Налёт.*

К этому наглому, горластому княжескому сотнику из новеньких, недавно принятых князем на службу, оттого наверное таким наглым и горластым, за прошедшую неделю на сортировочной все уже успели привыкнуть. Да и как тут не привыкнешь, если тот каждое утро начинал с разноса местного руководства и формирования очередного обоза трофеев. А к вечеру утаскивал сформированный обоз к морю.

А следующим утром, словно и не спал, снова безжалостно гнал измождённых рабов на промывку и комплектацию вывозимых ценностей.

Доставалось и охране с вольнонаёмным рабочим персоналом, которых тому даже в голову не приходило жалеть. Один только маленький штрих. Рабочий день у него начинался в шесть утра, задолго ещё до рассвета. И продолжался, пока очередные двадцать, тридцать, а то и все сорок возов с добром со складов сортировочного лагеря не убудут к побережью.

Причем, заканчиваться рабочий день мог и далеко заполночь, если рабы не справлялись с дневным уроком. Или если этому безжалостному монстру только казалось, что что-то не так.

Эти семь дней был просто какой-то ужас. Такого дотошного и въедливого приёмщика товара никто из лагерной охраны допреж не встречал. Поговаривали, что это какой-то дальний родич князей Подгорных, за какие-то свои прегрешения сосланный владетельным князем на Плато и оттого ныне тут и зверствующий, желая делом вымолить прощение старого князя и вернуться обратно.

Иначе не было никакого объяснения тому, что он буквально под метёлку вымел всё со складов, до пустых полок опустошив хранилища и вытащив из дальних пыльных углов давно и прочно забытые находки.

А такой дотошности в проверке работоспособности и комплектности моторов и прочих агрегатов, здесь никогда ранее не встречали. Да и не их это было дело. Такими вещами занимались не здесь, а в приморском сортировочно-ремонтном лагере, где и мастера были получше, и выбор деталей был побольше, да возможностей там было поболе, поскольку к побережью стекалась вся добыча с плато. А здесь что? Два типа тракторов, первый да второй, которые только и добывали из торфа. Ну, редко когда попадались и случайно оказавшиеся тут танки в довольно приличном состоянии. Но чаще, годными лишь на переплавку.

Десятник княжеских тыловых служб обеспечения Рома Медведь, получивший свою кличку за исключительную схожесть фигурой со своим прототипом, да и характером тож, чего уж там скрывать, лениво переложил пачку накладных на отгруженный товар на другой край стола, и с облегчением вытянул на столе ноги.

Конечно, честнее будет сказать, что кличку ту он получил по совершенно другой причине, когда-то с испугу обделался в штаны при штурме замка какого-то за давностью забытого мятежного барона. Но про тот неприятный, дурно пахнущий случай все давно уже и прочно забыли. Чему и сам Рома немало поспособствовал своей активной деятельностью на ниве безжалостных тайных расправ со слишком памятливыми. А сам Рома о собственной неприятности старался лишний раз не вспоминать, озвучивая для всех иную, давно ставшую правдивой версию.

Сладостно потянувшись, расправляя мышцы ещё до конца не проснувшегося тела, Рома довольно зажмурился.

Полдень — самое сладостное время дня, когда после сытного обеда, или позднего плотного завтрака, как придётся, можно было безмятежно отдохнуть, предаваясь сладостным мечтам или не менее приятным воспоминаниям. Это уж как выпадет.

Кто-то, сейчас уж не упомнишь кто именно, сказал ему однажды, что задранные на стол ноги — яркий показатель крутости босса. Поначалу он ничего не понял из сказанного, а потом дошло. Точнее, рабы земляне старательно разъяснили, подмазываясь к нему, хозяину лагеря, чтоб сильно не зверствовал и нормы выработки не завышал.

Ну да он не злой. За такую благую весть можно было и послабление дать, ненадолго правда, чтоб не разленились и не отвыкли работать.

Десять прошедших дней, без этого сумасшедшего княжеского снабженца, буквально вынесшего мозг несчастному Роме Медведю и всем в его лагере, были воистину настоящим блаженством.

— "Боже, как хорошо и спокойно без этого бесноватого офицерика из княжеской свиты".

Закинув ноги на стол, чтоб дать хоть немного отдохнуть натруженным стопам после всего того дурдома, что развёл здесь дальний княжеский родственник, Рома с блаженным видом сцепил руки на затылке и мечтательно уставился в потолок.

— "Всё! Все обязательства перед князем полностью выполнены. Даже с походом. И теперь на следующие полгода можно обо всём спокойно забыть. И о возне в этом проклятом болоте в первую очередь".

Всё же было что-то человеческое в том дальнем княжеском родственнике. Обещал больше до весны не трогать, в благодарность за полностью до последней мелочёвки опустошенные склады, буквально наизнанку вывернувшегося десятника, и не трогает. Вот уже десятый день пшёл как нет ни его, ни его бешеных помощников, буквально затерроризировавших и Рому и всех в лагере своим безумием.

По крайней мере до дня весеннего солнцестояния, когда всё опять завертится по новой, о работе можно забыть.

— Нет, после недавнего дурдома, жизнь определённо налаживается. А ещё и начальник соседнего лагпункта приглашал посетить на днях его вотчину, когда я смогу выбрать свободное время. Обещал, будут молоденькие девочки. Из новеньких…"

Рома Медведь не сводил мечтательного взгляда с замысловатых разводов чёрной копоти на когда-то белёном потолке. Комната давно уже требовала проведения хотя бы косметического ремонта, или простой покраски потолков и стен, да за каждодневной суетой всё как-то руки не доходили.

— Ваше благородие, ваше благородие!

Чей-то настойчивый, смутно знакомый голос вырвал начальника сортировочного лагеря из грёз, безжалостно развеяв сладостную картину будущего беззаботного отдыха.

— Ну чего тебе, Боря, — обречённо, с мукой страдальца на лице, повернулся к своему личному помощнику начальник лагеря. — Сколько раз я тебя просил не беспокоить меня после обеда. Ох, когда-нибудь накажу я тебя, — пригрозил он своему помощнику, прекрасно зная, что грозит он ему лишь на словах.

Ничего-то он ему не сделает. Слишком много было меж них обоих обоюдных грешков, чтоб отпускать слишком далеко от себя своего секретаря, или серьёзно относиться к собственным подобным обещаниям. Слишком много тот о Роме знал, чего посторонним знать не следовало бы, впрочем, как и тот о нём.

Они оба много чего знали друг о друге, и жажда спокойной, сладкой жизни буквально толкала их вечно быть вместе.

Так что отношения начальник — подчинённый давно уже у обоих переродились во что-то иное, чему сразу и не подберёшь точное определение, но оттого не менее крепкое.

— К вам сотник Подгорного князя, Фёдор Валовой.

