Папка с личным делом осужденного О. – особая. На ней проведены две черные полосы, которые предупреждают, что О. склонен к побегу и опасен при нападении. За убийство его приговорили к 25 годам заключения.

Осужденный О. – Я жил и работал в Омске. Служил в разведке…– В какой разведке?– Существует в нашей стране организация, которая занимается внутренними делами. Я работал в милицейской разведке – отделе оперативной службы. Потом его переименовали в 7-е подразделение. Принципы работы такие же, как в контрразведке, – это разработка авторитетов либо продажных милиционеров, прокурорских работников, судей…– Какие-то громкие дела у вас были?– Большей частью их у нас забирали.– Кто забирал?– Ну… некоторым лицам не нужно было выносить сор из избы. И дела закрывались, списывались в архив.– До какого звания вы дослужились?– Начинал с лейтенанта, закончил капитаном. Потом перешел в уголовный розыск и получил майора.– За что же вас посадили?– Познакомился с одним коммерсантом. Одна, другая, третья встреча, а потом он как-то пожаловался, что один человек в Москве мешает ему товар закупать. И оказалось, что этого человека я знал еще по 1986 году, когда работал в 7-м отделе. Я решил помочь коммерсанту – договориться с тем человеком, чтобы тот содействовал поставкам товара. Это были продукты питания, плюс всякие «Сникерсы»… В принципе, я бы с ним договорился. Дело в том, что у них произошли трения, а когда я поехал в Москву, меня уже там ждали как… наемного киллера! А не как человека, который поехал на разговоры. И когда меня уже задержали, то оперативники рассказали мне, что же получилось в действительности. Оказалось, этот омский коммерсант, чтобы закрыть возникшую проблему, нанял двух пацанов-отморозков, которым предложил поехать в Москву и шлепнуть того человека. Они когда в Москву приехали и узнали уровень того человека, они просто перепугались и вернулись обратно. А меня уже потом выставили в качестве… живца, можно так сказать. В качестве киллера. Там меня уже ждали. Я это понял по их поведению.– Интересно, кто вас там мог ждать. Кто вообще об этом мог знать?– В том-то и дело. Я пока сижу здесь, я не знаю. Я сюда заехал просто по недоразумению. Вот если бы у меня было командировочное удостоверение и табельный «ствол», то у меня была бы чистая самооборона. Это мне потом следователь сказал. Если рассказывать по порядку, произошло вот что. Когда я приехал в Москву, подошел к офису, понял по обстановке, что меня там ждут. Сразу насторожился: почему, с какой целью? Я нашел на улице телефонный автомат и позвонил этому коммерсанту. Он мне отвечает: «Зайди в офис». Я сразу понял, что это ловушка. Но все-таки решил дождаться этого коммерсанта – у него кличка «Сухан» – в Москве очень знаменитая личность, он финансист, ворочает большими деньгами. В криминальном мире он как вор в законе считается. А потом получилось так, что мне сели на хвост его, видимо, пацаны. Ну а я все-таки не зря в милиции работал, быстро сбросил их с «хвоста». Уходить сразу не стал из Москвы. То есть не десятого, не одиннадцатого поехал, а поехал именно двенадцатого. Видимо, у меня хороший ангел-хранитель… Потому что если бы я поехал десятого или одиннадцатого, я бы нарвался на их засаду. А так получилось, что когда я поехал двенадцатого, то нарвался только на милицейский патруль. Правда, сначала непонятно было, кто это. Я потом следователю объяснял, что если бы я знал, что это милиционеры, я бы сдал обе «пушки». В худшем случае меня осудили бы на два года за незаконное хранение оружия, а в лучшем случае – выгнали бы из милиции. А следователь отвечал: «Нет, ты специально решил убить милиционеров». Оказалось, что эти милиционеры буквально накануне получили новую машину, еще не успели ее оборудовать. Я ехал из Москвы в Омск, сидел на месте пассажира. Водителя я нанял еще в Омске на рейс в оба конца. И вот нас пытались остановить… Было непонятно, кто сидел в той машине. В принципе, такая же «девятка» как у нас. Она остановилась перед нами… В словаре Ожегова есть понятие «камуфляж», то есть когда человек хочет скрыть свою сущность, он меняет облик. Один был в форме ГАИ, другой – в форме ППС. Я это расценил как камуфляж. Один из них подошел ко мне, и я понял, что он пьяный. Сам я