Триумф.*

Приход в город огромного табуна лошадей воспринято было всеми как настоящий триумф. Всех участников знаменитого перегона, завершившегося двойным разгромом воинственных амазонок, горожане носили буквально на руках. И даже то, что никто из них не принял участия в жестоком сражении, разгоревшемся на стенах города и на равнине перед ним, не смогло удержать горожан от широкого и радостного празднования воистину сокрушительной победы над амазонками.

В Старом Ключе уже и не могли припомнить когда последний раз так больно щёлкнули по носу зарвавшихся воинственных соседей. Поэтому, даже не одна, а целых две победы подряд, вызвали в горожанах настоящее бурное ликование, а ящеров, принявших столь определяющее участие в сражении, буквально носили на руках.

Сидор же всё это время провалялся на госпитальной койке и все празднества прошли мимо него. Он лежал в госпитале и ему было не до праздников. Он только-только начал вставать и на городские празднования победы смотрел с горизонтального уровня. То есть никак. Ему было всё равно. Собственное здоровье его интересовало гораздо больше.

В городе же творилось чёрте знает что. Городской Совет, идя на поводу у горожан и блюдя собственный интерес, даже разрешил ящерам открыть своё представительство, выделив для размещения ящеровой миссии небольшой, полуразваленный домик в южной части города, и кусок земли под ним площадью около полудесятины. Правда, не в основной черте города, а в дальней части южного посада. К слову сказать, не в самом нищем, но всё же в довольно убогом конце города. И, то ли по случайному совпадению, то ли преднамерено, но место это оказалось совсем рядом с землянкой Сидора, на соседней улочке.

И теперь ящеры буквально не вылезали из палаты где лежал Сидор, старательно залечивая его мнимые и настоящие раны и ушибы.

Даже Маня, поначалу яростно выступавшая против, как она с самого начала считала "бредовой" идеи Сидора с лошадьми, после первой же привезённой партии резко поменяла своё мнение и развив бурную деятельность, во многом способствовала успешному завершению предприятия.

И в первый же день, как только Сидор вернулся в город, соблаговолила заявиться к больному в госпиталь и поздравить его с успешным окончанием великого предприятия. Правда, не забыв подпустить и яду в разговор, отметив, что окончательно операция будет закончена лишь тогда, когда будет запасён в достаточной мере фураж для всей этой огромной лошадиной прорвы и обеспечен выпас для неё же. И когда он наконец-то прекратит нежить себя в постели, протирая больничные простыни, и примется, наконец-то за работу. Хватит, мол, валять дурака.

Похоже было что именно это её в большей степени и безпокоило, поскольку о чём бы они ни заговаривали, разговор неизменно сводился к одному: "Когда ты кончишь валяться и приступишь к работе?"

Но слава Богу это было не единственное что её интересовало. Ещё больше места в её трескотне занимал предмет под названием Корней. Уж очень ей понравилось то, что Городской Совет отметил особую роль её Корнея в проведении и руководстве этой операции. Машку прямо так и распирало от гордости за своего мужика.

Впрочем, она надолго не задержалась и только отметившись убежала обратно к себе на работу. Как она сказала, праздновать у себя в банке окончание перегона и награду её мужа. Да Сидор её особо и не держал. Пулемётная трескотня Машки колоколом отзывалась в его больной голове. Поэтому без неё было… намного спокойнее.

Явление Димона.*

Возвращение в город Димона можно смело было назвать как-нибудь вычурно — типа "ARRIWEL", как какое-то театрализованное шоу. Казалось весь город высыпал им навстречу посмотреть на два его разбитых фургона с проломленными бортами и четырьмя понурыми, истощёнными до невозможности клячами, бывшими когда-то вполне приличными, ухоженными лошадьми. Нелепо выпирающими из-за разбитых бортов фургонов колёса двух невероятно грязных мотоциклов с колясками, да болтающиеся на какой-то толстой верёвочной скрутке прикреплённые к задкам фургонов две пушки, одна из которых с нелепо погнутым защитным щитом, на котором явственно были видны следы от попадания стреломёта, — зрелище для местных видать представлялось сюрреалистическим. И соответственно жутко интересным.

— "Хорошо что хоть не комментируют наш затрапезный вид", — угрюмо думал Димон, ловя спиной жгуче любопытные взгляды соседей.

И только когда свернули к Сидору во двор, только он и избавился от горящих любопытством взглядов, готовых казалось просверлить в его спине дырки.

— Уф, — вытер он выступившую испарину со лба.

Был уже полдень и жаркое солнце конца лета жарило неимоверно. Да ещё эти любопытные взгляды соседей, да и сами они, густо облепившие все заборы по дороге. Никогда Димон не думал что будет так тяжело просто проехать на телеге по улице.

— Знал бы что так будут пялиться, вернулись бы поздно ночью, чтоб только не глазели, — угрюмо буркнул он на любопытный взгляд Витька.

— Это ещё что, — не менее мрачно буркнул тот в ответ. — Вот что они сегодня вечером будут друг дружке говорить, хотелось бы послушать! Вот что было бы интересно. Наверняка ни слова правды, а охов и ахов, что узрели этакое чудо, — Витёк с некоторой долей барской вальяжности и явно рисуясь, небрежно махнул в сторону фургонов с пушками, — вагон и маленькая тележка.

Куда сгружаем? — без перехода устало поинтересовался он.

— Вези на задки, — Димон махнул рукой куда-то в сторону заднего двора. — Там амбар как раз свободный должен быть. Там и сгрузим. Пусть будет у нас там арсенал.

Вы пока разгружайтесь…

Димон по хозяйски распахнул двустворчатые ворота амбара и подпер шатающуюся хлипкую воротину каким-то подвернувшимся под руку дрыном.

А я сбегаю представлюсь Сидору, — буркнул он, глядя на заводимых в сарай лошадей. — Если верить воротной страже, то после возвращения с табунами он никуда ещё не успел смотаться. Так что есть вероятность застать его сейчас дома. Раз сказали что пораненный наш Сидор, то небось нынче дома отлёживается. Надо бы навестить.

Одни справитесь? — устало посмотрел он на вяло передвигающих ногами ребят.

Дождавшись столь же вялой равнодушной ответной отмашки, устало развернулся и двинулся в сторону главного входа в землянку. Заходить с заднего двора, куда от этого сарая был ближний выход, ему не хотелось. Всё же надо было как-то официально представиться, как-то по парадному. Всё же вернулся! Да не просто так, а живой и с добычей.

Хотелось праздника. Хоть чуть-чуть!

Полностью довольный своей жизнью Димон, насвистывающий весёлый мотивчик, с широкой улыбкой на пол лица, без стука ввалился в гостиную. То что входная дверь оказалась не заперта лишь подтвердило его предположения о том, что хозяева сейчас дома, а значит можно им и устроить сюрприз с собой в качестве главного лица. Да и не было до того у Сидора привычки средь бела дня запираться.

— О! — удивлённый неимоверно, Димон, застыл в распахнутых настеж дверях гостиной, потрясённо глядя на незнакомую симпатичную девчонку, что-то вытиравшую мокрой тряпкой со стола в гостиной.

Ну-у-у, — расплылся он в довольной улыбке. — Наконец-то! Наш Сидор, монах, решил-таки завести себе симпатичную помощницу по хозяйству. Давно пора.

