На следующий день после уроков Лысюра объявил пятиминутное собрание.

— На повестке дня, — важно начал он, — сбор металлолома.

Все затихли.

— Кто сколько может собрать и принести в школу металлолома? Записываю…

И он с торжественным видом сел за учительский стол.

— Я принесу дырявый чайник, — подняла руку Зойка.

— Чугунный утюг, вес семь килограммов, — отбарабанил Пономаренко.

Лысюра одобрительно кивал, записывая. Со всех сторон неслись новые обещания: кастрюли, выщербленный топор, колосники на печку, будильник…

— Какой будильник? — возмутился староста.

— «Слава»… — растерянно протянул Олег Черепанов. — Он только звонит, а механизм не работает…

— Это у тебя механизм не работает! — Лысюра постучал себя карандашом по лбу. — Сколько он весит, два грамма? Мне вес, вес давай!

Тогда Олег вспомнил, что в подвале у них давно стоит старая кровать.

— Только придите помочь, а то я один не приволоку!

— Само собой! — заверил его Лысюра. — Так вот, я записал все, что вы сказали. Набирается что-то около… — он пошевелил губами, словно подсчитывая, — около десяти тонн.

— Что?! — класс даже привстал от удивления.

Лысюра не смутился:

— Десять тонн!

— А ну, пересчитай, — потребовал Живцов. — Два чайника и кровать — десять тонн? У тебя по математике вроде четверка, Лысюра.

Генка начал читать список, оценивая в килограммах каждый предмет.

— Чайник — двадцать килограммов, топор — тридцать…

— Да ты что? — завопили вокруг. — Такой чайник и на стол не поднимешь! Топор двухпудовый — ха-ха-ха!

— Ну, девятнадцать! — огрызнулся староста. — Откуда я знаю, какие у кого чайники! Они ведь старые, ржавчиной обросли. У меня, например, чайник весит не меньше двадцати килограммов. А с водой еще больше… — Он обратился к Черепанову: — Кровать сто килограммов потянет?

— Это ж кровать, а не бульдозер! — отшатнулся Черепанов. — Она хоть старая, но…

— Что нам, фотографироваться с ней? — пробурчал Лысюра.

Как ни накидывал он, как ни преувеличивал вес — еле-еле набралось полторы тонны.

— Я думаю, что мы возьмем обязательство собрать не менее пяти тонн, — твердо заявил староста.

— Пять тонн?! Да мы надорвемся, а столько ни в жизнь не наберем! — недоумевал Живцов.

Лысюра укоризненно покачал головой.

— А ты, оказывается, лентяй, Живцов. Еще не работал, а уже — «надорвемся»… Нюни распустил: «ни в жизнь не наберем»! Эх ты!

Живцов смутился, что-то забормотал.

— Словом, подумать надо, пошевелить мозгами, ясно? — Лысюра неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.

Когда все разошлись, староста порвал листок, на котором записывал обязательства каждого, и повернулся к Синицыну:

— Порядок! А теперь иди за мной.

Смеркалось. Холодный ветер рвал полы их пальто. Они подошли к школьному сараю, и Лысюра отомкнул громадный висячий замок, откинул железную петлю:

— Ключ я у деда Цыбули взял.

В сарае было сумрачно, пахло плесенью и краской. В углу были свалены поломанные стулья, парты, столы, ржавые ведра, бочки, связки старых тетрадей.

— Тут, — указал Генка пальцем на середину.

— Что? — не понял Макар.

— Сгружай свои десять тонн. При мне будешь, или мне выйти?

— Оставайся, чего там… — Синицыну надоело творить чудеса в одиночку. Когда кто-то рядом, интереснее…

Он хлопнул в ладоши:

— Десять тонн металлолома чтобы были здесь, как дома!

И удивился: перед ним ничего не было.

— Не-ету! — прошептал Генка и толкнул плечом Синицына. — Может, что неправильно сказал в заклинаниях?

— Да нет, все правильно! — протестовал Макар. И он опять хлопнул в ладоши. — Не успею моргнуть глазом — тоннам всем явиться разом!

Снова пусто. У Синицына волосы зашевелились на голове. Значит, он уже не волшебник? Кончилось все… В отчаянии он привычно крикнул:

— Две порции мороженого!

В руках появились вафельные стаканчики, наполненные снежно-белым мороженым, как он любил, с верхом. Один стаканчик он протянул Генке.

