Из рассказа осужденного Д.

– Сначала меня привязали к стулу и били током, противогаз надевали, ногами били. Потом ставили мне на голову стакан и ногами пытались сбивать его. Если промахивались, то попадали по голове. Потом цепляли меня к машине наручниками и таскали по земле. Иголки совали под ногти. Я очень часто сознание терял. Где-то на седьмой или восьмой день я уже все подписал…

Осужденный Д. – Я родился в городе Североуральске. Родителей своих не знаю. Поэтому с самого детства скитался по приютам. Из Североуральска меня перевели в детдом в Таганрог. Там я окончил школу. Меня призвали в армию, где я освоил специальность механика по тяжелой технике. Вернулся из армии, и написал письмо в Якутию, в старательскую артель. И мне сразу пришел вызов, мол, приезжайте. Так я поехал работать в артели. Я приехал в феврале и сразу же стал полностью разбирать технику. Мы разбирали бульдозеры и опять собирали. Потом выезжали на полигон, где работали.– В каком году вы приехали в артель?– Ой, я не помню уже. Были восьмидесятые годы. Я там сезон отработал, получил благодарность за исправную технику. Получил деньги. И меня уже стали приглашать в другие артели.– Там же, в Якутии?– Нет, меня пригласили в Красноярск. Потом я опять уехал в Якутию. И так в общей сложности я работал в артелях двадцать лет.– Платили хорошо?– Очень хорошо.– У вас есть жена, дети?– Да, есть.– Много детей?– Да нет. Трое.– Жена пишет в колонию письма?– Ну, пока тишина…– А вы пишете ей письма?– Конечно.– Какой у вас срок заключения?– Двадцать лет.– За что вы попали в зону?– Получилось так: мы сезон отработали, а нам выплатили только часть денег. А я уже знал эту систему: если все деньги сразу не выплатят, то их могут не выплатить никогда. Я посмотрел, что такое дело, и сразу пошел в тайгу. В тайге можно вести частный промысел. В мае 1998 года я ушел в тайгу и только через год вышел обратно из тайги. Целый год я работал на себя. Я вышел из тайги с мешком золота, завернул в свою бывшую артель, показал им золото, они говорят: «Поехали, посмотрим на место, на месторождение, которое ты нашел». А я действительно нашел очень богатое месторождение, которое ни на каких картах не указывалось. И вот меня просят в артели: вези, мол, нас на это место. Дескать, проведем там геологическую разведку и начнем разрабатывать месторождение общими силами. И что, мол, в накладе я не останусь. Я согласился. А они очень сильно торопились поехать и поэтому меня торопили. Сначала они даже хотели заказать вертолет, чтобы сразу долететь до нужного места, но с вертолетом не получилось. Добираться нужно было далеко, за пятьсот километров. Мы сели в машину, доехали по гравийной дороге до озер. А дальше надо было идти пешком. Мы немного прошли, и я чувствую, что мне как-то не по себе стало. Что-то меня беспокоило. Тогда я их оставил, а сам пошел дальше. Им я сказал, что скоро подойду. И вот я ушел от них. Дошел до своего участка, сделал там что надо, пошел назад. Но сердцем чувствовал: что-то не так происходит. Я снял с себя весь груз…– Какой груз?– Золото. И я с пустыми руками пришел к ним обратно. Они даже не ожидали, что я вернусь пустой. Обыскали меня…– Обыскали?– Ну, как обыскали: я пришел к ним, оставил вещи, и пока туда-сюда ходил, вижу, что мои вещи лежат не в том порядке, в каком я их оставил. Значит, в моих вещах что-то искали. Но так ничего и не нашли. А потом я им сказал, что никуда с ними я больше не пойду. Они пошли обратно, к машине, а я взял лодку и поплыл вниз по течению. Я доплыл до места, где жил старик по кличке Короед, и у него остался рыбачить. Два месяца я у него жил, потом решил выйти в поселок, к людям. Когда вышел к людям, то оказалось, что меня уже повсюду искали. Потому что в тайге, где я раньше находился, нашли двух убитых старателей. И меня подозревали в их убийстве. Но я не мог их убить потому, что когда я выходил из тайги, я был, в то время, с одной рукой. То есть с одной рабочей рукой. Потому что вторую руку я отморозил, это было в мае 1999 года. И я даже палец себе отрезал. Полностью. У меня гангрена пошла. Я взял пассатижи и просто оторвал палец, поскольку был один, в тайге, помочь мне никто не мог. Потом, в больнице, мне еще поудаляли косточки, разворотили всю руку… Ну и вот, мне сказали: «Это ты мог убить тех людей». Сначала меня били и говорили: «Признавайся, что это ты застрелил их».