Девушка, а вы часом не горничная той мифической Сидоровой мегеры-жены, о которой даже на подъезде к городу уже все только и говорят? — Димон необычайно воодушевился от вдруг пришедшей ему в голову весёлой мысли. Захотелось пошутить…

Где этот хищный двуногий крокодил? Где это чудовище?

Дворянка, а уж тем более настоящая баронесса в его представлении каким-то непостижимым образом слились в образ чего-то пышного и расфуфыренного. Поэтому простенькое поношенное платьице на плечиках худенькой девчонки и общий непритязательный вид какой-то замухрышки с портовой окраины города, сыграли с Димоном дурную роль.

Следующие минут десять он с каменным лицом выслушивал многочисленные нравоучения из уст молодой дворянки, как простонародью в его лице, а проще говоря — быдлу, следует вести себя с дворянами. И не просто с дворянами, а с родовитой шляхтой, каковой эта принятая им за горничную девица и оказалась.

За эти несколько минут баронесса Изабелла де Вехтор, как она тут же представилась Димону, если чего и успела от него добиться своими нравоучениями, то отменно стойкой личной неприязни к себе с его стороны.

Обратно в амбар он вернулся в сопровождении сияющего от счастья Васятки, нагруженного всяческим чистым постельным тряпьём, а сам мрачный, словно грозовая туча.

— Сидора нет, до сих пор в госпитале. Дома одна только его жена. Тварь! Профессора тоже нет. Похоже эта мегера разогнала всех из дому, один Васятка только и остался.

Сейчас Васятка сгоняет к Брахуну в трактир, принесёт чего-нибудь пошамать. А мы пока протопим баньку. Сегодня ночуем на сеновале, подальше от этой стервы.

Планы на завтра: С утра все вместе завтракаем в трактире у Брахуна, а потом разбегаемся.

Ромка занимается своими делами с Ведуном, он как раз, говорят, сегодня в городе. Я к Сидору в госпиталь, а потом на поиски лошадей и новых фургонов. А Васятка с Витьком пулей сгоняют на Ягодный.

Забираешь оставшийся там десяток, — повернулся он к усталому, безразлично сидящему на борту фургона егерю. — Оставляете на месте одного дежурного, чтобы за ягодником приматривал, и быстро все сюда.

Максимум вечером второго дня мы должны выдвинуться обратно. Нельзя ставлять без присмотра брошенное на берегу имущество.

Так! — дал он лёгкий подзатыльник стоящему с разинутым ртом Васятке, с восторгом пялившемуся на стоящее перед ним орудие. — Рот закрой — муха залетит! И шевели ливером, жрать охота!

А мы, мужики, пошли топить баньку. Целый месяц считай что не мылся, — устало развернулся он на выход из амбара.

Arriwel второй.*

Если в первое своё возвращение с добычей Димон думал что соседи своими любопытными взглядами в его спине прожгут дырки, то второе его прибытие в город с остатками добычи, повергло его в настоящий ужас. Прибытие во главе хоть и небольшого, но целого обоза из шести фургонов, до верху гружённых мотоциклами и ещё каким-то имуществом, да ещё опять же с парой прикреплённых к задкам пушек… Это было уже не театрализованное шоу, это уже было чёрт знает что…

Казалось весь город высыпал на улицы, встречая его. Что такое им было любопытное в его нескольких фургонах, Димон искренне не понимал, но от жадных, наблюдательных глаз горожан — не уберёгся.

Слава Богу, что как и в первый раз с расспросами никто не приставал. А то ещё не хватало на каждом углу останавливаться и всем знакомым рассказывать как и что. И откуда, мол, у него такое чудо — орудия.

То что гораздо большее внимание привлекали как раз торчащие из-за высоких бортов фургонов колёса сваленных там кое-как мотоциклов, ему даже в голову не пришло.

И как и в первый раз, всё добытое имущество разместили в сарае на задках Сидорова двора.

В этот раз Димон входил в землянку гораздо более осторожно. Можно даже сказать — пробирался как партизан в стане врага. Наученный прошлой встречей с баронессой, ему не хотелось ещё раз выслушать занудную нравоучительную лекцию о нормах местного этикета и о собственном поведении.

Но ему повезло. По какой-то счастливой случайности, не иначе как ворожил кто, баронессы дома не оказалось, и Димон наконец-то смог спокойно пообщаться со своим другом Сидором, которого он со дня его с ним расставания на Лонгаре так и не видел. В прошлое, первое его прибытие в город с добычей, его к нему в госпитале так не пустил какой-то ящер — злой старикашка доктор, сославшийся на какой-то бред что не надо, мол, беспокоить больного.

Найдя его в этот раз спокойно лежащим на кровати в своей комнате, и уже без всяких злых докторов-ящеров, Димон первым же делом без всяких экивоков высказал ему всё, что он думает по поводу нахождения столь безцеремонной, наглой и невоспитанной девицы в их доме.

На что уже от Сидора тут же получил весьма недвусмысленное предложение заткнуться и не лезть не в своё дело.

С безмерным удивлением на лице Димон смотрел на своего старого друга и не узнавал его. Это был буквально другой человек.

— Вот что любовь делает с людьми, — горько вздохнул он понимающе. — Но это лечится, — тут же с большой долей оптимизма констатировал Димон. — Только, к сожалению очень тяжело и очень не скоро. Ты влип, Сидор, — грустно добавил он. — Ты влип самым дурацким способом, каким нашему брату только можно влипнуть. Ты влюбился в стерву.

Искал, искал, чуть ли не пол жизни свой идеал, а нашёл натуральную мегеру. Да ещё и дворянку к тому ж. Хуже того, — обречённо вздохнул он, — какую-то там родовую шляхту, как она сама мне призналась. Стерва! — тихо, сквозь зубы выругался он.

Ой-ей-ёй, — медленно покачал он головой. — Как же такое плохо лечится.

Ладно, — махнул он рукой на замолчавшего, отвернувшегося к стене расстроенного не менее него больного. — Не будем о грустном, вернёмся к нашим делам.

Докладаю!

Мы с Витьком и Ромкой после возвращения в город, когда ты ещё валялся у ящеров в лазарете, взяли шесть больших фургонов, чтоб с запасом, не перегружать. Хотя, там и перегружать то уже было нечего, — грустно уточнил он. — Взял второй, оставшийся десяток егерей с Ягодного и быстренько смотались к месту нашей переправы.

Интересная я тебе скажу там картина открылась, — Димон задумчиво с силой потёр заросший щетиной подбородок. — Если б мы не спрятали всё наше имущество именно в воронке, то что не могли на тот момент сразу вывезти, всё бы оставленное нами на месте переправы имущество разграбили бы.

Ни одной пустой гильзы там на месте мы не нашли. Всё под чистую какая-то сволочь выгребла. Все места, где хоть теоретически могло бы хоть что-то заваляться — всё кто-то перерыл и перетряс. Даже могилу с павшими перекопали.

Правда, потом всё аккуратно восстановили и разровняли. И даже постарались скрыть следы своего там пребывания. И если бы мы на то место пришли не сразу, а спустя хотя бы месяц, другой, то не уверен что мы там что-либо заметили бы вообще, настолько тщательно были скрыты все следы.

Видать, проверяли, — задумчиво пробормотал он себе под нос. Сидор, не расслышав, напрягся, внимательно наблюдая за его лицом и пытаясь понять что тот говорит.