не пью, поэтому пьяных распознаю очень быстро. Я показал ему свое удостоверение. А потом понеслось… Он достает «ствол», и я понял, что он решил меня убить. Я был уверен, что эти двое – из охраны того коммерсанта. Все было против них: машина без мигалок, камуфляж, пьяный вид… У него не было даже жетона на груди! Как я мог определить, кто это? Он даже не показал свое удостоверение, а сразу выхватил пистолет. Я первым выстрелил на упреждение – ему в руку, чтобы выбить пистолет. Его напарнику пуля тоже попала в руку. После всего этого я просто уехал бы – не хотел ввязываться. Но уехать не получилось. Началась перестрелка. Получилось так, что я убил одного и ранил второго. Самого меня тоже ранили… Пуля до сих пор торчит в голове. Принимавший меня хирург не стал брать на себя ответственность и вытаскивать пулю, он пояснил: если ее начать шевелить, она заденет кору головного мозга.– Если вы ехали в Москву «просто поговорить», зачем же брали с собой оружие? Кстати, вы упомянули про два пистолета.– Да, оба незарегистрированных. Зачем брал с собой? Дорога дальняя, в пути неизвестно кого можно встретить…– Водитель был ваш знакомый?– Нет, просто нанятый. Естественно, за вознаграждение. Вроде командировочных.– Один пистолет – понятно, ну а второй зачем был нужен?– Я купил его перед самой поездкой, не хотел оставлять дома. Потому что торговец, который продавал оружие, он продавал сразу оба пистолета. И цена за два пистолета была невысокой. Я и купил сразу два.– Это уже уголовная статья: незаконное приобретение и хранение огнестрельного оружия.– Жизнь такая…– Вы же были сотрудником правоохранительной системы, оперативным работником. Хорошо знали, на что шли.– Да, знал. Но государство у нас такое, что не защищает.– Зачем вы связались с тем коммерсантом в Омске? Хотели подработать?– Почему бы и нет.– Что вам обещали за поездку в Москву?– Гонорар. Но в том случае, если бы я смог договориться там, в Москве.– С какими мыслями вы возвращались в Омск? Что бы сказали своему приятелю-коммерсанту, чье задание не удалось выполнить?– Он боялся моего возвращения. Это я понял уже из разговоров с операми, которые меня задержали. Видимо, он сильно меня подставил… Следователь тоже не хотел разбираться, кто прав, а кто виноват. Я предлагал провести следственный эксперимент с целью выяснить, мог ли я понять, что это были сотрудники милиции, а не бандиты, как я думал. Следователь отказался. Хотя экспертиза подтвердила, что один из них был пьян. На суде родственники убитого пояснили, что в тот день он болел и с утра принял лекарства. Словом, я не знаю, кто стоял за этим делом… Все были против меня. Вы когда-нибудь получали нокаут? Сильный удар в голову, перед глазами – круги… Я был никакой, когда в меня угодила пуля. Я отлетел от машины на полтора метра. И потерял сознание. Потом я узнал, что моего водителя тоже зацепило. Нас обоих отвезли в больницу… Поэтому я утверждаю, что если бы провели следственный эксперимент, все обвинения с меня сняли бы. У меня была самооборона. И я был уверен, что это бандиты. После суда я написал заявление, что не согласен с приговором. Но куда там, это же Россия… Сами знаете, чего толку-то. Сначала следователь, а потом судья построили систему доказательств на своих личных убеждениях, мол, я специально совершил убийство. Мою просьбу провести следственный эксперимент отклонили на том основании, что в этом, дескать, нет необходимости. Хотя у меня был свидетель – водитель автобуса, что проезжал мимо в тот момент. Он видел в руке милиционера пистолет, о чем рассказал на суде. Я сам оперативник, почти двадцатку отработал в системе – как я должен был отреагировать? Защищаться! Я потом всем это говорил, и в итоге всем это было, извините за грубое выражение, по барабану. Я говорил: на меня был направлен пистолет! И слышал в ответ равнодушное: «Ну и что». Меня просто не хотели понимать. Я даже не знаю, почему мне дали такой большой срок: двадцать пять лет. В моем личном деле – две полосы. И кто за этим стоит, я не знаю. Догадываюсь только…– Что значит – две полосы?