Старая крепость в горах. *

Хоть и прибыли они вчера в старую крепость поздно ночью, но в прибранной и протопленной заранее к его приезду комнате спалось покойно и хорошо. Осенние ночи были холодные, и тёплый, прогретый дом был воистину то что надо. Поэтому хорошо выспавшись, на следующее утро Сидор встал рано, и первым же делом отправился изучать останки того, что привело его в такую несусветную даль.

Битых полчаса Сидор ходил вокруг разбитой и частично кем-то уже разобранной платформы Кузнеца, валяющейся на заднем дворе горной крепости, и с задумчивым видом созерцал конструкцию, так до конца и не доработанную бугуруслановским кузнецом Римом ещё в бытность их первого похода в Приморье.

Было понятно, что пытаться с первого взгляда разобраться в конструкции и как эта хитрая штука устроена, не разобрав её до основания, было невозможно. Надо было тащить останки в Трошинские мастерские и там, на месте разбираться, пока её окончательно тут не доломали.

С тех пор, как они вернулись, полуразобранная платформа так и валялась в крепости, брошенная хозяевами возле такого же, как и сама, не отремонтированного, с отсутствующей крышей, полуразрушенного сарая. Дров в округе было мало, лес из-за появившихся в окрестности крепости медведей на дрова рубили мало и осторожно, только сухостой. Поэтому, что с ней будет ещё через полгода, после зимы, догадаться было не сложно.

Сидор критическим взглядом окинул отрядную кузню. По раннему времени, здесь ещё никого не было, но что никакие работы здесь не ведутся и что горн кузни давно остыл, понятно было с одного взгляда.

У кузни явно не было хозяина.

В своё время, сразу по возвращению из Приморья, бугуруслановский кузнец Рим попытался было приспособить этот сарай под свою персональную кузню, но ему так и не дали тогда этого сделать, быстренько выпроводив за пределы крепостных стен, и сказав, что на том месте должна быть отрядная кузня, а никак не его личная.

Так кузнец тогда свою колымагу тут и бросил, видать, позабыл про неё. А теперь вот Сидору она понадобилась. Следовало договориться с кузнецом, что он её забирает.

Как-никак он же полностью профинансировал все работы по ней, и можно считать, что Сидор и является её фактическим собственником, так что, разрешения у кузнеца можно было и не спрашивать. Но лучше, всё же, было переговорить. Чего на пустом месте обижать хорошего человека. Тем более вложившего в неё столько своего труда и изобретательности, пусть даже Сидором и оплаченных.

— Итак, одно из дел, приведших меня сюда, сделано, — Сидор удовлетворённо потёр ладони.

Повезло. Это было самое то, что ему было надо для доставки тяжёлых неразъёмных частей прокатного стана. Большая деревянная платформа с колёсами на нескольких поворотных станках. Размерами три на десять метров, с возможностью удлинения и расширения практически до любой длины и габаритов. Как раз то, что Извару было надо.

Теперь оставалось только воспроизвести конструкцию в лёгких материалах из клееной фанеры, и дело в шляпе. Можно отправляться в Приморье и везти оттуда всё, что угодно. Хоть прокатный стан, хоть кирпич, хоть что. По крайней мере, лошади не надорвутся, как в прошлом.

А если на неё ещё поставить клееную из фанеры цистерну для сырой нефти, тонны на три-четыре, какую он когда-то, давно ещё просил сделать для него мастера каретника, то от открывающихся впереди перспектив просто захватывало дух.

— Любуешься?

Насмешливый, весёлый голос, раздавшийся за его спиной, ясно показал, что его повышенный интерес к старым, забытым останкам из прошлого не прошёл незамеченным.

— Товарищ Травник! — Сидор с ехидной ухмылкой на губах медленно повернулся назад. — Ну? — глубокомысленно задрал вверх он правую бровь. — Как идёт наживание личного богатства в отдельно взятой семье? Как ваш гошпиталь? Как больные? Проблемы, потребности, просьбы есть? Говорите, не стесняйтесь, товарищ Главврач! Или лучше будет сказать, ГлавСнаб? Или ГлавТравк?

Вы же знаете, что лично Вам ни в чём отказа не будет. Всё для Вас. Всё для дела. Любое ящеровое лекарство по первому вашему требованию. Только скажите. Любой инструмент, самый редкий и дефицитный. Всё будет, только скажи-те! — ехидно добавил он.

— Издеваешься, — осуждающе констатировал Травник. — Не стыдно! Вместо того, чтобы войти в положение товарища, издеваешься.

— А кто бился за независимость и кричал что сам с усам? — насмешливо посмотрел на него Сидор. — Вы!

Кто громче всех кричал, что обойдётся без чьей-либо помощи, а уж без барона, как его там, Вехтора, в первую очередь? Вы! А кто организовал свой собственный госпиталь? В противовес нашему, создав тем самым нам нездоровую, никому не нужную конкуренцию? Вы!

И что в итоге? Пшик! Ни одного больного за всё последнее полугодье.

В конце концов, кто потерял своего командира?

— Бугуруслан не наш командир и никто его не терял, — насмешливо ухмыльнулся Травник. — Он что, девка, чтобы его терять?

— И где же он тогда?

— А хрен его знает? — равнодушным голосом протянул травник, демонстративно ёрнически передёрнув плечами, как бы изображая арлекина с кривой рожей. — Может так и торгует где-то по Приморью, как и ты раньше. А может и ещё где. Его, в отличие от Дюжего никто и не искал толком. Так что, где он сейчас есть, никто не знает. Может, так и торгует, горя не зная, — Травник равнодушно пожал плечами.

— Чего тогда не едете к нему и с ним не торгуете? Кучей же веселее, да и безопаснее. Особенно по тем местам.

Мне деньги нужны, между прочим. Хоть на поборах с вас монетку маленькую заработаю. За провод каравана по "мокрой кишке" хотя бы. Так вы, кажется, называли мою пещеру и моё законное требование собрать деньги на ремонт стен вот этой милой крепостицы?

Сидор с глубокомысленным видом обвёл широким жестом полуразобранные развалины у себя за спиной.

— Вишь, сколько здесь ещё работы. Начать и кончить. А вы торговать отказываетесь. Не порядок.

Хоть что-то с вас дармоедов получу. Хоть долю малую, — демонстративно, ёрнически всхлипнул Сидор, смахивая несуществующую слезу.

Ничего не отвечая, Травник радостно скалился, весело глядя на Сидора.

— Не вижу повода для радости, — мрачно пробурчал Сидор, глядя на его весёлую, довольную физиономию. — Вам-то оно может и в радость, а вот нам недавно такую пилюлю вставили, что приходится теперь к бедности готовиться, — Сидор закатил глаза и развёл руки широко в стороны, изображая воображаемый размер вставленной им пилюли.

Слышал, небось, как наш славный Горсовет приложил нас с нашими кедровниками? Потребовали разобраться, что у нас за угодья такие и заплатить налог. И такой счёт выкатили, что у всего города волосы дыбом встали.

— Да об этом только глухой не слыхал, — явно довольный этим, травник ехидно ухмыльнулся. — Пол миллиона золотых, кажись, с вас затребовали? — травник расплылся в ещё более довольной ухмылке. — Я доволен. Так вам и надо! Орали на всех углах, что у вас шесть тысяч гектар кедровников, а на самом деле всего пара тысяч жалких молодых деревцев в собственности имеете. И за преднамеренный обман должны быть наказаны.

Так что Совет поступил совершенно правильно, выкатив вам такой здоровый счёт. Врать надо меньше.

И как вы, ребята, умудряетесь постоянно влипать во всякую дрянь? — он с деланным сожалением пожал плечами. — Ну что ж, придётся помочь боевым товарищам, — несколько нелогично в сравнении с только что сказанным проговорил он.

— Что? — изумился Сидор. — Помочь? Это как? — развеселился он.

— Я уж так и быть, готов пожертвовать частью своих редких трав в твой карман. Чтобы только поддержать товарища, — со значительным, важным видом Травник шутливо ткнул своим пудовым кулачищем в плечо Сидора. — Сколько, ты там говоришь тебе надо налога заплатить?

— Так сколько ты говоришь у тебя твоего сена? — ехидно поинтересовался в ответ Сидор. — Давай, показывай!

— Сена? — возмущённо возопил травник, так что у Сидора от его вопля даже зазвенело в ушах, и он яростно затряс пальцем в ухе.

— Ладно, ладно! — Сидор попытался успокоить вулкан взметнувшихся страстей. — Не сена, не сена! Травы! Сухой травы!

— Гад ты Сидор! — улыбнулся Травник. — Барон и гад. Но, за что я тебя люблю, так это за твою общую незлобивость и исключительную пользительность для общего дела. Пшли, — ткнул он его ещё раз кулаком в многострадальное плечо, — тут рядом.

За весёлым, шутливым трёпом они не спеша подошли к полуразрушенной крепостной башне, в подвале которой, как сказали Сидору, травник хранил какие-то свои особо редкие и дорогие травы.

Сидор ещё сразу по приезду хотел заглянуть сюда, полюбопытствовать. Но первым делом поторопился посмотреть на платформу и теперь он с искренним любопытством рассматривал широкую дверь в подвал, которую собирался отпирать травник.

Правда, отпирать это громко сказано. Всё отпирание заключалось лишь в том, что он выдернул из щеколды какую-то щепочку, единственно и запирающую дверь, и, поднапрягшись, с трудом распахнул жутко заскрипевшее несмазанными старыми петлями толстое дверное полотно.

— Прошу, — травник гостеприимно указал на широкие ступени, ведущие куда-то в темноту подвала.

— Во-во! — проворчал Сидор. — Показывай своё богатство. А то, что боевой товарищ скоро по миру с сумой пойдёт, это теперь как бы и не важно.

— Кто пойдёт? — от искреннего удивления Травник аж споткнулся, чуть не упав в открытую дверь. — Ты? — с неподдельным изумлением Травник смотрел на Сидора, так что тому даже на миг стало стыдно за свою глупую шутку.

— И не стыдно тебе? — осуждающе покачал Травник головой, следом за Сидором осторожно спускаясь по старым, разрушенным ступеням. — Из города приходят вести, что ты Голове такую шпильку на нефти вставил, что тот неделю как боров резаный орал на своих домашних.

— А неплохой подвальчик, здоровущий, — с одобрением заметил Сидор, старательно пытаясь увести разговор в сторону. К своим доходам по нефти он не горел желанием привлекать лишнего внимания.

Сидор с любопытством окинул внимательным взглядом темноватое после яркого солнечного дня полуподвальное помещение башни. По опыту он знал, что если травник подымает вопрос о деньгах, значит, будет пытаться обязательно что-то из него выжать. Внимание Травника от затронутого предмета следовало срочно отвести. Сидор никак не хотел, чтобы кто-либо обсуждал его дела.

— И свет из окошек есть, и сухо, на удивление. И места здесь полно для твоего сена. Единственно плохо, что сюда с подводой по пандусу не спустишься, приходится на руках всё таскать. Разрушен.

Сидор критическим взглядом окинул полуразрушенный каменный пандус, ведущий наверх, к заложенному большими каменными блоками бывшему когда-то выходу из подвала башни.

— Да, — задумчиво протянул он, окидывая более внимательным взглядом помещение. — Не мешало бы всё это восстановить, а тебя отсюда выселить.

— Говорят, ты заработал пол миллиона? — Травник с хитрой улыбкой смотрел прямо в глаза Сидора, не обращая внимания на то, что тот говорит.

Сбить Травника с того, что тому было интересно, ещё никому не удавалось. Впрочем, Сидор, зная его неуступчивую натуру, даже не пытался.

— Врут, — сделав честные глаза Сидор широко раскрыв их, прямо посмотрел на него. — Я заработал три миллиона!

— И-эх! — Травник осуждающе покачал головой. — Врёшь! Старым боевым товарищам врёшь! И как тебе не стыдно!

Ладно! — дружески хлопнул он Сидора по плечу.

Поморщившись, Сидор осторожно помял мгновенно онемевшее плечо. Что-что, а рука, у здорового татарина была ой какая тяжёлая, никакой анестезии не надо.

— Посмотрел на свой подвал и на моё сено, так пошли! — ухмыльнулся Рим. — Ребята в пивнушке собрались, только тебя и ждут. Заждались, поди! Решили отпраздновать шпильку, которую ты вставил Голове и городской Старшине в задницу.

У нас теперь есть своя пивная! — радостно сообщил он Сидору новость. — Теперь есть где собраться и что-нибудь отпраздновать. Причём подают только ваше пиво. Цени! Ничьё не берут, только ваше! Самое лучшее!

Это из уважения лично к тебе, за то, что ты так здорово вставил пистон городской Старшине.

Кедровый питомник Травника/Кузнеца.*

Утром, после вчерашнего загула, Сидору показалось, что он уже не встанет.

Как минимум часов пять или шесть, ещё точно. А может и все десять. А если его не трогать, то и до завтрашнего дня у него не будет сил подняться. Хотя бы к чайнику, стоящему на подоконнике и полному вкуснейшей, холоднейшей воды, которая, как он твёрдо был уверен, наполняла вожделенный сосуд до самых краёв. Или, хотя бы надеялся на то, что там что-то есть.

— "Литр там, наверное, всё же остался, — медленная, тягучая мысль нехотя ворочалась в гудящей с перепою башке, в которую казалось, бухает и бухает чем-то твёрдым и ужасно надоедливым.

Господи, как же давно я так не напивался. Даже странно. Вроде алкоголь не должен на меня так хреново действовать. Что же такого мы пили, чтоб я так траванулся. Вроде бы всё своё было. И пиво, и водка. И не мешал вроде. Если только чуть-чуть".

— Ты собираешься вставать?

От громкого, оглушающего голоса, раздавшегося прямо над ухом, Сидору показалось, что у него сейчас взорвётся башка.

— Блин! — еле слышно прошептал он пересохшими от жажды губами. — Нельзя ли потише?

Значит это не у меня в голове, — проскрипел он. — Значит, опять кого-то со сранья принесло.

Подняв голову, он увидел давешнего Травника, что-то деловито делающего возле печки.

— Больше пить не буду, — попытался он твёрдо расставить всё по своим местам.

Сидор почувствовал лёгкую панику. Сил чтобы встать — не было.

Такого, чтоб напиться до состояния, чтобы не смочь подняться утром на ноги, он вообще за собой не помнил. Лёгкая паника грозила перейти в серьёзный испуг. Что происходит?

Дел в крепости было невпроворот. И времени валяться в постели не было. А вчерашний загул, при всей приятности воспоминаний о весёлой компании, серьёзно выбивал его из жёсткого графика, который он сам же для себя и установил, когда ещё только собирался сюда в предгорья.

Не то, что он вчера надрался как свинья, и не то, что у него сейчас раскалывалась голова, всё это было мелочи. Один потерянный рабочий день. Целый день напряжённой трудовой осени, когда дорога каждая минута, когда все дни впереди расписаны буквально по часам.

Это для него был чудовищный провал в планах.

Поэтому, нежданное появление Травника, и ожидаемое с его появлением возобновление пьянки, буквально ввергли Сидора в ужас.

— Пить больше не буду, — попытался он проявить твёрдость. Но слабость, неожиданно поселившаяся в теле, не дала ему это сделать. Голос его был едва слышен.

Не зная как поаккуратней отказаться, чтобы не обидеть товарищей, Сидор уже мысленно начал переборку вариантов, когда Травник закончил свою непонятную возню возле печки и подошёл к кровати с какой-то плошкой в руках.

— На, выпей, страдалец.

— Это что? — попытался Сидор поднять голову.

— Это же надо, — осуждающе покачал Травник головой. — За каждого погибшего товарища выпили по полной стопке водки. Как ты вообще после такого живой? Первый раз такое вижу.

Пей, пей! — подтолкнул он руку Сидора попытавшегося оттолкнуть протянутую ему плошку с каким-то варевом. — Это лекарство. Похмелье, как рукой снимет. Огурчиком не будешь, но в норму придёшь быстро. А то ты мне что-то не нравишься, — критически оглядел он лежащего на постели товарища.

По крайней мере, пройтись со мной кой-куда сможешь, — таинственно ухмыльнулся он.

— Куда, кой-куда? — проскрипел осипшим голосом Сидор, пытаясь не уронить из дрожащей руки пустую миску из-под гадостного пойла Травника, и подозрительно глядя на товарища.

Ну и гадость, — наконец-то скривился он, как только напиток провалился куда-то внутрь и все ощущения начали постепенно возвращаться в пропитанный алкоголем организм.

— Ты что, забыл? — насмешливо посмотрел на него травник. — Подарок — благодарность товарищей за помощь и поддержку. Ты ещё вчера всё порывался поехать посмотреть, да уже было темно и тебя как-то умудрились отговорить, накатив очередной стакан.

Все собрались, ждут только тебя.

— Вчера я слышал нечто подобное. Но что — не упомню, — угрюмо заметил Сидор. — А чем всё кончилось видно на примере моего бренного тела, лежащего ныне в горизонтальном состоянии, — сухо, в деловом, телеграфном тоне проговорил он.

— Подымай своё тело из горизонтального состояния и приводи его в вертикальное стояние, — в точно таком же телеграфном ключе отозвался Травник. — Люди ждут, нехорошо опаздывать.

— А без меня никак?

— Никак! — сурово отрезал травник.

— По правде сказать, — наклонился к нему травник с ехидной ухмылкой на лице, — именно без тебя — ну никак!

— Тогда подымаюсь, — тяжело и обречённо вздохнул Сидор, медленно вставая и шаркая ногами перемещаясь к тазику в углу, где к стене был прибит рукомойник.

Умывшись, он уже с более бодрым видом энергичнее заходил по комнате, подбирая разбросанную по разным углам одежду.

Одевшись, Сидор неожиданно почувствовал, что сосущее чувство перепоя и непонятной какой-то тяжести, с какими он буквально пару минут назад с трудом поднимал голову с подушки, бесследно исчезло.

— Однако у тебя и зелья? — удивлённо посмотрел он на невозмутимого Травника.

Ни следа перепоя, — удивлённо похлопывая себя по бокам, окончательно пришедший в себя Сидор, сноровисто вооружался привычным оружием, которое, несмотря на вчерашнее пьянство и полную потерю воспоминаний о том, чем окончился вечер, оказалось в строго отведённых для него местах. — Так, лёгкая заторможенность в членах и не более того. Даже голова не болит.

Всё на месте, — довольно констатировал он, засовывая очередной метательный ножик на привычное место. — Мастерство не пропьёшь.

— Ты вчера себя не видел, — насмешливо отозвался на его замечание Травник. — Не знаю, как тебя ребята удержали от смертоубийства, когда ты вчера удумал демонстрировать своё мастерство. Да не на ком-нибудь, а на нашем несчастном трактирщике.

— Чем тебе трактирщик-то не угодил? — насмешливо глянул он на Сидора. — Нормальный мужик. И кормят у него хорошо, и дерёт недорого. А ты как его увидел, так прям взъелся, еле оттащили.

Почему, мол, без разрешения кабак в крепости открыл. Как посмел. Кто разрешил. Я разрешения на кабак тебе не давал и всё такое. Чуть не убил, несчастного. По всему залу гонял, швыряя в него свои ножички.

— И что? Так ни разу и не попал? — Сидор удивлённо смотрел на озадаченного вопросом Травника. — Странно.

— Ну и чего ты так на него взъелся? — хмыкнул Травник. — Чем он тебе не понравился, что ты готов был его убить? Ну, открыл кабак и открыл. Даже если и без твоего разрешения. Так тебе то что. Его трактир. Где хочет, там и открывает. И когда хочет, тогда и открывает, — насмешливо ухмыльнулся он. — И ни ты, ни кто-либо другой ему не указ. Так что жди теперь счёт от него за поруганные честь и достоинство.

— Опять, — загрустил сразу Сидор, тут же явственно представив возможную сумму, в которую обычно кабатчики оценивают подобные, как у него вчера, гуляния, и особенно покушения на целостность собственной драгоценной шкурки.

И всё равно. Несмотря на подобную мрачную перспективу, даже сейчас в душе его ворохнулось какое-то нехорошее, злое чувство, как только речь зашла о новом трактирщике. Чем-то тот ему с самого начала сильно не понравился, а вот чем, Сидор никак не мог вспомнить.

Головная боль и тяжесть во всём теле постепенно возвращались, что вообще ни в какие ворота не лезло. Такого вообще не должно было быть.

После того, как они с Димоном обожрались в этом мире шишко-ягодой, по одной простой причине — есть на тот момент было больше нечего, Сидор уже думал, что ему вообще можно было бросать пить, потому как, на него алкоголь практически перестал действовать. Теперь же, выходит, что он ошибался. Видимо действие ягоды имеет строго ограниченное действие по времени.

— "Вернусь, надо будет сожрать ещё пару вёдер этой ягоды, чтоб ещё года на три хватило, — уныло подумал он, только на миг, представив себе тяжёлые последствия для своего желудка подобной нагрузки. — А то даже патентованное травниковское средство плохо помогает".

Не смотря на весь свой чудный, нежный вкус, спелая шишко-ягода что-то у него ничего кроме тошноты и отвращения последнее время не вызывала. Похоже, действительно, он ею окончательно объелся.

За собственными грустными размышлениями Сидор даже не заметил, как Травник умудрился всё же вытащить его на улицу, хотя сам Сидор думал какое-то время вообще не показываться на людях. Стыдно было за вчерашние художества.

Однако, вспомнив, что пресловутый трактирщик так ему вчера ничего и не ответил на вопросы о получении разрешения на открытие трактира в крепости, Сидор пришёл к выводу, что хочешь, не хочешь, а выползать на улицу надо, и к делам, намеченным на эту поездку, добавилась ещё одна большая головная боль.

Судя же по тому энтузиазму, с которым вчера гуляли в новом кабаке их егеря с местными хуторянами и новопоселенцами, наличие кабака в городке являлось долгожданной вестью, которую все с энтузиазмом принимали. И закрытие его, по одной лишь своей прихоти, как он вчера сгоряча решил, не прибавит ему популярности в глазах этих, как оказалось, совсем ему не чужих, и не безразличных людей.

Да и возможный доход, который обычно приносят подобные заведения для местной администрации, в их нынешнем тяжелом положении скорого безденежья был далеко не лишний.

Так за подобными мрачными размышлениями он и не заметил, как они с Травником умудрились быстро проскочить всю небольшую крепость и теперь куда-то целенаправленно двигались по накатанной грунтовой дороге за пределы хаотично разросшегося вокруг крепости посада.

Бодрый утренний осенний холодок освежал, и Сидор, почувствовав себя лучше, быстро успокоившись, и уже через несколько минут просто выбросил из головы тягостные воспоминания о странностях вчерашнего вечера, полностью отдавшись на откуп холодному осеннему дню. И ветру, стылому ветру поздней осени, казалось, пронизывавшему его насквозь.

— "Легко я что-то оделся, — подумалось ему, под толстой меховой курткой. — Или знобит что-то. Наверное, после вчерашнего загула ещё не отошёл, или действительно реально холодно. Хотя, с чего бы, солнышко то вовсю светит, словно где-то на юге.

Слава Богу, вроде пришли. Скорей бы обратно, в свою тёплую конуру".

Они, похоже, действительно уже подошли туда, куда целенаправленно тащил его Травник, и где гудящая посреди какого-то поля небольшая толпа, состоящая из его вчерашних собутыльников, сразу же выбила из его головы все посторонние мысли.

— Что здесь происходит? — Сидор с любопытством огляделся вокруг.

— Подарок, — расплывшись в довольной ухмылке, Травник подтолкнул его плечом по направлению к гудящей разными голосами толпе. — Сюрприз!