Широко распахнутые, перепуганные глаза секретаря даже позабавили в этот момент Рому. Подумаешь, какой-то сотник, пусть даже и сам Валовой, постоянный потребитель добычи из его лагеря. Если уж он самого родственника князя, пусть и дальнего, только что ублажил, то что ему какой-то рядовой сотник. Тем более что тот клятвенно обещал ему прикрыть его от каких-либо посягательство со стороны обычных рядовых снабженцев. Пусть даже и тех, что появляются из самого сборного приморского лагеря.

Свои обязательства он перед князем выполнил. С этой стороны он чист. А других его тайных грешках, по тайным связям с амазонками, никто здесь не знает.

Правда, откуда это стало известно княжескому родственничку, — поморщился десятник, — это над будет всё же озаботиться и найти. Такую утечку требуется срочно заткнуть. А то, что сегодня знает один, завтра знать будут сотни. А это уже ставит крест на всей его будущей безбедной жизни. Впрочем, как и на ней самой.

Ну да ничего. Рома Медведь не из пугливых будет. И эти все страшилки для идиотов, не торговать, не передавать тайно, на сторону найденные на болотах богатства, это не для Ромы. Чтоб кого обвинить в чём-либо, ещё до того поймать надо.

А Рома Медведь в таких делах был крайне аккуратным. И высокая смертность среди рабов на его участке, наверное тем и объяснялась, что все случайно прикоснувшиеся к его тайнам, долго не жили.

— "Кроме некоторых", — недовольно покосился он на своего помошничка, что-то уж очень настойчиво опять вещавшего ему прямо на ухо.

— Да что там такого с этим Федей? — недовольно проворчал начальник сортировочного лагеря. После визита княжеского родственника у него вдруг проявилась не свойственная ему прежде барственность и покровительственное отношение ко всем окружающим. — Как он вообще здесь оказался? Чего ему надо? До весны здесь вообще никого не должно быть.

— Что значит не должно?

Недовольно поморщившись, Рома сердито посмотрел на ввалившегося без спросу в его личный кабинет наглого сотника.

— "Нет, этого хама определённо надо ставить на место, — сердито подумал он. — Слишком многое он себе позволяет. Надо окоротить".

— Что здесь, чёрт возьми, происходит, — продолжал меж тем бушевать в его кабинете залётный посетитель. — Объясните мне, что здесь происходит? Где мой груз?

— Что? — удивлённо поднял брови Рома. — Груз?

— Груз? — не менее удивлённо уставился и Боря на своё начальство.

— Какой груз? — синхронно спросили оба, удивлённо оба глядя на визитёра.

— Где моя партия тракторов из двадцати штук, которую вы должны были подготовить к передаче ещё десять дней назад? И которой я так и не увидел ни на складской погрузочной платформе, ни на мотодрезине, уже готовой к отправке.

— Где она?

— И где, чёрт возьми, сама мотодрезина? Где вагоны? Куда вы всё умудрились деть?

— Что значит куда? — растерянно переспросил Рома. — Поставили князю согласно его личного распоряжения о внеплановых поставках всего имеющегося в наличии на складах.

— Чего? — вытаращился на него сотник. — Поставили? Куда?

— Как куда? — удивился Рома. — В порт, конечно, для вывоза заказчикам. Куда ж ещё? Отсюда никуда больше и не поставишь. Болота ж кругом. А дорога — одна.

— Или, — вдруг замолчал он, вглядываясь в растерянные лица лагерной администрации, — у вас ещё есть куда вывозить? — вдруг необычно тихо, без привычной для него самоуверенности и нахрапистости, медленно проговорил сотник.

— Что у вас здесь происходит? — тихим, с прорезавшимися вдруг неизвестно откуда жёсткими ледяными нотками, властно спросил сотник.

— Отвечать! — рявкнул он в полный голос. — Именем князя, отвечать!

— Так вывезли ж всё, — совершенно обескуражено пробормотал Рома. — По распоряжению князя всё и вывезли. Не далее десяти дней назад.

— Куда? — рявкнул на него сотник.

Схватив за отвороты кафтана тщедушный внешне сотник как пушинку выдернул Рому из его кресла и с нечеловеческой силой приблизил его лицо к своему.

— Я тебя, тварь болотная, русским языком спрашиваю. Где находки? Где товар? Где вся добыча за полгода? Где мотодрезина с грузовым эшелоном, которая должна была меня тут ждать?

— Так, отправили ж всё, — изумлению Ромы не было предела. — Вам же всё и отправили, согласно именному приказу самого князя.

— Где приказ? — тихо процедил сквозь зубы сотник.

— Вот, — ткнул пальцем в ящики стола, стоящий рядом Боря.

Боря первым, в отличие от своего впавшего в ступор начальства почувствовал что что-то идёт не так. Совсем не так. И мгновенно развил бурную инициативу.

Быстро выдвинув верхний ящик стола, он схватил лежащую верхней папку со скоросшивателем и сунул под нос разъярённому сотнику.

— Вот приказ князя. Вот накладные, согласно которым отпущены были находки. Вот полный перечень отпущенного. Вот график отпуска. Вот…

— Кому, — тихий, полный ярости голос сотни ка вверг теперь уже и Борю в транс.

— Боярину Петрову Дмитрий Александровичу, — тихо прошелестел его испуганный голос. — По личному, именному указу князя.

— Где он?

— Вот, — мгновенно поняв о чём спрашивают, уже Рома включился в разговор.

И до него уже начало доходить что что-то в недавнем прошлом было не так. Но что, он ещё окончательно не понял, но от смутных догадок у него на голове от ужаса зашевелились волосы.

— Вот, именной приказ князя начальнику сортировочного лагерного пункта Роману Медведю об отпуске без счёта всего на данный момент найденного со складов.

Выхватив из поспешно раскрытой папки приказов другой подшитый туда документ, он судорожным, рваным движением сунул его прямо в лицо сотнику, не обращая внимания на то что задел его по лицу.

— Всего, — немеющими губами повторил Рома, видя как стремительно бледнеет лицо впившегося в пергамент взглядом сотника.

— В окружении князя нет боярина Петрова, — тихо, мёртвым голосом проговорил сотник. — Ни Дмитрий Александровича, ни какого-либо другого. Ни в ближайшем, ни в дальнем его окружении, бояр Петровых нет. Нет и никогда бояр не было. Как и не бояр тож.

И на приморскую сортировочную базу, находки из этого куста лагерей не поступали последний месяц. И никакого эшелона отсюда не было. Потому-то меня сюда и прислали, разобраться на месте. Почему из вашего куста лагерей ничего не поступает, и что у вас здесь происходит.

А вы оказывается, торговать находками на сторону вздумали, — тихим, безцветным голосом вдруг констатировал он.

