«Мороз и солнце — день чудесный….»
Глава 11. Белое безмолвие
Управляющий Степной.
Управляющим этого, оставшегося до сих пор одним из немногих ещё непроданных спиртоводочных заводов, был всё тот же старый добрый знакомый Маши с Беллой, Степной Александр Иваныч. Этот завод был один из трёх оставшихся ещё у компании в собственности заводов, наиболее близкий к городу, и очень удачно расположенный, рядом со старой дорогой, идущей сквозь засечный лес дальше в низовья Ключёвки.
Место расположения завода на реке Рожайке оказалось вдруг удивительно удобным во всех отношениях, став в какой-то момент деловым и экономическим центром всего куста поселений по долине этой реки. А что более вероятно, высокие и крепкие дубовые стены завода с построенными совсем недавно мощными угловыми каменными башнями, да несколько семей поселившихся поблизости от заводского пруда с рыбой медведей давали окрестному люду спокойствие и уверенность в безопасности. Пусть и относительной, но всё же в других местах было значительно хуже. Потому как, какая могла быть полная безопасность в этом суровом пограничном краю. Подгорные людоеды хоть и были достаточно далеко от стен завода, да всё равно, граница она и есть граница. Здесь всё рядом и здесь всегда что-нибудь да случается. И высокие крепкие стены в таких местах никогда ни для кого лишними не были.
Александр Иваныч Степной всё также не любил рубашки, предпочитая им сразу пиджаки или камзолы на голое тело, и всё так же очень ответственно относился к своему делу. Любил он свой завод до безумия, и оттого проводил в цехах дни и ночи. Он жил заводом. А после того, как во время последнего набега ящеров вся его семья погибла, случайно застигнутая вне стен укрепления, у мужика не осталось в этой потерявшей для него всякий смысл жизни ничего, кроме этого единственного ещё оставшегося ему дела.
Может быть, именно поэтому компания землян до сих пор и не продала этот завод, что там был такой неординарный человек как Степной, столь трепетно относящийся к порученному ему делу. При полном, кстати, равнодушии к тому продукту, что производилось на его оборудовании. И, ещё оттого, наверное, что это был их самый первый, самый удачный и оттого самый любимый для всех завод.
Смерть жены и детей подкосила управляющего, но Александр Иваныч не запил. На удивление всем Степной оказался крепким уравновешенным человеком, которого даже таким горем было не сломать.
Степной замкнулся в себе и теперь внешне это был угрюмый, молчаливый, неулыбающийся человек, расшевелить которого, казалось бы, было уже невозможно. Ан, нет. Стоило лишь коляске Маши с Беллой появиться во дворе крепости-завода, и тихо шурша узкими полозьями по свежевыпавшему с утра бархатному снежку подкатить к высокому парадному крыльцу его дома, как управляющий мигом нарисовался рядом с ними. И словно после последней их встречи и не прошло Бог знает сколько времени, с радостной улыбкой на лице Степной встречал дорогих гостей.
— Госпожа Белла, госпожа Маша, — удивительно тихим, но от того не менее радостным голосом поприветствовал он ранних гостей.
Колобком скатившись с высокого крыльца своего терема, Степной бестолково засуетился возле их коляски, всячески выказывая обеим женщинам нечаянную радость от долгожданной встречи.
— Не ожидал, сударыни. Честно скажу, не ожидал. Хоть весточка ещё вчера и прилетела с голубем, что вас следует ждать прямо с рассветом, а я всё ж не поверил. Честно признаюсь, не поверил. Каюсь-каюсь-каюсь.
Ну, кто же встаёт так рано спозаранку и едет в такую даль? Нехорошо же это, барышни, нехорошо. Особенно в вашем положении, — осуждающе покачал он головой, бросив сердитый взгляд на Беллу с Машей. — Вам обеим рожать скоро, а вы по дальним заводам шляетесь. Да ещё по таким беспокойным как наш. Тут же ящер под боком шляется, опасно.
Непорядок это, — снова осуждающе покачал он головой. — И куда только мужья ваши смотрят.
Ну, с Сидором то всё понятно. Он вообще мужик бестолковый и в женщинах ни бельмеса не понимает, а сейчас к тому же ещё и в Приморье зачем-то усвистел, непоседа, — сердито выговаривал своё недовольство Степной. — Но вы то, Марья Ивановна, вы то? Куда смотрит Корней? Как он позволяет вам сюда ездить. Одной, без сопровождения повитухи. Нехорошо это, Марья Ивановна, нехорошо. И вам, Белла, это тоже крайне не хорошо. Это просто опасно. Вот как родите в дороге и что? Кто поможет? Охрана? Эти лбы сопливые?!
— Не ругайся Степаныч, — слабо улыбнулась Белла. — Ну, извини что так получилось. Дела. И мы тоже безумно рады тебя видеть. А погнало нас в дорогу крайне важное дело.
— Понимаю, — сразу сник Степной, — понимаю, — как-то тяжело и обречённо проговорил он. — Будете смотреть завод. Прикажите готовить к продаже.
Понимаю, — совсем поникнув, беззвучно что-то пробормотал он. — Пришёл и мой черёд. Зерна своего нет, практически уж под чистую осенние остатки выгребли. Так и не собрались увеличить свою запашку до потребного клина, вот тебе и результат. А недостачу до нормы местные поставщики уже не покрывают. Не хотят. Старые договора кончились, а новых заключать не хотят. Им, мол, и самим теперь мало.
И раньше-то с ними были проблемы, а теперь то, — обречённо махнул он рукой. — После того как мы же сами распродали местным все остальные свои заводы в округе — тем более о поставках зерна местными нет и речи.
— Александр Степаныч, — прервала поток его рассуждений Белла.
Взяв управляющего под локоток, она аккуратно отвела его в сторону.
— Всё не так как вы думаете, Александр Степаныч. Всё не так. Не беспокойтесь. Завод не закрывается и продаваться не будет. Речь пойдёт о развитии. О дальнейшем развитии. Мы потому и приехали, что хотели сами на месте убедиться что у вас тут есть куда развиваться и проблем с производством не будет.
От обузы в виде всякой мелочи мы решительно избавились и это хорошо. А вот с вашим любимым детищем будем работать. Плотно работать. Считайте, что продажа всей остальной мелочёвки это была оптимизация. А вот с вами, — заглянув ему в глаза, Белла со значением вдруг весело подмигнула растерявшемуся от такой близости управляющему, — лично с вами мы будем теперь плотно работать. Очень плотно и по большим выгодным заказам.
Если всё получится из того что мы задумали, проблем с сырьём у нас больше не будет. И не придется выкупать земельный клин у городских властей по безумным, завышенным ценам.
Пусть эти бараны сами такие деньги платят.
Ну, так как, Александр Степаныч, — вдруг затормошила она управляющего за рукав. — Будете показывать, чего достигли за последний год, или мы так и будем дальше топтаться подле крыльца? Или, всё же для начала мы часок отдохнём после дороги, попьём чайку, поговорим, — улыбнулась она, — а потом вы уже нам всё и покажите? На башни свои новые сводите, стены покажите. Вы сразу будете хвалиться, или как? — вдруг совсем задорно подмигнула она управляющему.
Сразу всполошившись, Степной тут же бросился помогать женщинам распаковывать их вещи, и радостно тараторя какую-то чушь о последних случившихся на заводе мелких событиях, пошёл провожать Машу с Беллой в гостевые комнаты.
Всё же после такой ранней и долгой дороги, первым делом следовало хоть немного передохнуть.
В доме управляющего за прошедшее время казалось ничего не поменялось. Так же стояли застеленные лоскутковыми цветастыми покрывалами широкие крепкие двуспальные кровати, так же, как и в прошлый раз комнаты были хорошо протоплены, и, так же как и раньше, за столом в гостиной их ожидал пышущий жаром самовар и обильное, несмотря на раннее утро угощение.
И глядя на богато накрытый праздничный стол становилось кристально ясно, что управляющий откровенно лукавил, говоря, что не ждал гостей так рано с утра.
Ждал, ещё как ждал. Ждал и, судя по обилию холодных закусок на столе, заранее готовился к встрече дорогих гостей.
— Извините за убогость сервировки и скудость угощения, — как-то виновато смущённо и скупо улыбнулся Степной, — но ничего лучшего у меня нет, всё что осталось. Лучшее же погибло осенью, во время набега. Прошу к столу, сударыни. Угощайтесь. Хоть и рано ещё, а всё одно после дороги не мешает немного подкрепиться, — жестом гостеприимного хозяина указал он на стол.
Дождавшись, когда гостьи устроились на своих местах, степенно приступил к трапезе.
Следующий час за столом слышны были лишь звяканье вилок по тарелкам, да стук чашек с чаем по блюдцам.
Когда гостьи насытились, неспешно перевёл разговор на тему их нынешнего приезда. Выслушав пространно развёрнутое Беллой деловое предложение Куницы, Степной надолго задумался.
— Значит, Куница Боров поставит нам полтора миллиона пудов своего зерна для переработки на спирт. Из которых треть наша, — задумчиво констатировал он. — Неплохо, очень даже неплохо. Это резко поправит наши невесёлые дела.
Значит, речь не пойдёт о закрытии завода, — немного оживился он. — Уже хорошо. Уже одно это радует.
А почему он это делает? — вдруг кольнул он обоих женщин внимательным, настороженным взглядом. — Не задумывались? Мысли есть?
Не дождавшись ответа, сам ненадолго замолчал.
— Говорить не хотите, — констатировал он для себя своим тихим, каким-то усталым голосом. — А значит, не всё так просто с этим заказом. Значит, будут проблемы.
— Куда ж без них, — отозвалась Маша. — Такое количество зерна сразу не переработаешь, а хранить его у нас негде. Насколько я помню, и у тебя тут в твоих ларях нет таких ёмкостей.
— Это то как раз ерунда, — отмахнулся Степной. — Только привозите, а где разместить — найдём. В конце концов, пока везти будете, пару амбаров под хранение поставим, благо площади на заводской территории позволяют.
Мы ведь, Марья Ивановна, за последний год весьма и весьма расширились, — вдруг улыбнулся он. — Чуть ли не вдвое площадь завода увеличили за счёт строительства новых стен и каменных угловых башен. Теперь мы как бы город в городе, — ещё шире расплылся он в довольной улыбке. — Почему я и расстроился, когда узнал что вы приняли решение о продаже завода. Столько денег вложено и тут нате вам, продаётся. Только-только начали серьёзно разворачиваться, а тут такое, прямо скажу, неприятное известие. Многие рабочие сразу после того ушли на другие заводы. Показалось, что на новом месте им будут больше платить. Ну, да это ненадолго, — тонко улыбнулся он.
Так что, то что вы отказались от своей мысли о продаже — верное решение. И то что мелочёвку всю продали — тоже верное решение, нечего разбрасываться. А почему — одно могу сказать точно. Слишком опасно в этих краях стало хранить зерно в слабо укреплённых городках. Здесь слишком близка граница. Многие ещё этого не понимают, привыкли за последние годы к спокойствию, а это — ненадолго. Ящер окреп и уже начал показывать зубы, наращивая давление на границе. И думается мне, — на какой-то момент Степной замолчал, а потом снова продолжил, как и не прерывался, — предложение Куницы напрямую связано с этим моментом. Это — первый звоночек.
Нам уже прошлая осень далась тяжело, — вдруг совсем тихо проговорил он, не глядя на собеседниц. — И я не говорю про ящеров. Не только про них, — поправился он.
Не только к вам на озёра беда пришла.
Ну, так что вы там говорили по поводу дальнейшего развития, — встрепенувшись, поднял он на Беллу оказавшийся неожиданно внимательным, цепкий взгляд. — Никак, не могу поверить. Неужто, сам Куница Боров снизошёл до нас? Такой жмот?
С совершенно непроницаемым видом, отрешённо, как бы стороны наблюдая за сидящими за столом женщинами, Степной ещё раз молча выслушал предложение Куницы и соображения Беллы по поводу своей будущей работы.
— Странно, — как-то неопределённо, Степной слегка мотнул своей нечёсаной башкой. — Очень странно. Обычно свои денежки Куница весьма тщательно считает. И за каждую монетку готов удавиться. А тут, — почесал он пальцем правую бровь. — Полтора миллиона пудов зерна даёт сразу? И готов и дальше сотрудничать. И треть сырья в оплату довольно плёвых работ, которые при известной сноровке и старательности мог бы сделать и сам?
Уж чего-чего, а старательности его людям не занимать. Да и свои кузнецы у него неплохие есть. Мог бы, таких как у нас ректификационных колонн наклепать хоть сотню, хоть две. Дело то многим известное. Ан, поди ж ты, решил пойти другим путём. Значит, дела у него ещё хуже чем я думаю. Иначе бы Куница не пошёл на развитие чужих предприятий, давая на сторону в переработку такие объёмы зерна. Восемь тысяч тонн, — с сомнением покачал он головой. — Да ещё на столь невыгодных для себя условиях.
Если только у него не стоит вопрос потери этого зерна именно сейчас. То есть если он именно сейчас, этой зимой зерно не вывезет — до весны оно гарантировано будет потеряно.
Так-так-так, — задумчиво забарабанил он пальцами по столу. — Значит, Куница серьёзно обеспокоен потерей своих пограничных земель.
Ящер лютует, — задумчиво пробормотал он себе ещё что-то под нос. — Голод у них в становищах лютый. И они теперь не остановятся ни перед чем. А стоит ящеру только разобраться где у Куницы находятся тайные схроны — набега ему не избежать. А это — кровь, большая кровь. А на фига ему такое?
Куница то конечно отобьётся, ему не привыкать, но это же сколько крови то при том прольётся. А так — нет зерна, нет и набегов. Спасает свою шкуру и своих людей.
И что, это всё? — задумчиво бормотал он себе под нос, как бы разговаривая сам с собой.
Хотя, — на миг задумался Степной. — Конечно! Баронская печать, дающая ему до четверти дополнительного дохода на качестве продукта! Печать и самовывоз! Вывоз сырья за наш счёт и нашими силами из опасной пограничной зоны. Вот оно, значит что. Неужто всё так стало худо, настолько худо, — на миг задумался он.
Поздравляю вас, госпожа Белла, и тебя Машенька тоже поздравляю, — перевёл он взгляд на женщин. — Поздравляю ещё раз! Урвали вы знатного клиента. За таким обычно годами охотятся, пытаясь завлечь его в свои сети, а тут, гляди ка, сам пришёл. Да ещё столь завлекательную цену предложил.
Значит, всё не просто так. Значит, что-то ещё ему надо, помимо того о чём он сказал вам в открытую.
Ну да это ваше дело, — поднял он, опущенный было, задумчивый взгляд на Машу с Беллой. — Пока что меня интересует такой вопрос. А кто вывозит полученный продукт? Спирт то есть? Кто вывозит готовый продукт с нашего завода? Чья тара? Чей транспорт, чья охрана?
— Как это кто, чья, чей? — неподдельно изумилась Маша. — Они, конечно, Куница со своими людьми. Сами. Кто ж ещё. Мы производим, собственник вывозит полученный продукт. Как обычно оно всё и делается.
Это при вывозе из пограничных областей Куница по какой-то непонятной причине попросил нашей помощи, а здесь, говорит, что управятся и сами. Благо тут и до города то всего ничего, не более тридцати вёрст. Ну, с учётом петляний дороги — сороковник набежит. Всё одно, утром выедут — вечером на месте.
— Хорошо.
Многообещающе зловещая улыбка вдруг коснулась губ управляющего, удивительно изменив в этот момент его лицо. Оно стало, как-то для него необычно суровым и жёстким, словно изнутри проглянуло истинное нутро этого сурового, исконного пограничного жителя, привычного к опасностям своего дома.
— Не поняли? — изумлённо уставились на него обе женщины, буквально потрясённые на глазах произошедшей удивительной метаморфозой. — Почему хорошо? — одновременно переспросили они.
— Потому что если б вывозили наши, их бы не тронули, побоялись последствий. А так, чужие, до места им не дойти. Да ещё зимой. Именно зимой, — снова как-то неприятно улыбнувшись, подчеркнул Степной. — Точно вам говорю. Даже не смотря на то, что здесь до города по дороге всего ничего, всего-то около сорока вёрст и будет, но до места обоз с таким грузом не дойдёт.
— Если только, — на миг задумался он. — Если только он не бросит все свои наличные силы на охрану обозов. А он не бросит, потому как они у него заняты, да и не так их у него много, раз он уже требует самовывоз.
Так что, готовьтесь сударыни. Скоро Куница Боров снова к вам прибежит. Сам! И сам в ножки бухнется, спасайте мол.
— Не поняла? — Белла непонимающе глядела на управляющего. Маша же просто застыла в изумлении, не понимая, что происходит.
Раньше он так не делал, а теперь будет? — изумлённо переспросила Белла.
— Зуб даю, — щёлкнул себя пальцами по переднему клыку управляющий.
Приблатнённые манеры были настолько нехарактерны для его привычного облика воспитанного интеллигентного человека, что обе женщины на какой-то миг ещё больше оторопели, не зная как реагировать.
Глядя на две сидящие напротив застывшие в недоумении фигуры, Степной неожиданно тепло улыбнулся.
— Всё просто всё очень просто, барышни, — негромко рассмеялся он. — Зима. Медведи спят. Охраны прилегающих к городу лесов считай, что практически нет никакой, если не считать патрулей городской стражи. Но сколько их, и они перемещаются исключительно по дорогам. Редки эти патрульные, практически их единицы. Поэтому зимой в лесах ящерам раздолье. Особенно на таком удалении от крупных населённых пунктов, то есть от нашего города.
А спирт для ящера — очень ценная добыча. Выводы делайте сами.
— Зачем ящерам спирт? — изумлённо распахнула глаза Маша. — Они ж не пьют. Или уже пьют? — окончательно растерялась она.
— Не понимаю, — качнул Степной головой, не обратив на её слова внимания. — Как это сам Куница Боров мог хоть на миг подумать, что зерновой спирт не будет представлять интереса для подгорных людоедов. Не понимаю, — яростно замотал он головой. — Спирт — это же золото. Чистое золото! А за золотом ящеры уже даже на наш прекрасно охранявшийся золотой рудник этой осенью напали. Судя же по вашим словам, большой охраны для своих хлебных обозов он не планирует.
Бред какой-то, — задумчиво пробормотал он себе под нос. — Неужто Куница за последнее время так поглупел? Не похоже на него.
Ну ка, если не трудно, повторите для глухого меня ещё раз. Что там у него не так с доставкой?
— Доставка наша, — тут же охотно повторила Маша. — Мы доставляем. Он нам лишь платит за неё. Да и то, не отдельно, как следовало б, а за всё вместе. Зато — много. Треть от вывезенного груза.
— Дошедшего? — уточнил Степной.
— Нет, — улыбнулась понимающе Маша. — Отпущенного. То есть рассчитаться мы с ним должны — из расчёта, отпущенного на месте отгрузки. Своего рода гарантия с его стороны, что мы с хлебом не исчезнем. Хотя, это глупость какая-то. Куда здесь исчезнешь?
— Не скажи, Маша, не скажи, — задумчиво покачал головой Степной. — Бывали, знаешь ли, в наших краях прецеденты. Приезжали купцы, брали товар и пропадали по дороге. А потом всё списывалось на ящеров. А ещё дальше потом — это зерно всплывало где-нибудь в низовьях в виде неизвестного никому груза. Продавалось, естественно дешевле, ну да оно ведь и не стоило ничего «продавцу». Так что, тут-то как раз понять его можно. Хотя, понять можно кого угодно и когда угодно. Вопрос — нужно ли тебе это понимание.
— Согласна, выгода его видна невооружённым глазом, — кивнула Маша. — Дошло что, не дошло, ему не важно. Главное для него, что груз принят получателем при отправке.
— Значит, у него плохо с людьми, — как бы, не слушая Машу, задумчиво пробормотал себе под нос Степной. — Значит, все те смутные слухи, что Куницу этим летом серьёзно потрепали подгорные — правда.
Жаль.
— Что? — непонимающе глянула на него Белла. — Что жаль?
— Жаль, что меня не было при заключении договора, — вдруг хищно улыбнулся Степной. — Тогда б он не треть, а всю половину зерна нам бы отдал. Да ещё и спасибо б сказал, что там выгодно для него взяли.
По всему выходит, Куница не надеется свои городки по границе удержать, — повернулся он к собеседницам. — Точно вам говорю. Похоже, прижали Куницу так, что он готов и задаром зерно отдать, лишь бы оно не попало в руки подгорных. Усиливать врага, особенно когда в его становищах царит лютый голод, он не будет ни под каким видом. Лучше он его спалит, чтоб не досталось ничего людоедам.
Так что, вы, девоньки прогадали, — с сожалением цокнул он языком. — С Куницы можно было взять много больше. Эх, — вцепившись пальцами в собственную шевелюру, он в ярости потрепал свои волосы, словно пытаясь снять с самого себя скальп. — Не было меня с вами раньше, ну да ничего, зато теперь отыграемся. И я буду не я, что, по крайней мере, половину произведённого продукта он нам, в конце концов, ещё не оставит. Иначе оно тут до лета точно застрянет, пока медведи не проснутся.
— А летом…. А летом Куница спирт вывезет, — сразу помрачнел Степной, сникнув. — Продаст и получит свои дополнительные двадцать пять процентов на наших печатях. Ничего не получится.
— Ну, почему же, — перебил его задумчивый голос Беллы. — В договоре нет нашего обязательства бессрочного хранения произведённого продукта. И там оговорен срок вывоза — не позже месяца после производства продукта.
То есть, месяц, два нам потребуется на то чтобы вывезти с границы всё зерно и сделать из вывезенного зерна спирт. И ещё месяц ему был дан на вывоз готового продукта. На всё про всё — два, три месяца, начиная уже со следующей недели. Фургоны для доставки зерна уже к нему отправлены.
— А, не зная о трудностях с будущим вывозом спирта с завода, — медленно проговорил Степной, — Куница не может под каким-нибудь благовидным предлогом затянуть отправку зерна ещё хотя бы на пару месяцев. Чтоб было ближе к весне, чтоб гарантировано оттянуть вывоз готового продукта ко времени, когда медведи выйдут из зимней спячки и в лесах станет поспокойнее. И когда у него гарантировано, не будет проблем на дорогах.
— Вот именно, — согласно кивнула головой Белла. — Если он ко дню весеннего равноденствия груз не вывезет, плюс минус пара декад, то мы имеем полное моральное право вылить его спирт на землю, даже не ставя о том хозяина в известность. Понятно, что никто ничего подобного делать не будет, но право такое у нас есть. И этим правом мы воспользуемся, по новой договорившись с Куницей на вывоз в город его продукции уже нашими силами.
— Если ты говоришь что наши обозы в отличие от его, не тронут, то имеет полный смысл немного подсуетиться. Вот и ещё заработаем, денежку малую, — довольно хлопнула она в ладони, радостно потерев их, друг о друга.
Так сколько ты там говоришь, Куница готов будет выложить за доставку? Ещё треть от оставшегося? А это не много?
В самый раз? — растерянно, пальчиком Белла почесала висок, разлохматив вырвавшуюся из причёски прядку волос. — Ну-ну, — с сомнением бросила она откровенно изумлённый взгляд на уверенно держащегося управляющего. — Посмотрим, — совсем уж тихо проговорила она, совершенно не веря, что подобное возможно. — Но, по любому, совсем уж загонять мужика в угол не стоит. Мужика вообще, лучше в угол не загонять, может и взбрыкнуть, — едва слышно пробормотала она себе под нос. — Может ведь и обидеться. А обидится, и злобу может затаить. Да не может, а затаит.
— И смотреть тут нечего, — отрезал жёстко Степной. — Возьмём меньше — потеряем уважение того же Куницы. — Он такого не поймёт. Как так. Могли и не взяли. Он бы как раз именно так бы и поступил. Взял бы всё что смог. Поэтому и вести себя с ним надо подобным же образом. Иного тут не понимают.
Да не переживайте вы так, — вдруг скупо улыбнулся Степной. — Всё одно он останется в выгоде. Спирт ему все издержки покроет. Спирт нынче в цене. А уж спирт с баронской печатью — тем паче.
Ну, — хлопнул он ладонями по столу, — раз поели, отдохнули, пойдёмте проведу вас по заводу. Посмотрите что мы тут понастроили за прошедший год.
Вам понравится, — улыбнулся Степной, глядя как расслабившиеся за прошедший час женщины с трудом выбираются из-за стола. — Заодно и прогуляемся, и воздухом подышим, — ещё шире, как-то по доброму, широко улыбнулся управляющий.
Ей, Богу, есть на что посмотреть, — тихо проговорил он, улыбаясь.
Зерно Куницы
То, что с людьми Сидора будет трудно, Куница Боров предполагал, но чтобы так и настолько, даже в мыслях не держал. Эти так называемые обозники-охранники, которыми в этой компании землян официально по всем документам проходили устроившиеся на работу в компанию местные молодые парни, оказались вдруг совсем не теми белыми и пушистыми овечками за кого их все непонятно почему до сих пор считали. И это совершенно не лезло ни в какие ворота.
Первый тревожный звоночек для Куницы прозвенел ещё когда эти так называемые обозники в лёгкую взяли крепость, которую до того необычного дня никто так и не смог взять за всё время её существования. Ну, если конечно не считать самих подгорных ящеров, когда-то давно завоевавших весь Чернореченский Край и до снования разгромивших располагавшееся на тех землях Сатинское ханство.
Впрочем, и те Сатинскую крепость не взяли. Штурмом не взяли, захватив крепость с помощью предательства. Так что, можно конечно списать произошедшее на случайность, но для умного человека и в случайностях есть своя закономерность, недооценка которой может привести к самым пагубным последствиям.
Второй такой случай, не звоночком, уже набатом прогудел у Куницы над головой, когда он вместе с людьми компании отправил первый обоз с зерном на спиртоводочный завод на Рожайке. Тогда бы ему задуматься, что те ведут себя довольно необычно и странно для молодых двадцатилетних парней.
Двадцать лет — это конечно срок для опытного и умелого бойца, начавшего воинское обучение чуть ли не с малолетства. но ещё не вполне достаточный возраст для того чтоб такого молодца считали опытным бойцом. Как бы уже и не мальчиком, но ещё и не матёрым мужем, которого умный боец предпочтёт обойти стороной и не связываться.
Эти — были нечто… странное. Странное и непонятное. А если брать аналогии из природы — волки. Матёрые, битые жестокими схватками молодые волки. В то же время как бы не молодые, и не старые, словно люди без возраста, не знающие ни усталости, ни жалости, ни к себе, ни к противнику. Нечто такое, с чем Куница до того момента ещё ни разу в своей жизни не сталкивался и чего не понимал. А повидал он многое.
И недооценка этого момента чуть было не привела Куницу на грань вооружённого конфликта с компанией Сидора.
И всё из-за глупости нескольких молодых сопляков из его родного городища, которым вздумалось немного поучить пришлых и показать кто в доме хозяин.
Показали, уроды. Нарвались на совершенно неадекватный отпор. Три трупа самых бойких дураков и куча разбитых носов с выбитыми зубами и сломанными руками и ногами у остальных. И всё из-за чего? Из-за сущего пустяка, неосторожных слов кого-то одного дурака из его дворовых работников, вздумавшего насмехаться над молодостью и безусостью прибывших за зерном парней.
Посмеялся, один такой кретин. Теперь его труп валяется сломанной куклой под грудой брёвен из разваленного внешнего тына, вместе с двумя такими же дураками, и чем всё это кончится, один Бог ведает.
Но что ничем хорошим, уже ясно. Пролилась кровь и за неё придётся платить.
Но что совсем худо, платить придётся ему. По всем канонам выходило, что в произошедшем полностью виноват клан Куницы, как фактический зачинщик ссоры, и теперь даже виру с убивцев нельзя было стребовать, как следовало бы, сами виноваты.
Да мало того, ещё этим убивцам самому придётся виру выплатить, как пострадавшей стороне.
Да и вира такова, что при одном взгляде на цифру, аж в глазах темнеет. По золотому, каждому из прибывшего отряда обозников, кто присутствовал при драке. А таковых — чуть ли не под три сотни душ наберётся.
Последнее — вообще ни в какие ворота не лезет. Триста золотых! За что?! За пару неосторожных слов какого-то молодого дурака? Они что, потомственные поречные дворяне, эти сопляки, чтоб так высоко себя ставить?
Но, ничего не поделаешь. Сам договор по поставкам с Сидором подписывал, сам текст читал, сам соглашался, думая, что подобное, лично его не коснётся. Коснулось. Ещё как коснулось. Видать Сидор лучше его знал своих парней, раз с самого начала включил туда пункт о денежном штрафе с виновного в случае ссоры, драки или смертоубийства. И это помимо того, что виновный ответит по закону. Тогда, когда подписывал, Куница над этим пунктом про себя посмеялся, внутренне подивившись Сидоровой дури. Ну, кто обращает внимание на подобные мелочи. Ну, поругались, ну подрались, ну — мало ли ещё что может произойти между молодыми парнями, как молодые петухи доказывающие друг другу своё лидерство.
Сейчас же дураком чувствовал себя он. Мало того что его людям банально набили морды, прилюдно унизив как нашкодивших щенков, так ещё и отступного придётся платить им же. И ещё он понял. Сидоровы обозники себя молодыми петухами не чувствовали и о том даже не думали. Несмотря на возраст, волки, матёрые волки, в миг порвавшие противника и окончательно потом добившие остатки от разгромленного и деморализованного противника.
— «Ещё эта баронесса…, чтоб её».
Вспомнив, как эта молодая сучка отчитывала его, его, Куницу, за неподобающее поведение его дворовых людей, аж скулы сводило от злости.
— «Сука, матёрая сука, несмотря на всю свою молодость и внешне совершенно невинный, чуть ли не детский взгляд. Нет, правду предупреждали его Сила с Сильвестром, что баронесса исконная поречная ведьма и что таких бешеных сук лучше обходить стороной. И чем дальше та сторона — тем тебе же лучше».
После той незабываемой встречи с молодой баронессой, когда та прилюдно отчитала его как мальчишку, Кунице стало более понятно, что произошло между кланом землян и Головой. Голова, так же как и он сейчас, нарвался. Не учёл наглости заматеревших землян, с присоединившимися к ним местными сопляками, и, в конце концов, нарвался.
Теперь, если не хочешь разорвать с таким трудом налаживаемые деловые отношения, придётся извиняться. Не хочется, а придётся. А будущее сотрудничество явно того стоило. Одного лишь короткого взгляда на первый пришедший обоз Кунице хватило, чтобы понять, что за люди там подобрались, и откуда идёт такое стремительно растущее благосостояние этой вчера ещё никому не известной компании. То, как оно всё было в этой компании поставлено, ясно говорило, что люди здесь крайне серьёзно подходят к делу.
Лишь первый обоз — более трёхсот огромных чёрных фургонов из крепкой несгораемой, чёрной фанеры, способных за раз перевезти до сорока тысяч пудов груза. И полностью исключающие любую возможность повреждения зерна при транспортировке. То, чего он так боялся, нападения ящеров, захват или уничтожение груза, для этой компании, похоже, не составляло ни малейших проблем. Три сотни вооружённых до зубов охранников, один вид которых вызывал оторопь, два пулемётных броневика по обоим концам немалого обоза и пневматическая шрапнельная мортира в середине, ясно говорили внимательному взгляду насколько здесь серьёзно подходят к охране груза.
И судя по сноровке, с которой молодые обращались с такими большими, внешне неповоротливыми фургонами, дело для прибывших парней было давно и хорошо известное и, главное, привычное. Что ещё больше настораживало. А где это они успели поднабраться столь специфического опыта. Неужто все эти странные разговоры о торговых делах барона в Приморье — правда? Судя по скупым ухваткам этих «обозников» — что-то в тех разговорах определённо есть.
А мрачные, настороженные лица прибывшей вместе с обозом полусотни вооружённых до зубов амазонок, даже его, привычных ко всему бойцов впечатлили. Столько оружия, сколько на девках было навешано, они видали, наверное, лишь в оружейной башне клана. Да и то лишь на демонстрационном манекене, предназначенном для шуточного показа.
Эти же, судя по их настороженно-угрюмому виду, подобными шутками явно не баловались. Судя по потёртостям и кое-каким весьма характерным признакам и в оружии, и в поведении амазонок, толк в том, что на них было понавешено, девчонки знали.
И ещё его серьёзно впечатлила подготовка сидоровых егерей к безопасности будущего маршрута транспортировки зерна и тщательная подготовка будущей трассы доставки, начавшаяся с того, что, вызвав подмогу с озёр, сидоровы егеря вырезали под корень все ближние к дороге становища подгорных ящеров. Всех, поголовно, не считаясь ни с возрастом, ни с вероятной опасностью. Всех, кто хотя бы теоретически мог представлять какую-то угрозу.
И настолько безжалостно и жестоко произвели эту демонстративную акцию, что теперь уж гарантировано никто оттуда к обозу не подберётся. Некому. Правда, тем они сильно взбудоражили все остальные приграничные селения подгорных, но судя по равнодушию, с которым егеря и амазонки компании восприняли известие об этом, им действительно было всё равно.
— «Ну-ну, посмотрим».
Мысленно Куница прикинул, во что лично его клану выйдет подобная самодеятельность землян. Вроде бы, больших проблем пока не наблюдалось. Ну а как дальше будет — поглядим.
Пока что, судя по тому, как егеря компании в считанные мгновения расправились с его отнюдь не самыми слабыми работниками, кстати, старше их и по возрасту, и по опыту, и, как он раньше думал, по боевым умениям, то уверенность их не только на самомнении зиждется.
Пока что, думал он одно, а реальность в корне отличалась от его дум. И даже ожидаемой ответной реакции подгорных они не дождались. Видимо, тактика устрашения, применённая компанией, сработала как надо.
Узнав, с кем имеют дело и, поняв, что перед ними не прошлые их добрые соседи, бывшие чернореченцы, а злые сидоровы головорезы, беспокойные соседи с подгорных озёр, предпочли в этот раз отступить.
Что будет дальше, и чем в итоге кончится это его предприятие, было непонятно. Но что ничем лично для него хорошим — уже ясно. Хрупкого, пусть и ненадёжного мира, установившегося было последние годы на границе, больше не будет. Проклятые сидоровы парни, эти так называемые обозники, решительно сломали равновесие. И глядя в их безмятежные, равнодушные лица, этим головорезам, с пустыми, мёртвыми глазами, похоже, было всё равно.
