— Стой! — раздался повелительный крик от дверей.

— Мама, — радостно пискнул Хешшвитал.

Как же не вовремя! Хешшкор в ярости тряхнул рукой, не позаботившись о прицеле; огненный вал выжег ковер на стене почти над головой Виталии. Он поднял другую руку.

— Не смей убивать маму! — закричал малыш. — Она хорошая, хоть иногда и зовет меня чертовым засранцем.

Огонь обтек Виталию, не касаясь ее. Чертов засранец защищал свою мать как мог.

— Что тебе сделал твой брат, — холодно спросила Виталия, — что ты решил убить именно его?

— Не он. — Хешшкор поднял клинок, поняв, что с помощью магии до нее не доберется. — Ты! Ты украла бессмертие, принадлежавшее мне по рождению, и отдала ему! Я лишь верну то, что мое по праву.

Она вскинула саблю, парируя удар.

— В жизни не слыхала такой собачьей чуши. Отойди, сынок: я не хочу тебя убивать.

— Это я тебя убью! — Он снова пошел в атаку, досадуя, что первая не удалась, и снова отступил под градом ударов, тем более унизительных, что она и не старались обойти его защиту и добраться до тела. — Почему ты выбрала его, а не меня? Потому что он больше на тебя похож?

— Остановись! — Она легко коснулась лезвием его груди, и под разрезанной рубашкой выступила красная полоска. — Поговорим спокойно, а то ты сгоряча напорешься на сталь. В полнолуние я увидела тебя впервые, клянусь всем, чем захочешь. Я верю, что ты мой сын. Но роды шли очень тяжело, и после того как родился Хешшвитал, я потеряла сознание. Я не видела, как Айанур утащила тебя прямо из родильного отделения. Я не могла забрать у тебя бессмертие, даже если бы это в принципе можно было сделать. Я вообще не знала, что детей было двое.

— Ну да! — выкрикнул он с очередным выпадом. — Скажи еще, что не делала УЗИ!

— Делала дважды. — Очередная царапина появилась у него на плече. — И оба раза на экране был только один плод. Теперь я понимаю почему. Бессмертные не видны на фотографиях, каким бы образом их ни получали.

— Это я был бессмертным, а не он! Я!

Он достал-таки ее кончиком ножа. Красная черта, словно кистью мазнуло по предплечью. Тут же он почувствовал магический удар, нацеленный в него, и спешно активизировал защитное поле — толстуха с желтыми косами-баранками рванулась вперед, испугавшись за Виталию. Но удар так и не достиг цели. Виталия прыгнула, и молния разбилась о ее нематериальный щит, поддерживаемый Хешшвиталом.

— Не смей, Валента! — сурово одернула она толстуху. — Он твой родной племянник.

Валента? Хешшкор слышал лишь об одной Валенте. Валенте Миленион. Что она сказала про племянника? Валента Миленион — ее сестра?!

Он рассчитывал если не на поддержку второй посвященной Миленион, то хотя бы на ее невмешательство. Но она встала против него, а Виталия — Виталия закрыла его собой, не видя его магической защиты…

Он вздрогнул, осознав, что снова подставился. Щеку обожгло острым железом.

— Заканчивай это, мальчик. Ты молод и силен, но я тренировалась две трети жизни. Если бы я хотела, то уже несколько раз убила бы тебя.

Он попытался миновать ее и добраться до Хешшвитала, копошившегося над тем, вторым Хешшкором, чтобы действительно покончить со всем этим. Но сталь опять зазвенела о сталь.

— Почему ты так уверен, что это ты был бессмертным, а не Хешшвитал?

— Госпожа мне все рассказала!

Она вдруг засмеялась:

— И ты веришь всему, что говорит Миленион?

«Она не сказала мне о том, что я должен зачать бессмертного ребенка, — мелькнула мысль. Но она же не лгала. Она просто не сказала».

— Она никогда не предавала меня, в отличие от тебя! — Он рубанул с такой силой, что она не смогла удержать его нож; лезвие рассекло бедро. — Я верю ей! Она меня не обманывала.

Виталия перенесла тяжесть на другую ногу.

— Тогда ты плохо знаешь Миленион.

— Да? А почему же я, по-твоему, не родился бессмертным? Я ведь тоже сын бога!