— Здесь тупик, — в упор глянул он на бледного до синевы, перепуганного до смерти начальника лагеря. — Где мотодрезина? Где грузовые платформы? Где всё? — заорал он, так что зазвенели даже драгоценные стёкла в оконных рамах.

— Отправили вам, — онемевшими от ужаса губами, бессвязно промямлил Рома. — Всё отправили. Всё! Богом клянусь.

— Зуб даю, — вдруг звонко щёлкнул он себя ногтём по переднему клыку. — Всё отправили.

— Вот накладные, — вдруг лихорадочно засуетился он, — Растерянно пытаясь отыскать среди вороха бумаг нужную.

— Хватит! — вдруг припечатал его папку с бумагами ладонью к столу сотник. — До выяснения всех обстоятельств, властью, данной мне князем и моим рангом, я всех здесь арестовываю.

— До выяснения ВСЕХ обстоятельств, — медленно, веско проговорил он, глядя в упор в круглые от ужаса глазки Ромы.

— Теперь, я здесь командую, — ещё более тихо проговорил он.

— Фу-у-у! — брезгливо отстранился он от Ромы Медведя. — А ты неисправим, Медведь, всё такой же. Как прижали, так сразу обделался.

— Но ничего, зато теперь я знаю что говорить ты будешь правду. Одну только правду.

— И долго, — веско припечатал он, презрительно глядя на бывшее лагерное начальство.

Тем же днём проведённое быстрое и тщательное расследование показало, что ни в лагере, ни в его окрестностях, нигде, там где имелись в наличии рельсы узкоколейки, мотодрезины с последними ушедшими с сортировочного лагеря платформами с грузом найдено не было. И лишь в одном месте, где насыпь узкоколейной железной дороги проходила по какой-то возвышенности, найден был тщательно замаскированный свежезарезанным дёрном широкий и глубокий след от волокуш, ведущий куда-то в бездонную топь.

Сунувшихся было прямо туда охранников из поднятой на уши лагерной охраны едва сумели потом вытащить на верёвках обратно. Было ясно что дорога там под водой есть. Только вот куда она идёт — надо было искать. Уж больно замысловато начинала вихлять тропа, сразу же с этого края болотного островка.

Но что тропа там есть, и по ней совсем недавно проволокли что-то тяжёлое, сомнений уже ни у кого не было.

Последним доказательством тому послужил чёткий след гусениц лагерного тягача, захваченного с собой пресловутым боярином самым последним перед отъездом.

Теперь становилось окончательно ясно куда пропали все находки из этого сортировочного лагеря, минимум за последнее полгода. А также, куда делась и мотодрезина с грузовыми платформами, которая так и не появилась на соседней узловой, и следов которой так и не было найдено.

Ошибка…*

В бессильной злости сжатые кулаки ничем не могли помочь. Очередная колёсная пара, снятая с одной из грузовых платформ княжеской узкоколейки, свалилась на землю. Плохой крепёж опять не выдержал. И теперь опять придётся останавливать обоз и возиться с погрузкой.

— Никак не пойму, Дмитрий Ляксандрыч. Зачем тебе эта тяжесть? Объясни ты нам, бестолочам, зачем мы тащим эту тяжесть с собой? Мало того что чуть ли не сутки угробили на то чтоб отломать эти штуковины от платформ, так ещё и тащим надрываясь чуть ли не на своём горбу.

Ладно, были б верёвки у нас, так хоть закрепили б покрепче. А то ведь всё ранее извели до последнего кусочка, пришлось тряпки с себя снимать, рвать на полосы и приматывать к волокушам. И всё равно, ничего толком не получилось, только шматьё хорошее извели, ходим голы и босы. А колёса твои, то одна, то другая пара обязательно один раз в день да упадёт. Сколько времени потрачено напрасно, жуть просто.

Может, бросим? Да и народ поуспокоится. А то как бы нас лагерные то охраннички не догнали.

— Не боись, Васька, — устало зевнул Димон. — Им ещё пару дней в сортире сидеть, не продристаться. А потом пока-а-а ещё с отравленными мозгами разберутся что и как, пока-а-а сообразят. Пока-а-а соберутся что-либо начать. Так что время у нас ещё есть.

Для беспокойства и недовольства Васьки, как впрочем и всех остальных егерей с амазонками были очень веские причины. Даже более чем. Проклятые колёсные пары, снятые с грузовых платформ узкоколейки никак не хотели успокаиваться и так и норовили при очередном наклоне волокуш свалиться на землю. А поднять их было не так-то легко. Тяжёлые были заразы. Приходилось каждый раз останавливать весь обоз, устанавливать ворот и с помощью полиспастов аккуратно затягивать свалившийся тяжёлый груз обратно.

Пробовали управиться вручную, так сказать, для ускорения процесса — выходило плохо.

А потом ещё приходилось долго крепить неудобные колёса обрывками крепежа к волокушам.

Беда была в том, что весь хороший крепёжный материал давно был использован для крепления более ценных грузов и крепить приходилось всем чем под руку подвернётся. Вплоть до срезанных в ближайшей болотине веток ивняка. Хотя, следует признать, именно они-то и были самым крепким крепежом, что хоть как-то позволял им держать неудобный груз на месте и двигаться, а не стоять на одном месте, раз за разом поправляя тряпки, которыми колёсные пары первоначально были закреплены на волокушах.

Можно было бы конечно загрузить колёса в отдельные фургоны… Но! Очередное проклятое но. Беда была в том, что свободных фургонов не было. И свободных волокуш не было. Всё было так забито под завязку, что лошади еле тащили груз. И найти свободное место, чтоб пристроить неудобный, негабаритный груз было уже невозможно.

Со всех сторон идея Димона прихватить с собой домой колёса с грузовых платформ узкоколейки себя не оправдала. Постоянная возня с ними сильно задерживала караван.

А бросить было жалко. Натурально душила жаба. И так большую часть пришлось сразу утопить, несмотря на то, что сердце у Димона в тот момент натурально разрывалось.

Будь у Димона возможность и время, он бы и рельсы поснимал с той узкоколейки, да и грузовые платформы лагерные, всё вывез бы с собой, а не утопил в болоте.

Пусть они были и неказистые, и без слёз на них не взглянешь, но всё вместе это была настоящая действующая железная дорога. И хоть он особо то и не вникал в хозяйственную деятельность компании, но понять значение железной дороги для развития торговли и перевоза грузов, хотя бы на участке от литейного завода до перевала, мог бы и идиот.

И хорошо, что хоть и с трудом, но мотодрезину сумели разобрать и целиком вытянуть с собой из болот.

Жаль только что парни, которым приходилось каждый день возиться с падающим с волокуш тяжёлым неудобным грузом, этого совершенно не понимали. И не хотели понимать.