Соседей, племена местных подгорных людоедов они за мыслящих существ, похоже, не считали, и отношение у них к ним было соответствующее. Вот и те, видимо, тоже правильно понимали такое к себе отношение. И, чувствуя свою пусть и временную, но слабость, не стали вступать в открытый конфликт, что, зная их подлую мстительную натуру, навевало Кунице самые нехорошие мысли.
Разбередили клятые сидоровцы тихое местное болото, разбередили. Подняли со дна болотные газы, да ещё какие. И непонятно, к добру это или к худу. Но в чём он ни на мгновение не сомневался, отыграются ещё на его клане подгорные ящеры, ой, как ещё отыграются. Не оставят без отдачи зимний подарок.
Как только сидоровы обозники покинут эти края, ближние кланы подгорных людоедов отыграются на его клане по полной. Если только он сам не продолжит политику сидоровцев и сам не навестит ещё пару раз «дорогих» соседей. Так сказать, в дальнейшее развитие «добрососедских» отношений.
Раз уж прошлый, хрупкий мир сломан, то чего уж там. Воевать, так воевать. Тем более что и война на границе толком то никогда и не кончалась. И все эти разговоры о «замирение» как были пустой болтовнёй, так и остались. Всё же старая мудрость верней: «Хороший ящер — мёртвый ящер».
Жили с этим их отцы и деды, и им так следует жить.
«Или? — пришла в голову другая любопытная мысль. — Может попробовать договориться с Корнеем, на помощь в зачистке прилегающих к клановым границам земель? Как это они делают там у себя на озёрах. Вдруг да поможет? По непроверенным слухам, Корней уже вернул клану потерянные осенью земли, и на том не думает останавливаться. Может…»
«Нет, — тут же отбросил он показавшиеся такими завлекательными мысли. — Ну их. Не буди лихо, пока оно тихо».
Стены спиртзавода.
Говоря что ему есть что показать и на что посмотреть, Степной не лукавил ничуть. Вот уж чего-чего, а посмотреть с высоких крепостных стен действительно было на что. Одних только новеньких, только этим летом отстроенных каменных башен, разнесённых далеко в стороны от старых стен завода стояло на удалении целых шесть штук. А ещё ведь были и соединяющие новые башни каменные стены. Точнее, пока ещё не стены, а мощные, глубокие фундаменты под них. Даже они, ещё до конца недостроенные, уже одним своим видом внушали уважение. Особенно пока что единственная, до конца достроенная стена, что защищала завод со стороны реки, чудовищным монстром возвышающаяся над всей прилегающей округой.
И башни. Шесть десятиметровой высоты, мощных, каких-то грузных и широких в основании башен будущего нового периметра. Выложенные огромными, неподъёмными каменными валунами, выпирающими из кладки чуть вперёд за общие габариты, они создавали какой-то элемент неряшливости и в то же время привнося в окружающую местность ощущение чего-то мощного и ощутимо грозного. И глядя со стороны на этих каменных монстров, в одиночестве разбросанных на изрядном удалении от старых деревянных стен завода, любой начинал понимать что хозяева завода не просто так размахнулись, а собираются остаться здесь если и не на века, то во всяком случае надолго.
Всё окружающее так живо напомнило Маше виданные ею когда-то ещё там, на Земле, мощные каменные стены старого Соловецкого кремля, что сердце её на миг болезненно сжалось и в душе ворохнулось что-то тоскливое, ностальгически тёплое.
— Это что? — хриплым, изменившимся голосом глухо поинтересовалась она. — Это что, новая территория завода? Это наш новый завод, я так понимаю?
В некотором недоумении она покосилась на стоящую рядом невозмутимую Беллу.
— Это скорее похоже на олимпийский стадион, числом жопомест тыщ на сто, на двести, с прилегающей парковкой до полумиллиона таратаек, чем на обычный завод. Территории то, территории то хапнули, — недовольно покрутила она головой. — Меры не знаете, господа.
— Просто включили в охранный периметр откормочный свинокомплекс с десятком новых казарм для рабочих, да парочкой новых элеваторов, — невозмутимо пожал плечами Степной, как о чём-то само собой разумеющемся. — Так охранять будет проще, единым комплексом. А старая деревянная крепость останется как бы детинцем в новом каменном кремле.
— Да ну? — скептически глянула на него Машу. — Старая…, в новом…
И кто же это всё охранять будет, дорогие мои камрады? Пушкин? Где вы на эти стены столько людей в охрану наберёте? Нам что, нужно начинать набирать уже новую армию? А кто её содержать будет? На какие такие шиши? Вы об этом подумали, милитаристы доморощенные? Белла, ты чем думала? У нас же бюджет трещит как ось несмазанная, а вы с Корнеем всё никак не остановитесь.
Маша знала, что всеми вопросами строительства крепостных стен этого завода, как и заводов в Хрусталях и на тихой речке Бусинке курировала лично Белла. И чего она там понастроила, до сего дня Маша лично с тем не сталкивалась, не до того было. Но как не нравилось ей и раньше вкладываться деньгами в подобные капитальные затраты, так и до сих пор не нравилось. Не окупалось в её представлении подобное оборонное зодчество, никак.
И потом. Как подобное строительство соотносилось с их общим решением по продаже лишнего имущества и переселению на земли в глубине Левобережных земель, где поспокойнее? Как-то это всё было… странно.
А тут ещё такое странное «единение» с мыслями её мужа по строительству собственных крепостей, такое ужасное внутреннее подобие.
Все предложения своего мужа на сей счёт она раньше всегда и везде встречала в штыки, считая излишним вкладывать собственные колоссальные средства в подобные капитальные траты. Кроме вот этих трёх случаев спиртоводочных заводов, строительство которых Белла лично курировала. Ну и ещё не считая затрат на оборону стекольного завода Марка и куста предприятий сталелитейного и механического заводов.
Но там то всё было просто и понятно. Там были подгорные ящеры под боком, там рядом были озёра, откуда в любой момент можно было ожидать внезапного набега людоедов, до сих пор довольно вольготно себя чувствующих на этих своих бывших землях, несмотря на все усилия компании.
В конце концов, туда на литейный, к Марку и на озёра переселили большие группы подростков, привезённых Корнеем якобы как баронский обоз. Там, помимо подростков была масса всякого другого работающего на их предприятиях люда. Их всех надо было как-то защищать. Там была зона непосредственного контакта с ящером и там было подобных трат не избежать.
Но здесь то? Здесь то зачем? Тут до границы с людоедами были сотни и сотни вёрст глухой тайги. Границу по реке Чёрной держали пограничные кланы ключёвцев. Нареканий на них вроде бы до сих пор не было. Куда тогда нафиг такие стены и башни? Да ещё каменные! От кого за ними прятаться?
И раньше то этот завод больше походил на натуральный кремль, чем на завод, а теперь то уж вовсе в каменного монстра превратился.
Это что же тогда выходит? Слова Степного о том что зимой окрестные леса вокруг города уже кишат ящером следует воспринимать всерьёз? Как же они тогда сегодня по утру сюда с Беллой добрались, да ещё практически без охраны?
Маше на какое-то мгновение стало дурно и слегка закружилась голова. Выходит, даже рядом с городом теперь стало не безопасно? Выходит, времени до нашествия совсем не осталось, раз Белла так форсировала строительство каменной крепости вместо обычного завода?
В предчувствия Беллы по какому-либо предмету Маша верила абсолютно и безоговорочно, не раз сама лично на практике убедившись в верности её предвидений. И раз та, наплевав на все их прошлые договорённости, продолжала упорно накапливать камень на будущее строительство и даже зимой продолжать вести какие-то непонятные работы, здесь на стенах, значит у неё были веские основания для того.
Глядя вниз и вдаль, на копошащийся возле будущих стен многочисленный люд, занятый каким-то своим непонятным делом, Маше опять на какой-то миг стало дурно. Дурдом. Куда мир катится.
— «Стоп. Куда же в таком случае смотрят городские власти? — пришла холодная, злая до бешенства мысль. — Куда пялятся эти напыщенные козлы, до мозгов которых уже который год не могут достучаться ни сама Маша, ни Сидор, ни все остальные, кто хоть как-то думает о будущем».
Теперь, ей стали более понятны странные метаморфозы последнего времени, почему куда более эффективные мелкие производства продавались, а вот эти, натуральные монстры, куда ранее уже было вбухано куча средств, и судя по всему готовились вбухать ещё столько же, наоборот, оставались на балансе их компании. И развивались, повисая тяжёлыми гирями на ногах.
А после слов местного управляющего Степного, когда Маше во всей красе открылось весьма скорое собственное будущее, когда волной нашествия ящеров накроет весь этот край, поведение Беллы с Сидором наконец-то полностью нашло своё логическое объяснение.
Никуда они не собирались уезжать, потому как некуда. что здесь, что парой вёрст далее, хоть вообще на краю Левобережных земель или в низовых баронствах и княжествах — везде будущее было одно и то ж. Не остановят ящера здесь — там, где о подобном даже не думают, тем более.
Так что, если бежать, то только на другой континент. А вот такого — совершено не хотелось.
Да и от ТАКОГО не бегут. ТАКОЕ холят и лелеют, а никак не бросают и не распродают по дешёвке, лишь бы вернуть хоть часть вложенных ранее средств.
Хотя, что уж тут лукавить. По проданным совсем недавно спиртоводочным заводикам, скорее даже не заводам, а просто отдельным небольшим цехам, пусть и прекрасно оборудованным, они не только вернули все вложенные ранее средства, но ещё и изрядно на том наварили.
А вот этот «завод» так просто не продашь. Ни теперь, ни в будущем. Слишком уж он велик стал. Да и заявок на подобных монстров что-то не было. Не слыхала она ранее чтоб подобное когда-либо вообще продавалось. У богатых кланов свои есть подобные крепости и платить чужим отступного, даже за такую мощную крепость, никто из них не будет. Вот потому и выходит, чтоб вложенные средства не сгорели, следовало и далее всемерно завод развивать. Иначе придётся его просто бросить. И кому-то нахаляву достанется такое богатство.
И Маша уже даже догадывалась кому именно, кто конкретно попытается тут же наложить на их имущество свои жадные загребущие лапы, стоит им лишь чуть-чуть ослабить свою хватку. Она знала, кто бы порадовался.
От одной мысли о Городском Голове Сильвестр Андреиче Косом и его дружке-приятеле Старосте, у Маши от захолонувшей душу ненависти стянуло скулы.
— «Ненавижу! — Виски заломило тупой, ноющею болью. — Сидите вороны, ждёте падалинки. Думаете своего добились, выдавили нас из города. Ну уж нет, хрен вам, такому не бывать.
— Бег по кругу, — мрачно констатировала для себя Маша. — Для того чтоб не сгорели ранее вложенные деньги и твоё добро не досталось врагам, надо ещё и дальше вкладываться. И перспектив спокойной жизни впереди — никаких. Война. И здесь, и снова война.
— Только и делаем что работаем на войну. Будь оно всё проклято».
— Так, а это что? — сухим, надтреснутым голосом мрачно поинтересовалась она. — Что это ещё за крематорий?
— Сушильня, — с готовностью пояснил Степной. — После получения из зерна спирта, закваска из чанов изымается, и чтоб не выбрасывать, сушится и отправляется на корм скоту. Откормочный свинокомплекс и птицефабрику вы можете видеть вон там, — указал он рукой куда-то в дальний угол новой территории крепости, где над небольшой группой низких серого цвета амбаров, высоко в небо тонкой иглой торчала длинная, коптящая ясное голубое небо труба котельной. — Правда, они пока ещё небольшие, только-только разворачиваемся, но….
Я как раз хотел поговорить с вами, Белла, и с тобой, Маша, чтоб вы мне подкинули из города девочек для работы. Сотню, другую, для начала. А там, поглядим. Я знаю что у вас с девочками проблем в городе поменьше будет чем у Сидора с парнями. Даже те семьи, кто раньше согласился взять в обучение девочек, теперь бы с удовольствием от них отказались. Хлопотно, да и столько много пуховых платков, сколько девочки могут связать, в наших краях просто не продашь. Да и холст домотканый никуда особо не пристроишь. А вывозить, себе дороже, — пожал он плечами. — Какой купец в нашу глухомань за таким добром поедет. Да и у любого хозяина дома такого добра полно. Кому оно надо.
— А не много ли будет тебе двух сотен? — бросила на него короткий взгляд Белла. — Чем ты их тут займёшь?
— О-о, — медленно, со значением протянул Степной. — Вы только дайте. Завод то наш теперь расширяется. Так что, работы всем хватит. А местные не больно то охотно идут к нам на работу устраиваться. Особенно после того как мы сами же продали все свои мелкие цеха. Теперь местные стараются на себя работать. Многие с завода ушли. Не все, конечно, но кое-кто думает, что у него самого лучше получится и он больше заработает, работая на самого себя.
Наивные, — криво ухмыльнулся Степной. — Наивные и дурные.
Ну так как? — снова повернулся он к Белле. — Будут мне девочки? Две сотни для начала. А потом я ещё скажу, сколько надо.
— Мешки таскать? — хмуро бросила Маша.
Ей вот сейчас только не хватало ещё и проблем с девчонками из города. И без них голова идёт кругом от множества навалившихся срочных дел, а тут ещё и будущим переселением девчонок занимайся.
Кто будет конкретно заниматься отбором кандидаток и переселением сюда на завод, она ничуть не сомневалась. Конечно же она, кто ж ещё. Белла будет плющить мозги и выворачивать руки их теперешним хозяйкам, чтоб те не взбрыкнули, а вот всю черновую работу Маше придётся взвалить на свои хрупкие плечи.
— Мешки таскать есть кому, не проблема, — отмахнулся Степной. — А вот закваску в чан заложить, червя в цехе по переработке отходов обиходить, приглядеть за тем чтоб процесс брожения шёл правильно и бражка не перебродила, чтоб всё было вовремя, вот на это рабочих рук не хватает. На заводе тысячи мест, где можно молодых девчонок использовать. Только дайте.
— «Давление высокое, — рассеянно подумала Маша. — Вон как чёрный дым вверх столбом прёт, аж заглядишься. Чёрное на голубом. Красота!
— Или, наоборот, — озадачилась вдруг она. — Низкое давление?»
— А чего дым то такой чёрный, — думая о чём-то своём, в такт мыслям Маши рассеянно поинтересовалась Белла.
— Так очистные фильтры ещё не смонтировали, — безмятежно пожал плечами Степной. — Кузнецы Кура ещё на той неделе обещались, да чего-то до сих пор так и тянут. Говорят, какая-то у них там загвоздка с металлом вышла. То ли меди, то ли олова не хватает, то ли листового железа нет, не знаю. Толком так ничего и не объяснили. Вот наша труба небо и коптит.
— Но это ненадолго, — управляющий тут же постарался успокоить возмущённо обернувшихся к нему барышень. — Кур сам лично на прошлой неделе приезжал и обещался через пару недель всё наладить.
— Ну-ну, — разом сурово покосилась на него обе женщины.
— Думаешь, ему можно верить? — сухо полюбопытствовала Белла, переглянувшись перед тем с Машей. — Он точно также обещался ещё месяц назад всё тут закончить. За чем дело стало?
— Зашиваются, — виновато развёл руками Степной, словно сам лично был в том виноват. — Говорит, что вы совсем завалили его работой и он не успевает.
— Пол города сидит без работы, лапу сосёт, а этот медведь жалуется что у него её слишком много, — глухо буркнула Маша. — Ну-ну. Так я его завтра при встрече порадую, что если в оговоренные сроки он не уложится, то я его сильно огорчу. Как, надеюсь он ещё не забыл.
В конце концов, если сам не управляется, пусть напрягает смежников. Или как это тут у вас называются субподрядчики?
— Никак, — пожал плечами Степной. — Никак не называются, потому что их нет. Каждый кузнец всё делает сам. От и до. Потому так долго всё и тянется. А на сторону какую-либо часть одного изделия не закажет. Такое пришлют! — в демонстративном ужасе Степной схватился за голову. — Сколько наш Лёшка ни бьётся над стандартизацией среди кузнецов, а всё одно — бестолку. Не слушают. Каждый лепит своё, кто как на душу положит. Вот отсюда и проблемы, и срыв сроков. А не от какой-то нехватки листового железа или какой-то редкой марки металла. Всё то у них есть. Только жадные. Боятся денег за заказ лишиться и отдать куда-то на сторону. Всё сами и сами. Работы нет, вот и держатся за неё.
— Ладно, — зловеще обещающим голосом отозвалась Маша на слова управляющего. — Значит, бедный наш Лёшенька бьётся-бьётся, аки рыба об лёд, внедряя среди этих охламонов единую систему мер и весов, а этим бугаям всё пофигу. Ну-ну. Огорчу. Нет, точно огорчу я эту Курицу. Он у меня узнает, что метрическая система — самая лучшая в мире и даже на этой планете имеет место быть. Не хочет по хорошему, будем по плохому.
Ну что? — бросила она взгляд на молчаливо стоящую рядом Беллу, с задумчиво оценивающим взглядом осматривающую стройку у себя под ногами. — Всё осмотрели? Хватит мёрзнуть? Тогда пошли обратно в контору? Вроде бы всё ясно, можно и обратно отправляться.
— Да! — решительно кивнула Белла. — Всё идёт своим чередом. Главное я выяснила. Сушильня работает.
— Причём здесь сушильня, — растерялась Маша. — Это ты про что?
Что-то опять пошло не так. Она уже ничего не понимала из того что вокруг происходило. Казалось, только-только разобралась, а тут нате вам, ещё одно дело о котором она явно чего-то не знает.
— Так причём здесь этот крематорий с длинной трубой? — сухо полюбопытствовала она.
— А-а-а, — покосилась на неё Белла. — Ты ж ничего не знаешь. В общем, дело вот в чём. Наши парни…, — запнулась Белла.
Бросив короткий, сердитый взгляд на управляющего, физиономия которого мгновенно приобрели невинно созерцательный вид, уставившись куда-то в небо, Белла с тяжёлым вздохом продолжила.
— Ночная смена вот этого вот деятеля, — сердито кивнула она на совсем смутившегося Степного. — Уж не знаю кто там у него отличился, кто именно, да это сейчас и неважно, — махнула она рукой. — Видать, надышались ночью винных паров в цеху…, или ещё чего, — подбавила она угрозы в голосе, снова грозно глянув на управляющего. — К примеру, приняли на грудь по несколько капель орехового нектара. Уж не знаю, где они его тут добыли. Сейчас это тоже неважно.
Одним словом, пьяная ночная смена вместо хорошего зерна из заводского хранилища, отгрузила на корм нашим пленным ящерам несколько возов «пьяного зерна» из цеха переработки. Тот, что шёл в дальнейшую переработку на корм скоту. То есть того перебродившего продукта, что остаётся в бродильных чанах после переработки зерна на спирт. И со спокойной совестью отправила часть его на литейный, к Лёшке, на корм пленным ящерам, которые у него там чего-то копают, а часть отправили на корм легионеров к нашим имперцам в город.
Ну, те, в городе которые, посмотрели какое им дерьмо вонючее прислали и, не долго думая, или, наоборот, от большого ума, наверное, сами жрать это дерьмо не стали и сплавили пьяное зерно новеньким. Тем кого набрали в легион из числа пленных подгорных людоедов, перешедших на их сторону во время нападения прошлой осенью на шахты.
И пипец, мы попали, — сердито буркнула Белла. — Теперь ничего иного те не желают больше жрать. Понравилось. Одновременно и выпивка, и закуска. А какие-то дрожжевые грибки или плесень, что заводятся в том зерне, вызывают у подгорных ящеров состояние лёгкой эйфории и радостного возбуждения. Чистый лёгкий наркотик для них оказался, от которого они теперь не желают отказываться.
И пока имперцы схаванулись, те успели на него изрядно подсесть.
Теперь, Ли Дуг, с остальным своим клановым руководством в бешенстве. Требует от нас: «Раз уж вы приучили это быдло к наркотику, так теперь сами его и кормите, за свой счёт. Или забирайте к себе обратно этих наркоманов, куда угодно, и делайте с ним всё что пожелаете». Мол, теперь без ежедневной пайки из горсти пьяного зерна, бывшие подгорные людоеды отказываются что-либо делать вообще. И раньше то были с этим проблемы, а теперь вообще тупые стали как пробка. Словно какой-то выключатель у них в мозгах щёлкнул. И о воинской учёбе теперь вообще речи не идёт.
Точнее, как считает Ли Дуг, подгорные изображают из себя что стали тупые, а на самом деле резко поумнели. Одним словом, подгорные забили на учёбу большой болт и если что и делают, так лишь маршируют с песнями по полигону, да чучела своими дубинами шерстят, отрабатывая удары: дубиной, мечом или копьём. Огнестрельное оружие наши имперцы им не доверяют.
— Перцы — имперцы, имперцы — перцы. — негромко пробормотала Маша себе под нос местную детскую считалку. — Да тебя, милок, не ругать надо, тебя наградить мало. Орденом сутулого, — сердито бросила она сердитый взгляд на изображавшего из себя невинную овечку Степного.
Всё это время тот так и простоял рядом с ними не старой оборонительной стене завода, изображая из себя что он здесь как бы и ни причём.
— Ох, — покачала Маша головой. — Знаю я эту старую сволочь, Ли Дуга. Теперь у нас точно будут проблемы. Если он нам гадость какую не сделает, то я буду не я. Вот увидите. Так сказать, в ответ на нашу ему помощь в кормлении его подшефных, сделает он нам какую-то бяку. Отыграться, может и не отыграется, но что попытается — это точно.
— Praemonitus praemunitus, — задумчиво пробормотала Белла.
— «Чёрт, — мысленно чертыхнулась Маша. — Теперь Сидор и свою жену заразил своими дурацкими латинизмами. Сам вставляет где надо и где не надо, так теперь и Белла шпарит по латыни как по писаному. Вот что значит дворянское классическое образование. Всё знает. А теперь уже и земную латынь выучила».
Собственная неграмотность Маши в данной области ей в этот момент показалась такой обидной, что она в расстройстве даже отвернулась, не заметив лукавой улыбки Беллы и её ехидно насмешливого взгляда в сторону Маши.
Выражение: «Кто предупреждён — тот вооружён», было одно из немногих, что Белла умудрилась запомнить из многочисленных высказываний своего мужа, из которых она не понимала и половину. И вот поди ж ты, как вовремя вспомнилось и пришлось.
Белла почувствовала гордость. Теперь Машка больше не будет при каждом удобном случае кичиться что она знакома с какими-то счётными машинками под названием компьютер. Теперь то она попридержит свой острый язычок.
Стены «Гросс коллоссаль!»
Говоря что ему есть что показать и на что посмотреть, Степной не лукавил ничуть. Вот уж чего-чего, а посмотреть с высоких крепостных стен действительно было на что. Одних только новеньких, только этим летом отстроенных каменных башен, разнесённых далеко в стороны от старых стен завода стояло на удалении целых шесть штук. А ещё ведь были и соединяющие новые башни каменные стены. Точнее, пока ещё не стены, а мощные, глубокие фундаменты под них. Даже они, ещё до конца недостроенные, уже одним своим видом внушали уважение. Особенно пока что единственная, до конца достроенная стена, что защищала завод со стороны реки, чудовищным монстром возвышающаяся над всей прилегающей округой.
И башни. Шесть десятиметровой высоты, мощных, каких-то грузных и широких в основании башен будущего нового периметра. Выложенные огромными, неподъёмными каменными валунами, выпирающими из кладки чуть вперёд за общие габариты, они создавали какой-то элемент неряшливости и в то же время привнося в окружающую местность ощущение чего-то мощного и ощутимо грозного. И глядя со стороны на этих каменных монстров, в одиночестве разбросанных на изрядном удалении от старых деревянных стен завода, любой начинал понимать что хозяева завода не просто так размахнулись, а собираются остаться здесь если и не на века, то во всяком случае надолго.
Всё окружающее так живо напомнило Маше виданные ею когда-то ещё там, на Земле, мощные каменные стены старого Соловецкого кремля, что сердце её на миг болезненно сжалось и в душе ворохнулось что-то тоскливое, ностальгически тёплое.
— Это что? — хриплым, изменившимся голосом глухо поинтересовалась она. — Это что, новая территория завода? Это наш новый завод, я так понимаю? А это стены с башнями?
В некотором недоумении она покосилась на стоящую рядом невозмутимую Беллу.
— Это, скорее похоже на линию Маннергейма с шестёркой недостроенных дотов миллионщиков. А этот ваш «завод», — Маша мерзко-ядовитым голосом ехидно выделила с трудом подобранное ею определение для того что она сейчас перед собой видела, — больше похоже на олимпийский стадион, числом жопомест тыщ на сто, на двести, с прилегающей парковкой до полумиллиона таратаек, чем на обычный завод. Территории то, территории то хапнули, — недовольно покрутила она головой. — Меры не знаете, господа.
— Просто включили в охранный периметр откормочный свинокомплекс с десятком новых казарм для рабочих, да парочкой новых элеваторов, — невозмутимо пожал плечами Степной, как о чём-то само собой разумеющемся. — Так охранять будет проще, единым комплексом. А старая деревянная крепость останется как бы детинцем в новом каменном кремле.
— Да ну? — скептически глянула на него Машу. — Старая…, в новом…
— А спички, что торчат из основания ваших башен? Это, я так понимаю новые Корнеевские пушки? Никак те самые улучшенные пневматические мортиры, с которыми этот военный маньяк носился всю осень и половину зимы.
— Ай-яй-яй-яй. — осуждающе покачала она головой. — И даже дорогущего бронестекла для амбразур дотов в основании ваших стен не пожалели. Ишь ты, как поблёскивают то на солнышке, — с откровенной издёвкой помотала она головой. — Хоть бы затемнили чем. Хоть собственными портками, — бросила она косой взгляд на тёмные штаны стоящего рядом невозмутимого Степного. — Всё одно на большее матерьялу у некоторых не хватит.
Сколько хоть пулемётов сюда запланировали? — ворчливо поинтересовалась она у Беллы.
— Чтоб перекрыть все сектора обстрела, первоначально запланировали шесть штук, по числу ровных участков стен. А теперь видим что этого мало и решили увеличить до двенадцати. Будем дополнительные доты в основании закладывать. Пусть заодно редутами поработают.
— Вон там, там и там, и ещё там, с той стороны трое. Погляди, — Белла указала рукой куда-то вдаль, где Маше ни черта было не видно.
С умным видом покивав, словно она там что-то разглядела у подножия строящихся стен, Маша с удовольствием продолжила издеваться над милитаристскими закидонами подруги.
— И кто же это всё охранять будет, дорогие мои камрады? Пушкин? Или поэт Кукушкин? Или дед Мазай со своими зайцами? А зайцев для Мазая наш Рыжик по лесам наловит?
Да где вы на эти стены столько людей в охрану наберёте? — не выдержав, наконец-то открыто возмутилась она. — Да ещё чтоб обученных специалистов? Артиллеристов, пулемётчиков, дизелистов, умеющих работать с системами на сжатом воздухе. Девять девятых работающего на нас народа даже о том что воздух можно сжать — понятия не имеет, а вы что творите? Кто у вас из всего этого стрелять то будет? Нам что, нужно начинать набирать уже новую армию? А кто её содержать будет? а обучать? На какие такие шиши? Вы об этом подумали, милитаристы доморощенные? Белла, ты чем думала? У нас же бюджет трещит как ось несмазанная, а вы с Корнеем всё никак не остановитесь.
Маша знала, что всеми вопросами строительства крепостных стен этого завода, как и заводов в Хрусталях и на тихой речке Бусинке курировала лично Белла. И чего она там понастроила, до сего дня Маша лично с тем не сталкивалась, не до того было. Но как не нравилось ей и раньше вкладываться деньгами в подобные капитальные затраты, так и до сих пор не нравилось. Не окупалось в её представлении подобное оборонное зодчество, никак.
И потом. Как подобное строительство соотносилось с их общим решением по продаже лишнего имущества и переселению на земли в глубине Левобережных земель, где поспокойнее? Как-то это всё было… странно.
А тут ещё такое странное «единение» с мыслями её мужа по строительству собственных крепостей, такое ужасное внутреннее подобие.
Все предложения своего мужа на сей счёт она раньше всегда и везде встречала в штыки, считая излишним вкладывать собственные колоссальные средства в подобные капитальные траты. Кроме вот этих трёх случаев спиртоводочных заводов, строительство которых Белла лично курировала. Ну и ещё не считая затрат на оборону стекольного завода Марка и куста предприятий сталелитейного и механического заводов.
Но там то всё было просто и понятно. Там были подгорные ящеры под боком, там рядом были озёра, откуда в любой момент можно было ожидать внезапного набега людоедов, до сих пор довольно вольготно себя чувствующих на этих своих бывших землях, несмотря на все усилия компании.
В конце концов, туда на литейный, к Марку и на озёра переселили большие группы подростков, привезённых Корнеем якобы как баронский обоз. Там, помимо подростков была масса всякого другого работающего на их предприятиях люда. Их всех надо было как-то защищать. Там была зона непосредственного контакта с ящером и там было подобных трат не избежать.
Но здесь то? Здесь то зачем? Тут до границы с людоедами были сотни и сотни вёрст глухой тайги. Границу по реке Чёрной держали пограничные кланы ключёвцев. Нареканий на них вроде бы до сих пор не было. Куда тогда нафиг такие стены и башни? Да ещё каменные! От кого за ними прятаться?
И раньше то этот завод больше походил на натуральный кремль, чем на завод, а теперь то уж вовсе в каменного монстра превратился.
Это что же тогда выходит? Слова Степного о том что зимой окрестные леса вокруг города уже кишат ящером следует воспринимать всерьёз? Как же они тогда сегодня по утру сюда с Беллой добрались, да ещё практически без охраны?
Маше на какое-то мгновение стало дурно и слегка закружилась голова. Выходит, даже рядом с городом теперь стало не безопасно? Выходит, времени до нашествия совсем не осталось, раз Белла так форсировала строительство каменной крепости вместо обычного завода?
В предчувствия Беллы по какому-либо предмету Маша верила абсолютно и безоговорочно, не раз сама лично на практике убедившись в верности её предвидений. И раз та, наплевав на все их прошлые договорённости, продолжала упорно накапливать камень на будущее строительство и даже зимой продолжать вести какие-то непонятные работы, здесь на стенах, значит у неё были веские основания для того.
Глядя вниз и вдаль, на копошащийся возле будущих стен многочисленный люд, занятый каким-то своим непонятным делом, Маше опять на какой-то миг стало дурно. Дурдом. Куда мир катится.
— «Стоп. Куда же в таком случае смотрят городские власти? — пришла холодная, злая до бешенства мысль. — Куда пялятся эти напыщенные козлы, до мозгов которых уже который год не могут достучаться ни сама Маша, ни Сидор, ни все остальные, кто хоть как-то думает о будущем».
Теперь, ей стали более понятны странные метаморфозы последнего времени, почему куда более эффективные мелкие производства продавались, а вот эти, натуральные монстры, куда ранее уже было вбухано куча средств, и судя по всему готовились вбухать ещё столько же, наоборот, оставались на балансе их компании. И развивались, повисая тяжёлыми гирями на ногах.
А после слов местного управляющего Степного, когда Маше во всей красе открылось весьма скорое собственное будущее, когда волной нашествия ящеров накроет весь этот край, поведение Беллы с Сидором наконец-то полностью нашло своё логическое объяснение.
Никуда они не собирались уезжать, потому как некуда. что здесь, что парой вёрст далее, хоть вообще на краю Левобережных земель или в низовых баронствах и княжествах — везде будущее было одно и то ж. Не остановят ящера здесь — там, где о подобном даже не думают, тем более.
Так что, если бежать, то только на другой континент. А вот такого — совершено не хотелось.
Да и от ТАКОГО не бегут. ТАКОЕ холят и лелеют, а никак не бросают и не распродают по дешёвке, лишь бы вернуть хоть часть вложенных ранее средств.
Хотя, что уж тут лукавить. По проданным совсем недавно спиртоводочным заводикам, скорее даже не заводам, а просто отдельным небольшим цехам, пусть и прекрасно оборудованным, они не только вернули все вложенные ранее средства, но ещё и изрядно на том наварили.
А вот этот «завод» так просто не продашь. Ни теперь, ни в будущем. Слишком уж он велик стал. Да и заявок на подобных монстров что-то не было. Не слыхала она ранее чтоб подобное когда-либо вообще продавалось. У богатых кланов свои есть подобные крепости и платить чужим отступного, даже за такую мощную крепость, никто из них не будет. Вот потому и выходит, чтоб вложенные средства не сгорели, следовало и далее всемерно завод развивать. Иначе придётся его просто бросить. И кому-то нахаляву достанется такое богатство.
И Маша уже даже догадывалась кому именно, кто конкретно попытается тут же наложить на их имущество свои жадные загребущие лапы, стоит им лишь чуть-чуть ослабить свою хватку. Она знала, кто бы порадовался.
От одной мысли о Городском Голове Сильвестр Андреиче Косом и его дружке-приятеле Старосте, у Маши от захолонувшей душу ненависти стянуло скулы.
— «Ненавижу! — Виски заломило тупой, ноющею болью. — Сидите вороны, ждёте падалинки. Думаете своего добились, выдавили нас из города. Ну уж нет, хрен вам, такому не бывать.
— Бег по кругу, — мрачно констатировала для себя Маша. — Для того чтоб не сгорели ранее вложенные деньги и твоё добро не досталось врагам, надо ещё и дальше вкладываться. И перспектив спокойной жизни впереди — никаких. Война. И здесь, и снова война.
— Только и делаем что работаем на войну. Будь оно всё проклято».
— Так, а это что? — сухим, надтреснутым голосом мрачно поинтересовалась она. — Что это ещё за крематорий?
— Сушильня, — с готовностью пояснил Степной. — После получения из зерна спирта, закваска из чанов изымается, и чтоб не выбрасывать, сушится и отправляется на корм скоту. Откормочный свинокомплекс и птицефабрику вы можете видеть вон там, — указал он рукой куда-то в дальний угол новой территории крепости, где над небольшой группой низких серого цвета амбаров, высоко в небо тонкой иглой торчала длинная, коптящая ясное голубое небо труба котельной. — Правда, они пока ещё небольшие, только-только разворачиваемся, но….
Я как раз хотел поговорить с вами, Белла, и с тобой, Маша, чтоб вы мне подкинули из города девочек для работы. Сотню, другую, для начала. А там, поглядим. Я знаю что у вас с девочками проблем в городе поменьше будет чем у Сидора с парнями. Даже те семьи, кто раньше согласился взять в обучение девочек, теперь бы с удовольствием от них отказались. Хлопотно, да и столько много пуховых платков, сколько девочки могут связать, в наших краях просто не продашь. Да и холст домотканый никуда особо не пристроишь. А вывозить, себе дороже, — пожал он плечами. — Какой купец в нашу глухомань за таким добром поедет. Да и у любого хозяина дома такого добра полно. Кому оно надо.
