Но вернемся к основным воспоминаниям.

Фильм «Иван» по сценарию писателя-фронтовика В. Богомолова и журналиста, критика М. Папавы снимал на «Мосфильме» молодой режиссер Э. Абалов, но худсовет, по просьбе Богомолова посмотрев отснятый материал, снял его с картины и предложил продолжить работу ряду режиссеров, в том числе и мне. Однако познакомившись с материалом, все отказались. В это время студент режиссерского факультета ВГИКа Андрей Тарковский закончил съемки дипломной короткометражки «Каток и скрипка». Директор студии Сурин по инициативе Михаила Ромма обратился к нему, и Тарковский согласился взяться за «Ивана».

Вдруг неожиданно меня снова вызвал Сурин:

– У меня к вам просьба. Вы опытный режиссер, работали с Пырьевым и Довженко, помогите Тарковскому создать хотя бы посредственную картину, чтобы Госкино принял ее и списал бы с «Мосфильма» стоимость производства.

Я отказался. Сурин, видимо, был к этому готов:

– Георгий Григорьевич, у меня семь лет лежит ваше заявление на квартиру. Вы живете в коммуналке, все в одной комнате. При принятии фильма я выделю вам нормальное жилье.

Так я познакомился с Андреем, который сразу прозвал меня «стариком». Я был старше его на десять лет. Оператором картины был Вадим Юсов, художником Евгений Черняев, композитором Слава Овчинников – замечательные мастера.

Колю Бурляева Андрею рекомендовал Андрей Кончаловский. Он у него успешно снялся в фильме «Мальчик и Голубь». Героиней стала Валентина Малявина, в то время студентка Школы-студии МХАТ, в которую сразу влюбились Тарковский и Кончаловский. В картине снимались Валентин Зублов, Иван Савкин, Евгений Жариков, Ирма Рауш – жена Тарковского и др.

Я помогал ему в подборе актеров. Обратился к замечательному украинскому актеру Гринько, но тот сразу же мое предложение отверг:

– Что я буду сниматься у какого-то студента после работы у Алова и Наумова в фильме «Мир Входящему»!

Пришлось ехать в Киев и уговаривать. Уговорил. Он сыграл одну из главных ролей в «Ивановом детстве» и подружился с Андреем Тарковским и стал его актером.

Снимали мы в Каневе, недалеко от памятника Тарасу Шевченко, на берегу Днепра, и на «Мосфильме». Как-то во время съемки на Днепре к берегу приплыла на лодке девушка в одном бикини. Все впились в нее взглядами, а Тарковский сказал мне:

– Старик, вы с Юсовым продолжайте съемки, а я пойду на переговоры.

И ушел.

Девушка приезжала потом почти каждый день… Любовь!

Андрей на съемках никакого гения из себя не строил, часто даже его охватывали сомнения.

При монтаже фильма, которому Тарковский дал название «Иваново детство», ему понадобились кадры хроники, где стреляет немецкая батарея. Я поехал в Красногорск в киноархив, принадлежавший тогда НКВД. Начальник архива, полковник, сообщил, что есть уникальные кадры, на них – Гитлер, валяющийся на улице около разгромленной Рейхсканцелярии (там трижды проклятый фюрер строил планы по завоеванию Европы и оттачивал план «Барбаросса» – поход на Россию), полусожженный труп Геббельса и умерщвленные им 1 мая 1945 года пятеро его дочерей, лежащие в белых платьицах, и жена, а также виды побежденного Берлина со множеством белых простыней, вывешенных в окнах домов. И везде: «Гитлер капут! Гитлер капут!» – на фоне надписей «Мы не капитулируем».

Они произвели на меня грандиозное впечатление. Привез Андрею кадры стреляющей на фронте немецкой батареи, рассказал об увиденном и предложил ему вставить это в фильм.

– Не наша тема, – сказал Андрей, – да и в сценарии об этом нет речи.

Я вновь поехал в Красногорск и снял копии с этого материала. Андрей, посмотрев, решения не изменил, но я продолжал убеждать. Говорил, что это месть за смерть матери Ивана, за смерть миллионов детей России и миллионов детей еврейской национальности Европы, вместе с родителями погибших в газовых камерах, концлагерях Освенцима, Майданека, в Бабьем Яре в Киеве и во всех городах, оккупированных немцами Европы, России и Украины.

Наконец Андрей сдался и вставил эти эпизоды в монтаж. Через несколько дней, посмотрев фильм, Андрон Кончаловский спросил Тарковского:

– А это что за кадры?

– Это я вставил по предложению Натансона.

– Они чужеродны фильму, убери их немедленно.

