Глава 1. В толще океанской воды

#i_109.jpg

Цепь жизни

Наверное, нет такого человека, которому не был бы знаком вкус рыбьего жира. Большинство вспоминает о нем без всякого удовольствия, хотя целебные свойства его также известны каждому. После приема ложки неприятно пахнущего лечебного препарата его вкус долго сохраняется во рту и перебивает все другие пищевые ароматы. Специфический запах рыбьего жира характерен для большинства рыб, особенно морских, но им пропитаны также и продукты морского зверобойного и китобойного промыслов — ворвань, шкуры. Попытки откармливать рыбой кур и свиней приводят к тому, что их мясо становится несъедобным. Оно, конечно, ничуть не вредно для здоровья, но пахнет не курятиной и не свининой, а рыбьим жиром. Таким образом, этот стойкий запах не пропадает даже в результате переваривания пищи, в состав которой рыбий жир входит.

В промышленности этот жир получают перетапливанием печени трески и некоторых других рыб, поэтому-то он и получил название рыбьего. Но если строго разобраться, по происхождению он вовсе не рыбий, треска сама получает его вместе со своей пищей — более мелкими рыбками, рачками, морскими червями, а те, в свою очередь, от мельчайших планктонных рачков. А планктонным рачкам он достается вместе с одноклеточными диатомовыми водорослями, которыми эти рачки питаются.

Итак, на поверку оказалось, что рыбий жир имеет растительное происхождение. Как по цепочке, питательные вещества переходят от одних организмов к другим, но животные их только получают и отдают, а растения еще и производят. Они-то и составляют начало той цепи жизни, которая от невидимых простым глазом мельчайших водорослей через множество промежуточных инстанций приводит к гигантам моря.

Планктонные диатомовые водоросли обитают в верхних слоях океанской воды, куда проникает солнечный свет. По своему количеству и по той роли, которую они играют в жизни океана, диатомовые занимают первое место. Это одноклеточные организмы величиной от нескольких микрон (тысячных долей миллиметра) до 2–3 миллиметров. Тело каждой клетки заключено в двустворчатую оболочку из кремнезема, пронизанную множеством отверстий. Скульптурный узор створок поражает разнообразием. Ботаники насчитывают около 10 тысяч современных и вымерших видов этих водорослей, каждый из которых имеет свою форму и свой рельеф створок.

Диатомовая водоросль хетоцерос.

Под прозрачной тончайшей оболочкой находится цитоплазма с ядром и множеством хлоропластов. Последние имеют желтую или оливковую окраску и включают в себя зеленый хлорофилл, замаскированный бурым пигментом диатомином. Благодаря хлорофиллу диатомовые водоросли могут использовать солнечную энергию для фотосинтеза органических веществ. Цитоплазма содержит также капельки жира, имеющие чрезвычайно важное значение для жизни этих водорослей. С одной стороны, жир служит им в качестве запасного питательного вещества, с другой — он обеспечивает клетке плавучесть, облегчает ее парение в толще воды.

При размножении клетка делится пополам, причем каждая половинка наследует одну створку, а другую вскоре достраивает. При благоприятных условиях размножение идет быстро, и за сутки число клеток удваивается. Как правило, вновь образовавшиеся клетки расходятся, но у некоторых видов створки обеих дочерних особей остаются соединенными между собой, благодаря чему возникают колонии в форме цепочек.

Как уже говорилось, роль диатомовых водорослей в создании первичной продукции океана чрезвычайно велика. В качестве мощного и неиссякаемого источника органических веществ они служат постоянной кормовой базой и начальным звеном в цепях питания подавляющего большинства морских организмов. Ими непосредственно питаются многие планктонные рачки, личинки рыб и даже взрослые рыбы, такие, как сардина, хамса, сельдь. Отмирая, диатомовые дают массу детрита и растворимых органических веществ, которыми питаются одноклеточные простейшие животные и бактерии. Таким образом, и в случае своей естественной смерти они служат источником продолжения других форм жизни. Несмотря на отсутствие ложноножек, жгутиков, ресничек или других приспособлений для передвижения, диатомовые способны к активному перемещению в пространстве. Механизм их движения пока еще не открыт и представляет собой одну из тайн, ждущих своего исследователя.

Диатомовая водоросль ризосоления.

Кокколитофориды — мельчайшие одноклеточные водоросли в форме шарика диаметром не более 30 микрон. Подобно диатомовым, они тоже имеют нежный наружный скелет, но он состоит не из кремнезема, а из углекислого кальция. Каждая клетка снабжена двумя жгутиками, служащими для передвижения. Роль кокколитофорид в фотосинтезе также достаточно велика, хотя в этом отношении они и уступают диатомовым.

Скелет перидиней состоит из целлюлозы — органического вещества, вообще очень характерного для растений. Перидинеи, как и другие представители растительного планктона, относятся к одноклеточным организмам. Обладая парой жгутиков, они могут передвигаться, а наличие хлорофилла позволяет им синтезировать на свету органические вещества.

Все три группы водорослей служат пищей для зоопланктона, но перидинеи при определенных условиях могут вызвать и гибель животных. Иногда в результате массового размножения перидиней вода в море приобретает красноватый оттенок. Это явление, известное под названием «красного прилива», вызывает массовую гибель животных, в пищевую цепь которых включается избыточное количество перидиней. Питание перидинеями не сказывается отрицательно на двустворчатых моллюсках, но яд может накапливаться в их теле. Многочисленные наблюдения подтверждают, что целый ряд вполне съедобных моллюсков в теплое время года, когда происходит бурное размножение перидиней, становится ядовитым для человека. Достаточно съесть хотя бы одного такого моллюска, чтобы отравиться. Известны даже смертельные случаи. Для рачков этот яд не опасен, но рыбы, питающиеся рачками во время «красных приливов», погибают в массе. Так, в 1947 году у берегов Флориды «красный прилив» повлек за собой гибель 50 миллионов рыб; поверхность моря и берега была сплошь усеяна мертвой рыбой. Такие бедствия случаются лишь в периоды массовых вспышек размножения перидиней; во всех других случаях эти одноклеточные водоросли неопасны и даже полезны, так как играют свою положительную роль в образовании начальных звеньев пищевых цепей.

Перечисленные выше группы водорослей, а также некоторые другие представители этих одноклеточных растений в своей совокупности получили название фитопланктона. Как и всякие другие фотосинтезирующие растения, планктонные водоросли нуждаются в наличии солнечного света, углекислоты, неорганических солей и кислорода. Последний им необходим для дыхания, но в процессе фотосинтеза он выделяется во внешнюю среду как побочный продукт реакций, приводящих к образованию органических веществ из неорганических.

Солнечный свет проникает в толщу океана лишь на определенную глубину, зависящую от степени прозрачности воды. Около берегов, особенно недалеко от устьев рек, эта глубина совсем незначительна, но и в открытом океане толща воды, где условия пригодны для фотосинтеза, не превышает 100 метров. В мельчайших одноклеточных водорослях, живущих в этом слое, и создается весь тот органический материал, который впоследствии трансформируется в тела всех других обитателей моря.

Второе условие для фотосинтеза — это наличие в воде углекислоты. В этом веществе, как правило, недостатка никогда не ощущается. Углекислота образуется в результате дыхания морских растений и животных и проникает в воду из атмосферы.

Но даже при обильном освещении и наличии углекислоты размножение фитопланктона ограничивается присутствием так называемых биогенных солей, в первую очередь солей азота и фосфора. Оба эти элемента обязательно входят в состав белков, а содержание их в морской воде совсем невелико, азота не более 7 граммов на тонну воды, а фосфора всего лишь 0,1 грамма. Вполне понятно, что фитопланктон быстро исчерпывает все запасы фосфатов и нитратов в том слое воды, где происходит фотосинтез, и размножение водорослей приостанавливается. Оно может возобновиться лишь с поступлением новых порций биогенных солей, что происходит либо в результате гибели и разложения организмов, либо за счет подъема из глубинных слоев океана масс воды с неизрасходованными фосфатами и нитратами.

Содержание биогенных солей в поверхностных слоях воды в течение года значительно изменяется, особенно в средних и высоких широтах. Весной в связи с увеличением продолжительности дня и повышением солнечной радиации фотосинтез усиливается, и фитопланктон быстро размножается. По мере потребления растениями фосфатов и нитратов их концентрация в морской воде снижается и в разгар лета падает до минимума. Осенью дни становятся короче, поэтому фотосинтез ослабевает, и количество биогенных солей в морской воде постепенно увеличивается, достигая своего максимума зимой. В тропической зоне океана, где сезонность выражена не так отчетливо, поверхностный слой воды обеднен биогенными солями круглый год.

Верхний стометровый слой морской воды представляет собой гигантское пастбище, на котором откармливаются мириады маленьких растениеядных животных. Больше всего здесь рачков, главным образом веслоногих, на долю которых приходится около 70 процентов всей биомассы морского зоопланктона. Каждый такой рачок размером не более рисового зернышка, но снабжен великолепными длинными, оперенными на концах усиками-антеннами. Держа тело вертикально, рачок размахивает своими антеннами, как веслами, и может передвигаться короткими рывками вверх. Широко расставив антенны, он парит в воде, медленно опускаясь вниз. Челюсти рачка превращены в сложный фильтрующий аппарат, который работает с поразительной интенсивностью. Часть ротовых придатков колеблется со скоростью до 600 ударов в минуту, создавая вблизи рта ток воды. Одноклеточные водоросли, попавшие в этот миниатюрный водоворот, отфильтровываются второй парой челюстей, видоизмененных в фильтрующую пластинку.

Веслоногие рачки, среди которых наиболее известны представители рода калянус, производят среди диатомовых водорослей настоящие опустошения. Несмотря на маленькие размеры (длина тела 1–2 миллиметра), веслоногий рачок успевает за сутки профильтровать 1–1,5 литра воды и извлечь из этого объема все одноклеточные водоросли. Более крупные рачки — эуфазииды, составляющие основу зоопланктона приантарктических вод, также питаются диатомовыми и другими одноклеточными водорослями. Ток воды они создают при помощи движения маленьких брюшных ножек, а сложенные грудные ножки образуют род корзиночки, через щели которой и осуществляется фильтрация. Аналогично питаются и похожие на небольших креветок планктонные рачки — мизиды.

Отфильтровывают фитопланктон и многие другие планктонные животные. Все они, равно как и рачки, не способны выбирать себе пищу и поедают только то, что задерживается фильтрующим аппаратом. Если отверстия в нем достаточно малы, то, кроме водорослей, в кишечник фильтраторов попадают также и бактерии, которые играют существенную роль в круговороте жизни в океане. Известный французский исследователь океана профессор Жан-Мари Перес считает, что рацион калянусов состоит на 50 процентов из фитопланктона, на 10 процентов из бактерий, а остальное составляют неживые органические частички.

Вместе с пищей в организм растениеядных рачков попадает и жир, который откладывается в их теле как запасное питательное вещество и для облегчения массы. Если при помощи мелкоячеистого сачка наловить и сварить планктонных рачков, от навара будет исходить отчетливый запах рыбьего жира, а капельки его можно увидеть на поверхности бульона. Планктонные рачки очень питательны.

Медуза.

Отчаянный смельчак французский врач Ален Бомбар пересек в одиночку на резиновой лодке Атлантический океан. В течение 65 дней он питался только рыбой и планктоном, который ловил за бортом при помощи густой сетки. Своим беспримерным подвигом А. Бомбар доказал, что люди, потерпевшие кораблекрушение, могут продержаться долгое время без запасов воды и пищи, довольствуясь тем, что добудут из моря. Сам А. Бомбар выразился о планктоне как о «…питательной кашице, довольно приятной на вкус, но малоаппетитной на вид. Она состояла преимущественно из зоопланктона, который придавал ей вкус пюре из креветок или лангустов, — ну просто объедение!..».

Хотя планктонные рачки и питательны, вовсе не значит, что они должны служить человеку повседневной пищей в обычной жизни. Перед тем как попасть на наш стол, биологическая продукция моря претерпевает еще множество превращений.

Кроме растениеядных животных, в планктоне держится множество различных маленьких хищников, постоянно выедающих калянусов, мизид, эуфазиид и других фильтраторов. Здесь и рачки, и медузы, и мальки рыб. Ими, в свою очередь, питаются хищники покрупнее: рыбы, кальмары, морские птицы, ластоногие. Непосредственно зоопланктон потребляют усатые киты. Так, по ступенечкам от одной группы организмов к другой переходят синтезированные одноклеточными водорослями органические вещества, но в конечные звенья пищевой цепи попадает лишь ничтожная доля того, что имелось в ее начале, большая часть расходуется в процессе жизнедеятельности отдельных звеньев.