— А металлолом почему-то не появляется, — озабоченно сказал Генка. — Может, волшебники его не собирают?

— Наверное! Ну да! — Синицын поперхнулся. — Что они — пионеры, что ли?

Некоторое время они с аппетитом уплетали мороженое.

— Ладно, давай хоть тонну, — вздохнув, попросил Лысюра.

— Попробую. — Синицын хлопнул в ладоши: — Появись-ка здесь хоть тонна металлического лома!

— Эх! Даже тонну пожалели! — ударил в отчаянии шапкой о землю Генка. — Жмоты несчастные, а не волшебники! — И ехидно заметил: — А чайник, один-единственный чайник они дадут?

Синицын вяло запросил чайник. И вдруг оба испуганно отпрыгнули в сторону: на землю шлепнулся чайник.

Лысюра схватил его и жадно ощупал:

— Новенький, никелированный, — и заорал в угол, словно там кто-то прятался: — Эй, нам новых чайников не нужно, только старые, с дырками подавай!

И эта просьба была удовлетворена: появился старый, весь в ржавчине и с дыркой на боку чайник.

Синицын осмелел:

— Еще три чайника!

— Есть! — взвизгнул Генка. — Давай, проси еще десять. Еще!

Он едва успел отскочить, сверху градом посыпались чайники.

— Ур-ра! — вошел в азарт Лысюра. — Требуй двадцать!

— Может, чайников хватит? — возразил Макар. — Попросим что-нибудь другое, утюги, например.

— Можно утюги, — согласился Генка, — они тяжелые.

— Двадцать утюгов! — хлопнул в ладоши Синицын, и в ту же секунду раздался отчаянный вопль Лысюры.

Он подпрыгнул, задрав лицо с зажмуренными глазами к потолку и держась двумя руками за ушибленную ногу

— Смотреть надо! — орал Лысюра невидимым волшебникам. — Швыряете куда попало! Техники безопасности не соблюдаете!

Синицын утешил его:

— Скажи спасибо, что по голове не трахнули. Раскололи б, как орех.

Лысюра заковылял к бочке, уронил ее набок и залез внутрь:

— Теперь проси хоть танки!

— Нет, я кастрюли попрошу, — решил Синицын.

В самый разгар «сбора металлолома» заскрипела дверь и в сарай вошел дед Цыбуля.

— Это что за шум? — прошепелявил он — То вроде ладоши хлопают, то по крыше бегают, то вроде как гром гремит. Металлолом перебираете?

Он прошел взад-вперед, приглядываясь к куче ржавого старья.

— Много нанесли. Молодцы! — Старик подобрал с земли чайник, который «прилетел» самым первым — А этот чайник еще послужит. Добрая посудина. Ишь, кто-то выкинул. А ты чего в бочку залез? — спросил он у Лысюры и не дождавшись ответа, ушел, пообещав принести взамен чайника пилу без ручек.

— «Еще послужит!» — передразнил Генка. — Совсем новенький чайник! Поживился дед.

Они стояли перед горой разного металлического хлама.

— Хватит, наверное? — решил Синицын. — Здесь уже больше десяти тонн.

— Почему же они сразу не дали десять тонн, а по частям? — задумчиво произнес Лысюра.

— У них, наверное, весов не было, — пошутил Макар.

И оба захохотали над простаками-волшебниками, которые не смогли определить на глазок, сколько металлолома потребуется на десять тонн.

…Сообщение Лысюры о том, что у них уже есть десять тонн, не вызвало восторга. В классе воцарилась полная тишина.

Потом Живцов недоверчиво сказал:

— Этого не может быть.

И весь класс подхватил:

— Враки!

— Без паники, без паники! — поднял руку Лысюра. — Ну чего кричите? Пойдемте, я вам покажу…

И он стал пробираться к выходу. Четвертый «А» повалил за ним.

У сарая Генка остановился.

— Здесь все свои? — он встал на цыпочки. В задних рядах топталось несколько третьеклассников, из любопытства увязавшихся следом. — Гоните их в шею! — приказал Генка.

Когда приказание было выполнено, староста широко распахнул дверь сарая:

— Смотрите! Вот наши десять тонн.

Передние замерли у входа, но под напором задних протиснулись в сарай. Стали разглядывать ржавые вещи.

— Кто это собрал? Кто? — слышались то и дело восклицания.

Лысюра выпятил грудь.

— Много будете знать — скоро состаритесь. Самое главное — наш металлолом, наш, понимаете?

