Уж не знаю, что это за традиция, но очень давняя. В централах первоходы, ожидая отправки в колонию, про нее много говорят, а второходы просто ждут с фатализмом.
Тряпка — своеобразный фильтр. Управление зоной осуществляется формально (администрацией) и неформально (блатными). Ну и тряпка — это как красная и синяя таблетки, которые Морфеус предлагал Нео. Взял тряпку — отказался от притязаний на неформальное лидерство. Не взял тряпку — показал, что отрицаешь ментовской закон. Это, конечно, надо проверять, поэтому брать инструментарий клининга понуждают, подвергая пыткам и избиениям. Но есть важный момент: взяв тряпку, ты не становишься «красным» или «обиженным». Ты спокойно живешь «мужиком», но не можешь быть блатным. Если ты взял тряпку, после этого уже нет смысла, например, отказываться от работы.
У ментов задача не в фильтрации, а в снижении авторитета — ведь прекрасно разбираются в криминальной догматике и манипулируют ею. В «Нарышкино», например, до определенного времени тряпку брали все. Ну, если кто и не взял, то я про таких не слышал, их было статистически незначимое количество. Такой подход обесценивает систему фильтрации: если тряпку взяли все, то тряпка «не канает». Зэки как бы договариваются, что тряпку взяли в режиме мусарского беспредела, и фильтрация по принципу «блатной — не блатной» какая-то другая. Но в общеуголовной иерархии такие зэки уже высоко котироваться не могут.
Тряпка — далеко не единственный ментовской инструмент, но, скажем так, наиболее часто употребимый. Где-то заставляют зубной щеткой чистить унитаз, где-то — целовать деревянный хуй, где-то — есть из посуды обиженных, где-то — кукарекать и так далее. Главное — предложить действо, крайне неприемлемое для «порядочного» арестанта.
Я сначала не хотел писать о том, что именно делают с теми, кто не берет тряпку, так как все равно знаю это только из баек. Но ведь книга про тюрьму как-никак, без жесткача не обойтись.
Бьют ногами и дубинками. В основном — по ногам и заднице, чтобы не убить. Отдельно бьют в пах. Потом несколько сотрудников берут и макают головой в унитаз. Ужасное унижение для любого человека, а для зэков, с учетом их трепетного отношения к моче и санитарного состояния тюремных унитазов, — унижение чудовищное. Конечно, добавляются и какие-то садистические излишества, в зависимости от принимающей смены. Но вышеописанный «комплекс упражнений» — судя по всему, стандартный, я слышал о нем в рассказах пары десятков различных з/к. (Кстати, только что узнал, что з/к на самом деле означает «заключенный каналоармеец», и спешу поделиться этим знанием. Каналоармеец. Очуметь можно!) Едва ли где-то есть секретная инструкция по применению пыток. Думается, схожесть процесса во всех колониях связана с тем, что, во-первых, фантазия вертухаев не сильна, а во-вторых, больше-то и не надо, так как все это очень больно. Ну конечно, есть и крепкие орешки, поэтому также широко используются обвязанная тканью арматура и молотки и применяется мера воздействия в виде подвешивания при помощи наручников в разных неудобных позах. Правда, ни разу я не слышал, чтобы на «приеме» пытали током. Слишком высокотехнологический и громоздкий способ для этого стремительного процесса.
Током пытают в отделениях милиции. Должен ведь и у них быть фирменный стиль. Вот буквально вчера один домушник рассказывал, как пьяный высокопоставленный сотрудник МВД «уговаривал» его взять на себя дополнительно пятьдесят эпизодов: «Сначала разбил колено молотком. Потом достает… я думал — гвозди, прибить к стулу хочет. А это оказываются не гвозди, а напильники, и он мне говорит: „Сейчас я тебе буду зубы пилить“. Вот, думаю, только мне не хватало, чтобы зубы выпилили».
Вообще, истории про пытки в ментовке, СК и ФСБ куда более лютые. Ведь там чуваки что-то именно выпытывают, а в ГУЛАГе — скорее наказывают, поэтому причиняют скорее тупо нестерпимые страдания, чем изощренно нестерпимые. Очень много историй про пытки родных. Такое, как правило, почему-то случается в сельских районах богооставленной — может, из-за того, что меньше вероятность выхода информации в публичное поле. Один мужичок лет 60 рассказывал, что нашел у себя в доме соседа — мертвого и ограбленного. Сам-то он стоически перенес побои, потеряв зрение на одном глазу, но сознался после того, как менты стали полуторалитровыми бутылками «Святого источника» лупцевать его престарелую жену по голове. Чистосердечное признание — до сих пор матушка всех доказательств.
Но иногда рассказывают и о каких-то фсиновских пыточных в стиле фильмов Роба Зомби. Существует такая штука — «резинка», комната для особо буйных. Там нет вообще ничего, даже окон. Зэк помещается туда голым, все, чем он может развлекать себя, — это испражняться в дырку в полу. Не всегда комнаты квадратные или прямоугольные, иногда они имеют форму сферы или перевернутого конуса. А теперь я вас оставлю на секундочку наедине со своей фантазией: подумайте, каково посидеть в таком месте недельку.
Неправильно делить сотрудников на садистов и не садистов. У них, конечно, есть оттенки и степени, но в местах, где пытают, в этом участвуют все. Круговая порука. Делать различия между тем, кто держит зэка за ноги, и тем, кто загоняет в него черенок от лопаты, по-моему, не стоит совсем.
Но далеко не везде пытают сотрудники. Я бы даже так сказал: сегодня только совсем уж тупые гулаговцы пытают собственноручно. Дубинками и шокерами, конечно, бьют, но применение спецсредств можно обосновать, тем более, что в России есть прекрасный «закон садистов», в соответствии с которым зэка можно ударить почти за все. Снимать побои может приехать прокурор — и на любой след от шокера найдутся нужные бумажки и единогласные показания 25 дородных инспекторов, что тощий зэк кидался на них с табуреткой. А вот со следами удушья или кипятильника труднее. Поэтому в особо одиозных местах пытками занимаются сами зэки. Это всегда хуже, так как жестокость и фантазия у них уровнем повыше. Кроме того, угрозы изнасилования из их уст, очевидно, звучат более устрашающими. Ну и подбираются зэки фактурные, громадных размеров. Помните советский мультик «Остров сокровищ»? Там был пират, который откусывал кусок деревянного перекрытия в кабаке. Что-то такое приходит на ум.