Питательные вещества и энергия идут на движение, рост, развитие и размножение организмов. Биомасса растениеядных рачков составляет не более 10 процентов от потребленных ими одноклеточных водорослей. Эти рачки служат пищей мелким хищным планктонным организмам, но и они передают следующему звену пищевой цепи лишь 1/10 часть съеденного. Чем больше звеньев в цепи жизни, тем меньше каждое последующее звено. В этом смысле удобнее сравнить пищевые взаимоотношения не с цепью, а со ступенчатой пирамидой, в основании которой находятся растения, синтезирующие органические вещества, выше располагаются животные-вегетарианцы, далее следует несколько ступеней хищников. Человек как властелин мира всегда занимает вершину пирамиды, и ему достается совсем ничтожная доля того, что заложено в ее основании.

В связи с ростом народонаселения планеты и уменьшением запасов крупных морских животных в последнее время начал развиваться промысел и использование для пищевых целей тех организмов, которые стоят на относительно низких ступенях пищевой пирамиды. Это позволяет избегать огромных потерь органических веществ при переходе их от одной ступеньки к другой. Тем не менее паста «Океан», которую приготовляют из планктонных рачков, даже если ее очень много, не может заменить собой традиционную сельдь и треску. Как бы ни были заманчивы перспективы непосредственной утилизации планктона, необходимо прилагать все усилия к сохранению и увеличению запасов более ценных, хотя и менее многочисленных промысловых морских животных — рыб, моллюсков, крупных ракообразных, птиц и зверей.

Вверх и вниз

Растительная жизнь океана сосредоточена только в самом верхнем, освещенном слое воды. Казалось бы, здесь-то и должны все время находиться растениеядные планктонные организмы, чтобы быть поближе к источнику пищи. Однако на деле поведение морского зоопланктона гораздо сложнее, чем это можно предполагать. Подавляющее большинство его представителей питается водорослями только в ночное время, а днем они прячутся в темных глубинах. В течение всего светлого дня в верхнем стометровом слое, где происходит фотосинтез, находятся почти одни водоросли. Сколько ни процеживай специальным прибором — планктонной сетью — морскую воду, в его стакане неизменно оказывается только зеленовато-бурая водорослевая взвесь. Едва солнце уходит за горизонт и в верхних слоях морской воды наступает темнота, рачки начинают усиленно работать своими антеннами и конечностями и устремляются вверх. Вместе с ними поднимаются сальпы, мальки рыб, и вся эта компания в полной темноте набрасывается на водоросли. За растениеядным планктоном следуют мелкие и крупные планктонные хищники, а за ними рыбы покрупнее. С приближением рассвета весь зоопланктон погружается в глубину, и к началу дня освещенная зона океана снова пустеет.

На заре морской биологии, когда была изобретена планктонная сеть, люди сразу обратили внимание на хорошие уловы ночью и плохие днем. Вначале предполагали, что планктонные организмы при дневном свете видят сеть и спасаются от нее бегством. Ночью же сеть не видна и потому приносит богатый улов. Конечно, рыбы, кальмары, крупные рачки, способные к активному плаванию, как правило, в планктонную сеть не попадают, так как действительно пугаются ее. Но это никак не может относиться к планктонным животным, которые пассивно передвигаются с места на место, увлекаемые течениями.

Когда реальность суточных вертикальных перемещений планктона стала очевидной, потребовалось объяснить причину этого странного явления. Вначале высказывалось предположение, что планктонные рачки, оставаясь днем в темной глубине, легче спасаются от хищников, которые на свету их легко обнаруживают. Так, многие наземные травоядные животные день проводят в спасительной гуще леса и выходят пастись лишь под покровом ночной темноты. Аналогия эта, может быть, и образная, но ни на чем не основанная. Известен целый ряд планктонных рачков, излучающих яркий фосфоресцирующий свет. Они как будто нарочно сигнализируют хищникам о своем местонахождении, причем светятся такие рачки и днем в глубине моря, и ночью вблизи его поверхности. Кроме того, далеко не все пожиратели планктонных животных находят свою жертву с помощью зрения. Усатые киты, как известно, обнаруживают скопления пищевых объектов посредством эхолокации. Для них совершенно безразлично, освещены рачки солнцем или пребывают в темноте. Тогда была выдвинута гипотеза, согласно которой растения при фотосинтезе выделяют какие-то вещества, вредно действующие на зоопланктон. Однако после тщательных экспериментов это предположение не подтвердилось.

Оказалось также, что суточные перемещения вверх-вниз совсем не обязательно заканчиваются у поверхности моря. Имеется множество планктонных организмов, которые проводят ночь на глубине 500–200 метров, а днем опускаются на километр и более. Они вообще не проникают в слой, где происходит фотосинтез, и никогда не видят света, а тем не менее ежесуточно совершают значительные вертикальные перемещения. Таким образом, создается впечатление, что каждый вид планктонных и пелагических (тоже живущих в толще воды, но способных к активному перемещению) животных обитает в пределах определенных границ глубины. Ночью они держатся вблизи нижней, а днем вблизи верхней границы, совершая в течение суток перемещения вверх и вниз. Совершенно очевидно, что в перемещениях всех этих животных главенствующую роль играет степень освещенности. Замечено, что во время полных солнечных затмений тоже начинается подъем зоопланктона. Свет как будто отпугивает планктонных животных, а темнота притягивает. Но тогда почему же массы планктонных организмов, поднявшись ночью к поверхности океана, скапливаются в лучах ярких ламп, опущенных за борт? Почему к этому потоку света устремляются стаи рыб и кальмаров? Целесообразность таких действий никак нельзя было объяснить.

Некоторые специалисты, например, английский гидробиолог Алек Лори, пытались связать перемещения планктонных животных не со светом, а с температурой. Идея заключается в следующем. При низкой температуре жизненные процессы идут медленнее, расход энергии уменьшается. Поэтому планктон и держится в холодных глубинах, экономно расходуя питательные вещества, а ночью быстро проникает к кормовым полям, наедается и уходит обратно в прохладу. Кроме всего прочего, вязкость холодной воды выше, чем теплой. Значит, живущим в холодной зоне организмам планктона для сохранения своего положения в пространстве приходится затрачивать меньше энергии, чем если бы они жили в теплых поверхностных водах. Может быть, А. Лори до известной степени прав, хотя изменения вязкости воды настолько незначительны, что вряд ли могут играть существенную роль в приспособлениях планктеров. Дело в том, что эта теория никак не объясняет, почему же подъем и спуск приурочены к изменению интенсивности света и совершаются в определенное время суток, а не по мере того, как планктонные организмы почувствуют голод. Стройная картина общих представлений о суточном вертикальном перемещении планктона была вконец нарушена открытием таких видов, которые день проводят у поверхности, а на ночь спускаются в глубину.

В конце концов, английский исследователь Д. Гаррис, не найдя объяснения массовым суточным перемещениям планктона, пришел к выводу, что они не имеют никакого приспособительного значения, что это побочное проявление внутреннего биологического ритма планктеров. Просто у планктонных организмов, как и у всех других растений и животных, имеются свои биологические часы, а их маятник размахивает раз в сутки на сто метров вверх и на сто метров вниз (у иных и более).

Конечно, в ряде случаев действия животных приводят к явно нецелесообразным, но отчетливо видимым результатам. Вот во время перелета с озера поднялась огромная стая птиц и на миг затмила солнце, это не приспособление для защиты от хищников, а только тень от стаи. Но ведь регулярные, строго регламентированные по времени и расстоянию перемещения огромных масс планктона не тень! Перемещаются сами организмы! Даже след не безразличен тому, кем он оставлен. По следам хищник тропит жертву. Даже тень бывает опасна. По ней враг обнаруживает того, кто ее отбрасывает. Тем более невозможно представить себе, что такие серьезные действия, как переход из холода в тепло, из глубины к поверхности и обратно, были бы безразличным побочным результатом внутреннего ритма организма. Совершенно несомненно, что эти перемещения необходимы, только мы не знаем, почему они необходимы. Пока это одна из загадок океана. Может быть, кто-то из читателей этой книги сможет ее разгадать.

Если значение вертикального перемещения планктона для жизни самих планктеров еще не совсем ясно, то роль этого феномена в балансе океана, как считает один из наших ведущих планктонологов, профессор Михаил Виноградов, очевидна. Регулярное движение планктона вверх-вниз приводит к соприкосновению обитателей разных глубин, ускоряет процесс перехода органических веществ от места их синтеза (у поверхности океана) к месту основного потребления (в глубинах и на дне), объединяет обитателей водной толщи и дна в единое сообщество.

Свободные в выборе пути

Напомним, что слово «планктон» в переводе с греческого означает «блуждающий». Планктонные организмы, даже если они обладают органами движения, перемещаются все же медленнее морских течений. Они не в силах противостоять движению водных масс и потому пассивно блуждают вместе с движущейся водой.

Но океан изобилует также и отличными пловцами, которые, по выражению известного немецкого биолога прошлого века Эрнеста Геккеля, «свободны в выборе своего пути». Они могут противостоять сильному течению воды и сами выбирать себе дорогу, чем отличаются от животных планктона. Совокупность этих активно плавающих животных Э. Геккель назвал нектоном, что и значит «плавающий».

Формально к нектону относятся и морские змеи, и птицы, и морские звери, но здесь пойдет речь только о двух группах нектонных организмов — о рыбах и головоногих моллюсках.

Важнейшие приспособления нектонных животных к жизни в толще воды океана, по мнению профессора Юрия Алеева, заключаются в поддержании тела во взвешенном состоянии, создании движущей силы, уменьшении сопротивления встречного потока воды, управлении движением тела, а также в способности к маскировке и защите.

Все эти качества до предела ярко выражены у летучих рыб. Когда судно идет субтропическими или тропическими водами, стайки серебристых рыб с темно-синими плавниками неожиданно появляются перед форштевнем и, описывая широкие дуги, мчатся в сторону от корабля, сверкая на солнце. Их длинные грудные плавники чуть трепещут. Кажется, что рыбки вот-вот снова уйдут под воду, а они все летят от гребня к гребню волны, как пущенные «блинчиком» камешки.

Все строение летучей рыбы приспособлено к стремительному движению в воде и в воздухе.

Перед полетом летучая рыба разгоняется под водой, усиленно работая хвостом. Грудные плавники при этом прижаты к бокам. Выскочив на поверхность, она внезапно распускает их и продолжает бить по воде нижней, большей лопастью хвостового плавника. Наконец, достигнув предельной скорости, она отрывается от воды и летит над ней как стрела. Полет длится 10–15 секунд, за которые рыба успевает пролететь 150–200 метров. Высота полета обычно незначительна, но все же известны случаи, когда летучие рыбы по ночам заскакивали на палубу (5–10 метров над ватерлинией). Полет служит им защитой от корифен, тунцов, парусников, барракуд и других хищников.

Известно довольно много видов летучих рыб, но они никогда не образуют больших стай и потому не промышляются, несмотря на высокие вкусовые качества. Затруднен и способ их добычи. Дело в том, что на удочку летучие рыбы не ловятся, а ставить на них сети нет никакого расчета. Тем не менее при известной сноровке поймать такую рыбу вполне возможно. Для этого судно ложится ночью в дрейф, и за борт спускают яркую лампу. Немедленно в освещенном кругу появляются различные обитатели моря, привлеченные светом. Подходят и летучие рыбы. Они медленно плавают у борта, иногда расставив веером грудные плавники. Но медлительность их обманчива, при малейшей тревоге рыбки коротким рывком выскакивают из воды и пропадают в темноте.

Для ловли используют коническую мелкоячеистую сеть, надетую на тяжелый металлический обруч диаметром 60–80 сантиметров. К обручу за три поводка прикреплен прочный шнур. Снасть бросают вертикально перед самой рыбой. Вспугнутая, она стремительно бросается вперед и при удаче оказывается в сачке. Этот способ лова требует высокого искусства в метании тяжелой снасти, но тренированным ловцам обычно приносит хороший улов.

К типичным представителям нектона относится сельдь. Общеизвестно, что эта рыба имеет важное промысловое значение. Еще сравнительно недавно она промышлялась в таких больших количествах, что цена ее была очень низкой, несмотря на прекрасные вкусовые и питательные качества. В последние годы в связи с резким увеличением рыболовного флота и внедрением интенсивных методов добычи произошел перелов. Количество сельди в Мировом океане резко снизилось. Если и в дальнейшем интенсивность лова будет возрастать или даже останется на современном уровне, в ближайшие годы эта ценная промысловая рыба станет музейной редкостью. Уменьшением запасов сельди обеспокоены и потребители и промысловики, но первыми забили тревогу ученые.

Внешний облик сельди хорошо известен каждому, но вряд ли неспециалист может легко отличить один вид сельдей от другого: разница между ними для неопытного глаза незначительна. Видовые различия заключаются не только в деталях строения и размерах рыб, гораздо глубже они отличаются друг от друга по биологии, по численности, по распространению. Значит, и промысел сельдевых рыб должен быть строго подчинен научным данным, к каждому виду нужен особый подход. Дело осложняется тем, что сельдевые образуют множество подвидов. Один подвид может быть массовым, другой редким. Один нерестится в апреле, другой в июне. И состав пищи у разных подвидов различен, и половозрелость наступает на разных годах жизни, и пищевая ценность неодинакова, а внешне рыбы почти неразличимы. Вот их и промышляют всех подряд.