Под его нахальным взглядом кое-кто опустил глаза или отвел их в сторону.

— Чего же, понятно! — хмуро бросил Живцов. — Только никто из наших ребят его не собирал, и мы не будем считать эту кучу своей. Это нечестно.

Лысюра побледнел от злости.

— А ты чего лезешь всюду, Живцов? Чего лезешь? Ты собрал хоть килограмм металлолома? А? Собери столько, а потом будешь лезть!

— Я соберу! — насупился Живцов, в волнении снимая очки. — Столько, правда, не соберу, но зато это будет мой металлолом.

— Верно! — поддакнул Черепанов. — Пошли, ребята!

Друзья остались одни.

Генка сел на перевернутое ведро и вздохнул:

— Теперь Живцов будет докапываться, где мы достали столько металлолома. Настырный парень! Чересчур уж честный. Разобрать бы его на совете отряда за плохую учебу, так он учится хорошо. Да… — Он искоса посмотрел на Синицына. — Нет, ну ты мне скажи, Макар, что им еще надо?! Десять тонн для них собрали, а они недовольны. Почему?

Макар и сам не знал. Только чувствовал он, что когда кто-то за тебя что-нибудь делает — это неинтересно. Он по себе уже знал. Может, так же и ребятам?

— Слушай! — оживился Лысюра. — Я вот еще о чем хотел тебя попросить…

— Что еще? — насторожился Макар.

Генка смущенно заерзал на ведре:

— Понимаешь, у нас каждый день кто-нибудь да хватает двойку. А мне потом Нина Борисовна высказывает… Как бы так сделать, чтобы не было этих проклятых двоек. Ты не знаешь?

— Учиться надо. Стараться — и все. И не будет их.

— Скажешь тоже! Разве двоечники хотят учиться? Их к учебнику и трактором не подтянешь…

— Это верно… — вздохнул Макар, вспомнил, как ему тяжело было когда-то садиться за учебники.

— А я придумал! — воскликнул Лысюра. — Ты ведь все можешь! Так достань мне такой маленький радиоприемничек-радиопередатчик. Я сижу на задней парте, никто не обращает на меня внимания. А в это время у доски кто-нибудь отвечает урок. «Садись, — говорит ему Нина Борисовна, — ничего не знаешь, ставлю тебе два». Тогда я нажимаю кнопку и говорю тихонько в микрофон: «Не два, Нина Борисовна, а три. Это пионер хороший, исправится». И учительница выводит тройку.

— Ну да, — протянул Синицын. — Так она тебя и послушает!

— Приборчик-то будет волшебный! — доказывал Генка. — Его, то есть меня, все должны будут слушаться! Ну, попробуй, хлопни в ладоши, а?

Макар неуверенно повиновался. Как он и ожидал, никакого приборчика не появилось.

— Не получается, сам видишь, — пожал он плечами.

— Нет, Синицын! — грозно произнес староста. — Я вижу, что ты для коллектива не хочешь даже пальцем о палец ударить! Эх ты!

— Но почему обязательно с помощью волшебства? — забормотал Макар. — Вон в четвертом «Б» ни одной двойки нет, они ведь без волшебства обошлись.

— Сравнил тоже! Там коллектив нормальный. А тут всякие Живцовы мешают вывести класс в передовые. Для вас же стараюсь, а ничего не получается…

— Ладно, я попробую, — пообещал Макар.

— Так да или нет?

— Сказал, попробую.

Домой Макар возвращался расстроенный. Под ногами хрустел снежок. Иногда Синицын останавливался и, задрав голову, смотрел на звезды. Там космос, неведомые планеты. Говорят, там холодно, человек превращается в сосульку.

Он пошел дальше. Мысли были какие-то мрачные. Не нравилось ему, что Лысюра начал его эксплуатировать для того, чтобы стать лучшим классным старостой в школе.

Макар тяжело вздохнул. И тут его чуть не сбил с ног вылетевший из-за угла Гоша Шурубура. За ним гнался известный дворовой хулиган Коляша, второгодник-второклассник.

— Макар, дай ему, чего он лезет! — закричал Гоша, прячась за спину товарища.

Синицын угрожающе двинулся навстречу Коляше. Тот сразу же свернул в сторону, подскочил к дереву и стал раскачиваться, как обезьяна, вцепившись руками в ветку. Гоша швырнул в него снежком.

— Он меня у кочегарки подстерегал…

Синицын выудил из кармана несколько завалявшихся подсолнечных семечек и протянул их Гоше:

— Грызи.