— Баро-он! Сидор! Ура!

От раздавшегося радостного вопля, который издал неизвестно каким образом оказавшийся здесь бывший бугуруслановский кузнец Рим, полуразрушенное творение которого он вчера внимательно изучал возле стены сарая, уже стоял перед ним и тискал его в своих костедробительных объятиях.

— Раздавишь, чёрт, — просипел Сидор, тщетно пытаясь пропихнуть хоть толику воздуха в стиснутые до невозможности рёбра.

— Не боись! Я раздавлю — этот залечит! — двусмысленно заржав, кузнец гулко хлопнул по плечу стоящего рядом Травника.

Отпустив наконец-то Сидора, который с очумелым видом жадно хватал ртом воздух, словно вытащенная на воздух рыба, кузнец потащил обоих приятелей в самую гущу толпы, откуда уже раздавались нетерпеливые воинственные выкрики, требующие присутствия главного виновника торжества на самом почётном месте.

Почётное место оказалось самой обыкновенной бочкой из-под пива, похоже снабжавшее чистой питьевой водой работников на полях по соседству, и притащенной на этот край поля неизвестно кем, неизвестно откуда, и непонятно с какой целью.

Только сейчас, приглядевшись, Сидор с удивлением заметил, что дальнее поле, куда так целенаправленно вытащил его Травник, являлось как раз одним из тех лакомых кусков, которых им с Димоном удалось прошлой весной буквально из-под носа вытащить у зазевавшихся Бугуруслана и его бывших егерей.

Теперь всё лежащее перед ними пространство имело вид прекрасно обработанного, ухоженного поля, как будто за ним денно и нощно присматривали рачительные хозяева.

— "Вот так сюрприз, — чуть не рассмеялся открыто Сидор. — Да за вами, ребятки чуть ли не полгода уже внимательно присматривают, что вы тут творите, а вы ни ухом, ни рылом, как я погляжу. Комендант так вообще половину еженедельного отчёта посвящает вашему "Сюрпризу". Ну-ка, посмотрим, что у вас тут такое.

Однако, судя по радостным лицам всех присутствующих, так оно и должно было быть, — удивлённо констатировал он про себя, видя кругом весёлые лица. — Они что, действительно считают, что сделали для меня сюрприз? Абалдеть! Блин! Я теперь что, должен изобразить у себя удивление, а потом радостный щенячий восторг от того что они тут наворотили? Щаз! Разбежались!"

"Однако, придётся лицедействовать", — Сидор улыбнулся, молча слушая радостные шутливые поздравления в свой адрес.

"Ну да ладно, веселитесь. Пока! Считайте что и барон, и компания, владеющая этими землями, эфемерно растворилась в воздухе и ничего не знают о происходящем прямо у них под носом. Воистину, настоящий сюрприз ждёт вас впереди.

Надо только постараться как-то так его преподнести, чтоб потом не было сюрприза уже лично для меня. Да и за поднятую залежь и за удобренное навозом поле тоже спасибо. Нет худа без добра", — чуть в голос не расхохотался он.

— "А коменданта, сволочь такую, всё одно убью, — несколько нелогично вильнула в сторону мысль в опять гудящей непонятно с чего голове. — Мало того что я ничего не знаю об открытом без спроса кабаке на внутренней территории крепости, так та тварь ещё и палёной водкой меня опоила. Ведь чуть не помер же утром.

— Ох, как же мне тяжело".

Сил крепиться почти уже не было, но и показывать людям вид, как ему хреново, было нельзя. Оставалось стиснуть зубы и терпеть.

— "Хотелось бы знать, — думал меж тем Сидор, принимая дружеские похлопывания по спине и поздравления с таким дорогим подарком, — на что же они всё-таки рассчитывали?"

Восторгов этих людей он откровенно не понимал.

А что если хозяин, на земли которого не спросясь влезли самовольные захватчики, взбрыкнёт и пошлёт всех этих земледельцев пеше-сексуальным маршрутом? Что они тогда делать будут? Снова старой травой засеют?

Сидор с удовольствием окинул своё поле хозяйским взглядом.

— "Хорошо ребята поработали, на отлично, — довольно констатировал он. — И, главное, как по заказу сделали то, что мне надо".

— "Так всё же, на что они рассчитывали?" — вновь в задумчивости Сидор окинул внимательным взглядом расстилающееся перед ним поле.

Сидор перевёл задумчивый взгляд себе под ноги, на какие-то торчащие из земли прутики.

— "Значит, всё-таки, кедр", — удовлетворённо констатировал он.

Всё огромное поле возле городка, сотни и сотни гектар, их с Димоном тайная гордость и любовь, было вспахано, а местами даже пробороновано, а потом аккуратно поделено неглубокими канавками на большие чёрные квадраты. А самый центр пустынного поля засажен был огромным, просто чудовищным количеством саженцев кедра, небольшим зелёным пятном выделявшимся на огромном общем чёрном фоне перепаханной земли. Причем, если приглядеться, то, хорошо было видно, как высаженные ровными, прямыми рядками саженцы тщательно распределены по высоте, образуя совершенно равные по размерам квадраты на поле, разделённые узкими, неширокими проходами, годными, лишь на то, чтобы по ним свободно могла пройти двуколка.

Даже просто представить, сколько на это могло быть затрачено времени, сил и тяжёлого человеческого труда было невозможно. Работа была просто колоссальная.

— Вот! — стоящий рядом кузнец с гордым видом ткнул пальцем в небольшой участочек поля перед ними, засаженный саженцами кедра. — Целое поле с саженцами кедра, — с гордостью констатировал он совершенно очевидную действительность. — Наш подарок тебе от семей спасённых тобой хуторян. И от всех их друзей.

— Так это всё мне? — в совершенной растерянности спросил Сидор, впадая в какой-то ступор. — Всё мне? Ого! Ну, спасибо, — обрадовался он.

— Да когда ж вы успели?

— Ну, — замялся кузнец. — Не совсем чтобы всё….

— И не совсем чтоб тебе…, - задумчиво продолжил за него Сидор, понимающе глядя на совершенно смущённого кузнеца. — Понятно.

— Как бы это тебе сказать…, помягче…., - окончательно смутился Кузнец, не зная как разобраться с объяснениями и сам, пребывая в некотором ступоре.

— Как есть, так и говори, — мрачно заметил Сидор. Ему уже стало даже интересно, во что эти хитрые хуторяне постараются его втянуть на этот раз? В какое такое очередное дерьмо. И, как совершенно понятно, опять помимо его воли и за его счёт.

В отличие от всех предыдущих раз, когда он сталкивался с хитроумными местными жителями, эта авантюра, в которую его только что сунули носом, похоже, грозила ему ещё более нешуточными проблемами. Хотя, похоже, сами лесовики, если судить по их радостно возбуждённым лицам, этого пока не понимали.

Вдруг зачесавшаяся левая лопатка на спине, ясно сказала Сидору, что его мысли, не так уж и далеки от истины. Что-то подобное всегда так проявлялось, вылезая лёгким зудом на коже спины, когда он каким-то нутряным, шестым чувством чувствовал, что снова куда-то уверенно влезает всеми своими четырьмя конечностями. В какое-то очередное дерьмо.

— Ну и кто мне что-либо всё же объяснит? — язвительным тоном поинтересовался он у толпы, замершей вокруг него.

— Наверное, всё-таки я, — нарочито картинно склонил повинную голову Травник, с хитрой улыбкой на губах сверкнув весёлым, смеющимся глазом.

— Понимаешь, Сидор, — начал он задушевным тоном.

— Барон, — сухо оборвал его Сидор. Настроения шутить не было. Хитроумные хуторяне достали его ещё до того, как собрались что-то, интересное для них, ему сообщить. — Мне кажется, что так у тебя чётче и конкретнее пойдут объяснения. Более толково, что ли.

— Ну вот, — прогудел из толпы чей-то голос. — Я ж говорил, что Сидор обидится. А вы всё потом, да потом. Вот и допотомкались.

— Ты уж извини, Сидор, — вздохнул обречённо кузнец. — Но, честное слово, хотели тебе сюрприз сделать. Да видимо не получилось.

— Ну почему ж, — насмешливо хмыкнул Сидор. — Как раз сюрприз то у вас и получился. Не получается только почему-то с объяснениями, а с сюрпризом полный порядок.

— "Да и сюрпризец-то, так себе, на троечку, — ухмыльнулся он про себя. — Можно подумать, я не знаю, что у меня под боком творится. А то мне не докладывают. Ну-ну, посмотрим, как выкручиваться стервецы будут. А потом уже я вас обрадую. Сделаю тоже вам сюрприз. Все саженцы отберу, нахрен, — весело, тут же на месте решил он. — Они мне, как раз для Дюжего пригодятся.

Нет, — тут же перерешил он. — Всё отбирать не буду. Часть всё же оставлю, малую, три процента, чтобы не так шибко обижались. Как раз ту долю малую, что они тут меж собой, надо понимать заранее, решили мне выделить".

— Ну ладно, — начал заново Травник. — Вкратце — такое дело.

Мы с ребятами прослышали, как вас кинули с премией за освобождение хуторян в Приморье и решили со своей стороны хоть как-то тебя отблагодарить. Если бы не вы, то никто из наших хуторских ребят оттуда, из Приморья, не вернулся бы. А поведение Городского Совета нам очень не понравилось.

— "Как благородно, щаз заплачу, — пронеслась в голове Сидора весёлая насмешливая мысль. — Особенно если не знать, что такая объёмная работа, как здесь, должна была быть начата сразу же после моего возвращения из Приморья. Ещё весной. Задолго до всей этой эпопеи с освобождением Дюжего. А это лишь попытка легализации. Жалкая, скажем прямо. Хотя, работа, честно надо признаться, проведена колоссальная. Вот что значит серьёзно заинтересовать людей.

Мне так легко, как это получилось у Травника с Кузнецом такую здоровущую толпу на нужную мне работу, уж точно тут было не собрать, — с лёгкой грустью позавидовал он мужикам.

Ну а теперь, чтобы задобрить, сунут мне мелкий, ничего не значащий кусок в пасть и что-то будут просить. Весомое, грубое, зримое. Точнее — требовать, — насмешливо хмыкнул он про себя, вслушиваясь в горячий монолог Кузнеца с благодарностями за спасение их товарищей. — А ещё точнее, с ножом у горла будут выкручивать мне руки, чтобы добиться чего-то своего, им крайне нужного".

— Потом мы узнали, что у тебя затруднения с плантациями твоими кедровыми. Потом до нас дошёл слух о кедровом буме, разразившемся в городе, — поддержал меж тем товарища Травник.

— "Вот-вот, — довольно оживился Сидор. — Уже теплее, теплее. Ври дальше".

— Вот мы собрались и порешили. Чего это у тебя земля будет простаивать, пустовать, да ещё тут, совсем рядом с крепостью, прям у нас под боком. Когда ещё вы с Димоном соберётесь её обрабатывать. Ну, мужики взялись и сообща быстро всё поле и перепахали. А потом собрали из наших окрестных кедровников саженцы и под чутким руководством нашего главного травознатца, то есть под моим личным присмотром, всё аккуратно и высадили.

Травник с гордым видом протянул руку, указывая на поле.

— "Зашибись, — чуть в голос не заржал Сидор, увидев позу, в которую встал Травник. — Ему бы Ильичом на постаменте подрабатывать, отбою бы от почитателей не было. От голубей, то есть".

— И как видишь, всё прижилось, — с довольным видом вещал меж тем Травник. — Воду от горного ручья для полива на поле тебе подвели, — ткнул он пальцем себе под ноги, где Сидор только сейчас с удивлением заметил небольшой ручеёк, текущий по тянущейся вдоль дороги канавке.

— "Да, — с укором попенял он себе. — С пьянством надо заканчивать, да ещё в таких количествах. Не мальчик чай. Не видеть уже, что у тебя прямо под ногами находится? Совсем допился, алкаш".

— Детишки, вот, поливают, где канавок не достаёт, — Травник рукой с гордым видом указал куда-то в сторону. — Правда, много ещё пока недоработок, много не доделано, но ничего, народ старается, и скоро всё наладят. Все, как положено, будет.

Где-то, чуть ли не на горизонте, но, во всяком случае, гораздо дальше, чем можно было свободно докричаться, копошились какие-то маленькие фигурки, в которых только сейчас Сидор с удивлением признал многочисленную крепостную детвору, которой он с удивлением не обнаруживал вчера в самой крепости.

Мысль о детях, которых он не заметил сразу по приезду, отложилась с самого начала на подсознании, и только сейчас он понял, что же подспудно так его беспокоило всё это утро. Не это его пьянство не ко времени, а куда подевались все крепостные дети. Оказывается, вона что.

Все дети работали на его поле. Делая что-то такое, чего он пока не знал, но уже начинал догадываться.

Настроение Сидора начало медленно, но уверенно портиться.

— "Не будет, — вдруг с внезапной щемящей грустью в груди подумал Сидор. — Не будет, друг мой Травник. Как положено, ничего у вас не будет. Не дадут. А будет то, что я вас сейчас огорчу. Сильно огорчу".

Отдавать в пользование хитрых хуторян это, самое ближнее к крепости поле, одно из самых лучших во всей округе, он не собирался ни под каким видом. В этом у него не было даже и тени сомнения. Мало того что потом хрен его обратно вернёшь без жуткого скандала, так ещё этим пронырам как бы потом и должным не оказаться.

Да и детский труд, хоть и не считался в этих краях чем-то предосудительным, но откровенно и не поощрялся. А Сидору, получившему недавно на свою голову кучу подростков, так и вообще категорически что-то нравиться перестал. Особенно последнее время, сразу после того как он за какой-то надобностью на короткое время заскочил в карантинный лагерь своего обоза на Речной Пристани. Тысячи и тысячи подростков, собранных в одном месте — это… нечто.

— "Нахрен — сердито подумал Сидор. — Надо сразу возвращать назад своё поле, иначе потом придётся изгонять их отсюда силой. Выгнать выгоню, да что там, сами уйдут, как только потребую и поставлю вопрос ребром. Тем более что с самого начала они так и сказали. Но всё равно серьёзно поссорюсь. А это не есть good.

Кто же это мутит воду в крепости, стравливая нас? — вдруг озадачился он. — Меня с хуторянами довольно ловко стравливают, а их со мной. Кто это тут такой умный выискался, что присоветовал подобное? Надо бы узнать. Ведь не сами же они придумали такое. Кто-то наверняка "посоветовал" занять мои земли, как будто кругом мало пустующих участков, не хуже.

— А вот собственно и то, о чём мы тебе говорили с самого начала.

Голос Травника, громом раздавшийся прямо над его ухом, вывел Сидора из глубокой задумчивости.

— Вот тебе наш подарок — саженцы кедра. Самые большие, самые крепкие, самые, самые…. Ровным счётом полторы тысячи штук. Все примерно одного роста и возраста, где-то по десять — двенадцать лет. Так что, можешь, смело высаживать их по своей с профессором професидровой методе на своих многочисленных плантациях и через год собирать свою шишку.

— "Понятно, — чуть не заржал в полный голос Сидор. — Мне, значит, полторы тысячи саженцев, а себе — остальные тридцать — сорок тысяч. На этом поле, если на глаз прикинуть, как раз тысяч сорок саженцев и будет. Здорово! Думаете самые умные?

Так я вас огорчу, — мстительно прищурил он глаза. — Хрен вам, а не моё поле".

— И сколько же здесь уже посажено, всего? — поинтересовался он нейтральным тоном.

— Сейчас уже тысяч сорок, — тут же с довольным видом отозвался травник, полностью подтвердив расчёты Сидора. — А будет сто.

Сидор даже в этот момент почувствовал чувство внутренней гордости, насколько чётко он просчитал шельмецов. И, главное, не ошибся в своих подсчётах, даже на глаз.

— Но народ постоянно подвозит и подвозит, еле успеваем сортировать и высаживать, — вещал меж тем довольный донельзя Травник. — Так что, думаем к зиме, когда придёт пора пересаживать их на новые плантации, на этом поле уже будут как раз означенные сто тысяч.

— "На этом поле, — мгновенно отметил для себя Сидор. — Значит, есть и другое. И наверняка тоже моё".

— Тогда и твоих здесь будет тысячи три — четыре, — тут же подтвердил мысли Сидора Рим.

— Значит, три — четыре процента? — не сумев сдержать кривой усмешки, нейтральным тоном обронил Сидор, бросив косой взгляд на Травника.

Тот незаметно напрягся. Тон Сидора ему не понравился. Побывав с ним во многих передрягах в Приморье, Травник давно уже научился замечать малейшие нюансы в поведении того. И то, что ему послышалось в голосе Сидора, серьёзно настораживало.

Переведя взгляд на толпу, Сидора заметил радостные, довольные улыбки у всех на лицах. Ну, точь в точь как у пронырливых крестьян, провёдших барина, и теперь с довольным видом ожидающих от него если и не похвалы, то уж во всяком случае, какой-никакой награды.

"От, шельмы! Процент, меньше даже, чем обычная десятина городу. Как дети, честное слово, — устало подумал про себя Сидор. Сил злиться на лесовиков уже не было. — Только вот я вам не тупой барин, или баран, что точнее отвечает вашим чаяниям, — мысленно поправился он. — Но, и вы не хитроумные пейзане. И сейчас я вас сильно огорчу. Потому как достали".

— Значит, три-четыре процента? — задумчиво повторил он вслух. — Не густо.

— Ну-у-у, Сидор, — мгновенно деланно возмутился Травник.

Глаза его настороженно блеснули. Тон Сидора и его задумчивость нравились ему всё меньше и меньше. Сейчас ему идея занять ближнее к городу поле, как наиболее безопасное с точки зрения защиты от набегов подгорных людоедов, уже не казалась такой хорошей, как полгода назад. Да и потом он не раз хотел перебраться куда-нибудь в другие места, пусть и дальше от крепости и защиты, но не такое скандальное, как того с самого начала можно было бы и предположить. Сейчас самые его наихудшие предположения, похоже, подтверждались. Сидор явно был настроен на скандал. А это грозило им серьёзной задержкой в их планах, а значит и потерей будущих колоссальных прибылей.

— Ты же сам не раз говорил, что много брать со своих не будешь, максимум три, пять процентов, — тем не менее мгновенно сократил он вдвое все когда-либо ранее слышанные от Сидора цифры каких-либо налогов.

Да и что тебе не нравится? — деланно возмутился он. — Поле так и так пустовало. А мы целину подняли, перепахали, унавозили, пробороновали, воду подвели. Границы выровняли, срезав опушки и расчистив заросшие куски. Рвами граничными окопали. Всё честь по чести. Теперь поле словно конфетка. Составляет ровно сто квадратных десятин великолепной пашни. Тютелька в тютельку. А к весне мы вообще полностью освободим его от всех своих саженцев. Делай тогда с ним что хочешь.

Конечно, это не равнинные чернозёмы, а лесной подзол, но рожь родит чудо как. Хоть кукурузу свою любимую сажай, хоть что, — расплылся он в счастливой, довольной улыбке.

— "Какая ещё кукуруза? — раздражённо подумал Сидор, невольно отвлекаясь от рассеянного созерцания ровных рядков саженцев у себя под ногами. — И откуда, только к нему это прицепилось? И я-то здесь при чём, непонятно. Ведь никогда же ничего подобного не говорил. Или говорил что, спьяну? — вдруг озадачился он. — Не помню".

— Другой кусочек твоего поля, — Травник уверенно кивнул куда-то за спину Сидору, там, где через дорогу, по которой они пришли, начиналось если не точно такое же, но уж никак не меньшее по площади поле, как и то, на котором они стояли. — Если не будешь возражать, то и на этом поле ещё один питомник сделаем, второй. Ещё как раз на сто гектар. Но это уже на следующий год, сейчас уже поздно.

Хотя, — задумчиво задрал он голову, с сомнением глядя на низкое хмурое небо. — Если такая тёплая погода и дальше будет стоять, то можем управиться и этой осенью, до снегов.

А нет, — деланно пожал он плечами, — так начнём с весны и как раз к зиме всё закончим. Так что максимум ещё через год ты получишь ещё одно полностью готовое к обработке поле. Как тебе план? — с ухмылкой полюбопытствовал он.

Впрочем, судя по тону вопроса, в ответе он нисколько не сомневался.

— "Широко шагаешь, дорогой товарищ, штаны порвёшь", — сердито подумал Сидор, глядя на довольную физиономию Травника. Раздражение неумолимо нарастало.

За спокойной уверенностью мужика стояло чёткое понимание того, что до этой зимы Сидор никак не соберётся начать обрабатывать свои земли. Хотя бы, потому что вот она, зима уже почти началась. А это значит, что и возражать против его планов Сидор особо не будет, потому как нет на то у него веских оснований. Так, может потрепыхается чуток, чтоб права свои показать и лица не потерять, а потом всё одно согласится. Ведь выгода — вот она, прям на ладони. Пусть и малая, но есть. А иначе бы не было. А поле его всё одно в его собственности остаётся, никто же на него не покушается.

Пока, во всяком случае. А там дальше, кто его знает, как оно всё повернётся. Может и вообще он от своего поля со временем откажется. Зачем оно ему, в самом то деле, всё одно не пользуется.

А раз так, значит, можно легко сейчас воспользоваться чужим имуществом, заплатив за пользование сущие гроши. Или вообще лучше ничего не платить.

Эта внутренняя уверенность в собственной правоте и оборотистости буквально пёрла из того, как тесто на дрожжах, вызывая у Сидора всё растущее и растущее чувство гадливости и глухого раздражения.

— Ещё на сто тысяч саженцев кедра, значит, — задумчиво констатировал Сидор, глядя прямо перед собой.

— Ну, где-то так, — согласился с ним Травник.

Присев на корточки, Сидор протянул руку к растущему под ногами саженцу и принялся что-то внимательно рассматривать, периодически теребя в пальцах резко пахнувшие хвоёй иголки деревца.

— Как же вы умудрились так быстро всё это поднять? — задумчиво поинтересовался он, рассеянно разглядывая растёртую хвою на пальцах. — Ещё весной здесь воистину конь не валялся, а теперь, прям настоящий питомник? Что же вас так подвигло то?

В возникшие у него в голове и окончательно укрепившиеся сейчас подозрения он никак не хотел поверить. Слишком чудовищная картина тогда вырисовывалась. И он окончательно сейчас понял, в чём была основная причина невероятного кедрового бума последнего времени. И что он, барон Сидор де Вехтор здесь совершенно ни при чём, это он тоже сейчас понял совершенно отчётливо.

— Кедровый бум ессесьтьвенно, — со смешком подтвердил Рим его самые мрачные предположения. — Так что считай, что ты сам нас на это дело и подвинул. В городе настоящая драчка идёт за саженцы нашего горного кедра. А у нас в лесах его полно. Всё, что у нас из леса приносится, уже всё продано. А то, что перед тобой — это просто передержка, которую новые хозяева попросили нас попридержать здесь до зимы, когда пересаживать будут по вашему с профессором методу.

— И почём пучок? — нахмурившись, сухо поинтересовался Сидор.

Впрочем, последнего он мог бы и не спрашивать, так как сам прекрасно знал устоявшиеся за последний месяц в городе цены на данный товар. Безумно дорогой, и столь же невозможный к покупке.

— По золотому штука, — довольно бодрым ещё голосом тихо ответил травник.

Улыбка, до того так и сиявшая у него на лице, медленно сползала, замещаемая настороженным, обеспокоенным взглядом.

— Золотой за десятилетку, плюс два, три года, — уже совсем сухим, деловым тоном уточнил он. — Твои саженцы, не безпокойся, мы не трогали, но если тебе так нужны деньги, выкупим, хоть сейчас — по золотому штука.