А вот в воронку не заглянули, — усмехнулся Димон. — Не догадались. Так что все наши захваченные с того берега мотоциклы живы и здоровы. Все до единого. Правда грязные, как не знаю что, но…, - Димон расплылся в довольной ухмылке. — Целёхонькие!

Ну, я думаю мотоциклы мы денька через два забросим к ребятам на литейный. Пусть чинят.

Собственно я из-за них к тебе домой и зашёл, — пояснил Димон. — Хотел заодно проверить дома ли ты. Да, раз уж в городе оказался, заодно и с тобой, и с профессором по всем нашим вопросам пообщаться.

А теперь из-за твоей мегеры не знаю даже как и быть, — виновато развёл он в стороны руками. — Нет ни малейшего желания здесь оставаться.

Вернусь ка я пока к себе в долину, — махнул он рукой на молчаливого Сидора. — Хоть отосплюсь спокойно.

Как вы тут только терпите её присутствие…, - Димон раздражённо передёрнул плечами. — А с мотоциклами я решил вот что. Пусть ребята с литейного с ними повозятся. Им это более с руки, как-никак механики по прошлому верхнему образованию. К тому же там и твои дружбаны братья-кузнецы Трошины, недавно на завод перебрались. И из наших кое-кто там в технике соображает. Обещались — сделают! — оптимистически заметил он. — Правда, за работу они сразу же потребовали парочку себе.

Сторговались на один, — усмехнулся Димон. — Надеюсь, ты не будешь против? Или у тебя на них уже есть какие-то свои планы? А то ещё и Ромка с Витьком, стервецы, требуют свою долю. Придётся дать, — ханженски вздохнул он. — Как ни как, а заслужили.

— Сколько их всего? — прошелестел с кровали тихий голос Сидора. Ему наконец-то удалось вставить хоть одно слово в длинный, безконечный монолог Димона.

— Один Ромке, то есть группе Ведуна, один ребятам на литейный, за будущую реставрацию, и один на Ягодный егерям. Эти пусть осваивают материальную часть, глядишь, понадобится, как со взрывчаткой. — скупо усмехнулся Димон. — Ну и нам с тобой на двоих остаётся три штуки.

Всего же мы с того берега привезли шесть штук.

— Негусто, — задумчиво буркнул Сидор. — Отдай одни Ведуну, — поднял он на Димона внимательный, предостерегающий взгляд. — Нам с тобой хватит и по одному, а ему надо сделать презент. Хоть он и сволочь изрядная, но нам здорово помогает. Так что надо сделать ему персональный подарок.

Возьмёт, не возмёт, — усмехнулся Сидор, — это другой вопрос. Но дать надо. А то как-то нехорошо получается, словно он к твоей экспедиции никоим боком не причастен.

А это не так.

— Без проблем, — с лёгкой улыбкой на губах Димон понимающе глядел на Сидора.

Мотоцикла ему было не жаль. Он и с тем что взял себе не знал что и делать. А Ведуну действительно надо было дать хоть какую-никакую пилюлю. Ведун оказался в итоге за этот поход самый пострадавший. Столько сделавший, и фактически не получивший ничего.

Одним словом, Д имону для хорошего человека говна было не жаль.

— Но это уж после того как ребята с завода починят и всё что там надо — восстановят, — уточнил всё же он. — А то как-то нехорошо дарить ломаный хлам, — усмехнулся Димон.

— Кто из наших ещё вернулся? — сухо перебил его Сидор.

Задумчиво с силой схватившись за подбородок, Димон принялся более обстоятельно рассказывать:

— Из наших, только что, прямо передо мной, вернулся Сёмка Некрас, а из ведуновцев Шурка Долгопятый, поисковик. Они то и рассказали что там произошло. В общем, всё как мы сразу и предположили. На них случайно наткнулся конный разъезд амазонок. А следов там было столько, что найти ребят было делом пяти минут. Вот они чтобы скрыться и чтобы амазонкам не достались наш склад снарядов, его и подорвали.

Собственно на такой случай ребята его заранее и заминировали, — Димон замолчал, вспоминая что-то тяжёлое, грустно ещё раз вздохнул и продолжил:

Сердце, говорят кровью обливается, а как только увидели что всё, застукали, сами в кусты, а склад рванули.

И пока те кто там выжил разбирались что и как, ребята берегом и ушли. А потом, выше по реке спокойно на камышовых связках на левый берег переправились.

Тут такое дело с переправой оказывается всем хорошо знакомое, — безмятежно махнул он рукой на удивлённый взгляд Сидора.

Хочешь хохму? — усмехнулся он.

Ты теперь для Маши самый авторитетный авторитет.

— То есть? — безмерное удивление Сидора выразилось лишь в высоко поднятых бровях. На большее его явно не хватило.

— И раньше то она тебя уважала, хоть и шпыняла постоянно при первом удобном случае, но к мнению твоему всё одно прислушивалась. А теперь! — Димон с самым разухабистым видом весело махнул рукой. — Ты для неё стал самый автритетный авторитет.

Раз её Корнея отметили, цацкой золотой наградили, то значит и твои постоянные бредни оказываются не такие уж и бредовые.

— Ну, спасибо, — ядовито глянул на него Сидор. — Утешил! И что? Я теперь для неё хорош только потому, что её Корнея наградили какой-то там золотой цацкой на шею?

— Не цацкой, а гривной, — посерьёзнел Димон. — И не какой-то а наградной. Кило золота там точно есть, — Димон серьёзно смотрел на Сидора. — Цацка то такая в этих краях дорогого стоит. Да и Маня из тех женщин, у которых в жизни есть только один единственный мужчина. Только один, и он для неё застит весь белый свет.

Да тебе что, завидно? — вдруг удивлённо-понимающе глянул он на Сидора.

— Завидно, Димон, — грустно вздохнул Сидор. — Вот везёт же некоторым. Ведь на большую часть женщин без стакана и не взглянешь. Шмары! В лучшем случае на личико, да на фигуру приятные, а зачастую и этого нет. А здесь и посмотреть есть на что, и умница, и верная до самоотречения. А то что порой бывает дура дурой, так что прибить хочется, так и что ж с того. Бывает! — равнодушно пожал он плечами. — У каждого из нас есть свои маленькие недостатки.

Вот ведь как повезло Корнею, — тяжело вздохнул он с искренней завистью. — А тут, — безнадёжно махнул он рукой, — баронесса моя. Всем девица хороша, да такая дурь в голове, что видеть её больше не могу, до чего противно.

— Ну да, — скептически хмыкнул Димон, насмешливо глядя на лежащего в кровати философствующего Сидора. — А это не по твоей ли просьбе каждое утро у меня из долины Васятка ей букетик полевых цветочков таскает. Самые красивые и самые редкие выбирает, стервец. Всю долину небось уже ободрал, кустика цветущего уже не найти, всех моих эндемиков повывел начисто, а ты всё туда же: "Дурь, говоришь, у неё в голове".

— Ладно, — совершенно смутившись, Сидор с независимым видом постарался побыстрей сменить тему. — Ты мне лучше вот что скажи. Что это ещё за история с двумя легионами ящеров? Откуда у нас взялись целых два имперских легиона?