— А не много ли будет тебе двух сотен? — бросила на него короткий взгляд Белла. — Чем ты их тут займёшь?
— О-о, — медленно, со значением протянул Степной. — Вы только дайте. Завод то наш теперь расширяется. Так что, работы всем хватит. А местные не больно то охотно идут к нам на работу устраиваться. Особенно после того как мы сами же продали все свои мелкие цеха. Теперь местные стараются на себя работать. Многие с завода ушли. Не все, конечно, но кое-кто думает, что у него самого лучше получится и он больше заработает, работая на самого себя.
Наивные, — криво ухмыльнулся Степной. — Наивные и дурные.
Ну так как? — снова повернулся он к Белле. — Будут мне девочки? Две сотни для начала. А потом я ещё скажу, сколько надо.
— Мешки таскать? — хмуро бросила Маша.
Ей вот сейчас только не хватало ещё и проблем с девчонками из города. И без них голова идёт кругом от множества навалившихся срочных дел, а тут ещё и будущим переселением девчонок занимайся.
Кто будет конкретно заниматься отбором кандидаток и переселением сюда на завод, она ничуть не сомневалась. Конечно же она, кто ж ещё. Белла будет плющить мозги и выворачивать руки их теперешним хозяйкам, чтоб те не взбрыкнули, а вот всю черновую работу Маше придётся взвалить на свои хрупкие плечи.
— Мешки таскать есть кому, не проблема, — отмахнулся Степной. — А вот закваску в чан заложить, червя в цехе по переработке отходов обиходить, приглядеть за тем чтоб процесс брожения шёл правильно и бражка не перебродила, чтоб всё было вовремя, вот на это рабочих рук не хватает. На заводе тысячи мест, где можно молодых девчонок использовать. Только дайте.
— «Давление высокое, — рассеянно подумала Маша. — Вон как чёрный дым вверх столбом прёт, аж заглядишься. Чёрное на голубом. Красота!
— Или, наоборот, — озадачилась вдруг она. — Низкое давление?»
— А чего дым то такой чёрный, — думая о чём-то своём, в такт мыслям Маши рассеянно поинтересовалась Белла.
— Так очистные фильтры ещё не смонтировали, — безмятежно пожал плечами Степной. — Кузнецы Кура ещё на той неделе обещались, да чего-то до сих пор так и тянут. Говорят, какая-то у них там загвоздка с металлом вышла. То ли меди, то ли олова не хватает, то ли листового железа нет, не знаю. Толком так ничего и не объяснили. Вот наша труба небо и коптит.
— Но это ненадолго, — управляющий тут же постарался успокоить возмущённо обернувшихся к нему барышень. — Кур сам лично на прошлой неделе приезжал и обещался через пару недель всё наладить.
— Ну-ну, — разом сурово покосилась на него обе женщины.
— Думаешь, ему можно верить? — сухо полюбопытствовала Белла, переглянувшись перед тем с Машей. — Он точно также обещался ещё месяц назад всё тут закончить. За чем дело стало?
— Зашиваются, — виновато развёл руками Степной, словно сам лично был в том виноват. — Говорит, что вы совсем завалили его работой и он не успевает.
— Пол города сидит без работы, лапу сосёт, а этот медведь жалуется что у него её слишком много, — глухо буркнула Маша. — Ну-ну. Так я его завтра при встрече порадую, что если в оговоренные сроки он не уложится, то я его сильно огорчу. Как, надеюсь он ещё не забыл.
В конце концов, если сам не управляется, пусть напрягает смежников. Или как это тут у вас называются субподрядчики?
— Никак, — пожал плечами Степной. — Никак не называются, потому что их нет. Каждый кузнец всё делает сам. От и до. Потому так долго всё и тянется. А на сторону какую-либо часть одного изделия не закажет. Такое пришлют! — в демонстративном ужасе Степной схватился за голову. — Сколько наш Лёшка ни бьётся над стандартизацией среди кузнецов, а всё одно — бестолку. Не слушают. Каждый лепит своё, кто как на душу положит. Вот отсюда и проблемы, и срыв сроков. А не от какой-то нехватки листового железа или какой-то редкой марки металла. Всё то у них есть. Только жадные. Боятся денег за заказ лишиться и отдать куда-то на сторону. Всё сами и сами. Работы нет, вот и держатся за неё.
— Ладно, — зловеще обещающим голосом отозвалась Маша на слова управляющего. — Значит, бедный наш Лёшенька бьётся-бьётся, аки рыба об лёд, внедряя среди этих охламонов единую систему мер и весов, а этим бугаям всё пофигу. Ну-ну. Огорчу. Нет, точно огорчу я эту Курицу. Он у меня узнает, что метрическая система — самая лучшая в мире и даже на этой планете имеет место быть. Не хочет по хорошему, будем по плохому.
Ну что? — бросила она взгляд на молчаливо стоящую рядом Беллу, с задумчиво оценивающим взглядом осматривающую стройку у себя под ногами. — Всё осмотрели? Хватит мёрзнуть? Тогда пошли обратно в контору? Вроде бы всё ясно, можно и обратно отправляться.
— Да! — решительно кивнула Белла. — Всё идёт своим чередом. Главное я выяснила. Сушильня работает.
— Причём здесь сушильня, — растерялась Маша. — Это ты про что?
Что-то опять пошло не так. Она уже ничего не понимала из того что вокруг происходило. Казалось, только-только разобралась, а тут нате вам, ещё одно дело о котором она явно чего-то не знает.
— Так причём здесь этот крематорий с длинной трубой? — сухо полюбопытствовала она.
— А-а-а, — покосилась на неё Белла. — Ты ж ничего не знаешь. В общем, дело вот в чём. Наши парни…, — запнулась Белла.
Бросив короткий, сердитый взгляд на управляющего, физиономия которого мгновенно приобрели невинно созерцательный вид, уставившись куда-то в небо, Белла с тяжёлым вздохом продолжила.
— Ночная смена вот этого вот деятеля, — сердито кивнула она на совсем смутившегося Степного. — Уж не знаю кто там у него отличился, кто именно, да это сейчас и неважно, — махнула она рукой. — Видать, надышались ночью винных паров в цеху…, или ещё чего, — подбавила она угрозы в голосе, снова грозно глянув на управляющего. — К примеру, приняли на грудь по несколько капель орехового нектара. Уж не знаю, где они его тут добыли. Сейчас это тоже неважно.
Одним словом, пьяная ночная смена вместо хорошего зерна из заводского хранилища, отгрузила на корм нашим пленным ящерам несколько возов «пьяного зерна» из цеха переработки. Тот, что шёл в дальнейшую переработку на корм скоту. То есть того перебродившего продукта, что остаётся в бродильных чанах после переработки зерна на спирт. И со спокойной совестью отправила часть его на литейный, к Лёшке, на корм пленным ящерам, которые у него там чего-то копают, а часть отправили на корм легионеров к нашим имперцам в город.
Ну, те, в городе которые, посмотрели какое им дерьмо вонючее прислали и, не долго думая, или, наоборот, от большого ума, наверное, сами жрать это дерьмо не стали и сплавили пьяное зерно новеньким. Тем кого набрали в легион из числа пленных подгорных людоедов, перешедших на их сторону во время нападения прошлой осенью на шахты.
И пипец, мы попали, — сердито буркнула Белла. — Теперь ничего иного те не желают больше жрать. Понравилось. Одновременно и выпивка, и закуска. А какие-то дрожжевые грибки или плесень, что заводятся в том зерне, вызывают у подгорных ящеров состояние лёгкой эйфории и радостного возбуждения. Чистый лёгкий наркотик для них оказался, от которого они теперь не желают отказываться.
И пока имперцы схаванулись, те успели на него изрядно подсесть.
Теперь, Ли Дуг, с остальным своим клановым руководством в бешенстве. Требует от нас: «Раз уж вы приучили это быдло к наркотику, так теперь сами его и кормите, за свой счёт. Или забирайте к себе обратно этих наркоманов, куда угодно, и делайте с ним всё что пожелаете». Мол, теперь без ежедневной пайки из горсти пьяного зерна, бывшие подгорные людоеды отказываются что-либо делать вообще. И раньше то были с этим проблемы, а теперь вообще тупые стали как пробка. Словно какой-то выключатель у них в мозгах щёлкнул. И о воинской учёбе теперь вообще речи не идёт.
Точнее, как считает Ли Дуг, подгорные изображают из себя что стали тупые, а на самом деле резко поумнели. Одним словом, подгорные забили на учёбу большой болт и если что и делают, так лишь маршируют с песнями по полигону, да чучела своими дубинами шерстят, отрабатывая удары: дубиной, мечом или копьём. Огнестрельное оружие наши имперцы им не доверяют.
— Перцы — имперцы, имперцы — перцы. — негромко пробормотала Маша себе под нос местную детскую считалку. — Да тебя, милок, не ругать надо, тебя наградить мало. Орденом сутулого, — сердито бросила она сердитый взгляд на изображавшего из себя невинную овечку Степного.
Всё это время тот так и простоял рядом с ними не старой оборонительной стене завода, изображая из себя что он здесь как бы и ни причём.
— Ох, — покачала Маша головой. — Знаю я эту старую сволочь, Ли Дуга. Теперь у нас точно будут проблемы. Если он нам гадость какую не сделает, то я буду не я. Вот увидите. Так сказать, в ответ на нашу ему помощь в кормлении его подшефных, сделает он нам какую-то бяку. Отыграться, может и не отыграется, но что попытается — это точно.
— Praemonitus praemunitus, — задумчиво пробормотала Белла.
— «Чёрт, — мысленно чертыхнулась Маша. — Теперь Сидор и свою жену заразил своими дурацкими латинизмами. Сам вставляет где надо и где не надо, так теперь и Белла шпарит по латыни как по писаному. Вот что значит дворянское классическое образование. Всё знает. А теперь уже и земную латынь выучила».
Собственная неграмотность Маши в данной области ей в этот момент показалась такой обидной, что она в расстройстве даже отвернулась, не заметив лукавой улыбки Беллы и её ехидно насмешливого взгляда в сторону Маши.
Выражение: «Кто предупреждён — тот вооружён», было одно из немногих, что Белла умудрилась запомнить из многочисленных высказываний своего мужа, из которых она не понимала и половину. И вот поди ж ты, как вовремя вспомнилось и пришлось.
Белла почувствовала гордость. Теперь Машка больше не будет при каждом удобном случае кичиться что она знакома с какими-то счётными машинками под названием компьютер. Теперь то она попридержит свой острый язычок.
Ночной визит. Выкуп.
То, что кто-то его сможет побеспокоить у него же в собственной спальне, да ещё на границе человеческих земель, да в острожке, да при существующей им же самим чётко поставленной системе охраны, Корней, на всякий случай, предполагал. Точнее, допускал такую небольшую возможность, относя её по большей части по теории вероятности к чему-то … такому, практически невозможному, до того он был уверен в собственных парнях и в своих знаниях, и в своём умении поставить сторожевое дело, но….
Действительность этой ночи грубо разрушила былую самоуверенность старого опытного вояки, больно ударив по его самолюбию.
Ведь, главное, никто же не знал что этой ночью он будет спать здесь в этом острожке. Даже он сам ещё этим утром того на знал, что он вообще в этих краях очутится. Но судя по тому, как его встретили, ночной визитёр явно заранее его просчитал. Просчитал и хорошо подготовился. Иначе ничем иным нельзя было объяснить присутствие в охраняемой комнате постороннего.
— Ну, здорово, Ртища, — поприветствовал он визитёра, даже в темноте легко определив того по некоторым весьма характерным для парня признакам.
Двигался парень так, как никто из всех кого он мог бы здесь встретить. Да ещё и ночью.
Слабая вспышка фосфорной спички на миг разорвала ночную темень спальни и, как ни странно, осветила все углы небольшой комнаты, высветив неопрятный куль лежащего под соседней стеной связанного часового. Тщательно прикрученный фитиль зажжённой бензиновой лампы добавил свету, но ненамного.
— Живой? — небрежно кивнул Корней на связанную, яростно что-то мычащую фигуру под стеной.
— Да чё с ним станется, — отмахнулся Ртища, — отлежится, лучше службу нести будет.
Два последних месяца, проведённых рыцарем Ртища Смирновым безвылазно в зимнем лесу на свежем воздухе, среди лесов, озёр и обширных заснеженных склонов северных отрогов длинной горной цепи Большого камня, явно пошли ему на пользу.
Из глаз пропал весьма характерный лихорадочный голодный блеск, от которого Ртища долго не мог избавиться после возвращения из-под Сатино, и молодой парень как-то округлился и заматерел, и из фигуры исчезла куда-то незаметно присутствовавшая ранее подростковая угловатость.
— Я, смотрю, сударь, пребывание на свежем воздухе вам явно пошло впрок, — флегматично отметил Корней.
Подбив подушку себе под бок, он решительно устроился поудобнее. Раз рыцарь заявился к нему в комнату, да ещё столь необычным способом, значит тому было чего-то от него надо, чего-то весьма для него нужного.
— После последней нашей встречи вы определённо окрепли и возмужали, — флегматично констатировал Корней. — А этот мужественный цвет лица, след зимних вьюг и стужи, определённо в глазах местных красоток добавит вам шарма, — улыбнулся он. — Всё! Все девичьи сердца отныне ваши, сударь.
То, как рыцарь невольно вздрогнул, стоило ему лишь затронуть тему местных красоток, Корней предпочёл не заметить. Похоже, у парня в сердечных делах с местными красотками определённо были какие-то проблемы. Так что, лишний раз цеплять больной нерв, пожалуй, не стоило. Или, наоборот. Раз уж ему не дали спать, то и он в отместку…
— Советую заранее подготовиться к весенним праздникам, — невозмутимо продолжил Корней. — У вас определённо не будет отбою от девиц, желающих познакомиться с вами поближе. А от их папашек я бы вам советовал держаться как можно дальше. Женят, ей Богу, женят, — негромко рассмеялся Корней. — Такой завидный жених без невесты долго не останется.
Глаза его, тем не менее, остались настороженны и холодны. Странный ночной визит к нему рыцаря, да ещё судя по всему тайный, наводил на определённые догадки, которые Корнею совсем не нравились.
— Рыцарь! — меж тем поднял вверх указательный палец Корней, продолжая развивать затронутую тему. — Сам знаменитый рыцарь Ртища Смирнов. Победитель Чёрного легиона, имеющий на своём личном счету не менее ста сорока официально зафиксированных одиночных побед над ящерами. И это за каких-то пару зимних месяцев. И это, — ещё больше подчеркнул он, — не считая иных, прочих побед, о которых сам наш юный герой скромно умалчивает. Потому как подтвердить победы в одиночном поединке, среди зимнего леса у чёрта на куличиках, элементарно некому, а посылать по его следам проверочную комиссию никому и в голову не придёт, потому как: «А на хрена оно кому надо?» Людоедом больше, людоедом меньше, — улыбнулся ещё шире Корней.
Впрочем, от вас, Ртища, давно уже подтверждения не требуется. Вам верят на слово. И та давняя история с недоверием о стычке с волчьими легионерами, небось, вспоминается вами и всеми причастными как дурной сон.
Итак, — резко перешёл он на деловой тон, мигом сгоняя улыбку, — я вас слушаю. Что за срочность такая у вас возникла добиваться немедленной встречи, когда у меня каждая минутка на счету, поскольку я не собираюсь здесь в острожке надолго задерживаться. Да и выспаться элементарно охота. Завтра ещё дел полно, а вы своим визитом и так перебили весь сон. Завтра рано с утра дальше ехать надо.
— Именно поэтому я и хотел с вами здесь встретиться и переговорить. До вашего завтрашнего отъезда, — улыбнулся в ответ сотник. — Когда ещё доведётся встретиться, — льдистым суховатым голосом подчеркнул он.
— «Странная у него какая-то улыбка, — холодно подумал Корней. — То ли улыбается, то ли скалится, не поймёшь».
И? — вопросительно задрал вверх он правую бровь.
— Как вы посмотрите на то, чтобы я досрочно выкупил свой контракт?
— Зачем? — неподдельно изумился Корней. — Чего тебя в нём не устраивает? Он один из самых выгодных. А срок и так невелик, да и от того осталось-то всего ничего, один, два месяца и всё, вы на воле, весь ваш отряд. Как у нас говорят: «На свободу с чистой совестью». А заодно и с хорошими деньгами. Или вам хорошая премия не нужна по суммарным итогам за добытые уши? — улыбнулся Корней. — Или у вас что, какие-то срочные личные дела дома образовались и вам немедленно надо ехать домой? Так, не проблема.
Если вам надо сейчас, срочно отъехать, поезжайте. А потом возвращайтесь отслужить оставшийся срок.
Ртища, я тебе честно скажу, — чуть склонился доверительно вперёд, к собеседнику Корней. — Я очень доволен вашей работой, хоть из всей твоей группы ты единственный, кто хоть что-то понимает в том деле, которым занят. Но результативность вашего отряда на порядки превышает всё, с чем я раньше здесь сталкивался. Ты — лучший. И поэтому, если ты не против, я был бы готов продлить твой контракт ещё хоть на полгода вперёд. А лучше на год. И даже сходу, вдвое готов увеличить тебе жалованье.
— И даже в этом случае оно будет в пять раз меньше, чем получают местные, — с проскочившими в голосе едва заметными льдинками, внешне нейтрально проговорил Ртища.
— Наш егерь, на руки, в свою семью, получает меньше чем ты и твои рыцари. В среднем как раз в те самые два раза, — похолодевшим сразу голосом проговорил Корней.
Заминку рыцаря с ответом он сразу заметил, а просквозивший в ответе холодок окончательно всё расставил по своим местам. Рыцарь считал, что его обирают и недоплачивают. А это значило, что никакие разумные доводы он сейчас не услышит.
— «Блин! Опять на те же грабли, по тому же месту», — мысленно Корней длинно и грязно выругался.
Дурацкая действующая в городе практика оплаты труда работников, в очередной раз подсунула им подлянку.
— Вся остальная сумма из столь внешне высокого жалованья егеря идёт в его клан, на общие клановые нужды, — сухо проговорил Корней. — Ни у тебя, ни у твоих людей таких трат нет. И я уже устал всем и каждому говорить, что, в конечном счёте, распределяется его заработок не им, не его семьёй, и зачастую исключительно руководством его клана. И порой происходит так, то что кто-то зарабатывает, потом денег своих так никогда и не увидит. Они идут на нужды других. Это — форма социальной взаимопомощи, чтоб было тебе понятно.
Фактически, это ещё можно рассматривать как форму социального налога, который в нашем городе достигает и семидесяти, а порой, у особо везучих, и девяноста процентов от заработка работника.
Если не веришь, спроси у наших ребят сам. Особенно у тех, кто получает намного ниже, чем остальные. Золотой, два в месяц, навроде вас. А то и ещё меньше. Это как раз будут все остальные, которые регулярно отдают все свои честно заработанные немалые средства в клановые копилки и на руки им остаются сущие крохи.
Так что, ни об обмане, ни об обкрадывании вас со стороны компании не может быть и речи. Надеюсь, с этим всё ясно и вопрос снят.
— Понятно, — как-то безразлично хмыкнул сотник. — Значит, жалованье ты нам повышать не будешь. Что и следовало ожидать.
— Повышать? С какого бодуна, — возмутился Корней. — Тебе одному — легко. Ещё троим, четверым из твоей сотни, имена кои ты и сам знаешь, тоже согласился бы без разговоров. А остальным из твоего отряда, хренушки. И того что есть им более чем достаточно. Это я про тех двух маркитанток, что так тишком и прибились к вам и покидать ваш отряд не собираются. Или вы им платите из своего кармана? — вопросительно задрал он бровь. — Так сказать за определённые виды услуг…
А, — махнул он рукой, видя как построжало лицо парня. — Это ваши проблемы, под каким именем они у вас проходят по спискам: поварихи, прачки, или ещё как, и чем они там у вас занимаются.
— Может, кого назовёшь. Из тех троих, — поднял на него, опущенный было взгляд сотник, старательно уводя разговор в сторону.
— Пожалуйста, — хмыкнул понимающе Корней. — Боров Галкин, Куник Медвежат и Стерляг Речник.
Замысловатые имена, не правда ли? А скорее клички, чтоб скрыть истинные имена и фамилии. Причина, по которой вы на это пошли, пока это меня не касается, мне совершенно неинтересна, как и ваши грешки перед кем-либо. Но если судить по воинской подготовке, ты с ними одного поля ягодка. Поэтому вам четверым готов платить много больше и прямо сейчас.
И даже готов закрыть глаза на то, что настоящие имена двоих из вашей четвёрки Туковы, отец и сын, — вдруг кольнул он Ртищу холодным взглядом. — И условия их первоначального найма совершенно не соответствуют тем, на которых они сейчас работают. И место не соответствует нашим с ними предварительным договорённостям. Ещё там, в Кязиме, когда ещё сам Сидор с ними договаривался. И с этим тоже надо будет потом как-то разбираться.
Ну да Бог с ними, — внешне беспечно махнул он рукой. — За такую эффективность в работе на многое можно смело закрыть глаза. И честно тебе скажу, мне жаль будет вас потерять. Больно уж ваша четвёрка производительная бригада. Одни за сутки делаете то, что все остальные вместе взятые за месяц не делают. А это дорогого стоит.
— Так что, может, подумаете ещё раз? — с надеждой посмотрел он на сотника.
Не увидев в лице того ни малейшего отклика, горестно вздохнул.
— Жать. Ей Богу, жаль.
Последний вопрос. Уходишь один или со всем отрядом?
— С отрядом.
— Что и следовало ожидать, — тяжело вздохнул Корней. — Ещё раз повторю, очень жаль.
— А Туковы? — вдруг странно севшим голосов, напряжённо переспросил Ртища. Пристально наблюдая за Корнеем, он словно ждал от того чего-то, какого-то знака. — Думается мне, свой должок они вашей компании сполна отработали.
— Если считать по добытым ушам, то вполне может быть, — задумчиво пробормотал Корней. — Вполне, вполне.
— Никак на сестричку дружка запал? — кольнул он взглядом Ртищу. И заметив густо залившую щёки парня краску, понимающе ухмыльнулся.
Ладно, — махнул он рукой. — Так уж и быть. Не держать же вас силой, — невесело усмехнулся он. — Тем более что не шибко то и удержишь таких зубров.
Наклонившись под стол, Корней достал оттуда большой новенький кожаный дорожный баул, по форме удивительно напоминающий обычный конторский старомодный портфель какого-нибудь земного бухгалтера.
— Вот тут мне Маша кое-что подготовила по вашей группе. Как знала, или, что верней, Беллу послушала, — неопределённо как-то мотнул он головой. — Посмотрим, что по словам нашей провидицы Маша тут насчитала…
Не обращая внимания на настороженно замершего перед ним сотника, непонятно с чего вдруг взъерошившегося и с сузившимися злыми глазами глядящего на копающегося перед ним в бауле Корнея, тот так и продолжал дальше вполголоса бубнить что-то себе под нос, старательно перебирая сложенные в портфеле бумаги.
— Тэк-с, где это у нас были ваши договора? Вот они, родимые, ваши договора. Вот они миленькие, — Корней с облегчением достал из баула какую-то свёрнутые в трубку связку пергаментов. — Захватил на всякий случай. Как знал, что понадобятся, — довольным голосом пояснил он Ртище.
— Итак, — развернул Корней пергаменты. — С вас, сударь, за два месяца прерванных работ, полагается неустойка в размере двухмесячного жалованья со всего вашего отряда. Что на данный момент, учитывая сильно сократившийся от первоначальной численности ваш отряд, составит…, — углубился он в подсчёты, демонстративно пренебрежительно не замечая всё более растущего напряжения во взгляде сотника. — Составит, ровным счётом восемьдесят шесть золотых. Копейка в копейку, как любит приговаривать моя Машенька.
Плюс сюда же неустойка за твоего будущего тестя Тукова с сыном, то ж небольшая. Одной сотни золотых, я думаю с тебя хватит, чай, отработали. Итого — ровным счётом сто восемьдесят шесть злотых.
Откинувшись с облегчением на спинку стула, Корней с довольным видом поставил жирную точку в конце столбика со своими подсчётами на салфетке. Изумлённый взгляд Ртищи он предпочёл не заметить, якобы всецело поглощённый расчётами.
В конце концов парни действительно с лихвой отработали вложенные в них и деньги, и силы. И потому вешать на них что-либо ещё, помимо прямых расходов, не было ни малейшего желания. Как, кстати, и самой такой возможности. Все затраты легко проверялись и просчитывались, да и заниматься приписками, как это обычно в таких случаях кое-кто из местных делал, было откровенно противно.
— Так же вы должны обязательно сдать оружие и амуницию, полученные от компании на время работы в ней. А также прочее вооружение и оборудование, дабы таковое у вас есть.
Нет? — наконец-то поднял он свой взгляд на сидящего напротив человека.
Что? — насторожился он. — Что-то не так?
— Нет, всё так, — тут же поспешил успокоить его Ртища. — Просто я думал, что сумма будет больше. Много больше.
— А-а-а, ты об этом, — облегчённо перевёл дух Корней. — Нет, можешь не беспокоиться, — махнул он рукой. — В этих краях нет того в заводе, чтоб чуть что, человека в кабалу вязать. Хоть и здесь, как и везде дерьма полно, но так откровенно, как у вас там в ваших баронствах, не хамят.
Тяжко вздохнув, словно сожалел об этом, кивнул головой:
— Посему, гоните наши денежки, сударь, и можете быть свободны.
— А если нет денег?
— Как это нет? — искренне удивился Корней. — Вы же всё время получали положенную зарплату. Вам её не задерживали. Тратить там в лесу такие деньги элементарно некуда. Так почему у вас нет денег? Потеряли что ли? — вдруг обрадовался он.
Очень хорошо, — донельзя довольный Корней, радостно потёр ладони. — Тогда вопрос с расторжением ваших контрактов снят. Работайте, господа, дальше, работайте. У вас впереди ещё целых два месяца до конца весны.
— Нет-нет-нет, — остановил его бурные восторги Ртища. — Всё совсем не так. Всё наоборот. Ничего мы не потеряли. Деньги есть. Просто они нам нужны для открытия собственного дела.
— Угу, — улыбка медленно сползла с лица Корнея. — Вот, значит как. Понятно.
Нашли значит, что-то ценное.
А делиться не хочется, — посмотрел он прямо в глаза Ртище.
Что нашли то? — тихо спросил он, чуть наклоняясь вперёд. — Серебро? Золото? Камни самоцветные?
Раз нашли во время работы на нашу компанию, то по закону, сама находка принадлежит компании, а тому, кто нашёл, выплачивается премия в размере пяти процентов.
А вы, значит, делиться не хотите.
— Такой низкий выплачиваемый процент мало похож на справедливую делёжку, — жёстко отрезал Ртища.
— Понимаю, — медленно проговорил Корней, пристально глядя в глаза рыцаря. — В таком случае вам придётся немедленно покинуть озёра и прилегающие к ним территории. И никогда здесь больше не появляться. И никаких прав на свою находку вы иметь не будете. Повторяю, покинуть края вы обязаны немедленно! Мы не допустим подобного ведения дел кого-либо на наших землях. И мы не позволим вам разрабатывать то, что вы там нашли. Повторяю ещё раз, на наших землях.
Надеюсь, я достаточно внятно выразился? — посмотрел он прямо в глаза Ртище.
— Вполне, — пожал тот плечами. — Только, напрасно ты так. В этом деле есть одно маленькое, но ценное уточнение. Находка произведена вне чётко очерченной зоны действия нашего договора.
Если мне не изменяет память, — ещё более похолодевшим голосом продолжил рыцарь, — вами достаточно строго была очерчена определённая область, в пределах которой мы должны были действовать и на территории которой действуют условия нашего договора. Мы же в силу ряда сложившихся обстоятельств вынуждены были выйти далеко за пределы оговоренной территории. Где и была произведена данная находка.
Так получилось, — равнодушно пожал он плечами на подозрительный взгляд Корнея. — Погнались за одним, наткнулись на другое.
А насчёт того, чтобы покинуть эти края. Тем более немедленно, — скептически посмотрел он на Корнея. — Ну, вы не один здесь такой хозяин, господин Корней. Тайга большая, поди найди там кого. А кое-кого, как вы прекрасно понимаете, лучше и не находить, — подпустил он угрозы в свой голос. — Поэтому, вот вам встречное предложение. Вы — сами по себе, мы — сами по себе. По крайней мере, нас, такое положение вполне устраивает.
— А нас нет, — флегматично бросил Корней. — Лично меня больше устроило б другое. Раз участок вне оговоренных пределов, то и наши претензии к вам сняты. Но это, как вы понимаете, требует уточнения, — бросил он на рыцаря косой внимательный взгляд.
— Уточняйте, — равнодушно пожал плечами рыцарь. — Думается, правый берег Малой Лонгары, хоть как бы он и близок, но — вне ваших прямых интересов?
— Если так — то это в корне меняет дело, — согласно кивнул головой Корней. — Так далеко мы не засматриваемся. Земли Империи нам не нужны. И если после проверки это подтвердится, предлагаю компромисс.
Вы спокойно моете своё золотишко, или что вы там нашли, на найденном вами участке, и выплачиваете нам десятину, так сказать, за охрану. Каковая, как вы прекрасно знаете, обязательно будет иметь место. Потому как одни, без нашей помощи вы такой кусок не удержите. А остаток своей добычи вы б полностью сдавали в скупку нашей компании по внутренним закупочным ценам. Один грамм золотого песка — две серебрушки. Согласен, немного, — кивнул он головой, соглашаясь с поморщившимся сотником. — Немного. Но в других местах вам дадут не многим больше. Три, а то и четыре серебрушки за грамм, но не более.
Если, конечно, вы не собираетесь вывозить добытое золото в баронства и продавать уже там. Тогда, да, тогда вам дадут больше. Много больше.
Только вот мы с вами честно расплатимся, поскольку заинтересованы и в нашем дальнейшей взаимном сотрудничестве, и в вашей плодотворной работе здесь. А в других местах, глядишь, и совсем ничего не дадут, а то и вовсе попытаются всё отобрать. Так что, не обольщайтесь, сэр рыцарь, большей ценой у других, не обольщайтесь.
Наши условия крайне выгодны.
В случае же вашего отказа, возвращаться вам домой придётся кружным путём через Приморье, потому как прямой путь по озёрам и дальше через Старый Ключ мы вам перекроем. И поверьте, та дорога не доставит вам ни славы, ни удовольствия. Не говоря уж про то, что возможно потеряете всё нажитое. Возвращаясь через город, проблем таких не будет. Надеюсь, вы это понимаете.
В случае же вашего согласия, вы сможете закупаться продуктами, оружием и инструментами в торговых факториях компании по внутренним ценам компании. Вполне лояльным, должен заметить.
— Зачем вам это? — настороженно покосился на него Ртища.
— Нам бы не хотелось терять весьма эффективную слаженную боевую сотню, тут на озёрах, — холодно улыбнулся Корней, сверкнув глазами. — Худо-бедно, но само ваше присутствие в лесах уже является сдерживающим фактором для подгорных людоедов. И думается мне, что ваша находка это не угольный пласт где-нибудь на склоне холма в глухой долине. И не кусок медной руды, который вы случайно подобрали в старом отвале чей-то давно заброшенной шахты. А значит, это или серебро, или золото. Или драгоценные камни.
Ни то, ни то, ни то, нам бы не помешало. Но скорее всего, исходя из вашего поведения и наглости самого предложения, вы нашли золотые россыпи на какой-нибудь горной речке. Иначе бы так резко не бросились разрывать контракт. Серебро же, при всей его ценности, подобной наглости вам бы не дало.
Недолго помолчал, задумчиво глядя на сидящего напротив рыцаря. Потом всё же поинтересовался.
— Итак? Ваше решение?
— Я подумаю, — тихо проговорил Ртища, настороженно глядя на Корнея. — Надеюсь, если я вам отвечу завтра, это не сильно нарушает ваши планы с отъездом дальше, в инспекционную поездку по границе? — вдруг ехидно ухмыльнулся он, сразу подтвердив все подозрения Корнея как тот его вычислил.
— Если завтра до вечера, то нет, не нарушает. Если послезавтра вечером — то уже, боюсь, мне ваш ответ будет не нужен. Тратить на вас своё драгоценное время, пусть даже из-за пары золотых самородков, я не намерен. Есть дела поважнее. Надеюсь, вы меня понимаете. Наше будущее соглашение — это больше надо вам, чем мне.
Захотите вступить в договорные отношения — условия вы знаете. Или с нами, или вы теряете доступ к цивилизации через земли компании. Тогда вам придётся искать иные обходные пути.
— Тогда, завтра, — вежливо кивнул головой Ртища, холодно улыбнувшись.
Проводив взглядом покинувшего комнату сотника, Корней со злостью врезал кулаком по подушке у себя под боком. Опять они теряют людей из-за этого дурацкого золота. И каких людей. Один этот сотник со своей тройкой друзей стоил всех тех тысяч пацанов, что обучались сейчас по будущим специальностям на заводах или в казармах учебных лагерей. И такую потерю было ничем не заменить.
Благодаря именно этому сотнику у них практически прекратились набеги ящеров на рыбные ловы амазонок на озёрах.
Как ни перекрывай все пути-дороги, а свинья дырочку найдёт. Так и ящер. Сколько ни строй засеки, как не перекрывай все возможные пути и проходы, а всё одно, нет-нет, а где-то и просочится малый отряд ящеров. И тут же натворит таких дел, что потом не будешь знать как и реагировать.
Умён нынче ящер пошёл, не чета прежнему. Молодая генерация полукровок полностью оправдала задумки имперских генетиков. А вот те, кого набрали в свои легионы его клановые имперцы, ожиданий последних совершенно не оправдали. Тупое, нерассуждающее мясо.
И как понял Корней из коротких недовольных бесед со своими ящерами в городе, уже никогда и не оправдают. Мозги не те. Нет мозгов.
Старые подгорные людоеды были великолепно физически развиты. И были потому прекрасными рудокопами. Но вот мозги…. Чего изначально не было, того потом и не прибавилось. А воину без мозгов никуда. И ничего-то тут не исправишь. Хоть начинай свою новую политику ассимиляции, как уже начали поговаривать меж собой их ящеры. Уже и не рады были что связались с людоедами.
— «А что, — внезапно озадачился Корней. — Это хорошая мысль. Что если предложить новым подгорным бросить наших ящеров с их дурацким легионом и вернуться в шахту? Посулить большую зарплату, дом свой дать, еды поболе, включая мясо, чего раньше не было, и пусть работают и дальше как работали.