— А дорого то, чего так? — повернул к нему хмурое, мрачное лицо Сидор. — Обычная же цена — медяшка за дюжину. А то и ещё меньше.

— А с того, что через год наши саженцы, после зимней пересадки будут готовой продуктивной плантацией, — грубым, недовольным голосом отозвался стоящий рядом Кузнец, которому, так же как и Травнику начинало сильно не нравиться мрачное выражение лица Сидора.

— Не будут! — жёстко отрезал Сидор.

Зная в чём тут дело, обманывать этих людей, он не хотел. Хоть они и свиньи были порядочные, захватившие, пусть и на короткое время, всего на один сезон, его земли, но всё одно, оставлять их в неведении, во что они вляпались нельзя было. Не по-товарищески это.

— Ни через год, ни через два, ни через пять лет, никакого урожая у вас не будет, — жёстким холодным тоном повторил он.

Установившееся вокруг оглушительное гробовое молчание яснее ясного показало реакцию присутствующих на его слова. Никто ничего не понимал. Понятно было только что праздник, устроенный ими в честь открытия нового, перспективного дела, не получился. И сорвал его главный виновник торжества.

— Объяснись! — ледяным тоном потребовал Кузнец. — Весь посад с половиной крепости, две сотни живых душ, пацаны, бабы, старики несколько месяцев корячилась, не разгибая спины с рассвета и до заката, а ты приехал и одним своим словом разрушил мечту людей о хорошем заработке. Говоришь, что у них ничего не будет. Как тебя понимать?

Мы уже все деньги за эти саженцы по договорам с заказчиков получили. И люди их уже потратили.

Мы всем желающим ещё вдвое больше саженцев обещали, и опять деньги вперёд получили. И половину работ уже сделали. И что? Сказать, что ты нам отказываешь от места, и данные нами обещания повисают в воздухе? Тебе что, поле это освободить? Прям щас? Срочно? Так тебя надо понимать? Или тебе процент мал? Жаба душит?

Несколько долгих, томительных минут Сидор стоял один, молча перед сгрудившейся перед ним толпой мрачных, угрюмых хуторян. Их обветренные на солнце, суровые, жёсткие лица не сулили ему ничего хорошего. Сверкающие яростью глаза, казалось, насквозь прожигали в нём дырки.

Наклонившись к земле, он выхватил из голенища засапожный нож и резким взмахом руки полоснул по тонкому стволу деревца. Срубленная верхушка мягко упала на землю.

Подхватив её, Сидор, молча, не обращая внимания на опасно заворчавшую толпу, внимательно всмотрелся в тонкий, ровный срез.

— Ничего у вас не будет, — тихо повторил он.

Поднявшийся было шум, как ножом отрезало.

— Вы поверили в ложный слух, что десятилетний саженец кедра горного после зимней пересадки по какой-то особой "професидровой" методе на следующий же год даёт шишку. Поверили в "новую" технологию, "освящённую" именем знаменитого на всё Левобережье профессора, — ядовитым голосом выделил он слово "новую". — Решили, что самые умные, и что уже следующей осенью озолотитесь?

Этого всего не будет. Всё это ложь.

Это! — Сидор резко ткнул указательным пальцем прямо себе под ноги, указывая на растущие там саженцы. — Это тот самый горный кедр, о котором и идёт речь! Десятилетний. Самый обычный горный кедр для этих мест. И первый урожай он, как и положено самому обыкновенному десятилетнему горному поморскому кедру даёт не на следующий год после пересадки, несмотря ни на какую обработку холодом и зимнюю пересадку, а на семидесятый год своей жизни. А полной зрелости плантация кедра, или естественный, природный кедровник, как вы все прекрасно знаете, достигает к ста годам и потом на протяжении трёхсот лет даёт устойчивый, постоянный урожай кедровой шишки.

Так?

Так! — ответил он сам себе при всеобщем, гробовом молчании.

Тот же кедр, который мы, то есть наша компания, высадили на своих плантациях и уже через год получили первый урожай, и из-за которого потом начался весь этот кедровый бум, вообще непонятно что. Но что не этот, который вы тут рассадили на моём поле, точно, при всей их похожести.

И древесина у него не такая, а словно камень. А почему?

Потому что рос он раньше не в здешних мягких условиях, а в какой-то экстремальной климатической зоне. На какой-нибудь вечной мерзлоте на севере, будь она трижды неладна или на скалах под ледником. Откуда и был привезён к нам и здесь посажен. И здесь, в гораздо более мягких для себя условиях, он и ломанул так в росте, и сразу, в первый же год дал здоровую, невиданную никем шишку. Которую там, у себя на родине, наверняка, никто и никогда от него даже не видал.

А разницы внешней между этими двумя деревцами нет. Что и говорит за то, что это одна и та же древесная порода.

Вот, — поднял он над головой что-то круглое и коричневое. — Маленький спил с того дерева, что внезапно дало невиданный урожай. Годовые кольца глазом не просматриваются. Только в самый сильный микроскоп, что я нашёл в лаборатории у профессора. Оттого он такой и коричневый. Сто двадцать лет дереву. И нет ничего удивительного, что оно сразу же дало урожай, как только попало в тепличные условия. Всё по законам природы.

А вот тот саженец, что я при вас одним взмахом располовинил ножом. Вот его срез, — показал он всем жёлтую сердцевину среза. — Земля и небо. Взрослое, столетнее дерево с плотной и твёрдой древесиной, и молодое десятилетнее деревце с мягкой древесиной.

Мне очень жаль разрушать вашу мечту, но это правда. Хреновая, но, правда. Это не тот кедр. Возраст не тот. И никакого урожая через год от ваших саженцев не будет. И это правда.

После этих слов он замолчал, и долго молча, смотрел на стоящих напротив него разочарованных, поникших людей.

— Вы сами можете всё проверить, сделав спил.

— Сделать спил, о котором ты говоришь — значит убить дерево, — едва слышно, с трудом проговорил Травник. — Мне такое даже в голову не приходит.

— Значит, ты веришь, что я говорю правду.

— Пошёл бы ты, знаешь куда, со своей правдой! — тихий, обречённый голос кого-то из толпы совершенно недвусмысленно показал, что народ понял и поверил в его слова.

— Пришёл барон и всё обосрал. Эх! — мрачный, злой чей-то голос, прокомментировал слова своего товарища.

Больше никто ничего не сказал, только стоящая перед ним толпа стала постепенно, как-то незаметно рассеиваться и скоро по направлению к городу медленно и уныло двигалась немногочисленная группа людей, по понурым спинам которых ясно читалось об их настроении и обманутых надеждах.

Возвращаться обратно в крепость вместе со всеми, у Сидора не было ни малейшего желания. На душе было тяжело.

— Всё точно, как ты и сказал?

Тихий голос Травника вывел Сидора из задумчивости.

Обернувшись, он понял, что остался на поле совершенно один. И лишь Травник с Кузнецом одни сейчас и составляли ему компанию.

— А вы чего остались? — вяло поинтересовался Сидор, глядя, как два его старых товарища угрюмо смотрят на него.

— Умеешь ты Сидор людей порадовать, — тихо проговорил Кузнец. — Ничего не скажешь. Это что? Особое такое умение — сначала плюнуть людям в душу, когда у них праздник, а потом ещё и потоптаться?

Не мог сейчас промолчать, а сказать потом, нам двоим, тихо, чтоб никто ничего раньше времени не услышал? Чтоб сейчас не портить людям настроение? Ведь у них же праздник… Был, — закончил он совсем упавшим голосом.

Если считаешь что прав, то подождал бы немного, люди бы разошлись, а потом бы и вываливал на нас двоих свою правду, раз так уж невтерпёж. Ничего бы не изменилось. Тем более что так ли это на самом деле, это ещё надо доказать.

А ты прям в лоб, безцеремонно. Никакого в тебе вежества Сидор нет.

— Не верите? — Мрачный Сидор хмуро смотрел на своих друзей.

— Знали бы тебя чуть хуже, не стояли бы тут, — отрезал Кузнец. — Хоть ты и скотина изрядная, и нам такой хороший праздник испортил, но хотелось бы мне разобраться. Слишком велика цена вопроса.

Это они там, те, кто в толпе, могут себе позволить развернуться и уйти. А за это поле и за все, что на нём растёт, перед всем обществом нам двоим с тёзкой моим ответ держать. И если то, что ты говоришь, правда, то дело наше хреновое. И тогда ты тут на все сто процентов прав. Тут уж не до вежества. Тут нам всем правду надо искать.

— Хочешь знать всю правду, так слушай. Слушай и не перебивай, — поморщился Сидор от злого взгляда кузнеца. — Только перед этим, пошли куда-нибудь присядем, разговор будет долгим. Да и на холодном ветру стоять неохота.

— Вон, развалины рядом, — кузнец кивнул в сторону каменных руин метрах в ста от них, мимо которых они проходили, когда направлялись на поле. — Собирались заодно тебе домик тот починить, брёвна, доски завезли, хотели крышу перебрать и вообще, в порядок привести, больно ух расположен домишко удобно. Для смотрителя в самый раз.

— А потом слупили бы с меня, как за два новых, — мрачно констатировал Сидор, ни на секунду не обольщаясь их альтруизмом.

— Не без того, — согласно кивнул Кузнец, как о деле совершенно само собой разумеющемся, чем тут же вызвал в душе Сидора целую бурю чувств. — Да теперь уж видно не судьба, — тяжело вздохнул кузнец.

На досках там посидим, — хмуро бросил он. — Хоть уже и не лето, но на солнышке там хорошо.

Когда они все втроём устроились на досках, лежащих штабелем под стеной дома от пронзительного северного ветра, солнце стояло уже чуть ли не в зените, и под защитой полуразрушенной стены жарило так, что казалось, наступила макушка лета. Однако периодически задувавший из-за угла дома бодрящий, прохладный ветерок, своим чуть ли не зимним ледяным дыханием живо напоминал, что до скорой зимы ой как недалеко.

— Может быть вы и правы, — начал Сидор, поудобнее устраиваясь на лежащей сверху штабеля широкой толстой доске и мрачно посматривая на товарищей. — Может быть я и перестраховщик, и мерзавец, и правда всё то, что не сказали, но подумали все те, кто только, что был с нами на этом поле, а сейчас плюнув в мою сторону, ушёл, не оглядываясь, но…

Горечь, прозвучавшая в словах Сидора, на миг сбила маску равнодушия и безразличия, которую он нацепил на себя, как только услышал первую грубость в свой адрес.

— Но слушайте, как я понимаю всё то, что здесь и сейчас происходит.

Я сам только перед отъездом сюда в этом вопросе разобрался. И то, как выяснилось, не до конца. И не поверите, — кривая улыбка на миг перекосила его лицо, — помогли мне в этом птицы.

— Какие птицы? — недоверчиво посмотрел на него Кузнец.

— Разные, — сердито огрызнулся Сидор.

Что-либо объяснять в данной ситуации было тяжело, но он попытался.

— Самые обыкновенные птицы: дятлы, воробьи, сороки и множество всякой другой пернатой живности, во множестве слетевшейся на наши так называемые "кедровые угодья" под городом и вот уже второй год активно там обитающие. Просто птичий базар какой-то.

Сначала данный факт не вызвал у меня никакого интереса. Ну, птицы и птицы. Ну, много и много. И что?

А потом, как пошла вся эта эпопея с кедрачом, заинтересовался. Чего это они так активно роются у подножия наших кедров, буквально раскапывая корни? Чего это там дятлы нашли, что вместо дерева суют свои клювы в землю. И даже присутствие человека их не останавливает, словно они нас в упор не видят.

Стали с профессором разбираться. И вот что выяснили.

Те деревца, что нам с профессором привезли откуда-то из-за гор под видом горного кедра, им таковым на самом деле и являются. Натуральный горный кедр и никто иной.

Отличие в одном. Рос этот наш кедр где-то в жутко экстремальных условиях, как я и говорил. И в столетнем возрасте как две капли воды похож был на местную десятилетку. Оттого и древесина у него как камень, что я две пилы сломал, пока умудрился один единственный кружок для микроскопа спилить.

Это что-то типа карельской берёзы у нас на Земле. Имеет очень крепкую и удивительно красивую древесину, за что высоко и ценится.

Вы эту историю может, не знаете, но была у нас в истории государства как-то попытка вырастить подобное дерево в более мягких, более южных условиях, где оно могло бы быстрей развиваться и соответственно давать больший объём прироста ценной древесины.

Но, как только дерево попало в более мягкие для себя климатические условия, так сразу же выродилась в самую обычную берёзу, ничем от местных не отличающуюся. Как была берёзой, так и стала берёзой, только уже местной. Что мы и имеем в нашем случае с кедром, когда он на второй же год так ломанул в своём развитии, что все ахнули.

Но это ещё не всё. Хитрость не только в этом. Это растение — нечто вроде того, что на Земле называется бонсай или бонсаи. Не помню, как правильно называется, но нам и не важно. Что сову об пень, что пнём по сове, эффект один. Главное, что основной причиной, по которой этот бонсай не растёт, так как нормальному дереву положено, является ежегодное вытряхивание его из земли и подрезание корней дерева. Что ведёт к его угнетению и соответственно к прекращению роста и развития.

А здесь ту же функцию подрезания корней выполняет личинка какого-то гадского жука, называемого какой-то там корнеед. Его специально подселяют в корни таких растений, чтобы оно не развивалось. Личинка жука жрёт корни кедра и помимо этого ещё и своими выделениями угнетает его рост. Поэтому, когда растения попадают в нормальные для своего развития условия — они не растут. Личинка им не позволяет.

Отсюда и такое обилие птиц на местах посадки этого кедра. Я с внучком нашего лешего Сучком потом плотно пообщался и он подтвердил, что это его работа. Это он приманил к нашим посадкам столько птиц. Деревья ему стало жаль, вот он и распорядился. Сам. А птицы и рады. Это для них оказался какой-то жутко приманчивый деликатес. Они на этих жуках так там расплодились, что местные жители эти места уже окрестили птичьи раем, столько их там много.

Вот и всё ребята, — мрачный Сидор недовольно покачал головой. — Над нами хотели посмеяться, потому и подсунули нам этот бонсаи. Заложили мину под нас, а подорвались вы со своим питомником.

— Придётся деньги возвращать, — хриплым, ровным голосом, без тени малейшей эмоции, выдавил из себя Травник.

Его мрачное, угрюмое лицо не выражало никаких чувств, и только чуть дрогнувший голос выдал его в этот момент.

— Одно лето каторжного труда псу под хвост, — тихо проговорил он. — Мечты, надежды — все вдребезги.

— Думаешь легко отделаться, — с кривой ухмылкой непонятно как-то хмыкнул Сидор. — Не выйдет. Думаешь, извинился, деньги отдал и всё?

— А они у тебя есть?

Сидор замолчал, напряжённо наблюдая за реакцией Травника с Кузнецом. Дождавшись от них лишь мрачного, злого взгляда, с тяжёлым вздохом мрачно продолжил:

— Нет, дружок. Малой кровью вы не отделаетесь. Всё гораздо хуже, — Сидор с мрачным видом прервал попытавшегося что-то возразить травника. — У вашей истории есть и своя предыстория.

А она такова, судари мои.

Вы наверняка знаете, что всеми вопросами, связанными с кедровниками, в нашем городе занимается некий "Кедровый Союз". В него входит вся часть городской старшины, чьи кланы владеют хоть одним единственным кедровником. И в городе существует фактическая монополия и на продажу кедрового ореха, и на всю продукцию от этого производства: на муку кедровую, на масло, на поделки из древесины кедра, на всё, идущее за пределы города на продажу.

Знаешь такой? — в упор глянул он прямо в глаза травника.

— Ну, знаю, — неохотно отозвался тот. — Сволочи те ещё и крови они нам в своё время попортили изрядно. И с нашими кедровниками, когда мы заявляли на них права, да и вообще.

— Ну, так вот, — криво усмехнулся Сидор. — Раз знаешь, продолжаю.

Этот "Кедровый Союз" монопольно торгует кедровым орешком и всеми продуктами из него. И он же монопольно устанавливает в городе закупочные цены. И он же следит за нарушениями в этой сфере. То есть делает всё то, что обычно делает какой-нибудь специализированный ремесленный цех или гильдия, вроде пивоваров или других ремесленников. Но, ни цехом, ни гильдией они себя не спешат назвать, чтоб не нести никакой ответственности низа что, и вообще, стараются не привлекать к себе лишнего внимания. И соответственно не платить обязательных гильдейских налогов в казну города. Де-факто они гильдия, де-юре — они никто, простая общественная организация, клуб по интересам, не несущая ни за что никакой ответственность. Но, тем не менее, устанавливающая довольно жёсткие законы и правила в своей области.

Никто на это внимания как бы, не обращает, потому, как за давностью лет уже попривыкли, примелькалось, да и потому, что формально кедровники числятся вроде бы как клановые, то есть общественные. Не как единоличная чья-то собственность, а как групповая, то есть коллективная. Да и удобно это — всегда цена на товар известна и будущая прибыль легко просчитывается. Да и прибыль весьма и весьма существенна. Так что все довольны.

— И за этим фактом тщательно скрывается тот факт, что главное не владеть кедровником, а иметь возможность распоряжаться продукцией, получаемой с него.

— Вот этой группе, которая и есть самая настоящая монополия, ваша и моя деятельность встала поперёк горла.

— В чём главная прелесть монополии? — криво усмехнулся Сидор. — В монопольной цене, в возможности диктовать её всем и каждому. Причём не только чужим, а в первую очередь своим. А вы и я её нарушили.

— У вас появились свои кедровники и вы самостоятельно вышли на рынки Приморья, минуя их и не учитывая интересы "Кедрового союза". Только вы так считаете, что рынок свободный. Но судя по тому, как себя ведёт эта группа, она как раз считает обратно. Рынок давно поделен и в появлении там нового конкурента со своим, точно таким же товаром, никто не заинтересован.

И в принципе, они правы. Выступая на внешних рынках разрозненно, мы сами себе сбиваем цену. То есть от этого никто из нас не выигрывает, кроме потребителя там, в пресловутом Приморье. По крайней мере, когда мы появились там со своим кедровым орешком, оптовая цена на него сразу упала процентов на десять и до сих пор имеет устойчивую тенденцию к снижению.

Дальше, — ухмыльнулся невесело Сидор.

Помимо вас, отморозков, нагло плюющих на установившиеся правила и кричащих о свободе торговли, есть ещё и некий барон де Вехтор, который, невиданное дело, устроил себе такие огромные плантации кедровников, что всю их монополию просто развеет по ветру буквально через пару лет. Который, если, а что важнее — когда у него заработают его плантации, завалит кедровым орехом не только Приморье, но и все западные баронства, и Империю ящеров, и вообще весь континент.

Ну и что, что рынок кедрового орешка всё проглотит, а вдруг это не так. Кто это знает наверняка — да никто! Никто же не проверял. И проверять никто не стремится. Это и деньги — лишние траты, и внимание стороннее, которого они стараются всячески избегать. То есть, кедровники барона — прямая угроза для наших монополистов. Потому как работать они не хотят, а вот получать монопольно высокую цену на свой продукт, очень даже не прочь.

И поэтому они устраивают многоходовую провокацию.

Первое.

Они внимательно следят за всем, что происходит в сфере их интереса. И как только наша компания обратилась в городской Совет за разрешением занять пустующие, брошенные вырубки под свои нужды, в частности, имелось в виду создание плантаций кедрового ореха и сахарного клёна, как все предварительные договорённости с клановыми питомниками на покупку саженцев были мгновенно похерены под самыми благовидными предлогами.

А из якобы "свободной" продажи вдруг пропали все саженцы кедра. Их просто не стало, без объяснения причин.

Честно сказать, мне тогда и в голову не пришло связать одно и другое. Ну, отказались продавать нам саженцы, так и хрен бы с ними. Нас голыми руками не возьмёшь. Я на стороне куплю.

И купил, что самое интересное.

Но вот что я купил. Вот это интересно.

Факт в том, что если уж в наших в головах поселилась какая дурная мысль, так её же оттуда пушкой не вышибешь.

Поэтому, я обратился к своему "другу" Голове за помощью, и тот услужливо порекомендовал мне своих знакомых возчиков, занятых перевозками грузов из-за перевала, и готовых, прям как по заказу, поставить мне из-за Камня любое количество саженцев. Только плати, поставят, всё что хочешь. И всё по дешёвке, за сущие гроши. Ведь не специально же везут, а так, за компанию с основным своим грузом.

И поставили. То есть просил кедр и получил кедр. Просил высотой до полуметра — получил высотой до полуметра. Всё в точности, как и заказывал и столько, сколько успели за зиму привезти. В результате чего заполучили огромные плантации кедрача. Того самого горного приморского кедра. А я теперь никому формально не могу предъявить никаких претензий.

Да и возчиков тех давно уже нет, как в воздухе растворились. И никто не знает кто они и откуда. И Голова, сволочь такая, делает морду ящиком, мол, ничего не знаю, у нас здесь по зиме много пришлого люда работает, вот и эти были из пришлых. И из каких краёв они были — не имеет ни малейшего представления. Никогда, мол, не интересовался.

Это одна сторона. Та, что касается нас.

Теперь другая, — криво усмехнулся Сидор. — Та, что касается вас.

Это наезд не на меня и не на нашу компанию, хотя и началось с нас. Это наезд на вас, соколы мои, — криво поморщился Сидор

Объяснять свои, такие непростые догадки, было крайне неприятно и тяжело.

Не думаю, что Кедровый Союз с самого начала планировал подобную акцию. Скорее всего, той зимой они даже не представляли себе, к чему это приведёт. Собирались лишь посмеяться над незадачливыми самоуверенными землянами и выставить нас на всеобщее посмешище, этакими беззлобными дурачками. Мол, земляне совершенно не разбираются в самых простых вещах, хватаются, мол, за всё что ни попадя, вот и получается у них одна сплошная ерунда.

Одним словом — типичный подрыв деловой репутации во всей её красе.

А потом, когда выявилась другая, более важная цель, переключились на вас, умело воспользовавшись удачно сложившимися обстоятельствами.

Так что, — невесело усмехнулся он. — С вами, ребятки, совсем иное дело. Вы так легко, как мы, простым испугом не отделаетесь. Это у нас ничего нет, никаких реальных плантаций кедра. Сплошное фуфло. У вас же они есть. Целых пятьсот двадцать квадратных десятин в коллективном пользовании.

Или больше? — вопросительно глянул он на молчаливых мужиков.

Не дождавшись в очередной раз никакого ответа, с лёгким оттенком раздражения в голосе продолжил:

— А надо, чтобы у вас никакого кедрача не было, — сердито проговорил Сидор.

Это не мы, это вы на данный момент их главный конкурент и противник. И если нас они сумели так, немного попугать, поставив в глазах всего города, как говорится — "на место", то за вас они принялись сразу и всерьёз.

Так что всё что я вам тут понарассказывал — правда. Одна голимая правда.

Десятка хороших плодоносящих деревьев не пожалел с разных своих плантаций в разных местах, чтобы точно в том удостовериться. Всё никак сам не мог поверить в то что видят мои глаза.

Везде одна и та же картина. Ста, ста двадцати, ста тридцатилетние деревья. А ростом и статью — типичнейшие десятилетки.

— Я не понимаю, зачем такие сложности? — бросил на него мрачный, недоверчивый взгляд Кузнец. — Ты ведь так ничего и не сказал.

— Зачем было затевать с вами такие сложности? — Сидор задумчиво посмотрел на него, как на несмышлёныша. — А как иначе отберёшь у вас кедровники? Да никак!

