Ричард Миллер, известный литературный агент, сидел и смотрел на свой блестящий новенький стол в своем блестящим новеньком офисе и на новую потенциальную литературную сенсацию: клиента, который был близок к тому, чтобы покорить литературный мир, сидевшего так близко, что можно было почувствовать, как дрожат кончики его пальцев. Джон посмотрел на него из-за широкого стола, дыша диафрагмой и заботясь о том, чтобы не потеть. Он делал вид, что все прекрасно.

— О, извините, — сказал Ричард Миллер, — я забыл спросить: не хотите ли воды?

— Спасибо.

— Нет проблем.

Пока Ричард Миллер выходил из офиса, Джон отер брови, поправил галстук и продолжил глубоко дышать.

Он думал, что все идет хорошо. Добрым знаком ему показалось то, что Ричард Миллер был его одногодком, с таким же цветом волос, той же весовой категории и, вполне вероятно, рос в такой же среде, как и он. И естественно, добрым знаком было то, что Ричард Миллер как две капли воды походил на его антигероя Генри Логана. И то, что им обоим нравилось «Криминальное чтиво» и не нравился «Бойцовский клуб».

— Итак, — улыбнулся Ричард Миллер, возвращаясь и ставя перед Джоном пластиковый стакан с холодной водой, — вы встречаетесь еще с какими-то агентами сейчас?

— Ну, — замялся Джон, — конечно, мне нужно подумать и выбрать… Да, я встречаюсь с еще одним сегодня днем.

— Конечно, — улыбнулся Ричард с другой стороны стола, — это очень разумно. Все, что я могу сказать…

Ричард сделал паузу, и Джон затаил дыхание.

— …Что мне… нравится ваш стиль, и, более того, я считаю, что мы можем найти рынок для ваших произведений.

Ричард пристально посмотрел на Джона.

— Конечно, я не могу заключать официальные сделки, пока вы не закончите книгу, — продолжал он, — но как только вы это сделаете, я очень хотел бы знать об этом. Я готов представлять вас. Вообще-то, я уже знаю, кто может вами заинтересоваться, и я знаю, что мы можем заработать много денег.

Джон посмотрел на него.

— И я имею в виду очень большие деньги. — Ричард хохотнул.

Джону очень хотелось выпить холодной воды, но он знал, что тогда его выдадут дрожащие руки. Еще он хотел сказать что-нибудь вежливое или благодарное, но боялся, что его выдаст дрожащий голос. Он остро ощущал, что момент требует от него хотя бы улыбки, но, казалось, что он потерял управление собственными губами.

Он медленно склонил голову в поклоне.

Ричард Миллер расправил плечи. Черт, этот парень был классным. Очень классным. Он представлял его в шоу «Восходящие звезды» или любой престижной постмодернистской викторине, где платят деньги только за то, что ты делаешь вид, что в ней участвуешь.

— В общем, я думаю, что все получится, — подмигнул Ричард.

Джон резко рассмеялся и так же резко замолчал. «Ого, — подумал Ричард, — я почти разбил лед».

— Ну, — сказал он, — когда вы предполагаете закончить для меня книгу?

— Для вас? — удивленно спросил Джон.

— Извините, конечно, я не заставляю вас ничего делать, — улыбнулся Ричард, — это просто выражение такое.

— Ну, — прочистил горло Джон, — я написал уже приблизительно две трети…

— Еще месяц? — спросил Ричард, пытливо глядя ему в глаза.

Джон облизал губы, улыбнулся и кивнул.

— Я действительно очень заинтересован вашей книгой, — сказал Ричард, пожимая Джону руку, — было очень приятно с вами познакомиться.

Два часа спустя Джон оказался в пентхаусе в Сохо на интервью у Дика Хиггинса. Это было намного легче, чем с Ричардом Миллером, потому что Дик Хиггинс не требовал от него участия в разговоре.

— Я вчера обедал с Грэхемом Хайсоном, — сказал Дик, — это лучший редактор в стране. Я упомянул, что встречаюсь с тобой сегодня. Рассказал о твоем герое, Гарри Логане…

— Генри Логан, — поправил Джон.

Дик Хиггинс посмотрел на него округлившимися глазами. Джону показалось, что тот готов вызывать «скорую помощь».

— Что?

— Мой антигерой. Он Генри, не Гарри.

Дик Хиггинс повернулся и заглянул в рукопись:

— Да, хорошо, мы можем обговорить это позже. В любом случае, на чем я остановился?

— Грэхем Хайсон.

