— Ну, как продвигается книга?

— Пишу потихоньку. Сейчас как раз в «Нарышкино» приехал.

— И про меня напишешь?

— Обязательно. И про тебя, и про Анатолича тоже.

— И что напишешь?

— Правду напишу. Напишу, что Анатолич садист по идейным соображениям, а ты — по причине психологических девиаций. Честно сказать, боюсь, что ваши образы не получатся на сто процентов достоверными: давно вас знаю и потому сильно подвержен воздействию стокгольмского синдрома.

Этот диалог у меня состоялся сегодня, когда двое режимников выводили меня делать флюорографию. Я так понимаю, в рамках профилактики туберкулеза. Видимо, это работает, так как за все время моего пребывания в «Нарышкино» ни у меня, ни у какого-либо иного з/к туберкулеза не выявлено. По идее, обследование должны делать раз в полгода, но, по моим ощущениям, водят раз в два-три месяца. Наверное, так часто не слишком полезно, но зэки, которые сидят под крышей, рады любой прогулке. Это как маленькое приключение. Если долго сидеть взаперти, развивается очень нежное чувство к открытым пространствам.

Но вернемся к моему знакомству с ИК-5 «Нарышкино». После приема и матобеспечения мы как раз проследовали по открытому пространству из помещения ШИЗО/ПКТ в карантинное отделение. Там всем было сказано сгрузить матрасы и встать по периметру здания в позах — но не тех, что в игре «Море волнуется», а для обыска. После обыска стали приглашать по одному внутрь барака.

Вот в этом месте и должна была быть «тряпка». Я уже стал ее искать глазами, но увидел только какого-то мента, который сказал, что вот там (в комнате приема пищи) надо ознакомиться с документами. Туда я и устремился.

Познакомиться нужно было с распорядками дня и документами по охране труда. Самих нормативных актов не было, только бланки о подтверждении их изучения. «Будет время, почитаю», — рассудил я.

— Мужики, а Навальный приехал? — спрашивает Нагиев. То есть не совсем Нагиев, а какой-то местный зэк, как две капли воды похожий на Нагиева.

— Приехал, — говорю. Нагиев уходит.

Нагиев оказался Колей — завхозом карантина. Показал мне мою шконку и пригласил в каптерку. Там, помимо Николая-Нагиева, был еще один зэк. У вас в сознании наверняка есть стереотипный образ зэка — скорее всего, даже несколько. Должен быть образ условного громилы, стукача, пахана и просто скользкого типа. Представьте последнего и поймете, как выглядит Промокашка.

— Здоровенько!

— Здорово!

— Здорово!

— Промокашка.

— Коля.

— Олег.

— Как дела?

— В целом — нормально.

Закурили, Промокашка рассказал, что ему с воли «позвонили за меня» и «хорошие слова сказали».

— Угу, говорю. А кто звонил?

— Леха Тайсон.

— А-а-а… — я почему-то вспомнил, как Майк Тайсон (единственный Тайсон, которого я знаю) откусывает ухо Холифилду.

Дальше Промокашка говорит, что есть возможность устроить меня завхозом. Я тактично отказываюсь, поясняя, что руководить зэками мне как-то не хочется. Промокашка грустит, но вида не подает.

Общаемся ни о чем. Курим.

Приходит мент, меня ведут к руководству. Там начальник колонии и толстый хрен.

— Привет, Олег Анатолич. — Видимо, с толстым хреном мы уже друзья. — Это начальник колонии, Афанасьев Юрий Юрич.

«Поросенок», — подумалось мне. Не потому что я люблю придумывать обидные клички. Просто этот очень розовенький оказался. А если бы существовал чемпионат по бегающим глазкам, он наверняка был бы призером. Ну и улыбается как-то натужно. Сейчас написал и понял, что совокупность описанных черт как-то совсем не может служить характеристикой поросенка.

Не знаю, почему именно так сработал ассоциативный ряд, но Юрий Юрича мне сразу захотелось угостить желудем.

Дальше опять пошли разговоры про мои лагерные перспективы. Я говорю: мне бы с деревом работать. Они говорят, что здоровье мне вряд ли позволит, и опять вангуют, что отрежу себе пальцы. Ну и в таком духе проистекает разговор. Все стоят на своем, у всех портится настроение. Неожиданно переходим к медийности.

— Вот, — говорят, — уже ненужное внимание на колонию.

— Ну, сам-то я сюда не рвался, — отвечаю.

— Это-то понятно, но внимание тут не нужно. А то вот в интернете пишут: «Когда Олега Навального сделают петухом?»

— Что, действительно так и пишут?

— Действительно.

— Нездоровый интерес какой-то.

— Так что давай не будем общаться через интернет.

— Я только за прямой диалог.

— Ну вот и отлично. Значит, отряд тебе уже подобрали. Какой отряд, Юрий Юрич?

— Номер 8.

Информационное отступление. О том, что я должен попасть в отряд № 8, я знал еще до приезда в «Нарышкино». ХА (хитрый армянин — кстати, ХА также совпадает с его инициалами) сказал, что за неделю до моего приезда прежних сидельцев — особо мурчащий, то есть блатной, отряд — расселили и в общежитии сделали ремонт. Чтобы № 8 был не просто отряд, а отряд с показательно хорошими бытовыми условиями. А после ремонта все окна занавесили, и какие-то люди, опознанные как связисты, на сутки зашли и, цитирую ХА, «в-рот-выебали-весь-барак», что на нормальном лексиконе означает установку негласного аудио-видеонаблюдения. Это помимо пяти видеокамер, установленных официально. Секретность у операции «Прослушка» была та еще. О том, что в отряде установлена прослушка, мне не сказал, наверное, только дядя Георгий, потому что «дядя Георгий» — это памятник Георгию Победоносцу на территории колонии. Но прослушка-то — бог с ней. Главное — это планируемая комплектация отряда, который должен был состоять из хозобслуги. А вот становиться хозобслугой в планах у меня как раз и не было.

— Зачем же, говорю, сразу отряд № 8? Ведь есть, возможно, и другие варианты.

— Бросай ты, Олег, эту криминальную романтику. Это красный лагерь, понимаешь? КРАСНЫЙ. Здесь раньше вообще бы через повязку поднимались.