Утром в Совете.*

В Совете их так рано не ждали. Зная общую привычку вновь прибывших спать до обеда, 'а после обеда спать в гамаке', и, в лучшем случае, начинать дела после второго завтрака, а по здешнему, после полудня, ближе к вечеру, члены Городского Совета были приятно удивлены их расторопностью.

Разговор начал Сидор, предложив Совету свой вариант видения положения Городка и Городского Совета, в свете, так сказать, текущих реалий и возможностей.

— Как мы понимаем существующее положение вещей, — начал Сидор, кивнув на качающийся за окном труп бывшего Городского Головы, — у Вас тут недавно переворот случился. Так сказать, перевыборы.

— Слава Богу, что не перестрелка и не перерезка, — криво заметил один из членов Совета. — Большинство было за нами, так что всё обошлись по минимуму.

— Ну, то, что всё обошлось, это ваши мечты, — заметил Сидор. — По нашему, у Вас всё только начинается. Глядя на эти два, давно уже не свежих трупа, что качаются рядом с Главой, с изящными и информативными такими табличками, 'Вор' и 'Пират'…

— Сняли бы давно, что ли. Воняет же, — перебила его раздражённая Маня.

— Так вот, — продолжил Сидор, неодобрительно покосившись на Маню. — Так вот, похоже, курс с государственного грабежа, или какой он тут у вас был, городской, что ли? Переменился на индустриально-аграрное развитие. Это я сужу по вашим неограниченным предложениям земли и безпроцентной ссуды на освоение. У вас впереди, так сказать, эпоха активных пятилеток….

— И неактивных тоже, — насмешливо перебил его Димон. — Особенно учитывая наличие рядом такого геморроя, как ящеры.

— Так вот, — опять продолжил Сидор, раздражённо посмотрев теперь уже на Димона. — Земли для обработки у Вас много, а распаханных полей мало. Все участки, что мы видели, это убоище, мало к чему пригодное. Чтобы их поднять и привести к деепригодному виду, надо не только самим вкалывать, но и людей на помощь нанять. Это работа не одного дня и, даже, не одного года. И одних наших сил не хватит. Да, кое-что сделано…

— Участки хоть вырубили, — проворчал неугомонный Димон.

— Так вот, — продолжил Сидор, — Мы Вам нужны. Людей у Вас мало, а земли много. Брать деньги в долг, дураков нет. Брать — легко, отдавать — трудно. Поэтому мы подумали и решили принять Ваше предложение по поиску профессора. Мы, так понимаем, что он Вам нужен для технологического рывка из местного болота, так вот, мы его найдём и обратно сюда доставим.

— Даже если он будет против, — опять встрял Димон. — Кстати, может, всё-таки, расскажите, что он такое из себя представляет? Из-за чего весь сыр бор?

— Ну что ж, — проговорил новый Глава Городского Совета, здоровый мужик, хоть и мрачного вида, но с пронзительным и умным взглядом. — Судя по Нашему мнению, Вы достаточно точно разобрались с существующим положением вещей и Нашим положением. Так что готовьтесь включиться в эту 'агро-индустриальную', как Вы говорите, гонку. По крайней мере, Вы не имеете ничего против. Поэтому Мы введём Вас в суть дела.

Далее, битых полтора часа, новый Глава обстоятельно вещал и утомительно рассуждал: о необходимости поиска конкурентно-способных товаров и производств, выводящих на гипердостаток; о производствах, выводящих на местный рынок межгосударственной торговли, мол, практически ничего нет, а то, что есть — дорого; о необходимости поднятия новых площадей земель и увеличения производства зерна; о необходимости развития и перестройки всего быта, мол, все предпочитают или торговать или охотиться, или рыбу ловить, или воевать, или пиратствовать, но как ранее — не будет. Старого главу — повесили, главных бандитов — повесили, пираты и всякие варяги с ушкуйниками — ушли. Те, кто остались, готовы работать, но нужны технологии, а с ними и специалисты. Вот таким Специалистом и является профессор.

— И ещё один, — продолжил Голова, — не маловажный, если только не главный, фактор — государственное строительство княжества. Хоть и без князей, да бояр, но именно княжества, чтобы не было претензий у соседей, ни на наши территории, ни на нас самих. А то, пока здесь никого не было, никому ни эти земли, ни то, что в этой земле лежит, и даром не нужны были. А стоило их более менее заселить и освоить, как тут же нарисовались и бароны, какие-то, и князья, и местные и свои, доморощенные. Много тут всякой швали набежало, всё в вожди рвутся. Всё хотят: кто княжество, кто баронство, а кто и на империю замахивается. И всем подданных подавай, да чтоб болтали поменьше, а работали побольше. Ну, а они уж 'мудро' рулить будут. Вот, один из таких и висит на площади. Хотел подняться повыше, вот Мы его и подняли, выше уж некуда.

— Ну, а те, что рядом, — кивнул Сидор в сторону виселицы. — Эти, что? Тоже в князья рвались?

— Туда же. Куда ещё такие, рваться могут? — заметил Голова.

— Что ж, совсем, что ли, без власти здесь будет? — встрял Димон. — Странно это, однако. А недород, — насмешливо заметил он, — а война?

— Ну, совсем без власти, это ты загнул, — ответил Голова. — А Мы, что, по-твоему? Не власть, что ли? Только власть она, ведь, разная бывает. Бывает такая как в баронствах, в тех сраных, а бывает такая, как изначально положено ей быть. По совести и по справедливости. Вот Мы её здесь и двигаем. И таких как мы, здесь много. Почитай, по обе стороны горного хребта наших, с Земли, из России, — уточнил он, — уже навалом будет. Даже в Приморье есть, да и на побережье хватает. Не считая пиратских городов, конечно. Там, вообще-то, тоже наши есть, да только быдло, да отребье. Вот только в горах, в той стороне, откуда вы пришли, почитай, никого нет. Вот и стоит нынче задача создания Общего Совета, на всей русской территории. Одного из таких Советников-координаторов, вы недавно и видели.

— Эт, колдуна, что ли? — насмешливо уточнила Маня.

— Ведуна! — резко оборвал её Голова. — И учтите, он не только облака гонять может, да по воде ходить, а, понадобится, и крейсер авианесущий, одной только мыслью потопит.

— Что ж, он тогда здесь изобилие не устроит? — заметил Сидор. — Такому то могутному мужику, да чтоб молочных рек не сотворить, да в кисельных берегах? Да всех врагов, заодно, во, ящеров тех же, разом вжик, и готово?

— Щаз! Размечтался! — насмешливо ответил Голова. — Нужен ты ему, как рыбе зонтик. Хочешь хорошо жить, сам и поработай, а не поработаешь, не полопаешь.

— Так, что, ребята, — закончил разговор Голова, — если вас всё устраивает, то, завтра же, отправляйтесь в поход за профессором.

— Сразу предупрежу. Вы не одни такие. Есть и ещё группы. Так, что кто первым успел, тот и съел. Тому, то есть, и вознаграждение. Оплата же сорок золотых, по двадцатке на брата. Деньги по исполнению.

— Ну, раз мы дошли до конкретных предложений, — задумчиво протянул Сидор, — то слушай сюда, Голова, — добавил он раздражённо. — То, что мы не первая и не последняя группа, это понятно, и даже вполне оправдано. Но вот с оплатой, придётся пересмотреть. Маловато будет.

— Во-первых, нас не двое, а трое, — заметил он, указывая на Машу.

— Кстати, Маню в нашу компанию, вы сами же и записали, — заметил он, кивнув на сидящего у окна городского старосту.

— Во-вторых, сорок золотых за целого профессора, Великого Специалиста Химика и прочее, прочее, прочее, будет маловато. Сто золотых, не меньше. Плюс аванс, пятьдесят процентов. Не менее! И аванс, не зависимо от результатов, не возвращается. Плюс сюда же участок под огород, что присмотрели возле города.

— Да вы что? — аж поперхнулся от возмущения голова. — Сто золотых! Ну, вы и наглые?! Пятьдесят и не более, по двадцатке на б…, - запнувшись, посмотрел он на грозно нахмурившуюся Маню. — Ладно, пусть будет шестьдесят, по двадцатке на нос. И никакого аванса.

— Не, так дело не пойдёт, — включился в торг Димон. — А снаряга, а жрачка? Оно что? Само с неба свалится? А огород, в конце-то, концов?

— Да какой такой огород? — схватился за голову Голова. — Мы про профессора говорим, про судьбу всей нашей цивилизации, про выживание, наконец, а они про какой-то огород.

— Вот и мы, про выживание, — ответил на его возмущённый вопль, Сидор. — Как вернёмся, жрать то что-то надо.

— Деньги будут, вот и купите, — встрял в свару городской староста.

— А ты наши деньги не считай, — возмутилась Маня. — Их ещё заработать надо, а там, может, и получать некому будет. Так, что аванс вперёд.

— Ладно! — не выдержал Голова. — Насчёт аванса вы правы. Будет вам аванс, но в тридцать золотых, не больше. И по окончании ещё тридцать.

— А огород? — опять встрял неугомонный Димон.

— Так! — обречённо вздохнул Голова. — С этого момента поподробней, пожалуйста. Что за огород?

— Да небольшой такой огород, — продолжил Сидор, — тут рядом, и получаса от города пёхом не будет. На участке с большими пнями, — пояснил он. — Надо же нам какой-то задел на возвращение сделать. Мало ли как дело обернётся, тогда у нас хоть урожай с огорода на зиму останется. Ну, там, морковка, капустка, всякая.

— Капустка, говоришь, — задумчиво посмотрел на него Голова. — Морковка. Да, вы что? С ума сошли? Да эти залежи кто только не брался обработать до вас, да все бросили. Да там пень на пне и пнём погоняет. Все как один, под три метра в диаметре. Накой вам этот гимморой?

— Да и потом, — опять вступил в торг староста, — не великоват ли огород будет? Там не то, что положенные вам тридцать, там все сто гектаров будут, если не больше. Нет, нам не жалко, но вы чё, больные? Там же работы на сто лет вперёд. Оно вам надо?

— Сколько ни будет, а это гонорар за профессора, — ответила невозмутимая Маня. —

— А время нам считать не надо. Мы не торопимся.

— Опять повторюсь, — заметил Сидор. — Надо оставить задел, так как мы собираемся здесь оставаться, а вернёмся поздно осенью. Чем питаться будем?

— Да у вас там всё равно ничего не вырастет, — возразил Голова, — поскольку ухаживать некому. Сами же сказали, что уедете.

— А вот вы и будете ухаживать, — невозмутимо заметил Сидор. — За половину урожая, — продолжил он. Мы распахиваем, всё, что нам надо сажаем. Вы ухаживаете. Урожай с огорода — пополам. Срок действия договора — это лето. Весь участок потом — за нами.

— Ага, понятно, хотите застолбить. Ну, мы не против, корчуйте, блаженные. Ты бы хоть, Маня, — обратился Голова к Маше, — им, что ли, мозги прочистила по этой вырубке. Ты то, небось, слышала все эти истории, с ним связанные.

— Какие такие истории? — заинтересованно посмотрел на Маню Сидор.

— Да, такие, — махнула рукой Маня. — Сколько людей ни пыталось, столько и бросило. Сами всё увидите. По полуобгорелым пням.

— Да ладно, — закончил торговаться Голова. — Вернётесь вы, или не вернётесь, ещё неизвестно. А огород, что ни сделаете, всё нам останется. И то хорошо.

— Добрые вы тут, — заметил Димон.

— А то! — откликнулся довольный староста. — Значит и с этим решено. Так и быть, берите и огород, берите всё, что сможете обработать.

— И ещё. На выходе, при возвращении обратно, в устье речки, на которой стоит наш городок, вас, будут ждать. Так сказать, группа встречающих. Два-три человека, не более. Это проводники. Встречают не только вас, но и все остальные группы, отправленные по делам разным. Так, что ежели помощь, какая понадобится, смело обращайтесь, помогут. Им даны будут все указания. Ждать они вас всех будут ровно три недели, начиная с конца октября. Если не уложитесь, то добираться обратно сюда в городок придётся самим. Главная ваша задача — самостоятельно перебраться через реку, или подняться сюда на лодке. В этом месте максимальное число проток, островов и заболоченных низин, так что это поможет, в случае чего, скрыться от преследования.

— А в случае чего? — прищурив глаз, настороженно спросил Сидор. Какие такие случаи Вы рассматриваете, что о них надо обязательно упомянуть?

— Не считая ящеров, будьте внимательны с амазонками, — уточнил Голова. Клятые бабы готовы на всё, лишь бы разжиться мужичками, да и просто пограбить не прочь. Бывали уже случаи, когда группы не возвращались, а потом оказывалось, что их надо выкупать из семей амазонок. Не знаю, что они там с ними делают, но ни один, из пропавших, назад не вернулся. И сам, добровольно, семью амазонки не бросил. И выкупать оказалось безполезно, ибо, всё равно, возвращаются обратно, как зомбированные. Ничего не слышат, и слышать не хотят. Так что, пробираясь по Правобережью, будьте внимательны и крайне осторожны. На провокации не поддавайтесь, но и отношения нам с этими бабами, не портьте. Время выхода экспедиции лучше будет назначить на конец апреля, как раз достаточно земля прогреется, чтобы спокойно ночевать в лесу. Это месяца через полтора. Как раз вам хватит и обжиться здесь, и присмотреться что и как, если захотите, то можно будет и подработать на путине, сейчас как раз нерест идёт. Самое горячее время для заготовки икры. Да и на устройство вашего огорода, вам времени хватит. Хотя, на него вам и надо то, не более двух недель. Дней десять на огород, из них семь дней на корчёвку. Три дня на посадку, да ещё дня два-три на подгонку и сборы снаряжения, ну, и всего такого прочего. А оставшийся месяц поработаете на путине. И денег на икре заработаете, и рыбы на зиму заготовите.

— Документы же на участки оформим в двух экземплярах. Один вам, другой в Совет, чтобы, как вернулись, не забыли, сколько должны уже будете.

На том и остановились. Получив аванс, отправились обмывать предстоящее дело. Однако, утомлённые трудным разговором в Совете, долго у костра, возле своей землянки, не засиделись, и спать легли рано.

С раннего утра взялись за подготовку к экспедиции. Закупку провизии поручили Мане, как самой знающей местные рынки и цены. Подгонку одежды — тут уж каждый сам, сам, сам, — как сказала Маня Димону, гнусно усмехнувшись на его предложение починить ему рваные портки, взамен на чистку картошки.

Провели ревизию наличного вооружения. Оказалось, что вооружены они по самые уши, а то и поболе будет.

В наличие имелось. Четыре боевых топора, две ржавые сабли, два наконечника копий на коротких обломках древка. Отдельной кучкой лежали два засапожных ножа, да две связки, по пять штук, метательных ножей. Ещё была одна неразобранная кучка разнообразных наконечников стрел, три арбалета и две, не считанные, охапки, арбалетных болтов.

Один маленький кухонный топорик для колки дров, да пара небольших 'кухонных' ножей, как они решили считать маленькие ножички, странного вида, лежали ещё одной отдельной кучкой. Это было всё. Совсем не так плохо для людей, неделю назад ещё пивших пиво в зимней Москве.

У Мани никакого оружия не было, как и какого бы то ни было навыка, по обращению с ним. С ужасом поняли, что боевого опыта и вообще, хоть каких-либо навыков обращения с холодным оружием, ни у одного из членов предстоящей экспедиции, не наблюдалось даже в зародыше. Стало понятно, что основной ударной силой у них являются арбалеты. Стали разбираться с тем, что же это такое им досталось. И тут поняли, как же им повезло.