— Ух ты, жареные. А что мало?

— Последние, — развел руками Синицын.

Гоша упрекнул:

— Трудно тебе еще достать? Забыл?

Синицын спохватился:

— Ой, правда! В кармане, понимаешь, нашел несколько штук…

Через минуту они грызли семечки, К ним приблизился Коляша и стал клянчить:

— Да-а-йте семок…

Ему наполнили растопыренные ладони, и он, довольный, убежал, преследуя рыжего кота.

— Ну, как жизнь? — полюбопытствовал Макар.

— Плохо, — вздохнул Гоша.

— Почему? — Синицыну казалось, что хуже, чем у него, не может быть.

— Елена Дмитриевна грозится из школы выгнать.

— За что? Ты ведь уроки знаешь на пятерку?

— За поведение, — нехотя пояснил Гоша. — На уроках не слушаю, верчусь, болтаю.

— Постой! — схватил его за рукав Синицын. — У меня тоже так было!

— Из школы выгоняли?! — заволновался Шурубура.

— Почти. Так я стал делать вид, что слушаю внимательно, и теперь все в порядке.

— Я не могу… — понурился Гоша. — Не получается. То назад оборачиваюсь, то в потолок начинаю смотреть. А Елена Дмитриевна уже заметила, что если я в потолок смотрю, то, значит, не слушаю. Она знаешь какая? Все видит! Рогатку в парте спрячешь, учебниками заложишь, а она все равно найдет. Во!

— А бывает у тебя такое, что иногда хочется уроки поучить? — спросил Макар.

— Бывает, — признался Гоша, — да что толку учить, если все знаешь? Мне иногда хочется двойку схватить, а то одни пятерки, даже неинтересно. Все вокруг так и вьются: «Гоша молодец! Гоша умница! Вундер-кит!» Противно… Вот раньше житуха была: двоек полно, все ругают…

— И мне тоже противно! — признался Макар. — А тут еще Лысюра пристал.

— Что, тоже хочет одни пятерки получать? А ты скажи: много вас таких на дармовщину.

— Нет, он требует такой приборчик, чтобы через него всем учителям приказывать, какие кому оценки ставить.

— Здорово! — восхитился Гоша. — Он что, директором хочет стать? А ты не давай ему этот приборчик, себе забери.

— Не могу! — сник Макар. — Он еще Поспеловой скажет…

Тут Синицын поперхнулся. А Гоша продолжал допытываться:

— Она что у вас, староста класса?

— Не в этом дело…

— Тогда чего ее бояться?

— Ну, она… как бы тебе сказать… — замялся Макар.

— А-а! Ябеда! Я знаю, все девчонки ябеды. А ты мне ее покажи, я ее подкараулю и так напугаю, что она не захочет больше ябедничать. Я умею их пугать!

— Нет, она не ябеда! — возразил Макар. — Она хорошая.

— Разве девчонки бывают хорошими? — вытаращился на него Гоша. — Все они или ябеды, или плаксы. Уж на что Лидка, моя сестра, даже по деревьям умеет лазать, а и то…

Синицын оборвал его:

— Еще семечек хочешь? — и поднялся. — Пошел я, а то скоро мама придет.

Когда стемнело, Макар снова прокрался к заветному холодильнику и, затаив дыхание, постучал:

— Тик-Так, Тик-Так! Выйди, покажись, важный разговор есть.

Ночь была глухая, безлунная, по небу неслись тучи, тонко высвистывал ветер в рамах окна. Вдруг засиял теплый свет на холодильнике, и Макар увидел мышонка с золотым хвостиком.

— Чего ты хочешь, добрый мальчик? Какое у тебя важное дело?

Макар стал торопливо объяснять:

— Ты обещал, что по первому моему желанию появится любая вещь. Я попросил приборчик, чтобы можно было через него приказывать учителю, какие кому оценки ставить, но он не появился!

— Знаю! — ответил мышонок. — Все твои желания исполняются по моей воле, но этого желания я не мог выполнить.

— Почему?

— Потому, что эта вещь дала бы тебе власть над поступками и делами других людей. А такая власть всегда приводит к злу.

— Я не для себя просил, — стал оправдываться Макар, — а для старосты класса. Он хочет, чтобы в классе не было двоек. Это же доброе дело!

— Скоро я скажу тебе свое решение, — ответил Тик-Так и торопливо скрылся…