Нет у них никаких формальных зацепок, чтобы отобрать у вас найденные вами ничейные кедрачи.

А ещё им надо, чтобы впредь у всех желающих устроить себе личную кедровую плантацию, в сознании крепко накрепко отложилось, что ничего хорошего из этого не получится, смех один.

А чтоб крепче закрепилось, ещё и деньгой немалой хорошенько приложить.

Когда мы влезали в это дело, — ткнул себя пальцем в грудь Сидор, — о том не подумали, что земли то городские. Вот нам, как предприятию, расположенному на арендованных городских землях, налог здоровенный и выкатили. Какую площадь плантации заявили, такой налог нам тупо и начислили.

Да столько, что мы за голову схватились. Мы-то — за голову, а народ — за бока. Только ленивый над нами в городе не ржал. До сих пор шуточки отпускают по поводу наших липовых кедровников.

— Так откажись, — настороженно предложил кузнец. — Если знаешь, что Совет неправ — откажись. Никто принуждать тебя к владению силой не будет, ещё и извинятся, что так поздно обратили на такое несоответствие своё внимание.

— Откажусь, — равнодушно пожал плечами Сидор. — Только этим УЖЕ ничего не изменишь, народ то мы УЖЕ повеселили. И в глазах всего города, на радость того пресловутого Кедрового Союза, мы — УЖЕ брехуны и пустозвоны. И если не во всём, то в этой части — точно.

Но хуже всего то, что якобы весь кедровый бум в городе пошёл как бы из-за нас. То есть, как бы с нашей подачи.

По крайней мере — это мнение всех в городе. И не важно, что это не так. Важно, что все так считают.

А это вообще полный подрыв всей деловой репутации. Полный пи…ц, — грустно вздохнул Сидор, глядя на сразу насупившихся и замолчавших Травника с Кузнецом. — Теперь, хочешь, не хочешь, а придётся заводить себе такие огромные плантации кедровников, о которых было заявлено.

Правда, теперь дурных нет, не на землях, примыкающих к городу, а, чтобы не платить дурных налогов, здесь в горах. Или ещё где-нибудь, где, пока не знаю, места ещё не подобрал, но завести придётся обязательно.

Для чего мне бы и не помешали ваши саженцы. Потому, я их у вас куплю.

Но не по тем грабительским ценам, что вы тут все мне называли, а по нормальным, доскандальным, так сказать. Медяшка за пучок.

И всё равно, в результате всего этого мы теперь вынуждены серьёзно вкладываться в создание новых плантаций. Благо, что у нас и деньги на это есть. Только вот по самым скромным и предварительным расчётам на это потребуются миллионы.

А если б их не было? — не сдержавшись, рявкнул на мужиков Сидор. — Если б мы на торговле нефтью миллионов не заработали? Что тогда?

— Вы на нефти заработали миллионы? — неверяще широко распахнул глаза Кузнец.

Широко раскрытыми глазами он потрясённо смотрел на не менее потрясённого Травника.

— "Бли-ин! — с досадой чертыхнулся про себя Сидор. — Всё-таки проболтался, идиот. Молчал, молчал, а тут, как за язык кто потянул".

Сколько мы заработали, это не неважно, — хмуро буркнул он. Очень хотелось выразиться много грубее, но Сидор сдержался. — Важно, что не будь у нас денег, нас бы точно схарчили.

Но пока этого не произошло, к нам уже подкатили от Кедрового Совета с деловым предложением — рассмотреть возможность нашего членства в "Союзе". Ведь сколько то кедров в наличие у нас на самом то деле есть. И не мало, целых две тысячи штук.

А это, как ни крути, если высадить в одном месте — не менее семи десятин кедровника. Так что мы уже имеем формальное право, занять своё положенное место в этом пресловутом Союзе.

Другое дело, надо ли нам это.

Заметьте, подобное предложение поступило сразу же после того, как мы отправили комплексную экспедицию по разметке и учёту наших кедровых плантаций, и первые документы поступили в Совет. Сразу же после этого нас тут же поспешили подгрести под себя.

А чтоб мы не ломанулись в сторону, к вам в частности, и не объёдинились с другими, точно такими же изгоями, — Сидор вдруг заметил, что при этих словах лица Травника с Кузнецом как-то странно дрогнули, но сделал вид, что ничего не видел, — нам кинули сахарную косточку, этакий шикарный бонус.

Обещали походатайствовать перед Советом о значительном сокращении сроков и размеров аренды, занятых под кедровники городских земель, и последующему переводу их в нашу собственность. А то и вовсе об отмене аренды, а соответственно и всех арендных платежей. С этаким подтекстом, что если мы особо не будем себя зажимать, и в площадях себя не будем ограничивать, и сделаем всё как положено, по уму, а не по кошельку, то и они со своей стороны пойдут нам навстречу. Передадут все занятые нами площади под кедровники в нашу личную собственность, без всяких особых или предварительных условий.

Мол, такие большие площади кедрача и так близко к городу — весьма ценное приобретение для самого города, независимо ни от чего. Значительно увеличенная налогооблагаемая база и всё такое, бла-бла-бла.

Серьёзное, между прочим, предложение, — хмыкнул Сидор. — Это позволит нам сэкономить огромные деньги.

А учитывая то, что практически все члены "Кедрового Союза" являются как правило, и членами городского Совета, то это предложение более чем реально. И имеет хорошие перспективы на будущее.

— И вы, конечно, согласились, — выражение горечи, на миг проскочившее на лице, чётко показало, что оба сидорова собеседника об этом думают.

Помолчав, Сидор с задумчивым видом сильно почесал кончик носа.

— Зачем спешить, — тихо проговорил он. — Мы взяли время подумать, годика три, пока полностью не разберёмся с тем, что у нас получается. Вот тогда и ответ дадим.

Но я думаю, что откажемся, — Сидор задумчиво цыкнул зубом. — Как у нас говорят: "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить".

По реальным обмерам занятых нами сейчас участков, с учётом того что выходит из-под пера городского геодезиста, площади наших будущих кедровников увеличатся минимум на треть. А это уже не шесть, это девять тысяч гектар, если не все десять. Чего уж мелочиться то, — мрачно ухмыльнулся Сидор. — Такого вообще ни у кого в городе нет. Тогда мы становимся лидерами!

И сразу возникает закономерный вопрос. А нужно ли "Кедровому Союзу" это?

Ой, что-то я сомневаюсь…, - с откровенной издёвкой в голосе проговорил Сидор. — Но! Перед тем как в будущем они разберутся с нами…

Разберутся, разберутся, — насмешливо покивал он головой, словно насмехаясь над своей будущей незавидной судьбой. — Не верю я, что халявщики из Совета оставят в нашей собственности такие большие площади кедровников.

Девять тысяч десятин кедрача, — Сидор, как бы в недоумении покачал головой. — Даже если нам и дадут такое разрешение на "будущие наши земли", со всеми согласованиями, печатями и подписями, то потом под любым надуманным предлогом постараются всё отобрать обратно. Только не пустые земли, как теперь, а реальные действующие кедровые плантации, пусть даже и совсем молодые.

Ну, не может такого быть, чтоб эта шатия братия оставила такой шикарный куш в чьих-то чужих руках. Не такие это люди. Натура не та!

Но до того, светлого для них будущего, здесь и сейчас им надо разобраться с вами. Двумя самоуверенными, наглыми татарами, возомнившими о себе невесть что.

Им надо сковырнуть тот камешек, что случайно попался им на дороге в их светлое, безбедное будущее. В их райские кущи.

Вас, судари мои, надо им сковырнуть. Потому как вы не камушек. Вы, образно выражаясь, здоровенная каменюка у них под ногами, которую ни обойти, ни объехать.

Хм! — Сидор, поднявшись, перебрался на соседнее полуобгорелое трухлявое бревно, валявшееся напротив штабеля, чтобы ему удобнее было разговаривать с мужиками. — Подишь ты, — подивился он сам себе. — Как всё складно-то излагаю.

Только сейчас, чётко проговаривая собственные путаные мысли, связывая вместе всё, что знал раньше, и что понял только что, Сидор полностью осознал, что вокруг него происходит.

— Ты продолжай, продолжай, — угрюмо поторопил задумавшегося Сидора кузнец. — Ты вообще, не барон, а баян. И даже не баян, а баюн. Кот, — мрачно покосился он на него. — Так складно поёшь, аж заслушаешься. Но мыслью, а главное соплями, по древу не растекайся, давай точнее и короче. А то что-то с твоих слов в сон потянуло. Со всеми этими разговорами, — бросил он косой взгляд на серое осеннее небо. — Вечер уж близко, завязывать пора.

— Будет тебе: и сейчас, и короче, и без соплей, — раздражённо огрызнулся Сидор.

Бросив косой злой взгляд на хмурые лица двух товарищей, отвернувшихся в сторону, и с мрачным видом слушающих его догадки, ему даже на какой-то момент стало жалко мужиков. Их мрачные фигуры навевали тяжёлые, нехорошие мысли.

— Теперь, касаемо вас, — жёстко продолжил он. — Ещё раз, коротко.

Наличие у вас неподконтрольных "Кедровому Союзу" кедровников представляет серьёзную угрозу для их монополии, слишком уж они у вас большие. Сколько у вас? — мрачно поинтересовался он. — Десятин под тыщу?

Ах, да, — демонстративно звонко хлопнул он себя по лбу ладонью, — пятьсот двадцать квадратных десятин ровным счётом. Это если не считать доли Бугуруслана с Виталиком и семейства Дормидонта, — тут же с усмешкой уточнил он.

Не дождавшись ответа, понимающе ухмыльнулся. Да, за такой куш не только Бугуруслан пошёл на нарушение их прежнего договора. И эти два перца от него не отстали, нагло присвоив себе то, что по праву должно было принадлежать ему и всей их компании.

— Да-а-а, — задумчиво повторил он вслух, уже по-новому глядя на старых товарищей. Как-то раньше с этой стороны он вопрос с кедрачом не рассматривал. А следовало бы.

— Пятьсот двадцать гектар — это не мои жалких два, три кустика, — сухо проговорил он. — И как я уже сказал — их задача заполучить, или поставить ваши кедровники под свой контроль.

Что для того делается.

В городе разворачивается рекламная компания, настоящий бум по устройству новых кедровых плантаций с возможностью быстрого обогащения.

Ни с того, ни с сего, вдруг всем, абсолютно всем становится абсолютно точно известно, что, оказывается…, - криво ухмыльнулся Сидор. — Оказывается простой десятилетний саженец кедра, пересаженный зимой по простейшей, всем доступной "професидровой" методе, уже на второй год даёт первый урожай. Кто бы мог подумать.

И далее молодое деревце обильно плодоносит. Более того, даже второго урожая ещё с этих кедровников никто не получил, они даже ещё не зацвели, а уже весной этого года это достоверно известно абсолютно всем. Что все последующие четыреста с лишним лет так оно всё и будет. А дерево не загнётся по неизвестной причине годика так через два или три.

Никто естественно ничего подобного не видел и точно не знает, но всем совершенно достоверно это известно, и все почему-то в этот бред верят. И вы в том числе.

Бред полный, но почему-то все и сразу в него поверили. Или, сделали вид, что поверили, — мрачно ухмыльнулся он, с издёвкой глядя на хмурых мужиков. — Наверное, для того чтоб в этот бред поверили именно вы.

И вы схватили наживку. Как тот голодный карась жирного червя.

Неистребимая тяга к халяве, как у всякого нормального человека, — понимающе покивал он головой.

И соответственно вы сделали Кедровому Союзу шикарный подарок. Взяли первый заказ на поставки саженцев горного кедра первому заказчику. Поставки приморского горного кедра с последующей посадкой.

Потому как никому другому кроме себя такое важное дело доверить не могли.

Как же иначе, ведь такие деньги, сколько на тот момент уже стоил один саженец кедра, надо было отрабатывать. Да и опаска была, дело то для всех — малознакомое. А единственные кто уже принимал в этом деле самое непосредственное участие и кто сам получил бесценный опыт — это пресловутый Сидор, профессор, да вы двое. Ну, может быть ещё три — четыре мужичка из возчиков, которых на данный момент нигде нет и найти не могут.

Так что вы — безусловные лидеры, имеющие уже реальный опыт подобных посадок. И к вам потянулся народ. Сперва — по мелочи, одна сотня саженцев, две, три. Дальше — больше. Уже и большие, крупные заказы пошли. Бум разрастается. Люди хватают пустовавшие до того земли, требуются саженцы, много саженцев. Не десятки, не сотни — тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч саженцев. А их нет! Люди сунулись в старые кедровые питомники кланов, а там всем от ворот поворот. У них всё давно распределено и лишнего нет, и не будет. Да и самим, мол, надо. Сами, мол, собираются заняться тем же самым.

И тут вы. Неожиданно, — грустно усмехнулся Сидор, — подчёркиваю, совершенно неожиданно, в городе вспоминают, что в предгорьях, там, где никто давно уже не живёт, недавно нашли большие площади молодых продуктивных кедровников, в которых должно быть полно молодого подроста, а, следовательно, и потенциальных саженцев. И что там уже торгуют теми самыми вожделенными саженцами. Пусть дорого, но торгуют. И не абы кто, а сам Травник Рим со своим другом Кузнецом, Римом вторым.

Свои ребята, соседи по хутору.

И все бросаются сюда к вам.

Ну а поскольку всем уже хорошо известно, что саженец надо высаживать только зимой, то купленные саженцы оставляют у вас на доращивание, с условием забрать зимой перед посадкой.

Не забрать, — мрачно поправил его Кузнец хриплым басом, — а чтобы мы же сами зимой всё и посадили. Даже ещё по золотому за штуку не пожалели. Но чтоб перед тем обязательно расчистили будущую плантацию от сорных насаждений, раскорчевали от старых пней и молодого подроста. Чтоб заразу всякую и короеда не разводить.

— А чтобы вы не передумали, — покосился на него Сидор, — или не сорвались с крючка с таким жирным червём, вам авансом вперёд проплачивается значительная часть договорной суммы. На которую, вы тут же радостно устраиваете огромный, просто великолепно организованный питомник кедровых саженцев здесь, на чужих землях. Куда благополучно и вбухиваете все до последней монетки деньги, полученные вперёд за саженцы.

Вбухали? — задал он куда-то в молчаливое пространство вокруг риторический вопрос, — Вбухали, — удовлетворённо подтвердил он сам себе, кивнув головой.

Результат — у вас на руках огромная масса саженцев, стоимостью в сущие гроши, полное отсутствие каких-либо наличных средств, и просто сумасшедшая сумма долга, которую вы должны будете вернуть за непоставленный товар. Плюс штраф за обман и за срыв сроков договора.

Сколько вы уже получили? Тысяч тридцать — сорок? И, небось, уже всё потратили?

Сидор, прервавшись, с любопытством посмотрел на понуро сидящих мужиков.

— Сто тысяч, — тихо откликнулся Травник сиплым, севшим вдруг голосом. Лицо Сидора медленно вытянулось от изумления. — Под первые договора мы уже посадили в питомник сорок тысяч саженцев, и остаток, ещё шестьдесят, должны были добрать на днях. Сумма штрафа в случае непоставки товара или за срыв сроков, согласно условиям договора, равняется семи процентам от стоимости одного саженца на условиях нашей посадки, то есть — два золотых. Это ещё плюс четырнадцать тысяч. И мы на это пошли, потому что были абсолютно уверены в успехе…

И денег действительно уже нет, — совсем уже тихо добавил он. — Там же по условиям договоров мы и площади под кедровник должны были полностью расчистить: от кустов, от сорного леса, от старых пней, от всего, что могло бы помешать посадкам. Чтоб всё чисто там было, словно под пашню. И обустроить места будущих плантаций: дороги, жильё шишкобоям и смотрителям, и прочее.

И вся эта часть по всем договорам уже готова. Потому и денег уже нет, что пошли на оплату этих работ. Одного стекла на окна у Марка закупили тыщ на двадцать.

Хотели даже у тебя немного занять, или в вашем банке у Маши. Мол, не рассчитали чуток, то, сё. Для того и саженцы тебе решили подарить, и представление это глупое устроили, чтоб задобрить и чтоб не ругался сильно на то, что временно заняли поле твоё. Нам то что, жалко, что ли? Таких саженцев, что подарили тебе, у нас по лесам можно набрать не одну тысячу, — хриплым, каким-то потерянным голосом проговорил Травник.

Но тебя долго не было, а тут недавно Кира Бедный, хуторянин из соседнего, недавно отстроенного неподалёку от крепости хутора, подвалил. С предложением ещё и ему поставить сотенку тыщ саженцев. Мол, он тоже хочет себе большой кедровник завести. И даже сам предложил, чтобы мы занимались их посадками в местах, что он укажет. И даже участки под это дело показал.

— Что нам, — раздражённо глянул Травник на Сидора, — отказываться? От таких-то денег? Двести тысяч сразу и ещё три сотни потом сверху за работу, после окончательной сдачи.

— Вот мы и взяли второй договор. Ещё двести тысяч аванса к первым ста.

— Ты не сомневайся, и вторую твою залежь, что здесь рядом, через дорогу, к концу этой осени бы подняли. Все сто гектар.

Ты не смотри, что скоро белые мухи полетят, управились бы.

Не стали бы весны ждать. Это ведь ещё сто тысяч саженцев на продажу и три сотни чистого дохода, — поднял он на Сидора тяжёлый, угрюмый взгляд. — Не всё ж тебе одному миллионами ворочать, чай и нам не мешало бы такие серьёзные деньги в руках подержать.

Вот и было бы у нас к следующей осени двести гектар великолепной кедровой плантации. Земля то здесь богатая, настоящий лесной подзол. Всё прёт, прям как на дрожжах. Никакого чернозёма не надо. А когда бы мы это новое дело на твоих полях отработали, то, где-то через год, и на свои бы участки перебрались. Мы уже и участочки в лесу, тут рядом, неподалёку от крепости себе подобрали подходящие под новый кедрач. Дело то было бы знакомое, уже нами опробованное.

— Ну да — ну да, на мне бы всё и отработали, — понятливо кивнул головой Сидор. — На ком же еще, кроме как не на бароне де Вехтор. Он же рядом, он тут. Он вместо того чтоб даром отобрать всё посаженное на его землях и без его согласия, да ещё и оштрафовать на кругленькую сумму, чтоб неповадно было, разговоры всякие разговаривает. И глаза, дурень такой, открывает на устроенную для них ловушку.

— Как же не поиметь, дурачка такого то? Я прав?

— Не без того, — мрачно покосился на него Кузнец. — Только ты зря ёрничаешь. Так и так, были бы все довольны. Ты бы получил назад подготовленную к своим посадкам залежь и сажал бы всё, чтобы ни захотел. Хоть кукурузу свою, хоть овёс. А мы бы получили безценный опыт, подрощенные отобранные саженцы, и хорошие деньги на развитие.

Уже сейчас я знаю, как надо и как не надо делать такой большой питомник, и чего следует избегать. И на втором поле я как раз собирался опробовать свои мысли. Не вышло!

Триста тысяч! — Травник в отчаянии схватился за голову. — Триста тысяч! Из которых на руках уже нет ничего.

И как мы такую простую ловушку прошляпили? Ума не приложу, — Травник вяло и как-то равнодушно, пожал плечами. — Ладно, он, — Рим вяло кивнул на кузнеца. — Но я то? Я-то знал, что такое возможно.

Знал я про эту тварь, горного корнееда, — с силой хлопнул он себя ладонью по коленке. — Надо было только остановиться на миг и немного подумать, а не бросаться очертя голову на золото, как голодная собака на кость.

— На этом весь расчёт и строился, — тихо проговорил Сидор. — Чтобы у вас не было времени остановиться и подумать.

— Его и не было, — Травник снова в отчаянии схватился за голову. — Не было у меня времени, чтобы самому ещё раз съёздить на ваши кедровники и самому там, на месте ещё раз всё детально посмотреть, чтоб всё наверняка было. Чтоб срез этот твой годовой сделать — тоже не было времени. Чтоб уж точно быть во всём уверенным. На птиц этих ваших посмотреть. Ведь слышал же я, что у вас там настоящий птичий базар. Мне бы тогда задуматься что происходит.

Нет же! — сердито хлопнул он себя кулаком по колену. — Как навалились, как навалились. Один, второй, третий, пятый, десятый. И всем ведь надо было срочно. Давай, давай, быстрей, быстрей! Всем срочно и сейчас.

— На это был и расчёт весь, — тяжело вздохнул Сидор. — Чтоб у вас не было времени подумать. А подумав, проверить догадки.

Травник поднял на Сидора мрачный, насупленный взгляд. В глубине его глаз затрепетал слабый огонёк надежды

— Может попробовать купить саженцы там, где ты свои покупал? Те самые, особые кедры из суровой зоны произрастания? Пусть даже и по золотому за штуку? Скинемся, чего уж там, — тяжело вздохнул он. — Поскребём по сусекам и скинемся. Зато все обязательства перед людьми выполним.

Не всё так просто, — мрачно возразил Сидор, качнув головой. — Про саженцы за хребтом можете спокойно забыть. Время обрубить концы у тех, кто подготовил всю эту операцию, было.

Так вот, — Сидор криво, невесело усмехнулся. — Никто, ничего, ни у кого не купит. Тех, кто тогда, два года назад, мне эти хитрые саженцы продал, теперь днём с огнём не сыщешь. Мы с профессором пытались хоть кого найти — ни следа.

— Но ведь они где-то есть, — задумчиво посмотрел на него Травник. — Не возчики, саженцы.

— Искать надо, — мрачно бросил кузнец. — Связи поднять, узнать, откуда на Запад в дворянские усадьбы везут подобные штучки, и взять поставщиков за вымя.

— Ищи, — равнодушно пожал плечами Сидор. — Найдёшь, хватай за что хошь. Хоть за вымя, хоть за ещё что, выше, ниже. У меня же на подобную дурь времени нет. Тем более что передо мной они чистые. Обещали поставить кедр, кедр и поставили. А тот или этот — о том уговора не было. Не догадался я, — невесело рассмеялся Сидор.

— Искать? — хмуро повернулся к кузнецу травник. — Где? Сразу с той стороны гор кедровников нет. Я там был, да и ты тоже, так, что это так, нам известно.

Может, конечно, если хорошо поискать, они там, где и найдутся, но когда мы были там в последний раз, я что-то ничего такого не заметил. Да и оказывается нам надо не абы какой, а какой-то жутко редкий бонсаи, который за сто лет вырастает лишь до полуметра. Ты такой в тех краях где-нибудь видел? Я — нет.

— Можете не искать, — хмуро бросил Сидор. — Мы с профессором даже наших ящеров потрясли на предмет знаний об этом экзоте. Даже Советника моей баронессы расспрашивали. Никто, ничего не знает.

Надеяться же, что случайно наткнётесь — я пас. В такие игры я не играю.

Хотя, — небрежно пожал он плечами. — Деньги у вас наверняка ещё есть, не всю же эту сумму вы потратили. Можете и попробовать. Нанять кого на поиски, или самим поискать.

Или уже нет? — удивлённо посмотрел он на двух товарищей. — Нет, — неверяще замотал он головой. — Не верю! Что? И вторые две сотни просрали.

Лихо! — тихо проговорил он, глядя на товарищей уже совершенно другими глазами.

Но это ваши проблемы. Сами разберётесь.

Меня же сейчас другая проблема интересует, — покосился он на мужиков. — Кто будет заниматься тем, что здесь уже сделано? С питомником этим? У вас есть такой человек?