Арбалеты были просто чудо. Маленькие, лёгкие, с короткими дугами и аккуратным прикладом. Без перезарядки могли использоваться сразу на два выстрела. Хоть и недостаточно дальнобойные для стрельбы откуда-нибудь с крепостной стены, но в ближнем бою, штука совершено незаменимая.

Проверили наличие болтов к ним, и поняли, что леший их всё-таки надул. Не менее трети болтов были явно более длинные и толстые, чем те, что могли применяться в данных системах арбалета.

— Ну, леший попал, — пробурчал Димон, раздражённо перебирая непригодные болты, и в очередной раз, пытаясь их приспособить к доставшемуся ему арбалету. — Болты то явно не отсюда. И толще и длинней, чем положено. Значит, у него остался ещё один. Как минимум! — сформулировал он свой вывод. — Зажал, гад. Ну, погоди, вернёмся, я из него не один, а десять арбалетов вытрясу.

— Ты сначала вернись, — мрачно проговорила Маня, вертя в руках доставшееся ей оружие. — Пошли ка наверх, к валу, потренируемся.

Результаты тренировки оказались для них ошеломляющие. Если Маня ещё более менее попадала куда-то в область, примыкающую к мишени, то ребята лепили в белый свет, как в копеечку. Из десяти выстрелов, попаданий ноль. У всех.

— По-моему, нам хана, — сделал логический вывод Сидор.

— По-моему, тож, — подтвердил Димон.

— А я присоединяюсь к предшествующим ораторам, — закончила Маня, грустно рассматривая целёхонькую мишень.

— Что будем делать? — задал риторический вопрос Димон. — Схарчат. Первый же придурок, что не испугается наших топоров.

— Сам знаешь, что, — раздражённо откликнулся Сидор, подбирая болты. — У нас есть ещё две недели. Будем тренироваться, а ближе ко дню выхода, посмотрим.

Пожаловавшись, друг другу на собственную неумелость и отсутствие необходимых навыков, отправились готовить завтрак. Пока поели, попили, солнце встало уже практически в зенит. Явно уже был полдень. Пора было готовить обед. Обед готовить, как единственную женщину, отправили Маню. Поворчав для виду, что они за это ещё ответят, что она не кухарка и вообще, мол, дискриминация, Маня, в ответ на предложение поколоть дров для костра, быстренько согласилась на готовку.

После обеда день уверенно склонился во вторую половину. Ещё раз просмотрели своё имущество. Из всего, что было, приспособить нельзя было только пару топоров, непонятного назначения, да кучу наконечников, сотни две с гаком, как подсчитала, наконец-то, Маня.

— Ну, я так понимаю, что с луком, мы связываться не будем, — сказала Маня, перебирая наконечники стрел. — А с этим добром что делать?

— Два варианта, — ответил Димон. — Или продадим, или используем. Продать некому, да и незачем. В любой кузне тебе таких накуют сотню за день, а то и больше. Но всё же попробуем продать, деньги нужны. Если не получится выгодно продать, то оставим впрок.

— Ну и где мы их оставим? — насмешливо спросил Сидор. — В этой землянке? И что к осени останется? Или, может быть, ты каждый наконечник знаешь в лицо, и сможешь определить, кто их украл?

— Вообще-то здесь не крадут, — заметила Маня. — А давайте оставим всё, что не нужно, в Совете. Там уж точно не пропадёт, а пропадёт и не жалко. Если уж им не верить, то кому верить вообще. Да и не будут они нас обманывать. Наверное? — задумчиво закончила она.

Отправились обратно на импровизированное стрельбище. Постреляв по мишени ещё битых два часа, поняли, что в тренировках надо делать перерыв. Чем дальше, тем болты ложились всё хуже и хуже. Поняв, что сегодня уже ничего они не добьются, решили заняться другими, более насущными делами. Маню отправили закупать провизию, а сами стали готовиться к походу на свой участок, выделенный под огород.

Прождав Маню ещё полчаса, поняли, что ждать её безполезно. Магазины для женщины, что дома на Земле, что здесь всё едино — дело святое, и ждать её безполезно. Оставив Мане записку и прихватив, на всякий случай, хозяйственный топорик, отправились на участок.

Участок. Первый выход на работы.*

— Всё-таки, хорошо, что участок рядом с городком, — заметил Димон, сворачивая с накатанной дороги в сторону, виднеющейся за небольшим перелеском, вырубки.

— А то! — гордо ответил Сидор, внутренне гордясь своим умом и сообразительностью. — Как я его заметил то, с дороги. Пока вы там ушами хлопали и расстраивались по любому поводу, я…., - замолчал Сидор, тупо уставившись на открывшуюся им за реденьким перелеском вырубку.

— Что ты?! — яростно прошипел Димон. — Козёл ты, Вехтор. Конкретный. Ты, когда перед нами в землянке распинался, хоть представлял, с чем дело придётся иметь? Или, как ты любишь выражаться, представил всё это по подобию.

— По подобию, — убито проговорил Сидор. — Кто же его знал, что это такое, — постучал Сидор обухом топора по останкам горелого пня. — Да тут только корни, не меньше метра в диаметре, — уныло закончил он.

Когда спустя полчаса, на вырубку заявилась довольная Маня, ей представилось удручающее зрелище. Димон сидел возле небольшого костерка, хмуро уставившись на огонь, а мрачный Сидор бродил по вырубке, собирая, то ли гербарий, то ли букет, как он сказал, себе на могилку.

Однако неунывающая Маня поведала им, что она то, в отличие от них, прекрасно себе представляла, что их ожидает, и, что для печалования нет ни времени, ни места.

— Хватит ныть, — заявила Маня, — всё одно деваться некуда, так что вперёд и с песней.

— Хватайтесь за топоры, да за лопаты, — И тут же поведала, что она уже договорилась с Советом о выделении им одного большого топора и пары лопат, во временное пользование, и, чтобы они их берегли, а то за поломанные придётся платить. И поболе, чем за новые.

— Это для того, чтобы не ломали, всякие неумехи, — закончила она.

Унылые Сидор с Димоном, для вида согласившись с Маней, затоптали разожжённый костёр и, все вместе, отправились обратно в город. В воротах стража, ранее свободно их выпустившая из города, и не обратившая на них никакого внимания, наконец-то заметила, что в лес они ходили безо всякого оружия, с одним маленьким топориком и устроила им такой втык, что все ранее казавшиеся непреодолимые и ужасные неприятности, разом превратились в жалкий детский лепет.

Еле, еле отбрехавшись от взбешённой стражи, где, как оказалось, за прошедшее время, не только сменился наряд на воротах, но и поменялся сам Начальник Городской стражи, вся компания отправилась домой в землянку, приводить амуницию в порядок. Подивившись быстроте происходящих перемен, пристали к Мане с требованием разъяснить, что же всё-таки происходит. На что Маня, удивившись их недогадливости, сообщила, что смену власти они и сами видели, только вот, похоже, значения этому не придали. Так что теперь, пусть не удивляются.

Весь остаток вечера, естественным образом, ушёл на подгонку имеющегося снаряжения и чистку ржавых сабель. До конца так и не смогли привезти их в порядок и отложили это на утро, решив, что, даже если их и не отчистить до зеркального блеска, то уж наточить всяко получится.

Утро следующего дня началось, когда ещё только лёгкий сумрак проникал в старое, мутное стекло.

— 'Хорошо, что хоть стеклышко, какое никакое есть, а то бы дрыхли себе, до обеда', - думал Сидор, кутаясь в рванину, выделенную хозяйственной Маней, в качестве одеяла.

— Слышь! Мань! — начал Сидор, услышав осторожное шевеление в Манином углу. — Ты, в самом деле, думаешь, что мы подымем этот участок. Ведь это же жуть, что такое.

— Я думаю, что ни в холуи, ни в примаки, я не пойду, — помолчав, тихо ответила Маня. — И работать на других я не буду. Лучше впроголодь сто лет горбатиться, да на своём, чем сытым, да на чужом.

— Лучше жить стоя, чем умереть на коленях, — поддержал её Димон. — Тебе ли этого не знать.

— Мне не дано ни мысли читать, ни будущее знать, — раздражённо заметил Сидор. — И я хочу знать, кто со мною рядом, и понимаете ли вы всю бездну, куда мы влетели со всей своей совковой дури. Только, только здесь появились, а проблемы сыпятся как из дырявого куля. Как выжить, если ничего нет, кроме своих рук.

— Есть ещё мозги, — заметила Маня.

— Что мозги, — вздохнул Сидор, — если всего нашего совокупного боевого опыта не хватит и на одного новобранца. Мало свой дом построить, надо ещё его отстоять. Совет, тот же, так и ждёт, что мы не вернёмся, а наш ещё не обработанный участок им достанется. Поэтому, ребята, переходим на казарменное положение. Отныне, мы дальний гарнизон во вражеском окружении.

— Ну, и что бы это значило? — заинтересованно спросил Димон. — Каков же будет первый боевой приказ?

— А это значит, что отныне мы все как один. Мы единый клан, как у них тут это называется. Пусть голый и босый, но единый. И если, что мы в этом мире и сделаем, то только сообща. А потому, братцы команда, слушай первый приказ, — задумчиво протянул Сидор, — отныне и навсегда, два часа в день, при любой погоде, при любых условиях, час утром и час вечером, мы занимаемся боевой учёбой. Согласны?

— Согласны, — вздохнули остальные члены группы.

— Одно непонятно, — заметил Димон. — Кто у нас будет начальник.

— Кто в теме, тот и начальник, — ответил Сидор. — Тот, кто лучше дело знает, то и отдаёт приказы. Начнём работать, дело само покажет, кто из нас ХУ. И тут уж не до обид. Впереди столько работы, что нам главное не ошибиться в выборе. Пока у нас всё 'GOOD', а там разберёмся.

После сей жизнеутверждающей ноты, постанывая и кряхтя, принялись за готовку завтрака и подготовку выхода на участок. Осмотрев выделенный им Советом, инструмент, пришли к выводу, что зря они на Совет наезжают, и что те, по крайней мере, свои обязательства чётко выполняют, а значит и им деваться некуда, надо идти в поле. Работы работать, а не разговоры разговаривать. Тем не менее, позавтракав, они потратили на боевую подготовку даже не один, а полтора часа, тщетно осваивая мастерство кидания боевых ножей в цель.

Как и ожидалось, результат соответствовал имеющимся навыкам. Жопа. Полная жопа. Такая выразительная и окончательная. Ни один даже не втыкается, падла. Такие уж метатели, куда деваться. Но решили, всё-таки, метательные ножи с собой в дорогу взять, и тренироваться, тренироваться до посинения, и здесь, пока ещё есть время, и в дороге, хоть это явно их будет задерживать.

Поэтому, в отличие от вчерашнего, из города вышли вооружёнными, если и не до зубов, то уж всяко сверх меры. Помимо лопат, топоров и арбалетов, со всеми болтами, включительно, пришлось захватить с собой, и казан, для приготовления обеда, и все требуемые продукты, чтобы лишний раз не бегать в город по всякой надобности. Одним словом, наша троица, выходящих, всего навсего, на корчёвку пней, напоминала больше гружёных ослов, чем что-либо рабочепригодное. Однако в воротах над ними, на сей раз, не шутили, и даже посоветовали, как лучше в будущем упаковывать с собою их имущество. И, что если возникнут какие-либо неприятности, ну, там набег ящеров какой-нибудь, или появится банда амазонок, то за имущество не держаться, героизм не показывать, а бежать сразу в город.

Поблагодарив за проявленную чуткость, и пообещав больше смотреть по сторонам и ушами, как вчера, не хлопать, бодренько затрусили по дороге на свой участок. Однако дорога, для нагруженного человека, воспринимается совсем не так, как ходьба на экскурсию, с одним топориком. Потому то и потратили на дорогу вместо вчерашнего получаса, час с лишком. Да и вымотались изрядно. Всё-таки, что ни говори, а городской житель, он и в ином мире, городской житель.

Тем не менее, рассиживаться особенно времени не было, потому сразу включились в работу. Для начала, постарались отыскать более менее свободное от пней место, желательно неподалеку о дороги. Такового не нашлось. Искать где-то подале, тем более что вырубка простиралась во все стороны, ну просто, на неприличные расстояния, резона особого не было. И времени потеря, да и опасность не успеть добежать до городка, в случае опасности, резко возрастала. Поэтому взялись за самый первый пень, самый ближний к дороге.

Весь день, не разгибая спины, и прервавшись только на краткий обед, пожевав какой-то невнятной кашки, на скорую руку приготовленной Маней, уже под вечер, стали собираться домой. Однако, вспомнив про обязательное воинское правило, учиться, учиться, учиться, до посинения учиться, потратили ещё не менее часа на стрельбу из арбалета и кидание ножей. Результат учения совершено не обнадёжил. Тем не менее, полные оптимизма, уже в глубоких сумерках вернулись домой.

Таким вот образом, чередуя занятия с оружием и земельные работы, прошла вся неделя. Слава Богу, что хоть что-то стало получаться, если не считать того, что они за эту неделю растеряли весь свой жировой запас, благоприобретённый в прошлой жизни. Что удручало, так это действительно небольшая площадь освоенных земель. Всё, что они смогли добиться за пять дней напряжённого труда, корчуя по одному пню в два-три дня, так это тридцать квадратных метров уже выровненной поверхности, с засыпанными и утрамбованными ямами, пригодной, для устройства огородных грядок и посадки культур.

Время поджимало. Пришлось резко пересмотреть свои планы и сократить время на обед и для сна. Теперь они вставали задолго до рассвета и ложились спать, когда звёзды уже вовсю сияли на небосклоне. Это дало свой эффект. Ещё через пять дней у них был участок готовой земли, площадью аж в сто квадратных метров

— Одна сотка, — вечером десятого дня, подвёл итоги Сидор. — Такими темпами, вся наша работа теряет смысл. Идея с огородом себя не оправдала.

— Так что ж ты хотел? — заметил Димон. — Мы, чай, не трактор Катерпиллер, и корчевать одним пальцем не могём. Итак, даже Совет поражён нашими результатами. Староста, чуть ли не каждый божий день на участок наведывается. Проверяет, как дела идут. Поначалу посмеивался, а сейчас, ничего, проникся нашим 'трудолюбием', даже советы начал давать.

— Поражён Совет, да толку, — заметила Маня. — Как и советы, эти Старостины. Сидор прав. Что делать то будем? Было бы у нас всё лето, так к осени, мы, может быть, и освоили где-то с гектар. А так! Пустая трата времени. К тому же, — продолжила она, — у нас ещё не всё снаряжение собрано и оружие не всё готово. Вы копья то берёте? А сабли? Если берёте, то кто их ото ржи чистить будет? Времени совсем мало.

— Значит, — заметил Димон, — корчёвку пней временно прекращаем?

— Да. По крайней мере, пока не разберёмся со снарягой, — ответил Сидор. Завтра и определимся, — закончил он вечерний совет.

Весь следующий день посвятили подгонке и проверке оружия. Арбалеты и метательные ножи, к тому времени, уже представлялись им достаточно освоенными, правда, если за таковое считать каждое десятое попадание просто в мишень. Поэтому, они принялись за топоры, сабли и копья.