– 12 марта 1997 года произошло это ЧП. 17 марта меня привезли во Владимир, допрашивали. Туда же приехал мой начальник, во Владимир, с кем-то встречался. Когда он уехал, на моем личном деле появились две полосы – они означали: усилить за мной контроль. Такие полосы рисуют для сотрудников тюрем и колоний, чтобы они сразу обратили внимание на данное личное дело и отложили его в отдельное место. Одна полоса означает – склонен к побегу, опасен при нападении, другая – склонен к суициду. Откуда взялся этот суицид, даже не представляю. Никогда в мыслях подобного не было. Лично я по жизни оптимист. Кто-то заинтересован был дать широкую огласку моему делу, потому что обо мне уже в двух книгах писали. Первая книга называется «Тюрьма и зона», вышла она в октябре 1997 года. А вторую книгу мне принесли в начале февраля 1999 года, называется «Милиция и беспредел». В одной из книг меня описывают как киллера. И даже не российского, а чуть ли не мирового масштаба. Якобы я мог выезжать даже за рубеж. Да я нормальный человек! Не душегуб, как хотелось бы кому-то меня представить. И сплю я спокойно… Да, я защищался. Даже если животное загнать в угол, оно тоже будет сопротивляться. У меня в 1994 году была ситуация, когда бандиты решили забрать мою машину. В тот момент у меня был табельный пистолет. Одного я сразу убил, а второго тяжело ранил. Всего же их было пять человек. Было заведено уголовное дело, меня признали потерпевшим. Потому что я защищался. Точно такая же ситуация была и на этот раз. Я снова защищался, думая, что на меня напали бандиты. И если они оказались не бандитами, а милиционерами, то это их проблема, а не моя. Потому что в роли милиционеров они были просто неубедительны!– Зачем вы вообще связались с тем коммерсантом, в Омске? Ведь известно: где крутятся большие деньги, там не обходится без криминала. Как сотрудник милиции вы должны были об этом знать.– Если бы в милиции платили нормальные деньги, лично я никуда бы не сунулся. Когда по два-три месяца нам не платили, а нужно было крутиться-вертеться… У меня семья, две дочери.– Жена знала, куда и зачем вы поехали?– Нет. Я не привык ни с кем обсуждать свои планы. Жене сказал только, что поехал по делам в командировку на несколько дней.– Когда вас арестовали, она приходила на свидания?– Конечно.– Какой была ее реакция на то, что вы совершили?– Ее не интересовал этот вопрос. Мой характер она прекрасно знала. И она знала также, что я грязным делом не займусь.– В ходе уголовного дела возникал вопрос, что в Москву вас направляли якобы для убийства?– Да, возникал. Из Владимира меня повезли в Омск – именно для расследования этой версии. В Омске было отказано в возбуждении уголовного дела по данной версии, ввиду того что она не подтвердилась. И в приговоре об этом не упоминается. Откуда взялись неподтвержденные «факты» в названной книге, мне неизвестно.– Есть выражение: «зона учит». Чему лично вас научила зона?– Только надев вот эту черную робу, я стал по-настоящему разбираться в психологии людей. Представьте, что я – отработавший двадцать лет в спецслужбе! – только в колонии научился нормально разговаривать с людьми. Я вот прошел сейчас эту школу – тюремную школу – и если бы меня после всего этого вернули обратно в уголовный розыск, это было бы прекрасно. Почему? Потому что я знаю теперь об этой системе все: начиная с низов, с камеры в СИЗО, и кончая зоной. Как здесь работают со спецконтингентом – вот что я знаю! Большая скученность людей, характеры разные – у одного взрывной, у другого поспокойнее. Самое главное, что все здесь понимают – конфликты в зоне никому не нужны. Потому что сидеть здесь предстоит очень долго и нужно сидеть так, чтобы не расходовать собственные нервы. А для того чтобы не расходовать нервы, нужно думать. А для того чтобы думать, нужно… черпать информацию. Откуда? Отсюда же. Начинаю приглядываться, кто как себя ведет, как разговаривает, и уже подбираю ту или иную интонацию к человеку. Одно слово можно повторить с разной интонацией. Поэтому приходится постоянно себя контролировать: с кем говоришь, о чем говоришь, как говоришь. Бывает так, что человек не воспринимает быструю речь, ему что-нибудь скажешь – он не поймет. Тогда говоришь более внятно и медленнее. Случается, кому-то помогаю. Решать их психологические проблемы. Чтобы избежать конфликтов… У нас в отряде большие срока – до 25 лет. Сидеть долго, поэтому мы думаем, как избегать конфликтов. Потому