В справочном отделе научной библиотеки Зоологического института Академии наук СССР в Ленинграде в особом шкафу рядами стоят книги в темно-синих переплетах с надписью на корешке и на обложке «Фауна СССР». Возьмем из полутора сотен томов № 48. Он как раз посвящен рыбам семейства сельдевых. Его автор — член-корреспондент Академии наук СССР Анатолий Светловидов.

Что можно прочесть в нем о морской, или океанической, сельди? Оказывается, этот вид представлен в морях Советского Союза пятью подвидами, различающимися числом позвонков, количеством чешуек между брюшными и подхвостовым плавниками, длиной грудных плавников, формой головы, развитием зубов и т. д. Чтобы определить подвидовую принадлежность рыбы, с нее предварительно делается рентгеновский снимок! Сбор сельдей для коллекции и их последующее хранение требует сугубой осторожности: чешуя у них легко отпадает, а без нее рыба теряет свою научную ценность, так как именно по количеству чешуек судят о том, к какому подвиду рыба относится. Иногда, чтобы точно определить систематическое положение сельди, приходится считать еще и число жаберных тычинок.

Пока речь шла только о строении. Но подвиды сельди различаются и биологией, и темпами роста, и промысловым значением. В пределах подвида различаются географические расы. У атлантической сельди таких рас целых 7. У беломорского подвида дело еще более сложное. Там можно различить две формы — крупную с двумя расами и мелкую — с тремя. В Кандалакшском и Двинском заливах встречаются и крупные и мелкие формы, в Онежском только мелкие.

Такой научный труд потому и называется сводкой, что в нем сведены все известные факты по данному вопросу, процитирована вся литература. Кроме того, добавлены собственные исследования автора этой энциклопедии, весь материал представлен как единое целое: из массы частных, отрывочных сведений сделаны важные обобщающие заключения.

Но вернемся к беломорской сельди. Внедрение новых методов исследования позволило уточнить знания о ее биологии. Сотрудники Зоологического института пометили 38 780 беломорских сельдей. Затем часть из них была поймана вторично. В результате удалось установить пути и сроки передвижения отдельных стад. Стало совершенно ясно, что в каждом заливе Белого моря держатся свои, так называемые локальные и репродуктивно изолированные стада рыб.

Методом анализа набора хромосом выявлены существенные различия между рыбами отдельных стад. Так, в пределах Кандалакшского залива крупные формы имеют 54 хромосомы, а мелкие — 52. Эти исследования служат основой для разработки рационального промысла и искусственного разведения сельди.

Беломорская сельдь образует несколько форм и рас.

Для чего же нужно такое искусственное разведение? Оказывается, в условиях Белого моря икра сельди на 30–100 процентов может погибнуть от обсыхания во время отлива (сельдь нерестится на литорали). Если выклев личинок по каким-либо причинам не совпадает с появлением их основной пищи — молоди рачков калянусов, личинки погибают от голода. Для предотвращения гибели икры и личинок разработана методика искусственного оплодотворения и последующего переноса икры в море. Погружая икру в более глубокие холодные слои, можно задержать выклев личинок до нужного срока. Применение комплекса этих мероприятий на рыборазводных заводах позволит сохранить икру и уберечь молодь сельди на ранних, наиболее уязвимых стадиях развития.

Большинство лососевых рыб вырастает и откармливается в море, а для размножения заходит в реки. Вышедшие из икринок мальки первое время живут в пресной воде, а потом скатываются в море и держатся вместе единым стадом до наступления половой зрелости, когда опять возвращаются в «свою» речку для икрометания.

В северной части Тихого океана откармливаются стада лососевых рыб и азиатского и американского происхождения. Для целей промысла очень важно знать, к какому стаду принадлежит пойманная рыба. Дело в том, что не все стада равноценны по численности и продуктивности и на каждое из них можно давать только определенную промысловую нагрузку. Установить величину стада можно по количеству рыб, заходящих в реку, и по величине нерестилищ, но как узнать, откуда родом рыба, пойманная в открытом море?

Решить эту крайне сложную задачу удалось аспиранту Зоологического института АН СССР лауреату премии Ленинского комсомола Станиславу Коновалову. Он применил для дифференцировки стад нерки (красной) оригинальный метод, параллельно исследуя паразитов и особенности строения чешуи рыб. В пресноводный период жизни нерка заражается паразитами нескольких видов. Они-то и послужили индикаторами для различения стад. Оказалось, что для рыб каждого стада характерен свой набор паразитов. Чтобы установить, с каким именно стадом встретилось промысловое судно, достаточно вскрыть рыбу, пойманную в море, определить и сосчитать ее паразитов.

Самец нерки в брачном наряде выглядит весьма эффектно.

Рыбы разных стад несколько различаются по своей биологии: в одних пресных водоемах молодь живет дольше, в других — этот период меньше. Время пребывания в реке и в море находит свое отражение в строении чешуи. Детально изучив микроскопическое строение чешуи, С. Коновалов по радиусу пресноводной зоны и первого лета жизни в море смог дифференцировать все те же стада нерки.

Сочетание обоих методов позволяет изучать распространение в море и миграции крупных промысловых стад и правильно определять промысловую нагрузку на каждое из них. Работа С. Коновалова не только была блестяще защищена в качестве его кандидатской диссертации, но и удостоена премии Ленинского комсомола. Теперь молодой ученый продолжает свое исследование на Дальнем Востоке на посту директора Тихоокеанского института рыбного хозяйства и океанографии.

Изобретенные человеком аппараты для передвижения в воздухе и на суше развивают гораздо большую скорость, чем животные, но в воде самыми быстрыми до сих пор остаются рыбы. Рекорд скорости принадлежит меч-рыбе, несколько уступают ей парусник и марлин. Преследуя добычу, они разгоняются до 120–130 километров в час. Строение этих рыб — яркий пример гидродинамического совершенства. Мало сказать, что их тело имеет обтекаемую форму, оно безукоризненно соответствует строгим требованиям гидродинамики, предъявляемым к быстро движущимся объектам.

Весь контур рыбы-меч, от кончика носовых костей, выступающих вперед как рострум сверхзвукового авиалайнера, до узких лопастей большого хвостового плавника, олицетворяет стремительное движение. Острый меч, постепенно утолщаясь, плавно переходит в голову. Торпедовидное, округлое в поперечном сечении тело заканчивается неправдоподобно тонким изящным стержнем хвоста. Никаких лишних, выступающих деталей.

У марлина и парусника непарные спинной и подхвостовой плавники на ходу сложены и утоплены в специальные пазы. Небольшие серповидные грудные плавники прижаты к телу, брюшные плавники недоразвиты или отсутствуют. На быстром ходу стабилизаторами служат два вертикально расположенных маленьких дополнительных плавничка на стержне хвоста и едва заметные боковые кили у самого основания хвостового плавника.

Все приспособлено к тому, чтобы не образовывались завихрения, тормозящие ход. Выемчатый хвостовой плавник позволяет увеличить силу, движущую рыбу вперед. Его длинные лопасти вынесены за пределы вихрей и слоя трения. Но маневренность ничуть не снижена. При крутых разворотах начинают работать грудные плавники, тело поддерживают в вертикальном положении выдвигающиеся из пазов спинной и подхвостовой плавники.

Быстрое плавание приводит к расходованию большого количества энергии, причем мускулатура рыбы заметно нагревается. Только что пойманная на спиннинг меч-рыба или родственный ей быстроходный тунец кажутся на ощупь горячими, как теплокровные животные.

Приспособление мечевидных рыб и тунцов к быстрому плаванию зашло настолько далеко, что эти рыбы вообще не могут остановиться. В противном случае они задыхаются. Их жаберные крышки поочередно открываются вместе с изгибами тела, рот всегда полуоткрыт, и на ходу через него к жабрам поступает свежая вода. Неподвижная рыба не может дышать, а высокий уровень всех ее жизненных процессов требует большого количества кислорода.

Все мечевидные рыбы и тунцы — хищники, преследующие свою добычу — других рыб и головоногих моллюсков — в открытых просторах океана. Рекордная скорость развивается рыбами лишь при преследовании добычи или во время бегства, и только на коротких дистанциях, но и крейсерская скорость у них достаточно велика. Так, один тунец, помеченный у Багамских островов, переплыл Атлантический океан и через 50 дней был пойман вблизи Бергена. Если считать, что он двигался по прямой, то расстояние около 9 тысяч километров было преодолено им со средней скоростью 7,5 километра в час. Но ведь он наверняка не искал кратчайший путь, чтобы вторично сесть на крючок.

Вся жизнь тунца проходит в движении.

Меч-рыба далеко не крупных размеров (всего до 3 метров длины и 100 килограммов веса), но при нападении с большой скоростью она наносит чувствительные удары. В желудках меч-рыбы неоднократно находили тунцов и других рыб, перерубленными пополам или с иными повреждениями, нанесенными острым мечом.

Известно достаточно много случаев столкновения меч-рыбы с судами и даже активного нападения на боты и шлюпки. Так, по свидетельству А. Сазонова, в 1962 году меч-рыба потопила японскую промысловую шхуну. Пойманная в сеть, она вырвалась на свободу и пробила деревянный борт судна. Пришлось принимать срочные меры для спасения экипажа. Во время второй мировой войны один из американских минных заградителей при патрулировании у Тихоокеанского побережья США был неожиданно атакован меч-рыбой, которая пробила деревянный корпус корабля. В пробоину стала поступать вода. С трудом удалось заделать отверстие и отбуксировать минный заградитель на базу. Зарегистрирован случай, когда меч-рыба пробила медный лист покрытия судна (5 миллиметров), дубовую обшивку и кусок шпангоута толщиной 30 сантиметров. Даже сталь современных кораблей не всегда выдерживает напор этой стремительной рыбы. У берегов Англии от меч-рыбы получил несколько пробоин тральщик военно-морских сил Великобритании «Леопольд».

В 1966 году один из американских бомбардировщиков В-52 при полете у берегов Испании выронил водородную бомбу. В ее поисках принимал участие глубоководный аппарат «Элвин». На глубине около 600 метров он был атакован крупной меч-рыбой, которая застряла своим мечом в пазе на корпусе аппарата. К счастью для акванавтов, существенных повреждений рыба не нанесла, но, чтобы освободиться от нее, потребовалось целых два часа.

Самая крупная из мечевидных рыб — синий марлин — достигает длины более 5 метров (без рострума) и массы до 900 килограммов. По-видимому, именно синий марлин был одним из двух главных героев повести Эрнеста Хемингуэя «Старик и море». Наверное, это была самка, так как самцы марлина никогда не вырастают до столь крупных размеров.

Все мечевидные рыбы и тунцы относятся к ценным промысловым рыбам. Правда, они не образуют больших скоплений, но даже поимка 3–5 крупных рыб на сотню расставленных крючков считается вполне достаточной для ведения рыболовства. Чтобы увеличить улов, крючковую снасть (ярус) растягивают на несколько десятков километров. Мелких стайных полосатых тунцов ловят с помощью спиннинга. Ловцы стоят рядами на палубе тунцелова. В целях безопасности их обычно привязывают широким ремнем к леерам: бывали случаи, когда крупный тунец увлекал неопытного ловца вместе с удочкой за борт. При приближении к косяку в воду бросают приваду — маленьких живых рыбок. Тунцы, возбужденные погоней за добычей, теряют осторожность и смело хватают блесну.

В скорости тунцам и мечевидным рыбам лишь немного уступает еще один обитатель открытых тропических вод — корифена. Группы из 3–10 корифен курсируют у самой поверхности воды, преследуя свою излюбленную пищу — летучих рыб. Часто эти крупные (до двух метров) хищники подходят к лежащему в дрейфе судну, и тогда начинается азартная рыбная ловля. С борта прекрасно видны быстро и спокойно плывущие рыбы, их голубые спины, золотистые бока с синими точками и большой ярко-желтый полулунный хвостовой плавник. В считанные мгновения стая проходит вдоль борта, разворачивается и плывет в обратном направлении. Иногда она на несколько минут скрывается из вида, но затем неизменно возвращается обратно. За борт летят крючки с наживкой — небольшими кальмарами, летучей рыбой, мясом. На глазах у столпившихся наблюдателей одна из корифен отделяется от стаи и уверенно хватает приманку. Представление, которое она устраивает, наколовшись на крючок, может продолжаться довольно долго и не всегда оканчивается удачей для рыболова. Большая и очень сильная, рыба в первое мгновение уходит в глубину, и ловец с трудом удерживает в руках толстую леску. Подтянутая к поверхности, она поднимает каскады брызг, в которых почти целиком скрывается ее желто-синее тело, а затем снова исчезает под водой. Пойманная корифена быстро утрачивает свою красоту. Уже через несколько минут пропадает ее яркая расцветка, исчезают радужные переливы на золотистых боках, тускнеет чистый синий цвет плавников.