Кое-кто уже обратно потянулся. Глядишь, и остальные следом потянутся.
Надо поговорить с Ли Дугом, — решил Корней. — Тот хоть и сволочь порядочная, но мозги работают. И для дела он на многое пойдёт. Даже на то, чего раньше и не собирался делать».
Если б Корней знал какой выверт мозгов вызовет его предложение у ящеров, он бы ещё десять раз до того подумал, прежде чем подобное предлагать.
Визит грозного ящера.
Вторая поездка в течение одной недели, да ещё в такую даль как на Литейный завод, далась Белле тяжело. Что ни говори, а не в её положении было совершать подобные променады, да ещё зимой, когда о комфорте в поездке можно лишь мечтать, а тёплое шерстяное покрывало и заячий тулупчик если и укрывали от зимней стужи, то весьма и весьма относительно. Тело хоть и не мёрзнет, а всё одно неудобство от подобной езды присутствует.
Но, деваться было некуда. Обстоятельства вынуждали. Наконец-то вернулись ящеры, посланные в Империю за прокатным станом и надо было их встретить. Тем более что само «Великое посольство» закончилось ничем, натуральным пшиком. И для всех в городе надо было отчётливо показать, насколько сильно они расстроены подобным исходом. Иначе бы её не поняли.
Как мол так? Столько времени и сил, да и денег вложено в данное предприятие, а на выходе — пшик. И что, ей всё равно? Ей, одной из главных фигур этой компании!
Могли возникнуть ненужные подозрения. А вот такого ей точно было не надо. Никто, ни в городе, ни особенно в Империи не должен был догадаться что данная неудача — плановая. Что потопленный подо льдом безымянного подгорного озера имперский Большой прокатный стан — потоплен планово. Потоплен, чтоб отвести внимание всех заинтересованных лиц от истинного пути будущей доставки настоящего стана на завод, а не этого муляжа. Чтоб ни одна сволочь ни здесь, ни там, ни на миг не усомнилась, где на самом деле следует искать пропавшее в Империи драгоценное оборудование — на дне безымянного подгорного озера, на льду которого разыгралась настоящая трагедия у людей, потерявших всё к чему они столь упорно стремились.
Извар Усатый, ящер, посланный в Империю за станом, прекрасно справился с поставленной ему задачей, и за одно это его следовало всячески поощрить. Тем более что неожиданно наметилось какое-то непонятное внутреннее противостояние внутри самих кланов городских ящеров, в среде которых явственно назревали какие-то свои внутренние противоречия. И нынешнее руководство родового клана Извара явно не жаловало того.
Что уж там меж ящеров произошло, Белла не знала, но учитывая характер руководителя того клана Ли Дуга, той ещё сволочи, ничем хорошим для Извара Усатого тот конфликт кончиться не мог. И так ранее между ними были серьёзные трения, а уж после возвращения Извара из Империи так вообще, словно чёрная кошка меж них пробежала. Даже не разговаривали меж собой, как ей доносили знающие видоки.
Тем более что и об истинном характере груза, как и самой той операции никто из кланового руководства поставлен в известность не был. Что в конечном итоге и принесло настоящий успех. Подгорные людоеды по явной наводке из Империи постарались перехватить ценный груз. А когда не получилось, сделали всё чтоб его уничтожить.
И всё это вместе, включая сюда ещё кое-какие весьма характерные тайные признаки, безусловно говорило о том, что кто-то из местного руководства городских ящеровых кланов информировал тайную стражу в Империи о предстоящей важной покупке. А уж с той стороны подобная операция без внимания кого-нибудь из имперской контрразведки никак не могла обойтись. Что полностью доказала несчастная судьба ценного груза.
Слава Богу что сам Извар это прекрасно понимал, добровольно согласившись поработать подсадной уткой. И выстрел наугад попал в яблочко.
Теперь не было ни малейшего сомнения что кто-то в руководстве трёх городских ящеровых кланов стучит в Империю. Кто — ещё предстояло разобраться. А пока и подобного понимания было довольно. В конце концов, не всё сразу.
Белла тяжело вздохнула. Сегодняшнее утро после вчерашней встречи вернувшегося с озёр отряда ящеров, занимавшихся доставкой погибшего прокатного стана из Империи, выдалось, наверное, самым тяжёлым за последние месяцы.
С самого раннего утра к ней домой в гостевой домик заявилась эта сволочь Ли Дуг. Вместе с ними он вчера тоже встречал вернувшийся из Империи отряд, а потом остался на заводе. Мол, домой с утра отправится. А теперь, вместо того чтоб вместе со всей своей шоблой подпевал тащиться к себе домой в Ключ, сидел с довольной рожей у неё дома перед камином и, потягивая свой любимый кипрейный чай с добавками сушёных листочков лимонника лонгарского, разглагольствовал с умным видом.
И о чём? Да ни о чем!
Вытянув лапы к топящемуся с самого раннего утра камину, Ли Дуг с довольной рожей нёс какую-то чухню о каком-то своём ей предложении или что-то о просьбе Корнея. Что именно, Белла никак не могла понять. Слишком уж замысловато тот пытался выразить свою путанную мысль.
Точнее, прямо озвученное ящером предложение она то поняла. Непонятно было, что на самом деле надо было этой наглой ящерице и чего на самом деле тот добивался.
Уж тошнило от его мерзкого запаха рептилии, а тот всё никак не переходил к делу. Надо было поторопить, а то, глядишь, так и стошнит не вовремя.
Все эти рассуждения о свободе и помощи, о возможности смены рода деятельности и места жительства, всё это к чему-то вело. Вопрос — к чему. Что Ли Дугу было надо? И прежде чем встревать в эти ящеровы разборки, следовало б самой разобраться что происходит.
И была ещё меж них одна проблема, с которой предстояло ещё разбираться и разбираться. К ним обратно на шахту вернулись практически все бывшие пленные подгорные рабы. Бросили легион и вернулись в шахту.
Вот чего уж Белла от них никак не ожидала, так это того, что количество ящеров, пожелавших сменить лёгкий, необременительный труд кланового легионера на тяжёлое кайло безправного рудокопа в рабских шахтах, окажется практически равным первоначальному количеству всех ящеров из числа пленных, пожелавших ранее войти в имперские кланы. И вполне невинное предложение Корнея бывшим подгорным людоедам: «Если кому не нравится в легионе, пусть возвращается на шахту», вызовет такой внезапный снежный вал возвращения.
Из полутора тысяч записавшихся в легионеры подгорных людоедов, обратно в шахты вернулись всего лишь на двести особей меньше. Да и те, оставшиеся, по слухам колеблются, и со дня на день, глядишь и присоединятся к своим товарищам. Потрясающе! Уже вернулись практически все. Какое стойкое и чётко выраженное нежелание воевать. Правда, непонятно, нет желания воевать вообще или нет желания воевать за чужие интересы? Как говорит одна весьма хитроумная народность, и в новом мире повсеместно пустившая глубокие корни: «Это, батеньки мои, две большие разницы».
Две сотни — чуть более десяти процентов от первоначального числа всех перешедших на другую сторону в этой войне. Это всё, что осталось в клановых легионах, без остатка растворившись в общей массе.
— «Пока, — поправилась Белла себя, внимательно наблюдая за довольной физиономией ящерицы у камина. — Пока ещё остались».
Остальные же не пожелали нести на своих плечах нелёгкий груз кланового легионера и решили вернуться обратно. Благо к этому времени Корней очень вовремя озвучил их внутренние чаяния.
Похоже, тяжёлый труд шахтёра показалась бывшим подгорным людоедам более привлекательным, чем довольно необременительная лямка воина, особенно в свете недавно прозвучавших льгот со стороны компании для вернувшихся обратно в забой.
— Потрясающе! Мир катится в тартарары.
Развалившийся в широком гостевом кресле ящер Ли Дуг, в демонстративном недоумении от происходящего вокруг, словно заведённый, медленно мотал головой из стороны в сторону.
Внезапный его утренний визит к Белле, без предупреждения, довольно наглый и бесцеремонный по своей сути, а в особенности по манере довольно хамского поведения, уже не вызывал у неё такого недоумения, как по началу. В конце концов Ли Дуг всегда славился своей исключительной наглостью и невоспитанностью. И это не напускная манера была, это отражалась сама его глубинная суть хама.
Можно было его таким принимать, а можно было и за дверь выставить, ничего бы в его поведении это не изменило. Белла же предпочитала поддерживать с ним ровные, деловые отношения. Так было проще для дела, а дружба этой рептилии ей была не нужна.
Белла понимала, ей этого ящера не перевоспитать. Да и незачем. Как говорится: «Горбатого могила исправит».
— Говори чего припёрся, лысый, или проваливай.
Церемониться с этой хитрой лживой ящерицей Белла не собиралась. Ли Дуг был ей достаточно неприятен и она старалась до минимума сократить необходимое общение. А уж выслушивать его соображения о мировых проблемах или сколько там у кого родилось молодых ящерят, и сколько они весят, ей было совершенно неинтересно.
— Нет в вас, сударыня, ни капли толерантности, — грустно констатировал ящер. — Мы к вам со всей душой, а вы…
Что ни делай для ленивой обезьяны, а она всё одно на дерево залезть норовит, — с видимым сожалением покачал Ли Дуг головой.
— Ещё одно слово и глупая тупая башка одной старой облезлой ящерицы украсит ближайший кол моей ограды. Тем более что ей давно там самое место. Заждались.
— Молчу, молчу, молчу. Таки же ужо молчу, — тут же зачастил ящер, демонстративно изображая себя же, пришедшего в ужас.
Хмыкнув, глядя на его довольно корявые ужимки, Белла обречённо вздохнула.
Они с Ли Дугом не любили друг друга, и оба это понимали. Как понимали и то, что пока что в ближайшем будущем никуда им друг от друга не деться. И понимая это, они оба старались не переходить некую грань, после которой ни примирения, ни дальнейшее сотрудничество было бы невозможным.
— Я, собственно, чего пришёл, — уверенно начал ящер, наконец-то переходя к делу. — Надо что-то решать с людоедами.
— «Кто б сомневался», — подумала Белла.
Всё ей стало окончательно ясно. Непонятные игрища имперцев с людоедами закончились. Чего, впрочем давно следовало ожидать. Ещё когда Ли Дуг со своими подголосками из своего клана начал завлекательные игрища с их рабами, сиречь военнопленными, из числа подгорных людоедов, обещая им волю в обмен на отказ от людоедства и лояльность, уже тогда ей всё было ясно. Имперское высокомерие коренных урождённых имперцев неизбежно должно было столкнуться с не менее высокомерным поведением со стороны подгорных.
Те со своей стороны также сильно не любили имперцев, и во многом именно из-за высокомерного к себе отношения с той стороны.
Столкновение двух рас высекло искры и рассыпало прахом былое сотрудничество.
Короче — ничего не получилось с этой их дурной идеей принятия в старые имперские кланы новых молодых членов из числа бывших подгорных людоедов. Не приняли друг друга ни те, ни другие. Что и следовало ожидать.
— Наши в кланах ничего уже не понимают, — обречённо пожаловался куда-то в пространство перед собой ящер. — Создали рабам самые роскошные условия: приняли их в свои кланы, дали еды, баб, правда их же породы, специально наловили, между прочим, оружие дали, дом, огород, одежду! А они бегут.
Падлы, — вдруг сквозь судорожно стиснутые зубы тихо и удивительно зло выругался ящер. — И куда бегут? В шахту! Обратно к вам в шахту! Обратно на старое рабское место, лишь бы не быть в легионе. Лишь бы только не учиться послушанию и порядку.
Неужели физические нагрузки в моём легионе столь тяжелы, что кайло шахтёра для них предпочтительней? — демонстративно недоумевающе Ли Дуг глядел на смущённую Беллу.
— «А о моральных причинах ты не подумал, урод. Не захотел», — констатировала про себя Белла, отметив про себя явные логические нестыковки в демонстративном возмущении ящера.
Она не знала что и сказать. Мало того что ящер ввалился к ней ни свет ни заря, не дав выспаться, так ещё и какие-то мутные, непонятные претензии выдвигает. Очень хотелось послать по матери эту ящерицу куда подальше, да нельзя было, союзник, как ни как.
Плохой, опасный, временный, лживый, но… пока союзник. Пока нужный союзник.
Беллу мутило, ей было нехорошо. Вторая беременность протекала много хуже первой, как-то тяжело. А тут ещё эта наглая до изумления рептилия со своими невнятными разборками. Непонятно, чего она от неё вообще хочет? Чего со сранья припёрлась и уже битый час сидит в кресле гостиной, переливая из пустого в порожнее. Выгнать бы его взашей, да нельзя. Союзник, будь он неладен. Пять сотен активных штыков, как говаривал её муж, когда они вдвоём обсуждали меж собой возможные перспективы их союза с кланом Ли Дуга.
К тому ж от ящеров им шла какая-никакая, а денежка, и обрывать этот, пусть даже и тощий ручеёк ей не хотелось. На все их с Сидором программы и прожекты требовались деньги, деньги, деньги, и эта наглая рептилия прекрасно осознавала то что она Белле с Сидором была нужна. Как и его клан великолепных строителей и мастеров тоже был им нужен во всех их начинаниях. А с учётом того что их компания вошла в открытые контры с городскими властями, они были заинтересованы в любых союзниках. Даже в таких опасных и непостоянных как Ли Дуг. Конфликт с властями ещё больше повышал для них значение ящеровых кланов.
В будущей торговле с властями города ящеры могли бы сыграть весомую роль. И будут ли они на стороне компании землян, а значит и Беллы с Сидором, или займут нейтральную, ни на что не влияющую позицию, во многом зависело сейчас от этого ящера, от Ли Дуга. И похоже, тот это понимал, будучи прекрасно осведомлён о внутренних тенденциях и планах в компании землян.
А тут ещё и это… традиционно уже неприязненные отношения у него, как с Сидором, так и с самой Беллой.
Очень, очень хотелось выставить ящерицу за дверь. Желание становилось уж воистину нестерпимым. И…, похоже, сам Ли Дуг в какой-то момент это уловил, что ещё чуть-чуть и его банально выгонят… Если он не перейдёт наконец-то к делу.
— Я чего пришёл то, — усмехнулся он, решительно обрывая словесный понос. — Я пришёл сказать — делиться надо…..
— Чем? — холодно поинтересовалась Белла.
Похоже ящер наконец-то приступил к делу, ради которого припёрся. И начало Белле категорически не нравилось. Традиционно для Ли Дуга, тот начал нагло и бесцеремонно. А главное — непонятно. А где непонятно — неясно и как реагировать, как заранее подготовиться к той гадости, которую не замедлит вывалить им на головы эта наглая, бесцеремонная ящерица.
— Мы требуем получения права беспошлинного провоза груза.
— Чего? — изумлённо расширила глаза Белла. Утренняя сонная одурь мгновенно слетела с неё. — Какого груза? Откуда, куда?
— Любого груза по Каменке, от города и до Басанрога. И транспортного коридора по вашим озёрам. По всем существующим в настоящее время транспортным системам компании мы требуем права беспошлинного провоза любого нашего груза.
— С какого такого рожна? — изумилась Белла.
Настроение мгновенно испортилось. Проклятая ящерица была настоящая головная боль. Теперь вот затребовал транспортный коридор. Совсем что ли мозги свихнулись?
— Повторяю вопрос, — холодно поинтересовалась она. — С какого такого рожна?
— Мы вам вернули тысячу шахтёров в ваши шахты, — невозмутимо отозвался Ли Дуг. — Согласись, девочка, что мы могли б их просто перебить за измену присяге, но вместо этого пошли на то чтоб дать им вольную. И позволили вернуться в ваши шахты, — тихим голосом, со значением подчеркнул Ли Дуг.
— «Вот теперь понятна цель его визита, — поняла Белла. — Старая сволочь решила обратить собственную неудачу к собственной выгоде. А вот хрен тебе по всей морде. По всей твоей наглой ящеровой морде — хрен тебе. Что с возу упало, то пропало».
Что с воза упало, то пропало, — ледяным тоном озвучила Белла свои мысли. — Раньше надо было думать, а не плестись в хвосте событий. Не смогли договориться, так не лезьте теперь к другим, у кого больше возможностей предложить люд…, — запнулась она, — ящерам более выгодные условия.
Тем, которые не подчёркивают и на словах, и на деле, и всем своим поведением, что они высшая раса, а какие-то немытые людоеды — быдло. Пусть даже так оно на самом деле и есть. Разумным это не нравится, — после некоторой паузы ещё более холодным тоном добавила она. — Что людям, что вам ящерам. Советую на будущее это учесть.
— Значит, не договоримся, — невозмутимо констатировал Ли Дуг.
— Значит, не договоримся, — столь же невозмутимо отозвалась Белла.
— Ну и ладно, — покладисто согласился ящер. — Не буду настаивать
— Вот и хорошо, — согласно кивнула Белла. — Вот и договорились.
— За сим, откланиваюсь, — поднялся ящер из кресла и словно на великосветском приёме у герцога вежливо раскланялся с Беллой на прощанье.
Проводив ящера до дверей, словно опасаясь что тот ещё на какое-то мгновение задержится, Белла вернулась обратно в гостиную и в задумчивости присела в кресло, где до того сидел ящер.
— «Ну и что это было?»
Хотелось обдумать цель прошедшего визита этой ящерицы, да что-то ни одной дельной мысли не приходило в голову. Только вот не оставляло ощущение какой-то недосказанности, словно то важное, на самом деле важное дело с вернувшимися в шахту бывшими людоедами на самом деле не было тем главным, за чем приходил к ней Ли Дуг.
— «Чего же на самом деле добивался Ли Дуг от этого визита? — задумалась Белла. — Ведь не сетования же на собственную несчастную долю привели его сюда. Да и этот бред со свободным транспортным коридором, особенно по верховьям Каменки вообще ни в какие ворота не лезет. Ведь знает же, идиот, насколько у нас напряженные отношения с городскими властями, и стоит нам только взяться за проект восстановления судоходства по реке от города до Басанрога, как нам тут же такие претензии выкатят, что мало не покажется. Все работы зарубят на корню, можно не сомневаться. Потому как ТАКОЙ кусок из своего рта не выпустят. И уж тем более чужим его не отдадут. А они для местных до сих пор чужие.
Найдут повод, можно не сомневаться. Но спокойно работать ни до, ни после не дадут.
Или пришёл полюбоваться на результаты своего труда?» — пришла неожиданная мысль.
Про себя мысленно улыбнувшись по поводу несуразности пришедшего в голову натурального бреда, Белла решительно отбросила все пустые рассуждения на данную тему. Лезет же в голову подобный бред. Ли Дуг — предатель. И что это именно он настучал в Империю что они собрались там тайно приобрести Большой прокатный стан, чтоб помешать им укрепиться в городе. Бред! Придёт же такое в голову. Тем более что никаких реальных данных по этому поводу просто не было. Домыслы, одни домыслы.
Белла решительно встряхнула головой, отбрасывая несуразные мысли. Надо было возвращаться в город и скорее браться за дела. И так с этой поездкой выбилась из графика работ. А у неё ещё полный цикл лекций по химии в Университете для студенток был не прочитан. Пришлось отложить из-за этой поездки, что не очень хорошо. Стан станом, а лекции лекциями. Одно другому не должно быть помехой.
Решительно поднявшись, Белла прошла в соседнюю комнату на свою собственную персональную кухоньку куда она никого не допускала, сама царствуя среди кухонной посуды. Очень хотелось чашечку кофе, аж до трясучки.
Мысленно подивившись, Белла с некоторым удивлением посмотрела на собственные руки, которые торопливо засыпали в кофемолку слегка поджаренные, так как она любит, кофейные зёрна, и бездумно, застывшим взглядом глядя перед собой, рассеянно закрутила ручку.
Очнувшись некоторое время спустя, она с удивлением рассматривала кофемолку в своих руках, не понимая чего она застыла посреди комнаты.
— В этот раз кофе должен быть удивительно хорош, — охрипшим, севшим вдруг голосом прошептала она, медленно выдвигая нижний ящичек с намолотым кофе.
— Ну вот, — удовлетворённо кивнула она собственным мыслям, — что и требовалось доказать. Удивительно мелкий помол. Транс — лучшее состояния чтобы намолоть себе кофе. Жаль только что впрок не получится, — буркнула она.
— Тварь, — тихо прошептала Белла. — Значит, это Ли Дуг. Что ж будем знать.
С этого мгновения для Беллы уже не было ни малейшего сомнения кто именно подставил их с прокатным станом из Империи. Ли Дуг! Фактический руководитель одного из ящеровых кланов города, который при всём его внешнем расположении к землянам, на самом деле люто ненавидел людей. Всех людей, и землян в том числе.
Всё наконец-то встало на свои места, все несуразности последнего времени. Окончательно стали понятны некоторые неясности в его поведении и «случайные» как бы оговорки. И эта его вечная грубость и хамство.
Именно последнее окончательно всё расставило по своим местам. Люди для Ли Дуга ничем не отличались от тех же подгорных людоедов. И что тех, что тех он люто ненавидел. Ненавидел и скрывал это, лишь временами случайно проговариваясь. Вот как сейчас, когда пришёл требовать для своего клана транспортного коридора, прекрасно понимая что это полный бред. А на самом деле торжествующе наблюдая за поверженным противником, наслаждаясь его мучениями, тем, что сорвал такое важное для землян дело — иметь собственный Большой прокатный стан.
— Ну что ж, — флегматично хмыкнула Белла. — Будем теперь знать.
Ни бежать куда, ни кричать на всех углах что она вычислила предателя, Белла не собиралась. Зачем? Главное, она теперь знает точно чего от Ли Дуга ждать. А раз знает, то и планировать свои дела будет с этим учётом. А эту подлую ящерицу она заставит ещё не раз пожалеть о том что тот сделал. Довольно ухмыльнувшись, Белла решительно пересыпала намолотый кофе в турку.
Откуда у простой жестяной чашки было такое странное название Белла не знала. Не знала, да и не заморачивалась этим. Турка и турка. Главное, что кофе в ней получался — изумительный.
Утро.
Утром перед отъездом из острожка Корней проснулся от ощущения чужого присутствия в комнате. Из угла комнаты на него повеяло холодком угрозы. В комнате явно был кто-то чужой.
— Вставайте, сударь, вставайте, — услышал он хорошо знакомый голос, услышать который утром у себя в спальне он хотел бы меньше всего. — Открывай глаза, воевода. Я же вижу, что ты не спишь.
— Чего так рано? — сладко зевнул Корней, потягиваясь, и с интересом глядя на валяющегося в углу туго перетянутого тонкими кожаными ремнями своего личного охранника, который последнее время всегда ночевал вместе с ним в одной комнате.
— Это что, обязательно было опять делать? — деланно равнодушно поинтересовался он, кивнув в угол на сверкающего яростно глазами скрученного ремнями парня. — Может, хотя бы кляп изо рта вынешь, а то парень скоро совсем уж сомлеет.
— Ничего, пусть полежит, — с усмешкой покосился в ту сторону сотник. — Глядишь, в другой раз ловчее будет. Пусть тренируется больше, раз так облажался. За то что спал на посту, наказание самое то будет.
А вы что же, господин воевода, за свой арбалетик то не хватаетесь? — вдруг полюбопытствовал он.
— А надо?
— А вдруг я пришёл с недобрыми намерениями? — флегматично поинтересовался Ртища. — Вдруг я собрался вас убить?
— А ты что, собрался меня убивать? — с искренним интересом полюбопытствовал Корней. — За что? — неподдельно изумился он. — А насчёт арбалетика, зачем хвататься за то, чего на месте уж нет. Или ты думаешь, я первым делом не определил, что под подушкой пусто?
Неопределённо хмыкнув, Ртища ненадолго замолчал.
— Вы правы, сударь, убивать вас не за что. И потом, с вашей смертью на озёрах возникнет слишком большая замятня. Хотя, лично для меня это было бы не так уж и плохо, — вдруг совсем тихо проговорил он. — В создавшейся неразберихе со смертью одного из фактических владельцев этого края, легче будем и мне подсуетиться с правами на свои золотые россыпи. Так что…, — задумчиво оценивающе глянул он на Корнея.
— Ага! — довольно воскликнул Корней. — Значит, я был прав. Вы нашли золотые россыпи. Итак, ваше решение?
— А вы не больно-то и обеспокоены своим положением, — негромко констатировал Ртища, задумчиво глядя на него. — Вы так и дальше собираетесь диктовать мне условия, или всё ж поумерите свой пыл? Неужто так ничего и не боитесь?
— О-о, — закатил глаза к потолку Корней. — Вы, Ртища, у нас в городе недавно и многого не знаете. В частности, вы не знаете, что если я умру, вас, именно вас, вышибут отсюда в двадцать четыре часа и ни минутой позже. А скорее даже раньше.
Несмотря на всю вашу всеми признанную славу и героизм, вы, Ртища, по большому счёту тут никому не нужны. Вы тут никто и звать вас никак. Ни вы лично, ни вся ваша сотня. И если меня тут ещё терпят, в силу определённых причин и за кое-какие прошлые заслуги, то вас терпеть не будут. Так что о своих мифических правах на что-либо можете сразу забыть.
— А если я скажу, что у меня есть то, что вы обычно, здесь, называете «крыша»? Там, в вашем Территориальном Совете, которая меня прикроет если что?
— Тогда да, — развёл Корней руками, поудобнее откидываясь на стенку у себя за спиной. — Тогда мне тебе нечего сказать. Ты на коне. Делай то за чем пришёл и на том успокоимся. Честно говоря, я не любитель так рано вставать…
Аж в четыре утра, — покосился он на висящие рядом с прикроватной тумбочкой большие, несуразные ходики с кукушкой, по которым давно и привычно отсчитывал местное время.
Ну, — поторопил он незваного гостя. — Чего стоим, кого ждём? Или говори, зачем пришёл, или проваливай, или делай своё чёрное дело? Решайся, наконец-то.
Корнею было всё равно. Сейчас он ничего не мог изменить и ни на что повлиять. Он полностью зависел от сидящего напротив человека и мог только терпеливо ждать что дальше будет. От него сейчас ничего больше не зависело. Поэтому им овладел фатализм.
— Сейчас. Не будем торопиться.
Рыцарь встал, подошёл к лежащему на полу охраннику и, склонившись над ним, как-то странно двумя пальцами надавил на его голову.
— Пусть немного поспит, — повернулся он к Корнею. — Ему лучше не знать лишнего.
— Ага, уже лучше. Значит, договорённости у нас будут, — задумчиво хмыкнул Корней. — Ну что ж, для начала не плохо. А то помирать, как-то совсем не хочется. Дел, видите ли, впереди полно. Дети, опять же… маленькие.
— Первое, — сухо оборвал его рыцарь, переходя на деловой тон. — Никакой крыши у меня нет. Думаю, ты и сам это прекрасно понял, раз с самого начала так спокойно к тому отнёсся. Секрет скорее для вашего охранника, чем для тебя и всей вашей верхушки компании.
Но и с вашей стороны крыша мне тоже не нужна, — неприятно усмехнулся он. — Это просто смешно рассуждать о крыше, учитывая ваше нынешнее положение. Вы никто и звать вас никак. И сейчас, да и вообще в городе. Поэтому, вот что я вам скажу. Меня больше устраивают условия, если вы не будете требовать, чтобы я немедленно покинул территории озёр и предгорий.
— Ну, — хмыкнул Корней, устраиваясь поудобней на подушках своей кровати и мысленно настраиваясь на долгий серьёзный разговор, — я и не собирался. О чём вам недвусмысленно и сказал не далее как при прошлой нашей встрече неделю назад.
Что же с того момента изменилось?
— Ничего. Это я так, подтверждаю ваши же прошлые слова.
Итак, — начал Ртища. — Я согласен. Но! У меня будет одно обязательное условие. Когда о золотых россыпях станет всем известно, вы подтвердите мои права на мой прииск.
— Согласен, — кивнул Корней. — Если на ваш участок ни у кого в городе или ещё где-либо нет законных прав, то я подтвержу ваши права на участок.
— Стоп, — сотник резким взмахом руки остановил попытавшегося было встать с кровати Корнея. — Какие такие права? Я ничего ни о каких правах не знаю. Здесь тайга. И ни у кого никаких законных прав ни на что здесь нет.
— Ошибаетесь, батенька, — тяжело вздохнул Корней. — Ошибаетесь. Когда-то давно это был густонаселённый и хорошо освоенный людьми край. И с тех времён в городском архиве Старого Ключа осталось множество документов на эти места. Многое потеряно, многое сознательно уничтожено, но многое и осталось. И если окажется что найденные вами золотые россыпи по бумагам кому-то принадлежат, то вам придётся бросить свой прииск в пользу старого владельца, нравится вам это или нет. Иначе будете иметь дело уже не со мной, а с властями города Старый Ключ, как правопреемника на эти земли. По крайней мере, до тех пор, пока они не изменят по какой-либо причине свой статус, — усмехнулся он.
А до того…, — многозначительно усмехнулся Корней, глядя прямо в глаза Ртище. — Вам придётся разрабатывать свой прииск тайно, пока вас никто за руку не поймал. А потом быстро-быстро бежать куда-нибудь в Приморье, прямо через горы, чтоб только не поймали, — Корней с интересом покосился на покрасневшего от ярости рыцаря. — Вот такая нерадостная перспектива, — развёл он руками. — Выбор за вами.
Итак, что вы решаете? Заявляете официально о своих правах, или будете мыть золото и дальше тайком. В последнем случае мы спокойно вернёмся к нашим первоначальным предложениям, и ни о чём можете не беспокоиться. Я готов скупать у вас всё намытое вами золото, по озвученной мною в прошлый раз цене.
Лично я бы вам советовал намывать тайно. Больше заработаете, да и мне это выгоднее. Налогов с него не надо платить.
— У меня будет одно условие, — вдруг проговорил Ртища. — Вы будете и дальше скупать у нас уши людоедов по оговоренной таксе.
— С удовольствием, — согласно кивнул головой Корней. — С большим нашим удовольствием. И чем больше, тем лучше.
— И ещё одно, — замялся рыцарь. — Нельзя ли заранее проверить чистоту участка? Но так, чтобы не привлекать внимание властей.
— Можно, — согласно кивнул Корней головой. — Это вам будет стоить целых три золотых.
— Так дорого? — изумился рыцарь.
— И что? — флегматично пожал Корней плечами. — Что вам из того что мне работы там на пять минут. Залезть к Маше в каталог и проверить есть ли у кого права на ваш участок. Есть ли на него какая бумага. Пять минут и все дела. За пять минут — три золотых, — пожал он плечами. — Ну, хорошо, уговорили — пять. Только для вас. Пусть будет пять золотых за пять минут работы. По золотому за минуту. Я не прочь.
Лицо Ртищи в этот момент как-то резко заострилось, приобретя хищные, злые черты, но невозмутимый Корней словно этого и не видел, флегматично продолжая разговор.
— И потом можете ни о чём больше не заботиться. В нашем клановом архиве сосредоточены все документы по этому краю. Абсолютно все, будьте в том уверены. В своё время сами же городские власти Старого Ключа тщательно проследили, чтобы вся юридическая документация по озёрам и прилегающим к ним землям сосредоточилась именно у нас. Так что никто кроме меня вам правды не скажет.
В ночной тишине комнаты Корней отчётливо расслышал, как рыцарь скрипнул зубами.
— «М-да, — подумал он. — С деньгами у него явный швах. И это для нас есть очень и очень хорошо».
— Ну-с, будете называть место?
— Запоминайте, — опять яростно скрипнул зубами рыцарь. — Второй по счёту отрог от озера Волчье в сторону запада. Ну, озеро Волчье, надеюсь вы знаете. Это…
— Знаю, — отмахнулся Корней…
Далее пошло детальное описание места и длинного подробного маршрута, по которому рыцарь со своим отрядом добирался до искомой точки. Слушать его Корнею было совершенно уже не интересно. Он уже понял, что на то место ни у кого ничьих прав нет.
Если кто когда-то раньше и владел теми землями, то того давно уже нет в живых. А для наследников все эти земли на Западе давно были объявлены выморочными. А раз так, то и претензий на участок никто никому не предъявит. Всё в полном соответствии с тем, что у них самих обстоят дела возле Тупика. Так что рыцарь мог не беспокоиться.
Почему же это было неизвестно Ртище, Корней не знал. Но и извещать рыцаря о подобном положении дел у него не было ни малейшего желания. В конце концов за своё наглое поведение того надо было наказать. И пяток золотых была в том хорошая цена.
Корней хорошо знал все бумаги компании и знал, что ничего подобного там не встречалось. И это место действительно находилось далеко за границей участка, очерченного на эту зиму рыцарю для работы.
И как ни печально было это признавать, в данном случае компания оказалась в пролёте.
И всё же надо было ещё раз, окончательно удостовериться в том что участок чист, а заодно и получить официальное подтверждение уже в городской Управе на чистоту заявленного участка, так, на всякий случай. И вот тогда можно было и дальше спокойно работать с рыцарем. Золото компании было нужно. И чем больше — тем лучше. А этот случай вообще был чуть ли не идеальный. Не прикладывая никаких собственных усилий, они уже получились доступ к новому месторождению. А раз там есть одна река с золотым песком, то наверняка рядом есть и другая. Следует лишь получше поискать. А там можно и собственный прииск рядом с рыцарем организовать. Ведь занятый рыцарем участок на одной реке, никак не давал ему права на все соседние реки. Да, собственно и на саму золотоносную речку, если только рыцарь не обнесёт своими метками весь её водосбор и все прилегающие долины, что вряд ли.
Это же какой колоссальный труд, а людей у рыцаря не так уж и много было. Раз, два и обчёлся.
И это открывало перед их компанией потрясающие перспективы.
— Надеюсь, вы не будете сильно против, если мы покопаемся по соседству с вашей долиной на предмет поиска чего подобного вашему? — закинул Корней пробную удочку.
— Нет, — понятливо поморщился тот. — Неужели вы думаете, что мы там всё не проверили? Мы заняли лучшее место. Всю речку застолбили, все золотоносные участки, — покровительственно улыбнулся рыцарь.
Корней удивлённо поднял правую бровь. Подобная предусмотрительность была весьма не характерна для местных жителей, а значит с этим рыцарем у них будут проблемы. Что уже сулило впереди определённые проблемы.
Странно было видеть такую предусмотрительность в столь юном возрасте. Обычно умение хорошо владеть мечом никак не соотносилось с умением вести коммерческие дела. А значит, кто-то за этим рыцарем стоял, кто-то более опытный в подобных делах. И этот момент в будущем всегда надо было иметь в виду.