– Кто вас бил?– Дознаватели.– Вы признались?– Ну, я не выдержал… Потом на меня стали навешивать еще пять убийств. Но потом эти обвинения сняли, потому что те люди оказались живыми. А первых двоих, убитых, оставили на мне. И приговорили на двадцать лет заключения. Им надо было меня засадить, и они меня засадили.– Почему им надо было именно вас засадить?– Потому что я первым вышел из тайги. Вообще в то время, когда были совершены убийства, в тайге было много других людей. Но я вышел из тайги первым. И меня сразу же арестовали. На суде я вину не признал. Судья меня спрашивает: «Это ваш почерк?» Я посмотрел, говорю: «Нет, не мой почерк». Они там сами дописали и расписались. А я в материалах следствия даже не расписывался. Потом оказалось, что убитых не застрелили, а убили другим способом. И снова стали переделываться все следственные бумаги. Меня так били, добиваясь признания… Весь поселок возмущался – слух-то пошел. Один милиционер, правда, хотел заступиться за меня. Так ему дали четыре года лишения свободы.– А его-то за что осудили?– Так за то, что полез меня защищать. И еще один подполковник тоже пытался меня защитить. Ему дали девять лет заключения. Оба они сейчас тоже сидят в этой зоне. В милиции не любят, когда выносят сор из избы.– Как вас били?– Током били. Это я хорошо помню. Током били меня в отделе милиции.– Долго вас там держали?– Десять дней. Хотя я сам пришел в милицию… Когда я вышел из тайги, мне сказали: «Сходи в милицию, к тебе есть вопросы». Я пришел к ним без всякой задней мысли, а меня тут же скрутили, и все понеслось… Мне сказали, что я якобы застрелил в тайге двух старателей. Из винтовки. Потом оказалось, по данным экспертизы, что огнестрельных ранений не было. Их убили монтировкой. Причем били их с левой руки. А у меня левая рука была вся раздроблена, в крови, я не мог бы ею бить. И потом еще оказалось, что убитых сначала пытали. Им связали проволокой руки. Это двоим здоровым мужикам. Я не мог бы один с ними справиться. Там как минимум их убивали трое. И я видел этих троих. Но я не знал тогда, что они – убийцы.– Где вы их видели?– Я шел с перевала, с золотом, спустился к зимовью, где жили эти старатели. Я хотел взять у них продукты. У них там, когда я подходил, хлебушком пахло. И вот я подхожу к зимовью, смотрю: идут трое. Незнакомые. Я сразу – в кусты. Смотрю: в кустах валяются сапоги. Я схватил их, потому что у меня мои сапоги были порваны, и дальше побежал, спрятался. Смотрю, эти трое прошли своей дорогой, они были с автоматами и в маскировочных халатах.– А почему вы от них побежали прятаться? Чего вы боялись?– Я подумал, что это милиция. А у меня был груз – золото. И на частный промысел существует запрет. Я испугался, что меня обыщут, а потом заведут дело за незаконную добычу золота.– Что произошло дальше?– А дальше я тихонько подошел к зимовью, там никого не было, взял кое-какие продукты и так же тихонько ушел.– То есть вас никто не видел?– Нет, никто. Ну а дальше вы все уже знаете: когда я вышел из тайги, мне сказали прийти в милицию. Там меня арестовали и обвинили в убийстве. А доказательством моей вины стали те самые сапоги, которые я взял в кустах возле зимовья. Потому что эти сапоги, как оказалось, принадлежали одному из убитых.– Сапоги были с меткой?– Да, в одном сапоге был ввинчен болтик. Если отклеилась где кожа, а приклеить обратно невозможно, то ее привинчивают болтами. Я сам так же ремонтировал свои сапоги.– Какие еще вещественные доказательства предъявлялись в ходе судебного процесса?