Изредка в тропической зоне у поверхности океана можно видеть огромного, светло окрашенного ската — манту, или морского дьявола. Свое название рыба получила из-за пары торчащих впереди выростов, напоминающих рога. Плоское тело морского дьявола, окаймленное треугольными грудными плавниками, оканчивается тонким бичевидным хвостом.

Манта питается рачками и мелкой рыбой, которых, по-видимому, захватывает или загоняет в широкую пасть рогообразными выростами. О величине и опасности морского дьявола ходят вполне оправданные легенды. Измерения пойманных рыб показали, что они могут достигать 6–7 метров в размахе плавников, при массе 1–1,5 тонны. Хорошо известна способность морских дьяволов выскакивать из воды и затем со страшным грохотом вновь падать в океан. Случается, что во время таких прыжков гибнут лодки, оказавшиеся на пути разыгравшейся манты. Умышленные нападения этих скатов на людей или суда не зарегистрированы.

Родственные скатам акулы представляют для человека гораздо более реальную опасность. Нет нужды приводить здесь описания кровавой трапезы акулы на месте кораблекрушения или в морской купальне. Известно около 360 видов акул, но на человека нападают только 20 из них. Совершенно несомненно, что для людей не представляют опасности мелкие акулы, например, наш черноморский катран.

Самый крупный представитель этой группы рыб — китовая акула, также не угрожает жизни людей; она питается мелкой рыбой и ракообразными. Хотя статистика показывает, что случаев гибели людей от акул значительно меньше, чем это принято считать, все же следует опасаться всякой акулы, длина которой превышает 1–1,2 метра, особенно когда в воде находится кровь или пища. Акулы обладают феноменальной способностью обнаруживать на большом расстоянии раненое или беспомощное животное по его судорожным движениям или по попавшей в воду крови.

Физиологи до сих пор точно не установили, какими органами чувств акула руководствуется в поисках пищи. Считается, что она обнаруживает жертву с помощью высокоразвитого обоняния и системы боковой линии, которая ощущает малейшие колебания низкой частоты. Немалую роль, по-видимому, играют также слух и специальные вкусовые органы. Так или иначе, но едва вода обагрится кровью, появляются акулы, которых до этого нигде не было видно. Зловещая тень быстро скользит в прозрачной воде, предводительствуемая и сопровождаемая эскортом рыб-лоцманов.

Небольшие поперечнополосатые рыбы сопровождают грозу морей, как маленькие истребители, охраняющие тяжелый бомбовоз. Иногда лоцманы первыми направляются к будущей жертве, и потому у рыбаков существует поверье, что они служат акуле наводчиками. На самом деле это лишь жалкие приживалы, пользующиеся остатками со стола своей хищной хозяйки. С таким же успехом лоцманы эскортируют дельфинов, морских черепах и корабли. Расчеты показали, что они не способны самостоятельно плавать с той скоростью, которую развивают акулы. Если акула увеличивает скорость, лоцманы приближаются к ней почти вплотную и входят в так называемый слой трения. Благодаря возникающей здесь силе притяжения лоцманы, не отрываясь от тела акулы, движутся вперед и не затрачивают при этом больших усилий. Когда акула терзает свою добычу, лоцманы вертятся вокруг и подбирают обрывки.

Немигающий взгляд акулы приводит в оцепенение население океана.

Среди этих полосатых прихлебателей часто можно видеть длинную темную рыбу, которая также пользуется остатками с акульего стола, — это прилипала. Все время, пока акула рыщет в поисках жертвы, преследует ее и атакует, прилипала плавает вместе с ней, прочно присосавшись к брюху хищницы. Для прикрепления ей служит видоизмененный спинной плавник, расположенный в передней части тела и заходящий на голову. Уникальный прикрепительный орган работает как вакуумная присоска. Прилипала держится на своем хозяине настолько прочно, что часто при поимке акулы его поднимают на борт вместе с ней.

Выше уже говорилось, что прилипалу используют для ловли с ее помощью морских черепах. В античное время этой рыбе приписывалась совершенно невероятная сила. Римский историк Плиний Старший рассказывает, что однажды рыба прилипала задержала в море галеру, на которой плыл император Калигула (тот самый, что ввел в сенат своего коня). Несмотря на усилия 400 гребцов, галера несколько часов не могла сдвинуться с места. Корабль преданного поклонника Клеопатры Марка Антония, судя по легенде, тоже был задержан рыбой прилипалой, в результате чего этот римский полководец опоздал к началу битвы при Акциуме и проиграл ее.

Обтекаемая голова акулы позволяет ей развивать в воде высокую скорость.

Необычайное свойство странной рыбы в глазах некоторых народов имеет не только реальное, но и магическое значение. На Мадагаскаре кусочек сухой присоски прилипалы вешают на шею неверной жены, чтобы она исправилась и «прилепилась» к своему супругу.

Рыба-прилипала не может прожить и часа без акулы. И не только потому, что она пользуется остатками с ее стола, эта рыба в буквальном смысле слова задыхается в одиночестве. Присосавшись к плывущей акуле, прилипала держит рот открытым, и вода омывает ее жабры без каких-либо усилий с ее стороны. В аквариуме, чтобы компенсировать недостаток кислорода, прилипала вынуждена делать до 240 дыхательных движений в минуту.

Акула, охотящаяся в одиночку, действует медленно и спокойно. Обычно она не нападает сразу на свою жертву и часто проявляет известную осторожность. При ловле акул на специальную снасть с борта корабля видно, как хищница долго кружит около приманки, пока наконец решится схватить ее. Нападает же она стремительно и внезапно. Особенно опасными акулы становятся, когда в воде много крови и пищи. Как бешеные они всплывают вертикально с глубины к поверхности, выскакивают из воды и яростно хватают все, что попадается им на глаза, в том числе и своих сородичей. В такие минуты их ничем не удается распугать или отогнать. Только когда иссякнет пища, исчезают и акулы.

До сих пор речь шла об акулах вообще, но разные их виды ведут различный образ жизни и довольно сильно отличаются друг от друга по строению тела и по поведению. Вместе со скатами акулы относятся к самой примитивной группе рыб, которая получила название хрящевых, так как их скелет состоит только из хрящей и совершенно лишен костной ткани. Если «погладить» акулу или ската в направлении от головы к хвосту, их кожа покажется лишь слегка шероховатой, но при движении руки в обратном направлении будут ощущаться острые зубцы как на крупнозернистой наждачной бумаге. Это происходит оттого, что каждая чешуйка хрящевых рыб снабжена маленьким шипиком, обращенным острием назад. Снаружи щип покрыт слоем прочной эмали, а его основание в виде расширяющейся пластинки внедрено в кожу рыбы. Внутрь каждой чешуйки входят кровеносные сосуды и нерв. У краев рта расположена более крупная чешуя, а в ротовой полости акул шипики чешуи достигают значительной величины и служат уже не в качестве покровов, а как зубы. Таким образом, зубы акул не что иное, как видоизмененная чешуя. Нетрудно заметить, что строение чешуи (и зубов) акул в основных чертах соответствует строению зубов млекопитающих. Может быть, это открытие не всем понравится, но факт остается фактом: мы унаследовали наши зубы от весьма отдаленных предков, близких по строению и образу жизни к современным акулам.

Зубы акул, как и их чешуя, располагаются в шахматном порядке и сидят в несколько рядов. По мере истирания одного ряда зубов им на смену подрастают новые, находящиеся в глубине рта. Акула не пережевывает пищу, а лишь удерживает, рвет и терзает ее, проглатывая куски такого размера, какие только могут пройти через ее широкую глотку.

У хрящевых рыб нет жаберных крышек, поэтому с каждой стороны тела акулы позади головы видно 5–7 жаберных щелей. По этому внешнему признаку акул можно легко и безошибочно отличить от других рыб. Жаберные щели ската находятся на его брюшной стороне и скрыты от глаза наблюдателя.

Отсутствие костной ткани и жаберных крышек, особенности строения чешуи и многие другие признаки строения говорят о примитивности хрящевых рыб и об их древнем происхождении, что подтверждается палеонтологическими данными — возраст ископаемых останков первых акул определяется примерно 350 миллионами лет. Несмотря на примитивность организации, акулы — одни из самых совершенных обитателей океана. За длительный период существования они сумели великолепно приспособиться к жизни в толще воды и теперь успешно конкурируют с костистыми рыбами и морскими млекопитающими. В отличие от костистых рыб акулы и скаты не мечут икру, а откладывают крупные, покрытые роговой оболочкой яйца либо рождают живых детенышей.

Наибольшей величины достигают китовые (до 20 метров) и так называемые гигантские акулы (до 15 метров). Как те, так и другие, подобно усатым китам, питаются планктонными организмами. Широко раскрыв пасть, эти акулы медленно плавают в самой гуще скоплений планктона и процеживают воду через жаберные отверстия, затянутые сетью особых выростов окружающей ткани. Гигантская акула за час профильтровывает до полутора тысяч кубометров воды и извлекает из нее все организмы крупнее 1–2 миллиметров.

О размножении планктонных акул сведений очень мало. Яйца и зародыши гигантской акулы вообще неизвестны. Самые маленькие экземпляры этого вида имеют 1,5 метра длины. Китовая акула откладывает яйца. Можно с уверенностью сказать, что это самые крупные яйца в мире, их длина достигает почти 70 сантиметров, ширина — 40. Планктоноядные акулы медлительны и совершенно не агрессивны.

Некоторые виды акул живут вблизи дна и кормятся донными моллюсками и ракообразными. Таковы небольшие (не более метра в длину) кошачьи акулы. Обитают они около берегов, часто образуя большие косяки. Уловы колючей акулы в Атлантическом океане иногда достигает 20 тысяч штук на один замет закидного невода.

В открытом океане водятся акулы других видов, причем они не образуют косяков, а рыщут поодиночке или небольшими группами. Бывает, такие акулы подходят к берегам, и большинство нападений на купающихся людей совершают именно они. Среди этих хищников наиболее опасны белая, серо-голубая, тигровая, синяя, длиннорукая акулы и акула-молот. О них и об их жертвах более подробно будет еще сказано. Сейчас же следует отметить, что эти животные, несмотря на испытываемое к ним отвращение людей, имеют большое промысловое значение. Используются их мясо, кожа и жир печени, содержащий в несколько десятков раз больше витамина А, чем жир печени трески. Соленое, копченое и специально приготовленное свежее мясо многих видов акул отличается высокими вкусовыми качествами. Одна из этих рыб, плавники которой употребляются для приготовления супа (гордости китайской кухни), даже получила название суповой акулы.

Столь же, как акула, вкусна и, пожалуй, не менее опасна морская щука, или барракуда. По форме тела этот морской хищник несколько напоминает речную щуку, за что и получил свое название. Средний размер барракуды 80–110 сантиметров, но отдельные экземпляры некоторых видов вырастают до 2 метров и даже до 3,5. Хотя питаются они исключительно рыбой, известны случаи нападения их на купающихся людей. Вполне вероятно, что часть человеческих жертв, приписываемых акулам, лежит на совести морских щук. В отдельных районах и в определенное время года мясо, а также молоки и икра барракуд (особенно крупных) становятся ядовитыми.

Среди пелагических рыб известны не только рекордсмены по скоростному плаванию, но и самые медлительные и неповоротливые. Таковы дисковидные рыба-луна и солнечная рыба. Как ту, так и другую можно видеть неподвижно лежащими на боку у самой поверхности моря или медленно плавающими с выставленным из воды спинным плавником.

Рыба-луна распространена во всех тропических и субтропических морях, с течениями она проникает и в умеренные воды вплоть до Аляски и Курильских островов. Это одна из самых крупных костных рыб, достигающая длины 3 метра и веса 1 тонны. Длинный спинной плавник рыба часто высовывает из воды, в то время как такой же подхвостовой плавник служит ей килем. Хвостовой плавник отсутствует. Питается она мелкой рыбой, рачками и медузами. Несмотря на неуклюжее тело, способна довольно быстро плавать и даже высоко выскакивать из воды. По плодовитости рыба-луна превосходит всех других рыб, выметывая до 300 миллионов икринок. Но такая высокая плодовитость с трудом поддерживает существование вида, так как выживаемость икры и мальков ничтожна. Из-за жесткого невкусного мяса и низкой численности рыба-луна не промышляется.

Солнечная рыба несколько напоминает рыбу-луну по форме, но в отличие от нее снабжена хорошо развитым хвостовым плавником. Ее предельные размеры — 2 метра. По окраске солнечная рыба может считаться одной из красивейших рыб океана. Верхняя половина тела синевато-серая, нижняя — розовая. На этом двухцветном фоне разбросаны жемчужно-белые пятна. Челюсти и все плавники интенсивного красного цвета.

Мясо этой крупной и ярко окрашенной рыбы обладает высокими вкусовыми качествами. К сожалению, солнечная рыба, подобно рыбе-луне, при широком распространении встречается довольно редко и потому самостоятельного промыслового значения не имеет.