— Ах да! Грэхем, — вздохнул тот, — короче, я упомянул о твоем стиле, жанре и так далее. Он очень заинтересовался. Очень. Конечно, он выпускает еще и Хавьера Макдональда, который тоже мой клиент. Но у Хавьера сейчас проблемы с бывшей женой и детьми. Она хочет денег, а у него их нет. Собирается подавать в суд. Ну и, конечно, ситуация сильно на него давит. Мы пытаемся помочь ему. Он очень добросовестный человек. — Дик постучал пальцем по носу и откинулся на стуле. — В общем, как видишь, в качестве агента я на сто процентов буду участвовать в твоей жизни — двадцать четыре часа, семь дней в неделю. У тебя будет друг в лице агента. Меня приглашали на три свадьбы, пять бармицв и шесть крестин.

Дик сделал паузу.

А потом зазвонил телефон, и в течение двадцати пяти минут Джон имел счастье проверить, насколько Дик Хиггинс будет принимать участие в его жизни.

Дик положил трубку и победоносно посмотрел на Джона.

— Джеффри Дэниелс, — объяснил он, тряся головой и улыбаясь, — сделка оговорена, контракты подписаны, а он хочет поговорить о гольфе. — Он снова покачал головой, словно сожалея о том, что у него нет времени, чтобы рассказать еще парочку своих историй. — Итак, — неожиданно заключил он, затягиваясь сигарой, — я даю тебе время до пяти вечера.

— Для чего? Чтобы закончить книгу?

— Нет-нет! — расхохотался Дик так, будто услышал лучший в своей жизни анекдот. — Чтобы решить.

— Что решить?

— Будешь ли ты со мной работать!

— Вы имеете в виду… — моргнул Джон.

— Этот бизнес строится на решениях, Джонатан.

— Джон.

— Хм, — пробормотал тот, гладя подбородок. Он оторвал кусок какой-то бумаги и взял со стола ручку. Несколько раз написав на клочке Джон и Джонатан, он посмотрел на Джона и улыбнулся.

— Понимаешь, Джонатан звучит более многозначительно, но Джон — короче. В общем, мы можем обговорить это позже. — Помолчав, он вдруг предупредительно поднял палец: — Нет. Я должен знать это сейчас. Тогда я смогу позвонить лучшему в стране режиссеру, — он начал загибать пальцы, — а потом самому классному в стране актеру. Кого ты хочешь видеть в роли Гарри?

— Генри.

— Кристофер Экклестон? Нет, он играет доктора By. Может быть, Руфус Сьюэлл? Хм-м, — задумался он.

Джон набрал воздуха, но Дик перебил его прежде, чем он успел что-либо сказать.

— Нам нужно двигаться вперед. Издательства должны знать твое имя. Продавцы книг должны знать твое имя. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что тогда твое имя узнают читатели, — сказал он и засмеялся. — Ты начинаешь понимать?

— О да.

— Отлично.

— Спасибо, — сказал Джон.

— Нет, это тебе спасибо, — ответил Дик Хиггинс, — у тебя есть талант, у меня — опыт, контакты, ноу-хау. Это команда, понимаешь?

— Да.

— Позвони мне в пять, — сказал Дик, вставая и протягивая ему руку.

— Я могу сказать сейчас, если хотите, — сказал Джон, поднимаясь и пожимая протянутую руку.

Дик задержал его руку в своей на мгновение.

— Подумай об этом, — заговорщически подмигнул он, — ты знаешь, как говорится, поспешишь — людей насмешишь.

Джон улыбнулся.

«Не насмешу, — подумал он, — это уж точно».

В этот же день, чуть позже, сидя в студии кастинга, посреди большой захламленной комнаты на деревянном стуле, изображая, будто держится за руль, Сьюки использовала метод цикличного внимания хуже, чем получилось у Джона.

— Представь себе, — сказала директор по кастингу, — что ты смотришь в окно и вдруг видишь того, кого любишь. И улыбаешься. Внутренне, — и она посмотрела на часы.

Сьюки положила руки на колени:

— А я не разобьюсь?

— Хм-м? — подняла голову директор.

— Ну, я веду машину, — сказала Сьюки, — и вдруг смотрю в окно…

— Ну, представь, что это происходит при дневном свете.

— Ладно. Дневной свет.

— Или идет дождь.

— Дождь. Хорошо.

Сьюки отвернулась от директора по кастингу. Она представила, что табуретка, на которой она сидит, превратилась в удобное сиденье автомобиля. Она представила, что пустое место напротив нее — это приборная доска. Представила, что солнце, заглядывающее в окно комнаты, было на самом деле дождем. Она представила себе своего любимого, который регулярно звонил ей просто, чтобы сказать, что любит ее. Она представила себе, что высокие и тощие модели, сидящие в зале ожидания, не смогут внутренне улыбнуться так, как она. Она представила себя удачливой актрисой в хорошей студии, а агент по кастингу только что купил билеты на ее фильм, только чтобы посмотреть на ее внутреннюю улыбку, от которой сходили с ума критики. А потом, чтобы завершить картину, она представила, что не одета так, как Барби на пляже.

