Малыш таял на глазах. Наверное, ему не следовало покидать материнское чрево. Его плач, громкий и сердитый поначалу, становился все жалобнее и тише, а личико бледнело и казалось уже прозрачным.

«Не выживет», — покачала головой опытная акушерка, укладывая в соседний бокс новорожденную девочку.

Малыш почувствовал взгляд. Неумелый, расфокусированный взгляд младенчески-голубых глазенок лежащего рядом спеленутого существа с помятым синеньким лобиком и мокрыми, коротенькими светлыми прядками на нем.

Девочке было плохо. Почти двадцать часов кошмара, в течение которых ее крохотное хрупкое тельце давили, мяли, тискали, потом вдруг ослепительный свет, сделавший глазкам больно; она хотела закричать от этой боли, но не могла — не могла вдохнуть, шейка была туго перетянута. От удушья у нее снова потемнело в глазах… Темнота наконец отпустила, и она увидела маленького умирающего мальчика.

Она еще не понимала, что это маленький мальчик, что он умирает. Но она знала точно: первое, что она увидела в своей жизни, — это самое важное, самое дорогое, самое любимое. Это тот, для кого она появилась на свет. Ее ли вина, что это оказалась не мама?

Ее взгляд, полный любви, зацепил малыша, не дал ускользнуть в небытие. Он повернул непослушную, такую тяжелую головку и тихо улыбнулся девочке.