– Больше никаких доказательств не было. Но чтобы я признался, в милиции меня пытали… Сначала привязали к стулу и били током, противогаз надевали, ногами били. Они пьяные были… Потом они ставили мне на голову стакан и, как в ушу, ногами пытались сбивать стакан. Если промахивались, то попадали по голове. Потом цепляли меня к машине наручниками и таскали по земле. Иголки совали под ногти. У меня потом пальцы вот такие были… Я очень часто сознание терял. Где-то на седьмой или восьмой день я уже все подписал… я сказал: «Ладно, давайте бумагу, я все подпишу».– Что именно вы подписали?– Я подписал, что убил этих старателей. Потом вызывают следователя, он приезжает с кинокамерой и начинает снимать меня на пленку, мол, давай опять признавайся. Тогда я сказал: «Вы мне адвоката давайте. Без адвоката я говорить не буду». До этого я сколько просил адвоката, так его мне вообще не давали. А на этот раз адвокат вдруг приехал. Посмотрел на меня, а я весь синий был, он спрашивает: «Что с ним?» Ему отвечают: «Да это он сейчас с лестницы упал». Потом мы стали с адвокатом разговаривать. И я сказал: «Я людей не убивал. На мне не было и нет чужой крови. И не будет. Я двадцать лет проработал в артели, я знаю, что лучше пойти в тайгу и самому намыть золото, чем убивать людей за какие-то двести грамм». Эти мои слова засняли на видеокамеру. Вытащили кассету, куда-то унесли. А потом эта кассета исчезает. Хотя были свидетели, которые подтвердили, что меня записали на видеопленку и что я был весь синий. Я на суде говорил: «Давайте посмотрим кассету». Бесполезно… Все было подстроено против меня. Специально. Меня судья спрашивал: «Ну а почему ты подписался, что убил людей?» Я отвечаю: «Я просто уже не выдержал…я бы и Гитлеру подписался». Меня ведь когда из нашего поселка, из отдела милиции, привезли в Якутск, в следственный изолятор, то сразу бросили в пресс-хату, где сидят отморозки, они выбивают нужные показания. Я три дня с ними дрался, ну… хорошо досталось мне. Потом меня вывели… увезли в милицию, завели в какой-то подвал, и опять мне хорошо досталось.– А на этот раз чего от вас добивались? Вы же подписали уже признание.– Да, я подписал, что застрелил двоих старателей. Но медэкспертиза показала, что они не были застрелены и что их убили монтировкой. И теперь из меня выбивали показания, что я их не застрелил, а убил именно монтировкой. Меня опять очень долго мучили, в подвале…– Что было потом?– Меня снова привезли в СИЗО. В черную хату. А подполковник из красной хаты говорит мне: «Иди к нам. Ты в черной хате долго не протянешь».– Какой такой подполковник?– Подполковник милиции, я уже рассказывал, которого посадили из-за того, что он стал защищать меня.– Как вы смогли общаться с ним в СИЗО? Вы же сидели в разных камерах: он в красной, вы – в черной.– Да там между камерами были такие дыры…– Дыры?– Из стены вытаскивался кирпич, а на время обыска обратно вставлялся и маскировался – замазывался хлебом. На тюрьме такие дыры называют кабурами. Через эти кабуры общается вся тюрьма.– И все это происходило в якутском СИЗО?– Да, в якутском.– Итак, подполковник вам предложил перейти к ним в камеру…– И я перешел.– Неужели так просто: захотел – и перешел?– Да нет, я попросил – и меня перевели к ним.– Вы сказали, что этот подполковник пытался защищать вас.– Я знаю, что его держали на пятидесятиградусном морозе, в гараже, и требовали, чтобы он отказался от своих слов.– Каких слов?– Он говорил, что я никого не убивал. Он мог это доказать.– То есть его и ваше дело в конце концов объединили в одно дело?– Нет, его осудили за получение взятки.– Кто ему дал взятку?– Этого я не знаю.– Но вы говорите, что фактически его осудили и отправили в эту зону только за то, что он пытался вас защищать.– Да, фактически его осудили за это.– Запутанная получается история. Кстати, а вас-то почему отправили отбывать срок в милицейскую зону?– Не знаю. Может быть, потому, что я какое-то время сидел в СИЗО в милицейской камере. И что в моем деле оказались замешанными двое милиционеров, пытавшихся оправдать меня и за это тоже пострадавших.