Если с топорами всё было более, менее понятно, хоть и не со всеми, то с саблями надо было серьёзно заниматься. Для начала, их надо было отчистить от ржавчины. И чистить надо было серьёзно. Этим они все трое и занялись с раннего с утра, отправившись на речку-переплюйку, протекавшую неподалёку от городка. Весь день их шкрябали и драили песком и правили на камне, отчищали, так сказать, от годовой ржавчины и прилипших к лезвию остатков ножен. Когда отодрали до зеркального блеска, оказалось, что они, довольно таки миленькие, как сказала Маня, с восхищением вертя, то одну, то другую саблю в разные стороны, и тут же потребовав выделить ей одну сабельку. Для форсу, как она пояснила растерявшемуся, от такой наглости, Сидору.

Отложив на потом решение этого вопроса, пошли к оружейникам, заказать ножны. Те потребовали за ножны два золотых. Взвыли, но заплатили, деваться, всё равно некуда, самим не сделать. И навыка не хватает, да и времени уже нет, как нет и пригодных для этого материалов. Да и всякое дело должен делать специалист.

В справедливости данного постулата убедились на следующий же день, на собственной шкуре, когда попытались сделать древки для копий. Оружейники запросили по паре золотых за каждое копьё. Вместе это было аж целых четыре золотых. Пожадничали. И так денег мало, да тут ещё целых четыре золотых отдать. Как потом в дороге питаться, в трактирах ночевать, в городах въездную пошлину платить и прочее, прочее, прочее?

Попробовали сделать сами. Угробив на поиски подходящего материала, полня, плюнули.

Единственно чего добились, так это встретили в лесу лешего внучка, когда они выбирали себе древки для копий, Он и посоветовал им не маяться дурью, не жалеть денег, а отдать в мастерскую к оружейникам, чтобы те выправили древки из выдержанного, специально подобранного и приготовленного материала. Он же передал им привет от Лешего, который, мол, послал узнать, где они и что с ними, и не пора ли отправлять к ним Сучка на учёбу, да заодно, и познакомиться.

На сей трогательный привет, Сидор с Димоном просили передать лешему, что отправляются они в страны дальние, да по делам важным, и им до Сучка дела нет, пусть, мол, пока обходится сам, без их помощи. Вот когда вернутся, тогда видно будет. Расстались вполне довольные друг другом. Сучок тем, что хоть на время, но избавился от этой докуки, а ребята тем, что делать им ещё нечего, как со всякими молодыми, тем более лешими, возиться.

Сучок, на прощание, с удовольствием пожелал им скатертью дороги, явно надеясь, что они не вернутся, и ему не придётся горбатиться на людей, и он сможет вернуться к вольной жизни в лесу, где ему никто, окромя деда, не указ. Дед же вечно занят, так что внучок делает, что хочет, и никто ему ничем помешать не может. Воля! А направление в подчинение к людям, прямое её ограничение. Но не подчиниться он не может, так как порядок такой, а он добропорядочный леший и законов не нарушит. Если старший, дед в данном случае, прямого приказа не отдаст.

На прощанье, проникнувшись каким-то особым доверием и приязнью к Димону, видя, что тот мается с поиском 'ложки для копья', заглядывая, практически, под каждый выворотень, подарил ему невзрачный корешок, за который Димон схватился с какой-то непонятной жадностью, невнятно бормоча себе под нос что-то вроде: 'Ага. Угу. Вот оно. Да. Вот так', - и прочие подобные междометия. Прекратив свои невнятные бормотанья, Димон пару, тройку раз махнув по корешку ножиком, как-то очень быстро и ловко вырезал требуемую ему штуковину. Для метания копья, как, в конце концов, сжалившись над заинтересованными зрителями, он пояснил.

— Ну, и что это такое есть? — не выдержав неопределённости, поинтересовался у Димона Сидор, ткнув пальцем в его произведение. — Ты уже битых полдня этой фигнёй маешься.

— Ничего-то ты, Вехтор, не понимаешь, — заученно огрызнулся довольный Димон. — Это такая штука для копья. В один конец вставляется торец копья, древко ложится на этот держак, — ласково погладил он вогнутую поверхность странной 'ложки'. Сам берёшься обратным хватом за конец 'ложки' и мечешь копьё раза в два-три дальше обычного, как если бы ты бросал просто голой рукой.

— М-да? — скептически отозвался Сидор. — Что-то я раньше за тобой подобных умений не замечал? Откуда дровишки? Ну, ка, колись.

— Да, в детстве ещё, в передаче про аборигенов Австралии, подобную штуковину высмотрел, — засмущался Димон. — Они там, в своей Австральщине, аборигены те, — уточнил он, — где-то в пустыне, помимо того, что личинки, мерзкие на вид, едят, так ещё и копья хорошо, а главное далеко, метают.

— Где-то в пустыне, — продолжил он, — с глубины метров то ли два, то ли пять, уж не помню, да и, накой оно мне надо, в общем, выкапывают корни, подобные вот такому, — любовно погладил он корешок, подаренный Сучком, — и делают из них метатели, для копья. Я думаю, что нам любая подобная штука к месту будет.

— Да, оно то так, — почесал Сидор голову. — И что? Далеко бросить можешь?

— А хрен его знает, — почесал теперь уж Димон свой затылок. — Куда-нибудь да заброшу. Если вообще полетит, конечно, — задумчиво закончил он.

— И это что? — спросил поражённый до глубины души Сидор. — Мы полдня угробили на вот это твоё изобретение?

— Ну, положим, полдня мы угробили на поиски древка для копий, — откликнулся Димон на возмущённый вопль Сидора. — А это уж так, по ходу дела, так сказать в нагрузку. И, кстати, это не моё изобретение.

— Да плевать на то, чьё это изобретение, пошли в город, а то и так весь день без толку по лесу прошлялись. И так времени нет, а мы тут всякой фигнёй занимаемся.

Вернувшись в город, отправились опять на поклон к оружейникам, соглашаться с предложенной ценой. Правда, те, с учётом изготавливаемых ножен, скинули золотой, взяли три, вместо четырёх. Итого, за всё оружие пришлось заплатить целых пять золотых.

— Может, попробуем, всё-таки, снять эти цепки, и ими расплатиться, — спросил Сидор Димона, когда они шли расплачиваться за выполненную работу.

— Да брось ты, Вехтор, — Возразил Димон. — Снять, то мы их снимем, да кто нам за них цену хорошую даст, за порванные, да ломанные. А так, всё память, да и вещь красивая. Убрать только с глаз подальше надо. Или прикрыть чем. А то все таращатся, да комментируют, да всё с подковырками, аж бесить начинает.

— Маня, на этот случай, две пары косовороток приобрела, местного пошива, — заметил Сидор. — Стоячка высокая, а под ней не видно.

— А две пары то зачем? — удивился Димон.

— На смену, олух царя небесного, — развеселился Сидор.

— Ну вот, — удовлетворённо заметил Димон, — повеселел. А то уж я, со вчерашнего дня, подумал, что ты забыл, как улыбаться надо.

Подождав недолго, пока кузнецы насадят наконечники копий на подходящие древка и тщательно закрепят их, расплатившись с ними сполна, и получив назад своё имущество, ребята отправились проверить свою подругу, зависшую где-то в Городском Совете. Не дойдя до Совета, встретили Маню, ведущую в поводу какого-то одра, по виду явно помнящего ещё времена покорения Крыма.

— И что бы это значило? — спросил Маню Сидор, тыкая тупым концом копья в бок дряхлого одра.

— Это наше спасение. Наш транспорт, — пояснила довольная, до соплей, Маня.

— Это не транспорт, это уё….ще, — грязно выругался обозлённый Димон. — Ты чем думала, когда брала подобного одра?

— Я вам не ишак, таскать такие тяжести, что вы там понабирали, — взъерепенилась возмущённая до глубины души Маня. — Без лошади не пойду, или сами всё на себе тащите.

Пришлось, скрипя зубами соглашаться на этого одра и тащиться домой, вслед за довольной своей победой Маней, в родную, теперь уж землянку. Наскоро перекусив, чем Бог послал, пересчитали свои капиталы. С грустью убедились, что выделенный Советом аванс быстро кончился. Остались жалкие крохи. Пять-шесть золотых монет, не более. Решили сходить в Совет, попросить ещё десяток, другой золотых.

В Совете их послали на х…й и сказали, что если они не собираются, или не могут выполнять своих обещаний, то нехрен куда-либо идти. Оставайтесь дома, пашите землю, а если и это не можете, то идите в наёмные работники, в прислугу, там, в холуи, что ли.

Вот сегодня, опять трое новичков пришли. Уже по направлению Клана Мастеров, а не так как вы, самозванцами.

— Мы не самозванцы, — насмешливо ответил Сидор. — Мы самошлянцы.

— А также самоброды и самохвалы, — заметил рассерженный Димон. — Где хотим, там и бродим, что хотим, то и говорим.

И опять, в Совете им напомнили о предложении поработать на путине, где, пока идёт нерест, можно неплохо заработать. Городской Староста, 'неожиданно вспомнил', что ему, как раз, не хватает людей в бригаду, и что он готов, с удовольствием, принять ребят в свою бригаду и на рыбную ловлю, и на заготовку икры. Условия найма одинаковые для всех, твёрдая подённая плата, плюс процент с общей выручки. Ну, за исключением того, что путина уже идёт, а они включатся не с самого начала и, соответственно, за отсутствующие дни будет вычтено.

Пообещав подумать, опять попытались вернуться к дополнительному авансу. Их опять послали. В результате взаимных препирательств, дело чуть не дошло до драки. Однако, хоть и полаялись друг с другом, но разошлись миром, порешив не спорить по пустякам.

Пересчёт средств.*

Вернувшись домой, обратно подсчитали свои траты. Два золотых отдали за новые ножны для сабель Сидора и Димона, старые, ну никуда не годятся. Тем более в дальнюю дорогу.

Три золотых взяли за новые древки копий, вместо четырёх первоначальных, уже хорошо.

Десять золотых ушло на продукты, из расчёта питания сроком на два месяца, да на шмотки разные: рюкзаки, сменную одёжку, запасную обувку, да по тонкому одеялу на нос. Не густо, конечно, но в дороге без этого не обойтись. С питанием проще, по дороге можно охотиться. Заодно уж и на том можно экономить деньги, если ночевать не в трактирах, а где-нибудь в лесочке, за городом. Месяца на три-четыре хватит, как раз до осени, а там и возвращаться пора. В крайнем случае, можно будет питаться грибами. Их, что летом, что по осени, завсегда в лесах много. Если уж весной строчками разжились, да и Маня подтвердила, мол, по слухам, грибов здесь — завались, только собирай, не ленись.

Таким образом, оказалось, что первоначально они просчитались, и что у них на поход осталось целых семь золотых.

Удовлетворённый первоначальным раскладом, Димон решил заглянуть в угол, где Маня складывала продукты, и заодно посмотреть, как и куда лучше всего будет их паковать.

Заинтересовавшись установившимся странным молчанием, до того весело балагурившего Димона, Сидор присоединился к нему тоже посмотреть, что и как.

— Маня! — раздался одновременный вопль двух простуженных глоток, — Ты Ду-ура! Ты что купила. Тебе не в походы ходить, а по кабакам шляться. Ты б ещё копчёного угря купила, килограммов на пять-шесть.

— Да я хотела, — растерянно откликнулась Маша, не понимая, что происходит. — Да он кончился. Обещали завтра подвезти. По спецзаказу, для меня.

— По какому заказу? — зловеще спросил Сидор, — злобно уставившись на неё.

— По специальному, — пискнула Маня, забиваясь в угол и наконец-то поняв, что её сейчас будут бить.

— Ты посмотри, что ты купила, — как-то обречённо проговорил Сидор, протягивая ей кульки с продуктами. — Сало. Ладно, сало, пусть будет. Но буженина, корейка, колбасы разные. Сортов, наверное, пять разных будет, — обратился он к обречённо стоящему рядом Димону.

— Балык то зачем? — наклонив недоумённо голову набок, и заглядывая Мане в глаза, спросил Димон. — В реках же рыбы полно. Тут же рыбалка, на голый крючок ловить можно, да рек тех везде как грязи, бери только снасть.

— Кстати, — продолжил он. — А снасти то ты купила, ну, там, леску, крючки

— Что зачем? Дура! А ловить рыбу как будем.

— Хорошо, что хоть соли взяла. А это откуда? Да тут килограммов пять соли будет. Как впрок. Какая осень. Какая дешевизна. Какой, к чёрту караван с солью, оптовая цена и по блату. У НАС ДЕНЕГ НЕТ, а ты, ду-ура, покупаешь всякую хрень.

— Кстати, — спросил задумчиво Сидор, глядя на съёжившуюся Маню. — А лошадь, ты тоже купила. Или тебе её в Совете, за так, дали.

— Что!? Купила!? — ошарашенно спросил Сидор, неверяще уставившись на Маню. — Отдала целых восемь золотых! Это что же, за ту лошадь? Епть! Да это же одр неходячий. Этими костями даже волки побрезгуют.

— Что значит, какие волки, — раздражённо продолжил он. — Обычные, лесные.

— Что значит, на лучшее денег нет. Нет денег и этого не надо, чтобы завтра же вернула хозяину, а если не будет брать, скажи, что придём и этого одра ему в задницу засунем.

— Итак, завтра ещё прибавится восемь золотых. Итого на поход у нас будет целых пятнадцать золотых. Не густо, но куда ни шло.

— Лошадь возвертайте сами, — втянув голову в плечи, прошипела из угла бледная от бешенства Маня. — Вы меня совсем уж задуркали! — заявила она, вытягивая из-под нар здоровенную дубину, явно служившую ранее какому-нибудь бандиту орудием лесной охоты. — Вы как собрались идти? Пёхом?

— Пёхом, Маня. Пёхом. И никак иначе, — тяжко вздохнув, ответил ей Сидор.

— На иначе, Маня, — подтвердил примирительно Димон. — У нас золотого запасу нет. Потому и пойдём мы только пёхом.

— Ладно, — закончил бурные прения Сидор, — Завтра же возвращаем лошадь, и приступаем к посадке огорода. Ещё время остаётся, будем дальше корчевать. Хорошо бы лошадь использовать, но, боюсь, тогда денег обратно мы не получим. Значит, придётся опять, пердячим паром.

— Есть мысль, — продолжил он. — Так как подготовленной земли всё равно мало, и на всё не хватит, то на грядки сажаем лук, чеснок, репу и свеклу, что-нибудь да вырастет. От капусты придётся отказаться, вряд и кто-нибудь будет за ней ухаживать и вовремя поливать, а без полива, вся на солнце, она сгорит. На картошку нет места, значит осенью, без картошки. А вот, всякие там патиссоны, баклажаны, тыкву, фасоль и горох посадить на нераскорчёванной площади, между пней, устроив только, для вьющихся, шпалеры. Гадом буду, если мы таким образом не засадим гектара два площади.

— Надо фасоли, фасоли, побольше, — встряла воспрянувшая духом Маня, понявшая, что прощена, и никто её больше ругать не будет. — Я фасоль оченно уважаю. А раз нам под неё не надо отдельных, очищенных площадей, то и посадить надо все семена, что нам даст Совет. Да хоть на сто гектар, — раздухарилась она.

На том вечерний совет и закончили.

Утром следующего дня отправились в Совет и немало подивили его членов, затребовав семян гороха и фасоли, для посадки на площади в десять гектар.

Посмеявшись над ними, столько, конечно, не дали, но выделили семян, гектара на три-четыре, весело посоветовав особенно не усердствовать с посадкой семенного фонда, особенно гороха, а ежели, всё-таки, что-либо не посадят, не отчаиваться, а потребить в гороховый супчик, но, с непременным условием, от города подальше. Дабы не отравлять ядовитыми миазмами окружающую среду, как весело заметил Городской Голова, выделяя им из закромов мешки с семенами.