В толще воды Мирового океана встречается множество других экзотических рыб, но не они составляют основу его биологического баланса; в этом отношении главная роль принадлежит мелким массовым формам — сардинам, анчоусам, ставридам, сельдям. Эти стройные рыбы, питающиеся планктоном, являются основной продукцией морского рыболовства, они же служат пищей многим хищным рыбам, морским птицам, дельфинам, тюленям и кальмарам.

В истреблении мелкой рыбы кальмары вполне успешно конкурируют с другими морскими хищниками. Целые стаи этих головоногих моллюсков следуют за косяками рыб. Движение их легки и стремительны, развиваемая ими скорость не уступает скорости корифены или дельфина. Не зная отдыха, носятся кальмары по океану в погоне за добычей. Значительный расход энергии компенсируется обилием поглощаемой пищи и интенсивностью дыхания. Некоторые виды кальмаров, разогнавшись в воде, стартуют в воздух и могут пролететь над волнами 40–50 метров. Этим способом они не только настигают свою жертву, но и спасаются от преследования более крупных хищников.

Кальмары способны двигаться как головой, так и хвостом вперед, причем в последнем случае скорость движения будет значительно выше. Набрав в мантийную полость воду, животное с силой выбрасывает ее через сопло специального органа — воронки, расположенной вблизи головы. Выброшенная струя воды дает телу кальмара реактивный толчок. Регулярно набирая и выбрасывая воду из мантийной полости, кальмар несется в океане как живая ракета. Настигнув добычу, моллюск хватает ее парой длинных ловчих щупалец и убивает сильными роговыми челюстями, напоминающими по форме клюв хищной птицы. Спасаясь от преследования, кальмар, как и другие головоногие моллюски, выбрасывает в воду облако черной жидкости, чем дезориентирует врага.

Кальмары издавна входили в меню жителей многих приморских стран, особенно на юго-востоке Азии, где вкусовые и питательные качества этих моллюсков особенно ценятся. По мере того как рассеивалось предубеждение к употреблению мяса «спрутов», мороженые и консервированные кальмары стали экспортироваться в глубины континентов. Вначале их потребление было незначительным. Еще в середине этого века продукты из кальмаров нуждались в рекламе. Теперь этого уже не требуется, и мясо кальмаров повсюду считается деликатесом.

Промысел кальмаров до сих пор ведется примитивными традиционными способами — их ловят на поддев, используя в качестве приманки ярко раскрашенную тяжелую блесну в форме сигары с двумя венчиками острых безбородочных крючков. Ловец наматывает конец лески на палец, бросает снасть в воду и периодически подергивает ее. Никакой наживки не требуется. Кальмар бросается на яркую блесну и хватает ее ловчими щупальцами. Пойманного моллюска тут же вытаскивают в лодку. По-видимому, промысел кальмаров — это одна из немногих областей общения человека с морем, не утратившая окраски старинной романтики. Во всяком случае, так считает знаток головоногих моллюсков зоолог Герман Зуев.

«Лов кальмаров, — пишет он, — одно из увлекательнейших занятий, он не только интересен, но и не лишен таинственности. Лодки с ловцами в сумерки выходят в море; одна за другой они удаляются от берега и вскоре совсем исчезают. Сумерки постепенно сгущаются и наконец уступают место полной темноте. Внезапно что-то блеснуло — это на лодке зажгли фонарь, затем вспыхивают огни на других лодках. Обычно лов ведут целые флотилии, насчитывающие сотни лодок-кавасаки, и кажется, что все море покрыто гирляндой огней. Яркий свет в ночном безбрежном море — это не бутафория, а необходимый атрибут лова. Только ночью можно поймать кальмаров; днем это совершенно безнадежно. Свет служит приманкой, и кальмары собираются вокруг лодок. Если повезет, то к утру лодка будет до краев наполнена уловом».

Промысел кальмаров весьма перспективен. Дело в том, что эти моллюски в отличие от большинства промысловых рыб быстро достигают половозрелости и живут всего один-два года. Поэтому интенсивная добыча кальмаров не грозит им полным истреблением или существенным подрывом производительных сил стада, что уже случилось с целым рядом ценных рыб в результате перелова.

 

Глава 2. Население морского дна

#i_119.jpg

#i_120.jpg

Растения или животные?

Морская вода, даже самая прозрачная, преломляет и рассеивает солнечные лучи. На глубине одной тысячи метров по наблюдениям в открытом океане приборы улавливают только одну трехмиллионную часть того света, который имеется на глубине 1 метра. Практически это уже полная темнота. По этой причине фотосинтезирующие растения обычно поселяются не глубже 100 метров. Правда, отдельные виды водорослей попадаются и на большей глубине, но для них это не зона жизни, а скорее зона переживания.

Тем не менее значительные участки морского дна на глубине 100–500 метров, несмотря на вечные сумерки, все же покрыты кое-какими зарослями. На подводных фотографиях или в иллюминаторе глубоководных аппаратов можно видеть фантастический лес неподвижно стоящих голых и разветвленных стволов, покрытых яркими «цветами». «Цветы» без стеблей растут на выступах скал, на камнях и прямо на грунте. Что это — растения или животные?

Названия многих из них говорят скорее о принадлежности зарослей к растительному царству: морские лилии, мшанки, морские анемоны. И все же это не растения. Больше всего здесь колониальных организмов — губок, гидроидов, роговых кораллов, морских перьев, мшанок; но есть и одиночные: актинии, морские лилии, погонофоры. С представителями некоторых групп этих прикрепленных животных мы уже встречались на литорали; однако там они имели второстепенное и третьестепенное значение, а в более глубоких участках моря им принадлежит одна из ведущих ролей.

Почти на любом грунте разрастаются гидроиды. Здесь, на глубине до 500 метров, в пределах прибрежной части океанского дна, называемой шельфом, они наиболее разнообразны и их колонии достигают значительных размеров. Одни напоминают стройные деревца с голым стволом и густой кроной, другие похожи на папоротники, третьи имеют вид ламповых ершиков.

Подвижные донные животные находят себе в зарослях гидроидов укрытие и пищу. Здесь прячутся многочисленные ракообразные, бродячие многощетинковые черви, по колониям ползают огромные желто-красные морские пауки — колссендеисы. Как правило, глубоководные гидроиды не отделяют от себя свободноплавающих медуз. Их медузоидное поколение остается на всю жизнь соединенным с колонией. По сути дела, у таких гидроидов медуза из самостоятельного организма превращается в орган размножения. Она утрачивает зонтик, щупальца, ротовое отверстие и уже не может самостоятельно питаться, получая все необходимое по системе каналов от кормящих полипов. В их теле развиваются яйца или спермин. Из оплодотворенного яйца образуется типичная для многих кишечнополостных животных личинка — планула, существо величиной с инфузорию. Она покидает колонию и переходит к жизни в толще воды. Планктонный период жизни гидроида длится недолго. Планула, отнесенная на некоторое расстояние течением, оседает на дно и вскоре превращается в маленького полипа. Последний, размножаясь почкованием, дает начало новой колонии.

Мшанок легко спутать с гидроидами, хотя они относятся к другому типу животных и отличаются от кишечнополостных гораздо более сложным строением.

Внешне очень сходны с колониями гидроидов, но обычно крупнее их, колонии роговых кораллов. В их жизненном цикле также имеется свободноплавающая личинка — планула.

Внешнее сходство морских колониальных животных с растениями настолько значительно, что высушенные колонии некоторых видов гидроидов использовались в прошлом веке для изготовления искусственных цветов, а также в качестве декоративного материала в абажурах и на дамских шляпках.

Хотя гидроиды очень широко распространены по всему Мировому океану, промысел их был сосредоточен почему-то только в Германии и Голландии, где ежегодно добывали 50–80 тонн «морского мха». США, у берегов которых гидроиды растут столь же успешно, как и в морях, омывающих Старый Свет, тем не менее свои угодья не эксплуатировали, а вывозили сушеный «морской мох» из Европы. В начале нынешнего столетия спрос на гидроиды на мировом рынке упал, и после второй мировой войны их промысел полностью прекратился.

Мода на красные и черные кораллы, которые также растут на морском дне в подводных лесах, образованных колониальными животными, оказалась значительно более стойкой. Разнообразные изделия из скелета красного, или благородного, коралла — ожерелья, браслеты, броши, серьги, застежки и т. п. — пользуются неизменным успехом у женщин всех времен, начиная с Древнего Египта и до наших дней. Несмотря на вполне удачную пластмассовую имитацию, натуральный благородный коралл не только не подешевел, а, наоборот, в последние годы его цена на мировом рынке значительно поднялась. Повышенный спрос на изделия из красного коралла объясняется как его ювелирными достоинствами, так и приписываемыми ему магическими свойствами. Считается, что ношение кусочка красного коралла спасает от «дурного глаза», предохраняет владельца от возможности заболеть. В Португалии до сих пор бусы из красного коралла носят, чтобы избавиться от головной боли, немцы считают их целебными при удушье, в Англии с их помощью суеверные люди лечат ангину, а в Мексике — желтую лихорадку. Именно в связи с таинственными свойствами благородного коралла из обломков его ветвей изготовляются амулеты. Черному кораллу тоже приписывается магическая способность предохранять от «дурного глаза».

Промысел красного и черного коралла ведется примитивными традиционными средствами. Их добывают, либо ныряя на дно, либо сидя в лодке и используя простое орудие лова, представляющее собой деревянную крестовину с камнем-грузилом и привязанными к ней обрывками рыболовных сетей. Снасть волокут за лодкой по дну. Застрявшие в сетках кораллы обламываются и поднимаются на поверхность.

Первичная обработка тоже очень примитивна: достаточно содрать с колонии мягкие ткани, как обнажится скелет, который и поступает в продажу.

Промысел красного коралла развит в Средиземном море и у берегов Японии, черный добывают в Красном море, у берегов Южной Индии и в Малайском архипелаге. Учет мировой добычи ювелирных кораллов не производится. По далеко не полным статистическим данным, в 1906 году было добыто 122 тонны красного коралла.

Внешнее сходство разных донных морских колониальных организмов объясняется выработанными в процессе эволюции одинаковыми приспособлениями к неподвижному образу жизни и к извлечению мелких планктонных животных — основы их питания.

Среди разветвленных колоний гидроидов, роговых кораллов и мшанок поселяются крупные, массивные губки. На илистых грунтах часто можно видеть колонии морских перьев, внедрившихся основанием в жидкий ил. Окраска их обычно красноватая, розовая или фиолетовая, некоторые из них, например, широко распространенное почти по всему Мировому океану фосфоресцирующее морское перо, обладают способностью излучать яркий свет. Может быть, именно оно послужило основанием для легенды о светящихся перьях Жар-птицы.

Губка своей неподвижностью скорее напоминает растение, чем животное.

Морское перо начинает светиться при прикосновении к нему, причем зеленый или сине-зеленый свет, постепенно распространяясь от точки раздражения, наконец охватывает всю колонию. Когда морские перья вспыхивают, подводный лес на некоторое время освещается волшебным светом, а затем, по мере того как перья успокаиваются, снова погружается в сумерки.

Как правило, величина морского пера не превышает 20–30 сантиметров, но среди них попадаются гиганты. В начале ноября 1956 года на станции СП-6, находившейся в Восточно-Сибирском море к северу от острова Врангеля, проводились обычные гидрологические работы. В прорубь опустили батометр — прибор для забора проб воды. Глубина моря в этом месте была всего 310 метров, и для получения придонной пробы с помощью ручной лебедки понадобилось не более получаса. Однако на этот раз прибор принес со дна не только воду, но и необычайный улов. Полярники, среди которых не было ни одного зоолога, прежде ничего подобного не видели — за трос уцепилось щупальцами странное существо: пучок из 40 темно-красных полипов, каждый с восемью перистыми щупальцами. Вниз от полипов свешивался длинный упругий стержень, похожий на удилище. Измерения показали, что длина его превышала 2,5 метра. В верхней части толщина равнялась 2 миллиметрам, в основании — 7 миллиметрам. Кроме того, самая нижняя часть «удочки» имела расширение в форме рукоятки спиннинга. Находку поместили в металлическую трубку, залили ее спиртом и через несколько дней специальным рейсом самолета доставили в Ленинград, в Зоологический институт Академии наук СССР. По полученным с СП-6 радиограммам ленинградские зоологи заочно определили, что в посылке находится морское перо умбеллула, а вовсе не какое-то чудо. Морские перья этого вида широко распространены по всему Арктическому бассейну, но все же данный экземпляр стоил проявленного к нему внимания. Дело в том, что он оказался уникальным по своей величине. Теперь этот рекордсмен среди других морских перьев демонстрируется в Зоологическом музее в Ленинграде.

Морские лилии относятся к типу иглокожих, и потому состоят в близком родстве с морскими звездами, морскими ежами и голотуриями. Выше уже говорилось о бесстебельчатых морских лилиях, обитающих на коралловых рифах, но здесь, в пучине океана, лилии сидят на длинных членистых стеблях. В основании стебля имеются прикрепительные выросты, а вдоль всей его длины — хватательные усики. Маленькое тело животного с длинными разветвленными руками расположено на вершине стебля и обращено ротовым отверстием вверх.