Они понимали одно. Того что уже взяли со складов княжеского сортировочного лагеря, хватит и им, и их потомкам для безбедной жизни на несколько поколений. И зачем нужно было возиться ещё с какими-то тяжеленными чугунными колёсами, к тому же не разбирающимися на части, никто из них искренне не понимал.

Впрочем, Димону довольно быстро надоело объяснять всем и каждому, зачем они мучаются с этой дурной тяжестью, и все дальнейшие его объяснения сводились к одному лишь мату, которым он каждый раз и отвечал на такие вот, как сейчас у Васьки каверзные вопросы.

Он уже и сам давно понял что прокололся с этими колёсами. И если колёсные пары с мотодрезины ещё можно было с собой взять, даже надо, чтоб дома не возиться с изготовлением, то остальные можно было смело утопить в болоте. Потому как при ближайшем рассмотрении у них выявилась куча недостатков. И литьё худое, и металл не ахти, и, главное, они были плохо отцентрованы.

Теперь Димону становилось понятна вибрация, преследовавшая их всё время пока они вывозили на платформах грузы из сортировочного лагеря. Тогда, больше по жадности и торопливости, когда некогда было прислушиваться, на это не обращалось внимания. Теперь же познакомившись с колёсными парами поближе, потаскав их на своём горбу, пощупав пальцами, Димон уже всё проклял, не зная как от них и избавиться.

Да, доставь он их на место, колёсные пары можно было тут же пустить в дело. Но какое же это оказалось дерьмо, при ближайшем то рассмотрении.

Только вот бросить их сейчас посреди поля он не мог. Урон его чести и предусмотрительности. Как же так. Столько положили времени и сил чтоб разобрать, погрузить, вывезти… И бросить? Нельзя — подрыв репутации.

Но как же хотелось! А мельком замечая с каждым прошедшим днём всё более ехидные физиономии своих парней, как только речь заходила о колёсах, Димон от бессильной злости лишь скрипел зубами. Все всё давно уже поняли, и теперь лишь развлекались, наверняка делая ставки меж собой, когда он прикажет выбросить это дерьмо.

Димона всё чаще и чаще стала посещать одна и та же мысль: "А может плюнуть на репутацию самого предусмотрительного и выбросить нафиг эту дрянь?"

Но, пока он терпел. Назло всем. И хоть возня с ними их серьёзно задерживали, так и что. Время у них пока ещё было.

Пока княжьи людишки разберутся куда делись эшелоны с добром, пока просто поверят что их ограбили, пока соберутся начать что-либо делать… пока брюхо хотя бы чутка вылечат, чтоб не бегать каждый раз в кусты…

Да и с такими работничками, с которыми встретился Димон в том сортировочном лагере, они ещё год будут валандаться, пока соберутся. И не то чтобы начать погоню, а просто хотя бы чтоб выбраться за пределы лагерной ограды, им понадобится столько времени, сколько ему хватит добраться до реки. Даже с таким тяжёлым и неудобным грузом.

Так что, за эту часть своей воровской эпопеи он был спокоен.

Жёсткий расчёт по времени и знание психологии профессиональных лодырей охранников — гарантия успеха всего этого предприятия.

Да и Сучок сработал на отлично. Молодца, ничего не скажешь. Умудриться чуть ли не две недели незаметно подсыпать отраву в котлы с пищей рабочих, ремонтирующих насыпь, и их охране, чтоб и те, и те больше думали о кустах при дороге чем о работе, это надо ещё суметь.

Пусть лучше княжьи люди как можно позже попадут в ограбленный сортировочный лагерь. Пусть думают, что это дожди размыли неудачно уложенную насыпь узкоколейки, а не три дня трудились какие-то воры, старательно имитируя на местности природный катаклизм. Всем спокойнее будет.

Да и тропку, где они свернули от насыпи узкоколейки в болото, надо было постараться ещё найти. Даже Сучок, благодетель, пока отыскал, да пока вывесил вешками боковины прохода и проверил грунт, чтоб не вляпаться в какую ямину, семь потов наверное сошло. Причём, отнюдь не фигуральных. Димон сам видел как молодой лешак натурально потел, высунув от усердия язык и разрисовывая ему подробную карту болот со всеми найденными им там тайными тропами.

Жаль только что обследовал он лишь малую часть болот, захватив только участок непосредственно примыкающий к лагерю Паши и к сортировочному узлу. А основная масса топей так и осталась не исследованной. Но тут уж ничего не поделаешь. И времени Сучку с парнями не хватило, да и зима уже на носу. Не сегодня, завтра снег пойдёт. А лазить по болотам в такую погоду удовольствие то ещё.

Димон. Расчёты по ходу.*

В то, что амазонки поведут себя честно и не сунутся к нему позже в расчёте переиграть заключённые ранее соглашения, с самого начала Димон совершенно не верил. И все обещанья их он не ставил ни в грош. Как и ничуть не сомневался в том, что сразу после выхода из болот их обязательно попытаются ограбить. Логика воров во всех странах, во все времена была одна: "Грабь награбленное". Поэтому, когда первые вытащенные из болота волокуши с добром не встретили в лагере "горячей" встречи от милых союзничков, поначалу даже сильно удивился. Впрочем, удивление длилось не долго. Сразу стало понятно что амазонки "уважают себя" и по мелочам не работают. Ну а то, что добычи будет много больше, чем он притащит одной первой ходкой, догадался бы и дурак.

Да и мудрено было не догадаться, зная какие бумаги он с них вытряс "в нагрузку" к волокушам за обещанные десять процентов с добычи: "Представитель самого князя Подгорного Гёргия I! Да к тому ж какой-то его дальний родственник!" И где? В какой-то богом занюханной дыре на болотах!

Тут и дураку станет понятно, что Димон со своими орлами замутил что-то весьма и весьма серьёзное, а главное, учитывая сколько всего можно было вывезти на двадцати нанятых им волокушах — наверняка весьма и весьма прибыльное.

Что ни говори, любой догадается, что вовремя сунутая под нос чиновнику бумага со всеми положенными печатями и подписями, да подкреплённая предварительно тщательно проработанной легендой о сосланном на исправление родственничке самого правящего князя, дорогого стоит. И в перспективе обещает немалые прибыли.

А раз на кону стоит такой куш, то и сомнений в том, что амазонки попытаются переиграть заключённые ранее соглашения, у Димона не было ни малейших. И раз не напали сразу, то скорее всего это произойдёт сразу же, как только они достанут из болот всё, за чем сюда пришли, и покинут укреплённый лагерь.

А значит — их постараются встретить где-нибудь трассе, где они наименее всего будут защищены.