Напоследок, попользовавшись старым одром, перевезли семена в землянку, потратив на это чуть ли не пол дня. Потом, изрядно поругавшись, всё-таки вернули свои восемь золотых, отданные ранее за лошадь. Решили, раз уж день потерян, заглянуть в местный банк, вывеску которого давно уж присмотрели в здании рядом с Советом, да заодно и узнать, не могут ли там разменять золотые на разную мелкую монету, более пригодную в дороге.

Местный банк.*

Местное отделение неведомого банка встретило их мягким, приятным полусумраком, сочащимся из прикрытых деревянными жалюзями окон. В просторном помещении, перегороженном на одну треть стойкой барного типа, кроме пары кресел, да одного низенького столика, никого не было. Побродив по пустой комнате, минут пять, и, позвонив в настольный колокольчик пару раз, Сидор с Димоном, решили было уходить, когда в дальней углу, за стойкой, открылась малоприметная дверца и показалась колоритнейшая фигура.

Местным банкиром представилось существо явно нечеловеческой расы, сколько бы оно не утверждало обратное. Огромного роста, под два с лишним метра, причём, лишним там было явно не менее полуметра. В плечах, даже не косая сажень, а коломенская верста. Растительность, как на голове, так и на теле, присутствовала в таком количестве, что следовало говорить не о бороде или там, о волосах на теле, а о шерсти на шкуре животного. Тем не менее данное существо было явно разумное и говорящее, о чём и не замедлило поставить их в известность, представившись местным банкиром Козьмой Кидаловым.

— Как, как, — заинтересованно переспросил Сидор, с весёлым недоумением переглянувшись с Димоном, — Кидалов, говорите? Мы не ослышались?

— Никак нет. Не ослышались. Кидалов Козьма Поликарпович, собственной персоной. Из семьи тех самых, Кидаловых.

— Тех самых? — переспросила Маня. — Точно? Не обманываете.

— Точно, точно. Тех самых, Кидаловых, — благодушно пророкотал банкир.

— А-а, — многозначительно прокомментировала Маня. — Ну раз тех самых, тогда ладно. Ну, а мы тут новенькие, вы наверное уже слышали. Я Маня, здесь уже давно, месяца два, а это Сидор и Дмитрий, — указала она на ребят, безцеремонно и нагло устроившихся в креслах.

— Очень приятно. О-очень приятно, — расплылся в улыбке банкир, протягивая для пожатия свою лапищу. — Очень приятно, — ещё раз повторил он, пожимая ребятам руки. Итак, — пророкотал Кидалов, — чем могу служить?

— Да нам бы вот, денег поменять, — протянул с сомнением Сидор, извлекая из кармана пару золотых. — Только не знаем, занимаетесь ли вы разменом золота на серебро и медь.

— Конечно, конечно, — засуетился банкир, — можете не сомневаться. Сделаем всё в лучшем виде. Итак, — опять радостно разулыбавшись, потёр Кидалов свои ручищи, — сколько будем менять, господа.

— Для начала, немного, штуки три, — ответил Сидор, вертя золотые в руке и не спеша с ними расставаться. — Два на серебро, один на медь.

— О-о! Вы, у нас, богатые клиенты. Золото на серебро, что может быть проще. Золото на медь, проще некуда. Значит, что мы имеем. Два золотых, да по десять монет за золотой, итого всего двадцать серебрушек. Один золотой, да на сто медных. Всего будет двадцать серебрушек и сто медных. Если вас устроит, то можно немедленно и рассчитаться.

— Что? — недоверчиво спросил Димон. — И никакой комиссии?

— Ну что вы. Как можно. С новичков то. Не подумайте чего плохого, но для новичков у нас всегда скидка. Пока не обживётесь, пока не устроитесь, всегда можете пользоваться услугами нашего банка, без всяких комиссионных. Мы новым клиентам всегда рады. Для них у нас всегда режим наибольшего благоприятствования.

— Вот и хорошо, — разулыбалась в ответ Маня. — Вот и отлично. Сразу же и решим все свои проблемы с обменом, — обратилась она к Димону, поднимающемуся уже из кресла.

— А ты чего расселся, — удивлённо поинтересовался Димон, озадаченно посмотрев на не торопящегося подыматься Сидора. — Давай деньги, и пошли.

Сидор молчал. Сидел в кресле, удобно устроившись, и молчал. Почуяв напряжение, зримо сочившееся из его напряжённой фигуры, замолчал и Димон, а за ним и Маша.

— Значит, — медленно протянул Сидор, спустя пять минут, когда напряжение готово было взорваться Маниными воплями, — для новичков скидка, говоришь. Сто медных и двадцать серебрушек, — насмешливо протянул он, уставившись в глаза банкиру.

— А что? — сделал тот удивлённые глаза. — Что-то не так?

— Всё не так, — так же спокойно и равнодушно, заметил Сидор. — Здесь двенадцатиричная система счисления денег, — обратился он к Мане с Димоном. — Он хотел с нас поиметь, без комиссионных, разумеется, — вежливо кивнул он в сторону примолкшего банкира, — по две серебрушки с каждого золотого и сорок четыре медяшки, с третьего. Не слабо так, за пару минут, пальцем о палец не ударив, поиметь столько, сколько иные и за день не зарабатывают.

— Ба-а-а, — протянул задумчиво Димон, — а знает ли Глава местного Совета о подобных комиссионных.

— Местный Совет, банковские дела не касаются, — мгновенно оживился банкир, почувствовав в словах Димона скрытую угрозу.

— Не думаю, что Совет подобного же мнения, — возразил ему Сидор. — По крайней мере, если судить по общественным украшениям, — кивнул он в сторону площади с висящими ещё до сих пор висельниками.

— Ну, зачем же так сразу, с угрозами. Ведь всегда можно договориться. Будем считать, что мы друг друга не так поняли. А в качестве примирения я готов разменять ваши золотые по двенадцатиричному курсу.

— Ну что ж, меняй, — усмехнулся Сидор, даже не думая подыматься из кресла. — Прям здесь, сейчас и меняй.

— Нам только предварительно надо договориться о комиссионных, — добавил банкир, нервно потирая взопревшие ручищи.

— Какие такие комиссионные? — сделал удивлённые глаза Сидор. — В вашем банке для новичков скидка и режим наибольшего благоприятствования. Так что тащите деньги и побыстрей, а то мы торопимся. Кстати, если поторопитесь, то мы может, и не завернём на обратном пути в Совет, может, и не вспомним, случайно конечно, — уточнил он побледневшему банкиру, — о режиме наибольшего благоприятствования для новичков.

Получив от бледного банкира свои положенные двадцать четыре серебрушки и сто сорок четыре медных монетки, вся компания, донельзя довольная, покинула пресловутый банк.

— Ну, и как ты объяснишь то, что банкир нам вообще деньги поменял, — не выдержав неопределённости, пристала к Сидору Маня. — Какая его выгода. Ведь если не считать угроз, то должна же быть ему выгода от его деятельности.

— А выгода простая, — насмешливо заметил Сидор, подкидывая в руке тяжёлый мешочек с медью. — Один золотой, по покупательной способности больше, двенадцати серебрушек, или ста сорока четырёх медяшек. Грубо говоря, если у тебя товар на сто золотых, то равным количеством меди, за него, ты не расплатишься. Более того, имея сегодня сто золотых и эквивалентное им количество медяшек, завтра, по покупательной способности, сто золотых будут стоить больше чем это эквивалентное количество медяшек. Еще, проще говоря, больше золота — больше богатства, больше меди — меньше богатства.

— На золото спрос больше, — заметил мрачно Димон, обращаясь к Мане.

— Ты лучше скажи, откуда про систему знаешь? — обратился он уже к Сидору.

— Не поверишь, краем уха слышал. Ещё когда первый раз в Совет пришли, какие-то мужики на крыльце ругались. Кстати, с этим же самым мужиком.

— Ты мне, Маня, лучше скажи, откуда ты этого Кидалова знаешь?

— А я его и не знаю. А умный вид на себя напустила, потому, что он так представился. Сам, мол, Кидалов, из семьи Кидаловых. Да, да, той самой, — передразнила она гнусавый голос банкира.

Так вот весело переругиваясь, компания добралась до дома, где, быстренько перекусив остатками утренней трапезы, уже под вечер отправились сажать огород.

Новая встреча с Сучком.*

На огороде работали опять чуть ли не до восхода луны, пытаясь хоть так компенсировать катастрофически недостающее время. Хоть и было то для посадки всего одна сотка, но пришлось повозиться.

— Если уж делать, то делать всерьёз, — сказал Сидор, и принялся за формирование 'высоких' грядок.

— Для тепла, — как он пояснил озадаченным друзьям. — В этом то году, это не важно, а вот на следующий год получим ощутимый эффект, намного раньше начав посадки. Глядишь, по здешнему, более тёплому климату, чем в том же Подмосковье, и два урожая получим.

Поругавшись с ним, для порядка, пришлось остальным согласиться, поскольку пытаться спорить с Сидором, было совершенно безполезно. Это Димон с Маней знали ещё по прошлой жизни. Если упрётся, то всё: 'Тушите свет, сливайте воду'. А здесь, его явно зауздило, и слушать разумные советы, он отказывался совершенно.

Совершенно неожиданно у ребят, безнадёжно переругивающихся с Сидором, появился ещё один заинтересованный наблюдатель, тут же безцеремонно встрявший в вяло текущую свару.

Из кустов бузины, густо растущих по краю вырубки, вылез Сучок, и, сунувшись своим наглым носом прямо под лопату Сидора, безцеремонно потребовал объяснений типа того: 'А чего это вы тут делаете?', да 'А что же это такое?'.

У Сидора, и так разозлённого сварой с друзьями, к тому же, неожиданно увидавшего прямо под лопатой наглого и хамоватого лешего, появилось неудержимое желание дать тому этой же лопатой прямо по мозгам, или по тому, что у него вместо них было. Только ловкость Сучка, в последний момент сумевшего выскочить из-под его руки, сразу на пару метров, спасла того от убийства. Увидав, что наглый леший находится вне зоны досягаемости шанцевого инструмента, Сидор тут же изобразил искреннее расскаивание и полез здороваться с вновь появившимся навязанным им приятелем.

Леший же, не будь дураком, искренне не поверил искреннему расскаиванию Сидора и отпрыгнул ещё подальше, справедливо рассудив, что от бешеных людей, непонятно чем занимающихся, лучше держаться в стороне, о чём недвусмысленно ему и заявил.

Расстроенный Сидор, недовольный тем, что жертва ускользнула, в грубой форме потребовал от Сучка объяснить, каким это образом он здесь оказался, когда давно должен был быть дома, отчитываться перед Дедом. И тут Сучок заюлил.

Поняв, что намечается развлечение и есть возможность отдохнуть от опостылевшего всем корчевания и разбивки огорода, в дружескую беседу, включились Маня с Димоном. Незаметно обойдя с двух сторон Сучка, увлёкшегося препирательством с Сидором, ребята, зайдя, что называется с тыла, дружно схватили его за шкирку.

Поняв, что попался и если он себя будет плохо вести, то пощады не будет, Сучок стал колоться. Сотворив жалостное личико и, хоть этим, пытаясь разжалобить своих потенциальных начальников, он принялся излагать свою версию происшедшего.

— Да, не могу я сейчас вернуться к деду, — заявил Сучок, приглаживая растрёпанные в пылу борьбы, лохмы.

— Это ещё почему? — высказал Димон общее удивление.

— Ну, — замялся Сучок, — я тут не один.

— Что значит не один? — рассердился Сидор. — Что, ещё пара таких же, как ты оболтусов по соседним оврагам шляется?

— Чего? Нам ещё и этих, на шею посадят? — заорал потрясённый Димон.

— Нет, нет, нет, — заюлил прижатый к соседнему пню Сучок. — Никаких других, никаких леших. Ни одного. Ни единого, — зачастил он далее. Всё совсем не так, как вы думаете. Это. Ну, это просто моя подруга. Мы с ней завсегда вместе ходим. Куда я, туда и она. Куда она, туда и я.

— Что? — возмутилась теперь уже Маня. — Мало того, что сам припёрся, когда не звали, так ещё и бабу привёл.

— Нет, нет, нет, — опять засуетился Сучок. — Вы совершено не так всё поняли. Она никакая не моя баба.

— Ага, — скептически усмехнулся Димон. — Баба не твоя, но не ходит без тебя, — скаламбурил он. — Колись, гад, что за баба, — замахнулся он лопатой на Сучка.

— Это подруга моя, медведица, — завизжал Сучок, сжавшись и испуганно вжав голову в плечи.

— Кто? — спросил поражённо Сидор, чтобы только прервать установившееся потрясённое молчание. — Ты ещё и с медведицей ходишь? А может быть у тебя и мамонт, какой в заначке припасён. Ты ври да не завирайся, а то живо получишь, по шее своей деревянной.

Прижатый и окончательно сломленный духом Сучок, всё-таки поведал им свою душераздирающую историю о грозном деде, приставившем ему в надзирателе молодую медведицу, которая регулярно стучала на Сучка про все его дела и проделки, что не мешало ей, однако, принимать во всех его проделках самое непосредственное участие. Только вот от наказания, она была дедом благоразумно освобождена, что составляло неизбывную печаль для сучка, надеявшегося, что хоть не обо всех его проделках она будет докладывать.

Вот и сюда она пришла вместе с ним. Чтобы на месте проследить за точностью исполнения последнего распоряжения деда. Только вот, увлеклась рыбалкой, и теперь её за уши оттуда не вытащишь, от стана рыбаков то есть, где она присмотрела себе какого-то медведя. Да и кормится, на халяву, сожалеючи покачал головой Сучок, явно завидуя прекрасно устроившейся подруге.

— А я потом, виноват буду, — пожаловался Сучок ребятам. — Что, во-первых, распоряжение деда о работе с людьми не выполнил, а во-вторых, что потом шлялся непонятно где.

— Кто же мне поверит, — тяжко вздохнул Сучок. — Кто докладает, то и прав, — ещё раз тяжело вздохнул он.

Однако на этой ноте его жалостливый монолог был грубо прерван той самой коварной наблюдательницей, что была приставлена к Сучку. Тут то потрясённая компания в натуре смогла увидеть ту самую 'молодую' медведицу. Нет, конечно, может быть она по своему медвежьему возрасту и являлась молодой, но вот размерами она явно выходила далеко за пределы привычных землянам габаритов. Если что-то и можно было поставить рядом с такой особью, то, наверное, какой-нибудь трактор Катерпиллер, а то тот и поменьше окажется. Единственная ассоциация, что только возникла в головах у ребят — это пещерный медведь. Хоть и никогда они его не видели, кроме как на картинках в школьных учебниках, но 'Это' — ничем иным просто не могло быть.

И вот 'Это', скромно так называемое Сучком, медведицей, уселось, на глазах у потрясённых корчевателей, прямо на здоровущий пень, буквально в двух шагах от них, и принялось возмущённо орать что-то, размахивая своими лапищами. Что там орала медведица никто не понял, но Сучок прямо таки расцвёл. И куда только девалась вся его пришибленность, подавленность и понурость. Он сиял. На удивлённый вопрос Сидор, — опасливо косящегося на медведицу: 'Чего это он так сияет', - тот тут же поведал удивлённым людям любовную трагедию своей подруги, вернувшуюся, наконец-то, к нему.

