– Наверное, что-то сломалось во мне, – говорит бывший милиционер Ф. – Не могу смотреть фильмы про ментов. Меня почему-то начинает тошнить во время таких фильмов.

Осужденный Ф. – Я родился в 1958 году. Имею высшее педагогическое образование. С 1992-го по 1999 год я работал в милиции, в должности инспектора лицензионно-разрешительной системы Щелковского УВД Московской области.– За что вы попали в колонию?– Осужден я по статье 228-й, части четвертой, за незаконное хранение и перевозку наркотических средств. Случилось это в октябре 1999 года. Ко мне на квартиру приехал друг детства. Он попросил помочь своему товарищу с водительскими правами, которые были у того отобраны сотрудниками ГАИ. Я совершил, конечно, ошибку, согласившись помочь. Я пообещал забрать права через коллег по работе. Мой друг в тот же день уехал, и я о нем больше ничего до сих пор не знаю. С того момента и начался мой «этап» на тюрьму. Потому что в нужный момент я не повел себя как сотрудник милиции, а повел себя как обычный гражданский человек.– Что это за момент был? Расскажите подробнее.– Мы поехали с тем человеком, которому нужно было вернуть права, в другой город.– Зачем?– В том городе у него забрали права.– Хорошо, вы поехали. Что случилось потом?– Я немножко знал этого человека как мастера по ремонту автомобилей. Иногда пользовался его услугами. Приезжал, сдавал машину в ремонт, потом забирал. Ничего криминального за ним не замечалось. Однако позднее, когда нас задержали, выяснилось, что этот человек был шесть раз судим. И вместе с ним был я – офицер милиции. Во время предварительного следствия его почти сразу же, на второй или третий день, отпустили. Меня же плотно закрывают, и держат в камере до суда. А его тем временем переводят в ранг свидетелей преступления.– За что вас задержали?– За перевозку гашиша.– На чьей машине вы ехали: на его машине или вашей?– Хороший вопрос. Когда мы только собирались ехать, я сказал ему: «Дмитрий, давай поедем на твоей машине». У него права отобрали, но машина осталась. У меня были свои права. Я сказал, что могу сесть за руль его машины. Но он почему-то категорически отказался. И он же предложил поехать общественным транспортом.– В какой город вы поехали?– В Ярославль. Мы поехали на автобусе. Там нас и задержали. Часть гашиша обнаружили у него, и часть – у меня. Там был очень приличный вес…– Как он к вам попал?– Из-за моего неблагоразумия. Мне надо было раньше сообразить, что настоящая цель поездки не имела ничего общего с проблемой возврата водительских прав. Потому что, еще когда мы ехали в Ярославль, он уже начинал переводить разговор на другую тему. Он говорил, что по пути надо заехать к одному человеку, порешать некоторые вопросы и так далее. Я спросил: «А как же с правами?» На что он ответил: «Это все я тебе по ходу объясню». Когда мы приехали в Ярославль, он сказал, что проблема с правами уже решается, что этим занимается кто-то другой и что теперь можно ехать обратно. И он попросил меня помочь довезти банки, в которых было что-то похожее на порезанный толстый укроп. Эти банки передал нам на улице знакомый моего знакомого. Мы взяли их, они были в сумках, и приехали в Переславль. На вокзале к нам подошли сотрудники милиции и сразу арестовали нас. Как потом я понял, нас вообще тщательным образом разрабатывали и «вели» от самого Ярославля до вокзала в Переславле. Но судили только меня одного, поскольку мой так называемый подельник пошел как свидетель. На суде он показал против меня. Он сообщил, что случайно встретился со мной в Переславле, на вокзале, где я якобы проходил мимо, увидел его и попросил помочь довезти банки.– Вы пытались доказать, что все происходило иначе?– А бесполезно было доказывать. Еще в ходе следствия было предвзятое отношение следователя. Я до двадцати пяти лет жил с родителями в Таджикистане. А потом, когда русских там стали притеснять, наша семья переехала в Россию. И вот следователь мне говорила: «Ну ты же жил в Таджикистане, там на каждом углу выращивают гашиш. Ты же знал, что вез в банках!» Я отвечал: «Нет, не знал».– На сколько лет вас осудили?– На семь.– Говорят, зона тоже чему-то учит.– Если человек сам этого захочет. В колонии я самостоятельно стал изучать немецкий язык. Есть хорошее выражение: сколько языков знаешь, столько и жизней живешь. Я выписал нужную литературу, стал набирать словарный запас и совершенствовать грамматику. Потом ко мне подошли двое других осужденных и предложили провести несколько занятий для них. Я обговорил с администрацией идею создать в колонии секцию по изучению немецкого языка. Мне разрешили. Выделили помещение. Я запланировал занятия на год. К концу года я с ребятами в отряде на бытовом уровне уже разговаривал по-немецки.– Зачем это нужно в колонии, где все остальные осужденные говорят по-русски?– У нас это языковая практика. А для чего… когда записываются ко мне в группу, то первоначально пишут заявление, которое визируют в администрации колонии. И в заявлении указывают причину желания освоить чужой язык. Одни пишут: «Для общего уровня развития». Другие пишут: «После отбытия наказания хочу эмигрировать в Германию».– Сколько человек занимается в вашей секции?– Я когда первую группу набрал, у меня было четырнадцать человек. А сейчас набрал вторую группу – двенадцать человек.– И сколько же из них хотят потом уехать из России?– Ну… есть такие. В колонии ведь сидят самые разные люди. Одни попали сюда совершенно случайно, другие – заслуженно. Есть и третьи, о которых можно сказать, что им даже мало дали – надо было бы больше дать. Но не мне судить, я сам – осужденный. И высказываю свое мнение только из собственных наблюдений, не имею на руках приговоров, по которым осудили этих людей. Я могу привести пример, когда один осужденный попросил меня прочитать материалы его уголовного дела, которые он хранил у себя в ксерокопиях. И он попросил меня потом высказать свое мнение. Я прочитал. И удивился, как в его деле было много путаницы и даже подтасовок. Он сам тоже из Подмосковья. Работал в милиции. С тремя друзьями поехали на природу. По пути заехали в какую-то деревню. И там они якобы ворвались в магазин, связали сторожа и якобы похитили продукты и водку. Причем в приговоре было написано: «Прямых доказательств вины нет, но суд считает, что данный факт мог иметь место».– В вашем отряде есть телевизор?– Да, в помещении воспитательной работы.– Сериалы про ментов смотрите?– В отряде смотрят, но я не смотрю. Когда меня посадили, меня полностью отвернуло от телевизора. Особенно не могу смотреть фильмы, связанные с работой милиции. Меня почему-то начитает тогда подташнивать. Даже не знаю почему. Наверное, душа не воспринимает такую тематику. Почему-то я стал видеть в этих фильмах неискренность. А может, что-то сломалось во мне и я просто хочу уйти от той прошлой жизни, когда сам работал в милиции.