— В том то и дело, что не целых, — с коротеньким смешком, ответил Димон. — И не два, а то ли пять, то ли шесть, сам толком не знаю. А что целый легион, то это так — громко сказано. Это они когда-то были целыми легионами, а сейчас от них остались рожки, да ножки. Можно сказать одно название, да здоровущие имперские орлы на длинных палках, по типу римских, которыми они собственно и напугали амазонок, заставив их ретироваться.

Забыл, как этот дрын со щипаным орлом у них называется, — Димон задумчиво почесал правым указательным пальцем шею.

Фактически это сводные остатки нескольких старых имперских легионов из то ли пяти, то ли шести разных кланов. Большая часть их погибла в боях с другими кланами, но тысячи полторы ящеров нам с тобой на двоих досталось. Это, вместо десяти тысяч от каждого из наших кланов, — со вздохом уточнил он. — А если считать по другим кланам, чьи останки мы с тобой оказывается подобрали, так там вообще должно было быть чуть ли не под сотню тыщ ящеров.

Представляешь, как их потрепали, — с грустью заметил он. — Да и не все из них захотели к нам переселяться, честно говоря. Часть, и надо сказать большая часть, осталась на старом месте возле Подгорной княжны. Не захотели уходить с насиженного места. Часть, вдруг ни с того, ни с сего перебралась на восточные отроги Южного хребта. Это уже в старых имперских землях. Мол, опасаются так сразу менять привычный уклад жизни, и всё такое.

Ну а к нам прибилась самая маргинальная, по их собственному мнению, часть, — с откровенно непонимающим, растерянным видом Димон развёл в стороны руками. — Те самые полторы тысячи имперских легионеров. Правда, это, не считая их жён, стариков и детей. Всего же на данный момент в городе и окрестностях скопилось ящеров тысячи три, четыре, не меньше.

Вот эти-то полторы тысячи матёрых легионеров, ветеранов, и ударили в спину амазонкам, которые приняли их за своих союзников. За что жестоко и поплатились, — насмешливо заметил Димон.

Там, кстати, они тебе твою клановую долю, десятую часть трофеев прислали, — хлопнул себя по лбу Димон. — Часть золотом, часть оружием, что с убитых взяли. Так что у нас теперь оружия всякого — море, — усмехнулся он. — Я всё что они нам дали, сказал чтобы пока в сарае на заднем дворе у тебя тут сваливали. Решил что пусть у нас там будет временный арсенал. До лучших времён. Надеюсь, ты не против? — усмехнулся он.

Зато теперь можем чуть ли не целый полк амазонок вооружить. Их же оружием.

Теперь самое главное, — подобрался Димон. — Что будем делать с соплюшками, что тебе навязали на этом вашем Девичьем поле?

Полторы тыщи молоденьких девиц это тебе не шутка, — нахмурился он. — Это большая, большая проблема. Вот спрашивается, на кой ляд ты их с собой тащил? Или нафига вообще брал? Бросил бы там, всё одно проку с них, — раздражённо помотал он головой.

Продадим! — криво поморщился Сидор. — Амазонкам же обратно и продадим моих пленных. За хорошую цену. Пусть платят за своих столько, сколько мы сочтём нужным с них содрать. Пусть стоимость лекарств, на них потраченных нам возвернут, да услуги докторов и кормёжку оплатят. То, сё! Да тут, Димон, такая сумма набегает, что мама не горюй.

— А если поотчётливей? — вопросительно глянул на него Димон.

— Только за лечение раненых тысяч пять с амазонок можно содрать, — флегматично бросил Сидор, глядя ему прямо в глаза. — И как ты понимаешь, не меди, и даже не серебра.

— А с запретом на работорговлю как быть? — с лёгкой долей насмешки во взгляде Димон глядел на него чуть прищурив глаза.

— А никак! — криво усмехнулся Сидор. — Военнопленные — не рабы. И в рабское положение никто их перевести при всём желании не сможет. По крайней мере здесь, в нашем городе. А значит и запрет на работорговлю на них не распространяется. И насколько я уже слышал, то та часть пленных что была оставлена как бы в собственности у курсантов, если мне не изменяет память человек семьсот, очень даже чудненько была уже выкуплена у них ещё до возвращения в город.

Если ты не знаешь, то сообщаю, — Сидор невольно поморщился от неприятных воспоминаний. — всего было взято в плен две тыщи двести человек, или что-то около этого числа. Причём мне, под видом отступного естественно, как ты понимаешь за молчание, — Сидор насмешливо, понимающе глянул в глаза Димона, — была выделена как бы самая большая часть, чтоб лишнего не вякал.

Но, как почему-то оказалось, самая бедная, безродная и для выкупа самая мало пригодная. Если только не рассчитывать на выкуп пленных руководством речной Стражи из кошедлька той самой Тары из Сенка, нашей старой знакомой ещё по прошлому году.

И всё! — Сидор широко развёл руками, как бы показывая для них перспективы от выкупа. — Кстати, переговоры уже ведутся. И дело, считай что уже на мази.

— Фигня это всё! — поморщился Димон. — В лучшем случае сколько потратили, столько и вернём.

— У меня другое на уме, — Димн интригующе замолчал. Дождавшись когда Сидор от нетерпения заёрзал, вопросительно глядя на него, с усмешкой продолжил:

А что если вернуться обратно?

— К-куда? — запнулся от растерянности Сидор. Глядя на хитрую рожу Димона, у него от удивления широко раскрылись глаза. До него медленно сталодоходить к чему тот клонит.

Убью засранца, — тихим, злым голосом выругался он. — Сдурел совсем! Там, на твоих развалинах наверное сейчас кишмя кишит от ящеров с амазонками, а ты вздумал туда снова соваться. Сдурел, бестолочь!

— Э-э! Нет! — ухмыльнулся Димон. — Там так рвануло, что сейчас там вряд ли кто и есть. Разбежались во все стороны как тараканы, уж поверь мне.

— Не поверю, — резко оборвал его Сидор. — Не только не поверю, но ещё и никуда не пущу. А вздумаешь сам втихомолку смотаться, встану с постели, догоню и сам, лично дам тебе по шее.

Скотина! — сердито выругался он. — Развлекаться вздумал! Дома дел полно, работать некому, лошадей надо обиходить, чтоб не передохли без ухода, чтоб не пропали труды чуть ли не целого года, а он опять за своими цундапами намылиться вздумал.

Перебьёшься!

— Ты хоть знаешь сколько за него дают? — Димон уже без малейшей тени улыбки смотрел на Сидора.

— Не знаю и знать не хочу!

— Двадцать тысяч!

— Да хоть сорок, — взбеленился Сидор. — Мёртвому не надо ни двадцать, ни сорок. А сунешься снова туда — гарантированный труп. Или у тебя что, денег мало?

— Не в деньгах дело, — Димон ненадолго замолчал. — Орудия, которые я наплевав на всё с упорством тупого идиота тащил с Правобережья Лонгары, тут оказались нахрен никому не нужны, — грустно констатировал Димон. — Всё как Витёк меня с самого начала и предупреждал. Нет снарядов, а те что есть, неизвестно ещё выстрелят ли, да и стоят столько, что проще удавиться сразу, чем стрелять ими. А стволы и у пушек, и у пулемёта оказываются расстеляны. Что это значит я толком не знаю, но Боровец, собака, сразу морду начал кривить.