Оказалось, что мишка, к которому шлялась медведица, её бросил. Да, да. Вот так вот прямо и бросил. Пока она отлучилась проведать, в очередной раз, Сучка, мишка успел завести себе новую пассию, а её прогнал. Так мало того, что прогнал, так ещё и пайки лишил. На удивлённый вопрос Мани, какой такой пайки, Сучок, довольно ухмыляясь, поведал, что мишка тот, медведицин хахаль, всегда кормился у бригады заготовителей икры, на всё время путины. Так вот он, от своих, так сказать доходов, всегда выделял своей подруге часть добычи, чем она с удовольствием и пользовалась, не утруждая себя собственной ловлей. Теперь же, новая подруга отобрала себе всю её бывшую пайку, и ей ничего не достаётся. А есть хочется, вот она и ревёт.

На насмешливое замечание Сидора, а почему бы ей не пойти и самой не половить, медведица так рявкнула, что у ребят разом пропало всякое желание шутить по этому поводу.

Вот тут-то и встряла Маня. Неизвестно, что на неё нашло, но она, выйдя вперёд и загородив своей спиной сидящую на пне, но возвышающуюся над ней, более чем на половину, медведицу, твёрдо заявила ребятам, что если услышит ещё какие-нибудь 'умные' советы по поводу брошенных девиц и необходимости работы, то они будут иметь дело не только с медведицей, но и с ней. Медведица же, поняв, что у неё есть союзники, и, что её явно защищают, поднялась во весь рост за Машиной спиной и издала такой оглушительный рёв, что устрашённые Сидор с Димоном, и, присоединившимся к ним, Сучком, только стояли и глазами хлопали, не зная что и сказать на подобное заявление.

Скорешившись, подобным образом, с представителем леса, Маня тут же взяла бразды правления на себя, потребовав от Сидора с Димоном помощи в решении медведициной проблемы. На жалкий лепет ребят о том, что это, вообще то, не их дело, разрешать любовные ситуации, Маня безапелляционным тоном заявила, что с козлами мужиками они и сами разберутся, а несчастной мишке требуется есть и что они должны накормить её бедную подругу. Огромная медведица, до того так молча и маячившая на заднем плане, за спиной у Мани, подтверждающе рявкнула, закивав головой, подтвердив тем самым, потрясённым ребятам, что она всё прекрасно слышит и понимает.

Возиться с огромной медведицей, получившей к тому же неожиданное заступничество у Мани, мужикам совершенно не хотелось, о чём они тут же и выложили прямым текстом Мане. На что им, тем же прямым текстом, с добавлением ненормативной лексики, описывающим их видовое происхождение, и было указано: во-первых, заткнуться, а во-вторых, думать о том, что можно в данной ситуации делать.

Солнце, однако, на месте не стояло, и за всеми этими передрягами, разговорами и выяснением любовных отношений, как то неожиданно наступил вечер, чем и не замедлил воспользоваться Сидор, поспешивший заявить, что утро вечера мудренее и им пора отдыхать, ужинать и спать. Завтра, мол, опять вставать рано, а впереди, мол, дел полно.

Раздражённая явной попыткой улизнуть от ответственности, Маня тут же встала в боевую стойку и заявила 'несознательным элементам', что спать они пойдут только через её труп, а, учитывая заинтересованную сторону, махнула она рукой в сторону сразу же недовольно заворчавшей медведицы, то трупами будут явно все они, потыкав в каждого пальчиком, причём все трое.

— А уж с дедом, — вперила она грозный взгляд в Сучка, — мы как-нибудь разберёмся.

— Ты, Маня, всё-таки полегче, — мрачно протянул Димон, опасливо косясь на грозную тушу медведицы, по прежнему возвышающуюся за спиной Маши. — Если б хоть идея какая в голову пришла, а то ведь совсем без понятия. Что делать то? — пхнул он кулаком Сидору в бок. — Думай голова, шапку куплю.

— А чё тут думать, — спокойно ответил Сидор, с удобством устраиваясь на соседнем с медведицей пеньке. — Кормить мы никого не обязаны, да и попробуй прокорми такую тушу. И нечего на меня зыркать, — повысил он голос, обращаясь непосредственно к Мане. — У нас самих нет ни средств, чтобы купить продукты, ни самих продуктов. Их ещё заработать надо, — многозначительно кивнул он Мане, собравшейся было в очередной раз возмутиться и тут же захлопнувшей рот.

— Ты, не тяни, — заёрзала всем телом Маня. — Ты дело говори. Явно же что-то придумал, так не мучай, отвечай несчастным брошенным женщинам.

— Ого, — деланно удивился Сидор. — Теперь вы во множественном числе?

— Сидор, — зашипела рассерженной гадюкой Маня. — Ты меня выведешь из себя. Отвечай, мерзавец, что придумал.

— Ладно, не буду мучить, — усмехнулся Сидор. — Значит, слушай сюда, — по деловому обратился он уже непосредственно к медведице. — Тебе хочется кушать. Это понятно. А есть здесь, в это время, кроме рыбы — нечего. Это тоже понятно. Можно, конечно, ловить самим, но сети у нас нет, а того, что на удочку наловишь, тебе и на один зуб не хватит. Да и сидеть на речке, и целый день ловить рыбу, чтобы только прокормить тебя, у нас просто нет времени. Скоро в экспедицию отправляться надо, а у нас кот, — Сидор расстроенным взглядом оглядел плоды их двухнедельного труда, — не валялся. Много же рыбы можно взять только в местах разделки, где икру заготавливают. Причём, — поднял Сидор вверх палец, — на законных основаниях её можно получить только, если работать там.

— Помните, предложение Старосты, — обратился он к Димону с Маней, тут же дружно закивавшим головой. — Поэтому предлагаю скооперироваться. Мы устраиваемся на работу к рыбакам, на весь следующий месяц, и таскаем оттуда столько рыбы, сколько ты только сможешь съесть, хоть обожрись, а ты помогаешь нам с корчёвкой пней.

— Во, — радостно ткнул Сидор пальцем в Сучка, — заодно и просьбу его деда исполним, чтобы к делу пристроили. Чем не занятие, — обратился он уже непосредственно к Сучку. — Сам же спрашивал, чем это мы тут занимаемся. Заодно и разберёшься, — заключил он.

— Э-э, — растерянно протянул Сучок, — а много ли там рыбы будет.

— А кто его знает? Мы что, там хоть раз были? Если судить по тому, что людей там не хватает, то рыбы должно быть много.

— Ну, как план? — обратился он к медведице. — Пойдёт.

Озадаченная, развёрнутой программой, медведица, тем не менее, сразу же обратила свой взор на Маню, явно ожидая, что она скажет. В сложившимся явочным порядком дуэте, она сразу же отдала приоритет Маше и теперь ждала принятия решения.

Маня, преисполненная гордости за доставшуюся нежданно воспитанницу и проникшись своим руководящим положением, тут же устроилась поудобнее на том же пеньке, что и медведица, безцеремонно подвинув её с насиженного места, на что та безропотно согласилась, убрав на другой край пня свою филейную часть, и открыв рот, чтобы что-то изречь, неожиданно осеклась.

— Ну, чего молчишь? — поторопил её Сидор. — Говори, что хотела сказать.

— А чего говорить, — неожиданно возмутилась Маня. — Занукал совсем. Целый день только и слышу. Ну, да, ну. Говори толком. Как ты это себе представляешь.

— А-а, — протянул Сидор. — Понятно. Поясняю.

— Завтра, — обратился он уже к всем, — с утра, мы отправимся на места лова, посмотреть, что и как там происходит. А, потом, по результатам поездки, составим план. Вот и всё.

— Хорошо бы какие-нибудь намётки, заранее иметь, — заметил Димон. — На что можно соглашаться, а на что и нельзя. Не нравится мне этот Городской Староста, ну, очень.

— Исходя из того, что нужно нам, а не всяким там старостам, — ответил ему Сидор, — предварительно выстраивается такая вот картина.

— Маня, — кивнул он в сторону Маши, — вместе с мишей, поклонился он медведице, — работают здесь, на огороде. Ты Маня, как старший товарищ, объяснишь и покажешь, что и как надо корчевать.

— Что? — ошарашенно уставилась на него Маня. — Мне корни рубить и землю копать? Ты чего, Сидор, совсем охренел?

— Да нет, — поморщился Сидор, — Корни рубить и землю копать, будем мы с Димоном, поочерёдно. Сменяясь только на время работы на путине. Ты будешь только показывать твоей мишке что схватить, да куда дёрнуть. Здесь ведь без навыка много не наработаешь, а у тебя, как никак, опыт. Две недели. Это вам не хвост собачий. Я прав, — обратился он к компании.

— Прав, прав, — согласился с ним Сучок. — Вот только мне что делать. Вы с Димоном работаете на путине и корчуете пни, Маня рулит медведицей, — ревниво посмотрел он на невинную физиономию медведицы. — Медведица корчует пни. А что делаю я? — воскликнул он обиженно.

— А тебе Сучок, — тяжело вздохнул Сидор, — предстоит самое тяжёлое и ответственное дело. Будешь нас всех охранять. И чтобы ни одна зараза тайком к нам не пробралась, чтобы ни один ящер нас не потревожил, чтоб ни одна амазонка тайком рядом не появилась. Только от тебя будет зависеть, чтобы мы могли спокойно и продуктивно работать. Это очень ответственное дело тебе поручается. Так потом деду и скажешь, что без тебя бы, тут ничего бы не стояло. Так прямо и скажешь, когда бы не было меня. Тебя, то есть, — поправился Сидор, посмотрев на надувшегося от важности Сучка.

Подмигнув весело скалящей страшные зубы медведице, Сидор, устало, пробормотав, что он устал и с него на сегодня хватит, стал собирать инструмент, раскиданный по огороду. Все тут же бросились тушить костёр и сворачивать лагерь, в смысле прятать под ближайший пень котёл, чтобы лишний раз не таскать его туда-сюда, и собирать остальные вещи. Договорившись завтра обязательно встретиться, уже поздно ночью расстались.

Заготовка рыбы.*

На следующее утро, рано, рано, когда 'солнце ещё не позолотило своими лучами верхушки деревьев', о чём, мило улыбаясь, процитировала зевающая во всё горло Маня, они уже топтались у костра рыбаков. Позавтракав вместе с ними вчерашней тройной ухой, о чём им с гордостью поведал местный повар, они стали обсуждать с бригадиром условия найма.

— Ну, о том, что вы придёте, меня Староста предупредил, — заявил бригадир, раскуривая от уголька самокрутку из какой-то гадости, тут же отравившей чистый утренний воздух удушающей вонью. — Все, рано или поздно, приходят, — насмешливо заключил он, полный чувства внутреннего превосходства над, как ему казалось, босяками и неудачниками. Чем вызвал мгновенную ответную неприязнь всей компании.

— Да и какие вы поисковики, — продолжал он развивать, неприятную для ребят тему, — так, одно недоразумение. Да и неизвестно, вернётесь ли вы вообще.

— Что? — заметил Сидор, раздражённо потирая заросший подбородок. — Думаешь, прибьют где?

— И это тоже, — так же неторопясь, ответил бригадир. — Но более вероятно, что сами где-нибудь останетесь. У амазонок, тех же. Многие остаются, — лениво протянул он. — Сытно, и баба всегда под боком. Многим нравится.

— Вот и баба, опять же, с вами. Чем не готовая семья?

— Достали, — прошипела разъярённая Маня. — Житья от вас, мужиков, нет. Никак не можете угомониться, что не замужем…

— Так что, — перебил её бригадир, не обратив на Манин возмущённый вопль ни малейшего внимания, как будто её и не существовало, — большая вероятность, что вы вообще не вернётесь. А так от вас польза будет. Даже не так важен этот ваш огород. Подумаешь, какой то участок. Ну, что вы там у себя расчистите. Много ли наработаете то? А вот путина, — многозначительно покивал бригадир головой.

— А что путина? — спросил Сидор, старательно сдерживая себя, чтобы тут же не нахамить этому ё…му бригадиру.

— На икру есть устойчивый спрос, — пояснил бригадир. — Сколько ни добудем, столько и возьмут. На саму рыбу, нет такого спроса. Только для себя, вялим, да и то, по чуть, чуть. Не здорово, конечно, но что поделаешь.

— А копчёная? — перебил его Димон. — Ну, там, горячего и холодного копчения.

— Не! Это у нас не в заводе. Свежей полно. Чего ещё с копчением связываться. Одна морока. Если только вялим иногда.

— Это под пиво, что ли? — перебил его уже Сидор.

— Не! — вздохнул бригадир. — Какое у нас пиво, так, бражка одна. А то, что привозят из Западных княжеств, или там, из баронств, опять же, дорого.

— Кто побогаче, тот пиво и пьёт. Для них, собственно и вялим, а остальным, без надобности.

— А я бы не отказалась от копчёной или там, вяленой, рыбки, — мечтательно закатив глаза, проговорила Маня.

— Так кто ж тебе мешает. Бери и копти. Не хочешь коптить, вяль. Вон её сколько, — кивнул бригадир на гору потрошеной рыбы, которую как раз грузил на телегу с высокими бортами какой-то мужик.

— Что? — удивлённо уточнила Маня. — Вот так просто иди и бери. Даром, что ли?

— А чего её жалеть? Всё равно сгниёт. Из всего улова, мы только процентов десять-пятнадцать потребляем, а то и меньше. Остальное же в отвал, — вздохнул бригадир. — Одно только зверьё и питается.

— Какое зверьё, — удивился Сидор, — что-то я никого здесь не наблюдаю.

— А это кто по твоему? — кивнул бригадир на здоровые ржавые валуны, аккуратно так, в ряд, расположившиеся по опушке.

Только тут, потрясённая компания поняла, что то, что они в утреннем сумраке приняли за огромные скалы и валуны, в изобилии валяющиеся возле речки, являются медведями. Теми самыми, чьим представителем, как оказалось, является и медведица Сучка. Только сейчас, присмотревшись к огромным тушам лесных великанов, им стало понятно, почему Сучок называл медведицу молодой. Эти, были раза в два, в три, больше её. Становилось и понятным, почему ей пришлось отсюда уйти. С такими монстрами, как те, что лениво зевали на берегу речки, потягивались и чесались, устраивали шутливые драчки, от которых ходила ходуном земля, было страшно даже рядом находиться, а не то, что спорить о любовных приоритетах.

— И не страшно вам рядом с ними, — чуть заикаясь, спросила Маня.

— Это не мы, рядом с ними, — усмехнувшись, проговорил бригадир. — Это они, рядом с нами.

— Мишка зверь умный, — многозначительно заметил он, почесав затылок, — и прекрасно понимает, что такой кормёжки, как у нас, ему нигде не будет. Потому и не хамит. Ведёт себя тихо, уважительно.

— Нет, конечно, — покрутил он головой, — внутри своего общества, у них там всякие разборки бывают. Порой такие драчки идут, ах дух захватывает. Пыль столбом. Но к нам, ни-ни. Лошади и те, — кивнул бригадир на смирно стоящую рядом с гигантским медведем лошадь, флегматично перетирающую свою жвачку, — на них внимания не обращают. Даже порой бывает, что звери таскают им траву всякую. Особенно когда долго в ямы новой порции рыбы не везут. Задабривают, как бы. Вот тут уж хохма. Стоит лошадь у помойной ямы, а ей мишка охапку травы тащит. Прям с комьями земли надёрганной.

— Умный зверь, мишка, — гордо повторил бригадир, как будто это были его личные звери.