И судя по всему, Корней знал того человека. Семья Туковых во всей своей красе. Недооценённые в своё время и теперь перешедшие в стан их если и не открытых врагов, то уж и никак и не союзников.
— Теперь, последний вопрос, — перебил мрачные мысли Корнея Ртища. — Готовы ли вы сейчас купить у меня добытое там золото?
— Сначала, вы рассчитайтесь по своим долгам, — посмотрел ему прямо в глаза Корней. — Восемьдесят шесть золотых. Потом будем вести дальнейший разговор.
— Вы не имеете ничего против, если я рассчитаюсь золотыми самородками, — улыбнулся немного покровительственно рыцарь.
Чувствовалось, что он необычайно доволен создавшимся положением и с гордостью готов был продемонстрировать свой новый достаток.
Наклонившись в сторону, рыцарь аккуратно вытащил из-под стоявшего у стены стула небольшой, тяжёлый походный мешок, в просторечии именуемый сидор.
— Здесь ровно один килограмм золотых самородков, — суховато пояснил он удивлённо воззрившемуся на мешок Корнею. — Не буду скрывать, — усмехнулся Ртища. — На эти богатейшие золотые россыпи мы наткнулись, чуть ли не с самого начала, и всё это время добычей занимался весь отряд. А людоедов гоняли я со своими тремя друзьями. Так что вы не ошиблись в их оценке. Все триста пятьдесят голов — это исключительно наша работа. Нашей четвёрки.
Остальные — добывали золото.
— «Значит, я был прав, — мрачно констатировал для себя Корней. Холодок смертного предчувствия едва заметно пробежался у него по спине. — Таких охотников лучше не иметь врагами, сам целее будешь. А на будущее, таких и нанимать не стоит, слишком самостоятельные».
«И ещё ты не знаешь одного, — Корней спокойно, даже равнодушно смотрел на довольного рыцаря. — Никакие средневековые способы добычи золота вручную и рядом не стоят с машинной разработкой месторождений. А когда ты увидишь нашу горнодобывающую технику, наш промывной прибор, что ребята тут на заводе собрали на основе привезённых Димоном с Правобережья танковых моторов, и особенно наш бульдозер для вскрышных работ „Манифик“, натуральный монстр, вот тогда ты и сам по-другому запоёшь. Вот тогда мы и пересмотрим наши с тобой нынешние соглашения. Сам первым прибежишь за бульдозером и в ножи бухнешься».
«Впрочем, — тут же охладил он собственный воинственный пыл. — В конечном итоге всё определяет богатство золотоносных песков, а не наличие техники. А судя по количеству добытого за столь короткий срок золота, россыпи парни нашли богатейшие. Так что, губки то закатай, товарищ Корней. Меньше разочарований потом будет».
«Хм, — Корней замер от пришедшей ему в голову интересной мысли. — А может не стоит ждать лета? Немедленно отправить туда же на место и свою геологическую экспедицию, благо ребята зимой свободны и готовы хоть завтра отправиться в дорогу. И там, по соседству поискать уже своё золото.
А вскрышные работы, если найдут что интересное, можно в любой момент начинать. Бульдозеру всё равно что вскрывать, что мороженную землю, что не мороженую. А время не ждёт.
Да и весна скоро на носу. Пока туда-сюда, и тепло придёт и никакой бульдозер до следующей зимы ты никуда не подтащишь.
О, Матерь Божья, — пробил его холодный пот. — На носу весна, а мы на свой золотой рудник ни бульдозеры, ни погрузчики, ни экскаватор так до сих пор и не доставили. Подзатянули парни с их производством, подзатянули. Сидор узнает по чьей вине такое произошло, убьёт».
Корней судорожным движением вытер выступивший на лбу холодный пот. Так не оправдать доверие товарищей, это был настоящий позор. Надо было бросать всё и заниматься доставкой. А то, глядишь и в самом деле потом носом ткнут в своё же дерьмо.
— «Вот урод, — забыв про внимательно наблюдавшего за ним рыцаря, чуть не обматерил Корней сам себя. — Привык к местным реалиям, а о том, что на собственный рудник в первую очередь нужна новая техника, не подумал.
Все планы мне спутали возвращающиеся ящеры. От радости, все мозги у дурака вынесло. Вот же ж насколько привык к рабскому труду. А его-то как раз больше и нет. Много ящеров погибло. Остались — слёзы. А те что вернулись, ещё неизвестно как работать будут. Не испортила ли их жизнь в легионе.
Чёрт, — мысленно чертыхнулся Корней. — Рудник до сих пор не вышел на ранее достигнутый ранее уровень добычи, а ты уже о чём-то новом думаешь. Тут или вообще закрывайся, или перенастраивай весь процесс. Или лови новых рабов. Чем, кстати, давно следовало заняться, — холодно одёрнул он сам себя.
— Чем там парни занимаются, на границе? — рассержено подумал он. — Как вернулись от Куницы, так удержу на них нет. Слишком уж увлеклись геноцидом. А нам пленные нужны. Могли бы и кого-нибудь прислать. Нет, режут всех подряд, мерзавцы.
Решено. Парням даём укорот, а в горы за золотом немедленно отправляем экспедицию под усиленной охраной. Технику же немедленно отправим на рудник, промывать старые отвалы. Промприбор то всё равно один. Да и экскаватор сейчас свободный у меня тоже один. А бульдозеров — ни одного. Так куда спешить то?
Пока разведают чего интересного, уже второй комплект техники изготовят. Так что, сидим на попе ровно, ждём».
Сюрпризы судьбы.
То что под обычным, вроде бы, совсем внешне неприметным цехом сборки пневматических систем, расположившимся далеко на отшибе, в стороне от основных построек и жилых бараков сталелитейного завода с его домнами, угольными складами и шлаковыми отвалами, окажется вдруг целая сеть просторных подземных помещений, Корней конечно знал. Хотя бы в силу своего высокого статуса в компании не мог не знать о столь специфических запасах на случай скорой войны. Но вот что этих казематов окажется настолько много — и в мыслях не держал. Катакомбы, настоящие катакомбы, как их описывала его жена Маша, рассказывая о временах, когда она жила ещё на Земле и однажды посещала известный приморский город, носивший странное имя Одесса.
Воистину, то, что она рассказывала, удивительно было похоже на то, что он сейчас перед собой видел: широкие и невысокие проходы, чуть выше человеческого роста, с отделанными крупными валунами каменными стенами на известковом растворе, и отходящие от центрального широкого прохода в разные стороны узкие, короткие коридоры. И в конце везде виднелись широкие дверные полотна дубовых дверей с большими навесными замками на кованых проушинах.
— Неплохо устроились, черти, неплохо, — одобрительно кивал головой Корней, раз за разом на глазок примерно прикидывая надёжность подземных схронов. — А за ним всё то добро, что мы припасли на всякий случай, — не спрашивая, а просто констатируя данный факт, проговорил он.
— В основном оружие, — согласно кивнул головой профессор. — То, что без ущерба для качества может долго храниться под землёй: броньки стеклянные, пульки, бронебойные наконечники для болтов, опять же из стекла, всякая колюще-режущая тобой любимая дребедень, ну и прочая мудрёная военная дрянь.
Что именно, тебе самому лучше знать. Сам же списки составлял чего потребно на случай войны. Вот и запасаем потихоньку.
Не всё ещё готово, — бросил он косой взгляд на Корнея, — но… готовимся, потихоньку. Ещё год, два…, три, — тяжело вздохнул он, понимая, насколько им сейчас трудно, в их нынешних условиях вырвать хоть что-то из крайне сейчас нужного на длительное хранение, — и стратегический запас в закрома родины будет заложен. Но душенька твоя военная может быть уже сейчас спокойна. И того что здесь уже запасено, года на два напряжённых боёв тебе хватит.
Если, конечно не увеличить собственную наёмную армию в десять раз, — ворчливо проворчал он. — Или не посадить каких-нибудь нахлебников себе на шею. Как тут некоторые хочут, — сердито покосился он на смутившегося Корнея.
— Ну, проф, — виновато развёл Корней руками. — Ну, сам понимать должон, хозяйство стремительно растёт, а охранять его практически некому. На подрастающую смену одна надежда. Да и та слабая. Мало их, — вдруг закручинился он. — Зная Сидора, уже сейчас могу сказать, что опять раздёргает он по разным местам всех кого я успел за год подготовить. Кого в Приморье возьмёт, кого в Загорье своё утащит, а ведь надо кого и здесь, на охране заводов оставить.
А новых то людей нет, — тяжело вздохнул он. — Кого в прошлом году привезли, тех уж всех давно по местам определили, всем своё место нашлось.
А нов…, — запнулся он.
— Нет, и вероятнее всего уже никогда не будет, — с тяжёлым обречённым вздохом согласился с ним профессор. — Вести нехорошие доходят от тех, с кем прошлым годом дела вели по покупке твоих обозников. Так говорят, нынче положение чуть ли не вдвое хуже прошлогоднего. Все тропки, дорожки перекрыли, не просклизнёшь. Так что, новеньких в этом году не жди. Если только Сидор чего ещё не удумает, столь же хитроумного.
Всё пришли, — подошёл он к низкой и широкой дубовой двери в одном из множества внешне неприметных коридоров.
— Как ты их различаешь, — недовольно проворчал Корней, стоя перед совершенно неприметной серой дверью. — Хоть бы номерки повесил, всё понятнее было б.
— Повешу, — покладисто согласился профессор. — Как только, так сразу. Вот только цифирек у кузнецов закуплю, сотни три штучек разных, так сразу и понавешаю, где только можно. Или краски достану, — равнодушно зевнул он, не собираясь обсуждать с Корнеем не касающиеся того вещи.
Достав из кармана длинный тонкий металлический ключ с замысловатой кованной бородкой, профессор вставил его в накладной замок, висящий на широких кованых полосах, перехватывающих поперёк дверное полотно, и с натугой провернул заскрежетавший в замке ключ.
— Не смазан, зараза, — тихо выругался он себе под нос. — Сразу Васятка, ленивец, не смазал, а теперь постоянно руки не доходят.
Надо генеральную ревизию провести, и навести наконец-то порядок, — продолжал ворчать он, распахивая перед Корнеем дверь. — Вот! — махнул он рукой вперёд.
— Что вот? — не менее ворчливо поинтересовался Корней, мрачно глядя в чернущую, непроглядную темень прямо перед собой.
— Что вот? — с отчётливо различимой в голосе издёвкой повторил он вопрос.
— Вот — значит снаряды, — с тяжёлым обречённым вздохом проговорил профессор. — Опять Васька шельмец забыл лампы заправить, — пошуршал он чем-то сбоку от входной двери. И подняв над ухом небольшую металлическую канистру, с отчётливо разлившимся в воздухе запахом керосина, профессор с тяжёлым вздохом опустил её на пол. — Ну, Васька! Лодырь!
Пусто, — уныло констатировал он. — Значит, толком ничего сейчас не посмотрим. Жаль, я надеялся похвастаться.
Но, хотя бы для предварительного ознакомления хватит и того света что у нас с собой есть. Глядите, батенька.
Подняв высоко над головой принесённый с собой фонарь, профессор осветил короткий ряд больших и по одному виду тяжёлых ящиков, тянущийся куда-то в темень.
— Не густо, — уныло констатировал он, глядя на ящики. — Зато есть куда расти, точнее складывать. Пещерку тут под землёй ого-го какую выкопали.
— И зато ящики зелёные, — ухмыльнулся в ответ Корней. — Точь в точь как вам с Сидором нравится. Стиль — милитари, как называет его моя Машка.
— Неправда, — возразил профессор. — Димон этот цвет тоже изрядно уважает. Именно он настоял, чтоб ящики покрасили именно в зелёный цвет, хотя на тот момент зелёной краски у нас не было.
— Да и сейчас негусто, — мрачно констатировал профессор. — Хоть собственное лакокрасочное производство затевай. А нам только ещё и этого на свою несчастную шею не хватало.
— Ну и? — насмешливо поинтересовался Корней. — Чего ради ты меня притащил в свои казематы? Что я, этих снарядов на поверхности не видел? Полчаса назад как отстрелялись.
Подойдя к крайнему ящику в невысоком штабеле, он небрежно откинул крышку и заглянул внутрь, высоко подняв над головой свой фонарь.
— Ну вот, — грустно констатировал он. — Что и требовалось доказать. Они самые, родненькие, сто десяти миллиметровые для моей новой гаубицы, которая совсем не новая, а хрен знает что, — тяжело вздохнул он. — Ну и? Что ещё?
Это добро можешь больше не показывать, — небрежно махнул он рукой. — Убоище. Взрывается каждый пятый, а четыре пятых если кого и способны убить, то лишь при прямом попадании. А подобного, как ты понимаешь, попробуй ещё добиться.
— Таких ты не видел.
— Ну, конечно., — недовольно проворчал Корней. — Не далее получаса назад сам же на своём горбу эти же ящики по батарее и таскал. Туда-сюда, туда-сюда…
— Эти, да не эти.
Подойдя ближе к штабелю, профессор со вздохом захлопнул крышку ящика перед носом Корнея.
— Вот потому-то я тебя сюда и притащил, чтоб показать, что у нас есть нормальные снаряды. Чтоб не быть голословным.
— Лучше б ты наверху показал, — с невесёлой усмешкой бросил в ответ Корней. — А так, — раздражённо поморщился он. — Одна пустая ваша с Лёхой говорильня. Тот тоже мне все уши прожужжал, какие у него хорошие снаряды. Да только взрывается из них не каждый, далеко не каждый. Двадцать процентов — это не просто плохо, это полный ужас.
Ну, что ещё тут есть посмотреть? Показывай!
— Не веришь, — с осуждением покачал профессор головой.
— Не верю, — согласно кивнул Корней. — Так не делают. На испытаниях показывают дерьмо, а потом приводят в подземный гадюшник и уверяют, что у них в загашнике есть лучшее. Вот оно, гляди и радуйся. Нет! Так не бывает. Смысла не вижу.
— Смысл есть. Смысл в том, чтоб никто не знал, что наши новые пушки, предназначенные для установки на строящийся монитор, чего-то из себя стоят. Что они не только сами по себе нормальные, но и снаряды к ним тоже чего-то из себя стоят.
— А-а-а, ну да, ну да, — насмешливо согласился с ним Корней. — Шпионаж. Как же, как же, помню-помню. Ты что-то такое говорил перед испытаниями. Да и перед тем полгода лапшу на уши мне вешал. Мол, чтоб шпионы князя ни о чём раньше времени не догадались, надо таиться.
Не догадаются, — криво усмехнулся он. — После сегодняшнего позорища можешь быть абсолютно спокоен. Никто ни о чём не догадается и никто больше нас всерьёз не воспринимает. Наобещали всем с три короба: и монитор броненосный, и пушки новые, и снаряды фугасные к ним. Из которых каждая вторая пушка ни на что не пригодна, а снаряды, вообще — полное дерьмо, — больше не сдерживаясь, Корней со смаком грубо выругался. — Полный пшик, во всём.
Каждый пятый! Лишь каждый пятый снаряд взрывается. Ужас! Куда такое годится? И это при их бешеной стоимости чуть ли не в двести золотых!
Так что, и тебе, и всем остальным давно пора успокоиться на счёт своего шпионажа, — покачал он головой. — Тыщи раз уже было говорено, что таких широко оглашённых проектов нападения на земли князя, и тем более на Торфяное Плато, каждый год разносится и по Левобережью и по дальним западным баронствам великое множество. А вот серьёзного чего из них так ни разу потом и не состоялось. Так что князья давно уже забили болт на подобные слухи и пустой трёп. И все ваши предосторожности — слова доброго не стоят. Смысла не вижу.
— Забили, — согласно кивнул профессор. — Только перед тем, видимо для гарантии, — неприятно улыбнулся профессор, — княжеская охрана каждый раз изрядно прореживает таких вот вновь выискавшихся соискателей. Тишком, заметь. Наверное, чтоб внимания не привлекать, — криво ухмыльнулся он.
— Да ну, — скептически повернулся к нему Корней. — А чего ж тогда мы ещё до сих пор живы? Что-то никто нас до сих пор не проредил, никакая княжеская тайная служба.
Что-то у тебя, проф, не сходится, — покачал он головой. — Мы, вроде бы как чуть ли не основные и чуть ли не главные враги Подгорных князей и тут в городе и на всём Левобережье. И до сих пор ещё живы? — с ехидной подковыркой полюбопытствовал он.
Как-то нелогично.
— А носить всё время с собой в кармане, днё и ночью ручную крысу и скармливать ей перед каждой едой по кусочку каждого вида еды, по-твоему, логично?
— Не понял, какую крысу?
— Вот эту, — с тяжёлым вздохом профессор достал из внутреннего кармана своего зимнего кафтана небольшую крыску, противно пискнувшую у него в руке, и со вздохом продемонстрировал грызуна Корнею.
— Знакомься, Лариска IV, любимица. Прошу любить и жаловать — потомственный индикатор в четвёртом поколении.
— Индикатор чего? — тупо пялясь на мерзость в руках профессора, Корней никак не мог поверить в то что прямо перед собой видел.
Это что? Крыса? Крыса — индикатор?
— А также ядоанализатор, — с тяжёлым вздохом подтвердил проф.
Уже четвёртая. Три предыдущие её товарки благополучно подохли. Не далее недели назад последняя, третья сдохла, когда ты на болотах болтался.
— Тогда это точно не князь, — уверенно констатировал Корней. — Если крысы дохнут от яда, значит, это точно не князь. Потому как князь наверняка знает, что ядами нас не взять. У нас это, — замялся он, вспоминая забытое уже слово, — противоядие, иммунитет который, называется.
Как-то так, — с большим сомнением посмотрел он на профессора. — А князья сами разводят шишко-ягоду и прекрасно осведомлены обо всех её специфических свойствах. Из которых, развитие в организме способности противостоять ядам — одна из самых важных при культивировании этого растения.
— Эк, ты заговорил, заслушаешься, — поморщился профессор. — Чувствуется тлетворное влияние твоей жены и близкое знакомство той с образчиками выспренной литературной речи. Проще сказать, нельзя было?
— Можно, — согласился с усмешкой Корней. — А зачем? Так понятнее.
Так что, старик, ты ошибся. Князья Подгорные здесь никаким боком не присутствуют. А вот кто? — задумался он.
Слу-у-у-шай, — повернулся он к профессору. — А чего это мы в эти подземелья забрались и здесь разговариваем? Подымимся на солнышко, сядем за столом, раздавим бутылочку вина в ознаменование провалившихся испытаний, там и побеседуем. Там на верху — всяко лучше. И убери ты эту гадость голохвостую с глаз моих. Смотреть противно, — покосился он на крысу, которая уже забралась на плечо профессора и что-то тихонько насвистывала тому на ушко.
— Лучше, да и ушей чужих больше, — буркнул проф. — А я уж и не знаю на кого грешить. Что ни задумываем, тут же всё становится известно конкурентам. Да ладно бы конкурентам, врагам. Врагам всё тут же становится известно, — тяжело вздохнул он.
А здесь кроме нас с тобой, никого.
— Как это никого? — изумился Корней. — А пленные, которых я сюда вам пачками отсылал с границы? Они же здесь где-то у вас в подземельях под литейным должны работать. А где пленные — там и охрана.
— Нет пленных, — качнул головой профессор. — Пока того что понастроили — хватит, вот сразу и озаботились тем, что…, — не говоря больше ни слова, профессор взмахом ладони поперёк горла показал дальнейшую судьбу пленных ящеров.
Об этих катакомбах вообще мало кто знает. Так что, лучше перебдеть, чем допустить утечки информации.
— Ну-у-у, блин, — не сдержавшись, выругался Корней. — Мне ваша с Лёхой паранойя уже боком выходит. Где я вам в следующий раз столько пленных наберу? Тут же работало, если мне не изменяет память, две с лишком тысячи людоедов? И вы их всех того? — неверяще уставился он на старенького профессора. — Ну вы оба психи.
Ты хоть знаешь, во что теперь мне обходится один ваш пленный? Один! — подчеркнул он, подняв вверх указательный палец.
В целый многодневный рейд по оставшимся ещё на озёрах становищам подгорных. А их уже возле озёр практически нет никого. А единицы оставшиеся так укреплены, что без большой войсковой операции я их просто не возьму. Замки, натуральные замки.
Теперь, чтоб пленного добыть — целый подвиг совершить надо. А вы вот так легко, ножиком по горлу и в землю закопали.
— Не, — нехотя возразил профессор. — Проще, всё проще. Утопили. По одному десятку, по два вывозили по ночам на середину Сытного озера и отправляли кормить рыб с камнем на шее.
Теперь год, минимум, а то и два, три, никто из этого озера рыбу жрать не будет, — закручинился он. — Как впрочем и раков. Зато они такие жирные стали, загляденье просто.
Правда купцы и возчики из проходящих мимо завода обозов оченно подсели на эту нагулявшую жирок рыбку.
Знали б на чём, точнее на ком откормилась та рыба, поубивали б, — усмехнулся невесело он. — Так что ты того, язык за зубами держи, а то не посмотрят на мои седины и твои плечи. Живо по шее настучат за подобные способы откорма.
— Ладно, — согласился с ним Корней, — буду молчать аки тать немой. А хочешь говорить в одиночестве под землёй, говори. Что ещё столь же умного вы с Лёхой и с твоими пацанами контрразведчиками тут вызнали?
— Травит нас Ли Дуг.
— Ты в своём уме?
— Я-то да, а вот ты нет, если даже не допускаешь подобного. А ведь такой вывод буквально напрашивается.
— Не верю, — холодным, заледеневшим враз голосом проговорил Корней. — Ли Дуг наш боевой товарищ и настоящий легионер.
— Легионер то он может быть и настоящий, только вот ты забыл чьего он легиона легионер. Ящерового! Никогда не забывай этого. Ли Дуг — ящер. Имперский ящер! И это о многом говорит.
И если ты вспомнишь всё что он когда-либо кому-либо говорил, то поймёшь, что он ярый сторонник Империи. И не простой Империи, а Империи Ящеров! И если у него сейчас есть большие разногласия с руководством Империи, то это никоим образом не отменяет того что он жёсткий последователь имперских идеалов.
А главный идеал Империи Ящеров какой?
— Какой? — тупо переспросил Корней, безмерно удивлённый вспышкой профессора.
— Империя от можа до можа.
— Что?
— Полное господство на континенте. Империя от моря до моря, — сухо обрезал профессор. — И мы ему как кость в горле со всеми своими начинаниями.
— Так что не обольщайся его улыбками и ласковостью, что он нам всемерно расточает. Помощь его, если вдуматься, весьма своеобразная, — медленно протянул он. — И главное — ничего серьёзного. Так, всё по мелочи. Реально — одна видимость.
— Даже то что он преподаёт в своей академии нашим ученикам, иначе как полный отстой и не назовёшь. Самые верхи и ничего серьёзного. Никакой серьёзной проработки предметов. Любых предметов, начиная от травоведения и кончая свойствами нерудных материалов в геологии.
— Слов много, реальных знаний — сущий мизер.
— Поэтому я и говорю. Не обольщайся его ласковыми улыбками. Тварь та ещё. И будь уверен, он ещё себя покажет.
— Но пока он наш союзник, — сухо буркнул в ответ Корней.
Подозрения профессора по отношению к Ли Дугу ему были откровенно неприятны. Раньше он как-то не задумывался, но вот теперь, после слов профессора, ему на память стали приходить многие мелкие несуразности в поведении ящера, которые он раньше привычно списывал на его не людскую природу и внимания на то не обращал. Сейчас же, многое ему виделось уже в ином ключе.
— Это всё? — сухо поинтересовался он.
— Для начала да, — отозвался профессор. — Главное ты теперь знаешь. У нас есть и стволы для орудий нормальные, а не те что безобразно раздуваются после сотни выстрелов, грозя разорвать ствол и покалечить артиллеристов. И что у нас есть нормальные снаряды. Поверь, Корней, снаряды действительно нормальные. Рвутся — без проблем.
— Одно плохо, — совсем помрачнел он. — Дорогущие падлы, аж жуть. И пока Сидор не доставит с Запада новое оборудование, так дальше и будет продолжаться. На коленке, кувалдой и с помощью какой-то матери много и дёшево снарядов не наделаешь.
— Всё, — хлопнул он себя ладонями по коленкам, подымаясь. — Главное я тебе сказал, а если что и забыл, потом вспомню. Действительно, пошли отсюда из этих мрачных подземелий. А то духи погибших здесь ящеров нам не дадут здесь спокойно поговорить.
Глава 12. Будни Легиона и всё что рядом…
Жизнь под выворотнем…
Если Тур дуа де Соха, или для своих Тур, или ещё короче — просто Соха думал, что сбежав с Чёрной речки от родного дядьки он обретёт здесь на озёрах свободу, или хотя бы почувствует себя самостоятельным вершителем собственной судьбы, то он здорово ошибся. Суровые реальности пограничных войск вдребезги разбили его чаяния.
Здешняя реальность оказалась столь сурова, что Тур быстро понял — быть под крылышком у родного дяди, даже если тот тебя и ненавидит, намного лучше, по крайней мере для сохранения здоровья, да и вообще, для самой жизни, чем быть простым легионером, хотя бы и сотником. Особенно в пограничном легионе. Да ещё и в таком как Чёрный — особом, отдельном, элитном и прочее-прочее-прочее.
Служить в Чёрном пограничном легионе, да быть в нём простым, самым обычным сотником, да ещё со знатной приставкой высокородного «дуа» к родовому имени Соха — хуже не придумаешь. И где — в Богом и людьми, да и самими ящерами забытых верховых предгорных озёрах и ржавых болотах пограничья, где даже на банальную приставку «де» к родовому имени, показывающую, что ты не один такой в роду, местные ублюдки посматривают косо.
Родовая приставка дуа — много давала её обладателю. Везде, кроме этих болот. Здесь она была ни к чему. Здесь она была опасна. Попробуешь выделиться — не поймут, убьют тишком, чтоб не выделялся. Потому и не надо высовываться.
Это ему сразу в штабе при переводе посоветовали убрать приставку Дуа и нигде о ней не упоминать. А то можно и не вернуться из рейда. И люди здесь будут ни при чём, свои тишком зарежут.
А вот потом, когда заработает признание своих боевых товарищей, если заработает, то можно случайно как бы и вспомнить о «дуа» — вот тогда и можешь упоминаться полным своим именем.
Знать бы об этом всём раньше, когда были ещё дядины связи и возможности, многое можно было б переиграть ещё в самом начале, когда только-только собрался уходить от дяди, и когда можно было ещё подобрать себе иное, более тёпленькое местечко.
— «Невероятно, — тяжёлые, неподъёмные мысли с трудом ворочались в, казалось, вымороженном навеки мозгу ящера. — Когда охотились за патрулями и схронами лесовиков на Чёрной реке никогда такого не было. А тут пара месяцев и в легионе нет ни одного ящера, в тайне не мечтавшего бы поскорей и, главное, бесследно исчёзнуть отсюда. И особенно чётко это видно по глазам раненых, отправляемых в тыл на равнину, на лечение. Молчат, а по глазам видно как радуются».
Воистину, день когда он решился уйти от своего дяди, стал самым чёрным, самым проклятым днём в его жизни.
А уж когда прибыл сюда на границу, в межозёрье, мечтая втайне перебежать на ту сторону и там, в пограничном городе Старый Ключ найти другого своего родного дядю, брата матери, для Тур дуа де Соха окончательно перечеркнул всю его прежнюю жизнь. Отрезав от прошлого, и ничего не дав в будущем.
Глупец, как он мог так легко попасться на такую дешёвую провокацию своего первого дядьки, дав согласие на этот перевод. Откажись, и ничего бы не было.
Ничего бы ЭТОГО не было!
Ни этих изнуряющих ночных маршей по зимним буреломам и бездонным болотам под покровом ночи, единственного времени, возможного для проникновение на занятые людьми земли. Ни этого унизительного понимания не было бы, что здесь он никто. Ни этого вечного, казалось впившегося глубоко в мозг чувства постоянного сосущего голода. Ни каждодневных похорон кого-нибудь из твоих боевых товарищей. Ни этого страшного чувства полной безысходности и чёткого понимания что ты следующий.
Ничего бы ЭТОГО не было!
Это там, на Чёрной речке он был что-то, даже сам по себе представляя собой молодого, крепкого, уже набравшегося опыта воина.
Здесь он был никто и звать его было никак. Потому как вдруг выяснилось что по своим умениям, которые прежде так высоко ценил и он, и его командиры, не говоря уж о товарищах, здесь он оказался пустое место. Здесь, в межозёрье, на болотах, эти его казарменные умения легко перебивались суровым опытом выживания местных ящеров в каждодневных стычках с егерями.
Здесь кругом была смерть.
И ещё. Никак не получалось ему дать весточку родному дяде на ту сторону границы, в Старый Ключ, что он здесь, что он его помнит, что не забыл родного дядю, что передаёт родственный привет от его родной сестры, и чтоб тот его вытащил с границы. Не получилось до сих пор, и уже стало окончательно ясно, что не получится никогда.
Граница была перекрыта намертво и сношения с той стороной не было. Все слухи, что болтали меж собой легионеры на Чёрной речке, что по озёрам можно свободно ходить туда-сюда, здесь, на месте, оказались пустым звуком. Если ТАМ что и было, на словах, ТУТ этого не было, на деле.
И здесь он понял полную бессмысленность своих прежних планов. Да ежели бы он и дал своему дяде весточку на ту сторону, то кто поручится, что его не зарежут по дороге в тот город эти страшные егеря и не менее страшные лесовики, которыми буквально кишит пограничный лес.
Хотя, в чём там между ними была разница, Тур откровенно не понимал. Что те, что эти, одинаково были страшны, и ими всеми буквально напичкан был каждый припорошенный снегом куст.
Каждую минуту нахождения в этих лесах, Туру казалось, что под любым снежным бугром этого проклятого леса сидит по тайному секрету и что из-под ближнего выворотня тебе в лицо обязательно смотрит чёрное зево смертоносного пневматического пулемёта.
Страшное дело! Никогда раньше Тур дуа де Соха не предполагал что обычный воздух может быть так страшен. Что так страшно будет стоять замерев в зимнем лесу, и затаив дыхание настороженно вслушиваться в окружающую тишину, страшась уловить слабый, едва слышимый шелест стравливаемого воздуха из неплотно закрученного вентиля газового баллона. Единственный посторонний звук, возможный в мёртвой тишине зимнего леса.
Оказывается нет ничего страшнее едва слышного шипения воздуха. И ещё страшнее потом, если сам успел упасть мордой в снег быстрее своего товарища, и с ужасом смотреть как его буквально пополам разрезает пулемётной очередью и два половинки бывшего только что живым твоего товарища медленно валятся от тебя по разные стороны.
А ещё бывает так — ноги ещё стоят, а верхняя часть туловища уже лежит на земле, словно бритвой срезанная. Жуть.
Видел он те пулемёты, что называется вживую. Захватили как-то по случаю парочку, вырезав неосторожный секрет. Да беда что пришлось испортить и бросить. До сих пор сердце от одних воспоминаний о том кровью обливается. Такой ценности лишиться.
И всё почему — по дурости замшелого руководства, решившего что им такого не надо. Нет возможности заправки газовых баллонов — значит оно им не надо. Выбросить! Бред! Огнестрел, мол, лучше. Дороже, да и с боеприпасами хуже, но зато нет таких неразрешимых проблем как с воздухом. И приказало было утопить ценный трофей в ближайшем болоте
Дурь несусветная. Нельзя использовать? Так это сейчас. А что если завтра попадётся тебе этот компрессор, что заправляет баллоны. И что? Тоже утопить? Потому как заправлять нечего?
Нет, Тур был не дурак. Прямой приказ руководства он выполнил. На глазах у всех утопил в ближайшем болоте неудобный трофей. А потом ночью тайком достал оттуда всё что сам же утопил и спрятал. С помощью верных товарищей то и достал. Есть у него теперь такие, появились.
А потом ещё более старательно перепрятал, тщательно вычистив и починив перед тем все поломки. Есть мастера толковые в легионе, есть. За деньги всё можно решить, даже тайный ремонт якобы утопленного и испорченного оружия.
Не все из старых подгорных или имперцев смотрят на полукровок свысока. Кое-кто смотрит правильно, на то что ящер из себя реально стоит. И таких у него уже до половины его сотни набралось, на кого можно уже положиться в своих тайных делах. А там, глядишь, и остальную половину поумней подберём. Есть из кого выбрать. Особенно тому, кто удачлив.
Не дураки парни в легионе, понимают, что сотник добра им хочет и бережёт своих бойцов. И что чужое непривычное оружие может быть полезно.
Жаль было терять таких подчинённых. Особенно гибнущих вот так, бездарно. Когда даже своими телами они не могут послужить сотне. Потому как это самое страшное, что может с бойцом случиться — есть его мясо нельзя. Даже при вечном голоде, царящем в легионе, есть мясо твоего же погибшего товарища было нельзя. Потому как подлые людишки взяли за правило теперь делать свои пульки не как раньше из бронебойного стекла, когда пулька, прошив на своём ходу пять шесть стволов деревьев всё ещё оставалась целой и можно было выплюнув попавшую на зуб проклятую стекляшку наслаждаться свежим сочным мясом. Теперь подлые людишки, видя как подгорные утилизируют своих покойников, взяли моду делать свои пульки из слабого, разрывного стекла, взрывающегося в теле любой живой твари сразу при попадании.
Хоть и стало намного спокойнее теперь и можно безопасно укрыться даже за одним стволом дерева, правда если только человеки не перемежают пульки на те и на эти, но всё ж стало поспокойнее. Не так безысходно стало, и появился шанс на выживание. Слабенький, но появился. А всё одно — есть погибших нельзя.
Теперь поев такой свежанинки, можно было легко проглотить вместе с мясом и десяток другой мелких, смертельно острых осколков битого стекла. И умереть потом в страшных муках, корчась от болей в брюхе. И спасенья такому не было, если только тут же не прибить своего же товарища, избавив того от мучений.
Слава Богу что в штабе сразу предупредили товарищи о недопустимости здесь на озёрах привычной практики. А то бы схватил вот так кусок свежанинки, по старой легионерской привычке, и ага…
Как же он теперь ненавидит этих подлых людишек. Теперь и былая мысль перебраться в человеческий город, под крылышко к другому родному дядьке совершенно уже не кажется ему удачной. Теперь на людишек он смотрит по другому. Теперь он предпочитает с ними не договариваться и от былого конформизма считай что не осталось и следа.