Одним словом — совершенно непонятно за каким таким хреном я с ними возился, с пушками этими. Упёрся как баран, — Димон замысловато выругался. — Лучше бы лишних несклько штук цундапов с собой захватили. Всё больше проку.

Ещё в первое моё появление с ними в городе у меня уже было пять предложений о продаже. А что будет завтра, боюсь даже представить. Так проколоться, — с сожалением мотнул он головой. — Пушек набрал, говна такого, а действительно дорогую, нужную всем вещь не прихватил.

Единственный плюс моего похода, что Боровец тут же попытался купить у нас оставшийся десяток снарядов, да Кондрат подвалил с предложением продать ему наши пушки как металлолом на переплавку, на какие-то его нужды. Металл, говорит больно хороший. Хорошие деньги, кстати, предлагал.

Вот и весь наш доход может быть с того похода. А треску!… - задумчиво покачал он головой. — Завтра попробую пихнуть пушки городу, если в цене договоримся и заплатят больше чем Кондратий предлагал. Нам то они совсем ни к чему, а им, Боровец, говорил что надо. Зачем — непонятно, но вроде как Боровец согласен был выкупить даже с такими стволами.

Завтра у меня презентация, — усмехнулся, немного повеселев он. — Представляю нашу добычу на суд комиссии от городских властей. Буду Голове наши пушки втюхивать. Так что, глядишь ещё и хорошо заработаем на этой ерунде.

Ещё одно…., - Димон наклонился пониже, вплотную к лежащему Сидору и негромко проговорил. — Не для передачи кому, особливо Мане.

Корней в бешенстве и наконец-то уже всерьёз рассматривает вопрос о ликвидации своей дурацкой школы. Говорит, что поведение курсантов ему серьёзно не понравилось, ну и всё такое.

Так что учти. Операция "Бешеные лошади" это было последнее, что мы предприняли вместе с городскими курсантами. Больше ничего подобного. И я тебе прямо говорю, чтобы ты в своих будущих расчётах обязательно это учитывал. Никаких совместных с городом проектов.

Немного помолчав, он неожиданно что-то вспомнил и расплылся в искренней, широкой улыбке.

Хошь хорошую новость?

Тут к Маше в Медвежью Крепость её любимица Катенька подвалила. Тебя, между прочим, спрашивала. Когда узнали, что ты расшибся и лежишь пластом в землянке, не подымаясь, просила тебе благодарность от всех зверей передать.

— Не понял!

Сидор от удивления снова нервно завозился на кровати, пытаясь поудобнее устроиться.

За что благодарность то? Да ещё и от всех зверей разом.

— За то, что жизни лошадиные сохранил и не дал перебить раненых и покалеченных, которых обычно всегда на месте добивали.

— Да моя то роль в этом деле самая мизерная, — удивлённо посмотрел на него Сидор. — Это всё Корней распорядился. Его благодарить надо. Мне же просто курсанты, как собаке кусок, бросили самую негодную часть трофеев. А я лишь оплатил лечение, — мрачно посмотрел на Димона Сидор. — За что благодарить то? За собственную глупость? За растранжиривание казённых средств?

Тут ведь так получается, что сохранил жизнь лошадям я из чисто меркантильных отношений, а не из зверолюбия. Лошади в этих краях гораздо дороже и лекарств на них потраченных, и ухода за ними. За что благодарить то?

— Если чем недоволен, иди, объясняйся с Катенькой, — улыбнулся Димон, глядя на раскрасневшегося от возмущения Сидора. — Но, по-моему, не важно из каких побуждений ты сохранил им жизнь. Главное, что они живы и скоро будут совсем здоровы, а медведи тебе искренне благодарны за проявленное сочувствие к безсловесной животине. Вот Катенька и просила тебе передать слова их старейшин, что ты впредь можешь всецело полагаться на помощь медведей во всех своих начинаниях.

А вот это, дорогого стоит, — уже не улыбаясь, совершенно серьёзно посмотрел он на него. — Считай что мы получили от медведей карт-бланш на все наши мероприятия и полную их во всём нам поддержку.

Поговорив ещё о всякой ерунде и рассказав ему напоследок о планах Корнея по созданию лёгкой кавалерии на базе тонконогих лошадей, захваченных у амазонок, и о планах Маши на пригнанных тяжеловозов, Димон оставил Сидора отдыхать в его комнате.

Следующим днём, единственным посетителем к нему была только Машка, за какой-то пустячной надобностью забежавшая к профессору, а заодно и навестившая Сидора. Причём, как он тут же понял, посещение профессора было лишь формальным поводом, а на самом деле ей надо было поговорить с ним.

Зашедшая Машка даже на первый взгляд была какая-то вся подавленная и поникшая. Даже ни о чём не спрашивая, было понятно, что её гложит и гнетёт что-то.

— Ладно, Маш, — лежащий в постели Сидор вяло махнул рукой и со слабой улыбкой на губах посмотрел на мнущуюся у кровати Машу. — Садись на стул и говори чё надо. Выкладывай! Я понимаю, что вы все меня жалеете и не хотите сваливать на мою голову очередные неприятности. Ну да мне не привыкать, а дело, судя по твоему мрачному виду серьёзное. Так что, давай, выкладывай, — тихо добавил он, с лёгкой смешинкой в глазах глядя на неё.

— Понимаешь, — немного оживившаяся Маша поёрзала, поудобнее устраиваясь на стуле. — Я тут произвела кое-какие расчёты и ужаснулась. Может так получиться, что мы потеряем пригнанные табуны, — разом вывалила она на Сидора своё открытие.

— То есть, как? — Сидор удивлённо воззрился на растерянную Машу. — Вот так, сразу? Взять и потерять? Год до того готовившись, только пригнав, вот так взять и сразу всё потерять?

— Не сразу, — тяжело вздохнула Маша, — но потерять.

— Я тут подсчитала и получается, что при довольно скудной норме один пастух на стодвадцать голов пасущихся лошадей, нам на все восемь с половиной тысяч собственных пригнанных лошадей потребуется семьдесят пастухов. А их у нас нет. И взять их нам неоткуда. Так что мы можем потерять табуны просто из-за отсутствия ухода. А если к нам в ближайшее время пригонят ещё и ту пару тысяч лошадей, что вы оставили местным на лечение, то положение вообще станет критическим. Я уж тогда не знаю как вообще и быть, — растерянно развела она руками.

Вот что я имела в виду.

— Ну, это не совсем так, — тихим, вялым голосом возразил улыбнувшийся Сидор. Видеть поникшую и необычно растерянную Машку, последние дни буквально цветущую и уверенную в себе, было… любопытно. — Во-первых, в ближайшее время к нам никого не пригонят по той простой причине, что лечить их будут долго. Так что, в лучшем случае к концу осени ждать можно, а реальнее всего к следующей весне. По крайней мере таков уговор был. Так что две тысячи из своих восьми можешь смело вычёркивать.

А во-вторых. У нас есть корнеевская школа и в ней три с лишком тысячи курсантов. Выделить каждому из них по одному строевому коню и обязать присматривать ещё за парой, вот тебе все лошади и под постоянным присмотром. Как мы с самого начала и планировали.

Должна же быть хоть какая-то польза с этих бездельников, — мрачно пошутил он.