Поэтому во время торгов за волокуши он особо не торговался, лишь немного, "для порядка" поломавшись, и легко согласился на первый предложенный процент. Уже было понятно, что основные договорённости будут впереди, и на совершенно других условиях. И что придётся в дальнейшем ещё чём-то серьёзно уступать, сомнений у него не было.

За прошедшее время он не раз уже пожалел, что перессорился практически со всеми более-менее серьёзными людьми в Гультяй-Доле. И если на всяких там мелких добытчиков трофеев из числа нищего поречного дворянства ему было откровенно плевать, то ссора с фактическими хозяевами этого края Трофейщиками его серьёзно напрягала. Не стоило ему всё же так нагло, и так откровенно по хамски сталкиваться с одной из самых влиятельных и сильных группировок всего этого края. Даже несмотря на всё между ними произошедшее. В конце концов они действовали в рамках принятых в этом крае норм и правил. И не ему было читать кому-либо мораль и пытаться исправить местные нравы.

И если до визита на болота его этот вопрос особо не волновал, точнее, совершенно не волновал, будучи твёрдо уверенным в силе своего собственного отряда, то после ограбления складов сортировочного лагеря князей Подгорных, вопрос наличия союзников встал крайне остро. С имеющимися у него в распоряжении силами, безпрепятственно вывезти весь захваченный хабар было более чем проблематично.

И в этой связи всё его поведение последнего времени иначе как идиотским и назвать нельзя было. Самоуверенный болван, не иначе.

К тому ж, была ещё одна большая проблема, напрямую вытекающая из всего предыдущего. По его твёрдому убеждению — растаяла как бздох в воздухе вся та скрытность, с которой он ранее вёл здесь на территориях свои дела. И теперь ни о какой его незаметности в этом крае, не могло быть и речи.

В то что он сумел пропасть из Гультяй-Дола не оставив за собой никаких следов, он не верил совершенно. Более менее уже хорошо зная местную публику следопытов, их возможности и умение находить и читать нужные следы, в том что его рано или поздно найдут, был уверен абсолютно. Ему таиться смысла уже не имело никакого. Он стал слишком заметен.

И то, что кто-нибудь из города за ним уже к этому времени наверняка проследил, он был уверен если и не на все сто, то на пятьдесят процентов — точно.

Как не исключал уже и того, что и в этот момент наверняка кто-нибудь чужой тайно наблюдал за ними с окрестных холмов.

Надо было с кем-то договариваться.

И среди всех прочих, ставка на амазонок была выше всех. По одной простой причине. Он сам, своими руками отрезал себе все дороги назад и у него теперь просто не было выбора.

Впрочем, сидеть на попе ровно и ждать когда амазонки наконец-то покажут свой норов и соберутся его пощипать в удобный для себя момент, или, поняв своё эксклюзивное положение, навяжут ему свои условия, Димон тоже не собирался. Вечером первого же дня, по выходу первого обоза с добычей из болот, он дал тайный сигнал держащимся далеко в стороне от лагеря парням с Ягодного. А дальше уже было всё проще.

Утром лагерь полностью был окружён подошедшими за ночь сдвоенными чёрными фургонами, и две сотни пеших егерей со своей полусотней конных амазонок плотно перекрыли все возможные пути побега из лагеря у болот, лишив возчиц с волокуш любой возможности тайного сношения со своими.

Попытки же возчиц вступить в тайный контакт уже с их амазонками, конно-стрелковой группы поддержки, наткнулись на такой жёсткий ответ, что половина из тех, кто вздумал склонять на предательство, надолго выбыла из строя, так и пролежав в импровизированном лазарете всё то время, пока из болот таскали хабар.

Можно было бы, конечно, и вовсе теперь отказаться от их услуг, сославшись на "неправильное поведение", прогнав и конфисковав транспорт с лошадьми, но… всё то же пресловутое "но".

Димон страшно нуждался в союзниках, пусть даже в таких изменчивых.

Даже в три нитки сформированный караван, растягивался в степи на добрую версту и в любой момент мог стать лёгкой добычей при внезапной атаке с любой из сторон. Двухсот егерей с полусотней конной группы поддержки из своих амазонок, для надёжной охраны полутора сотен сдвоенных фургонов и двадцати огромных волокуш, было крайне мало. Так сложилось, что и в этот раз Димон взял много больше, чем мог сохранить. Увезти — мог, сохранить — нет. Хош, не хош, а надо было договариваться с кем-либо. Либо с амазонками, либо с любым другим.

Потому и доводить дело до открытого конфликта Димон с возчицами не стал, клятвенно пообещав справедливый расчёт в конце.

Правда, судя по характерным гримасам на лицах последних, те не шибко-то в его обещания поверили. Однако и саботаж не стали объявлять, внешне согласившись на отложенный расчёт. Что для любого, знающего натуру амазонок, более чем определённо указало, что у тех ещё есть что-то в загашнике. Амазонки явно не собирались упускать из своих изящных ручек что-либо.

Впрочем, мощный гуляй-город из сцепленных цепями чёрных фургонов, гарантировал отряду Димона определённые козыри в будущем. А четыре пулемётных броневика с мортирой, стреляющей шрапнелью, давали им определённую надежду на успех в будущих переговорах.

Оставалось лишь убедить в том самих амазонок, и тогда можно было спокойно двигаться к реке.

Встречи на марше…*

— О-ля-ля! Вот так сюрприз.

Правая из двух крепких немолодых амазонок, на рослых мощных конях, первыми выехавших на вершину невысокого степного холма, небрежно указала на виднеющуюся далеко впереди их нынешнюю цель.

По какой-то причине остановившийся посреди равнины большой, вытянувшийся в три нитки чуть ли не на целую версту обоз стоял неподвижно, а собравшиеся в одной его стороне толпы мужиков увлечённо с чем-то там возились.

Чем они были там заняты, отсюда, с вершины холма видно было плохо, но судя по матюгам и энтузиазму, возни там было надолго.

— А мы-то всё гадали, какую такую пакость наш дорогой Ляксаныч нам устроит. Вот она, любуйтесь, — снова махнула первая амазонка рукой. — Прошу любить и жаловать.

Мощный гуляй-город, в который сдвоенные высокие чёрные фургоны по бокам превратили обычный степной обоз, навевал самые неприятные мысли.

— Так сколько ты там говорила у него бойцов в отряде? — насмешливо повернулась первая амазонка к подруге. — Десяток? Полтора? Говорила я тебе, бестолочь, что что-то здесь не так. На полтора десятка своих людей взял два десятка волокуш и двадцать возчиц. Дура я дура, старая, — с сожалением покачала она головой. — Дважды два не сложить. Совсем из ума выжила старая перечница.

Вот, — с насмешкой махнула она рукой вниз, в сторону длинной вереницы чёрных высоких фургонов. — Тебе не кажется подруга, — усмехнулась она, — что со времени нашего с Димой последнего разговора количество его людей резко увеличилось? Зуб на холодец конечно дам, но там нас наверняка с нетерпением ждут не менее двух сотен бойцов. А то и все три.