Ты не можешь, — кивнул он на Травника, — поскольку тебе нельзя появляться сейчас на людях. Он тоже не может, — кивнул Сидор на кузнеца, — по той же причине.

Кто-нибудь из крепости? — Сидор обвёл задумавшихся мужиков внимательным, настороженным взглядом.

Так кто? Есть кандидатура? — Сидор заметил реакцию быстро обменявшихся взглядами мужиков и обрадовался. — Ага, кандидатура, как я понимаю, всё же есть. Так вот я бы хотел знать, кто. Кто вместо вас двоих будет здесь на месте распоряжаться?

Поскольку ни я, ни Димон, ни кто-либо из нашей компании не можем долго в этих краях находиться, да и людей таких под рукой у нас нет, то человек должен быть хоть и ваш, но проверенный, верный. И захочет ли он здесь работать после всего произошедшего, тоже хотелось бы мне знать, не сбежит ли.

И кто работать в питомнике будет, тоже люди нужны. И я бы с большим удовольствием купил у вас эти саженцы, все двести тысяч. Правда, только, когда они тут, на поле стоять будут, — усмехнулся он. — И никаких авансов вперёд, как вы сами понимаете, я платить не буду. Денег нет, да даже если б и были, то не стал бы. Ненадёжные вы товарищи, как показала практика. И саженцы эти я у вас возьму не по два золотых штука, на условиях вашей же посадки, а по медяшке за пучок. В пучке — дюжина. Всё как здесь и принято, всё по обычаю. И сажать буду сам. А то цены у вас…

Золотой за посадку одного саженца, — как бы неверяще, Сидор отчаянно помотал головой.

Конечно, это не так шикарно, как вам обещали, но зато цена честная, без обмана.

Так что мы вполне могли бы скооперироваться. Вы собираете по лесам и доращиваете до нужной кондиции саженцы. Я предоставляю вам участок под питомник рядом с крепостью, охрану от подгорных людоедов и на корню скупаю всю вашу продукцию.

Как план?

Судя по их мрачному виду, оба мужика ясно понимали, что именно ему надо. Только вот понимание это явно не подвинуло их в сторону интересов Сидора. Сидору даже показалось, что они не слышали, о чём он только что перед ними тут распинался. Физиономии их оставались всё так же хмурыми и равнодушными.

— Твой интерес понятен, — с лёгкой ноткой раздражения в голосе начал Травник.

Только, первое. С чего ты взял, что я сам не могу этим заниматься? И, второе, — усмехнулся он. — С чего это ты решил, что мы всё тебе продадим? За гроши! А не поломаем и не выкинем всё в мусорную яму, раз уж ты так настроен, выкинуть нас со своего поля.

Или, что более всего вероятно, не соберём всё с твоего поля, — ядовитым, ёрническим голосом выделил он слово "твоего поля", — и не посадим сами для себя кедровник, где-нибудь поблизости.

Пусть лучше моим детям достанется, чем тебе за гроши отдавать.

И ещё, запомни, барон, — жёстким холодным голосом проговорил Травник, глядя ему прямо в глаза. — Я за чужими спинами прятаться ни от кого не собирался и не собираюсь. И если я виноват, то я и отвечу. И исправлю, все, что сам же и натворил.

— Когда? Как? — Сидор, замолчав несколько долгих, томительных минут с любопытством смотрел на злого Травника. — Когда ты сможешь вернуть деньги?

Через год? Через три? Через десять?

— Уже этой зимой, — холодно отрезал Травник. — Думаю, ребята войдут в наше положение, и не будет сразу требовать своей доли. И как только мы продадим весь орех с наших кедров, так сразу деньги и будут. Пусть не всё, то хотя бы часть, — жёстко отрезал Травник. — Мы все в этом деле повязаны, так что они не будут наседать? По крайней мере, сразу. А потом, в течение ряда лет, мы всем долги вернём.

Не слушая его, Сидор раздражённо заметил:

— И ты веришь в то, что если на кону стоит такой куш, как пятьсот двадцать десятин кедровников, вам дадут возможность заработать? Не вообще заработать, а ТАКИЕ деньги? Триста четырнадцать тысяч?

Я — так нет, я в такое не верю.

Если за вас взялись, то бить будут всерьёз и до конца.

Простейший приём — одновременно с вами выкинуть на рынок равное или даже большее количество кедрового ореха и по намного более низкой цене. К примеру, раза в два? Или, раз в пять? Или раз в десять? Почему нет, раз на кону такие ставки?

Заработаете вы тогда за один сезон, который у вас только и есть, ТАКИЕ деньги?

Нет.

И это только один из множества грязных приёмов конкурентной борьбы, что можно сходу придумать. А если хорошенько подумать? Неужели у них не найдётся других, ещё более грязных способов?

Я в такое не верю. Одна история с экзотами чего стоит. Это же надо такое удумать! Бонсаи продать под видом обычных саженцев!

Ведь самое главное что? Им нужны ваши кедровники, а не ваши деньги. И чтобы их получить, нужны вы оба. Чтоб сразу обрубить все концы и сразу всё решить.

А это значит, что возвращаться вам сейчас в крепость нельзя ни в коем случае.

— Это ещё почему? — мрачно поинтересовался Травник, хриплым, злым голосом. — Я сказал, прятаться ни от кого не намерен и если виноват, то за свои дела сам и отвечу. И за чужие спины, тем более за твою, барон, худосочную, прятаться я не собираюсь.

— Да вы что, совсем тупые? Оба! — тихо поинтересовался Сидор, сразу ставшим злым, хриплым голосом. — Вы чем слушали? Ухом или брюхом? Я же вам русским языком сказал, что практически вся городская верхушка замешана в этом деле?

— Ты нас мордой в собственное дерьмецо то не тыкай, не тыкай. Если есть что сказать, то говори, а не изображай из себя умника. Не похож! — оборвал его молчавший до того кузнец. — Сам в собственном дерьме по уши сидишь, а нас поучаешь.

— За одну только худосочную спину послать бы вас…. Обоих, — мечтательно пробормотал Сидор, глядя на двух товарищей злыми, сузившимися глазами. Не понимаю, чего я с вами вожусь. Ещё один подобный перл и я развернусь и уйду. И дальше будете разбираться со своим дерьмом уже сами.

Учтите, это я вам нужен, а не вы мне.

Я достаточно ясно выразился? — посмотрел он на Травника ледяным взглядом.

Не дождавшись ответа, продолжил. Уже более спокойно.

— Хочешь услышать, так слушай. И не говори что не слышал, — раздражённо проговорил Сидор, сердито сверкнув в его сторону глазами. Сидор постепенно начинал закипать и едва уже сдерживался. Тупая упёртость селян, не желающих видеть дальше собственного носа, его откровенно достала. И главное, ему-то всё это нахрен было не надо. В конце концов, разобраться с кедровником для атамана Дюжего он мог бы и без Травника, да и тем более без кузнеца. Как-нибудь да сам. Ничего в том такого сложного не было. А саженцы, при отсутствии другого пути, вырастить можно было и из орешков, как они ту же княжескую шишко-ягоду у себя в долине и вырастили.

Добившись своим продолжительным молчанием повышенного к себе внимания, неохотно бросил.

— Пока исковое требование официально не предъявлено лично должнику, на его имущество временно накладывается арест. В это время его семья может свободно распоряжаться своим имуществом, исключая только продажу, порчу и прочую деструктивную деятельность. Срок ареста один год с момента оглашения обвинения.

А вот если должник не появился в течение года — тогда его имущество сразу по истечению этого срока продают с торгов для покрытия долга. Правда, теперь только в случае если у должника нет средств, чтобы расплатиться. Слава Богу, что теперь, после длинной череды скандалов с кузнецами, снова вернулись к старым нормам и дают людям возможность расплатиться деньгами, а не сразу имуществом.

Но всё равно, я бы на вашем месте на подобное всё же не рассчитывал. В ближайшем будущем таких денег у вас точно нет, и, не будет. Триста с лишним тысяч золотых вам точно никто в долг не даст. Потому как нет никакой уверенности в том, что вы когда-нибудь хоть что-то из этой суммы вернёте.

Не верите, равнодушно пожал он плечами, — попробуйте сами в том убедиться. Но опять же, это вы сможете сделать, только если вам сейчас лично не предъявят долговых требований. И не запустят машину немедленного банкротства.

Надеетесь на меня — забудьте. Я своим деньгам найду лучшее применение, чем просто одалживаться. Поэтому, постарайтесь в ближайшее время нигде, особенно в людных местах не показываться. Особенно, дома, где вас могут легко найти.

Пока вам официально не предъявлено требование о взыскании долга, у вас есть время и простор для манёвра, чтобы разобраться с долгами.

— Ладно, согласен, — тяжело вздохнул Травник. — Тут ты прав. Уел! Только пошли наконец-то домой, а то ты Сидор буквально примёрз к этим руинам. Надоело уже торчать возле каких-то развалин. Скоро вечер, а мы всё тут сидим и сидим, как примёрзли к этим доскам. Дома, говорят, и стены помогают. Может быть, там в голову придёт какая дельная мысль.

Думаю, дня три у нас ещё в запасе есть, — переглянулся он с Кузнецом. — Пока весть дойдёт до города, пока на нас там выпишут ордер на взыскание, пока сюда обратно доберутся. Остаётся только выставить наблюдателя на окраину посада и успеть улизнуть, до предъявления долгового требования. Ты прав. Нет должника — не с кого и спрашивать. А пока они возятся, можно спокойно и вещички собрать.

Ты много чего тут порасписал. Красиво, ничего не скажешь, — обречённо вздохнул он. — Полдня языком молол, не переставая….

Сидор раздражённо поморщился. Травник в откровенных выражениях в его адрес совсем не стеснялся, что не могло не раздражать.

— Но, как мы поняли, у тебя есть и свой интерес. Ты не прочь с нами договориться конкретно на весь этот питомник, — вяло кинул он на ровные ряды кедровых саженцев у себя за спиной.

Но нам надо во всем, что ты тут наговорил, самим удостовериться. Правда ли всё это. Больно уж много у тебя неподтверждённых, высосанных из пальца домыслов.

А вот когда мы сами во всём разберёмся, когда все концы с концами у нас с кузнецом сойдутся, тогда мы с тобой и разговаривать будем. Хоть здесь, хоть в любом другом месте, — жёстким, холодным тоном закончил он.

Замолчав, Травник решительно поднялся. Видя, что Сидор даже не пошевелился, а кузнец, искоса посматривая на того, тоже не спешит поднять с досок свою задницу, недовольно проворчал:

— Ладно, согласен. Если всё что ты сказал, правда, то саженцы мы тебе продадим. И по той цене, что ты заявил, хрен с тобой, пей нашу кровь. Они нам уже не нужны. И те, что сейчас на поле и те, что ещё должны подсобрать, всё тебе отойдёт. Все двести тысяч.

— Никому, кроме тебя они такие не нужны, — с обречённым вздохом проговорил Травник. — Опять же, возвращаясь к условиям заключённых нами договоров, плодоносить начать они должны на следующий год. А это — нереально в нашем случае. Значит, на лицо преднамеренный обман с нашей стороны. И доказать обратное будет весьма затруднительно. А с учётом их заинтересованности в наших кедрачах — то практически невозможно. И тут ты прав.

— И прав в том, что на всё это надо время, — мрачно чертыхнулся он.

— И с народом поговорим, может, и найдём тебе кого, кто бы в твоё отсутствие питомником твоим занимался.

— Доволен? — сердито проворчал недовольно покосившийся на Сидора Травник.

Сидор, не двинувшись с места, мрачно смотрел на него.

— Упорный, — медленно покачал он головой. — Упорный и тупой.

Вы что, мужики, совсем тупые? — Сидор с садистским удовольствием вернул Травнику его любезность. — Вы что, действительно не понимаете, что на вас уже давно розыскная бумага выписана и лежит у кого-то под подушкой здесь, в крепости? Что она только и ждёт своего часа? — тихо проговорил он. — Что с ней если что и надо сделать, то только проставить число и вручить должнику.

По крайней мере, я бы на их месте именно так и поступил.

Зная наперёд, что кедр не тот, что в любой момент может разразиться скандал, я бы заранее подготовил сыскное требование о взыскании долгов и аресте имущества. И только бы ждал удобного момента. Ставки слишком высоки, чтобы оставлять вам малейшую лазейку и время для манёвра. Вас пасут. И пасут плотно, чтоб вы с крючка не сорвались.

Если они до сего дня чего и ждали, так только увеличения суммы долга, чтобы вас окончательно в кабалу вогнать, чтоб вы ещё больше влезли в долги, и вывернуться у вас не было бы шанса.

И вы влезли. А не останови я вас сейчас, вы бы и ещё больше влезли.

Я прав?

Судя по вашему оглушительному молчанию, я прав, — насмешливо хмыкнул он.

Но теперь, когда всем стало известно, что саженец не тот, больше ждать не будут. Вас сразу возьмут за горло. Сегодня же! Сейчас же, как только вы заявитесь в крепость.

Так что, никаких трёх дней вам никто не даст. Вам и часу не дадут. Забудьте об этом.

Чем быстрее вам предъявят долговое требование — тем им спокойнее. И тем скорее они получат ваши кедровники. И этой уже осенью у них уже будут новые хозяева.

На их месте я бы сюда ещё и десяток городской стражи прислал. А лучше пару десятков стражников, для верности. Чтобы они сидели тут тихо под боком, и всегда были под рукой. А в случае возникновения необходимости, могли поймать беглеца, если должник окажется чересчур прытким и сообразительным.

Что? — мгновенно насторожился он, видя, как неожиданно напряглись травник с кузнецом.

— Луговой Стёпка! Сука! — тихо, сквозь зубы выругался кузнец. — То-то он мне сразу не понравился. То-то он всё шнырял вокруг, всё интересовался, как у нас идут дела. Всё как бы нам завидовал, что мы забогатеем.

— Упс, — растерялся от неожиданности Сидор. Столь скорого подтверждения собственных догадок он никак не ожидал. — Кто такой? Я его знаю? Что-то имя вроде как знакомо.

— Луговой Степан — полусотник городской стражи, — нехотя пустился в объяснения травник, заметив непонимающий взгляд Сидора. — С неделю как гостит у свояка на соседнем хуторе, как бы в отпуске. И не с десятком, а со всей своей полусотней. Отсюда, если по прямой от крепости, считай, вёрст с десяток к северу будет. От него и от его ребят, в лесу белка не скроется, не то, что человек.

А я ещё удивлялся, чего это он вдруг заявился. Вроде бы как не его зона ответственности, да и не тем он обычно занимается. Думал, Совет его к нам в помощь послал. Так, для помощи в борьбе с зашевелившимися ящерами, или так, для профилактики. А оно вона что…

Они всей своей полусотней поначалу попытались было в крепости расположиться, — неохотно пояснил он заинтересовавшемуся новостями Сидору, — да комендант их живо оттуда шуганул, сказав, что пока он тут комендант, никто без его разрешения в крепости не останется. А посторонние ему в крепости не нужны. А заодно и из посада попёр, сказав, что возле крепости свободного места нет и стоять лагерем здесь негде. Везде, мол, баронская земля, вашей компании то есть.

Так они упорные оказались, к свояку Стёпкиному на хутор перебрались. А тот и рад — целая полусотня на постое, это никакой головной боли по поводу бродячих в округе ящеров.

— Как удачно, — тихо пробормотал себе под нос Сидор. — И как вовремя там организовался тот хутор. А свояк Стёпки, не Кира Бедный часом будет? Не тот самый, кто без слов, сходу отвалил вам двести тысяч, заказав последние саженцы.

Увидев в ответ изумлённо распахнувшиеся глаза двух товарищей, тихо выругался матом.

— Но и оттуда Стёпке надо время добраться до крепости, — тихо проговорил Кузнец.

В глазах его появилось сомнение. Видно, едва слышные слова Сидора всё же попали ему в уши, зародив серьёзные сомнения, что вокруг не всё так просто.

— Так что, — негромко пробормотал Кузнец, — если и есть у них кто из своих в крепости, и его уже предупредили, то сюда полусотня Лугового доберётся не ранее завтрашнего утра. Это лишь, кажется, что хутор рядом, а на самом деле по тайге-то попробуй, доберись. Это не ваш широченный тракт до города, туда прямых дорог нет.

А зная Стёпкину любовь к пьянству, раньше утра ждать их нечего. А значит и домой можно заскочить и вещички собрать, и с людьми переговорить.

— Упорный, — с уважением глядя на него, покачал головой Сидор. — Ещё один. Упорный и тупой, — с сожалением повторил он.

На несколько секунд Сидор замер, явно не зная, что сказать, и помолчав, ещё раз с сожалением покачал головой.

— Для особо упорных и донельзя тупых, ещё раз напоминаю, что только что, прямо сейчас, прямо перед нами, в крепость прошла целая толпа народа, сердито обсуждающая неблагодарного барона Сидора, который, мерзавец, раскрыл им глаза на правду.

Вам это ни о чём не говорит?

Да вас же обоих у порога дома уже ждут, чтоб вы часом не улизнули.

— Кто? — недоверчиво посмотрел на него Травник. — Ни в крепости, ни в посаде чужих нет.

— Кабатчик, — тихо проговорил кузнец. — Кабатчик, Сашка Гишпанец со своими холуями. Очень уж подходят на эту роль. Процентщик, сука! Тихо влез, так что никто и не заметил. Полгода не прошло, а уже половина гарнизона у него в должниках ходят. А в посаде так почитай каждый первый. Все ему что-то должны. Так что никто против него не попрёт, и из крепости его уже просто так не выкинешь.

— "Как интересно, — подумал Сидор, внимательно следя за разговором друзей. — А комендант мне о том ничего не сказал. И в докладах своих еженедельных ни полслова не было о том, что здесь в крепости уже есть кабак и в нём дают деньги в рост. Не отметил, значит. Не посчитал нужным? Ну, он у меня и получит…"

— Непонятно, но так уж и быть, поверю, — мрачно проворчал Травник.

Так что же тогда делать? — обвёл он всех хмурым взглядом. — Домой нельзя, назад в город нельзя. В крепость, оказывается тоже нельзя. А куда можно? В лес, что ли?

— Можно и в лес, — неохотно согласился с ним кузнец. — Только что там делать? Зима на носу. Да и здесь хозяйство просто так не бросишь.

Да и не бегать же нам по лесу, как зайцам. Возраст не тот, да и денег так не добудешь, с долгами не рассчитаешься. Да и от Стёпки в лесу ни одна тварь не скроется, следопыт от Бога. Единственный путь в горы. Там в скалах легко затеряться можно.

Но и в Приморье так просто оттуда уже не свалишь, — тихо проговорил он. — Через горы свободно не пройдёшь, там, в ущельях уже снега полно, да и лавиной легко накрыть может.

Остаётся только ваш мокрый туннель. Но и он сейчас перекрыт.

— Как это? — мгновенно насторожился Сидор. — Как перекрыт? Кем?

— Раз уж мы принялись за кабатчиков, то вот тебе ещё пища для размышлений, — хмыкнул Кузнец, обращаясь к нему. — Там, где у вас стоит небольшой острожек с постом охраны входа в туннель, где-то с месяц назад появился малознакомый нам человек из города.

Так, ничего особого вроде бы как, но что-то странное в нём есть. Главное, что многим из наших он сразу не понравился. Глаз у него нехороший, а наши такое сразу подмечают. Хотели уже сами разобраться, но ребята решили пока отложить до твоего приезда. Твой проход — тебе с ним и разбираться. Теперь понятно, что это была ошибка.

Так вот, для начала, поставил он возле входа в пещеру свой фургон с откидным задним бортом и принялся торговать водкой на разлив. Недели не прошло, заменил фургон на большую матерчатую палатку. Но тоже поставил её неподалёку от выхода, где ему комендант позволил, и где продавал уже не только водку, но и пиво проходящим мимо караванщикам. Для сугрева нутра, так сказать.

Теперь, заметь, месяца не прошло, а у него уже там деревянная сараюшка стоит, где за положенной на две пустые бочки доской он отпускает всем страждущим выпить всё, что душе угодно, и предлагает лёгкие закуски, буквально на один зуб.

Очень удобно. После сырой пещеры, после подземного холода — пропустить сто грамм ледяной водочки или самогонки и закусить кусочком подкопченного сальца на чёрном хлебушке с солёным огурчиком. Здорово, одним словом!

Короче, на отсутствие клиентов он, мягко говоря, не жалуется. И если подозревать всех кабатчиков в округе, то он на эту роль прекрасно попадает. Да и помощничков он себе двоих подобрал. Ещё те мордовороты. Даже я не рискнул бы с ними один на один схлестнуться. Так что, мимо него на ту сторону никак не проскочишь.

А я-то всё удивлялся, чего это они рядом с ним делают, — задумчиво пробормотал он. — Здоровые лбы, а в глаза глянул, и очень они мне напомнили глаза одного знакомого людолова с низовий Лонгары. Такие же бесцветные и равнодушные.

И сразу видно, что не малограмотный какой-то служка и не сопливые пацаны. Волки. Такие давно дело своё должны бы иметь. А эти двое у него в подсобниках ходят. Непонятно это.

А оно вона что, — задумчиво пробормотал он.

Так что вота, господин барон, — мрачно проворчал кузнец. — Обложили нас со всех сторон, так, что и деваться уже некуда. Придётся идти штурмом в лоб. Поэтому возвращаемся сейчас в крепость, а там будем бодаться до упора. И посмотрим, как оно у них выйдет, — с открытой угрозой в голосе, тихо пообещал он неизвестно кому.

Поднявшись на ноги, кузнец хищно, медленно потянулся мощным, могучим телом, разминая затёкшие сидючи ноги.

— Ну? Ты с нами? — несколько двусмысленно бросил он Сидору, который так и сидел, внимательно наблюдая за его телодвижениями.

— "Ого! — мысленно отметил для себя Сидор. — Как интересно. Уже и у нас, и мы, и с нами. Что дальше?"

Подождав ещё пару мгновений, он с кряхтеньем, словно больной, старый дед, медленно поднялся, и задумчиво почесав подбородок, пробормотал, даже не двинувшись с места.

— Ты прав. Уходить вам давно пора. И уходить надо прямо сейчас, отсюда, не появляясь в крепости и не дожидаясь утра. И путь вам только один — в горы.

— В горах тоже что-то жрать надо, — тихо проговорил кузнец. — И сейчас не лето, когда даже в скалах можно хотя бы корешков разных накопать.

Двое стоявших напротив Сидора мрачных, матёрых мужика молча переглянулись, обменявшись настороженными взглядами. Потом кузнец негромко заметил.

— Говори что тебе надо, а то идти пора. По глазам вижу, что тебе от нас ещё что-то надо. Говори.

— Угу, — неопределённо гугукнул Сидор, внимательно глядя на мрачного Травника.

— Будем считать, что вы мне поверили и проверка пройдена. Так?

Сидор в упор, буквально буравил взглядом хмурого травника. На кузнеца он демонстративно не обращал внимания, справедливо полагая, что с тем всё уже ясно.

— Так? — немного надавил он голосом на Травника.

— Нет, не так, — невозмутимо отозвался тот. — Сначала мы всё сказанное тобой перепроверим, а потом и думать будем.

— Да и с горами не так всё плохо, — насмешливо покосился он на товарища. — Пару дней и в лесу перебиться можно, по соседству, не такой уж Стёпка и следопыт, чтоб его обмануть нельзя было. А потом тропками тайными и через горы в Приморье уйдём. Две, три недели и мы на той стороне. А там нас уже никто не возьмёт, прав таких нет.

— Главное — время выгадать, тут ты прав.