Теперь в душе Тур дуа де Соха к людям была чистая, незамутнённая ничем искренняя ненависть. И ничего боле. За эти холодные зимние ночи, когда приходится часами высиживать в засаде, поджидая редкую, умело ускользающую из твоих лап добычу. И за этот вечный голод, что теперь постоянно терзал поджарое брюхо молодого легионера.
И за то, что его командир погнал остатки его сотни отбивать у этих людишек какой-то дурацкий, никому кроме самих людишек не нужный большой обоз с чем-то тяжёлым. Для разнообразия видать, хоть в этот раз честно предупредив, что если они не вернут груз или хотя бы не уничтожат самые большие ящики, назад могут не возвращаться.
Наказание для не справившихся Тур знал. Смерть. Смерть каждого десятого из его сотни, включая и его самого в общем счёте. А умирать за какие-то непонятные ящики, Тур не хотел. Потому и надо было пошевелить тем, что казалось уже атрофировалось на этом морозе и вымокло в липкой грязи окрестных болот. И, казалось, напрочь позабылось с такими командирами. Надо было думать мозгами, которых у местных подгорных оказалось не в пример меньше чем у него. Оттого, наверное, в стычках с егерями и потери в его сотне были на порядки ниже.
Правда, прошлые малые потери его бы не спасли в случае неудачи. Прямой приказ есть прямой приказ. Их жизни не стоят ничего. Или — или. Или он уничтожает груз, или… Последнее или, Тур дуа де Соха никак не устраивало. Потому надо было думать.
Непривычное, скажем честно, занятие за последние полгода. Успел уж отвыкнуть с местными реалиями.
Но одно сразу было ясно. Отбить груз не получится. Никак. И не потому что груз шёл из Империи и сопровождали его две сотни имперских ящеров легионеров из ренегатов, нет. Это-то как раз было ерунда, даже несмотря на то что сопровождающие имперцы казалось бы, должны были быть хитрыми и изворотливыми. А потому что их сотня уже опоздала.
Груз встретили.
Где-то уже здесь в лесах предгорий и болотах межозёрья лесовики со страшными егерями встретили тайный груз и практически уже дотащили его до своих земель, находящихся под их плотным военным контролем, где они уже чувствовали себя спокойно, в безопасности.
Поэтому, тупо отбить уже не получится. Слишком поздно. Месяц назад ещё можно было попытаться, до встречи с егерями и лесовиками, теперь уже нет. Поздно их предупредили.
Оставалось одно — уничтожить. А для этого надо было готовить ловушку. И лучшей из всего возможного была бы минная ловушка на озере. Причём, обязательно на контролируемых людьми территориях, где уже не будет такого плотного контроля всего и вся, где они уже расслабятся.
Заложить несколько зарядов с купленным у тех же людишек тротилом в местах вероятного прохождения обоза и подорвать лёд, когда тяжелогружёный обоз окажется в пределах досягаемости. Пусть не прямо под ним, это то как раз не получится. У тех непонятно откуда тоже оказались слишком хорошие минёры и мины прямо по трассе обязательно обезвредят. Нет, рвать надо чуть в стороне, вне зоны проверки. С учётом величины заряда — этого должно хватить. Главное, заряд взять побольше.
И ещё более главное — чтоб груз обязательно утоп, так как задача уничтожения сопровождающих обоз лиц перед сотником не стоит.
Вот на этом и можно сыграть. Надо сыграть! Это — единственный шанс. И надо поторопиться. А то хоть обоз и движется удивительно медленно, но всё одно, рано или поздно будет вне зоны досягаемости. Потому надо поторопиться.
Подставлять свою шею под топор легионного палача Тур не желал. Потому в оставшееся ещё у него время и проявил чудеса так свойственной ему изобретательности, устроив несколько минных ловушек в местах вероятного прохождения трассы проклятого обоза.
И что удивительно, всё у него получилось. Удачлив оказался Тур, очень удачлив. А людишки оказались столь предсказуемыми, что Туру в какой-то момент даже стало немного обидно за напрасно потраченные усилия и пропавшие не взорванными другие заряды. Хотя, не будь их, обнаруженных тщательно проверяющих дорогу впереди сапёрами, неизвестно сработали бы заряды, заложенные под лёд.
И то, сработала лишь единственная, последняя ловушка, устроенная в тщательно просчитанном и самом вероятном месте прохождения обоза. Последняя, на которую и был весь расчёт. Она единственная и сработала.
Жаль, конечно, нескольких тонн дорогущего тротила, доставшегося врагу из разминированных ловушек-обманок, ну да что жалеть казённое имущество. Главное, одна из них сработала и теперь ненавистный груз лежит на дне, в самой глубокой части озера. Метров двадцать столб воды над грузом, а то и все сорок. Не достать. А там неизвестно сколько ещё ила под ним. Глядишь, утопленные ящики уйдут и ещё ниже.
— «Надо проверить, — пришла холодная деловая мысль. — Раз взялся за это дело, раз так оперативно и удачно решил нерешённую другими задачу, надо так и дальше держать.
— Надо обязательно проверить наличие ила в том месте, чтоб не смазать эффект от удачно проведённой операции».
Раз этому грузу высшее командование Чёрного Легиона придаёт столь важное значение, то надо и дальше держаться раз сложившегося образа. Образа удачливого, выполняющего самые ответственные поручения воина. Чтоб быть постоянно у начальства на виду. Это всегда хорошо, когда удачливый боец на глазах у начальства. Особенно когда ты не собираешься на всю жизнь задерживаться в этом смертельно опасном лесном краю и мечтаешь перебраться в места где поспокойнее. Хотя бы даже и на старое место, на Чёрную речку, где ни в пример меньше шансов расстаться с жизнью.
Хоть там тоже лесовики, но, какие-то… другие, мягче что ли. Не такие злые и не такие цепкие. Которые не мстят так жестоко и безжалостно за каждый удачно проведённый рейд на людские земли, под корень вырезая все становища подгорных, рядом с которыми прошёл маршрут возвращения отряда рейдеров. Что очень не добавляет любви к легиону со стороны немногих оставшихся ещё в живых местных подгорных. Скоро здесь вообще останется одна мёртвая земля, без единой живой души. Тогда вообще в сотнях воцарится голод. И раньше-то питались в основном за счёт добычи в людских землях, а теперь этого практически нет.
— «Во всех смыслах кругом мёртвая земля, — недовольно задумался ящер. — А значит, летом надо вернуться обратно, сюда на озеро и уже по теплу проверить дно. Проверить самому, потому как такое дело другим доверить нельзя. Твёрдое оно или илистое. Чтоб получить точный ответ. Может ли быть спокойно руководство Легиона, что груз уничтожен, или надо начинать думать, как помешать людям поднять его со дна?»
Если там твёрдый песок или каменистое дно, груз надо будет попытаться самим достать. С помощью подводных колоколов ли, или иным каким способом, кошками там или ещё чем, но достать обязательно. Если там ил — про груз можно забыть. Спокойно выбросить из головы все мысли о нём. Дело будет считаться окончательно сделанным.
Ну а пока суд да дело, надо бы там поблизости заложить небольшой острожек, для наблюдений за людьми, или — тайный схрон. Или, что ещё лучше, и то и другое одновременно. Что-нибудь, да к весне останется. Уже понятно, что долго там острожек не простоит. Сшибут не сегодня так завтра, но отметиться с инициативой надо. Так верней привлечь к себе внимание начальства. А привлечь такое внимание — значит не остаться в этих дремучих лесах на всю оставшуюся жизнь.
Лонгарская подгорная тайга была не тем местом, о котором Тур дуа де Соха мечтал всю свою пусть и недолгую, но сознательную жизнь. Есть места и получше, поспокойнее.
Потому как с некоторых недавних пор к приключениям, особенно в зимнем лесу, Тур начал испытывать искреннюю, ничем не замутнённую ненависть. Оказывается, в спокойной жизни была своя прелесть. И к ней Тура де Сохо последнее время неудержимо тянуло.
Похмелье Головы.
Конец зимы для Главы города Старый Ключ Косого Сильвестр Андреича ознаменовался не только тем, что зазвенела капель, но и тем что мир его рухнул. И казалось, возврата к прежнему уже не будет. потому что рухнуло всё, рухнули все его тщательно выстраиваемые последние годы планы, и до основания развалился весь уклад прежней жизни.
И самым главным, самым чудовищным провалом за весь прошедший год, Сильвестр Андреич считал для себя то, что Демьян Горинович Богат и в этот раз оказался неприятно прав. Провидец хренов…
Не то что сам факт подобного обретения Правды был прискорбен, это-то как раз было ерунда. Знать Правду надо. Более того, без Правды было никак. Никакое Своё Дело без Правды правильно не поставишь.
Не в том соль, что Демьян оказался прав, а в том, что и Малой, и Дюжий, далеко не последние люди в его городе, действительно зарегистрировали золотые рудники в Территориальном Совете. Не в родном городе, а фактически на чужой стороне у сторонних людей. Это был демонстративный плевок. Плевок ему в лицо. Не говоря уж о том, что и налоги теперь они будут платить не городу, а напрямую Территориальному Совету. Что просто не есть хорошо, если не сказать жёстче — дерьмо полное.
И плевать на тот Краевой или иначе Территориальный Совет, на то что тот вмешался в не своё дело, рудники золотые мимо рта проплыли. Вот где беда! Вот где настоящий провал.
То что при этом самому Голове пришлось выслушать массу крайне неприятных для него слов по способам ведения им дел в своём городе, так это ерунда. Кончилось то всё одно — естественно пшиком. Ну, устроили выволочку, ну, пополоскали имя его всуе, ну и что. Ну, правы они, правы, что тут сказать. Кругом правы. Действительно, нельзя было так вести свои дела, чтоб люди начали разбегаться из города и обращаться за помощью куда-то на сторону. Нельзя! А приходится!
Не оставлять же столь жирный кусок, как золотая шахта, в руках каких-то босяков. Мало ли что они первые место застолбили. Тем более, когда он сам бы мог сделать тоже самое: найти золотоносный участок и потихоньку его разрабатывать.
Не получилось. В силу разных причин, вишь, не подсуетился. Не позволили обстоятельства. Что ж теперь…
Но обстоятельства обстоятельствами, а оставлять такое богатство в чужих руках? Он что, дурной?
Голова, забывшись, от злости заскрипел зубами. Уткнувшись лбом в холодное, покрытое инеем стекло, он невидящими глазами глядел куда-то перед собой, по новой вспоминая всё прошедшее.
Его там что, в Краевом Совете совсем за идиота считают? Только за то что он не успел оформить на себя золотые прииски, теперь ему что, лишиться такого жирного куска? И ничего не делать? Не попытаться вернуть настоящим хозяевам Края им по праву принадлежащее имущество?
От понимания причин, по которым был упущен столь важный момент в увеличении его будущего благосостояния Косому хотелось рвать и метать. Или сделать кому-нибудь большую гадость. Жаль, некому. Никого подходящего сейчас под рукой в городе не было. Даже Сидор, сволочь такая, и тот куда-то в своё дурацкое Приморье или, ещё хуже, в Загорье к таможенным баронам смылся. А такая, казалось бы была прежде удобная фигура для битья. Ранее, была удобная. А сейчас даже не знаешь что и думать. Тронешь эту сволочь, хрен его знает что теперь оттуда и вылезет.
Опять, небось, какая-нибудь скрытая до поры проблема выявится и вскочит прыщём на ровном месте. С Сидора станется…
А оно ему надо?
Сам то Сидор небось опять ищет где-нибудь приключений на собственную беспокойную задницу. А тут в городе такие дела творятся.
— «А такая была ранее удобная фигура, — мысленно посетовал Голова, — чтоб на нём за свои неудачи отыгрываться. Ан, нет, мерзавец в Приморье смотался. Ускользнул, не достать. Жаль.
Ну да, ничего, это сейчас не достать, а завтра посмотрим. Мир не вчера начинался и не завтра кончится. Будет ещё случай пересечься на кривой да тесной дорожке. А то что-то борзеть слишком Сидор стал. Вот тогда и поглядим кто кого. Поглядим, хватит ли пороху у этого покупного барона тягаться с первым человеком самого главного пограничного города».
Так хорошо знакомый, вчера ещё казавшийся таким родным и уютным, сегодня кабинет Главы города Сильвестр Андреича Косого казался его хозяину каким-то не таким. Чужим, неуютным, и холодным. Словно из каждого угла на него внимательно смотрели льдистые враждебные глаза ненавидящих его людей.
Как такое могло быть, Косой просто не понимал, мысленно возмущаясь этим только что определившимся для него фактом. И особенно возмущало то, что даже простая тень какого-то неизвестно откуда появившегося негативного чувства, вдруг непонятно с чего поселилась в этих стенах. И хотя Сила Савельич пытался убедить его в обратном, что ничего подобного и в помине нет, что он сам, лично ничего не чувствует в этих стенах, никаких негативных эмоций, Косой ему не верил. Хоть и был силён Сила, и считался в городе известным знатоком по ведуновской части, но даже до половины уровня настоящего ведуна не тянул. Потому и веры ему особой у Головы не было.
А в стенах Управы точно поселилась какая-то гадость. Это Голова всем своим нутром чуял. Точно, точно какой-нибудь неупокоённый призрак прибился к стенам их Управы и тянет, тянет из него силы. Наверняка чужой кто-то, потому как свои призраки все под контролем. Сидят по своим углам и носа боятся высунуть, дабы кто не упокоил мерзавцев.
— «Нет, точно призрак, — пришёл к окончательному выводу Голова. — И точно чужой. Придётся гнать. А как? Ведун Иван, из Территориального Совета, мог бы. Но точно откажется. Скажет что не его это дело возиться с призраками. Не по статусу. А самому?
Нет, самому не потянуть, кишка тонка. — вынужденно признался самому себе Голова. — Потому, хрен с ним, пусть живёт. Глядишь, со временем и сам рассосётся».
Следовало честно признать. Тем более самому себе. По силам он хоть и был более чувствительный вещун чем его друг Сила, но… не настолько, чтоб связываться с призраком.
Потому и говорить что-либо старому другу Голова не хотел. Обижать Силу Сильвестру не хотелось, потому он и делал вид что прислушивается и к его советам…, да и вообще.
Мысли Головы привычно скользнули на накатанную дорожку, похоронив под собой непонятные какие-то размышления о мутных, начавшихся недавно твориться в Управе странных делах. Сам для себя он давно уже принял окончательное решение и перестал обращать на Силу внимание. И особенно на его советы. Хотя, иногда и следовало бы того послушать. Вот как сейчас, когда мысли и соображения Старосты удивительно точно ложились на то что и сам Голова думал и давно для себя решил.
Хорошо когда мысли и чувства твоего товарища совпадают с твоими. Нет почвы для конфликта. А во власти это самое главное — верность и дружба товарищей. Иначе — чужие съедят.
Вот видимо это соображение и сработало сейчас. Что-то было в происходящем такое, что не укладывалось в видимые обстоятельства. Что-то такое, что невидимо для постороннего глаза выделяло его из общего ровного фона. И это что-то было крайне важным. Важнее того что лежало на поверхности.
И чего, похоже, не понимал Сила.
Прижавшись лбом к оконному стеклу, Голова задумчиво смотрел на улицу. Для этого времени года на улицах было необычно оживлённо. Куча народа куда-то спешила, торопливо приветствуя друг друга и быстро расходясь в разные стороны.
— «Раньше такого не было, — раздражённо думал Голова. — Как до народа дошёл слух ЧТО эти уроды земляне потеряли на своих Богом забытых озёрах, город буквально взорвался.
Боже мой, — мысленно застонал Голова. — Большой имперский прокатный стан! Комплект самого новейшего оборудования, стоимостью около одного миллиона золотых! И эти уроды утопили его!
Уроды, иначе не назовёшь. Просрать такую вещь! Как так можно?»
Не уточнишь? — отвернувшись от окна, Голова глянул на своего старого друга.
«Вот кто не меняется годами и на кого всегда можно положиться, — тёплое чувство любви к старому товарищу разлилось в груди Головы. — Вот тот, кто ни под каким видом не потеряет подобную ценность. Жаль только ценности той у него нету. А то бы он отдал её мне».
— Напомни, — хриплым, сильно севшим за последние дни голосом буквально прокаркал Сильвестр. — Чем закончилась эта нашумевшая история с прокатным станом из Империи? Того, что эти разгильдяи земляне попытались протащить по своей системе озёр по предгорьям к себе на заводы и который в конце концов сами же и утопили по собственной халатности? Есть подвижки в этом деле?
— Откуда, — расплылся в довольной ухмылке Сила. И словно тишком нашкодивший сытый кот, удовлетворённо добавил. — Совершенно ничем эта история не закончилась.
По просьбе имперцев посланный вдогонку за ворованным обозом Чёрный легион пограничных людоедов отбить обратно стан, конечно, не отбил, сил не хватило, но и сами сидоровцы не получили того на что положили столько сил и средств.
Им сам Черный Легион поперёк дороги встал. А уж кровушки то с обоих сторон пустили друг другу, — довольно ухмыльнулся он. — Это им, сволочам не беззащитных баб да детишек со стариками резать по дальним становьям.
Так им и надо, — с довольной миной на лице заключил он. — Скажу прямо, обгадились сидоровцы, с ног до головы. Да и Малой с Дюжим серьёзно по зубам получили. Чуть ли не до половины дружины на тех льдах положили. Теперь потише будут.
Ящеры их там так на озёрах прижали, что всё, всё что сидоровцы каким-то непонятным образом умудрились стащить из-под носа Империи, им пришлось самим же утопить в одном из каких-то своих озёр. Или не самим, — вдруг засомневался Сила. — Или это чёрные легионеры каким-то непонятным образом умудрились утопить имперский стан. А! — равнодушно отмахнулся он рукой, — история тёмная и для нас совершенно не интересная. Как сам понимаешь, нас там не было, а сидоровцы молчат как рыбы, словно им рты позашивали. Да, неважно, — отмахнулся он. — Главное, обосрались голодранцы.
В результате теперь носятся с очередным своим утопическим проектом поднятия драгоценного оборудования со дна того озера. Колокол подводный сооружают. Какие-то акваланги придумали. Даже землемера нашего нового к этому делу подключили. Вымеряет он им там что-то. Что — неизвестно. Тайн развели — плюнуть некуда.
Бред какой-то, — недовольно мотнул Сила головой. — Землемер и водолазные работы. В огороде бузина, во Киеве — кто?
— Дед Пихто, — буркнул в ответ раздражённый непонятно с чего Голова — Совсем сидоровцы с ума посходили.
Голова непонятно с чего чувствовал сильнейшее раздражение. И это необъяснимое чувство ему сильно не нравилось. По опыту он знал, что если у него появляется подобное ощущение, значит что-то идёт не так, как следовало бы или как ему бы хотелось. Что именно идёт не так — он пока ещё не разобрался, хоть и стремился к тому всеми фибрами своей буйной души. А своим чувствам он верил всегда. Вот из-за всех этих непоняток и пребывал он сейчас в самом отвратительнейшем настроении.
— Думаю, что всё у них это дохлый номер, — вещал меж тем Сила, продолжая успешно пропущенную мимо сознания Головы мысль. — С колоколом вряд ли что у них получится. И не такие люди как они пытались, и ничего толкового не получилось. А вот и с этими их аквалангами, боюсь, что-то может и выйти.
По непроверенным данным давно эта штука у них есть. Как бы, не с год уже. Ещё со времён, когда земляне случайно захватили транспортные лодьи амазонок при их последнем набеге на город. И даже, по кое-каким непроверенным сведениям, уже успешно не раз испытанная.
Впрочем, о чём говорил Сила раньше, когда его не слышал погружённый в свои мысли Голова, можно было и самому догадаться. Ничем иным, кроме как разговорами об утопленном землянами в предгорных озёрах колоссальным по своей цене и по возможностям прокатном стане, каким-то невероятным образом сворованным теми из Империи, он и говорить не мог. В городе последнее время только и разговоров было об этом. Все дружно проклинали неуклюжих землян, не потрудившихся обеспечить достаточную защиту для столь ценной добычи. И столь же дружно сожалели об упущенных возможностях. И не менее дружно разрабатывали планы совместной спасательной экспедиции, тем более что сами земляне, фактически признав собственную несостоятельность согласились на половинную собственность возвращённого из пучины ценного груза, не претендуя уже полностью на сам груз. Чем в немалой степени необычайно возбудили поголовно всех городских поисковиков.
Благодаря удивительным успехам землян, особенно этого их Димона Счастливчика, в городе, да и по всему Левобережью последний год вообще стала необычайно популярна профессия поисковика. Даже из низовьев стали подтягиваться сюда люди, стремясь прибиться к удачливой компании. Чем, честно надо признать, весьма и весьма нервировали городские власти.
Чужие люди в городе — чужие глаза. Появилась реальная угроза что всплывут наружу творящиеся в городе делишки, особенно связанные со всё теми же землянами. И тогда и городскому Голове и Старосте, да и многим членам городского Совета придётся расстаться с такими ставшими привычными тёпленькими местами. И не по своей воле.
В территориальных властных структурах крайне негативно относились к возобладавшей последнее время в городе практике «курирования» новопоявившихся на подвластных городу территориях землян. Такого ТАМ крайне не одобряли.
И это ещё мягко сказано. Сами, будучи чуть ли не поголовно землянами, большинство членов Территориального Совета могли доставить и Голове, и другим его товарищам много крайне неприятных минут. Если вообще подобная практика, всплыви кое-какие тщательно скрываемые подробности, не будет стоить им головы.
Не зря этот, с мельницей, испугался. Ой, не зря. Явно узнал что-то, связанное с этой компанией. Узнал что-то важное — и испугался. Вот и ему надо бы знать что не так в этой истории с утопленным прокатным станом. А что там что-то не так — к гадалке не ходи.
Вот это-то Голова чуял всем своим нутром. А таким чувствам он привык доверять. Ни разу не было, чтоб они его подвели. и уж больно большое сомнение вызывала у него та лёгкость, с которой компания Сидора пошла на добровольное соглашение с людьми, согласными поднять со дна озера их прокатный стан. Не бросаются такими кусками. Не бросаются. Даже если у самих сил нет самому со дна достать.
— Все кузнечные гильдии города, лишь узнав, что потеряли в предгорьях земляне, буквально ядом изошли. Обплевались на этих косоруких, — самозабвенно ругался меж тем Сила, в нервическом возбуждении безостановочно бегая из угла в угол кабинета. — Это же какой же был бы прорыв! Настоящий имперский прокатный стан! Промышленного производства! Не самодельный, не клёпаный на коленке стан, а настоящий, созданный мудростью имперских инженеров и трудами умелых имперских мастеров в знаменитых столичных мастерских, знатных своим несравненным качеством. О-о-о-! какой бы это был для нас прорыв!
– Как я понял, глубины там — ого-го какие, — с умным видом покивал на речь Силы Голова. — Метров, под сорок наберётся. Нырять без спец оборудования — бесполезно. Подводный колокол для водолазных работ и стоит дорого, и поди попробуй купи его. Или хотя бы попробуй взять в найм. Не получится. Не дают кто имеет. Больно уж вещь дорогая и нужная.
— Если только у тебя где-нибудь в побережных городах Берегового Союза нет мохнатой лапы, — вдруг задумчиво воззрился на него Сила.
Перестав нервически носиться по кабинету, он замер соляным столбом посреди комнаты, и задумчивым, бездумным взором вперившись в пустую стену напротив, тихим голосом рассуждал:
— Так что можно не волноваться, что у них в скором времени появится свой прокатный стан.
Да и подгорные ящеры этого дела так не оставили. Твари!
Почему-то мне это так кажется, — злобно вдруг оскалился он. — Возле того озера Чёрный Легион заложил свой острожек и теперь земляне с подгорными рубятся там насмерть друг с другом, пытаясь добиться доступа до места где утоплен прокатный стан.
Нашли себе достойное развлечение, — хохотнул он. — Корней всё плакался что практического опыта его ученикам не хватает. Вот теперь потренируются. Вдосталь.
— А с самим легионом что? К городу не двинется? — неожиданно Голова резко вскинул голову и встревожено уставился на Силу. — Или опять придётся собирать ополчение? Помнится, в прошлый раз он нам здорово насолил, когда мы попытались сунуться в имперские земли.
— Забудь! — раздражённо отмахнулся Староста.
— Как это забудь! — мгновенно вскипел Голова, сразу же забыв про всё своё недомогание. — Это же Особый Чёрный легион. Да ни какой-нибудь, а тот самый, что немало нашей крови попил. Специально натасканный на войну с нами легион.
— Забудь, тебе сказали, — усмехнулся Староста. — Нет больше того, прежнего легиона. Так потрепали, что считай что и нет его больше.
— Как потрепали? Эти! — ахнул Голова, прижав к груди руки. — Слава Богу, хоть одной головной болью меньше. Хоть одна хорошая весь за всю эту зиму. Нет больше проклятого легиона.
— Ага, размечтался, — мрачно проворчал Староста, сердито глядя прямо перед самим собой. — Как же!
— Побить побили, да жаль не до конца, — чуть ли не промурлыкал он в удивлённые, широко распахнутые глаза Головы. — Наш Корней вместе с нанятыми Сидором амазонками и присоединившимися к ним Ванькой Дюжим и другими наёмниками, серьёзно потрепали Чёрный Легион. Жаль только не подчистую. Но, прокатный стан те всё-таки у Сидора утопили, — с откровенно мстительными нотками в голосе, добавил он. — Хоть в этом Легион отыгрался на них.
Весь Легион? — тихо, неверяще переспросил Голова. — Серьёзно потрепали Особый имперский легион ящеров? Особый Чёрный Легион? И кем?! Каким-то Ванькой Дюжим, Малым да этим их Корнеем? Этими двумя раздолбаями атаманами и этим трутнем Корнеем? Раздолбали?
— Если бы, — с сожалением цыкнул зубом Староста. — Повыбили ящера знатно, скажем прямо ящеров здорово побили. Сидоровы пулемётчики поработали на отлично. Но всё ж довольно весомая часть ублюдков уцелела. И как только удостоверилась, что стан потоплен на неподъёмных глубинах, успокоилась и убралась обратно.
— Сами убрались, своей волей. Кроме острожка, непонятно зачем там оставленного.
— Почему непонятно? — мрачно буркнул Голова. — Как раз то понятно. Для наблюдений, чтоб обратно на поверхность не подняли. А что легион? Серьёзно потрепали? Есть надежда на восстановление?
— Да! На все твои вопросы ответ — да-да-да-да, — раздражённо рявкнул на него Староста. — Нет! — раздражённо хлопнул он себя по бокам. — Больше пить столько тебе нельзя давать. Совсем тупой становишься. Ну что непонятного я сказал? Повторяю! Ну, раздолбали легион, раздолбали. Но не совсем, почти. Ну, Ванька Дюжий со своими хуторянами и нанятыми сидоровой компанией амазонками, плюс Малой со своими, плюс Корней с компанейскими сопляками отметились в том. Ну, кто ещё?
Всё, — широко развёл он руками. — Нет больше так досаждавшего нам легиона.
Впрочем, как и егерей, и лесовиков у Малого с Дюжим и почти всех амазонок. Кровушкой все умылись по уши. Все, кроме нас.
Нам теперь можно хоть завтра идти воевать с империей, — криво усмехнулся он.
Только я бы чуть обождал, до момента когда перевооружим свои дружины, — негромко, тихим, почти неслышным голосом добавил он. — Так оно мне как-то спокойнее будет.
К слову. Парни Дюжего с Малым там, на озёрах прелюбопытнейшие трофеи взяли. Оказывается, пока мы тут у себя почивали на лаврах, Империя умудрилась перевооружить один из своих легионов полностью на огнестрелы. И если бы не леса в том озёрном краю, неизвестно ещё кто кому бы накостылял по шее.
А так! — пожал он неопределённо плечами. — Пока победа за нами. Но что будет через год, ни я, ни кто-либо другой тебе сейчас ничего не скажет.
Но что наш город и мы с тобой в полном дерьме, это факт.
Такого количества огнестрелов, как было в том легионе, у нас ни в одной из клановых дружин нет. А с луками, или хвалёными ящеровыми арбалетами, не особо-то против них и навоюешь.
Сперва Сатино-Татарское с внезапно появившимся крупнокалиберным пулемётом. Потом Димон с его рассказами о трофейщиках и прочих его товарищах с правого берега Лонгары. А теперь ещё и это? Бред! Боже, в какой же мы ж…пе сидим, — выругался вдруг Сила.
— Не понял, — тихо переспросил Голова. — А как же Корней с ними справился?
Сидоровы кольчужки, большие ростовые щиты и тактика действия из засад. Лес, — поморщившись от неприятных воспоминаний Староста нехотя выдавил из себя это слово. — Чёртовы сидоровы кольчуги и такие же стеклянные, непробиваемые щиты, которые они никому больше не продают, кроме как своим. Да ещё эти их пневмопулемёты. Только благодаря им Корней с лесовиками легион и побил.
— Значит…, — задумчиво пробормотал Голова.
— Значит! — тихо согласился с ним Староста. — Теперь можешь спокойно про те озёра забыть. Никто даже не заикается о том, чтобы их отобрать у землян. Так что нам с тобой можно про них спокойно забыть. Машка Корнеева уже заявила, что доступ на эту территорию только с их разрешения и никак иначе. Исключения только для тех, кто докажет своё право собственности на что-либо или полезность для компании. Да и то, ещё посмотрят пускать ли. А таких раз, два и обчёлся, — тихо заметил он. — И наших среди них нет никого.
В своё время, я специально, лично проследил, чтобы всё что у нас по этим местам было, подчистую сбагрить Кидалову по закладным в банк. Вот она теперь, как наследница банка, нашими бывшими активами и распоряжается.
У-у-у-! — тихо, едва слышно завыл он. — Твари! Всё себе хапнули. Всё, подчистую!
— А как в городе…., — Голова замолчал, не зная как сформулировать самый интересующий его на данный момент вопрос.
— Как в городе теперь относятся к Сидору и его компании? — озвучил незаданный вопрос Староста.
Не глядя на него он уже знал что тот спросит. Поэтому даже секунды не задержался на обдумывание ответа.
— А как ты думаешь? Как в городе могут относиться к людям, обеспечившим победу над многократно превосходящим противником. Кажется, у землян безвозвратных потерь вообще нет. Так, по мелочи, — поморщился он. — Общим числом триста сорок две души, включая сюда же и амазонок, — сухо уточнил Голова. — Из них наших краевских — ровным счётом двести пять душ. Считая лесовиков, — покосился он на Голову
— Я откуда знаю, сам проверял, чтоб земляне похоронные выплаты не задерживали. Неплохое соотношение своих и чужих, не так ли? И как, по-твоему, к ним теперь в городе относятся? — с совершенно помрачневшим лицом, тихо переспросил он сам себя. — Можешь и сам догадаться.
Подняв на Голову мрачный взгляд, он тихо добавил.
— Теперь в городе перед ними все на задних лапках ходят, в глаза заглядывают и в рот смотрят, только чтоб не ссориться. Все надеются договориться и получить у них эти их стеклокольчуги. А кузнецы чуть ли не в рот смотрят, в надежде на доступ к прокатному стану. А ещё мы, дураки, вылезли с этой железной дорогой до Рвицы, будь она неладна.
— Трактора и брони, — задумчиво пробормотал н себе под нос. — Трактора и брони. Брони и трактора. Твари!
— Да, честно говоря, и я бы от них не отказался. Всё же есть с них польза, с этих землян, — мрачно поморщившись, тихо констатировал Сила. — Жаль, но есть…
Дружеский визит.
В этот раз, собираясь посетить банк «Жемчужный» Куница Боров думал что он в достаточной мере готов ко всему, чтобы он мог там увидеть. В результате получил довольно увесистый удар по собственной психике.
Вот дурак. Чего спрашивается понесло? Мог бы недельку другую и подождать, пока всё у этих двух бестолковых баб поуспокоится. Нет, весенняя капель и его, дурака, в темечко торкнула, не утерпел. Вот и приходилось теперь расхлёбывать.
Много видел он рабочих контор, всяких. И банки разные видел: и у поречных дворян, и у тороватых морских купцов с западного побережья, и счётно-меняльные конторы родных клановщиков из многих левобережных городов видел. И даже Первый Имперский банк в столице Империи Ящеров как-то пришлось ему посетить по делам. Много Куница разного видел. Но вот такого….
Если рабочие помещения банка «Жемчужный», где принимали клиентов, хоть в малейшей степени напоминали ему что-либо из того с чем он встречался ранее, то Куница вынужден был признать себе — ЭТО, ни в малейшей степени не напоминало банк.
Дур дом! Точнее — тот самый особый дом, куда собирают и где держат умалишённых. Точь в точь, как его описывают сами земляне, собираясь подчеркнуть что-либо несуразное и бестолковое. А почему земляне, да потому что нигде на всём родном Левобережье, ни в Империи Ящеров, ни даже на Западе, славящемся своим высоким уровнем развития цивилизации, ничего подобного не было. По одной простой причине, оно там было никому нах… не надо.
Тут же… Ужас! Тихий ужас!
Рабочий кабинет Управляющей Банка «Жемчужный» Марьи Ивановны Корнеевой, если что сейчас и напоминал, то скорее какую-то детскую комнату с бабками, няньками, кухарками, лекарками…
— «Чем там ещё?…»
Растерянному Кунице ничего больше «умного» в голову не приходило. Дурдом!
— «И как меня, дурака старого угораздило напроситься на встречу к этим сумасшедшим бабам, ума не приложу. Не иначе как нечистый под локоток подтолкнул, раз решил завалиться в дом к двум недавно родившим женщинам, которые сами только-только недавно отошли от родов, и где на каждом углу верещат груднички. Идиот! Куда меня понесло?! Их же здесь… море!
Знал же что нельзя и близко к бабе в это время подходить, ан нет, не утерпел.
Выбора нет, — мрачно скуксился Куница. — Реки вскроются, все планы клана на дополнительный приработок пойдут псу под хвост. Хочешь барыш поиметь, терпи».
— Ну, как вам наш дурдом, — приветливо поздоровалась с гостем входящая в свой рабочий кабинет Марья Ивановна Корнева.
— Даша, можешь быть свободна, — кивнула она своей секретарше, которая уже битый час надоедливой мухой жужжала над ухом Куницы, развлекая того пустопорожними разговорами, пока Управляющая была занята какими-то своими женскими делами.
Если за этот самый худший час в своей жизни Куница Боров что и возненавидел, так это пронзительный, до невозможности писклявый голосок этой противной молодки.
— «Чёртова балаболка, — мысленно обматерил он пулей выпорхнувшую за дверь секретаршу. — Все сплетни со всего города собрала и мне на голову вывалила. А оно мне надо? Чтоб ты провалилась, трясогузка!»
