Синицын отпрянул от стола. По белой скатерти расплывалось громадное черное пятно, похожее на паука.

— Эт-то я оставил пузырек открытым, — заикаясь пробормотал Живцов.

— Быстрее снимайте скатерть и — в ванную! — приказала Даша. — Попробуем отмыть…

Скатерть сдернули и потащили в ванную. Даша сложила ее углом и сунула под струю горячей воды.

— Поворачивай! Поворачивай! — помогал ей Лысюра.

Через плечо с несчастным видом заглядывал Синицын:

— Ну как, отмывается?

— Немного отмылась, — ответил Генка. — Но пятно видно.

Скатерть отжали и повесили на батарею. Пятно стало бледнее. Синицыну казалось, что оно занимает уже половину скатерти.

— Ну, Синицын, будет тебе! — сделала большие глаза Даша. — Я лучше побегу, а то еще и мне попадет.

Живцов и Лысюра нерешительно затоптались. Они явно почувствовали себя неуютно.

— Ну, мы это самое… пойдем… — почесал затылок Генка. — Я совсем забыл: к контрольной надо готовиться. По математике.

— И мне тоже, — Зина уронил с носа очки, но благополучно поймал их. — Домой к тому же далеко добираться. На двух трамваях и одном автобусе.

И ребята решительно направились в прихожую, стали торопливо одеваться.

— В общем, ты рисуй… Завтра мы придем за газетой. Договорились? — Генка тряхнул руку Синицына и как-то боком проскользнул в дверь вслед за Дашей и Живцовым.

Дверь захлопнулась. Синицын остался один.

«Скоро мама должна прийти! — вспомнил он. — Что делать, что делать?»

Он снова расстелил скатерть, а сверху положил стенгазету, полностью закрыв пятно. И вовремя! Едва он закончил, в комнате появилась мама. Она прошла прямо к столу и с любопытством стала рассматривать стенгазету.

— Молодцы! — похвалила она. — А где же заголовок?

— Да мне написать поручили, — вяло отозвался Макар.

— Тебе? — удивилась мама. — Ты ведь не умеешь.

— Поручили, значит, нужно суметь.

Мама, возмутилась:

— Есть же ребята, которые хорошо рисуют, зачем они поручили тебе? Я поговорю с Ниной Борисовной.

Макар испугался:

— Не надо говорить с Ниной Борисовной!

— Почему?

Синицын принялся лихорадочно выдумывать небылицы:

— Понимаешь, это у меня общественная нагрузка. И я попробую.

— Пусть тебе дадут другую, — заметила мама. — То, что тебе по силам.

— Так все нагрузки уже разобрали, а мне эта досталась.

Мама пожала плечами:

— Странное у вас что-то творится. — И ушла в спальню. — Ты думаешь ложиться? — крикнула она оттуда.

— Сейчас, мама!

Макар торопливо погасил свет, но не лег спать, а сел перед стенгазетой и, подперев щеку ладонью, задумался.

«Сколько бед принес этот день! Скатерть залил тушью. Заголовок не сделал. А еще придется завтра „Маленького принца“ отдать. Вот не отдам, пусть мою фамилию пишут под карикатурой!» Он с неприязнью посмотрел на толстого противного человечка, прячущего в шкаф свои книги. В смутном свете луны человечек, казалось, шевелился — то спрячется за шкаф, то вылезет…

Голова Синицына клонилась все ниже и ниже, пока нос не уткнулся в газету…

Когда он проснулся, за окном была ночь, луна, словно круглый электроплафон, светила в окно, на полу лежали голубые квадраты. Макар повертел головой и понял, что он спал, сидя прямо за столом. Что же его разбудило.

Из коридора донесся подозрительный шум. Синицын тихонько направился туда.

Неожиданно появился Брехун и, стуча коготками, двинулся за хозяином. Ночью он не лаял — к этому его еще папа приучил.

В коридоре Макар увидел Обормота. Взъерошенный, с горящими глазами, он рвался в ванную комнату, пытаясь открыть дверь. Шерсть на нем стояла дыбом, хвостом он стучал об пол, как палкой.

— Что тебе там нужно? — яростно шепча, спросил Макар и хотел оттащить Обормота от двери, но кот неожиданно больно царапнул его руку,

— Ах так! — разозлился Макар. — Я с тобой по-хорошему, а ты… Ну, погоди!

Он схватил кота за шиворот, открыл дверь — и Обормот с коротким злым мяуканьем полетел в темноту лестничной площадки. За ним молча ринулся Брехун, едва не сбив Макара с ног.

— Что это с ним? — удивился Синицын. Потом открыл дверь в ванную и включил свет.

— Никого… — разочарованно сказал он, озираясь. Мирно сияли никелированные краны. Стояли цветные флакончики с шампунем. В пластмассовом стаканчике дремали зубные щетки.

— Тик-так! — услышал вдруг Макар. Он заглянул в ванну и в изумлении вытаращил глаза: там сидел белый мышонок с золотым хвостиком.

— Как же ты попал сюда? — шепотом спросил Макар и взял мышонка на руки. — Тебя, наверное, кот загнал?

— Тик-так! Тик-так! Тик-так! — пронзительно пискнул мышонок и затих. Он сидел в ладонях Синицына и мелко дрожал. «Как странно он пищит!» — подумал Макар и поднес его ближе к свету. Восхищенный, замер. Хвост и усики у мышонка действительно оказались золотыми. А глаза были янтарного цвета, окруженные крохотными золотыми ресничками. Макар осторожно погладил по мягкой белоснежной шерстке. Мышонок шевельнул хвостиком, замигал и начал обнюхивать палец Макара.

— Что, есть, наверное, хочешь? Ну пойдем, я тебя накормлю.

Он понес мышонка на кухню и накрошил в ладонь немного хлеба. Мышонок понюхал его, но есть не стал.

— Ну, тогда иди домой. — Макар опустил мышонка на пол, тот метнулся и пропал под холодильником. Синицын со вздохом собрал крошки и бросил их вслед мышонку:

— Проголодаешься — пожуешь.

Он выключил свет и уже собрался уходить, но услышал тоненький голосок:

— Тик-так, добрый мальчик! Ты меня слышишь?

Синицын вздрогнул.

— Кто ты такой? — спросил он и почему-то встал по стойке смирно, как на уроке физкультуры.

— Я мышонок Тик-Так, живу в вашем холодильнике.

— В холодильнике? — удивился Макар.

— Да. Я слежу за тем, чтобы он хорошо работал.

— Ух ты! — восхитился Макар. — И тебе не холодно?

— Нисколько. Я окружаю себя шубой из теплого воздуха.

— Но как ты туда попал?

— О, это долгая история. Когда-нибудь я расскажу тебе ее. Но мне сейчас пора. Говори, чего тебе хочется, добрый мальчик?

Синицын принялся лихорадочно соображать. Но, как назло, ничего не приходило на ум Макару. Очень хотелось спать.

— Да я ничего не знаю.

— Ну что же, — пискнул мышонок. — Ложись спать, утро вечера мудренее…

И мышонок Тик-Так, вильнув золотым хвостиком, исчез

Макару еще сильнее захотелось спать. Просто ужасно. Глаза у него так и слипались.

Он добрался до кровати, кое-как разделся и только нырнул под одеяло, как мгновенно заснул. Последнее, что он услышал, был противный крик Обормота под дверью.