— Поэтому, опять возвращаемся к тому что тебе надо. Слишком ты ласковый, Сидор, что не может не настораживать.

— Говори, что тебе надо и сваливаем отсюда. Надоело мёрзнуть здесь на досках.

— Хорошо, — хмыкнул Сидор, бросив заинтересованный взгляд на него. — Мне сено твоё надо. Надо же мне на чём-то зарабатывать. Ты ещё долго его не сможешь продать, а со временем оно только портится. Продай его мне, прям счас, пока на него арест не наложен.

— Бери, — не дослушав, махнул рукой Травник. — Что ещё?

— Ещё? — перевёл Сидор взгляд на кузнеца. — Ещё разрешение кузнеца на право воспользоваться его передвижной платформой, которая столько времени без дела валяется в полуразобранном состоянии возле крепостной кузни.

— Но не той, что валяется перед крепостной кузней, та и так моя, поскольку я проплатил все работы по ней. А нужна мне та, что заново собрана в кузне Рима в посаде, с какими-то новыми наворотами.

— А проще, продай мне её, — внешне совсем безразлично попросил он. — Тебе она уже ни к чему, натетешкался, как я понимаю. А я на ней сено травника в Приморье на продажу отправлю. Надо же мне на чём-то это сено за перевал доставить.

— Я так прикинул, что больно уж штука для этого дела удобная. Чего ей зря тут пропадать. Только на такой здоровущей и длиннющей платформе мне и возможно будет сено травниковское за перевал доставить. И людей мне для того немного понадобится, так что смогу кого-нибудь крайне нужного освободить для других дел.

— Лошадей, как вы знаете, у меня много, а людей мало.

— Опять врёшь, — тяжело вздохнул кузнец. Посмотрев на травника и дождавшись его молчаливого согласного кивка, он нехотя, с сожалением тоже согласно покивал головой. — Ладно! — хриплым голосом согласился он. — Бери мою платформу, пользуйся, и бери всё его сено. Деньги за то и другое ребятам в кузне передашь. За платформу пару монет, а за сено…., - кузнец замолчал, не сводя с Сидора задумчивых глаз. — За сено, пожалуй, деньги отдашь после его продажи. Себе возьмёшь две десятины. Одну за доставку, другую за продажу. Письмо о том, сейчас мы тебе черканём.

Сунув руку за пазуху, кузнец достал оттуда клочок тонкой бересты и быстро на нём что-то нацарапал.

— Передашь моим дома, — протянул он письмо Сидору.

Думаю, так оно лучше будет, — насмешливо посмотрел он на него. — Зачем тебе здесь его сено продавать, задёшево, когда ты можешь продать его там, за Камнем, дорого.

И тебе прямая выгода, и нам, в нынешних условиях, любая денежка не помешает.

Всё? — усмехнулся он, выжидательно глядя на Сидора. — Или ещё чего скажешь?

Внимательно посмотрев на мрачно ухмыляющегося кузнеца, Сидор с задумчивым видом предложил:

— Возвращаясь к вопросу о деньгах.

— Ещё на пару минут вас задержу, не торопись, — поторопился успокоить он раздражённо вскинувшегося было Травника.

— Как я понимаю, колоссальная сумма долга в три с лишком сотни золотых вас особо не смущает. И даже, догадываюсь почему.

— Надеетесь, изумруды продать, — понимающе кивнул он головой. — Переберётесь через горы и там, в Приморье продадите.

— Так зачем вам продавать там, давайте я куплю ваши камни здесь, на месте.

— Цены у тебя низкие, — хриплым басом оборвал Сидора Травник. — Нас они не устраивают.

— А повышать их мне нет резона, — невозмутимо отозвался Сидор. — Недавно вот столкнулся с тем, что некоторые камни, которые сразу внешне и не отличишь, иначе как по цене изумрудной пыли и не продают. Рассыпаются при обработке. Так что, то ж на то ж, оно и выходит.

— Подумайте. По старым ценам камней, пусть даже и тех, что потом при обработке рассыпятся пылью, на сумму в триста четырнадцать тысяч я бы у вас купил. Пусть небольшая прибыль, но всё ж.

— Ты бы купил, — усмехнулся понимающе Кузнец. — Да мы вот не продаём.

— Ладно, — внешне безразлично пожал Сидор плечами. — Не получилось, бывает. Попытка — не пытка.

— Но если потом всё же, передумаете, то где-то недели через две-три найти меня вы сможете в городе Кязим, там, за горами. Отсюда, к юго-западу будет. Совсем рядом с Басанрогом.

— Где? — ахнул кузнец. — Ты ничего не перепутал? Где мы и где тот город. До него же месяца два отсюда добираться, если не вдвое больше.

— Я там буду через пару недель, вместе с твоим сеном. Может, чуть позже. Если захотите, там же сами и займётесь его продажей. У тебя оно лучше выйдет, — хмуро уточнил Сидор, покосившись на Травника. — У меня своих дел полно. Ещё и с телегой переростком разобраться надо.

— В крайнем случае — подождёте. Там, в городе есть наши ребята, они вас примут.

Ухмыльнувшись, Сидор кивнул мужикам, прощаясь, и скоро вся троица разбежалась в надвигающихся сумерках.

Крепость.*

Обратно в крепость Сидор вернулся один и уже глубоко затемно, и тут же угодил в самую гущу устроенных обозлёнными посадскими жителями в крепости беспорядков,

Вернувшиеся с поля питомника бывшие там участники событий, рассказали остававшимся в крепости о провале их Великой Мечты, и все они дружно двинули в единственный в крепости кабак, отмечать Гибель Большого Светлого Будущего. Набравшись там основательно выставленного по такому горестному случаю дармового пойла, они уже через пару часов были в невменяемом состоянии и ещё через час пришли к выводу, что виноват во всём, конечно, барон, а, следовательно, надо пойти и набить ему морду.

Предложение разгромить его усадьбу, большинством пьяных голосов было решительно отвергнуто, поскольку все прекрасно были осведомлены о том, что никакой усадьбы у того ни в крепости, ни рядом с ней нет. Одна лишь жалкая комнатёнка в полуразваленном доме, который к настоящему времени только-только слегка подлатали и не более. И что это убожество никак не стоит того, чтобы на неё борцы за справедливость обращали внимание.

Жилища у многих, даже недавно поселившихся возле крепости людей, были намного лучше и богаче обставлены, чем та жалкая сидорова конура с облупленными и до сих пор так до конца и не оштукатуренными стенами. Поэтому было признано, что она недостойна внимания. Но вот самому ему следовало бы обязательно набить морду. Дабы в другой раз так подло не разрушал Великую Светлую Мечту.

И разогретая дармовым спиртным толпа двинулась к коменданту, дабы он дал ответ, куда делся барон, которому надо набить морду, потому что он…. И далее по тексту.

Правда, с походом к коменданту с самого начала дело не заладилось, поскольку комендант, предупреждённый об идущей к нему толпе, собрал всех егерей, бывших под рукой в крепости и устроил толпе форменное мордобитие прямо под окнами своей комендатуры.

И тут сказалась выучка, приобретённая егерями за время сурового обучения у Корнея и последующих регулярных курсов повышения мастерства в Приморье. И ещё то, что хоть и небольшое, но абсолютно трезвое и сбитое железной дисциплиной воинское подразделение столкнулось с разрозненной, хаотичной толпой чуть ли не вусмерть пьяных мужиков.

И огромная толпа буянов, по числу раз в пять превышающая жалкую цепь выставленных против них егерей, буквально за полчаса была жестоко побита и рассеяна по крепости, где она тут же принялась громить баронское имущество там, где только могла до него добраться.

Большинство егерей из крепости в свободное время и сами участвовали в создании этого кедрового питомника и сами пострадали. И прекрасно были осведомлены, как впрочем, и все остальные, что Сидор вообще не имеет к этой истории с кедрачом никакого отношения. Поэтому, обвинения толпы в адрес барона возмутили и разозлили их. Тем более что его якобы вина, косвенно падала и на них, как на его подчинённых. Ну а когда разбежавшаяся толпа занялась поджогами уже их собственного имущества, крича, что это собственность барона, терпению гарнизона окончательно пришёл конец.

То есть ко времени, когда в надвигающихся сумерках ничего не подозревающий Сидор вернулся обратно в крепость после долгих и трудных переговоров с кузнецом и травником, там уже царила тишь и благодать. Только чадили, догорая несколько подожженных штабелей досок, складированных возле готовящейся к восстановлению крепостной стены, и догорала угловая башня, в которой от случайной искры сгорели огромные запасы сена, заготовленного травником на продажу.

Причём здесь запасы трав их же товарища, никто из поджигателей ничего внятно ответить не мог, поскольку большинство из них до сих пор находилось в невменяемом состоянии. Те же, от кого можно было хоть чего то добиться, клялись и божились, что ничего подобного не делали, и что только идиот может поджечь собственное имущество их же своего товарища. И они сами вообще ничего не понимают, как такое вообще могло произойти. Так напиться, чтоб пойти громить своих же собственных товарищей, это было непонятно. Никто ничего не понимал.

Комендант, разозлённый всей этой историей, приказал взять под арест кабатчика, допустившего раздачу безплатного спиртного и фактически подтолкнувшего толпу на неспровоцированный бунт. И теперь в подвале единственной, оставшейся неповреждённой башни, шёл допрос главного подозреваемого в подстрекательстве и организации бунта.

Положение сильно осложняла бумага, найденная при нём. Подписанная первыми лицами Городского Совета, она подтверждала его право вести собственное расследование всех происшествий на всех территориях, входящих в зону влияния города Старый Ключ. Так что выходило, что арестовывать его он как бы не имел права.

Помимо этого у него неожиданно оказался ордер на арест двух человек из крепости, травника и кузнеца, первым пунктом которого предъявлялось два исковых требования на сто и на двести тысяч золотых от ряда жителей города Старый Ключ, которым они не поставили положенного по договору товара. Вторым пунктом следовало обвинение в адрес и того, и другого о преднамеренном введение в заблуждение жителей города с кедровыми саженцами, то есть обвинение в афёре и мошенничестве, с целью получения незаслуженной прибыли.

Эти бумаги сильно затрудняли деятельность следственной комиссии, буквально в считанные секунды созданной комендантом для расследования погрома и поджогов на территории вверенной ему крепости. Поэтому он только и ждал появления Сидора, чтобы свалить на него принятие какого-нибудь решения, хоть как-то могущего сдвинуть с места забуксовавшее на месте правосудие.

Явившийся к вечеру Сидор, к сильному удивлению коменданта не выказал никакого удивления произошедшими в крепости беспорядками, чем вызвал у коменданта серьёзное беспокойство.

Ещё большее удивление у него вызвало безразличие, с которым тот ознакомился с предъявленными комендантом бумагами.

Повертев в руках ордер с обвинением в мошенничестве, он только равнодушно хмыкнул и в сопровождении коменданта отправился в подвал башни, где содержался задержанный кабатчик.

Всю ночь до рассвета длилось следствие, в котором к удивлению коменданта, Сидора интересовали только вопросы долгов жителей посада и егерей кабатчику. Всё же остальное, в чём до того пытался разобраться комендант, и в причинах его столь необдуманного поступка, привёдшего к пьяному погрому, его не интересовало совершенно. Почему тот выкатил бочки с водкой, и принялся за бесплатную раздачу спиртного? Почему он допустил подобное, если сам он утверждает, что это не он, а его работники, а он только пошёл у толпы на поводу?

И куда делись его работники, когда пришли его арестовать?

Все эти вопросы совершенно не интересовали барона. Его интересовало только — кто и сколько кабатчику должен.

Да ещё немного расшевелило сообщение егерей, что водка и пиво, выставленная кабатчиком для толпы, оказалась отравлена каким-то сильно действующим наркотиком, что категорически отрицал сам кабатчик, вопя, что ему водку подсунули его работники, а сам он ни сном, ни духом.

Но что больше всего возмутило коменданта, хотя тот и постарался не показать виду, это полное равнодушие барона на прямые оскорбления со стороны кабатчика в его адрес и наглое, доходящее до бесцеремонности поведение задержанного. Создавалось впечатление, что это не кабатчик отвечает в допросном подвале за совершённое преступление, а сам барон или комендант в чём-то провинились перед ним.

Когда на рассвете комендант вместе с Сидором покидали подвал, где происходил допрос, он наконец не выдержал и обрушился с упрёками на Сидора, обвиняя того в потакании мерзавцам.

Внимательно и молча выслушав, Сидор несколько долгих минут внимательно смотрел на него ничего не говоря, а потом тихо заговорил.

— Милейший! — с лёгкой улыбкой на губах поинтересовался у него Сидор. — В чем вы меня обвиняете и чем вы недовольны?

— Барон! — буквально зашипел от злости комендант. — Как вас изволите понимать? Эта сволочь, это хамло, это быдло, мало того, что устроило беспорядки в крепости, споило и отравило половину посадских мужиков и пыталось споить наших егерей, так ещё и плюёт на нас. А вы занимаетесь выяснением какой-то ерунды. Кто и кому сколько должен.

— Завтра сюда заявится ещё какая-нибудь сволочь с бумагой от Совета, вытащит его из подвала, и они примутся на пару устанавливать здесь свои порядки. Здесь, в нашей крепости! А вы что, так и будете спокойно стоять и смотреть, как они тут хозяйничаю? Словно у себя дома?

Остановившись посреди лестницы, прямо перед дверью, ведущей на выход, Сидор равнодушно посмотрел на коменданта.

— Господин комендант, — тихо проговорил он, в упор глядя на него, — мне вам напомнить о статусе данной крепости? Мне вам напомнить о ваших должностных обязанностях? Вы забыли, что данный объект официально числится как боевой рубеж обороны города с южного направления? Он защищает город и всё окрестное население от нападения пиратов и особенно подгорных ящеров-людоедов, недавнее нападение которых с юго-западных предгорий вы еле, еле отбили.

— Мне странны и непонятны ваши упрёки. Есть пьяный бунт, есть его фактический лидер и организатор, пойманный на месте преступления с поличным в руках. Вам что, недостаточно доказательств его вины и прямого подстрекательства. У вас половина крепости свидетели.

— Вам мало того, что водка была отравлена каким-то галлюциногеном, превратившим всех пивших её в настоящих зомби?

— Раз вам не хватает своей власти, чтоб навести здесь порядок, и чтоб в дальнейшем не возникало двусмысленностей и кривотолков, подготовьте письменный приказ за моей подписью о казни данного лица. Формулировка — подрыв боеспособности военной крепости, спаивание и попытка отравление гарнизона, организация беспорядков, преднамеренная отравление местных жителей. Приговор привести в исполнение в течение десяти минут после оглашения.

— И поторопитесь, у вас мало времени, скоро рассвет.

— Подготовьте верёвку покрепче и виселицу. Для этой цели приказываю взять полуобгоревший брус из сгоревшего штабеля, закрепить его в окне второго этажа, выходящем на площадь, и на полуобгорелом конце бруса повесить мерзавца. Пусть под конец понюхает, чем пахнет его работа.

Оставив коменданта стоять в ступоре, Сидор спокойно поднялся по оставшимся до выхода ступенькам и, приоткрыв дверь, медленно повернулся обратно к окаменевшему на месте коменданту.

— Если не хотите чтоб он дёргался и мешал вам работать, то просто удавите в подвале и повесьте готовый труп, — тихо проговорил он. — Так будет проще и быстрей.

— У вас пять минут подготовить приказ и принести мне на подпись. Я в своей комнате.

— А с поджигателями что делаем? — так же тихо, на грани слышимости спросил охрипшим вдруг голосом комендант.

— Всё по обычаю, — снова повернулся к нему Сидор. — Тем, кто пойман с огнём в руках, шесть плетей каждому. И пусть сами себя порют, нечего нам руки марать. Всем остальным, принявшим участие в беспорядках, пол дня стояния у позорного столба.

Те, кого не поймали на месте, но кто участвовал в бесчинствах и поджогах, должны явиться на площадь добровольно и отстоять положенное время у позорного столба самостоятельно.

Не согласные с таким решением должны немедленно убраться из крепости и прилегающей территории вместе со своими семьями. И впредь дорога сюда для них будет заказана.

Да! Ещё одно, главное, — Сидор вяло поднял вверх указательный палец. — Работников кабатчика, сбежавших от правосудия, как только поймаете — немедленно повесить, на месте. Это также отразить в приказе. Формулировка та же — организация и участие в бунте, отравление населения и всё прочее, бла-бла-бла.

И ещё, — Сидор смотрел в упор на коменданта холодным, ледяным взглядом, внимательно наблюдая за его реакцией на свои слова.

То, что вы проспали врага внутри крепости — целиком и полностью ваша вина, господин комендант. Не выполните приказ — расстанетесь с тёплым местом и вылетите из компании со свистом. А кабатчика я всё равно повешу. Сам, лично. Понятно?

Развернувшись, он вышел и аккуратно прикрыл дверь за своей спиной. Сзади он только услышал тихий, недовольный голос коменданта, вышедшего наконец-то из ступора: "Тоже мне, испугал. Это тёплое место, очень скоро станет для кого-то очень даже горячим! А кабатчика я тебе не отдам, сам тварь такую удавлю".

Через час Сидор сидел в глубоком, удобном кресле, стоящем посреди недавно отремонтированного широкого и высокого крыльца комендатуры, прямо напротив каменных ступеней, ведущих вниз на площадь перед зданием, и внешне совершенно равнодушно смотрел на экзекуцию.

Рядом с ним, сбоку и сзади, стоял хмурый комендант с небольшой группой вооружённых арбалетами егерей, так же, как и они, молча наблюдавших за происходящим на площади.

Прямо перед ними, не далее десяти метров, за редкой цепью опирающихся на копья егерей шестеро мужиков, вяло помахивая длинными ногайками, стегали поочерёдно такого же, как и они, мужика с голой спиной. Тот стоял, чуть склонившись вперёд и, упёршись руками в стоящие напротив высокие козлы, едва заметно вздрагивал под ударами хлыстов.

— Шесть! — закончил отсчёт чей-то звонкий голос. — Следующий!

Один из шестерых, тех, кто только что хлестал кнутом, передал кнут тому, кого только что сам истязал, и без слов, с тяжёлым вздохом стащив со спины рубашку, занял освободившееся место. Экзекуция продолжалась.

— Трое пойманных поджигателей не явились, — негромко проговорил комендант, бросив косой взгляд в сторону сидящего в кресле Сидора. — Сейчас их семьи пакуют имущество и к полудню съедут. Из остальных, десяток буянов сами явились, поддержать товарищей и постоять у столба.

— Это они как раз заканчивают вкапывание позорного столба, — кивнул комендант в сторону группы вооружённых лопатами посадских мужиков, которые как раз заканчивали трамбовать землю вокруг какого-то вкопанного посреди пустой площади корявого столба.

— А сабли и щиты с копьями у группы поддержки, это у них для красоты, наверное, или для групповых плясок, — мрачно пошутил Сидор.

— А вот и долгожданные гости! — негромко, со скрытой злобой перебил его комендант. — А ты, Сидор, оказывается, был прав. Выходит, зря я сразу тебе не поверил.

После этих слов глубоко утонувшему в кресле Сидору стало видно то, что стоящий позади него комендант заметил раньше. На крепостную площадь, прямо перед комендантским домом медленно въезжала большая конная группа вооружённых людей.

Раздвинув лошадьми стоящих неплотной толпой жителей крепости, наблюдавших за проводившейся экзекуцией, они медленно, неторопясь, подъехали к комендантскому дому и остановились, враждебно глядя на группу, стоящую на крыльце комендатуры.

— Что здесь происходит? — хриплым, простуженным голосом поинтересовался их командир, статный, черноусый красавец, в воронёной кольчуге, с большой, широкой саблей у пояса и виднеющимся за спиной кавалерийским огнестрельным карабином.

Наличие карабина совершенно недвусмысленно указывало на его высокий, командирский статус.

Не смотря на то, что последнее время в городе появилось много огнестрельного оружия, владеть им, а тем более использовать по назначению, могли лишь очень состоятельные люди. И то, что за спиной командира прибывшего отряда висела не простая винтовка, а настоящий самовзводный кавалерийский карабин, из недавно принятых на вооружение в городе, точно указывало на его высокий официальный статус. Не говоря уж про то, что, судя по убранству его коня, он сам по себе был весьма состоятельный человек, могущий позволить себе купить подобное дорогущее оружие.

— Кто спрашивает? — равнодушному голосу Сидора могли бы, наверное, позавидовать пески пустыни Гоби, настолько в нём не было и тени эмоций.

— Степан Луговой, полусотник городской стражи со своей полусотней, — скривившись, так что даже слышно было, как заскрипели у него от злости зубы, Луговой презрительно прищурился. — Прибыл для поимки и передачи в руки закона злостного обманщика Травника и дружка его Кузнеца.

— Лицо официальное, просьба препятствий не чинить. Во избежание, так сказать, — подпустил он угрозы в голос.

— А что здесь делаете? — так же равнодушно поинтересовался Сидор, как будто это его не касалось. — Ни того, ни другого в крепости нет. Наверное, сбежали, сволочи. По крайней мере, со вчерашнего вечера их никто больше не видел.

— У меня приказ найти и предъявить им долговое требование. Приказ городского Совета.

— Лови и предъявляй, — безразлично пожал плечами Сидор. — Они кстати и мне задолжали. Так что когда поймаешь, не забудь и мне сообщить, чтобы и я с них должок стребовал. Полторы тысячи обещанных саженцев кедра, это тебе не шутка.

— Ещё раз спрашиваю. Что вы делаете здесь?

Было очень похоже, что весть о том, что барон и сам предъявляет долговые требования к пропавших владельцам кедровых саженцев, для полусотника стало полной неожиданностью. Какое-то мгновение он растерянно хлопал глазами, не зная, что ответить. Потом, сообразив видимо как поступить, он приосанился и со значительным, важным видом потребовал.

— Господин Сидор, будьте любезны всё-таки объяснить мне, что здесь происходит и предоставить нам место для постоя, ведь не могу же я искать беглецов сидя на каком-то богом забытом хуторе в десяти верстах от крепости. Был бы я на месте, возможно, такого бы и не случилось, — полусотник бросил только слегка завуалированный презрительный взгляд на стоящих рядом с Сидором коменданта и егерей.

— Насчёт того что здесь случилось и чем мы тут занимаемся, это не ваше дело, — равнодушно отозвался Сидор. — И со своими делами мы сами прекрасно справляемся, без сопливых. Вы же делайте своё дело и не вмешивайтесь в наши. А насчёт постоя, вам один раз уже указали, что свободного места для вас в крепости нет. Так что, не заставляйте повторять. И если ещё раз заявитесь сюда с такими же бесцеремонными претензиями, добром для вас это не кончится.

— Вы, полусотник, видимо не всё ещё разглядели, — с кривой ухмылкой заметил он, кивая головой куда-то в сторону. — Посмотрите направо, посмотрите налево.

Пылающему злостью полусотнику, собравшемуся было приструнить зарвавшегося наглеца, только сейчас на глаза попались два пулемётных броневика, стоящих в тени от крепостной стены и удобно расположившихся по углам площади.

Дула пулемётов, смотрящие до того на стоящую перед комендантским домом толпу местных жителей, в этот момент едва заметно пошевелились, и теперь смотрели в упор на стоящую перед крыльцом полусотню.

Судя по изменившемуся выражению лица, полусотник прекрасно представлял, для чего могут стоять броневики по углам площади и что он сам попадал в самую поражаемую зону вероятного огня.

— Э…, - начал он, мгновенно меняя тон и манеру поведения. — У меня к вам, господин барон, будет ещё одно небольшое, даже, маленькое дельце. Не подскажите ли, когда и где я могу видеть некоего господина Гната Седого.