Глянь! Нет, нет, ты только глянь, подруга, сколько тут собралось этих их чёртовых чёрных фургонов. Ой-ё-ёй, — покачала она головой. — Когда же это Ляксаныч то наш подсуетился, прохвост. И ведь всё время же был под наблюдением. А я-то всё, дура, голову ломала. Как это он добро-то всё своё утащит? Неужто на одних наших волокушах? И как же это он умудрится то?

А оно вона что. Фургоны свои чёрные пригнал.

Ох же дура я, дура, — покачала она головой. — Это же просто. Могла б и сразу догадаться.

Хитёр, мужик, — зло прошептала она. — Ох, хитёр….

Глянь ка, Мара, на те гробики на колёсах. Ничего не напоминает? — внезапно помрачнела она. — Пара спереди, и пара сзади. Напрягись, вспомни.

— Надо было брать не две, а пять сотен, — раздражённо отозвалась подруга. — Говорила я тебе, Светик, что трёх сотен мало. Пять надо было сотен брать, пять!

— Ты, подруга не туда смотришь.

— Куда, по-твоему, я должна смотреть? — буквально взорвалась вторая.

— На этот гуляй-город смотри, — жёстко отрезала первая. — Вон на те четыре гробика в первой линии смотри. Знаешь, что это такое?

Пневматические пулемёты левобережцев, провались они пропадом, — мрачно констатировала она. — Всё. Выскользнул, подлец. Теперь его уж не принудишь.

— Это то что они называют тачанками? — раздражённо поинтересовалась вторая, понемногу успокаиваясь.

— Это то, что у них называется пулемётный броневик, — холодно отрезала Светик, бросив презрительный взгляд на подругу. — Пневматика! И ей что три, что твои пять сотен одно…, - запнулась она, не желая материться, — … одинаково. Вся разница — возни больше трупы закапывать.

— Явно держались где-то в стороне и ждали удобный момент для появления. Дождались, — мрачно констатировала вторая амазонка. — Вроде нас, но явились раньше и вовремя. А мы не успели, — с горечью проговорила она.

— Вот теперь многое становится понятным, — задумчиво пробормотала Светик. — И почему он так легко пошёл с нами на контакт, и почему так легко согласился на наш процент. Этот мужик с самого начала и не думал никому ничего платить.

Вот, значит, почему не было вестей о происходящем в лагере, — раздражённо проворчала она. — Ай, да Ляксаныч, — медленно покачала амазонка головой. — Ай, да мушшинка. Всё рассчитал. И что мы подождём, пока он всё не вытащит из болот, и что теперь к нему не сунешься.

— Вот тебе и пожалуйста, — флегматично отозвалась подруга. — Ну, погоди, соплюшка. В сотницы захотелось, — процедила она зло, сквозь стиснутые зубы. — Ну-ну. Ты у меня узнаешь…

— Брось, — насмешливо перебила её Светик. — Обвести неопытную юницу, задурить голову влюблённой в тебя как кошка молодой девке, для такого прожженного дельца, как Ляксаныч — проще только два пальца обрызгать.

— И о волокушах наших можно теперь спокойно забыть, — флегматично согласилась с ней вторая. — Ты права. С нашими тремя сотнями мы для них корм для червей, не больше. Если, конечно, могилы копать, а не бросить, как собак, где придется, — мрачно пошутила она. — И ни одного миномёта под рукой, — совсем уж помрачнела амазонка. — Думала же взять, думала! Ду-у-ура, — мрачно протянула она. — С тяжестью возиться не захотела. Вот теперь получи.

Четыре мощных пневматических броневика по обороняемому периметру, мортира в центре гуляй-города, примерно равное число по людям и дальнобойные пневматические снайперские винтовки, в наличие которых никто даже не сомневался, не оставляли амазонкам ни малейшего шанса. Самоубийц среди них никогда не было.

Если этот гуляй-город и можно было взять, то такой кровью, после которой и победа нападавшим была бы уже не нужна.

Тем не менее егерям из гуляй-города даже при таких условиях они могли серьёзно помешать. Ночи впереди были длинные, а преимущество пулемётов в темноте — не такое подавляющее.

Белое красивое облачко с лёгким хлопком расцвело недалеко, в стороне от группы стоящих на вершине всадниц. Звонкий цокот шрапнели, горохом прокатившийся по сухой, побуревшей осенней траве склона холма, лишь чудом не задев стоявших на вершине всадниц, спугнул группу, и уже через пару минут там никого не было.

— Твою мать! — плётка раз за разом обжигала жеребца первой амазонки, торопя выбраться из зоны обстрела. — Шрапнелью вздумали пугать. Ну, погоди, Лайка. Погоди, Димон. Ужо задам я вам обоим, как только до вас доберусь. Вы у меня на собственной шкуре почувствуете, как надо товарищей встречать. И шрапнель эту я вам обоим ещё припомню.

— Уж проблем то я вам доставлю. Попомнишь, Димочка Второй Пограничный легион и его умение работать по ночам. Лёгкой жизни у тебя не будет.

Вытянувшийся в три нитки более чем на версту длинный, тяжёлый, неповоротливый словно обожравшийся удав, обоз с наворованным княжеским добром, в их представлении был лёгкой добычей.

Удача сама шла им в руки.

Встреча…*

Что время спокойной жизни вышло, Димон сразу понял, как только его внимание привлёк выстрел из мортиры и звук длинной пулемётной очереди, ожившего броневика.

— "Ну вот, помяни чёрта, как он тут как тут", — мрачно констатировал Димон для себя, разглядывая лёгкий шлейф пыли, поднятый исчезнувшей с вершины ближнего холма небольшой группы всадниц.

Амазонкам определённо повезло, они появились первыми, — мрачно выругался он.

Спокойная жизнь кончилась. Прищурившись в задумчивости на солнце, Димон с силой потёр заросший щетиной подбородок.

Слава Богу, у амазонок хватило ума не проверять на прочность охрану каравана. Пара шрапнельных снарядов и очередь пулемёта сразу отбили всякое желание общаться.

Впрочем, терпенья спокойно ждать в сторонке у амазонок хватило ненадолго, часа на два. Стоило только обозу снова двинуться вперёд, как тут же на пути перед обозом появилась небольшая группа всадниц с белой тряпкой в руке и принялась деловито устанавливать прямо на пути движения большой, с распахнутыми в стороны крыльями пологи.

Амазонки выслали делегацию на переговоры и судя по их деловой суете, в том что им не откажут, не сомневались ничуть. Как и не выказали ни малейшей тени страха, уверенно размещаясь прямо под дулами наведённых на них пулемётов.