— К сожалению, наши прошлые расчёты оказались не верны, — мрачно буркнула Маша, виновато отводя взгляд. — Нынче практически у каждого курсанта в школе оказалась своя лошадь, а то и не одна, чего раньше и в помине не было. Мы же в своих расчётах не учитывали того, что им достанутся трофеи с Девичьего поля. А табуны амазонок, доставшиеся им в качестве трофеев совсем по иному заставили их теперь себя с нами вести.

Они требуют от Корнея занятий на собственных лошадях, — мрачно буркнула Маша. — Ну и соответственно, содержания их за счёт школы. Ты ж понимаешь, — скупо улыбнулась она. — Расстаться с собственной лошадью для человека, на которого свалилось такое богатство, просто немыслимо.

Но это ещё дополнительно несколько тысяч лошадей к нашему табуну на крохотном болотистом лугу перед учебным центром. Так что трава там уже почти что начисто выбита, а весь лес в окрестностях обглодан до голых веток. А что будет дальше страшно даже представить. Уже завтра надо перегонять их в другое место. А куда?

На предгорные луга, куда ты весной отправил обустраиваться своего Бугуруслана? Так оттуда чуть ли не полгода ни слуху, ни духу. Что с ними, никто не знает. Надо туда людей посылать чтоб разобрались. А кого? Некого!

Перегонять туда табуны — я бы не рискнула, — поморщилась Маша.

На заливные луга, те, что нам выделил на время Совет, в благодарность за помощь в разгроме амазонок? Так от такой благодарности удавиться можно. Они так близко к к берегу Лонгары, а соответственно и к амазонкам, что нет никакой гарантии от нового набега. Что, если оправившись завтра от разгрома, они не попытаются ограбить нас по новой?

Пришлось от них отказаться. Неустойку содрали, — поморщилась Маша. — Как буд-то это не заброшенные за ненадобностью заливные луга, никому не нужные, а стриженные лужайки в парке Версаль.

Так что надо что-то решать, и решать быстро.

Есть предложение, — замялась вдруг она. — Как ты понимаешь, курсанты Корея, пока вы гнали сюда табуны, успели к пленным присмотреться. Так вот тут намедни поступило от них предложение.

Сидор удивлённо смотрел на вдруг покрасневшую и разозлившуюся непонятно с чего Машу.

Предложение такое, — продолжала та всё мяться. — За половину твоего полона они предлагают нам сто пастухов до конца года. Список они подготовили, — посмотрела она ему прямо в глаза. — И тех, и тех.

— Посмотреть можно? — хмуро буркнул Сидор.

Блин! — глухо буркнул он. — Что за девок они выбрали, не знаю, но думаю что собрали все сливки, что ещё там оставались, за кого мы сами бы могли взять хороший выкуп.

Минимум семьсот тысяч, — задумчиво пробормотал он.

— Больше, — тихо проговорила Маша. — Ты же сам говорил, забыл уже, — покачала она головой. — От штуки, до пяти за голову! И согласившись на подобное предложение мы реально теряем два с половиной миллиона. Золотом, — совсем тихо проговорила она.

Заметив угрюмый, мрачный взгляд Сидора, на совсем сникла.

— Блин! — только и смог сказать Сидор, и за всё время, пока она ещё оставалась у него в комнате, он Машке так ничего и не сказал, погрузившись в размышления. Даже как она исчезла из его комнаты он не заметил.

Но что он заметил совершенно точно, так это что его ни разу не пришла навестить Изабелла, Изабелла де Вехтор, баронесса и его жена, прихода которой он ждал всё время пока вынужденно валялся в постели.

Облом и Боровец.*

Начальник Всея Русския Стража Левобережныя Града Старый Ключ, некий господин Боровец Игнат Марьевич любил порой как бы в шутку так себя называть. Иногда! Как бы! Вот так, каждое слово с большой заглавной буквы.

Надо сказать что к своему нынешнему служебному положению и вытекающему из него, как он считал, уважению окружающих, он относился крайне серьёзно и абсолютно без шуток. Точнее будет сказать что неуважения к властям, а себя он именно к ним и относил, он не терпел ни в малейшей форме.

И поэтому, наверное, сейчас сей грозный начальник Вся Стражи Левобережного града стоял чуть набычившись, слегка склонив голову вперёд, и хмуро глядел на выставленные в ряд перед ним немецкие противотанковые пушки Pak 35/36, времён Второй Мировой Войны. Одновременно с этим он внешне равнодушно ковырял в зубах сухим стебельком травинки, что-то про себя обдумывая, и краем уха прислушивался к разгорающемуся у него прямо на глазах скандалу.

Судя по тому как он периодически презрительно цыкал зубом, сердито поглядывая на стоящие перед ним орудия и на суетящихся вокруг них людей, происходящее здесь ему совсем не нравилось.

Предложив намедни Димону выставить сегодня с утра на продажу городу привезённые им с того берега Лонгары орудия, он никак не ожидал того что сейчас разворачивалось прямо перед ним. Мужики, что привезли из дальних краёв эти орудия и заплатили за них высокую кровавую цену, всяко стоили того чтобы их хотя бы поблагодарили за то что они сделали. И уж точно не стоило их так демонстративно тыкать мордой в грязь за то, что представленные ими орудия не соответствовали чьим-то там идеалам.

Найти и доставить в город вполне дееспособные орудия, пусть даже и с расстелянными стволами, как утверждал вертящийся рядом с Городским Головой неизвестно откуда взявшийся "Великий Специалист" Генка Лубок, которого Голова привёл с собой, одно только это само по себе дорогого стоило. А то, как повёл себя в данной ситуации Голова, какие бы они не были между собой друзья-приятели, Боровцу откровенно не нравилось.

Расстреляные там стволы, не расстрелянные, как уже битый час вопил с пеной у рта этот дурак Генка, выдающий себя за крутого спеца, Боровец этого откровенно не понимал. Он видел перед собой пушки. Нормальные такие пушки, железные, и во вполне рабочем состоянии. Пушки, которые вполне могли стрелять. И стреляли, в отличие от многих прочих, на которые он уже достаточно за последние год, два насмотрелся! А то, что они при этом не всегда попадали туда, куда надо, так и что с того. Вон, из арбалета стреляешь и то не всегда попадаешь в яблочко, даже из самого навороченного, самого дорогого ящерового, славящегося по всему миру несравненной дальнобойностью и точностью.

В конце концов для того чтобы точно попасть из орудия в цель нужны прицелы к орудиям. А тут всего то и был один единственный на все четыре. И то, как распинался неизвестно что здесь делающий вдруг появившийся во время приёмки представитель Ведуна, какой-то Ромка Щепила, вроде бы как с шутками расписывающий чёрными словами "меткость" пушкарей во время случившейся стычки с лодьёй амазонок, иначе как мерзостью и назвать нельзя было. Хоть и весело тот рассказывал про стычку, со смешками, с прибаутками, особенно про то как Димон одним единственным метким выстрелом сбил у лодьи мачту, а так и хотелось Боровцу дать ему в морду, чтоб заткнулся.

— "Сволочь, — неприязненно думал про себя Боровец. — Какая же ты болтливая сволочь, Ромка".

Он, со всё большим и большим раздражением слушал деланно весёлый рассказ единственного выжившего ведуновца о "Великой" битве на реке двух орудийных расчётов с лодьёй Речной Стражи. И про то, как они, расстреляв более двух десятков снарядов, так и не смогли ни разу в неё попасть, кроме одной единственной болванки. Да и то, судя по его словам, совершенно случайно.