Медленно она повернула голову, представляя, что видит лицо любимого (по каким-то причинам в мозгу всплыло изображение Бо Пипа, что означало гораздо больший артистизм, чем могла представить себе директор по кастингу), и внутренне улыбнулась. С любовью. Надеясь, что внутренний вопль отчаяния не вырвется наружу. И продолжала улыбаться. И продолжала.

— Нельзя немного более внутренне?

Она перестала улыбаться.

— А сейчас еще чуть-чуть.

Она попыталась улыбнуться где-то посередине. Она слышала пение птиц, доносившееся из ближнего парка, и решила погулять там после пробы. И возможно, походить по магазинам.

— Ты думаешь о любимом? — спросил агент по кастингу.

— Да, — внутренне ответила Сьюки. И снова тишина.

— О'кей, — вздохнула директор по кастингу, — можете перестать улыбаться.

— Ну как? — пробормотала Сьюки, но директор не слышала ее, и Сьюки покинула зал, внутренне хмурясь по дороге домой.

В тот вечер все они встретились на квартире у Джона. По телевизору с выключенным звуком шел какой-то сериал, и Кэти знала, что навсегда запомнит этот момент. Она стояла в проеме кухонной двери, опираясь рукой на косяк. Сьюки стояла с другой стороны, и посередине они держались за руки. Напротив них, в гостиной, Джон стоял спиной к ним и разговаривал по телефону. Не двигаясь, они смотрели на него.

— Единственное сомнение, — сказал Джон в трубку, — это процентное деление.

Они задержали дыхание.

— Признаюсь, — сказал Джон, и они крепче сжали руки, — что пятнадцать процентов кажутся ужасно большой суммой денег.

— Да, да, да, да, — кивал Джон трубке, пиная ковер левой ногой при каждом кивке, что делало его похожим на нервную курицу.

Сьюки ослабила хватку, но Кэти, самая оптимистичная из них, менеджер кафе, снова стиснула ее ладонь.

— Да, я понимаю, — сказал Джон, — конечно. Пауза.

Сьюки закрыла глаза и повернулась к кухне. Кэти одна смотрела на Джона. Она не собиралась это пропускать. Однажды она расскажет своим внукам, что была единственной в мире свидетельницей того, как всемирно известный писатель Джон Барристер заполучил агента.

— Да, спасибо, я очень признателен. Нет. Я понимаю. Спасибо.

Кэти присоединилась к Сьюки на кухне. Они сделали себе по чашке чаю и согласились, что не будут высказывать никакого негатива. Они покажут Джону силу духа. Они не дадут ему сникнуть. Они принесут ему пиво и шоколад.

Джон вошел на кухню. Они посмотрели на него. Он запустил руки в волосы, провел по лицу так, будто мылся в душе.

— Ну? — спросила Сьюки.

— Я…я…

— Что? — спросила Кэти.

— Я не могу в это поверить.

— Ради бога, — сказала Сьюки, — что случилось?

— У меня есть агент, — просиял Джон, — Ричард Миллер. Ричард Миллер — мой агент.

Кэти шумно обрадовалась. Она кричала, пританцовывала, тормошила Джона, даже дала ему оплеуху. Она не хотела радоваться одна — вытащила-таки Джона танцевать. А потом они повернулись к Сьюки, и она тоже присоединилась к ним.

— Он сказал, что все получают пятнадцать процентов, — сказал Джон, беря у Кэти только что налитый бокал вина, — даже Дилан Эдвардс.

Девушки завизжали. Дилан Эдвардс! А вечеринки там будут? А Джон их пригласит? Значит ли это, что он стал членом клуба?

Это продолжалось до тех пор, пока Джону не пришло время собираться на работу, и девушки остались на кухне одни. С вином.

— Черт, — сказала Кэти, тряхнув головой.

— М-м, — улыбнулась Сьюки.

— Это невероятно.

— М-м, — ответила Сьюки.

— Я имею в виду, что это не просто невероятно, а… НЕВЕРОЯТНО.

— Я знаю.

— Он собирается это сделать.

— М-м.

— Черт, он все делает правильно.

— Да, я знаю.

— Думаешь, он забудет нас, когда станет знаменитым? — спросила Кэти.

— Ну, меня он запомнит точно, — сказала Сьюки.

— Угу.

— Я собираюсь вытатуировать свое имя у него на лбу.

Кэти засмеялась.

— А потом, — продолжала Сьюки, моя свой стакан, — может, я получу работу, наконец.

Кэти перестала смеяться.

— Знаешь, — вдруг сказала она, потому что только успела поймать мысль, — я никогда не думала, как мне будет тяжело в двадцать с лишним лет.