— Однако, обленились, черти, — сожалеючи покачал он головой. — Как путина начинается, так они придут и сидят. Смотрят, как мы ловим, как потрошим. Нет, чтоб сами. Иль помогли, что ли. Невод там, потянуть, али ещё что? Нет, не хотят. Лень, видимо. Ждут, когда им потрошёную рыбку бросят. Сейчас то уже ничего, отъелись, а вначале, когда после зимы зверь ещё голодный был, прямо из рук вырывали, а если не дашь, так ещё и возмущаются. Сядут рядом с тобой и ну орать. Прогонишь подальше, так они отойдут шага на два, сядут на задницу и давай орать. И так ревут до тех пор, пока не кинешь им какую-нибудь рыбину.

— А ещё больше, они любят в ямах с рыбьими потрохами копаться, или там, куда потрошеную рыбу сваливаем. Вот уж где им деликатес. Как рыба чуть протухнет, так они за эти ямы бои друг с другом начинают. И у каждой такой ямы есть свой хозяин, который блюдёт, чтобы, во-первых, никто из своих, мишек то есть, на неё не покушался, а, во-вторых, чтобы регулярно пополнялась. Так и бдят, так и бдят, чтоб мимо, значит, не пронесли. Ежели же куда в сторону понёс, или не в ту яму бросил рыбку потрошёную, во тут ору начинается. Так, гад, и ходит за тобой, так и ходит. Бдит, падла, чтобы чужим не досталось.

— Они все рыболовецкие бригады между собой поделили. Кто самый крутой, у того и самая большая бригада. Вот у нас, самая большая бригада, так и самый большой медведь, — гордо кивнул бригадир на медведя, больше похожего на кусок скалы, чем на живое существо.

— И что? — потрясённо спросила Маня. — Сам всё это ест? — с ужасом указала она на телегу, доверху наполненную потрошёной рыбой

— Не, — покачал головой бригадир. — Сам, гад, всё не сжирает, но и другим не даёт. Гоняет! А мы не лезем. Нам то что? Пусть сами меж собой разбираются.

— И что? — спросил Димон. — Кроме медведей, тут больше никого нет?

— Почему нет, — удивился бригадир. — Тут всякого зверья навалом. И волки есть, и лисы, и всякой прочей мелочи хватает. Если бы их медведи периодически не гоняли, так вообще бы работать не дали. И так, заявятся целыми семьями, рассядутся вдоль реки. Или возле разделочного цеха и тявкают, требуя своей пайки. Ловить сами не хотят. В воду то, человек пусть лезет, — пожаловался бригадир, — а они только жрать требуют.

— Ну, и чего не гоняете, — поинтересовался Сидор.

— А зачем? Всё равно всё не могут съесть. К концу путины тут такая вонь стоит, прям жуть. И ничего тут не поделаешь, — расстроенно вздохнул бригадир. — На икру спрос есть, а на рыбу — нет.

— Так что, — закончил бригадир свою лекцию, — если не хотите работать на икре, то можете просто брать рыбу и коптить себе на здоровье, столько, сколько влезет. Многие так делают, кому рыба нужна, а ловить некогда.

— А эти, — кивнул Сидор на медведей, — не мешают?

— Эти? — посмотрел на своего мишку бригадир. — Эти нет. Эти знают, чья рыба. Я же говорил. Орать, бывает, орут, но не наглеют и к человеку не лезут. Да и наелись уже. Путина то чай, вторую неделю идёт.

— Ну, и сколько же платят, за это удовольствие, — приступила, наконец то, Маня к самому животрепещущему вопросу.

— Хорошо платят, — ответил бригадир. — До пяти серебрушек в день.

— Так мало, — ахнула Маня. — За целый день работы в воде и сырости

— Достаточно, — отрезал Бригадир. — И то, столько получает, только если человек непосредственно на лове, или потрошит, или на упаковке. Остальным же, не более двух, трёх.

— Это кому остальным, — мрачно уточнил Сидор. — Кто тут ещё из специалистов есть.

— Какие ещё специалисты. Скажешь тоже, — насмешливо уточнил бригадир. — Это уборщикам, или там, поварам. Вот вам, как раз, никто больше двух серебрушек не заплатит. Да и это много. Тольку от вас, даже на уборке, ноль.

— А уборщики, это кто? — решил всё же уточнить Димон.

— Это те, кто сети к лову готовит, а после лова, сушит, чинит, и на вешало, разбирает, кто рыбу потрошёную, да потроха в ямы свозит, ножи точит, соль подносит. Да, мало ли ещё чего, на путине работы то?

— А женщины у вас что делают, — мрачным голосом поинтересовалась Маня.

— Кашу варят, — кратко и без подробностей отрезал бригадир. — Какой ещё, с баб прок.

— Кашу? — аж задохнулась от возмущения Маня. — Меня на кашу?

— А на что ты ещё годна? — удивился бригадир. — Ну разве что, в подавальщицы в столовой, да посуду мыть.

— Меня, в подавальщицы, — зашипела от возмущения Маша. — Сидор, я ухожу немедленно, домой. Вы как знаете, а мне здесь не место. Пусть сами подают, шовинисты хреновы, — и, вскочив как ошпаренная, Маня бросилась, чуть не плача, обратно в городок.

— Димон, — обратился Сидор к Димычу, — присмотри за Маней, а то она бешенная. Ещё кому в морду даст по дороге. А я пока задержусь, обсудить надо кое-что.

Расставшись с Маней и Димоном, бросившимся следом за ней, Сидор продолжил выспрашивать бригадира об условиях работы. И выяснил, что та сумма, которую они считали, чуть ли не самым большим богатством, двадцать золотых на человека, оказывается по местным меркам полный мизер.

Насмешливый бригадир, прямо тут же, на пальцах, рассчитал ему то, до чего они не догадались ранее додуматься. Сложив время экспедиции, с начала мая по конец сентября, и разделив полученные средства на количество дней, то есть 10 золотых / 5 месяцев, получаем два золотых в месяц. Два золотых, это двадцать четыре серебрушки, делим их на тридцать дней, количество дней в месяце, и получаем 0,8 серебрушки в день, или менее десяти медяшек в день, что в два с половиной раза меньше зарплаты уборщика на путине.

Напоследок же он вообще решил добить Сидора, объяснив ему на пальцах, что остальные десять золотых на брата, они всё равно не получат, так как искать профессора отправились такие зубры, что не им чета. Да, к тому же, они могут вообще не вернуться, так что Совет совершенно ничего не теряет, даже выделив им аванс, деньги, в общем то, плёвые.

Вконец заплёванный Сидор, вспомнив об оплате услуг оружейников, решил всё же уточнить, что если тут такие низкие заработки, то почему же с них так много взяли за ножны, да за пару палок на древки для копий.

— Э! — усмехнулся бригадир, помахав у него перед носом корявым и грязным пальцем. — А вот это уже, позиция Городского Совета. Это совсем другой разговор. Тут специалисты, особенно такие как оружейники и кузнецы, на особом счету. Оружия здесь мало, да и металла не хватает. Потому то и ценится их работа. Буквально на вес золота. Да и Совет не позволяет цены опускать, чтобы не разбежались специалисты по другим, более прибыльным местам.

— А что? — задумчиво спросил Сидор. — Есть такие места?

— Конечно есть. Почему не быть. Всегда хорошо там, где нас нет, и всегда плохо там, где мы есть, — вздохнув, грустно закончил бригадир.

— А что же с металлом так плохо, — удивился Сидор, — горы же рядом. Там наверняка руды какой-нибудь железной полно.

— Может быть оно и полно, да только мы об этом не знаем. Чтобы её найти, надо, опять же, где-нибудь геолога, до того, раздобыть. А здесь, — повёл он вокруг рукой, — кого только нет.

— Понятно, — откликнулся Сидор. — И геолога нет, и химика нет, да и биолога, тоже нет.

— Вот именно, — хохотнул в ответ бригадир и, посоветовав сначала подумать, а если надумает, приходить, отправился заниматься заждавшимися его делами.

Сидор, тоже не стал больше задерживаться, уяснив для себя, все интересующие его вопросы, и захватив с собой пару рыбин побольше, далеко обходя огромные туши ленивых медведей, отправился обратно в городок.

Солнце ещё не успело подняться и на высоту одного пальца от горизонта, а они все втроём сидели в землянке, и пили брусничный чай.

Судя по подавленному виду приятелей, никаких перспектив после общения с рыболовецким бригадиром, они для себя не видели. Желания идти на огород и заниматься дальше безнадёжным делом, тоже не было совершенно. Сидору пришлось потратить на поднятие настроения друзей не менее одного часа и трёх чайников, чтобы только растолковать приятелям, что не всё так плохо, как им кажется. А в конце этого часа, когда они, более менее, пришли в себя, осипшим голосом добавил, что всё ещё хуже. И поведал им об их с бригадиром расчётах по оплате экспедиции.

Результат вышел, как он и ожидал. Только услышав, сколько реально им заплатят, и как это соотносится с заработками других, оба, и Маша и Димон, пришли в такое бешенство, что Сидор начал уж подумывать, как надо будет спасать Совет от разгневанных друзей. Переждав всплеск первых разгулявшихся страстей, Сидор поспешил успокоить их, пообещав что-нибудь придумать. Подождав ещё немного, и скормив друзьям, очередной чайник кипячёной воды с болотной травой, он им сообщил, что в их положении ничего собственно не изменилось. Всё как было, так и осталось. И что, нравится, не нравится, а обязательства выполнять надо и никто им никаких рек с кисельными берегами не обещал, так что громить, вроде, как и некого. Потом плюнул на всё. Собрался и ушёл на огород. Маша с Димоном, поворчав еще для порядка с полчаса, и не выдержав скуки и одиночества, прихватив оружие, отправились вслед за Сидором.

Явившись на участок, Маша с Димоном с возмущением могли наблюдать, как Сидор, ничего предварительно не согласовав с ними и не поставив их в известность, что у них гость, о чём-то горячо убеждает лешего с медведицей. Подбежав, чуть ли не вприпрыжку, к активно жестикулирующей группе, они с ходу вломились в разговор, потребовав объяснить, что здесь происходит и почему что-либо решается без их участия.

Обрадованный их приходом, Сидор радостно им заявил, что принял волевое решение идти в уборщики к рыбакам, а им надлежит приступать к дальнейшей корчёвке участка. Маня пусть объяснит медведице, через Сучка или непосредственно сама, что ей надлежит делать, пока он будет гроши зарабатывать и обеспечивать их рыбой. Димона же он попросил подготовить место для копчения рыбы. Как для горячего, так и для холодного. А сейчас у него уже нет времени, надо спешить к бригадиру, приступать к работе. А то и в этом месте откажут, а искать другое накладно, да и времени нет.

— Да, и ещё, — обратился он непосредственно к Сучку. — Ты у нас по всем дровяным делам главный, так попробуй сплести хотя бы пару корзин из лозы, где бы можно было засолить рыбу. А то, как вы сами понимаете, никто нам тары эмалированной тут не даст, так что надо обходиться своими средствами. Тем более, — глянул он грозно на смутившуюся Маню, — кое-кто запасся солью на несколько лет вперёд, — и резко развернувшись, чуть ли не вприпрыжку, убежал на рыбалку.

Ошарашенная компания осталась переваривать свалившиеся на них проблемы.

'В следующий раз, когда я решу стать уборщиком, постараюсь побольше узнать об этой профессии. Мало мне было фильмов всяких, с тем же ван Даммом, хотя бы, — полное несоответствие того, что делаешь и своего о работе представления', - мрачно думал Сидор, растягивая сети для просушки. 'Прав был бригадир, когда говорил о нашем нулёвом уровне'.

Сомнения по поводу принятого решения устроиться уборщиком в бригаду заготовителей икры, появились у Сидора сразу же на второй день работы. Если ещё в первый день, когда он, пылая энтузиазмом, выколотил из бригадира целых три с половиной серебрушки, пообещав, попеременно, на пару с Димоном, пахать с утра до вечера, он и отбарабанил до самого вечера. То, на другой день, он на собственной шкуре убедился, что работать с утра и до вечера, это и значит, именно с самого раннего утра и именно до самого позднего вечера. Все его планы летели псу под хвост. Кончался второй день его работы, а у него не было ни минуты свободной, чтобы отвезти ребятам рыбы и накормить хотя бы медведицу, а, главное, его совершенно не предвиделось. Надо было что-то делать. Такая работа была ему просто не нужна.

— Слышь, бригадир, — обратился Сидор к бригадиру, закончив вешать сети для просушки, — Есть разговор.

— Что? — насмешливо откликнулся тот. — Энтузиазьм иссяк?

— Полностью, — спокойно согласился с ним Сидор, решив для себя, что чем бы ни кончился разговор, а такую работу надо бросать в любом случае. Даже если им нужна была бы рыба, хотя бы для запасов на зиму, то наловить её при таком изобилии вокруг, было делом совершенно элементарным и горбатиться за гроши на других, у него никакого резона не было, тем более привлекать для этой цели своих друзей. — Можно даже сказать, совершенно, — повторил он. — Мне нужно время для своих нужд, а времени то и нет. Поэтому, предлагаю сократить время работы наполовину. Зарплату, естественно тож. Пол рабочих дня, за 0,75 серебрушки, или 9 медных. Ну и лошадь с телегой, на вывоз рыбы. Собственно ради неё, мы на эту работу и подписывались.

— Да я собственно и не против. Работайте. Полдня ты, полдня Димон.

— Нет, бригадир, я, видать, невнятно разъяснил, — возразил Сидор. — Каждый день, не более чем по полдня, или я, или Димон. Попеременно. Иначе, нам эта работа просто не нужна.

— Ага! Полдня и лошадь в придачу? Не многовато ли будет? — возразил бригадир.

— Или так, или никак. Решай. Тебе надо, чтобы кто-то прибирался, так вот мы готовы с этим говном возиться, но только полдня, и не более. Сегодня я, так и быть, доработаю, как договаривались, с утра и до вечера, а завтра, всё. И телегу с рыбой, я вечером обязательно возьму, с вечернего улова.

— Так протухнет же до утра, — удивился бригадир. — Вон, какая жара установилась.

— Не протухнет, не успеет, — насмешливо ответил Сидор, на миг, представив себе аппетиты изголодавшейся медведицы.

— Ну, ладно, — согласился бригадир. — Значит, завтра, рано с утра, что такое рано, ты уже знаешь, заступаешь на вахту, и до обеда. Потом берёшь телегу с рыбой, и лошадь возвращаешь вечером же. На следующий день, кто-то из вас, сами разберётесь, заступает на работу после обеда. Телегу с рыбой забираете вечером. Лошадь возвращаете на следующий день, утром, заступив на смену. И, так чередуясь, будете работать весь месяц. Если устраивает, то вперёд и с песней, если нет — скатертью дорога.

— Устраивает, — вздохнув, согласился Сидор. — Только сегодня, я пораньше уйду. Надо место для копчения посмотреть, да и вообще, глянуть, что и как. А завтра с утра, выйду.

На том и расстались. Сидор, убрав раскиданные по всему берегу сети и нагрузив самый большой воз вечерним уловом, отправился кормить свою медведицу. Местные мишки, как и предсказывал бригадир, отнеслись к возу рыбы, вывозимой у них из-под носа, совершенно равнодушно, даже не повернув головы из ям с потрохами, которые тот же Сидор только что завалил всякими рыбными отходами.