За видимым весельем рассказа чётко просматривалась линия ведуновца на срыв продажи. Боровцу, весьма опытному в таких подковёрных делах человеку, совершенно ясно было, что Ромка со своей стороны незаметно, но весьма умело и жёстко вёл дело к срыву ведущихся переговоров.

Зачем ему это было надо, Боровцу было совершенно непонятно, поскольку Ромка вроде бы как и сам имел в том деле свою долю и немалую, к тому ж. Но, вот, поди ж ты. Почему он не хотел, чтоб ребята и он сам хоть немного заработали денег, продав добычу с того берега, чтобы хоть как-то окупить неудачно закончившуюся экспедицию на правый берег, Боровцу было непонятно.

Что это была за экспедиция, Боровец не вникал, да и вернувшиеся оттуда немногие выжившие, включая и Димона, весьма неохотно делились с ним информацией о походе. По одному чему уже было понятно что поход их окончился неудачей.

Тем не менее, Боровец, как человек более опытный чем Димон, совсем по иному оценивал итоги этого "неудачного" по мнению этих новоявленных поисковиков похода, совсем с иных позиций. Что ни говори, а вернулся тот с добычей. С богатой добычей! С о-очень богатой добычей! И хоть большинство его группы на обратном пути погибло, но о себе в городе он заявил как об удачливом, добычливом поисковике. И на фоне многих других неудачников, заявил необычно громко.

И если бы он сейчас продал городским властям свои пушки за ту цену что хотел, и что они действительно реально стоили, то слава об его удачливости могла бы в будущем весьма серьёзно помешать Боровцу во всех его делах, связанных с поисковиками. А вот этого-то как раз Боровцу и не хотелось.

Нельзя сказать что это было своего рода ревность. Нет! Это был скорее трезвый, прагматичный расчёт. Боровцу не нужен был конкурент. Поскольку и он сам периодически направлял на Правобережье свои поисковые группы, то иметь в лице Димона более удачливого, добычливого конкурента ему бы не хотелось. Что было бы неизбежно в случае успешной продажи им своей добычи.

И как разобраться с этой двойственностью своего положения Боровец пока не решил. Чем пожертвовать? Будущей потерей возможной прибыли или…

На самом деле была всего лишь одна действительно веская причина, по которой Боровец был так настойчив с покупкой этих орудий и почему вообще завёл с Димоном об этом речь. Из-за чего сейчас и занят был душевными терзаниями. Он крайне болезненно относился к тому, что в городе мог возникнуть какой-нибудь другой, не подконтрольный ему, чужой, но вполне реальный центр силы, помимо его Городской Стражи. А вполне работоспособные четыре орудия в чужих руках, да ещё с боевым опытом их применения, пусть и не совсем удачным, — прямой путь к этому. Потому-то он и настоял на немедленной встрече с только что вернувшимся в город Димоном, привезшим орудия. Настоял, чтобы немедленно выкупить у него эти орудия, пока грозное огнестрельное оружие не расползлось безконтролько по краю, подспудно грозя ему в будущем потерей власти.

Пусть бы они хранились у него в городском арсенале, под его личным контролем. К тому же, да за один только этот прицел, что ребята принесли с собой, не потеряли по дороге, не разбили — уже стоило вцепиться всеми зубами в эти орудия и не выпускать их из рук. За одно только это стоило купить все четыре орудия чохом. Правда не по той цене, что хотел Димон, — тут же поправил себя Боровец. — Тут Димон, конечно, загнул.

Нет, цена которую Димон потребовал от городских властей, безусловно, была справедливая, правильная, тютелька в тютельку, тут ничего не скажешь. Димон совершенно точно с ней определился. Видать не зря накануне поездки он столько времени проторчал в Совете, целыми днями у всех подряд выспрашивая что и почём.

Тогда никто из них не придал его расспросам значения, а зря. Теперь Боровец о том искренне жалел. Занизить цену, как всякий уважающий себя купец, он уже не мог. Димон слишком хорошо знал сколько его имущество стоило.

Но уж больно не хотелось столько платить. Даже Боровцу, хотя его подобные вопросы оплаты вообще никоим образом не касались.

Его касалось другое. То что эти люди не побежали когда схлестнулись с амазонками, и не бросили то оружие что им досталось. И то что имеющиеся у них снаряды они попусту расстреляли, ну так что ж. Снаряды потом ещё наделать можно, даже за такие бешеные деньги, как берут за это обычно свои, городские мастера. А вот то, что Димон не привёз домой стреляные гильзы — вот это да, это было плохо. Как теперь снаряды снаряжать? Во что? За такое и поругать можно. Гильза она…, - Боровец с неохотой прервал путаный ход своих мыслей.

До него только что дошло что вышеупомянутый им в мыслях Димон перешёл уже откровенно на грубость и послал и Голову, и все городские власти, то есть и его в том числе на….

Боровец сердито поморщился. Как бы Голова был не неправ, но он есть Голова. То есть — власть, а значит его и уважать надо. Положено! Хотя бы по одному этому факту. Но эти земляне…. и особенно эта беспокойная компания… И Димон, к которому он раньше всегда хорошо относился, в отличие от всех остальных из тех с кем он связался, вдруг оказался точно такой же как и все.

Нет! Зря Димон так сказал!

"Никакого почтения к положению человека в обществе, — Боровец невольно чуть было не ухмыльнулся от очень уж точного сравнения, применённого Димоном к фамилии Головы, и, хоть и с трудом, но сдержал улыбку. — Да и остальные власти нельзя матом посылать, — теперь уже недовольно поморщился он, выслушав очередной сочный матерный эпитет Димона. — Они же всё ж-таки власть. Так, глядишь, и до меня доберутся", — теперь уж окончательно рассердился он.

Так! Всё! Довольно! — резко оборвал он разгорающийся уже не на шутку скандал. — Не нравится цена — не о чем и говорить. Забирай свой металлолом и проваливай. Когда передумаешь — приходи.

И постарайся найти к своему хламу прицелы, — ткнул он указательным пальцем в сторону замершего от неожиданности Димона, удивлённо уставившегося на него.

Причин для подобного удивления у того было более чем достаточно. Ведь это именно по личной просьбе Боровца сегодня утром Димон демонстрировал на продажу Голове и остальным членам Совета привезённые им из-за реки орудия. И орудия эти Боровец сам лично уже накануне осматривал, и только вчера признал их вполне годными для того чтобы выкупить для городского войска. И именно в том виде в каком они сейчас здесь и были представлены… Теперь же, после этих его слов, вчерашнее предложение Боровца по покупке пушек, смотрелось несколько… странно.

Однако, Димон лишь удивлённо поднятыми бровями и безмерным удивлением в глазах только и выразил собственное удивление.

Достанешь прицелы — вот тогда мы их у тебя и возьмём, — с важным видом уточнил Боровец ещё раз.

Возьмём, а не купим. — со значительным, умным видом поднял он вверх указательный палец. — Оборона города всех касается. И ваши орудия, даже такие никчёмные, вы должны городу подарить, а не пытаться с несчастного города вытребовать ещё и какие-то деньги за свой хлам. Мол, вы потратились. Ну и что? — безразлично пожал он плечами. И глянув на одобрительно кивающего головой Голову, с усмешкой покровительственно бросил:

И рот закрой, ворона залетит.