что мы не знаем, что будет завтра. По-иному ведут себя те, у кого маленький срок. Он каждые сутки пересчитывает, сколько ему остается дней до свободы. Ему хочется побыстрее, он «гоняет», поэтому психует. А когда каждый день считаешь, это выбивает из колеи. Поэтому в зоне нужно себя чем-то занимать. Читать, изучать… Когда я в первый раз перешагнул порог камеры, это был для меня совершенно чужой мир. Свой 42-й год рождения я встретил в тюрьме. Это было чем-то вроде смены рубежа… Правильно говорят, что у каждого человека есть своя карма, что все в этом мире предопределено. В колонии я увлекся изучением астрологии. И здесь научился делать астрологические квадраты на людей, то есть выявлять, на что этот человек способен. Нужную литературу я беру у других осужденных, тех, кто этим тоже занимается. Еще я увлекся магией… В колонии, где много людей с темным прошлым, витает в воздухе отрицательная энергия. Физически ощущаешь тяжелую атмосферу. Некоторые осужденные научились себя подпитывать энергией от других людей. Я встречал таких… с ним неприятно разговаривать, хочешь уйти, а он так и лезет на разговор – это он забирает вашу энергию.– В обмороки после таких разговоров никто не падал?– Нет, не падал. Вроде.– Есть понятие о том, что все мы ходим под Богом: каждому воздастся по его деяниям. И если человек совершил неблаговидный поступок, то рано или поздно это аукнется на его судьбе. Например, кошмарные сны замучают. Такое бывало в зоне?– В верхах власти воруют эшелонами – и кошмары их не мучают! Вы помните, как в конце 1999-го – начале 2000 года хотели снять с депутатов и судей неприкосновенность. Они закричали: «Караул!» Потому что хорошо понимали, что сорок процентов из них сразу пересажают. Вы знаете, за что… Потому что к рукам прилипает. Маленький чиновник берет немного, а судья – много. С каждого дела он хочет «заработать» хороший кусок. В нашей колонии есть бывшие представители почти всех силовых структур. Нет только судей! Случайность? Крупных чинов у нас тоже нет, такие всегда откупаются… Хотя я считаю, что в нашей стране именно судейский и прокурорский аппараты самые коррумпированные. Это я вам могу доказать из собственного опыта, когда еще работал в милиции и пытался раскрутить несколько крупных дел. Например, у нас появилась магнитофонная запись беседы преступного авторитета с прокурором одного из районов, где первый спрашивал совета у последнего. А потом к нам приехали из управления, и кассету забрали. Ну как это расценивать? И так происходило довольно часто.Я помогаю людям, пытаюсь помогать… Вот один осужденный стал резко худеть, за месяц сбросил пятнадцать килограмм. Я снял с него сглаз, и он опять вошел в привычную колею жизни, поправился. Но чтобы снять сглаз, нужны особые условия. Во-первых, нужны необходимые атрибуты: это свеча и шерстяная нитка. А во-вторых, не в каждом помещении можно снимать сглаз. В отряде, например, категорически нельзя. Почему? Да потому что в помещении отряда слишком много отрицательной энергии. Мешают другие осужденные, которые находятся рядом. Поэтому приходится искать возможность уединения.– Где же в колонии можно уединиться?– Ну, скажем… в кабинете начальника отряда.– И снимать сглаз под присмотром того же начальника отряда?– Отвечу так: история об этом умалчивает…– Вам жалко время, которое проходит здесь, в колонии?– Мне сидеть еще долго-долго-долго… За это время я успею изучить и освоить все то, до чего не доходили руки в прошлом. А жалею я в этой жизни только об одном: у меня две дочери и они растут без отца… Когда я уезжал в Москву, младшей только исполнилось четыре года, а старшей было восемь лет. Пока я сижу в колонии, младшая пошла в школу, научилась писать, и теперь шлет мне письма. Значит, помнит…– О чем больше всего мечтаете, сидя в колонии?– Когда освобожусь, поеду туда, где вольно дышится. Куда-нибудь на природу, где озера и водопады.– Что, сразу – на природу?– Почему сразу? Жизнь меня научила: сначала обдумай, а потом шагай. Если запрограммировать себя на что-то, это плохо. Потому что планы через день-два могут поменяться, а программа, которую вы заложили раньше, она сработает. Помимо вашей воли. Поэтому нужно не программировать себя, а думать. Шаг сделал – а вдруг там яма?