В чём-чём. А в трусости их обвинить невозможно было.

Две крепкие, не старые ещё амазонки, со знаками отличия сотников в петлицах верхних кафтанов, сидели с довольным видом под открытом на три стороны широком и удобном навесом шатра и с довольными ухмылками на лицах готовы были обсуждать назревшую проблему.

Можно было сейчас расстрелять их и двигаться дальше, а можно было и поговорить.

Димон выбрал переговоры.

В то, что перед ними вдруг окажется три сотни конных лучниц, удивления у него не вызвало совершенно. Чего-то подобного от амазонок он давно ожидал. Он ограбил князя, и по закону воздаяния амазонки пришли ограбить его. Всего делов то. Круговорот материи в природе.

Дождались когда он вывезет из болот всё что сможет, и пришли, как это у них в обычае и было. Явились, как они считали, "за своей долей", желая пограбить слабейшего.

А вот то, что их планам вышел облом, они видать совершенно не ожидали.

— Ну, здравствуйте, девочки

Неторопливо подъехав к шатру, Димон насмешливо поприветствовал двух сидящий под навесом амазонок.

Трое вооружённых старыми немецкими винтовками егерей аккуратно держались у него за спиной, настороженно зыркая на точно такую же группу из трёх вооружённых огнестрелами амазонок, держащуюся чуть в стороне от шатра.

— Никак пришли за своей долей? — насмешливо поинтересовался Димон. — Что-то вы нынче рано.

— Это ты, Дима со временем не дружишь, — с холодной гримасой на лице кивнула приветствуя его правая амазонка. — А права, Мара? — повернула голову она ко второй амазонке. — Кажется, ты ещё должен был быть у болот.

— Ты права, Светик, — согласно кивнула головой и та. — Наш друг Дима, как мне кажется, собирается нас кинуть и по-тихому свались с нашего берега к себе на историческую родину. А нас, сирых и убогих лишить честно заработанного.

— Ай-яй-яй, Дмитрий Ляксаныч, ай-яй-яй, — с искренним сожалением на лице, левая амазонка медленно покачала головой. — Как это нехорошо. Обманывать, в вашем-то положении. Нехорошо это

— Кто? — деланно возмутился Димон. — Я? Я, обманываю? Не-е-ет, — возмущённо раскинул он руки в стороны. — Как вы могли такое обо мне подумать, — ну, совершенно искренне возмутился он. — У нас с вами честный был уговор. Вы предоставляемее мне волокуши с лошадьми, оформляете мне все нужные бумаги, точнее пергаменты, якобы от князя, и не мешаете мне его грабить так, как я посчитаю нужным. А я вам за всё это отстёгиваю десять процентов от добычи.

Я не отказываюсь, — клятвенно прижал он руки к груди, глядя на хмурых амазонок честным, кристально искренним взглядом. — Ваша доля ждёт вас. Целиком вся и полностью. И как только мы прибудем на берег Лонгары, откуда я смогу спокойно переправиться к себе домой на левый берег, так вы сразу же получаете всё оговоренное.

— Мы так не договаривались, — стирая улыбку с лица, сухо проговорила первая. — Уговор был на расчёт сразу. Наша доля здесь и сейчас. Правда, Мара — повернулась она к подруге.

— Правда, — согласно кивнула та головой. — Уговор был однозначен. Бумаги и волокуши в обмен на десятину хабара. И ты должен был ждать нас там, на месте, возле выхода тропы из болот, и не начинать выдвигаться к реке, пока нас нет и мы отъехали по своим делам.

— Всё это не очень красиво выглядит, Димитр Ляксаныч, — тихим, жёстким голосом проговорила вторая амазонка. — Очень похоже на то, что ты собрался нас кинуть.

— Ещё более некрасиво выглядит то, что вы собрались кинуть меня, — жёстким, мгновенно ставшим холодным тоном проговорил Димон. — Вы должны были сидеть на месте и охранять лагерь, пока мы заняты грабежом. Вместо этого вы вдруг сорвались с места и куда-то вас унесло. Причём обеих разом. А вместо себя оставили какую-то молоденькую дурочку, которая на все вопросы отвечала одно: "Не знаю, Дмитрий, Ляксаныч. Не знаю, Дмитрий Ляксаныч. Сказали ждать. Скоро будут. Куда отбыли — не знаю".

Сколько ждать? — ещё более холодно поинтересовался он. — Когда будут? И каким это образом, отъехав с тремя бойцами, вы возвращаетесь с тремя сотнями.

Вы что, девоньки, белены объелись? Или вы за дураков нас держите.

Лагерь полон всякого добра, а охраны нет. У меня на хвосте висит княжеская погоня, каждый день на счету, а вместо того чтобы уносить ноги, вы предлагаете мне сидеть на краю болот и терпеливо ждать неизвестно чего. У вас, девоньки, с головой как, всё в порядке? — взорвался он.

Обоз еле двигается. Скорость — двадцать вёрст в день! Ваши кабысдохи еле ноги таскают, хотя мне прекрасно известно что они могут двигаться вдвое быстрей. Надо лишь увеличить число тягачей и водилов кобылов.

Тьфу ты, — раздражённо выругался Димон. — Совсем с вами зарапортовался. Не тягачей, а этих ваших тяжеловозов. Причём, на каждую волокушу ещё хотя бы по одной паре, а лучше по две. И тогда они сразу ускорятся.

Погонщицы вялые, словно работают из-под палки, а не за процент. Явно тянут время, словно надеются что нас догонит княжеская погоня. Зачем им это нужно — не знаю.

Но если ничего в их поведении не изменится, а начну их превентивно расстреливать. Каждую десятую. За саботаж!

Но и это ещё не всё. Вокруг круги нарезают хищники из числа наших общих знакомцев из Гультяй-Дола, а вы где-то шляетесь! Обоз еле тащится! И ничего не решается!

Договор был на помощь и охрану, а вас где-то черти носят!

Если вам отвалился где-то ещё один кусок, то это не значит, что можно в одностороннем порядке разорвать договор, а потом с невинным видом заявиться к прежним компаньонам и потребовать от другого выполнения прежних обязательств.

— Ц-ц-ц-ц, — медленно покачал он головой. — Не-е-ет, девочки, так дело не пойдёт. Игры в одни ворота не будет.

— Чё ты хош? — ледяным тоном спросила первая амазонка.

— Ма-а-ара, — повернулась она к подруге. — Он определённо чего-то хочет, — с кривой гримасой на лице сухо бросила она, кивнув на Димона. — Нагрузил наши волокуши так, что те просто трещат от перегруза. Практически загнал наших бедных лошадушек. А теперь ещё требует дополнительно лошадей и людей.

— Лошадей — да, а людьми я и своими обойдусь, — отрезал Димон.