На участок, Сидор приехал уже глубоким вечером, если не сказать ночью. Здесь кипела бурная жизнь. На душе у Сидора, весь день разгребавшему рыбные отходы и только и слышавшему, что это отнеси, это принеси, то подай, это убери, то повесь, то сними и прочее, прочее, прочее, аж на душе потеплело, едва только он завидел дымок костра, вьющийся над вырубкой. Когда Маня с Димоном и примкнувшие к ним лесные обитатели, едва завидев его подводу, подняли радостный визг и пляски, так он разом выбросил из головы все свои скорбные мысли на злодейку судьбу, и весело насвистывая, подстегнул лошадку, направляя её в глубину развороченной поляны.

— Да, — зачарованно протянул Сидор, разглядывая огромные пласты вывороченной земли и разбросанные среди отвалов грунта здоровенные пни.

— Завидую, — вздохнул он. — Вы тут делом занимаетесь. Вон, сколько наворочали. А я, — безнадёжно махнул он рукой. — Скоро из меня уже рыбные потроха валом повалятся, а рыбой так провоняю, что вы рядом со мной даже сидеть не сможете.

— Ерунда, — бодро откликнулась Маня. — Ты только посмотри, как наша подруга наворачивает. Любо дорого посмотреть. Вот о таких и говорят, — гордо подбоченилась она, — Кто как работает, тот так и ест.

— Да, — почесал Сидор затылок, оглядывая развороченную вырубку. — И это всё за один день? — удивился он. Куда там трактор Катерпиллер. Всё, решено. Будем звать нашу медведицу, Трактор Катерпиллер, или просто Катя. Ты как, Мань, не против?

— А чего это ты меня спрашиваешь, — откликнулась Маня. — Ты вон, нашу любимицу спроси. Что она думает, на сей счёт. Может у неё уже, имя есть.

— Её мы потом спросим, — грозно нахмурив брови, торжественно проговорил Сидор. — А сейчас я тебя, как её опекуна, спрашиваю. Как звать её будем?

— Нет у неё имени. Не положено. Молода исчо, — встрял тут же в разговор Сучок. — А Катя мне нравится. Я не против.

— А тебя кто спрашивает, — удивлённо уставился на него Димон. — Ты где должон быть. На охране периметра. Вот и охраняй. Иди, иди, — подтолкнул Димон Сучка в спину.

— Совсем обленился, — пожаловался на него Димон. — Как что интересное увидит, так всё бросает и лезет, и лезет под руку. Житья нет.

Разобиженный Сучок удалился, бормоча себе под нос что-то о неблагодарных людях, не ценящих и не понимающих всей тонкости лешачей натуры и его непомерного любопытства.

— Хорошо дома, — вздохнул Сидор. — А у этих, — безнадёжно махнул он рукой, — только одна работа на уме. Как они пашут, мама дорогая. Роботы. Раз, два, три, всё — рыба выпотрошена, выброшена и икра в бочке.

— Что? — потрясённо уставилась на него Маня. — За пять золотых?

— Счаз! Разбежалась! — усмехнулся Сидор. — Это нам они готовы платить не больше двух серебрушек, а себе только долю из прибыли. Икра то, дорогая. За неделю работы на путине, они зарабатывают столько, что нам даже в страшном сне не приснится. Не меньше двухсот золотых, а в таких больших бригадах, как у Старосты, да с отлаженным процессом переработки, так и до пятисот в неделю выходит. Золотых, подчёркиваю, не серебряных. Подсчитай, сколько у них за сезон выходит. Жуть.

— Так может, ну их. Раз они такие жадные, — обратилась Маня к Сидору, заглядывая в глаза. — Мы же видим, как ты устал. Может их послать?

— А рыбы где мы столько возьмём? А лошадь с телегою? Ты взгляни на это сокровище, — махнул Сидор рукой, в сторону урчащей от удовольствия медведицы, уничтожившей за это время уже чуть ли не треть воза. — Не-ет, — вздохнул Сидор, — придётся потерпеть месячишко. Тем более что я договорился по полдня работать. Один день с утра и до обеда, другой, с обеда и до вечера. Девять медяшек, да лошадь с телегою, полная рыбы.

— Не маловато ли будет? — спросил Димон. — За такую то работу? Ты с ног от усталости валишься. И за всё девять медяшек?

— Больше не дадут. Да и нужна нам лошадь с телегой, а не медяшки. На своём горбу много не унесёшь, как не строй из себя Геракла. Пару раз покорячишься, потом надорвёшься. Тут вся твоя работа и встанет. Завтра твоя, Димон очередь. С утра заступаешь. Когда у них утро начинается я, надеюсь, тебе говорить не надо?

— Ладно, — усмехнулся Димон, — пошли, покажу, что наработали, а то всё рыбы, да рыба. Если сейчас же не зарядить камеру для копчения, то этот троглодит, а не Катя, всё съест.

— Не жалко, — любовно похлопал Сидор по вывороченному пню, торчащему с краю ямы. — Если так работать, то я готов там целыми днями потроха таскать.

— Ты знаешь, Сидор, — усмехнулась Маня, когда они подошли на край вырубки, где была Димоном устроена коптильня, — а этот её, мишка, приходил. Мириться, наверное. Рыбу принёс, здоровущую. Прям, как ты привёз, метра под два, три. Так она его прогнала.

— А рыбу, всё-таки, съела, — Димон обвиняюще ткнул в Маню пальцем.

— Это что ж, — аж подпрыгнула от возмущения Маня, — бедной девочке с голоду помереть. Пока некоторые задерживаются, — обвиняюще уставилась она на Сидора, — тут всякие приходют. Смущают.

— Ну, больше смущать не будут, — усмехнулся Сидор. — Завтра Димон ещё телегу привезёт. Так что кавалеру этому, Катенька быстро отставку даст. Или не даст? — вопросительно посмотрел он на Маню. — Как там у вас, девочек, говорят? — усмехнулся он.

— Посмотрим, — дипломатично закруглила разговор Маня. — Там видно будет.

— Во, Димыч, учись, — кивнул Сидор на Маню, — нам бы так. И там кормят, и здесь не обижают. Ну, показывай, что тут у нас.

Довольный как слон, целых полчаса Димон показывал, что он устроил. И место для горячего копчения, пока ещё до конца не оборудованное, бочки какой ни какой, пока не было, и готовое место для холодного копчения рыбы. Нанизывай рыбу, вешай на уровни, а стружка внизу для копчения уже готова, только огонёк поднести. И наблюдать за этим процессом совершенно необязательно. Раз запалил, а дальше она сама.

Пока осматривали коптильню, чуть не упустили последнюю рыбу. Изголодавшаяся Катька уже со дна собирала последние рыбины, когда схватившиеся ребята отобрали у неё последнее, что осталось, и поспешили нанизать на прутья, чтобы проверить, как она хоть работает то, их коптильня.

Все довольные, разошлись уже глубоким вечером. Катька спать под ближайший вывороченный пень, ребята домой, в землянку, а Сучок, так из леса и не появился.

— Характер показывает, — как пояснил Сидору Димон, уже разобравшийся за прошедший день, в характере молодого лешего. — Ну, да ерунда. Завтра опять прибежит, не утерпит. Тут столько всякого интересного, а в лесу скучно. Вот он к нам и липнет, натура неугомонная.

Так в обсуждении и закончился этот, казалось нескончаемый, день.

На следующее утро, Димон, как не упрашивал Сидора, всё же вынужден был поехать на рыбную тоню, убирать потроха, да и вообще…., за рыбой.

Когда во второй половине дня Димон вернулся на участок, привезя очередной воз отборной рыбы, он застал потрясающую картину. На большом пне, ещё оставшемся почему-то с краю уже расчищенного угла вырубки, сидел Сидор, держась за голову, а перед ним сидел огромный медведь и что-то ему вещал. Ну, вещал, это громко сказано. Медведь ему громко вещал. Честнее будет сказать, что медведь орал благим матом, разевая свою чудовищную пасть, сидя в двух шагах от Сидора и крича что-то прямо ему в лицо. По-видимому, медведь до того уже достал последнего, что Сидор, судя по взглядам, бросаемым периодически на медведя, был готов его убить, или, во всяком случае, стукнуть черенком лопаты, на которую он опирался, сидя на пеньке.

— Что это тут происходит, — проорал Димон Мане, пытаясь хоть как-то перекрыть ор, стоящий на поляне. — Может ты мне, хоть что-нибудь, объяснишь.

Сияющая непонятно с чего Маня, схватила Димона за рукав и потащила подальше от громкой парочки, на другой конец поляны, туда, где Димон устроил коптильню. За следующие двадцать, если не больше, минут, она, захлёбываясь от возбуждения, поведала Дмитрию, что оказывается с самого раннего утра, к ним на участок заявился бывший кадр медведицы.

— Прощения просит, — гордо заявила Маня, как будто это её лично касалось. — И притащил Рыбу, — Маня развела руки в обе стороны настолько, насколько только смогла. А Катька её есть отказалась. Вот теперь сидит, Сидору жалуется, бедненький, — жалостливо покачала она головой.

— Кто бедненький, — очумело помотал головой Димон. — Медведь, что ли?

— Да какой медведь, — раздражённо махнула рукой Маня, — Сидор! С самого утра терпит. Как только выдержать такое можно. А этот, — осуждающе кивнула она в сторону медведя, — совсем совесть потерял. Орёт и орёт.

— Ну и пусть орёт, — добавила она довольно. — Вам мужикам полезно иногда помучиться.

— Вот, все они такие, — раздался из-под руки Димона тоненький голосок Сучка. — Как мужиков мучить, так первые. Жалости нет совершенно.

— Это у кого жалости нет, — схватилась за валявшийся рядом дрын Маня. — А ну ка, иди сюда. Я тебе покажу, у кого жалости нет. Я тебе покажу жалость. Ты только подойди поближе. Оно сразу жалостнее будет, — орала Маня, в спину улепётывающего без оглядки лешего. — Ишь, солидарность проявляет. Козёл! — победно припечатала Маня.

— Чего это он? — удивлённо посмотрел Димон вслед Сучку. — Припустил, как будто ты его дрыном огрела.

— Э-э. Кхм. Это, — замялась Маня. — Тут он у меня получил. Ну, ты не подумай, я слегка. Так, для порядка. А то совсем распустился, мерзавец, — опять стала набирать обороты Маня. — Ишь, защитничек выискался.

— Дурдом, — схватился Димон за голову. — Полный звиздец. А больше у нас ничего не произошло, — обратился он к Мане. — Прошло то, всего ничего, каких то пол дня, а тут такое, что без поллитры не разберёшься. Может, ты Маня, сгоняешь? А? — обратил Димон на неё невинный взгляд. — Глядишь, тебе в долг дадут.

— Та-ак! Счас, кто-то тоже огребёт, — зловеще протянула Маня, подбирая поближе брошенную дубину.

— Что за шум, а драки нет, — неожиданно услышали Димон с Маней громкий голос прямо над ухом, и увидали Сидора, в пылу разговора, незаметно подошедшего к ним.

За его спиной маячила огромная туша пещерного медведя, ведущего себя на удивление мирно и тихо. Димон с Маней неожиданно осознали, что на поляне, последние пять минут, стоит удивительная, оглушающая тишина, которую они в пылу разговора умудрились не заметить.

— Ну, так что стряслось то ещё. За что ты бедного Димона решила жизни лишить, — кивнул Сидор на дрын в руках у Мани.

— А чего это он тут делает, — вместо ответа, агрессивно поинтересовалась Маня, кивая на медведя. — Кто его сюда звал?

— Работает он здесь, — заступился за медведя Сидор. — С этого часа и работает.

— Кто? — ошарашенно потыкала концом дубины в бок медведя, Маня. — Этот?

— Этот. Этот. И прекрати тыкать ему в бок, — раздражённо заметил Сидор. — Нанят на корчевательно-таскательные работы сроком на один месяц. Оплата? Нет оплаты. Работает за право помочь любимой женщине, якобы неправильно его понявшей. Питаться будет у себя, где у него яма с потрохами. У рыбацкой бригады, на лове, — ехидно пояснил он ничего не понявшей Мане.

— Неправильно понявшая его женщина, тоже не возражает, — пресёк он попытку Мани что-то сказать.

Больше Сидор не стал ничего пояснять, сказав, что со всеми вопросами пусть обращаются к главной виновнице бардака и, кивнув в сторону медведицы, удобно устроившейся возле воза с рыбой, отправился закапывать ямы от вывороченных пней, закинув на плечо лопату. Димону он посоветовал заняться обучением молодняка, а от него, чтобы все отстали, надоели. Возмущённая до глубины души Маня бросилась выяснять отношения теперь уже с Катькой, издалека начав обвинять её в непоследовательности и попустительстве своим слабостям. Димон остался один, наедине с огромным мишкой, с любопытством, таращившимся на него.

Растерявшийся, поначалу, Димон, быстро взял себя в руки, и приступил к исполнению своих прямых обязанностей — обучению новобранцев.

— Та-ак, — задумчиво протянул он, обходя далеко по кругу, огромную тушу медведя, отдалённо напоминающую карьерный самосвал. — И что мы имеем? — протянул он, старательно стараясь близко не приближаться. — Ну, силушка у нас, пожалуй, есть, — прикинул он на глаз размеры бицепса медведя, превышающий его в талии, вдвое то уж точно. Тогда проверим мозги, — заключил он, и решительно направился к ближайшему пню.

— Эй, ты, — крикнул он медведю, так и сидящему на прежнем месте, — как там тебя, мишка. Иди сюда.

— Тащи, — ткнул он пальцем в огромаднейший полуобгоревший пень, едва, едва возвышающийся над землёй. Медведь остался сидеть.

Димон стал медленно звереть. Наломавшись на рыбной тоне, он думал немного отдохнуть на вырубке, попить чайку, а заодно и попробовать вчера запечённой рыбки. За весь сегодняшний день, он не имел не то, что минуты свободной, у него не было времени даже присесть. А не то, что перекусить. Он был голодный, усталый и злой. А, тут такое неповиновение! Мало ему одной медведицы, которую вчера полдня пришлось обучать, что и как делать, так ещё один свалился на его голову. И Димон, не выдержав сосущего чувства голода и бурчащих кишок, рявкнул на медведя.

Тот рявкнул в ответ. Его рявк оказался намного внушительнее и громче. Когда Сидор подошёл разобраться, в чём дело, и чего это они опять шумят, на земле сидел Димон и очумело, уже не менее пяти минут, тряс головой. Рядом с ним, согнувшись в пополам, заливалась от хохота Маня, а рядом с Маней сидели два огромных мишки с откровенно довольными рожами.

Обругав хохочущую Машу, за то, что она сразу не оказала, контуженному звуковой волной Димону, первой помощи, Сидор отвёл последнего к кухонному костру и уложил несчастного на охапку лапника, специально им заготовленного для того, чтобы можно было полежать после обеда.

Вернувшись к довольной компании, до сих пор никак не угомонившейся, Сидор, рассерженный дурацким весельем незамедлительно выложил весёлой публике своё мнение, на сей счёт. Не вникая в детали, он посоветовал Мане поменьше веселиться, а медведю думать, хотя бы немного, когда пасть разевает, и соизмерять свои голосовые связки и человеческие уши.

Самое любопытное здесь оказалось то, что этот инцидент сразу помирил обоих медведей и дальше они уже вместе, что называется бок о бок, корчевали всё, на что им только указывали. Димон, правда, к мишкам больше не подходил. Обиделся.

Следующая неделя прошла спокойно, в размеренном ритме между работой на заготовке икры и корчёвкой пней. Маша, довольная жизнью, сияла. Её подопечная тоже ходила довольная. Бока её, до того какие-то облезлые, со свалявшейся после голодной зимы шерстью, теперь округлились, а шерсть лоснилась, как начищенная ваксой, отблёскивая на солнце.