Вспомнив довольно соблазнительный огузок секретарши, который всё это время невольно маячил у него перед глазами, Куница осторожно сглотнул подкативший к горлу комок. Не стоило показывать насколько его впечатлили формы и телеса какой-то никчёмной бабёнки. В этом бабьем царстве с подобными вещами следовало быть очень и очень осторожным. Можно было и под серьёзную раздачу попасть.
Слыхал он о кое-каких инцидентах с некоторыми несдержанными на руку товарищами. Вот так погладил один знакомый товарищ проходящий мимо симпатичный огузок, вот такой вот, то ли секретарши, то ли ещё какой-то мелкой местной служки, и отсохла ручка у шалунишки. А теперь в ногах у них валяется, чтоб вернули всё обратно. Не, ему такого не надо.
В доме где хозяйничает поречная ведьма руки лучше держать мирно сложенными и на коленях, целее будут. А то и ещё лучше, засунуть их за пояс и крепко держать там.
Так и себе спокойнее, да и в ремень при случае судорожно вцепиться можно, когда мимо проходит вот такая аппетитная попка, как у этой Дашки.
Поняв, что мысли его явно ушли не в ту сторону, Куница с большим усилием постарался сосредоточится на главном, зачем он сюда пришёл. Получалось плохо. Мысли так и норовили соскользнуть не в ту сторону.
— Доброе утро, господин Куница.
Холодный пот мгновенно прошиб Борова. Ведьма! Сама ведьма пожаловала, чтоб её. Кто, спрашивается, звал.
— Здравствуйте, уважаемая Изабелла батьковна. Извините что отчество ваше забыл, точнее не знал.
— Не беда, — небрежно отмахнулась Белла, перебив Куницу. — Какие ещё мои годы, узнаете.
— К делу, — подавила она попытавшегося что-то добавить клановщика. — Уважаемый Куница, вы же видите какой у нас тут натуральный дурдом. Так что, давайте сразу к делу. Зачем пришли?
— С деловым предложением, мгновенно подобрался Куница.
Честно сказать, манера этих двух слишком уж деловых баб сразу переходить непосредственно к делу, минуя стадию предварительных разговоров, его откровенно нервировала. Как-то это было неправильно…, что ли, не по местному. Не по-людски.
— Э…, — замялся на какое-то мгновение Куница. — Что ж, — вздохнул он. — К делу, так к делу.
— Итак…, — немного замедленно, словно перед тем обдумывая что говорит, Куница Боров начал. — В развитие нашей первоначальной договорённости, ну, той, где мы с вами сошлись во мнениях что если у нас всё заладится с переработкой зерна на спирт, я вам ещё предложу партию зерна на переработку. Вот в развитие тех договорённостей я и пришёл.
Что я предлагаю. Есть у меня ещё одна, столь же приличная партия зерна. Правда, не буду врать, чуть-чуть побольше.
— Насколько чуть? — суховато перебила его Маша.
С практикой местных дельцов явно занижать свои «чуть» она настолько часто встречалась, особенно последнее время, что такое вот «чуть» у неё уже в печёнках сидело.
— Достаточно, — тут же подтвердил самые её худшие предположения Куница. — Для начала, остановимся на паре миллионов пудов. Это будет моя первая чуть.
— Тридцать две тысячи тонн, — тут же перевела в привычные для себя меры Маша. — Не хилая у него чуть, — кивнула она молчаливой Белле, внимательно наблюдавшей за разговором. — В прошлый раз у него было всего лишь двадцать тысяч тонн, — подпустила она яду в свой голос. — Нам хватило. Мало не показалось. Хоть мы, конечно, и не имеем ничего против того.
— Вот и чудненько, — мгновенно сориентировался Куница. — Если вы не против, то будем считать что договорились.
— Стоп-стоп-стоп, — остановила разошедшегося было клановщика Маша. — Попридержи коней, — с усмешкой одёрнула она мужика. — Никто пока что тебе своего согласия не давал. Хотя бы потому что не знаем чего ты хочешь. Да и что за зерно хотелось бы знать. Рожь, пшеница, откуда его вывозить, куда потом доставить.
И самое главное, не знаем что мы с этого будем иметь?
За какие такие шиши мы будем работать? Если конечно будем, — с усмешкой суховато добавила она.
— Предлагаю, на прежних условиях, — тут же подхватил Куница. — Сорок процентов зерна ваши и вы мне доставляете спирт туда, куда я укажу.
— А куда вы укажите?
Тихий голос Беллы, словно ножом отсёк собравшегося уже что-то сказать Куницу.
— Если вы не против, то во Рвицу, — всё ж хриплым голосом с трудом выговорил он. — Как вы надеюсь уже слышали, наши городские власти разворачивают там на левом берегу в пойме реки Каменки грандиозное строительство нового речного порта. Вот я и подумал. А чего это я буду спирт свой у себя здесь в городе хранить. Дай ка я его сразу доставлю на берег Лонгары. Там у меня уже и амбары для хранения готовы, и пристань своя есть. Там останется лишь погрузить по весне груз на проходящие мимо суда и к началу лета можно уже продать где-нибудь на Западе.
— Умно, — кивнула Маша. — Довольно умно. Если не считать того, кто будет доставлять ваш спирт туда во Рвицу.
— Вы, — невозмутимо отозвался Куница.
— Мы, — задумчиво буркнула Маша. — Ну, а раз мы, то давай, друг мой, задумаемся. А нафига нам оно надо?
— Не понял, — растерялся Куница. — Как это, нафига оно вам надо? Ради заработка конечно.
— Какого заработка? — сухим деловым тоном тут же уточнила Маша. — Поподробней, поподробней. А то, знаю я вас, местных купчиков. На грош заплатит, а кричит потом что рубль потерял. Одни убытки, мол. А сам в золоте купается.
И потом, если ты опять заводишь речь о том заработке, что был в прошлый раз, то, спасибо, не надо.
— Э, — совсем растерялся Куница.
Признаться, подобного поворота он от этих женщин совершенно не ожидал. Видно те явно не настроены были на деловое сотрудничество, раз с самого начала так резко отреагировали на столь выгодное его предложение.
Да какое там предложение, он даже рта ещё не успел открыть, а его уже чуть ли не тычками в шею выгоняют вон.
Похоже, прошлое сотрудничество не доставило этой компании большого удовольствия, раз обе две эти шалопутные бабёнки так нагло ведут себя с клиентом. И ладно бы с простым, рядовым клиентом, а то ведь он, Куница, совсем непростой человек. и далеко не последний человек в этом городе. И относиться к нему следовало бы соответственно.
К сожалению, это правило действовало везде, кроме этого места.
— «Какая-то здесь аура ненормальная. И бабы какие-то неправильные, — рассердился окончательно Куница, поняв что совершенно точно он ошибся со временем прихода сюда. — Эк же, меня дурня принесло не вовремя. Не дай Бог всё сорвётся».
— Есть предложение, — вдруг даже для себя совершенно неожиданно, решительным тоном начал он. — А чего бы вам мой спирт поставлять мне не в бочках, а в иной таре. К примеру, в стеклянной. Я у вашего Марка был, узнавал. Он может сделать большую бутыль, хоть в четверть, хоть в пятьдесят литров. Ну, пятьдесят — это многовато, тяжёлая бутыль получается, а вот в четверть будет самый раз. И по размеру, и по весу, и по удобству транспортировки такая бутыль меня бы вполне устроила.
Вы мне мой спирт разливаете в такую тару и доставляете во Рвицу, а я вам за это ещё процентиков десять от своего объёма зерна подкину. Считайте, уже половина зерна — ваша. А это без малого миллион пудов зерна пшеницы твёрдых сортов. Шестнадцать тысяч тонн!
И вам хорошо, и мне.
— Три тысячи двести тонн, — медленно проговорила Маша. — Во столько, значит, ты оцениваешь нашу стеклянную тару и последующую доставку произведённого спирта в Тмутаракань. Убого, слов нет, — отрицательно качнула она головой. — Учитывая стоимость на зерно в нашем городе ты, сокол мой, хочешь за гроши приобрести великолепную многооборотную тару, которой цены нет. И послать нас за гроши куда-то на край света. Я правильно тебя поняла, — прищурила она глаза, холодно глянув на хитроватого купца.
— Если не ошибаюсь, кило зерна на местном рынке у нас оценивается в одну медяшку? — раздался со стороны холодный голос баронессы.
— «Влезла, сука, кто просил, спрашивается», — чуть не подпрыгнул Куница от неожиданности, внешне, правда, никак не проявив своего недовольства.
— Ошибаетесь, дорогая баронесса, ошибаетесь, — с безмятежным видом кивнул он, незаметно поёжившись под её пронзительным, острым взглядом. — Раньше, год, два назад, может быть. Даже не может быть, а точно. Тогда цену и меньше давали. А теперь всё, — с насмешкой развёл он руками. — Появился новый транспортный коридор в Приморье, благодаря вашим же усилиям, кстати. Расширились возможности продажи, опять же, благодаря вашей компании, и зерно наше ныне в цене. В большой цене! Меньше пяти медяшек за кило, даже разговоры продавцы не ведут.
Много покупателей, мало товара, — ханжески, ненатурально всхлипнул Куница.
Весь вид его в тот момент прямо так и кричал, как искренне он огорчён подобным положением, как купец. И как искренне этим доволен — как землероб. Странное, убойное сочетание. И всё одно, что этот человек думал в этот момент со стороны было совершенно не разобрать. Скрытен был Куница, скрытен. Скрытен и осторожен. Что-что, а скрывать свои истинные чувства за время жизни в этом городе он хорошо научился. Иначе б не стал тем, кем он сейчас и был, Куницей, главой крупного, сильного клана лесовиков.
— Только причём здесь стоимость зерна, — невозмутимо продолжил он. — Мы же всё в конечном итоге пересчитываем на спирт, на его стоимость. А это — совершенно другие деньги.
— Давай всё же посчитаем на зерно, — нейтральным тоном заметила Маша, упрямо склонив голову. — Оно как-то привычнее, да и стоимость кило зерна давно определена в одну медяшку.
— Пять, — жёстко оборвал её Куница. — Пять, Марья Ивановна, пять. За меньшее ты в городе ничего не найдёшь. И даже на хуторах, меньше чем по два золотых за пуд уже не продают. А это уже три.
В ближе к началу снеготаяния, когда вскроются реки, цена на зерно ещё больше взлетит, вот увидишь. Приплюсуй сюда доставку, вот тебе твоя пятёрка медяшек за кило и выйдет. Так что, Маша, пять, а то и все шесть!
Внимательно посмотрев на упрямого клановщика, Маша нехотя согласно кивнула. Приходилось признавать что купец был прав. Дешевле пятёрки, а то и все шесть-семь, она в городе цен за зерно не видела.
— Ладно, пусть будет по твоему, пять. Доставку, вычитаем, — со скрытой насмешкой заметила она, проигнорировав недовольную гримасу Куницы. Купец тем не менее промолчал.
Итого с продажи твоих десяти процентов, то есть с продажи трёх тысяч двухсот тонн зерна мы имеем, грубо округляя, шестьсот семьдесят тысяч злотых. Звучит, вроде, неплохо, но…
Но за эти деньги ты желаешь не только доставить свой спирт на берег Лонгары, во Рвицу, в настоящую Тмутаракань, но ещё и разлить свои пять миллионов двести восемьдесят тысяч литров по четвертным бутылям.
А это без малого двести одиннадцать тысяч двести четвертных бутылей из калёного, я так понимаю стекла. По три злотых за бутыль и за доставку к чёрту на рога! Ты явно не переплатил, купец. Хочешь, чтоб на тебя работали на халяву?
— Зачем же из калёного, — невозмутимо перебил её Куница, флегматично пропустив возмущённый вопль Маши мимо ушей. И судя по его довольному виду, идея что кто-то будет работать на него целый год за гроши, явно пришлась ему по сердцу. — Из броневого хочу. Гулять, так гулять. А броневое стекло всяко лучше, чем калёное. Хотя…, калёное, согласен, попрочнее будет чем обычное. Особенно если такую бутыль в оплётку из нашей местной лозы поместить.
Цени, — усмехнулся покровительственно он. — Я даже уже научился разбираться в этом вашем стекле, какое калёное, какое обычное, а какое броневое. И что лучше. Лучше — броневое. Крепче.
Потому как везти мне придётся даже не на Запад, а вообще, далеко-далеко, на самый дальний континент планеты, на материк Южный. Через море синее океан и далее по бездорожью хрен знает куда. Там в болотах Южного континента в большой мелководной луже какого-то внутреннего озера сидят ваши любимые мериканы, или как вы их временами презрительно называете, пиндосы, и оченно жаждут получить ваш чистейший продукт для внутреннего потребления, я так понимаю. Который им поставлю я.
С гордым видом Куница с силой стукнул себя кулаком в грудь.
— И с янкесов ты слупишь…, — многозначительно замолчала Маша, намекая Кунице, что раз уж тот начал столь откровенный разговор, то не мешало бы и продолжить. Типа — сказал «а», говори уж и «б».
— Ты права, — усмехнулся тот. — С янкесов ваших я слуплю. И не слабо слуплю. Но сколько и чем, о том вам знать не стоит. Знаешь же, как у нас говорят: «Меньше знаешь, крепче спишь». Или ещё одна хорошая поговорка: «Любопытной Варваре, нос оторвали».
Носики ваши, как я вижу у вас пребывают в наицелейшем состоянии и мне бы хотелось, как, надеюсь, и вам самим, чтоб всё это и в будущем оставалось в столь же прекрасном и целом состоянии. И чтоб вы не совали свои столь симпатичные носики туда, куда вам не следует.
— Согласна, — невозмутимо отозвалась Маша, медленно откидываясь на спинку своего кресла и мельком переглянувшись с Беллой. — Меньше знаешь, крепче спишь. Только вот одна беда. Спишь ты в таком случае голым и босым, и на ужин не пошамав. А кушать хотца. И желательно не чёрный хлеб с ключевой водой, а хлебушек ситный да с маслицем. Посему, друг ты наш залётный, ответ наш — нет.
Как залетел, так и лети дальше. Никаких бутылей ты не получишь, да ещё за столь смехотворную цену.
Одна бутыль — за три злотых? — возмущённо воскликнула Маша. — Да ещё с доставкой! Четырнадцать килограмм зерна за многооборотную небьющуюся тару, сносу которой всю жизнь не будет? Ты нас что, за лохушек считаешь?
— «А за кого же мне вас ещё считать, если вы такие и есть, злые самки собаки», — мысленно, про себя проворчал недовольно Куница.
— Ну что вы, девочки, — осуждающе качнул он головой, расплывшись в льстивой, подобострастной улыбке. — Разве можно так о вас двоих говорить? Вы же самые успешные женщины нашего города. Вам все бабы у нас завидуют. Даже для моей жены, Марфы вы высший авторитет. А вы о себе такое говорите.
— Как есть, так и говорим, — отозвалась из своего кресла Белла. — Как из ваших слов выходит, так и говорим. Так что, давайте, Куница, серьёзнее. Сколько вы готовы заплатить за многооборотную, как это называется тару? Да ещё из бронебойного, небьющегося стекла?
Уж чего-чего, а понимать вы должны, что стоимость такой четвертной бутыли, по сути вечной, должна быть более реальна, чем четырнадцать килограмм зерна.
— Ну хорошо, — поморщился купец. — Зайдём с другого боку. В какую цену вы оцениваете одну четвертную бутыль?
— А твоя цена? — хмыкнула многозначительно Маша, сразу не отвечая. — Ну? — поторопила она его, видя что тот мнётся, не называя свою цену.
— Ладно. Пятёрка — бутыль, — нехотя выдавил из себя Куница.
— Не смешно, — мигом сгоняя улыбку с губ, сухо бросила Маша. — Десять и ни медяшкой меньше.
Куница мысленно чуть не расхохотался. Всё, обе две эти лохушки у него в руках. В умении торговаться во всём Ключёвском Крае ему не было равных. Так что впереди предстояло интереснейшее и увлекательнейшее для него занятие. Сбить цену на редчайший товар у этих двух соплюшек ещё хотя бы наполовину, к первоначальной. А для такого прожжённого дельца, как он, подобное не представляло ни малейшего труда.
— «Как же ему всё же повезло выйти на мериканов, — мысленно похвалил он сам себя. — И ведь вот что значит случай. Не вынь он тогда в поморском трактире бутылку элитного когнака из собственных запасов, разлитую в походную, не бьющуюся бутыль, раздражённый тем пойлом что там его пытались напоить. Не урони случайно её на каменный пол, не насладись потом изумлением окружающих на такую диковину, так и не состоялось бы такого полезного знакомства.»
Кто б мог подумать, что обычный с виду невзрачный мужичок в сером коротком пиджачке с лохматыми обшлагами, на поверку вдруг окажется представителем тех самых мифических мериканов, легенды о которых, одна другой чуднее, который год ходят по всему континенту. И привлечённый тонким хрустальным звоном небьющегося стекла, не сделает тот мужичок ему столь выгодного предложения — поставить в тот приморский город не зерно, а зерновой спирт. Да ещё в столь чудовищно огромных объёмах. Сто тысяч тонн зернового спирта, в стеклянных бутылях из крепкого бронебойного стекла, чтоб уж точно не разбились при транспортировке.
Правда, объём всей поставляемой партии он измерял как-то по странному, какими-то галлонами и баррелями. Ну да это-то как раз ерунда. Как хош называй, лишь бы купил. И главное, удалось его уболтать на поставку спирта в бочках. И только части — в бутылях.
А потом дождаться, когда Сидор с пронырой Димоном уберутся из города, и быстренько подцепить на крючок с большим количеством бутылей этих двух лохушек, которые в настоящей торговле ни ухом, ни рылом.
Десять золотых за четвертную бутыль, пфе! Он с того мерикана все тридцать сдерёт, за каждую, настолько тот заинтересовался подобным стеклом.
Куда он потом эти бутыли денет — это уж была не Куницы головная боль. Но что ни о какой оборотной таре тут не идёт и речи, он понял сразу. Уж слишком ярко вспыхнули глазки того человечка, стоило Кунице лишь мельком обмолвиться о возможности изготовления бутылей не из простого, и даже не из калёного, а из броневого стекла.
Плохим торговцем оказался мерикан. Слишком выдавали его интерес горящие восторгом глаза.
Так что в торговле с девицами Куница мог бы вообще не торговаться, сразу соглашаясь на первую цену, деньги были. Но, нельзя. Какой же он после того купец, если не собьёт предложенную цену хотя бы наполовину.
Однако через полчаса яростного торга цена не только не опустилась, а наоборот, даже поднялась до пятнадцати золотых за бутыль. Что буквально ввергало Куницу в ступор. С таким вывертом в торговле он раньше как-то не сталкивался.
Правда, Куница зачем-то выторговал себе за эту же цену, что девчонки сделают ему оплётку из лозы на каждую четвертную бутыль, якобы для удобства погрузки-разгрузки. А скорее уж от отчаяния. Девки применили совершенно дикий способ торговли. Вместо того чтобы отстаивать свою первоначальную цену, они с каждым разом её повышали, словно проверяя, насколько далеко тот готов зайти.
Когда цена поднялась до пятнадцати, Куница понял, всё, дальше торговаться нельзя. Дальше пойдут уже убытки. И если он хочет выполнить свой договор с мериканами, надо немедленно соглашаться.
— Всё, — в жесте отчаяния поднял он руки вверх. — Сдаюсь. Вы превзошли даже меня в умении торговаться, — подбавил он сладкой лести в свой голос. — Поэтому, давайте остановимся на вашей цене в пятнадцать золотых за четвертную бутыль с оплёткой из лозы и на том успокоимся.
Как я понимаю, раз у нас уже идёт речь о таре, зерно вы готовы переработать. Причём, на старых условиях, за сороковник.
— Пятьдесят процентов от поставляемого сырья, — уточнила Маша. — По-моему, такая цена будет справедливой. Ведь доставлять тебе надо не в город, а во Рвицу. А Рвица раза в четыре дальше, чем Старый Ключ. И это мы ещё не посчитали убытки от того что наши бондари лишаются заработка. Это тоже денег стоит.
— Чего? — неподдельно изумился Куница. — Да вы тут все совсем с ума посходили. — Какие бондари? Ладно с доставкой, но причём здесь какие-то бондари?
— Ну как же, — улыбнулась Белла в ответ на возмущённый вопль заказчика. — Так они у нас были двадцать четыре часа в сутки загружены на изготовлении дубовых бочек под спирт. А с вашим заказом на стеклянные бутыли — они лишаются своей работы, следовательно и заработка. Убытки, сплошные убытки. Логика понятна?
— Мне всё понятно, — угрюмо бросил Куница. — Кроме одного. Во сколько же мне встанет тот спирт?
— Сегодня мы уж все устали, — вздохнула Маша. — Да и времени у нас тобой заниматься, совсем уж не осталось. Домашние дела ждут. Так что, дорогой мой, давай подходи завтра, с утра. Нет, лучше через два дня, когда мы всё внутри себя утрясём, пересчитаем и назовём тебе настоящую цену, ниже которой уже опускаться не будем.
— Боюсь, что после ваших пересчётов у меня и хлеба как такового не останется.
— Вполне может быть, — согласно кивнула Белла. — Ну да это уже не наше дело. Бутыль, да ещё из столь дорогого стекла дорого стоит. И никак не четырнадцать кило зерна. Пусть даже из пшеницы элитных твёрдых сортов.
И вообще, отстань от нас. Сейчас мы тебе всех расчётов всё равно точно не скажем, поскольку раньше ни с чем подобным не сталкивались, и в нашей практике подобного пока что не было. Подходи действительно через пару деньков. Мы с Марком посоветуемся, прикинем свои возможности, и выдадим тебе наш окончательный результат. А там уж твоё дело, соглашаться или нет.
Когда за раздражённой спиной вышедшего из кабинета клиента захлопнулась вторая дверь тамбура, надёжно отсекая все звуки из приёмной, и следом вышла и Дашка, старательно фиксировавшая все ведущиеся переговоры, Маша бросила на Беллу внимательный взгляд.
— Ну? И зачем надо было оттягивать принятие решения ещё на пару дней? Ведь ты же на самом деле не собираешься отправляться к чёрту на куличики, к Марку, и интересоваться у него такой мелочью. Сколько может стоить обычная четвертная бутыль из броневого стекла? Да за пятнадцать золотых за ОДНУ бутыль, мы её для него может не только лозой оплести, а ещё и золотой краской покрасить. Шоб красивше було, — тихо рассмеялась она.
— Не обычная, а весьма даже специфическая бутыль, — спокойно поправила её Белла. — И ты не права, мне к Марку обязательно надо. А надо мне узнать от него, можно ли переплавить наше броневое стекло во что-либо другое и сделать из него какой-нибудь другой продукт со столь же специфическими свойствами. К примеру, чешуйки, что идут на изготовление броневого доспеха. Или ещё что подобное.
— Упс, — растерялась Маша. — Слона то я и не приметила, — тихо пробормотала она.
— Помнится, Марк мне в своё время что-то подобное говорил, — продолжала меж тем Белла, не обращая внимания на растерянность Маши. — Что если перерабатывать вторичное сырьё, то там при повторной переработке что-то такое теряется в процессе расплава, и стекло уже резко падает в своём качестве. Крепче обычного — да, но отнюдь не броневое. Что-то там из него выгорает, что-то важное. То ли глауберова соль, то ли ещё что. А вот что именно, надо бы срочно уточнить. Чтоб не попасть впросак.
И если так оно на самом деле и есть, если выгорает какой-то важный ингредиент, то можно спокойно продавать ему эти четвертные бутыли. Хоть двести тысяч, хоть миллион двести. Пусть потом переплавляют использованную тару во что угодно, броневого стекла ему не видать.
И не менее важно — надо уточнить, есть ли у нас в достатке эти самые добавки, что делают обычное стекло броневым. Двести тысяч четвертных бутылей, — с сомнением покачала она головой.
— Не обольщайся, — сухо бросила недовольная Маша. Она чувствовала раздражение. Так проколоться! Не подумать, что в этом деле самым важным может быть не спирт, а сами бутыли… Нет, осознавать, что так лопухнулась, было неприятно.
— Если стекло идёт пиндосам, а именно тем что свалились на эту планету с авианосцем, то будь уверена, у них найдётся аппаратура, на которой они в мельчайших деталях восстановят весь химический состав стекла, — сердито проворчала она. — Что до, что после — быстро определят. И если чего не хватает, добавят. Спектральный анализ не вчера изобрели. А если у них и нет пока такой аппаратуры, то сделать её, при условии что знающий, толковый человек подскажет, раз плюнуть. А толковых ребят среди пиндосов полно.
— А вот это плохо, — сердито буркнула Белла. — Очень плохо. Тогда возникает резонный вопрос. А стоит ли нам продавать на сторону это стекло? И что пиндосы могут наделать из него такого, что может доставить беспокойство уже нам.
— В первую очередь — всё те же брони, — недовольно бросила Маша. — Сама же сказала. Щитки на лица, с широким углом обзора и прочую защитную амуницию. Да много чего они могут изготовить, такого же для нас неприятного, — тяжело вздохнула она.
И если легенды не лгут, а они, судя по всему не лгут, то в тех болотах Южного континента у них действительно застрял настоящий американский авианосец.
Как такое могло произойти — ума не приложу. Но если это так — нам полный пипец.
И что-то внутренний голос мне подсказывает, что наверняка тот авианосец всяким интересным инструментарием оснащён так, что нам и не снилось.
И если, не дай Бог, они свой авианосец выведут в океан, мало не покажется никому. Стремление к гегемонии у пиндосов в крови, уж поверь мне. Они всех тут раком поставят. И в первую очередь нас, как самых горячо любимых. У них к русским давняя и искренняя любовь. И будь уверена, первыми они примутся за столь неординарную группу, которая обладает такими необычными секретами как небьющееся стекло.
— Не льсти себе, — холодно бросила Белла. — Для полного спектрального анализа им достаточно и маленького осколочка от любой бутыли. Даже кусочка брони им хватит. А дальше они уже сами наладят своё производство. А этих броней и стекла по миру уже расползлось — не сосчитать сколько. У них явно не должно быть проблем с образцами.
Тогда, спрашивается, почему они до сих пор этого не сделали?
— Не позволяют технические возможности, — медленно проговорила Маша. — Чего-то там у них нет нужного, раз им потребовалось стекло в столь крупных размерах. Расплавят и нальют себе всего что только душеньки их пожелают.
— Да и для спектрального анализа нужно соответствующее оборудование. А есть ли оно на авианосце образца сороковых годов двадцатого века — вопрос. Большо-о-ой вопрос.
— Помню, Марк когда-то делал чудные бокалы, — медленно проговорила Белла. — Из тончайшего, буквально в паутинку толщиной стекла. Да и вряд ли при поставке бутылей будет оговорена толщина боковой стенки. Никому это просто в голову не придёт.
— Ну а если Марк сделает такие же тонкие стенки, как для того сервиза Императрицы, то беспокоиться нам не о чем. Материалов там с двухсот тысяч бутылей наберётся — с гулькин нос, — неприятно как-то и нехорошо улыбнулась Белла. — И ничего путного с таким объёмом сырья ты не сделаешь.
Так что, если Куницын покупатель рассчитывает на обычную толщину стенки, как в простых бутылях, придётся его сильно огорчить.
А сам Куница не будет настаивать на толстых стенках, потому как наверняка не посвящён в подобные тонкости и схватит всё что ему впарят. А как уж он будет потом со своими заказчиками разбираться, то это его уже дело.
— Ну что, на этом остановимся? Теперь остаётся только переговорить с Марком и можно заново встречаться с Куницей.
— Угу-м, — буркнула задумчиво Белла. — И для нас сейчас главное выяснить, может ли он припаять на днище тех бутылей свинцовую, а лучше и дешевле чугунную вставку, по образу того как он устраивает свинцовые сердечники в своих стеклянных пульках для арбалета. Так не сразу будет заметно что бутыли чересчур лёгкие.
В этом плане пожелание клиента сделать на каждую бутыль по оплётке из лозы, для удобства транспортировки, нам как нельзя лучше подходит.
Ну что, по домам? — улыбнулась она. — А то мне завтра рано поутру на стекольный завод отправляться, а туда лучше выехать пораньше, чтоб к вечеру успеть.
Ну, Куница, — предвкушающе потёрла она ладони друг о друга. — Ну, держись!
— Слушай, подруга, — вдруг остановила её Маша. — Мне — непонятно, а зачем им спирт. Да ещё в таких количествах?
— Интереснее другое, — думая о чём-то своём, машинально кивнула Белла. — Первый раз за всё время своей жизни я услышала такую конкретику о ваших пиндосах.
— Тогда опять вопрос на засыпку, — упорно гнула своё Маша. — Нафига им нужно столько спирта? Уж во всяком случае не для питься и не для протирки контактов.
— На это вопрос я тебе пожалуй сразу отвечу, — задумчиво пробормотала Белла. — Проф как-то обмолвился, что спирт применяется в изготовлении порохов. А по моим сведениям, Южный континент если чем и славен, то джунглями и болотами. И ростить там рож или пшеницу, из которой потом можно было бы получить высококачественный зерновой спирт — невозможно по определению, не растут. Тепло для них там слишком.
Гнать из чего другого? — пожала она плечами. — Может не могут? Или не хотят. Проще купить, заплатив дикарям бусами. Особенно если те сами напрашиваются. Типа как Куница.
— Боюсь, в данном случае бусы будут огнестрельные, — мрачно буркнула Маша. — Пиндосы если чем и славны, так это великолепным умением стравливать людей и племена друг с другом. Дома на Земле целый континент под себя расчистили от прежних обитателей. И что самое интересное, в большинстве случаев руками самих же коренных жителей.
Как бы они и здесь не взялись за свою старую политику разделяй и властвуй.
Не хотелось бы и здесь с ними стыкнуться. Когда им что-то надо, они могут быть крайне неприятными личностями.
Утро Марка.
— Как почивалось, сударыня?
Сладостно потянувшись, что рельефно выпятило высокую, налитую молоком грудь, Изабелла, прищурившись на слепящее весеннее солнце, молча улыбнулась.
Стоя на открытом крыльце гостевого домика она молча смотрела на залитый ярким утренним солнцем просторный заводской двор стекольного завода и наслаждалась непривычной тишиной, царящей вокруг. И это не смотря на то, что она точно знала, в цехах завода в этот момент идёт активная деловая жизнь, и там сейчас своим непосредственным делом занято не менее нескольких сот людей, чуть ли не под тысячу — утренняя смена.
— Хорошо, — тихо проговорила она. — Нигде мне так хорошо и так покойно не спится, как у тебя, Марк. Аура у этого места какая-то хорошая, умиротворённая. Тишь да благодать. Так бы спала и спала до обеда, ни о чём не беспокоясь. Даже груднички за ночь ни разу не побеспокоили, тоже видать устали с дороги. Или и на них, также влияет это место, — снова широко и беззаботно улыбнулась Белла, глядя на старого управляющего.
— Да, спится у нас тут сладко. Это все признают.
Оглянувшись на удивительно пустынный в этот час двор завода, Марк тяжело вздохнул.
— Видать, здорово ты вымоталась за последние дни, раз тебя даже суета утреннего пересменка не разбудила. И вообще, — бросил он ещё один короткий внимательный взгляд на пустынный двор. — Надо будет гостевой домик перенести куда-нибудь подальше, в более тихое место, а то здесь днём сильно беспокойно стало. А последнее время уже и ночью третья смена шумит. Всё же наш завод — это не то что раньше — тихая и уютная стекольная мастерская на два десятка человек. Только заводских рабочих стеклодувов под тысячу душ наберётся. И это не считая мастеров, счётчиков и всякой разной охраны, снабженцев, обслуги и транспортной компании.
— Жалеешь?
— Нет, — пожал Марк плечами. — Беспокойнее жить стало, зато и интересней. Столько всякого разного и, главное, интересного за последнее время напридумывали, что сам себе диву даюсь, как такое возможно. Жизнь — галопом понеслась.
— Покажешь? — улыбнулась Белла.
— Покажу, — расплылся в ответной искренней улыбке управляющий. — Не только покажу, но и всё расскажу. Всё что у нас здесь в твоё отсутствие произошло. И начну я, пожалуй, с нашей новой пристани.
Была на канале?
— Я же только вчера вечером, считай что ночью, приехала, — улыбнулась в ответ Белла. — Откуда? Разве что по отчётам знаю, что вы тут много чего понастроили, интересного.
— Тогда, сразу на канал. Наша гордость. Почитай полная верста наберётся от озера, прямо к стенам завода. Ширина — двадцать пять метров, глубина — шесть. Две баржи разойдутся без всяких проблем. Не канал — сказка. Берега — на глубину двух метров камнем выложены, чтоб отбойной волной не размывало и льдом не попортило. А пристань здесь у стен и место отстоя барж, думаю, закончим к весне. Считай что новое озеро себе возле стен завода откопаем.
— Подымимся на стены или там на месте посмотришь?
— На стены. Заодно и посмотрим что зодчие ящеры тебе тут наваяли.
— Средневековье, — презрительно поморщился Марк. — Ли Дуг какой-то тупой, ей Богу. Говоришь ему говоришь, чтоб казематы внутри делал побольше, под дальнейшую установку орудий и пулемётов, чтоб потолки были повыше, проходы пошире, а сам не проследишь, обязательно за ним переделывать приходится. Так и норовят узкие низкие коридорчики настроить внутри толстых стен и потолки, чтоб затылком чиркать. Всё озабочен, придурок, устройством тайных ходов внутри стен и экономией. И сколько ему ни говоришь, что нам этого не надо, ему всё как об стенку горох. В одно ухо влетело, в другое — вылетело.
Тупой он, Белла, у тебя какой-то.
— Не тупой, лживый и хитрожопый, — сухо отозвалась Белла. — А раз не слушает что ты ему говоришь, то передашь этому хитровану, что с этого дня я отстраняю и его, и весь его клан от производства работ по строительству оборонительных стен стекольного завода. Да и всего этого оборонительного куста — тож. Раз не делают то что надо заказчику — пусть сидят без работы. Раз Ли Дуг такой умный, пусть на других объектах зарабатывает, у других заказчиков. А мы договоримся с остальными двумя кланами. Другие кланы с радостью сделают ему козью морду и перехватят дорогущий заказ. Он уже своей тупостью и упёртостью всех достал. И в первую очередь меня. Так что проблем с ящерами больше не будет.
Надеюсь, ты много денег вперёд ему не проплатил?