Прикрепление ко дну у стебельчатых лилий непрочное. Часто стебель обламывается в самом основании, и тогда животное получает возможность передвигаться. Изгибая членистый стебель и шевеля руками, лилия перемещается на небольшие расстояния, а затем долго сидит на одном месте, уцепившись за подходящий предмет усиками стебля.

Все части стебельчатой лилии невероятно нежные и ломкие, поэтому крайне редко удается достать со дна моря целый экземпляр; обычно трал приносит только жалкие обломки, в которых нельзя узнать стройное изящное животное.

В зоологии считалось установленным, что все животные разделяются на 16 крупных групп или типов. Любое из вновь открытых животных всегда оказывалось принадлежащим к одному из этих типов. Более того, все вымершие ископаемые представители животного царства также укладывались в рамки тех же типов. Казалось бы, обнаружение нового типа уже невозможно, но…

Летом 1932 года в Охотском море работало экспедиционное судно «Гагара». На нем находился молодой зоолог Павел Ушаков.

Среди добытых им со дна моря животных попались небольшие червеобразные организмы, сидевшие в тонких трубочках. Они очень походили на хорошо известных морских кольчатых червей, хотя и отличались некоторым своеобразием. П. Ушаков опубликовал описание их внешнего вида.

Находкой заинтересовался шведский зоолог Иогансен, которому по его просьбе было послано два экземпляра нового животного. Изучив строение, Иогансен решил, что это не кольчатые черви, а особый раздел червей, и назвал их погонофорами. Это греческое слово означает «несущие бороду». Название было дано в связи с тем, что пучок щупалец животного действительно напоминает бороду или кисть.

В 1949 году в строй советских научно-исследовательских судов вступил «Витязь». В одном из первых его рейсов принял участие профессор Артемий Иванов. Трал опустили в том самом месте, где 17 лет назад П. Ушаков добыл первых погонофор. Лов принес богатейшую добычу, в том числе и погонофоры. Так начался новый период в изучении этих своеобразных морских организмов.

С 1949 года А. Иванов регулярно участвовал в экспедициях «Витязя», а в перерывах между рейсами изучал собранную уникальную коллекцию бородоносцев. Чем же замечательны эти, доселе никому не известные обитатели морских глубин?

Внешне погонофора выглядит как тонкий, почти нитевидный червь длиной от 5 до 35 сантиметров, сидящий в трубочке из рогоподобного вещества. Среди других особенностей его анатомии обращает на себя внимание полное отсутствие кишечника. Собирание, переваривание и высасывание пищи происходит за счет деятельности щупалец, сидящих в виде «бороды» на переднем конце тела. А. Иванов изучил этот своеобразный способ пищеварения, не наблюдающийся ни у каких других организмов. Он исследовал также развитие погонофор, эволюцию группы, указал ее место среди других животных.

Выяснилось, что погонофоры близко родственны таким организмам, от которых произошли все высшие животные, в том числе позвоночные. Стало возможным более реально представить себе внешний вид отдаленнейших предков позвоночных.

Исследования А. Иванова показали, что погонофоры не могут быть отнесены ни к одному из 16 ранее известных типов животных. Таким образом, они оказались представителями нового типа. Подобное открытие для современной зоологии совершенно экстраординарно. По своему масштабу оно может быть приравнено к открытию новой планеты солнечной системы.

Когда оно было сделано и труды профессора А. Иванова переведены на ряд иностранных языков, вдруг выяснилось, что погонофор многие зоологи давно видели, но только путали с червями и потому не обращали на них серьезного внимания. Первая погонофора была описана еще в 1914 году французским зоологом М. Коллери, который не стал исследовать ее анатомию, а удовлетворился внешним осмотром и решил, что перед ним новый вид… кольчатых червей. В 20-х годах во время работы английского исследовательского судна «Дискавери II» у берегов Антарктики драга приносила на борт целые вороха каких-то спутанных светлых волокон. Зоологи рылись среди них в поисках чего-либо стоящего, а затем всю волокнистую массу безжалостно выбрасывали обратно в море. Никто из них даже не подозревал, что держит в руках представителей неизвестного типа животных. Ведь каждое такое волоконце на самом деле было тонкой трубочкой, в которой сидела погонофора.

Губка — корзиночки Венеры.

Удивляться этому не приходится: среди прикрепленных морских животных имеется немало таких, в которых очень трудно узнать живые организмы. В середине прошлого века один из колониальных служащих привез с Филиппинских островов в Германию небольшую ажурную корзиночку, сплетенную из прозрачных стеклянных нитей. Изящная безделушка была продана в Европе за огромную по тем временам сумму в 600 марок. Каково же было изумление антиквара, когда он узнал, что его новое приобретение сделано не руками человека, а самой природой и представляет собой скелет морской губки — корзинки Венеры, или евплектеллы. Эти губки, растущие на глубине 150–300 (иногда и до 2 тысяч) метров, издавна добывались рыбаками Японии и Филиппинских островов и служили местному населению в качестве комнатных украшений. В Японии евплектелла связана со свадебной церемонией. Молодые люди при заключении брака получают в подарок красивую полупрозрачную корзиночку с парой засушенных креветок внутри. Японцы давно заметили, что в каждой такой губке живут две креветки — самец и самка. Они забираются туда еще на личиночной стадии и, вырастая, уже не могут ее покинуть. Поэтому подарок имеет для молодоженов символическое значение — он служит олицетворением постоянной любви, верности и долгого супружеского счастья. В переводе с японского губка так и называется — «вместе прожить, состариться и умереть».

Морские бродяги

В пространствах между зарослями колониальных животных морское дно покрыто следами. Следы бывают самые разные: одиночные или параллельные борозды, спирали, двойные ряды ямок, углубления, черточки. На морском дне следы сохраняются очень долго, ведь их не смывает дождем, не задувает ветром. Только в местах с быстрым придонным течением следы заносятся песком и илом, да из толщи воды на них опускаются скелетики отмерших планктонных организмов и минеральные частицы речного стока — осадки.

Происхождение некоторых следов совершенно ясно. Вот борозда, оставленная ползущим брюхоногим моллюском, который виден в конце следа. Вот параллельные ряды ямок от кончиков лап краба. По расстоянию между рядами можно даже определить величину животного. Большое пятилучевое углубление явно сделано зарывшейся в ил морской звездой. Но имеются и следы загадочные, неизвестного происхождения, один из них изображен на прилагаемой фотографии. Вот кто-то из обитателей подводного мира оставил странный извилистый выпуклый сложный след шириной около 12 сантиметров. Чей он? Пока этого никто не знает.

Часть следов принадлежит донным рыбам, другие оставлены зарывающимися в грунт организмами, но имеется и множество отпечатков ног и тел различных подвижных животных, которые не плавают и не зарываются, а ходят по морскому дну.

Среди этих морских бродяг первое место принадлежит камчатским крабам. Строго говоря, камчатский краб вовсе не краб, а крабоид. Он ведет свое происхождение от раков-отшельников. У камчатского краба асимметричное брюшко, правая клешня больше левой, развиты только четыре пары ног.

Всю свою долгую жизнь камчатский краб проводит в странствиях, совершая пешком по морскому дну значительные переходы. Животные держатся большими стаями — отдельно самки, отдельно самцы. Самцы камчатского краба настоящие гиганты среди ракообразных — масса их достигает 7 килограммов, а размах лап у наиболее крупных экземпляров — полутора метров. Самки же значительно меньше.

Живут камчатские крабы в северной части Тихого океана, в Беринговом, Охотском и Японском морях. Зиму они проводят на глубине 100–200 метров. Стада постоянно кочуют. Каждый отдельный краб движется со скоростью до двух километров в час, но так как он перемещается не по прямой, а делает множество зигзагов, все стадо за сутки проходит лишь 9–12 километров. Полчища крабов бродят в сумраке среди зарослей губок и гидроидов, по илистым равнинам, по развалам камней и повсюду ищут себе пропитание. Поедают они все, что сумеют найти и захватить. Главную часть корма краба составляют различные моллюски, ракообразные, черви и морские ежи. Камчатский краб очень привередлив к качеству пищи, он поедает только тех животных, которых сам умертвил, и никогда не трогает падали. Пойманную добычу разрывает мощными клешнями, которыми легко дробит и толстые раковины моллюсков, и панцири морских ежей. После прохождения стаи крабов на дне моря мало что остается съедобного.

Весной камчатские крабы устремляются поближе к берегам, на более мелкие места. Здесь на глубине 5–30 метров стада самок и самцов встречаются. Брачный ритуал камчатских крабов довольно своеобразен. Каждый самец избирает себе подругу, которую крепко удерживает за передние конечности своими мощными клешнями. В положении «рукопожатия» парочки пребывают от трех дней до недели, и оба партнера в это время ничего не едят. Самец, как галантный кавалер, помогает крабихе скинуть старый панцирь. Сразу после ее линьки он приклеивает к основанию третьей пары ног самки сперматофор — лентовидную массу, содержащую сперму. На этом брачные церемонии заканчиваются. Самец выпускает крабиху из своих клешней и отправляется искать укромное место для линьки, а самка начинает откладывать икру.

Как и у многих других крабов и крабоидов, самка носит икру на своих брюшных ножках до выхода личинок. У камчатского краба период вынашивания длится почти целый год: только перед самой линькой самки выклевывают из икринок планктонные личинки. Самец после линьки забирается в расщелины скал, под большие камни и здесь пережидает, пока панцирь не затвердеет.

Все лето стада камчатских крабов кормятся на отмелях, а с наступлением холодов снова уходят на глубины. Тем временем кончается планктонный период жизни личинок, и они оседают на дно, забираясь в заросли водорослей и гидроидов. У маленьких крабиков ширина панциря всего 2 миллиметра; целых три года проводят они среди зарослей и только после этого осмеливаются выйти на песчаные отмели. Здесь из молодых крабов образуются особые стаи, которые держатся отдельно от взрослых животных.

Растут камчатские крабы очень медленно, к семилетнему возрасту ширина панциря едва достигает 7 сантиметров. Самки первый раз откладывают икру в возрасте 8 лет, самцы же становятся половозрелыми только в десятилетнем возрасте. Живут камчатские крабы 18–20 лет.

В отличие от камчатского краба крупные морские раки — омары — предпочитают оседлый образ жизни. Они обитают в умеренных морях среди развалов камней и в поисках пищи бродят вокруг своего логова в пределах нескольких десятков метров.

Внешне омар чрезвычайно похож на речного рака, с которым он находится в ближайшем родстве. Однако размерами значительно превосходит своего пресноводного собрата. Средняя промысловая величина обитающего в Атлантике у берегов Европы обыкновенного омара 40–50 сантиметров, при массе 4,5–6 килограммов, но попадаются старые самцы длиной до 65 сантиметров. У берегов Северной Америки водятся еще более крупные американские омары. Рекордсмены-тяжеловесы этого вида тянут почти пуд при длине тела в три четверти метра.

Как камчатские крабы, так и омары служат объектом промысла; но пока не были достаточно хорошо известны их биология и темпы роста, размеры лова определялись только техническими возможностями, что и привело к уменьшению запасов этих ценных ракообразных.

Как ни велики камчатский краб или американский омар, их превосходит по размерам длинноногий японский краб, который шествует по дну, как на ходулях, на своих тонких ногах, каждая длиной до полутора метров. В поисках пищи он вышагивает по илистому дну не один километр в сутки. Еще никто не видел длинноногого краба в его родной стихии, но, наверное, он представляет собой эффектное зрелище, когда вдруг появляется над зарослями губок и морских перьев, медленно переставляя огромные суставчатые ноги.

Среди передвигающихся по дну беспозвоночных животных не последнее место принадлежит кольчатым червям, одна из групп которых так и называется бродячими кольчецами. Змеевидно извиваясь всем телом и перебирая по дну пучками щетинок, они постоянно снуют в зарослях водорослей и гидроидов. Впрочем, некоторые из них на червей совершенно непохожи. Такова морская мышь — существо овальной формы, покрытое множеством тонких, переливающихся всеми цветами радуги щетинок. Благодаря укороченному мохнатому телу этот червь и получил свое название. По величине морская мышь скорее может сравниться с крысой, так как достигает 15 сантиметров в длину при ширине 6 сантиметров. Эти хищники поедают моллюсков, маленьких рачков, других кольчатых червей и гидроидов, которых они хватают двумя парами челюстей.

Как это ни странно, но по дну ходят также и некоторые рыбы. У морского петуха, или триглы, три первых луча грудных плавников не соединены плавательной перепонкой и видоизменены в длинные пальцевидные придатки. Перебирая этими лучами, морской петух ходит по дну в поисках пищи. Пальцевидные лучи служат рыбе одновременно органами вкуса. Запуская их в грунт, морской петух нащупывает там зарывшихся моллюсков, рачков, червей и другую живность, определяет пригодность их в пищу и только тогда выкапывает и поедает.