— С чего ты взял это, червяк? — раздался слабый голос Хешшкора.

Вита радостно обернулась к нему — очнулся, хвала Хешшвиталу… Впервые в жизни она вознесла осознанную хвалу конкретному богу. Обернулась чуть-чуть, на четверть головы, — и тут же расплатилась за утрату внимания. Ее собственный меч, подарок любимого, талисман на черный день, ударил в спину, управляемый чужой рукой. Она рухнула на колени, голубая майка на спине лопнула и окрасилась багровым. Колдун шагнул мимо нее к Хешшвиталу.

Его встретила пулеметная очередь и пистолетные выстрелы. Пятеро громил в форме ВВС ворвались в комнату, паля в белый свет, как тупые киношные полицейские в терминатора, а он так же, как терминатор, лишь криво усмехался.

— Нет! — придушенно пискнула Валента.

Ну да, она же знала, как опасно пользоваться огнестрельным оружием против магической защиты. Счастье этих горе-вояк, что ни один не смог попасть. Услышав крик Валенты, они замерли, — вот и правильно.

Кроме одного. Седой подполковник, стоя на коленях возле упавшей Виталии, с яростным лицом продолжал стрелять из револьвера — пули, конечно, разбивались о защиту, но до поры до времени…

— Уймись, старик, — бросил маг. — Хуже будет.

— Тебя тоже разнесет в клочья, — процедил Колосов сквозь зубы.

«Он знает, — вдруг понял Хешшкор. — Знает, чем грозит такое вот разрушение защиты. И преднамеренно идет на это…»

Маг поспешно повел рукой, выводя оружие летчиков из строя. Подполковник, выругавшись после двух осечек, швырнул револьвер ему в лицо — если бы щит не отразил летящий предмет, обязательно попал бы, — и склонился над истекающей кровью Виталией.

Хешшкор посмотрел на своего тезку, прищурившись и скривив губы.

— Она от меня отказалась. И ты тоже? Взгляни на меня, дурак. Я — твоя копия. Почему ты позволил ей сделать бессмертным Хешшвитала, а не меня?

— Сам ты дурак, — прошипел Хешшкор, с усилием повернув голову к нему и стараясь выразить бледным лицом глубочайшее презрение. — С чего ты взял, что имеешь основание для бессмертия? Ты — не мой сын!

— Что значит — не твой? Даже слепому видно, что я похож на тебя больше, чем Хешшвитал!

— Что ты понимаешь в этом, человечек? — губы бессмертного дернулись. — Дитя бога может быть похоже лишь на смертного родителя. На того, кто дал ему плоть, а не бессмертный дух. А ты и впрямь похож на отца. Твой отец — черный маг Хафиз Миленион!

Колдун пошатнулся.

— Ты лжешь, — сказал он не слишком уверенно. — Так не бывает. Близнецы не бывают от разных отцов.

— А кто тебе сказал, что вы близнецы? Ты — человек, а он — бог! Так вы зачаты, такими родились, и никто не в силах поменять вас местами.

Губы колдуна дрогнули: «Мой отец — черный маг. Смертный. Выходит, и я родился смертным? Нет, не может такого быть, я не мог так ошибаться… Он лжет. Но даже если не лжет, отступать поздно».

— Я в силах поменять нас, — прошептал он и шагнул к Хешшвиталу, занося нож. Валента встряла было между ними, решительно загородив мальчика своими телесами, но он легко оттолкнул пухлую бабу с дороги.

— Тебе не за что убивать его. — Виталия, тяжело дыша, пыталась подняться, опираясь на плечо летчика. — Ты же слышал! Я не крала твое бессмертие и не отдавала ему. Вы такие, какие есть.

— Я вам не верю! — Взгляд молодого Хешшкора заметался между ними, а голос был почти умоляющим. — Вы сговорились!

Мальчишка, пятясь, отступал все дальше, не видя, что загоняет себя в угол. Хешшкор схватил его за соломенные вихры.

Отчаянный плазменный удар со стороны Валенты и рыжего парня с амулетом Хешшкора он предвидел. Защитное поле с их стороны было усилено до необходимого уровня. Он предугадал и атаку летчиков с кинжалами, парировать которую не стоило труда, даже не убивая их. Но чего он не ожидал — электрического разряда из пустого угла комнаты, скрутившего мышцы в судороге.