— Обнаглел ты парень, — с осуждением покачала головой Светик. — Совсем обнаглел. Хочет за те же деньги получить лишку.

Нехорошо, Дмитрий Александрович, — осуждающе покачала она головой. — Нехорошо, — глаза её из-под гневно сдвинутых бровей сверкнули холодом.

А уж стрелять по своим — это уж ни в какие ворота не лезет.

— Нефиг соваться под руку без предупреждения, — сухо бросил Димон. — И скажите спасибо, что артиллеристам был отдан приказ лишь вас попугать, а не сразу стрелять с накрытием. Иначе бы мы с вами здесь и сейчас не разговаривали.

— Благодарю, — без тени улыбки вдруг склонили головы обе амазонки. — Что это была лишь демонстрация мы уже поняли. Иначе бы не сидели сейчас рядом с тобой, а постарались бы чтоб ты пожалел о своём нарушении наших первичных договорённостей.

— Ага, — с усмешкой кивнул Димон головой. — Первичных, значит. Интересно. И каковы же будут вторичные?

— Надо бы увеличить процент, — неприятно улыбнулась первая амазонка. — И немного изменить номенклатуру по расчётам. Эти твои трактора, — небрежно махнула она рукой в сторону высящихся за спиной Димона высоких, прикрытых плотной тканью бугров на волокушах, — дорогая штучка, но нам они даром не нужны.

А вот от оружия бы мы не отказались, — с усмешкой заметила она.

Танковые пулемёты с боекомплектом. Это — раз. Пусть даже из болота, пусть даже не проверенные на сохранность. Бог с этим, сами разберёмся. Но по два БК к ним чтоб было. Мы знаем, патроны есть.

И пушки танковые, что вы прячете в своих закрытых наглухо чёрных фургонах.

Думаешь, мы не знаем, что ты вывез с княжеских складов более полутора сотен танковых орудий разных калибров? Знаем.

Откинувшись назад, она с насмешливым видом смотрела на внимательно глядящего на амазонок Димона.

— Если уж мы смогли предоставить тебе все требуемые бумаги, так что у людей князя не возникло и мысли об их подложности, то неужели ты думаешь, мы не знаем что и сколько ты вывез оттуда, с болот?

— Какая наивность, — осуждающе покачала она головой. — Какое преступное недомыслие.

— Давно хотел спросить, — с не менее ядовито поинтересовался Димон. — А чего это вы, имея такие великолепные возможности по подделке документов, никак не можете наладить регулярный грабёж князей?

Довольное выражение на лицах двух амазонок мгновенно было смыто яростью.

— Не твоё дело, мужик, — синхронно рявкнули на него обе.

— Вот! — безмерно довольный произведённым эффектом, Димон поднял вверх указательный палец. — Что и требовалось доказать. Не можете. Кишка тонка.

А я могу, — усмехнулся. — Смог раз, сумею и второй.

А вы — нет.

Знаете почему, — слегка склонился в вопросе он вперёд. — Я отвечу.

Потому что у меня есть то, чего нет у вас. Дорога! Дорога по болотам! И не одна! Чтоб вы знали.

Зачем он сейчас ляпнул про вторую дорогу, которой не было и в помине, Димон и сам не понял. Но в тот момент ему показалось это правильным. Больше интереса у амазонок будет идти на соглашение с ним.

— Поэтому, не будем ссориться, девочки, — расплылся он в насмешливой ухмылке. — Давайте лучше договоримся так. Вы, конечно, можете попытаться отобрать у меня мою добычу силой, только у вас хрен что получится. А если получится, то стоить это будет вам такой крови, что ваш Второй Пограничный Легион прекратит своё существование. И о том, что эти места, пусть и номинально, но принадлежат Амазонии, вы забудете навеки. Жаждущих заполучить под себя эти якобы "пустые" территории пруд пруди. И вы в самом конце этого списка.

И вам это не нравится, как я понимаю.

Но и ссориться со мной не надо. Ни вам, ни мне не нужна война. Лучше жить, как говорится в дружбе. Худой мир всё ж лучше доброй войны.

Поэтому, давайте договоримся полюбовно.

Что я предлагаю, — с отчётливо прозвучавшим издевательским смешком уточнил Димон.

Вы мне предоставляете ещё кобыл для своих волокуш, для ускорения передвижения. А то ведь действительно, обоз еле тащится. Спохватится князь, вышлет погоню, если уже не выслал, и нам уже отсюда ноги не унести. И тогда и вы, и мы лишимся всей своей добычи.

А вот этого, не хотелось бы, — коротко хохотнул он.

И плюс к этому, вы обеспечиваете нашу охрану от сбежавшихся к каравану мелких хищников. Внешний периметр. Вам это как раз будет по силам, да и опыта не занимать. А нам не охота отвлекать лишних людей от груза. Сейчас главное убраться отсюда как можно скорее и как можно дальше, пока князь со своими людьми до нас не добрался. Сейчас главное скорость, скорость, скорость. И вы нам в этом существенно можете помочь.

Я не хочу потерять всё, только из-за того, что мои перегруженные возы еле тащатся.

— А почему кобыл, — вдруг совершенно спокойно, даже как-то равнодушно поинтересовалась вторая амазонка. — Почему не меринов, не жеребцов?

— Потому что ты сама уже обо всё догадалась, — холодно улыбнулся в ответ Димон. — Лошадей с волокушами мы забираем с собой. И чтоб потом не возиться с возвратом оборотной тары, мы оставим ваших чудных лошадушек себе. Так сказать, на развод и личное, персональное развитие нашей компании. Волокуши же свои можете потом сами забрать, если захотите. Нам такие монстры ни к чему. Свои есть, и много лучше.

Жаль только не получилось доставить их вовремя, — с сожалением цокнул он языком. — Иначе бы, эти ваши тяжеленные монстры волокуши, нафиг бы мне не сдались.

— И всё это за жалкие десять процентов? — неприятно улыбнулась первая. — Ты нас за кого принимаешь, Дима? За лохушек, как это принято у вас называть?

Или за кого? — повысила она голос.

Половина, — отрезала она жёстким голосом

— Чё!? — возмутился Димон.

Дальше пошёл обычный торг, если не считать конечно того, что в этот раз он затянулся допоздна, и к взаимному согласию стороны пришли уже лишь под утро, когда вымотанные взаимной неуступчивостью стороны согласились не полюбовный договор.

За охрану, лошадей и помощь в добыче и транспортировке, амазонки получали треть от всей добычи. Причём, ненужные им трактора и третью часть от танка с мотодрезиной Димон обязался выплатить из своей доли патронов и снарядов, утащенных с княжеских складов.

Обе стороны считали что отжали себе всё, что только было возможно. Поэтому, никем больше не задерживаемый обоз сразу тронулся с места, спеша к реке.