Пожиратели ила

Когда планктонные организмы погибают, их полуразложившиеся тела падают на дно. Известковые и кремниевые скелетики планктеров вместе с минеральными частицами из речного стока образуют ил, который кишит бактериями, довершающими разложение органических веществ. Здесь обитают мельчайшие одноклеточные животные, питающиеся бактериальной флорой, здесь же, зарывшись в толщу ила, поселяются и более крупные морские животные — черви, моллюски, рачки, иглокожие и другие. Они питаются теми органическими остатками, бактериями и простейшими, которые содержатся в илистом грунте. Питательных веществ тут совсем немного, и, чтобы насытиться, все эти закапывающиеся организмы пропускают через свой кишечник огромное количество ила. Как правило, они без всякого выбора заглатывают все подряд, но некоторые способны отсортировывать пищевые частицы от несъедобных. Деятельность этих пожирателей ила приводит к полной утилизации органических веществ, падающих на дно из верхних слоев воды.

Расселение всех этих животных происходит лишь с помощью планктонных личинок. После того как пожиратели ила осядут на дно и зароются в грунт, они навсегда остаются на одном месте либо перемещаются на очень небольшие расстояния. Многих зарывающихся в грунт червей, моллюсков, морских ежей находят и съедают бродящие по дну хищники.

Все обитатели донных морских сообществ, будь то прикрепленные, бродячие или зарывающиеся, служат кормовой базой для разнообразных придонных рыб. Подводное продолжение материков и островов до глубины 200–500 метров, так называемый шельф, представляет собой великолепное угодье, где откармливаются косяки трески, морского окуня, камбал, палтусов и множества других промысловых рыб. На шельфе ведется наиболее интенсивный рыбный промысел.

 

Глава 3. Жители бездны

#i_123.jpg

#i_124.jpg

Среди вечного мрака и холода

Теперь все знают, что Мировой океан населен от поверхности до самых больших глубин. Даже на дне глубочайшей Марианской впадины, превышающей 11 километров, имеется жизнь. Но еще совсем недавно считалось, что предельные глубины океана необитаемы. Оснований для этого имелось немало. Как известно, при погружении на каждые 10 метров давление увеличивается на 1 атмосферу. Значит, на глубине в 10 километров оно равно одной тысяче атмосфер. Какой же организм способен выдержать такое давление? Он должен быть расплющен в лепешку! Кроме того, в эту бездну не проникают даже самые слабые лучи света — там царит вечный мрак и вечный холод. Чем глубже опускать термометр в морскую воду, тем более низкую температуру он будет показывать. Легко рассчитать, что на дне глубочайших желобов температура близка к нулю, а может быть, она даже ниже нуля. Из-за отсутствия света в океанской пучине невозможен фотосинтез, а от атмосферного кислорода она отделена многокилометровым слоем воды, значит, там нечем дышать. Нет там также никакой пищи, значит, нет и жизни.

Проверить эти пессимистические предположения было не так-то просто. Технически несовершенные орудия лова позволяли добывать образцы лишь с относительно небольших глубин. Океан надежно хранил свою тайну.

Тем, кто незнаком с глубоководными исследованиями, задача кажется легко выполнимой. Для этого нужно только удлинить трос, на котором спускают необходимые приборы. Чтобы понять, насколько трудно добыть животных с большой глубины, нужно самому принять участие в морской экспедиции, снаряженной специально для этой цели. Почему экспедиция должна быть специальной? Разве нельзя провести эту работу попутно с другими исследованиями моря?

Оказывается, нельзя. Во-первых, необходимо иметь хорошо оборудованное большое судно. Во-вторых, нужны умелые и знающие моряки и ученые, способные справиться с этой трудной задачей. Наконец, следует помнить, что все глубоководные работы очень продолжительны, и времени ни на что другое уже не остается. Кроме всего прочего, организация такой экспедиции сопряжена с большими материальными затратами. Даже теперь во всем мире имеется считанное число судов, с которых можно вести работу на самых больших глубинах океана, а перед второй мировой войной их не было вообще.

В наш век завоевания космоса всем известны основные принципы ведения космических исследований, но, наверное, далеко не каждый представляет себе, как выглядит на практике изучение жизни в абиссали (на глубине 3,5–6 тысяч метров) и в ультраабиссали (свыше 6 тысяч метров).

Когда научно-исследовательское судно подойдет к намеченному району работ, первыми должны показать свое искусство капитан и штурманы. Глубоководный желоб обычно представляет собой узкую подводную долину шириной всего в несколько километров, а самая его нижняя часть имеет вид скорее щели. Нужно очень точно вывести судно в точку над этой невидимой глубиной. Сделав несколько галсов и прощупав дно с помощью эхолота, штурманы производят сложные расчеты, в которых учитываются сила, скорость и направление течений на разных глубинах, сила ветра и скорость сноса судна, время, необходимое для проведения работ, длина вытравляемого троса и многое другое. После этого судно уходит от своей цели и ложится в дрейф.

Капитан Немо недаром выбрал для своего «Наутилуса» девиз «Подвижный в подвижном». В море нет ничего застывшего, оно все время в движении. Ветер гонит исследовательское судно в одну сторону, поверхностное течение сносит его в другую. Глубоководное течение, идущее совсем в ином направлении, отклоняет опущенные в море приборы куда-то вбок. Все это нужно предвидеть и рассчитать так, чтобы через несколько часов, когда будет вытравлено положенное количество километров стального троса, орудие лова коснулось дна не где попало, а как раз на дне узкого желоба, на 10-километровой глубине.

Итак, судно легло в дрейф. Теперь наступает очередь палубной команды. Боцман уже стоит у пульта управления главной глубоководной лебедкой, матросы заняли свои места у огромного барабана, возле блоков, через которые проходит смазанный густым маслом толстый стальной трос. Биологи подтащили свой трал, над оснасткой которого они трудились целую неделю.

Имеется несколько модификаций биологического трала, но в общем это орудие представляет собой металлический каркас с привязанным к нему мешком из мелкоячеистой сети (дели). Тяжелые салазки трала скользят по дну, а его подборы захватывают с поверхности грунта находящихся там животных, а также камни и другие подводные предметы. Все это вместе с изрядной порцией ила или песка попадает в мешок.

Последняя проверка креплений — и шестиметровая железная рама повисает на стреле. Вниз свешивается огромный мешок из прочной дели, защищенный брезентовыми фартуками. Теперь в течение нескольких часов трал будет идти ко дну, а трос змейкой убегать за борт. Палубная команда в одних трусиках, если работа ведется в тропиках, или в штормовках, надетых поверх ватников, если стоит мороз, не может уйти ни на минуту. Постоянно нужно следить, чтобы трос ложился на барабан ровными витками, чтобы его нигде не заело в блоках, чтобы не было на нем обрывов стальных нитей. Тяжелее всего тем двоим, что работают в жаре и духоте глубоко внутри корабля, там, где находятся огромные вьюшки с десятками километров троса.

После того как трос вытравлен и трал по расчетам лег на дно, лебедку останавливают. Опытный тралмейстер по едва заметному дрожанию и подергиванию троса определяет, плывет ли трал или волочится по дну, время от времени задевая за камни. В течение часа-полутора судно медленно дрейфует, увлекая за собой трал. Подъем длится еще несколько часов. Когда счетчик на пульте управления лебедкой указывает, что трал «на подходе», наступает завершающий этап работы. Побывавшее в «морской преисподней» глубоководное орудие лова поднимают на палубу и все содержимое мешка переносят на тончайшие сита, где нежных обитателей бездны отмывают от ила и песка под струями воды.

Это в случае успеха. Но ведь далеко не каждый раз трал приносит желанную добычу. То об скалу порвется мешок, и на борт придут жалкие обрывки новенькой дели. То трал «не сядет» на дно и вернется хотя и целым, но совершенно пустым, то мешок при спуске захлестнется и закроет траловый зев, да мало ли что может случиться.

Чтобы установить плотность поселения донных морских животных, используют дночерпатель. Этот прибор похож на закрывающийся ковш экскаватора. Его опускают вертикально вниз. Коснувшись дна, створки дночерпателя автоматически захлопываются и захватывают грунт с площади 0,25 квадратного метра вместе с сидящими на дне и в грунте животными.

Для получения дночерпательной пробы тоже приходится часами стоять у небольшой бортовой лебедки и ловить момент посадки прибора на дно. Когда счетчик троса приближается к нужной глубине, внимание удваивается. Едва дночерпатель коснется дна, уменьшается нагрузка на электромотор, и тон гудения лебедки чуть заметно меняется. Нужно обладать тонким, тренированным слухом, чтобы на открытой палубе на фоне шума волн и свиста ветра определить по звуку момент касания. Особенно это трудно сделать при высокой волне, когда трос то натягивается, то ослабевает, лебедка гудит неравномерно, а палуба ходит под ногами. Начать подъем преждевременно — значит поднять дночерпатель пустым. Если же для страховки вытравить побольше троса, получится еще хуже. Упругие витки свободно лягут на дно большими петлями, а при подъеме затянутся в подобие узелков — колышки. В этих местах стальные нити троса ломаются, и прибор навсегда остается на морском дне.

Не меньше времени и труда требуется, чтобы собрать глубоководный планктон, сделать фотоснимок, измерить придонную температуру, поднять на борт барометр с пробой воды для определения ее солености, содержания кислорода и т. д.

Каковы же реальные условия существования на глубине 6–11 тысяч метров?

Давление. Оно равно расчетному. Сколько десятков метров, столько и атмосфер. Но само по себе высокое давление почти не воздействует на абиссальных животных. Они его вообще не ощущают, как мы не ощущаем атмосферного давления на поверхности земли. Вот когда человек поднимается на высокую гору, изменение давления начинает сказываться и выражается в форме горной болезни: учащается пульс, слышен шум в ушах, начинаются головокружение, тошнота, слабость и т. д. Горцы же чувствуют себя в этих условиях превосходно. Таким образом, дело касается не столько абсолютной величины давления, сколько диапазона изменения этой величины. Поскольку абиссальные животные постоянно живут при давлении 600–1100 атмосфер, оно не оказывает на них вредного воздействия. Было бы ошибочно утверждать, что гидростатическое давление вообще не влияет на жизнедеятельность глубоководных животных. Оно, несомненно, изменяет скорость некоторых биохимических процессов в организме и воздействует на его энергобаланс, но и только. Никакого «расплющивания» под напором многокилометрового слоя воды, конечно, не происходит.

Температура в абиссали удивительно постоянна и равна 1–2,5 градуса выше нуля. По-видимому, она никогда и не была иной. Соленость тоже колеблется в ничтожно малых пределах и почти не отклоняется от средней нормальной солености остальных вод Мирового океана. Вода в абиссали, вплоть до самой глубокой отметки (11 022 метра), содержит растворенный кислород в количестве не меньше, а даже несколько выше, чем на глубине 1000 метров. Наличие кислорода на больших глубинах объясняется постоянным перемешиванием слоев воды. Она не стоит как в пруду; там имеются течения, иногда достигающие скорости 0,3–0,4 километра в час.

Все органические вещества поступают в абиссаль только из верхних слоев воды и в результате сноса. Вот что говорит по этому поводу один из крупнейших знатоков жизни на предельных глубинах океана — профессор Георгий Беляев.

«Можно сказать, что глубоководные желоба представляют собой как бы гигантские отстойники, в которых накапливаются частицы, как оседающие из поверхностных слоев воды, так и переносимые из прилегающих к желобам участков океанического дна. Все, что тем или иным способом попадает в глубины желобов, уже не может быть вынесено за их пределы».

Таким образом, абиссаль постоянно пополняется органическими остатками — телами погибших планктонных и нектонных организмов, обрывками водорослей, затонувшими частями наземных растений, которые выносятся в море реками.

Итак, обитатели бездны имеют все необходимое для жизни: правда, там царит постоянный холод и мрак, но к этому они приспособились за длительный период жизни в абиссали.

Кто они?

Кто же эти жители мрачного Аида, из которого нет выхода? Сколько их? Как они выглядят?

Абиссаль населена множеством животных самых различных групп. Проводя анализ донной глубоководной фауны, профессор Г. Беляев подсчитал, что она насчитывает около 120 видов простейших одноклеточных животных, 26 видов губок, 17 видов кишечнополостных, свыше 50 видов червей, 117 видов ракообразных, 60 видов моллюсков, столько же иглокожих, 25 видов погонофор, а также несколько видов рыб.

Многие обитатели абиссали отличаются микроскопически малыми размерами. После промывки улова на ситах, отмучивания ила и отбора крупных животных весь остаток приходится долго и тщательно просматривать под бинокулярной лупой, перебирая крупицы грунта препаровочными иглами. Среди песчинок и обломков раковин попадаются крошечные рачки и моллюски, не говоря уже о простейших. Однако наряду с ними морское дно предельных глубин заселено и относительно крупными животными.