На какое-то мгновение задумавшись, Сидор всё тем же чуть усталым, равнодушным голосом отозвался, даже не повернувшись к нему.

— Не знаю такого. Ни в крепости, ни в посаде такого человека нет, так что ничем вам помочь не могу.

— Здесь, у вас он может быть известен как кабатчик Гонта из недавно открытого кабака. У него должно быть исковое требование на взыскание с должника задолженности. Мне оно необходимо для отчётности.

— Кабак в крепости закрыт, как рассадник мятежа и смутьянства. Кабатчик, как вы его назвали, Гонта, повешен за организацию беспорядков в военной крепости во время ведения боевых действий, за спаивание и попытку отравления гарнизона. Висит прямо у вас перед носом. И если вы потрудитесь немного задрать голову и повернуть шею чуть в сторону, то вы его увидите. Исковое требование на взыскание задолженности лежит у коменданта в кабинете, в отдельной папочке. В случае появления должников в крепости он его им обязательно вручит в точном соответствии с положением о клановой военной комендатуре.

— Всё! — жёстким, холодным голосом обрубил он. — Можешь проваливать.

Подняв на полусотника холодный, какой-то мёртвый взгляд, он негромко проговорил.

— Это всё, полусотник. На все вопросы вы получили ответ, и теперь вам здесь больше делать нечего. Немедленно покиньте крепость.

Слова его, в оглушающей тишине, установившейся на площади, были отчётливо слышны в самых отдалённых уголках.

Замершему соляным столбом полусотнику, как на удава, глядящему на только сейчас им замеченный труп кабатчика, висящий в тени дома, на высунутом из окна второго этажа полуобгорелом брусе, именно в этот момент стало окончательно ясно, что ему действительно здесь больше делать нечего.

Ни слова не сказав, полусотник молча, развернул лошадь, и слегка пришпорив её, во главе своей полусотни галопом вылетел из распахнутых настежь ворот крепости.

— Будут проблемы, — тихий голос коменданта из-за спины Сидора, вывел его из задумчиво созерцательного состояния, с каким тот глядел в спину спешно покидавшим крепость всадникам. — Эта тварь злопамятная и так дело не оставит.

— У меня тоже память хорошая, — не оборачиваясь, недобро усмехнулся Сидор. — И я тоже так это дело не оставлю. А будут проблемы, будем решать.

Теперь же, пошли заниматься делами. Здесь уже делать нечего, представление окончено.

Резким, решительный движением, Сидор поднялся со своего места, и уже ничем не напоминая равнодушную ко всему развалину, сидящую обвиснув в кресле, быстрым, деловым шагом двинулся в сторону рабочего кабинета коменданта.

С его уходом обстановка на площади резко изменилась. Грозные броневики, держащие под прицелом небольшую толпу народа, мрачно наблюдающую за экзекуцией, сразу же развернули тройки и, не обращая никакого внимания на провожающих их удивлённо настороженными взглядами людей, двинулись в сторону конюшен, где было их постоянное место.

Оставшиеся на площади в одиночестве виновные во вчерашних безобразиях, остались в растерянности, не зная, что им остаётся делать.

Однако вышедший из комендатуры через несколько минут комендант холодным резким голосом посоветовал не останавливаться в продолжение собственной экзекуции, поскольку наказания им никто не отменял, и отменять не собирается. И кто виноват, должен быть наказан.

Дальше уже вокруг возобновилась суета, обычная для деловой жизни какой-нибудь небольшой тихой крепостицы в каком-нибудь медвежьем углу.

До того сбитая в грозную кучу толпа вооружённых хуторян, не видя перед собой врага и не знающая теперь что и делать, постепенно медленно рассосалась. Скоро на площади осталась лишь небольшая группка унылых мужиков, мрачно стоящая у позорного столба, который они сами только что, этим утром и вкопали, и присматривающая за ними дежурная пятёрка егерей, проводящая физические упражнения по соседству.

Назад в город.*

Говоря, что будут проблемы, будем и решать, Сидор ничуть не лукавил. Отдавая приказ о казни кабатчика, он совсем не обольщался, что за этим немедленно последует. Фактически он решительно продемонстрировал городским властям, что больше не позволит безцеремонно вмешиваться в дела компании и безнаказанно их грабить, чего бы им это ни стоило. И проявленная им жестокость и быстрота расправы над ставленником города, должны были убедить всех в серьёзности его намерений.

Так ли это на самом деле или нет, он надеялся, что городская Старшина не заставит его ещё более жёстко доказывать и переводить конфликт уже в военную фазу. Пролитая кровь — не та субстанция, что легко льётся и быстро забывается.

И хотя крепостной гарнизон совершенно не разделял миролюбивых шагов Сидора навстречу властям и готов был драться до смерти, лишь бы отстоять свою независимость и нежелание, чтобы в их жизнь кто-то беспардонно вмешивался, сам Сидор совершенно не горел желанием воевать с городскими властями. Не те весовые категории были.

Известие о том, что в крепости, рядом с ними жил человек, как говорится "с камнем за пазухой" и, улыбаясь тебе, тайно держал в загашнике заранее заготовленную бумагу с предписанием на твой арест, буквально всех взорвало. Ну а то, что полусотник городской стражи Сёмка Луговой, оказывается, не просто так гостил у свояка, а выжидал время, чтобы арестовать их товарища, привело к тому, что хутор, где пресловутая полусотня поджидала удобное время, сожгли. А самого свояка Сёмки, Киру Бедного, навсегда прогнали из этих мест с наказом никогда больше тут не появляться, во избежание, так сказать.

Точнее, дословно это звучало так: "Появишься, убьём, с…ка".

Этого хватило.

Народ местный был настолько зол на того свояка, что Кира даже не пытался оспорить или укрыться за спину маячившей за его спиной полусотни Лугового, которая, всё это время находясь рядом и молча глядя на творимое на хуторе "беззаконие", так и не решилась вступиться за своего ставленника.

Да ещё бы им было не стоять молча, когда за спиной "погромщиков и поджигателей" грозно маячил пулемётный броневик барона, любезно одолженный последним жителям крепостного посада для наведения в округе "порядка и справедливости". Ну а десяток лучниц амазонок с мощными дальнобойными луками, из числа подруг посадских, находившихся в это время на излечении в крепостном лазарете и согласившихся помочь товарищам, окончательно расставило все точки над i.

Спорить или отстаивать своё мнение противу толпы погромщиков ни у кого из полусотни Лугового не было ни малейшего желания. Как впрочем, было и понимание самого полусотника, что он проиграл.

Потому как не знать насколько метко стреляют прошедшие жестокую боевую практику и немногие выжившие в Приморье лучницы из амазонок, в крепости не мог только младенец. И соваться под меткий выстрел, дурных не было. Убить не убьют, но жестоко покалечат — точно.

Кире оставалось, лишь стиснув от бессильной злости зубы, молча смотреть как жгут его имущество и выгоняют его семью из новенького дома. Оставалось лишь громко ругаться и обещать пожаловаться в городской Совет на самоуправство поджигателей. Что, впрочем, никого не остановило.

К вечеру от многочисленных построек хутора остались одни головешки, а многочисленное семейство Киры Бедного на шести подводах навсегда покинуло подгорный край. Лишённая же нормального жилья полусотня Лугового, потому как никто больше не пускал его к себе на постой, вынуждена была перебраться в лес, по соседству с сожженным хутором.

Там они устроили себе временный лагерь в поспешно вырытых землянках. До "окончательного решения проблем с бароном", как многозначительно пообещал потерянному Кире бледный от бешенства полусотник.

Впрочем, сидеть и смирно ждать, когда кто-то где-то что-то за него решит, Сидор не собирался. Следовало предпринять превентивные меры, дабы окончательно не усугублять и так не слишком-то весёлую обстановку.

Да и оставлять без надзора доказавшую свою враждебность полусотню никто не собирался. По соседству с ними, на соседнем холме тут же был устроен тренировочный лагерь егерей из охраны обоза, где небольшой смешанный отряд из егерей, амазонок и ящеров, даже не скрываясь, присматривал за соседями.

Непонятная слабость, так с того памятного утра и поселившаяся в теле Сидора, проходила медленно, несмотря на все усилия крепостных врачей ящеров из госпиталя, но всё же, слава Богу, проходила. На лицо было явное отравление. Причём, достаточно серьёзное, раз даже, весьма и, весьма искушённые в таких вопросах ящеры виновато разводили руками и никак не могли быстро справиться с этой напастью. Только вот кто был в том виноват, всё равно было непонятно.

Кабатчик, несмотря на все его письменные признания, был отброшен сразу. Его "признание" — пустая, ничего не проясняющая отмазка перед городскими властями, не более. На случай, если бы пришлось серьёзно разбираться и доказывать собственную невиновность в якобы "поспешной и незаслуженной" казни. И все причастные к последнему и единственному допросу кабатчика это прекрасно понимали.

Брошенные в запале и зафиксированные на бумаге злые, поносные слова кабатчика являться серьёзным доказательством не могли, как бы им того не хотелось. Надо было искать истинного виновника. И, что самое интересное, был один такой на примете. На это место уверенно претендовал другой человек, из недавно поселившихся в этих местах новых поселенцев.

Подозрение вызывал держатель трактира возле входа в "мокрую кишку", или, как его называли там, на месте — рюмочной.

Не одного Травника с Кузнецом, оказывается, обеспокоил новый содержатель рюмочной. И комендант Тупика, и многие из числа посадских хуторян чуть ли не с первого дня появления того в горах искоса посматривали на того, внимательно отслеживая и контролируя его поведение.

Ну а помощнички рюмочника сразу не понравились всем. Слишком уж у многих из местных была большая практика знакомств с подобными личностями. Людоловов в этих свободолюбивых местах сильно не любили.

И всё это сразу было вывалено на Сидора, как только он после разборок с хутором Киры Бедного поднял этот вопрос в разговоре с комендантом.

И ещё следовало бы серьёзно побеспокоиться о собственной безопасности. Поэтому, он отправил протоколы допроса кабатчика в город с собственным сопроводительным письмом профессору и Белле, в котором он детально обрисовал возникшую ситуацию и причины собственных поступков.

Для уверенности, что письмо не пропадёт по дороге и точно попадёт им в руки, он отправил в город тройку егерей, не пожалев для сопровождения придать им третий из прибывших с ним броневиков.

Бросать всё нажитое здесь имущество и ударяться неизвестно куда в бега, его совершенно не прельщало. Но и позволять садиться себе на шею, он никому больше не собирался позволять.

Возникло своего рода неустойчивое положение, когда он не мог определиться в своих дальнейших действиях. Все планы, рассчитанные им на текущий год, пошли прахом в результате казни какого-то подсадного засланца, который неожиданно оказался немалым чином из городской стражи, к тому же, как явствовало из предъявленных кабатчиком бумаг, находящимся в крепости по служебной надобности.

Правда, то что он был как бы официальным лицом не отменяло того что он сделал, но вот имел ли Сидор права так с ним разобраться — это ещё был тот вопрос.

Формально — имел, фактически — это как ещё посмотрят городские власти. А объясняться с властями по его поводу, у Сидора не было ни малейшего желания.

Но и просто бросать всё нажитое и уходить в другие места, тоже не хотелось. Поэтому он решил переждать в крепости какое-то время, пока всё само собой не устаканится.

Ну а чтобы не терять время на бессмысленные ожидания, решил лично навестить содержателя "рюмочной", чтоб там, на месте попытаться разобраться, правы ли они все в своих подозрениях.

Надежды на то, что ему это удастся, не было никакой. Ну, не опер он, не опер, что уж тут говорить. Но попытаться, стоило.

И на следующий же день после сожжения хутора Киры Бедного и изгнания полусотни Лугового в леса, из крепости выступил большой, хорошо вооружённый отряд под предводительством самого Сидора, включивший в себя, как ни показалось бы странно, и многих из посадских.

Сидору, не смотря на так и не прошедшую до конца слабость, надо было самому, лично на месте разобраться с новоявленным поселенцем, и, пользуясь собственными правами на владение проходом и горной крепостью, изгнать посторонних со столь стратегически важного места.

Становилось окончательно ясно, что простым присматриванием за постоянно появляющимися в округе чужими здесь уже не обойдёшься, и надо радикально решать возникший вопрос.

Ликвидация пещерной рюмочной.*

То, что они опоздали, Сидор понял еще, когда их отряд выметнулся из-за поворота ущелья и перед ними, в дальнем конце небольшой долины раскрылось широкое зево входа в пещеру. Пылающее ярким пламенем невысокое здание "Скальной Рюмки" и немногочисленные суетящиеся рядом фигурки егерей из охраны подземного прохода сразу расставило всё по своим местам. Они прибыли слишком поздно.

Не подъезжая близко к пылающему зданию, весь отряд сгрудился на единственной более-менее ровной небольшой площадке перед бывшей рюмочной.

— Что здесь произошло? — низко свесившись с седла пересохшим от долгой скачки голосом сипло спросил Сидор у пробегавшего мимо какого-то измазанного в саже егеря. — Почему горит? — повторил он вопрос, глядя в непонимающие, словно подёрнутые плёнкой безумия глаза человека.

— Г-господин Сидор? — робкая искорка осознания медленно разгоралась в мутных глазах парня. — А нам сказали, что вас отравили. Что вы уже того…, - рассеянно махнул он ребром ладони поперёк горла.

— Кто сказал?

Ещё ниже свесившись, Сидор с силой схватил парня за шиворот и грубо подтянул его лицо вплотную к себе.

— Кто сказал, спрашиваю? — медленно процедил он, впившись взглядом в зрачки говорившего. — Отвечать!

— Рюмочник, — в полной растерянности отозвался тот. — Дядько Цымбал, владелец "Скальной Рюмки", — тут же поправился он, окончательно уже приходя в себя и пытаясь безуспешно вытянуться перед начальством в струнку.

— И? — ледяным тоном поторопил Сидор, замолчавшего было парня.

— И объявил, что теперь он, Цымбал Игнат Юльевич, потомственный шляхтич и шинкарь, берёт проход на эту сторону гор под свой сугубый контроль, — совсем убитым голосом проговорил егерь. — И что отныне теперь все должны платить ему десятину. А кто не согласен, может убираться восвояси. Иначе, мол, знакомых баронов с перевала позовёт, и они нам тут всем покажут.

— И? — ещё более холодно, совсем уже тихим, не обещавшим ничего хорошего голосом поторопил, замолчавшего было парня, Сидор.

— И, вот, — не совсем понятно, парень неопределённо ткнул в сторону догорающей рюмочной измазанным в саже пальцем.

— Что, вот? — начиная уже терять терпение, повторил вопрос Сидор. — Что, вот, отвечай! — не сдержавшись, в полный голос рявкнул он на парня.

— Не кричи на него.

Раздавшийся с другой стороны коня чей-то голос заставил Сидора резко распрямиться в седле.

— Не кричи на парня, он здесь ни при чём, — негромко, как смертельно уставший человек, повторил подошедший.

— А-а-а, полусотник Рябой Иван Матвеевич, — медленно, чётко выговаривая буквы, Сидор говорил сухим, злым голосом. — Начальник местного гарнизона и охраны прохода, как мне помнится. Объясните, любезный, что здесь происходит?

— Попытка мятежа, попытка отравления гарнизона, попытка захвата контроля над защитным укреплением при входе, попытка…. И вообще, — устало и равнодушно зевнул полусотник, оборвав перечисления. — Попытались пришлые нас отсюда выкинуть. Ничего у них не получилось. Только вот кровушки они нам пустили… изрядно…, - совсем глухо проговорил полусотник.

— В результате их попытки захвата сгорели: рюмочная, наши казармы, деревянные стены укреплённой крепостицы и вообще…. Всё сгорело, Сидор, — совсем уж тихо проговорил он. — Утренней трапезой отравлено до смерти пять парней. И то, только потому, что основная смена задержалась с пересменком и часть её позавтракала чуть раньше, а остальные просто не успели. Иначе — отравленных было бы ещё больше. Всех бы траванули.

— Тела троих погибших от отравления сгорели при пожаре столовой. Даже предъявить родственникам нечего, — ещё более тихо проговорил он.

— Помимо этого есть ещё пятеро раненых. Из них трое — безнадёжны.

— Врачи-ящеры, оба два, — предупреждающе поднял он вверх правую ладонь, предупреждая вопрос, — погибли при мятеже. Убиты в самом начале, когда ещё никто не знал что происходит.

— Как? — хрипло каркнул Сидор.

С лица его схлынули все краски и, побелев, словно сама смерть, он требовательно, широко распахнувшимися злыми глазами смотрел на полусотника.

— Как-как? Каком! — неожиданно зло, с яростью каркнул тот в ответ вдруг севшим, хриплым басом.

Ещё в самом начале, когда ни о чём подобном не было и речи, эта тварь рюмочник, зашёл в наш лазарет, вместе с обоими своими половыми, якобы по какой-то своей надобности. И спокойно, можно сказать на глазах у всего острожка зарезали ничего не подозревавших докторов, а следом и двух молодых парней, что там в стационаре лежали.

Не успели в Тупик отправить после недавней стычки в горах с подгорными, — тихо пояснил он.

Да так аккуратно и тихо дельце своё провернули, что о том, что у нас уже нет никого из врачей мы…. Я, — тут же поправился он, виновато поморщившись и отводя взгляд в сторону, — узнал буквально пару часов назад.

Они частенько последние дни туда заходили с утра. Поговорить, взять какие-то травы, которыми доктора их чего-то пичкали. Так и примелькались.

Короче, — сухо оборвал он свои путаные пояснения. — Этим утром неожиданно на пост охраны навалились подгорные. И раньше подобное случалось. Редко, но было. А тут, прям, что-то невероятное. Голов сорок, пятьдесят разом бросились на стены.

Пока дежурная смена была занята и отбивались, рюмочник внутри бузу тут замутил и попытался захватить пост охраны.

Накануне вечером к нам сюда прибыл обоз с той стороны гор. Ничего казалось бы странного, ничего особого. Две телеги с каким-то мелким товаром: отрезы дорогих тканей, штук пять, шесть, нитки, иголки, мелочёвка разная. В сопровождении — два возчика, пяток охраны, сам хозяин обоза, какой-то рыцарь из поречных дворян, и его, то ли помощник, то ли…, - полусотник замолчал, наморщившись и мучительно пытаясь вспомнить забытое слово, — этот… оруженосец, — облегчённо выдохнул он.

Хозяин обоза сказался старым знакомцами рюмочника, решившим навестить товарища, а заодно и поторговать здесь, в наших краях по мелочи. А заодно и посмотреть, можно ли с нами здесь иметь торговые дела. Обещались денёк погостить, а потом двигаться дальше, в Тупик на встречу с тобой. Чтобы уж окончательно решить все возникающие по этому поводу вопросы: платежи, условия предоставления помещений под склады, ну и всё такое прочее. Всё как обычно, всё как мы с тобой и оговаривали про подобный случай.

Прибыли в сопровождении охраны из тройки наших парней с той стороны, из Гуано, чтоб по дороге, куда не надо в сторону не свернули.

Вечером накануне всё было нормально, а утром — понеслось.

На рассвете напали подгорные. Пока с ними разбирались, эти, прибывшие с обозом, поддержанные рюмочником попытались во время боя захватить пост охраны, ударив нам в спину изнутри.

И им бы всё удалось, если бы дежурная смена не задержалась на пересменке и не опоздала бы к завтраку.

Пришли — а в столовой одни трупы, включая и поваров, и пожар начинается, от рассыпавшихся из топки плиты углей. Тут же охранники из обоза толкутся, агитируют за переход под другую руку. И в этот момент на пост охраны ящеры напали, как по заказу. Пришлось бежать на стены, отбивать нападение. А тут пришлые в спину и ударили. Какое уж тут тушение пожара.

Так столовая с погибшими и сгорела, — окончательно помрачнев, глухо проговорил он. — А потом казармы, а следом и стены.

Нападавших подгорных уничтожено трое. Сколько ранено — неизвестно. В руки к нам никто не попал, но следов крови обнаружено много. Можно предположить что, по крайней мере, десяток мы же серьёзно подранили. Так что если поискать там дальше в скалах, наверняка наткнёмся ещё на парочку трупов. Всего же их было не менее пяти десятков. Да плюс эти, изнутри,

Вместе с напавшими ящерами, уничтожены оба помощника рюмочника. Уничтожены все прибывшие с обозом, все девять, включая и рыцаря. Сам рюмочник скрылся в горах, воспользовавшись начавшимся пожаром и поднявшейся суматохой.

Извини Сидор, — виновато развёл он руками. — Но никого из обоза живьём взять не удалось. Матёрые волки, в плен не сдаются. И даже будучи ранеными, предпочитают какую-то траву в пасть себе сунуть и сдохнуть.

Что за трава такая ядовитая — не знаю. Никогда ранее такой гадости не встречал.

Ну а потом, — виновато запнулся он, не зная как сказать. — После боя собрались, было, раненых обиходить. Сунулись в лазарет, а там, — обречённо махнул он рукой. — Четыре трупа: два ящера и двое наших, из молодых последнего найма.

Общие потери: погибших — девять, из них: два ящера доктора, двое молодых и пятеро старичков. Раненых — тоже пятеро. Трое из них без немедленной помощи гарантировано к следующему утру умрут. Врачи убиты, все лекарства уничтожены.

По моему мнению, нападение подгорных людоедов было скоординировано с выступлением рюмочника. Уж слишком всё вовремя и одновременно началось. Те — снаружи, эти — изнутри. Всё было подгадано.

Из двух десятков охраны, в живых, на ногах осталось пятеро. Все заняты тушением подожженного рюмочником своего дома, хлева, столовой и здания казармы. Часть деревянной оборонительной стены тоже сгорела.

Пост охраны фактически разгромлен.

— Что с Гуано?

— В Гуано отправлен гонец с предупреждением. Но думаю, что он опоздает. Если напали на нас, то должны были напасть и на них. И если они не готовы, то придётся отбивать Гуано обратно. А это какой же кровью, — совсем тихо проговорил он. — Гуано не чета нашему хилому острожку. Туда вкладывались и вкладывались. И труд, и деньги. Там одного оборонительного периметра вокруг всей долины, версты две, наверное, наберётся. Одного только камня тёсаного на стены ушло тысяч двенадцать кубов, если не больше.

— Оставлю тебе десяток Супрунова и кого-нибудь их посадских, в помощь, — мрачно проговорил Сидор. — А сам на ту сторону, проверим, что и как. Может, успеем. А то у меня какое-то нехорошее предчувствие зародилось, что и там без приятелей этого рюмочника не обошлось.

Если мрачные прогнозы имеют тенденцию сбываться, то это был как раз тот случай.

Ещё не доходя до выхода из пещеры возле долины, где была их крепость Гуано, все почувствовали запах гари.

Был полдень. Солнце стояло в зените, а каменная крепость, в которой и дерева то практически не было, горела. И на её останках добивали последних из ещё оставшихся в живых защитников. Помощь подоспела как нельзя вовремя. И последний из ещё оставшихся под рукой Сидора броневиков полностью показал, на что он способен.

Пройдясь ливнем стекла и свинца по захваченным уже стенам оборонительного периметра долины, он мгновенно смёл оттуда всё живое, а поддержанные отрядом Сидора немногочисленные ещё оставшиеся в живых защитники цитадели, одним рывком выбили прорвавшихся в крепость захватчиков.

К вечеру всё было кончено. Завалив трупами нападавших все ближайшие к стенам Гуано склоны, крепость отстояли. Большой своей кровью, но нападавших прогнали. Теперь следовало разобраться, что произошло.