Этих слов Андрона было достаточно, чтобы Андрей оставил их навсегда. Потом критики и киноведы писали, какой гениальный Тарковский, что включил в фильм эту хронику – кадры мщения за злодеяния фашистских главарей и их подручных.

Кстати, через некоторое время после победы я был в Берлине вместе с Романом Карменом, который снимал послевоенный Берлин. И был страшно удивлен виду немцев. Ни одного белокудрого не встретил, маленькие ростом, некрасивые. Ни одной красивой женщины на улице. Таких красавиц, которые ходят в Москве на Тверской, в Берлине просто увидеть невозможно. Где же гитлеровские арийцы?

Увидел разрушенный Рейхстаг с фамилиями на колоннах воинов-победителей. Очень сожалел, что союзники разрешили впоследствии немцам отремонтировать здание рейхстага. Конечно, надо было его оставить навсегда разрушенным, как памятник войны, развязанной Германией. Ведь при взятии Рейхстага и водружении на нем красного знамени победы погибли тысячи наших солдат и офицеров.

В наше время в Германии вновь издаются книги Гитлера «Майн Камф». Существуют и нацистские организации. Публикуется предсмертный призыв Гитлера уничтожить евреев. Я не пророк, но не исключено, что проигравшие войну немцы снова сплотятся под руководством нового фюрера, потребуют от России вернуть Восточную Пруссию с городом Кенигсберг – сегодняшний Калининград и Калининградскую область, и найдутся русские мюнхевцы, которые во избежании войны пойдут на такой шаг. Ведь среди жителей Калининграда и чиновников города сегодня раздаются предложения переименовать Калининград в Кенигсберг и вернуть Восточную Пруссию немцам. А затем немцы ринутся на Россию, в которой существуют русские фашисты и националисты – 5-я колония (такого не было в России в 1941–1945 годы), они помогут.

«Люди, будьте бдительные», – завещал Фучек. Его призыв забыть – смерти подобно.

В работе над «Ивановым детством» я познакомился с чрезвычайно талантливым Николаем Бурляевым, исполнителем роли Ивана. Он стал моим другом навсегда (Коля Бурляев даже вне съемок всегда был серьезен, словно жил образом Ивана). Общались мы и с Андроном Михалковым-Кончаловским, который вместе с Тарковским участвовал в переделке сценария. На съемки приходил и юный Никита Михалков (ставший со временем замечательным актером, режиссером и авторитетным государственным деятелем). Он с трепетным интересом наблюдал за работой Андрея и безропотно выполнял поручения: бегал за сигаретами, минеральной водой.

«В «Ивановом детстве», – писал Андрей Тарковский, – я пытался анализировать состояние человека, на которого воздействует война. Если человек разрушается, то происходит нарушение логического развития, особенно когда касается психики ребенка… Он (герой фильма) сразу представляется мне как характер разрушенный, сдвинутый войной со своей нормальной оси. Бесконечно много, более того – все, что свойственно возрасту Ивана, безвозвратно ушло из его жизни. А за счет всего потерянного приобретенное, как злой дар войны, сконцентрировалось в нем и напряглось».

Фильм был запущен 1 августа 1961 года и снят за пять месяцев с экономией. В июне 1962 г. выпущен на экраны с присвоением первой категории.

«Иваново детство» на первом просмотре в Доме Советской армии было разгромлено. На этой встрече с деятелями армии присутствовали только Андрей и я.

– Неужели мы сделали такую плохую картину? – озабоченно спросил у меня Андрей.

– Картину ты создал замечательную, – с полной уверенностью ответил я.

Поехали ко мне домой на обед. Мария Михайловна угостила нас только что приготовленными вкуснейшими фрикадельками. Андрей с аппетитом их уплетал и, кажется, немного отошел от неблагожелательного просмотра.

Руководство Госкино послало фильм на Венецианский фестиваль, где он получил Гран-при – «Золотого льва», став сенсацией фестиваля. И началось триумфальное шествие картины по миру. В Венеции были Андрей Тарковский и Андрей Кончаловский. После решения жюри Тарковский кричал: «Победа! Победа!!!»

«Открытие первых фильмов Тарковского было для меня чудом. Я вдруг очутился перед дверью в комнату, от которой до сих пор я не имел ключа, комнату, в которую я лишь мечтал проникнуть, а он двигался там совершенно легко. Я почувствовал поддержку, поощрение: кто-то уже смог выразить то, о чем я всегда мечтал говорить, но не знал как. Тарковский для меня самый великий, ибо он принес в кино новый, особый язык, который позволяет ему схватывать жизнь как видимость, как сновидение», – так об Андрее написал выдающийся режиссер Ингмар Бергман.