На камешках, поднятых с глубины 6–10 километров, часто можно обнаружить маленькие приросшие коричневые «фунтики». Внутри такой конической трубочки помещается тело полипа. Время от времени от него отделяется медузка и всплывает в толщу воды. Хотя высота полипа вместе с ножкой едва достигает 10–15 миллиметров, отделившаяся от него медуза вырастает до вполне солидных размеров. Дисковидная атолла имеет зонтик диаметром 15–20 сантиметров, а коническая перифилла бывает величиной с небольшое ведерко. Обе медузы окрашены в великолепный шоколадно-коричневый цвет. У глубоководных животных этот цвет связан со способностью к свечению. Во мраке морской преисподней атолла и перифилла выполняет роль больших живых фонарей.

Таким образом, уже при первом знакомстве с условиями жизни в абиссали выясняется, что там не абсолютно темно. По-видимому, свет, излучаемый медузами, привлекает к ним мелких планктонных рачков, которые тут же захватываются длинными щупальцами и препровождаются в рот. Вообще способность излучать свет характерна для многих абиссальных животных, в первую очередь хищных, но светятся также и вполне безобидные рачки и черви. Весьма вероятно, что в этих случаях излучение света не имеет биологической целесообразности, а является побочным результатом некоторых биохимических процессов, происходящих в организме, в частности, процессов окисления.

Отсюда становится понятным наличие у многих абиссальных животных хорошо развитых органов зрения. Глаза имеются у рыб и у различных ракообразных. Кроме зрячих обитателей абиссали, существует немало и совершенно слепых или же с недоразвитыми, плохо видящими глазами. Такие животные, как голотурии, морские ежи, погонофоры, губки, вообще лишены органов зрения независимо от того, живут ли они в темноте или на свету. Некоторые глубоководные рачки утратили способность видеть в связи с жизнью в толще грунта, где нет никаких живых фонарей. Но ведь и обитатели мелководных грунтов тоже лишены глаз! Следовательно, не только высокое давление, но и отсутствие солнечного света в абиссали сами по себе не вызывали серьезных изменений в строении глубоководных животных.

Не нужно воображать, что благодаря наличию светящихся животных абиссаль и ультраабиссаль выглядят как празднично иллюминированный город. Животных на глубине Мирового океана крайне мало, и там действительно темно. Многим обитателям бездны приходится добывать пищу, пользуясь осязанием. Глубоководные креветки ощупывают пространство вокруг себя длиннейшими усиками, превосходящими во много раз тело животного. Некоторые рыбы для той же цели используют видоизмененные бичевидные лучи плавников. Движения животных при таком способе охоты неторопливы. Они очень напоминают играющих в жмурки детей, которые медленно ходят и инстинктивно широко расставляют руки, чтобы не натолкнуться на мебель и легче обнаружить партнера.

Животные больших глубин, добытые экспедицией на «Витязе»: 1 — двустворчатый моллюск спинула, 2 — двустворчатый моллюск куспидария, 3 — червь эхиурида, добытый с глубины 7450 метров, 4 — актиния галатеактемум (10 170 метров), 5 — голотурия, добытая с глубины 8 километров.

На дне предельных глубин океана поселяются различные неподвижные животные. Губка хиалонема, имеющая вид бокала, сидит на конце длинного стебля из закрученных жгутом полупрозрачных, как бы стеклянных, кремниевых иголок. Нижний конец жгута внедрен в илистый грунт. В ил погружены и основания глубоководных морских перьев. На большой глубине питательные вещества весьма ограничены, поэтому живущие там морские перья имеют небольшое число полипов. Колония одного из видов абиссальных морских перьев состоит всего из двух полипов на общей ножке. У этих сиамских близнецов всегда имеется сожитель — небольшая актиния, которая поселяется на стволе колонии между полипами. Другой типично абиссальный представитель актиний, в отличие от своих более мелководных сородичей, снабжен наружным скелетом в виде коричневой хитиноидной трубочки. Такая актиния не способна передвигаться и по внешнему виду больше напоминает некоторых сидячих кольчатых червей.

Абиссальные животные, живущие в условиях вечного мрака, имеют бледную окраску.

Предельные глубины Мирового океана — настоящее царство таинственных бородоносцев-погонофор, здесь они представлены наибольшим разнообразием видов. На ножках глубоководных губок, трубках актиний и погонофор поселяются родственные баланусам глубоководные усоногие рачки скальпеллумы. Но как мало они походят на морских желудей литорали! Уплощенное чешуйчатое тело скальпеллума прикрепляется не широкой подошвой, а сидит на тонкой ножке.

Приросшие ко дну другие неподвижно сидящие абиссальные животные питаются почти исключительно тем, что падает на них сверху, то есть полуистлевшими останками планктонных организмов, живущих ближе к поверхности океана. То, что они не могут или не успевают захватить, падает на дно. Здесь эту малопитательную пищу собирают с поверхности бродящие во тьме рачки, черви, голотурии и морские звезды. Некоторые из этих организмов, роющихся в грунте, довольствуются тем немногим, что им удается извлечь, пропуская через кишечник огромное количество ила. Отдельные виды рачков питаются только растительными остатками наземного происхождения.

Глубоководные голотурии.

Все это является яркой иллюстрацией идеи о тесной связи между всеми живыми существами, населяющими нашу планету.

Наконец, среди абиссальных животных имеются и хищники. Главное место среди них принадлежит различным рыбам. Самые глубоководные имеют маловыразительную внешность. Их покровы лишены окраски, и сквозь полупрозрачную кожу просвечивают дряблые мышцы. Все глубоководные рыбы не отличаются крупными размерами. Пойманный в Курило-Камчатском желобе на глубине 7579 метров розовый карепроктус считается очень крупным — его длина около 24 сантиметров. Формой тела он несколько напоминает налима. Похож на него и другой представитель глубоководных рыб — пергаментно-желтый бассегигас, добытый с глубины 7160 метров в Яванском желобе. Рыбы эти не родственны между собой, и внешнее их сходство объясняется исключительно обитанием в одинаковых условиях.

Наиболее необычной формой тела и целым комплексом биологических особенностей отличаются рыбы, обитающие на глубине 2–4 километра. Некоторые из этих маленьких страшилищ имеют огромную зубастую пасть, способную захватить и проглотить крупную добычу. Встреча хищной глубоководной рыбы со своей жертвой происходит очень редко, и размеры добычи не являются препятствием для агрессора. Таков хаулиод — небольшая черная рыбка с длинным чувствительным усиком на нижней губе и со страшными длинными зубами.

Многие глубоководные рыбы обладают светящимися органами, которые служат для привлечения добычи. Удильщики имеют огромную голову и относительно маленькое тело. Светящийся орган помещается на кончике небольшого выроста над верхней губой. Приплывающих на свет рыбок и креветок удильщик хватает длинными зубами, усеивающими обе его челюсти. Несмотря на наличие светящейся приманки, удильщику редко удается насытиться, так как жизнь на больших глубинах не отличается обилием. По этой же причине затруднена и встреча между особями разного пола. Для обеспечения продолжения рода у удильщиков выработались совершенно уникальные отношения между полами. Самцы значительно мельче самок, которые массивнее своих кавалеров в 5 тысяч раз. Выйдя из икринки и достигнув возраста зрелости, самец начинает поиски самки, руководствуясь при этом обонянием и зрением. Найдя самку своего вида, он вцепляется в ее тело зубами. Вскоре губы и язык самца срастаются с телом самки. Кровеносная система обеих рыб сливается воедино, и самец утрачивает способность к самостоятельному питанию. У него исчезают органы пищеварения, глаза, и вскоре он становится настоящим паразитом, за какого его первое время и принимали. Одна самка может носить на себе до трех самцов, и ее икра всегда будет оплодотворена.

Откуда они?

В самую возможность существования жизни в глубинах океана долгое время никто из ученых не верил. Известный английский естествоиспытатель и исследователь моря Эдвард Форбс в 1841 году на основании своих исследований в Средиземном море пришел к выводу, что нижняя граница жизни в океане проходит на глубине около 540 метров. В эти расчеты свято верили, пока в том же Средиземном море не понадобилось извлечь для ремонта телеграфный кабель. Несколько лет кабель пролежал на глубине свыше двух километров, и его облепили двустворчатые моллюски и кораллы. Окончательное поражение теории Э. Форбса нанесла английская экспедиция 1872–1876 годов, состоявшаяся на исследовательском судне «Челленджер», во время которой с глубин от 700 до 4500 метров было добыто 6600 видов различных животных. Таким образом, нижняя граница жизни в океане отодвинулась на значительную глубину, но до 1949 года вопрос о возможности жизни ниже 7 тысяч метров все еще оставался открытым.

С 1949 года изучение предельных глубин океана началось с борта советского научно-исследовательского судна «Витязь». Вдохновителем и организатором работ был академик Лев Зенкевич. Почти одновременно датский зоолог Антон Бруун предпринял глубоководные исследования со специально оборудованной для этой цели «Галатеи». В короткий срок усилиями двух научных коллективов были обследованы главнейшие глубоководные впадины океана и всюду обнаружена жизнь.

Пока зоологи в своих лабораториях изучали добытых из ультраабиссали животных, швейцарец Огюст Пикар конструировал свой батискаф. 23 января 1960 года сын O. Пикара Жак и американец Дэн Уолш спустились в батискафе «Триест» на дно Марианской впадины и увидели на глубине 10 525 метров какое-то живое существо. Известный датский зоолог, участник экспедиции на «Галатее» Торбен Волф полагает, что это была большая голотурия.

Итак, спор о возможности жизни в ультраабиссали был решен. Человек получил возможность детально исследовать добытых со дна океана обитателей бездны и своими глазами видел живых существ на 11-километровой глубине. Но встает новый вопрос: как они туда попали?

Как только были добыты первые глубоководные животные, возникло предположение об их исключительной древности. Казалось вполне естественным, что на огромных океанских глубинах, где не так остро ощущается конкуренция, могут сохраниться представители древних примитивных групп. Как в гигантском холодильнике, они пребывают там многие миллионы лет, пока на поверхности океана и на суше протекают бурные эволюционные процессы. Однако предположение о древности абиссальной фауны не нашло серьезного подтверждения. Почти все глубоководные животные оказались довольно близко родственными современным видам, обитающим на небольших глубинах. В абиссали удалось обнаружить только, одно «живое ископаемое» — примитивного моллюска — неопилину, существо, близкое по строению к предкам всех современных моллюсков. Представители этой группы животных до работ «Галатеи» были известны только в ископаемом состоянии.

Глубоководная рыба аргиропелекус.

Гораздо чаще примитивные животные встречаются на шельфе или на литорали. Вспомните о наутилусе, о мечехвосте, о лингуле. Современная кистеперая рыба латимерия, близкая к предкам наземных позвоночных животных, тоже была поймана не в абиссали. Она живет среди скал и камней на глубине 150–400 метров вблизи Коморских островов.

Таким образом, предельные глубины Мирового океана вовсе не оказались заповедником вымерших обитателей моря.

А. Бруун высказал предположение, что во время последнего ледникового периода в результате внезапного похолодания на всей планете температура воды в абиссали, прежде тоже довольно высокая, упала ниже 4 градусов Цельсия. При этом вымерли все тогдашние абиссальные животные. Позднее предельные глубины океана были заселены выходцами из мелководных участков моря. Согласно этой теории фауна абиссали сформировалась недавно, и потому она очень молодая. Может быть, некоторые группы организмов, например равноногие рачки, действительно проникли в абиссаль в послеледниковое время. Во всяком случае, так полагает советский гидробиолог Олег Кусакин. Но в свете новейших данных низкая температура воды в абиссали установилась не в период последнего оледенения, а значительно раньше. Значит, идея о молодости всей абиссальной фауны не получает серьезного подтверждения. Скорее всего, как предполагал академик Л. Зенкевич, абиссаль начала заселяться обитателями верхних участков океана с глубокой древности, и этот процесс не останавливался в течение всей истории органической жизни на Земле.

* * *

Итак, мы познакомились с жизнью в океане. Она оказалась удивительно богатой и невероятно разнообразной.

Океан породил жизнь, и он же поддерживает ее на всей планете.

Океан сказочно богат, но его богатства не беспредельны. Нужно очень осторожно и очень разумно использовать его дары, чтобы не подорвать самые источники их воспроизведения.

Океан необъятен, но уязвим. Необходимо беречь чистоту его вод и дна. За сто лет существования парового флота все дно океана было усыпано шлаком из котельных топок пароходов. К счастью, эта примесь к естественным осадкам не нанесла океану и его обитателям существенного вреда. Гораздо больше опасностей таят в себе пролитая нефть, захороненные шлаки радиоактивных веществ, даже простые стеклянные бутылки и обрывки полиэтиленовой пленки.

Чтобы океан продолжал порождать и поддерживать жизнь, чтобы давал много ценных и вкусных продуктов, чтобы служил источником радости и здоровья миллиардов людей, его нужно любить и беречь. Беречь для себя и для будущего!.