Впрочем, картина была ясна, даже без объяснения. И слова последнего и единственного оставшегося в живых десятника из крепости, Третьяка Рудого лишь дополнили мелкими деталями общую, и так понятную картину.

И здесь, как и на той стороне, всё началось с прибывшего обоза. Со второго, потому как первый обоз, дав ему троих человек в охрану и сопровождение, погибший комендант отправил по проходу на ту, левобережную сторону.

И то, что здесь в отличие от противоположной стороны, никого из прибывших не впустили внутрь крепости, заставив ждать утра под стенами, серьёзно помогло. Ночью прибывшие атаковали пост приставленной к ним охраны, попытавшись тихо вырезать их сонными.

Идиоты, или, что, скорее всего, у них здесь просто не было своего человека внутри крепости. Потому и первую атаку отбили сразу, легко, с разгромным для нападавших счётом. Весь прибывший обоз в количестве двух десятков человек был вырезан полностью.

С этой стороны гор охрана находилась практически в постоянном напряжении, и застать её врасплох было невозможно. Так что первый этап нападения погибшим комендантом был выигран вчистую.

А вот потом, утром, стало хуже, значительно хуже.

На рассвете к стенам недостроенной ещё до конца цитадели подошёл большой отряд какого-то местного барона, поддержанный местными горцами и откуда-то тут появившимися им в помощь подгорными ящерами. И начался планомерный штурм, окончание которого как раз и застал прибывший на подмогу отряд Сидора.

Так что на этот момент из всего крепостного гарнизона из пяти десятков душ, не считая полностью погибший отряд из десятка амазонок, по случаю пережидавших в крепости свою смену, в живых осталось меньше половины егерей, человек двадцать. Да и тех, следовало бы всех отправить в госпиталь на лечение, поскольку среди выживших не было ни одного не раненого. Все тяжёлые до того погибли при штурме. Вырезали ворвавшиеся в подземный лазарет людоеды.

— Мать! Мать! Мать! — только и оставалось материться Сидору по итогам его короткой инспекционной поездки в горы.

Такого, даже в кошмарном сне невозможно было представить. За одну неполную неделю оказалось практически разгромлено всё, с таким трудом налаженное дело. Но что ещё хуже, так и не удалось выяснить, кто на них напал, кто это такой был. Кто посмел сунуться к ним в гости и так недружественно себя повести.

И что это за странность, когда все оказавшиеся у них в плену раненые предпочли отравиться той странной травой, чем живыми попасть им в руки.

Что же до подгорных людоедов, так их в плен никто и не брал. И тут спросить было не у кого.

Оставалось теперь сидеть сиднем в Гуано и терпеливо ждать, когда из Тупика, предупреждённая о произошедшем, подойдёт подмога, и новый гарнизон, на смену погибшим. Оставить раненых одних, без помощи было невозможно. Пришлось терпеливо ждать смену.

Через неделю прибыла сотня наёмников, спешно набранных из числа хуторян, прижившихся в Тупике. Пока с заводов не подошла смена, те согласились временно помочь и заняли опустевшие койки и места на стенах старого гарнизона.

На этих можно было положиться. Живущие в посаде при крепости, они были кровно заинтересованы в существовании и Гуано, и подземного скального прохода, многие из которых там и работали. И Сидор со спокойной совестью убыл в Тупик.

Там следовало окончательно разобраться с делами и дождаться реакции из города на всё произошедшее.

Слава Богу, ждать, долго не пришлось. Уже на третий день по его возвращению с перевала, на рассвете в крепости появился гонец из города с письмом от профессора. Там тот подробно, с ехидными комментариями описывал реакцию городских властей на его выкрутасы и на последние дошедшие до них в город вести.

И честно признавался, что если бы не нападение на "мокрую кишку", устроенную кем-то из местных баронов заодно с людоедами, грозившее городу потерей свободного доступа к новому проходу и выход в Восточное Приморье, и не то, как жёстко и эффективно его отстояли егеря компании, неизвестно ещё как оно там дальше и повернулось бы.

Всё же, что там ни говори, что в Восточном Приморье торговать и опасно, и не стоит, больно уж кровавая там выходит торговля, и ещё куча всяких если, но…. Иметь под собственным контролем персональный проход на ту сторону гор, в городе всё же, хотели бы. Да и выучка бойцов, продемонстрированная выжившими, многих в городе впечатлила.

Так что…

Несмотря на устроенную профессору и Белле с Машей в Совете грандиозную головомойку за "самоуправство", отделались они сравнительно легко, фактически лишь мелкой вирой за убийство кабатчика в пользу семьи потерпевшего. И даже Совет не стал больше навязывать свою помощь в охране и защите прохода, сквозь зубы нехотя процедив, что данная компания и сама может со своими проблемами справиться.

Однако для кого вира и мелкая, а пятьдесят тысяч золотых монет, начисленных компании за убийство представителя городских властей, показались бы иному просто чудовищно огромной суммой.

Но, тут уж никуда не денешься. Вира начислялась по доходу виновного. А виновным, пусть даже и в обоснованной, но казни, были признаны они. И чем виновный оказывался богаче, тем, и вира была крупней. Так что семье кабатчика, можно сказать повезло. Безбедная жизнь на ближайшие лет сто с гаком, им всем была обеспечена.

Поэтому, в конце пространного письма стояла маленькая, едкая приписка, написанная подрагивающей нервной рукой Маши, где она выспренным ядовитым слогом и, не стесняясь в непечатных выражениях, советовала ему в следующий раз вешать кого-нибудь менее разорительного для их бюджета. Типа пары тысяч рыцарей, посаженных на кол, или десятка, другого подгорных людоедов с управляющими, связанных и живьём брошенных в воду. Или ещё кого-нибудь такого же, но только не того, за кого назначают столь безумно огромную виру. Не представителя властей, мать-мать-мать, видимо от души выругалась Маша напоследок.

Заканчивалось же письмо скупой строчкой о том, что его соображения на счёт происходящего приняты во внимание и выводы соответствующие сделаны. Причём всеми сторонами, включая и город, сквозь зубы всё же поблагодарившей компанию за столь эффективное противодействие распространению влияния поморских баронов с Басанрогской таможни на левобережные земли.

Похоже, и у них не вызывало ни малейшего сомнения кто был истинным заказчиком данного нападения.

Далее шли обычные пожелания в добром здравии и весьма жёсткая просьба поторопиться с обещанным, поскольку время идёт, а дело замерло на одной точке. И что ему следует незамедлительно продолжить реализацию ВСЕХ запланированных дел.

Из этого следовало, что находиться в крепости больше уже нельзя. И хоть дел здесь было ещё полно, а надо было, как можно быстрей возвращаться.

Оставалось последнее, за всем произошедшим в последние дни невольно заброшенное. Оставалось только договориться по одному, крайне неотложному делу с давно уже его поджидавшим в крепости городским геодезистом, бароном де Оред, и можно было со спокойной совестью возвращаться домой.

Тем более что и на литейном заводе, по последним данным, его давно уже дожидалась практически готовая платформа под перевоз прокатного стана, а с ней и ещё ряд крайне необходимых им изделий.

То ещё дельце, как ни крути, и крайне перспективное.

Давно отправленная на завод к мастеру каретнику, ещё даже до всех последних событий в крепости Тупик, ещё в первый же день его туда прибытия, большая передвижная платформа давно уже была полностью переделана и готова к последним испытаниям. И ждала лишь окончательной приёмки заказчиком перед запуском в массовое производство. А с ней и ещё ряд интересных новинок.

А заказчик, в лице Сидора, в это время безвылазно сидел в Тупике и терпеливо ждал, чем же всё-таки окончится его противостояние с местной властью, параллельно отбиваясь от нападавших людоедов. То ещё времяпрепровождение.

Отвлёкшегося на свои тяжёлые думы Сидора вернул к жизни тихий, отчётливо артикулированный голос собеседника.

— Итак, барон, что мы имеем.

— Оставь, Вань, — поморщился устало Сидор. — Хоть между собой давай не будем придерживаться этой официальщины. Барон, вашество и прочая мутотень. Давай проще.

— Хорошо, — невозмутимо отозвался геодезист. — Давай, как ты говоришь.

— Итак, — снова начал он свой доклад. — Пока ты там воевал с врагами за свои права на эту собственность, я тут разобрался с твоим предложением. Собрал в одну кучу все материалы, что вы уже накропали по этим пещерам, переговорил с людьми, что там последнее время вели исследования и проводили обмеры, и вот что я тебе в итоге скажу.

— Всё не так плохо, как ты думал, — неожиданно улыбнулся он. — И если тебе действительно надо, а судя по тому, как тщательно ты подходишь к данному вопросу, это так и есть, то…, - многозначительно замолчал он, таинственно улыбаясь.

— То за месяц, или за тридцать календарных рабочих дней я тебе твой проход под платформу сделаю. Расчищу от обвалов, где надо, а где надо и заново прорублю. И никакой возни с мостом через водопад, — усмехнулся он. — С этим тебе точно возиться не придётся. Есть другая дорога.

— То есть? — насторожился Сидор. Такого неожиданного оборота он никак не ожидал. Ещё один проход? Да сколько же их всего?

— Более длинная, — невозмутимо кивнул геодезист головой. — По первоначальным прикидкам, вёрст на пять — десять длиннее, чем этот ваш нынешний скальный проход, но зато более широкий, высокий и более удобный для провода тяжелогруженых больших и неповоротливых платформ, наподобие той, что ты отправил к каретнику на завод. Даже с высоко наложенным грузом, при замерах от пола высотой до…, - замолчал он, поспешно копаясь в своих записях. — До трёх-четырёх метров точно, — уточнил он. — А если ещё кое-где подрубить потолки, то и до пяти метров высотой.

— Кстати, зачем? — заинтересованно глянул он на Сидора.

— Понятно, — улыбнулся понимающе геодезист. — Собираешься сделать большой фургон и заняться крупногабаритными перевозками. Хочешь сделать нечто вроде контейнеровоза? — вопросительно глянул он на Сидора

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнул он головой, не дождавшись немедленного ответа. — Но, ладно, сейчас не об этом.

— Итак, — снова вернулся он к теме разговора. — Что мы имеем?

— А имеем мы, если судить по тем крокам и составленным от руки картам, что вами уже наработано и что следует, безусловно, ещё дорабатывать и дорабатывать, имеем мы разорванную цепь длинных прямых туннелей, соединявших когда-то две стороны гор.

— И почему я этого не знаю? — с любопытством глянул на него Сидор. — Ребята работали, работали, а такой вывод сделал лишь ты один. Не странно ли?

— Не странно, — невозмутимо отозвался Иван. — Совершенно не странно.

— Люди у тебя работали каждый сам по себе и зачастую даже дублировали друг друга. Работали каждый со своей стороны гор и о том, что творится у соседа, не имели ни малейшего представления.

— Потом. Работали разные люди. Очень много разных людей, а не одна выделенная группа, как следовало бы. И никто не сводил вместе результат их работ. Не было одного ответственного. Да к тому же того, кто бы хоть немного разбирался в маркшейдерском деле.

Сидор поморщился. Что это неправильно, что так вести дела нельзя, он и сам знал. Знал, но ничего поделать не мог. Людей на все прожекты ему постоянно не хватало. Потому и приходилось их постоянно дёргать, перебрасывая с места на место, иначе бы всё окончательно встало. А так, хоть как-то дело шло.

Вот и сам геодезист, ругаться ругается, а наработанными материалами воспользовался, хоть и недоволен царящим в этом деле бардаком.

— "А пещеры? А что пещеры? — раздражённо подумал Сидор, недовольно косясь на невозмутимо глядящего на него геодезиста. — Если б не необходимость доставки из Приморья большого прокатного стана одним куском, то ещё бы лет десять никто из нас не озаботился бы детальный изучением пещер и поиском новой дороги, более удобной".

— Ну и? — сердито поторопил он замолчавшего, с интересом наблюдавшего за его смятением чувств геодезиста. — Ну и что в сухом остатке? — сердито повторил он свой вопрос.

— В сухом остатке, — улыбнулся одними губами геодезист, — мы имеем практически готовый путь, который требует лишь небольшой расчистки и кое-каких небольших дополнительных работ по укреплению сводов и заделке кое-где трещин в сводах и отнорков в стенах.

— Сразу предупреждаю, — особо отметил он. — Сейчас речь идёт только и исключительно только о срочной проводке под горами твоих больших платформ с грузом.

— Что одну, что десять, что двести десять — сейчас не важно. Сейчас мы говорим о сугубо предварительной расчистке самого минимума, которую можно провести наличными в крепости силами в срок один месяц.

— Как раз уложиться в тот срок, что ты просил.

— Это стоить тебе будет…, - барон де Оред замолчал и молча протянул Сидору исписанный какими-то цифрами листок.

— Что? — неверяще уставился на написанное Сидор. — Сто тысяч? И это только тебе? Только за работу? А остальным из твоей группы ещё половина от этой суммы. И тоже только за работу? За месяц? Сто пятьдесят тысяч?

— Ты с ума сошёл? — неверяще посмотрел он в упор на геодезиста.

Склонившись вплотную к лицу собеседника, так что между ними оставалось не более пары сантиметров, Ианн едва слышно проговорил.

— Помимо этого, ты нам выделяешь всех своих пленных ящеров, что сейчас трудятся в крепости на восстановлении стен и на строительстве дороги сюда с завода. И обеспечиваешь снабжение по первому требованию всего что нам потребуется. В любой час дня и ночи. И только в этом случае я тебе могу гарантировать, что не позже чем через месяц, а точнее, — геодезист на миг задумался, что-то рассчитывая в уме. — Не позднее третьего воскресенья ноября этого года ты получаешь широкую, проходимую дорогу с той стороны гор на эту. Под землёй, — тихо подчеркнул он.

— С ней ещё потом, конечно, придётся долго и серьёзно работать, доводя путь до ума. И не месяц, и не два, и не три, а как бы, не полгода. Но проехать по ней с той стороны гор на эту, на твоих адовых колесницах, или, как ты их называешь, на больших грузовых платформах, влекомых упряжками из шестёрки тяжеловозов — проблем уже не будет.

— Потом мы ещё месяц, другой, не торопясь, доводим туннель до ума, силами всех привлечённых специалистов. Самые срочные и самые необходимые работы, что сам ты, один не сделаешь.

— А потом…, - вдруг мрачно и таинственно замолчал он, внимательно, в упор, глядя в глаза Сидора.

— Потом группа городского геодезиста из города Старый Ключ, некоего барона Ианна де Оред, или по местному Ивана Очередько, погибнет под обвалом. Вся, целиком, полностью до последнего человека. Так, что даже никого из тел, раздавленных на куски опознать не смогут. И оканчивать работы ты уже будешь без нас.

— Будут проводить взрывные работы, что-то там пойдёт не так, произойдёт случайный взрыв прорвавшегося рудного газа или метана, что-то да придумаем, и вся группа геодезистов, мастеров и инженеров, занятых в этом проекте, полностью вся погибнет.

— Любви людей к тебе это не добавит, сразу предупреждаю, — Иван изобразил губами некую холодную улыбку. — Сильно не добавит, — повторил он. — Придётся выплатить виру семьям погибших и немалую при том. Но! Зато убережёт самого геодезиста, как впрочем и всех его помощников, от дальнейшего преследования со стороны баронов с Басанрогского перевала, наверняка захотящих узнать детальные планы сооружения и всё, всё, всё, связанное с его строительством.

— А мне бы этого очень не хотелось, — криво ухмыльнулся геодезист. — Как ты понимаешь, такой повышенный интерес чреват невосполнимым вредом для здоровья спрашиваемого.

— Поэтому, вся моя группа погибнет под обвалом в полном составе.

— А потом воскреснет, — невесело ухмыльнулся он. — Где-нибудь далеко на Западе и под другими именами. Восток, как ты понимаешь, отпадает сразу, там ящеры со своей Империей. Там съедят.

— Ну и, — невесело усмехнулся он, — придётся сменить фамилию. Что, впрочем, мне не привыкать.

— А если тебя что-то в этом деле не устраивает, то все мы дружно, всем составом готовы убраться и на другой материк. Там тоже люди живут. По крайней мере, если верить купцам и князьям Подгорным, что возят оттуда такой же как и у вас эксклюзивный напиток — кофе.

— Оттуда возят, не оттуда, неважно, — предостерегающе поднял он правую руку, чтоб Сидор не помешал ему договорить. — Что люди там живут — вот что для нас имеет сейчас значение. И, проблемы нашего выживания, что здесь абсолютно не гарантировано.

— Там мы и затеряемся.

— С такими деньгами, — небрежно постучал он пальчиком по листку с записями, — мы везде затеряемся. Что на этом континенте, что на другом.

— Согласен? — протянул он руку для пожатия. — Тогда пожмем, друг другу руки и немедленно примемся каждый за своё дело. Время дорого. И если ты хочешь уложиться в этот срок — надо спешить. Нет — занимайся сам, а подставлять собственную шею за так, за спасибо, какие бы мы с тобой ни были друзья, я не буду.

— Решай, Сидор.

— По рукам, — Сидор быстро и решительно пожал протянутую руку.

Выбора на самом то деле у него не было. Итак всё слишком затянулось, а не позже чем через месяц, начиная с этого дня, он уже должен был быть на южном побережье Приморья в оговоренном с Советником де Вехторов месте и принимать там первую партию станков и прочего оборудования. Может быть, включая и пресловутый прокатный стан, ещё и с Запада, от баронов. А рассчитывать на то, что ему беспрепятственно позволят провезти новейшие станки и оборудование через Басанрог, нечего было и думать. Не дураки там сидят, что полностью подтвердили последние события в Гуано и по эту сторону гор. Поэтому, следовало торопиться и, как бы того не хотелось, а соглашаться на условия геодезиста.

Тем более что у него ещё и готова то не была та платформа, на которую он так рассчитывал.

— "Жаль расставаться, — Сидор грустно смотрел на ставшего ему за последнее время таким близким человека. На человека, на которого всегда можно было положиться. — Не сложилось. Не успели толком сойтись, а уже приходится расставаться.

— Проклятый цейтнот, — раздражённо подумал он. — Опять спешка и опять с непредсказуемыми последствиями. Но, делать нечего, придётся поторопиться".

— И последнее, — совсем уже тихо проговорил геодезист. — Пленных, занятых на работе в туннеле придётся потом…, - геодезист не говоря ни слова, рукой мазнул где-то в области горла.

— И тела сжечь, а пепел и кости свалить в подземный водопад, чтоб даже останков не нашли. Никто не должен даже теоретически иметь возможность получить со стороны хоть какие-то сведения. Даже самые обрывистые, даже от неграмотных ящеров рабов.

— И учти, сразу после устранения пленных подозрения в том, что нашу группу устранил и устранил преднамеренно именно ты, и что это никакая не случайность, не авария, а диверсия, усилятся. Тебе придётся серьёзно отбиваться от обвинителей. Будь готов, и сразу давай продумаем линию твоей защиты, чтоб лишнего на тебя не навешали.

— Поэтому, сделаем так.

— Первую партию из двухсот пленных, что находится и работает сейчас в городе, я у тебя сразу забираю и отправляю в пещеры. Как только они выполнять первоначальную расчистку и кое-какие мелкие работы, мы их в провал, — махнул он рукой куда-то в пол.

— И ты тут же пригоняешь к нам сюда другую партию, чтобы никто из них не имел ни малейшего представления об объекте целиком и о том, что и где было до них сделано. Работа в разных местах, только частями, а потом немедленная ликвидация, чтобы никакая информация не ушла на сторону. Ни под каким видом.

— А охрана, по-твоему, не проболтается, — настороженно глянул на него Сидор. — Если тот сейчас предложит и с парнями сделать нечто подобное, ему придётся с ним расстаться, здесь и сейчас. А то и ещё круче обойтись, учитывая, что тот слишком много знал.

— Охрану сразу предупредить, чтоб ничего лишнего не болтали, а потом разделить и не давать смешиваться, чтобы не обменивались сплетнями. А потом, сразу по окончанию работ раскидать по разным, удалённым друг от друга местам Левобережья. Лучше всего на границу с ящерами или на озёра, где никто с Басанрогского перевала до них не доберётся.

— И никоим случаем не выпускать никого из них по ту сторону гор в Приморье, где до них обязательно сможет добраться кто-нибудь из заинтересованных лиц.

— И всё это тихо, без скандала, чтобы не привлекать к этим людям лишнего внимания. Ну копаются ребята под горой, ну и что. Все там копаются. Одни более, а другие менее успешно. Но копаются все.

— Поэтому очень скоро всё забудется и парни постепенно смогут снова вернуться к своему привычному укладу жизни.

— Согласен, работаем, — мотнул он нетерпеливо головой, поторапливая Сидора с решением.

— Быть по сему, — хрипло каркнул севшим голосом Сидор.

Работы впереди было не просто много, а буквально завал. И как он со всем этим разберётся, он даже себе не представлял. Но одно знал твёрдо. С геодезистом он видится в последний раз. Больше им в этой жизни уже не встретиться, если только случайно.

Следующим утром, захватив с собой большое число тюков с шерстью, завалявшихся в подвалах крепости ещё с весны и случайно уцелевшие во время пожара несколько тюков с травами, собранными травником и случайно забытых им в других подвалах крепости, во главе небольшого, до зубов вооружённого обоза с одним единственным пулемётом, Сидор покинул крепость.

На месте он оставил коменданта со строгим наказом попытаться хоть как-нибудь помириться с посадскими людьми, чтобы они к осени подняли целину на втором поле и подготовили его к посадам нового питомника, а заодно и закончили работы, начатые травником на первом поле.

Будет ли в силе его с кузнецом и травником тайное соглашение, не будет ли, Сидор не знал, но на всякий случай решил подстраховаться, заранее подготовив землю под новый питомник и отдав коменданту все необходимые распоряжения.

Ни травник, ни кузнец так в крепости со дня беспорядков и не появились, словно провалившись под землю. Поэтому решать такие дела пока что было не с кем. Проблема на какое-то время зависла.

Сам говорить с хуторянами он не стал, несмотря на всю их немалую помощь в защите Гуано и отражении нападения на пост охраны, справедливо рассудив, что накалившиеся в их взаимных отношениях страсти, должны немного поутихнуть, и только после этого с ними можно будет нормально вести дела. Комендант же был человек посторонний и никак не участвовавших в этом скандале с питомником. Поэтому он надеялся, что у него что-нибудь с ними и получится. Если же и у него ничего бы не получилось, то пришлось бы тогда искать другие пути решения. Но, в любом случае, попробовать установить с людьми нормальные, деловые отношения стоило. Жить им здесь вместе и долго. И взаимно собачиться с самого начала не стоило.

Для этой же цели он попросил коменданта подобрать толкового человека и заново открыть в крепости кабак, раз уж людям так необходимо место для встреч и посиделок. Но теперь уже под плотным их контролем, не допускающим появление посторонних, незнакомых людей на территории крепости.

С этой же целью ему было приказано восстановить и тот кабак, или рюмочную, устроенную без их разрешения возле "мокрой трубы. Пусть там, на месте он сам решит, или с людьми посоветуется, как лучше. Рюмочная или трактир? Но чтоб что-то там было, раз всем так оказалось надо.

Оставлять в чужих руках малейшие рычаги влияния на собственное дело и пускать что-либо на самотёк Сидор больше не собирался. Не всё сразу получалось, но что получалось, за то надо было держаться твёрдо. Поэтому комендант получил совершенно недвусмысленные и жёсткие указания по наведению порядка и приведению к привычным в пограничье нормам жизнь в крепости и округе.