Установившаяся идиллия кончилась опять по вине неугомонной медведицы. К ней заявилась конкурентка. И началось. Сначала, они ходили кругами друг против друга, просто переругивались. Потом, видимо, Катеньке нашей это надоело, и она перешла к активной фазе. И начала она, не много не мало, с корчёвки пней. Что ей в голову стукнуло, один Бог ведает, но, видимо, устав просто ходить по кругу и орать, она решила использовать приобретённый опыт корчёвки и утвердить своё физическое превосходство перед соперницей. И в один прекрасный момент, взяла и разом выворотила из земли здоровенный пенёк, победно рявкнув на соперницу. Однако та, на удивление, не осталась в долгу, и, правда, поднатужившись, тоже выворотила немаленький пень. Обиженная таким оборотом Катенька, не придумала ничего лучше, как взяла и выворотила второй пень. И пошло. Одна тащит один пень, а вторая следом за ней, тащит другой. Вытащат и сидят, орут друг на друга. Два дня так они орали, и пни тягали, пока, наконец-то, виновник конфликта не вмешался. Видать его заело, что бабы пни тягают, а он как бы в стороне и ни причём. И этот ловелас в медвежьей шкуре не придумал ничего лучше, как тоже показать свою силушку, и включился в соревнование по корчёвке пней. Что тут началось. Медведицы орут, и пни из земли прут. Мишка орёт, и пни из земли прёт. Шум, гам, ор. Не выдержав накала страстей, Сидор с Димоном смотались на рыбную ловлю, в тишину и покой, и готовы были работать задаром, лишь бы не видеть любовных мук сбрендившей троицы медведей, изо дня в день устраивающих соревнования по корчёвке пней. Но не тут то было. Активная работа на свежем воздухе разбудила Катенькин аппетит, и ей теперь, томимой любовной мукой и активной физической работой, уже не хватало одной подводы рыбы в день на пропитание. Тем более что соперница её, не спрашивая ничьего разрешения, тоже пристроилась к халявной кормушке и активно поедала Катенькин провиант, сидя по другую сторону привезённой телеги с рыбой. Наша Катенька, борющаяся за звание Ударницы Корчёвного Производства, всем на удивление, не обращала на это безобразие совершенно никакого внимания, допустив к столу свою соперницу. Мужикам пришлось поднапрячься и вытребовать у бригадира разрешения ещё на одну ездку с телегой рыбы, мотивируя это тем, что большой отход в производстве копчёностей. Мол не хватает умения коптить, много пропадает. Посмеявшись над умельцами, бригадир дал своё согласие, и теперь у ребят ещё больше сократилось время для сна. Им приходилось постоянно мотаться между берегом реки и участком вырубки, постоянно подгоняя лошадь, стараясь побыстрее доставить рыбу к изголодавшимся медведицам, пожирающим это добро в неимоверных количествах. О всяком копчении пришлось забыть. Не было ни времени, ни сил. Они теперь только тупо кидали рыбу с земли, на воз, и с воза на землю, стараясь поскорее освободить транспорт для следующей ездки.

Казалось бы, что хуже уже быть не может. Но это только им казалось.

Привлечённые развернувшимся соревнованием и углядев в этом какой-то свой интерес, к трём медведям подтянулись ещё желающие.

Теперь каждый новый день начинался с коллективной распевки мужских особей медведей, устраивающих ежедневный массовый утренний ор посреди ещё не раскорчёванной поляны. Завывая и одновременно красуясь перед своими подругами, поорав, не менее получаса, медведи степенно, не торопясь, начинали драть пеньки из земли. Насытившись с утра на рыбных тонях потрошёной рыбкой и подгнившей рыбьей требухой, теперь медведи уже не ложились спать, как до этого, а отправлялись всей толпой к ребятам на вырубку.

И работа кипела. Ни о каком уже складывании в кучи, разделке на части, для удобства перетаскивания, и сжигании, речи не шло. Времени хватало едва только на то, чтобы подрубать особо упрямые корешки, да выскакивать из-под выдираемых из земли пней.

Женская половина медведей, как, кстати, и Маня, работу бросила и только посматривала на упирающихся медведей, надрывающихся на корчёвке. Теперь к привозимой дважды в день рыбе выходили на питание все медведицы, что привели своих мужиков на вырубку. Рыбы катастрофически не хватало. Пришлось вытребовать у бригадира ещё одну лошадь на вывоз рыбы, и сосредоточиться только на вывозе. На свалку, как они объяснили недоумевающему бригадиру. Подивившись на такое радение об окружающей среде, бригадир тем не менее, с радостью согласился, так как с появлением новых уборщиков, как они продолжали себя называть, вонь гниющей рыбы, до того постоянно преследовавшая места разделки, резко пропала, так как гнить было просто нечему. Всю потрошёную рыбу, ребята увозили куда-то в другое место. Куда, никого совершенно не интересовало, только ребятам за ударный труд, повысили зарплату, аж до целых трёх серебрушек. Сами же раздельщики, видимо ободрённые чистым воздухом, и отсутствием необходимости отвлекаться на уборку рыбьей требухи, смогли сосредоточиться только на лове и увеличить выход икорного деликатеса чуть ли не вдвое.

Видя такой рост производительности труда, Сидор, не выдержав, всё же поинтересовался, а не хотят ли господа добытчики поделиться с ними, хотя бы малой толикой своих доходов, так как именно благодаря им, они смогли так увеличить выход готовой икры. На что тут же получили ответ, что на чужой каравай, рот не разевай. Вам мало платят, но вы работаете, значит, довольны, и, следовательно, платят достаточно.

Подивившись такой жадности, Сидор с Димоном решили больше не спорить, и вопрос об оплате не подымать, но при случае, обязательно припомнить подобное жлобство.

Так прошёл весь месяц. К концу его вся бывшая вырубка представляла собой мёртвый, лунный ландшафт. Только в одном углу, ма-а-аленьком таком углу, зеленел кусок, засаженного в самом начале огорода. Вся же остальная территория представляла собой какую-то чудовищную мешанину из вывороченных пней, перемешанных с землёй и мелким подростом, закопанным тут же в эти кучи. Самую же жуть представляли две огромаднейшие горы пней, сваленных пополам с землёй, в безпорядке друг на друга, по обоим сторонам поляны. Это под конец расстарались медведи, разделившиеся на две части, и начавшие соревноваться друг с другом, сваливая выкорчёванные пни в две разные кучи и сравнивая, у кого больше. Попытавшихся поджечь эти кучи ребят, медведи аккуратненько оттеснили в сторону, не давая порушить свои вавилонские башни.

Но, слава Богу, кончились пни, кончился и этот дурдом. Рявкнув напоследок, друг на друга, обе команды корчевателей мирно удалились восвояси. Па пепелище, иначе это лунное поле никак нельзя было назвать, остались только Катенька со своим хахалем и, ну, и ни фига себе, её соперница. Поревев напоследок, что-то особенное, непосредственно ребятам и конкретно Мане, медведи развернулись и, махнув напоследок филейной частью, скрылись в дебрях окружающих лесов.

— Мда-а, — протянул устало Сидор, оглядывая окружающее безобразие, — как был у нас огород в одну сотку, так и остался.

— Зато весь участок раскорчёван, — оптимистически заключила Маня, ковыряя кончиком ботинка помятую грядку. — Остаётся только попилить, да пожечь.

— А также заровнять, укатать, утрамбовать, вспахать, корни мелкие выбрать, камни собрать, — кивнул Сидор на здоровенный валун, гордо высящийся на вершине одной их куч.

— Это кто же такой умный оказался, — задумчиво спросил Димон, разглядывая каменюку.

— Если ты заметил, — ядовито откликнулся Сидор, — то за последний месяц тут таких умных и мохнатых было не счесть. Один умнее другого. Как они ещё не стали тут в салочки играть, да камнями перекидываться.

— Ущипните меня, — задумчиво проговорил Сидор, оглядывая лунный пейзаж, характерный более для какого-нибудь карьера, чем для сельскохозяйственного поля, — … Ай, вы чего. Я же пошутил.

— Когда медведей на работу нанимал, тоже шутил? — ядовито поинтересовалась Маня.

— Да кто ж знал, что они набегут на пни, как на пасеку мёда. Теперь они все пни в округе повыкорчёвывают.

— Это вряд ли, — заметил Сучок, как всегда неожиданно вылезая из-под руки Сидора. — Тут им был интерес, покрасоваться перед подругами. А там что? Одна маета и морока. Так что не ждите, ничего больше корчевать они не будут. Не дождётесь.

— А и хорошо, — заметил Димон. — Нечего этим жлобам такую силушку использовать. Пусть сами, пердячим паром, как мы, поначалу. Как те мужики, что мы видели, когда вышли к городу.

— Нет, ну какие жлобы, — никак не мог успокоиться Димон. — Жалко было лишнюю монетку, для ровного счёта, подбросить, — мрачно проговорил он, перебирая в кармане дневной заработок.

— Будем ещё что-нибудь равнять? — устало поинтересовался Сидор, скептически посмотрев на меленький огород, всё, что они смогли сами раскорчевать.

— А оно тебе надо, — равнодушно спросил его Димон. — Хай, зарастает, пока не вернёмся.

— Может, рыбки покоптим, — робко поинтересовалась Маня, посмотрев на одиноко стоящую лошадь с пустым возом.

— Меня от этой рыбы, — мрачно заметил Димон, — вот уж целый месяц, от одного только запаха, мутит. Как в первый день, чуть не блеванул, так и не отпускает до сих пор.

— Во, во, — согласился с ним Сидор. — Я на эту рыбу, наверное года два, а то и три, смотреть не смогу. Провонял насквозь. Наверное, всю одёжку придётся выкинуть, если не отстирается, — сожалеючи заключил он.

На том и закончили, и, не отвлекаясь больше ни на какую работу по опостылевшему огороду, отправились отдыхать.

На следующее утро Сидор, вместе с Димоном отправился сдавать бригадиру рыбаков лошадь, привезшую вчера, последний воз свежей рыбы и гнилой рыбьей требухи, лакомства их ненаглядных медведей. Маню, попытавшуюся было за ними увязаться, чтобы посмотреть на физиономию бригадира, которого ребята собирались обрадовать своим увольнением с собой не взяли, сказав, что потратят весь день на повымочные мероприятия и попытаются отстирать въевшийся в кожу запах гнилой рыбы.

Да, на рожу бригадира действительно стоило Мане посмотреть. Когда друзья ему сказали, что увольняются, и больше не будут заниматься требухой, тот сразу даже не поверил, настолько привыкнув, за прошедший месяц, к их безропотному исполнению всех его прихотей. Он даже попытался, поначалу, их подкупить, пообещав увеличение зарплаты чуть ли не вдвое, а когда его опять послали, сразу же поднял оплату до пяти серебряных, пообещав, заодно, и долю в прибыли.

Видя такую настойчивость, Сидор не выдержал и поинтересовался, чем же вызвана такая его щедрость. Когда же бригадир, по своему обычаю, попытался увильнуть, разъяснил ему, что работать у него они так и так не будут, а вот отношения с ними он, может быть, окончательно и не испортит.

Немного помявшись, бригадир всё-таки сознался, что получил премию от Городского Совета, за чистоту рабочего места, как ему объяснили и что теперь, всех у кого не будет подобной чистоты, будут жестоко штрафовать. Совет неожиданно для себя убедился, что грязь и вонь, и горы тухлой рыбы, совсем не обязательный атрибут путины. И собирается железной рукой принудить всех рыбаков, поддерживать чистоту, а несогласных, или ленивых, будет карать безпощадно. А как карает Совет, все имели возможность недавно убедиться, и никому этого совершенно не хочется.

Никак внешне не прореагировав на рассказ бригадира, Сидор и Димоном, переглянувшись, молча с ним простились и отправились на берег местной речушки стираться и приводить себя в порядок.

— Ну и чего ты молчишь? — насмешливо поинтересовался Сидор у Димона, когда тот перестал яростно пыхтеть и драить песком задубевшие от грязи штаны.

— Тебе сказать, или сам догадался, — прорычал в ответ так и не успокоившийся Димон.

— Говори, говори. Мне интересно тебя послушать.

— Нет, ну, сука, какая, — не удержавшись, взорвался Димон. — Сам из-за нас премию получил, и нехилую, по всей видимости, а нам хоть бы медяшку кинул.

— Во, во, — поддакнул Сидор. — Именно кинул. Это ты правильно заметил. Ну и плюнь. Горбатого могила исправит.

Так, обсуждая недостатки данного конкретного индивида они и провели время до обеда, успев и постираться, и просохнуть, и проголодаться до озверения. После чего спокойно собрали высохшую на солнце одёжку и отправились домой, где и провели остаток дня.

На следующий день, принялись за посадки между пней и не засыпанных ям. Это был последний день, когда они ещё имели возможность что-либо посадить. На завтра, на утро, было уже назначено время выхода.

Поздно вечером, когда они все трое сидели у небольшого костра, и тупо, не разговаривая, пили брусничный чай, к ним на плантацию явился представитель Совета, принять готовые к обслуживанию и уходу площади. Покрутив молча и раздражённо головой, он сразу же предъявил им претензии в том, что площадь посадки никак не огорожена, и не видно где и за чем ухаживать.

Обозлённые подобным хамским поведением, Сидор с Димоном, живо, не более чем за полчаса, соорудили из валявшегося в изобилии вокруг хвороста, неказистую ограду, лишь бы только показать границы участка.

Потрясённый до глубины души представитель Совета, последующие полчаса, ошарашенно ходил по обозначенным корявым плетнём, кое-как разровняным пяти гектарам, отвратительно обработанной площади, засаженной, тем не менее, на ровных и не очень пятачках, чем только можно было: от гороха и фасоли, до свеклы и арбузов. Потрясённый, он растерянно признался, что о подобном способе посадки, не мог даже и подумать, насколько это неожиданно представляется для всех нас.

На что, ядовитый Димон посоветовал ему не занимать их свободное время, а принимать работу и участок под свою ответственность, и не отравлять ядовитыми миазмами окружающую среду. После чего отправились обратно в Совет, и окончательно согласовали на завтра время выхода.

Вернувшись обратно в землянку, принялись упаковывать оставшееся имущество.

Имеющийся денежный запас разделили на две неравные части. В первую, меньшую часть, выделялись личные деньги каждого, которые он мог тратить по своему разумению. На шпильки, как сказала Маня. Тем не менее, расходовать данные деньги можно было только по согласованию со всеми, так как неизвестно ещё как дело дальше обернётся, да и надо было разбросать капитал по разным карманам, чтобы всё не потерять разом. Даже эти деньги считались общими, так как за них они отвечали все вместе, и тратить по своему разумению на личные нужды, никто не имел права. Каждому было выдано по два золотых, так сказать, в личный фонд. Сюда же добавлялись четыре серебряные монеты и двадцать медных, чтобы не было необходимости светиться где-либо с серебром или с золотом.

Во вторую, большую часть, выделялись общественные деньги: на оплату гостиницы, въездных пошлин в города, найм транспорта и жилья, покупку общих вещей, например оружия и прочее, прочее, прочее. Казначеем назначили Сидора, так как остальные категорически отказались таскать эту тяжесть, как сказала, скорчив рожицу, Маня.

Окончательно отупев от безконечных подсчётов и надоевших сборов, особо не разбираясь, побросали в рюкзаки топоры, решив, что потом, где-нибудь в пути, разберутся с принадлежностью каждого и его назначением, что и для чего. А сейчас, спать. Выход завтра. Завтра, на рассвете…. Блин, опять куда-то тащиться.