И по мгновенно изменившемуся лицу Димона понял что переборщил. Зря он это сказал. Теперь ни о какой сделке не могло идти и речи. Теперь пушки им не продадут, никогда, ни под каким видом, даже если он сам лично о том ещё раз попросит.

О том, что не далее как вчера он именно так и сделал, попросил Димона продать городу пушки, Боровец уже напрочь забыл, как о чём-то давнем и незначительном.

— Твою мать! — тихо выругался Димон, окидывая выжидающе глядящую на него городскую верхушку внимательным, злым, слегка прищуренным вглядом. — А не пошли бы вы…., - едва сдержался он, чтобы опять не выругаться матом. — Хрен вам, а не пушки. Не буду я вам их продавать. А нахаляву вы от нас ничего больше не получите. Хватит!

— Да кому твой хлам нужен, — презрительно процедил воодушевлённый поддержкой Боровца Голова. — Но если передумаете, то по десятке я у вас бы их принял. Хотя бы для того, чтоб городская стража на ваших допотопных макетах потренировалась, — усмехнулся покровительственно он.

— Да тут одного только металла чуть ли не по полтонны в каждой будет, — уже как-то устало и равнодушно отозвался Димон. — Почти полторы тонны отличного оружейного металла. А это всяко на большее потянет чем на твой жалкий десяток золотых.

— Пфе! — сделал рожу Голова, издав неприличный звук губами. — Размечтался. Губы то закатай, путешественник! Серебряных, милок, серебряных. Золотом платить за этот хлам — дороговато будет.

— Тогда и разговаривать не о чем, — вдруг неожиданно спокойно, как будто не он только что тут разорялся с пеной у рта, доказывая ценность привезённого им оружия, Димон развернулся спиной к представителям городского Совета, прибывшим за покупкой.

— Запрягай, ребята, — махнул он рукой своим людям, безмолвно всё это время стоявшим поодаль. — Не договорились.

— Ну, в общем ты понял, — донёсся ему в спину насмешливый голос Головы. — Как сказал наш Боровец, найдёшь прицелы — приходи. Может и купим. И даже может уже и за золото. Всё в твоих силах. Старайся!

Замерев на месте, Димон медленно развернулся в его сторону и чуть ли не целую минуту долго, молча, внимательно смотрел на него. Ничего не ответив, он также молча развернулся обратно и вскочил на стоящую рядом телегу, к задку которой было уже прицеплено одно из орудий.

— Трогай, — бросил он негромко, слегка коснувшись рукава сидящего на облучке своего егеря. — Домой, к Сидоровой землянке, там оставим.

Когда за последним с орудием осела в переулке пыль, Боровец медленно повернулся к стоящему рядом Голове.

— Ну и что всё это значит? — вопросительно посмотрел он на него.

У Боровца появилось вдруг стойкое ощущение что он только что сделал что-то неправильное. И от этого стойкого, неприятного чувства следовало немедленно избавиться, пусть даже путём и ссоры с Головой.

Чего ты к ним прицепился? — недовольно проворчал он. — Чем тебе эти пушки так не понравились, как будто они хуже иных других, что нам регулярно из-за реки наши поисковые партии подкидывают.

По-моему, эти орудия даже лучше всего того, что у нас до сих пор было. Пусть они и старые, какого-то там лохматого земного года, пусть стволы расстелянные. Ну и что? Да они все с орудийными замками и могут стрелять. И даже один прицел есть. В отличие от добычи твоих поисковиков, привезших в позатом году вообще не пойми что, бронзовые английские пушки времён земной войны 1812-го года, — презрительно скривился он.

И отказываться от них, по-моему неправильно.

— Если ты считал что я не прав, что ж ты меня поддержал? — с откровенной насмешкой посмотрел на него Голова.

Не дождавшись ответа, он сердито закончил:

Если мы за весь тот хлам, что тащат нам с той стороны реки, будем всем подряд платить столько, сколько они хотят, то в городской казне на всех желающих никаких денег не хватит.

Хмыкнув, как-то неопределённо, Боровец более внимательно посмотрел на него:

— Похоже, эта компания крепко тебя достала, раз ты готов на подобные выкрутасы, — насмешливо заметил он. — Но всё равно, зря ты им отказал и эту бучу затеял, неплохие пушки были. А теперь нам их точно уж не видать. Больше они к нам не придут.

Боровец был откровенно недоволен. Невольная вспышка гнева, вызванная демонстративным неуважением Димона к городским властям, то есть по мнению Боровца лично к нему, привела к закономерному результату. Теперь уже он сам поссорился с Димоном. А вот ссориться с этой компашкой Боровцу то и не хотелось. Казалось бы ещё вчера никому не известные и никого не интересующие личности вдруг оказались чуть ли не в первых рядах местной политики.

Личные враги Наследной Подгорной княжны — это что-то. О таком Боровец до сих пор даже не слыхал. Наверное лишь потому что такие личности долго не жили. А тут на тебе. Хоть и побили и одного, и другого, и довольно серьёзно, но всё же живы остались и ничего себе — процветают.

А связи с Империей Ящеров! Да непростые, а чуть ли не с самой Императрицей! А Главы ящеровым мастеровых кланов?

Да и по всему выходило, что у этой земной компашки вдруг оказались слишком тесные связи ещё и с Иваном Ведуном. А Ведун — это Территориальный Совет. Ведун — это уже серьёзно. Ведун это не какая-то Императрица где-то за тридевять земель.

Ссориться ни с Ведуном, ни с его людьми Боровцу совсем не хотелось. А эту земную компанию он уже твёрдо зачислил в люди Ведуна, уж больно много внимания тот уделял этой совершенно рядовой компашке. Почему — вот это надо было серьёзно обдумать.

И была ещё одна причина по которой он сегодня так решительно встал на сторону Головы, фактически тем самым предопределив срыв переговоров по покупке орудий. Пусть не такая важная как все предыдущие, но всё же…

Пушки на данный момент были совершенно ни на что не пригодны. К ним не было ни снарядов, ни гильз, которые можно было бы заново снарядить. И пяток, другой привезённых Димоном с собою снарядов, проблемы этой не решал.

Правда, гильзы пустые были у него. И как раз под эти самые немецкие орудия. Немного, всего сотни две. Но!

Во всём этом деле было одно большое НО! Боровец по собственному шкурному опыту знал, что добиться от Совета денег на оплату снаряжения пустых гильз порохом и гранатами, или чем иным, было совершенно дохлое дело. Никто там в возможность эффективного использования столь дорогущих боеприпасов не верил, а потому и рассчитывать что ему выделят потом хоть какие-то деньги на покупку или снаряжение новых боеприпасов — не стоило. А снаряжать их за собственный счёт — жаба душила.

"Вот если б Димон привёз уже готовые снаряды, — размечтался совсем уж Боровец. — Хотя бы один боекомплект. Вот тогда было бы совсем другое дело. На покупку готового уже боеприпаса деньги из Совета выбить можно легко".

Ну а раз это было не так, то и тратить казённые деньги на покупку этих четырёх орудий, с неясной перспективой их дальнейшего использования. точно не стоило.

А то, что при этом серьёзно обидели людей, искренне старавшихся ради интересов города, так и что. Умнее в другой раз будут. Не будут так подставляться.