— Я вперёд вообще ничего не плачу, — недовольно проворчал Марк. — Только по факту и только если меня всё устраивает. А его работа меня не устраивает. Мало того что творит что сам пожелает и как сам того пожелает, так за ним постоянно переделывать приходится. А ещё последнее время вообще взялись халтурить. И всё оправдывается что они, мол, торопятся. По твоему якобы требованию. Быстрей, быстрей, быстрей, успеть до начала лета.
— Ну, конечно, — мрачно хмыкнула Белла. — Это я сама для себя пожелала чтобы он сделал мне плохо. Хитёр, поганец. Ну да мы хитрее. При расчёте, десять раз перепроверь за ним всё что он тут понастроил. И если что не нравится — безжалостно вычитай. Виноват — пусть платит.
— А теперь, пошли, глянем на твой канал и твою заводскую пристань.
— На озёра не поедем, далеко. Потому и озёрную пристань смотреть не будем. Хоть и там есть на что взглянуть, — улыбнулся в ответ Марк. — И даже за ворота не пойдём. Со стен посмотрим. Да и видней с высоты.
— Ну и мне от маленьких далеко отходить не хотелось бы, — улыбнулась в ответ Белла. — Пошли на твои знаменитые стены подымимся. Глянем, что у тебя и как.
Двухчасовая прогулка по верхней боевой галерее крепостной стены завода доставила Белле ни с чем не сравнимое удовольствие. Всё же наследница древнего рыцарского рода ко всяким военным игрушкам испытывает неистребимую тягу. И как ты из себя это не выдавливай, как ни отказывайся от своего естества, переключившись на торговлю и любимые научные исследования, природу не изменишь. Она своё возьмёт и не раз о себе напомнит.
Так и сердце Беллы буквально пело, когда она влюблёнными глазами смотрела на не заполненный ещё водой, вымощенный большими крупными валунами широкий и глубокий крепостной ров. Опоясывающий ещё до конца не достроенный периметр крепостных стен завода, он двумя широкими рукавами соединялся с подступающим прямо под стены крепости широким транспортным каналом, пока ещё отсечённый от него двумя большими временными плотинами.
— А это что за муравьи там внизу? — кивнула Белла на мельтешащие внизу фигурки в каких-то бесформенных грязно-серого цвета балахонах. — Там, где пристань.
— Как кто? — усмехнулся Марк. — Мои ящеры, личные, подгорные, бывшие людоеды, — с неприкрытой гордостью заявил он. — В отличие от ваших, с шахты, не сбежали, как их тут всякие Ли Дуги не уламывали и не уговаривали влиться в его клан. Отказались! Сами здесь живут, своей жизнью, своей головой. А всяких агитаторов посылают нах.
Пытались было съесть, агитаторов то есть съесть, да сдрейфили. Побоялись мести со стороны имперских. Те свою силу здесь чувствуют, и чуть что не так, сразу бьют местных смертным боем. А те ответить не могут. Вот и таятся. А заодно и злобу копят.
Допрыгается когда-нибудь Ли Дуг со своей агитацией, допрыгается. Не любят его здесь. Ой, как не любят.
— Его нигде не любят. Даже в своём же клане, — буркнула Белла. — Да толку. Не любят, а слушаются. Слушаются и делают так, как он говорит. Потому как он всегда с прибытком. Хороший администратор, — тяжело вздохнула она. — И как бы нам было легко, когда бы он был никчёмный руководитель. Ан, нет. Вот его ящеры в клане и терпят, и раз за разом выбирают в Главы. Потому как прибыль приносит хорошую и достаток всем обеспечил. Вот так то.
— Деньги, деньги, — согласно кивнул Марк. — Деньги правят не только людьми, но и нелюдью. А жаль. Честно говоря, я б этого Ли Дуга собственными руками придушил, до чего он мне не нравится.
— Придушишь, уж это я тебе обещаю, — негромко, так что Марку показалось что он ослышался, прошептала одними губами Белла.
— Э? — вопросительно поднял Марк правую бровь.
Посмотрев в глаза старого мастера, Белла лишь улыбнулась, никак больше не ответив на молчаливо вопросительно задранную бровь Марка.
Хмыкнув, управляющий надолго замолчал, видимо про себя обдумывая возникающие перспективы.
— Хочешь сказать…., — запнулся он, не договаривая.
— Слишком много вопросов с ним и вокруг него возникает, — согласно кивнула на не заданный вопрос Белла. — И все как один — крайне неприятные и крайне подозрительные. И ни одного положительного ответа.
— Слишком много вокруг него странного происходит. Так что надо постепенно, аккуратно, без скандала, от него избавиться. И обо всём, чем мы тут заняты, его не информировать. Чем меньше он знает, тем нам спокойнее.
— Понял, — кивнул Марк. — Мне тоже давно казалась подозрительной эта его суета и непонятная упёртость, и якобы непонятливость. Видать, не у одного меня вопросы по отношению к Ли Дугу возникли.
— Ну да Бог с ним, с этим ящером. Ты вот что лучше скажи. Корней сильно ругался, когда узнал что его подставили с испытанием орудий? Когда его фактически выставили на всеобщее посмешище с его новым пневматическим орудием?
— Не то слово, — поморщилась Белла. — Я таких слов, что от него тогда услышала, до того ни разу не слыхала. А уж точность и образность его определения вообще вводит в ступор. Раньше думала что от старых солдат в своём замке я многого понаслушалась. Оказалось, я ошибалась.
Одним словом, отыгрался он на мне за всю развёрнутую нами секретность по полной. Боюсь теперь лишний раз к Машке домой заскочить. До сих пор не простил. Как глянет при встрече, аж душа в пятки уходит. Суров, мужик, суров.
— Отойдёт, — улыбнулся одними губам Марк. — Отойдёт и простит. Он мужик не злопамятный. И поймёт что иначе никак нельзя было. Слишком много вокруг чужих глаз за нами смотрит. И как ты ни таись, а всё одно, что-нибудь да углядят.
— Если бы что-нибудь, — с горечью отозвалась Белла. — А то ведь самую суть высматривают. Ну да ладно, — поёжилась она на залетевшем на верх стены холодном ветерке. — Пойдём, пройдёмся по цехам. Ты мне всё на месте покажешь и там детально обговорим просьбу Куницы.
— Да нечего там обговаривать, — небрежно отмахнулся Марк. — Сделаем. Сделаем мы ему те бутыли, да пригруженные для тяжести свином.
— Чугуном, — поправила его Белла. — Не дело цветным металлом разбрасываться там где можно обойтись дешёвкой. Свинец слишком дорог.
— Как скажешь, — пожал плечами Марк. — Мне что свинец в стекло на дно закатать, что чугун — без разницы. Чугун даже лучше, его как грязи. Да и дешевле он.
— А пристенная пристань твоя действительно впечатляет, — улыбнулась Белла, отворачиваясь от происходящего внизу и направляясь к ближней башне с лестницей, ведущей во двор. — И озеро вы под стенами немалое выкопали. Аж завидки берут, как посмотришь. Маше б такой широкий ров с прудом у стен, в её Медвежьей крепости. Всё б мне спокойнее было б.
У тебя когда землекопы освобождаются?
— До конца лета будут заняты, — хмуро буркнул Марк.
Явно читаемое желание Беллы пристроить его рабочих ещё куда на сторону, совершенно не вызвало у него энтузиазма. Видать понимал. Стоит ему лишь раз выпустить землекопов из своих рук, всё, дальше их уже можно и не увидеть. Строек у компании хватало с избытком и везде требовались хорошие землекопы. А уж как копают его ящеры, уже наверное на весь Ключёвский Край гремело. Он устал уже отбиваться от предложений, валом идущих от местных кланов дать им на время его бывших людоедов.
Правда, вот такие просьбы он даже не рассматривал. С практикой местных чуть что не так, резать людоедов под корень, он в достаточной мере был знаком. И прекрасно понимал, если случится какая замятня, первыми вырежут его рабочих. Так сказать, во избежание. И никакими рассуждениями что они людоеды бывшие, и что добровольно отказались от человечины, что они теперь мирные, никого не проймёшь.
Старая, застарелая ненависть к подгорным людоедам сидела у местных в крови. И дай им волю, малейшую возможность, ничтожнейшее подозрение, никого больше обратно он не увидит. Вырежут!
— Ан, нет, — вдруг оживился он. — Могу дать. Покойничков Корнея, которых якобы «похоронили» под литейным в подземном хранилище.
— Та пара тыщ, которых якобы вырезали, и духи которых, неупокоённые, якобы бродят неприкаянными по подземельям и стоят на страже секретов Закромов Родины? — улыбнулась понимающе Белла. — Беру. Хоть как-то оправдаюсь перед Корнеем за обман и якобы душегубство. Может, скорее простит? Самое главное, тогда крепость Медвежью, такую хорошую, прямо под стенами города бросать не придётся. А без большого серьёзного рва так и придётся сделать. Не хотелось бы.
— Да и вообще, раз появилась такая возможность, у меня тогда на них сразу появляется планов громадьё. У нас там и Южный залив дальше углублять надо, и возле города северный край портового залива внимания требует. Сейчас, по зиме, самое время начать работы. Да и вообще, куда ни кинь, везде нужен хороший землекоп.
— Ну, вот, пришли, — распахнул Марк дверь цеха перед Беллой. — Стеклодувный цех, а рядом склад готовой продукции.
Вот тебе твои бутыли четвертные.
Каюсь, — улыбнулся он, глядя на изумлённую Беллу. — Как только ко мне подвалил Куница со своей просьбой попробовать сделать для него четвертную бутыль, я сразу озаботился, не дожидаясь вашего решения. Да и чего ждать, такая бутыль в любом хозяйстве вещь нужная.
Только вот на броневое стекло я не рассчитывал. Да ещё в столь впечатляющих объёмах. Думаешь, двумястами сотен тыщ он обойдётся?
— Чую что нет, — задумчиво пробормотала Белла озадаченно глядя на Марковы бутыли. — Уверена, что нет, — нахмурившись, сердито бросила она.
Весь её вид в этот момент был столь озадаченный и даже какой-то растерянный, что Марк даже на миг испытал беспокойство. Всё ли так?
— Уж больно у мужика была морда хитроватая, когда договаривались, — медленно проговорила Белла, не сводя с бутылей своего озадаченного взгляда. — Наверняка, при следующей встрече ещё больше повысит количество и постарается сбить цену. Всё же пятнадцать злотых за бутыль — это очень много, — медленно покачала она головой. — Три миллиона сто шестьдесят пять тысяч злотых. Просто безумие какое-то. Но он согласился. По крайней мере предварительно и на словах.
— Сокращай, — решительно кивнул Марк. — Можешь смело сокращать цену. Нам такая бутыль всё равно не больше серебрушки за штуку выйдет. Брать за неё пятнадцать? И не серебром, а золотом — это с любой стороны как ни погляди, а наглость. Не заплатит, — уверенно проговорил Марк. — Вот увидишь, не заплатит.
— Как говорится: «Наглость — второе счастье», — буркнула Белла, отворачиваясь. — Показывай, — вдруг как-то сразу переключилась она на другое. — Показывай всё, что у тебя есть новенького.
— Баллоны, — протянул руку вперёд Марк. — Показываю! Новые облегчённые баллоны под компрессоры для пневматических систем. Для передвижных и для стационарных. Из металла слишком тяжёлые получаются, вот мы с парнями с Литейного и подумали их заменить на стекло. Обычное лопается, нужное давление не держит, а вот броневое — в самый раз вышло. А уж твоя идея делать бутыль с толщиной стенки чуть ли не в паутинку — вообще супер. Тяжело, чувствую, будет выполнить такое требование, но зато сколько сырья сэкономить можно, — метательно закатил он глаза к потолку.
Кстати, если хочешь, можно не возиться с чугунными вставками, а сделать композитное изделие. Более-менее толстые стенки, чтоб сразу никто ничего не понял, из обычного стекла, а для крепости — с напылением верхнего броневого слоя. Вообще бы получилось бы чудо. Расход ценного сырья — исчезающе ничтожен. А при попытке переработать — основное ценное свойство, прочность, гарантированно не восстановимо.
Жаль не получится, — с грустью вздохнул он, бросив короткий взгляд на Беллу. — Это же надо делать поточную автоматизированную линию, чтоб выдержать прецизионное качество. Ребят с механических Трошинских мастерских чуть ли не на месяц занять. А у них своей работы по горло. Да и кто ж мне на такую дорогую работу средств даст, — многозначительно, с тайным намёком посмотрел он на Беллу.
Может, попробуем? — закинул он пробный шар. — Всё одно такое количество бутылей, целых двести тысяч, вручную выдуть задача мало реальная. Что в отведённый срок не уложимся — к гадалке не ходи. Так и так придётся налаживать поточное производство.
Так что Куница со своим предложением — просто подарок с неба. У нас уже и технология вся практически отработана, и начать можем хоть завтра.
А вот дуть вручную…, — поморщился он. — Двести тысяч! Тут со сроками…, — смущённо пожал он плечами. — Тут я, пожалуй, погорячился. Надо с мастерами поговорить. Уж слишком крупный заказ. Придётся с других направлений людей снимать и фактически новый цех строить. А это с какой стороны ни посмотри — плохо, — грустно констатировал он. — Как бы твой Сидор из своего Приморья не прибежал и ругаться не начал. К нему туда пулек уходит — море. Сколько ни дай — всё мало. А снимем людей с производства — оставим Приморье без пуль.
— А новых людей набрать?
— Если только до пахоты, — задумался Марк. — Потом всё одно по домам и своим делянкам разбегутся. А пока зима, вполне реально крупный задел сделать.
Решено! — решительно рубанул он рукой воздух. — Найму ещё людей, пока есть кого. А дальше? Дальше и решать будем. В конце концов Куница понимать должен, что у меня тут не автоматическая линия по дутью его бутылей стоит, и всё сразу не делается. Да ещё в столь чудовищных объёмах. А ещё народ ведь и обучить надо, — совсем скис Марк. — Проблемы, одни проблемы, — тяжело вздохнул он.
— Теперь, насчёт столовой посуды, — перешла к другой теме Белла. — Что ты мне жаловался, что не берут.
— Не берут, — пожал плечами Марк. — Инерция мышления. Люди не готовы платить за непривычное. А прозрачная стеклянная посуда — более чем непривычное дело для этих мест. Да к тому ж, небьющаяся. Так что все планы наладить массовое изготовление небьющейся посуды — полетели прахом. Не покупают. Если только как диковинку. Тарелку, стакан, кружку. По одной на всю семью, а то вообще, что-то одно на весь клан, как диковину. Но, много ли на том заработаешь?
— А Приморье?
— Та же история. Подарочный чайный или кофейный сервизы идут, но со страшным скрипом. И то из проданного, большая часть — на подарки разным нужным людям. Реально, продано сущие слёзы.
— Твои соображения?
— И цена отпугивает, и очень уж непривычно пить из стекла. Народ привык к грубой глиняной посуде. Керамика, в лучшем случае — фаянс. О фарфоре и речи не идёт. Здесь не знают что это такое. Ну а тонкое прозрачное стекло — вообще не котируется. Полный провал, — грустно констатировал Марк. — Осталась последняя надежда — поставки на Запад, в торговые береговые города и дальше в Герцогство. Там народ богатый, да и более охоч до всяких новинок. Может там что-то продадим. Но это если у нас будет своя доставка, свои корабли. Отдавать такой товар на сторону я б не советовал. Вся прибыль останется там же, в чужих руках.
Ну и последнее, — остановился он пред чем-то большим, накрытым большим куском толстого парусинового полотна. — Вуаля! — небрежным движением дёрнул он полотно вниз, открывая то что было под ним.
— Упс, — смутился Марк. Грубое, тяжёлое полотно даже не шелохнулось. — Эй, кто там! — обернувшись, крикнул он в сторону цеха, где сновали занятые своими делами рабочие. — Вась, — махнул он кому-то рукой, — помоги!
Совместными усилиями набежавших добровольных помощников тяжёлое грубое полотно старой парусины было наконец-то после долгих усилий сдёрнуто и небрежно сброшено наземь.
— Вот! — переведя дух, гордо подбоченился Марк. — Как ты и просила. Стеклянная цистерна на три тонны. Но эта, зараза, правда уже не из броневого, а из калёного стекла. Тяжёлая зараза, — мрачно констатировал он. — И по крепости — не очень. Удачно стукнешь — вмиг рассыпается мелкими осколками. Падла! — не сдержавшись, обругал он неудачное изделие. — Так что, думаю, перспектив у такой цистерны нет. А вот если поэкспериментировать с броневым…
В этом плане, очень удачно к нам подвалил Куница. На его счёт и все издержки по экспериментам спишем. Пусть платит, коль захотелось ему вдруг столько бутылей.
Кстати, вопрос на засыпку. А зачем тебе стеклянная цистерна понадобилась?
— Кислоту возить, и тот же спирт, — повернулась к нему Белла. — При всём желании, мы сейчас не можем сами произвести столько кислоты сколько нам уже надо. А возить из Приморья или, ещё хлеще, с далёкого Запада в бутылях, как это собирается делать Куница с нашим спиртом — себе дороже. Да и фургоны у нас есть, рассчитанные как раз на груз в три тонны. Давно уже всё рассчитано и обкатано. Так что, дело было лишь за тобой, за твоей цистерной.
— А кислота тебе зачем?
— Порох, — тяжело вздохнула Белла. — Кислота нужна для изготовления в первую очередь порохов, самых разных. Ну и вообще. Хозяйство у нас растёт, как на дрожжах. И сколько ты той кислоты не привези, всё мало.
— А зачем нам порох? — непонимающе глядел на неё Марк. — У нас же ребята пневматику развивают.
— На продажу, — глядя на него как на умственно отсталого идиота, пояснила Белла. — Один патрон сейчас в Приморье можно продать до десяти золотых штука. Но это лишь когда в нём хороший бездымный порох. А для того нужна азотная кислота. У нас же производить её не из чего. Нет селитряных месторождений поблизости. Зато в Приморье — их море. Куда ни плюнь, в селитряное месторождение попадёшь.
Но оттуда проще везти уже готовую кислоту, чем селитру, и здесь перерабатывать. Да и грязи в таком случае у нас здесь меньше будет. Всё останется на местах переработки.
К тому ж, элементарно на всё рабочих рук не хватает. Потому лучше купить, чем заниматься собственным производством.
А везти, как ты, надеюсь уже понял, лучше одной цистерной в три тонны, чем в бутылях. Куча бутылей, или один объём в три куба? Что лучше?
— Смотря для чего, — пожал плечами Марк. — Вот Кунице, лучше четвертными бутылями. Нам — лучше одной цистерной. Да и внешняя обшивка из чёрной фанеры крепости добавит. С горы упадёт — не разобьётся, — улыбнулся Марк.
— Что нам и надо, — расплылась в ответной улыбке Белла. — А то медведи проснутся и быстро нам кузькину мать покажут. Кислота — это тебе не спирт. Хоть, то и то для природы — одна отрава.
Ну всё, — окинула она довольным взглядом гудящий цех. — В целом я довольна. Всё идёт своим чередом. И, главное, ты уверен что восстановить нашу рецептуру броневого стекла ни у кого не получится. А остальное, по большому счёту, не важно.
Цистерна, как будет готова, ты мне сообщи. А то и свяжись с нашим каретником сам, чтоб он завтра же начал разрабатывать защитный короб и несущую тележку под неё. Чтоб к тому сроку когда ты закончишь, и у него всё было готово. Время не ждёт, как бы это громко не звучало.
— Да не волнуйся ты так, — улыбнулся Марк. — Вчера весь вечер пытала меня. Да-да, нет-нет. Сейчас всё не успокоишься. Так вот тебе окончательный ответ. Всю ночь думал, не спал. Цени! — широко и добродушно улыбнулся старый мастер.
На том техническом уровне, на котором находятся мериканы, им ни в жизнь не разобраться с рецептурой нашего бронестекла. Возможностей нет. Сороковые года — не многое могут дать в плане достойного оборудования. А уж авианосец, — небрежно махнул он рукой. — Если там чего и есть в избытке, так это пушек и тяжёлых снарядов. Ну, самолёты ещё, конечно.
— Хотя, — задумался мастер. — Если там парни из сороковых годов, то они ещё нормальные мужики. Что не пиндосы — точно. А раз так, то может ты всё усложняешь? Какая гегемония? У них же до войны процветал этот, как его, изоляционизм.
— Так что вполне вероятно, сидят они в своём болоте и носа никуда не высовывают.
— И не заказывают пять миллионов литров чистейшего девяносто шести процентного спирта, — ядовитым голосом прокомментировала его замечание Белла.
Нет, Марк. Не обижайся, но насколько ты хорош в своём деле, настолько плох как аналитик. Поверь уж мне. И года, двух не пройдёт, как мы с ними столкнёмся. И не забывай. Мы собираемся строить крупную морскую базу там на югах, на побережье южного моря. И неизбежно нам придётся с ними столкнуться. Увы, это так, — тяжело вздохнула она.
Так что, занимайся ты своим делом, а я уж займусь своим. Меня груднички ждут, — вдруг как-то по доброму, ласково улыбнулась она. — Вот моё дело, — тяжело вздохнула она. Дети! А не эта вся стреляющая и колющая, и травящая всех мутотень.
Надеюсь, теперь уже всё? — улыбнулась она. — Если всё, то возвращаемся в гостевой дом и собираемся обратно. Хорошо у тебя, а дел дома невпроворот. Пора ехать. Если что не договорили, договорим потом.
— Ну, пора, так пора, — вслед ей с тяжёлым обречённым вздохом откликнулся Марк. — Жаль. Так редко видимся, а мне без вас, Белла, скучно. Скучно и грустно. Вы как ясное солнышко в дождливую осень. Появитесь на миг, всех обогреете и снова пропадаете надолго. И параллельно подкидываете кучу всяких интересных идей.
— Теперь будем видеться чаще, — улыбнулась в ответ Белла. — Теперь уж окончательно решено. Центр всех наших усилий будет сосредоточен не в Старом Ключе, а здесь, у вас с Лёшкой. Так что без внимания мы вас не оставим.
— Значит, город падёт? — нахмурился Марк.
— Посмотрим, — безразлично пожала плечами Белла. — Если городские власти не сменят политику, город точно падёт. Если опомнятся, шанс выкарабкаться ещё есть. Хоть по нашим расчётам времени до нашествия осталось не так уж и много. Но, как говорится: «Слепой сказал, посмотрим».
Маша и кручина
Оставшись дома одна на хозяйстве, всё утро следующего после встречи с Куницей дня Маша провела одна у себя в кабинете банка, не выходя даже для встречи с клиентами. К слову, и клиентов то сегодня по счастью много не было. Девочки в кассово-расчётном зале и без неё справились. Благо, что опыт уже имели, и стоять у них над душой, поучая, не требовалось.
Маше надо было осмыслить всё произошедшее с ней за последнее время и в этом плане поездка Беллы на завод к Марку вышла как нельзя кстати. Маше требовалось побыть одной и всё обдумать. А рядом с Беллой это было невозможно, та своей кипучей энергией не давала Маше и минуты покоя, чтоб спокойно проанализировать происходящее.
А обдумать было что…
После поездки на спиртоводочный завод к Степному, Маша совсем по иному глянула на свой дом. Ранее такая казалось надёжная Медвежья крепость, на поверку оказалась сущим пшиком для любого серьёзного находника, что вздумал бы взять её штурмом. И до сих пор спасало её лишь то что рядом был большой город с немалым гарнизоном, а по соседству обычно постоянно болталась какая-нибудь крупная Корнеевская воинская часть. То сотня Мишки Безпалого, старого кореша Корнея, задержится в окрестностях на месячишко, отрабатывая с Корнеем какие-то их хитрые программы обучения. То, не успеет убраться Мишка, как ему на смену прибывает Стёпка Шишига со своей полусотней. И опять они что-то вместе с Корнеем или без него, но по его поручению отрабатывают в окрестностях.
Всегда это вызывало у неё искреннее удивление, да за обычной житейской суетой как-то постоянно забывалось. Да и дела отвлекали.
И только сейчас ей стало понятно что происходит. Не собираясь спорить с женой, Корней нашёл выход как усилить охрану своего дома, не привлекая лишнего внимания. Он просто постоянно держал в пределах видимости со стен, от половины до полной сотни своих егерей, под видом какого-нибудь обучения.
— «Дура! Какая же я дура, — мысленно костерила себя Маша. — В упор не видеть того что происходит у меня под носом? Дура! Иначе и не скажешь.
Ну и муженёк у меня, — вдруг искренне восхитилась Маша. — Провёл глупую бабу, сделал всё ж по своему. Молодец!
Но доступ к телу я ему на недельку прерву, чтоб знал как обманывать собственную жену. Будет знать теперь, умник!»
Глядя теперь на такие ставшие родными стены, она в этот момент отчётливо поняла одно: «Медвежью Крепость придётся бросить».
У крепости не было естественных защитных рубежей. Ни реки, ни болота, какого-нибудь, ни большого водного пространства, ограждающего её с какой либо из сторон и защищавшего бы от набега.
Медвежья крепость была фактически беззащитна, несмотря на её высокие крепкие стены. И Корней это отчётливо понимал, в какой-то момент просто отказавшись развивать её как оборонительное сооружение. И ничего, ни слова ей не сказал, раз и навсегда решив для себя что это — временный дом. Оттого так равнодушно и относился всегда ко всем её попыткам что-либо изменить в крепости, действуя по принципу: «Чем бы баба не тешилась, лишь бы не плакала».
— «Ну, Корнеюшка, — мстительно прищурила глаза Маша. — Ну, муженёк. Ну, погоди! Ужо я тебе припомню дуру бабу, которой ничего объяснять не надо, дабы она не расстроилась».
«А она то, дура, блондинка, радовалась, думая что это она вразумила мужика и тот её во всём слушается. Блондинка! Одно слово — дура!
Не такой, оказывается Корней человек, чтоб глупцов слушать, — непонятно с чего довольная, констатировала для себя Маша. — Знала я это ранее, да всё как-то на себя это одеяльце натянуть не догадалась. А надо было бы. Глядишь, столько глупостей не наделала бы».
Болото.
Весёлая капель стремительно надвигающейся весны пугала Ртищу больше чем сотня злых и вооружённых до зубов ящеров. Ничего он сейчас так не боялся, как внезапного пришествия тепла. Вот только сейчас, когда вроде бы всё стало налаживаться, ему только вскрытия рек не хватало.
Скоро разольются половодьем реки и окрестные болота окончательно станут непроходимыми, и на долгий месяц отрежут его отряд от Большой земли, а значит и от любой помощи от людей.
Сколько бы он ни говорил, сколько бы не горячился, сколь бы не хорохорился, не вставал гордо в позу независимости, а жёсткую зависимость от компании землян избыть было невозможно. Ртища со своими людьми полностью зависел от поставок оружия и продовольствия с Большой земли. А значит и от компании.
А тут ещё сколько золотого времени потеряно. Прямо на глазах уходит. Уговори одного, другого, договорись с третьим, объясни четвёртому. И каждому что-то пообещай, что-то для него сделай.
И обязательно при том улыбайся, улыбайся, улыбайся. Словно он игрушка детская со зверским оскалом льстивой улыбки от уха до уха.
За прошедшие месяцы, когда он со всеми своими парнями расстались с местным бароном, выкупив у того свои контракты по найму, Ртища постарел наверное лет на сорок, столько на него сразу дел навалилось, казалось неподъёмных и требующих обязательного личного присутствия.
Золотой прииск требовал самого пристального внимания.
А тут ещё одна проблема образовалась. Нежданная!
Парни Нашли Болото. Вот именно так! Всё с заглавной буквы и с восклицательным знаком. Парни! Нашли! Болото!
Да не простое болото, а то самое — Золотое Дно! Место, куда попадают разные ценные вещи из другого мира!
И рядом с ним, у подножия выветрившихся от времени скал какого-то непонятного скального останца с остатками старого, разрушенного города среди них, старые, заброшенные бараки бывшего имперского лагеря смерти. Судя по всему, когда-то давно, очень давно здесь тайно содержались заключённые, над которыми проводились какие-то нечеловеческие эксперименты. Но теперь лишь одни непонятные руины напоминали о былом.
Впрочем, чего ещё от ящеров было ожидать? Человеческих что ли экспериментов? Так они по определению — нелюди. Хотя кости человеческие в мусорных отвалах находили. Правда, немного, но всё ж.
Из-под сжатых на солнце глаз, на щеку Ртищи скатилась одинокая злая слезинка. Ну как же судьба к нему несправедлива. Всю жизнь у него ничего не было, а тут раз за разом судьба подкидывает столь серьёзные, просто чудовищные по своему богатству подарки. И как же это всё не упустить, как бы зацепиться. Чтоб хоть что-то в руках осталось из того богатства, что так внезапно свалилось на него.
Привалившись плечом к нагревшемуся на весеннем солнце ребру полусгнившего сруба старой лагерной казармы, Ртища мечтательно прищурил глаза. Хорошо. Хоть и не ко времени эта нежданная весна, а всё одно — хорошо. Весна, мечтательное томление в членах…
Тяжело вздохнув, Ртища нехотя отвалился от нагретой на солнце стенки и почесал спину.
— «Месяц уж как не мылся, — мысленно посетовал он на бытовую неустроенность последнего времени. — Плюнуть на всё, и баньку, что ли срубить?»
Баня — было б очень хорошо, да жаль времени на всё нужное катастрофически не хватало.
Надо было собираться на встречу с конкурентами и попытаться с ними договориться. Желательно добром. Потому как если не получится разойтись миром с этими злыми находниками, ему на этом болоте придётся ставить крест. Воевать одновременно с ящерами да ещё и с лесовиками, и параллельно заниматься ещё и добычей золота из собственного прииска, он не собирался. Да и, честно говоря, не получилось бы. Слишком много всего на его молодые плечи. Да к тому ж, эти парни — не молодые неопытные пацаны барона, вчерашние смерды, обвести которых вокруг пальца ему было проще чем пару раз на те же два пальца побрызгать.
Эти были не тем чета. Лесовики — одно слово. Матёрые волчары. Все как один мужики лет под тридцать, сорок. Которые, если понадобится, и его самого примучат, несмотря на весь его кураж и гонор. И если он с ними сейчас не договорится, придётся бросать столь ценную находку. Не такую ценную, как их прежняя, золотой прииск, но всё ж. Сил удержать за собой ещё одну ценную добычу Ртища не имел.
И так, найти в глухой тайге незанятое никем болото, где имперские ящеры когда-то в давние времена проводили свои опыты по вызову материальных ценностей из другого мира, а потом сами же отсюда непонятно почему и ушли, дорогого стоило. Место по находкам было ценнейшее.
Даже того, что они уже видели торчащим прямо над поверхностью болота, здесь, с этого западного края, уже ввергло всю его группу в натуральную «золотую» лихорадку. А что было погребено в толще окружающей этот лагерь трясине торфяника, можно было лишь догадываться.
Башни, башни, башни торчащих повсюду из воды ржавых, разбитых нездешней войной старых танков.
Одного лишь оружейного металла от ржавых корпусов возвышающихся над уровнем болот старых земных танков здесь было на сотни и тысячи тонн, если не на сотни тысяч.
А если ещё подсчитать стоимость покоящихся в недрах трясины моторов, вполне вероятно прекрасно сохранившихся в кислой среде верхового торфяника, то вероятная прибыль от будущей добычи просто зашкаливала за все самые радужные мечты.
Была лишь одна проблема. Группа Малого из Старого Ключа.
Впрочем, проблем теперь было уже две. Пока он разбирался с первой, подвалила и вторая. Атаман Дюжий со второй группой наёмных лесовиков, работающих на барона.
Обе группы — лесовики, работающие на компанию землян по особому договору найма, в котором часть найденной добычи принадлежит компании землян. Две группы конкурирующих между собой групп лесовиков, занимавшихся как когда-то давно и его группа, лесной войной с подгорными ящерами. Договариваться к которыми придётся в любом случае. А теперь ещё придётся учитывать интересы и этого покупного барона, будь он неладен.
Не успел от него избавиться, как он снова, тут как тут. Опять. И никуда не денешься, потому как лишь на завуалированное предложение отстранить землян в сторону, Малой с Дюжим так на него глянули, как следующее предложение в развитие темы, тут же умерло у него на устах.
Причём, Ртище показалось что Дюжий всё же слегка расстроено вздохнул после того, словно сомневаясь в правильности того что сделал.
Что это было — следовало подумать. Но что этот сожалеющий вздох несомненно касается компании землян можно было даже не сомневаться. Из осторожных прощупывающих разговоров потом Ртища понял: «Не всё ладно в королевстве Датском», как любил поговаривать один его знакомый из всё тех же вездесущих землян. И между Дюжим и компанией землян определённо есть тайное противоборство.
— «Значит, С Дюжим будем работать», — мысленно констатировал для себя Ртища. — А Малой слишком туповат, чтоб вести хитрые политические игры за спиной местного хозяина. Вот Дюжий будет в самый раз. Шустрый малый, вроде как я. С этим можно будет что-либо интересное замутить. Тот в рот оборотистым землянам не смотрит. Тот сам с усам. Вроде него, Ртищи.
Ртища тяжело и обречённо вздохнул. Лесовики были не барон.
И если он хотел здесь остаться и работать, а он хотел, очень хотел, придётся с ними делиться. Ас ними, значит и с бароном. Чего совершенно не хотелось. И хорошо ещё если ему после сегодняшнего торга достанется хотя бы треть. Потому как выбить прочь со своего болота это зверьё, лесовиков, не уступающих по мастерству ему самому, он не мог. Силы были не те. Считая по уровню мастерства, он — один, а тех — много, слишком много. И неважно что они пришли позже. Они были сильней и, знать, от того наглей.
— Чего стоишь, лохмы греешь, — мрачный голос его старого друга Бочара Ривки, разорвал всё навеянное этим тёплым весенним днём очарование.
Странная встреча со старым другом его отца, с которым они случайно стыкнулись в рыцарском войске под Старым Ключом, а потом вместе уже перешли на службу к барону, а потом опять же вместе от него ушли, снова в который раз царапнула по сердцу. Что-то было в том странное, какой-то тайный надлом в душе старого рыцаря, что он тогда ещё отметил в нём, и к чему с тех пор так и не смог ни разу вернуться. Хотя, следовало. Всем нутром Ртища чувствовал, надо, очень надо. Да времени не было. Как-нибудь потом, при случае.
— Пора, — хмуро бросил Бочар. — Солнце уже в зените. Как бы претензии лесовики не выкатили. Мол, не уважаем.
— Эти могут, — нехотя согласился Ртища. — Пошли, — кивнул он головой. — Сколько ни стой, а под тёплой стеной старого барака много не выстоишь.
Конец 9 хроники