Из темноты угла, подняв кисти с длинными крашеными ногтями, так похожими на окровавленные когти в этом освещении, на него смотрела Миленион, уже почти непрозрачная.

— Брось железку и отойди от сопляка, — распорядилась Миленион, кажется, уверенная, что он ее послушает.

— Ты… — прохрипел он. — Почему?..

— Учись довольствоваться малым, смертный, и не замахивайся на то, что не про тебя. Если быстро покоришься моей воле, я разрешу тебе вновь припасть к моим стопам.

— Ты… и ты тоже предала меня! — В глазах зажглось понимание, а вокруг фигуры затрещало силовое поле, наливаясь энергией. — И еще рассчитываешь, что я прощу такое? Что вернусь к тебе?

— Не тебе, помойному крысенку, прощать свою богиню! — вздернула нос Миленион. — А насчет того, что ты вернешься… Ты ведь и не произносил отречения. Чьей силой ты до сих пор пользуешься, а?

— Подавись своей силой! — крикнул он, задыхаясь от обиды, гнева и острого чувства потери, такого же режущего, как в тот день, когда Айанур бросила его в степи. На глазах выступили слезы. Но он не мог позволить себе плакать. Плач — удел малышей. А он, мнивший себя без пяти минут богом, будет бороться до последнего. — Подавись, Миленион! — И он швырнул в нее столько мощи, сколько мог набрать.

Миленион пронзительно взвизгнула, когда сам воздух вокруг нее превратился в бушующий огонь. Она заблаговременно возвела защиту, но чудовищный жар пробился сквозь нее, опаляя лицо и руки. Она ответила серией разрядов, лишь скользнувших по укрепленной броне Хешшкора, и в тот же миг опять была вынуждена защищаться. Ей удалось увернуться от камнепада только благодаря расторопной телепортации. Она материализовалась сзади Хешшкора и обрушила на него шквал молний. Лишь одна из них нашла лазейку. Хешшкор охнул и согнулся, но спустя долю секунды из его рук выпрыгнула черная змейка, прошмыгнула по полу сквозь защитные экраны и юркнула Миленион под подол. Она истошно закричала, тряся кистями, с которых срывались молнии, языки огня, искры…

Никто больше не решался влезть промеж молотом и наковальней. Они сражались на равных, богиня и дерзкий смертный. Если бы звание бога давали лишь за силу и умение, все присутствующие проголосовали бы единогласно. Миленион глушила его своими излюбленными разрядами и пламенем, пытаясь вложить в них все больше силы. Он был более изобретателен, использовал неожиданные приемы, позволяющие пройти сквозь защиту, призывая и свет, и тьму, и жар, и хлад, и камни, и воду… Стены здания пылали, как картонные, перекрытия рушились, и только незримый купол, воздвигнутый сражающимися, давал какую-то возможность выстоять под напором высвобожденной стихии. Фундамент трясся, треща и ломаясь, воздух был напитан озоном от электричества, волосы торчали дыбом, и на их концах плясали голубоватые огоньки святого Эльма. Вода, хлеставшая из лопнувших труб, вскипала и обжигала паром, а в следующую минуту, плеснув в глаз или в нос, замерзала там острыми колючими льдинками. Тени и свет менялись местами, дрожали, боролись между собой и друг с другом.

Фиолетовый плащ Миленион вспыхнул и сгорел, а платье под ним было прожжено в нескольких местах; волосы посерели от пепла. Хешшкор выглядел не лучше: одежды на нем почти не осталось, тело, еще недавно прекрасное, покрывали раны и ожоги. Он был вымотан, но упрямо продолжал бороться. Противостояние с Флифом, стоившее ему не только сил, но и первых седых волос, потом поединок с Виталией, оказавшийся неожиданно тяжелым, — он прекрасно сознавал, что победа досталась ему лишь благодаря случайности… А теперь еще и бешеная, безудержная, сокрушительная схватка с Миленион, с той, которая учила его и пестовала. А когда увидела, что он может превзойти ее, предала.

Она его обманула. Может, и в остальном обманывала? Он сжал челюсти, чтобы не застонать от внутренней боли, не материальной, не физической, но от этого не менее сильной.

А поддерживать защитное поле стоило ему все большего труда.