишься, нудишь и нудишь.

Сам не спишь, и другим не даёшь.

— Какой тут сон, — глухо протянул Сидор, с тоскою глядя на устраивающегося на диване в гостиной Корнея. — Тут от этих подсчётов, голова кругом идёт, да во всех небритых местах шерсть дыбом встаёт, а ты про какой-то сон думаешь.

Махнув на него рукой, Сидор с обречённым видом опять уткнулся в свои записи и остался сидеть, склонившись над ними и подперев щеку правой рукой.

Когда на утро Корней поднялся встречать ожидаемых рано утром гостей, тот так и спал, сидя за столом и уткнувшись лицом в бумаги.